Казаки - национальность или сословие?

Казаков хоть и называли ВОЙСКОВЫМ (а не военным) СОСЛОВИЕМ, но были в казачьей среде и отнюдь не военные люди, которые относились к другим имевшимся в Российской империи сословиям. Были среди казаков и дворяне (все казачьи офицеры и чиновники), купцы (торговые казаки), духовенство (священнослужители разного уровня). А собственно казаки как таковые, жившие в донских станицах и хуторах, да в немногих донских городах, по роду своих повседневных занятий соответственно могут быть соотнесены с крестьянами среднерусских сёл и деревень и с мещанами уездных городов.

Небезызвестный донской писатель Фёдор Крюков, например, был учителем словесности и перемещался по службе в гимназии различных среднерусских городов. Он имел чин надворного советника (что соответствовало подполковнику), то есть был дворянином и получал соответствующее этому чину казённое жалованье. Но на Дону у него был выделяемый станицей, к которой он был приписан, земельный пай, который сдавался станичным обществом в аренду, а получаемая за него арендная плата пересылалась владельцу этого земельного надела.

Приписка же к войсковому сословию в этот период была весьма затруднена. Ведь это было связано с наделением каждого претендента паем земли из войскового запаса, который был небезграничен. Достаточно сказать, что офицеры-неказаки, служившие преподавателями в Донском кадетском корпусе и в Новочеркасском казачьем военном училище, могли получить такое право лишь после пяти лет службы в них. Но вот всем известный генерал Мамантов, когда он ещё командовал казачьим полком, в котором проходили службу казаки нескольких казачьих станиц (1-го Донского округа) за свою отеческую заботу о них стал почётным казаком сразу двух донских станиц.

Но во всех дореволюционных документах слово "казак" фигурировало лишь в отношении рядовых казаков. Те же из них, которые имели унтер-офицерское звание либо военный (офицерский) или статский (чиновничий) чин, казаками уже не назывались, а именовались лишь в соответствии с имевшимся у них званием либо чином. А члены их семьи упоминались исключительно как жёны, сыновья и дочери носителей этих званий либо чинов. Вот пример одного из таких документов.

Какой-то одной национальностью казаков считать нельзя по той простой причине, что были они смесью самых различных наций и народностей. Это можно проследить хотя бы по носителям таких фамилий, как Греков, Литвинов, Поляков, Хохлов, Черкасов, Калмыков, Татаринов, Мещеряков (из мещерских татар), Жидков, Юдин, Грузинов, Турчанинов, Персианов... А вот предки казака Москаленкова проделали следующий путь. Его далёкий пращур попал на Украину из Московии и был прозван там "москалём". Его потомки получили фамилию Москаленко. Затем кто-то из потомков как-то попал на Дон и тут был причислен к войсковому сословию (в 1805 году, например, было такое многочисленное причисление для поселения вдоль ведшего на Кавказ тракта с целью его охраны). А войсковой писарь, в соответствии с требованиями того времени, добавил в конце его украинской фамилии букву "в". И получился в итоге донской казак Москаленков.

В метрических книгах дореволюционной России не было графы "Национальность". Там была лишь графа, в которой указывались звание и вероисповедание родителей. Если у отца было звание рядового казака, то сын его до совершеннолетия звался сыном казака такого-то такой-то станицы. Если же отец был урядником, то его сын звался уже не сыном казака, а сыном урядника. И так далее - в соответствии с имевшимися у их отцов унтер-офицерскими званиями либо классными чинами офицеров и чиновников.

Так что казаки - это исторически сложившаяся общность вольных поселенцев из числа наиболее вольнолюбивых и отважных представителей самых разнообразных наций и народностей. Разумеется, что собирались они не на пустом месте, так как народонаселение в таком благодатном крае, как Дон, было всегда. Но представители этих (проживавших на Дону в момент зарождения там казачества) народов настолько ассимилировались с более поздним казачьим населением, что говорить о каком-то одном народе, составляющем стержень исторической общности людей, звавшихся до 1920 года донскими казаками, в наши дни уже не приходится.

На литовско-крымском пограничьи (проходившем по реке Днепр). Изначально выделялись как сословие .

Возникновение казачества

Первоначальной родиной казачества считается линия пограничных со степью русских городов-крепостей, шедшая от средней Волги на Рязань и Тулу, потом круто переламывающуюся на юг и упирающаяся в Днепр по черте Путивля и Переяслава. Казаки это народная самооборона нацеленая на защиту мирного населения от постояных набегов вооружённых банд татарского происхождения. Этим людям, постоянно сталкивающимися в степи с татарскими воинами и было присвоено тюркское название казаки , потом распространившуюся на вольных людей и в северной Руси. Древнейшее известие о казачестве говорит о казаках рязанских, оказавших своему городу услугу в столкновении с татарами в 1444. В 16 веке городовые казаки, и прежде всего рязанские стали оседать военно-промысловыми артелями в открытой степи, в области верхнего Дона. (В. О. Ключевский, «Курс русской истории»)

Также казачество сыграло существенную роль в консолидации украинского этноса.

Казачество обязано также своим возникновением имеющейся во время монголо-татарского ига «живой дани», то есть людьми, которых русские княжества поставляли в орду для пополнения монгольских войск. И само слово казак имеет тюркское происхождение, означающее лёгкую конницу. Монголы лояльно относились к сохранению поданными своих религий, в том числе и людьми, входившими в их войсковые подразделения. Существовало даже Сарайско-Подонское епископство. Таким образом согнанные с Руси сохранили самобытность и самоидентификацию. После развала единого монгольского государства оставшиеся и осевшие на его территории казаки сохранили войсковую организацию, но при этом оказались в полной независимости и от осколков былой империи, и от появившегося на Руси Московского царства. Беглые же крестьяне лишь пополняли, но не были корнем возникновения войск. Сами казаки всегда считали себя отдельным народом и не признавали себя беглыми мужиками, эти мнения ярко отражены в художественной литературе (например у Шолохова). Н. И. Ульянов, исследовавший историю казачества, приводит подробные выдержки из летописей XVI-XVIII вв. с описанием конфликтов между казаками и пришлыми крестьянами, которых казаки отказывались признавать равными себе.

Так говорит о возникновении казачества Википедия, но однозначного ответа о его происхождении все же не существует.

Первые страницы казачьей истории читаются с трудом, поскольку не сохранилось достоверных письменных источников. Когда же казачество вышло на широкую историческую арену, то на вопрос, каким образом оно возникло, никто не мог дать ясного и точного ответа. Нехватка бесспорных доказательств привела к обилию гипотез и окутала протоказачью историю туманом легендарных пересказов. Полуфантастические сюжеты и догадки рано нашли место на страницах первых исторических сочинений, а позднее получили дальнейшее развитие.
Феномен происхождения казачества многие исследователи пытались разгадать, отыскивая национальные корни их предков среди самых разных народов (скифов, половцев, хазар, алан, казахов, узбеков, киргизов, татар, горских черкес, касогов, бродников, черных клобуков, торков и других), или рассматривали оригинальную казачью воинскую общность как результат генетических связей нескольких племен с пришедшими в Причерноморье славянами, причем отсчет этого процесса велся с начала новой эры.

Другие историки, напротив, доказывали «исконную русскость» казачества, делая упор на постоянстве нахождения славян в регионах, ставших колыбелью казачества.

Оригинальная концепция была сформулирована историком-эмигрантом А. А. Гордеевым, полагавшим, что предки казаков - это русское население в составе Золотой Орды («налог кровью» с русских земель), поселенное монголами на будущих казачьих территориях. Долго доминировавшая официальная точка зрения (дореволюционная и советская), что казачьи общины появились в результате бегства русских крестьян от крепостного права, так же, как и взгляды на казачество как сословие, была подвергнута в ХХ веке аргументированной критике. Но и «беглохолопская» (миграционная) версия, и теория автохтонного (местного) происхождения казаков на сегодняшний день имеют слабую доказательную базу и не подтверждаются серьезными источниками. Вопрос остается открытым…

Вопрос о том, чем является казачество - сословием или народом, остро стоял уже в 1917 г. Развивавшаяся революция при любом ее исходе упразднила бы казачье сословие, поэтому лидеры казачества ради сохранения своих привилегий и интересов на общеказачьих съездах и кругах стали доказывать, что казачество - это народ, а не сословие, которое можно было бы уничтожить.

Атаманы Дона, Кубани, Терека и лидеры казачьей эмиграции неоднократно заявляли, что хотя казачество Юга России является частью русской нации и особой ветвью русского народа, они будут руководствоваться конституциями и законами, принятыми в годы гражданской войны возникшими казачьими образованиями. Они рассматривали эти объединения как плацдармы, с которых предстояло утвердить новую центральную власть во всей России, а затем обеспечить для казаков местное самоуправление с правом решения земельного вопроса.

В то же время небольшая часть казаков-эмигрантов, обосновавшаяся первоначально в Софии, пропагандировала идею, что казачество - это народ, и вынашивала мысль о создании государства Казакия (Козакия) на основе Донского, Кубанского, Терского, Астраханского, Уральского и Оренбургского казачьих войск. Эта группа и ее сторонники пытались распространять свои взгляды в Европе и США, но не смогли убедить казачью эмиграцию. Ныне старая дилемма "сословие или народ" по разным, в том числе и конъюнктурным соображениям воспроизводится и учеными, и лидерами казачества, и политиками.

Мне понравилась концепция одного из потомственных казаков, с которым я познакомилась на днях и выслушала замечательную, очень емкую лекцию о казачестве, именно эта встреча и подтолкнула меня на изучение этой темы, так вот он назвал казаков Орденом типа Мальтийского рыцарского ордена.

Во многом уклад жизни этого Ордена можно поставить в пример современному обществу. Это и отношение к семье, к старшим поколениям, к детям, а получается и к жизни.

Привожу для ознакомления статью Ю.Н. Емельянова о почитании стариков.

ПОЧИТАНИЕ СТАРИКОВ КАК ОДНА ИЗ ОСНОВ ЖИЗНЕННОГО УКЛАДА КУБАНСКИХ КАЗАКОВ

Ю.Н. Емельянов

(г.Славянск-на-Кубани)

Старики выступали хранителями казачьих обычаев и традиций, и почитание стариков в казачестве было безграничным. Проявление непочтительности к старику расценивалось как предательство казачьих идеалов и сурово наказывалось обществом.

Преклонение перед старшими закреплялось не только обычаями, но и официальными, “писанными”, казачьими законами. Так, в Положении “Об общественном управлении станиц казачьих войск, статья 556 гласила: “В суждении и решении дел общественных станичный Сбор имеет главным основанием, чтобы меры взыскания служили к неослабному сохранению и утверждению древних обычаев, доброй нравственности и уважения к старшим”. Ст. 568 того же закона, касающаяся обязанностей станичного атамана, предусматривала: “Станичный атаман обязан наблюдать за тем, чтобы казаки оказывали должное уважение к старикам”.

Старики не занимали официальных должностей в структуре казачьего самоуправления, но они всегда играли большую роль в общественном мнении и оказывали значительное влияние на решения станичных сборов.

Младшие по возрасту никогда не обращались к ним без предварительного разрешения. Ни в коем случае нельзя было вмешиваться в разговор старших В обычае говорилось: “Объясняй и советуй только тогда, когда у тебя совета спросят”. Без разрешения стариков не садился даже атаман. Молодежь вообще не имела права садиться в присутствии стариков. При стариках казаки строевых возрастов, при погонах, стояли по стойке “смирно”, не строевых возрастов и без формы – сняв шапки.

Кубанские старожилы вспоминают: “Видят тебя или нет сидящие или идущие старики – надо снять шапку или поклониться, поприветствовать”. Распоряжения старших выполнялись беспрекословно. Ко всем старикам, включая и родителей, обращались только “на Вы”. По обычаю нельзя было окликать впереди идущего старшего, если требовалось что-то сказать, а следовательно догнать старшего и, поравнявшись, обращаться к нему. Младший, даже после женитьбы, не имел права закурить перед старшим.

В казачьих семьях, за столом, право первым зачерпнуть из общей миски было за самым старшим в семье. Хлеб нарезал только хозяин дома. Бывало, что пожилой старик мог беспрепятственно наказать взрослых сыновей, у которых могли быть уже внуки. А если взрослый сын возвышал голос на отца, последний мог подать жалобу станичному сходу. Сход утверждал решение учить непокорных сыновей и тут же “всыпали горячих” по числу прожитых годов виновника. “Ученый” вставал и вместе с отцом благодарил мир за науку.

Не следует полагать, что почитание старших в казачестве насаждалось только силовыми методами. Сам образ жизни казаков, множество традиций и обычаев способствовало тому, что у молодого поколения вырабатывалось чувство поклонения и уважения к старшим, тем, которые знали все тонкости джигитовки, рукопашного боя, артистически владели всеми видами оружия. Невозможно было обойтись без знаний в поле, в быту, в праздники и трауры.

Почитание старших в казачьем обществе шло наравне с почитанием детей – продолжателей казачьего рода. Дети, вырастая, создав семью, также бережно относились к своему потомству и учили его уважительному отношению к старшим, окружали пожилых вниманием и заботой. Воспитание по пословице: “Казни сына от юности, да утешит тя в старости” давало казакам уверенность за свое будущее и сохранение устоев.

Материалы предоставлены И. Кирием

Пользующихся особыми правами.

Образование сословий [ | ]

Классификация в начале XX века [ | ]

Согласно общим положениям в начале IX тома Свода законов (статья 2) все природные обыватели России предполагались разделёнными на четыре главных группы людей:

Свод законов называл эти группы сословиями (статья 4), но комментаторы отмечали, что это название было весьма условным: эти группы людей не составляли одного целого и имели следующие подразделения:

Крестьянство также было неоднородно: выделялись помещичьи крепостные крестьяне, казённые или удельные (принадлежавшие государству или правящему дому), посессионные (приписанные к рудникам или заводам).

По наследству членство передавали: потомственные дворяне, потомственные почётные граждане, мещане и крестьянство. Другие состояния не только не наследовались, но даже не были пожизненными. Так, правами купечества лица пользовались лишь при условии уплаты гильдейских пошлин и после их уплаты любой мог приобрести все права купечества. Так же и духовенство не образовывало на практике особого сословия: дети низшего духовенства (священнослужителей и церковнослужителей) причислялись к мещанам, а духовные лица, сложившие с себя сан, возвращались в первоначальное своё состояние. Кроме того, лицо, имевшее духовный сан, могло одновременно принадлежать и к дворянству. Тем самым особые права духовенства на практике не были сословными правами, а просто преимуществами, присвоенными духовному сану. Цеховые и рабочие люди также реально не были особым сословием, так как им законодательство не присваивало никаких особых личных прав (какие были, например, присвоены почётным гражданам и купцам).

Казачество [ | ]

Реформы Александра II [ | ]

Сословная организация общества была упразднена по декрету «Об уничтожении сословий и гражданских чинов » в ноябре 1917 года .

См. также [ | ]

Примечания [ | ]

1. Для такого сложного деления было много разнообразных причин: широкая местная автономия Великого княжества Финляндского , приводившая к тому, что его уроженцы пользовались особыми личными правами; «особый порядок управления» инородцами, как западными (евреями), так и восточными; остатки попыток в XVIII веке привить к русской жизни начала западноевропейского сословного строя.
2. С. Г. Алексеев.

Хорошо, что в средствах массовой информации публикуются материалы на казачьи темы. Плохо, что иногда приходится сталкиваться с невежеством и незнанием темы. Более того, иногда казачий фольклор выдается за исторические истины.

1", "wrapAround": true, "fullscreen": true, "imagesLoaded": true, "lazyLoad": true , "pageDots": false, "prevNextButtons": false }">

Припоминаю случай, как однажды на праздновании Дня Ставрополя один из артистов, играя роль Петра I, произнес фразу: « Казаки, я дарую вам свободу». Но историкам хорошо известно, что именно Петр I после Булавинского восстания казнил несколько тысяч казаков. Многие, в т. ч. казаки-некрасовцы, бежали из России. Он же отменил выборность войсковых атаманов и т. д. В ряде информационных сообщений неправильно трактуются традиции казачьего самоуправления, воинской службы, вопросы о причислении казаков к сословию. Хотелось бы на страницах газеты ознакомить читателей, хотя бы кратко, с некоторыми вопросами, которые касаются казачества.

24 января 2009 года, как известно, исполнилось 90 лет со времени принятия Оргбюро ЦК ВКП(б) циркулярного письма « Об отношении к казакам». В протоколе заседания не отмечены фамилии присутствующих. Не осталось и подлинника постановления. Лишь в Центральном партийном архиве бывшего института марксизма-ленинизма сохранилась копия документа. По всей вероятности, тот, кто составлял и принимал этот зловещий документ, побоялся проклятий потомков.

Маховик репрессий на местах был раскручен так, что его не могли остановить окончательно в течение многих десятилетий. До сих пор вряд ли кто-либо укажет точную цифру уничтоженных, выселенных, умерших от голода казаков.

Прошло уже почти двадцать лет с того времени, когда казачество вновь заявило о себе, стали создаваться общественные организации по его возрождению. За это время написано множество научных статей, учебных пособий, монографий, в которых рассматривались вопросы казачества с различных точек зрения, иногда прямо взаимоисключающих друг друга. Самой злободневной являлась тема о том, являются ли казаки народом или сословием. Разумеется, эта тема сложна и требует научного подхода.

В газетной статье вряд ли возможно полностью раскрыть вопрос о казачестве как культурно-этнической общности – народе. Постараемся кратко остановиться лишь на некоторых архивных и исторических материалах, чтобы с их помощью понять, о чем идет речь, и высказать свое личное суждение.

В 1807 году вышла книга Е. Зябловского « Новейшая география Российской империи», которая была издана для Московского государственного университета. В ней перечисляются славянские народы России. Это « россияне, казаки, кои суть славянские народы, кои суть донские, гребенские, терские, волжские, оренбургские, сибирские, малороссийские, бугские и черноморские, поляки, другие славянские народы».

В учебнике « Русская история» Устрялова, изд. 1845 г., сказано: « Народ казацкий возник от слияния разноплеменных людей, искавших необузданной воли, в состав его вошли: остатки древних половцев, черкесов, переселившихся с Кавказа, русские удальцы, для которых были тягостны законы, беглые поляки, молдаване, татары, не терпевшие самовластия ханов. Чудесная смесь племен отразилась в чертах казаков, их языке, в самом образе жизни. Лица их доселе выражают нечто азиатское. Язык их состоит из слов русских, татарских, польских и др. …Бесстрашие их напоминает детей Кавказа».

Очень интересную трактовку слова « казак» дал известный донской историк начала ХХ века Е. П. Савельев. В своем знаменитом труде « История казачества» за 1915-1916 гг. он отмечал: « Казаки прежних веков, как это ни странно, не считали себя русскими, т. е. великороссами или москвичами: в свою очередь, и жители московских областей, да и само правительство смотрели на казаков как на особую народность, хотя и родственную с ними по языку и вере». Не случайно вплоть до XVIII века общение с донскими казаками русские цари осуществляли через Посольский приказ (читай – Министерство иностранных дел. – П. Ф.).

Великий русский писатель Л. Н. Толстой, прожив некоторое время в терской станице Новогладковской, в своей повести « Казаки» отметил значительную разницу между казаками и русскими людьми. Он писал: « Живя между чеченцами, казаки перероднились с ними и усвоили себе их обычаи, образ жизни и нравы горцев… Еще до сих пор казацкие роды считаются родством с чеченскими… Влияние России выражается (для казака. – П. Ф.) только с невыгодной стороны: стеснением в выборах (имеется в виду атаманов и руководящих органов. – П. Ф.), снятием колоколов и войсками, которые стоят и проходят там… Казак по влечению менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем солдата, который стоит у него, чтобы защитить его станицу, но который закурил табаком его хату. Он уважает врага-горца, но презирает чужого для него и угнетателя солдата».

В русском языке слово « казак» некоторое время употреблялось как « бездом-ник», « бродяга», или в узком смысле – « одинокий вольный человек, не имеющий своего крова и родины» (читай - бомж. – П. Ф.). Какое же число преступлений надо было совершить, чтобы образовался народ, который сразу же заявил о себе многочисленными положительными качествами?! Невозможно представить, чтобы где-то случайно встретилась громадная масса людей, увидевших впервые друг друга, сговорившись бежать в какие-то неведомые края, чтобы жить воровскими шайками, бродягами. Появившись на Дону, эти « беглые люди» вдруг неожиданно сумели проявить свой ум, смекалку, создать справедливое общество, управляемое самим народом, стать не только защитниками своей территории, но покорителями и стражами новых неизведанных земель. На примере Российского государства можно проследить, какой неоценимый вклад внесли казаки не только в его стабилизацию, но и расширение границ, которые до сего времени остаются самыми большими во всем мире. Так что споры об истинном значении слова « казак» и времени появления его в русском языке, времени появления казачества можно продолжить до бесконечности.

Значительную часть своего существования казачество боролось со степью. Прошло много веков, пока оно стало на путь объединения. К этому времени следует отнести организацию больших общин, появление постоянных поселений. Условия жизни требовали защиты и самообороны околиц своих населенных пунктов.

Запорожские и донские казаки создали самые оригинальные и неповторимые формы казачьей жизни и быта. устройство внутреннего быта и традиций у донских казаков было в духе древнего новгородского вече. Войсковой круг на Дону напоминал и Запорожскую раду. На войсковом кругу каждый казак имел право голоса наравне со всеми. Кругу принадлежала административная, законодательная и судебная власть, он назначал походы и производил межевание земельных угодий и водных ресурсов, ему принадлежало утверждение судебных приговоров и смертной казни. На кругу избирались казачьи начальники, а главным исполнителем решений войскового круга был войсковой атаман.

Многолик и многонационален был казачий народ, но все с воодушевлением пели: « Наша матушка Рассея – всему свету голова». Во время прохождения действительной службы казаков учили: « Не выпячивай грудь, ты не солдат», « Не топочи, ты не в пехоте», « Подбери брюхо, ты не мужик». Все это способствовало умению носить « казачью осанку», а это – широкая и твердая поступь, ловкость движений, смелый глаз.

Казаки, появившись на Кавказе, жили рядом с горскими народами на правом берегу Терека – « на гребнях». Только в начале XVIII века они перешли жить на левый берег, чтобы предотвращать свободные набеги крымских татар не только на самих себя, но и на ставших для них близкими и родными горцев.

Часть ученых отвергает гипотезу « о казаках как о народе» и заявляет, что это военное сословие, пользующееся определенными льготами и привилегиями. Возможны ли они сегодня? А вот этого как раз и не следует делать: в условиях развития демократического общества любые привилегии могут спровоцировать недовольство многих народов России и даже социальный взрыв в обществе.

На мой взгляд, казака следует определять по природному (потомственному) происхождению, по соблюдению им выработанных предками традиций, культуры, обычаев, а не по тому, принял ли он на себя обязанности несения государственной службы. К сожалению, за многие годы советской власти слово « казак» стало почти нарицательным, и многие возмущаются, когда казаки причисляют себя к этносу. И зачастую даже сами природные казаки не имеют смелости открыто заявлять о себе, что принадлежат к казачьему этносу. Последняя перепись служит тому подтверждением.

Для того чтобы возрождать казаков как этническую общность, необходим закон о казачестве, в котором должно быть четко определено, кто такой казак. В этом случае отпадет необходимость определять казака как принявшего обязанность несения государственной службы. К сожалению, по этому закону « казаками» стали представители многих народов. Но ведь никакому представителю чеченского народа не придет в голову стать черкесом или карачаевцем, а вот казаком – пожалуйста. Действительно, в ранние века казаками становились представители других народов. Но на это уходило не одно поколение и при условии принятия казаком веры, традиций, культуры, обычаев, которые становились родными. В свое время, когда казаки-гребенцы стали переселяться на левый берег Терека, часть из них не пожелала этого делать. Они ушли в горы и там приняли ислам, а через несколько поколений стали чеченским родом « гуно», т. е. гуноевцами. Голубоглазость и славянский тип лица до настоящего времени сохранились у многих.

Считаю, что вопрос о казачестве не должен сниматься с повестки дня. И если реестровое казачество (реестр в переводе с польского языка означает список. – П. Ф.) практически согласилось с вариантом служивых казаков, то представители общественных организаций, особенно природных (потомственных) казаков, обязаны продолжать работу по принятию закона о казачестве.

Казачество выжило, должно жить и будет жить, пока будут жить казаки.

П. ФЕДОСОВ. Кандидат исторических наук, член Союза журналистов РФ.

P.S. Газета надеется на то, что существуют и другие мнения, и приглашает принять участие в обсуждении этой статьи.

Но чужое мнение размещаю.Почему не обсудить?

Казаки: нация, субэтнос или сословие?

Почему казачество противопоставляло себя великороссам

Рубеж конца XX - начала XXI века ознаменовался напряженными поисками казачеством своего собственного, утраченного в горниле революции и «мясорубке» Советов, подлинно казацкого пути. Что есть казак? Кто он - социальный служащий (воин, опричник, пограничник и т. п.) или же казак это прежде всего казак, то есть полноправный, а потому национальнообязанный представитель самобытного казацкого племени?

Вся история России сделана странным народом?

«Фактор этничности казачества» - так для краткости назовем означенную выше проблему - на протяжении всей истории России вызывал непримиримые идеологические столкновения российских интеллектуалов, генетически не имеющих никакого отношения к казачеству.

Наш обзор фактора этничности казачества следует начать с упоминания о научном труде известного историка, научная репутация которого в смысле апологетики казацкой самостийности абсолютно беспорочна, ибо он глубоко, последовательно и по-своему ярко не любил казачества.

Николай Иванович Ульянов, известный историк Русского Зарубежья, создал подлинно антиказацкий шедевр - основательный историографический опус «Происхождение украинского сепаратизма». В этом предельно идеологизированном труде есть немало размышлений о «хищной природе казачества», обильных цитат из польских источников, сравнивающих казаков с «дикими зверями». С особым сладострастием Н. И. Ульянов цитирует путевые впечатления некоего московского попа Лукьянова о землях казаков: «Вал земляной, по виду не крепок добре, да сидельцами крепок, а люди в нем что звери;... страшны зело, черны, что арапы и лихи, что собаки: из рук рвут. Они на нас стоя дивятся, а мы им и втрое, что таких уродов мы отроду не видали. У нас на Москве и в Петровском кружале не скоро сыщешь такого хочь одного».

Таковым описанием поп Лукьянов «наградил» казацкий городок Хвастов - атаманскую ставку прославленного казацкого вождя Семена Палея. Логично домыслить (хотя этого напрямую и нет в тексте Н. И. Ульянова) - уж коль скоро в Хвастове у самого Палея все казаки сплошь «звери и уроды», то что же говорить о более заурядных, так сказать, более близких народу представителях казацких станиц?

Мнение Н. И. Ульянова и попа Лукьянова можно было бы подкрепить еще десятком подобного же сорта цитат из эпистолярного наследия российских интеллектуалов как дореволюционного, так и советского периода истории России (достаточно вспомнить, например, в каком стиле высказывались Лев Троцкий и Владимир Ульянов-Ленин, клеймившие казаков как «зоологическую среду»). Это один полюс мнений.

«Портрет А. В. Суворова», Никола-Себастьян Фросте, 1833-1834 г.

Другой полюс представлял, например, русский генералиссимус Александр Васильевич Суворов, восторженные суждения которого о казаках общеизвестны. Именно Суворов вместе с князем Потемкиным сумели убедить Екатерину II прекратить в отношении запорожских казаков политику «тихого геноцида», переселив оставшихся после разгрома Запорожской и Новой Сечи запорожцев на Кубань. Так на Кубани возникло сорок казацких станиц, из которых 38 получили традиционные наименования куреней Запорожской Сечи.

«Казакофилом» был, бесспорно, Лев Николаевич Толстой. Этот выдающийся писатель, идеолог и философ неоднократно высказывал мысль о том, что Россия как государство - в неоплатном долгу перед казаками.

Приведу лишь наиболее известное из высказываний Льва Толстого: «...Вся история России сделана казаками. Недаром нас зовут европейцы казаками. Народ (очевидно, что имеется ввиду русский народ. - Н. Л. ) казаками желает быть. Голицын при Софии (канцлер Голицын при правлении царицы Софьи Романовой. - Н. Л .) ходил в Крым - осрамился, а от Палея (тот самый казачий атаман Семен Палий из Хвастова. - Н. Л. ) просили пардона крымцы, и Азов взяли всего 4000 казаков и удержали, - тот самый Азов, который с таким трудом взял Петр и потерял...»

Позитивная или отрицательная оценка казачества тем или иным русским интеллектуалом, по-видимому, зависела от того, насколько позитивно или отрицательно оценивал этот интеллектуал собственно русскую жизнь во внутренних областях страны.

Показательна в этом смысле психологическая реакция на пребывание в среде казачества известного путешественника по Дальнему Востоку Михаила Ивановича Венюкова, уроженца мелкопоместной дворянской семьи из села Никитского Рязанской области. В своей работе «Описание реки Уссури и земель к востоку от нее до моря» М. И. Венюков пишет: «...Во все время моего путешествия по Сибири и Амурскому краю я сознательно пытался уклониться от постоя или даже ночевки в домах здешних казаков, предпочитая всякий раз постоялые дворы, казенные учреждения или, по необходимости, избы русских переселенцев. Пусть в казачьих домах и богаче, и чище, но мне всегда была невыносима эта внутренняя атмосфера, царящая в семьях казаков - странная, тяжелая смесь казармы и монастыря. Внутренняя недоброжелательность, которую испытывает всякий казак к русскому чиновнику и офицеру, вообще к русскому европейцу, почти нескрываемая, тяжелая и язвительная, была для меня невыносима, особенно при более-менее тесном общении с этим странным народом».

Примечательно, что эти строки о «тяжелом и странном» народе писал весьма дотошный и объективный исследователь, который совершил свое путешествие по Уссури в окружении тринадцати казаков и только одного «русского европейца» - унтер-офицера Карманова.

В революционных событиях 1917-1918 годов в казацких воинских формированиях не произошло ни одного случая бессудной расправы рядовых казаков с казацким офицером. В русских же полках в эти годы подобные инциденты исчислялись десятками, если не сотнями. На русском флоте, где казаков вообще не было, офицеров расстреливали, топили, подымали на штыки еще в бóльших масштабах, чем в сухопутной армии.

В свое время замечательный этнолог Лев Николаевич Гумилев ввел в научный оборот понятие этнической комплиментарности (две категории: положительная и отрицательная), которая определялась исследователем как ощущение подсознательной взаимной симпатии (или антипатии) этнических индивидуумов, определяющее деление на «своих» и «чужих».

Если воспользоваться предложенным Л. Н. Гумилевым научным инструментарием, то окажется, что М. И. Венюков (а также другие «русские европейцы») и амурские казаки - суть два различных, причем взаимно отрицательно комплиментарные («чужие») друг другу этносы. Но почему же тогда положительно комплиментарны казачеству, абсолютно «свои» для него такие бесспорно этнически чистые русские как А. В. Суворов, Л. Н. Толстой, А. И. Солженицын?

Причиной столь полярно различных оценок казачества со стороны русских интеллектуалов, вызывавшей в равной степени как восхищение и желание быть с казаками у одних (вспомним, например, первую повесть Толстого «Казаки»), так и искреннее неприятие, отторжение, даже антагонизм у других, стала, как мне представляется, полноценно сформировавшаяся уже к исходу XVI века этничность казаков.

В отличие от казачества, национальное становление собственно великорусских людей, насильственно остановленное, надломленное и во многом исковерканное так называемыми реформами патриарха Никона, а затем пароксизмальной деятельностью Петра I, не могло дать русской интеллигенции единой ментально-идеологической платформы для оценки того или иного общественного или национального явления.

На фоне внутренней ментально-идеологической разобщенности русских казаки поражали всех сторонних наблюдателей (причем как доброжелательных, так и враждебных) прочно укорененным в национальном менталитете собственно казацким мировосприятием, завершенным, полноценно сформированным стереотипом поведения, признаваемым всеми казаками как национальный идеал, отсутствием каких-либо внутренних метаний в пользу смены своей этнополитической идентичности. Как представляется, именно эти цельность, самоценность и непоколебимость казацкого менталитета, завидная монолитность казацкой общественной среды как раз и порождали ту резкую полярность при оценке казачества внешними, в первую очередь русскими наблюдателями.

С точки зрения соответствия теории этничности по ее классической версии в интерпретации Ю. А. Бромлея, казацкое общество в России на рубеже XIX-XX веков обладало всеми признаками, особенностями и только ему присущими социальными свойствами, которые со всей очевидностью свидетельствовали о полноценной, завершенной в своем формировании этничности казаков.

«О, Сечь! Ты верного казачества колыбель!»

В нашем размышлении о «факторе этничности казаков» мы сразу оттолкнулись от среднего периода истории казачества. А как же период древней истории? Может быть там мы найдем неопровержимые доказательства, что казаки представляют собой некую органичную, хотя и весьма своеобычную ветвь русского или украинского народов?

Увы, таких доказательств нет. Вернее доказательства есть, но сугубо противоположные по знаку: в древних и средневековых источниках Евразии есть много сообщений, которые однозначно могут трактоваться как четкие указания на постепенно формирующуюся самобытную этничность казачества, начиная с XIII века. В известном, и на сегодняшний день, пожалуй, самом обстоятельном труде Е. П. Савельева «Древняя история казачества» подробно проанализирована фактура и достоверность абсолютного большинства древних и средневековых источников о процессе формирования казачьего этносоциума.

Предваряя свое, еще раз подчеркиваю, - весьма авторитетное с точки зрения научной аргументации исследование, - Е. П. Савельев пишет: «Казаки прежних веков, как это ни странно звучит для историков, не считали себя русскими, то есть великороссами или москвичами; в свою очередь и жители московских областей, да и само правительство смотрели на казаков, как на особую народность, хотя и родственную им по вере и языку. Вот почему сношения верховного правительства России с казаками в XVI и XVII веках происходили чрез Посольский Приказ, то есть по современному - чрез Министерство иностранных дел, чрез которое вообще сносятся с другими государствами. Казацких послов или, как их тогда называли, „станицы“ в Москве принимали с такою же пышностью и торжественностью, как и иностранные посольства...»

В качестве общего контекста всех более-менее древних источников можно привести, например, сведения «Гребенской летописи», составленной в Москве в 1471 году. Здесь говорится следующее: «...Там, в верховьях Дона, народ христианский воинского чина зовомии казаци, в радости сретающе (встречающие. - Н. Л. ) его (великого князя Дмитрия Донского. - Н. Л .) со святыми иконами и со кресты поздравляюще ему о избавлении своем от супостатов и, приносящее ему дары от своих сокровищ...»

Не только в большинстве, а, пожалуй, и во всех без исключения источниках по истории Руси-России XIV-XVII веков мы не найдем упоминаний казаков в контексте «русскости»; даже отмечая, что «казаци» - народ христианский и православный, русские источники тем не менее никогда не отождествляют их с собственно великорусским, московским людом. Описывая деяния казаков, русский исторический хронограф в десятках деталей находит возможность подчеркнуть наличие принципиальных различий в природе коренной русскости, вернее, великорусскости и казачества.

Первый отечественный энциклопедист В. Н. Татищев, обладавший, в отличие от всех прочих историографов, уникальным собранием древнейших русских манускриптов, погибших затем в пожаре Москвы в 1812 году, уверенно выводил родословную донских казаков от запорожцев, которые во главе с гетманом Дмитрием Вишневецким сражались вместе с войсками Ивана Грозного за Астрахань. Татищев допускал вместе с тем, что еще одним компонентом при формировании первичного этносоциального массива донского казачества выступали, возможно, так называемые мещерские казаки, то есть принявшие православие тюркоязычные мангыты («татары»), которых Иван Грозный перевел на Дон. Важно подчеркнуть, что с этногенетической концепцией В. Н. Татищева в целом был солидарен бесспорно крупнейший историк XIX века по проблеме казачества В. Д. Сухоруков.

Таким образом, становится понятным, что по крайней мере донские казаки - альфа и омега российского казачества - как прямые потомки генетического альянса запорожцев и мещерских татар имели, в силу этого факта, весьма мало общих генетических корней с великорусским этносом.

«Донские казаки», Юлиуш Коссак, 1877 год

Столь же незначительна была, по-видимому, генетическая связь самих запорожцев с собственно украинским (или как писали до 1917 года - малорусским) народом. Упоминавшийся уже последовательный борец с казацкой идеей Н. И. Ульянов размышлял по этому поводу так:

«Здесь (в Запорожской Сечи. - Н. Л .) существовали свои вековечные традиции, нравы и свой взгляд на мир. Попадавший сюда человек переваривался и перетапливался, как в котле, из малоросса становился казаком, менял этнографию, менял душу. <...> Фигура запорожца не тождественна с типом коренного малороссиянина (то есть украинца. - Н. Л. ), они представляют два разных мира. Один - оседлый, земледельческий, с культурой, бытом, навыками и традициями, унаследованными от киевских времен. Другой - гулящий, нетрудовой, ведущий разбойную жизнь, выработавший совершенно иной темперамент и характер под влиянием образа жизни и смешения со степными выходцами. Казачество порождено не южнорусской культурой, а стихией враждебной, пребывавшей столетиями в состоянии войны с нею».

Можно было бы поспорить с автором этих строк о степени взаимовлияния казачества и носителей южнорусской культуры, однако им бесспорно точно отмечен факт весьма малой генетической связи запорожцев с окружающей, генетически весьма далекой от казаков, украинской средой. Это указание тем более важно, что именно родовые запорожцы, переселившиеся под водительством атаманов Захара Чепеги и Антона Головатого на Кубань, стали этнической основой как для кубанского, так и для терского казачества.

Механизм довольно быстрого этнического растворения украинских выходцев в казачьей среде лаконично, но достоверно описан все тем же Н. И. Ульяновым.

«В Запорожье, как и в самой Речи Посполитой, хлопов (украинских крестьян. - Н. Л. ) презрительно называли „чернью“. Это те, кто убежав от панского ярма, не в силах оказались преодолеть своей хлеборобной мужицкой природы и усвоить казачьи замашки, казачью мораль и психологию. Им не отказывали в убежище, но с ними никогда не сливались; запорожцы знали случайность их появления на Низу и сомнительные казачьи качества. Лишь небольшая часть хлопов, пройдя степную школу, бесповоротно меняла крестьянскую долю на профессию лихого добытчика. В большинстве же своем, хлопский элемент распылялся: кто погибал, кто шел работниками на хутора к реестровым...».

Итак, мы можем признать, вслед за В. Н. Татищевым, В. Д. Сухоруковым, Е. П. Савельевым, Н. И. Ульяновым и другими крупными историками России и Украины, что казацкое сообщество издревле формировалось как бы из самого себя, путем постепенного прочного слияния небольших частей разнородных этнических элементов, включая великорусов, украинцев, представителей некоторых тюркских народностей, которые постепенно и разрозненно, в разные исторические периоды наслаивались на некий весьма мощный в генетическом плане, издревле сформировавшийся в междуречье Днепра и Дона этнический стержень.

Казаки произошли от казаков

Отношение казаков начала ХХ века к вопросу о своем происхождении с гениальной лаконичностью описано Михаилом Шолоховым в «Тихом Доне». Поистине хрестоматийна даже для современного казачества сцена, где на реплику комиссара Штокмана о том, что казаки, дескать, от русских произошли, - казак пренебрежительно, даже с вызовом бросает: «Казаки произошли от казаков!». Этот гордый девиз всего казачества - от запорожского войска до семиреченского - сохранился незыблемым доныне. Только эта фундаментальная платформа казацкого мироощущения обеспечила физическое выживание казацкого этнического сообщества, несмотря на многие десятилетия большевистских гонений.

Свою этническую отделенность, в хорошем смысле - самостийность от кого бы то ни было казачество остро чувствовало во все времена. В отношении великорусов это чувство самостийности диктовалось отнюдь не желанием противопоставить себя русскому народу как некий недостижимый для последнего образец. Со времен борьбы с польским шляхетством казак был чужд этнического высокомерия, и его отношение к русским людям в целом всегда было благожелательным и уважительным. Однако чувство самостийности все же всегда было и определялось только одним: желанием сохранить свой самобытный казацкий остров в безбрежном великорусском море, которое неудержимо накатывалось с севера на земли казацкого народа.

В недавнее время двумя российскими издательствами был переиздан любопытный сборник материалов-размышлений по проблемам казачества, впервые вышедший в свет в 1928 году в Париже по инициативе атамана А. П. Богаевского. В этом сборнике есть ценные наблюдения по этничности казачества, причем сделанные как самими казаками, так и близко знающими этот народ инонациональными наблюдателями.

«У казаков было, да и есть еще, выраженное сознание своего единства, того, что они, и только они, составляют войско Донское, войско Кубанское, войско Уральское и другие казачьи войска... Мы совершенно естественно противопоставляли себя - казаков - русским; впрочем, не казачество - России. Мы часто говорили о каком-либо чиновнике, присланном из Петербурга: "Он ничего не понимает в нашей жизни, он не знает наших нужд, он - русский". Или о казаке, женившемся на службе, мы говорили: "Он женат на русской"». (И. Н. Ефремов, донской казак)

«Я знаю, что в глазах простого народа воин идеальный, воин по преимуществу мыслим всегда как казак. Так было в глазах как великороссов, так и малороссов. Немецкое влияние на строй и народные понятия всего менее отразились на нравах казачества. В начале еще ХХ века, когда я спрашивал одного юнкера Константиновского училища, участвуют ли юнкера-казаки в их ночных похождениях, он отвечал: "Не без того, но казаки никогда не хвалятся друг перед другом своим распутством и никогда не кощунствуют"». (Митрополит Антоний [Храповицкий], русский)

«Нам, русским, нечего распространяться о казачьих доблестях. Мы знаем историческую колонизационную и окраинно-оборонительную миссию казачества, его навыки к самоуправлению и воинские заслуги на протяжении многих веков. Многие из нас, жителей северной и центральной части России, ближе познакомились с укладом казачьей жизни, найдя вместе с белым движением убежище в казачьих областях юго-востока России. В эмиграции мы оценили солидарность и спаянность казаков, выгодно отличающих их от общерусской "людской пыли"». (Князь П. Д. Долгоруков, русский)

«Казачество всегда едино, цельно в разрешении и понимании своих внутренних казачьих вопросов. Во мнениях же, взглядах, отношениях к вопросу внешнему для него - русскому, казачья интеллигенция разделяется, распыляется, забыв о главном, единственно незыблемом - об интересах своего народа, народа казачьего. У русской интеллигенции здесь, за рубежом, и у советской власти там, в СССР, получилась удивительная согласованность в устремлениях внедрить в сознание казачества (у первой - в эмиграции, у второй - в родных наших краях) убеждение, что казаки являются русским (великорусским) народом, а "казак" и "крестьянин" - тождественные понятия. Заботы советской власти о подобном "воспитании" казачества вполне понятны: они преследуют практические цели: затемнением национального самосознания у казачества, внедрением психологии великоросса ослабить сопротивление советскому строительству. Однако казаки никогда себя не осознавали, не ощущали и не считали великороссами (русскими), - считали русскими, но исключительно в государственно-политическом смысле (как подданные Русского государства)». (И. Ф. Быкадоров, донской казак)

Показы: 1 Охват: 0 Прочтений: 0