Валерия Мессалина: женщина, которая поимела Древний Рим.

Когда сегодня некую женщину называют мессалиной, всем ясно: речь явно не о невинной овечке. Разговор - о развратнице, потерявшей стыд и страх. Такой и была Валерия Мессалина - жена римского императора…

Память о сексуальных оргиях римской императрицы Валерии Мессалины жива в веках. Только Мессалина могла соперничать в разврате со своим современником - римским императором Калигулой. Собственно, садист и греховодник Калигула был до ее мужа Клавдия главой страны.

Клавдий отродясь бы не возглавил Римскую империю, если бы его предшественником не был кровожадный и непредсказуемый в своей жестокости Калигула. Клавдий приходился дядей страшному властителю. Но даже аристократическое происхождение не могло затмить ужасных умственных и физических недостатков будущего императора. Он с детства был хромым заикой. Мало того: Клавдия при дворе считали чуть ли не слабоумным. Нет, конечно, так сказать, с медицинской точки зрения, умственно отсталым он не являлся. Но уж больно глуп и несообразителен был. Даже собственная мать мерила людскую тупость по «своему Клавдию». Но после того как заговорщики убили Калигулу, Рим мечтал о тихой и безмятежной жизни. Неприметный и кроткий дядя императора, как никто, подходил для роли мирного правителя. И его провозгласили главой государства.

Как они ошибались! Конечно, Клавдий не был столь изобретателен в своей жестокости, сколь его предшественник, но в садизме ему отказать было трудно.

Судя по всему, ничтожному императору хотелось подражать Калигуле, которым он тайно восхищался. Клавдий чувствовал себя настоящим мужчиной, глядя на гладиаторские бои. Ему нравилось смотреть в глаза умирающим. А вот с женщинами Клавдию не везло долго, несмотря на подобные, мягко говоря, своеобразные упражнения в мужественности.

Уж больно дурен собой был: «Смех его был неприятен, гнев - отвратителен: на губах у него выступала пена, из носа текло, язык заплетался, голова тряслась непрестанно...» Так «тепло» вспоминали о Клавдии современники.

Шестнадцатилетняя красавица Мессалина стала женой пятидесятилетнего Клавдия еще в 38 году нашей эры. Облагодетельствовал своего дядю этакой прелестницей еще сам Калигула. Кто знал, что Клавдий и его юная жена всего через три года возглавят империю?

В начале 40-х годов Мессалина родила мужу двоих детей - сына и дочь. После этого она посчитала свой супружеский долг выполненным и с удвоенной силой продолжила заниматься тем, о чем, по всей видимости, мечтала с юных лет.

Мессалина, конечно, пользовалась успехом у мужчин. Но что ее успех у мужчин по сравнению с тем, каким успехом мужчины пользовались у нее! Такой разврат не снился и Калигуле!

Развратница постепенно становилась все более изобретательна. Ей скучны стали утехи с мужчинами, так сказать, один на один. Мессалина организовывала целые оргии. Ладно бы - с рабами. Так нет: в своеобразные развлечения она вовлекала представителей столичной аристократии. Почтенные римские матроны, обнаженные, вместе с мужьями должны были участвовать в том, что сегодня называется коллективным развратом. И кто бы посмел ослушаться императрицы…

А Клавдий, законный супруг? Что Клавдий? Глупый император был из тех, про кого говорят: муж узнает последним. Он легко казнил тех, кто казался ему врагами, и становился кем-то вроде слуги для тех, кому доверял. Высокопоставленные приближенные разворовали казну, жена спала с половиной империи. Клавдий ничего не замечал!

Мессалина в нелегком деле собственного сексуального удовлетворения пускала в ход даже придворные интриги.

Как-то ей понравился один актер. Мессалина же как женщина его нисколько не привлекала. И что? Императрица побежала жаловаться мужу на то, что жалкий лицедеишка на проявляет к ней должного почтения. Клавдий рассвирепел. Вызвал артиста, приказал его выпороть и строго-настрого повелел слуге Мельпомены выполнять все приказы своей супруги. Актеру ничего не оставалось, кроме как подчиниться. О том, чего могла пожелать Мессалина, можно легко догадаться.

Вся столица империи практически каждое утро обсуждала подробности отчаянных ночных похождений «первой леди». Практически в это же время Клавдий публично возмущался распущенностью нравов рядовых римлян. Дело в том, что у пожилого императора был чрезвычайно крепкий и безмятежный сон.

Едва супруг задремывал, развратная Мессалина покидала дворец и отправлялась в публичный дом. Там она отдавалась мужчинам за плату как обычная проститутка. По всей видимости, деньги, полученные именно этим путем, были особенно дороги ни в чем не нуждавшейся императрице. Вот как ее ночные эскапады описал поэт Ювенал в своих «Сатирах»:

Лезла в каморку пустую свою - и голая, с грудью
В золоте, всем отдавалась под именем ложным Лициски;
Лоно твое, благородный Британник, она открывала,
Ласки дарила входящим и плату за это просила;
Навзничь лежащую, часто ее колотили мужчины;
Лишь когда сводник девчонок своих отпускал, уходила
Грустно она после всех, запирая пустую каморку...

Но если бы только сексуальная распущенность была единственным недостатком Мессалины. С годами некогда юная прелестница превратилась в полноценную придворную интриганку. Не зная, сколько еще проживет немолодой супруг, она стала всячески «продвигать» к трону своего сына Британника.

Императрица была развратна, но не глупа. Она понимала: после кончины слабого и неумного Клавдия его противники вмиг лишат жизни ее и детей. Теперь в императорской процессии повозка Мессалины следовала сразу за колесницей императора. И только потом шли высокопоставленные военачальники…

По приказу Мессалины были казнены многие из тех, кто выказывал свое недовольство ею…

Но сгубила распутную правительницу именно любовь, которой она воспылала к красивому молодому римлянину по имени Гай Силий. Мессалина заставила его расстаться с законной женой. Возлюбленный сделал это беспрекословно: он знал, что такое перечить императрице. Не так любил он властительницу, как понимал: эта связь для него лично гибельна. Именно поэтому Гай Силий решился на отчаянный шаг: он предложил Мессалине пожениться, не дожидаясь смерти Клавдия. Любовник понимал: если знать, недовольная императором, при котором в стране расцвела коррупция, признает его брак с Мессалиной, то, возможно, ему, Гаю Силию, удастся не только остаться в живых, но закончить свои дни чуть ли не римским императором.

Когда Клавдий отбыл из столицы, влюбленные, как ни в чем не бывало, сыграли пышную свадьбу. Такой оргии много повидавший Рим еще не видывал.

Мессалина вырядилась в костюм вакханки и вместе с новоявленным супругом и пьяными гостями так громко орала охальные песни, что звуки веселья разносились далеко за пределами дворца. Это оказалось уже слишком.

Высокопоставленные чиновники собрались, чтобы подумать о том, как свергнуть Мессалину. Было решено каким-нибудь образом воздействовать на Клавдия. Для начала две подкупленные наложницы Клавдия прожужжали ему все уши про измены Мессалины. Слабохарактерный император колебался, не зная, верить или не верить женщинам.

Жена пыталась поговорить с мужем, но ее до него не допустили, как и детей, которые вызывали у Клавдия сентиментальные чувства.

Окончательное решение император принял после визита в дом Гая Силия. Там он увидел вещи, которые привык лицезреть в своем дворце. Силию прислуживали рабы, которых Клавдий некогда подарил Мессалине. Судьба императрицы и ее любовника была решена.

Гай Силий умолял поскорее казнить его: он понимал, что риск не оправдался, и он проиграл. Мессалина же до последнего верила в то, что некогда слепо любивший ее супруг сжалится.

Она то скандалила, то молилась, то плакала и просила о пощаде. Ей предложили покончить с собой, но Мессалина не нашла в себе сил воткнуть кинжал в грудь. Ее заколол палач.

Так закончился век самой порочной женщины развратного Рима.

В следующем году Клавдий женился на Агриппине. Она отравила и его самого, и его сына от Мессалины - наследника престола, чтобы посадить на трон своего сына Нерона.

А жестокий и кровожадный император Нерон убил и дочь Мессалины, и собственную мать Агриппину - последнюю жену Клавдия.

Мария Конюкова

По мере роста могущества и богатства Рима одежда римлянок становилась богаче и утонченнее; расширилась цветовая гамма: коричнево-золотистая,золотисто-желтая, лилово-зеленая, светло-лиловая с желтым, голубовато-серая, розовато-сиреневая и.т.д.

Обилие рабов привело к тому, что почти все домашние заботы римских женщин легли на рабские плечи. У римлянок появилось много свободного времени и все больше и больше они могли заниматься собой: своим телом, лицом, прической, нарядами - в общем, красотой. И они покоряли округлостью плеч, широкими бедрами, выпуклой тугой грудью, золотистыми волосами.

Изобретенные Востоком благовония и притирания наводнили Рим и... будоражили римских мужчин призывно-томными ароматами.

Рим вступает в «эпоху кокетства, флирта и... необузданного разврата». Процветали законодательницы мод - свободные куртизанки высокого ранга, всеми доступными и недоступными средствами стремившиеся устроить свою жизнь.

Самый «счастливый билет» «вытянула» Валерия Мессалина (25-48 гг. н. э.) - третья жена императора Клавдия. Эта похотливая красавица с золотисто-пепельными волосами и огромными глазами цвета морской волны, обрамленными очень длинными и густыми ресницами, с высокой упругой грудью и стройными, словно литыми, бедрами стала апофеозом разнузданного разврата в истории Рима. Но рассказ наш не об этом, а том, что Мессалина - одна из тех красавиц античности, что довели уход за своим телом до уровня высокого искусства.

Римлянки злоупотребляли духами, которые изготовлялись из ароматических веществ, привозимых из Египта, Аравии и Индии. Для этой цели часто употреблялись и росшие в Италии лилии, ирисы, нарциссы, пестумские розы, пахучий тростник. Духи добавляли в лорогие вина, подливали в светильники, ими обрызгивали арену цирка и сцену в театре.

Отметим, что духи тогда были не такими, к каким привыкли мы. Это были густые мази. В парфюмерных лавочках продавали все необходимое для ухода за лицом, косметические средства отдельно для женщин и мужчин.

Мессалина имела специальные несессеры, или как их тогда называли, «женский мир», т. е. необходимые наборы женских принадлежностей: серебряные четырехугольные зеркала, покрытые узорами на обратной стороне; гребни из слоновой кости; щипцы для завивки волос; золотые и серебряные шпильки и булавки в различных изящных коробочках; ножницы ; баночки с румянами, помадами, белилами; алебастровые сосудики и флакончики из оникса с духами и притираниями и многое другое.

Во времена Империи модницы стали тратить на косметику огромные деньги. Жены императоров, в частности Валерия Мессалина, и вовсе не знали здесь ограничений. Особо ценились египетские мази и порошки, которым приписывали различные магические свойства.

Для всего имелись свои притирания: тело и лицо обрабатывались пальмовым маслом, руки - мятным маслом, волосы - мазями из майорана (эфирно-масличного растения). Раз в неделю римлянки делали маски для лица из бобовой муки, замешанной на ослином молоке. Особой популярностью пользовались ночные маски для лица из миндального масла и парного молока молодой коровы.

Молодость кожи сохраняли с помощью аппликаций из трав, воска, камеди и разнообразных жирных притираний. В ходу было средство от морщин из душистого льняного масла и животных жиров. Самым действенным средством считался массаж кусочком льда.

Жены римских патрициев ежедневно принимали молочные ванны, при переездах за ними перегоняли стада ослиц, в молоке которых они купались. Не меньшей популярностью пользовались ванны из фруктовых соков и лепестков алых роз. Особо состоятельные дамы выходили в свет лишь после часовой розовой ванны. Куртизанки и патрицианки делали эпиляцию, ежедневно всевозможные притирания различными косметическими средствами интимных частей тела.

При нанесении грима они пользовались сажей, сурьмой, белилами и киноварью. Модной считалась сильная бледность, поэтому дамы натирали лицо, спину, грудь и руки меловым порошком, смешанным со свинцовыми белилами, для придания коже белизны. Так модницы зарабатывали себе хроническое отравление свинцом. Пудрились глиной с острова Хиос или порошком из экскрементов крокодила. Особым шиком считалась диасразмата - прообраз современной компактной пудры: прессованная высушенная смесь из бобовой и пшеничной муки. Румянец делали с помощью винных дрожжей и охры, глаза подводили сурьмой, карандашами или просто сажей от сжигания особой эссенции. Губы подкрашивали отстоем красного вина или растительной краской. В употреблении косметики римские дамы не знали меры и не заботились об естественности. Римские женщины времен Империи обязательно утром и вечером чистили зубы толченым жемчугом и кораллом либо порошком из мелко тертого рога или пемзы. В случае необходимости вставляли искусственные зубы. В ходу были и искусственные накладные брови, всяческие утяжки и толщинки для усовершенствования фигуры. Однако все это было доступно лишь знатным женщинам, бедные и рабыни наводили красоту при помощи масок из ячменного теста с яйцом.

Валерия Мессалина, стремящаяся выглядеть элегантной и богато одетой дамой, огромное значение придавала чувственному восприятию форм своего тела, используя для этого некоторые интимные принадлежности женского туалета.

Так, чтобы максимально долго сохранять стройность, она, подобно другим римлянкам, туго бинтовала специальной длинной полосой ткани особой выделки («зона») талию и бедра. Получалось нечто вроде современного женского нижнего белья. Мессалина весьма ревниво следила за формой своей груди, приподнимая ее снизу неким подобием современного бюстгальтера - надетой на голое тело повязкой из эластичной мягкой кожи (мамилларе - сородич греческого аподесмия). Так возникла мода на высокую вздымающуюся грудь. Пояс (строфиум ) она носила высоко, под грудью.

Как известно, Рим во времена Империи сделался средоточием моды подобно теперешнему Парижу и римские куртизанки с патрицианками уделяли огромное значение прическе. Валерия Мессалина обожала менять свой облик с помощью причесок. Ей нравились и кудряшки вокруг лба, и так называемый «греческий узел» с прямым пробором, и круглая завивка с начесыванием волос. Можно было встретить ее с высокой прической из локонов, укрепленных на веерообразном металлическом каркасе, отчасти напоминавшем русский кокошник. На него крепились аккуратными рядами локоны. Остальные волосы, заплетенные в косу, укладывались на затылке в виде «корзиночки». Если своих волос не хватало, добавляли чужие.

Кстати, римлянки от природы обычно имели темные волосы и по римским законам не должны были изменять их цвет, но они считали, что черный цвет волос их грубит, и подобно своим землячкам - итальянкам времен Ренессанса (венецианским и неаполитанским дамам) - предпочитали светлые, золотистые волосы, красиво сочетавшиеся с карими глазами. С этой целью римлянки обычно применяли различные осветлители. Окрашивание волос требовало особых щелочных составов и особых знаний. Поэтому специально обученные рабыни выполняли эту работу в несколько этапов, одна из них мыла и просушивала волосы, навивала на щипцы. Другая смазывала волосы помадой, а третья укладывала их. Чаще всего для обесцвечивания волосы натирались дрожжами или жидким мылом из козьего молока (либо жира) с золой бука, а затем сушились на солнце. Случалось модница перебарщивала в употреблении сильно обесцвечивающего щелочного состава и даже лысела. Тогда на помощь ей приходил парик.

Особенно модны были парики из белокурых, почти белых (бесцветных) волос, наиболее экстравагантные аристократки осмеливались носить цветные парики. Парики рыжего цвета носили в основном танцовщицы, куртизанки и... императрицы.

Кстати, уже тогда считалось, что рыжие «не как все». Рыжеволосые женщины выглядят намного сексуальнее, нежели обладательницы волос другого цвета. Даже при отсутствии макияжа и в обыкновенном одеянии они притягивают к себе взоры каждого мужчины вне зависимости от возраста и социального положения. Именно среди рыжих во все эпохи было наибольшее количество...стерв! Примечательно, но жрицами в Риме могли стать лишь римлянки с рыжими волосами и зелеными глазами, что в природе, как известно, встречается весьма редко...

Валерия Мессалина отличалась особым, доходящим до крайности пристрастием к украшениям. Она отдавала предпочтение серьгам в виде маленьких полушарий (их Мессалина надевала по несколько штук одновременно) и в форме больших капель из очень дорогих индийских жемчужин. Но более всего обожала она появляться при дворе вся сплошь усыпанная жемчугом, под которым не было никакой одежды.

Когда наступил упадок, а затем и падение «Вечного города», исчезла и былая роскошь, в том числе и в одежде. Наступила эпоха деградации, естественной и неизбежной. Античность ушла в прошлое.

Плохо закончила свои дни и Валерия Meccaлина - первая модница и первая... куртизанка Римской империи. По приказу ее супруга-рогоносца она была заколота его гвардейцами-преторианцами в знаменитом Лукулловом саду, первый хозяин которого навсегда вошел в историю своим непревзойденным стремлением получить от жизни максимум удовольствий. До сих пор, когда люди хотят выразить свое восхищение увиденным мероприятием, они говорят: «О, это был Лукуллов пир!» Для Мессалины вся жизнь была Лукулловым пиром, на котором она поражала всех не только ненасытностью и плотскими удовольствиями, но чувственными нарядами, которым был столь присущ один из главных принципов современной моды: умелое сочетание открытых и закрытых частей тела..

Valeria Messalina ), иногда - Месаллина (ок. 17/20 - ) - третья жена римского императора Клавдия , мать Британника и Клавдии Октавии , влиятельная и властолюбивая римлянка, имя которой приобрело переносное значение из-за её распутного поведения.

Происхождение

Её мать и отец были двоюродными братом и сестрой по материнской линии. Матерью Марка Валерия была Клавдия Марцелла Младшая , дочь Октавии Младшей от первого брака с Гаем Клавдием Марцеллом . Октавия же родила и Антонию Старшую, после того, как была выдана Октавианом за Марка Антония в 40 году до н. э. Таким образом, по женской линии Мессалина происходила от сестры Августа и принадлежала к императорской семье.

Что касается отца Марка Валерия, то существуют две теории:

• по первой, наиболее распространённой, он был сыном Марка Валерия Мессалы Барбата Аппиана (консула 12 года до н. э.), урождённого Гая Клавдия Пульхра, усыновлённого в род Валериев Мессал. В пользу этой теории говорит так же то, что у отца Валерии была родная сестра, носившая имя Клавдия Пульхра , поскольку была рождена до усыновления Гая Клавдия.

• по второй версии Марк Валерий был сыном Марка Валерия Мессалы Мессалина (консула 3 года до н. э. и 3 года н. э.), сына знаменитого политика и оратора Марка Валерия Мессаллы Корвина (консула 31 года до н. э.).

Жизнеописание

О детстве Мессалины известно немногое. Однако в юные годы она была весьма популярна и влиятельна при дворе Калигулы . Её дядя Гней Домиций Агенобарб был мужем Юлии Агриппины - сестры императора. Скорее всего именно та обстановка, которая царила на разгульных пирах Калигулы и сформировала характер этой женщины, хотя античные авторы утверждают, что Мессалина начала разгульную жизнь ещё в возрасте 13 лет.

В 38 году император Калигула выдал её замуж за своего дядю Клавдия, который вдобавок приходился двоюродным братом её матери. Брак этот, скорее всего, был средством объединения двух ветвей династии Юлиев-Клавдиев - собственно Клавдиев и Домициев Агенобарбов.

Развратное поведение

Имя Мессалины, благодаря античным историкам, стало нарицательным в описании развратных и сексуально озабоченных женщин. В основном её поведение характеризуют как оскорбительное и постыдное, а саму её - как жестокую, скупую и глупую нимфоманку . Наиболее часто в своих работах её упоминают Тацит и Светоний . Оба они пишут о том, что под вымышленным именем Лициска Мессалина либо сама владела одним из римских лупанариев , либо же приходила туда в качестве , чтобы удовлетворить свою похоть.

Об этом же пишет древнеримский поэт Ювенал в своих «Сатирах» :

Ну, так взгляни же на равных богам, послушай, что было С Клавдием: как он заснёт, жена его, предпочитая Ложу в дворце Палатина простую подстилку, хватала Пару ночных с капюшоном плащей, и с одной лишь служанкой Блудная эта Августа бежала от спящего мужа; Чёрные волосы скрыв под парик белокурый, стремилась В тёплый она лупанар, увешанный ветхим лохмотьем, Лезла в каморку пустую свою - и, голая, с грудью В золоте, всем отдавалась под именем ложным Лициски; Лоно твоё, благородный Британник, она открывала, Ласки дарила входящим и плату за это просила; Навзничь лежащую, часто её колотили мужчины; Лишь когда сводник девчонок своих отпускал, уходила Грустно она после всех, запирая пустую каморку: Всё ещё зуд в ней пылал и упорное бешенство матки; Так, утомлённая лаской мужчин, уходила несытой, Гнусная, с тёмным лицом, закопчённая дымом светильни, Вонь лупанара неся на подушки царского ложа. (Сатира VI. 115-133, Перевод Д. С. Недовича)

Также описывают, что Мессалина устроила соревнование с известной римской проституткой : кто сможет обслужить больше мужчин. Начав вечером, Сцилла прекратила утром, приняв за ночь 25 человек. Мессалина же продолжила дальше, пока не обслужила 50 клиентов.

Развратных женщин история знала немало, и распутным поведением в Риме никого было не удивить в то время, но ненасытный сексуальный аппетит Мессалины поражал даже видавшую виды римскую общественность. Обывателей больше всего возмущало, что Мессалина, потерявшая невинность в возрасте тринадцати лет, выставляла своё беспутство напоказ, безмерно гордясь им.

Всё вышеописанное происходило не только во времена Калигулы, но и позже, когда Клавдий уже стал императором. Около 40 года Мессалина родила ему дочь, Клавдию Октавию, а в 41 году - сына и наследника, которому Клавдий дал когномен Британник в честь своего планируемого в то время похода в Британию.

Историки в жизнеописаниях Мессалины проявили удивительное единодушие: по их мнению, Мессалина не пропускала ни одного красавчика. И долгое время ей всё чудесным образом сходило с рук. Клавдий пламенно осуждал и изобличал разврат придворной знати, но не ведал, что творится у него дома. Приближённые не решались открыть ему глаза, опасаясь гнева коварной женщины. Ведь, хоть Клавдий и правил Римской империей, самим императором безраздельно правила Мессалина. Однажды, например, прелестница влюбилась в первого среди римских актёров Мнестера . Красавчик попытался увильнуть от чести быть возлюбленным жены императора. Тогда Мессалина пожаловалась Клавдию, что какой-то актёришка осмеливается не подчиняться её воле, не уточняя, правда, какой именно. Император призвал Мнестера к себе и приказал тому выполнять все пожелания своей жены. Молодому человеку пришлось подчиниться приказу императора и занять его место в супружеской постели.

Власть

Мессалина обладала полным влиянием на нового императора. Видя это, римский Сенат признавал в ней полноправную правительницу. В честь дня её рождения проводились игры, ей воздвигались статуи. Также Сенат собирался провозгласить её Авгу́стой, однако Клавдий запретил делать это.

Поскольку Клавдий был намного старше её и далеко не молод, то в политике Мессалина сосредоточилась на том, чтобы после смерти Клавдия обеспечить переход власти к своему сыну - Британнику . Ради этого она всегда старалась показать себя вторым человеком в государстве. Даже на триумфе Клавдия в 43 году она ехала сразу за его колесницей, и только после неё шли полководцы. Такое её положение давало ей возможность стать номинальной правительницей, если смерть Клавдия случится до совершеннолетия сына.

Необходимо отметить, что среди римской знати были не только противники, но и союзники Мессалины. Одним из них был Луций Вителлий , консул 34 года , правитель Сирии в ранге проконсула в 35 году , цензор 48 года , отец будущего императора Вителлия . За его поддержку Мессалина дозволила ему заботиться о её обуви. Показывая свою преданность, он носил одну из туфель Мессалины у себя на груди, под тогой , и, периодически вытаскивая оттуда, прилюдно покрывал её поцелуями.

При помощи своих союзников Мессалина либо удаляет из Рима, либо лишает жизни всех, кто, по её мнению, мог встать на её пути. Среди её врагов были почти все члены династии Юлиев-Клавдиев, которые сами, или дети которых, могли претендовать на место императора: Юлия Ливилла ; Юлия Ливия ; Гай Азиний Поллион , консул 23 года , сын Випсании Агриппины от Гая Азиния Галла ; Поппея Сабина Старшая , дочь римского консула и триумфатора времен Тиберия Гая Поппея Сабина ; консул и 46 годов Децима Валерия Азиатика , поскольку он являлся шурином одной из жен Калигулы, Лоллии Паулины , и, теоретически, мог претендовать на власть. Также из Рима был удалён Сенека .

Такая политика не могла не сформировать партию недовольных. В середине сороковых годов эти люди сплотились вокруг племянницы императора - Юлии Агриппины. Пользуясь любовью императора, Агриппина смогла устоять против козней Мессалины, направленных против неё и её сына, малолетнего Нерона , а открыто настоять на расправе с Агриппиной Мессалина не могла.

Судьба детей Мессалины тоже была трагичной. 1 января 49 года Клавдий женился на Агриппине. Наследником был признан Нерон, который позже и стал императором. Клавдия Октавия стала его первой супругой, которую по его приказу убили в 62 году в ссылке. Британник погиб ранее. Он был отравлен Нероном в 55 году вследствие интриг Агриппины.

В искусстве

Образ в кинематографе

• Я, Клавдий () - Мерл Оберон
• Мессалина () - Мария Феликс
• Деметрий и гладиаторы () - Сьюзен Хэйворд
• Мессалина () - Белинда Ли
• Я, Клавдий () - Шейла Уайт
• Мессалина, Мессалина (), Калигула () - Аннека ди Лоренцо
• Наша эра () - Дженнифер О’Нил
• Римская империя: Нерон () - Соня Аквино
• Нимфоманка. Том II () - Табея Тарбиат

Литература

• Рафаэлло Джованьоли , «Мессалина» (итал. Messalina , 1885)
• Роберт Грейвз , «Я, Клавдий » (1934), «Божественый Клавдий (и его жена Мессалина)» (1935)

В честь неё названы

• (545) Мессалина - астероид, открытый в 1904 году.
• Pheidole spinulosa messalina
• «Мессалина» - песня группы Jane Air
• «Мисс Мессалина» - песня А.Ф.Скляра на стихи Е.В.Головина

Напишите отзыв о статье "Мессалина"

Литература

• Дион Кассий , «Римская история», LX, 14-18, 27-31
• Иосиф Флавий , «Иудейские древности», XX, 8
• Иосиф Флавий, «Иудейские войны», II, 12
• Ювенал , «Сатиры», «Сатира VI», 115-133
• Плиний Старший , «Естественная история », 10
• Плутарх , «Жизнеописания»
• Светоний , «Жизнь двенадцати цезарей », «Божественный Клавдий», 17, 26, 27, 29, 36, 37, 39; «Нерон», 6; «Вителлий», 2
• Публий Корнелий Тацит , «Анналы», XI, 1, 2, 12, 26-38

Ссылки

Отрывок, характеризующий Мессалина

– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г"одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.

– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n"entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.

После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n"en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.

Мессалина. Она мечтала и жила с мечтой о любви!

Имя этой влиятельной и властолюбивой римлянки уже давно приобрело символическое значение. Обычно так называют женщину, которая занимает высокое положение в обществе и имеет распутные наклонности.

Возможно, Мессалина и обладала какими-то положительными душевными качествами, однако прежде всего она была красивой женщиной, поэтому историкам было проще изображать ее ветреной и сладострастной.

Наиболее часто в своих трудах Мессалину упоминают Тацит и Светоний. Летописцы характеризуют её поведение как оскорбительное и постыдное, а саму ее как жестокую и тщеславную нимфоманку.

Однако сегодня учёные ставят под сомнения объективность древних авторов. Кто знает - возможно у тех были свои причины очернить имя Мессалины?

Валерия Мессалина была дочерью Марка Валерия Мессалы Барбата, консула 20 года, происходившего из патрицианского рода Валериев. Матерью Мессалины была Домиция Лепида Младшая, дочь Луция Домиция Агенобарба (консула 16 до н. э.) и Антонии Старшей. Примечательно, что родители Мессалины были двоюродными братом и сестрой по материнской линии.

Марк Валерий, будучи сенатором, превыше всего ценил добродетель. Однако его жена не была ни хозяйственной, ни добродетельной.

Полагают, что Мессалина росла в атмосфере моральной распущенности. А о её детстве известно немногое. Однако в юные годы она была весьма популярна и влиятельна при дворе императора Калигулы. Её дядя Гней Домиций Агенобарб был мужем Юлии Агриппины - сестры императора. Скорее всего именно та обстановка, которая царила на разгульных пирах Калигулы и сформировала характер этой женщины, хотя античные авторы утверждают, что Мессалина начала разгульную жизнь ещё в возрасте 13 лет.

В 38 году император Калигула выдал её замуж за своего дядю Клавдия. Брак этот, скорее всего, был средством объединения двух ветвей династии Юлиев-Клавдиев — собственно Клавдиев и Домициев Агенобарбов. Мессалине едва исполнилось 15 лет, она была молода, красива и самолюбива. Клавдий, которому было уже за 50, легко поддался любовным чарам.

Однако счастливой семейной жизни у пары не получилось. Мессалине быстро наскучил трясущийся, занятый науками, любящий выпить старик. Родив ему дочь и сына, она сочла свои супружеские обязанности выполненными и принялась искать любовные приключения на стороне. С этого момента по Риму и разошлись слухи о непристойном поведении жены императора.

Рождение легенды.

История знала немало падших женщин, и распутным поведением в Древнем Риме было сложно удивить, но ненасытный сексуальный аппетит Мессалины поражал даже видавшую виды римскую общественность. Обывателей больше всего возмущало, что Мессалина, потерявшая невинность в возрасте тринадцати лет, выставляла своё беспутство напоказ, безмерно гордясь им.

Античные историки пишут о том, что под вымышленным именем Лициска Мессалина либо сама владела одним из римских лупанариев, либо же приходила туда в качестве проститутки, чтобы удовлетворить свою похоть. Также описывают, что Мессалина устроила соревнование с известной римской проституткой Сциллой: кто сможет обслужить больше мужчин. Начав вечером, Сцилла прекратила утром, приняв за ночь 25 человек. Мессалина же продолжила дальше, пока не обслужила 50 клиентов.

Любопытно, что все жизнеописания Мессалины сходятся в том, что она не пропускала ни одного привлекательного юноши. И долгое время ей всё чудесным образом сходило с рук. Клавдий пламенно осуждал и изобличал разврат придворной знати, но не ведал, что творится у него дома. Приближённые не решались открыть ему глаза , опасаясь гнева коварной женщины. Ведь, хоть Клавдий и правил Римской империей, самим императором безраздельно правила Мессалина.

Однажды прелестница влюбилась в первого среди римских актеров Мнестера. Красавчик попытался увильнуть от чести быть возлюбленным жены императора. Тогда Валерия пожаловалась Клавдию, что какой-то актёришка осмеливается не подчиняться её воле, не уточняя, правда, какой именно. Император призвал Мнестера к себе и приказал тому выполнять все пожелания своей жены. Молодому человеку пришлось подчиниться приказу императора и занять его место в супружеской постели.

В 43 году до н.э. Клавдий повёл войска в Британию, и Мессалина осталась одна, предавшись самому откровенному разврату. После укрощения Мнестера она осмелела и всячески побуждала знатных римлян пользоваться её благосклонностью. Тот, кто отказывался, обвинялся в каких-нибудь государственных преступлениях. Наконец, дворцовые интрижки пресытили Мессалину, и она решила искать приключения в самых людных частях города.

Набросив на голову покрывало, заходила она в таверны и тёмные переулки в поисках мужчин. Во время одной из таких прогулок она напилась до такой степени, что танцевала обнажённой на деревянных подмостках Форума. В другой раз переделала дворцовую спальню в публичный дом. Написав на дверях имя самой известной проститутки, она разделась, покрыла тело позолотой и пригласила мужчин входить и получать удовольствие за установленную законом плату. Разумеется, торговля шла весьма бойко.

Мессалина и власть в империи.

Мессалина обладала колоссальным влиянием на мужа. Видя это, римский Сенат признавал в ней полноправную правительницу. В честь дня её рождения проводились игры , ей воздвигались статуи. Также Сенат собирался провозгласить её Авгу́стой, однако Клавдий запретил делать это.

Поскольку Клавдий был намного старше её и далеко не молод, то в политике Мессалина сосредоточилась на том, чтобы после смерти Клавдия обеспечить переход власти к своему сыну - Британнику. Ради этого она всегда старалась показать себя вторым человеком в государстве. Даже на триумфе Клавдия в 43 году она ехала сразу за его колесницей, и только после неё шли полководцы. Такое её положение давало ей возможность стать номинальной правительницей, если смерть Клавдия случится до совершеннолетия сына.

При помощи своих союзников Мессалина либо удаляла из Рима, либо лишала жизни всех, кто мог встать на её пути. Среди её врагов были почти все члены династии Юлиев-Клавдиев, дети которых, могли претендовать на место императора. Такая политика не могла не сформировать партию недовольных. В середине сороковых годов эти люди сплотились вокруг племянницы императора - Юлии Агриппины. В 47 году один из приближённых вольноотпущенников Клавдия, казначей империи Марк Антоний Паллас, становится любовником Агриппины. Являясь противниками Мессалины, они разрабатывают планы передачи власти не Британнику, а Нерону.

Однако необходимость в данном заговоре отпала, когда Мессалина совершила свою единственную ошибку в борьбе за власть.

Заговор Мессалины.

В 48 году до н. э. Мессалина обратила внимание на Гая Силия, молодого римского красавца. Верхом бесстыдства было то, что перед каждой оргией Гай отсылал из дома свою жену. При этом Мессалина вовсе не старалась скрывать то, что она связана с Гаем. Она посещала его дом в сопровождении пышного кортежа.