Ко дню рождения евгения евтушенко. Евгений евтушенко - биография, информация, личная жизнь

Вклад Евгения Александровича в литературу и поэзию ХХ века сложно переоценить. Он лауреат госпремий СССР и РФ, премии «Поэт» 2013 года, первый из россиян, награжденный в 2015 году одной из самых престижных китайских премий, «Чжункунь», за выдающийся вклад в мировую поэзию, а в 2016-м - итальянской премией Вергилия.

Его стихотворения, пропитанные атмосферой времени, искренними чувствами, страстным желанием жить, любить, собственным опытом постичь все сложности и превратности судьбы, любят и знают все, кто хоть немного интересуется поэзией. Не обращая внимания на возраст, Евгений Александрович активно выступает, пишет поэтические произведения, издает книги. За свою жизнь он читал свои стихи в 97 странах мира и только в этом году выступал в США, Испании, Перу, на Кубе, в Италии. В 2015 году Евгений Евтушенко проехал всю Россию - от Петербурга до Находки, 28 городов за 40 дней - с программой, посвященной великой дате - 70-летию Победы. Стихи и песни о войне и общей победе.

Его поэма «Голубь в Сантьяго», переведенная на несколько языков, спасла от самоубийства многих молодых людей, потерявших веру в жизнь. Стихотворение «Бабий яр» стало основой 13-й симфонии Дмитрия Шостаковича. Его антология «Десять веков русской поэзии», над которой поэт работал более 40 лет, уникальна по своему размаху и глубине. Без таких произведений, как «Братская ГЭС», «Наследники Сталина», «Итальянские слезы», «Танки идут по Праге», «Идут белые снеги», «Казанский университет», невозможно понять историю России. Одновременно Евгений Евтушенко - один из лучших лириков русской поэзии, соединивший в своей манере черты таких поэтов, как В. Маяковский, С. Есенин, Б. Пастернак, помиривший их в своей душе любовью к ним.

Издательство «Эксмо» поздравляет Евгения Александровича с 84-летием и желает долгих лет жизни, крепкого здоровья, безграничного счастья, успехов, процветания! Пусть жизненные силы и творческая энергия никогда не иссякнут, а побуждают только вновь творить и творить! Пусть идеи и замыслы успешно воплощаются. Пусть дни будут всегда солнечными и радостными, а в доме царят мир и любовь! Спасибо вам за ваш талант, за вашу искренность в поэзии, за душу, которую вы вкладываете в свои стихотворения!

У Евтушенко с годом рождения, как известно, некоторая путаница. В паспорте стоит 1933-й, а фактически поэт родился в 1932-м. Вот он и отмечал каждый свой юбилей дважды. По крайней мере, я присутствовал на четырех таких (восемь раз!): на 60-, 70-, 75- и 80-летии. А до своего 85-летия Евгений Александрович не дожил. Не то бы и сегодня справлял «второе» 85-летие в Политехническом, где каждый день рождения (18 июля) устраивал вечера.

Почему в Политехническом, думаю, объяснять не надо: это место его молодых триумфов, хорошо известное даже московской конной милиции образца шестидесятых. А вот почему не хотел отмечать свои хотя бы не круглые дни рождения исключительно в кругу родных и друзей? Ну, в этом как раз весь Евтушенко, видевший себя вслед за Маяковским «агитатором, горланом, главарем», а позднее и кем-то вроде американского проповедника.

Но не только в этом дело. Как всякий поэт, Евтушенко был и чувствовал себя одиноким. А переполненный поклонниками и просто слушателями зал давал ему хотя бы временное избавление от этого чувства.

Литература вообще дело одинокое. Сейчас, когда Евгения Александровича нет с нами уже больше года, это ощущается особенно остро.

Никто (или почти никто) не позвонит, прочитав твою подборку в журнале или новую книжку, что он делал постоянно и подробно. Никто не перелопатит груду тобой написанного, чтобы выбрать лучшее для своей поэтической антологии русской поэзии. Никто не будет обсуждать с тобой по телефону (иногда дольше часа!) что-то общественно значимое и не дающее покоя. В общем, одиночество собратьев по перу без Евтушенко стало еще «одиночее». Он, наверно, понимал, что так и будет, потому и усаживал рядом с собой на сцене Политехнического наиболее ценимых им и, по крайней мере, не враждебно настроенных литераторов.

Признаюсь честно, иногда на его летние «рождественские» вечера (ну в 25-й, допустим, раз) идти уже не очень хотелось, особенно если было известно заранее, что большую часть выступления ЕЕ займет чтение длинной поэмы. Но… Во-первых, лишать себя роскоши общения с ним было бы расточительством. А во-вторых, в последние годы все навязчивей фонила простенькая мысль: а вдруг этот раз окажется последним. Про эти последние разы нас никто никогда не предупреждает, а не то бы… Ну тут уже вспоминается любивший Женю Окуджава: «Давайте жить, во всем друг другу потакая, / Тем более, что жизнь короткая такая». Кстати, Евтушенко в свое время буквально заставил Булата Шалвовича собрать первую московскую книгу стихов и потом ее лично «пробивал» (словечко тех лет, когда рукописи в издательствах ожидали своей очереди по семь-десять лет). Мне об этом рассказывал сам Окуджава.

Вообще Евгений Александрович помогал многим — да почти всем, кого считал талантливыми. Он зажигался от хороших чужих стихов. Впрочем, не только от стихов — и от прозы, и от фильмов. А традиционную человеческую неблагодарность тех, кому делал добро, тяжело переживал. Я бы сказал, как-то удивленно. Эту удивленность людской низостью я видел только еще у двоих: наших Юры Щекочихина и Ани Политковской. Но Евтушенко, в отличие от них, слава богу, не убили — одного этого не хватило для его совсем уж оглушительной славы. Но и той, которая есть — и уже посмертная, — оказалось достаточно для неутихающих нападок на него. Неужели человеческой зависти даже смерть не помеха?

Среди упреков, которые до сих пор раздаются в адрес ЕЕ, есть и справедливые: что многие его стихи отношения к поэзии не имеют и похожи на зарифмованные публицистические статьи. Согласен. Но сам Евгений Александрович выбил этот козырь из рук хулителей, сказав в одном из последних телеинтервью, что написал «очень много плохих стихов». Даже какой-то высокий процент назвал. Но разве не писали плохих стихов Блок или Тютчев? Однако о поэте, как известно, надо судить по вершинам. И тут у Евтушенко все в порядке. Что же касается его стихотворной публицистики: ну не виноват он, что родился не только поэтом, но и гражданином. И родился в России, столь «проблемной» и неласковой к своим сыновьям.

…Через несколько дней после горестного известия из США я написал стихотворение памяти Евгения Александровича. Надеюсь, что-то из своего отношения к нему выразил.

«Это Женя, — говорил он, — это — Женя».
Дольше часа разговор не прекращал.
И пускай — из Оклахомы, где блаженно
к русской лирике мулаток приобщал.
Неужели не услышу «Это Женя…»?
И его неотвратимый монолог,
никогда не признававший пораженья
чувства доброго и выстраданных строк.
Женя, Женя Алексаныч — так бывало
называл его по праву младшинства.
И душа моя тихонько ликовала
от навеки обретенного родства.
Ликованье мое тоже не забудьте
на Суде Всевышнем, оправдайте за
все любови его, легкие как будто,
и что сам творить пытался чудеса,
И за эти, властью ссуженные крохи…
Но важней — душа его не проспала
потрясения, сдвигавшие эпохи…
А сейчас дела у нас бессонно плохи.
Но звонка не будет — ночью ли, с утра:
«Это Женя…»
А вставать и так пора.

P.S.

Сейчас, когда страна целый месяц жила фут-болом и показалась открытой, перепечатываем «футбольные стихи» Евтушенко.

Репортаж из прошлого

СССР — ФРГ. 1955 год

Вдруг вспомнились трупы
по снежным полям,
бомбежки и взорванные кариатиды.
Матч с немцами. Кассы ломают. Бедлам.
Простившие Родине все их обиды,
катили болеть за нее инвалиды —
войною разрезанные пополам,
еще не сосланные на Валаам,
историей выброшенные в хлам, —
и мрачно цедили: «У, фрицы! У, гниды!
За нами Москва! Проиграть —
это срам!»
Хрущев, ожидавший в Москву Аденауэра,
в тоске озирался по сторонам:
«Такое нам не распихать по углам…
Эх, мне бы сейчас фронтовые
сто грамм!»
Незримые струпья от ран отдирая,
катили с медалями и орденами,
обрубки войны к стадиону «Динамо» —
в единственный действующий храм,
тогда заменявший религию нам.
Катили и прямо, и наискосок,
как бюсты героев,
кому не пристало
на досках подшипниковых пьедесталов
прихлебывать, скажем, березовый сок
из фронтовых алюминьевых фляжек,
а тянет хлебнуть поскорей,
без оттяжек
лишь то, без чего и футбол
был бы тяжек:
напиток барачный, по цвету табачный,
отнюдь не бутылочный,
по вкусу обмылочный
и, может, опилочный —
из табуретов Страны Советов,
непобедимейший самогон,
который можно, его отведав,
подзакусить рукавом, сапогом.
И, может, египетские пирамиды,
чуть вздрогнув, услышали где-то
в песках,
как с грохотом катят в Москве
инвалиды
с татуировками на руках.
Увидела даже статуя Либерти
за фронт припоздавший второй
со стыдом,
как грозно движутся инвалиды те —
виденьем отмщения на стадион.
Билетов не смели спросить
контролерши,
глаза от непрошеных слез не протерши,
быть может, со вдовьей печалью своей.
И парни-солдатики, выказав навыки,
всех инвалидов подняли на руки,
их усадив попрямей, побравей
самого первого ряда первей.
А инвалиды, как на поверке, —
все наготове держали фанерки
с надписью прыгающей «Бей фрицев!»,
снова в траншеи готовые врыться,
будто на линии фронта лежат,

каждый друг к другу предсмертно
прижат.
У них словно нет половины души —
их жены разбомблены и малыши.
И что же им с ненавистью поделать,
если у них — полдуши и полтела?
Еще все трибуны были негромки,

но Боря Татушин, пробившись по кромке,
пас Паршину дал. Тот от радости вмиг
мяч вбухнул в ворота, сам бухнулся в них.
Так счет был открыт,
и в неистовом гвалте
прошло озаренье по тысячам лиц,
когда Колю Паршина поднял
Фриц Вальтер,
реабилитировав имя Фриц.
Фриц дружбой —
не злостью за гол отплатил ему!
Он руку пожал с уваженьем ему,
и — инвалиды зааплодировали
бывшему пленному своему!
Но все мы вдруг сгорбились, постарели,
когда вездесущий тот самый Фриц
носящий фамилию пистолета,
нам гол запулил, завершая свой «блиц».
Когда нам и гол второй засадили,

наш тренер почувствовал
холод Сибири,

и аплодисментов не слышались звуки,
как будто нам всем отсекли
даже руки.
И вдруг самый смелый из инвалидов
вздохнул, восхищение горькое выдав:
«Я, братцы, скажу вам
по праву танкиста —
ведь здорово немцы играют, и чисто…» —
И хлопнул разок, всех других огорошив,
в свои обожженные в танке ладоши,
и кореш в тельняшке подхлопывать
стал,
качая поскрипывающий пьедестал.
И смылись все мстительные мысленки
(все с вами мы чище от чистой игры),
и, чувствуя это, Ильин и Масленкин
вчистую забили красавцы-голы.
Теперь в инвалидах была перемена —
они бы фанерки свои о колена
сломали, да не было этих колен,
но все-таки призрак войны околел.
Нет стран, чья история —
лишь безвиновье,
но будет когда-нибудь и безвойновье,
и я этот матч вам на память дарю.
Кто треплется там, что надеждам
всем крышка?
Я тот же все помнящий русский
мальчишка,
и я как свидетель всем вам говорю,
что брезжило братство всех наций
в зачатке —
когда молодой еще Яшин перчатки
отдал, как просто вратарь — вратарю.
Фриц Вальтер, вы где?
Что ж мы пиво пьем розно?
Я с этого матча усвоил серьезно —
дать руку кому-то не может
быть поздно.
А счет стал 3:2.
В нашу все-таки пользу.
Но выигрыш общий неразделим.
Вы знаете, немцы, кто лучшие гиды?
Кто соединил две Германии вам?

Вернитесь в тот матч,
и увидите там.
Кончаются войны не жестом Фемиды,
а только, когда, забывая обиды,

войну убивают в себе инвалиды,
войною разрезанные пополам.

Март 2009

Евгений Евтушенко

Стихия
Мне ветра мил веселый посвист,
Когда несдержанны порывы,
Когда он дыбится, напорист,
И треплет ивовые гривы.
И горной речки говор страстный,
Где сил безудержных стремленье,
Покорность водорослей красных
И берегов сопротивленье.
Опять берут форпосты с бою
Моей души друзья лихие,
Опять зовут меня с собою
В свою свободу и стихию.
Опять я слышу голос предков:
"Вперед!" – и падают колодки.
И – по зубам молчанье крепких,
И – по душе согласье кротких.
Ольга Альтовская

Отправить другу

Мой ангел-хранитель – немного скептик,
Такой же, как я сама.
Насыпаны перья в тугой конвертик,
Откроешь – придет зима.
Он скажет насмешливо: «Нужен кальций,
Вот - крылья уже не те…”
Коснется губами замерзших пальцев,
И скроется в высоте.
Он знает, что я по нему скучаю
И снова придет чуть свет.
Заварит на кухне покрепче чаю,
Поправит упавший плед,
Присядет устало у изголовья
И тронет меня за нос.
“Не спишь?” Хитрый прищур сквозит любовью.
“Варенья тебе принес. Ты знаешь, вчера вызывали к Богу,
Ругали тебя опять.
А я им сказал – не судите строго,
Ну что с нее, глупой, взять?
Вы дайте ей чуточку вдохновенья
И будет не до грехов,
И Бог передал мне с собой варенья
Для лучших твоих стихов”.
Смеется лукаво. Совсем не верит
В чудесную эту чушь.
Холодной ладонью мой жар проверит,
Вздохнет, поплетется в душ.
Вернувшись растянется в старом кресле,
Допьет свой остывший чай,
И мой недочитанный томик Гессе
Заложит пером с плеча.

Архипова

Отправить другу

В современном мире технологий,
Взглядом по окрестностям скользя,
Вы задумайтесь, что очень многих,
Называем мы «мои друзья».
И устав от жизненных амбиций,
Нереализованных идей,
Хочется вокруг нам увидеть лица,
Дорогих и близких нам людей.
О друзьях написано немало,
От себя добавить лишь хочу,
Друг – не тот, с кем вместе выпивали,
И не тот, кто хлопал по плечу.
И не тот, кто рад давать советы,
С кем свела житейская стезя,
С кем учился ты когда-то, где-то…
Нет, ребята, это не друзья.
Друг не тот, кто шутит и смеется,
И не тот, кто ценит стиль и стих.
Друг – в твоих проблемах познается,
В радости и горе на двоих.
Благодарности ему твоей не надо,
И они словами не сорят.
Про таких друзей писал Асадов,
Делают они – не говорят.
Нет у них внутри душонок мелких,
Вам желаю просто, без затей,
Прочь гоните жалкую подделку,
Но цените искренних друзей!

Отправить другу

Я люблю тебя, Жизнь, за безмолвный рассвет,
За горячий и знойный твой солнечный свет.
За вечерние сумерки цвета огня,
За ночной ветерок, что ласкает, пьяня.
Я люблю тебя, Жизнь, за морозы, снега,
За жару и дожди, за прохладу, ветра.
За моря и озёра, реки и океан,
За поля и луга, и за гор караван.
Я люблю тебя, Жизнь, за осенний туман,
За весенний, цветочный, пьянящий дурман.
За морскую волну, за хмельной летний зной,
И за снег, что хрустит под ногами зимой.
Я люблю тебя, Жизнь, за бессонье в ночи,
И за мягкое, нежное пламя свечи.
За прохладное утро и красочный день,
За энергию, бодрость, за сон и за лень.
Я люблю тебя, Жизнь, за вопрос и ответ,
За желанное Да! И холодное Нет!
За удары в лицо, за душевную боль,
За набитый карман и за то, что в нём ноль.
Я люблю тебя, Жизнь, за счастливый билет,
За джек-пот, что сорву, и за звон тех монет.
И за будничный хаос и за дня суету,
Оглушающий рёв и в ночи тишину.
Я люблю тебя, Жизнь, за святую любовь,
За родителей, близких, друзей и врагов.
За знакомства и встречи, Привет! и Пока!
За ошибки мои, и за то, что права.
Я люблю тебя, Жизнь, за победы, успех,
За солёные слезы и радостный смех.
За преграды, бои, раны и синяки,
За разбитое сердце, за уныние тоски.
Я люблю тебя, Жизнь, за желания, мечты,
За деревья в саду, за любые цветы.
За искринки добра, за крупинки тепла,
За всё то, что смогу и за то, что смогла.
Я люблю тебя, Жизнь, за твой мудрый совет,
За окошко, в котором всегда горит свет.
За дороги и скорость безумных огней,
И за то, что есть ключик для каждых дверей.
Я люблю тебя, Жизнь, за то, что ты есть,
За хорошую новость, за горькую весть.
И за сладость подарков и горечь потерь,
За искренность истин, за странность смертей.
Я люблю тебя, Жизнь, за болячек букет,
И за вечность, и за быстротечность всех лет.
За минутную слабость, за покорность раба,
За вспышки эмоций, за спокойствие сна.
Я люблю тебя, Жизнь, за надежду на рай,
За обманчивость клятв и за пропасти край.
И за вечную ложность бурных клятв: Навсегда!
За девиз: никогда не кричи никогда!
Я люблю тебя Жизнь, ты так много даёшь,
Между строк всё же учишь - где правда, где ложь.
Назначаешь свидания с добром и со злом,
Только глупый чудак брал тебя на излом.
Жизнь, спасибо тебе за бумаги листы,
За несносную прозу, плохие стихи.
За слова и за мысли, что льются рекой,
И за то, что пока только снится покой.
Моя Жизнь, я всегда пред тобою в долгу,
Я так мало успела, я так много могу!
Я прошу тебя, дай мне ещё один шанс -
Я попробую сделать тебе реверанс!

Можаева С.

Отправить другу

Любовь - над бурей поднятый маяк (У. Шекспир)
Любовь - над бурей поднятый маяк,
Сияющий во мраке и тумане,
Любовь - звезда, которою моряк
Определяет место в океане.
Любовь - не кукла жалкая в руках,
У времени, стирающего розы
На пламенных устах и на щеках,
И не страшны ей времени угрозы.
А если я не прав, и лжет мой стих -
То нет любви и нет стихов моих!

Отправить другу

В прохладе сладостной фонтанов
И стен, обрызганных кругом,
Поэт, бывало, тешил ханов
Стихов гремучим жемчугом.
На нити праздного веселья
Низал он хитрою рукой
Прозрачной лести ожерелья
И четки мудрости златой.
Любили Крым сыны Саади,
Порой восточный краснобай
Здесь развивал свои тетради
И удивлял Бахчисарай.
Его рассказы расстилались,
Как эриванские ковры,
И ими ярко украшались
Гиреев ханские пиры.
Но ни один волшебник милый,
Владетель умственных даров,
Не вымышлял с такою силой,
Так хитро сказок и стихов,
Как прозорливый и крылатый
Поэт той чудной стороны,
Где мужи грозны и косматы,
А жены гуриям равны.
1828
Пушкин

Отправить другу

Да...стервой быть меня не научили,
И я не знаю правила игры.
Как видно, мне неправильно внушили
Что люди искренними быть должны.

Я не умею ожиданием мучить,
Скрывать и лгать, презрительно смотреть,
И не могу я подходящий случай
Использовать, чтоб выгоду иметь.

Я говорю ′скучаю′, если грустно,
′Люблю′, когда моя душа поет.
Мне недоступно женское искусство
С лукавством говорить наоборот.

Я не умею обижать напрасно,
капризничать, ругаться и кричать,
Завидовать и злиться ежечасно,
Еще я не умею предавать...

Мне трудно в этот мир вписаться,
Живу, как чувствую, иду своим путем...
Пока не разучилась улыбаться,
И, слава Богу, не жалею ни о чем.

Отправить другу

Говорят… что пятьдесят, да ещё и с хвостиком,
Говорят, часы стучат, и уже за мостиком
Позади немало лет для меня отмеренных…
Я горюю? В общем - нет, мной уже проверено,
Что года тут ни при чём, - пусть себе мотаются,
Если хочется ещё хоть кому-то нравиться.
Если утром - в парк трусцой, - пусть скрипя коленями,
Но бегу - и «хвост трубой»… И войну мигреням я
Объявила, и за жизнь бьюсь свою со старостью -
Ну-ка ты, с дороги брысь!.. Маленькие радости
Позволяю я себе, если хватит пенсии…
Так что я к своей судьбе вовсе не в претензии…
Говорят, что пятьдесят да плюс хвостик, в частности…
А на мой весёлый взгляд - опечатка в паспорте)
(Анна Опарина)

Отправить другу

Давайте собираться у стола
Не для того, чтоб зелье нас пьянило,
А для того, чтоб дружба сохранила
Себя такой, какой она была.

Давайте собираться у стола
Без всяких там заморских разносолов,
Чтоб были наши выцветшие соло,
Как будто ветви одного ствола.

Давайте собираться у стола.
Расчешем на пробор свои седины,
И станут наши помыслы едины,
И откровенья наши, и дела.

Давайте собираться у стола!
Неважно у кого, - один найдётся,
С кем снова так, как в юности, поётся,
А юность общей чашей нам была.

Давайте собираться у стола,
Хоть раз в году, ведь чаще мы не сможем,
И столько новых песен мы не сложим,
Чтоб каждая утешить нас смогла.

Давайте собираться у стола.
Ну, много ли нам надобно на сборы?
Чтоб рухнули нелепые заборы,
Которые нам зрелость возвела.

Давайте собираться у стола,
И с нами те, чья песня не допета,
Они живут, пока мы помним это,
Покуда наша боль за них светла.

Отправить другу

А там – на небе, тоже суета
И ангел поедает мандарины…
Там облака в снежинках – красота.
И январю декабрь уж дышит в спину.
А в Новый Год за праздничным столом
Они здоровья нам всегда желают.
Им радостно за нас, что мы живем.
Они о нас частенько вспоминают…
То птичкою в окошко постучат,
То дверью скрипнут дома по привычке.
Нас напугать, конечно, не хотят,
Но к нашим душам есть у них отмычки…
Они же видят,как в ночи грустим,
Смахнув слезу,уткнувшись в одеяло…
А нам покой души необходим,
Хоть больно от того, что их не стало…
Когда часы пробьют двенадцать раз,
И мы свои желанья загадаем,
Родные наши в небе пьют за нас
Напиток, о котором мы не знаем…
Безалкогольный, вкусный для души…
Там пахнет мандаринами повсюду.
Им вечно в наших душах жить и жить,
Как нам – в их душах. Это ли не чудо?
Там Бог снежинки счастьем заправлял
И слал на землю к нам по просьбе близких…
И по бокалам радость разливал
Своим жильцам, и их родным по списку…
Я верю, там никто не одинок.
Там светятся сердца, а не витрины.
И ангел, подуставший за денёк,
Разносит нашим близким мандарины…

Шикарное как и всегда стихотворение Ирины Самариной

Отправить другу

Порой слепой способен видеть лучше зрячих.
Он смотрит сердцем - это очень много значит.
А мы не видим тех чудес,что окружают.
Наш кругозор пустые ценности сужают.
Мы ценим то,за что оплачено деньгами,
а важно то,о чём молились со слезами.
Мы бережём в своих шкатулках украшения,
не сохранив друг к другу даже уважения.
Мы, замерзая, одеваемся теплее,
не понимая, что бессильны батареи.
Мы получать хотим и греться… греться…
Но излучать тепло не хочет наше сердце…
Любовь мы путаем с потребностью коварной,
но нет отдачи для души… элементарной…
Любовь - не брать,а отдавать,ведь счастье в этом!
Мы ценим фантик, но важнее вкус конфеты…
Без доброты и сострадания друг к другу,
наш поезд жизни мчит по замкнутому кругу…За то, что вы кому-нибудь нужны…
За то, что есть у вас семья и дети,
А если нет, просите у неё!!!
Она ведь не глуха и вам ответит,
Прощая вас за прежнее нытьё…
Хотите быть богатыми? Мечтайте!
К вам деньги будут сами приходить…
Хотите быть счастливыми? Дерзайте!
Учитесь доверять, прощать, любить…
Представьте жизнь свою без опасений,
Без страхов, без упрёков и обид…
Освободитесь от пустых сомнений,
Увидите, что к счастью путь открыт…
Оставьте ваше прошлое в покое!
Оно ушло, обратно не вернуть…
Задумайтесь сегодня над судьбою
И начертите в мыслях светлый путь…
Весь мир под одного не перестроить,
Но можно перестроить мир внутри…
И лучше доверять, чем вечно спорить…
И лучше отыскать, чем не найти…
Вам жизнь даёт бесценные советы…
Того, что есть, могло бы и не быть…
Представили? За каждый лучик света
Учитесь жизнь свою благодарить!!!

Отправить другу

(по паспорту — 1933 года) на станции Зима Иркутской области. Его отец — Гангнус Александр Рудольфович работал геологом, мать — Евтушенко Зинаида Ермолаевна — геолог, актриса и певица, Заслуженный деятель культуры РСФСР.

В конце июля 1944 года Евтушенко вместе с матерью уехал в Москву, где учился в школе и посещал поэтическую студию Дома пионеров. К этому времени его родители развелись.

Печататься Евтушенко начал в 16 лет. Первые публикации стихов в газете "Советский спорт" датированы 1949 годом.

В 1951-1954 годах Евтушенко учился в Литературном институте имени А.М. Горького. В 1954 году он был исключен из института (за поддержку романа Владимира Дудинцева "Не хлебом единым ") и больше нигде не учился, получая образование самостоятельно, в том числе он свободно владел английским, французским, итальянским, испанским языками.

Первая книга Евгения Евтушенко - "Разведчики грядущего" — вышла в свет в 1952 году, в том же году он стал самым молодым членом Союза писателей СССР.

В 1960-е годы Евгений Евтушенко наряду с Андреем Вознесенским, Бэлой Ахмадулиной, Робертом Рождественским и другими литераторами - "шестидесятниками" собирал большое количество зрителей на чтение своих стихов в Политехническом музее. К этому периоду относятся его стихотворения "И другие" (1956), "Лучшим из поколения" (1957), "Яблоко" (1960); "Взмах руки", "Нежность" (1962); "Идут белые снеги" (1969).

В 1970-х годах им написаны поэмы "Снег в Токио" (1974), "Северная надбавка" (1977).

Во второй половины 1980-х годов Евтушенко много выступал с публицистическими статьями. В 1989 году Евтушенко избирался народным депутатом СССР от Харьковско-Дзержинского территориального округа Харьковской области Украинской ССР.

В 1991 году он был приглашен в университет города Тулза (штат Оклахома, США) преподавать русскую поэзию.

Стихи 1990-х годов вошли в сборники "Последняя попытка" (1990), "Моя эмиграция" и "Белорусская кровинка" (1991), "Нет лет" (1993), "Золотая загадка моя" (1994) и другие. Книги уже нового века - "Между Лубянкой и Политехническим" (2000), "Я прорвусь в двадцать первый век…" (2001), "Между городом Да и городом Нет" (2002).

Как прозаик Евгений Евтушенко проявил себя в повестях "Перл-Харбор" (1967) и "Ардабиола" (1981), романах "Ягодные места" (1982), "Не умирай прежде смерти (Русская сказка) " (1993), "Автобиография" (1963, французское издание) и книге воспоминаний "Волчий паспорт" (1998), а также в нескольких рассказах и ряде очерково-публицистических книг.

В 1979 году Евтушенко снялся в роли Константина Циолковского в фильме Саввы Кулиша "Взлет". В 1983 году он по собственному сценарию поставил фильм "Детский сад", в котором выступил и как режиссер, и как актер. В том же качестве сценариста, режиссера, актера выступил в фильме "Похороны Сталина" (1990).

Евтушенко является автором инсценировок и сценических композиций — "На этой тихой улочке", поставленной по "Четвертой Мещанской", "Хотят ли русские войны", "Гражданские сумерки", поставленной по "Казанскому университету", "Просека", "Коррида" и других. Он также является автором пьес, некоторые из которых становились событиями культурной жизни Москвы: "Братская ГЭС" в Московском драматическом театре на Малой Бронной (1967), "Под кожей статуи Свободы" в Театре на Таганке (1972), "Благодарю вас навсегда…" в Московском театре имени М.Н. Ермоловой (2002).

На стихи поэта создавались музыкальные произведения. Поэма "Бабий Яр" стала литературной основой Тринадцатой симфонии Дмитрия Шостаковича, отрывок из поэмы "Братская ГЭС" лег в основу другого произведения композитора — вокально-симфонической поэмы "Казнь Степана Разина". На стихи Евтушенко написаны популярные песни "Бежит река, в тумане тает…", "Хотят ли русские войны", "Вальс о вальсе", "А снег повалится, повалится…", "Твои следы", "Спасибо вам за тишину", "Не спеши", "Дай Бог" и др.

Произведения Евгения Евтушенко переведены на более чем 70 языков, они изданы во многих странах мира. В 2008 году вышла в свет его книга "Весь Евтушенко", в которую вошли все его стихотворения от первых детских стихов и до стихов последних лет. В конце декабря 2012 года в Москве Евтушенко "Счастья и утраты", в который вошли произведения последних лет.

6 января 2015 года Евгений Евтушенко представил в культурном центре "ЗИЛ" новый сборник "Все поэмы", выписавшись из больницы, куда он попал в декабре 2014 года.

Евгений Евтушенко сам был редактором многих книг, составителем ряда больших и малых антологий, вел творческие вечера поэтов, составлял радио- и телепрограммы, организовывал грамзаписи, сам выступал с чтением стихов Александра Блока, Николая Гумилева, Владимира Маяковского, писал статьи, в том числе для конвертов пластинок (об Анне Ахматовой, Марине Цветаевой, Осипе Мандельштаме, Сергее Есенине, Булате Окуджаве).

Евтушенко был секретарем правления Союза писателей СССР.

Он — почетный член Американской академии искусств, почетный член Академии изящных искусств в Малаге, действительный член Европейской академии искусств и наук, почетный профессор Honoris Causa Университета новой школы в Нью-Йорке и Королевского колледжа в Квинсе.

Награжден орденами и медалями СССР, почетной медалью Советского фонда мира, американской медалью Свободы за деятельность по защите прав человека, специальным знаком за заслуги Йельского университета (1999).

В 1993 году широкий резонанс имел его отказ от получения ордена Дружбы в знак протеста против войны в Чечне.

Лауреат премии Академии российского телевидения "Тэффи" за лучшую просветительскую программу "Поэт в России - больше, чем поэт" (1998).

Лауреат Государственной премии СССР (1984, за поэму "Мама и нейтронная бомба").

Награжден международной премией "Читта ди Маринео", присуждаемой за выдающиеся достижения в области культуры (1995).

Награжден литературной премией США - объявлен поэтом Дома-музея Уолта Уитмена 1999 года (награда присуждается с 1989 года, ее получали только американские поэты, Евтушенко - первый иностранный поэт, получивший эту награду).

За литературные достижения в ноябре 2002 года Евгению Евтушенко присуждена интернациональная премия Aquila (Италия). В декабре того же года он награжден золотой медалью "Люмьеры" за выдающийся вклад в культуру ХХ века и популяризацию российского кино.

В мае 2003 года Евтушенко награжден общественным орденом "Живая легенда" (Украина) и орденом Петра Великого, в июле 2003 года - грузинским "Орденом Чести". Отмечен Почетным знаком основателя Центра реабилитации детей в России (2003).

В 2004 году награжден орденом "За заслуги перед Отечеством" III степени.

Лауреат Международной литературной премии "Гринцане Кавур" в номинации "Самый читаемый поэт" (2005).

Почетный гражданин города Зима (1992), а в Соединенных Штатах - Нью-Орлеана, Атланты, Оклахомы, Талсы, штата Висконсин.

В 1994 году именем поэта названа малая планета Солнечной системы, открытая 6 мая 1978 года в Крымской астрофизической обсерватории (4234 Evtushenko, диаметр 12 км, минимальное расстояние от Земли 247 млн км).

В 2006 году Евгений Евтушенко был награжден престижными литературными премиями: премией Эудженио Монтале (Италия), премией имени классика болгарской литературы Христо Ботева (Болгария). А в начале июля 2006 года президент Румынии вручил поэту высший государственный орден страны за выдающиеся культурные заслуги.