Один день ивана денисовича краткое содержание. Письма от жены Ивана Денисовича

Повесть «Один день Ивана Денисовича» Солженицын написал в 1959 году. Впервые произведение было опубликовано в 1962 году в журнале «Новый мир». Повесть принесла Солженицыну мировую известность и, по мнению исследователей, повлияла не только на литературу, но и на историю СССР. Первоначальное авторское название произведения – рассказ «Щ-854» (порядковый номер главного героя Шухова в исправительном лагере).

Главные герои

Шухов Иван Денисович – заключенный исправительно-трудового лагеря, каменщик, «на воле» его ждут жена и две дочки.

Цезарь – заключенный, «не то он грек, не то еврей, не то цыган» , до лагерей «снимал картины для кино» .

Другие герои

Тюрин Андрей Прокофьевич – бригадир 104-й тюремной бригады. Был «уволен из рядов» армии и попал в лагерь за то, что он сын «кулака» . Шухов знал его еще с лагеря в Усть-Ижме.

Кильдигс Ян – заключенный, которому дали 25 лет; латыш, хороший плотник.

Фетюков – «шакал» , заключенный.

Алешка – заключенный, баптист.

Гопчик – заключенный, хитрый, но безобидный паренек.

«В пять часов утра, как всегда, пробило подъем – молотком об рельс у штабного барака». Шухов никогда не просыпал подъема, но сегодня его «знобило» и «ломало» . Из-за того, что мужчина долго не вставал, его отвели в комендатуру. Шухову грозил карцер, но его наказали только мытьем полов.

На завтрак в лагере была баланда (жидкая похлебка) из рыбы и черной капусты и каша из магары. Заключенные неспешно ели рыбу, выплевывали кости на стол, а затем смахивали на пол.

После завтрака Шухов зашел в санчасть. Молоденький фельдшер, который на самом деле был бывшим студентом литературного института, но по протекции врача попал в санчасть, дал мужчине термометр. Показало 37.2. Фельдшер предложил Шухову «на свой страх остаться» – дождаться врача, но советовал все же идти работать.

Шухов зашел в барак за пайкой: хлебом и сахаром. Мужчина разделил хлеб на две части. Одну спрятал под телогрейку, а вторую в матрас. Тут же читал Евангелие баптист Алешка. Парень «эту книжечку свою так засавывает ловко в щель в стене – ни на едином шмоне еще не нашли» .

Бригада вышла на улицу. Фетюков пытался выпросить у Цезаря «потянуть» сигарету, но Цезарь охотнее поделился с Шуховым. Во время «шмона» заключенных заставляли расстегивать одежду: проверяли, не спрятал ли кто нож, еду, письма. Люди замерзли: «холод под рубаху зашел, теперь не выгонишь» . Колонна заключенных двинулась. «Из-за того, что без пайки завтракал и что холодное все съел, чувствовал себя Шухов сегодня несытым».

«Начался год новый, пятьдесят первый, и имел в нем Шухов право на два письма». «Из дому Шухов ушел двадцать третьего июня сорок первого года. В воскресенье народ из Поломни пришел от обедни и говорит: война». Дома Шухова ждала семья. Его жена надеялась, что по возвращении домой муж займется прибыльным делом, построит новый дом.

Шухов и Кильдигс были первыми в бригаде мастерами. Их отправили утеплять машинный зал и класть стены шлакоблоками на ТЭЦ.

Один из заключенных – Гопчик напоминал Ивану Денисовичу его покойного сына. Гопчика посадили «за то, что бендеровцам в лес молоко носил» .

Иван Денисович уже почти отбыл свой срок. В феврале 1942 года «на Северо-Западном окружили их армию всю, и с самолетов им ничего жрать не бросали, а и самолетов тех не было. Дошли до того, что строгали копыта с лошадей околевших» . Шухов попал в плен, но вскоре сбежал. Однако «свои» , узнав про плен, решили, что Шухов и другие солдаты – «фашистские агенты» . Считалось, что он сел «за измену родине»: сдался в немецкий плен, а после вернулся «потому, что выполнял задание немецкой разведки. Какое ж задание – ни Шухов сам не мог придумать, ни следователь» .

Обеденный перерыв. Работягам не додавали еды, много доставалось «шестеркам» , хорошие продукты забирал повар. На обед была каша овсянка. Считалось, что это «лучшая каша» и Шухову даже удалось обмануть повара и взять для себя две порции. По дороге на стройку Иван Денисович подобрал кусок стальной ножовки.

104-я бригада была, «как семья большая» . Снова закипела работа: укладывали шлакоблоки на втором этаже ТЭЦ. Работали до самого захода солнца. Бригадир, шутя, отметил хорошую работу Шухова: «Ну как тебя на свободу отпускать? Без тебя ж тюрьма плакать будет!»

Заключенные вернулись в лагерь. Мужчин снова «шмонали» , проверяя, не взяли ли они чего со стройки. Неожиданно Шухов нащупал в кармане кусок ножовки, о которой уже забыл. Из нее можно было сделать сапожный ножичек и обменять на продукты. Шухов спрятал ножовку в варежку и чудом прошел проверку.

Шухов занял Цезарю место в очереди для получения посылки. Сам Иван Денисович посылок не получал: просил жену не забирать у детей. В благодарность Цезарь отдал Шухову свой ужин. В столовой снова давали баланду. Отпивая горячую жижицу, мужчина чувствовал себя хорошо: «вот он, миг короткий, для которого и живет зэк!»

Шухов зарабатывал деньги «от частной работы» – кому тапочки пошьет, кому зашьет телогрейку. На вырученные деньги он мог покупать табак, другие нужные вещи. Когда Иван Денисович вернулся в свой барак, Цезарь уже «гужевался над посылкой» и отдал Шухову еще и свой паек хлеба.

Цезарь попросил у Шухова ножичек и «опять Шухову задолжал» . Началась проверка. Иван Денисович, понимая, что во время проверки посылку Цезаря могут украсть, сказал, чтобы тот прикинулся больным и выходил последним, Шухов же постарается самым первым забежать после проверки и проследить за едой. В благодарность Цезарь дал ему «два печенья, два кусочка сахару и один круглый ломтик колбасы» .

Разговорились с Алешей о Боге. Парень говорил о том, что нужно молиться и радоваться, что находишься в тюрьме: «здесь тебе есть время о душе подумать» . «Шухов молча смотрел в потолок. Уж сам он не знал, хотел он воли или нет».

«Засыпал Шухов, вполне удоволенный» «В карцер не посадили, на Соцгородок бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу, бригадир хорошо закрыл процентовку, стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся».

«Прошел день, ничем не омраченный, почти счастливый.

Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три.

Из-за високосных годов – три дня лишних набавлялось…»

Заключение

В повести «Один день Ивана Денисовича» Александр Солженицын изобразил жизнь людей, которые попали в исправительно-трудовые лагеря ГУЛАГа. Центральной темой произведения, по определению Твардовского, является победа человеческого духа над лагерным насилием. Несмотря на то, что фактически лагерь создан для уничтожения личности заключенных, Шухову, как и многим другим, удается постоянно вести внутреннюю борьбу, оставаться людьми даже в таких сложных обстоятельствах.

Тест по повести

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.3 . Всего получено оценок: 2512.

Крестьянин и фронтовик Иван Денисович Шухов оказался «государственным преступником», «шпионом» и попал в один из сталинских лагерей, подобно миллионам советских людей, без вины осуждённых во времена «культа личности» и массовых репрессий. Он ушёл из дома 23 июня 1941 г., на второй день после начала войны с гитлеровской Германией, «...в феврале сорок второго года на Северо-Западном [фронте] окружили их армию всю, и с самолётов им ничего жрать не бросали, а и самолётов тех не было. Дошли до того, что строгали копыта с лошадей околевших, размачивали ту роговицу в воде и ели», то есть командование Красной Армии бросило своих солдат погибать в окружении. Вместе с группой бойцов Шухов оказался в немецком плену, бежал от немцев и чудом добрался до своих. Неосторожный рассказ о том, как он побывал в плену, привёл его уже в советский концлагерь, так как органы государственной безопасности всех бежавших из плена без разбора считали шпионами и диверсантами.

Вторая часть воспоминаний и размышлений Шухова во время долгих лагерных работ и короткого отдыха в бараке относится к его жизни в деревне. Из того, что родные не посылают ему продуктов (он сам в письме к жене отказался от посылок), мы понимаем, что в деревне голодают не меньше, чем в лагере. Жена пишет Шухову, что колхозники зарабатывают на жизнь раскрашиванием фальшивых ковров и продажей их горожанам.

Если оставить в стороне ретроспекции и случайные сведения о жизни за пределами колючей проволоки, действие всей повести занимает ровно один день. В этом коротком временном отрезке перед нами развёртывается панорама лагерной жизни, своего рода «энциклопедия» жизни в лагере.

Во-первых, целая галерея социальных типов и вместе с тем ярких человеческих характеров: Цезарь - столичный интеллигент, бывший кинодеятель, который, впрочем, и в лагере ведёт сравнительно с Шуховым «барскую» жизнь: получает продуктовые посылки, пользуется некоторыми льготами во время работ; Кавторанг - репрессированный морской офицер; старик каторжанин, бывавший ещё в царских тюрьмах и на каторгах (старая революционная гвардия, не нашедшая общего языка с политикой большевизма в 30-е гг.); эстонцы и латыши - так называемые «буржуазные националисты»; баптист Алёша - выразитель мыслей и образа жизни очень разнородной религиозной России; Гопчик - шестнадцатилетний подросток, чья судьба показывает, что репрессии не различали детей и взрослых. Да и сам Шухов - характерный представитель российского крестьянства с его особой деловой хваткой и органическим складом мышления. На фоне этих пострадавших от репрессий людей вырисовывается фигура иного ряда - начальника режима Волкова, регламентирующего жизнь заключённых и как бы символизирующего беспощадный коммунистический режим.

Во-вторых, детальнейшая картина лагерного быта и труда. Жизнь в лагере остаётся жизнью со своими видимыми и невидимыми страстями и тончайшими переживаниями. В основном они связаны с проблемой добывания еды. Кормят мало и плохо жуткой баландой с мёрзлой капустой и мелкой рыбой. Своего рода искусство жизни в лагере состоит в том, чтобы достать себе лишнюю пайку хлеба и лишнюю миску баланды, а если повезёт - немного табаку. Ради этого приходится идти на величайшие хитрости, выслуживаясь перед «авторитетами» вроде Цезаря и других. При этом важно сохранить своё человеческое достоинство, не стать «опустившимся» попрошайкой, как, например, Фетюков (впрочем, таких в лагере мало). Это важно не из высоких даже соображений, но по необходимости: «опустившийся» человек теряет волю к жизни и обязательно погибает. Таким образом, вопрос о сохранении в себе образа человеческого становится вопросом выживания. Второй жизненно важный вопрос - отношение к подневольному труду. Заключённые, особенно зимой, работают в охотку, чуть ли не соревнуясь друг с другом и бригада с бригадой, для того чтобы не замёрзнуть и своеобразно «сократить» время от ночлега до ночлега, от кормёжки до кормёжки. На этом стимуле и построена страшная система коллективного труда. Но она тем не менее не до конца истребляет в людях естественную радость физического труда: сцена строительства дома бригадой, где работает Шухов, - одна из самых вдохновенных в повести. Умение «правильно» работать (не перенапрягаясь, но и не отлынивая), как и умение добывать себе лишние пайки, тоже высокое искусство. Как и умение спрятать от глаз охранников подвернувшийся кусок пилы, из которого лагерные умельцы делают миниатюрные ножички для обмена на еду, табак, тёплые вещи... В отношении к охранникам, постоянно проводящим «шмоны», Шухов и остальные Заключённые находятся в положении диких зверей: они должны быть хитрее и ловчее вооружённых людей, обладающих правом их наказать и даже застрелить за отступление от лагерного режима. Обмануть охранников и лагерное начальство - это тоже высокое искусство.

Тот день, о котором повествует герой, был, по его собственному мнению, удачен - «в карцер не посадили, на Соцгородок (работа зимой в голом поле - прим. ред.) бригаду не выгнали, в обед он закосил кашу (получил лишнюю порцию - прим. ред.), бригадир хорошо закрыл процентовку (система оценки лагерного труда - прим. ред.), стену Шухов клал весело, с ножовкой на шмоне не попался, подработал вечером у Цезаря и табачку купил. И не заболел, перемогся. Прошёл день, ничем не омрачённый, почти счастливый. Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три. Из-за високосных годов - три дня лишних набавлялось...»

В конце повести даётся краткий словарь блатных выражений и специфических лагерных терминов и аббревиатур, которые встречаются в тексте.

Меню статьи:

Идея рассказа «Один день Ивана Денисовича» пришла Александру Солженицыну во время заключения в лагере особого режима зимой 1950-1951 года. Реализовать её он смог лишь в 1959 году. С тех пор книга несколько раз переиздавалась, после чего изымалась из продажи и библиотек. В свободном доступе на Родине рассказ появился лишь в 1990 году. Прообразами для персонажей произведения стали реально существовавшие люди, которых автор знал во время пребывания в лагерях или на фронте.

Жизнь Шухова в лагере особого режима

Начинается повествование с сигнала подъёма в исправительном лагере особого режима. Этот сигнал подавался ударом молотка об рельс. Главный герой – Иван Шухов никогда не просыпал подъёма. Между ним и началом работ у зеков было около полутора часов свободного времени, в которые можно было попробовать подработать. Такой подработкой могла быть помощь на кухне, шитье или уборка в каптёрках. Шухов всегда с радостью подрабатывал, но в тот день ему не здоровилось. Он лежал и размышлял, стоит ли ему отправиться в санчасть. Кроме того, мужчину тревожили слухи о том, что их бригаду хотят послать на строительство «Соцгородка», вместо постройки мастерских. А работа эта обещала быть каторжной – на морозе без возможности обогрева, вдалеке от бараков. Бригадир Шухова пошёл уладить с нарядчиками этот вопрос, и, по предположениям Шухова, понёс им взятку в виде сала.
Внезапно с мужчины грубо сорвали телогрейку и бушлат, которыми он был укрыт. Это были руки надзирателя по кличке Татарин. Он сразу же пригрозил Шухову тремя днями «кондея с выводом». На местном жаргоне это обозначало – три дня карцера с выводом на работу. Шухов стал наиграно просить прощения у надзирателя, но тот оставался непреклонен и велел мужчине идти за собой. Шухов покорно поспешил следом за Татарином. На улице был ужасный мороз. Заключённый с надеждой посмотрел на большой градусник, висящий во дворе. По правилам, при температуре ниже сорока одного градуса, на работу не выводили.

Предлагаем ознакомиться с “Биографией Александра Солженицына”, который был самой противоречивой фигурой второй половины двадцатого столетия.

Меж тем мужчины пришли в комнату надзирателей. Там Татарин великодушно провозгласил, что прощает Шухова, но тот должен вымыть пол в этой комнате. Мужчина предполагал такой исход, но стал наиграно благодарить надзирателя за смягчение наказания и обещал никогда больше не пропускать подъём. Потом он кинулся к колодцу за водой, размышляя, как бы помыть пол и не намочить валенки, потому как сменной обуви у него не было. Единожды за восемь лет отсидки ему выдали отличные кожаные ботинки. Шухов их очень любил и берёг, но ботинки пришлось сдать, когда на их место выдали валенки. Ни о чём за всё время заключения он так не жалел, как о тех ботинках.
Быстро вымыв пол, мужчина бросился в столовую. Она являла собой весьма мрачное здание, заполненной паром. Мужчины бригадами сидели за длинными столами поедая баланду и кашу. Остальные толпились в проходе, поджидая своей очереди.

Шухов в санчасти

В каждой бригаде заключённых существовала иерархия. Шухов не был последним человеком в своей, поэтому, когда он пришёл с столовую, парень пониже его рангом сидел и стерёг его завтрак. Баланда и каша уже остыли и стали практически несъедобными. Но Шухов съел это всё вдумчиво и медленно, он размышлял, что в лагере у зеков только и есть личного времени, что десять минут на завтрак и пять минут на обед.
После завтрака мужчина отправился в санчасть, уже почти дойдя до неё он вспомнил, что должен был пойти купить самосад у литовца, которому пришла посылка. Но немного помявшись он всё-таки выбрал санчасть. Шухов вошёл в здание, которое не уставало поражать его своей белизной и чистотой. Все кабинеты ещё были заперты. На посту сидел фельдшер Николай Вдовушкин, и старательно выводил слова на листах бумаги.

Наш герой отметил, что Коля пишет что-то «левое», то есть не связанное с работой, но тут же сделал вывод что его это не касается.

Он пожаловался фельдшеру на плохое самочувствие, тот дал ему градусник, но предупредил, что наряды уже распределены, а жаловаться на здоровье нужно было вечером. Шухов понимал, что остаться в санчасти ему не удастся. Вдовушкин продолжал писать. Мало кто знал, что Николай стал фельдшером лишь оказавшись на зоне. До этого он был студентом литературного института, и местный врач Степан Григорович взял его на работу, в надежде что он напишет здесь то, чего не смог на воле. Шухов не прекращал удивляться чистоте и тишине, царившей в санчасти. Целых пять минут он провёл в бездействии. Термометр показал тридцать семь и два. Иван Денисович Шухов молча нахлобучил шапку и поспешил в барак – присоединиться к своей сто четвёртой бригаде перед работой.

Суровые будни заключенных

Бригадир Тюрин искренне обрадовался, что Шухов не попал в карцер. Он выдал ему пайку, которая состояла из хлеба и насыпанной поверх него горки сахару. Заключённый поспешно слизал сахар и зашил в матрас половину выданного хлеба. Вторую часть пайки он спрятал в карман телогрейки. По сигналу бригадира мужчины двинулись на работу. Шухов с удовлетворением заметил, что работать они идут в прежнее место – значит Тюрину удалось договориться. По дороге заключённых ждал «шмон». Это была процедура для выявления, не выносят ли они за пределы лагеря чего-то запрещённого. Сегодня процессом руководил лейтенант Волковой, которого боялся даже сам начальник лагеря. Несмотря на мороз, он заставлял мужчин раздеваться до рубахи. У всех, у кого была лишняя одежда, её изымали. Однобригадник Шухова Буйновский – бывший герой Советского Союза, возмутился таким поведением начальства. Он обвинил лейтенанта в том, что он не советский человек, за что немедля получил десять суток строгого режима, но только по возвращению с работы.
После шмона зеков построили в шеренги по пятеро, тщательно пересчитали и отправили под конвоем в холодную степь на работу.

Мороз стоял такой, что все замотали себе лица тряпочками и шли молча, потупившись в землю. Иван Денисович, чтоб отвлечься от голодного урчания в животе, стал думать о том, как будет скоро писать письмо домой.

Писем ему полагалось два в год, да больше и не нужно было. Он не видел родных с лета сорок первого, а сейчас на дворе стоял пятьдесят первый год. Мужчина размышлял, что теперь у него больше общих тем с соседями по нарам, чем с роднёй.

Письма жены

В своих редких письмах жена писала Шухову про тяжёлую колхозную жизнь, которую тянут только женщины. Мужики, кто вернулся с войны, работают на стороне. Иван Денисович не мог понять, как можно не хотеть работать на своей земле.

Жена говорила, что многие в их краях заняты модным прибыльным промыслом – покраской ковров. Несчастная женщина надеялась, что муж её тоже займётся этим делом, когда вернётся домой, и это поможет семье выбраться из нищеты.

В рабочей зоне

Меж тем, сто четвёртая бригада добралась до рабочей зоны, их снова построили, пересчитали и впустили на территорию. Там всё было перерыто-перекопано, повсюду валялись доски, щепки, виднелись следы фундамента, стояли сборные домики. Бригадир Тюрин отправился получать наряд для бригады на день. Мужчины, пользуясь случаем, забежали в деревянное большое здание на территории, обогревальню. Место у печи было занято тридцать восьмой бригадой, которая там работала. Шухов со своими товарищами привалились просто у стенки. Иван Денисович не смог совладать с соблазном и съел почти весь хлеб, который припас на обед. Минут через двадцать явился бригадир, и вид его был недовольный. Бригаду отправили достраивать здание ТЭЦ, оставленное ещё с осени. Тюрин распределил работу. Шухову и латышу Кильдигсу достался наряд по кладке стен, так как они были лучшими мастерами в бригаде. Иван Денисович был отличным каменщиком, латыш – плотником. Но для начала нужно было утеплить здание, где мужчинам предстояло работать и построить печь. Шухов и Кильдигс отправились в другой конец двора, чтоб принести рулон толя. Этим материалом они собирались заделать дыры в окнах. Толь нужно было пронести в здание ТЭЦ втайне от прораба и стукачей, которые следили за разворовыванием стройматериалов. Мужчины поставили рулон вертикально и, плотно прижимая его своими телами, пронесли в здание. Работа кипела слажено, каждый заключённый работал с мыслью – чем больше сделает бригада, там большую пайку получит каждый её член. Тюрин был бригадир строгий, но справедливый, под его началом все получали заслуженный кусок хлеба.

Ближе к обеду печь была построена, окна забиты толем, а кое-кто из рабочих даже присел отдохнуть и погреть озябшие руки у очага. Мужчины стали подначивать Шухова, что он уже почти одной ногой на свободе. Срок ему дали в десять лет. Он успел отсидеть уже восемь из них. Многим товарищам Ивана Денисовича предстояло сидеть ещё двадцать пять лет.

Воспоминания о прошлом

Шухов стал вспоминать, как это всё с ним приключилось. Сидел он за измену Родине. В феврале сорок второго года всю их армию на Северо-Западном окружили. Патроны и продовольствие закончилось. Вот и стали немцы всех их по лесам отлавливать. И Ивана Денисовича поймали. Пробыл он в плену пару дней – сбежали впятером с товарищами. Когда дошли до своих – автоматчик троих из винтовки уложил. Шухов с товарищем выжили, так их сразу в немецкие шпионы и записали. Потом в контрразведке долго били, заставили подписать все бумаги. Если бы не подписал – убили бы вовсе. Иван Денисович успел побывать уже в нескольких лагерях. Предыдущие были не строгого режима, но жить там было ещё тяжелее. На лесоповале, например, их заставляли дневную норму ночью дорабатывать. Так что здесь всё не так уж плохо, рассудил Шухов. На что один из его товарищей Фетюков возразил, что в этом лагере людей режут. Так что тут уж явно не лучше, чем в бытовых лагерях. Действительно, за последнее время в лагере зарезали двух стукачей и одного бедного работягу, очевидно перепутав спальное место. Странные дела стали твориться.

Обед заключенных

Внезапно заключённые услышали гудок – энергопоезда, значит пора обедать. Заместитель бригадира Павло позвал Шухова и самого молодого в бригаде – Гопчика занимать места в столовой.

Столовая на производстве представляла собой грубо сколоченное деревянное здание без пола, разделённое на две части. В одной повар варил кашу, в другой – обедали зеки. В день на одного заключённого выделялось пятьдесят граммов крупы. Но была масса привилегированных категорий, которым доставалась двойная порция: бригадиры, работники конторы, шестёрки, санинструктор, который наблюдал за приготовлением еды. В результате зекам доставались порции очень маленькие, едва покрывавшие дно мисок. В тот день Шухову повезло. Подсчитывая количество порций на бригаду, повар замешкался. Иван Денисович, который помогал Павлу считать миски, назвал неправильную цифру. Повар запутался, да и просчитался. В результате у бригады получилось две лишних порции. Но лишь бригадиру было решать, кому они достанутся. Шухов в душе надеялся, что ему. В отсутствии Тюрина, который был в конторе, командовал Павло. Он отдал одну порцию Шухову, а вторую – Буйновскому, который очень уж сдал за последний месяц.

После еды Иван Денисович отправился в контору – понёс кашу ещё одному члену бригады, который там работал. То был кинорежиссёр по имени Цезарь, он был москвич, богатый интеллигент и никогда не ходил в наряды. Шухов застал его курящим трубку и говорящим об искусстве с каким-то старичком. Цезарь принял кашу и продолжил разговор. А Шухов вернулся на ТЭЦ.

Воспоминания Тюрина

Бригадир уже был там. Он выбил своим ребятам хорошие порции пайки на эту неделю и был в весёлом настроении. Обычно молчаливый Тюрин стал вспоминать жизнь свою былую. Припомнил, как исключили его в тридцатом году из рядов Красной армии за то, что отец его был кулак. Как на перекладных добирался он домой, но отца уже не застал, как удалось ему ночью бежать из родного дома с маленьким братом. Того мальца он отдал блатным в шайку и после того никогда больше не видел.

Слушали его зеки внимательно с уважением, да пора уже была за работу браться. Работать начали ещё до звонка, потому что до обеда были заняты обустройством своего рабочего места, а для нормы ещё ничего не сделали. Тюрин постановил, что Шухов одну стену будет класть шлакоблоком, а в подмастерья ему записал дружелюбного глуховатого Сеньку Клевшина. Говорили, что тот Клевшин три раза из плена сбегал, да ещё и Бухенвальд прошёл. Вторую стену взялся класть сам бригадир на пару с Кильдигсом. На морозе раствор быстро застывал, поэтому укладывать шлакоблок нужно было быстро. Дух соперничества так захватил мужчин, что остальные члены бригады едва успевали подносить им раствор.

Так заработалась сто четвёртая бригада, что едва к пересчёту у ворот успела, который в конце рабочего дня проводится. Всех снова выстроили по пятёркам и стали считать при закрытых воротах. Второй раз должны были пересчитать уже при открытых. Всего зеков на объекте должно было быть четыреста шестьдесят три. Но после трёх пересчётов получалось всего четыреста шестьдесят два. Конвой приказал всем построиться по бригадам. Выяснилось, что не хватает молдаванина из тридцать второй. Поговаривали, что в отличии от многих других заключенных, он был настоящим шпионом. Бригадир и помощник бросились на объект искать пропавшего, все остальные стояли на лютом морозе, обуреваемые гневом на молдаванина. Стало ясно что вечер пропал – ничего не удастся успеть на территории до отбоя. А до бараков ещё и путь неблизкий предстоял. Но вот вдалеке показалось три фигуры. Все вздохнули с облегчением – нашли.

Оказывается, пропавший прятался от бригадира и уснул на строительных лесах. Зеки стали поносить молдаванина на чём свет стоит, но быстро успокоились, всем уже хотелось уйти с промзоны.

Ножовка, спрятанная в рукав

Уже перед самым шмоном на вахте Иван Денисович договорился с режиссёром Цезарем, что пойдёт займёт для него очередь в посылочной. Цезарь был из богатых – посылки получал два раза в месяц. Шухов надеялся, что за его услугу молодой человек и ему что-то перекинет поесть или закурить. Перед самым досмотром Шухов, по привычке, осмотрел все карманы, хотя ничего запрещённого сегодня проносить не собирался. Внезапно в кармане на колене он обнаружил кусок ножовки, которую подобрал в снегу на стройке. Совсем он в рабочем запале забыл о находке. А теперь ножовку бросить было жаль. Могла она принести ему заработок или десять суток карцера, если найдут. На свой страх и риск, он спрятал ножовку в рукавичку. И тут повезло Ивану Денисовичу. Охранника, что досматривал его, отвлекли. Успел он до того только одну рукавицу сжать, а вторую не досмотрел. Счастливый Шухов бросился догонять своих.

Ужин в зоне

Пройдя через все многочисленные ворота, зеки наконец почувствовали себя «свободными людьми» – все бросились заниматься своими делами. Шухов побежал в очередь за посылками. Сам он посылок не получал – запретил жене настрого от деток отрывать. Но всё-таки щемило его сердце, когда кому-то из соседей по бараку приходила бандероль. Минут через десять появился Цезарь и позволил Шухову съесть свой ужин, а сам занял своё место в очереди.

Окрылённый Иван Денисович бросился в столовую.
Там, после ритуала поиска свободных подносов и места за столами, сто четвёртая наконец-то села ужинать. Горячая баланда приятно согревала продрогшие тела изнутри. Шухов размышлял о том, какой удачный день выдался – две порции в обед, две вечером. Хлеб есть не стал – решил припрятать, пайку Цезаря тоже прихватил с собой. А после ужина прожогом бросился в седьмой барак, сам-то он жил в девятом, купить самосада у латыша. Бережно выудив два рубля из-под подкладки телогрейки, Иван Денисович рассчитался за табак. После этого поспешно побежал «домой». Цезарь уже был в бараке. Вокруг его койки разносились головокружительные запахи колбасы и копчёной рыбы. Шухов не стал пялится на гостинцы, а вежливо предложил режиссёру его пайку хлеба. Но Цезарь пайку не взял. О большем Шухов и не мечтал. Он полез наверх, на свою койку, чтобы успеть спрятать ножовку до вечернего построения. Цезарь пригласил Буйновского к чаю, жалко ему было доходягу. Они сидели, весело уплетая бутерброды, когда за бывшим героем пришли. Не простили ему утренней выходки – отправился капитан Буйновский в карцер на десять суток. А тут и проверка нагрянула. А Цезарь не успел к началу проверки сдать свои продукты в камеру хранения. Вот теперь два у него выходя оставалось – либо во время пересчёта отберут, либо с кровати умыкнут, если оставит. Стало Шухову жалко интеллигента, вот он ему и прошептал, чтоб Цезарь на пересчёт самый последний выходил, а он в первых рядах помчит, так и постерегут они гостинцы по очереди.
5 (100%) 2 votes

Утренний подъём в бараке политического каторжного лагеря сталинской эпохи (его прообразом послужил Экибастузский лагерь , где А. И. Солженицын отбывал срок, трудясь каменщиком, в начале 1950-х годов). Главный герой рассказа, Иван Денисович Шухов (зэк с номером на одежде Щ-854), на несколько минут запаздывает встать, и охранник Татарин грозит ему за это карцером, но потом снисходит до того, что заставляет лишь вымыть пол в надзирательской.

Вымыв пол, Шухов бежит на завтрак. Солженицын даёт здесь первое описание лагерной столовой и еды (баланда – всю зиму из одного и того же овоща, который осенью заготовят; травянистая каша из магары ).

Чувствуя ломоту в теле, Иван Денисович пробует получить на день освобождение от работ. Однако в лагерной санчасти молодой фельдшер Коля Вдовушкин не даёт его: температура у Шухова всего лишь 37,2.

Александр Солженицын. Один день Ивана Денисовича. Читает автор. Фрагмент

Иван Денисович ненадолго возвращается в свой барак. Его сосед по вагонке (лагерное устройство для спанья, вроде «купе» из четырех смежных деревянных щитов в два этажа), баптист Алёшка, читает строки Евангелия о стойкости в невинном страдании.

Через несколько минут 104-я бригада Шухова выходит из лагеря работать на стройку. В лагерных воротах зэков разбивают на пятёрки и внимательно пересчитывают. Злобный лейтенант Волковой заставляет на сильном морозе расстегнуть для проверки бушлаты и рубахи.

По пути Иван Денисович вспоминает письма родных из порабощённой колхозной деревни. Люди там всячески стараются увильнуть от государственной принудиловки. Половина мужиков не вернулась домой с войны. Молодёжь толпами бежит в город. Колхоз тянут на себе одни бабы.

Бригаду Ивана Денисовича хотели сегодня направить в «Соцбытгородок» – чистое поле, где стройка лишь начинается и нет ни помещений, ни укрытий. Но опытный, волевой бригадир Тюрин добился, чтобы его людей «бросили» на недостроенную ТЭЦ. Там – большой, промёрзлый, ледяной зал, но есть хотя бы стены.

Солженицын описывает нескольких однобригадников Шухова – таких же зэков, как и тот. Это – Сенька Клёвшин, оглохший на войне, где он трижды бежал из немецкого плена, попал в Бухенвальд, выжил там, но был арестован после победы, за то, что при освобождении лагеря прожил два дня с американцами. Работящий и крепкий латыш Кильдигс. Гопчик, шустрый и хваткий хлопец лет шестнадцати с Западной Украины, взятый , когда таскал молоко в лес бандеровцам . Неторопливый, вдумчивый помощник бригадира Тюрина, Павло (тоже бандеровец). Вспыльчивый, прямой кавторанг (капитан второго ранга) Буйновский, который арестован недавно и пока плохо знает лагерные порядки. Опустившийся попрошайка Фетюков (на воле был немалым начальником). Москвич-интеллигент Цезарь, неопределённой (видимо, еврейской) национальности, устроившийся по связям на тёплое место помощника нормировщика. [См. Герои «Одного дня Ивана Денисовича» .]

Чтобы хоть как-то согреть зал ТЭЦ, зэки прилаживают трубу к давно не топленной печке. Кильдигс вспоминает, что видел недалеко отсюда рулон толя. Он и Шухов идут за рулоном и кое-как загораживают толем зияющее на улицу окно зала.

23 июня 1941 года, на второй день после начала Великой Отечественной войны, Иван Денисович, герой повести, ушел на фронт. Ушел крестьянин из деревни Темгенево, остались дома жена и две дочки. Был еще сыночек, но умер. В феврале 1942 года на Северо-Западном фронте попал в окружение. Красная Армия бросила своих солдат, они пропадали с голоду, слабли. До того дошло, что ели копыта павших лошадей...

Иван оказался в плену у немцев, ухитрился бежать. Пятеро измученных пленных выбрались к своим. Вот только «свои» автоматчики двоих уложили на месте, а третий умер от ран. Двоих оставшихся сдали в НКВД. Следствие было недолгим - Иван Денисович тут же оказался в советском концлагере. Во времена сталинских репрессий каждый, кто побывал в плену у немцев, автоматически причислялся к шпионам. И попробуй отпираться, попробуй не подпиши - расстреляют, а так - поживешь немного еще.

Восемь лет отсидел Иван Денисович Шухов в Усть-Ижме, сидит девятый год в Сибири, на каторге. Зубов уж половины нет, голова бритая, борода длинная - каторжник!

В лагере каждая деталь важна для сохранения жизни. Автор подробно описывает одежду заключенного: бушлат, подпоясанный веревочкой, поверх телогрейки, валенки, под валенками - две пары портянок (старые и поновей). На ватных брюках чуть выше колена пришит грязный лоскут с лагерным номером.

Строго говоря, действие в повести происходит в течение одного дня. Но за этот день мы можем увидеть, что происходило на сталинской каторге.

Главное в лагере - это не умереть с голоду, добыть себе еду. Разве заключенных не кормят? Основная пища - мерзкая баланда (похлебка) из мелкой рыбки и мерзлой капусты. Можно постараться и добыть себе лишнюю пайку хлеба или еще одну миску той же баланды.

Некоторые ухитряются получать посылки, например Цезарь Маркович. Некогда он собирался быть режиссером, да не успел еще и первой картины снять, как взяли и посадили. Это красивый человек восточного типа - не то грек, не то еврей. Усы у него густые, черные - в лагере не сбрили, потому что такая фотография прилагается к делу. Цезарь все еще живет воспоминаниями о прошлом, ощущает себя деятелем культуры. С интеллигентными людьми ведет разговоры про режиссеров кино и театра, про «политическую идею» как оправдание тирании. Может вслух ругать Сталина - «батьку усатого», из чего Шухов делает вывод, что на каторге больше свободы, чем в Усть-Ижме: никто не стучит, срока не добавляет. Цезарь довольно практичен: из своих посылок он умеет «сунуть в рот, кому надо». Вот и пристроился «придурком» (на легкой работе) - помощником нормировщика. Жадным его не назовешь - получив посылку, делится и табаком, и продуктами, особенно за оказанную услугу.

Шухову, крестьянину, этот интеллигент кажется ничего не понимающим в жизни: посылку нужно не оставлять в бараке, а скорей тащить в камеру хранения - ведь свои же «товарищи» разворуют. Иван Денисович устерег добро Цезаря - и тот перед ним в долгу не остался.

Особенно щедро интеллигент делится едой с соседом «по тумбочке» - Кавторангом, морским капитаном второго ранга Буйновским. Морской офицер, ходивший и Северным морским путем, .и вокруг Европы, однажды как офицер связи сопровождал английского адмирала. Англичанин высоко оценил профессионализм русского капитана и прислал ему как-то после войны подарок на память, из чего НКВД сделал закономерный вывод: Кавторанг - английский шпион!

В лагере этот благородный офицер недавно, поэтому все еще верит в справедливость и Конституцию: «Вы права не имеете людей на морозе раздевать!» Привыкший командовать, Буйновский тем не менее не уклоняется от работы. Заключенные этого человека уважают.

А вот кого не уважают, так это бывшего конторского начальника Фетюкова - тот не умеет ничего делать, разве что носилки таскать, помощи ему из дому никакой - жена от него отказалась и тут же замуж вышла.

Фетюков привык есть от пуза и не стесняется «шакалить», то есть попрошайничать. В нем абсолютно нет чувства собственного достоинства, поэтому его и презирают, а иногда и бьют. Отпора Фетюков дать не может - «утрется, заплачет и пойдет». По-крестьянски мудрый Шухов делает вывод, что такому на зоне не выжить: «Не умеет себя поставить» . А сохранять достоинство необходимо даже из простых жизненных соображений - опустившийся человек теряет волю к жизни и не может дотянуть до конца срока.

Шухов посылок из дому не получает - деревня голодает. Он старается растянуть пайку разумно: так, чтобы не ощущать голода в течение дня. Не стесняется и «закосить» лишний кусок от лагерного начальства.

Каторжане работают в этот день на строительстве дома. Шухов от дела не отлынивает. По результатам работы бригадир Андрей Прокофьевич Тюрин (тоже заключенный, раскулаченный) выписывает «процентовку», а это лишняя пайка хлеба, в зоне же «двести грамм жизнью правят». Работа помогает наполнить день смыслом, не маяться от подъема до отбоя. Радость физического труда поддерживает особенно такие натуры, как крестьянин Шухов. Иван Денисович - лучший в бригаде мастер. Он умеет распределить свои силы так, чтобы не перенапрягаться, но и не бессовестно отлынивать. Старательно и даже азартно работая, Шухов радуется еще и тому, что ему удалось спрятать от охранников обломок пилы - из него умельцы сделают миниатюрные ножички, а их уже можно будет обменивать на табак и,хлеб.

«Заначенные» (спрятанные) вещи постоянно подвергаются риску быть обнаруженными - охрана регулярно проводит «шмоны» (обыски). Обмануть лагерное начальство - это важная задача, которая пробуждает своеобразный азарт.

Удивительная «заначка» у Алеши-баптиста - это посаженный за веру сектант, очень чистый и светлый, всегда умытый. В записную книжку он переписал половину Евангелия и хитро засовывает свое сокровище в щель в стене - ни один «шмон» еще не нашел этого свидетельства преступления. Сел Алеша за веру - и в вере укрепился. При всяком удобном случае агитирует: «Молиться надо о духовном: чтоб Господь с нашего сердца накипь злую снимал».

Так что не только о хлебе насущном заботятся на каторге - есть тут и религиозные и политические споры, разговоры об искусстве...

Однако здоровая крестьянская натура Ивана Денисовича Шухова прежде всего заставляет подбить такие итоги уходящего (по его мнению, удачного) дня: «в карцер не посадили, на Соцгородок (в голое поле в трескучие морозы) работать не послали, кусок ножовки заначил и на шмоне с ней не попался, в обед удалось получить лишнюю порцию каши (закосить), у Цезаря подработал. Табачку купил...»

Вот такой - почти счастливый - лагерный день.

И таких «счастливых дней» - три тысячи пятьсот шестьдесят четыре.