Недавно прочитала книгу Фредерики де Грааф "Разлуки не будет: Как пережить смерть и страдания близких" и хочу рассказать вам о ней, уважаемые посетители нашего сайта! Фредерика де Граф является православным психологом и 14 лет работает в Первом московском хосписе.

В её книге говорится о том, как помочь человеку, болеющему раком, и его родственникам.

Много совершенно разных аспектов проблемы помощи раковым больным затрагивает Фредерика в своей книге.

Описаны стадии (фазы принятия экзистенциального кризиса), которые переживает человек, узнав, что у него смертельное заболевание. Рассказывается, как надо вести себя родственникам на каждом из этапов.

Перечислим их: 1) отрицание; 2) гнев; 3) торговля; 4) депрессия; 5) смирение (этого этапа достигают только те больные, которые смогли преодолеть свои страхи); 6) надежда (присутствует на всех этапах).

В книге описано множество случаев, когда люди (или их родные) были в отчаянии перед смертью и, наоборот, когда они ушли умиротворенно и радостно и близкие спокойно их отпустили (что немаловажно для умирающего). Не всем и не всегда Фредерике удалось помочь, но для многих её поддержка оказалась неоценимой. Так что же позволяет человеку приобрести спокойствие и радость в столь ужасных условиях, как раковое заболевание?

Во-первых, он должен "взглянуть в лицо" своему страданию, не пытаться закрыться от него, обмануть себя, а мужественно его переживать. В таком переживании помогает то, что человек живёт "здесь и сейчас", не вспоминает о прошлом страдании и не думает о будущем. Также автор считает, что родные не должны скрывать от болеющего человека его диагноз, иначе эта ложь негативно сказывается на пациенте и на его отношениях с близкими.

Во-вторых - и это самое главное - (и здесь Фредерика цитирует В. Франкла) человек должен выйти за пределы себя самого и своего страдания. То есть должна быть какая-то задача, цель, которая выше его самого. Это может быть какое-то дело, может быть любовь к человеку или любовь к Богу.

Фредерика пишет о том, что Любовь не умирает со смертью человека, отношения с ним продолжаются и та тоска, которую мы чувствуем, та пустота, которая образовалась у нас в душе, как раз и позволяет поддерживать эту связь с умершим человеком. Мы можем подумать о его хороших качествах, о том, что мир потерял с его уходом, и можем постараться развить в себе такие же свойства, подражать ему в том хорошем, что у него есть, чтобы этой потери для окружающих не произошло.

Фредерика много раз видела людей незадолго до смерти и в момент смерти. Она описывает немало случаев, как люди преображались, просвещались какой-то тихой радостью. Они уже предчувствовали переход в иной мир, уже частично как бы находились в нём.

В своей книге Фредерика также пишет о чувстве вины , непрощённых обидах и как от этого груза избавиться перед смертью, потому что он очень мешает больному, он может маяться и не находить себе места. Также она рассматривает вопрос, что может лежачий больной дать своим родным, потому что он может чувствовать себя обузой . Но это не так! Теперь он может не суетиться, спокойно размышлять. Он может стать источником тишины и покоя для окружающих. Также он может молиться о них, если он верующий. Автор приводит пример, как один умирающий от рака мужчина сначала хотел покончить самоубийством, но потом у него это желание пропало, потому что он нашёл для себя задачу - "стать для окружающих проводником в иной мир". Больной может стать для других людей примером терпения и мужества. Кроме страха стать обузой в книге обсуждаются и другие страхи болеющих раком людей и то, как помочь с ними справиться: страх боли и потери контроля над собой; страх разлуки; страх небытия, потери идентичности; страх встречи с Творцом; страх перед бесконечностью и неопределённостью конца; страх перед неизвестностью, каким будет уход из жизни; страх потери своего физического облика; страх от осознания, что поздно начинать жить по-настоящему; страх потери финансового статуса; страх потери привычного окружения, социума и др.

Фредерика пишет и о психологической подготовке , культуре медицинского персонала, который ухаживает за больным. Важно научиться не думать о себе, быть открытым для больного. Быть рядом с ним и при этом не читать книгу, например, не говорить по телефону. А именно быть "настроенной" на болеющего человека. Можно молча сидеть рядом с ним, но быть готовой в любой момент выслушать больного, если он захочет поговорить. Для этого важно проработать какие-то свои психологические защиты. Например, больной напоминает какого-то неприятного нам человека, и важно осознать, что он-то тут ни при чём!

Автор пишет о том, что болеющий человек становится очень чутким ко всему, и даже приводит два реальных примера. Одна медсестра сидела далеко от больного, а рядом с ним сидели его родные. Она подумала: "Что за дурак, даже не хочет узнать свой диагноз". Тут больной открыл глаза и попросил, чтобы эта медсестра вышла и больше не приходила. А вот другой случай. Медсестра сидела рядом с больным молча, но сострадала ему в душе, и больной попросил, чтобы она всегда приходила.

Фредерика пишет также о том, как общаться, если больной не может говорить . Нельзя относиться к нему механически или как к ребенку. Можно общаться прикосновением или попросить больного написать, в чём он нуждается, что ухаживающие делают не так. Важно выражать сопереживание, понимание такому (и всем другим тоже) больному, поставить себя на место этого человека, ведь он такой же, как мы, и понять, что бы нам хотелось в этой ситуации. Если больной в коме , он всё слышит и понимает, и при нём нельзя говорить ничего вроде: "Когда же это кончится?" (то есть когда же он умрёт).

Человеку перед смертью очень важно, чтобы рядом находились близкие , любимые люди. Они очень много дают уже одним своим присутствием. Родным не надо суетиться, надо постараться забыть о своих переживаниях и быть вместе с больным, поговорить с ним, если ему это нужно. Если такой возможности нет, надо, чтобы кто-то из мед. персонала находился с больным до самого конца.

Пишет Фредерика и о том, как много мы передаем больному невербальными средствами : интонацией, мимикой, языком своего тела (позами, жестами, прикосновениями). У болеющего человека много времени, чтобы наблюдать за нами. Поэтому надо работать со своими страхами и психологическими защитами, чтобы не ухудшить его состояние.

Одна глава книги посвящена вопросу о том, как помочь родителям, у которых умер ребенок, а также его братьям и сёстрам.

В книге, помимо описания своего собственного опыта, Фредерика приводит цитаты из книг и дневников митрополита А. Сурожского, В. Франкла, Элизабет Кюблер-Росс (американский психолог, врач, создатель концепции психологической помощи умирающим и исследователь околосмертных переживаний) и других менее известных людей, чей вклад не менее значителен: Этти Хиллесум (умершей в газовой камере немецкого концлагеря во время Второй мировой войны), Летти Коттин Погребин (американская писательница и журналистка, у которой диагностировали рак).

В Хосписе Фредерике удается помочь как верующим, так и неверующим людям. Я думаю, что знакомство с этой книгой будет полезно всем психологам, независимо от их отношения к религии, а также не имеющим дело с болеющими раком людьми и их родственниками.

Литература:

1. Граф Ф. де. Разлуки не будет. Как пережить смерть и страдания близких / Фредерика де Граф; предисл. : Братусь Б. С. - 2-е изд. - М.: Никея, 2016. - 192 с.

Фредерика де Грааф до 25 лет жила в Голландии, но встреча с митрополитом Сурожским Антонием, который в 1975 году приехал в университет, где училась Фредерика, изменила ее жизнь. Через несколько лет Фредерика решилась переехать из Голландии в Англию, чтобы стать прихожанкой и духовной дочерью владыки Антония.

Свое второе имя, Мария, Фредерика получила при крещении. Крестилась она в Москве, куда приехала на стажировку в МГУ. Протоиерей Николай Ведерников крестил ее не в храме, а на квартире, тайно, как это часто происходило в советские годы. После этого визы в Россию ей не давали 15 лет.

Более 12 лет Фредерика де Грааф живет в России и помогает пациентам Первого Московского хосписа, их родным и близким. Многие помнят ее как человека, который был рядом в самые тяжелые минуты. Фредерика может снять физическую боль пациента, умеет выслушать, поговорить, или просто молча посидеть рядом, когда это нужнее всего.

Как сообщить диагноз

Митрополит Антоний говорит, что нельзя с легкостью сказать человеку: «Ты скоро умрешь», если у человека есть страх смерти. Владыка говорит, что в таких случаях необходимо постараться «открыть ему, что такое вечная жизнь, дать почувствовать, в какой мере он уже обладает вечной жизнью и насколько уверенность в вечной жизни помогает победить страх смерти. Не горе разлуки, не горечь о том, что смерть существует, а именно страх».

Надо определить вечную жизнь не с точки зрения времени (как бесконечную длительность), а с точки зрения ее качества – как жизнь, переливающуюся через край. Вечная жизнь, по словам владыки Антония, «не означает жить бесконечно и без конца, что могло бы быть очень неприятным прогнозом. Наоборот, это означает полноту жизни, это значит быть живым до такой степени, что никто не в состоянии отнять эту твою жизнь, что бы ни случилось».

Александра, девушка шестнадцати лет, поступила в хоспис в полном отчаянии. Ее физическое состояние не было таким плохим. Диагноз – рак молочной железы. Она прочитала в интернете о нестерпимых болях, которые невозможно облегчить, об ужасных страданиях. Она жила в будущем, где все это уже происходило, и это привело ее в глубочайшую депрессию. От страха она даже перестала говорить.

К тому же ее мама отказалась жить в реальности, в том, что происходит «здесь и теперь», и заранее ее похоронила. Мама говорила только о том, как она будет страдать без нее и как ей будет тяжело после похорон. То, что Александра нуждалась в поддержке, от мамы ускользало.

В результате девушка осталась совершенно одна, и понадобились многие недели лечения и бесед, чтобы хоть немного вывести ее из состояния депрессии. Постепенно она вышла из ступора и начала чем-то заниматься: вязать, читать… Страх остался, но он уже не владел ею, напротив, она контролировала его, она владела ситуацией.

Это пример того, как усугубляет страх неверно поданная информация, насколько она формирует негативный образ будущего, мешающий человеку встретиться лицом к лицу с реальностью.

«Что будет?» – это один из тех вопросов, которые часто мучают человека в периоды серьезных кризисов и перед смертью. Когда пациент спрашивает: «Я умираю?», он вовсе не обязательно хочет узнать правду. Чтобы понять, чего он хочет на самом деле, я часто говорю в ответ: «Напомните, пожалуйста, какой у вас диагноз?» Люди редко прямо отвечают: «У меня рак». Чаще всего в ответ можно услышать: «Я не знаю, мне не сказали».

На это можно реагировать по-разному. Можно спросить, какое пациент проходил лечение, где, в какой больнице лежал, была ли химиотерапия, облучение. Можно напрямую спросить: «А вы хотите узнать диагноз?» Но и тогда требуется особое чутье, чтобы понять, когда и каким образом об этом говорить, когда человек готов к такому разговору, а когда еще не время. Поэтому так важно, чтобы с самого начала были доверительные отношения с пациентом, чтобы мы знали как можно больше про него, про его жизнь, его характер.

Если пациент выбирает определенного человека, которому он доверяет, с которым он готов быть откровенным, этот человек должен присесть рядом и в глубоком молчании дать больному возможность рассказать о том, что лежит у него на душе: о его страхах, о его гневе или отчаянии. При этом больной должен чувствовать, что слушающий полностью присутствует рядом, он здесь и никуда не спешит.

После откровенного разговора очень важно не уходить до тех пор, пока не улеглись тревоги и страхи пациента. Я вспоминаю один эпизод из своей жизни в Лондоне. Однажды после очередной беседы владыки Антония у меня на душе было очень тревожно. Он это как-то почувствовал и сказал: «Давайте посидим». Мы присели, и он начал говорить о чем-то простом, незначительном. А когда увидел, что моя тревога улеглась, встал и сказал: «Ну, до свидания». Только спустя много времени я поняла, почему он так себя повел. Так следует поступать не только с больным, но и с любым человеком, который испытывает тревогу.

В нашем случае, если человек по какой-то причине находится в отчаянии, можно просто сесть рядом с ним и поговорить о чем угодно. Часто я спрашиваю: «Что было самое светлое в вашей жизни?» Я пытаюсь переключить внимание больного на что-то радостное, чтобы он не думал все время о тяжелом.

Кроме того, светлые, радостные воспоминания помогают человеку почувствовать, что жизнь прошла не напрасно. Это может снизить риск наступления депрессии, порожденной страхом или отчаянием.

Человек не всегда готов говорить о своем диагнозе. Но уход от сообщения диагноза, отрицание его чаще всего приводит к тому, что умирающий остается наедине со своими переживаниями, без всякой поддержки.

В Московском хосписе лежала пациентка Ольга. Рядом с ней все время был муж Игорь. Когда я впервые собиралась зайти к Ольге в палату, Игорь в коридоре жестко и даже гневливо сказал мне: «Она не знает свой диагноз и не должна догадаться по вашему поведению, что умирает!»

Мы вошли, и он начал принуждать Ольгу поесть. Она уже не могла или не хотела принимать пищу. Я стояла с другой стороны кровати и не знала, что сказать. В глазах у Ольги появились слезы, и Игорь закричал на нее: «Что ты плачешь? Кушать надо, чтобы выздороветь!» Ольга заплакала еще сильнее, отвернула лицо от мужа и посмотрела мне в глаза. Я только сказала: «Но бывает так тяжело, что хочется плакать, не так ли Ольга?»

Мы посмотрели друг на друга, и она кивнула головой в знак того, что все поняла. Через день она умерла. Муж был в истерике, ведь ему пришлось встретить лицом к лицу не только смерть своей жены, но и все свои страхи и отчаяние. Им обоим пришлось в совершенном одиночестве пережить неизбежную смерть, поскольку они не могли подготовиться к этой разлуке вместе и поддержать друг друга, а также привести в порядок финансовые и материальные вопросы.

Общение через молчание

Митрополит Антоний не раз говорил о том, что вершиной общения является молчание. Если нам нужны слова, чтобы поддерживать отношения, это значит, что мы еще не достигли высшей степени взаимопонимания.

Есть разные примеры бессловесной коммуникации. Бывает, что больной успокаивается, когда встречается взглядом с другим человеком: страдающий чувствует, что его по-настоящему увидели, и это уменьшает его тревогу.

Когда человек находится в коме, бывает так, что незадолго до своей смерти он вдруг открывает глаза, и по движениям его глаз и головы можно догадаться, что он кого-то видит и с кем-то разговаривает. Это не редкий случай.

Однажды меня попросили зайти к одной женщине, которая уже неделю была в коме. Ее дочери, находившейся в палате, было не по себе. Я вошла, познакомилась с дочерью и спустя какое-то время мы вместе подсели поближе к ее маме. Женщина лежала с закрытыми глазами, но вдруг открыла их, очевидно, кого-то увидев. Она с удивлением смотрела сияющим взглядом ввысь, в потолок. Через пять минут ее глаза потухли, она взглянула на свою дочь, снова ушла в себя и умерла.

Стоит помнить о том, что человек в коме все слышит, только он не в состоянии реагировать и отвечать. Тому есть много подтверждений. Люди, вышедшие из комы, часто могут в подробностях повторить все, что врачи или медсестры говорили, находясь рядом с ними.

Как научиться молчанию?

Молчание и пребывание с умирающим – это не только физическое присутствие рядом. Это присутствие без всяких защит. Это способность быть настолько открытым, чтобы в глубине своего сердца войти в состояние больного. Я часто вижу, что медсестры, сидящие с умирающим человеком, заняты своими думами, общаются по телефону или читают журнал. Это НЕ присутствие, НЕ пребывание. Поэтому это ничего не дает пациенту.

Тяжелобольной человек становится очень чутким. Один психотерапевт описал два случая из своей практики:

Умирающий человек был окружен близкими, а чуть поодаль в углу сидела медсестра. Она вдруг подумала с досадой: «Какой дурак! Не хочет узнать свой диагноз!» В это время пациент открыл глаза и попросил, чтобы эта медсестра ушла и больше не приходила.

Другой пример: медсестра сидела рядом с умирающим и молча жалела его – как бы переливала в него свое сострадание. Он вдруг открыл глаза и сказал: «Пусть эта медсестра останется со мной».

А вот что пишет митрополит Антоний Сурожский в своей книге «Человек перед Богом»: «Молчание – это не только состояние, в котором мы не употребляем слов, не производим звуков речи. В основе – это внутреннее состояние, когда мысли улеглись, сердце умирилось, воля устремлена в одном направлении без колебаний; и этому можно учиться в любой обстановке…

Молчание (и душевное и телесное) происходит или развивается, когда мы отсекаем, отодвигаем от себя беспорядочные желания, скажем, любопытство. Любопытство, которое нас просто извергает из себя самих, мы вне себя живем. Вне себя, потому что мы не можем успокоиться, пока не узнаем еще что-нибудь. Тут получается тревога ума, тревога сердца, и одно из самых основных упражнений, которому надо научиться – именно отпустить все, к чему липнет наша душа, все предметы любопытства, жадности, страха и т.д. – чтобы войти внутрь себя и изнутри смотреть на мир, а не быть как осьминог, который вытянул свои щупальца во все стороны и держит. Нам надо научиться самовластью: быть внутри и действовать свободно».

Такое умение молчать без всякой защиты со стороны присутствующих, умение быть рядом с человеком, ничего не требуя, молчать и в полном покое ждать, что будет – является ключевым для общения с тяжелобольным.

Медперсоналу полезно знать, был ли уже у пациента и его родственников опыт переживания болезни и умирания. Эти воспоминания неизбежно окрашивают их отношение к страданию, груз прошлого переносится ими на нынешнюю ситуацию. Именно это может быть причиной их суеты, защиты и неспособности пребывать в настоящем моменте.

Владыка в своих беседах рассказывал об одном больном девятилетнем мальчике. Его спросили: «Как тебе удается спокойно переносить свои страдания?» Мальчик ответил: «Просто я не вспоминаю боль и страдания, которые были в прошлом. Я думаю о том, что происходит сейчас, а не о том, что может быть в будущем».

Этот мальчик наглядно показал, что значит жить «здесь и сейчас» – в настоящем моменте. Как часто мы отягощаем то, что происходит сейчас, переживаниями прошлого! От нас никто не требует нести в себе то, что было и что будет. Наша ноша – это то, что происходит в данный конкретный момент. Нам было бы намного легче переносить испытания, если бы мы не утяжеляли настоящего бременем прошлого и воображаемого будущего.

Состояние «здесь и теперь» требует дисциплины отсечения ненужных эмоций и воспоминаний, требует собранности и трезвости. Но именно оно способствует внутреннему молчанию, так необходимому в общении с тяжело болеющим человеком.

Молитва в общении с болеющим человеком

Я знаю по своему опыту, что никоим образом нельзя навязывать человеку те или иные молитвы, если он не привык молиться и этого не желает. Это может только усиливать его страхи. Но можно молиться о болеющем молча, внутри себя, как бы держать этого человека перед лицом Божиим и просить Христа, чтобы Он пришел, чтобы Он был здесь с этим больным и его близкими.

По словам владыки Антония, заступничество в молитве значит в прямом смысле вступление в кризисную ситуацию – шаг в сердцевину бури, поэтому надо не только словами просить помощи у Господа, но быть готовым отдавать самого себя.

Роль молитвы особенно возрастает, когда активное делание уже практически невозможно. Именно тогда молитва помогает осмыслить происходящее и облегчить страдание.

В Московском хосписе лежал Николай – простой рабочий, мужчина средних лет. Однажды он меня спросил: «Вы не можете сделать мне укол?» Я переспросила: «Чтобы покончить с собой?» Он сказал: «Да!» Я ответила с улыбкой: «Николай Владимирович, этим мы здесь не занимаемся. Но знаете ли вы своего покровителя, Николая Чудотворца?» Он очень гордо ответил: «Знаю!» Тогда я предложила ему: «Знаете что, если вы действительно готовы перейти в иной мир, попросите святителя Николая стать вашим заступником, и я тоже буду ему об этом молиться». Николай посмотрел на меня с благодарностью. Он увидел выход из тупика. Через два дня он умер.

Нужно уделять особое внимание молитве и после смерти близкого человека.

В Православной церкви во время отпевания мы молим Бога об усопшем, мы свидетельствуем, что он жил не напрасно. Мы стоим с зажженными свечами – символом света его жизни, и просим Бога, чтобы он дал ему Свой мир. В конце панихиды мы просим Господа: «Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему… и сотвори ему вечную память».

Будем помнить, что молитва – это единственная возможная коммуникация с усопшим после его смерти. Чем глубже мы уходим в молитву, то есть в предстояние перед Богом, тем ближе мы с усопшим. Кроме того, искренняя молитва за усопшего может облегчить его состояние и быть ему в радость.

Когда началась Вторая мировая война, он занимал пост главврача в венской больнице для бедных. Франкл был евреем и вскоре оказался в концентрационном лагере. В общей сложности он провел в концлагерях почти три года, но ему удалось выжить.

Впоследствии, описывая свой опыт, Виктор Франкл писал, что в заключении встречался с двумя группами людей. Большинство заключенных старалось просто выжить, чего бы это ни стоило. Все их мысли были лишь об одном: как получить еще один кусочек хлеба. Но изредка встречались и другие люди, – которые, несмотря на жуткие условия существования, обретали смысл в чём-то превосходящем их самих: в чём-то возвышенном и прекрасном, в любви к родному человеку или к Богу.

Франкл считал, что человек несет ответственность даже за свое отношение к неизбежности собственной смерти. У нас есть выбор – стать жертвой судьбы или найти смысл в том, что происходит, чему-то научиться. Именно от отношения человека к своей судьбе (в частности, к смерти) зависит, попадет он в состояние экзистенциального вакуума или в состояние внутренней свободы.

Виктор Франкл, находясь в концлагере, пришел к важному выводу: самый главный вопрос, который стоит перед человеком, не «как выжить?», а «ради чего жить?» Не «что я могу взять от жизни?», а «что я могу дать жизни?» Он цитирует слова Ницше: «У кого есть “зачем”, тот выдержит почти любое “как”».

Вот что пишет Франкл: «Человек, который ищет смысл жизни, может его найти тремя путями: во-первых, он может усмотреть смысл в действии, в создании чего-либо. Помимо этого, он видит смысл в том, чтобы переживать что-то, он видит смысл в том, чтобы кого-то полюбить… Даже в безнадежной ситуации, перед которой он беспомощен, он при известных условиях способен видеть смысл.

Дело в позиции и установке, с которой он встречает свою судьбу, которой он не в состоянии избежать или изменить. Лишь позиция и установка дают ему возможность продемонстрировать то, на что способен один лишь человек: превращение, преображение страдания в достижение на человеческом уровне .

Виктор Франкл считает, что в жизни не существует ситуаций, которые были бы действительно лишены смысла:

«Осуществляя смысл, человек реализует сам себя. Осуществляя же смысл, заключенный в страдании, реализует самое человеческое в человеке. Мы обретаем зрелость, мы растем, мы перерастаем самих себя. Именно там, где мы беспомощны и лишены надежды, будучи не в состоянии изменить ситуацию, – именно там мы призваны, ощущаем необходимость измениться самим» .

Франкл цитирует человека, который пережил Освенцим: «Страдание имеет смысл, если ты сам становишься другим».

Я хотела бы привести пример пациентки хосписа, молодой женщины Оксаны, которая на мой вопрос: «Чему ты научилась благодаря болезни? Изменилось ли что-то в твоей жизни?» ответила следующее:

«Я стала глубже верить в Бога, вернулась моя вера в добрых людей. Я рада, что познакомилась со многими замечательными людьми. Вернулась какая-то детская наивность, открытость. Я стала чуть добрее и терпеливее к себе и другим людям. Мой характер стал мягче. Болезнь сейчас принимаю со спокойствием, без озлобления; со смирением. Я простила старые обиды, и на душе стало легко! Я стала вообще больше любить и ценить жизнь. И снова убедилась в том, что нужно жить в гармонии со своей душой и что нужно вовремя обращаться к врачам».

Здесь речь идет об обретении целостности, говорит владыка Антоний. Хочешь ли ты быть снова здоровым, для того чтобы возвратиться к тому, что разрушило тебя и в теле, и в душе? Хочешь ли ты жить отныне другую жизнь, жизнь цельную? Цельность, по владыке Антонию, означает жизнь в гармонии с Богом, и это важнее, чем физическое здоровье. Поэтому, если такая цельность связана с физическим выздоровлением – прекрасно, если нет, всё равно обретение ее – это благо.

Виктор Франкл рассказывает об одной женщине, которую встретил в концлагере. Женщина знала, что ей предстоит умереть через несколько дней, но, несмотря на это, была душевно бодра: «Я благодарю судьбу за то, что она обошлась со мной так сурово, – сказала она. – Потому что в прежней моей жизни я была слишком избалована, а духовные мои притязания не были серьезны».

Принимая вызов страдания и зла, человек, по свидетельству владыки Антония,

«несомненно вырастает в совершенно новое измерение, совершенно новое величие, когда он способен встретиться лицом к лицу со страданием, с ненавистью, с горем, с ужасами войны и остаться до конца человечным, и еще вырасти в большую меру, скажем, сострадания, понимания, мужества, способности себя отдать и собой пожертвовать» .

В связи с этим мне хочется процитировать слова 29-летней еврейки, жительницы Амстердама Этти Хиллесум (1914–1943), которая умерла в газовой камере немецкого концлагеря смерти во время Второй мировой войны. Она мечтала стать писательницей.

В своем дневнике, который она вела в концлагере, Этти писала:

«Страдание всегда было с нами, неужели важно, в какой форме оно появляется? Единственное, что важно – как мы его переносим и как мы делаем его частью нашей жизни… Иногда я склоняю голову перед тяжелым бременем, которое висит надо мной. Но как только я склоняю голову, я заодно почти неизбежно испытываю потребность молиться. И так я могу сидеть часами и знать всё, и переносить всё, и становиться всё более крепкой в принятии того, что происходит, и одновременно всем нутром я верю, что жизнь красива, имеет смысл и жить стоит ».

Эта замечательная молодая женщина принадлежала к третьей из названных нами групп. Сохранились свидетельства о том, что, отправляясь в газовую камеру, она поддерживала тех, кто был рядом.

Виктор Франкл считал, что человек не может не искать смысла своей жизни: это его сущностное, неотъемлемое стремление. И наиболее остро вопрос о смысле возникает в обстановке, «когда хуже некуда» (как у умирающих больных), или когда отходит суета и появляется пространство и время задуматься о том, зачем ты живешь.

По Франклу, бытие человека должно быть направлено на нечто, что не является им самим, на что-то или кого-то: на смысл, который необходимо осуществить, или на другого человека, к которому мы тянемся с любовью. Он считал, что именно в служении делу или в любви к другому мы осуществляем себя, становимся самими собой, находим свой смысл. Франкл был убежден, что совесть наделяет человека способностью обнаружить тот единственный и уникальный смысл, который кроется в любой ситуации.

«Именно там, где мы беспомощны и лишены надежды, будучи не в состоянии изменить ситуацию, именно там мы призваны измениться сами. Человек не для того здесь, чтобы наблюдать и отражать самого себя, он здесь для того, чтобы представлять себя, поступаться собой, чтобы, познавая и любя, отдавать себя», – писал Виктор Франкл.

В таких экстремальных, экзистенциальных ситуациях, как пребывание в концентрационном лагере или переживание тяжелой болезни и смерти, наиболее ярко обозначается проблема личности.

Франкл отмечал, что без надежды человек просто не может существовать. Именно потерей «структуры внутреннего временного плана» объясняется пустота и бессмысленность существования в экстремальных ситуациях: «Тот, кто не верит в будущее, свое будущее, тот в лагере погибает. Он лишается духовной опоры, он позволяет себе опуститься внутренне, а этому душевному упадку сопутствует и телесный». Очень немногим в лагере удалось сохранить свою человечность, и эти люди были примером для других.

Итак, Франкл приходит к выводу, что в экстремальной ситуации вопрос о смысле жизни есть, прежде всего, вопрос о конечном смысле, то есть о смысле смерти, и, только ответив на этот вопрос, человек может жить как личность, не попадая под влияние внешних условий. Если есть задача и смысл, тогда можно вынести очень многое.

Фредерика де Грааф. Фото: Наталья Макаренко

Научиться «быть»

Самым трудным для человека, который серьезно болеет, оказывается состояние, когда он уже не может действовать как раньше, и вместо привычной активности вынужден просто «быть» наедине с собой. Тогда возникает вопрос: «Как научиться “быть”?» И здесь мне хочется привести пример, о котором говорит митрополит Антоний.

Много лет тому назад у него в приходе был один крайне деятельный человек, звали его Александром. Этот человек часто жаловался владыке, что у него нет времени остановиться и осмыслить свою жизнь. В один прекрасный день он пошел в больницу на ежегодное обследование, и врачи обнаружили у него рак печени.

Александр пришел к владыке и сказал: «Как это скучно! У меня столько дел, а из-за болезни я ничего не могу…» Владыка на это ответил: «Ты же всегда сетовал на то, что у тебя нет времени остановиться, а теперь Господь остановил для тебя время».

Владыка сказал ему, что настала пора не действовать, а быть, и пообещал помочь в этом. Владыка как никто понимал, опираясь на свой опыт врача и священника, насколько тесна связь между телом и душой: насколько все отрицательные чувства, эмоции, переживания, такие как зависть, гнев, страх, непрощение отнимают наши жизненные силы.

И вот они вместе начали просматривать всё, что лежало у Александра на душе. Они с владыкой часто встречались и совместно просматривали всю жизнь Александра: его поступки, мысли, эмоции, начиная с текущего времени, постепенно оборачиваясь в прошлое, вплоть до самых первых детских воспоминаний.

Владыка говорил, что Александр прожил очень тяжелую и сложную жизнь, и ему было о чём подумать, было с кем примириться, кого простить. Перед смертью, когда Александр уже был так слаб, что не мог удержать в руке чашку, он сказал: «Я сейчас физически очень слаб, но никогда в жизни не ощущал себя таким живым».

Важно понять: когда человек не может быть деятельным, а может «только быть», всё равно у него есть задача. И мне думается, что стоит об этом говорить, поскольку это тесно связано с осмыслением страдания. Если вспомнить Виктора Франкла, у человека есть ответственность за свое отношение к неизбежному концу, то есть к тому, что он не может изменить. Есть выбор: быть жертвой или выбрать путь внутренней свободы.

Когда человек выбирает «быть жертвой» (обычно это происходит бессознательно), тогда у него очень часто возникают всевозможные симптомы – физические, душевные и духовные. Состояние ухудшается, он зациклен на себе, и его жизнь концентрируется вокруг болезни. Он попадает в «экзистенциальный вакуум». Такие люди относятся ко второй группе людей, для них, как говорил митрополит Антоний, «всё не то, и все вокруг виноваты».

И наоборот, когда человек выбирает путь внутреннего роста, то есть путь внутренней свободы, он старается найти смысл в своем страдании.

Болезнь и чувство вины

Виктор Франкл писал о триаде «страдание – чувство вины – смерть». В экзистенциальном отчаянии мы не можем найти счастье, но мы можем укрепить сознание смысла. Человек не просто жертва, он участник своей судьбы. Поэтому на нем лежит ответственность за происходящее.

Настоящая свобода бывает не «от чего-то», а «для чего-то», для каких-то целей, задач, свершений. Человек может быть связан, несвободен в том, что с ним происходит (неодолимая сила обстоятельств), но он остается свободным в своем отношении к тому, что с ним происходит. Часто страдание изменить никак нельзя, но возможно изменить отношение к нему.

Говоря о чувстве вины, Франкл призывает, прежде всего, признать его. Без всяких оговорок («это не я!») принять свое чувство вины. Далее он призывает к примирению с теми, в отношении кого человек испытывает вину. Если примирение невозможно, Франкл советует найти способ как-то выразить свое покаяние. Например, возместить причиненный ущерб или просто сделать что-то хорошее тому, перед кем виноват. А если ни на что это уже нет сил, тогда можно глубоко и честно пережить то, что было, принять свою вину, и в этом самом переживании уже стать другим человеком.

Вот что говорил в связи с этим митрополит Антоний.

Однажды к нему пришла пожилая женщина, которую мучили кошмары, навеянные прошлым. Она не могла забыть того, что когда-то сделала, и во сне этот поступок снова и снова преследовал ее. Она не знала, что с этим делать.

Владыка посоветовал поставить себя вновь в те обстоятельства жизни и честно, мужественно спросить себя: «Если бы я сейчас снова оказалась в подобной ситуации со всем тем опытом, который я набрала в течение всей жизни, поступила бы я таким же образом или нет?»

«Если, – продолжал владыка, – ты правдиво сможешь сказать, что сейчас ни за что бы не поступила так, тогда можно считать, что это уже не ты. Ты стала другим человеком, это прошлое тебя уже не касается. Тогда чувство вины отпадает как уже неуместное. А вот если бы ты могла поступить так же и сейчас, тогда это проблема не прошлого, а настоящего, и с этим стоит бороться».

Основываясь на своем опыте, я могу сказать, что чувство вины непродуктивно, если оно не ведет к рассматриванию и анализу причин, а далее – к определенной работе над собой. Чувство вины чаще всего врачуется прощением (эти два понятия тесно связаны). Причем прощением не только другого человека, но и самого себя. Принятие себя таким, какой ты есть, даже в неприглядном виде, дает силы идти дальше, продолжая нести на себе тяжесть своих прошлых ошибок и промахов, помогает учиться поступать иначе.

Результатом такой активной работы над чувством вины будет примирение. Процитируем владыку Антония:

«Необходимо готовиться к смерти через суровый, но освобождающий нас процесс примирения со всеми, с самим собой, с собственной совестью, с обстоятельствами, с настоящим, с прошлым, с событиями и с людьми, и даже с будущим, с самой грядущей смертью … Невозможно войти в вечность связанным, опутанным ненавистью, в немирном состоянии ».

И умирающий, и остающиеся на земле должны быть в состоянии сказать из самой глубины своего сердца: «Прости меня!» – и затем: «Я прощаю тебя».

Упрямство духа

Для меня пример Этти Хиллесум – самый прекрасный пример упрямства духа. Приведу слова из дневника Этти, которые она напиcала, понимая, что ей предстоит смерть в газовой камере:

«Я страдаю, как только может страдать человек. Но я не прилепляюсь к страданиям, они проходят через меня, как сама жизнь – как широкая, вечная река… и жизнь продолжается ».

Виктор Франкл свидетельствует, что человек имеет огромные ресурсы и может выжить даже в самой тяжелой ситуации. Человек ко многому может привыкнуть.

В хосписе лежала двенадцатилетняя девочка. Ее звали Софья. Между Софьей и ее мамой была тесная эмоциональная связь. Энергия мамы переливалась на дочь, и, как мне кажется, благодаря этому девочка прожила намного дольше, чем прогнозировали врачи.

Софья много раз была при смерти, но выходила из коматозного состояния и снова начинала разговаривать. Для меня было величайшей радостью вновь слышать ее голос после долгого молчания. Она очень мужественно, во многом, как мне казалось, ради любимой мамы, продолжала бороться за жизнь.

Но, несмотря на лечение (химиотерапию), болезнь прогрессировала. Девочку парализовало. Софья страдала, ее силы уходили. И всё-таки даже в этом состоянии меня поражали ее глаза. Из них изливалось столько жизни, столько азарта! Я никогда не видела такую несокрушимую силу жизни. Даже перед смертью, когда она обессиленно полулежала в коляске, ее не оставляло чувство юмора, а ее бездонные глаза продолжали сиять.

Когда Софья умерла, мне с очевидностью открылось, что она не могла умереть, она навсегда жива в Боге, и именно Божья сила во время ее короткой жизни давала ей такую мощь.

***

В четверг, 24 сентября, в культурном центре «Покровские ворота» состоится презентация книги «Разлуки не будет» и встреча с автором Фредерикой де Грааф.

Начало в 19.00

Вход свободный.

Адрес: Москва, ул. Покровка, 27, стр. 1 (метро «Лубянка», «Чистые пруды», «Тургеневская», «Сретенский бульвар»)

Отдельная тема предстоящей встречи – особенности отношений врач-пациент в России.

Гости вечера:

Федор Ефимович Василюк – психотерапевт, доктор психологических наук, заведующий кафедрой индивидуальной и групповой психотерапии Московского городского психолого-педагогического университета, создатель концепции понимающей психотерапии.

Инина Наталья Владимировна – психотерапевт, сотрудник факультета психологии МГУ им. М.В. Ломоносова, автор книг и научных публикаций, преподаватель Российского православного университета святого Иоанна Богослова.

Франкл В . Человек в поисках смысла. – М.: Прогресс, 1990.

Антоний, митр. Сурожский . Диалог верующего с неверующим: Беседы с А.М. Гольдбергом в религиозной программе Би-би-си (1972). http://www.mitras.ru/besedy/besedy1.htm

Смерть // Антоний, митр. Сурожский . Жизнь. Болезнь. Смерть. – М.: Фонд «Духовное наследие Митрополита Антония Сурожского», 2010. http://www.mitras.ru/illness/ill_smert.htm

Hillesum, E. Une vie boulevesdée: journal 1941–1943: suivi de lettres de Westerbork / trad. de nederl. par P. Noble. – Paris: Ed. de Seuil, 1991.

Разлуки не будет

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В сознание Лоры ворвался телефонный звонок. Пытаясь нащупать аппарат, она свалила ночник, пару книг в бумажном переплете, фарфорового ежика и кружку с остатками шоколада. Наконец подняла трубку.

Алло? - сонно пробормотала она, пытаясь положить все на место и в результате вымазав руку в шоколаде.

Она резко села в кровати, внезапно ощутив тревогу и даже страх.

Макс? - пискнула она.

Только он мог так произнести ее имя. По спине пробежали мурашки, а рука прижалась к груди, пытаясь утихомирить затрепыхавшееся сердце. Макс. Столько лет прошло…

Я еду к тебе.

Она моргнула. В спальне было темно. Она откинула с лица копну непослушных темных волос, но светлее от этого не стало. Взглянула на светящийся циферблат часов, и ее огромные, цвета зимнего неба глаза от удивления стали еще больше.

В четыре утра? Господи Боже мой!

Лора бросила трубку и накрылась одеялом с головой. Через час ей вставать! Она рассерженно слушала приглушенный настойчивый звонок и жалела, что не отключила телефон.

А потом лежала, всей душой ненавидя Макса, моля Бога, чтобы он наконец перестал звонить, и вдруг поняла, в чем дело. Только по одной причине Максу могло вдруг понадобиться видеть ее: если он проник в секрет, который они с ее старшей сестрой Фэй хранили вот уже пять лет.

Лора опять в ужасе села в кровати. А если он и вправду узнал? Что он предпримет? Расскажет Дэниэлю, мужу Фэй? И что тогда?

Она вздрогнула, внезапно ее охватил жуткий холод. В панике сбросила на пол одеяло вместе с телефоном. Трубка слетела. От шума проснулся ее африканский попугай и в тревоге стал вопить во весь голос.

Замолчи, Фрэд… Пропади все пропадом, - запричитала она, пытаясь освободить ногу, запутавшуюся в телефонном проводе.

Было слышно, как Макс что-то кричит в трубку, и, разозлившись, она пожалела, что его барабанные перепонки не лопнули от грохота.

Да? Что? - сердито сказала она в трубку.

Что, черт возьми, происходит? Кто там с тобой? - Голос Макса звучал разгневанно. Фрэд не замолкал ни на секунду.

Все в порядке, дорогой! - пыталась она успокоить своего нервного любимца.

Я говорю со своим попугаем! - сообщила она.

От пронзительных криков Фрэда у нее звенело в ушах. Лора нащупала выключатель на упавшем ночнике и включила свет.

Ах, с попугаем…

По тону Макса было понятно, что он о ней думает. Сжав зубы, она решила не реагировать.

Подожди минуту! - сказала она. - Попробую его успокоить. Он очень возбудимый.

Ради Бога!..

Не дав Максу как следует выругаться, она положила трубку рядом с телефоном и встала с кровати, подумав при этом, что ей самой тоже не мешало бы успокоиться.

Лора сдвинула покрывало на клетке попугая и прошептала ему несколько ласковых слов. При этом с завистью подумала, что ей никто таких слов не прошепчет.

Фрэд немного успокоился и засунул голову под крыло. Лора нежно погладила его. Она взяла попугая из приюта для бездомных, животных, испытав непреодолимую жалость к безобразной, лысой, запаршивевшей птице… и желание излить на кого-то свою любовь.

У нее сжалось сердце. Сдвинув брови, она с несчастным видом взглянула на ожидавшую ее телефонную трубку, совершенно не желая продолжать разговор с Максом. Она уже пережила разлуку с ним. Разлуку, но не ее последствия.

Пять лет назад она забеременела от Макса.

Ей тогда было 18, ему 24 года. Потом он вернулся к своей невесте, которая, как оказалось, ждала его в Суррее. А после, буквально через несколько недель, стал встречаться с сестрой Лоры. А потом - кто знает, с кем еще? Одна, вторая, третья…

Неожиданно для нее самой ее глаза наполнились слезами. Она разозлилась, поскольку считала, что воспоминания о нем уже не могут причинить ей боль. И вдруг Макс опять пробудил в ней совершенно ненужные чувства.

Поразившись собственной глупости, она покачала головой. Вспомнила, как забеременела, почему пошла на такой риск. Он уезжал во Францию… А она так любила его… когда он начал ее ласкать, она даже не подумала остановить его.

Одного раза оказалось достаточно, чтобы вскоре, по истечении положенного срока, появился ребенок.

Лора снова тщательно завесила клетку покрывалом. Хочет она или нет, но ей придется встретиться с Максом. Она должна знать его намерения.

Вся дрожа от страха, Лора уселась на пол, глубоко вздохнула и взяла трубку.

Теперь слушаю тебя.

Хорошо. Я приеду в час дня. Будь на месте. Это очень важно.

В булочной. Там, где ты работаешь.

Откуда ты это знаешь? - вскрикнула она.

Я разговаривал с Дэниэлем.

Правая рука, державшая трубку, задрожала так сильно, что Лора была вынуждена поддержать ее левой рукой.

Она потеряла дар речи. Ее словно парализовало. Неужели он все рассказал Дэниэлю? Брак Фэй и судьба двух ее детей могли оказаться под угрозой. Макс способен разрушить жизнь сестры. Лора закрыла глаза. Ее жизнь он уже разрушил.

Когда Лора узнала о связи Макса с ее собственной сестрой, она была на пятом месяце беременности. Новость так потрясла ее, что она не могла даже есть. И однажды - Лора не знала точно, когда именно, - ребенок перестал шевелиться.

Ее ребенок… мертвый!

Ей так хотелось, чтобы он родился! Она отказывалась верить, что ребенок Макса - единственное, что ее связывало с ним, - умер.

День за днем она ждала, надеялась, что ребенок проснется, начнет толкаться маленькими кулачками, ножками…

Все внутри у нее сжалось при воспоминании о тех днях, когда она носила мертвого ребенка. А потом высокая температура, несколько часов кошмара в одиночестве, пока наконец родная тетка не нашла ее, рыдающую от боли, в ванной комнате.

Как же она рыдала, поняв, что Макс виновен в смерти собственного ребенка - пусть даже он и не знал о его существовании…

Несколько дней Лора пролежала в больнице под неусыпным надзором медсестры. А потом… появился полный сочувствия врач. И сообщил ей, что пришлось удалить матку и у нее никогда не будет детей. Но внешне это никак не проявится, постарался он хоть немного успокоить ее.

Горе согнуло Лору. Предательство Макса лишило ее того, чего она хотела больше всего на свете.

Счастливое замужество. Дети. Много детей-погодков. О Господи! Ее сердце разрывалось на части…

Но она уже не могла сдержать рыданий и не хотела, чтобы он их услышал. Она повесила трубку и отключила телефон.

В это утро в магазине было паломничество детей. Белокурые двойняшки в красных комбинезонах и шляпках, кудрявый малыш-здоровячок и очаровательный Руфус.

Лора крепко сжала в руках книгу заказов. Глубокий вдох… так… еще раз… Спокойно. Руфус уже сидит в коляске на улице, рассматривая прохожих из-под неправдоподобно длинных и густых ресниц.

Подождите, вот появятся свои!.. - счастливо приговаривала его мать. - Пеленки, бессонные ночи…

Звучит замечательно.

Лора вежливо улыбнулась на эти слова: конечно, женщина понятия не имела о ее проблемах - и поспешила заняться обсуждением рождественского торта. Она не позволяла себе даже взглянуть в сторону малыша, зная, что не удержится и погладит его персиковую щечку…

С каменным лицом она убрала книгу заказов и заняла свое место за прилавком, надеясь, что сегодня счастливых мамаш больше не будет.

Перед глазами стояло милое личико Руфуса, его густые черные волосы и огромные глаза, способные растопить даже сталь, не говоря уже о чувствительном сердце Лоры.

Будь проклят Макс! Но теперь уже ничего не изменишь, надо привыкать к тому, что случилось.

Лора начала переставлять коробки с тортами, изо всех сил стараясь изобразить спокойствие.

Не понимаю, о чем ты, - прикинулась она удивленной.

Теперь возьми торт с полки, прочитай, что там написано. «С тридцатилетием, Джаспер». Изобрази восторг при виде такого чуда - «БМВ» из шоколада и крема, так, теперь положи торт в коробку, постарайся не сломать зеркальца…

Ты же не обратила никакого внимания на этого малыша! В чем он провинился?

Люк, владелец кондитерской «Греховные торты и неприличные пудинги», явно не хотел менять тему разговора. Ей опять пришлось притвориться занятой тортами.

Ты же прекрасно понимаешь, что это часть твоей работы: сюсюкать и вздыхать над малышами!

Да, понимаю. Может быть, выставить на полки сахарных мышат? - спросила она елейным голосом.

Нет! - Люк схватил ее за плечи и развернул к себе.

Она отвела глаза. Еще два часа восемь минут до назначенной Максом встречи. Напряжение нарастало в ней буквально с каждой минутой, будто она находилась в центре запуска ракет.

Сохли губы, дрожали руки.

О, пожалуйста, не надо, - всхлипнула она.

Только не жалость! Все что угодно, только не жалость! Она сделала попытку вывернуться из его рук, но он был слишком высок ростом и силен, чтобы с ним могла справиться хрупкая женщина.

Пожалуйста, - повторила она, чувствуя, что окончательно теряет контроль над собой.

Он отпустил ее. Но она не могла шевельнуться. Чувство полной безнадежности пригвоздило ее к месту.

Он закрыл дверь, отключил звонок, повесил табличку «Закрыто». Потом она услышала его приближающиеся шаги.

Думаю, надо выпить кофе и поговорить, - произнес Люк, беря ее под локоть.

Они работали и обедали вместе, были добрыми друзьями. Но она не хотела ни с кем делиться. А если сделать это сейчас, накануне появления Макса, она просто не вьщержит. Но Люку надо было хоть что-то объяснить.

Он прикрыл дверь, которая вела в служебное помещение. Здесь восхитительно пахло выпечкой. Он усадил ее в кресло с явным намерением вызвать на откровенный разговор.

Я вижу, с тобой что-то не так. Обычно ты прекрасно обращаешься с покупателями. Люди чувствуют твое участие к ним. Но с детьми ты почему-то ведешь себя как-то странно. Что… ты имеешь против них?

Ничего. - Она обожала детей. Вот в чем было все дело.

Ее лицо исказилось, из глаз потекли слезы. Люк опустился перед ней на колени, гладил ее по спине, шептал успокаивающие слова.

О, черт возьми! - Она так хотела потрясающе выглядеть, когда появится Макс. Независимой, преуспевающей, довольной и сильной. Вместо этого у нее будут глаза на мокром месте и зареванное лицо.

Ну, ну, - успокаивал ее Люк.

Прошло много времени, прежде чем ей удалось справиться со слезами. Люк приготовил крепкий, сладкий кофе, после которого у нее прибавилось храбрости вкратце рассказать ему свою историю.

У меня… у меня не может быть детей, Люк… - Она сделала большой глоток кофе, чтобы растворить комок в горле. - А я их обожаю, - тихим, несчастным голосом продолжала она. - Вот так все просто. А мой бывший приятель должен прийти сюда во время ленча, чтобы сообщить какую-то ужасную новость о моей сестре.

Тут она обнаружила, что крепко держит Люка за руку, так что даже ногти впились в его ладонь.

Сколько в ней страсти! Кто бы мог подумать? Лора Тремейн, заурядная простушка! Маленького роста, со вздернутым носом и большим ртом. Ее полностью затмевала блестящая, сексуальная красавица сестра.

Думаю, ты мне не все рассказала, но я не любопытен, - проговорил Люк. - Иди наверх. Постарайся собраться. Когда придет Макс, я пошлю его к тебе. Я буду на месте, так что, если понадоблюсь, позвони по внутреннему телефону. Давай! - повторил он, видя, что она колеблется.

Ты так добр…

Просто я эгоист, - поправил он ее. - Ты чертовски хорошо готовишь, Лора. Я не хочу терять тебя. А с детьми мы что-нибудь придумаем…

Нет, проблемы с этим не будет. - Она встала, чувствуя себя гораздо лучше после того, как выговорилась. - Я сейчас в порядке. Честно. И… спасибо тебе. Ты очень хорошо все понимаешь.

Люк, который пошел открывать дверь, остановился у входа.

Ничего удивительного. Моя жена тоже не может иметь детей.

Лора похолодела. Медленно подняла голову и встретилась с ним глазами. И увидела в них страдание, какое испытывают люди, которым отказано иметь детей. Страдание, способное сломать человеку жизнь и взаимоотношения с людьми, встречавшимися на его жизненном пути.

Макс перевернул ее жизнь. Друзья жаловались, что она замкнута. Правильно. Она теперь не может быть открытой.

Она чувствовала себя женщиной с изъяном, как второсортный товар. И этот комплекс постепенно разрастался в ее душе, занимая все мысли, доминируя над всеми поступками. Она знала, что при всем желании никогда не сможет преодолеть его. Эта печаль будет с ней всю жизнь.

Спасибо Максу.

И вот Люк делится с ней самым сокровенным. Она в молчаливом сочувствии протянула к нему руки, и он подошел к ней. В этом объятии не было ничего сексуального ни с ее, ни с его стороны. Просто два несчастных человека, связанных общей трагедией.

Я рада, что рассказала тебе, - проговорила она в мягкий свитер Люка.

Да. - Он крепче прижал ее к себе.

В этот момент они услышали, как кто-то стучит во входную дверь. Хотя широкая спина Люка загораживала ее, Лора поняла, что их прекрасно видно в окно.

Пропала твоя репутация, - с кислой улыбкой заметила она, отступая от Люка.

Это было совсем не смешно, но Люк рассмеялся, и возникшее напряжение спало.

Похоже, что это Джаспер явился за своим «БМВ»! Ну давай, иди наверх, - подтолкнул он ее. - И не пускай Макса в свою душу. Держись. Когда-нибудь… может быть, ты захочешь познакомиться с моей женой. Она тебе понравится.

Он с нежностью улыбнулся, и Лоре захотелось, чтобы когда-нибудь ее тоже так беззаветно полюбили.

Спасибо.

Лора признательным жестом дотронулась до его груди и побежала наверх. У нее дрожали ноги, она до смерти боялась предстоящей встречи.

Фрэд шумно приветствовал ее появление.

Выражение ее лица смягчилось, она подошла к клетке у окна.

Привет, Фрэд, дорогой! - прошептала она, ласково гладя его по лысой голове. Потом взглянула на часы и застонала. В животе появилось ощущение, как будто там поселилась тысяча бабочек. Уже почти время ленча! Макс придет ровно в час. Он необыкновенно пунктуален.

Она подошла к туалетному столику и оглядела себя в зеркало. Вид ужасный. Лицо помятое, глаза красные, волосы встрепанные.

Платье… Что же надеть для бывшего любовника в свете предстоящего разговора? Серое платье джерси упало к ногам, она в раздумье перешагнула через него.

Что-нибудь красивое. Сногсшибательное. Тогда она не будет так нервничать. Лора твердо верила, что одежда может влиять на настроение.

Туфли на высоких каблуках придадут ей уверенности. В Максе больше 180 сантиметров, и он всегда подавлял ее своим ростом.

Господи! Без пятнадцати час! Надо поторопиться. Прежде всего привести в порядок лицо.

Она побежала в ванную, дрожа теперь уже от холода, поскольку на ней остались только лифчик, трусики, пояс и чулки. Открыла кран и, вскрикнув, плеснула холодной водой на отекшее лицо, потом на грудь.

Фрэд вдруг громко закричал, решив, что на хозяйку напали. Вот уж кто придет на защиту, вздумай Макс проявить агрессивность. От крика попугая могут лопнуть барабанные перепонки.

Наверное, уже без десяти, подумала она, не в состоянии открыть намыленные глаза. Потом, наклонилась над раковиной, умылась и попыталась нащупать полотенце.

Кто-то вложил ей полотенце в руку.

Лора замерла. Макс!

По телу пробежала дрожь. А потом ее пронзила мысль, что Макс сейчас с удовольствием наблюдает за охватившей ее паникой. Женщины, которых он знал, наверняка без раздумий бросились бы к нему, она же стояла перед ним вся красная от смущения, с одной-единствен-ной мыслью, что ее план показаться ему во всем блеске полностью провалился.

Смотри не замерзни, - с улыбкой посоветовал он.

Замерзнуть! Она вся горела от смущения!

Ей казалось совершенно невозможным распрямиться перед ним. Она выхватила у него полотенце и обернула его вокруг своего почти обнаженного тела.

Красивые пальцы Макса, которые она так хорошо помнила, расправили складки у нее на груди, и она чуть не закричала от этого прикосновения. В памяти всплыли дни, когда он не мог удержаться и все время ласкал и ласкал ее. Или же просто притворялся. Макс был мастером давать женщинам то, что они хотели получить. По его мнению, это была самая короткая дорога в постель, так она слышала.

Эту тактику объяснили ей его огорченные родители. Он подстраивался под ту женщину, которую хотел. Для нее, Лоры, он избрал тактику покровительства, защиты, внимания. Он совершенно не стеснялся в присутствии Фэй называть очаровательными ее курносый нос и большой рот.

Лора пыталась что-то сказать, но вышло не слишком удачно:

Что, черт возьми…

Я постучал, - выдал свой классический ответ Макс.

Но не подождал! - ответила она, вне себя от ярости.

Этого я никогда не делаю, - согласился он.

Нет. Никогда и ни за что. Он хотел сразу получить желаемое - или же уходил и тут же подыскивал замену.

Ну а теперь сделаешь. Возвращайся, сядь и жди - или же вообще уходи и не приходи больше! - выкрикнула она, яростно вытираясь полотенцем.

У тебя пять минут, - предупредил он. - Я спешу.

Иди и покорми попугая, - сделала она коварное предложение, прекрасно зная, что Фрэд обязательно укусит его за палец.

Нет уж, спасибо, - произнес Макс лениво. - Он какой-то больной.

Лора вытерлась с яростным ожесточением. Она обиделась за своего любимца.

Лора провела рукой по левой ноге. Он был прав. С красным от гнева лицом, тяжело дыша, она повернулась к нему, но он уже ушел.

Она проклинала его. Ей так хотелось ударить это красивое, дерзкое лицо! Сбить с него спесь подробным рассказом о том, что он сотворил с ней.

Просто не верилось, что он пришел сюда, чтобы сделать постыдное признание, - вел себя совершенно обычно, как будто ему нечего было стыдиться.

Когда-нибудь, Макс Пенденнис… когда-нибудь! - пообещала она себе. Потом разозлилась на себя. Ведь хотела же казаться холодной и собранной, воплощением женщины, которой он теперь абсолютно безразличен. И все же ему удалось опять вывести ее из себя.

Всего-то и надо - выслушать его с пренебрежительной усмешкой, убедиться, что он не станет разрушать брак Фэй, рассказав Дэниэлю о том, что когда-то произошло, и выставить его за дверь.

Она решила ничего не говорить ему о своей беременности. Незачем разыгрывать из себя жертву. Куда лучше предстать перед ним отстраненной, неприступной, полной чувства собственного достоинства…

Но тут она вспомнила, что встреча их напоминала картинку из журнала определенного сорта, она ведь была в мало что скрывающем белье и чулках!

Три минуты уже прошло.

Лора с негодованием посмотрела на то, что ей было видно: длинные ноги в мягких серых брюках и блестящих черных ботинках.

Разлуки не будет

ГЛАВА ПЕРВАЯ

В сознание Лоры ворвался телефонный звонок. Пытаясь нащупать аппарат, она свалила ночник, пару книг в бумажном переплете, фарфорового ежика и кружку с остатками шоколада. Наконец подняла трубку.

Алло? - сонно пробормотала она, пытаясь положить все на место и в результате вымазав руку в шоколаде.

Она резко села в кровати, внезапно ощутив тревогу и даже страх.

Макс? - пискнула она.

Только он мог так произнести ее имя. По спине пробежали мурашки, а рука прижалась к груди, пытаясь утихомирить затрепыхавшееся сердце. Макс. Столько лет прошло…

Я еду к тебе.

Она моргнула. В спальне было темно. Она откинула с лица копну непослушных темных волос, но светлее от этого не стало. Взглянула на светящийся циферблат часов, и ее огромные, цвета зимнего неба глаза от удивления стали еще больше.

В четыре утра? Господи Боже мой!

Лора бросила трубку и накрылась одеялом с головой. Через час ей вставать! Она рассерженно слушала приглушенный настойчивый звонок и жалела, что не отключила телефон.

А потом лежала, всей душой ненавидя Макса, моля Бога, чтобы он наконец перестал звонить, и вдруг поняла, в чем дело. Только по одной причине Максу могло вдруг понадобиться видеть ее: если он проник в секрет, который они с ее старшей сестрой Фэй хранили вот уже пять лет.

Лора опять в ужасе села в кровати. А если он и вправду узнал? Что он предпримет? Расскажет Дэниэлю, мужу Фэй? И что тогда?

Она вздрогнула, внезапно ее охватил жуткий холод. В панике сбросила на пол одеяло вместе с телефоном. Трубка слетела. От шума проснулся ее африканский попугай и в тревоге стал вопить во весь голос.

Замолчи, Фрэд… Пропади все пропадом, - запричитала она, пытаясь освободить ногу, запутавшуюся в телефонном проводе.

Было слышно, как Макс что-то кричит в трубку, и, разозлившись, она пожалела, что его барабанные перепонки не лопнули от грохота.

Да? Что? - сердито сказала она в трубку.

Что, черт возьми, происходит? Кто там с тобой? - Голос Макса звучал разгневанно. Фрэд не замолкал ни на секунду.

Все в порядке, дорогой! - пыталась она успокоить своего нервного любимца.

Я говорю со своим попугаем! - сообщила она.

От пронзительных криков Фрэда у нее звенело в ушах. Лора нащупала выключатель на упавшем ночнике и включила свет.

Ах, с попугаем…

По тону Макса было понятно, что он о ней думает. Сжав зубы, она решила не реагировать.

Подожди минуту! - сказала она. - Попробую его успокоить. Он очень возбудимый.

Ради Бога!..

Не дав Максу как следует выругаться, она положила трубку рядом с телефоном и встала с кровати, подумав при этом, что ей самой тоже не мешало бы успокоиться.

Лора сдвинула покрывало на клетке попугая и прошептала ему несколько ласковых слов. При этом с завистью подумала, что ей никто таких слов не прошепчет.

Фрэд немного успокоился и засунул голову под крыло. Лора нежно погладила его. Она взяла попугая из приюта для бездомных, животных, испытав непреодолимую жалость к безобразной, лысой, запаршивевшей птице… и желание излить на кого-то свою любовь.

У нее сжалось сердце. Сдвинув брови, она с несчастным видом взглянула на ожидавшую ее телефонную трубку, совершенно не желая продолжать разговор с Максом. Она уже пережила разлуку с ним. Разлуку, но не ее последствия.

Пять лет назад она забеременела от Макса.

Ей тогда было 18, ему 24 года. Потом он вернулся к своей невесте, которая, как оказалось, ждала его в Суррее. А после, буквально через несколько недель, стал встречаться с сестрой Лоры. А потом - кто знает, с кем еще? Одна, вторая, третья…

Неожиданно для нее самой ее глаза наполнились слезами. Она разозлилась, поскольку считала, что воспоминания о нем уже не могут причинить ей боль. И вдруг Макс опять пробудил в ней совершенно ненужные чувства.

Поразившись собственной глупости, она покачала головой. Вспомнила, как забеременела, почему пошла на такой риск. Он уезжал во Францию… А она так любила его… когда он начал ее ласкать, она даже не подумала остановить его.

Одного раза оказалось достаточно, чтобы вскоре, по истечении положенного срока, появился ребенок.

Лора снова тщательно завесила клетку покрывалом. Хочет она или нет, но ей придется встретиться с Максом. Она должна знать его намерения.

Вся дрожа от страха, Лора уселась на пол, глубоко вздохнула и взяла трубку.

Теперь слушаю тебя.

Хорошо. Я приеду в час дня. Будь на месте. Это очень важно.

В булочной. Там, где ты работаешь.

Откуда ты это знаешь? - вскрикнула она.

Я разговаривал с Дэниэлем.

Правая рука, державшая трубку, задрожала так сильно, что Лора была вынуждена поддержать ее левой рукой.

Она потеряла дар речи. Ее словно парализовало. Неужели он все рассказал Дэниэлю? Брак Фэй и судьба двух ее детей могли оказаться под угрозой. Макс способен разрушить жизнь сестры. Лора закрыла глаза. Ее жизнь он уже разрушил.

Когда Лора узнала о связи Макса с ее собственной сестрой, она была на пятом месяце беременности. Новость так потрясла ее, что она не могла даже есть. И однажды - Лора не знала точно, когда именно, - ребенок перестал шевелиться.

Ее ребенок… мертвый!

Ей так хотелось, чтобы он родился! Она отказывалась верить, что ребенок Макса - единственное, что ее связывало с ним, - умер.

День за днем она ждала, надеялась, что ребенок проснется, начнет толкаться маленькими кулачками, ножками…

Все внутри у нее сжалось при воспоминании о тех днях, когда она носила мертвого ребенка. А потом высокая температура, несколько часов кошмара в одиночестве, пока наконец родная тетка не нашла ее, рыдающую от боли, в ванной комнате.

Как же она рыдала, поняв, что Макс виновен в смерти собственного ребенка - пусть даже он и не знал о его существовании…