Хоть и калиныч краткое содержание. Тургенев хорь и калиныч

Главная

Биогафии

Иван Сергеевич Тургенев

ХОРЬ И КАЛИНЫЧ

Кому случалось из Болховского уезда перебираться в Жиздринский, того, вероятно, поражала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и калужской породой. Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дегтем и по праздникам ходит в сапогах. Орловская деревня (мы говорим о восточной части Орловской губернии) обыкновенно расположена среди распаханных полей, близ оврага, кое-как превращенного в грязный пруд. Кроме немногих ракит, всегда готовых к услугам, да двух- трех тощих берез, деревца на версту кругом не увидишь; изба лепится к избе, крыши закиданы гнилой соломой… Калужская деревня, напротив, большею частью окружена лесом; избы стоят вольней и прямей, крыты тесом; ворота плотно запираются, плетень на задворке не разметан и не вывалился наружу, не зовет в гости всякую прохожую свинью… И для охотника в Калужской губернии лучше. В Орловской губернии последние леса и площадя исчезнут лет через пять, а болот и в помине нет; в Калужской, напротив, засеки тянутся на сотни, болота на десятки верст, и не перевелась еще благородная птица тетерев, водится добродушный дупель, и хлопотунья куропатка своим порывистым взлетом веселит и пугает стрелка и собаку.

В качестве охотника посещая Жиздринский уезд, сошелся я в поле и познакомился с одним калужским мелким помещиком, Полутыкиным, страстным охотником и, следовательно, отличным человеком. Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому, с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один я тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил; хвалил сочинения Акима Нахимова и повесть Пинну; заикался; называл свою собаку Астрономом; вместо однако говорил одначе и завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба - грибами, макароны - порохом; зато ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции. Но, за исключением этих немногих и незначительных недостатков, г-н Полутыкин был, как уже сказано, отличный человек.

В первый же день моего знакомства с г. Полутыкиным он пригласил меня на ночь к себе.

До меня верст пять будет, - прибавил он, - пешком идти далеко; зайдемте сперва к Хорю. (Читатель позволит мне не передавать его заиканья.)

А кто такой Хорь?

А мой мужик… Он отсюда близехонько.

Мы отправились к нему. Посреди леса, на расчищенной и разработанной поляне, возвышалась одинокая усадьба Хоря. Она состояла из нескольких сосновых срубов, соединенных заборами; перед главной избой тянулся навес, подпертый тоненькими столбиками. Мы вошли. Нас встретил молодой парень, лет двадцати, высокий и красивый.

А, Федя! Дома Хорь? - спросил его г-н Полутыкин.

Нет, Хорь в город уехал, - отвечал парень, улыбаясь и показывая ряд белых, как снег, зубов. - Тележку заложить прикажете?

Да, брат, тележку. Да принеси нам квасу.

Мы вошли в избу. Ни одна суздальская картина не залепляла чистых бревенчатых стен; в углу, перед тяжелым образом в серебряном окладе, теплилась лампадка; липовый стол недавно был выскоблен и вымыт; между бревнами и по косякам окон не скиталось резвых прусаков, не скрывалось задумчивых тараканов. Молодой парень скоро появился с большой белой кружкой, наполненной хорошим квасом, с огромным ломтем пшеничного хлеба и с дюжиной соленых огурцов в деревянной миске. Он поставил все эти припасы на стол, прислонился к двери и начал с улыбкой на нас поглядывать. Не успели мы доесть нашей закуски, как уже телега застучала перед крыльцом. Мы вышли. Мальчик лет пятнадцати, кудрявый и краснощекий, сидел кучером и с трудом удерживал сытого пегого жеребца. Кругом телеги стояло человек шесть молодых великанов, очень похожих друг на друга и на Федю. «Все дети Хоря!» - заметил Полутыкин. «Все Хорьки, - подхватил Федя, который вышел вслед за нами на крыльцо, - да еще не все: Потап в лесу, а Сидор уехал со старым Хорем а город… Смотри же, Вася, - продолжал он, обращаясь к кучеру, - духом сомчи: барина везешь. Только на толчках-то, смотри, потише: и телегу-то попортишь, да и барское черево обеспокоишь!» Остальные Хорьки усмехнулись от выходки Феди. «Подсадить Астронома!» - торжественно воскликнул г-н Полутыкин. Федя, не без удовольствия, поднял на воздух принужденно улыбавшуюся собаку и положил ее на дно телеги. Вася дал вожжи лошади. Мы покатили. «А вот это моя контора, - сказал мне вдруг г-н Полутыкин, указывая на небольшой низенький домик, - хотите зайти?» - «Извольте». - «Она теперь упразднена, - заметил он, слезая, - а все посмотреть стоит». Контора состояла из двух пустых комнат. Сторож, кривой старик, прибежал с задворья. «Здравствуй, Миняич, - проговорил г-н Полутыкин, - а где же вода?» Кривой старик исчез и тотчас вернулся с бутылкой воды и двумя стаканами. «Отведайте, - сказал мне Полутыкин, - это у меня хорошая, ключевая вода». Мы выпили по стакану, причем старик нам кланялся в пояс. «Ну, теперь, кажется, мы можем ехать, - заметил мой новый приятель. - В этой конторе я продал купцу Аллилуеву четыре десятины лесу за выгодную цену». Мы сели в телегу и через полчаса уже въезжали на двор господского дома.

Скажите, пожалуйста, - спросил я Полутыкина за ужином, - отчего у вас Хорь живет отдельно от прочих ваших мужиков?

А вот отчего: он у меня мужик умный. Лет двадцать пять тому назад изба у него сгорела; вот и пришел он к моему покойному батюшке и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас в лесу на болоте. Я вам стану оброк платить хороший. - «Да зачем тебе селиться на болоте?» - «Да уж так; только вы, батюшка, Николай Кузьмич, ни в какую работу употреблять меня уж не извольте, а оброк положите, какой сами знаете». - «Пятьдесят рублев в год!» - «Извольте». - «Да без недоимок у меня, смотри!» - «Известно, без недоимок…» Вот он и поселился на болоте. С тех пор Хорем его и прозвали.

Ну, и разбогател? - спросил я.

Разбогател. Теперь он мне сто целковых оброка платит, да еще я, пожалуй, накину. Я уж ему не раз говорил: «Откупись, Хорь, эй, откупись!..» А он, бестия, меня уверяет, что нечем; денег, дескать, нету… Да, как бы не так!..

Легкий порыв ветерка разбудил меня… Я открыл глаза и увидел Калиныча: он сидел на пороге полураскрытой двери и ножом вырезывал ложку. Я долго любовался его лицом, кротким и ясным, как вечернее небо. Г-н Полутыкин тоже проснулся. Мы не тотчас встали. Приятно после долгой ходьбы и глубокого сна лежать неподвижно на сене: тело нежится и томится, легким жаром пышет лицо, сладкая

Написан он был в 1847 году и увидел свет благодаря публикации в журнале «Современник». Произведение стало первым в цикле под названием «Записки охотника». «Хорь и Калиныч», как и все последующие сюжеты цикла, рассказывает о нехитрой жизни простых русских крестьян. Литературным направлением текста является реализм.

Для знакомства с автором рекомендуется читать «Хорь и Калиныч» полностью, но на это не всегда хватает времени. В таком случае можно прочитать рассказ в сокращении . Следующий далее краткий пересказ «Хорь и Калиныч» является подробным и полным, не уступающим по качеству текстам признанного сайта брифли. Но для более полного понимания, сначала будут приведены основные действующие лица и план рассказа.

Основные действующие лица

Рассказ посвящён жизни русского народа, поэтому главными героями повествования являются следующие лица:

Хорь - плотный мужчина почти старик, живущий в лесу вместе с большой семьёй.
Калиныч - тоже главный герой произведения, противоположность Хоря и в то же время его друг, мужчина среднего возраста, занимающийся сбором мёда и помогающий в охоте барину.
автор не является крестьянином, он барин, познакомившийся с главными героями благодаря охоте, но поскольку от его лица идёт повествование, то он тоже основной персонаж.

В рассказе есть и второстепенные персонажи , не обладающие ключевыми ролями в рассказе, к ним относятся:

помещик Полутыкин, оказавший гостеприимство автору;
Федя и остальные сыновья Хоря.

План рассказа

Рассказ является небольшим , но и в нём можно просмотреть композиционные единицы, по которым его можно поделить на следующие части:

встреча с помещиком;
знакомство с домом Хоря;
охота с Калинычем;
удивительное сравнение двух друзей.

Рассказик начинает своё повествование с объяснения разницы между двумя российскими губерниями, через которые он проезжал, чтобы добраться до места охоты. Есть Орловская губерния, а есть Калужская . И так велика между ними разница, что по внешности мужика сразу можно сказать, откуда он, и каков его быт. Если человек небольшого роста, сутулится да угрюмится и в лаптях ходит, то ютится он наверняка в избе, сделанной из осиновых брёвен и расположенной на поле, ходит на барщину, а значит, живёт в Орловской губернии.

Если же мужик видный , ростом высокий, смелый и красивый, то занят он торговлей маслом или дёгтем, по праздникам не прочь надеть нарядные сапоги, а живёт он в одной из изб Калужской губернии.

Не пропустите: художественный прием в литературе и русском языке.

Встреча с помещиком

В Калужской губернии был помещик по фамилии Полутыкин. С ним автор познакомился во время охоты в Жиздринском уезде. Помещик оказался неплохим человеком , хотя и не лишённым некоторых странностей. В частности, он был поклонником западных традиций, что проявлялось у него в виде страсти к изменению вкуса блюд. Он очень ценил своего повара, который был способен приготовить мясо так, что казалось, будто это рыба, а рыба у него получалась со вкусом грибов.

Кроме того, он был охоч до богатых невест , отцы которых давали ему от ворот поворот, на что он постоянно жаловался всем друзьям. Анекдоты, рассказанные Полутыкиным не отличались разнообразием, это вообще была одна и та же шутка, нисколько не казавшаяся смешной.

Однако чудачества не мешали ему быть гостеприимным, так что он пригласил автора к себе в имение и получил согласие. По пути же новым знакомым пришлось заехать к одному из оброчных мужиков помещика - Хорю.

Знакомство с домом Хоря

Как и полагается калужскому мужику, Хорь имел просторный дом из нескольких сосновых строений. Располагался он в живописном месте - на поляне посреди леса. Вместо хозяина, который отлучился из дома, гостей встретил его двадцатилетний сын по имени Фёдор. Провёл в избу, которая оказалось чистой и аккуратной, без лишней мебели. Не было там ни тараканов, ни каких других насекомых. Кроме того, на столе вскоре оказалось угощение в виде хлеба с квасом и солений .

Спустя время домой вернулись ещё шесть сыновей Хоря. Все они были статными и ладными - настоящие великаны. Они за полчаса доставили помещика с гостем на телеге в имение.

Настало время ужина, и автора разобрало любопытство, почему это Хорь живёт в удалении от остальных домов. Помещик поведал историю, согласно которой мужик потерял дом четверть века назад в результате пожара. Тогда ещё имение принадлежало не самому Полутыкину, а его отцу. К нему и пришёл Хорь с просьбой разрешить ему поселиться на болоте вдали от соседей и не ходить на барщину. Помещик дал своё согласие , за что получал оброк в размере 50 рублей, по тем временам огромную сумму.

Но впоследствии она увеличилась до 100 рублей, поскольку Хорь разбогател путём удачной торговли. За эту его деловитую хватку и отшельничество он, кстати, и получил своё необычное прозвище. Потом помещик даже предложил мужику откуп, но тот сказал, что таких денег у него якобы нет.

Охота с Калинычем

Наступил следующий день, и автор с помещиком снова отправились на охоту. Путь их лежал через деревню , в которой пришлось сделать остановку у невысокой избы - дома крестьянина Калиныча. Это был голубоглазый, высокий и худощавый сорокалетний человек, характер которого называли весёлым, но кротким. Он был верным спутником помещика на охоте, помогал носить сумку и ружьё, подавал воду и еду, подмечал цель и устраивал привалы. Барин очень ценил всё это.

Охота затянулась до полудня, который принёс с собой невыносимую жару. Спрятаться от неё было решено на пасеке Калиныча, расположенной в глубине леса. Там охотники смогли отдохнуть и угоститься свежим сладким мёдом.

Два друга

Поохотиться было решено и на другой день, но у Полутыкина с соседом Пичуковым появились дела в городе, и автор отправился в путь один. Когда пришло время возвращаться, он решил ещё раз заглянуть в усадьбу Хоря. На этот раз ему удалось застать хозяина, который оказался низким, но плечистым, лысым и бородатым мужиком. Чем-то даже напомнил рассказчику Сократа. Хорь оставил впечатление человека, который сам себе на уме.

Но ночь автор решил провести именно у крестьянина. Ему отвели место на сеновале, а утром накормили завтраком. Во время трапезы гость поинтересовался у хозяина, почему его взрослые сыновья, которые к тому времени почти все уже были женатыми, живут с отцом . Хорь вдаваться в пространные разговоры не стал, попросту ответил, что дети сами так хотят. А Феде в отцовском доме хорошо и одному, он жениться не спешит, поскольку, как и отец, ничего хорошего в женщинах не видит. Но Хорь сыну на это утверждал, что жена нужна хотя бы как работница для мужа.

Потом рассказчик и нежеланием крестьянина откупаться от барина поинтересовался. Всё не верилось ему, что имея возможность платить большой оброк в 100 рублей и даже больше, Хорь не накопил ещё денег на достойный откуп. Однако мужик дал расплывчатый ответ, в котором угадывалось, что с помещиком ему спокойнее , и он лучше будет платить известную ему сумму, чем решится на новую жизнь.

Тем временем у Хоря появился новый гость с подарком в виде пучка земляники. Им оказался не кто иной, как Калиныч. Его появление и необычный сюрприз удивили автора.

Оказалось, что два этих таких разных человека в жизни были друзьями. Это автор понял за те три дня, что провёл в гостях у Хоря, который при ближайшем рассмотрении оказался очень положительным и практичным человеком, настоящим рационалистом. В противоположность своему другу Калиныч оказался мечтателем и идеалистом, такой себе романтик. Кроме того, гость обнаружил для себя следующие противоположности в характерах приятелей .

Немало было различий и в интересах мужиков. В беседе с автором один из них интересовался устройством заграничных городов и их традициями, в то время как другой любил слушать рассказы о красотах природы. Первым, конечно, был Хорь, который обладал обширными знаниями, хотя не умел даже читать и почти никого из сыновей не выучил. А вторым был Калиныч, оказавшийся вполне грамотным, а ещё имевшим отличный голос. Благодаря последнему качеству и умению играть на балалайке, он часто пел песни, которые подхватывал его приятель.

Несмотря на наличие семьи, Хорь неважно относился к женскому полу, попросту презирал. Это выливалось в издевательства и шутки над женщинами. Хотя жена его была сварливой и запросто командовала невестками, но супруга уважала и слушалась. Замолкала по первому слову.

А также он по-дружески посмеивался и над другом, которого считал неподготовленным к жизни, из-за чего не имевшим ничего за душой, даже простых сапог. Хотя Калиныч давно мог обзавестись каким-никаким имуществом, ведь был чуть ли не правой рукой помещика в охоте.

От Хоря же рассказчик и узнал много нового о жизни народа. Например, о том, что важным событием в деревне считается появление тележки с косами посреди лета. Человек в кафтане, занимающийся их продажей, отдавал свой товар по полтора рубля, если платили сразу, и в два раза больше, когда просили в долг. Конечно, перед самым покосом все брали инструменты в долг, а расплачивались за них через несколько недель в кабаке. Ушлые власти даже пытались сами заниматься такой перепродажей, но мужики были лишены возможности поторговаться и рассмотреть товар, так что у помещиков это дело не пошло.

Продавались таким образом ещё и серпы, но за такими покупками ходили в основном женщины, и дело нередко заканчивалось дракой. Но бабы занимались не только приобретением инструментов, но и продажей своих и мужниных вещей. Дело в том, что в губернию часто заезжали скупщики ткани для бумажной фабрики. Звали их «орлами», хотя своим поведением они такого благородного названия не оправдывали. Орлы покупали тряпки за гроши, а увлекавшиеся женщины зачастую отдавали не только ненужные вещи, но и новые да хорошие. Поэтому мужикам приходилось зорко следить за своими жёнами, как только проходил слушок о появлении скупщика тряпья.

Автор наслаждался обществом новых знакомых, ему нравились их рассказы о той жизни, с которой он, благодаря своему высокому происхождению, никогда бы не столкнулся, и о ней не узнал. Но вскоре помещик прислал за ним людей, и рассказчику пришлось уехать, хотя и было жаль расставаться с этими необычными крестьянами. А ещё через день он покинул и дом Полутыкина, благодарный за гостеприимство хозяина.

Анализ произведения

Рассказ Тургенева «Хорь и Калиныч» прекрасен в своей простоте. Он посвящён двум абсолютно разным людям , дружбе которых не мешает разница в характерах, интересах и благосостоянии. Их общим увлечением можно назвать разве что музыку, которую с удовольствием любят они сыграть на балалайке и сопроводить песней.

Такие разные нравы дополняют друг друга и объединяют в себе характеры всего русского народа. Ведь люди России не только практичные, но и творческие. В них есть как рациональное зерно, так и склонность к мечтательности.

Хорь – расчетливый и скрупулёзный, практичный и вдумчивый. Он взял под строительство землю на болоте, которая не нужна была никому. Зато, сэкономив денег и избежав претензий, смог воплотить свою мечту в жизнь: построить дом, обзавестись женой и детьми, жить и процветать. Он был простым крестьянином, не умеющим читать. Но при этом очень умным, благодаря накопленному в ходе ежедневной работы, опыту. А сидеть без дела он не мог: то телегу чинил, то сбрую, то в огороде возился – и так целый день.
Калиныч – полная противоположность Хоря. Он – романтик, вечно витающий в облаках. Жил он при этом в простой избушке, дела его шли плохо, жену он боялся, а детей и вовсе не имел.

Другие герои

Полутыкин — мелкий помещик и заядлый охотник.
Федя – сына Хоря.

Размышление о русских мужиках

Начинает свое повествование автор с размышления о том, как различается характер и привычки русских мужиков, в зависимости от того, в какой губернии они живут. Так, орловские мужики, сутулые и ворчливые, живут в малюсеньких избушках, одевают лапти и платят барщину. Калужские же мужики высокие, живут в просторных сосновых избах, занимаются торговлей и носят сапоги.

Знакомство с Полутыкиным

Прибыв в уезд для охоты, рассказчик вскоре встречается с помещиком Полутыкиным, который тоже любил охотиться. Он приглашает рассказчика к себе в гости. Они оба отправляются в имение Полутыкина. Но оно находится далеко, и герои решают зайти передохнуть к Хорю – мужику помещика.

Дом крестьянина Хоря

Мужик этот жил на расчищенной от деревьев поляне. К гостям вышел его сынок Федя. Спустя некоторое время дома появились и иные дети Хоря. Дома царил покой и уют. Передохнув, гости отправились в дальнейший путь.

Рассказ помещика

Рассказчик и его новый друг, доехали до имения за полчаса. Ужиная, Полутыкин решил поведать, почему Хорь живет отдельно от других. Четверть века назад, у него сгорела изба, и он попросил у отца Полутыкина, дать разрешение выстроить новый дом на ненужном никому месте – болотце среди леса.

За это, он обещал платить по 50 рублей оброка за год. Хорь – работяга и быстро сумел наладить хозяйство, а теперь оно разрослось, и он платит по сто рублей, но зато живет отдельно от других, чувствуя себя свободным.

Калиныч

На следующий день на охоте к героям присоединился Калиныч – мужик тихий и желающий во всем угодить барину. Он готов и на охоту с ним постоянно ходить, и сумку его таскать, во всем слушать и потакать. Когда стало жарко, он отвел гостей к себе и накормил медом. За ужином хозяин признался рассказчику, что Калиныч хоть и хороший мужик, но дела совсем вести не умеет, так как все время проводит на охоте.

Встреча с Хорем

На следующий день рассказчик пошел на охоту один, а после зашел в гости к Хорю. Его на этот раз встретил сам хозяин – плечистый и сильный мужик. Рассказчик отмечает, что хоть Хорь и беседовал с ним, и попросил заночевать, был сам себе на уме.

Он узнал, что всего дети мужика, кроме Феди, уже взрослые и имеют свои собственные семьи, но решили жить здесь же, в доме отца. В дом к Хорю пришел Калыныч с земляникой в подарок. Этот момент очень удивил рассказчика: он не ожидал такого поведения от крестьянина.

Рассказчик сравнивает друзей

Следующие три дня, рассказчик следит за друзьями и пытается их сравнить. Он понимает, что они совершенно противоположны. Например, Хорь рационален, легко решает административные дела, умеет вести хозяйство. Калиныч же мечтателен, дом его разваливается.

Хорь имеет много детей, друг его – бездетен. Хорь общался с хозяином почти на равных, Калыныч побаивался его и старался всячески услужить. После того, как рассказчик рассказал, что бывал за границей Хорь стал пытать его об административном устройстве тех мест, а второй — о пейзажах.

Отъезд рассказчика

Вскоре за рассказчиком прислали телегу обратно до имения. Рассказчику жаль расставаться со своими новыми знакомыми. А на следующий день он уже возвращается домой.

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Иван Сергеевич Тургенев

Хорь и Калиныч

Кому случалось из Болховского уезда перебираться в Жиздринский, того, вероятно, поражала резкая разница между породой людей в Орловской губернии и калужской породой. Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти; калужский оброчный мужик обитает в просторных сосновых избах, высок ростом, глядит смело и весело, лицом чист и бел, торгует маслом и дегтем и по праздникам ходит в сапогах. Орловская деревня (мы говорим о восточной части Орловской губернии) обыкновенно расположена среди распаханных полей, близ оврага, кое-как превращенного в грязный пруд. Кроме немногих ракит, всегда готовых к услугам, да двух-трех тощих берез, деревца на версту кругом не увидишь; изба лепится к избе, крыши закиданы гнилой соломой… Калужская деревня, напротив, большею частью окружена лесом; избы стоят вольней и прямей, крыты тесом; ворота плотно запираются, плетень на задворке не разметан и не вываливается наружу, не зовет в гости всякую прохожую свинью… И для охотника в Калужской губернии лучше. В Орловской губернии последние леса и площадя исчезнут лет через пять, а болот и в помине нет, в Калужской, напротив, засеки тянутся на сотни, болота на десятки верст, и не перевелась еще благородная птица тетерев, водится добродушный дупель, и хлопотунья куропатка своим порывистым взлетом веселит и пугает стрелка и собаку.

В качестве охотника посещая Жиздринский уезд, сошелся я в поле и познакомился с одним калужским мелким помещиком, Полутыкиным, страстным охотником и, следовательно, отличным человеком. Водились за ним, правда, некоторые слабости: он, например, сватался за всех богатых невест в губернии и, получив отказ от руки и от дому, с сокрушенным сердцем доверял свое горе всем друзьям и знакомым, а родителям невест продолжал посылать в подарок кислые персики и другие сырые произведения своего сада; любил повторять один и тот же анекдот, который, несмотря на уважение г-на Полутыкина к его достоинствам, решительно никогда никого не смешил; хвалил сочинения Акима Нахимова и повесть Пинну , заикался, называл свою собаку Астрономом; вместо однако говорил одначе и завел у себя в доме французскую кухню, тайна которой, по понятиям его повара, состояла в полном изменении естественного вкуса каждого кушанья: мясо у этого искусника отзывалось рыбой, рыба – грибами, макароны – порохом; зато ни одна морковка не попадала в суп, не приняв вида ромба или трапеции. Но, за исключением этих немногих и незначительных недостатков, г-н Полутыкин был, как уже сказано, отличный человек.

В первый же день моего знакомства с г. Полутыкиным он пригласил меня на ночь к себе.

– До меня верст пять будет, – прибавил он, – пешком идти далеко; зайдемте сперва к Хорю. (Читатель позволит мне не передавать его заиканья.)

– А кто такой Хорь?

– А мой мужик… Он отсюда близехонько.

– А, Федя! Дома Хорь? – спросил его г-н Полутыкин.

– Нет. Хорь в город уехал, – отвечал парень, улыбаясь и показывая ряд белых как снег зубов. – Тележку заложить прикажете?

– Да, брат, тележку. Да принеси нам квасу.

Мы вошли в избу. Ни одна суздальская картина не залепляла чистых бревенчатых стен; в углу перед тяжелым образом в серебряном окладе теплилась лампадка; липовый стол недавно был выскоблен и вымыт; между бревнами и по косякам окон не скиталось резвых прусаков, не скрывалось задумчивых тараканов. Молодой парень скоро появился с большой белой кружкой, наполненной хорошим квасом, с огромным ломтем пшеничного хлеба и с дюжиной соленых огурцов в деревянной миске. Он поставил все эти припасы на стол, прислонился к двери и начал с улыбкой на нас поглядывать. Не успели мы доесть нашей закуски, как уже телега застучала перед крыльцом. Мы вышли. Мальчик лет пятнадцати, кудрявый и краснощекий, сидел кучером и с трудом удерживал сытого пегого жеребца. Кругом телеги стояло человек шесть молодых великанов, очень похожих друг на друга и на Федю. «Все дети Хоря!» – заметил Полутыкин. «Все Хорьки, – подхватил Федя, который вышел вслед за нами на крыльцо, – да еще не все: Потап в лесу, а Сидор уехал со старым Хорем в город… Смотри же, Вася, – продолжал он, обращаясь к кучеру, – духом сомчи: барина везешь. Только на толчках-то, смотри, потише: и телегу-то попортишь, да и барское черево обеспокоишь!» Остальные Хорьки усмехнулись от выходки Феди. «Подсадить Астронома!» – торжественно воскликнул г-н Полутыкин. Федя, не без удовольствия, поднял на воздух принужденно улыбавшуюся собаку и положил ее на дно телеги. Вася дал вожжи лошади. Мы покатили. «А вот это моя контора, – сказал мне вдруг г-н Полутыкин, указывая на небольшой низенький домик. – Хотите зайти?» – «Извольте». – «Она теперь упразднена, – заметил он, слезая, – а все посмотреть стоит». Контора состояла из двух пустых комнат. Сторож, кривой старик, прибежал с задворья. «Здравствуй, Миняич, – проговорил г-н Полутыкин, – а где же вода?» Кривой старик исчез и тотчас вернулся с бутылкой воды и двумя стаканами. «Отведайте, – сказал мне Полутыкин, – это у меня хорошая, ключевая вода». Мы выпили по стакану, причем старик нам кланялся в пояс. «Ну, теперь, кажется, мы можем ехать, – заметил мой новый приятель. – В этой конторе я продал купцу Аллилуеву четыре десятины лесу за выгодную цену». Мы сели в телегу и через полчаса уже въезжали на двор господского дома.

– Скажите, пожалуйста, – спросил я Полутыкина за ужином, – отчего у вас Хорь живет отдельно от прочих ваших мужиков?

– А вот отчего: он у меня мужик умный. Лет двадцать пять тому назад изба у него сгорела; вот и пришел он к моему покойному батюшке и говорит: дескать, позвольте мне, Николай Кузьмич, поселиться у вас в лесу на болоте. Я вам стану оброк платить хороший. «Да зачем тебе селиться на болоте?» – «Да уж так; только вы, батюшка Николай Кузьмич, ни в какую работу употреблять меня уж не извольте, а оброк положите, какой сами знаете». – «Пятьдесят рублев в год!» – «Извольте». – «Да без недоимок у меня, смотри!» – «Известно, без недоимок…» Вот он и поселился на болоте. С тех пор Хорем его и прозвали.

– Ну, и разбогател? – спросил я.

– Разбогател. Теперь он мне сто целковых оброка платит, да еще я, пожалуй, накину. Я уж ему не раз говорил: «Откупись, Хорь, эй, откупись!..» А он, бестия, меня уверяет, что нечем; денег, дескать, нету… Да, как бы не так!..

На другой день мы тотчас после чаю опять отправились на охоту. Проезжая через деревню, г-н Полутыкин велел кучеру остановиться у низенькой избы и звучно воскликнул: «Калиныч!» – «Сейчас, батюшка, сейчас, – раздался голос со двора, – лапоть подвязываю». Мы поехали шагом; за деревней догнал нас человек лет сорока, высокого роста, худой, с небольшой загнутой назад головкой. Это был Калиныч. Его добродушное смуглое лицо, кое-где отмеченное рябинами, мне понравилось с первого взгляда. Калиныч (как узнал я после) каждый день ходил с барином на охоту, носил его сумку, иногда и ружье, замечал, где садится птица, доставал воды, набирал земляники, устроивал шалаши, бегал за дрожками; без него г-н Полутыкин шагу ступить не мог. Калиныч был человек самого веселого, самого кроткого нрава, беспрестанно попевал вполголоса, беззаботно поглядывал во все стороны, говорил немного в нос, улыбаясь, прищуривал свои светло-голубые глаза и часто брался рукою за свою жидкую, клиновидную бороду. Ходил он не скоро, но большими шагами, слегка подпираясь длинной и тонкой палкой. В течение дня он не раз заговаривал со мною, услуживал мне без раболепства, но за барином наблюдал, как за ребенком. Когда невыносимый полуденный зной заставил нас искать убежища, он свел нас на свою пасеку, в самую глушь леса. Калиныч отворил нам избушку, увешанную пучками сухих душистых трав, уложил нас на свежем сене, а сам надел на голову род мешка с сеткой, взял нож, горшок и головешку и отправился на пасеку вырезать нам сот. Мы запили прозрачный, теплый мед ключевой водой и заснули под однообразное жужжанье пчел и болтливый лепет листьев. – Легкий порыв ветерка разбудил меня… Я открыл глаза и увидел Калиныча: он сидел на пороге полураскрытой двери и ножом вырезывал ложку. Я долго любовался его лицом, кротким и ясным, как вечернее небо. Г-н Полутыкин тоже проснулся. Мы не тотчас встали. Приятно после долгой ходьбы и глубокого сна лежать неподвижно на сене: тело нежится и томится, легким жаром пышет лицо, сладкая лень смыкает глаза. Наконец мы встали и опять пошли бродить до вечера. За ужином я заговорил опять о Хоре да о Калиныче. «Калиныч – добрый мужик, – сказал мне г-н Полутыкин, – усердный и услужливый мужик; хозяйство в исправности, одначе, содержать не может: я его все оттягиваю. Каждый день со мной на охоту ходит… Какое уж тут хозяйство, – посудите сами». Я с ним согласился, и мы легли спать.

На другой день г-н Полутыкин принужден был отправиться в город по делу с соседом Пичуковым. Сосед Пичуков запахал у него землю и на запаханной земле высек его же бабу. На охоту поехал я один и перед вечером завернул к Хорю. На пороге избы встретил меня старик – лысый, низкого роста, плечистый и плотный – сам Хорь. Я с любопытством посмотрел на этого Хоря. Склад его лица напоминал Сократа: такой же высокий, шишковатый лоб, такие же маленькие глазки, такой же курносый нос. Мы вошли вместе в избу. Тот же Федя принес мне молока с черным хлебом. Хорь присел на скамью и, преспокойно поглаживая свою курчавую бороду, вступил со мною в разговор. Он, казалось, чувствовал свое достоинство, говорил и двигался медленно, изредка посмеивался из-под длинных своих усов.

Мы с ним толковали о посеве, об урожае, о крестьянском быте… Он со мной все как будто соглашался; только потом мне становилось совестно, и я чувствовал, что говорю не то… Так оно как-то странно выходило. Хорь выражался иногда мудрено, должно быть из осторожности… Вот вам образчик нашего разговора:

– Послушай-ка, Хорь, – говорил я ему, – отчего ты не откупишься от своего барина?

– А для чего мне откупаться? Теперь я своего барина знаю и оброк свой знаю… барин у нас хороший.

– Все же лучше на свободе, – заметил я.

Хорь посмотрел на меня сбоку.

– Вестимо, – проговорил он.

– Ну, так отчего же ты не откупаешься?

Хорь покрутил головой:

– Чем, батюшка, откупиться прикажешь?

– Ну, полно, старина…

– Попал Хорь в вольные люди, – продолжал он вполголоса, как будто про себя, – кто без бороды живет, тот Хорю и набольший.

– А ты сам бороду сбрей.

– Что борода? Борода – трава: скосить можно.

– Ну, так что ж?

– А, знать, Хорь прямо в купцы попадет; купцам-то жизнь хорошая, да и те в бородах.

– А что, ведь ты тоже торговлей занимаешься? – спросил я его.

– Торгуем помаленьку маслишком да дегтишком… Что же, тележку, батюшка, прикажешь заложить?

«Крепок ты на язык и человек себе на уме», – подумал я.

– Нет, – сказал я вслух, – тележки мне не надо; я завтра около твоей усадьбы похожу и, если позволишь, останусь ночевать у тебя в сенном сарае.

– Милости просим. Да покойно ли тебе будет в сарае? Я прикажу бабам постлать тебе простыню и положить подушку. Эй, бабы! – вскричал он, поднимаясь с места, – сюда, бабы!.. А ты, Федя, поди с ними. Бабы ведь народ глупый.

Четверть часа спустя Федя с фонарем проводил меня в сарай. Я бросился на душистое сено, собака свернулась у ног моих; Федя пожелал мне доброй ночи, дверь заскрипела и захлопнулась. Я довольно долго не мог заснуть. Корова подошла к двери, шумно дохнула раза два, собака с достоинством на нее зарычала; свинья прошла мимо, задумчиво хрюкая; лошадь где-то в близости стала жевать сено и фыркать… я, наконец, задремал.

На заре Федя разбудил меня. Этот веселый, бойкий парень очень мне нравился; да и, сколько я мог заметить, у старого Хоря он тоже был любимцем. Они оба весьма любезно друг над другом подтрунивали. Старик вышел ко мне навстречу. Оттого ли, что я провел ночь под его кровом, по другой ли какой причине, только Хорь гораздо ласковее вчерашнего обошелся со мной.

– Самовар тебе готов, – сказал он мне с улыбкой, – пойдем чай пить.

Мы уселись около стола. Здоровая баба, одна из его невесток, принесла горшок с молоком. Все его сыновья поочередно входили в избу.

– Что у тебя за рослый народ! – заметил я старику.

– Да, – промолвил он, откусывая крошечный кусок сахару, – на меня да на мою старуху жаловаться, кажись, им нечего.

– И все с тобой живут?

– Все. Сами хотят, так и живут.

– И все женаты?

– Вон один, пострел, не женится, – отвечал он, указывая на Федю, который по-прежнему прислонился к двери. – Васька, тот еще молод, тому погодить можно.

– А что мне жениться? – возразил Федя. – Мне и так хорошо. На что мне жена? Лаяться с ней, что ли?

– Ну, уж ты… уж я тебя знаю! кольца серебряные носишь… Тебе бы все с дворовыми девками нюхаться… «Полноте, бесстыдники!» – продолжал старик, передразнивая горничных. – Уж я тебя знаю, белоручка ты этакой!

– А в бабе-то что хорошего?

– Баба – работница, – важно заметил Хорь. – Баба мужику слуга.

– Да на что мне работница?

– То-то, чужими руками жар загребать любишь. Знаем мы вашего брата.

– Ну, жени меня, коли так. А? что! Что ж ты молчишь?

– Ну, полно, полно, балагур… Вишь, барина мы с тобой беспокоим. Женю, небось… А ты, батюшка, не гневись: дитятко, видишь, малое, разуму не успело набраться.

Федя покачал головой…

– Дома Хорь? – раздался за дверью знакомый голос, и Калиныч вошел в избу с пучком полевой земляники в руках, которую нарвал он для своего друга, Хоря. Старик радушно его приветствовал. Я с изумлением поглядел на Калиныча: признаюсь, я не ожидал таких «нежностей» от мужика.

Я в этот день пошел на охоту часами четырьмя позднее обыкновенного и следующие три дня провел у Хоря. Меня занимали новые мои знакомцы. Не знаю, чем я заслужил их доверие, но они непринужденно разговаривали со мной. Я с удовольствием слушал их и наблюдал за ними. Оба приятеля нисколько не походили друг на друга. Хорь был человек положительный, практический, административная голова, рационалист; Калиныч, напротив, принадлежал к числу идеалистов, романтиков, людей восторженных и мечтательных. Хорь понимал действительность, то есть: обстроился, накопил деньжонку, ладил с барином и с прочими властями; Калиныч ходил в лаптях и перебивался кое-как. Хорь расплодил большое семейство, покорное и единодушное; у Калиныча была когда-то жена, которой он боялся, а детей и не бывало вовсе. Хорь насквозь видел г-на Полутыкина; Калиныч благоговел перед своим господином. Хорь любил Калиныча и оказывал ему покровительство; Калиныч любил и уважал Хоря. Хорь говорил мало, посмеивался и разумел про себя; Калиныч объяснялся с жаром, хотя и не пел соловьем, как бойкий фабричный человек… Но Калиныч был одарен преимуществами, которые признавал сам Хорь; например: он заговаривал кровь, испуг, бешенство, выгонял червей; пчелы ему дались, рука у него была легкая. Хорь при мне попросил его ввести в конюшню новокупленную лошадь, и Калиныч с добросовестною важностью исполнил просьбу старого скептика. Калиныч стоял ближе к природе; Хорь же – к людям, к обществу; Калиныч не любил рассуждать и всему верил слепо; Хорь возвышался даже до иронической точки зрения на жизнь. Он много видел, много знал, и от него я многому научился; например: из его рассказов узнал я, что каждое лето, перед покосом, появляется в деревнях небольшая тележка особенного вида. В этой тележке сидит человек в кафтане и продает косы. На наличные деньги он берет рубль двадцать пять копеек – полтора рубля ассигнациями; в долг – три рубля и целковый. Все мужики, разумеется, берут у него в долг. Через две-три недели он появляется снова и требует денег. У мужика овес только что скошен, стало быть заплатить есть чем; он идет с купцом в кабак и там уже расплачивается! Иные помещики вздумали было покупать сами косы на наличные деньги и раздавать в долг мужикам по той же цене; но мужики оказались недовольными и даже впали в уныние: их лишали удовольствия щелкать по косе, прислушиваться, перевертывать ее в руках и раз двадцать спросить у плутоватого мещанина-продавца: «А что, малый, коса-то не больно того?» Те же самые проделки происходят и при покупке серпов, с тою только разницей, что тут бабы вмешиваются в дело и доводят иногда самого продавца до необходимости, для их же пользы, поколотить их. Но более всего страдают бабы вот при каком случае. Поставщики материала на бумажные фабрики поручают закупку тряпья особенного рода людям, которые в иных уездах называются «орлами». Такой «орел» получает от купца рублей двести ассигнациями и отправляется на добычу. Но, в противность благородной птице, от которой он получил свое имя, он не нападает открыто и смело: напротив, «орел» прибегает к хитрости и лукавству. Он оставляет свою тележку где-нибудь в кустах около деревни, а сам отправляется по задворьям да по задам, словно прохожий какой-нибудь или просто праздношатающийся. Бабы чутьем угадывают его приближенье и крадутся к нему навстречу. Второпях совершается торговая сделка. За несколько медных грошей баба отдает «орлу» не только всякую ненужную тряпицу, но часто даже мужнину рубаху и собственную паневу. В последнее время бабы нашли выгодным красть у самих себя и сбывать таким образом пеньку, в особенности «замашки», – важное распространение и усовершенствование промышленности «орлов»! Но зато мужики, в свою очередь, навострились и при малейшем подозрении, при одном отдаленном слухе о появлении «орла», быстро и живо приступают к исправительным и предохранительным мерам. И в самом деле, не обидно ли? Пеньку продавать их дело, – и они ее точно продают – не в городе, – в город надо самим тащиться, а приезжим торгашам, которые, за неимением безмена, считают пуд в сорок горстей – а вы знаете, что за горсть и что за ладонь у русского человека, особенно, когда он «усердствует»! – Таких рассказов я, человек неопытный и в деревне не «живалый» (как у нас в Орле говорится), наслушался вдоволь. Но Хорь не все рассказывал, он сам меня расспрашивал о многом. Узнал он, что я бывал за границей, и любопытство его разгорелось… Калиныч от него не отставал; но Калиныча более трогали описания природы, гор, водопадов, необыкновенных зданий, больших городов; Хоря занимали вопросы административные и государственные. Он перебирал все по порядку: «Что, у них это там есть так же, как у нас, аль иначе?.. Ну, говори, батюшка, – как же?..» – «А! ах, господи, твоя воля!» – восклицал Калиныч во время моего рассказа; Хорь молчал, хмурил густые брови и лишь изредка замечал, что «дескать, это у нас не шло бы, а вот это хорошо – это порядок». Всех его расспросов я передать вам не могу, да и незачем; но из наших разговоров я вынес одно убежденье, которого, вероятно, никак не ожидают читатели, – убежденье, что Петр Великий был по преимуществу русский человек, русский именно в своих преобразованиях. Русский человек так уверен в своей силе и крепости, что он не прочь и поломать себя: он мало занимается своим прошедшим и смело глядит вперед. Что хорошо – то ему и нравится, что разумно – того ему и подавай, а откуда оно идет, – ему все равно. Его здравый смысл охотно подтрунит над сухопарым немецким рассудком; но немцы, по словам Хоря, любопытный народец, и поучиться у них он готов. Благодаря исключительности своего положенья, своей фактической независимости, Хорь говорил со мной о многом, чего из другого рычагом не выворотишь, как выражаются мужики, жерновом не вымелешь. Он действительно понимал свое положенье. Толкуя с Хорем, я в первый раз услышал простую, умную речь русского мужика. Его познанья были довольно, по-своему, обширны, но читать он не умел; Калиныч – умел. «Этому шалопаю грамота далась, – заметил Хорь, – у него и пчелы отродясь не мерли». – «А детей ты своих выучил грамоте?» Хорь помолчал. «Федя знает». – «А другие?» – «Другие не знают». – «А что?» Старик не отвечал и переменил разговор. Впрочем, как он умен ни был, водились и за ним многие предрассудки и предубеждения. Баб он, например, презирал от глубины души, а в веселый час тешился и издевался над ними. Жена его, старая и сварливая, целый день не сходила с печи и беспрестанно ворчала и бранилась; сыновья не обращали на нее внимания, но невесток она содержала в страхе божием. Недаром в русской песенке свекровь поет: «Какой ты мне сын, какой семьянин! не бьешь ты жены, не бьешь молодой…» Я раз было вздумал заступиться за невесток, попытался возбудить сострадание Хоря; но он спокойно возразил мне, что «охота-де вам такими… пустяками заниматься, – пускай бабы ссорятся… Их что разнимать – то хуже, да и рук марать не стоит». Иногда злая старуха слезала с печи, вызывала из сеней дворовую собаку, приговаривая: «сюды, сюды, собачка!» – и била ее по худой спине кочергой или становилась под навес и «лаялась», как выражался Хорь, со всеми проходящими. Мужа своего она, однако же, боялась и, по его приказанию, убиралась к себе на печь. Но особенно любопытно было послушать спор Калиныча с Хорем, когда дело доходило до г-на Полутыкина. «Уж ты, Хорь, у меня его не трогай», – говорил Калиныч. «А что ж, он тебе сапогов не сошьет?» – возражал тот. «Эка, сапоги!.. на что мне сапоги? Я мужик…» – «Да вот и я мужик, а вишь…» При этом слове Хорь подымал свою ногу и показывал Калинычу сапог, скроенный, вероятно, из мамонтовой кожи. «Эх, да ты разве наш брат!» – отвечал Калиныч. «Ну, хоть бы на лапти дал: ведь ты с ним на охоту ходишь; чай, что день, то лапти». – «Он мне дает на лапти». – «Да, в прошлом году гривенник пожаловал». Калиныч с досадой отворачивался, а Хорь заливался смехом, причем его маленькие глазки исчезали совершенно.

Калиныч пел довольно приятно и поигрывал на балалайке. Хорь слушал, слушал его, загибал вдруг голову набок и начинал подтягивать жалобным голосом. Особенно любил он песню: «Доля ты моя, доля!» Федя не упускал случая подтрунить над отцом. «Чего, старик, разжалобился?» Но Хорь подпирал щеку рукой, закрывал глаза и продолжал жаловаться на свою долю… Зато в другое время не было человека деятельнее его: вечно над чем-нибудь копается – телегу чинит, забор подпирает, сбрую пересматривает. Особенной чистоты он, однако, не придерживался и на мои замечания отвечал мне однажды, что «надо-де избе жильем пахнуть».

– Посмотри-ка, – возразил я ему: – как у Калиныча на пасеке чисто.

– Пчелы бы жить не стали, батюшка, – сказал он со вздохом.

«А что, – спросил он меня в другой раз, – у тебя своя вотчина есть?» – «Есть». – «Далеко отсюда?» – «Верст сто». – «Что ж ты, батюшка, живешь в своей вотчине?» – «Живу». – «А больше, чай, ружьем пробавляешься?» – «Признаться, да». – «И хорошо, батюшка, делаешь; стреляй себе на здоровье тетеревов да старосту меняй почаще».

На четвертый день, вечером, г. Полутыкин прислал за мной. Жаль мне было расставаться с стариком. Вместе с Калинычем сел я в телегу. «Ну, прощай, Хорь, будь здоров, – сказал я. – Прощай, Федя». – «Прощай, батюшка, прощай, не забывай нас». Мы поехали; заря только что разгоралась. «Славная погода завтра будет», – заметил я, глядя на светлое небо. «Нет, дождь пойдет, – возразил мне Калиныч, – утки вон плещутся, да и трава больно сильно пахнет». Мы въехали в кусты. Калиныч запел вполголоса, подпрыгивая на облучке, и все глядел да глядел на зарю…

На другой день я покинул гостеприимный кров г-на Полутыкина.

«Хорь и Калиныч» – первый и самый известный рассказ из тургеневского сборника «Записки охотника ». Вот краткое содержание его сюжета.

Охотясь в Жиздринском уезде Калужской губернии, Тургенев сошёлся с помещиком Полутыкиным, человеком довольно беспорядочным, но открытым.

Раз во время охоты Полутыкин предложил зайти к его мужику, Хорю . Тот жил прямо посреди леса, в хорошей, крепкой усадьбе из нескольких срубов. Тургенева и Полутыкина радушно встретил сын Хоря, 20-летний Федя. В чистой избе он угостил их хлебом, квасом и солёными огурцами. Вскоре собрались ещё человек шесть фединых братьев – все здоровые и крупные молодцы. Самого Хоря, правда, не было.

Хорь и Калиныч. Аудиокнига

Полутыкин потом рассказал: Хорь мужик умный. Лет двадцать пять тому назад сгорела его изба в деревне, и он выпросил себе разрешение поселиться в лесной глуши, не ходить на барщину, а платить один оброк. Отделившись так от соседей, он повёл хозяйство в одиночку, стал подторговывать, разбогател. За деловитую хватку его и прозвали Хорем.

На другой день Полутыкин направился с Тургеневым на охоту через свою деревню. У одной низенькой избы он остановился и крикнул: «Калиныч!» Вышел мужик лет сорока, высокого роста, худой, с добродушным, доверчивым, весёлым лицом и светло-голубыми глазами. Оказалось, что его обязанность – каждый день ходить с барином на охоту, носить его сумку, иногда и ружье, замечать, где садится птица, доставать воды, набирать земляники, устраивать шалаши. Ничем другим Калиныч не занимался. Полутыкин был доволен этим усердным и услужливым мужиком. На охоте Калиныч оказывался просто незаменим.

Бродя по окрестным лесам в поисках дичи, Тургенев вскоре вновь зашёл на хутор Хоря и на сей раз увидел его самого. Обличьем Хорь напоминал Сократа , имел такой же высокий лоб, маленькие глазки, курносый нос. Разговаривал он с достоинством, умно и хитровато. На вопрос: «почему ты, имея деньги, совсем не выкупишься у барина?» – ответил мудрёно: «Попал Хорь в вольные люди, кто без бороды живет, тот Хорю и набольший». Всегда себе на уме, Хорь, однако, был очень гостеприимен, любил пошутить.

Тургенев заночевал у него. Когда на следующее утро они сели за самовар, пришёл Калиныч, который был с Хорем очень дружен. Тургенев прожил у Хоря три дня. Всё это время он видел тут Калиныча – и сравнивал двух этих мужиков с весьма разными характерами. Хорь был практик и рационалист, Калиныч – идеалист, мечтательный романтик. Хорь копил деньжонку, Калиныч перебивался кое-как. Хорь расплодил большое семейство, покорное и единодушное; у Калиныча была когда-то жена, которой он боялся, а детей не бывало вовсе. Хорь говорил мало, посмеивался и разумел про себя; Калиныч объяснялся с жаром. Калиныч имел и немало и преимуществ перед Хорем: он заговаривал кровь, испуг, бешенство, выгонял червей, держал пасеку, а ведь искусство обращения с пчёлами даётся не каждому. Калиныч стоял ближе к природе, Хорь – к людям, к обществу. Калиныч был доверчив, Хорь ироничен. Хорь видел насквозь беспечного и пустоватого господина Полутыкина, а Калиныч благоговел перед ним.

Оба мужика расспрашивали Тургенева про заграницу. Но Калиныча более трогали описания природы, гор, водопадов, необыкновенных зданий, больших городов; Хоря же занимали вопросы административные и государственные. Познанья Хоря были довольно, по-своему, обширны, но читать он не умел; Калиныч – умел.

Разделы