Утром в сырых аллеях, на лиловой земле, расстилались пестрые тени и ослепительные пятна солнца, цокали птички, называемые мухоловками, и хрипло трещали дрозды. А к полудню опять парило, находили облака и начинал сыпать дождь.

(По И. Бунину)
55

Он сердито швырнул окурок, зашипевший в луже, засунул руки в карманы расстегнутого, развеваемого ветром пальто и, нагнув еще не успевшую проясниться от дообеденных уроков голову и ощущая в желудке тяжесть скверного обеда , принялся шагать сосредоточенно и энергично. Но как ни шагал, все, что было кругом, шло вместе с ним: и наискось ливший дождь, мочивший лицо, и заношенный студенческий мундир, и громадные дома, чуждо и молчаливо теснившиеся по обеим сторонам узкой улицы, и прохожие, мокрые, угрюмые, которые казались в дождь все, как один. Все это знакомое, повторяющееся день изо дня, надоедливо шло вместе с ним, ни на минуту, ни на мгновенье не отставая.

И вся обстановка его теп ерешней жизни, все одна и та же, повторяющаяся изо дня в день, казалось, шла вместе с ним: утром несколько глотков горячего чаю, потом бесконечная беготня по урокам.

И все дома его клиентов были на один манер, и жизнь в них шла на один манер, и отношения к нему и его к ним были одни и те же. Казалось, он только менял в течение дня улицы, но входил к одним и тем же людям, к одной и той же семье, несмотря на разность физиономий, возрастов и общественного положения.

Он позвонил. Долго не открывали. Загривов стоял насупившись. Дождь все так же косо мелькал, чисто омытые тротуары влажно блестели. Извозчики, нахохлившись, дергали вожжами так же, как и всегда. В этой покорности чувствовалась своя особенная, недоступная окружающим жизнь.

В пустой, голой, даже без печки комнате стояли три стула. На столе лежали две развернутые тетради с положенными на них карандашами. Обыкновенно при входе Загривова у стола его встречали, глядя и сподлобья, два плечистых угрюмых реалиста.

Долго мы ехали, но метель все не ослабевала, а, наоборот, как будто усиливалась. День был ветреный, и даже с подветренной стороны чувствовалось, как непрестанно гудит в какую-то скважину снизу. Ноги мои стали мерзнуть, и я напрасно старался набросить на них что-нибудь сверху. Ямщик то и дело поворачивал ко мне обветренное лицо с покрасневшими глазами и обындевевшими ресницами и что-то кричал, но мне не разобрать было ничего. Он, вероятно, пытался приободрить меня, так как рассчитывал на скорое окончание путешествия, но расчеты его не оправдались, и мы долго плутали во тьме. Он еще на станции уверял, что к ветрам всегда притерпеться можно, только я, южанин и домосед, претерпевал эти неудобства моего путешествия, скажу откровенно, с трудом. Меня не покидало ощущение, что предпринятая мною поездка вовсе не безопасна.

Ямщик уже давно не тянул свою безыскусную песню; в поле была полная тишина, белая, застывшая; ни столба, ни сто га, ни ветряной мельницы – ничего не видно. К вечеру метель поутихла, но непроницаемый в поле мрак – тоже невеселая картина. Лошади как будто заторопились, и серебряные колокольчики зазвенели на дуге.
Выйти из саней было нельзя: снегу навалило на пол-аршина, сани непрерывно въезжали в сугроб. Я насилу дождался, когда мы подъехали наконец к постоялому двору.
Гостеприимные хозяева долго нянчились с нами: оттирали, обогревали, потчевали чаем, который, кстати сказать, здесь пьют настолько горячим, что я ожег себе язык, впрочем, это нисколько не мешало нам разговаривать по-дружески, будто мы век знакомы. Непреодолимая дрема, навеянная теплом и сытостью, нас, разумеется, клонила ко сну, и я, поставив свои валяные сапоги на протопленную печь, лег и ничего не слышал: ни пререканий ямщиков, ни перешептывания хозяев – заснул как убитый. Наутро хозяева накормили незваных гостей и вяленой олениной, и стреляными зайцами, и печенной в золе картошкой, напои ли теплым молоком.

(По И. Голуб, В. Шейну)

57
Ночь в Балаклаве

В конце октября, когда дни еще по-осеннему ласковы, Балаклава начинает жить своеобразной жизнью. Уезжают обремененные чемоданами и баулами последние курортники, в течение долгого здешнего лета наслаждавшиеся солнцем и морем, и сразу становится просторно, свежо и по-домашнему деловито, точно после отъезда нашумевших непрошеных гостей.

Поперек набережной расстилаются рыбачьи сети, и на полированных булыжниках мостовой они кажутся нежными и тонкими, словно паутина. Рыбаки, эти труженики моря, как их называют, ползают по разостланным сетям, как будто серо-черные пауки, исправляющие разорванную, воздушную пелену. Капитаны рыболовецких баркасов точат иступившиеся белужьи крючки, а у каменных колодцев, где беспрерывной серебряной струйкой лепечет вода, судачат, собираясь здесь в свободные минуты , темнолицые женщины – местные жительницы.

Опускаясь за море, садится солнце, и вскоре звездная ночь, сменяя короткую вечернюю зарю, обволакивает землю. Весь город погружается в глубокий сон, и наступает тот час, когда ниоткуда не доносится ни звука. Лишь изредка хлюпает вода о прибрежный камень, и этот одинокий звук еще более подчеркивает ничем не нарушаемую тишину. Чувствуешь, как ночь и молчание слились в одном черном объятии.

Нигде, по-моему, не услышишь такой совершенной, такой идеальной тишины, как в ночной Балаклаве.

(По А. Куприну)

58
На сенокосе

Трава на некошеном лугу, невысокая, но густая, оказалась не мягче, а еще жестче, однако я не сдавался и, стараясь косить как можно лучше, шел не отставая.

Владимир, сын бывшего крепостного, не переставая махавший косой, почем зря резал траву, не выказывая ни малейшего усилия. Несмот ря на крайнюю усталость, я не решался попросить Владимира остановиться, но чувствовал, что не выдержу: так устал.
В это время Владимир сам остановился и, нагнувшись, взял травы, не торопясь вытер косу и стал молча точить. Я не спеша опустил косу и облегченно вздохнул, оглядевшись.
Невзрачный мужичонка, прихрамывая шедший сзади и, по-видимому, тоже уставший, сейчас же, не доходя до меня, остановился и принялся точить, перекрестившись.
Наточив свою косу, Владимир сделал то же с моей косой, и мы не медля пошли дальше. Владимир шел мах за махом, не останавливаясь, и, казалось, не чувствовал никакой усталости. Я косил из всех сил, стараясь не отставать, и все более ослабевал. С деланным безразличием махая косой, я все более убеждался, что у меня не хватит сил даже для считанных махов косы, нужных, чтобы закончить ряд.
Наконец ряд был пройден, и, вскинув на плечо косу, Владимир пошел по уже хоженому покос у, ступая по следам, оставленным каблуками. Пот, не унимаясь, скатывался с моего лица, и вся рубаха моя была мокра, словно моченная в воде, но мне было хорошо: я выстоял.
Сумерки, может быть, и были причиной того, что внешность прокуратора резко изменилась. Он как будто на глазах постарел, сгорбился и, кроме того, стал тревожен. Один раз он оглянулся и почему-то вздрогнул, бросив взгляд на пустое кресло, на спинке которого лежал плащ. Приближалась прозрачная ночь, вечерние тени играли свою игру, и, вероятно, усталому прокуратору померещилось, что кто-то сидит в пустом кресле. Допустив малодушие, пошевелив брошенный плащ, прокуратор, оставив его, забегал по балкону, то подбегая к столу и хватаясь за чашу, то останавливаясь и начиная бессмысленно глядеть в мозаику пола.

В течение сегодняшнего дня уже второй раз на него пала тоска. Потирая висок, в котором от утренней боли осталось только ноющее воспомина ние, прокуратор все силился понять, в чем причина его душевных мучений, и, поняв это, он постарался обмануть себя. Ему ясно было, что, безвозвратно упустив что-то сегодня утром, он теперь хочет исправить упущенное какими-то мелкими и ничтожными, а главное, запоздавшими действиями. Но это очень плохо удавалось прокуратору. На одном из поворотов, круто остановившись, прокуратор свистнул, и из сада выскочил на балкон гигантский остроухий пес в ошейнике с золочеными бляшками.

Прокуратор сел в кресло; Банга, высунув язык и часто дыша, уселся у ног хозяина, причем радость в глазах пса означала, что кончилась гроза и что он опять тут, рядом с человеком, которого любил, считал самым могучим в мире, повелителем всех людей, благодаря которому и самого себя пес считал привилегированным существом, высшим и особенным. Но, улегшись у ног хозяина и даже не пища на него, пес сразу понял, что хозяина его постигла беда, и поэтому Банга, поднявшись и зайдя сбоку, положил лапы и голо ву на колени прокуратору, что должно было означать: он утешает своего хозяина и несчастье готов встретить вместе с ним. Это он пытался выразить и в глазах, скашиваемых к хозяину, и в насторожившихся, навостренных ушах. Так оба они, пес и человек, любящие друг друга, встретили праздничную ночь.

(По М. Булгакову)

60

Я проснулся ранним утром. Комната была залита ровным желтым светом, будто от керосиновой лампы. Свет шел снизу, из окна, и ярче всего освещал бревенчатый потолок. Странный свет – неяркий и неподвижный – был вовсе не похож на солнечный. Это светили осенние листья.

За ветреную и долгую ночь сад сбросил сухую листву. Она лежала разноцветными грудами на земле и распространяла тусклое сияние, и от этого сияния лица людей казались загорелыми. Осень смешала все чистые краски, какие существуют на свете, и нанесла их, как на холст, на далекие пространства земли и неба.
Я видел сухую листву, не только золотую и пурпурную, но и фиолетовую, и серую, и почти серебряную. Краски, казалось, смягчились из-за осенней мглы, неподвижно висели в воздухе. А когда беспрерывно шли дожди, мягкость красок сменялась блеском: небо, покрытое облаками, все же давало достаточно света, чтобы мокрые леса могли загораться вдали, как величественные багряные и золотые пожары. Теперь конец сентября, и в небе какое-то странное сочетание наивной голубизны и темно-махровых туч. Временами проглядывает ясное солнце, и тогда еще чернее делаются тучи, еще голубее чистые участки неба, еще чернее неширокая проезжая дорога, еще белее проглядывает сквозь полуопавшие липы старинная колокольня.

Подготовка к ЕГЭ: задание 16. Знаки препинания при обособленных определениях и обстоятельствах. Вариант 1.

Максимова Ольга Андреевна

Хомко Даниил Романович
Лубянова Анастасия Алексеевна
Кузьмин Егор Дмитриевич
Барсук Ольга Вадимовна
Бевз Егор Дмитриевич
Клементьева Евгения Вячеславовна
Крылова Полина Владимировна
Григоренко Софья Константиновна
Шветов Артемий Андреевич
Фомина Екатерина Владимировна
Загуменная Алла Александровна
Кузнецов Максим Игоревич
Сыроварова Кристина Андреевна
Леймер Николай Сергеевич
Арутюнова Юлианна Арменовна
Кирилов Михаил Вячеславович
Полевнёва Елизавета Владимировна

Мезенцева Александра Юрьевна
Потапенко Илья Александрович
Калугина Анастасия Ильинична
Репич Елизавета Васильевна
Лось Полина Павловна

Сафронов Сергей Александрович
Мурашов Евгений Сергеевич
Ефимова Дарья Сергеевна
Майорова Екатерина Евгеньевна

Баранова Анна Андреевна
Филиппенко Юлия Сергеевна
Вольманова Татьяна Игоревна
Малин Максим Михайлович
Полежаев Георгий Викторович
Олисова Анастасия Александровна

Мамедов Эльтун Вагиф оглы
Гаврилова Ксения Сергеевна
Боронов Иван Алексеевич

Подготовка к ЕГЭ: задание 16. Знаки препинания при обособленных определениях и обстоятельствах. Вариант 2.

Максимова Ольга Андреевна
Крылова Полина Владимировна
Кириллова Елизавета Александровна
Калугина Анастасия Ильинична
Олисова Анастасия Александровна
Ефимова Дарья Сергеевна
Полевнёва Елизавета Владимировна
Арутюнова Юлианна Арменовна
Леймер Николай Сергеевич
Клементьева Евгения Вячеславовна
Лубянова Анастасия Алексеевна
Фомина Екатерина Владимировна
Олигерова Александра Николаевна
Барсук Ольга Вадимовна
Потапенко Илья Александрович
Малин Максим Михайлович
Хомко Даниил Романович
Кузнецов Максим Игоревич
Кузьмин Егор Дмитриевич
Шветов Артемий Андреевич
Загуменная Алла Александровна
Григоренко Софья Константиновна
Бевз Егор Дмитриевич
Миролюбова Александра Николаевна
Мезенцева Александра Юрьевна
Казмерчук Анастасия Евгеньевна
Гаврилова Ксения Сергеевна
Сыроварова Кристина Андреевна
Кирилов Михаил Вячеславович
Лось Полина Павловна
Майорова Екатерина Евгеньевна
Мурашов Евгений Сергеевич
Андреева Анастасия Александровна
Сафронов Сергей Александрович
Филиппенко Юлия Сергеевна

Теория

ЗАДАНИЕ 16

Расставьте знаки препинания: укажите все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые.

1. К вечеру лисица залегла в густом и высоком островке сухостойного конского щавеля (1) и (2) свернувшись рыжепалевым комком подле тёмно-красных стеблей (3) терпеливо дожидалась ночи.

Ответ: _______

2. В небе неподвижно стояли ястребы (1) распластав свои крылья (2) и (3) неподвижно устремив (4) глаза свои в траву (5) пожелтевшую от солнца.

Ответ: _______

3. Испуганный (1) шорохом (2) конь шарахнулся в сторону (3) звеня (4) колечками уздечки (5) тревожно всхрапывая.

Ответ: _______

4. А он меж тем (1) объятый пылом (2) и жаром битвы (3) жадный заслужить навязанный на руку подарок (4) понёсся впереди всех (5) размахивая саблей.

Ответ: _______

5. Но вот (1) выбрав момент (2) сержант рывком вскочил на ноги (3) и (4) что-то прокричав (5) головой вперёд бросился через рельсы (6) сразу исчезнув на той стороне однопутки.

Ответ: _______

6. Обрадованные такими приятными надеждами (1) мы пошли гулять (2) и (3) сидя на скамейке (4) наперебой говорили о предстоящей поездке.

Ответ: _______

7. Паруса (1) уже наполненные ветром (2) и (3) готовые к полёту (4) напряглись (5) звеня натянутой тетивой.

Ответ: _______

8. Дом (1) стоявший на опушке леса (2) и (3) поражавший приезжих своей красотой (4) принадлежал леснику.

Ответ: _______

9. Азазелло (1) облегчённо отдуваясь (2) откинулся на спинку скамейки (3) закрыв спиной (4) крупно вырезанное на ней (5) «Нюра».

Ответ: _______

10. Метель стихала (1) рассыпаясь снегом (2) по лесу (3) и (4) теряя силу (5) свистела всё тише и тише.

Ответ: _______

11. До неё как будто спал я (1) спрятанный в темноте (2) но явилась она (3) разбудила (4) вывела на свет (5) связав всё вокруг меня в непрерывную нить.

Ответ: _______

12. Глядя на приближающиеся танки (1) и (2) ловя в прицел маленькие фигурки фашистов (3) сержант услышал крик (4) оглушивший его (5) и (6) заставивший невольно вздрогнуть.

Ответ: _______

13. Облака ползли медленно (1) то сливаясь (2) то обгоняя друг друга (3) мешали свои цвета и формы (4) поглощая сами себя (5) и вновь возникая в новых очертаниях (6) величественные и угрюмые.

Ответ: _______

14. Пёстрая шкура леопарда (1) перехваченная золотой стрелою (2) легко повисла с округлого плеча на выгнутое бедро (3) и (4) переливаясь на солнце (5) казалась живым существом.

Ответ: _______

15. Я (1) встревоженный (2) и (3) огорчённый до глубины души (4) сидел молча (5) надеясь на благоприятный исход.
Ответ: _______

16. Обрадованный таким благосклонным вниманием (1) кузнец уже хотел было расспросить хорошенько царицу о всём (2) и придвинулся поближе (3) желая рассмотреть её черевички (4) и изложить свою просьбу.

Ответ: _______

17. Он сердито швырнул окурок (1) зашипевший в луже (2) засунул руки в карманы расстёгнутого пальто (3) и (4) нагнув ещё не успевшую проясниться от дообеденных уроков голову (5) и (6) ощущая в желудке тяжесть скверного обеда (7) принялся шагать сосредоточенно и энергично.

Ответ: _______

18. Контуры деревьев (1) обрызганных дождём (2) и (3) взволнованных ветром (4) начали выступать из мрака (5) чернея растопыренными ветвями.

Ответ: _______

19. Мать (1) не уснувшая ночью ни на минуту (2) вскочила с постели (3) и (4) сунув огонь в самовар (5) приготовленный с вечера (6) начала готовить завтрак.

Ответ: _______

20. Сорванная с деревьев (1) листва закружилась в вихре (2) и стала подниматься кверху (3) напоминая стайку разноцветных бабочек (4) летящих на яркие цветы.

Ответ: _______

21. Туман (1) расстилаясь по ложбинам (2) и над рекою (3) журчащей под горой (4) напоминает какое-то сказочное существо.

Ответ: _______

22. Горделиво выгнувший шею (1) лебедь подплыл к берегу и (2) встряхнувшись (3) и (4) замахав крыльями (5) направился к кормушке.

Ответ: _______

23. Грибники (1) напуганные приближающейся грозой (2) и внезапно потемневшим небом (3) бросились бежать (4) сломя голову.

Ответ: _______

24. Мальчик вспыхнул (1) постоял (2) насупив брови (3) и пошёл прочь (4) подшвыривая носком (5) лежавшие повсюду (6) сухие прошлогодние листья.

Ответ: _______

25. Заря (1) зажжённая всходящим солнцем (2) загорелась (3) полыхая всеми оттенками алых и жёлтых красок (4) и (5) освещая всё вокруг.

Ответ: _______

26. У поросшей густым кустарником (1) реки сидели мальчики (2) о чём-то тихо беседуя (3) и (4) наблюдая за поплавками (5) плели корзины из гибких ивовых прутьев.

Ответ: _______

27. Экологическое движение (1) с каждым годом набирающее силу (2) и (3) неуклонно крепнущее (4) объединяет взрослых и детей (5) помогающих России сохранить её заповедные природные территории.

Ответ: _______

28. Книги (1) собранные учениками старших классов (2) и переданные в дар детскому саду (3) очень обрадовали малышей (4) сразу принявшихся рассматривать яркие картинки.

Ответ: _______

29. Археологи расположились на берегу реки (1) быстро бегущей к морю (2) и кишащей рыбой (3) и (4) установив палатки (5) отправились на раскопки.

Ответ: _______

30. Похожее на раскалённый шар (1) солнце (2) нестерпимо сияя (3) медленно поднялось из-за леса (4) умытого ночным дождём.

Ответ: _______

31. Изгибаясь тёмной дугой (1) и пугая своим мрачным видом (2) тянулся лес (3) перепутанный хмелем (4) заваленный свалившимися деревьями (5) хмурый (6) и нелюдимый.

Ответ: _______

32. Побежали по деревенским улицам (1) сверкающие на солнце ручейки (2) сердито пенясь вокруг встречных каменьев (3) и (4) быстро вертя щепки и гусиный пух (5) похожий на снежинки.

Ответ: _______

33. Воробьи (1) стаями обсыпавшие придорожные вётлы (2) кричали радостно (3) и возбуждённо (4) рассказывая всем о наступившей весне.

Ответ: _______

34. Над чёрными нивами (1) курясь (2) вился лёгкий парок (3) наполнявший воздух ароматом оттаявшей земли (4) ожидающей земледельцев.

Ответ: _______

35. Навстречу шёл большой обоз русских мужиков (1) привозивший провиант в Севастополь (2) и теперь шедший оттуда (3) наполненный больными и ранеными солдатами в серых шинелях.

Ответ: _______

36. Звенела (1) качаясь в тени столбиками (2) мошкара (3) обжигающая тело укусами (4) и нестерпимо надоедливая.

Ответ: _______

37. Лениво поворачивалось мельничное колесо (1) почернелое от времени (2) набирая (3) в медленно подставляющиеся коробки (4) сонно журчащую воду (5) боясь уронить лишнюю каплю драгоценной влаги.

Ответ: _______

38. Мастера (1) привезённые из города (2) работали (3) не покладая рук (4) помня о будущем щедром вознаграждении.

Ответ: _______

39. Машенька (1) держа в одной руке оба конца мокрой рулевой верёвки (2) другую руку опускала в воду (3) стараясь сорвать (4) покачивающуюся на воде (5) кувшинку.

Ответ: _______

40. Увидев меня у иконописца (1) и (2) желая узнать подробности его малоизвестного искусства (3) этот грустный мечтатель (4) уединённый в самого себя (5) очень обрадовался.

Ответ: _______

41. Нагнувшись (1) дед заговорил (2) тихо поглаживая голову мою маленькой жёсткой рукою (3) окрашенной в жёлтый цвет (4) особенно заметный на кривых ногтях.

Ответ: _______

42. Иногда он ложился на седалище (1) покрытое мною дёрном (2) и поучал меня (3) как бы с трудом вытаскивая слова (4) и постоянно запинаясь.

Ответ: _______

43. Открыв осторожно тяжёлую корку переплёта (1) дед надевал очки в серебряной оправе (2) и (3) глядя на эту надпись (4) долго двигал носом (5) прилаживая очки.

Ответ: _______

44. Тут и я (1) не стерпев больше (2) весь вскипел слезами (3) соскочил с печи (4) и бросился к ним (5) рыдая от радости.

Ответ: _______

45. Он бегал по кухне (1) смешно (2) неуклюже подпрыгивая (3) и размахивал очками перед носом своим (4) желая надеть их.

Ответ: _______

46. А иногда дед вдруг останавливался среди комнаты или у окна и долго стоял (1) закрыв глаза (2) и (3) подняв лицо (4) остолбеневший (5) безмолвный.

Ответ: _______

47. Скворцу (1) отнятому ею у кота (2) бабушка обрезала сломанное крыло (3) на место откушенной ноги ловко пристроила деревяшку (4) и (5) вылечив птицу (6) учила её говорить.

Ответ: _______

48. Дед (1) тёмный (2) и немой (3) стоял у окна (4) вслушиваясь в работу людей (5) разорявших его добро.

Ответ: _______

49. И вот я (1) немножко испуганный грозящим нашествием буйного дяди (2) но гордый поручением (3) возложенным на меня (4) торчу в окне (5) осматривая улицу.

Ответ: _______

50. Отвалившись на вышитую шерстями спинку старинного кресла (1) и всё плотнее прижимаясь к ней (2) вскинув голову (3) и глядя в потолок (4) он тихо и задумчиво рассказывал про старину.

Ответ: _______

51. Дед был нездоров (1) сидел на постели без рубахи (2) накрыв плечи длинным полотенцем (3) и (4) ежеминутно отирая обильный пот (5) дышал часто.

Ответ: _______

52. Дед зажёг серную спичку (1) осветив синим огнём своё лицо хорька (2) измазанное сажей (3) и (4) высмотрев свечу на столе (5) присел рядом с бабушкой.

Ответ: _______

53. Накинув на голову тяжёлый долушубок (1) и (2) сунув ноги в чьи-то сапоги (3) я выволокся в сени и обомлел (4) ослеплённый яркой игрою огня (5) и оглушённый криками деда.

Ответ: _______

54. Выпрямив сутулую спину (1) вскинув голову (2) и ласково глядя на круглое лицо Казанской Божией матери (3) бабушка широко (4) истово крестилась.

Ответ: _______

55. В мастерской (1) усадив меня на груду приготовленной в краску шерсти (2) и заботливо окутав ею до плеч (3) Григорий Иванович (4) понюхивая восходивший над котлами пар (5) задумчиво напевал.

Ответ: _______

56. Освещаемая огнём (1) она металась по двору (2) всюду поспевая (3) и всем распоряжаясь (4) всё видя.

Ответ: _______

57. Иногда дед (1) проснувшись раньше бабушки (2) всходил на чердак (3) и (4) заставая её за молитвой (5) слушал некоторое время её шёпот (6) презрительно кривя топкие тёмные губы (7) и что-то шепча.

Ответ: _______

58. Торопливым ручьём музыка бежала откуда-то издали (1) просачиваясь сквозь пол и стены (2) и (3) волнуя сердце (4) выманивала непонятное чувство (5) грустное и беспокойное.

Ответ: _______

59. Огромный конь (1) взмахивая густою гривой (2) и цапая её белыми зубами за плечо (3) срывал шёлковую головку с волос (4) заглядывал в лицо ей весёлым глазом (5) и (6) встряхивая иней с ресниц (7) тихонько ржал.

Ответ: _______

60. Крысобой вынул из рук у легионера (1) стоявшего у подножия бронзовой статуи (2) бич (3) и (4) несильно размахнувшись (5) ударил арестованного по плечам.

Ответ: _______

61. Вбросив меч в ножны (1) командир ударил плетью лошадь по шее (2) выровняв её (3) и поскакал в переулок (4) переходя в галоп.

Ответ: _______

62. Лежащий на ложе в грозовом полумраке (1) прокуратор сам наливал себе вино в чашу (2) по временам притрагиваясь к хлебу (3) крошил его (4) глотая маленькими кусочками.

Ответ: _______

63. Покинув верхнюю площадку сада перед балконом (1) он по лестнице спустился на следующую террасу сада (2) и (3) повернув направо (4) вышел к казармам (5) расположенным на территории дворца.

Ответ: _______

64. Повернув во дворе за угол (1) и осмотревшись (2) гость оказался у каменной террасы жилого дома (3) увитой плющом (4) и осмотрелся.

Ответ: _______

65. Горбоносый красавец (1) принарядившийся для великого праздника (2) шёл бодро (3) обгоняя прохожих (4) спешащих домой к праздничной трапезе (5) и оживлённо беседующих.

Ответ: _______

66. Насвистывая какую-то тихую песенку (1) всадник неспешной рысью пробирался по пустынным улицам Нижнего Города (2) направляясь к Антониевой башне (3) и изредка поглядывая на нигде не виданные в мире пятисвечия (4) пылающие над храмом.

Ответ: _______

67. На самом верху холма (1) прислонясь к правому откосу (2) и начиная собою улицу (3) стоял приземистый одноэтажный дом (4) окрашенный грязно-розовой краской.

Ответ: _______

68. Сказки она сказывает тихо (1) таинственно (2) наклонясь к моему лицу (3) и (4) заглядывая в глаза мне расширенными зрачками (5) точно вливая в сердце моё силу (6) приподнимающую меня.

Ответ: _______

69. Бабушка (1) сидя около меня (2) чесала волосы (3) и морщилась (4) что-то нашёптывая.

Ответ: _______

70. Мать (1) закинув руки за голову (2) стоит (3) прислонясь к стене (4) твёрдо (5) и неподвижно.

разносят свои сытые тела, большие животы по улицам, скучно пря-

Огромный город - сегодня весь мокрый, озябший и хмурый -

утомительно правилен, он - точно шахматная доска, и кто-то не-

видимый гоняет по ней черные фигуры, молча играя трудную, слож-

ную игру.

Между крыш, над черной, спутанной сетью деревьев, тускло

блестит купол рейхстага, как золотой шлем великана-рыцаря, пле-

ненного и связанного толстыми цепями улиц, каменно-серыми зве-

ньями домов.

Вспыхивают бледные, холодные огни, и вода на мостовой в ще-

лях и выбоинах камня светится синевато, тонкие маленькие ручьи

напоминают вены, густую, отравленную кровь. От огней родились

тени, тяжелый город, еще более тяжелея, оседает к мокрой земле:

дома становятся ниже, угрюмей, люди - меньше, суетливее; все

вокруг стареет, морщится; гуще выступает сырость на толстых сте-

нах, яснее слышен шум воды в водостоках, и покорно падают на

плиты тротуара тяжелые капли с крыш.

Скучно. Этот город - такой большой, серый, хвастливо чис-

тый - неуютен, как будто он создан не для людей, а напоказ, и

люди живут порабощенные камнем. Они мечутся в улицах города,

как мыши в мышеловке, жалко смотреть на них: жизнь их кажется

бессмысленной, непоправимо, навсегда испорченной - никогда снине станут выше того, что создано ими до этого дня, не почувствуют

себя в силе жить иначе - свободней и светлей.

Хрипло ухают и гудят автомобили, гремит и воет блестящий ва-

гон трамвая, синие искры брызгают из-под его колес; недоверчиво

хмурятся подслеповатые окна домов и холодно плачут о чем-то. Все

кажется смертельно усталым, и всюду сырость, точно пот больного

лихорадкой.

Уже более трех часов прошло с тех пор, как я присоединился к

мальчикам. Месяц взошел наконец; я его не тотчас заметил: так он

был мал и узок. Эта безлунная ночь, казалось, была все так же велико-

лепна, как и прежде. Но уже склонились к темному краю земли многие

звезды, еще недавно высоко стоявшие на небе. Все совершенно затих-

ло крутом, как обыкновенно затихает все только к утру: все спало креп-

ким, неподвижным, предрассветным сном. В воздухе уже не так сильно

пахло, - в нем снова как будто разливалась сырость... Недолги летние

ночи! Разговор мальчиков угасал вместе с огнями... Собаки тоже дре-

мали; лошади, сколько я мог различить, при чуть брезжущем, слабо

льющемся свете звезд, тоже лежали, понурив головы... Сладкое забы-

тье напало на меня; оно перешло в дремоту.

Свежая струя пробежала по моему лицу. Я открыл глаза: утро за-

чиналось. Еще нигде не румянилась заря, но уже забелелось на восто-

ке. Все стало видно, хотя смутно. Бледно-серое небо светлело, холо-

дело, синело; звезды то мигали слабым светом, то исчезали; отсыре-

ла земля, кое-где стали раздаваться живые звуки, и жидкий, ранний

ветерок уже пошел бродить и порхать над землею. Я проворно встал и

подошел к мальчикам. Они все спали как убитые вокруг костра; один

Павел приподнялся и пристально посмотрел на меня.

Я кивнул ему головой и пошел восвояси вдоль реки. Не успел я

отойти двух верст, как уже полились кругом меня по широкому мок-

рому лугу, и спереди по холмам, от лесу до лесу, и сзади по длин-

ной пыльной дороге, по сверкающим обагренным кустам, и по реке,

стыдливо синевшей из-под редеющего тумана, - полились сперва

алые, потом красные, золотые потоки молодого, горячего света...

Все зашевелилось, проснулось, запело...

Всюду лучистыми алмазами зарделись крупные капли росы; мне

навстречу, чистые и ясные, словно тоже обмытые утренней прохла-

дой, пронеслись звуки колокола, и вдруг мимо меня, погоняемый

знакомыми мальчиками, промчался отдохнувший табун...Я, к сожалению, должен прибавить, что в том же году Павла не

стало. Он не утонул: он убился, упав с лошади. Жаль, славный был

Хорошо идти по земле ранним утром. Воздух еще не знойный,

но уже не холодный, приятно освежает. Солнце, еще не вошедшее

в силу, греет бережно и ласково. Под косыми лучами весьма неяр-

кого утреннего света все кажется рельефнее, выпуклее: и мостик че-

рез неширокую, но полную водой канаву, и деревья, подножья ко-

торых еще затоплены тенью, а темно-зеленые верхушки влажно по-

блескивают (сквозь них брезжут лучи солнца), и невысокие, но сплошь

покрытые бессчетным количеством листьев кусты. Даже небольшие

неровности на дороге и по сторонам ее бросают свои маленькие тени,

чего уж не будет в яркий полдень.

В лесу то и дело попадаются болотца, черные и глянцевитые.

Тем зеленее кажется некошеная трава, растущая возле них. Иногда

из глубины безгранично обширного леса прибежит рыженький при-

ятно журчащий ручеек. Он пересекает дорожку и торопливо скрыва-

ется в смешанном лесу. А в одном месте из лесного мрака выполз,

словно гигантский удав, сочный, пышный поток мха. В середине

его почти неестественной зелени струится ярко-коричневый ручеек.

Нужно сказать, что коричневая вода этих мест нисколько не мут-

на. Она почти прозрачна, если зачерпнуть ее граненым стаканом,

но сохраняет при этом золотистый оттенок. Видимо, очень уж тонка

та торфяная взвесь, что придает ей этот красивый цвет.

На лесной дороге, расходясь веером, лежали бок о бок тени от

сосен, берез и елей. Лес был не старый, но чистый, без подлеска.

Километра через два слева и справа от бороздчатой дороги тяну-

лись быстрорастущие кусты, какие могут расти только по берегам

небольшой речонки. Возле них всюду была видна молодая поросль.

Под легким дуновением знойного ветра море вздрагивало и, по-

крываясь мелкой рябью, ослепительно ярко отражавшей солнце, улы-

балось голубому небу тысячами серебряных улыбок. В пространстве

между морем и небом носился веселый плеск волн, взбегавших на

пологий берег песчаной косы. Все было полно живой радости: звук и

блеск солнца, ветер и соленый аромат воды, жаркий воздух и желтый

песок. Узкая длинная коса, вонзаясь острым шпилем в безграничную

338пустыню играющей солнцем воды, терялась где-то вдали, где зной-

ная мгла скрывала землю. Багры, весла, корзины да бочки беспоря-

дочно валялись на косе. В этот день даже чайки истомлены зноем.

Они сидят рядами на песке, раскрыв клювы и опустив крылья, или

же лениво качаются на волнах. Когда солнце начало спускаться в море,

неугомонные волны то играли весело и шумно, то мечтательно ласко-

во плескались о берег. Сквозь их шум на берег долетали не то вздохи,

не то тихие, ласково зовущие крики. Солнце садилось, и на желтом

горячем песке лежал розоватый отблеск его лучей. И жалкие кусты

ив, и перламутровые облака, и волны, взбегавшие на берег, - все

готовилось к ночному покою. Одинокий, точно заблудившийся в тем-

ной дали моря, огонь костра то ярко вспыхивал, то угасал, как бы

изнемогая. Ночные тени ложились не только на море, но и на берег.

Вокруг было только безмерное, торжественное море, посеребренное

луной, и синее, усеянное звездами небо.

Обыкновенная земля

В Мещерском крае нет никаких особенных красот и богатств, кро-

ме лесов, лугов и прозрачного воздуха. И тем не менее этот край

нехоженых троп и непуганых зверей и птиц обладает большой притяга-

тельной силой. Он так же скромен, как картины Левитана, но в нем,

как и в этих картинах, заключается вся прелесть и все незаметное на

первый взгляд разнообразие русской природы. Что можно увидеть в

Мещерском крае? Цветущие, никогда не кошенные луга, стелющие-

ся туманы, сосновые боры, лесные озера, высокие стога, пахнущие

сухим и теплым сеном. Сено в стогах остается теплым в течение всей

зимы. Мне приходилось ночевать в стогах в октябре, когда иней по-

крывает траву на рассвете, и я вырывал в сене глубокую нору. Зале-

зешь в нее - сразу согреешься и спишь в продолжение всей ночи,

будто в натопленной комнате. А над лугами ветер гонит свинцовые

тучи. В Мещерском крае можно увидеть, вернее, услышать такую

торжественную тишину, что бубенчик заблудившейся коровы слышен

издалека, почти за километры, если, конечно, день безветренный.

Летом в ветреные дни леса шумят великим океанским гулом и верши-

ны гигантских сосен гнутся вслед пролетающим облакам.

Вот невдалеке неожиданно блеснула молния. Пора искать убежи-

ща для спасения от неожиданного дождя. Надеюсь, удастся скрыть-

ся вовремя вон под тем дубом. Под этим естественным, созданным

339щедрой природой шатром никогда не промокнешь. Но вот отблис-

тали молнии, и полчища туч унеслись куда-то вдаль. Пробравшись

через мокрый папоротник и какую-то стелющуюся растительность,

выбираемся на едва приметную тропинку. Как прекрасна Мещера,

когда привыкнешь к ней! Все становится родным: крики перепелов,

суетливый стук дятлов, и шорох дождей в рыжей хвое, и плач ивы

над заснувшей рекой.

Серпилин смотрел на дорогу и на все, мимо чего ехали, с нео-

слабным вниманием, с особой остротой зрения, рождавшейся от

мысли, что, может быть, придется проститься со всем этим.

Ледяная, разъезженная грузовиками дорога, с накатанными до

блеска буграми и впадинами, такими твердыми, что, кажется, их

не взять никакой весне. Сколько видит глаз - ни одного населенно-

го пункта. Все живое живет и мерзнет в землянках или приткнулось к

редким развалинам, оставшимся после осенних боев. К таким вот,

как эти двухметровые кирпичные стены в полукилометре от дороги.

Впоследствии, вспоминая эту дорогу, Серпилин видел верени-

цы машин. На одном из встречных тяжело груженных чем-то грузо-

виков везли знакомые ящики с концентратами. С питанием на фронте

последний месяц было неплохо, а с топливом - бедственно. Теле-

графные столбы поодаль от дороги - самые верные свидетели. К

каждому протянулось от дороги по нескольку цепочек следов. А у

столбов для несведущего глаза странный вид: от подножия и на вы-

соту поднятой человеческой руки все они кверху или книзу расширя-

ются до нормальной толщины, а в середине обструганы до пределов

возможного. На каждом оставлено ровно столько дерева, только чтоб

не сломалось от ветра.

Дорога в батальон, куда направлялись Серпилин и Птицын, ор-

динарец, была небезопасна: постреливали. Вот и сейчас в трехстах

метрах, там, куда они добирались, хлопнула мина, издалека доно-

сился приглушенный гул артиллерийской канонады. Под аккомпа-

немент этих привычных звуков Серпилин думал о том, что Птицы-

ну, этому далеко не молодому и многосемейному человеку (по граж-

данской специальности счетоводу), сам бог велел быть ординарцем.

Что касается храбрости, то Птицын был не храбрее и не трусливее

других: человек как человек. Боязнь смерти выражалась у него только

в одном: под огнем ординарец старался держаться впритирку к Сер-

пилину, полагая в душе, что генерала не убьет.

Теперь по деревням уже не водят медведей. Да и цыгане стали

редко бродить: большей частью они живут в тех местах, где приписа-

ны, и только иногда, отдавая дань своей вековой привычке, выби-

раются куда-нибудь на выгон, натягивают закопченное полотно и

живут целыми семьями, занимаясь ковкой лошадей, коновальством

и барышничеством. Мне случалось видеть даже, что шатры уступали

место на скорую руку сколоченным дощатым балаганам. Это было в

губернском городе: недалеко от больницы и базарной площади, на

клочке еще не застроенной земли, рядом с почтовой дорогой.

Из балаганов слышался лязг железа; я заглянул в один из них:

какой-то старик ковал подковы. Я посмотрел на его работу и уви-

дел, что это уже не прежний цыган-кузнец, а простой мастеровой;

проходя уже довольно поздно вечером, я подошел к балагану и уви-

дел старика за тем же занятием. Странно было видеть цыганский

табор почти внутри города: дощатые балаганы, костры с чугунными

котелками, в которых закутанные пестрыми платками цыганки ва-

рили какие-то яства.

Цыгане шли по деревням, давая в последний раз свои представ-

ления. В последний раз медведи показывали свое искусство: пляса-

ли, боролись, показывали, как мальчишки горох воруют. В после-

дний раз приходили старики и старухи, чтобы полечиться верным,

испытанным средством: лечь на землю под медведя, который ло-

жился на пациента брюхом, широко растопырив во все стороны по

земле свои четыре лапы. В последний раз их вводили в хаты, при-

чем, если медведь добровольно соглашался войти, его вели в пере-

дний угол, и сажали там, и радовались его согласию как доброму

В течение прошлого лета мне пришлось жить в старинной под-

московной усадьбе, где было настроено и сдавалось несколько не-

больших дач. Никак не ожидал я этого: дачи под Москвой, никогда

еще не жил дачником без какого-то ни было дела в усадьбе, столь

непохожей на наши степные усадьбы, и в таком климате.

В парке усадьбы деревья были так велики, что дачи, кое-где

построенные в нем, казались под ним малы, имея вид туземных

жилищ под деревьями в тропических странах. Пруд в парке, напо-

ловину затянутый зеленой ряской, стоял как громадное черное зер-

141Я жил на окраине парка, примыкавшего к негустому смешанно-

му лесу; дощатая дача моя была не достроена, неконопаченые сте-

ны, неструганые полы, мебели почти никакой. От сырости, по-

видимому никогда не исчезавшей, мои сапоги, валявшиеся под кро-

ватью, обрастали бархатом плесени.

Все лето почти непрестанно шли дожди. Бывало, то и дело в

яркой синеве скапливались белые облака и вдали перекатывался гром,

потом начинал сыпать сквозь солнце блестящий дождь, быстро пре-

вращавшийся от зноя в душистый сосновый пар. Как-то неожидан-

но дождь заканчивался, и из парка, из леса, с соседних пастбищ -

отовсюду снова слышалась радостная птичья разноголосица.

Перед закатом по-прежнему оставалось ясно, и на моих дощатых

стенах дрожала, падая в окна сквозь листву, хрустально-золотая сет-

ка низкого солнца.

Темнело по вечерам только к полуночи: стоит и стоит полусвет

запада по совершенно неподвижным, притихшим лесам. В лунные

ночи этот полусвет как-то странно мешался с лунным светом, тоже

неподвижным, заколдованным. И по тому спокойствию, что цари-

ло повсюду, по чистоте неба и воздуха все казалось, что дождя уже

больше не будет. Но вот я, засыпая, вдруг слышал: на крышу опять

рушится ливень с громовыми раскатами, кругом беспредельная тьма

и в отвес падающие молнии.

Утром в сырых аллеях, на лиловой земле, расстилались пестрые

тени и ослепительные пятна солнца, цокали птички, называемые

мухоловками, и хрипло трещали дрозды. А к полудню опять пари-

ло, находили облака и начинал сыпать дождь.

Он сердито швырнул окурок, зашипевший в луже, засунул руки

в карманы расстегнутого, развеваемого ветром пальто и, нагнув еще

не успевшую проясниться от дообеденных уроков голову и ощущая в

желудке тяжесть скверного обеда, принялся шагать сосредоточенно и

энергично. Но как ни шагал, все, что было кругом, шло вместе с

ним: и наискось ливший дождь, мочивший лицо, и заношенный

студенческий мундир, и громадные дома, чуждо и молчаливо тес-

нившиеся по обеим сторонам узкой улицы, и прохожие, мокрые,

угрюмые, которые казались в дождь все, как один. Все это знако-

мое, повторяющееся день изо дня, надоедливо шло вместе с ним,

ни на минуту, ни на мгновенье не отставая.

И вся обстановка его теперешней жизни, все одна и та же.

342повторяющаяся изо дня в день, казалось, шла вместе с ним: утром

несколько глотков горячего чаю, потом бесконечная беготня по уро-

И все дома его клиентов были на один манер, и жизнь в них шла

на один манер, и отношения к нему и его к ним были одни и те же.

Казалось, он только менял в течение дня улицы, но входил к одним

и тем же людям, к одной и той же семье, несмотря на разность

физиономий, возрастов и общественного положения.

Он позвонил. Долго не открывали. Загривов стоял насупившись.

Дождь все так же косо мелькал, чисто омытые тротуары влажно

блестели. Извозчики, нахохлившись, дергали вожжами так же, как

и всегда. В этой покорности чувствовалась своя особенная, недо-

ступная окружающим жизнь.

В пустой, голой, даже без печки комнате стояли три стула. На

столе лежали две развернутые тетради с положенными на них каран-

дашами. Обыкновенно при входе Загривова у стола его встречали,

глядя исподлобья, два плечистых угрюмых реалиста.

Старший, вылитая копия отца, был в пятом классе. Глядя на

этот низкий заросший жесткими волосами лоб, на эту срезанную

назад тяжелую, неправильную голову, казалось, что в толстом че-

репе оставался очень небольшой уголок для мозга.

Загривов никогда не видел их матери, но почему-то казалось,

что в младшем сквозь тяжелую оболочку отца сквозили мягкие, жен-

ственные черты матери, живые, жаждущие света, жизни. Каза-

лось, он делал тщетные усилия и попытки выбиться из какой-то

тяжелой, давившей обстановки, бился угрюмо, не умея и не имея с

Со своими учениками Загривов никогда ни о чем постороннем не

заговаривал. Между ним и его учениками всегда стояла стена отчуж-

дения. В доме так же царила строгая, суровая тишина, как будто

никто не ходил, не разговаривал, не смеялся.

Долго мы ехали, но метель все не ослабевала, а, наоборот, как

будто усиливалась. День был ветреный, и даже с подветренной сто-

роны чувствовалось, как непрестанно гудит в какую-то скважину сни-

зу. Ноги мои стали мерзнуть, и я напрасно старался набросить на них

что-нибудь сверху. Ямщик то и дело поворачивал ко мне обветренное

143лицо с покрасневшими глазами и обындевевшими ресницами и что-

то кричал, но мне не разобрать было ничего. Он, вероятно, пытал-

ся приободрить меня, так как рассчитывал на скорое окончание пу-

тешествия, но расчеты его не оправдались, и мы долго плутали во

тьме. Он еще на станции уверял, что к ветрам всегда притерпеться

можно, только я, южанин и домосед, претерпевал эти неудобства

моего путешествия, скажу откровенно, с трудом. Меня не покида-

ло ощущение, что предпринятая мною поездка вовсе не безопасна.

Ямщик уже давно не тянул свою безыскусную песню; в поле была

полная тишина, белая, застывшая; ни столба, ни стога, ни ветрянок

мельницы - ничего не видно. К вечеру метель поутихла, но непро-

ницаемый в поле мрак - тоже невеселая картина. Лошади как будто

заторопились, и серебряные колокольчики зазвенели на дуге.

Выйти из саней было нельзя: снегу навалило на пол-аршина,

сани непрерывно въезжали в сугроб. Я насилу дождался, когда мы

подъехали наконец к постоялому двору.

Гостеприимные хозяева долго нянчились с нами: оттирали, обо-

гревали, потчевали чаем, который, кстати сказать, здесь пьют на-

столько горячим, что я ожег себе язык, впрочем, это нисколько не

мешало нам разговаривать по-дружески, будто мы век знакомы. Не-

преодолимая дрема, навеянная теплом и сытостью, нас, разумеет-

ся, клонила ко сну, и я, поставив свои валяные сапоги на прото-

пленную печь, лег и ничего не слышал: ни пререканий ямщиков, ни

перешептывания хозяев - заснул как убитый. Наутро хозяева на-

кормили незваных гостей и вяленой олениной, и стреляными зайца-

ми, и печенной в золе картошкой, напоили теплым молоком.

Ночь в Балаклаве

В конце октября, когда дни еще по-осеннему ласковы, Балакла-

ва начинает жить своеобразной жизнью. Уезжают обремененные че-

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

51

Под легким дуновением знойного ветра море вздрагивало и, покрываясь мелкой рябью, ослепительно ярко отражавшей солнце, улыбалось голубому небу тысячами серебряных улыбок. В пространстве между морем и небом носился веселый плеск волн, взбегавших на пологий берег песчаной косы. Все было полно живой радости: звук и блеск солнца, ветер и соленый аромат воды, жаркий воздух и желтый песок. Узкая длинная коса, вонзаясь острым шпилем в безграничную пустыню играющей солнцем воды, терялась где-то вдали, где знойная мгла скрывала землю. Багры, весла, корзины да бочки беспорядочно валялись на косе. В этот день даже чайки истомлены зноем. Они сидят рядами на песке, раскрыв клювы и опустив крылья, или же лениво качаются на волнах.

Когда солнце начало спускаться в море, неугомонные волны то играли весело и шумно, то мечтательно ласково плескались о берег. Сквозь их шум на берег долетали не то вздохи, не то тихие, ласково зовущие крики. Солнце садилось, и на желтом горячем песке лежал розоватый отблеск его лучей. И жалкие кусты ив, и перламутровые облака, и волны, взбегавшие на берег, – все готовилось к ночному покою. Одинокий, точно заблудившийся в темной дали моря, огонь костра то ярко вспыхивал, то угасал, как бы изнемогая. Ночные тени ложились не только на море, но и на берег. Вокруг было только безмерное, торжественное море, посеребренное луной, и синее, усеянное звездами небо.

(По М. Горькому)

52
Обыкновенная земля

В Мещерском крае нет никаких особенных красот и богатств, кроме лесов, лугов и прозрачного воздуха. И тем не менее этот край нехоженых троп и непуганых зверей и птиц обладает большой притягательной силой. Он так же скромен, как картины Левитана, но в нем, как и в этих картинах, заключается вся прелесть и все незаметное на первый взгляд разнообразие русской природы. Что можно увидеть в Мещерском крае? Цветущие, никогда не кошенные луга, стелющиеся туманы, сосновые боры, лесные озера, высокие стога, пахнущие сухим и теплым сеном. Сено в стогах остается теплым в течение всей зимы. Мне приходилось ночевать в стогах в октябре, когда иней покрывает траву на рассвете, и я вырывал в сене глубокую нору. Залезешь в нее – сразу согреешься и спишь в продолжение всей ночи, будто в натопленной комнате. А над лугами ветер гонит свинцовые тучи. В Мещерском крае можно увидеть, вернее, услышать такую торжественную тишину, что бубенчик заблудившейся коровы слышен издалека, почти за километры, если, конечно, день безветренный. Летом в ветреные дни леса шумят великим океанским гулом и вершины гигантских сосен гнутся вслед пролетающим облакам.

Вот невдалеке неожиданно блеснула молния. Пора искать убежища для спасения от неожиданного дождя. Надеюсь, удастся скрыться вовремя вон под тем дубом. Под этим естественным, созданным щедрой природой шатром никогда не промокнешь. Но вот отблистали молнии, и полчища туч унеслись куда-то вдаль. Пробравшись через мокрый папоротник и какую-то стелющуюся растительность, выбираемся на едва приметную тропинку. Как прекрасна Мещера, когда привыкнешь к ней! Все становится родным: крики перепелов, суетливый стук дятлов, и шорох дождей в рыжей хвое, и плач ивы над заснувшей рекой.

(По К. Паустовскому)

53

Теперь по деревням уже не водят медведей. Да и цыгане стали редко бродить, большей частью они живут в тех местах, где приписаны, и только иногда, отдавая дань своей вековой привычке, выбираются куда-нибудь на выгон, натягивают закопченное полотно и живут целыми семьями, занимаясь ковкой лошадей, коновальством и барышничеством. Мне случалось видеть даже, что шатры уступали место на скорую руку сколоченным дощатым балаганам. Это было в губернском городе: недалеко от больницы и базарной площади, на клочке еще не застроенной земли, рядом с почтовой дорогой.

Из балаганов слышался лязг железа; я заглянул в один из них: какой-то старик ковал подковы. Я посмотрел на его работу и увидел, что это уже не прежний цыган-кузнец, а простой мастеровой; проходя уже довольно поздно вечером, я подошел к балагану и увидел старика за тем же занятием. Странно было видеть цыганский табор почти внутри города: дощатые балаганы, костры с чугунными котелками, в которых закутанные пестрыми платками цыганки варили какие-то яства.

Цыгане шли по деревням, давая в последний раз свои представления. В последний раз медведи показывали свое искусство: плясали, боролись, показывали, как мальчишки горох воруют. В последний раз приходили старики и старухи, чтобы полечиться верным, испытанным средством: лечь на землю под медведя, который ложился на пациента брюхом, широко растопырив во все стороны по земле свои четыре лапы. В последний раз их вводили в хаты, причем, если медведь добровольно соглашался войти, его вели в передний угол, и сажали там, и радовались его согласию как доброму знаку.

(По В. Гаршину)

54

В течение прошлого лета мне пришлось жить в старинной подмосковной усадьбе, где было настроено и сдавалось несколько небольших дач. Никак не ожидал я этого: дачи под Москвой, никогда еще не жил дачником без какого-то ни было дела в усадьбе, столь непохожей на наши степные усадьбы, и в таком климате.

В парке усадьбы деревья были так велики, что дачи, кое-где построенные в нем, казались под ним малы, имея вид туземных жилищ под деревьями в тропических странах. Пруд в парке, наполовину затянутый зеленой ряской, стоял как громадное черное зеркало.

Я жил на окраине парка, примыкавшего к негустому смешанному лесу; дощатая дача моя была не достроена, неконопаченые стены, неструганые полы, мебели почти никакой. От сырости, по-видимому никогда не исчезавшей, мои сапоги, валявшиеся под кроватью, обрастали бархатом плесени.

Все лето почти непрестанно шли дожди. Бывало, то и дело в яркой синеве скапливались белые облака и вдали перекатывался гром, потом начинал сыпать сквозь солнце блестящий дождь, быстро превращавшийся от зноя в душистый сосновый пар. Как-то неожиданно дождь заканчивался, и из парка, из леса, с соседних пастбищ – отовсюду снова слышалась радостная птичья разноголосица.

Перед закатом по-прежнему оставалось ясно, и на моих дощатых стенах дрожала, падая в окна сквозь листву, хрустально-золотая сетка низкого солнца.

Темнело по вечерам только к полуночи: стоит и стоит полусвет запада по совершенно неподвижным, притихшим лесам. В лунные ночи этот полусвет как-то странно мешался с лунным светом, тоже неподвижным, заколдованным. И по тому спокойствию, что царило повсюду, по чистоте неба и воздуха все казалось, что дождя уже больше не будет. Но вот я, засыпая, вдруг слышал: на крышу опять рушится ливень с громовыми раскатами, кругом беспредельная тьма и в отвес падающие молнии.

Утром в сырых аллеях, на лиловой земле, расстилались пестрые тени и ослепительные пятна солнца, цокали птички, называемые мухоловками, и хрипло трещали дрозды. А к полудню опять парило, находили облака и начинал сыпать дождь.

(По И. Бунину)

55

Он сердито швырнул окурок, зашипевший в луже, засунул руки в карманы расстегнутого, развеваемого ветром пальто и, нагнув еще не успевшую проясниться от дообеденных уроков голову и ощущая в желудке тяжесть скверного обеда, принялся шагать сосредоточенно и энергично. Но как ни шагал, все, что было кругом, шло вместе с ним: и наискось ливший дождь, мочивший лицо, и заношенный студенческий мундир, и громадные дома, чуждо и молчаливо теснившиеся по обеим сторонам узкой улицы, и прохожие, мокрые, угрюмые, которые казались в дождь все, как один. Все это знакомое, повторяющееся день изо дня, надоедливо шло вместе с ним, ни на минуту, ни на мгновенье не отставая.

И вся обстановка его теперешней жизни, все одна и та же, повторяющаяся изо дня в день, казалось, шла вместе с ним: утром несколько глотков горячего чаю, потом бесконечная беготня по урокам.

И все дома его клиентов были на один манер, и жизнь в них шла на один манер, и отношения к нему и его к ним были одни и те же. Казалось, он только менял в течение дня улицы, но входил к одним и тем же людям, к одной и той же семье, несмотря на разность физиономий, возрастов и общественного положения.

Он позвонил. Долго не открывали. Загривов стоял насупившись. Дождь все так же косо мелькал, чисто омытые тротуары влажно блестели. Извозчики, нахохлившись, дергали вожжами так же, как и всегда. В этой покорности чувствовалась своя особенная, недоступная окружающим жизнь.

В пустой, голой, даже без печки комнате стояли три стула. На столе лежали две развернутые тетради с положенными на них карандашами. Обыкновенно при входе Загривова у стола его встречали, глядя исподлобья, два плечистых угрюмых реалиста.

Старший, вылитая копия отца, был в пятом классе. Глядя на этот низкий заросший жесткими волосами лоб, на эту срезанную назад тяжелую, неправильную голову, казалось, что в толстом черепе оставался очень небольшой уголок для мозга.

Со своими учениками Загривов никогда ни о чем постороннем не заговаривал. Между ним и его учениками всегда стояла стена отчуждения. В доме так же царила строгая, суровая тишина, как будто никто не ходил, не разговаривал, не смеялся.

(По А. Серафимовичу)

56
Метель

Долго мы ехали, но метель все не ослабевала, а, наоборот, как будто усиливалась. День был ветреный, и даже с подветренной стороны чувствовалось, как непрестанно гудит в какую-то скважину снизу. Ноги мои стали мерзнуть, и я напрасно старался набросить на них что-нибудь сверху. Ямщик то и дело поворачивал ко мне обветренное лицо с покрасневшими глазами и обындевевшими ресницами и что-то кричал, но мне не разобрать было ничего. Он, вероятно, пытался приободрить меня, так как рассчитывал на скорое окончание путешествия, но расчеты его не оправдались, и мы долго плутали во тьме. Он еще на станции уверял, что к ветрам всегда притерпеться можно, только я, южанин и домосед, претерпевал эти неудобства моего путешествия, скажу откровенно, с трудом. Меня не покидало ощущение, что предпринятая мною поездка вовсе не безопасна.

Ямщик уже давно не тянул свою безыскусную песню; в поле была полная тишина, белая, застывшая; ни столба, ни стога, ни ветряной мельницы – ничего не видно. К вечеру метель поутихла, но непроницаемый в поле мрак – тоже невеселая картина. Лошади как будто заторопились, и серебряные колокольчики зазвенели на дуге.

Выйти из саней было нельзя: снегу навалило на пол-аршина, сани непрерывно въезжали в сугроб. Я насилу дождался, когда мы подъехали наконец к постоялому двору.

Гостеприимные хозяева долго нянчились с нами: оттирали, обогревали, потчевали чаем, который, кстати сказать, здесь пьют настолько горячим, что я ожег себе язык, впрочем, это нисколько не мешало нам разговаривать по-дружески, будто мы век знакомы. Непреодолимая дрема, навеянная теплом и сытостью, нас, разумеется, клонила ко сну, и я, поставив свои валяные сапоги на протопленную печь, лег и ничего не слышал: ни пререканий ямщиков, ни перешептывания хозяев – заснул как убитый. Наутро хозяева накормили незваных гостей и вяленой олениной, и стреляными зайцами, и печенной в золе картошкой, напоили теплым молоком.

(По И. Голуб, В. Шейну)

57
Ночь в Балаклаве

В конце октября, когда дни еще по-осеннему ласковы, Балаклава начинает жить своеобразной жизнью. Уезжают обремененные чемоданами и баулами последние курортники, в течение долгого здешнего лета наслаждавшиеся солнцем и морем, и сразу становится просторно, свежо и по-домашнему деловито, точно после отъезда нашумевших непрошеных гостей.

Поперек набережной расстилаются рыбачьи сети, и на полированных булыжниках мостовой они кажутся нежными и тонкими, словно паутина. Рыбаки, эти труженики моря, как их называют, ползают по разостланным сетям, как будто серо-черные пауки, исправляющие разорванную, воздушную пелену. Капитаны рыболовецких баркасов точат иступившиеся белужьи крючки, а у каменных колодцев, где беспрерывной серебряной струйкой лепечет вода, судачат, собираясь здесь в свободные минуты, темнолицые женщины – местные жительницы.

Опускаясь за море, садится солнце, и вскоре звездная ночь, сменяя короткую вечернюю зарю, обволакивает землю. Весь город погружается в глубокий сон, и наступает тот час, когда ниоткуда не доносится ни звука. Лишь изредка хлюпает вода о прибрежный камень, и этот одинокий звук еще более подчеркивает ничем не нарушаемую тишину. Чувствуешь, как ночь и молчание слились в одном черном объятии.

Нигде, по-моему, не услышишь такой совершенной, такой идеальной тишины, как в ночной Балаклаве.

(По А. Куприну)

58
На сенокосе

Трава на некошеном лугу, невысокая, но густая, оказалась не мягче, а еще жестче, однако я не сдавался и, стараясь косить как можно лучше, шел не отставая.

Владимир, сын бывшего крепостного, не переставая махавший косой, почем зря резал траву, не выказывая ни малейшего усилия. Несмотря на крайнюю усталость, я не решался попросить Владимира остановиться, но чувствовал, что не выдержу: так устал.

В это время Владимир сам остановился и, нагнувшись, взял травы, не торопясь вытер косу и стал молча точить. Я не спеша опустил косу и облегченно вздохнул, оглядевшись.

Невзрачный мужичонка, прихрамывая шедший сзади и, по-видимому, тоже уставший, сейчас же, не доходя до меня, остановился и принялся точить, перекрестившись.

Наточив свою косу, Владимир сделал то же с моей косой, и мы не медля пошли дальше. Владимир шел мах за махом, не останавливаясь, и, казалось, не чувствовал никакой усталости. Я косил из всех сил, стараясь не отставать, и все более ослабевал. С деланным безразличием махая косой, я все более убеждался, что у меня не хватит сил даже для считанных махов косы, нужных, чтобы закончить ряд.

Наконец ряд был пройден, и, вскинув на плечо косу, Владимир пошел по уже хоженому покосу, ступая по следам, оставленным каблуками. Пот, не унимаясь, скатывался с моего лица, и вся рубаха моя была мокра, словно моченная в воде, но мне было хорошо: я выстоял.

59

Сумерки, может быть, и были причиной того, что внешность прокуратора резко изменилась. Он как будто на глазах постарел, сгорбился и, кроме того, стал тревожен. Один раз он оглянулся и почему-то вздрогнул, бросив взгляд на пустое кресло, на спинке которого лежал плащ. Приближалась прозрачная ночь, вечерние тени играли свою игру, и, вероятно, усталому прокуратору померещилось, что кто-то сидит в пустом кресле. Допустив малодушие, пошевелив брошенный плащ, прокуратор, оставив его, забегал по балкону, то подбегая к столу и хватаясь за чашу, то останавливаясь и начиная бессмысленно глядеть в мозаику пола.

В течение сегодняшнего дня уже второй раз на него пала тоска. Потирая висок, в котором от утренней боли осталось только ноющее воспоминание, прокуратор все силился понять, в чем причина его душевных мучений, и, поняв это, он постарался обмануть себя. Ему ясно было, что, безвозвратно упустив что-то сегодня утром, он теперь хочет исправить упущенное какими-то мелкими и ничтожными, а главное, запоздавшими действиями. Но это очень плохо удавалось прокуратору. На одном из поворотов, круто остановившись, прокуратор свистнул, и из сада выскочил на балкон гигантский остроухий пес в ошейнике с золочеными бляшками.

Прокуратор сел в кресло; Банга, высунув язык и часто дыша, уселся у ног хозяина, причем радость в глазах пса означала, что кончилась гроза и что он опять тут, рядом с человеком, которого любил, считал самым могучим в мире, повелителем всех людей, благодаря которому и самого себя пес считал привилегированным существом, высшим и особенным. Но, улегшись у ног хозяина и даже не пища на него, пес сразу понял, что хозяина его постигла беда, и поэтому Банга, поднявшись и зайдя сбоку, положил лапы и голову на колени прокуратору, что должно было означать: он утешает своего хозяина и несчастье готов встретить вместе с ним. Это он пытался выразить и в глазах, скашиваемых к хозяину, и в насторожившихся, навостренных ушах. Так оба они, пес и человек, любящие друг друга, встретили праздничную ночь.

(По М. Булгакову)

60

Я проснулся ранним утром. Комната была залита ровным желтым светом, будто от керосиновой лампы. Свет шел снизу, из окна, и ярче всего освещал бревенчатый потолок. Странный свет – неяркий и неподвижный – был вовсе не похож на солнечный. Это светили осенние листья.

За ветреную и долгую ночь сад сбросил сухую листву. Она лежала разноцветными грудами на земле и распространяла тусклое сияние, и от этого сияния лица людей казались загорелыми. Осень смешала все чистые краски, какие существуют на свете, и нанесла их, как на холст, на далекие пространства земли и неба.

Я видел сухую листву, не только золотую и пурпурную, но и фиолетовую, и серую, и почти серебряную. Краски, казалось, смягчились из-за осенней мглы, неподвижно висели в воздухе. А когда беспрерывно шли дожди, мягкость красок сменялась блеском: небо, покрытое облаками, все же давало достаточно света, чтобы мокрые леса могли загораться вдали, как величественные багряные и золотые пожары. Теперь конец сентября, и в небе какое-то странное сочетание наивной голубизны и темно-махровых туч. Временами проглядывает ясное солнце, и тогда еще чернее делаются тучи, еще голубее чистые участки неба, еще чернее неширокая проезжая дорога, еще белее проглядывает сквозь полуопавшие липы старинная колокольня.

Если с этой колокольни, забравшись по деревянным расшатанным лестницам, поглядеть на северо-запад, то сразу расширится кругозор. Отсюда особенно хорошо видна речонка, обвивающая подножие холма, на котором раскинулась деревня. А вдали виднеется лес, подковкой охвативший весь горизонт.

Стало смеркаться, с востока наносило то ли низкие тучи, то ли дым гигантского пожара, и я вернулся домой. Уже поздним вечером вышел в сад, к колодцу. Поставив на сруб толстый фонарь, достал воды. В ведре плавали желтые листья. Никуда от них не спрятаться – они были повсюду. Стало трудно ходить по дорожкам сада: приходилось идти по листьям, как по настоящему ковру. Мы находили их и в доме: на полу, на застеленной кровати, на печке – всюду. Они были насквозь пропитаны их винным ароматом.

61

После полудня стало так жарко, что пассажиры перебрались на верхнюю палубу. Несмотря на безветрие, вся поверхность реки кипела дрожащей зыбью, в которой нестерпимо ярко дробились солнечные лучи, производя впечатление бесчисленного множества серебряных шариков. Только на отмелях, там, где берег длинным мысом врезался в реку, вода огибала его неподвижной лентой, спокойно синевшей среди этой блестящей ряби.

На небе не было ни тучки, но на горизонте кое-где протянулись тонкие белые облака, отливавшие по краям, как мазки расплавленного металла. Черный дым, не подымаясь над трубой, стлался за пароходом длинным грязным хвостом.

Снизу, из машинного отделения, доносилось непрерывное шипение и какие-то глубокие, правильные вздохи, в такт которым вздрагивала деревянная палуба «Ястреба». За кормой, догоняя ее, бежали ряды длинных широких волн; белые курчавые волны неожиданно бешено вскипали на их мутно-зеленой вершине и, плавно опустившись вниз, вдруг таяли, точно прятались под воду. Волны без устали набегали на берег и, разбившись с шумом об откос, бежали назад, обнажая песчаную отмель, всю изъеденную прибоем.

Это однообразие не прискучивало Вере Львовне и не утомляло ее: на весь Божий мир она глядела сквозь радужную пелену тихого очарования. Ей все казалось милым и дорогим: и пароход, необыкновенно белый и чистенький, и капитан, здоровенный толстяк в парусиновой паре, с багровым лицом и звериным голосом, охрипшим от непогод, и лоцман, красивый чернобородый мужик, который вертел в своей стеклянной будочке колесо штурвала, в то время как его острые, прищуренные глаза неподвижно глядели вдаль.

Вдали показалась пристань – маленький красный дощатый домик, выстроенный на барке. Капитан, приложив рот к рупору, проведенному в машинное отделение, кричал командные слова, и его голос, казалось, выходил из глубокой бочки: «Самый малый! Задний ход!»

Около станции толпились бабы и девчонки; они предлагали пассажирам сушеную малину, бутылки с кипяченым молоком, соленую рыбу, вареную и печеную баранину.

Жара понемногу спадала. Пассажиры заметили, как солнце садилось в пожаре кроваво-пурпурного пламени и растопленного золота. Когда же яркие краски поутихли, то весь горизонт осветился ровным пыльно-розовым сиянием. Наконец и это сияние померкло, и только невысоко над землей, в том месте, где закатилось солнце, осталась неясная длинная розовая полоска, незаметно переходившая вверху неба в нежно-голубоватый оттенок вечернего неба.

(По А. Куприну)