Во время народного возмущения против Лжедмитрия I с Лобного места на Красной площади царём был "выкликнут" Василий Шуйский, стоявший во главе боярского заговора против самозванца. Василий Шуйский был представителем самой знатной и родовитой боярской фамилии, находившейся в очень тесном родстве с Рюриковичами. Но формально власть перешла в руки Боярской Думы.

Внутриполитическое положение государства продолжало ухудшаться. Страну будоражили слухи о спасении царевича Дмитрия. На юге началось массовое восстание, центром которого стал город Путивль.

Восставшие казаки, крестьяне и посадские люди избрали в Путивле «большим воеводой» прибывшего к ним с отрядом запорожцев Ивана Болотникова, бывшего военного слугу князя А.А. Телятевского с Черниговщины.

Летом 1606 года Болотников во главе 10-тысячного войска восставших начал поход на Москву. Были взяты крепости Кромы и Елец, под которыми полки Василия Шуйского потерпели поражение. К октябрю 1606 года к Болотникову присоединились крупные отряды служилых дворян стрелецкого сотника истомы Пашкова и рязанского воеводы Прокопия Ляпунова, а также Григория Сумбулова, выступивших против боярского царя. Помощь восставшим оказал и путивльский воевода князь Г. П. Шаховский.

Несмотря на свои значительные силы, повстанцы не смогли овладеть столицей. Царские войска под селом Коломенским разбили восставших, чему способствовал переход на сторону Василия дворянских отрядов. В мае 1607 года Болотников отошел в Тулу, где его и осадили. При этом Василий Шуйский обещал сохранить жизнь всем сдавшимся в плен. Однако боярское правительство не сдержало своего обещания, над участниками крестьянско-дворянской смуты была учинена жестокая расправа. Самого же Ивана Болотникова сослали в далекий Каргополь, где вскоре он был втайне ослеплен и утоплен.

А в это время в Польше объявился новый самозванец, который также выдавал себя за сына Ивана Грозного. Он вошел в русскую историю под именем Лжедмитрий 2. Современники строили немало догадок о его происхождении. «В «Барнулабовской летописи» белорусский летописец наиболее достоверно называет его Богданкой, учителем детей у попа в Шклове», - пишет В. О. Ключевский (7, с. 302.

Войска Лжедмитрия 2 у границы перехватили Марину Мнишек, высланную в Польшу после гибели Лжедмитрия 1. Марина Мнишек "признала" в новом самозванце своего мужа. После этого её стали звать "женой всех самозванцев" (3, с. 94). Снаряженный опять на польские деньги, новый самозванец в 1608 г. начал поход на Москву. Жители русских городов и его встречали хлебом - солью. Лжедмитрий 2 подошёл к Москве, но взять ее не смог и стал лагерем в 17 км. от Москвы у села Тушино. От названия которого Лжедмитрий 2 получил прозвище «Тушинский вор». Он расколол страну на две части. За год существования Тушинского лагеря в стране возникло две власти: правительство царя В. Шуйского в Москве и правительство Лжедмитрия 2 в Тушине.

В этот период в стране установился фактически режим двоевластия. Отряды тушинцев контролировали значительную территорию Российского государства, грабя и разоряя население. В самом тушинском лагере самозванцем полностью управляли предводители польско-литовских отрядов, что стало важным фактором воздействия на Россию. Это означало конкретное вмешательство Речи Посполитой во внутренние дела России.

В этот период царь Василий Шуйский решил просить военной помощи у Швеции, на престол которой претендовал польский король. На север для сбора войск был отправлен царский племянник князь М. В. Скопин-Шуйский. В феврале 1609 года он заключили военный договор в Выборге со Швецией, по которому она за уступленный город Корелы с уездом должна была прислать 15-тысячный воинский отряд, но вместо обещанных 15 прислала лишь 7 тыс. наемников во главе с генералом Я. П. Делагарди.

Войско Скопина-Шуйского двигалось через Новгород и Тверь, пополняясь по пути местными ополчениями. Оно смогло разбить тушинцев и снять осаду с Троице-Сергиева монастыря. В марте 1610 года талантливый полководец вступил в Москву. Большинство польских отрядов ушло к королю Сигизмунду 3. Но в Москве во время празднования победы в апреле 1610 года Скопин-Шуйский неожиданно умер. Полагали, что его отравила царская родня.

Польский король же стремился превратить Россию в сферу интересов Польши и не хотел распространения шведского влияния в России. В 1609 г. Польша начала открытую интервенцию в Россию. Лжедмитрий 2 бежал в Калугу, где был убит. Василий Шуйский был низложен и пострижен в монахи. В Москве было образовано правительство из семи бояр. Тем временем шведские войска начали захват русского Севера и позднее обманом захватили Новгород.

Третья попытка преодолеть Смуту также не удалась. Разрушение русского общества зашло слишком далеко. Остановить разрушение могли только кардинальные меры. Василий Шуйский, как и Борис Годунов, не верил в свою богоизбранность и на применение кардинальных мер в обществе не пошёл.

Введение………………………………………………………………….....3

1. Причины и начало Смуты. Борис Годунов (1598-1605гг.). Лжедмитрий I (1605-1606гг.)…………………………………………..4

2. Правление Василия Шуйского (1606-1610 гг.): нарастание гражданского противостояния, начало иностранной интервенции……………………………………………………………..8

3. Борьба русского народа за национальную независимость. Изгнание поляков из Москвы. Земской собор 1613г. Последствия смуты…...11

Заключение………………………………………………………………..13

Список использованных источников……………………………………14

Введение

ХVII век был поворотным и в истории России. События рубежаXVI-XVII вв. получили, с легкой руки современников, название «Смутное время». Время лихолетья затронуло все стороны русской жизни – экономику, власть, внутреннюю и внешнюю политику, идеологию и нравственность. Тема достаточно актуальна, т. к. Московское государство испытало страшное потрясение, поколебавшее самые его глубокие основы. Смутная эпоха самозванцев является переходным временем на рубеже двух династий и двух смежных периодов.

Смута (смутное время) – глубокий духовный, экономический, социальный, и внешнеполитический кризис, постигший Россию в конце XVI начале XVII в., который совпал с династическим кризисом и борьбой боярских группировок за власть, поставившей страну на грань катастрофы.

Современники говорили о Смуте как о времени «шатости», «нестроения», «смущения умов», которые вызвали кровавые столкновения и конфликты. Термин «смута» использовался в обиходной речи XVII в., делопроизводстве московских приказов. В IX– начале XX в. попал в исследования о Борисе Годунове, Василии Шуйском. В советской науке явления и события начала XVII в. классифицировались как период социально-политического кризиса, первой крестьянской войны (И.И.Болотникова) и совпавшей с ней по времени иностранной интервенции, но термин «смута» не использовался. В польской исторической науке это время именуется «Димитриада», поскольку в центре исторических событий стояли Лжедмитрий I, Лжедмитрий II, Лжедмитрий III – поляки или сочувствовавшие Речи Посполитой самозванцы, выдававшие себя за спасшегося царевича Дмитрия.

Избранная тема достаточно хорошо изучена в отечественной истории. Наиболее подробно ее изучением занимались такие известные деятели, как С.Ф. Платонов, Н. Костомаров, Г.Попов.

1. Причины и начало Смуты. Борис Годунов (1598-1605гг.). Лжедмитрий I (1605-1606гг.)

СМУТА – глубокий духовный, экономический, социальный, и внешнеполитический кризис, постигший Россию в конце XVI начале XVII в., который совпал с династическим кризисом и борьбой боярских группировок за власть, поставившей страну на грань катастрофы. Основными признаками смуты считают бесцарствие (безвластие), самозванство, гражданскую войну и интервенцию.

Формальной причиной событий Смутного времени стал династический кризис в России. В 1598 г. после смерти бездетного царя Федора Иоанновича пресеклась прямая линия потомков Ивана Калиты на московском престоле. В тот же год Земский собор под руководством патриарха Иова избрал на царство Бориса Годунова, талантливого политического деятеля, но не сумевшего обрести признания ни в глазах общества (из-за слухов о причастности его к гибели царевича Дмитрия), ни в глазах знати, считавшей царя худородным выскочкой. Со своей стороны Борис Годунов не смог вовремя сделать необходимых уступок боярству, для которого столь дорога была мысль о договоре, дававшем юридические гарантии служилой знати и ограничивавшем власть царя. В своем стремлении единолично править страной Борис Годунов широко использовал политические обычаи опричного времени, прибегал к репрессиям против своих политических противников. Несмотря на ряд удачных мероприятий в области внешней политики и отношениях с церковью, фортуна не была на стороне Годунова. Он вынужден был изыскивать средства для предотвращения последствий экономической разрухи страны и политической разобщенности господствующего класса и выбрал путь усиления эксплуатации крестьян и их закрепощения. Но эта политика, несмотря на кратковременный экономический эффект в 90-е годы ХVI в., обернулась великой трагедией и для народа, и для ее творца. Крестьянское хозяйство окончательно утрачивало свою устойчивость, что не преминуло сказаться в годы великого голода 1601-1603 годов, когда только в Москве умерли 127 тысяч человек. .

Так тяготы неурожайных лет и экономическая политика государства вызвали настроения всеобщего недовольства в обществе, что при слабой правовой обоснованности власти царя привело к взрыву и без того хрупкого социального мира. В 1603 г. вспыхнуло крупное восстание холопов, которое хотя и было подавлено правительственными войсками воеводы И.Ф. Басманова, однако способствовало окончательному падению власти Годунова. Так появился на исторической арене Лжедмитрий I.

В разгар великого голода в России в Польше объявился беглый холоп боярина Федора Никитича Романова - Григорий Отрепьев, который выдавал себя за царевича Дмитрия, спасшегося чудесным образом. Многие историки не исключают, что к этой роли его подготавливала клика Романовых, ярых политических противников Годунова, и Отрепьев искренне верил в свое царское происхождение. Показательно в этой связи, что Григорий постригся в монахи кремлевского Чудова монастыря после того, как его барин Романов попал в опалу и сам стал монахом, приняв имя Филарета.

В августе 1604 г. Лжедмитрий I с отрядом в 4 тысячи человек, состоявшим из польских шляхтичей, русских дворян-эмигрантов, запорожских и донских казаков, перешел русскую границу и вступил в пределы Северской земли. Польский король Сигизмунд III не решился тогда открыто поддержать самозванца, но оказал негласную поддержку, позволив ему набрать в своих пределах вооруженных людей. Непосредственную помощь Лжедмитрию оказывал сандомирский воевода Ежи (Юрий) Мнишек, который даже отдал за него свою дочь Марину, прельстившись посулами Отрепьева на Новгород и Псков.

Переправившись через Днепр под Черниговом, войско самозванца в обход Смоленска, где его поджидали царские воеводы, начало продвижение к Москве. Кружной путь по юго-западным окраинам государства был избран не случайно. Здесь начиналось крестьянское повстанческое движение, которое обеспечило самозванцу значительный прирост сил.

В развитии политических событий решающую роль сыграла внезапная кончина Бориса Годунова 13 апреля 1605 г. У наследовавшего ему сына Федора не было ни таланта, ни опыта отца. Уже в мае 1605 г. воеводы, в том числе и любимец Бориса Годунова П.Ф. Басманов, признали самозванца законным царем. Их примеру последовала армия. После некоторых колебаний изменили Федору Борисовичу и московские бояре, отражавшие антигодуновские настроения столичного люда. Царь Федор с матерью, сестрой и небольшой кучкой верных слуг были убиты. Патриарх Иов сослан. 20 июня 1605 г. состоялся торжественный въезд в Москву «царя и великого князя всея Руси» Дмитрия Ивановича.

Однако Лжедмитрию I не пришлось поцарствовать даже и года. Боярский заговор и московские мятежи смели власть самозванца и уничтожили его самого. 17 мая 1606 г. в ходе восстания столичных низов, инспирированного московским боярством, Лжедмитрий I был убит, Марина Мнишек с отцом и шляхтичами выслана за границу. Из московских служилых людей наскоро скроили Земский собор, на котором «выкликнули» царем ловкого интригана Василия Ивановича Шуйского. С его воцарением начался второй период Смуты.

Почему же так короток оказался срок политической жизни самозванца, которого общество так неистово только что чаяло в цари? Решающим фактором было нежелание Лжедмитрия быть марионеткой в чьих-либо руках, будь то Сигизмунд III или московское боярство. Нарушив обещание польскому королю, самозванец отказался разрешить строить в России католические костелы, не отдал ему Северскую землю и Смоленск. С опаской смотрело на русского царя-католика православное духовенство России, расценившее практику денежных займов у монастырей, которой придерживался Лжедмитрий I, как начало секуляризации духовных владений. Наконец, самозванец подтвердил крепостническое законодательство Годунова, чем отвратил от себя крестьянство. Так новый царь размежевался почти со всеми своими политическими соратниками. Повод для устранения неугодного монарха нашелся очень быстро. Заносчивое поведение «латинян» оказалось удобным предлогом, чтобы поднять на восстание столичные низы. Показательно, что вдохновители майского переворота, московские бояре, призывали не к свержению царя, а к истреблению поляков.

2. Правление Василия Шуйского (1606-1610 гг.): нарастание гражданского противостояния, начало иностранной интервенции

Воцарение Василия Шуйского не прекратило «смуту». Новый царь опирался на узкий круг близких ему людей. Даже внутри Боярской думы у него были недоброжелатели, сами претендовав­шие на престол (Романовы, Голицыны, Мстиславские). Не был популярен Шуйский и у дворянства, которое сразу признало его «боярским царем». Народные массы не получили никакого об­легчения. Василий Шуйский отменил даже налоговые льготы, данные самозванцем населению южных уездов. Началось пре­следование бывших сторонников «царя Дмитрия», что еще боль­ше накалило обстановку. В народе продолжал упорно держаться слух о чудесном спасении Дмитрия, о том, что, вновь воцарившись в Москве, он облегчит ее положение.

Против Шуйского выступило население порубежных уездов, опальные сторонники Лжедмитрия. Оппозиционные настроения охватили дворянские корпорации. Летом 1606г. Движение стало приобретать организационный характер. Появился и руководитель – Иван Исаевич Болотников.

В движение против «боярского царя» Василия Шуйского ока­зались вовлеченными самые разные слои населения: народные низы, дворянство, часть боярства. Именно они приняли участие в восстании Ивана Болотникова в 1606 – 1607 годах.

Правление Василия Шуйского

Через три дня новым царем "выкликнули" с Лобного места на Красной площади родовитого боярина Василия Ивановича Шуйского (1606–1610), организатора заговора. Формально власть перешла в руки Боярской думы, но эта власть была эфемерной.

Внутриполитическое положение государства продолжало ухудшаться. На юге началось массовое восстание, центром которого стал город Путивль. Восставшие казаки, крестьяне и посадские люди избрали "большим воеводой" прибывшего к ним с отрядом запорожцев Ивана Исаевича Болотникова, бывшего военного слугу князя А. Телятевского с Черниговщины.

Во главе большого повстанческого войска Болотников подошел к Москве. С ним были и дворянские отряды И. Пашкова и П. Ляпунова из Рязанской земли. Но дворяне оказались временными попутчиками движения, выступая лишь за смену царя. Никаких социальных перемен они нс желали. Между тем Болотников выдвигал опасные для вотчинников и помещиков требования, осуществление которых грозило господам лишением их привилегированного положения, а то и превращением в холопов новых господ из числа повстанцев.

В конце 1606 г. развернулось сражение у стен Москвы. Переход отрядов дворян в лагерь Шуйского позволил правительственной армии взять верх над восставшими. Им пришлось отступить к Калуге, а затем засесть в Туле. Огромное царское войско блокировало Тулу. Несмотря на голод, повстанцы стойко оборонялись. Осаждавшие перекрыли реку Упу плотиной, и город был затоплен. В. Шуйский обещал Болотникову и его сподвижникам сохранить жизнь, если они прекратят сопротивление, но не сдержал свое слово. Болотникова схватили и сослали в далекий Каргополь, где его затем тайно умертвили (1607). Однако праздновать победу Шуйскому не пришлось.

Лжедмитрий II ("Тушинский вор")

Новый самозванец объявился летом 1607 г. в Стародубе. Современники строили немало догадок о его происхождении. В "Барнулабовской летописи" белорусский летописец наиболее достоверно называет его Богданкой, учителем детей у попа в Шклове. Именно он стал новым ставленником польских интервентов. В мае 1608 г. царские войска были разгромлены под Волховом, и Лжедмитрий II во главе крупных отрядов польских и литовских магнатов двинулся на Москву. По пути к нему присоединились недавние болотниковцы, а также казачьи отряды атамана Ивана Заруцкого. В начале июня 1608 г. войска нового самозванца подошли к Москве, но, потерпев поражение у Химок и на Пресне, встали укрепленным лагерем в селе Тушино, от названия которого Лжедмитрий II получил прозвище "Тушинский вор". Началась осада столицы. Часть столичной знати переметнулась от царя Василия Шуйского к новому претенденту на русский трон, в Тушино начала действовать своя Боярская дума, приказы. Захватив в октябре 1608 г. Ростов, польские отряды взяли в плен митрополита Филарета Романова и, привезя его в Тушино, провозгласили патриархом. Отпущенная из Москвы в июле 1608 г. по условиям перемирия с поляками Марина Мнишек вместе с отцом также оказалась в Тушине и признала в новом самозванце своего "супруга".

В этот период в стране фактически установился режим двоевластия. Отряды тушинцев контролировали значительную территорию Российского государства, грабя и разоряя население. В самом Тушинском лагере самозванцем полностью управляли предводители польских отрядов. Их разбойные действия вызывали вооруженный отпор окрестных крестьян и горожан. 16 месяцев (с сентября 1608 г. по январь 1610 г.) польско-литовские отряды Яна Сапега осаждали Троице-Сергиев монастырь, но его защитники отбили все приступы врага.

ЛЖЕДМИТРИЙ II

Потерпев поражение под Москвой, вожди мятежа все настойчивее искали помощи в пределах Речи Посполитой. Некогда Отрепьев в критический для него момент решил передать Путивль под власть короля, чтобы стать под защиту его армий. Подобные же проекты возникли у повстанцев в 1607 г.

Болотников писал письма в Самбор, предупреждая своих покровителей, что он находится в бедственном положении и вынужден будет передать польскому королю все отвоеванные именем Дмитрия города, «с тем чтобы их величество вызволил их». Предводители мятежа уповали на иностранную помощь, не имея понятия о положении в Польше.

Наиболее решительные приверженцы Лжедмитрия I - капитаны Борша, Иваницкий, Липницкий, секретарь Склянский - погибли в дни переворота в Москве. Другие ветераны московского похода - капитаны Домарацкий, Запорский, Ратомский, братья Стадницкие, а также Мнишеки, Вишневецкий, секретари Бучинские были задержаны в России.

В Польше оставалось немало других приспешников Отрепьева. Но владелица Самбора умерла, так и не собрав для самозванца армию. Московские власти нашли средства, чтобы оказать давление на Самбор и добиться прекращения интриги.

Незадолго до водворения в Москве Отрепьев получил подкрепления из Белоруссии. Ротмистр Ратомский привел к нему 500 белорусских шляхтичей на конях. Их поход на Москву превратился в прогулку. В Москве православные шляхтичи получили щедрое вознаграждение и были отпущены домой.

Известие о гибели «Дмитрия» в Москве и мятеже Болотникова не оставило ветеранов равнодушными. Они готовы были ввязаться в новую авантюру.

Будучи в лагере Болотникова, Конрад Буссов узнал многое такое, о чем другие современники и не догадывались.

Ему стало известно, что Болотников многократно пытался вызвать «государя» из-за рубежа, но затем убедился в бесполезности этих попыток и предложил сторонникам «Дмитрия» в Польше подготовить нового самозванца. Его обращение не было услышано в Самборе. Но белорусские ветераны готовы были откликнуться на призыв.

Для Шаховского и его сообщников не было тайной то, что самборский «царь Дмитрий» нашел прибежище у Мнишеков. Но после пленения Мнишеков царем Василием в Москве продолжать интригу было рискованно.

В конце 1606 г. «царевич Петр» взялся разыскать «дядю» Дмитрия, а заодно навербовать войско для Болотникова.

Примечательно, что он отправился не на Украину во владения Мнишеков, а в Белоруссию.

Визит «царственной особы» не мог быть осуществлен без ведома местных литовских властей, разрешивших ему свободно передвигаться по территории Речи Посполитой и вести переговоры с подданными короля.

В литовских документах начала 1607 г. можно обнаружить самый ранний след затевавшегося заговора. Оршанский староста Андрей Сапега, лицо официальное, сообщил королю, что он недавно беседовал с прибывшим из России царевичем Петром, внуком Грозного. Царевич прибыл в Литву 6 декабря 1606 г. и прожил две недели, до 20 декабря, в Копыси в Максимовичской волости, неподалеку от Витебска.

В Белоруссии назревали важные события. Там появился «царь Дмитрий».

В начале 1607 г. в Кракове были получены из Витебска «Новины» с подробностями: 23 января 1607 г. (по старому стилю 13 января) поступили «заслуживающие доверия новости о Дмитрии, московском царе, посланные из Литвы.

Ожил и восстал из мертвых Дмитрий Иванович, московский царь». По словам автора «Новин», царь Дмитрий «приехал в Витебск, откуда, открыто показав себя всем, написал письмо рыльским мещанам…»

Итак, новый самозваный Дмитрий был представлен населению Витебска и тут же написал грамоту в Рыльск.

«Новины» заключали в себе рассказ нового самозванца. «Царьку» надо было объяснить, откуда он взялся, и он сочинил историю о том, что бежал из Рыльска после того, как в этот город прибыли послы Василия Шуйского, обещавшие 20 тысяч рублей за его голову. Самозванец переоделся в монашеское платье, сел в небольшую повозку и за ночь добрался до Витебска.

Автор документа дополнительно сообщил, что «пятого дня», то есть за пять дней до составления «Новин», 8 января 1607 г., «царь Дмитрий» послал своих людей в Рыльск с письмами к Василию Шуйскому. Фактически это был первый манифест Лжедмитрия II. Видимо, «вор» объявил свое царское имя в Витебске или 8 января, или незадолго до этого дня.

Сопоставив даты и обстоятельства дела, можно обнаружить многозначительные совпадения.

6 декабря 1606 г. «царевич Петр» прибыл в окрестности Витебска. Если бы самозванец объявился в этом городе ранее 20 декабря 1606 г., ничто не мешало бы «царевичу» увезти его с собой в Россию. Именно таким был сценарий, разработанный заговорщиками. Но что-то помешало им осуществить свои планы.

Следует указать на второе важное совпадение. В Копыси, под Витебском, «Петр» имел дело со шляхтичами Зеновичем и Сенкевичем. Они сопровождали «царевича» в поездке по Белоруссии, целью которой были розыски «царя Дмитрия». Прошло несколько месяцев, и тот же самый пан Зенович проводил Лжедмитрия II за московский рубеж. Планы заговорщиков начали осуществляться.

Первоначально покровители витебского «вора» предполагали, что передадут его с рук на руки «царевичу Петру», который доставит его в Россию, предположительно в Рыльск, и представит народу как своего дядю «царя Дмитрия». При таких обстоятельствах церемония воцарения свелась бы к передаче власти от «царевича» законному «царю». Что помешало заговорщикам?

Во второй половине декабря 1606 г. в Литве узнали о сокрушительном поражении армии Болотникова под Москвой. «Царевич Петр» не мог более задерживаться в Литве ни на один день. Ему надо было спешно возвращаться в Путивль.

Что касается витебского «вора», он был представлен жителям Витебска, после чего исчез. С некоторой наивностью белорусский летописец записал, что когда «были почали познавати онаго Дмитра», тот сбежал, «аж до Пропойска увышол». Самозванец вовсе не желал разделить судьбу убитого Растриги. Узнав о катастрофе под Москвой, он постарался скрыться от своих литовских покровителей.

Ждали, что после разгрома Болотникова мятеж будет подавлен окончательно. Литовские власти, участвовавшие в заговоре, должны были взглянуть на интригу трезвыми глазами. У них не было оснований продолжать хлопоты и тратить деньги на безнадежное дело.

Прошло несколько месяцев, прежде чем литовские власти вспомнили о самозванце и вновь взялись за осуществление плана возведения его на московский трон.

Возобновление интриги было очевидным образом связано с событиями в России. К весне 1607 г. повстанцам удалось удержать в своих руках помимо Калуги также Тулу, главную крепость на ближних подступах к Москве. Мятежники вновь подняли голову.

Литовские власти всерьез взялись за поиски беглого самозванца. Его обнаружили в окрестностях Пропойска.

Опасаясь повторного побега «вора», староста чечерский пан Зенович и урядник чечерский Рагоза - официальные лица из местной литовской администрации - бросили «претендента» в тюрьму. Там ему предложили поразмыслить, желает ли он сгнить в литовской тюрьме или взойти на московский престол.

Самозванец предпочел царствовать. Тем не менее его продержали под арестом неделю.

«Петрушка» с казаками и воровскими «боярами» спешно ушли в Тулу. В Путивле не осталось никого из вожаков восстания, посвященных в планы заговора и обладавших достаточной властью, чтобы передать царство Лжедмитрию II. В таких условиях литовским заговорщикам пришлось прибегнуть к новым ухищрениям.

Решено было переправить самозванца в Россию не под именем царя, а под именем Андрея Андреевича Нагова, родственника царевича Дмитрия Угличского.

«Вор» перешел русскую границу 23 мая. Если он смог объявить свое царское имя только спустя шесть недель, а до того блуждал по Северской Украине, то это значит, что литовские власти на какое-то время утратили контакт с инициаторами интриги из числа русских мятежников, что едва не погубило дела.

Происки литовских должностных лиц вызвали недовольство в Кракове. Рокошь в Польше поставил короля в трудное положение, и он не желал осложнений на восточной границе. 8 (18) июня 1607 г. Сигизмунд III направил властям Витебска указ решительно пресекать действия населения - «обывателей», которые без разрешения короля «смеют и важатся громады немалые людей своевольных збираючи, за границу до земли Московской вторгиваться».

Сопоставим дату указа с датой пересечения границы Лжедмитрием II. Пока донесения королевских агентов были доставлены в Краков, пока они были доложены королю и королевская канцелярия составила универсал, прошло никак не менее недели, а это значит, что военные приготовления в Витебске по времени совпали с отправкой в Россию самозванца.

Литовские должностные лица рассчитывали на то, что болотниковцы провозгласят самозванца своим царем, едва он перейдет границу. После этого «царь» должен был немедленно вызвать на помощь литовские войска, набранные в Витебске и других пограничных литовских крепостях.

Болотников и его окружение были поглощены войной, все более неудачной для них. О самозванце они вспомнили лишь после 30 июня, будучи осаждены в Туле.

Из этого города, повествует Буссов, Болотников послал в Польшу атамана Ивана Заруцкого, который нашел Лжедмитрия II в Стародубе. Атаман не мог добраться до Стародуба ранее 9-10 июля. Отсюда следует, что он принял участие в интриге лишь в самые последние дни перед воцарением «вора» и в предыдущей подготовке его не участвовал.

Такова история появления Лжедмитрия II, составленная на основании самых ранних и достоверных документов.

Спустя годы за составление биографии стародубского «вора» взялись иностранные мемуаристы и белорусские летописцы. Наибольшую осведомленность проявили современники, наблюдавшие за первыми шагами самозванца в Белоруссии или служившие при нем в Тушине. Конрад Буссов лично знал Лжедмитрия II, и ему удалось установить некоторые факты его ранней биографии. Самозванец, по словам Буссова, был «слугой попа» и школьным учителем в Шклове в Белоруссии. Из Шклова учитель перебрался в Могилев.

Удачное расследование о самозванце провел священник из села Баркулабова под Могилевом, составитель подробной летописи. Белорусский летописец хорошо знал среду, из которой вышел «вор», и его рассказ согласуется с версией Буссова в двух основных пунктах: самозванец был жителем из Шклова, а после переезда в Могилев он прислуживал местному священнику.

Совпадение двух источников различного происхождения очень важно само по себе. Буссов имел возможность беседовать с белорусскими шляхтичами, сопровождавшими Лжедмитрия II с первых дней. Белорусский летописец либо сам наблюдал жизнь «вора» в Могилеве, либо описал его историю со слов очевидца. Он уточнил места, где учительствовал будущий «Дмитрий», назвал по имени священника, которому тот прислуживал, описал его внешний вид. «Бо тот Дмитр Нагий, - записал он, - напервеи у попа шкловского именем, дети грамоте учил, школу держал; а потом до Могилева пришел, также у священника Федора Сасиновича Николского у селе дети учил».

Учительский труд плохо кормил, и бродячий учитель нашел дополнительный заработок в доме у попа Терешка, «который проскуры заведал при Церкви Святого Николы» в Могилеве. Учитель «прихожувал до того Терешка час немалый, каждому забегаючи, послугуючи; а (и)мел на собе оденье плохое, кожух плохий, шлык баряный, в лете в том ходил». Как видно, новый самозванец был в полном смысле слова выходцем из народа. Потертый кожух и баранья шапка, которую он носил и зимой и летом, указывали на его принадлежность к неимущим низам.

По словам польских иезуитов, бродячий, учитель, прислуживавший в доме священника в Могилеве, дошел до крайней нужды. За неблагонравное поведение священник высек его и выгнал из дома. Бродяга оказался на улице без куска хлеба. В этот момент его и заприметили ветераны московского похода Лжедмитрия I. Один из них, пан Меховецкий, обратил внимание на то, что голодранец «телосложением похож на покойного царя». Угодливость и трусость боролись в душе учителя. Невзирая на нужду, он не сразу поддался на уговоры Меховецкого и его друзей.

После поражения Болотникова учитель бежал, но был обнаружен и арестован. Затем, повествует белорусский летописец, «пан Рогоза, врядник Чечерский, за ведомостью пана своего его милости Зеновича, старосту Чечерского, оного Дмитра Нагого на Попову гору, то есть за границу московскую, пустил, со слугами своими его пропровадил».

Итак, в декабре 1606 г. пан Зенович после переговоров отпустил на русскую границу «царевича Петра», искавшего «Дмитрия», а в мае 1607 г. он же переправил через русскую границу Лжедмитрия II. При самозванце не было ни иноземных советников, ни иноземного наемного войска.

Хотя учитель был объявлен царем в Витебске, на Русь он явился под именем Андрея Нагова, сына боярина. По этой причине белорусский летописец называл самозванца то Дмитрием Ивановичем, то Дмитром Нагим.

Беглых русских дворян в Речи Посполитой было достаточно. Но новый «вор» был подобран на улице, в канаве. Дворянам он не внушал доверия.

Русские люди, вызнавшие «царя», стояли на социальной лестнице столь же невысоко, как и «вор». Самым заметным из «свидетелей» был некий Олешка - сомнительная личность: «сказался московской подьячей Олешка Рукин, а иные сказывают детина». Рукин выдавал себя за подьячего, но современники подозревали, что он был детиной, то есть слугой.

Эмиссаром «литвы» при особе Лжедмитрия II был торговый человек Грицко, которого называли также Григорием Кашинцем. Литовские власти снабдили его некоторой суммой денег, без которых дело было обречено на полный провал. Грицко справился со своей задачей, за что позже получил от «вора» думный чин казначея.

При таких помощниках, без дворян и думы, без царской печати, а главное, без армии самозванец имел очень мало шансов на признание в России.

Перейдя границу, шкловский учитель и его сотоварищи без особой пользы скитались по городам, занятым мятежниками, сея молву о скором пришествии «царя Дмитрия».

В день святого Якова учителя видели на дороге между Путивлем и Новгородом-Северским.

12 июня самозванец водворился в Стародубе на Брянщине. В отличие от северских городов Стародуб был населен русскими, и Лжедмитрий I в нем не бывал. Стародубцам «вор» представился как дворянин Андрей Андреев Нагой и при этом объявил, что царь Дмитрий прислал их (с подьячим Рукиным) «наперед себя для того, так ли ему все ради; а он (царь. - P.C.) жив, в скрыте от изменников».

Стародуб был небольшой крепостью, но город находился на кратчайшем расстоянии от Чечерска, откуда можно было ждать польской подмоги.

Что делать дальше, Лжедмитрий II не знал. Учитель из Могилева был на своем месте в церковной школе. Он умел делать всякого рода черную работу по дому, терпеливо сносил побои и розги. Приниженному и бедному человеку предстояло сыграть роль великого государя и вождя восстания, что требовало подготовки.

Шкловский бродяга не обладал ни мужеством, ни волей, ни практическим опытом, чтобы самостоятельно довести дело до успешного конца. Рукин и другие его помощники также были людьми малоавторитетными и незначительными.

Учитель провел в Стародубе месяц, пока в первой декаде июля в город не прибыл посланец Болотникова атаман Заруцкий.

Сын тернопольского мещанина, Иван Заруцкий был польским подданным. В его судьбе было нечто общее с судьбой Болотникова. В юности он попал в плен к крымским татарам, бежал из неволи и стал казачьим предводителем. Отличаясь решительностью, атаман в считанные дни подготовил церемонию представления Лжедмитрия II народу.

Помимо Заруцкого, большую помощь самозванцу оказал предводитель местных повстанцев - стародубский сын боярский Гаврила Веревкин.

Современники указывали на Веревкина как на главного инициатора переворота в пользу Лжедмитрия II. Описав смуту, происшедшую в Стародубе, летописец заметил:

«Начальному (начальник) же воровству стародубец Гаврила Веревкин».

Роль Веревкина в интриге была столь велика, что немедленно появилось подозрение, что новый самозванец доводится ему прямым родственником: «назвался иной вор царевичем Дмитрием, а сказывают сыньчишко боярской Веревкиных из Северы». Мнение о том, что Лжедмитрий II происходил из северских детей боярских, разделяли даже некоторые лица из его польского окружения. В России версия о стародубском происхождении нового «вора» попала на страницы сказания Авраамия Палицына, одного из самых известных писателей Смутного времени. Мятежники, писал Палицын, «прежним обычаем нарекши ложного царя Дмитрия, от северских градов попова сына Матюшку Веревкина».

Ближайшие сподвижники Лжедмитрия II имели весьма приблизительное представление о царском обиходе и дворцовых порядках. Неудивительно, что попытки подготовить бродягу к новой для него роли не дали больших результатов. «Вор» до конца жизни сохранял манеры поповича, что давало почву для неблагоприятных толков. Один из его сторонников, князь Дмитрий Мосальский, попав в плен к Шуйскому, под пыткой показал: «Который, де, вор называется царем Дмитрием и тот, де, вор с Москвы, с Арбату от Знаменья Пречистыя из-за конюшен попов сын Митка». Одни называли стародубского «вора» поповым ином Матюшкой, другие - поповым сыном Митькой. Как учитель церковной школы, Лжедмитрий II действительно принадлежал к духовному сословию, но чьим он был сыном, никто не знал.

На стародубском «воре» было клеймо выходца из низших сословий. Другое затруднение заключалось в том, что он нисколько не походил на Отрепьева. Шкловский бродяга был таким же низкорослым, как убитый самозванец.

Но этим и исчерпывалось все сходство. У самборского «вора» на лице были бородавки, у могилевского не было даже этой приметы.

О церемонии провозглашения Лжедмитрия II царем ходило много легенд. Претендент разослал в украинские города своих эмиссаров с благой вестью о появлении «царя Дмитрия». Когда один из них явился в Путивль, его арестовали и пригрозили казнью, если он не скажет, где именно находится государь. Подьячий сообщил, что царь - в Стародубе, и тогда власти Путивля решили направить туда нескольких дворян и детей боярских.

В Стародубе выяснилось, что народ в глаза не видел «царя Дмитрия». Тогда решено было допросить провозвестников «царя» с пристрастием.

В страхе за свою жизнь или же в соответствии с уговором Алешка Рукин, когда его поволокли на пытку, указал на Лженагова и завопил, что это и есть государь. Толковали, будто Рукин отведал кнута, прежде чем заговорил. По другой версии, палач приготовился поднять на дыбу самого «Нагова», но тот схватился за палку и обрушился на стародубцев с бранью, которая убедила присутствующих, что перед ними истинный царь. Народ повалился в ноги государю, по всему городу ударили в колокола.

Представление о случайном совпадении обстоятельств, конечно же, легендарно. Все было грубо подстроено от начала и до конца. Единственный достоверный момент в истории самозванца - площадная брань по адресу стародубцев, Лжедмитрий II осыпал самой грязной бранью «подданных» всякий раз, когда ситуация приобретала критический характер. Этот факт засвидетельствован многими очевидцами.

Главным лицом инсценировки был, разумеется, атаман Иван Заруцкий. Он первым заявил о признании «Дмитрия» царем, «воздал ему царские почести» и передал письма, очевидно, от руководителей мятежа.

Украинский атаман Заруцкий хорошо знал шляхтича Меховецкого по службе в армии Лжедмитрия I. Доказательством их сговора служит то, что пан Меховецкий с отрядом солдат прибыл в Стародуб в самый день «воцарения» Лжедмитрия II. Появление внушительной военной силы заставило замолчать всех сомневавшихся. Один из вождей наемного войска утверждал в частном письме, будто Меховецкий «вступил в Стародуб с 5000 поляков, из коих немногие были порядочно вооружены». В войске была хорошо вооруженная шляхетская конница и вооруженная чем попало пехота. По сведениям белорусского летописца, в Стародуб к «Дмитрию» прибыло «конного люду семьсот».

Лжедмитрий II и Заруцкий решили поставить во главе всего войска пана Меховецкого.

Окружение нового «царя» старалось привить ему манеры, приличествующие августейшей особе. Кто-то подал учителю мысль устроить рыцарский турнир, чтобы продемонстрировать свою воинскую доблесть, которой так гордился Лжедмитрий I. Честь сразиться с «Дмитрием» выпала на долю Заруцкого. Все ждали, что атаман для вида скрестит оружие с государем, а затем признает свое поражение к общему удовольствию. Но казак нарушил этикет. То ли ему не понравилась внешность учителя, то ли опытный боец не соразмерил силу удара, но самозванец, никогда не державший в руках оружия, был мгновенно выбит из седла.

Оправдываясь, бродяга заявил, что испытывал верность своих людей.

После «восшествия» на трон шкловский учитель старался как можно реже появляться на людях и общался с «подданными» посредством писем, которые составляли для него помощники. В страхе за свою жизнь Лжедмитрий II ночевал или у Меховецкого, или у другого поляка, а на постели во «дворце» спал слуга.

Большинство современников считали Лжедмитрия II москалем либо выходцем из пределов Московии. Несмотря на все старания, шкловскому учителю так и не удалось избавиться от своего подлинного имени Богдан. Это обстоятельство объясняет происхождение слухов о том, что самозванец Богдашка и дьяк Богдан Сутулов - одно лицо.

Источником ошибки было совпадение имен.

Конрад Буссов писал, что «царек» был по рождению московит, но давно жил в Белоруссии и потому умел чисто говорить, читать и писать по-русски и по-польски. Иезуиты произвели собственное дознание о происхождении самозванца и пришли к неожиданным выводам. Они утверждали, что имя сына Грозного принял некто Богданка, крещеный еврей, служивший писцом при Лжедмитрий I. Иезуиты весьма точно описали жизнь самозванца в Могилеве и его заключение в тюрьму.

В июле 1612 г. новгородский митрополит Исидор заявил, что Лжедмитрий II был евреем. Вскоре версию о еврейском происхождении «тушинского вора» подтвердил Михаил Романов. Отец Михаила Филарет долгое время служил самозванцу в Тушинском лагере и очень хорошо его знал, так что Романовы говорили не с чужого голоса.

Полагают, что «вора» называли евреем, чтобы скомпрометировать его. Но к 1612–1613 гг. Лжедмитрий II давно был мертв, и особой надобности в его дискредитации не было.

Широко известен портрет Лжедмитрия II, на котором «царек» изображен в восточной чалме. Этот портрет можно встретить в любом учебнике. Может ли гравюра помочь решить вопрос о происхождении самозванца? Портрет XVII в. изображает восточного владетельного князя, никакого отношения к русской истории не имеющего.

По данным русских и польских источников, после бегства Лжедмитрия II из Тушина и после его гибели в Калуге при досмотре имущества «царька» в его вещах якобы находили Талмуд и еврейские письмена.

Царя в России называли светочем православия. Смута все перевернула вверх дном. Лжедмитрий I оказался тайным католиком, «тушинский вор» - тайным иудеем. Полагают, будто стародубский «вор» принадлежал к секте жидовствующих. Но это не более чем предположение.

Литовские власти предприняли собственное дознание, чтобы выяснить, кто скрывается под именем вновь воскресшего Дмитрия. По приказу короля канцлер Лев Сапега отправил в Стародуб еврея Якуба. Участник московского похода Лжедмитрия I, Якуб должен был удостовериться в самозванстве нового «царя» и обличить его.

Но он не выполнил полученных инструкций. Увидевшись со шкловским учителем, посланец признал его истинным Дмитрием и доставил в Польшу «царское письмо» к Сигизмунду III.

Отрепьев происходил из детей боярских, и его политика носила четко выраженный продворянский характер, что сказывалось прямо или косвенно на оценке писателей Смутного времени. Лжедмитрий II происходил из низов, и поэтому его посягательства на власть вызвали крайнее негодование дворянских писателей. Оценка современников оказала определенное влияние на историографическую традицию. Лжедмитрий I, писал С. Ф. Платонов, «имел вид серьезного и искреннего претендента на престол. Он умел воодушевить своим делом воинские массы, умел подчинить их своим воинским приказаниям и обуздать дисциплиной», «он был действительным руководителем поднятого им движения»; совсем иным был Лжедмитрий II, которому «присвоили меткое прозвище Вора»: он «вышел на свое дело из пропойской тюрьмы и объявил себя царем на стародубской площади под страхом побоев и пытки»; «не он руководил толпами своих сторонников и подданных, а, напротив, они его влекли за собой в своем стихийном брожении, мотивом которого был не интерес претендента, а собственные интересы его отрядов»; «свое название Вора он и снискал именно потому, что все части его войска одинаково отличались, по московской оценке, «воровскими свойствами»».

Лжедмитрий II едва ли имел какие бы то ни было политические взгляды или политическую программу. Но он стал знаменем повстанческого движения в то самое время, когда мятеж Болотникова потерпел поражение и дворяне толпами покидали повстанческий лагерь. Гражданская война обострила социальные противоречия. Выходец из низов, самозванец оказался весьма типичной для своего времени фигурой.

Примерно в течение года-двух в разных концах страны появился десяток других самозванцев. В Астраханском крае продолжали действовать «царевичи» Иван-Август и Лавер (Лаврентий), на казачьих окраинах и в степных уездах объявились «царевичи» Осиновик, Петр, Федор, Клементий, Савелий, Симеон, Брошка, Гаврилка, Мартинка. Уничижительные имена (Брошка, Гаврилка и др.) указывали на то, что казацкие предводители, действовавшие на Юге, и не думали скрывать своего холопского и мужицкого происхождения.

Социальный облик многочисленных «детей» и «внуков» царя Ивана IV, появившихся на южных окраинах, всего точнее охарактеризовал автор «Нового летописца». Придворный летописец первых Романовых в сердцах писал: «Како же у тех окаянных злодеев уста отверщашеся и язык проглагола: неведомо откуда взявся, а называхуся таким праведным коренем (царским родом. - P.C.) - иной боярской человек, а иной - мужик пашенной».

7. «Лжедмитрий II» - тот же царь Дмитрий, что и «Лжедмитрий I» «Появление нового Димитрия так напугало Шуйского, что он, посылая войска, говорил им, что они идут против немцев, а не мятежников. Обман этот вскрылся при встрече с войсками мятежников» , т. 2, с. 126.