Тема гражданского мужества в поэме А. А
Анну Андреевну Ахматову многие воспринимали, да и сейчас еще воспринимают только как лирическую поэтессу, автора лирических сборников-романо в, заключающих в себе историю любви. Но это не так. Да, конечно, любовная лирика Ахматовой - вершинна для поэзии XX века. Но исследованием глубоко личного, интересом к нему творчество поэтессы далеко не исчерпывается.
К тридцатым годам поэзия Ахматовой становится отчетливо и осознанно трагической. И эта трагедия уже не любовная, как в ранней лирике. А началось все сразу после революции.
Одно из первых гражданских стихотворений Ахматовой - «Мне голос был» (1917). Именно о таких стихах поэтессы О. Мандельштам заметил: «…В настоящее время ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России». Уже в этом стихотворении видны те особенности, которые станут характерными для всего творчества Ахматовой: конфликт лжи и правды, греха и совести решается в пользу духа. Не снимать с себя ответственности за происходящее, разделить ее со всем народом, быть «там, где мой народ, к несчастью, был».
Главная для художника тема - тема памяти, излюбленная мысль - поэзия, язык - не только условие сохранения нации, но и «сам история». Это видно и в стихотворении «Не с теми я…» (1922), и в стихотворении «Мужество» (1942). Но сильнее всего личное и всенародное сливается не столько в военных стихах, сколько в поэме «Реквием». Здесь память - спасение от гибели, непрерывная созидающая жизнь души, духовное спасение человечества. Основной прием Ахматовой - от частного размышления (по поэзии в цикле «Тайны ремесла», а конкретной судьбе в отдельных главках «Реквиема») - к судьбе России, к общечеловеческом у. «Реквием» - единственная в своем роде поэма, посвященная не только жертвам, но и женам репрессированных. В посвящении есть ассоциация с женами декабристов. В начале автор заявляет абсолютно открыто, что судьба русской женщины - от жен стрельцов Петровского времени и декабристок до сталинских «членов семьи изменников родины» - всегда одна и та же. Так русскую историю до Ахматовой никто не трактовал. Мужчинам всегда репрессии, женщинам - проводы и оплакивание. И здесь обобщение идет дальше - «А туда, где молча мать стояла, так никто взглянуть и не посмел». От судеб русской женщины - к судьбе матери вообще, к Богородице.
Россия для автора не исчерпывается преступлениями власти и покорностью жертв. В стихотворении «Родная земля» (1961) «Ни в чем не замешанный прах» - это предыдущие поколения, к числу которых в недалеком будущем присоединится сама Ахматова. Право считать землю своею дает человеку, по мысли поэта, лишь готовность «ложиться в нее и становиться ею». В ней мера патриотизма и мера ответственности.
А. Ахматова, поэт огромного поэтического дара, возвышенного и трагического, вошла в русскую литературу, прежде всего как певец любви. Однако с течением времени -- времени бурь и потрясений в судьбе России -- ее лирика, поначалу камерная, интимно-исповедальная, обретает высокое гражданское звучание. Уже в годы первой мировой войны в ее творчество вошли мотивы гражданственности, самопожертвования, любви к Родине. Ахматова сразу определила для себя главное: быть вместе с Россией на всех ее путях и перепутьях.
Он говорил: «Иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда...»
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Блок сказал об этом стихотворении: «Ахматова права. Это недостойная речь». «Глухой и грешный» край, Россия всегда остается для поэтессы единственной обителью. Хранить верность Родине -- вот главный гражданский долг.
В одном из стихотворений 1922 года Ахматова пишет: «Не с теми я, кто бросил землю на растерзание врагам». Участь изгнанника представляется ей не только недостойной, но и жалкой. Она предпочитает, оставаясь на Родине, принять вместе с ней удары судьбы и отказывается от сомнительной чести петь отступникам:
Им песен я своих не дам.
Вместе со своей страной она переживает все бедствия, выпавшие на долго России В стихотворении, написанном к годовщине первой мировой войны, Ахматова пишет:
Мы на сто лет состарились, и это
Тогда случилось в час один.
Отныне она видит свою задачу в ином: страсть и песни должны уйти из ее поэзии, так как --
Ей, опустевшей, приказал Всевышний
Стать книгой грозовых вестей.
О том, насколько близко воспринимает поэтесса судьбу своей Родины, о силе ее любви и самопожертвования ярче всего говорят строки стихотворения «Молитва», написанного в 1915 году:
Дай мне горькие годы, недуга,
Задыханъе, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар...
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
«В года мытарств, во времена немыслимого быта», когда «все расхищено, предано, продано», Ахматова хранит веру в свет и тепло грядущих дней России.
На протяжении всего своего творчества Ахматова освещает «страшный путь» своего поколения -- поколения, вкусившего «мало меду», но много горестей. Современники ее -- люди, «бесслезнее, надменнее и проще» которых в мире нет. Для них родная земля не храм, не талисман, не рай, а -- «грязь на калошах» и «хруст на зубах», однако:
Ложимся в нее и становимся ею,
Оттого и зовем так свободно своею.
В одной из «Северных элегий» Ахматова размышляет о своей судьбе, на которую наложило свой отпечаток беспощадное время:
Меня, как реку,
Суровая эпоха повернула.
Ее путь отныне иной. Но она не жалеет об этом: Но если бы оттуда посмотрела Я на свою теперешнюю жизнь, Узнала бы я зависть наконец.
Да, в ее жизни многое было пропущено, вспоминает героиня элегии, многие зрелища прошли стороной: «И занавес вздымался без меня и также падал». Но -- она разделила своей поэзией, своей судьбой участь миллионов современников. И их жизнь оказалась запечатленной в ее стихах.
В 30-е годы Ахматова пишет свою знаменитую поэму «Реквием». Реквием, по определению, есть произведение траурного характера, заупокойная служба. Это выдающееся творение ахматовского гения -- молитва за упокой душ тысяч невинно убиенных. Их судьбы должны избежать забвения: вечная память жертвам террора -- чтобы трагедия не могла повториться.
Ахматова, разделившая судьбу многих матерей -- таким было ее приобщение к бедствиям страны, -- стоявших вместе с ней у тюремной стены, создает памятник великому народному горю который:
Для них соткала я
Из бедных, у них же подслушанных слов.
Она, эта, по словам Жданова, «барынька, мечущаяся между будуаром и молельней», пишет о том, как
безвинная корчилась Русь
Под колесами черных «марусъ».
Стихи Ахматовой в период второй мировой войны -- своеобразная формула гневного, воинственного патриотизма. Цикл стихов о ленинградской блокаде, которую поэтесса пережила вместе с тысячами других жителей города, нельзя читать равнодушно. Боль пронизывает каждую строчку:
Принеси же мне горсточку чистой,
Нашей невской студеной воды,
И с головки твоей золотистой
Я кровавые смою следы.
Однако за этой болью -- неистребимая вера в победу, бесконечное мужество:
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Щели в саду вырыты,
Не горят огни.
Питерские сироты,
Детонъки мои!
Высокую задачу своей поэзии Ахматова видит в том, чтобы оплакивать погибших, хранить память о них: «Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена». В 1950 году она пишет:
Прошло пять лет -- и залечила раны,
Жестокой нанесенные войной, Страна моя…
Судьба не была милостива к поэтессе. Она пережила немало бед, видела смерть самых близких людей, испытала на себе силу террора:
Так много камней брошено в меня...
Долгие годы после революции она находилась на положении не то изгоя, не то заключенного:
Одна на скамье подсудимых
Я скоро полвека сижу.
Но стих Ахматовой всегда был честен и мужествен. «В тот час, как рушатся миры», она не осталась спокойным созерцателем. Испытания придали мощь и силу ее стихам, помогли осознать свой гражданский долг -- быть со своим народом, быть его голосом.
Когда я ночью жду ее прихода.
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке...
А. Ахматова
Имя Анны Ахматовой -- одно из немногих имен русской поэзии XX века, отмеченных в десятилетиях неизменностью читательских симпатий, хотя революционные потрясения и социально-исторические перемены этих годов, казалось бы, способны были безвозвратно предать забвению этот негромко и с большими перерывами звучащий лирический голос.
Сжала руки под темной вуалью...
“Отчего ты сегодня бледна?”
Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна...
Задыхаясь, я крикнула: “Шутка
Все, что было. Уйдешь, я умру”.
Улыбнулся спокойно и жутко
И сказал мне: “Не стой на ветру”
Поэзия Ахматовой никогда не была на гребне общественно-политических событий, и в этом смысле ее нельзя сравнить не только с голосом Маяковского, но и с куда более близким ей А. Блоком, посвятившим революции последний высокий порыв своей поэтической жизни. Однако круг читателей и почитателей Анны Андреевны Ахматовой, которая смолоду не была обойдена признанием, в последние годы неизмеримо расширился.
Не должен быть очень несчастным
И, главное, скрытным. О нет! --
Чтоб быть современнику ясным,
Весь настежь распахнут поэт...
Наш век на земле быстротечен,
И тесен назначенный круг.
А он неизменен и вечен --
Поэта неведомый друг.
Так просто, открыто и страстно признавалась в любви читателям Ахматова. Литературная и жизненная судьба Анны Андреевны была на редкость нелегкой, и через все испытания она прошла с выдержкой и достоинством, которые не могут не вызывать уважения.
Он говорил: “Иди сюда.
Оставь свой край глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда...”
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
Поэтическое имя Ахматовой в читательском представлении ассоциируется с любовной лирикой. Действительно, большинство ее стихотворений одухотворено этим прекрасным и высоким чувством. Перед нами любящая, страдающая, реже счастливая и никогда -- успокоенная женщина.
Так беспомощно грудь холодела.
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,
А я знала -- их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: “Со мною умри!”
Ее лирическая героиня плачет и страдает, замирает от предчувствия любви или от ее потери. Глубокие и искренние переживания поэтессы нашли отклик в сердцах читателей. Ее поэзии чужда ложь, игра в чувство, жеманство. Только искренние и глубокие чувства отражает Ахматова в своих стихах, поэтому они открыты миру людей, лишены даже намека на пошлость.
Должен на этой земле испытать
Каждый любовную пытку.
Жгу до зари на оконце свечу
И ни о ком не тоскую,
Но не хочу, не хочу, не хочу
Знать, как целуешь другую...
Ее поэзию нельзя назвать “женской, дамской”, с их ограниченностью мысли и чувства, представленной, например, в прошлом веке Ростопчиной.
Поэзия Анны Ахматовой -- это, прежде всего подлинность, невыдуманность чувств, поэзия, отмеченная необычайной сосредоточенностью и взыскательностью нравственного начала. Это своеобразный дневник сложного и вдумчивого современника величественной эпохи, но отраженной не непосредственно, как в зеркале, а пропущенной через сердце поэта.
Хорошо здесь: и шелест и хруст;
С каждым утром сильнее мороз,
В белом пламени клонится куст
Ледяных ослепительных роз.
И на пышных парадных снегах
Лыжный след, словно память о том.
Что в каких-то далеких веках
Здесь с тобою прошли мы вдвоем.
Главная и неизбывная тема Ахматовой -- любовь -- еще задолго до охлаждающей умудренности зрелого возраста осложняется и обогащается другой “повинностью” ее жизни -- призванием поэта. Поэзия -- высший суд, перед которым смиряется даже неотвратимая и безоглядная сила любовных переживаний молодости. Общение поэта со своей музой -- потребность не менее властная, ценность жизни не менее высокая.
Муза ушла по дороге.
Осенней, узкой, крутой,
И были смуглые ноги
Обрызганы крупной росой...
Я, глядя ей вслед, молчала,
Я любила ее одну,
А в небе заря стояла,
Как ворота в ее страну.
Поэзию Анны Ахматовой отличают благородный лаконизм, немногословная емкость речи, когда за скудными строчками стихотворения живет возможность многих тонких подробностей и оттенков. Можно много говорить о замечательных чертах поэтического мастерства Ахматовой, но остановимся на одном -- ее языке. Это не был никогда “язык цветов”, а живой, будничный, обиходный, нарочито прозаический. Истоки ее языка и поэзии в пушкинской, классической манере, в этом залог ее успеха и “долголетия”.
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле,
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
Лотова жена
И праведник шел за посланником Бога,
Огромный и светлый, по черной горе.
Но громко жене говорила тревога:
Не поздно, ты можешь еще посмотреть
На красные башни родного Содома,
На площадь, где пела, на двор, где пряла,
На окна пустые высокого дома,
Где милому мужу детей родила.
Взглянула, и, скованы смертною болью,
Глаза ее больше смотреть не могли;
И сделалось тело прозрачною солью,
И быстрые ноги к земле приросли.
Кто женщину эту оплакивать будет,
Не меньшей ли мнится она из утрат?
Лишь сердце мое никогда не забудет
Отдавшую жизнь за единственный взгляд.
Стихотворение является вольным пересказом библейского старозаветного мотива: ангел вывел праведника Лота с семьей из обреченного Содома. Жена Лота нарушила строгий наказ не оборачиваться и была превращена в соляной столб.
Несмотря на незамысловатость содержания и простоту изложения, по своей сути это стихотворение является одним из сильнейших в лирике Ахматовой. В ее творчестве тема родины, именно малой родины, вплоть до дома и двора, всегда занимала особое место. Томление по родному краю определяется не его особыми качествами - красотой природы, необычностью или исторической значимостью местности, теплотой людей - все может быть с точностью до наоборот, для Ахматовой важно не это: благодаря сильной эмоциональной памяти каждая деталь родных мест вызывает у нее воспоминания о событиях или ощущениях прошлого - иными словами, является эмоционально насыщенной. Именно поэтому в другом стихотворении поэтесса признается, что ей «памятна до боли // Тверская скудная земля».
Стихотворение было выпущено в сборнике «Anno Domini» в 1922 году в составе цикла «Библейские стихи». Весь сборник пронизан размышлениями на тему родины и ответственности человека перед ней. Ахматова отделяет себя от эмигрантов, от всех, кто «бросил землю». Поводом для создания этого стихотворения явилась, во-первых, актуальность темы для поэтессы. А непосредственная идея возникла у Ахматовой как отклик на приведенную в статье Н. В. Недоброво «Анна Ахматова» цитату из Евангелия от Луки: «Ище аже взыщет душу свою спасти, погубит ю; и иже аще погубит ю, живит ю», за которой в Библии следует строка «Поминайте жену Лотову». В то же время, это явилось и ответом на рассуждения о том, что ее послереволюционные стихи живут прошлым, что она застыла в своем мастерстве. Образ содомлянки, заплатившей окаменением за верность былому, явился метафорой в полемике с критикой, требовавшей новизны. В ответ на требование нового недоброжелатели получили одну из самых старинных историй на земле.
Если всмотреться в описание города женой Лота, единственная точная деталь в нем - красные башни. Все остальное: дома, улицы, деревья - для нее как будто невидимо. Она вспоминает площадь - «где пела», родной двор - «где пряла», да и сам дом ей хочется увидеть потому, что там она «милому мужу детей родила». Это привязанность именно к родному очагу, семейному, до последней детали знакомому дому.
Многие критики заметили в этом стихотворении перемену в восприятии поэтессой самой идеи дома. В ранних стихах это были мотивы дома-тюрьмы, откуда нужно вырваться, или дома, где лирическая героиня была «дурной матерью». У Ахматовой действительно постоянно существовали проблемы с созданием собственного дома: постоянные переезды в детстве и юности, тяжело складывавшиеся отношения с мужем, проживание под одной крышей с бывшей женой Николая Пунина, нового мужа. В этом стихотворении дом выступает «родным гнездом» - тем, что невозможно покинуть просто так.
Значимость родного очага, точнее, семьи как воплощения этого очага отражена и в одном из центральных стихотворений Ахматовой - «Реквием». Сила земной любви к Сыну у главной героини - Божьей Матери - так велика, что ее молчание вызывает у людей большее благоговение и страх, чем рыдания учеников. Точно так же жена Лота посмела возразить велению бога - тоже молча, только взглядом - во имя земной любви к родному городу. Переполненность чувствами, с точки зрения Ахматовой, не просто является оправданием - она дает право жене Лота обернуться на родной город. В своем ослушании высших сил жена Лота родственна еще одной лирической героине Ахматовой - Рахили из того же цикла «Библейских стихов». Подобное героическое противопоставление себя тем, кто сильнее, встречается у Ахматовой во многих произведениях. Это одна из характерных черт акмеизма: брошенный вызов, который считается оправданным, если сила чувств настолько велика. Само обращение к истокам мировой культуры также является одной из основ акмеизма.
Стихотворение «Жена Лота» не только гражданское по содержанию: своей скрытой страстностью оно тяготеет к любовной лирике поэтессы. Об этом писала Ольги Берггольц в 1946 году в статье для журнала «Знамя». Статья была опубликована только в наше время, поскольку именно в 1946 году вышло знаменитое Постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград», после которого статьи об Ахматовой к печати не принимались. Берггольц пишет, что в стихотворении «Жена Лота» присутствует главная черта Ахматовской лирики: «Нет ни расчета, ни благоразумия, ни целесообразности, но есть большее: страсть. Не в узком смысле слова, а как беззаветное движение сердца, прекрасное само по себе и, значит, само по себе являющееся поэзией человека и в то же время залогом его личного и общественного поведения». По мнению критика, это не столько любовь к родному краю, сколько «любовь в широком смысле... неодолимая любовь, отсюда и мотив -- «остальное все равно»».
Ахматова негативно относилась к эмигрантам, считая покидание родины бездушием. В годы народных бедствий Ахматова сливается с русским народом, считая своей Родиной всю страну, воспринимая судьбу России как собственную. У нее существует стихотворение «Ты -- отступник» - упрек другу Борису Анрепу, эмигрировавшему в Англию. И повествование о женщине, которая за взгляд на родные места отдала жизнь, является упреком всем эмигрантам, теряющим душу в чужом краю. С ее точки зрения, они не имели права покидать родной край, пусть даже подвергшийся тяжелейшим испытаниям. «Я верна осталась // Печальной родине моей», -- с гордостью писала Ахматова в 1935 году.
Стихотворение интересно и парадоксальностью подхода к раскрытию темы. Библейский Содом в мировой культуре уже многие века является синонимом греха. Но воображение поэтессы превратило его в живой город с улочками, домами и двориками, где жили люди обычной жизнью. Благодаря этому важное значение приобретает и безымянность героини, и отсутствие конкретных деталей города, кроме, как уже говорилось, красных башен. Это позволяет провести обобщение: город Содом становится просто гибнущим городом, и жена Лота - просто одна из женщин, преданных своему дому.
Красные башни наталкивают многих исследователей на мысль, что Ахматова хотела не столько обобщить, сколько провести параллель с другим городом - Москвой. Против этой версии выступает тот факт, что родным для Ахматовой являлся все же Петербург, и революция с последующими событиями в первую очередь коснулась его, и покидали ее друзья на ее глазах не Москву, а город на Неве. Одно очевидно: Ахматова сближает свою судьбу с участью жены Лота, не желавшей покинуть родной город даже тогда, когда родину постигла Божья кара. Эпитет «родной», относящийся к Содому, очень точен.
В стихотворении мало эпитетов и явных метафор, поскольку метафорой является сам сюжет. Еще одной из метафор становится прилагательное «прозрачный»: соль, в которую превратилось тело героини - именно прозрачная. «Прозрачная соль» ассоциируется со слезами, прозрачными и солеными.
Последнее четверостишие является прямым возвратом в свою эпоху. Действительно, в те годы, когда Ахматова была «с моим народом //там, где мой народ, к несчастью, был», когда тысячи теряли и жизни, и родину, жена Лота может мниться меньшей из утрат. Но для Ахматовой она остается символом, знаком верности родине и самой себе.
Список используемой литературы:
лирика творчество поэма
- 1. Мандельштам О. «О современной поэзии». В 2 т. - М.: Художественная литература, 1990. - Т. 2. - С. 260.
- 2. Эйхенбаум Б.М. «Анна Ахматова. Опыт анализа». Русская литература - 1989. - №3 - С.97 - 108.
- 3. М.М Краклин «Хоровое начало» в книге Ахматовой «Белая стая». Пб., 1987. С.9. - 37.
- 4. Леонид Каннегиссер «Анна Ахматова. Четки». Pro et contra - СПб.: РХГИ, 2001 - С.89 - 91.
- 5. Николай Гумилев «Анна Ахматова. Четки». Pro et contra - СПб.: РХГИ, 2001 - С.88
- 6. О. Вороновская «Четки. Анна Ахматова». Русская литература - 1989. - №7 - С.12 - 13
- 7. Джанджакова Е. В. О поэтике заглавий // Лингвистика и поэтика. - М. - 1979.
- 8. Кормилов С. И. Поэтическое творчество А. Ахматовой. - М.: Изд-во МГУ,1998.
- 9. Ламзина А. В. Заглавие // Введение в литературоведение. - М. Изд-во "Высшая школа", 1999.
- 10. Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста. - М. - 1972.
- 11. Черных В. А. Комментарии // Ахматова А. А. Сочинения в 2-х т.т. - Т.1. - М.: Панорама,1990.
- 12. Хейт А. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. - М.: Радуга, 1991.
Лирика Ахматовой, внешне не похожая ни на чью из современников и ни на чью из предшественников, была тем не менее достаточно глубоко укоренена в русской классике. С появлением «Белой стаи» (1917) стало ясно, что лирическая тема Ахматовой была шире и многозначнее обозначенных конкретных ситуаций. В стихи Ахматовой входила эпоха. Уже редко кто по привычке мог назвать Ахматову поэтом «несчастной любви»: в стихах, предшествовавших «Четкам», и особенно после выхода этой книги возник иной масштаб. Одним из первых, кто не только увидел этот новый масштаб, но объяснил его, предугадав едва ли не весь будущий путь Ахматовой, был Н. В. Недоброво. Он отметил не только трагедийность ее мироощущения, но и внутреннюю мужественность - это наблюдение Ахматова особенно ценила. Об органичной твердости ее души и стиха никто до Н. Недоброво не говорил, лишь привычно отмечали ее пресловутую хрупкость и надломленность. Как показала вся дальнейшая жизнь, давшая литературе «Реквием» и «Поэму без героя», - трагедийность и мужественность были главными свойствами ее поэтического таланта.
После революции Ахматова издала сб. «Подорожник» (1921), «Anno Domini MCMXXI» (1921). В отличие от многих своих друзей и знакомых она не эмигрировала, знаменитой стала ее поэтическая инвектива «Мне голос был. Он звал утешно…» (1917), подтвержденная через пять лет замечательным стихотворением такого же смысла: «Не с теми я, кто бросил землю…» (1922). Часть эмиграции отнеслась к этим стихам с большим раздражением. Стали говорить об упадке ее таланта, о литературном конце поэта. Но и в своей стране Ахматова после революции не находила должного понимания - в глазах многих она оставалась поэтом старой России, «обломком империи». Эта версия преследовала Ахматову всю жизнь - вплоть до печально известного постановления ЦК ВКП(б) «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» (1946). Несмотря на разного рода идеологические запреты, поэтическая работа Ахматовой никогда не прерывалась и песенный дар не покидал поэтессу. Ахматова всегда резко протестовала против того, чтобы ее «замуровывали» в 10-е.
30-е были в жизни Ахматовой временем тяжелейших испытаний. Приближалась мировая война. Предвоенные стихи (1924-40), собранные в «Тростнике» и «Седьмой книге» (сборники подготавливались поэтессой, но отдельно изданы не были), свидетельствуют о расширении диапазона лирики Ахматовой. Трагедийность вбирает в себя беды и страдания миллионов людей, ставших жертвами террора и насилия в ее собственной стране. Репрессии коснулись и ее семьи - был арестован и сослан сын. «Муж в могиле, - сын в тюрьме, / Помолитесь обо мне…» («Реквием»). Народная трагедия, ставшая и ее личной бедой, давала новые силы ахматовской Музе. В 1940 Ахматова пишет поэму-плач «Путем всея земли» (начата в марте 1940, впервые опубл. целиком в 1965). Эта поэма - с образом похоронных саней в центре, с ожиданием смерти, с колокольным звоном Китежа - непосредственно примыкает к «Реквиему», создававшемуся на протяжении всех 30-х. «Реквием» гениально выразил великую народную трагедию; по своей поэтической форме «Реквием» близок к народному причету. «Сотканный» из простых слов, «подслушанных», как пишет Ахматова, в тюремных очередях, он с потрясающей поэтической и гражданской силой передал и время и страдающую душу народа. «Реквием» не был известен ни в 30-е, ни много позже (опубл. в 1987). Самое заметное - это обращение к большим стихотворным формам: у ранней Ахматовой оно лишь намечалось в "Эпических мотивах" и "У самого моря", у поздней Ахматовой это и "Реквием", и прежде всего "Поэма без героя", над которой она работает 25 лет.
Массовые репрессии в стране, трагедийные события личной жизни (неоднократные аресты и ссылки сына и мужа) вызвали к жизни “Реквием” (1935-1940)
. Пять лет с перерывами работала Ахматова над этим произведением. Создавалась поэма в нечеловеческих условиях. Стихи жили в памяти друзей и близких. Основные мотивы поэмы -память, горечь забвения, немыслимость, невозможность смерти, мотив распятия, евангельской жертвы
.
Поэма сложилась из отдельных стихотворений, созданных в основном в предвоенный период. Окончательно эти стихи были скомпонованы в единое произведение лишь осенью 1962 года, когда оно было впервые написано на бумаге. Л. Чуковская в “Записках об Анне Ахматовой” вспоминает, что в этот день Ахматова торжественно сообщила: “Реквием” наизусть знали 11 человек, и никто меня не предал”. При знакомстве с поэмой ее структурными частями поражает чересполосица дат: “Вместо предисловия” датировано 1957 годом, эпиграф “Нет, и не под чуждым небосводом...” - 1961-м, “Посвящение” - 1940-м, “Вступление” - 1935-м. Известно также, что вариант “Эпилога” был продиктован автором подруге Л. Д. Большинцовой в 1964 году. Следовательно, даты эти - лишь разные знаки того, что к этому творению Ахматова обращалась на протяжении тридцати последних лет жизни. И при этом “Реквием” - целостное произведение, продиктованное трагедийным временем. Слово “Реквием” переводится как “заупокойная месса”, как богослужение по умершему. Одновременно это - обозначение траурного музыкального произведения.
Уже в 1961 году поэме был предпослан эпиграф, строго, но точно отразивший гражданскую и творческую позицию автора: “Нет, и не под чуждым небосводом, И не под защитой чуждых крыл, Я была тогда с моим народом, Там, где мой народ, к несчастью, был.”
Здесь дважды повторяется слово “чуждый”, дважды - слово “народ”. Выражена идея сплочения судеб народа и его поэта.
Название - “Реквием” - настраивает на торжественно-траурный лад, оно связано со смертью, скорбным молчанием, которое пропорционально непомерности страдания.
В годы Великой Отечественной войны, эвакуировавшись из осажденного Ленинграда в начале блокады, Ахматова интенсивно работала. Широко известными стали ее патриотические стихи «Клятва» (1941), «Мужество» (1942): «Час мужества пробил на наших часах, / И мужество нас не покинет». Все военные годы и позже, вплоть до 1964, шла напряженная работа над «Поэмой без героя», которая стала центральным произведением в ее творчестве. Это широкое полотно эпико-лирического плана, где Ахматова воссоздает эпоху «кануна», возвращаясь памятью в 1913. Возникает предвоенный Петербург с характерными приметами того времени; появляются, наравне с автором, фигуры Блока, Шаляпина, О. Глебовой-Судейкиной (в образе Путаницы-Психеи, бывшей одной из ее театральных ролей) и др. Ахматова судит эпоху, «пряную» и «гибельную», грешную и блестящую, а заодно и себя вместе с нею. Поэма широка по размаху времени - в ее эпилоге возникает мотив воюющей с фашизмом России; она многопланова и многослойна, исключительно сложна по своей композиции и подчас зашифрованной образности. В ней с полной силой выразился историзм мышления Ахматовой. В 1946 известное постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» вновь лишило Ахматову возможности печататься, но поэтическая работа, по ее словам, все же никогда не прерывалась. Постепенно происходило, хотя и медленное, возвращение на печатные страницы, и ее стихи вновь вызывали восхищение своей художественной силой и неувядающей свежестью слова. Последней книгой Ахматовой оказался большой сборник «Бег времени» (1965), ставший главным поэтическим событием того года и открывший многим читателям весь огромный творческий путь поэта - от «Вечера» до «Комаровских набросков» (1961).
100 р бонус за первый заказ
Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line
Узнать цену
1. Анна Андреевна Ахматова - величайшая поэтесса «серебряного века». Современники признавали, что именно Ахматовой «после смерти Блока бесспорно принадлежит первое место среди русских поэтов». До Ахматовой история знала много женщин-поэтесс, но только ей удалось стать женским голосом своего времени, женщиной-поэтом вечного, общечеловеческого значения. Именно она впервые в русской литературе явила в своем творчестве универсальный лирический характер женщины.
Начало творчества Ахматовой связано с Царским Селом, где прошли ее юные годы. Она почти физически ощущала присутствие юного Пушкина в «садах Лицея». Он стал в ее поэзии и судьбе путеводной звездой, он незримо присутствовал в ее стихах. С Пушкиным Ахматова как бы вступает в «особые, именно жизненно-литературные отношения». «Смуглый отрок» в аллеях Царского Села перекликается со смуглой ахматовской Музой:
Муза ушла по дороге,
Осенней, узкой, крутой,
И были смуглые ноги
Обрызганы крупной росой...
Ахматову роднит с Пушкиным понимание фатальной трагичности пути русского поэта. На протяжении всей жизни она постоянно будет возвращаться к его судьбе, а в страшном 1943 году напишет в стихотворении «Пушкин»:
Кто знает, что такое слава!
Какой ценой купил он право,
Возможность или благодать
Над всем так мудро и лукаво
Шутить, таинственно молчать
И ногу ножкой называть?..
2. Своей поэзией Ахматова, как и Пушкин, показала путь поэта, но поэта-женщины. Этот трагизм был заявлен уже в раннем стихотворении «Музе», где она писала о несовместимости женского счастья и судьбы творца:
Муза-сестра заглянула в лицо,
Взгляд ее ясен и ярок.
И отняла золотое кольцо,
Первый весенний подарок.
Творчество требует полной самоотдачи поэта, поэтому «Муза-сестра» отнимает знак земных радостей - «золотое кольцо». Но невозможен и отказ от песни - поэтической судьбы:
………………………………………..
Я, глядя ей вслед, молчала,
Я любила ее одну;
А в небе заря стояла,
Как ворота в ее страну.
Трагизм ее героини усугубляется еще и тем, что мужчина не понимает, не принимает женщины-поэта:
Он говорил о лете и о том,
Что быть поэтом женщине - нелепость…
Мужчина не может вынести силы и превосходства женщины-поэта, он не признает в ней творческого равноправия. Отсюда - мотив убийства или попытка убийства любимым ее песни-птицы. В сборнике «Четки» она пишет:
Углем наметил на левом боку
Место, куда стрелять,
Чтоб выпустить птицу - мою тоску
В пустынную ночь опять.
Начавшаяся в 1914 году первая мировая война наложила отпечаток на все творчество Ахматовой. Она, прежде всего, изменила суть ахматовской Музы («Все отнято: и сила, и любовь...»):
Веселой Музы нрав не узнаю:
Она глядит и слова не проронит,
А голову в веночке темном клонит,
Изнеможенная, на грудь мою.
В стихах о трагическом времени русского XX века, о его войнах и революциях ахматовская Муза все настойчивее заявляет о себе не как «я», а как «мы», видя себя частью поколения. В стихотворении «Все расхищено, предано, продано...» голос лирической героини звучит теперь голосом поэта земли Русской, общим голосом поколения:
Все расхищено, предано, продано,
Черной смерти мелькало крыло,
Все голодной тоскою изглодано,
Отчего же нам стало светло?
Ее Муза становится народным воплощением общенациональной скорби: «дырявый платок» Музы, плат Богородицы и высокое самоотречение Ахматовой слились в «Молитве», написанной в Духов день 1915 года:
Дай мне горькие годы недуга,
Задыханья, бессонницу, жар,
Отыми и ребенка, и друга,
И таинственный песенный дар -
Так молюсь за Твоей литургией
После стольких томительных дней,
Чтобы туча над темной Россией
Стала облаком в славе лучей.
Трагично сложилась судьба Ахматовой в послереволюционные годы: она пережила гибель мужей от рук режима, репрессию сына, погибли в лагерях ее лучшие друзья... Бесконечный список потерь. Жизнь в те годы увенчала ее Музу венком скорби. Ахматова создает цикл стихов «Венок мертвым», посвященный памяти тех, кто не выдержал пыток режима, своим друзьям-поэтам О. Мандельштаму, М. Булгакову, Б. Пастернаку, М. Цветаевой:
Мы с тобою сегодня, Марина,
По столице полночной идем,
А за нами таких миллионы,
И безмолвнее шествия нет,
А вокруг погребальные звоны
Да московские дикие стоны
Вьюги, наш заметающей след.
Ахматовская Муза в те годы становится национальным голосом вдов, сирот и матерей, который достигает вершины в «Реквиеме»:
...О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего погребального дня...
Эпиграфом к «Реквиему» Ахматова взяла стихи, написанные ею позже, в 1961 году:
Нет, и не под чуждым небосводом,
И не под защитой чуждых крыл, -
Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был.
Путь слияния с участью народа, когда в череде памятных дат «нет ни одной не проклятой», помогает Ахматовой ощутить свою преемственность с великими русскими поэтами, чьи лиры звенели «как колокол на башне вечевой»:
Здесь столько лир повешено на ветки...
Но и моей как будто место есть...
Поэтическое своеобразие Ахматовой в том, что она особенно остро ощущала боль своей эпохи, как свою собственную. Отечественная война 1941-1945 годов прервала на время ужас сталинских репрессий, но принесла новую беду:
Ленинградскую беду
Руками не разведу...
Я земным поклоном
В поле зеленом
Помяну...
(«Причитание»).
Стихотворение «Мужество» звучит как клятва от имени всего народа:
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах,
И мужество нас не покинет...
………………………………………..
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесем,
И внукам дадим, и от плена спасем
Навеки!
3. Ахматова стала голосом своего времени, она мудро, просто и скорбно разделила судьбу народа. Она остро ощущала свою принадлежность двум эпохам - той, что ушла, и той, что царствует. Ей пришлось хоронить не только близких, но и свое время, оставив ему «нерукотворный» памятник стихов и поэм:
Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит,
Крапиве, чертополоху
Украсить ее предстоит.
Стихотворения Ахматовой - всегда один миг, длящийся, незавершенный, еще не разрешившийся. И этот миг, горестный он или счастливый, - всегда праздник, так как это торжество над повседневностью. Ахматова сумела соединить в себе эти два мира - внутренний и внешний, - связать свою жизнь с жизнью других людей, принять на себя не только свои страдания, но и страдания своего народа. Ее Муза не прячется в комнатный шепот, а рвется на улицу, на площадь, как некогда некрасовская «Муза мести и печали»:
Не лирою влюбленного
Иду прельщать народ -
Трещотка прокаженного
В моей руке поет.
В послевоенный период Ахматова продолжала работать, творить: «Я не переставала писать стихи. Для меня в них - связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны».
Посвящение
Перед этим горем гнутся горы,
Не течет великая река,
Но крепки тюремные затворы,
А за ними «каторжные норы»
И смертельная тоска.
Для кого-то веет ветер свежий,
Для кого-то нежится закат —
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.
Подымались как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже, и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.
Приговор… И сразу слезы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идет… Шатается… Одна…
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный свой привет.
Вступление
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе… Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень,
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна,
Эта женщина одна.
Муж в могиле, сын в тюрьме,
Помолитесь обо мне.
Нет, это не я, это кто-то другой страдает.
Я бы так не могла, а то, что случилось,
Пусть черные сукна покроют,
И пусть унесут фонари…
Ночь.
4
Показать бы тебе, насмешнице
И любимице всех друзей,
Царскосельской веселой грешнице,
Что случится с жизнью твоей —
Как трехсотая, с передачею,
Под Крестами будешь стоять
И своею слезою горячею
Новогодний лед прожигать.
Там тюремный тополь качается,
И ни звука — а сколько там
Неповинных жизней кончается…
Семнадцать месяцев кричу,
Зову тебя домой,
Кидалась в ноги палачу,
Ты сын и ужас мой.
Все перепуталось навек,
И мне не разобрать
Теперь, кто зверь, кто человек,
И долго ль казни ждать.
И только пыльные цветы,
И звон кадильный, и следы
Куда-то в никуда.
И прямо мне в глаза глядит
И скорой гибелью грозит
Огромная звезда.
Легкие летят недели,
Что случилось, не пойму.
Как тебе, сынок, в тюрьму
Ночи белые глядели,
Как они опять глядят
Ястребиным жарким оком,
О твоем кресте высоком
И о смерти говорят.
Приговор
И упало каменное слово
На мою еще живую грудь.
Ничего, ведь я была готова,
Справлюсь с этим как-нибудь.
У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить.
А не то… Горячий шелест лета,
Словно праздник за моим окном.
Я давно предчувствовала этот
Светлый день и опустелый дом.
К смерти
Ты все равно придешь — зачем же не теперь?
Я жду тебя — мне очень трудно.
Я потушила свет и отворила дверь
Тебе, такой простой и чудной.
Прими для этого какой угодно вид,
Ворвись отравленным снарядом
Иль с гирькой подкрадись, как опытный бандит,
Иль отрави тифозным чадом.
Иль сказочкой, придуманной тобой
И всем до тошноты знакомой,-
Чтоб я увидела верх шапки голубой
И бледного от страха управдома.
Мне все равно теперь. Клубится Енисей,
Звезда Полярная сияет.
И синий блеск возлюбленных очей
Последний ужас застилает.
Уже безумие крылом
Души накрыло половину,
И поит огненным вином
И манит в черную долину.
И поняла я, что ему
Должна я уступить победу,
Прислушиваясь к своему
Уже как бы чужому бреду.
И не позволит ничего
Оно мне унести с собою
(Как ни упрашивай его
И как ни докучай мольбою):
Ни сына страшные глаза —
Окаменелое страданье,
Ни день, когда пришла гроза,
Ни час тюремного свиданья,
Ни милую прохладу рук,
Ни лип взволнованные тени,
Ни отдаленный легкий звук —
Слова последних утешений.
Распятие
Не рыдай Мене, Мати,
во гробе зрящия.
Хор ангелов великий час восславил,
И небеса расплавились в огне.
Отцу сказал: «Почто Меня оставил!»
А Матери: «О, не рыдай Мене…»
Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел,
А туда, где молча Мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел.
Эпилог
Узнала я, как опадают лица,
Как из-под век выглядывает страх,
Как клинописи жесткие страницы
Страдание выводит на щеках,
Как локоны из пепельных и черных
Серебряными делаются вдруг,
Улыбка вянет на губах покорных,
И в сухоньком смешке дрожит испуг.
И я молюсь не о себе одной,
А обо всех, кто там стоял со мною,
И в лютый холод, и в июльский зной
Под красною ослепшею стеною.
Опять поминальный приблизился час.
Я вижу, я слышу, я чувствую вас:
И ту, что едва до окна довели,
И ту, что родимой не топчет земли,
И ту, что красивой тряхнув головой,
Сказала: «Сюда прихожу, как домой».
Хотелось бы всех поименно назвать,
Да отняли список, и негде узнать.
Для них соткала я широкий покров
Из бедных, у них же подслушанных слов.
О них вспоминаю всегда и везде,
О них не забуду и в новой беде,
И если зажмут мой измученный рот,
Которым кричит стомильонный народ,
Пусть так же они поминают меня
В канун моего поминального дня.
А если когда-нибудь в этой стране
Воздвигнуть задумают памятник мне,
Согласье на это даю торжество,
Но только с условьем — не ставить его
Ни около моря, где я родилась:
Последняя с морем разорвана связь,
Ни в царском саду у заветного пня,
Где тень безутешная ищет меня,
А здесь, где стояла я триста часов
И где для меня не открыли засов.
Затем, что и в смерти блаженной боюсь
Забыть громыхание черных марусь,
Забыть, как постылая хлопала дверь
И выла старуха, как раненый зверь.
И пусть с неподвижных и бронзовых век
Как слезы, струится подтаявший снег,
И голубь тюремный пусть гулит вдали,
И тихо идут по Неве корабли.
Анализ поэмы «Реквием» Ахматовой
О страшном периоде сталинских репрессий написано немало научных исследований. Ему посвящено множество художественных произведений. Среди них самыми яркими являются личные воспоминания и впечатления непосредственных свидетелей этих событий. А. Ахматова на себе ощутила всю боль и страх, производимые этой «кровавой мясорубкой». Поэма «Реквием» через личный опыт поэтессы передает весь ужас тех лет.
Поэма создавалась в течение долгого времени. Вступление и первая часть написаны в 1935 г., сразу же после первого ареста единственного сына Ахматовой – Льва. Поэтесса при помощи Пастернака написала письмо лично Сталину и добилась освобождения сына, но карательные органы не оставили их в покое. В 1938 г. произошел второй арест. На этот раз унизительная мольба Ахматовой не принесла результата. Льва приговорили к ссылке в сибирские лагеря. В течение двух лет поэтесса продолжала создавать поэму, ставшую ее интимным дневником, отражающим все чувства и переживания. В условиях тотального контроля Ахматова не решалась записывать стихотворение. Она запоминала строки и читала их только самым близким людям.
Сюжет поэмы «Реквием» основан на нахождении Ахматовой в тюремной очереди. В таких очередях она провела почти полтора года. В этом униженном ожидании встречалось множество матерей и жен, выкинутых из общества за сфабрикованные преступления своих мужчин. В предисловии к поэме Ахматова вспоминает, что в очереди ее узнала одна женщина и попросила описать происходящее.
В «Посвящении», предваряющем поэму, поэтесса описывает свое тяжелое, как камень, горе, охватившее душу сразу после вынесения приговора. Она обращается с приветствием к своим «невольным подругам» по тюремной очереди, оказавшимся теперь связанным навеки общей бедой.
«Реквием» не имеет четкой хронологии. Отдельные части отмечены датами, но они непоследовательны. Это не играет большой роли. Два страшных года воспринимаются как целостная картина личной трагедии на фоне всенародного горя. Можно выделить некоторые главные мотивы произведения.
Ахматова подчеркивает огромный масштаб репрессий через количество («осужденных полки») и исторические параллели («корчилась Русь», «стрелецкие женки»). Поэтесса использует религиозную символику. В стране победившего атеизма вера выступает в роли еще одной жертвы режима. Полностью посвящена этому часть поэмы «Распятие», в которой страдания всех матерей трогательно сравниваются с горем Богородицы.
К финалу в поэме нарастает мотив обреченности, невозможности какого-либо сопротивления. Ахматова видит спасение только в смерти, но подозревает, что и она не даст окончательного избавления от всепоглощающего страха. Поэтесса считает, что лучшим признанием ее заслуг перед русской поэзией будет памятник у тюремных стен, который будет вечным напоминанием живущим о том страшном и беспощадном времени.