Лирика А. В

Был прав. Лучшее из написанного Кольцовым навсегда вошло в сокровищницу нашей национальной художественной культуры. Это песенные стихи про шумящую рожь, про пахаря, который при свете занявшейся зари выехал в поле, о ночном соловье, поющем о любви, надеждах и грусти, стихи о степной траве, вянущей осенней порой, о вьющихся хмелем кудрях молодца, о горе горьком, где-то сеянном и где-то выросшем, но таком знакомом бедняку. Однако Кольцов интересен нам не только всем известными стихами, ставшими песнями, но, к примеру, и такими строчками:

Скучно и нерадостно

Я провел век юности:

В суетных занятиях

Не видал я красных дней;

Жил Е степях с коровами,

Грусть в лугах разгуливал,

По полям с лошадкою

Один горе мыкивал.

Жизнь и быт Кольцова полны интереса для нас. Он привлекает даже своими подражательными стихами. Поэт искал мастерства у Пушкина, к которому испытывал столь благоговейное чувство, что признался В.Г. Белинскому: «Если литература дала мне что-нибудь, то именно вот что: я видел Пушкина...» (письмо от 25 марта 1841 года).

Одаренный от природы живым воображением и умом, Кольцов следовал своему призванию художника, преодолевая многие препятствия. Поэт не встретил понимания в родной семье, не сразу осознал ложь советов тех из столичных литераторов, которые желали сделать из него официального поэта: на сусальное золото верноподданнической поэзии - такой, каким явилось стихотворение о царской фамилии «Ура!» - они ставили клеймо поэзии настоящей.

В Воронеже у Кольцова были друзья, ценившие его талант, помогавшие ему книгами и советами. Они поддерживали веру юноши в себя. А спустя некоторое время подарила ему дружбу с Белинским. Наставления критика очень помогли поэту, но еще до знакомства с ним Кольцов понял, на кого он должен равняться в поэзии, что делать предметом творчества: сказались природная чуткость и непосредственное ощущение прекрасного. «А степь опять очаровала меня», - писал поэт Белинскому (15 июля 1836 года). «Опять» - как в пору ранней молодости.

Прирожденный лирик, Кольцов много и пламенно писал о любви. Есть у него песня «Если встречусь с тобой...». В ней говорится о счастливой поре любви: Кольцов любил крепостную девушку, жившую в доме отца; любовь оказалась такой короткой. По отцовскому приказу любимую увезли далеко в степь, на Дон. Она рано умерла. Кольцов горько пережил утрату... Беда еще была впереди, а пока поэт с восторгом писал:

Если встречусь с тобой Иль увижу тебя, - Что за трепет, за огонь Разольется в груди.

Чувство вылилось в слова страстного признания:

Если взглянешь, душа, Я горю и дрожу И бесчувствен и нем Пред тобою стою! Если молвишь мне что, Я на речи твои, На приветы твои, Что сказать - не сыщу.

Такой строй поэтической речи мог быть верно найден лишь при переживании неудержимого душевного порыва:

А лобзаньям твоим, А восторгам живым На земле у людей Выражения нет!

Поэт находит и такие слова;

Дева-радость души, Это жизнь - мы живем! Не хочу я другой Жизни в жизни моей!

Написав стихотворение, Кольцов не раз возвращался к нему, менял отдельные слова, убирал целые строки, дописывал новые, но идущее через все стихотворение движение чувства было найдено с самого начала, в первой редакции...

Жизнь Кольцова была полна той самой печали, которая заполнила до краев народную жизнь. В письме поэта В. Г. Белинскому от 28 сентября 1839 года есть одно примечательное суждение, которое весьма точно характеризует жизненную почву душевных переживаний Кольцова: «... вся причина - это сушь, это безвременье нашего края, настоящий и будущий голод. Куда ни глянешь - везде унылые лица; поля, горелые степи наводят на душу уныние и печаль, и душа не в состоянии ничего ни мыслить, ни думать».

Ощущение народных радостей и горя как собственных позволило Кольцову необычайно художественно воспроизвести крестьянский быт.

В стихотворении «Урожай» поэт глядит на все глазами земледельца: дождь, пролившийся на истомленную солнечным зноем землю, - великая радость и для Кольцова. Глубокое удовлетворение, даже ликование слышится в строчках:

Напилась воды Земля досыта;

На поля, сады На зеленые

Люди сельские

Не насмотрятся.

Так мог писать лишь человек, близко принявший к сердцу заботы и думы простого люда.

С Кольцовым в поэзию пришли пахари, косари, жнеи, веселые удалые работники. Поэзия крестьянской работы возносится до подлинного апофеоза. Тон стиха - полнота радостного ощущения труда:

Выбелим железо О сырую землю...

Уже в самых первых поэтических опытах Кольцов задавался сложными вопросами об устройстве мироздания, о безграничности видимого мира, о постижении тайн природы, о назначении человека на земле. Природа предстала глазам поэта во всем блеске красоты, удивляя стройностью, как бы обдуманной связью своих звеньев. Чувство удивления и восторга перед миром продиктовало поэту простодушные строки:

Тучи носят воду, Вода поит землю, Земля плод приносит; Бездна звезд на небе, Бездна жизни в мире; То мрачна, то светла Чудная природа...

Стихи поэта удивляют нас искусством, с каким сложены; поражает безошибочно найденное соотношение, связь частей. Кольцов придает изложению мысли строгую по-следовательность и порядок. В песне «Много есть у меня...» пять строф, и первые четыре начинаются одинаково:

Много есть у меня

Жемчугов и мехов,

Драгоценных одежд,

Разноцветных коров.

Много есть у меня

Для пиров - серебра,

Для бесед красных слов,

Для веселья - вина!

У обладателя сказочных богатств есть и терема, и поля, и леса, много деревень, людей, знакомых. Мы ждем: чем-то закончится эта речь? И вот завершается строфа, короткая, сильная, - она сразу делает всю песню единым законченным целым:

Но я знаю, на что Трав волшебных ищу; Но я знаю, о чем Сам с собою грущу...

Стихотворение изобразило драматизм человеческой судьбы: есть власть, даваемая богатством, но она бессильна перед любовью. Соотношение частей стихотворения, последовательность и порядок в развитии мысли целиком вышли из общего замысла. В мастерстве композиции - в строгой простоте строения стихотворения, в ясности, обдуманности членения произведения на части - виден поэт пушкинского времени.

Стихам поэта чужды и избыток, и недостаток изобразительности. Показательно в этом отношении стихотворение «Домик лесника». Оно рассказывает о затерянном в лесном краю доме: заперты его ворота. Кто живет здесь? Рыболов? Разбойник, теперь спасающий душу молитвой?

Лесной староста с женою,

С третьей дочкой молодою.

Он живет здесь с давних пор,

Караулит царский бор.

Заперты ворота из-за дочери.

Лесник боится за нее:

Чтобы в каменны палаты

Не увез купец богатый;

Чтоб боярин окружной

Не прильнул бы к молодой

Безотвязной повиликой,

Чтоб не быть ей горемыкой.

В стихотворении есть замечательная недосказанность. Она оставляет простор для воображения. Ясно только: глухой край таит возможность человеческой драмы. Соблюдена художественная мера - поэт заставил работать наше воображение: этого бы не было, если бы он рассказал нам подробнее о леснике и его дочери.

У каждого рода и жанра в поэзии есть своя стилевая система, вне которой они не существуют. Это становится очевидным, когда речь заходит о стихах Кольцова, ставшими романсами. Песням-романсам поэта присуща интенсивность в выражении чувства - без этого свойства нет романса. Автор следовал стилевой традиции жанра. Образцом созданной им песни, ставшей популярным романсом, может служить «Разлука» («Назаре туманной юности...»):

Что пред ней ты, утро майское, Ты, дуброва-мать зеленая, Степь-трава - парча шелковая, Заря-вечер, ночь-волшебница!

Поэт не мог мыслить своей лирики без фольклора, как не мыслили без него своей жизни миллионы людей. Песни, пословицы, причет, сказка - это был целый художественный мир, мир привычных жизненных сравнений, уподоблений, поэтических ассоциаций, вошедших в повседневный быт, язык, обычаи и обряды. Как многие другие песни Кольцова, «Ах, зачем меня силой выдали...» в существенной части повторяет фольклор. Несомненно, поэт слышал у себя в Воронеже, как пели:

Ах, кабы на цветы не морозы, И зимой бы цветы расцветали; Ох, кабы на меня не кручина, Ни о чем-то бы я не тужила.

Фольклорный образ обретает новое значение у Кольцова:

Не расти траве После осени; Не цвести цветам Зимой по снегу!

У народа поэтом заимствован и образ кораблей, плывущих из-за моря с золотом, - и сыплется золото на пол, а не помочь загубленному человеку.

Цель урока:

• учить анализу лирического произведения;
• развивать эстетическое чувство учащихся, расширять кругозор учеников;
• воспитывать у учащихся патриотическое чувство и гордость за своего соотечественника;

Оборудование:

• портреты: А.В. Кольцова, П.А. Вяземского, А.С. Пушкина, В.Г. Белинского, Н.В. Станкевича;
• выставка книг А.В.Кольцова;
• газеты, посвящённые биографии и творчеству А.В.Кольцова;
• презентация с видеофрагментами (Приложение );
• мультимедийное оборудование для демонстрации презентации к уроку.

Словарная работа: прасол – в 19 в. – торговец, скупавший оптом в деревнях рыбу или мясо для розничной торговли и производивший их засол, в 60-е годы 19 в. – скупщик скота.

Пишу не для минутной славы:
Для развлеченья, для забавы,
Для милых, преданных друзей,
Для памяти минувших дней.

А.В.Кольцов.

План урока:

I. Заочная экскурсия «Кольцовские места г. Воронежа».

II. Выдающиеся деятели 19 в., оказавшие влияние на развитие творческих способностей Кольцова.

III. Автобиографические моменты лирики Кольцова:

1. «...Расскажу по-дружески повесть о самом себе...»

2. «...Отец мой всех был богатей,
Всяк знался с нашей хатой,

Был хлеб,был скот рогатый...»

3. «...сердце в первый раз
И полюбило не на час...»

4. «...Напрасно, девы милые,
Цветёте красотой,
Напрасно добрых юношей
Пленяете собой, –
Когда обычьи строгие
Любить вас не велят...»

5. Кольцов – песенник.

6. Народно-поэтическая основа лирики А.В.Кольцова.

7. «Ах, ты степь моя,
Степь широкая...»

8. «Певец страданья и полей –
Чьи песни, как река,
В сердца вливаются людей
Любовно, на века».
Григорий Иванович Люшнин.

IV. Итоги урока. Домашнее задание.

ХОД УРОКА

I. Заочная экскурсия «Кольцовские места г. Воронежа»

Слово учителя: Тема нашего урока – «Жизнь А.В.Кольцова в стихах, песнях и памяти народной». Сегодня мы познакомимся с личностью и поэтическим наследием Алексея Кольцова; поговорим о темах лирики поэта и автобиографическом характере его творчества; ответим на вопрос: современен ли Кольцов сегодня и что привлекает читателя 21 века в стихах Алексея Васильевича?
2009 год – год А.В.Кольцова в Воронежской области. 15 октября 2009 исполняется 200 лет со дня рождения поэта. Поэтому именно памяти Кольцова мы посвящаем наш урок (слайд 3) .
Улицы, скверы, здания Воронежа хранят память о великом земляке. Сегодня мы отправимся на литературную экскурсию по местам нашего города, неразрывно связанным с именем поэта.

Ученица: Я приглашаю вас на экскурсию по Кольцовским местам нашего города (слайды 4-21) .

1. Дом, где родился А.В.Кольцов. К сожалению, само здание не сохранилось. Об этом напоминает только мемориальная доска.
2. Живописная Ильинская церковь, где крестили будущего поэта.
3. Здание Воронежского уездного училища, где учился Кольцов. Оно было разрушено во время Великой Отечественной войны.
4. Дом Тулинова, где Кольцов встречался с В.А. Жуковским, который специально для этого приехал в Воронеж. Местные обыватели с удивлением наблюдали, как воронежский мещанин гуляет по городу с самим воспитателем наследника престола.
5. В 1868 г. был открыт памятник Алексею Кольцову в сквере, названном Кольцовским. Бюст был изготовлен из белого каррарского мрамора петербургским скульптором Антонио Трискони. Памятник был создан на пожертвования горожан. Сначала памятник находился в центре сквера, а при реконструкции сквера в 30-е г.г. памятник передвинули на несколько метров от границы сквера и развернули на 180 градусов.
   В 1942 г. фашисты, оккупировавшие Воронеж, устроили в сквере кладбище для немецких солдат и офицеров. Так Кольцовский сквер выглядит сегодня.
6. Драматический театр им. А.В. Кольцова – один из старейших в России. Сейчас он находится на реставрации. Здесь выступали Щепкин, Мочалов, Комиссаржевская, Остужев, звучал голос Маяковского.
7. В 1996г. здание старого театра пришло в аварийное состояние, а труппа театра справила новоселье. Современное здание театра им. Кольцова знакомо всем жителям города.
8. В 1976г. в Воронеже появился ещё один памятник Кольцову. Это 10-метровая фигура, высеченная из серого гранита. Установлен памятник на Советской площади. Автор – народный художник РСФСР, член-корреспондент Академии художеств СССР П.И. Бондаренко.
9. Центральная улица города носит имя Кольцова. Кольцовская – старинная и современная – хранит память о поэте.
10. Воронежская кондитерская фабрика тоже связана с именем Кольцова. Здесь нас встречает запах конфет с символичным названием «Песни Кольцова».
11. Рядом со зданием цирка находится литературный некрополь, где покоится прах А.Кольцова. Здесь ежегодно проводятся Кольцовско-никитинские чтения.
12. На улице Володарского, д.41 уютно расположилась гимназия им. Кольцова.
13. В городе работает библиотека, носящая имя Кольцова. Сотрудники библиотеки познакомят вас с книгами о жизни и творчестве поэта.
14. В Воронеже существует музыкальная гостиная «Кольцовский уголок», где студенты и выпускники музыкального училища им. Ростроповичей исполняют свои произведения

На этом наша экскурсия закончена. Спасибо за внимание!

II. Выдающиеся деятели 19 в., оказавшие влияние на развитие творческих способностей Кольцова.

Слово учителя: Судьбу любого человека определяют люди, его окружающие. В полной мере это верно и для людей творческих. Неизвестно, как сложилась бы судьба Кольцова, если бы на его жизненном пути не было В.Г.Белинского, Н.В.Станкевича, В.А.Жуковского, П.А.Вяземского, А.С.Пушкина (слайд 22) .

Сообщение учащегося: В.Г. Белинский – лучший судья произведений Кольцова, поэт с благодарностью принимал советы критика. Белинский много писал о творчестве Кольцова, их связывала большая сердечная дружба. Получив известие о смерти любимого им поэта, Белинский писал: «...пал друг и брат». Белинский пишет о стихах Кольцова как о примечательном явлении в нашей литературе. Кольцов жил в квартире Белинского в октябре-ноябре 1840 года. Обращение Белинского «мой милый Алексей Васильевич» свидетельствует о нежной дружбе.
А.С.Пушкин писал: «Кольцов обратил на себя общее и благосклонное внимание...» Пушкин в Кольцове видел действительно одарённого художника слова. Называл его человеком, хотя и «бедным образованием, но с большим талантом, с широким кругозором». Получив разрешение на издание «Современника», Пушкин сразу же привлёк к участию в нём Кольцова. В 1835 г. в «Современнике» было опубликовано стихотворение Кольцова «Урожай».
Н.В. Станкевич – литератор, сын богатого воронежского помещика, получил университетское образование, возглавлял московский литературно-философский кружок в 30-е гг. 19в. Высоко оценил творчество начинающего поэта, познакомил его с московскими литераторами. За свой счёт издавал стихотворения Кольцова. В 1835 г. напечатал 18 пьес Кольцова. Это принесло большую известность Кольцову в мире литературы.
П.А.Вяземский – князь, снабжал Кольцова рекомендательными письмами к важным особам, доступ к которым иначе был бы для Кольцова невозможен.
В.А.Жуковский – очень высоко оценил стихи поэта. В 1837 г. специально приехал в Воронеж, чтобы встретится с Кольцовым и выразить своё восхищение ему лично. Их связывали самые нежные отношения.

III. Автобиографические моменты лирики Кольцова:

Слово учителя: Лирика Кольцова – это проникновенный и очень искренний рассказ о себе самом: о юности, о взаимоотношениях с родителями, о первой любви, размышления о своём месте в мире... Это те жизненные впечатления, которые он получил дома, на службе, это встречи и разлуки, радости и горести, пережитые им. История его жизни в его стихах (слайд 23) .

«...Расскажу по-дружески
Повесть о себе самом...»

Чтец:

Скучно и нерадостно
Я провёл век юности:
В суетных занятиях
Не видал я красных дней.
Жил в степях с коровами,
Грусть в лугах разгуливал,
По полям с лошадкою
Один горе мыкивал.
От дождя в шалашике
Находил убежище,
Дикарём, степникою
Я в Воронеж езживал
За харчами, деньгами
Чаще – за отцовскими
Мудрыми советами.

Учитель: А.Кольцов родился в Воронеже 3(15) октября 1809 года. С юности видел мелочную торговлю, слышал грубые и непристойные речи. К счастью, к благородной натуре Кольцова не пристала грязь, среди которой он родился. Он жил в своём особенном мире – ясное небо, леса, поля, степь, цветы. Это противопоставлялось удушливой атмосфере его домашней жизни.
В литературоведении Кольцов характеризуется как крестьянский поэт, поэт-самоучка, поэт-прасол. Запись в тетрадь значения слова «прасол».
Сложные отношения были у поэта с отцом.

«...Отец мой всех был богатей,
Всяк знался с нашей хатой,
Обширен был наш круг полей, –
Был хлеб, был скот рогатый...»

Сообщение учащегося: Отец поэта – воронежский мещанин, человек не богатый, но зажиточный скотовод (слайд 24). Отец считал учёбу сына бесполезной тратой времени и денег. Т. к. Кольцов умел читать и писать, его отец решил, что больше ему ничего не нужно знать и что образование его окончено, и забрал его из Воронежского уездного училища.
С отцом Кольцова связывали сложные отношения. Кольцов писал: «Он простой купец, спекулянт, вышел из ничего, век рожь молотил, грудь его черства, интересуют его только дела своей торговли. Постоянно ворчит, сердится, скупится, даёт 1000 рублей содержания в год».
Уже больного Кольцова отец поселил в мезонине, который зимой не топился. Кольцову приходилось по ночам добывать дрова, как вору. Узнав об этом, отец обещал выгнать его из дому. Не давал чая, сахара, свечей. Мать украдкой от отца доставляла ему обед и ужин

Слово учителя: В 17 лет (1828 г.) произошло событие, имевшее могущественное влияние на всю жизнь поэта. В семейство Кольцовых вошла молодая девушка Дуняша в качестве служанки. Несмотря на низкое происхождение, она была щедро одарена от природы красотой, умом, добрым сердцем. Кольцов влюбился, он испытывал к ней глубокое и сильное чувство, она была для него идеалом женщины. Они строили планы на будущее.

«...Сердце в первый раз
Так пламенно, так нежно полюбило –
И полюбило не на час...»

Демонстрируется отрывок из фильма «На заре туманной юности» (слайд 25)

Учитель: Отцу Кольцова не понравилась эта связь, и он продаёт Дуняшу донскому помещику. Скоро она зачахла и умерла в тоске разлуки и от жестокого обращения. Алексея поразило это несчастье, он заболел сильной горячкой, пытался разыскать любимую, но безрезультатно. Дуняша умерла, но она навсегда поселилась в его творчестве. Кольцов посвятил ей большое число красивых стихотворений: «Ничто, ничто на свете...», «К милой», «Не шуми ты, рожь...». Сегодня мы услышим ещё одно стихотворение «Утратив то, что было мило...» (слайд 26) .

Учитель:

– Какие переживания вложил Кольцов в эти строки?
– Какие чувства вызывает у вас это стихотворение?

Вывод: Здесь горечь потери, утраты; он оплакивает потерю любимой; сердце его полно боли и тоски, он осознаёт невосполнимость утраты, готов отдать свою жизнь ради любимой. Жаль влюблённого юношу. Что ждёт его впереди? Безрадостное существование и горькие слёзы.

Слово учителя: Много проникновенных поэтических строк посвятил Кольцов русским девушкам и женщинам. Его стихи рисуют безрадостные картины жизни поселянок с нелюбимым мужем, в чужой семье, где нет теплоты и понимания. Судьбы русских женщин иллюстрируют расхожее народное выражение: «Стерпится-слюбится!» (слайд 27)

Чтец:

Без ума, без разума
Меня замуж выдали,
Золотой век девичий
Силой укоротали.
Для того ли молодость
Соблюдали, нежили,
За стеклом, от солнышка,
Красоту лелеяли,
Чтоб я век свой замужем
Горевала, плакала,
Без любви, без радости
Сокрушалась, мучилась?....

Учитель: Какой рисуется судьба лирической героини поэтом?

Вывод: Перед нами правдивое, неприукрашенное повествование. Кольцов пишет то, о чем знает и чему свидетелем был сам: неравный брак, нелюбовь мужа и его родни, пустое и безрадостное житьё замужней женщины.

Слово учителя: Кольцов не одинок в изображении женской доли. Похожие мотивы звучат в пьесах Островского, в поэмах Некрасова. Некрасов как бы вторит Кольцову: «Не дело между бабами счастливую искать!» Такова судьба Марфы Тимофеевны из поэмы «Кому на Руси жить хорошо.»
Предварительный вопрос к классу: Сопоставьте два стихотворения: «Без ума, без разума...» Кольцова и монолог Марфы Тимофеевны:

(Стихотворение читает учитель)

Семья была большущая,
Сварливая... попала я
С девичьей холи в ад!
В работу муж отправился,
Молчать, терпеть советовал:
Не плюй на раскалённое
Железо – зашипит!
Осталась я с золовками,
Со свёкром, со свекровушкой,
Любить-голубить некому,
А есть кому журить!

Учитель: Что общего между стихами Некрасова и Кольцова?

Вывод: Стихи близки мотивами горечи, неудовлетворённости своей судьбой, общностью судеб героинь.

Слово учителя: Кольцов – поэт-песенник. Песни Кольцова стали проникать в народ ещё при жизни поэта, «их пели крестьяне в захолустных сёлах и деревнях», – сообщает «Воронежский телеграф» в 187 2г. На слова поэта создано более 700 романсов и песен, написанных 300 композиторами (Алябьевым, Римским-Корсаковым, Мусоргским, Варламовым, Балакиревым, Пожарским и др.)
Мы представляем вашему вниманию песню «Дума Сокола» – слова Кольцова, музыка Пожарского.
Исполняется песня учениками в костюмах. На экране демонстрируются отрывки из фильма «На заре туманной юности» (слайд 28) .

Долго ль буду я
Сиднем дома жить,
Мою молодость
Ни за что губить?
Долго ль буду я
Под окном сидеть,
По дороге вдаль
День и ночь глядеть?
Иль у сокола
Крылья связаны,
Иль пути ему
Все заказаны?...

Учитель:

– Что символизирует сокол в народной поэзии? (Это образ – символ свободы, воли)
– Как вы понимаете слова: «Иль у сокола крылья связаны?» (Нет свободы выбора, люди, обстоятельства грузом ложатся на плечи человека, он сам уже ничего не решает и от этого страдает)
– Почему судьбу называет мачехой? (Она к нему жестока, как мачеха к нелюбимому дитя)
– О чём мечтает, к чему стремится лирический герой стихотворения? (Жить полноценной жизнью, дышать полной грудью, сбросить с себя груз несвободы, «лететь» туда, куда стремится душа, держать ответ только перед Богом)
– Какие художественно-изобразительные средства использует автор? (Кольцов использует постоянные эпитеты, сравнения, риторические вопросы. Мы можем говорить о народно-поэтической основе его творчества, поэтому многие стихотворения Кольцова стали народными песнями.)

Учитель: Народно-поэтический образ – это образ степи, постоянно появляется в стихах поэта. Как вы думаете, с чем это связано? (Отец поэта – торговец скотом, Кольцову часто приходилось перегонять стада с места на место. Кроме того, что это тяжёлый, утомительный труд, это прекрасная возможность быть на природе, любоваться её красотой.)
Гимном степи является стихотворение Кольцова «Степь» (слайд 29).
И, конечно, знаменитый «Косарь» (слайд 30) .

Учитель: Какой представляется степь в произведениях Кольцова?

Вывод: Степь Кольцов любил страстно и восторженно. Она для него – отрада, ласковый друг, к которому можно обратиться за утешением «в минуту жизни трудную», и предмет восхищения. Во всех стихах Кольцова есть что-то степное, широкое, раздольное. Читая их, понимаешь, что степь воспитала и взлелеяла его. Ученица подготовила иллюстрации к стихам Кольцова.

Учитель: Что ты хотела выразить в своих картинах?

Итоговые вопросы к классу:

– Какое настроение вызывают у вас стихи Кольцова?
– С интересом ли вы читали и слушали стихотворения Кольцова сегодня? Что вас в них привлекает?
– Что нового вы узнали сегодня на уроке? Что показалось особенно интересным?

Вывод по уроку: Поэтическое наследие Кольцова невелико, но, бесспорно, ценно. Его стихи дают заряд правды и красоты, без которого трудно представить себе русскую литературу. Мы благодарны поэту за его песни, полные любви к женщине, человеку труда, природе, Родине.
Кольцовские песни – с их грустью и тоской, жаждой счастья, надеждой на лучшее – трогают умы и сердца и сегодня. Они волнуют нас, таких разных. Почему? Наверное, потому что это песни о земле, которая нас кормит, о душе русского народа.

IV. Итоги урока. Домашнее задание

Слово учителя: Закончить урок я хотела бы словами Григория Ивановича Люшнина, которые отражают то, что я чувствую, и очень хотела, чтобы почувствовали и вы:

Певец страданья и полей,
Чьи песни, как река,
В сердца вливаются людей
Любовно, на века.

Художественное своеобразие Кольцова с особенной силой обнаруживается в его пейзажной живописи. В его стихотворенияхприрода неотделима от людей и от их труда, от повседневных человеческих забот, радостей, печалей и дум.

По словам Салтыкова-Щедрина, тем и «велик Кольцов, тем и могуч талант его, что он никогда не привязывается к природе для природы, а везде видит человека, над нею парящего».

Созданные Кольцовым картины родной земли свежи и новы. «Красавица зорька В небе загорелась» («Песня пахаря»), а зреющая рожь «Дню веселому улыбается» («Урожай»). В стихотворении «Что ты спишь, мужичок?..» (1839) Кольцов находит неповторимые краски для описания поздней осени:

Ведь уже осень на двор

Через прясло глядит...

— и русской деревенской зимы:

Вслед за нею зима

В теплой шубе идет,

Путь снежком порошит,

Под санями хрустит.

Кольцов умеет по-своему сказать и о привольной русской степи. Читая стихотворение «Косарь» (1836), кажется, видишь всю ее бескрайнюю ширь, дышишь запахом ее трав и цветов. Для кольцовского косаря она не только просторна, но и как-то по-особенному радостна и светла:

Ах ты, степь моя,

Степь привольная,

Широко ты, степь,

Пораскинулась...

В стихотворении «Урожай» (1835) медленно надвигающаяся туча темнеет, растет, «ополчается громом, бурею, огнем, молнией», и тут же как бы после минутного затишья она

Ополчилася —

И расширилась,

И ударила,

И пролилася,

Слезой крупною...

В этой строфе, состоящей почти из одних глаголов, самый ритм и подбор звуков (прежде всего звонких согласных «р» и «л») немало способствуют изображению мощных раскатов грома и хлынувшего дождя. Особенно большую динамичность, широту, силу придает глаголам стоящий перед ними звук «и».

Одной из особенностей поэтического мастерства Кольцова является точность, конкретность, почти зрительная ощутимость изображения при исключительной экономичности, лаконичности художественных средств. Органически восприняв народно-песенную речь, поэт выработал свой отвечающий теме стиль, свою образность, свой особый голос.

Кольцов добивается свежих и точных слов (в смысле передачи определенного психологического состояния), сравнений и метафор, родственных самому духу народно-песенного творчества. Эта особенность реалистической поэтики Кольцова ярко проявляется в песне «Доля бедняка» (1841), где автор сумел просто и вместе с тем совершенно по-новому передать скрытую от взоров людей горечь переживаний крестьянина-бобыля:

Из души ль порой

Радость вырвется, —

Злой насмешкою

Вмиг отравится.

Речевые элементы, которые непосредственно идут из фольклора («И сидишь, глядишь, Улыбаючись; А в душе клянешь Долю горькую!»), у поэта естественны и художественно оправданы.

Самобытное мастерство мы видим и в инструментовке, мелодике, метрике и ритмике кольцовских стихов. Широко применяемые Кольцовым пятисложник и трехстопный ямб с дактилическими окончаниями, внутренние рифмы, повторы и аллитерации придают его стихам отмеченные уже выше смысловую выразительность и музыкальность.

И когда вчитываешься, например, в песню «Не шуми ты, рожь...», то ясно видишь, что даже самый размер ее очень подходит к тому горестному настроению, которым исполнено это стихотворение:

Тяжелей горы,

Темней полночи

Легла на́ сердце

Дума черная!

Не менее выразительна и такая кольцовская песня как «Последний поцелуй». В ее инструментовке обращают на себя внимание первая и вторая строки, где хорошо слышатся звуки «л», «п» («поцелуй, приголубь, приласкай»), третья и четвертая — с выделяющимся в них звуком «р» («Еще раз, поскорей, поцелуй горячей»).

Обнаруживаются также повторения слов и внутренние рифмы («Не тоскуй, не горюй, Из очей слез не лей»). Все это придает лирической интонации песен Кольцова музыкальность, которую так высоко оценил М. Балакирев, написавший на слова этого стихотворения свой известный романс. По отзывамЦ. А. Кюи, романс представляет совершеннейший образец слияния музыки с текстом в одно гармоническое целое.

Вообще следует отметить, что Кольцов сыграл исключительную роль в развитии отечественной музыкальной культуры. Его строки вдохновили на создание замечательных творений таких композиторов как Глинка, Варламов, Гурилев, Даргомыжский, Балакирев, Римский-Корсаков, Мусоргский, Рубинштейн, Рахманинов, Гречанинов, Глазунов и др.

Кольцов обогатил нашу поэзию безыскусственной русской речью. Избегая каких-либо нарочитых «красивостей», он вносит в свои стихи обычные слова, взятые из живого народного языка, придавая им особый поэтический колорит. По определению Белинского, в песни Кольцова «смело вошли и лапти, и рваные кафтаны, и всклокоченные бороды, и старые онучи — и вся эта грязь превратилась у него в чистое золото поэзии» (9, 534).

Используя разговорную речь крестьян, Кольцов тщательно отбирает в ней самое типичное, что помогает ему ярче выразить чувства и мысли народа, правдиво показать жизнь простолюдинов. Во «Второй песне Лихача Кудрявича» (1837) читаем:

Кафтанишка рваный

На плечи натянешь,

Бороду вскосматишь,

Шапку нахлобучишь,

Тихомолком станешь

За чужие плечи...

Для Кольцова чрезвычайно характерно частое употребление уменьшительно-ласкательных речевых форм, которые в наибольшей степени соответствуют народному стилю:

Пала грусть-тоска тяжелая

На кручинную головушку...

Ты возьми мою кручинушку...

Типичны для песен Кольцова пословицы и поговорки, органически вкрапленные в речь его лирического героя. Например, в «Горькой доле» (1837):

Без любви, без счастья

По миру скитаюсь:

Разойдусь с бедою —

С горем повстречаюсь!

Значение Кольцова в истории отечественной литературы определяется нерасторжимой связью его с народом, которая, по мнению Белинского, нашла яркое выражение в художественномвоспроизведении поэтом крестьянского быта и особенностей характера, склада мыслей и чувств простых русских людей. Именно эти важнейшие стороны кольцовского творчества оказали наиболее плодотворное воздействие на русскую поэзию.

Опираясь на литературно-эстетическую концепцию Белинского, революционные демократы 60-х гг. рассматривали поэтическое наследие Кольцова в соответствии с выдвинутыми эпохой новыми и повышенными требованиями всестороннего отображения жизни в существенных ее проявлениях.

Добролюбов в первых же высказываниях о Кольцове (1858) определяет его как поэта, который по самой сущности своего дарования был близок к народу. Вместе с тем критик прямо и, пожалуй, даже чрезмерно категорически указывал на недостаточную связь кольцовских произведений с общественно-политической проблематикой.

По убеждению Добролюбова, «Кольцов жил народной жизнью, понимал ее горе и радости, умел выражать их. Но его поэзии недостает всесторонности взгляда; простой класс народа является у него в уединении от общих интересов...».

Добролюбов смог выделить и высоко оценить ту «реальную здоровую» сторону стихотворений Кольцова, которую, по словам критика, необходимо было «продолжить и расширить». Добролюбов подчеркнул нерасторжимую связь передовой русской поэзии с кольцовскими традициями. О значении этих традиций для русской литературы писал и Салтыков-Щедрин: «Весь ряд современных писателей, посвятивших свой труд плодотворной разработке явлений русской жизни, есть ряд продолжателей дела Кольцова».

Художественное наследие Кольцова было особенно дорого Н. А. Некрасову. Говоря о Кольцове как о действительно самобытном поэте, он ставил его в один ряд с величайшими нашими поэтами — Пушкиным, Лермонтовым, Жуковским, Крыловым.

В творчестве Некрасова нашла дальнейшее продолжение введенная в поэзию Кольцовым тема труда. Некрасов придал ей ту политическую остроту, какой недоставало Кольцову. Некрасову был несомненно близок выраженный в песнях Кольцова народный взгляд на физическую и духовную красоту трудящихся людей.

Опытом Кольцова было во многом подготовлено и обращение Некрасова к фольклору, к живой разговорной речи крестьян. Некрасова в какой-то мере можно считать продолжателем Кольцова и в области стихосложения. Весьма показательна в этом отношении поэма «Кому на Руси жить хорошо», в которой широко применяется идущий от Кольцова преимущественно трехстопный ямб с дактилическими окончаниями.

Традиция Кольцова ощутима и в творчестве поэта некрасовского лагеря И. С. Никитина. Опираясь на художественный опыт своих предшественников и прежде всего Кольцова, он обращался непосредственно к простонародной жизни, черпал в ней темы и образы. В стихотворениях Никитина («Зашумела, разгулялась...», «Песня бобыля», «Наследство», «Ехал из ярмарки ухарь-купец...», «Отвяжись, тоска...» и др.) явственна ориентация на народно-песенное начало, которое так полно представлено у Кольцова.

В русле традиций Кольцова развивается также творчество поэта-демократа И. З. Сурикова. Воздействие автора «Косаря» чувствуется в таких широкоизвестных его произведениях, как «Эх, ты, доля...», «Голова ли ты, головушка...», «В степи» и др. Суриковское стихотворение «В зеленом саду соловушка...» является развитием поэтического мотива женской доли, разработанного Кольцовым в его песне «Ах, зачем меня...».

Следы влияния Кольцова заметны также в творчестве поэтов-песенников С. Ф. Рыскина (1860—1895), Е. А. Разоренова (1819—1891), Н. А. Панова (1861—1906) и др. Проблематика и поэтика стихотворений Кольцова нашли дальнейшее развитие в творческой практике С. Д. Дрожжина: отраженная в его стихах тема крестьянского труда генетически восходит к «Песне пахаря» и «Урожаю».

Кольцов оказал особенно большое и плодотворное влияние на художественное становление Сергея Есенина. В стихотворении «О, Русь, взмахни крылами...» поэт прямо пишет о себе как о последователе Кольцова. Лирические мотивы и образы русского песенника имеют прямой отзвук в стихах М. Исаковского, А. Твардовского, Н. Рыленкова и других советских поэтов, творчество которых глубоко и органично связано с народной песней.

Художник новаторского склада, А. В. Кольцов сумел создать такие самобытные, глубоко национальные образцы демократической поэзии, что его имя по достоинству заняло одно из первых мест в ряду замечательных русских поэтов.

История русской литературы: в 4 томах / Под редакцией Н.И. Пруцкова и других - Л., 1980-1983 гг.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

А. Кольцов - Собиратель народных песен

У всякого поэта есть свой учитель. Учителем Кольцова был русский народ, его поэзия.

А. Кольцов хотел, чтобы поэзия народа стала всеобщим достоянием, чтобы произведения фольклора печатали в книгах, как печатают произведения писателей. «Что хочешь - делай, - писал он издателю «Отечественных записок» А.А. Краевскому, - а песни пой: нам надобны!».

Кольцов записывал произведения фольклора. Начал он с пословиц. «Я собрал несколько пословиц, - сообщал поэт А.А. Краевскому в письме от 12 февраля 1837 г., - но не знаю, какие мне именно записывать: какие попало, или каких нет у Богдановича и Снегирева».

Вскоре Кольцов обратился к песням. «После присказок, - сообщал он тому же А.А. Краевскому в письме от 16 июля 1837 г., - я теперь собираю народные песни, и уж собрал немножко. Я за них принялся крепко». Через две недели он вновь писал Краевскому: «Не получая ответа на посланную Вам песню, теперь посылаю другую. Ответ мне ваш нужен в теперешнее время потому более, что я, как Вам уже писал, принялся собирать русские народные песни пристально».

Увидев, что труд его напрасен, что песен, записанных им, не публикуют, Кольцов был поражен. Он не мог понять, почему так происходит: ведь песни других собирателей тот же Краевский печатал! Кольцова же он не удостаивал даже письменным ответом. Поэт потерял надежду на Краевского. Он обратился за помощью к своему другу В.Г. Белинскому и отправил ему тетрадь с песнями. Произошло это в 1838 г. В ту пору Белинский был редактором «Московского наблюдателя» (этот журнал великий критик начал редактировать весной 1838 г., а ровно через год журнал был закрыт). Но Кольцова опять постигла неудача: собрание его песен не было напечатано. В письме от 15 августа 1840 г. поэт спрашивал В.Г. Белинского: «А русские народные песни, тетрадь, верно, вы потеряли?». Фразы этой было достаточно, чтобы потом обвинять Белинского в том, что он был невнимателен к воронежскому поэту, безразличен к поэзии народа и т. д. и т. п. Теперь, когда стали известны новые материалы, эти попреки кажутся нелепыми и жалкими. Нет, Белинский не потерял тетради Кольцова, и не он повинен в том, что записи поэта не были напечатаны.

Считалось, что записи поэта погибли, как погиб почти весь его воронежский архив. Оставалась надежда лишь на тетрадь, посланную Белинскому, но и она не находилась.

Первым упомянул о кольцовском сборнике песен биограф А.В. Кольцова М. де Пуле. В своей книге «А.В. Кольцов в его житейских и литературных делах и в семейной обстановке» он стремился доказать, что оценка творчества поэта Белинским ошибочна. И вот, задавшись целью показать «настоящего» Кольцова, де Пуле, говоря о народных песнях, собранных поэтом, заявил следующее: «Судя по немногим образцам, сохранившимся в бумагах А.А. Краевского (де Пуле было известно пять песен, записанных А.В. Кольцовым. - П.У.), Кольцов был плохой собиратель, а некоторые доставленные им песни и присказки не только циничны, но и глупы». Нет нужды опровергать эту клевету.

Своим высказыванием де Пуле преследовал две цели: опорочить и поэта, и его великого друга - В.Г. Белинского. Дело в том, что песни эти были из тетради, которую посылал Кольцов критику. Правда, самой тетради не находилось, но песни были переписаны рукою Белинского и предназначались для печати. Однако опубликовать их Белинскому не удалось. По свидетельству И.А. Бычкова, обнаружившего песни Кольцова, переписанные Белинским, в архиве А.А. Краевского «Песня о Ваньке-ключнике» («Как у князя было, у князя Волконского») «не была пропущена цензором к печати и зачеркнута красными чернилами». Возможно, такова была судьба и других песен А. Кольцова. Правда, одну из них («Во сыром-то бору брала Маша ягодки») В.Г. Белинский привел в своей статье о народной поэзии, которая была опубликована в «Отечественных записках» в 1841 г.

И вот с легкой руки либерального литературоведа пошла гулять молва о том, что Кольцов не умел записывать поэзию народа.

Подлинных записей Кольцова никто не видел, никто не представлял себе их объема и характера, однако выводы делались самые решительные. Так, А.И. Некрасов в своей статье «Кольцов и народная лирика (опыт параллельного анализа)» всерьез доказывал, что фольклор был чужд Кольцову, что истоки его творчества надо искать не в поэзии народа, а в лирике поэтов-песенников начала XIX века: «Ни одно стихотворение Кольцова, - заявлял он, - по своему содержанию не находит себе соответствия в народных песнях. Кольцов вводит в свои песни не только народные мотивы, и даже не их главным образом: целый ряд тем и настроений кольцовских песен не имеет себе подобных в народной лирике».

В.В. Данилов, не считая даже нужным приводить какие-либо доказательства, пошел еще дальше. Он писал: «Даже по отношению к живой народной песне, художественным воспроизведением которой признается поэзия Кольцова, он был равнодушен. А.А. Краевский побуждал Кольцова собирать народные песни, к которым сам он (Краевский. П.У.) относился идейно и придавал значение исключительного источника суждения о науке. Но Кольцов не усвоил от Краевского таких идей и когда начал собирать песни, простосердечно жаловался в одном письме к нему: «Уж какая скука их собирать!», и в другом письме снова повторял: «их собирать копотко и трудно». Как видим, Кольцов был далек от увлечения народностью».

Смысл признания Кольцова, что собирать народные песни «копотко и трудно», совершенно ясен: запись песен представлялась ему делом исключительно ответственным: многие записывали песню как стихотворение, а ведь песня не рассказывается, а поется: другие вели запись под диктовку, а какой метод лучший - неизвестно. Но в одном Данилов прав: идеи Краевского о фольклоре (о них мы скажем ниже) Кольцов действительно не усвоил, своим идейным вождем он признавал не Краевского, а Белинского.

Среди работ исследователей так называемого вульгарно-социологического направления характерна книга П.М. Соболева «А.В. Кольцов и устная лирика». К оценке фактов Соболев подошел уже с готовым мнением, которое было ему подсказано названными выше работами Некрасова и Данилова. Заметим, кстати, что Соболев часто даже не считает нужным высказывать свое мнение и целыми страницами цитирует этих авторов.

Соболев исходил из того, что А.В. Кольцов - не народный поэт, а выразитель идеологии мещанства, и, следовательно, его творчество - антинародно, чуждо народу и его поэзии. «Мы знаем, что поэтическое творчество Кольцова, - заявлял П.М. Соболев, - началось с подражания современным талантливому прасолу литературным авторитетам и что к фольклору интереса поэт никогда не имел». И далее: «Почти ничего не взявши непосредственно из крестьянского песенного фольклора, поэзия Кольцова и сама ничего или почти ничего не дала ему».

Лишь в наше время вопрос об отношении А.В. Кольцова к поэзии народа стал решительно пересматриваться. Не вводя в науку новых фактов, Р.В. Заборова уже на известном материале показала нелепость обвинений, предъявляемых Кольцову в равнодушии к поэзии народа, правильно сумела оценить собирательскую работу поэта и большую роль, которую сыграл в ней Белинский. В решении вопроса об отношении А.В. Кольцова к народному творчеству многое сделал и воронежский исследователь В.А. Тонков в ряде своих последних работ.

Однако подлинные записи песен Кольцова так и оставались утерянными. «Известно, что многие бумаги Кольцова, - писал Н.А. Янчук - попали на толкучий рынок после его смерти. Очень возможно, что были и тетради с записями песен, и теперь, очевидно, утрачена всякая надежда, чтоб они могли сохраниться где-нибудь в частных руках».

В тридцатых годах XIX в. группа любителей народной поэзии приступила к усиленному ее собиранию. Группу эту возглавлял энтузиаст-собиратель П.В. Киреевский, который посвятил любимому делу почти всю свою жизнь.

К записыванию песен П.В. Киреевский привлек многих образованных людей того времени, в первую очередь 9 членов своей семьи и семьи Языковых, П.М. Бестужеву, Е.М. Хомякову, Д.А. Валуева, Н.П. Киреевскую и других. Вскоре о собрании песен Киреевского заговорила вся культурная Россия. Со всех концов страны стали поступать к нему песни, собранные различными любителями. А.С. Пушкин и Н.В. Гоголь поддержали благородное дело, начатое П.В. Киреевским.

В руках Киреевского оказалось огромное множество материалов, составляющих ныне наше национальное богатство. Он проделал громадную работу, чтобы подготовить все собранное им к печати, но замечательному собирателю удалось опубликовать лишь небольшой сборник духовных стихов.

После смерти П.В. Киреевского архив его, не разобранный и даже не описанный, поступил в распоряжение Общества любителей российской словесности. Здесь им распоряжались кто как хотел, и многое бесследно исчезло.

В 60-х гг. XIX в. Общество любителей российской словесности предприняло издание материалов Киреевского, поручив это дело члену общества проф. П.А. Бессонову. Бессонов, интересовавшийся только эпической поэзией, выбрал из архива былины и исторические песни, опубликовав их в десяти томах (выпусках). Песни же лирические были изданы лишь в 1911-1929 гг. Поскольку материалы издавались разными людьми на протяжении почти целого столетия, характер изданий был крайне пестрым и разнокачественным. Многие напечатанные произведения не паспортизированы, не указано, кем, когда и от кого они записаны, что для науки крайне важно.

Года три-четыре тому назад пишущий эти строки поставил перед собой цель разобраться в этом сложном и огромном материале. Была составлена большая картотека всех собирателей и их записей. В этой картотеке оказалось много пробелов и темных мест.

Одно такое место меня особенно заинтересовало. П.В. Киреевский, издавая в 1848 г., свои «Русские народные песни» (духовные стихи, о которых речь шла выше), в «Предисловии» выразил благодарность тем лицам, которые доставляли ему песенные материалы. В числе этих лиц он назвал и А.Н. Кольцова, приславшего ему песни Воронежской губернии.

Сомнений не было, что А.Н. Кольцов - это А.В. Кольцов. Вообще следует отметить, что опечаток в книге много. Но вот что удивляло: имя Кольцова было названо, а ни одна из его песен в ту пору (так казалось вначале) в печатные издания не попала. В чем дело? Пришлось изучать все, что известно науке о Кольцове как собирателе песен. Результаты были неутешительными: все исследователи в один голос заявляли, что записи поэта бесследно исчезли.

Но след-то все-таки был. В 1846 г., П.В. Киреевский заявил, что записи Кольцова находятся в его архиве. После смерти П.В. Киреевского один из деятельных собирателей фольклора П.И. Якушкин и родственник П.В. Киреевского В.А. Елагин составили беглую, черновую опись архива. В этой описи вновь было подтверждено, что записи Кольцова хранятся в архиве Киреевского.

В 1868 г. П.А. Бессонов, издав седьмой выпуск «Песен, собранных П.В. Киреевским», вновь, хотя и глухо, подтверждает, что песни Кольцова находятся в собрании Киреевского. Комментируя песню «Ты взойди, взойди, солнце красное», Бессонов заявил: «Та же самая песня помещена в Новиковском песеннике, ч. III, а покойным А.В. Кольцовым записана в Воронеже и отдана для издания Белинскому. Но в обоих сих образцах, после того же, и прекрасно развитого, начала, изображается любовница, то в кручине по родным, то как убийца их, особенно брата».

Остается предполагать, что Бессонов имел в своих руках тетрадь Кольцова, посланную Белинскому. Ведь науке не было известно, какие песни поэт отослал Белинскому, а Бессонов не только называет песню, но и пересказывает ее содержание. Отсюда и можно было заключить, что Белинский передал тетрадь Кольцова Киреевскому для печатания. Однако на этот факт никто не обратил внимания, а записи Кольцова продолжали разыскивать где угодно, но только не там, где их нужно было искать.

Не обращено было внимание и на то, что песня «Как у князя было, князя, князя у Волконского», записанная Кольцовым, была напечатана Бессоновым в пятом выпуске «Песен» Киреевского (стр. 128-130).

Правда, Бессонов, вопреки обычному своему правилу, не сообщил даже, когда и кем эта песня была записана, но после опубликования ее текста А.И. Лященко в полном собрании сочинений А.В. Кольцова принадлежность ее Кольцову сомнений не вызывала.

Хотя Бессонов и занимался публикацией только эпической поэзии из собрания Киреевского, нельзя сказать, чтоб он не понимал значения песен Кольцова. Можно предположить, что кольцовские материалы он готовил к выпуску отдельным изданием. Об этом свидетельствует тот факт, что восемнадцать песен Кольцова были переписаны, должно быть, по его заданию в отдельную тетрадь (фамилию переписчика не удалось установить). Непонятно лишь, почему это издание не было осуществлено.

Еще более непонятным кажется то, что академик М.Н. Сперанский, предприняв публикацию всех не эпических материалов из собрания Киреевского, не издал песни Кольцова отдельной книгой и даже не включил их в «Новую серию» песен Киреевского. Ведь М.Н. Сперанский заявил: «Теперь оказалось возможным довести издание до полного конца и дать науке весь известный нам материал, собранный П.В. Киреевским и его усердными сотрудниками». Очевидно, произошло это потому, что рукопись Кольцова, как предполагалось, была утеряна. Но это невероятно. Архив в это время был уже на строжайше учете:

Разрешалось пользоваться им лишь по специальному документу;

Правда, издатели (П.А. Бессонов, М.Н. Сперанский) брали материалы на дом, но всякий раз они оставляли свои расписки о взятых имя рукописях (в делах архива сохранилось несколько таких расписок).

Судьба была безжалостна к Кольцову при жизни. Казалось, она преследовала его и в могиле. Кто и для чего мог похитить записи поэта? Работая в архиве, автор этих строк не раз убеждался, что заявление М.Н. Сперанского «о полном издании всех материалов Киреевского» не соответствует действительности: нам удалось найти много ценных неизданных материалов (некоторые из них уже находятся в печати).

Трудность поисков песен Кольцова состояла в том, что многие песни архива были переписаны набело, а черновых записей не сохранилось. Так, например, не сохранились собственноручные записи А.С. Пушкина. В беловых же записях имя собирателя часто не указывалось. Но ориентир был: две песни Кольцова, найденные в копиях Белинского, были опубликованы А.И. Лященко в полном собрании сочинений поэта. Их-то и нужно было разыскивать. Для этого требовалось сверить каждую бумажку, а их в архиве десятки тысяч!

Медленно шло дело. Но вот в одной из папок встретилась небольшая тетрадь с аккуратной надписью: «Народные песни». Одна за другой следуют песни, некоторые из них поражают своим содержанием - такие песни еще не печатались. Но кто записал их? Внимательно вчитываюсь в каждую букву, не упускал ни одной пометки, ни одного замечания. Возвращаюсь еще раз к титульному листу. Он почему-то кажется толще остальных листов тетради. Так и есть! Титульный лист склеился с другим. Отделяю их. На втором титульном листе четкая надпись:

Народные песни, собранные Алексеем Кольцовым. Воронеж. 1837.

Тетрадь открывается песней о Ваньке-ключнике («Как у князя было, у князя Волконского»).

В этой же папке нахожу тетрадь с надписью «Народные песни. III». Началась будничная, кропотливая, но захватывающая работа.

Больше всего труда ушло на разыскивание второй тетради: она была разорвана на отдельные листы, которые находились в разных папках.

Найденное превзошло все ожидания! Если в науке речь шла только об одной тетради Кольцова, посланной им Белинскому, то теперь их обнаружено пять. Три тетради озаглавлены «Народныя песни» и соответственно на каждой римскими цифрами поставлен номер: I, II и III. Имя Кольцова указано только на втором титульном листе первой тетради. Ни на одной из других тетрадей имя его более не встречается.

Бумага первых трех тетрадей одинаковая: голубовато-серая, выцветшая, без водяных знаков. Чернила - коричневые. Размер тетрадей 1/4 листа - формат современной школьной тетради.

Судя по почерку, это беловые тетради: зачеркнутые и замененные строчки и слова песен встречаются редко. Почерк аккуратный, ровный. Все листы пяти тетрадей сохранились полностью, за исключением одного листа из второй тетради. Во всех пяти тетрадях Кольцовым помечено 60 песен, причем 10 с повторной записью (тетрадь Белинского).

Возможно, что пока нашлось не все из собранного поэтом, но уже и то, что найдено, позволяет говорить о Кольцове как о крупнейшем собирателе фольклора своего времени. Особенно важно подчеркнуть, что принципы собирания и отбора материала у Кольцова были иные, чем у многих его современников, в частности славянофилов.

Приступая к собирательской работе, славянофилы ставили перед собой задачи, определяемые их философскими воззрениями. Как в политике они устремляли свой взгляд в допетровскую Русь, так и в народной поэзии они пытались найти свидетельства «безмятежной», счастливой и радостной жизни русского народа в прошлом. Старина, прошлое были предметом их основного интереса.

Недаром П.В. Киреевский в «Предисловии» к своему сборнику «Русских народных песен» заявлял: «На все времена года, на все главные праздники, на все главные события семейной жизни есть особые песни, носящие на себе печать глубокой древности, и особенно там, где меньше чувствительно городское влияние, русский крестьянин - верная отрасль своих предков, не отступавший от них даже и в мелких подробностях своего домашнего быта, - до сих пор поет эти древние песни, потому что они вполне сливаются с его чувствами и с его обычаями, так же, как выражали чувства и обычай своего пращура. Он дорожит своими песнями: можно сказать, что они составляют любимую и лучшую утеху его простой жизни».

Таким образом, с точки зрения П.В. Киреевского, народ живет стариной, дорожит ею как заветом своих предков. Современную жизнь народа, его стремления славянофилы не хотели замечать, как не хотели они замечать современной им поэзии народа.

А.В. Кольцов находился на принципиально иных позициях. Сам живя в гуще народа, зная его чаяния, Кольцов по-другому оценивал народную поэзию. Для него народные песни - отражение народной жизни. Он не идеализировал народ, видел его темные стороны и возмущался ими. «Я их переслушал (песен. - П.У.) много, да все, знаете ль, такая дрянь, что уши вянут: похабщиной битком набиты. Стыдно сказать, как наш русский простой народ бранчив». Но поэт стремился показать народ таким, каким он был в действительности, он не считал зазорным для себя собирать произведения фольклора, от которых другие отворачивались. Кольцов даже включил в свой сборник две песни, которые «похабщиной битком набиты».

Кольцов первым заметил рождение песен нового общественного класса - рабочих. Для него рабочие, как и крестьяне, - тоже «простой народ», интересами которого он жил.

В примечании к песне «Как у славного заводчика» поэт пишет: «В Москве поют на фабрике на семик».

Это свидетельствует о том, что он записывал не все, что случайно попадалось под руку, а отбирал материал, возможно, даже специально разыскивал его, стремясь дать полное представление о современной ему жизни народа.

Кольцовская запись рабочей песни - едва ли не единственная известная науке запись фольклора рабочих первой трети XIX в.

Собиратели-славянофилы пренебрежительно относились к поэзии рабочих и игнорировали ее.

Тот же П.В. Киреевский писал: «Нельзя не признать мрачной истины, в которой убедили меня многолетние занятия этим предметом (собиранием народных песен. - П.У.) вся их (песен. - П.У.) красота, все, что составляет существенное достоинство их характера, уже старина, и эта старина уже не возрождается в новых, себе подобных отраслях, как было в продолжение стольких веков. Неудивительно, если те, которые слыхали русские песни только в городах или по большим дорогам, мало дорожат ими. Это новое поколение песен, начинающее вытеснять прежние, в самом деле недостойно того, чтобы им дорожить... Настоящую прекрасную русскую песню должно искать в глуши, вдалеке от городов и от средоточий промышленной деятельности».

Поэзия рабочих раздражала славянофилов, очевидно, не столько своей формой, сколько содержанием. Уже первые-песни рабочих свидетельствовали о чувстве ненависти к эксплуатации, выражали протест против бесчеловечности.

Пропадай ты, Матюшин,

Со заводом со своим,

Со товаром со гнилым…

Эти слова песни, записанные Кольцовым, вошли во многие произведения рабочего фольклора.

Интересно отметить и то, что Кольцов записал несколько анти поповских песен.

Если анти поповские сказки первой половины XIX в., науке известны довольно широко, то анти поповские песни мы знаем лишь в немногих записях. Цензура сделала все, чтоб не допускать их в печать. Вспомним, даже в «Сказке о попе и работнике его Балде» А.С. Пушкина при опубликовании поп был заменен Купцом-Остолопом. В печать попадали лишь безобидные, шуточные анти поповские песни.

Песня же «Поп ты гулян, поп буян», записанная Кольцовым, является злой сатирой на духовенство. О том, что подобные произведения имели широкое распространение в России, свидетельствует В.Г. Белинский в своем знаменитом «Письме к Гоголю»: «Неужели Вы, автор «Ревизора» и «Мертвых душ», - писал Белинский, - неужели Вы искренно, от души, пропели гимн гнусному русскому духовенству. Неужели же в самом деле Вы не знаете, что наше духовенство находится во всеобщем презрении у русского общества и русского народа?».

Особенно же широко в собрании Кольцова представлены записи традиционных крестьянских песен. Многие стороны крестьянской жизни нашли отражение в этих песнях: стремление к свободе («Ты воспой, ты воспой, душа соловьюшек») протест женщины против унизительного положения в семье («Попляшите, девушки»), осуждение социального неравенства (во многих песнях), протест против неравных браков («Не под свет заря занималася» и др.) и т. п.

Большинство этих песен известно и в других вариантах, но Кольцов, большой художник слова, строго отбирал лучшие из них. Возьмем для примера песню «Чернецкое пиво разымчиво было». В науке она представлена многими вариантами, но все они не идут ни в какое сравнение с записью Кольцова. Вот вариант, опубликованный в «Воронежских губернских ведомостях» в 1852 г.:

Как за морем диво - варил чернец пиво.

Разымчиво было, в голову вступило.

Нельзя мне тряхнуться, нельзя ворохнуться.

Разымчиво было, в шею вступило...

Разымчиво было, в рученьки вступило...

Разымчиво было, в ноженьки вступило...

Эта запись, в сущности, только еще вступление к песне, а не сама песня.

Собиратель (фамилия его неизвестна) записал, должно быть, первый попавшийся ему текст. Текст же Кольцова куда более выразителен:

Чернецкое пиво разымчиво было.

Чернечик, чернечик, чернечик.

Ты мой, - горюн молодой.

Вступила хмелина В буйну голову.

Чернечик - ты мой, - горюн молодой.

Березки я резал, Метелки вязал.

Березки - я резал, метелки вязал, метелки - вязал.

Метелки вязал, Я возок наклал.

Я возок - возок наклад.

Я возок наклал, Буренку впрягал.

Буренку - впрягал. В Москву отправлял,

«По метлы» - кричал, «по метлы» - кричал.

Случилося ехать Немецкой слободой.

Чернечик ты мой, горюн молодой.

Увидел он девчонку, сидит под окном.

Сидит - под окном. Сидит под окном,

Играет цветком. Играет - цветком.

Легонько подкрался. Тихонько сказал...

Тихонько - сказал. Тихонько сказал:

Я тебя люблю. Люблю - люблю.

Собрание Кольцова поражает современных исследователей не только оригинальностью содержания, но и совершенной для того времени техникой записи. В ту пору было еще в обычае записывать и издавать песни не такими, какими они поются народом, а обработанными и приглаженными по вкусу дворянского читателя. Правда, некоторые собиратели стремились воспроизвести текст песен возможно точнее и понимали, что обработка их недопустима. Эти собиратели добросовестно, под диктовку записывали песни часто даже с диалектными особенностями речи певца. Так, например, в 30-х гг. XIX в. записывал песни П.И. Перевлесский. Приведем для примера начало записанной им песни:

Ай, Дунюшка Хамина

По бережку ходила,

Тужить, плачить,

По раговской старане:

«Знать мне не бывать на тебе.

Пивца, винца не пивать,

Сладкай ватачки не кушати»…

Очевидно, что Перевлесский (в то время он был студентом Московского университета) стремился возможно точнее передать особенности песни. На первый взгляд, он достиг своей цели. На самом же деле это не так. фольклор поэт сборник

Может быть, запись Перевлесского и окажет полезную услугу диалектологам, но исследователя поэзии народа она удовлетворить не может. Все дело в том, что Перевлесский, записывая песню под диктовку певца, не сознавал, что это не рассказ, не стихотворение, а именно песня. Песня не сказывается, а поется, только во время пения проявляются все ее поэтические особенности. Записывать песни нужно не под диктовку, а во время их исполнения, пения. К этому простому и очевидному выводу наука подходила довольно медленно. Для Кольцова же он был совершенно ясен. Вот, например, приведенная выше песня, но уже в записи поэта:

Ай Дунюшка Фомина - Фомина,

По бережку ходила - ходила.

Правой ручкой махнула - махнула,

Сердечушком вздохнула - вздохнула.

«Ах свет, моя сторона - сторона.

Немецкая слобода - слобода,

Знать мне там не бывать - не бывать,

Вина, пива не пивать - не пивать.

Калачиков не едать - не едать...

Как видим, в записи Кольцова эта же песня приобрела характер музыкального, ритмически четко построенного произведения.

Отметим, что Кольцов не случайно, а вполне сознательно стал записывать песни во время исполнения. Об этом, в частности, свидетельствует следующий факт. Песня «Ты стой, моя роща» им была записана дважды - под диктовку и во время исполнения - пения. Он приводит обе эти записи, помещая их рядом и показывая тем самым, как много зависит от метода записи песни.

Сравним обе записи. Запись под диктовку:

Ты стой, моя роща,

Стой, не расцветай,

Стой, мил хороводец,

Стой, не расходись...

Запись во время исполнения:

Ой-ой Ты стой, моя роща, ой,

Ты стой, моя роща, стой, не расцветай,

Стой, не расцветай, ой стой, мил хороводец,

Ой Стой, мил хороводец, Стой, не расходись,

Стой, не расходись...

О принципиальном различии этих записей писал он Краевскому: «Надобно заметить: так. Как я ее записал, она имеет слова точные, из слова в слово; но поют в хороводе ее иначе. Все стихи у них повторяются несколько раз и большею частью перемешиваются, и есть при других стихах прибавление из гласных букв, частицы к стихам, например о, ой, оой, аой, ай-ой. У меня есть она и этак списана, и очень верно. Буде угодно, я вам пришлю. Эта песня удивительно как хороша на голос, жаль, что я не умею положить голоса».

Поскольку Кольцов рассматривал песни как выражение народной жизни, его интересовало не только их содержание, но и условия бытования и исполнения песен.

Часто, если содержание записи недостаточно ясно, Кольцов сопровождает ее примечаниями. Так, например, в песне «Не под свет заря занималась» рассказывается о том, как «негодный муж из мертвых восстал» и стал целовать свою жену. Содержание этой песни кажется нелепо-фантастическим. Из примечаний Кольцова все становится ясным: «В хороводе молодой парень ложится наземь. В головах стоят вместо отца и матери парень с девушкой. В ногах вместо жены - девушка. Хоровод поет песню. Девушка, заменяющая жену, в конце песни плачет. Мертвый встает, целуется с ней. Весь хоровод грохочет наповал».

Кольцов всегда стремился к точности и не позволял себе вносить никаких исправлений в текст песен. Об этом свидетельствуют копии тех песен, которые были отосланы им Белинскому. Разночтения в них совершенно ничтожны. Так, например, в песне «Ты взойди, ты взойди, красно солнушко» в тетради Белинского семнадцатая строка имела вид: «Хорошо лоточка изукрашена», в тетради № 1 она была изменена: «хорошо лотка изукрашена». В тетради Белинского тридцать первая строка читалась: «Она каялась»; в тетради № 1: «Она каилась» и т. п. Судя по всему, Кольцов приходил все к большему убеждению, что необходима фонетическая запись песен. Незначительная правка текста песен, которую делал Кольцов, шла именно в этом направлении.

Отметим следующую особенность записей Кольцова: в них обычно отсутствуют знаки препинания. Объясняется это не безграмотностью поэта. Ведь в тетради, посланной Белинскому, Кольцов всюду расставил знаки в соответствии с синтаксическими нормами того времени. Отсутствие же знаков в других тетрадях, очевидно, объясняется тем, что поэт столкнулся с неразрешимыми для него трудностями. Он понимал, что обычная расстановка знаков препинания нарушает интонационную структуру песен. Не зная, как лучше расставить знаки, он доверил это дело издателям. Заметим, что эта проблема не решена и до сих пор. Обычно синтаксические знаки в песнях ставятся в соответствии с грамматическими нормативами. Так поступили и мы, готовя к публикации песни, записанные Кольцовым.

Обычно Кольцов не различает отрицательных частиц «не» и «ни» и пишет «ни», причем с глаголами «ни» у него пишется вместе. В нашей публикации частицы «не» и «ни» печатаются в соответствии с грамматическими нормами.

Не употребляет обычно Кольцов и больших букв там, где это необходимо.

В остальных случаях мы сохранили фонетическую запись Кольцова: тово, гуляить, заставляить, пролуб, возми, слати (вместо стлати), що ж (вместо что ж) и т. д. и т. п. Одним словом, если написание Кольцова имеет какое-нибудь значение для уяснения произношения слова, то оно всюду сохраняется. Песни, записанные Кольцовым, еще долго будут изучать специалисты, но уже теперь ясно, как велико значение их. Они обогащают песенную культуру нашего народа, а исследователям дают ранее им не известный материал. Помогут они и более углубленно изучить творческие истоки одного из самых выдающихся наших национальных поэтов.

Размещено на Allbest.ru

Подобные документы

Детские и юношеские годы А.В. Кольцова, его самообразование и развитие литературного таланта. Тематика и главные герои песен и дум русского поэта, роль природы в его творчестве. Отношения с Белинским и письма Кольцова, его болезнь и ранняя смерть.

реферат , добавлен 05.01.2013


Особенности детского фольклора, его самобытность и оригинальность как феномена культуры и устного народного творчества. Происхождение, содержание, сюжет, образная система колыбельных песен и прибауток, механизм действия пестушек и структура потешек.

реферат , добавлен 13.11.2009


Подходы искусствоведов к классификации русской народной песни. Примеры из песен где присутствует явное повторение ключевых слов. Образ розы и березы в народном творчестве. Понятие символа. Повтор как средство художественной выразительности, происхождение.

контрольная работа , добавлен 22.01.2016


Изучение творчества О.Э. Мандельштама, которое представляет собой редкий пример единства поэзии и судьбы. Культурно-исторические образы в поэзии О. Мандельштама, литературный анализ стихов из сборника "Камень". Художественная эстетика в творчестве поэта.

курсовая работа , добавлен 21.11.2010


Жизнь и творчество русского советского поэта, сценариста, драматурга, автора и исполнителя собственных песен Александра Аркадьевича Галича. Детство и юность, начало творчества. Политическая острота песен Галича, конфликт с властями, высылка и смерть.

презентация , добавлен 28.04.2011


Тема поэта и поэзии является одной из важнейших тем в творчестве Н.А. Некрасова. Она протянута через несколько его произведений, в частности "Поэт и гражданин" и "Элегия".

сочинение , добавлен 16.12.2002


Формирование творческого пути Роберта Бернса и тематика его произведений. Место любовной лирики в творчестве шотландского поэта. Использование Р. Бернсом фольклора Шотландии, сюжетов и приемов народных баллад при создании собственных произведений.

презентация , добавлен 13.11.2016


Обзор взаимоотношения русской поэзии и фольклора. Изучение произведений А.С. Пушкина с точки зрения воплощения фольклорных традиций в его лирике. Анализ связи стихотворений поэта с народными песнями. Знакомство с лирикой А.С. Пушкина в детском саду.

курсовая работа , добавлен 22.09.2013


Тема поэта и поэзии в творчестве В. Маяковского. Особенности таких произведений русского поэта, как "Приказ №2 по армии искусств", "Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче", предсмертного письма "Всем", поэма "Во весь голос".

презентация , добавлен 17.04.2011


Описание основных фактов из жизни Сергея Александровича Есенина. Их отражение в творчестве и проявление в ведущих мотивах его произведений. Признание первого стихотворения поэта. Отношение Есенина к революции. Самобытность его поэзии. Образ жизни поэта.

Тема «Кольцов и народная поэзия» привлекала внимание многих исследователей творчества поэта и фольклористов. Решалась она обычно в двух аспектах: во-первых, ученых интересовала степень близости к народной песне собственных песен и стихотворений поэта; во-вторых, деятельность Кольцова как собирателя произведений фольклора.

При чтении всей этой, довольно обширной литературы поражает противоречивость суждений, высказанных разными авторами. Одни из них, начиная с Белинского, утверждали тесную связь поэзии Кольцова с народной песней (1). О ней писали в статьях о Кольцове и Добролюбов, и Салтыков, и В.И. Водовозов, в исследованиях советского времени эту связь изучали В.М. Сидельников, В.А. Тонков, П.Д. Ухов (2).

С другой стороны, некоторые авторы, начиная с работы М.Ф. де Пуле (3), отрицали непосредственную связь Кольцова с живой народной традицией (В.В. Данилов, (4)) или говорили об ограниченности этой связи, утверждая, что источники его творчества кроются в русской литературе первой половины XIX в., в сентиментально-романтической поэзии этого периода (А.И. Некрасов, (5)). В пору утверждения вульгарно-социологического метода в литературоведении П.М. Соболев вообще противопоставлял Кольцова народному творчеству, считая поэта выразителем идеологии мещанства (6).

Документальные материалы и объективные факты решительно опровергают все эти ошибочные или тенденциозные утверждения о том, что Кольцов будто бы оставался равнодушен к фольклору.

Вскоре после смерти Кольцова, еще до издания собрания его стихотворений (1846 г.), которому предпослана была статья Белинского, студент Харьковского университета А.М. Юдин, лично хорошо знавший Кольцова, сообщил, что Кольцовым было собрано большое количество песен, и высказал опасение за их судьбу. Юдин писал, что поэт «имел особенный дар заставлять поселян высказать все песни, какие им известны» (7), сам пел, вызывая крестьян на исполнение (8).

Через два года после этой статьи Киреевский в числе лиц, доставивших ему песни, назвал Кольцова, приславшего ему песни из Воронежской губернии (9).

В 1868 г. П.А. Бессонов, в 7-м выпуске «Песен, собранных П.В. Киреевским», в комментариях к песне «Ты взойди, взойди, солнце красное» отметил, что та же самая песня записана Кольцовым в Воронеже и отдана для издания Белинскому (10). В составленной П.И. Якушкиным и В.А. Елагиным черновой описи архива (1848 г.) также было упомянуто имя Кольцова, чьи записи хранятся в архиве (11). Однако самые записи песен не были обнаружены.

Из писем Кольцова к А.А. Краевскому, впервые опубликованных в 1879 г. («Древняя и новая Россия», № 3), стало ясно, что, начав в 1837 г. Упорно заниматься собиранием фольклора, поэт посылал свои отдельные записи Краевскому, надеясь опубликовать их в «Отечественных записках», где в конце 1830 - начале 1840-х гг. печатались многие фольклорные материалы. Поэт обращался к редактору журнала с вопросами, надеясь получить совет и помощь в новом и трудном для него деле. «Я собрал несколько пословиц, но не знаю, какие мне именно записывать: какие попало или каких нет у Богдановича и Снегирева», -писал он 12 февраля 1837 г. 16 июля того же года Кольцов сообщал своему корреспонденту, что принялся собирать народные песни, а 28 июля упрекал его за то, что тот не откликнулся на посланную песню: «Ответ мне ваш нужен в теперешнее время потому более, что я, как вам уже писал, принялся собирать русские народные песни пристально. Но, может быть, они вам или не понравятся, или нет, какие бы нужно собирать; следственно, труд мой будет в таком случае совершенно напрасен; а их собирать и копотко и трудно, притом мне, без ваших наставлений, самому потрафить трудно» (12).

Очевидно, собирание увлекло Кольцова, и ему хотелось выполнить начатое дело как можно лучше, на уровне требований времени, которые ему не вполне хорошо были известны. Впрочем, как это явствует из других писем поэта (Краевскому, А.Н. Черткову, Белинскому), он внимательно знакомился с выходившими сборниками произведений народной поэзии, знал не только сборник пословиц Снегирева, но и его «Русские простонародные праздники», сборники И.П. Сахарова, интересовался сочинениями казака Луганского (В.И. Даля) и др. (13), высказывал свои суждения о публикациях фольклора, одобрял сведения, приведенные Снегиревым (14), восхищался песнями, опубликованными в «Отечественных записках» 1839 г. (15). Не получив желаемого ответа и руководства от Краевского, Кольцов, по-видимому, в следующем, 1838 г. Послал тетрадь собранных им песен Белинскому. Песни опубликованы не были, и это дало основание Кольцову - предположить в письме к Белинскому от 15 августа 1840 г. (16), что Белинский потерял посланную ему тетрадь, а позднейшим исследователям творчества Кольцова - обвинять Краевского и Белинского в невнимании и в том, что они были причиною безвозвратной утраты сборника песен, составленного Кольцовым. «Его собрание пропало - и вряд ли можно теперь надеяться, чтобы собранные им песни оказались не погибшими и благодаря какой-либо случайности нашлись», - писал в 1907 г. Н.А. Янчук (17). Дальнейшие архивные разыскания опровергли эти обвинения.

Среди бумаг Краевского, хранящихся в ГПБ, в папке копий, была обнаружена рукопись Белинского «Народные песни (из сборника русских народных песен, собираемых А.В. Кольцовым)», описанная И.А. Бычковым без указания имени переписчика (18). Рукопись заключала тексты пяти песен. Из них только «Две народные песни» были опубликованы в 1909 г. А.И. Лященко, подготавливавшим юбилейное академическое Полное собрание сочинений Кольцова. Это были песни:

I) «Ты стой, моя роща, стой, не расцветай!» и 2) «Как у князя было, кня-

зя, у князя Волконского» (в этом же издании были опубликованы «Рус-

ские пословицы, поговорки, приречья и присловья, собираемые Алексе-

ем Кольцовым». Воронеж, 1836 (19)). Другими сведениями о собранных

Кольцовым песнях дореволюционное литературоведение не располага-

ло. Лишь в конце 1940-х гг. к этому материалу (списки пяти песен, сде-

ланные Белинским) обратилась Р.Б. Заборова (20). Она опубликовала

тексты песен, переписанных Белинским из собрания Кольцова: «Как у

князя было, князя, у князя Волконского», «Во сыром-та бору брала Ма-

ша ягодки», «Ты взойди, ты взойди, красно солнушко», «Никому так не

досталось», «По лужочку гуляла» (в настоящем издании № 1, 16, 7, 10,

II) . Эти песни раскрывали различные стороны общественной и семей-

ной жизни народа и отличались художественностью, свидетельствуя о

высокой требовательности и вкусе как поэта-собирателя, так и Белин-

ского, отобравшего именно эти песни для публикации в «Отечествен-

ных записках».

Дальнейшие наблюдения сделаны были П.Д. Уховым, нашедшим в архиве Киреевского пять тетрадей публикуемых в настоящем томе песен, записанных Кольцовым (о своих разысканиях П.Д. Ухов сообщил в статье «А. Кольцов - собиратель народных песен». - «Подъем» (Воронеж), 1958, № 6, стр. 93).

Исследуя вновь открытый материал записей Кольцова, Ухов подчеркнул своеобразие его как собирателя, противостоявшего славянофильскому лагерю, где идеализировались архаические стороны народного быта и с любовью собирались древнейшие памятники фольклора. «Кольцов первым заметил рождение песен нового общественного класса - рабочих». Песня «Как у славнова заводчика» (№ 36), которую Кольцов снабдил примечанием: «В Москве поют на фабрике фабриш-ные на семик», по мнению Ухова, «едва ли не единственная известная науке запись фольклора рабочих первой трети XIX века». Песня «Поп ты чудила, поп буян» (№ 18) - образец антипоповской песни, которая в записях первой половины XIX в. Встречается редко. Есть среди записей

Кольцова солдатская песня «Зимовая стужа нам, солдатушкам, служба» (№ 46). Одна казачья «Что за диво за такое», также с ярко выраженным социальным элементом: речь идет о том, как казак «плеткою стегнул» офицера, приговаривая: «Не боярска, сударь, честь в окно к девушке лезть» (№ 31), две песни «удалых», отобранные Белинским для «Отечественных записок» и процитированные им в четвертой статье «О народной поэзии»: «Ты взойди, ты взойди, красно солнушко» (№ 7) и «Никому так не досталось» (№ 10), упомянутая уже выше баллада о Ваньке-ключнике и князе Волконском (№ 1). С удалыми песнями перекликается ответ героя губернатору в песне «Ох ли пропала пропажа». Своими товарищами он называет темную ночь, булатный нож, доброго коня и вос-тру саблю (№ 45). Песня «Как и я, молода» (№ 32) призывает женщину привыкать «ко чужой ко семье» и рассказывает о свекоре, свекрови, деверьях, золовках, т. е. относится к группе семейных. Большая часть песен относится к уличным хороводным-игровым, по тематике это песни любовные, повествующие о различных оттенках любовного чувства: о любви, сушащей героя или героиню (№ 21, 23, 37), о выборе в хороводе суженой или суженого (№ 27-29, 33, 34, 38, 40), о разлуке и измене (№ 22, 24, 26), о неровне или ревнивом муже (№ 3) и др.

Записи Кольцова представляли самые различные стороны жизни народа, к чему, по-видимому, и стремился поэт. Самое это стремление, отличавшее Кольцова от собирателей-славянофилов, сближало его с Белинским, статьи которого о народной поэзии 1841 г. Полемически заострены были против идеализации архаических сторон народного быта и творчества и также характеризовались глубоко дифференцированным отношением к народной поэзии.

Критик видел в народном творчестве отражение как грубых сторон патриархального быта древней Руси (оценка им ряда мотивов в былинах), так и героических черт народного характера (Новгородские былины), молодецкой удали (песни «удалые»), сильного и грациозного чувства любви (песня «На горе стоит елочка») и порожденной условиями жизни народа грусти «души крепкой, мощной, несокрушимой» (21). Эта близость взглядов на народную поэзию Белинского и Кольцова не была случайным совпадением. Ее следует считать закономерным следствием тесного дружеского общения критика и поэта, начавшегося с их первого знакомства в 1831 г. И особенно укрепившегося в последующие приезды Кольцова в Москву и в Петербург (1836 и 1840 гг.) и отразившегося в их переписке.

Белинский считал 1831 г. переломным в творчестве Кольцова, когда от ранних стихотворных опытов в духе подражаний он «решительно обратился к русским песням». По-видимому, перелом этот произошел не без влияния Белинского, открывшего юноше его истинное призвание, его «настоящий род - русскую песню», которой до того Кольцов чуждался, считая этот род поэзии чем-то «простонародным, грубым и вульгарным». Но, по словам Белинского, песня и «очаровывала его в устах простого народа» (22).

Можно думать, что беседы об этом новом, истинном направлении поэзии Кольцова, указанном поэту Белинским, переходили и в рассуждения о самой народной поэзии, ее светлых и темных сторонах. Беседы эти помогали Кольцову, хорошо и всесторонне знавшему фольклор, осмыслить его значение, определить, что в народной поэзии могло послужить основой его собственного творчества. «Не на словах, а на деле сочувствовал он простому народу в его горестях, радостях и наслаждениях. Он знал его быт, его нужды, горе и радость, прозу и поэзию его жизни», - писал Белинский о Кольцове (23).

Это знание и помогло Кольцову отобрать в свое собрание песен разнообразный и в то же время типичный материал, отразивший народный быт и характеры. Откликнувшись на призыв Краевского собирать фольклор, Кольцов в то же время намеренно старался развеять то одностороннее, романтическое отношение к народной поэзии, которое присуще было не только славянофилам, но в 1830-е годы охватило многих деятелей литературы, не принадлежавших к славянофильскому лагерю, которому не чужд, вероятно, был и Краевский. «А песни, какие и волочатся, то просто все беспутные, из них посылаю вам посмеяться при сем», - писал он Краевскому 12 февраля 1837 г., а в письме от 16 июля Кольцов снова замечает: «Присказками-то я вас уже употчивал, чай, не захотите в другой раз: больно солоно! Что вы до сих пор не сказали об них ни слова? Да, кажется, никогда не скажете ничего» (24). В бумагах Краевского сохранились три присланных Кольцовым произведения, носящие сатирический характер и примыкающие к антиклерикальному фольклору. Это народные анекдоты «К абединьки хлешшут» (о колокольном звоне), «Цыган и поп» (о торге цыгана с жадным попом) и балагурная песня «Гаврила». Естественно, что ни эти тексты, ни песни, подобные балладе «Как у князя было» и на сюжеты удалых песен, Кра-евский не опубликовал.

Изучение найденного П.Д. Уховым материала показывает, что, отбирая из пятидесяти записанных текстов песни для Белинского и переписывая их в особую тетрадь, Кольцов делал это, прекрасно представляя себе (очевидно, по личным встречам и беседам предыдущих лет), что особенно могло заинтересовать его друга в фольклоре. Характерно, что именно эти темы народных песен выделены Белинским в его четвертой статье «О народной поэзии» опубликованной в 1841 г. И писавшейся не только под впечатлением вышедших уже к тому времени сборников Сахарова и собирателей XVIII в., но и под впечатлением рукописной тетради Кольцова. Именно из этой тетради Белинский заимствовал строки удалых песен. В записи Кольцова (№ 7):

Мы не воры ведь,

Не разбойнички,

Атаманы все мы, охотнички.

В статье Белинского:

Мы не воры, - мы разбойнички, Атамановы мы работнички.

Из нее же извлек он песню «Во сыром-та бору брала Маша ягодки» (25).

Исследователи Белинского неоднократно указывали на ограниченный круг фольклорных источников, которыми мог пользоваться критик, работая над статьями о народной поэзии, и на тенденциозность подбора материала во многих из них (труды собирателей 1830-х гг. Сахарова, Снегирева и др.).

Найденные П.Д. Уховым тетради Кольцова показывают, что круг этих источников был шире, чем предполагали исследователи. Именно рукописное собрание песен Кольцова подтвердило многие суждения Белинского: высокую оценку, данную им удалым, любовным, лирическим песням и т. д.

Близость взглядов Кольцова и Белинского сказалась и в отношении их к работе собирателя, и в характере использования Кольцовым материала народной поэзии в его творчестве. Известно, что Белинский, живо интересовавшийся работой молодых собирателей народной поэзии (М.Д. Суханов, Ф.Д. Студицкий, И. Нефедьев и др.), неоднократно указывал на необходимость точного воспроизведения фольклорного текста (26). Этому принципу следовал и Кольцов. В письме к Краевско-му от 28 июля 1837 г., описывая хороводную игру, сопровождаемую песней «Ты стой, моя роща» (№ 33-34), он замечал: «...так, как я ее записал, она имеет слова точные, из слова в слово; но поют в хороводе ее иначе. Все стихи у них повторяются несколько раз и большею частию перемешиваются; и есть при других стихах прибавление из гласных букв, частицы к стихам, например: о, аи, оой, аой, ай-ой. У меня есть она и этак списана, и очень верно. Буде угодно, я вам пришлю. Эта песня удивительно как хороша на голос; жаль, что я не умею положить голоса» (27). Из этого следует, что Кольцов записывал песни не только под диктовку, но проверял запись с голоса, отмечая, как преображался текст в живом исполнении.

П.Д. Ухов сопоставил текст собирателя 1830-х гг. П.И. Перевлес-ского, записавшего под диктовку песню «Аи, аи Дунюшка Хомина по бережку ходила», и запись Кольцова «Аи Дуняшка Фомина, Фомина по бережку ходила, ходила» (№ 35), сделанную, видимо, с голоса при исполнении хором (28). Текст Кольцова оказался точнее, сохранив характерные для исполнения «на голос» повторы, припевы и т. д.

Важны были для поэта и условия бытования песни, характер ее исполнения. Посылая Краевскому песню «Ты стой, моя роща», Кольцов сообщал в письме: «Эту песню поют в Серпуховском уезде, в волости Хатунской, весною, в хороводе, с следующим порядком.

Хоровод становится в круг; берут друг друга за руки девушки и молодцы; в середине хоровода один парень становится в венке, расхаживает, поет и пляшет:

Сронил я веночек, -

здесь он снимает с себя венок и бросает наземь. Он над ним стоит; хоровод ходит, поет до «Ты стой, моя роща». Здесь он поднимает венок, надевает на голову, вновь ходит, пляшет и поет; и во второй раз повторение делают так же. В третий раз сначала тоже:

Девушка идет, Красная идет, Веночек несет, -

хоровод становится, поет; одна девушка из него выходит, поднимает венок, надевает на молодца или, как она говорит, на «хороводчика», целует его. И конец игре!» (29)

Обстоятельными примечаниями, содержащими описание игры, сопровождаются в рукописи также песни № 25 и № 38.

Близость поэзии Кольцова к народной песне очевидна, что неоднократно отмечалось.

Однако текстуальных совпадений песен Кольцова с какими-либо определенными фольклорными источниками исследователям установить не удалось.

А.И. Некрасов в статье «Кольцов и народная лирика» произвел скрупулезное сопоставление стихов Кольцова, написанных в духе народной песни, с текстами русских песен по собранию А.И. Соболевского и пришел к следующим выводам: «В формах и оборотах речи, в стихотворном размере, в художественных образах мы слышим отзвуки народной лирики. Но нельзя сказать, чтобы народные художественные формы целиком, без обработки, были внесены Кольцовым в его поэзию. (.) Темы многих песен Кольцова сходны с темами народных песен, но разработка Кольцова всегда своеобразна» (30).

Некрасов выделил в творчестве Кольцова 63 песни, которые разделил по тематике на несколько групп. Среди них:

1) песни, где изображается судьба молодца (жалоба на судьбу, горе, одиночество, тоска по юности, проявление молодецкой удали);

2) песни, где говорится о любви молодца и девицы, отражено ожидание встречи, прощание молодца и девицы, их разлука, измена, воспоминание друг о друге и т. д.;

3) песни о крестьянском труде и хлебе;

Первые две группы песен имеют множество параллелей (отдельные мотивы, образы, но не сюжет в целом) в народной традиции.

Сопоставление текстов песен, записанных из уст народа самим Кольцовым, с его собственными произведениями приводит нас к аналогичным выводам.

Темы записанных Кольцовым песен, из которых большую часть составляют перечисленные выше любовные, повествующие о встречах любящих, о выборе суженой, о разлуке, измене и гневе обиженной, о силе страсти, тоски по милой, равно и как тема разбойника-удальца, часты в поэзии самого Кольцова. Любовная тема звучит в стихотворениях и песнях: «Последний поцелуй», «Деревенская беда» (1838), «Говорил мне друг, прощаючись.» (1839), «Не скажу никому.», «Разлука», «Не на радость, не на счастье...», «Дуют ветры...», «Грусть девушки» (1840), «Расступитесь, леса темные...», «Я любила его...»

Молодецкая удаль, тоска по воле - в стихотворениях и песнях: «Удалец» (1833), «В поле ветер веет.», «Стенька Разин» (1838), «Тоска по воле» (1839), «Дума сокола», «Так и рвется душа.» (1840).

Тема насильственного и несчастного брака, чужой семьи, развивающаяся в записанных Кольцовым песнях «Попляшите, девушки» (№ 3), «Как и я, молода» (№ 32), слышится в его песнях: «Ах, зачем меня силой выдали...», «Деревенская беда» (1838), «Без ума, без разума.» (1839) и т. д. Сюжетное совпадение (и то неполное) обнаруживается только в стихотворении Кольцова «Хуторок» (1839) и в песне «Милые дружки, целовальнички» (№ 8).

Общие для песен Кольцова и его фольклорных записей темы разработаны в характерных для народной песни образах: молодец удалой «соловьем засвищет» (ср. параллелизм молодец-соловей в песне «Ты воспой, ты воспой, душа соловьюшек», (№ 9), образы волжских удалых песен (в «Стеньке Разине») и др. Однако прямого заимствования стилистических средств из записанных материалов обнаружить нельзя.

Важнее отметить другое. Непосредственное знакомство Кольцова с народной песней во время ее собирания в 1837 г., несомненно, плодотворно сказалось на развитии в его собственном творчестве жанра песни. Число произведений, написанных Кольцовым в этом жанре после 1837 г., неизмеримо возросло по сравнению с первыми восемью годами. За период 1831-1836 гг., когда Кольцов, по словам Белинского, от подражаний другим поэтам обратился к народной песне, им было создано всего три песни («Ты не пой, соловей...», 1832; «Удалец», 1833; «Не шуми ты, рожь.», 1834) и несколько прославивших его имя стихотворений о крестьянском быте и труде, написанных в стиле народной песни («Сельская пирушка», 1830; «Песня пахаря», 1831; «Размышление поселянина», 1832; «Урожай», 1835; «Косарь», «Молодая жница», «Женитьба Павла», 1836); за последующие пять лет (1837-1841) число произведений, написанных поэтом, непосредственно по мотивам и в стиле народной песни, резко возросло и достигло нескольких десятков. При этом по содержанию и по форме они стали ближе к народной лирике, развивали темы любовных, удалых, семейных песен народа, те темы, которые звучали и в песнях, записанных самим поэтом.

Публикуемые песни в записях Кольцова представляют большой интерес. Они расширяют репертуар русской лирической народной песни первой половины XIX в., обогащают его текстами, записанными точно, нередко с голоса, с указанием на особенности исполнения, а в ряде случаев и на условия бытования песни.

Однако подражателем народной песни Кольцов не стал. Развивая темы народной лирики, восприняв ее общий дух и стиль, Кольцов остался поэтом самобытным. Это именно и определило оценку его таланта, данную Белинским, отметившим в его поэзии не сюжетную близость к фольклорным образцам, но способность выразить все главнейшие элементы народного духа: «страшную силу в страдании и в наслаждении, способность бешено предаваться и печали и веселию и, вместо того чтобы падать под бременем самого отчаяния, способность находить в нем какое-то буйное, удалое, размашистое упоение», народность в «чувстве», в «выражении» и вместе с тем большой такт в отборе стилистических средств, «единство, полноту, оконченность и выдержанность мысли и формы», ставшие основой оригинальности творчества поэта (31). Эта оригинальность была замечена и другими критиками демократического направления - Добролюбовым и Салтыковым, - писавшими о Кольцове в 1856 г. В 1861 г. В.И. Водовозов в статье «Кольцов как народный поэт» пытался восстановить ту оценку творчества поэта и то освещение вопроса о его связях с фольклором, которое давалось революционно-демократической критикой. Он показал не только близость

Кольцова к народной лирике в изображении страсти, горемычной любви, порывистой удали, но и то, чем отличается поэзия Кольцова от народной песни (анализ чувства, изображение свободной силы, созидающей семейную жизнь на новых, разумных началах труда и равенства и др.) (32).

Непонимание этого своеобразия поэзии Кольцова приводило некоторых исследователей его творчества к постановке неправильных задач: найти сюжетные совпадения его лирики с фольклором. Отсутствие же таких совпадений создавало ложные выводы о пренебрежении поэта к фольклору и даже о ненародности его произведений.

Публикуемый материал вносит ясность в разрешение и этого вопроса.