Мои воспоминания о русской революции. Дворец ольги валериановны палей в царском селе

История жизни Ольги Палей

Дворец носит имя своей хозяйки Ольги Валериановны Палей - долго не признаваемой жены великого князя Павла Александровича. Об Ольге Валериановне Палей (в девичестве Карнович) написаны книги и изданы мемуары о ее жизни. Ольга Палей дочь действительного статского советника и камергера В. Г. Карновича. В двадцать лет она выходит замуж за поручика конной гвардии Эриха-Герхарда фон Пистолькорса. Их семья ведет обычную светскую жизнь: делает визиты, устраивает приемы. Ольга Валериановна умела быстро сходиться с людьми, вокруг нее образовался круг поклонников, в который стал входить и овдовевший великий князь Павел Александрович. Павел Александрович долго скрывал связь с Ольгой от своей семьи. Скрывал даже тогда, когда у них в 1876 году родился сын Владимир. Потом появились две дочери - Ирина и Натали. Все они носили фамилию Пистолькорс.

Только в 1901 году Ольга Валериановна смогла получить развод. С этого времени она и князь везде бывали вместе. Вскоре после публичного скандала император Николай II осудил дядю за недостойное поведение. И Павел Александрович со своей пассией и детьми уезжает за границу. Там они «сходятся» с баварским королем Леопольдом, и он жалует Ольге Карнович первый пышный титул - графини Гогенфельзен. В октябре 1902 года в Италии пара обвенчалась. Об этом событии узнает российский император и лишает своего дядю всех званий и должностей, а также запрещает приезжать в Россию.

История дворца

В 1911 году их прощают и разрешают вернуться на родину. В этом же году начинаются работы по возведению их нового семейного гнезда.Предшественницей дворца княгини Палей была усадьба, построенная в 1820-е годы для статского советника И. Д. Черткова. В 1839 году усадьба отошла к вдове генерал-лейтенанта Пашкова, в связи с этим и переулок стал именоваться Пашковским. С 1868 по 1910 год домом владела жена сенатора Н. М. Половцева и ее наследники.

В 1911 году старый дом разбирают и к 1914 году строят ныне существующее здание в стиле раннего французского классицизма. Дворец представлял собой сложное трехэтажное здание. Первый этаж был парадным, на втором располагались жилые комнаты, на третьем, мансардном этаже были комнаты для прислуги. Внутренняя отделка и мебель изготавливались на заказ во Франции, в подражание Версальскому дворцу. Дом имел все самые современные коммуникации: собственную электростанцию и водопровод.

Начало 20 века в истории семьи Палей

Первая мировая война, начавшаяся в 1914 году, резко изменила ход жизни страны и семьи Романовых. Павел Александрович с сыном Владимиром уходят на войну, а Ольга Валериановна размещает в одном из корпусов своего дворца лазарет для раненых. Жертвует крупные суммы госпиталям, активно оказывает помощь всем нуждающимся. Палей известный украинский род, находился в родстве с Карновичами.

Своей добротой и активностью мадам Гогенфельзен сумела расположить к себе императорскую семью, и в 1915 году она и ее дети от брака с великим князем получили родовую фамилию Палей и русский княжеский титул, передающийся по наследству. С этого момента она становится официально признанной княгиней Ольгой Палей. Вскоре началась революция. Семью Палей взяли под домашний арест. Павла Александровича арестовали и поместили в Петропавловскую крепость. Через две недели их сына Владимира отправляют в ссылку на Урал, где он будет убит. А в январе 1919 года и великого князя Павла Александровича расстреляют. После смерти мужа княгиня бежала в Финляндию к своим дочерям, затем жить они переехали в Париж.

Современное время

• С 1952 года здесь находится строительное училище Военно-морских сил, впоследствии ПВВИСУ и ВИТУ.
• С 1919 по 1926 годы в здании находился музей, в котором хранились Царскосельские коллекции В. П. Кочубея, Вавельберга и других.
• В 1926 году часть коллекций вернули владельцам, часть распродали, часть передали в Эрмитаж, а книги - в библиотеку.

• В 1926 году по инициативе Кирова здесь открыли Дом партийного просвещения.
• В годы Второй мировой войны во дворце располагались немецкие захватчики и здание сильно пострадало.
• В 1952 году дворец передали Военно-морскому министерству.

• После реконструкции дворца в 1954 году под нужды учащихся здание приобрело характерные черты русского классицизма рубежа 18-19 веков.
• Сейчас дворец находится в запущении и реставрационные работы по его восстановлению не ведутся.

Редакция сайта Пушкин.ру

14 декабря 1865 года родилась Ольга Палей, мемуаристка, морганатическая супруга великого князя Павла Александровича.

Личное дело

Ольга Валериановна Палей (урожденная Карнович, 1865-1929) родилась в Санк-Петербурге в семье действительного статского советника и камергера Валериана Гавриловича Карновича. Маленькая Лёля, как называли девочку родные, в детстве мало чем отличалась от своих сверстниц: хорошо училась, запоем читала, сама пробовала сочинять стихи, занималась традиционно музыкой и танцами. Современники отмечали, что девочка имела удивительные для ребенка чувства такта и собственного достоинства.

В неполные двадцать лет Ольга была выдана родителями замуж за поручика конной гвардии, обрусевшего шведа Эриха Герхарда фон Пистолькорса. Всего за три с половиной года стала матерью троих детей - сына и двух дочерей. Роды, однако, не испортили ее фигуру. Ольга Пистолькорс стала уважаемой полковою дамой. Устраивала приемы, которые славились своей изысканностью и придирчивым отбором приглашенных. Молодая, изящная супруга офицера быстро сходилась с людьми, умела покорять сердца. Она прекрасно пела, почти профессионально играла на фортепьяно, была в курсе всех литературных новинок и могла поддержать любой, самый сложный разговор.

Довольно скоро вокруг «милейшей Ольги Валериановны», которая для своих была просто Лёлей, составился кружок преданных ей поклонников, среди которых, числился и дядя будущего императора Николая II Великий князь Владимир Александрович. Великий князь был очарован прекрасной офицершей, также как и его супруга - Великая княгиня Мария Павловна.

«Михень», как ее называли близкие, претендовала на роль «Первой дамы России», несмотря на существование настоящей, царствующей императрицы. Великая княгиня не только приглашала мадам фон Пистолькорс на чаепития в свое «палаццо» на Дворцовой набережной, но и не гнушалась наносить ответные дружеские визиты. Это открыло Ольге возможность заводить знакомства в высшем свете.

Благодаря расположению Великого князя Владимира Александровича, являвшегося командующим царской гвардией, стремительно развивалась и карьера Эриха фон Пистолькорса, который довольно скоро стал полковником. На блестящие рауты к «маме Лёле» в скромный полковничий дом собирались все сливки великосветского общества Петербурга.

В какой-то момент постоянным гостем на этих раутах стал овдовевший Великий князь Павел Александрович, который приезжал обычно вместе с племянником, тогда еще - наследником престола, цесаревичем Николаем (будущим императором Николаем II) и двоюродным братом Великим князем Константином Константиновичем.

Младший сын императора Александра Второго, славившийся изяществом вкуса и пристрастием к игре в любительских театральных постановках, был покорен артистизмом прекрасной полковницы. У них начался роман.

В декабре 1897 года Ольга родила от Павла сына Владимира. Мальчик носил фамилию Пистолькорс, поскольку только осенью 1901 года она получила от мужа развод. После развода практически в открытую переехала в дом Великого князя. Хотя Павел Александрович и был вдовцом, его связь с Ольгой Пистолькорс нарушала все негласные законы царской семьи. Великие князья не могли жениться на «неравнородных», то есть не принадлежавших к одному из правящих родов Европы женщинах. Более того, разведенные женщины вне зависимости от происхождения автоматически лишались доступа к императорскому двору. Назревал скандал. Двух детей Павла Александровича от первого брака забрала к себе под опеку и увезла в Москву «тетя Элла» - Великая княгиня Елизавета Феодоровна, сестра Государыни Александры и супруга старшего брата Павла Великого князя Сергея Александровича.

Павел понимал, что не получит разрешения уже вступившего к тому времени на трон Николая II на брак с разведенной Пистолькорс, и пара была вынуждена покинуть Россию. 10 октября 1902 года они обвенчались в Ливорно.

В России об этом узнали очень быстро. Николай II писал императрице - матери Марии Феодоровне из Ливадийского дворца в Крыму:
«Я узнал об этом от Плеве из Петербурга, а ему сообщила мать мадам Пистолькорс. Несмотря на источник такого известия, я желал проверить его и телеграфировал дяде Павлу.
На другой день я получил от него ответ, что свадьба совершилась и что он пишет мне. Через десять дней это письмо пришло. Вероятно, как и в письмах к тебе, он нового ничего не сообщает, а только повторяет свои доводы. Управляющий двором сообщил мне, что в день отъезда своего за границу дядя Павел приказал ему дать в вагон 3 миллиона рублей из своей конторы, что и было исполнено. Из этого вполне видно, что дядя Павел заранее решил провести свое решение в исполнение и все приготовил, чтобы остаться надолго за границей. Еще весною я имел с ним крупный разговор, окончившийся тем, что его предупредил о всех последствиях, которые его ожидают, если он женится.. К всеобщему огорчению, ничего не помогло. Как все это больно и тяжело и как совестно перед всем светом за наше семейство!».

После этого поступка Павлу Александровичу был запрещен въезд в Россию, его отчислили со службы и лишили всех офицерских званий.

Вместе с новой женой они жили в Париже, часто путешествовали, в основном по Франции и немецким курортам. В 2003 году у Ольги и Павла родилась дочь Ирина.

В 1904 году баварский принц-регент Луитпольд даровал Ольге Пистолькорс и ее детям от Павла Александровича титул графов фон Гогенфельзен. В 1905 году у пары родилась еще одна дочь - Наталья.

В 1908 году смягчившийся Николай II разрешил своему дяде Павлу с новой семьей вернуться в Россию. Его супруга получила разрешение поселиться в Царском Селе, поблизости от резиденции великого князя Владимира Александровича. Однако доступ во дворец для «"мадам " князя Павла» был категорически закрыт.

Вскоре после начала Первой Мировой Великий князь Павел Александрович вновь поступил на военную службу - командиром Первого гвардейского корпуса, затем инспектором войск гвардии, а его супруга принялась хлопотать о размещении в одном из этажей своего дворца большого лазарета для раненых. Кроме того, она жертвовала крупные суммы госпиталям и санаториям, носящим имя Ее Императорского Величества; на свои же личные средства снабдила хирургическим инструментом несколько санитарных поездов. Также графиня Гогенфельзен была председательницей Совета Всероссийского общества помощи военнопленным и исправно посещала все заседания Комитета помощи жертвам войны и перемещенным лицам, который возглавляла цесаревна и Великая княжна Татьяна Николаевна, и там тоже щедро оказывала помощь всем, кто в ней нуждался.

Своей сердечностью и неуемной энергией Ольга расположила к себе юную цесаревну Татьяну, и та, возможно, сумела повлиять на царственных родителей и августейшую бабушку. В 1915 году ее брак с Великим князем Павлом Александровичем был признан законным, а она сама и их дети получили российский княжеский титул и фамилию Палей.

Вскоре после получения титула новоиспеченная княгиня Ольга была впервые приглашена в Аничков дворец на семейное чаепитие к вдовствующей государыне Марии Федоровне, а через несколько дней ее приняла и молодая императрица Александра Федоровна. В конце аудиенции Ольга преподнесла ее величеству небольшой сборник стихов своего сына Владимира, которому уже исполнилось 18. Несколько дней спустя Александра Федоровна в одном из писем императору на фронт написала, что «очарована прелестью строк юного князя - стихотворца» и часто перечитывает подаренную книгу.

Ольга Палей достигла вершины, добилась всего, чего так страстно желала. До Февральской революции оставалось меньше двух лет.

После отречения императора Николая II семья Великого князя Павла осталась в своем имении в Царском селе. В марте 1918 года было издано предписание всем членам семьи Романовых явиться в ЧК. Поскольку Павел Александрович был болен, Ольга представила в Петроградскую ЧК врачебное свидетельство о том, что он явиться не может. В семье надеялись, что сына Владимира, не носившего фамилию Романовых, оставят в покое. Однако в ЧК потребовали, чтобы Владимир Палей явился к ним на следующий день. Там ему предложили подписать документ, что он более не считает Павла Александровича своим отцом, пригрозив в противном случае ссылкой. Предложение было отвергнуто.

В марте 1918 года Владимир Палей был сослан на Урал, а 18 июля того же года был казнен - сброшен в шахту Новая Селимская в 18 км от Алапаевска вместе с другими членами царской семьи.

В августе 1918 года Великий князь Павел Александрович был арестован и заключен в тюрьму в Петрограде. 30 января 1919 года его вместе с тремя другими Великими князьями расстреляли как заложников в ответ на убийство Розы Люксембург и Карла Либкнехта в Германии.

Пережив арест и казнь мужа и сына, Ольга Палей вслед за дочерьми в 1919 году бежала в Финляндию. Оттуда перебралась во Францию, где они с мужем, возвращаясь в Россию из вынужденного изгнания, оставили в парижском банке приличную сумму денег.

Остаток жизни Ольга Палей прожила в Париже, где опубликовала книгу воспоминаний о жизни в России в 1916—1919 годах (фр. Souvenirs de Russie).

Ольга Палей. 1910

Чем знаменита

Вторая (морганатическая) супруга Великого князя Павла Александровича - младшего сына императора Александра II и дяди последнего российского императора Николая II. Обладательница необыкновенного обаяния и неукротимой энергии, Ольга Палей сумела добиться в жизни очень многого, став из «полковой дамы» женой Великого князя. «Ее очарование было столь притягательным, что, называя ее за глаза "хищницей, выскочкой", "дамой - полковницей", - добрая половина великосветского Петербурга считала честью для себя позавтракать или отобедать именно у нее, графини Гогенфельзен, княгини Палей», - писали исследователи ее биографии.

Все, чего Ольга Палей добивалась всю жизнь и в итоге добилась - семья, титул, успех в высшем обществе, высокое положение в свете - в итоге было в одночасье разрушено революцией, а сама она, потеряв мужа и сына, превратилась в беженку, вынужденную доживать свой век дали от родины.

В 2017 году издательство «Захаров» выпустило книгу мемуаров «Ольга Палей. Воспоминания о России. С приложением писем, дневника и стихов ее сына Владимира».

О чем надо знать

В 1911 году в Царском Селе началось строительство дворца для княгини и её супруга по проекту архитектора Карла Шмидта. Здание, известное ныне как дворец Ольги Палей, было построено в неоклассическом стиле и походило на французские дворцы, такие как версальский Малый Трианон. В оборудовании усадьбы использовались все возможные новшества для устройства удобного жилища - здесь были даже водопровод и автономная электростанция. Строительство было закончено в 1914 году — за несколько месяцев до начала Первой мировой войны. В комнатах и залах дворца разместились обширные коллекции князя и его жены. На главном фасаде предполагалось поместить великокняжеский герб Павла Александровича, однако этому воспротивился государь, поскольку домовладение официально принадлежало графине Гогенфельзен.

Ольга Палей жила в собственном дворце в Царском Селе до января 1919 года. В 1918 году, после национализации дворца, в парадных залах первого этажа была открыта музейная экспозиция. Экскурсии по музею дважды в неделю водила сама бывшая хозяйка дома.

Позже в здании разместился дом партийного просвещения им. С. М. Кирова. В 1952 году здание передали Строительному училищу ВМС СССР. Оно было сильно перестроено, в частности, вместо мансарды устроен третий этаж, вместо лоджии и балкона — портик с фронтоном в стиле петербургского классицизма.

В начале 2010-х годов дворец оказался заброшенным и простоял бесхозным несколько лет. В настоящее время передан на правах оперативного управления Научно-исследовательскому детскому ортопедическому институту им. Г. И. Турнера.

Прямая речь

Из письма Великому князю Владимиру Александровичу (апрель 1898 года): «Мой дорогой Главнокомандующий! Вы были так добры ко мне заехать, и я, избалованная Вами, смутно надеялась, что Вы повторите Вашу попытку. Но, увы! Оттого в жизни и бывают разочарования, что мы надеемся на слишком многое!!! Итак, неужели Вас до моего отъезда не увижу? Сегодня я исповедуюсь, завтра приобщаюсь, а потому - простите меня, грешную, во - первых, во всем, а во вторых за то, что я попрошу Вас приехать ко мне в четверг, от трех до шести, или же в субботу в то же время. Я прошу заехать оттого, что хочу Вам дать, как всегда, маленькое яичко на Пасху и боюсь, что на праздник Вас не увижу. Всегда всем сердцем Ваша - Ольга Пистолькорс».

Запись в дневнике Великого Князя Константина Константиновича о визите к Ольге с наследником престола цесаревичем Николаем (8 июня 1893 года): «В семь часов мы с Ники поехали обедать в Красное Село, к жене конногвардейца Пистолькорс, так называемой «Маме Леле». Там был Павел, мадам Трепова, новый командир конвоя Мейендорф и его жена … Получив от нее записки с приглашениями, мы было смутились; Ники написал Павлу; как быть? Павел просил приехать, говоря, что будет очень весело. И действительно, скучно не было».

Из письма будущего императора Николая II Ольге Палей: «Милая Мама Леля! Очень прошу простить меня, но ввиду более раннего моего отъезда в Англию, я не буду иметь удовольствия завтракать у Вас в городе, как было условлено раньше. Я тем более сожалею, что завтрак у Вас мог бы служить продолжением того прекрасного вечера восьмого июня, который так весело прошел у Вас в Красном».

Из письма императора Николая II Великой княгине Марии Павловне, рискнувшей пригласить «милейшую Ольгу Валериановну» в ложу Императорской семьи в театре: «Моя жена и я считаем случившееся вчера совсем неприличным и надеемся, что такой случай в той или другой царской ложе больше не повторится! Мне было в особенности обидно то, что Вы сделали это без всякого разрешения с моей стороны. При Папа ничего подобного не случилось бы.. Не забывайте, что я стал главой семейства и что я не имею права смотреть сквозь пальцы на действия кого - бы то ни было из членов семейства, которые считаю неправильными или неуместными».

4 факта об Ольге Палей

• Ольга Пистолькорс почти во всех своих посланиях к Великому князю Владимиру Александровичу просила его «умолчать пред всеми» об их переписке и «разорвать каракули». Но, по-видимому, Владимир Александрович слишком дорожил ими, чтобы уничтожить: они так и остались в его личных бумагах.
• Младшая дочь Ольги и Эриха Пистолькорс Марианна (1890—1976), предположительно входила в компанию князя Феликса Юсупова во время убийства Григория Распутина.
• Ольге была императором дарована фамилия Палей, поскольку так называлось одно из крупных имений великого князя Павла. К тому же украинский род Палій находился в родстве с Карновичами - это была фамилия одного из выдающихся предков Ольги Валериановны, чья бабушка по материнской линии звалась Ульяна Егоровна Палей-Гурковская.
• Царскосельское собрание из особняка Палей после национализации распределили по государственным музеям, однако некоторые предметы были проданы, в частности, коллекционеру Вейсу из Лондона. Поселившись в Париже после бегства из России, Ольга возбудила судебный иск против лондонского собирателя. Процесс, освещавшийся в 1926 году в печати, получил название «Палей-Вейс». Лондонский суд, однако, признал законность сделки и оставил иск княгини без удовлетворения.

Материалы об Ольге Палей

Обстоятельства настоящего дела таковы. Вечером 16 мая 1894 г. в гостиницу «Европа» (Петербург) пришел студент Института путей сообщения и потребовал комнату. Получив номер, студент вышел к ожидавшей его у подъезда даме, лицо которой было прикрыто густой вуалью, провел ее в гостиницу, где они поужинали, и вскоре закрылись в номере на ключ. На другой день утром по звонку студента в номер был принесен чай, после чего дверь снова была закрыта на ключ. Примерно до часа из номера не было слышно никаких звуков. Около часа вдруг раздались два выстрела, из номера выбежала окровавленная женщина и с криками: «Спасите! Я совершила убийство и ранила себя. Скорее доктора и полицию - я все разъясню» и «Я убила его и себя», - упала на пол.

Прибывшими на место происшествия следственными чиновниками и полицейскими агентами было установлено, что убитый оказался Александром Довнаром - студентом Института путей сообщения.
Ольга Палем и Александр Довнар долгие годы поддерживали между собой интимные отношения, причем вначале Довнар собирался жениться на ней, но впоследствии отказался от этой мысли. Ольга Палем страстно любила Довнара и не могла отказаться от мысли быть с ним вместе всю жизнь. На вопрос о причине убийства Довнара Ольга Палем показала, что она хотела убить и себя, и его, но, убив его, только ранила себя, о чем очень сожалеет.

На основе собранных по делу доказательств было сформулировано обвинительное заключение, которое квалифицировало деяние подсудимой как преднамеренное, заранее обдуманное убийство. Защита настаивала на переквалификации действий Ольги Палем, как совершенных в состоянии крайнего умоисступления, запальчивости и раздражительности, и просила о ее оправдании. Защитником приводится много фактов, показывающих неизбежность данной катастрофы и виновность в этом пострадавшего. Защищал Ольгу Палем Н. П. Карабчевский.

Я сократила речь адвоката вдвое, но все равно предупреждаю - текст достаточно длинный. Впрочем, именно детали, на мой взгляд, придают повестовованию особенное очарование. Поскольку текст большой, я разбила его на 2 части.

В Симферополе родилась девочка, по имени Меня, по фамилии Палем. Если верить точности справки о рождении ребенка, это было в конце 1865 года. Отец ее, Мордка Палем, был в то время зажиточный человек. Торговля его шла бойко, и, несмотря на то, что семья его была довольно значительная, он имел возможность дать ей вполне приличную обстановку, окружив ее всеми условиями материального довольства. Меня, обожаемая матерью, росла живым, бойким, приветливым и. ласковым ребенком. В семье ее любили и только всегда опасались за ее здоровье.
Она была непохожа на других детей. То задумчивая и грустная, то безумно шаловливая и веселая, она нередко разражалась истерическими слезами и даже впадала в обморочные состояния.

Заботливо перешептываясь между собой, родители решали, что ее «не надо раздражать». Они давали ей свободу. Без всяких учителей девочка умудрилась как-то научиться читать и писать по-русски, хотя все остальные дети в семье учились только по-еврейски. Годам к 13 стройную и грациозную, одетую прилично, «как барышня». Меню Палем часто можно было видеть на бульваре и в городском саду в обществе подростков-гимназисток. Сначала игры, потом беседы и, наконец, самая тесная дружба со многими девочками местной интеллигентной среды. …Так продолжалось года три.

На пятнадцатом году жизни, согласно ее показанию, ей запала мысль принять православие. Образ распятого «за всех» Христа и торжественная обстановка православного богослужения тронули ее сердце, смутили ее воображение. Таясь от родителей, она задумала «переменить веру». С точки зрения ветхозаветной еврейской семьи, это было страшным грехом, за который не прощает Адонай, бог-мститель, до седьмого колена. И теперь, в своем показании, данном судебному следователю в Симферополе, старик Мордка Палем с сокрушением добавляет: «И действительно, с тех пор счастье меня покинуло. Я рассорился и впал в нищету со всей своей семьей».

Старики не проклинали свою некогда любимую Меню, но не хотели жить с вновь нареченной Ольгой. От своего крестного отца, генерал-майора Василия Попова, известного крымского богача - лица, судя по отзыву местной хроники, весьма самобытного и своеобразного, - она получила «на зубок» 50 рублей и право именоваться если не его фамилией «Поповой», то во всяком случае его отчеством «Васильевной».

С таким легковесным багажом отправилась она в Одессу. Оставаться в Симферополе, в той же еврейской, отныне враждебной ей среде, было уже немыслимо. В Одессе у нее не было ни родных, ни знакомых. На первых порах она пыталась пристроиться к какой-нибудь, хотя бы черной, хотя бы тяжелой работе. Она поступила в горничные. Пробыла несколько дней и была отпущена, так как оказалось, что она не умела ни за что взяться, была белоручкой. Потом мы видим ее некоторое время продавщицей в табачной лавочке. По отзыву полицейского пристава Чабанова, в то время она была бедно одета, зато отличалась цветущим здоровьем, была энергична и весела. В ее поведении нельзя было отметить ничего предосудительного.

Потом, спустя некоторое время, в 1887 году, тот же пристав Чабанов стал встречать ее уже «хорошо одетой». Он заметил, что она с тех пор очень изменилась и физически, и нравственно: похудела, осунулась, побледнела, стала капризной, нервной и раздражительной. Поговаривали, что она «сошлась» с неким Кандинским, лицом «солидным», занимавшим в городе довольно видное общественное положение. Она жила на отдельной квартире, но он навещал ее. Так продолжалось два года, до лета 1889 года. Она томилась, скучала. Положение «содержанки» и сожительство с пожилым человеком, начавшим «с отеческих ласк» и попечительного к ней отношения и кончившим тем, что взял ее к себе в любовницы, не удовлетворяли ее. Она нервничала, болела; ее тянуло прочь из этой искусственно налаженной, гаремно-филантропической обстановки.

В лице Палем Кандинский, разумеется, не нашел и не мог найти того, чего искал. Ему, деловому и занятому человеку, заезжавшему «отдохнуть» к своей возлюбленной между двумя комиссейскими заседаниями или по дороге из конторы на биржу, требовалось совсем иное. Своим постоянным нравственным беспокойством, своими нервными приступами и чувством неудовлетворенности она и его «расстраивала», делала его нервным, беспокойным, чуть не больным. На выручку пришел его добрый приятель, открытая и честная душа, - полковник Калемин. Он порешил, что это надо «уладить» и действительно уладил все ко взаимному удовольствию. По его словам, с «Ольгой Васильевной» (Палем), которую он хорошо узнал за эти два года, «добрым и ласковым словом можно было проделать решительно все, что угодно».

Решено было, что в интересах здоровья и общего нравственного благополучия Палем и Кандинский должны расстаться. При этом бравый полковник порешил, что его приятель должен «навсегда обеспечить» молодую, одинокую, брошенную на произвол житейских превратностей девушку. Он вручил некоторую сумму денег, на первых порах что-то около двух тысяч.

После разрыва той любовной связи, которая только тяготила обоих, между Палем и Кандинским установились, по-видимому, гораздо более дружеские, более человеческие отношения. Письма их дышат непринужденной нежностью и приязнью. Она называет его «милым котом», иногда «котом сибирским»; он ее - «милым Марусенком» или просто «Марусенком», а то еще, по ее еврейскому имени «Меня» или «Мариама», которое ему больше нравилось.

Осенью 1889 года мы застаем Палем по-прежнему в Одессе, живущей в доме Вагнера, в том самом доме, где во дворе занимала квартиру семья Довнар, или (по второму мужу Александры Михайловны) Шмидт.

Жизнь Поповой, или Палем, была в то время вся на виду у семейства Довнаров. Прислуга Шмидт, Шваркова, скоро с разрешения своей хозяйки перешла в услужение к Палем на лучшее жалованье. Благодаря молодости, красоте, независимому и самостоятельному образу жизни Ольги Васильевны, все в доме скоро на нее обратили внимание. И надо отметить, что это «общее внимание» было к ней в ту пору весьма благосклонным. Маленькие дети Шмидт подходили к балкону элегантной дамы и, называя ее «милой мадам Поповочкой», выпрашивали у нее сладости и игрушки.

Скоро познакомился с Ольгой Васильевной и Александр Довнар, в то время студент первого курса математического факультета, молодой человек 21 года. Он явился «с визитом», благодарить за внимание, оказанное его младшим братьям. Знакомство началось. Александр Довнар стал франтить и заботиться о своей наружности. Он подстриг себе каким-то особенным фасоном бороду и говорил товарищам, что «Ольге Васильевне так нравится лучше».

У Ольги Васильевны была страсть, приобретенная ею еще в Крыму. Она до безумия любила лошадей и обожала верховую езду. Александр Довнар тотчас же почувствовал неодолимое влечение к манежу и выезженным под мундштук наемным скакунам. Осенью, когда стояли чудные, ласкаемые южным солнцем дни, они стали ездить за город. Мать Довнара, со всеми своими присными, выходила на крыльцо и любовалась, пока кавалькада во дворе готовилась к отъезду. «Затянутую в рюмочку», грациозную и изящную амазонку, вскакивавшую на лошадь в своем черном, элегантном наряде, она приветствовала поощрительной улыбкой, обменивалась с ней несколькими фразами провожала дружеским кивком головы. По замечанию свидетеля Иляшевского, местного околоточного надзирателя, на глазах которого все это происходило, Александра Михайловна Шмидт вообще всеми мерами «Поощряла сближение своего сына с Палем». Так прошло несколько месяцев.

Наконец, однажды Александр Довнар, взволнованный, точно окрыленный какою-то неслыханной радостью, разыскивает своего приятеля Матеранского и изливается перед ним. До сих пор он знал только продажных женщин; наконец и у него - роман. Он старается казаться немножко равнодушным, немножко фатом, но из всех его молодых пор, помимо его воли, так и бьет живая и светлая радость «торжества любви». Начинается между приятелями обмен мыслей и под конец, по обычаю всех молодых людей, пикантное смакование подробностей. Сначала она его отвергла, даже «рассердилась», но он обнимал ее колена и... Конечно, он «вовсе ее не любит» (как же, не на таковского напала!); но она интересна, очень интересна... как женщина особенно... что-то удивительное... При том, это ровно ничего ему не будет стоить. Во всяком случае клад, сущий клад! И приятель, нервно потягиваясь и тревожно потирая свои отчего-то похолодевшие руки, не сразу но все же под конец соглашается, что это точно - «клад».

Около двух лет в Одессе, сначала в доме Вагнера, потом в доме Горелина и, наконец, на даче продолжается бессменно связь Палем с Александрой Довнаром. Все это происходит на глазах Александры Михайловны Шмидт и ее семьи. Александр Довнар всюду публично показывается под руку с Ольгой Васильевной, раскланивается со своими знакомыми мужчинами и дамами, нимало не стесняясь. Встретив в театре Ольгу Васильевну со студентом Довнаром, Чабанов, потерявший было ее из виду, раскланивается с ней и спрашивает: «Как поживаете, как ваше здоровье, Ольга Васильевна?» «Отлично, - весело и оживленно отвечает та, - вот мой жених!».

И знакомит его с Довнаром. Кандинскому Палем представляет Александра Довнара также в качестве жениха. Они заходят иногда к нему в гости, вместе провожают его на пароход. Родственники и товарищи Довнара, Шелейко, Матерайский, - свои люди в квартире Палем. Они у нее обедают, завтракают, заходят, не стесняясь, когда вздумается. Все это делается в том же доме, где проживает и Шмидт (сначала в доме Вагнера, а потом опять вместе в доме Горелина). Прислуга, все домашние, весь двор знают об этой связи. Каждая ссора между любовниками, каждая «вспышка у домашнего очага» обсуждается сообща; мать вставляет свое авторитетное слово, высказывает свое мнение. Однажды Палем, приревновав своего «Сашу» к двоюродной сестре его, Круссер, устроила ему целую публичную «сцену» на катке. С ней был револьвер, которым она ему пригрозила. Полиция всполошилась, затеяла составлять протокол о «покушении на убийство», но Шмидт вмешалась в дело и, как дважды два, доказала слишком бдительным властям, что это была простая «вспышка ревности со стороны г-жи Палем». Отобранный у нее револьвер оказался даже незаряженным.

Наступила осень 1891 года. Довнару предстояло поступить в Медицинскую академию; надо было ехать в Петербург. Он уехал. Месяца два-три спустя, Ольга Васильевна Палем, продав тому же Кандинскому всю свою обстановку, стоившую ей больше 5 тысяч рублей, за 1400 рублей, катит также в Петербург. В одном из первых писем Довнара матери из Петербурга он, между прочим, вскользь о ней упоминает: «Ольги Васильевны в Петербурге нет. Что ей за охота переселяться с благодатного юга в это туманное болото». Звучит как бы досадное сожаление, что ее с ним нет. Петербург вообще ему не нравится; он на первых порах чувствует себя в нем одиноко и не по себе. Между тем Ольга Васильевна, разметав свое так или иначе свитое на благодатном юге гнездо, летит зимовать на туманное болото.

Они поселяются вместе на Кирочной, занимают одну общую небольшую квартиру. Отныне начинается та совместная жизнь, которую мы проследили во время судебного следствия, благодаря удостоверениям и справкам адресного стола. Прислуге, швейцару, дворникам Довнар выдавал Палем за свою жену. Тайна под сурдинку открывается лишь в тех случаях, когда ей приходится предъявлять свой документ. Там она значится «симферопольская мещанка Ольга Васильевна Палем». Письма, получаемые ею, адресуются: «Ольге Васильевне Довнар». Во время своих отлучек сам Александр Довнар ей пишет не иначе. Ежемесячные присылки денег от Кандинского адресуются Довнару «с передачей Ольге Васильевне Довнар». Прислуга их зовет «барином» и «барыней». Жалованье ей платит «барыня», на расход дает «барыня», за квартиру делают взносы дворникам (как случится) то «барин», то «барыня». Словом, если не брак форменный, то во всяком случае нечто большее «ограждения себя от случайного заболевания», полный конкубинат, сожительство самое тесное.

В эту первую зиму 1891- 1892 годов живут они довольно ладно. Ссоры и даже драки бывают, но зато примирения следуют бурные, страстные, совсем как у влюбленных. То приревнует она его и расцарапает ему лицо, то не сдержится он и форменно ее поколотит. При людях всегда сдержанный и скромный, наедине он доходил до неистовства и иногда пускал в ход швабру, ножны старой шашки и т. п.

К весне 1892 года они оба несколько расшатали свое здоровье. Особенно поддалась она. Стала кашлять, чувствовать боль в груди и недомогать. Он очень стал беспокоиться. Тотчас повел ее сам по докторам, выдавая всюду за жену, советовался, оставался с доктором наедине, прося «открыть ему всю правду», вообще очень тревожился. Пришлось исследовать мокроту, являлось даже предположение, не чахотка ли? К счастью, коховских бацилл не открыли. Все врачи единогласно констатировали чрезмерно развившееся малокровие и значительное расстройство нервов, граничащее с форменной истерией. Советовали пить кумыс, набраться сил, пожить в деревне, съездить в Крым, вообще набрать сил и здоровья.

В одном из писем своих к Матеранскому Александр Довнар с беспокойством говорит о расшатанном здоровье Ольги Васильевны. Ей самой, когда она уехала пить кумыс в Славуту, он шлет восторженные и нежные послания. «Он теряет голову» от беспокойства, он «без ужаса не может подумать о неблагоприятном исходе ее болезни», он умоляет, заклинает, требует, чтобы она пила кумыс исправно, чтобы оставалась, как можно, дольше в сосновом лесу на чистом воздухе, и вообще вся, и духом и телом, ушла бы в заботу о своем здоровье. Нельзя представить себе более нежных, более пламенных и вместе более трогательных посланий!

Нужно ли прибавлять, что всю эту «музыку» или, если хотите, весь этот «яд» любви она жадно впивает под тенью старых, живительных сосен, предварительно срывая с каждого такого послания конверт, на котором почерком любимого человека твердо и четко начертано: «Ольге Васильевне Довнар». Гордая и счастливая, она пробегает строку за строкой, слово за словом, но и между строками и между словами находит только одно: «Он любит, он мой!» Я думаю, что она была права: он действительно любил ее и сам думал в то время, что принадлежит ей навсегда.

К весне того же 1892 года, кроме ее болезни, у него была еще и другая большая забота. Мы знаем, что именно к этому времени он твердо порешил бросить медицинскую карьеру и во что бы то ни стало поступить в Институт инженеров путей сообщения. Достигнуть этого можно было только с большим трудом и при вполне благоприятствующих обстоятельствах. Желающих держать конкурсный экзамен в августе 1892 года записалось семьсот человек, вакансий же было только семьдесят.

Быть зачисленным сверх комплекта возможно было только по усмотрению высшего начальства и притом при чрезвычайных и особенных обстоятельствах. Ольга Васильевна живо разделяла опасения и тревоги своего возлюбленного. Уже с весны стали подумывать, как бы «похлопотать», «заручиться» обставить возможно благоприятнее шансы на успех. Между Кандинским и Довнаром затевается по атому поводу оживленная переписка. Мать молодого человека, Александра Михайловна Шмидт, делает Кандинскому визит в его конторе и советуется с ним, как лучше обставить дело. Кандинский добывает рекомендательные письма к институтскому начальству от князя Юрия Гагарина, известного в Одессе, доступного и обаятельного аристократа, сверх того добывает письмо известного на юге инженера-строителя Шевцова.

Этого оказывается мало. Тогда Ольга Васильевна Палем, надев свой самый скромный и вместе парадный, наряд, отправляется к «одному высокопоставленному лицу», знавшему ее несколько по Одессе. Она просит «за своего мужа», с которым «тайно обвенчана», так как студентам не позволяют жениться. Против собственного ее ожидания, ее смиренная и скромная просьба и «маленькая ложь» имеют громадный успех. Вслед за этим сам Довнар представляется «высокопоставленному лицу» и получает весьма веское рекомендательное письмо, о котором нам говорил здесь инспектор института Кухарский. Подробности же мы знаем из письма самого Довнара.
Почти все лето прошло для Александра Довнара в страшной тревоге о здоровье Ольги Васильевны и еще больше о результатах предстоящего ему конкурсного экзамена. Тревога эта сказывается в каждом его письме к ней. Письма эти полны каким-то заразительным, действующим на нервы читателя волнением. Надежда попасть в институт и страсть к ней, этой, может быть, тяжко больной, может быть, умирающей вдали от него женщине, сплетаются в его душе как-то непостижимо цепко, словно два ухватившихся друг за друга бойца, собирающихся биться насмерть. Никогда еще письма к ней не были так оживленны, так жгучи, так выразительны и, вместе, так полны сожаления. Он осыпает ее самыми страстными, самыми жгучими ласками: «Олик мохнатик», «кошечка-Оля», «дорогой котик», «дорогой жучок мохнатый», «дружок мой Оля» - так и пестрят через две строки в третью. На все её заботы и опасения он отвечает одно: «Дурочка, как ты можешь вообразить себе, чтобы я тебя бросил!» В припадке малодушных опасений за исход конкурсных экзаменов, он в одном письме ей откровенно пишет: «Если порежусь, приезжай похлопотать. Только и надежды!»

Экзамены прошли благополучно. К Ольге Васильевне Довнар (я не обмолвился - Довнар, а не Палем) стали долетать из Петербурга краткие, но тем более выразительные телеграммы: «Математика- 5. Саша». «Физика - 4» и т. д. Наконец, и последняя ликующая телеграмма: «Принят, зачислен в комплект». Тогда уже пошел общий радостный обмен телеграфных приветствий. Кандинский поздравлял Довнара, Довнар - Кандинского; Шмидт благодарила всех, Ольга Васильевна ликовала и принимала поздравления.

Словно очнувшись от тяжкого кошмара, взяв из своего капитала несколько денег, чувствуя, что настоящая гора свалилась у него с плеч, Довнар из Петербурга мчится прямо в Славуту к своей «кошечке Оле», которая тем временем набралась сил и здоровья на средства, ассигнованные ей на лечение Кандинским. Отсюда они едут в Крым, совершают настоящей свадебное путешествие, на обратном пути съезжаются с Матеранским, который просит Ольгу Васильевну «похлопотать» в Петербурге о предоставлении ему права поступить в Киевский университет; в Курске сидят несколько дней без денег, пока их не выручает переводом по телеграфу Кандинский, и, наконец, возвращаются в Петербург на зимние квартиры.

Квартира, разумеется, нанимается общая, хозяйство идет опять по-прежнему. Самочувствие Довнара прекрасное. Он добился желанной цели. Прикладные науки, преподаваемые в институте, ему необыкновенно нравятся; он как бы предчувствует заранее полный успех, полную победу на вновь избранном им поприще. Закадычного друга своего Матеранского, как бы в туманном провидении своего светлого будущего, он наставительно вразумляет: «Свет уважает только успех и, пожалуй, хорошо делает!» Матеранский в это время, как-то странно выбитый из колеи, оставшись не «у дел», был весьма пессимистически настроен и мечтал убраться из Одессы, «хотя бы на Сахалин». Так начался академический 1892 - 1893 год для вновь испеченного студента Института инженеров путей сообщения Александра Довнара.

Теперь события уже пойдут быстрее. Всю зиму Довнар и Ольга Васильевна по-прежнему вместе. Он знакомит с ней некоторых своих новых товарищей. Из них выделяется Милицер, приобретающий в конце концов над Довнаром огромное влияние. Ему Ольгу Васильевну он и не пытается выдавать за свою жену, он откровенно объясняет, что «живет с барынькой». Палем чувствует себя несколько растерянной, как бы выбитой из колеи; она тревожно прислушивается к происходящим вокруг нее новым разговорам, к тону, который пытается принимать с ней иногда «Саша», и все, как будто, чего-то понять не может. Не то, чтобы Довнар вовсе охладел к ней, - нет; но какая-то не то пренебрежительная, не то равнодушная нотка начинает звучать. Она прислушивается и не верит своим ушам. Желая возбудить его ревность и, вместе, быть может, поймать на удочку «коварного друга», чтобы открыть на него «Саше» глаза, она начинает грубо заигрывать и кокетничать с Милицером в присутствии самого Довнара. Последний остается равнодушным и только вызывающе посмеивается.

Иногда молодость, впрочем, берет свое. На Александра Довнара вдруг находят снова приступы влюбления, он снова зовет ее «жучком мохнатым», снова нежит, ласкает и страстно целует. Тогда она, в свою очередь, начинает приступать к нему: «Женись на мне... женись, ты обещал... Ты увидишь, какая я буду тогда, увидишь!» Он или отделывался шуткой; или ссылался на то, что студентам вступать в законный брак не дозволяется. Так проходит зима. Они ссорятся, дерутся.

Каждый раз, когда он, по случаю совместных занятий для подготовления к репетициям, засиживается подолгу у Милицера, она подкарауливает его и делает ему сцены тут же, на улице. Раз с визгом и воплями она гонится за ним по всей Николаевской улице, крича, что не пустит его больше к этому «поляку», который вооружает его против России и желает отнять его у нее - Палем. На другой день Довнар оправдывался перед Милицером в своем постыдном для мужчины бегстве: «Поневоле побежишь. Моя Ольга Васильевна добиралась вчера до моей физиономии».

В марте 1893 года произошло одно обстоятельство, на первый взгляд и не бог знает какой важности, однако хлынувшее настоящей целебной волной на порядком-таки истерзанную душу Ольги Васильевны. После удачного поступления Александра Довнара в Институт инженеров путей сообщения и так удачно добытого ею для этой цели рекомендательного письма, к ней от времени до времени стали обращаться родственники Довнара с просьбами оказать то ту, то другую услугу. О том, что она «хлопотала» о разрешении поступить Матеранскому в Киевский университет, мы уже знаем: другой родственник, также свидетель по настоящему делу, Шелейко, желая перейти на службу в пограничную стражу, тоже рассчитывал на ее содействие. Но теперь через сына к ней обращалась с просьбой сама мать Довнара, Александра Михайловна Шмидт.

Дело заключалось в следующем. Младшего сына - Виктора, или попросту «Виву», как звали его в семье, задумали определить в Морской корпус. Для этого его нужно было взять в Одессе, довезти мальчика до Петербурга, здесь сперва подготовить за лето, а потом похлопотать, и об определении его в корпус. Александра Михайловна Шмидт почему-то рассудила, что всего удачнее это может выполнить сожительница ее сына, Ольга Васильевна Палем. Надо ли говорить, с какой готовностью, с каким искренним, неподдельным самоотвержением Палем взялась исполнить с таким доверием возложенную на нее миссию. Она на свои собственные средства тотчас же полетела в Одессу.

По двум уцелевшим случайно и бумагах покорного Довнара письмам Шмидт к Ольге Васильевне Палем мы можем восстановить даже общий характер их взаимных в то время отношений. Мать пишет гласной сожительнице своего сына: «Милая Ольга Васильевна» и подписывается: «Уважающая Вас Александра Шмидт». В одном письме она благодарит Ольгу Васильевну за выполненное ею поручение, в другом просит: «Балуйте моего Виву, заботьтесь о бедном мальчике».

Летнее житье на даче прошло сравнительно мирно и счастливо для Александра Довнара и для Палем. Последняя перед летними вакациями сделала, впрочем, первую бестактную вылазку перед институтским начальством по адресу Милицера. Она упросила не посылать Довнара на практические занятия в одной группе с Милицером, и эта просьба была уважена. Она ссылалась на то, что Довнар не говорит по-польски, а Милицер его за это преследует, стыдит, заставляет изучать польский язык и к тому же расстраивает их семейное счастье. Довнар попал в одну группу с Пановым и, по-видимому, был даже несколько рад отдохнуть от дружеской опеки Милицера. По единогласному отзыву дворника дачи, дачной хозяйки и прислуги, «молодые господа» на этот раз жили так дружно и согласно, что ни разу не подрались и даже ссорились «редко».

Раз, впрочем, он ее приревновал к какому-то дачному дон-жуану, и она была в восторге. На глазах свидетельницы Власовой он ухватил ее за горло, как бы собираясь задушить. Она упала перед ним на колени, даже не защищаясь, и в каком-то блаженном исступлении твердила: «Мой! мой!.. Люблю тебя, Саша, люблю!..». Она убедилась, что он все еще любит ее, и была на седьмом небе.

Ольга Валериановна была женой российского генерала из остзейских немцев Эриха Герхарда фон Пистолькорса (1853-1935), которому родила четырёх детей; младшая дочь, Марианна (1890-1976), предположительно входила в компанию князя Феликса Юсупова во время убийства Григория Распутина .

Затем, однако, у Ольги фон Пистолькорс начался роман с великим князем Павлом Александровичем , от которого она в 1897 г. родила сына Владимира . В конце концов это привело к разводу с мужем. Павел Александрович не получил разрешения Николая II на брак с Пистолькорс и 10 октября 1902 года обвенчался с ней в Ливорно , после чего супруги остались жить за пределами России. В 1904 г. баварский принц-регент Луитпольд даровал Ольге Пистолькорс, её сыну Владимиру и новорождённой дочери Ирине (1903-1990) титул графов фон Гогенфельзен. Позднее смягчился и Николай II, в 1908 г. разрешивший всей семье вернуться в Россию, а в 1915 г. пожаловавший графине Гогенфельзен и уже трём её детям от великого князя (к этому времени родилась ещё и дочь Наталья) княжеский титул под фамилией Палей (украинский род Палій, известный в истории Запорожской Сечи, находился в родстве с Карновичами).

В 1911 г. в Царском Селе началось строительство дворца для княгини и ее супруга по проекту архитектора Карла Шмидта. Здание, известное ныне как дворец Ольги Палей было закончено в 1914 году.

Во время Первой мировой войны она активно занималась благотворительностью, будучи, в частности, Председательницей Совета Всероссийского общества помощи военнопленным (1915-1917).

Княгиня Палей жила в собственном дворце в Царском Селе до января 1919 г. В 1918 г. на первом этаже дворца был устроен музей, и экскурсии по нему (дважды в неделю) водила сама Ольга Валериановна.

Пережив арест и казнь мужа и сына (Павел Александрович был расстрелян в январе 1919 г. в Петропавловской крепости, а Владимир Палей за полгода до этого убит в Алапаевске - сброшен в шахту), она, как и две её дочери, бежала в Финляндию и в дальнейшем обосновалась в Париже. Здесь она опубликовала книгу воспоминаний о жизни в России в 1916-1919 гг. (фр. Souvenirs de Russie), в 2005 г. переизданную в России.

Княгиня Ольга Валериановна Палей, графиня фон Гогенфельзен, урождённая Карнович, родилась 14 декабря 1865 в Санкт-Петербурге
Ольга Валериановна была женой российского генерала из остзейских немцев Эриха Герхарда фон Пистолькорса (1853-1935), которому родила четырёх детей; младшая дочь, Марианна (1890-1976), предположительно входила в компанию князя Феликса Юсупова во время убийства Григория Распутина.

Затем у Ольги фон Пистолькорс начался роман с великим князем Павлом Александровичем, от которого она в 1897 г. родила сына Владимира. В конце концов это привело к разводу с мужем. Павел Александрович не получил разрешения Николая II на брак с Пистолькорс и 10 октября 1902 года обвенчался с ней в Ливорно, после чего супруги остались жить за пределами России. В 1904 г. баварский принц-регент Луитпольд даровал Ольге Пистолькорс, её сыну Владимиру и новорождённой дочери Ирине (1903-1990) титул графов фон Гогенфельзен.



Позднее смягчился и Николай II, в 1908 г. разрешивший всей семье вернуться в Россию, а в 1915 г. пожаловавший графине Гогенфельзен и уже трём её детям от великого князя (к этому времени родилась ещё и дочь Наталья- история о её жизни заслуживает отдельного рассказа) княжеский титул под фамилией Палей (украинский род Палій, известный в истории Запорожской Сечи, находился в родстве с Карновичами).


Об этом впоследствии написал Э. Ф. Голлербах: «Милостиво прощённый «августейшим племянником», вернулся в Россию Павел Александрович с гр. Гогенфельзен, и домовитая эта дама принялась устраивать в Царском богатое своё жилище. В этом «Луисез‘е» вырос прехорошенький мальчик, писавший неважные, но задушевные стихи, изящный мальчик, впоследствии погибший».





В 1910 году Ольга Валериановна приобрела у наследников сенатора А. А. Половцова дом со службами и садом на Пашковом переулке (нынешний Советский переулок). Первым владельцем этой усадьбы, основанной в 1820-е годы между дорогой на Москву, берегом пятого Нижнего пруда Екатерининского парка и территорией Ассигнационной фабрики, был статский советник И. Д. Чертков, при котором выстроили дом и заложили сад. В 1839 году участок перешёл к вдове генерал-лейтенанта Пашковой, а в 1868–1910 годах владельцами являлись Н. М. Половцова и её наследники.
Ветхий старый дом разобрали и на его месте по утверждённому 4 октября 1911 года Министерством Императорского двора проекту архитектора К. К. Шмидта построили ныне существующее здание. На главном фасаде предполагалось поместить великокняжеский герб Павла Александровича, однако этому воспротивился государь, поскольку домовладение официально принадлежало графине.
Строительством, которое велось в 1911–1912 годах, руководило управление делами Павла Александровича. Примечательно, что работы по постройке выполняли французские и бельгийские рабочие, а все материалы, включая обшивку стен и фурнитуру дверей и окон, были привезены из-за границы. В оборудовании усадьбы, предназначавшейся для постоянного проживания, использовались все новшества для устройства удобного жилища. Здесь были даже водопровод и автономная электростанция. В 1914 году - за несколько месяцев до начала Первой мировой войны - состоялось новоселье.







Облику нового дома был присущ музейно-реставрационный характер: его владельцы стремились в соответствии с современной модой воспроизвести стиль Малого Трианона в Версале, дворцов Богарне и Компьена. Для творчества К. К. Шмидта, яркого мастера новейших течений - кирпичного стиля, модерна и конструктивизма, - обращение к архитектуре классицизма было необычно и свидетельствовало о широте его творческого диапазона. Построенный зодчим дворец представлял собой хрестоматию стилей - от эпохи Людовика XIV до ампира. При этом неоклассические фасады отчасти напоминали парижский особняк великого князя Павла Александровича в Boulogne-sur-Seine. Большая часть мебели парадных комнат первого этажа была исполнена парижской фирмой Буланже в подражание историческим подлинникам, в люстрах и бра работы фирмы Делиля воспроизводились светильники Версаля. В превосходных коллекциях Гогенфельзен-Палей в полноте было представлено французское прикладное искусство периода расцвета, имелось также много предметов искусства русской работы. В ансамбль парадных интерьеров были включены размещённые в специальных шкафах и витринах коллекции фарфора и хрусталя старинной работы, шпалеры и живопись, декоративные панно, скульптура.








Во время Первой мировой войны княгиня активно занималась благотворительностью, будучи, в частности, Председательницей Совета Всероссийского общества помощи военнопленным (1915-1917).

Княгиня Палей жила в собственном дворце в Царском Селе до января 1919 г.
В 1918 году, после национализации дворца, в парадных залах первого этажа была открыта музейная экспозиция. Первые экскурсии, устраивавшиеся два раза в неделю, проводила сама хозяйка, Ольга Валериановна. Жилые помещения во 2-м и 3-м этажах в те годы занимал склад музейного фонда, где были сосредоточены царскосельские коллекции В. П. Кочубея, Вавельберга, Остен-Сакена, Стебок-Фермора, Куриса, Ридгер-Беляева, Мальцева, Серебряковой и др. Впоследствии музей закрыли, некоторые коллекции возвратили прежним владельцам, часть вещей поступила в музеи, но многие были и распроданы.
Царскосельское собрание Палей распределили по государственным музеям, некоторые предметы, однако, продали коллекционеру Вейсу из Лондона.


С началом революции большинство Романовых было арестовано, в том числе Павел Александрович и его сын Владимир Палей, талантливый поэт и необыкновенно одаренный молодой человек. Говорят, Владимиру – как незаконнорожденному – предлагали отречься от отца и тем самым спастись. Он отказался. Владимир был сослан в Вятку, затем переведен в Екатеринбург, оттуда – в Алапаевск. В ночь на 5 июля 1918 года он – вместе с великими князьями Сергеем Михайловичем, Елизаветой Федоровной и тремя сыновьями великого князя Константина, - был живым сброшен в шахту…


Княгиня Палей боролась за свою семью, как могла. Пока она находилась в Петрограде рядом с арестованным мужем, дочери оставались одни в Царском, где им постоянно угрожали набеги пьяных солдат. Когда Ольга Валериановна, поддавшись уговорам, взяла дочерей с собой – Ирину сбил автомобиль, а водитель даже не остановился. Тогда она отослала дочерей к друзьям в Финляндию, а сама посвятила себя мужу. Трижды она вырывала Павла Александровича из ЧК, пока 30 января 1919 года – накануне обещанного Ольге Валериановне очередного освобождения – он все же не был расстрелян в Петропавловской крепости.
Княгиня Палей сумела выбраться из Петрограда в Финляндию. Здесь ей пришлось пережить операцию по поводу рака груди, ураганно развившегося у нее от постоянных переживаний последнего года. Едва оправившись, она с дочерьми через Швейцарию приехала в Париж, где у нее оставался дом в Булони. Правда, его пришлось продать – вместо него был куплен небольшой дом на улице Фезандри, недалеко от Булонского леса, а на оставшиеся деньги семья жила.
Здесь она опубликовала книгу воспоминаний о жизни в России в 1916-1919 гг. (фр. Souvenirs de Russie), в 2005 г. переизданную в России.


В 1928 году в Лондоне был устроен аукцион, на котором Советская Россия распродавала вещи, реквизированные в свое время у Павла Александровича и его супруги. Все протесты Ольги Валериановны, все попытки защитить и вернуть свое имущество успеха не принесли. Таким образом был создан юридический прецедент: отныне никто из бывших владельцев распродаваемых коллекций не мог требовать возврата своих вещей. Княгиня Палей истратила на судебные процессы последние деньги и вскоре в ноябре 1929 года умерла.


В качестве музея дворец княгини использовался вплоть до 1929 года, после здесь находился дом партийного просвещения им. С. М. Кирова.


В первые годы после окончания Великой Отечественной войны дворец использовался под госпиталь, а в начале 1950-х годов был передан военно-морскому ведомству для военно-строительного училища (ныне - Высший инженерно-строительный университет) и перестроен-мансарда, придававшая ему сходство с французским великокняжеским особняком, была превращена в третий этаж.
Последние лет пять дворец знаменитой княгини пустует, хотя и передан в пользование Научно-исследовательскому детскому ортопедическому институту имени Турнера.
Стены пустынного дворца обшарпаны, окна заколочены...








Информация частично взята с
сайта проекта "Энциклопедия Царского Села"