Царская невеста автор. Римский-Корсаков
{thumbimage 150px 1}Была ли третья жена Ивана Грозного новгородкой?
28 октября 1571 года состоялась свадьба Ивана Грозного и Марфы Собакиной, дочери новгородского купца, вскоре получившего боярское достоинство. Это был третий брак русского царя и самый короткий. Марфа Васильевна умерла через две недели - 15 ноября. Основная версия причины смерти 19-летней царицы - отравление.
Сначала о возможности убийства молодой царицы (которая, к слову, считается молодой по традиции, но не по факту: дата рождения Марфы Собакиной неизвестна). Перво-наперво встает вопрос: кому это выгодно, кому нужно?
Если довериться Руслану Скрынникову, то выходит следующее: «На свадьбе Марфы с царем ее свахами были жена и дочь Малюты Скуратова, а его дружками - сам Малюта и его зять Борис Годунов. Этот факт дает ключ к истории третьего брака Грозного. Видимо, Малюта сосватал монарху свою родственницу. Любовные чувства играли ничтожную роль в выборе царской невесты. Терзаемый страхом перед изменой и заговорами самодержец полагался во всем на советы верного Малюты» («Иван Грозный»).
Почему Скрынников назначает царицу Марфу родственницей Скуратова, неизвестно. В Разрядной книге 1475-1598 годов указано в росписи свадьбы: В дружках у государя быть Ивану Сабурову да Калисту Васильевичу Собакину. Царицы дружки - Борис Федорович Годунов да Малюта Лукьянович Скуратов. Если следовать логике Скрынникова, то и Сабуров с Калистом Собакиным (брат Марфы) - родственники царя. Но и они, и Годунов со Скуратовым - всего лишь свидетели на свадьбе, выражаясь современным языком.
Тем не менее при таких дружках-свидетелях покушение на новоиспеченную жену было бы крайне опасным делом. Скуратов и Годунов были очень опытными царедворцами, чтобы не понимать: неугодный их соперникам брак постараются разрушить. Только вот кто? Ближайшие события показали, что Скуратову (и царю, следовательно) не только не собирались вредить, но спешили выказать лояльность. В короткое время Скуратов выдал замуж всех своих дочерей: первую - за князя Глинского (тоже родня Грозного), вторую - за Дмитрия Шуйского, третью - за Бориса Годунова. Правда, к этому часу Марфа Собакина уже была мертва.
Убийство по неосторожности?
Впрочем, полностью исключать насильственную смерть царицы, которая, по свидетельству, Ивана Грозного, так и не стала ему супругою, нельзя. В интереснейшей книге Ивана Забелина «Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях» (1869) есть пояснения на сей счет: «Государевы невесты очень нередко избирались из бедных и простых дворянских родов, а потому и возвышение их родства выпадало на долю самым незначительным людям… Весьма понятно после того, с какою завистью и ненавистью встречали во дворце родство новой царицы, с каким опасением смотрели на новых людей, ее родичей, все лица, находившиеся в близости и в милости у государя, сидевшие прочно в своих пригретых гнездах по разным частям дворцового и вообще приказного управления…
Скорбь разлуки с избранною невестою, именно вследствие дворских интриг, должен был испытать из царей первый Иван Васильевич Грозный. Со многим и долгим испытанием он избрал в супруги девицу Марфу Васильевну Собакину. Она была испорчена еще в невестах и скончалась с небольшим через две недели после свадьбы, совершенной царем вопреки обычному предубеждению и страху за собственное здоровье. Об этом засвидетельствовал сам царь, когда просил соборного разрешения вступить потом в четвертый брак на Анне Алексеевне Колтовских: «ненавидяй добра враг, воздвиже ближних многих людей враждовати на царицу Марфу, еще в девицах сущу, почию имя царское возложено на нее, и тако ей отраву злую учиниша. Благоверный же царь, положа на Божие всещедрое существо упование, либо исцелеет, поя за себя девицу Марфу, и только была за ним две недели и преставися. И понеже девства не разрешил третьего брака, царь и великий князь о таковых много оскорбися и хоте облещися во иноческое». Подозрение в порче пало на родство прежних цариц, Анастасии Романовых и Марьи Черкасских. Был розыск и были казни, по Карамзину пятая эпоха душегубства, в которую погиб в числе других кн. Мих.Темрюкович Черкасский, брат царицы Марьи. К сожалению, дело об этом розыске, со множеством разных других дел, весьма важных для истории Ивана Грозного, до нас не дошло, и потому мы не имеем никаких оснований делать решительные заключения ни о той, ни о другой стороне».
Итак, виновниками смерти могли быть родственники прежних царских жен? А вот в записках Даниила Принца из Бухова «Начало и возвышение Московии», побывавшего в России в 1578 году, говорится совсем о других слухах, ходивших по Москве: Марфа Собакина вскоре умерла, выпивши какое-то питье, пересланное ей матерью чрез придворного; этим питьем она, может быть, хотела приобресть себе плодородие; за это и мать, и придворного он казнил.
Вполне вероятно, что и та, и другая версии не были надежно подтверждены, но обе находились в общественном обороте. И на обе царь реагировал, казнив родственников и первых жен, и третьей (постепенно). Но если казни первых могли быть ответом на подозрения, то Собакины, скорее всего, пострадали как выскочки, в одночасье получившие огромные привилегии, но не сумевшие найти адекватную линию поведения при дворе и союзников.
Новгород, Тверь, Москва
Конечно, в какой-то мере лестно, что третьей женой Ивана Грозного стала девица из Новгорода. Но откуда взяты сведения о ее новгородском происхождении? В Новгородской второй летописи сказано: Той же осенью 1572 года (1571-го, конечно, но летописец по-прежнему придерживается старого летосчисления, когда год начинался 1 сентября, то есть для него уже наступил 72-й. - Г.Р.), месяца октября 28, в неделю, после Дмитриева дня первую, женился царь православный на третьей царице Марфе от Богдана Собаки. Что за Богдан? Это Василий Собакин, получивший имя Богдан при крещении.
Вообще, с этими Собакиными путаница великая, поскольку у Степана Собакина было три сына с одинаковыми именами - три Василия. Возможно, кто-то из них имел принадлежность к Новгороду, но прямого указания нет ни на кого. Нет такового и в Соборном приговоре, где фиксировались все события в царской семье, ничего о новгородских корнях невесты не сказано: И девицам много испытаний было. После долгого времени (царь. - Г.Р.) избрал себе невесту, дочь Василия Собакина.
И совершенно непонятно, почему вдруг Скрынников в «Иване Грозном» утверждает, что «Собакины были незнатными помещиками из Коломны». Ещё объяснима «смелость» Николая Карамзина, который в своей «истории» вновь не снисходит до того, чтобы назвать первоисточник, но уверенно говорит: царь «предпочел всем Марфу Васильевну Собакину, дочь купца Новогородского, в то же время избрав невесту и для старшего Царевича, Евдокию Богдановну Сабурову. Отцы счастливых красавиц из ничего сделались боярами». Карамзин мог опираться на известие Новгородской второй летописи: В ночь с 13 на 14 ноября царица Марфа Собакина, новгородская уроженка, умерла. Но почему Скрынников отправляет Собакину в Коломну?
Если не полениться и заглянуть в авторитетный Словарь Брокгауза и Ефрона, то в статье «Собакины» прочитаем: «Собакины - дворянские роды. Один из них, по сказаниям древних родословцев, происходит от «датского выходца», Ольгерда Преги, выехавшего в 1294 г. в Тверь. Его правнук, боярин Данила Григорьевич Собака, выехавший в 1495 г. из Твери в Москву, - родоначальник Собакиных. Внук его, Иван Васильевич Собакин, был боярином при вел. кн. Василии Ивановиче. Из сыновей и племянников последнего трое были боярами, а двое окольничими. Марфа Васильевна С. (ум. 1571) была третьей женой Иоанна Грозного». Ни слова о Новгороде, ни слова о купечестве.
И здесь более всего хочется согласиться с авторами «Биографической энциклопедии» (2000), которые пишут: «В старых родословных записях предок Собакиных … назван просто выезжим «из немец», и приуроченье его к Дании, по-видимому, является позднейшим генеалогическим измышлением, как то часто бывает в дворянских родословных. А потому можно предполагать, что Собакины происходят от какого-нибудь немецкого выходца в Новгород, откуда потомки его (при тесных отношениях с Новгородом тверских князей, из которых многие там княжили) могли перей-
ти на службу в Тверь. Но очевидно, что Данила Григорьевич принадлежал к высшему служилому классу в Твери и что его праправнучка Марфа Вас. Собакина никак не могла быть дочерью новгородского купца, как это сказано у Карамзина и у Соловьева. Эта ошибка произошла оттого, что оба историка не обратили должного внимания на генеалогические подробности».
Иными словами, купцы Собакины, уже именующиеся в Разрядной книге боярами и окольничими, могли иметь дела в Новгороде. О том достаточно свидетельств (например, грамота о покупке Григорием Собакиным семи деревень в Новгороде). Но нет ни одного верного, что Марфа жила в Новгороде.
Право выбора
В мемуарах Таубе и Крузе содержатся материалы, напрямую не имеющие отношения к нашему расследованию происхождения Марфы Собакиной, но любопытные как свидетельство (допустим, искаженное, но опровержения нет) о порядке выбора царской невесты: В особенности нельзя обойти молчанием и не сообщить о теперешней варварской, языческой и турецкой привычке великого князя, о том, как и каким образом в 1571 году он женился вместе со своим старшим сыном. Сначала в 70 году послал он нескольких лиц во все края, где только ни простиралась его обширная страна, осмотреть всех девушек, молодых и старых, высшего и низшего сословия, заметить и описать их имена, рост и наружность, чтобы не могло быть никакой подмены и обмана, и велел всех их, в количестве 2000, привести в Александровскую слободу.
Когда они все собрались со всех концов и краев, осматривал он их следующим образом, для чего употребил почти целый год. Каждую особу или девушку приказал он привести в дом, где она должна была одеться наряднейшим образом. Затем он входил в комнату вместе с двумя или тремя доверенными лицами, тоже разодетыми самым тщательным образом, кланялся им, говорил с ними немного, осматривал их и прощался с ними. Указанным образом поступил он со всеми. Тех, кто не понравился, употреблял он для позорного плотского сладострастия, раздавал им кое-что и выдавал их замуж за своих палачей, или они были вовсе прогнаны безжалостным образом. Из всех осталось 24.
Подержав их доброе время одну за другой, выбрал он из них 12. И когда мы 26 июня 1571 года были у него в Александровской слободе, избрал он для себя и своего сына тех, кого он хотел, следующим образом: они должны были снять все украшения и платья и дать осмотреть себя безо всякого затруднения и сопротивления нагими. При этом присутствовал его доктор, и он должен был осмотреть их мочу в стакане и определить и высказаться относительно их природы, свойств и здоровья. После всего этого выбрал он одну себе, дочь незнатного купца Григория Собакина, а сын - псковского происхождения из рода Сабуровых, и обе были взяты в жены, и в день св. Михаила состоялась свадьба.
Мемуаристы допустили ошибку, назвав отца невесты Григорием. У Карамзина мы найдем уточнение: Григорий Степанович Собакин был дядей невесты. Карамзин называет его так, перечисляя лиц, казненных Грозным в 1574-1575 годах, но тоже не добавляет подробностей о том, откуда родом был дядя.
В нашей исторической литературе ходит байка, что погребенное в Вознесенском соборе Московского Кремля, в усыпальнице для женщин из царской семьи, тело Марфы Собакиной не поддалось тлению. «Вскрытие гробницы Марфы обнаружило поразительный биологический феномен. Царская невеста лежала в гробу бледная, но как бы живая, не тронутая тлением, несмотря на то, что пролежала под землей 360 лет. Достаточно было нескольких минут, чтобы лицо ее почернело и превратилось в прах», - пишет Руслан Скрынников.
Действительно, в 1929 году Вознесенский собор был поставлен на реконструкцию, а из усыпальницы все останки перенесли в помещение под Архангельским собором. Однако никаких сообщений о «феномене нетления» не было. Это миф. Их много в нашей историографии.
Собакин, Григорий Васильевич
Воевода на Суре 1523 г. воев. во Владимире 1540-41 г.
Доктор исторических наук Т. ПАНОВА.
Среди шести официальных браков русского царя Ивана IV самым непродолжительным и странным был третий - с Марфой Собакиной. Печальная судьба этой молодой красавицы очень кратко описана в исторической литературе. Она стала героиней оперы Римского-Корсакова "Царская невеста"; правда, либретто этого прекрасного музыкального произведения весьма далеко от истинных событий второй половины XVI века. Присутствует, как все помнят, Марфа Васильевна и в искрометной комедии Гайдая "Иван Васильевич меняет профессию".
Иван IV по прозвищу Грозный. Портрет из немецкого летучего листка. XVI век.
Миниатюра из летописного Лицевого свода посвящена смотринам царских невест.
Выезд семьи Ивана Грозного. Миниатюра из лицевого свода XVI века.
Наука и жизнь // Иллюстрации
Гравюра XVI века показывает, что представляла собой Александрова слобода. На гравюре того же времени изображен прием в Александровой слободе.
Фрагмент волосника Марфы Собакиной. Такие головные уборы носили на Руси все замужние женщины.
Наука и жизнь // Иллюстрации
Скульптурные портреты третьей жены Ивана IV Марфы Собакиной публикуются впервые. Вот такой была эта красавица, приглянувшаяся царю Ивану и, видимо, ставшая затем жертвой интриг при дворе московского государя.
В 1963 году, когда вскрыли саркофаг, в котором был похоронен царь Федор Иоаннович (умер в 1598 году), какое-то короткое время все видели, как заизвестковавшиеся ткани савана сохраняют форму тела - на снимке хорошо видны ноги усопшего.
Бедная, бедная Марфа Собакина... Нет, я не о ранней смерти этой юной девы. Я о том, что о ней писали прежде и пишут в наши дни - как в исторических трудах, так и в художественных очерках, посвященных женщинам Средневековья. Ее величают то Марфой Сабуровой, то дочерью новгородского купца, то дочерью "незнатного боярина". Ее смерть связывают с преднамеренным отравлением, но кто-то говорит о ее пострижении в монастырь после года(!) супружеской жизни с царем Иваном Грозным. А уж сказка о том, что увидели ученые, когда вскрыли (почему-то в 1931 году, а не в 1929-м, как на самом деле) саркофаг этой царицы, вообще не выдерживает никакой критики.
Что же сегодня, в начале XXI столетия мы знаем о Марфе Собакиной? К сожалению, очень немного. Именно поэтому, когда в 2003 году по черепу, извлеченному из захоронения царицы Марфы, был реконструирован ее скульптурный портрет, написать что-то интересное об этой девушке из XVI века оказалось крайне сложно. История ее жизни в качестве царской невесты и жены государя умещается в короткий отрезок времени - всего в несколько месяцев 1571 года, когда сорокаоднолетний царь Иван Васильевич, овдовевший два года назад, решил вступить в третий брак.
Сведений о роде Собакиных и их самой знаменитой представительнице, которые можно было найти в летописях и других письменных источниках XV-XVI веков, сохранилось, как уже сказано, мало. Этим и объясняются разночтения в публикациях, упоминающих о третьей жене царя Ивана Васильевича.
Если второй брак Грозного (с черкесской княжной Марией Темрюковной) был обусловлен политическими соображениями, то для третьего выбирали просто русскую красавицу дворянского рода. Для этого уже в 1570 году по всему государству провели перепись дворянских "девок" - кандидаток в невесты. Смотрины происходили в Александровой Слободе, куда были свезены 2000 самых красивых и здоровых девушек. В записках немцев И. Таубе и Э. Крузе, бывших тогда в России, сохранились сведения об этой церемонии. Когда девушек привозили на смотрины, царь "входил в комнату <...> кланялся им, говорил с ними немного, осматривал и прощался с ними".
Тщательный отбор оставил сначала 24, а затем только 12 кандидаток. Их, по воспоминаниям И. Таубе и Э. Крузе, осматривали уже обнаженными. Был при этом и врач, англичанин Елисей Бомелий, выпускник Кембриджа, приехавший на службу в Россию. "Доктор должен был осмотреть их мочу в стакане", так как у невесты царя не должно быть ни болезней, ни телесных изъянов.
Победительницей конкурса красоты, как сказали бы мы сегодня, стала дочь худородного дворянина из города Коломны - Василия Степановича Собакина Большого (или старшего). Правда, наиболее осведомленные об этом событии нашей истории упомянутые И. Таубе и Э. Крузе напутали с происхождением царской невесты, назвав ее купеческой дочерью Григория (?!) Собакина. В Соборном приговоре - а без участия высших церковных иерархов не обходилось ни одно событие в семье государя - есть такая запись: "И о девицах много испытания бывшу, потом же надолзе времени избра себе невесту, дщерь Василия Собакина".
Мы не знаем, когда появилась на свет девочка Марфа, будущая русская царица. Поскольку в России наследование имущества в роду шло по мужской линии, то сведений о мальчиках всегда оставалось гораздо больше, чем о девочках. Не знаем мы и сколько лет ей было в 1571 году, когда происходили смотрины царской невесты.
Кстати, в тот же день состоялась помолвка и старшего сына царя, царевича Ивана, с Е. Б. Сабуровой-Вислоухой. Каких только странных прозвищ не было у людей на Руси, а ведь постепенно, с XVI столетия, эти прозвища часто становились фамилиями. Вот и гадай, что именно в семье знатных псковских вотчинников Сабуровых стало поводом для клички, а потом - и родовой фамилии.
С момента помолвки начались события, достаточно обычные в жизни московской правящей элиты: борьба за наиболее "теплые" и выгодные места при особе русского царя. И, вероятно, поплатилась жизнью за это юная девушка, оказавшаяся песчинкой в водовороте придворных интриг.
В истории с третьей женитьбой Ивана Грозного очень важно то обстоятельство, что невеста была дальней родственницей и, видимо, протеже самого Малюты Скуратова - человека низкого происхождения, но могущественного фаворита царя. А породнившись с царской семьей, он смог бы еще более упрочить свое положение при московском дворе. Малюта присутствовал на третьей свадьбе царя как "дру, жка" жениха. В этом же качестве выступал тогда и зять Малюты Скуратова, молодой опричник Борис Годунов, женатый на одной из дочерей Малюты. (Так начиналась удивительная карьера будущего русского государя Бориса Федоровича!)
Уже после помолвки Марфа Собакина вдруг заболела и стала "сохнуть", как назвали в те времена летописцы состояние невесты царя. Ходили разные слухи и, прежде всего, о том, кому это могло быть выгодно. По одной из версий, Марфу Васильевну отравил кто-то из семьи то ли Романовых, то ли Черкасских - родни первой и второй жен Ивана Грозного. По другой - какое-то "зелье" Марфе передала ее мать, заботясь о "чадородии" будущей царицы. Это снадобье (или другое, если первое подменили) и стало, как считали, причиной болезни царской невесты. Кстати, именно об этом писал в своих записках "О Московии" Даниил Принц из Бухова, приезжавший в Москву в 1572 и 1578 годы: "Этим питьем она (Марфа. - Прим. авт. ), может быть, хотела приобрести себе плодородие; за это и мать и придворного он (царь Иван. - Прим. авт. ) казнил".
И тем не менее, несмотря на плохое самочувствие Марфы Собакиной, 28 октября Иван Васильевич сыграл в Александровской Слободе пышную свадьбу. Почему не в Москве? Дело в том, что 24 мая столица сгорела дотла, подожженная крымским ханом Девлет-Гиреем, и еще не восстановилась после бедствия. Царь Иван "положа на Бога упование, любо исцелеет" все же заключил этот третий брак. Свадьба была веселой. Известно, например, что из Великого Новгорода прибыли целая ватага скоморохов и подводы с ручными медведями - для царской свадебной потехи.
В свадебной церемонии, в разном качестве - кто "дружкой" царя, кто с "осыпалом", кто "за санями шел", кто "колпак держал", кто в "мыльне" (бане) присутствовал - приняли участие десять ближайших родственников Марфы Васильевны: отец и дяди, двоюродные братья с женами и без.
Через неделю, 4 ноября, сыграл свадьбу и царевич Иван Иванович. Праздники следовали один за другим. То был первый брак царевича из его трех - по настоянию отца он был расторгнут в 1575 году.
А между тем царица Марфа Васильевна не только не поправлялась, но чувствовала себя все хуже и хуже и 13 ноября скончалась. Она фактически так и не стала женой русского царя - об этом существует специальная запись в церковных документах того времени. Ее наличие помогло Ивану Грозному, когда он обратился за разрешением на четвертый брак (всего их было, напомним, шесть). А на Руси уже и третий считался серьезным нарушением церковных канонов. Но когда третья жена царя Ивана умерла, он обосновывал свое прошение на новый брак тем, что темные силы дьявольские "воздвиже ближних многих людей враждовати на царицу нашу, еще в девицах сушу... и тако ей отраву злую учиниша". Далее царь ссылался именно на то, что из-за болезни Марфы Собакиной он так и не вступил с ней в супружеские отношения - "девства не разрешил".
Пробыв в царицах лишь две недели (а вернее, проболев все это время), Марфа Васильевна Собакина вошла в историю России. И даже в этот короткий срок ее отец Василий Собакин Большой успел стать боярином, хотя "по худости рода" не имел на это никакого права, а его два брата, Меньшие Собакины, получили высокие чины окольничих. Однако наслаждаться этим карьерным взлетом им долго не пришлось. Варлаам Собакин Меньшой после смерти Марфы Васильевны был пострижен в монастырь. Его племянники (двоюродные братья царицы), которые, по мнению Ивана Грозного, "хотели было меня и с детьми чародейством извести", поплатились жизнью.
Трудно сказать, были ли подозрения царя беспочвенны: во всяком случае, ни малейших сведений о подобном заговоре в источниках XVI столетия нет. Тем не менее болезненной подозрительности и жестокости Грозного не было предела, и уже после 1574 года в послужных списках русского двора мы не встретим ни одного представителя рода Собакиных.
Царицу Марфу Васильевну похоронили в Москве, в кремлевском Вознесенском соборе - усыпальнице для женщин из царской семьи. Когда в 1929 году разбирали постройки Вознесенской обители и Чудова монастыря, сотрудники Оружейной палаты, спасая некрополь русских великих княгинь и цариц, перенесли их захоронения в подземную палату рядом с Архангельским собором Кремля. Там они хранятся и по сей день.
С 1970-х годов в научно-популярной и популярной литературе можно встретить сведения о биологическом феномене, который якобы наблюдали открывшие захоронение Марфы Собакиной. Сняв крышку с ее каменного саркофага, музейные работники будто бы увидели совершенно не тронутое тлением тело царицы - она лежала бледная, прекрасная и как живая (Р. Г. Скрынников. Иван Грозный. - М., 1975). А потом на глазах рассыпалась в прах.
Откуда автор книги почерпнул такие сведения? В документации того времени нет ничего, что могло бы подтвердить эту удивительную историю. В природных условиях средней полосы России случаи мумификации крайне редки, а уж связанный с Собакиной биологический феномен просто невозможен. Скорее всего, красимым вымыслом обросло другое явление, встречающееся в средневековых захоронениях, если саркофаг изготовлен из белого камня - известняка. Когда, например, вскрыли погребения сыновей Грозного, царевича Ивана и царя Федора, то увидели, что все ткани их одежды и саванов сохранили форму тел. А дело в том, что в процессе тления мышечной массы ткани заизвестковались и затвердели. Но стоило гробы вскрыть, как под воздействием свежего влажного воздуха саваны, быстро утратив жесткость, осели. Ничего другого не могло и быть.
Сохранившийся скелет царицы Марфы Собакиной по своему состоянию ничем не отличается от других из некрополя бывшего Вознесенского собора в Кремле. Пожалуй, только лучше, чем в некоторых захоронениях, сохранился до наших дней череп Марфы. Сегодня мы можем увидеть ее лицо. В 2003 году эксперт-криминалист и ведущий в России специалист по реконструкции облика человека по его останкам С. А. Никитин (из Бюро судебно-медицинской экспертизы при Комитете здравоохранения Москвы) восстановил портрет царицы Марфы Васильевны в виде скульптурного бюста, выполненного в бронзе.
Она действительно красива и молода. Как жаль, что судьба ее сложилась столь трагически. Мы пока не знаем причину ее ранней гибели. Но слишком велика вероятность, что умерла она не своей смертью. Борьба за власть и придворные должности, за возможность возвыситься, пребывая возле царского трона, шла постоянно. Дальнейшие исследования останков царицы Марфы Собакиной, возможно, позволят ответить на эту загадку русской истории. И тогда, как знать, может быть, и подтвердятся подозрения ее мужа - грозного русского царя Ивана IV.
Действующие лица:
| Василий Степанович Собакин, новгородский купец | бас | |
| Марфа, его дочь | сопрано | |
| Григорий Грязной | опричники | баритон |
| Малюта Скуратов | бас | |
| Боярин Иван Сергеевич Лыков | тенор | |
| Любаша | меццо-сопрано | |
| Елисей Бомелий, царский лекарь | тенор | |
| Домна Ивановна Сабурова, купеческая жена | сопрано | |
| Дуняша, ее дочь, подруга Марфы | меццо-сопрано | |
| Петровна, ключница Собакиных | меццо-сопрано | |
| Царский истопник | бас | |
| Сенная девушка | меццо-сопрано | |
| Молодой парень | тенор | |
| Два знатных вершника, всадники, опричники, песенники и песенницы, плясуньи, бояре и боярыни, сенные девушки, слуги, народ. | ||
|
Действие происходит в Александровской слободе (в Москве) осенью 1572 года. |
||
ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ
В основу оперы «Царская невеста» положена одноименная драма русского поэта, переводчика и драматурга Л. А. Мея (1822-1862). Еще в 1868 году по совету Балакирева обратил внимание на эту пьесу. Однако к созданию оперы на ее сюжет композитор приступил лишь тридцать лет спустя.
Сочинение «Царской невесты» было начато в феврале 1898 года и закончено в течение 10 месяцев. Премьера оперы состоялась 22 октября (3 ноября) 1899 года в московском театре частной оперы С. И. Мамонтова.
Действие «Царской невесты» Мея (пьеса написана в 1849 году) происходит в драматичную эпоху Ивана Грозного, в период жестокой борьбы царской опричнины с боярством. Эта борьба, способствовавшая объединению русского государства, сопровождалась многочисленными проявлениями деспотизма и произвола. Напряженные ситуации той эпохи, представители различных слоев населения, жизнь и быт московской Руси исторически правдиво обрисованы в пьесе Мея.
В опере сюжет пьесы не претерпел сколько-нибудь существенных изменений. В либретто, написанное И. Ф. Тюменевым (1855-1927), вошли многие стихи драмы. Светлый, чистый образ Марфы, невесты царя, - один из наиболее обаятельных женских образов в творчестве . Марфе противостоит Грязной - коварный, властный, не останавливающийся ни перед чем в осуществлении своих замыслов; но Грязной обладает горячим сердцем и падает жертвой собственной страсти. Реалистически убедительны образы покинутой любовницы Грязного Любаши, юношески простосердечного и доверчивого Лыкова, расчетливо-жестокого Бомелия. На всем протяжении оперы ощущается присутствие Ивана Грозного, незримо определяющего судьбы героев драмы. Лишь во втором действии ненадолго показывается его фигура (эта сцена отсутствует в драме Мея).
СЮЖЕТ
Нерадостно на душе у молодого царского опричника Григория Грязного. С недавних пор ему наскучили лихие забавы. Он впервые в жизни испытал чувство всепоглощающей любви. Напрасно засылал Григорий Грязной сватов к отцу полюбившейся ему Марфы. Купец Собакин наотрез отказал ему, сказав, что Марфа уже просватана за боярина Ивана Лыкова. Стремясь забыться, Григорий созвал к себе на пирушку опричников во главе с Малютой Скуратовым. С ними пришли царский лекарь Бомелий и Иван Лыков. Гости славят радушие и гостеприимство хозяина. Лыков, недавно возвратившийся из заморских стран, рассказывает о том, что видел. Свой рассказ он заканчивает здравицей в честь мудрого государя Ивана IV. Пением и плясками песенников и песенниц Грязной развлекает своих гостей. Светает. Все расходятся. По просьбе хозяина остается только Бомелий. У Грязного к нему есть важное дело. Обещая щедро наградить за услугу, он просит лекаря достать ему такое снадобье, которым можно было бы приворожить девушку. Их разговор подслушала любовница Грязного Любаша. Она и раньше замечала, что возлюбленный охладел к ней; теперь Любашу охватили ревнивые подозрения. Но своего счастья она не уступит и жестоко отомстит злодейке-разлучнице.
Улица в Александровской слободе. Вечереет. Народ выходит из монастыря. Среди прочих - Марфа и Дуняша, сопровождаемые ключницей Собакиных, Петровной. Все мысли Марфы - о любимом женихе, Иване Лыкове. Беседу девушек прерывает появление двух неизвестных всадников. Один из них пристально смотрит на Марфу. Это Иван Грозный. Марфа не узнает царя, закутанного в богатые одежды, но пугается властного взгляда. Надвигаются сумерки. Улица пустеет. Любаша подкрадывается к дому Собакиных и заглядывает в окно. Красота Марфы поражает ее. Любаша решает погубить соперницу, подменив ядом приворотное зелье, выпрошенное Грязным. На стук Любаши выходит Бомелий. Он готов выполнить ее просьбу, но взамен требует любви. Любаша с возмущением отвергает его притязания. Но беспечно-радостный смех Марфы, доносящийся из дома, вызывает у Любаши новые душевные муки; в приливе отчаянной решимости она соглашается на позорную сделку с ненавистным ей Бомелием.
В доме Собакиных идут приготовления к свадьбе. Пора бы уж справить ее, да помешали царские смотрины, на которые собрали во дворец самых красивых девушек. Лыков обеспокоен; взволнован и Грязной. Наконец Марфа возвращается с царских смотрин. Все успокаиваются, поздравляя жениха и невесту. Воспользовавшись случаем, Грязной незаметно сыплет в чарку Марфы зелье. Внезапно появляется Малюта с боярами; он пришел сообщить, что царь избрал себе в жены не Дуняшу, как надеялись влюбленные, а Марфу.
Палата в царском тереме. Тяжелое раздумье Собакина, глубоко опечаленного болезнью дочери, от которой ее никто не может излечить, прервано появлением Грязного. Опричник докладывает Марфе, что под пыткой Лыков сознался в намерении извести зельем невесту царя и по повелению государя казнен. Марфа не выдерживает тяжести горя. Ее помутившемуся разуму кажется, что перед ней не Грязной, а любимый жених, Ваня. Ему она рассказывает о своем чудном сне. Видя безумие Марфы, Грязной с ужасом убеждается, что обманулся в своих надеждах: вместо того, чтобы приворожить, он погубил ее. I1е в силах снести душевных мук при виде страданий любимой, Грязной признается в совершенном преступлении: он отравил Марфу и оклеветал невинного Лыкова. Навстречу ему из толпы выбегает Любаша и признается, что подменила зелье. Охваченный яростью Грязной убивает Любашу.
МУЗЫКА
«Царская невеста» - реалистическая лирическая драма, насыщенная острыми сценическими ситуациями. При этом отличительной ее чертой является преобладание закругленных арий, ансамблей и хоров, в основе которых лежат красивые, пластичные и проникновенно-выразительные мелодии. Господствующее значение вокального начала подчеркивается прозрачным оркестровым сопровождением.
Решительная и энергичная увертюра своими яркими контрастами предвосхищает драматизм последующих событий.
В первом акте оперы взволнованный речитатив и ария («Куда ты, удаль прежняя, девалась?») Грязного служит завязкой драмы. Хор опричников «Слаще меду» (фугетта) выдержан в духе величальных песен. В ариозо Лыкова «Иное все» раскрывается его лирически-нежный, мечтательный облик. Хоровая пляска «Яр-хмель» («Как за реченькой») близка к русским плясовым песням. Скорбные народные напевы напоминает песня Любаши «Снаряжай скорей, матушка родимая», исполняемая без сопровождения. В терцете Грязного, Бомелия и Любаши преобладают чувства скорбной взволнованности. Дуэт Грязного и Любаши, ариозо Любаши «Ведь я одна тебя люблю» и ее заключительное ариозо создают единое драматическое нарастание, ведущее от печали к бурному смятению конца акта.
Музыка оркестрового вступления ко второму акту имитирует светлый перезвон колоколов. Безмятежно звучит начальный хор, прерываемый зловещим хором опричников. В девически нежной арии Марфы «Как теперь гляжу» и квартете господствует счастливое умиротворение. Оттенок настороженности и затаенной тревоги вносит оркестровое интермеццо перед появлением Любаши; оно основано на мелодии ее скорбной песни из первого акта. Сцена с Бомелием - напряженный дуэт-поединок. Чувством глубокой печали проникнута ария Любаши «Господь тебя осудит». Бесшабашный разгул и молодецкая удаль слышатся в лихой песне опричников «То не соколы», близкой по характеру к русским разбойничьим песням.
Торжественным, спокойным оркестровым вступлением открывается третий акт. Терцет Лыкова, Грязного и Собакина звучит неторопливо и степенно. Беспечна, беззаботна ариетта Грязного «Пускай во всем». Ариозо Сабуровой - рассказ о царских смотринах, ария Лыкова «Туча ненастная мимо промчалася», секстет с хором исполнены мирного покоя и радости. С народными свадебными песнями связана величальная «Как летал сокол по поднебесью».
Вступление к четвертому акту передает настроение обреченности. Сдержанная скорбь слышится в арии Собакина «Не думал, не гадал». Напряженным драматизмом насыщен квинтет с хором; признание Грязного образует его кульминацию. Мечтательно хрупкая и поэтичная ария Марфы «Иван Сергеич, хочешь, в сад пойдем?» образует трагический контраст рядом с отчаянием и исступленным драматизмом встречи Грязного и Любаши и краткого заключительного ариозо Грязного «Страдалица невинная, прости».
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Нерадостно на душе у молодого царского опричника Григория Грязного. С недавних пор ему наскучили лихие забавы. Он впервые в жизни испытал чувство всепоглощающей любви. Напрасно засылал Григорий Грязной сватов к отцу полюбившийся ему Марфы. Купец Собакин наотрез оказал ему, сказав, что Марфа уже просватана за боярина Ивана Лыкова. Стремясь забыться, Григорий созвал к себе на пирушку опричников во главе с Малютой Скуратовым. С ними пришли царский лекарь Бомелий и Иван Лыков. Гости славят радушие и гостеприимство хозяина. Лыков, недавно возвратившийся из заморских стран, рассказывает о том, что видел. Свой рассказ он заканчивает здравицей в честь мудрого государя Ивана IV. Светает. Все расходятся. По просьбе хозяина остается только Бомелий. Грязной обращается к нему с просьбой достать снадобье, которым можно приворожить девушку. Он обещает его щедро вознаградить. Разговор лекаря и Грязного подслушала любовница Грязного Любаша. Она и раньше замечала, что возлюбленный охладел к ней, теперь Любашу охватили ревнивые подозрения. Но своего счастья она не уступит и жестоко отомстит злодейке-разлучнице.
Все помыслы Марфы посвящены любимому жениху, Ивану Лыкову. Рядом с ней ее подруга Дуняша. Ей она рассказывает о своих чувствах. В сумерках, к дому Собакиных подкрадывается Любаша. Красота Марфы поражает ее, и Любаша решает погубить соперницу, подменив ядом приворотное зелье, выпрошенное Грязным у Бомелия.
На стук Любаши выходит царский лекарь. Он готов выполнить ее просьбу, но взамен требует любви. Вначале Любаша с возмущением отвергает его притязания, но радостный смех Марфы, доносящийся из дома, вызывает у Любаши новые душевные муки. И она уступает ненавистному ей Бомелию.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
В доме Собакиных идут приготовления к свадьбе. Пора бы уж справить ее, да помешали царские смотрины, на которые собрали во дворец самых красивых девушек.
Наконец Марфа возвращается и все поздравляют жениха и невесту. Грязной незаметно сыплет в чарку Марфы зелье. Внезапно появившийся Малюта пришел сообщить, что царь избрал себе в жены не Дуняшу, как надеялись влюбленные, а Марфу.
Собакин глубоко опечален тяжким недугом дочери, от которого ее никто не может излечить. Появляется Грязной. Опричник докладывает Марфе, что Лыков под пыткой сознался в намерении извести зельем царскую невесту и по повелению государя казнен. Марфа не выдерживает тяжести горя. Её помутившемуся разуму кажется, что перед ней не Грязной, а любимый жених Ваня. Видя безумие Марфы, Грязной убеждается, обманулся в своих надеждах: вместо того, чтобы приворожить, он погубил ее.
Не в силах снести душевных мук при виде страданий любимой, Грязной признается в совершенном преступлении: он отравил Марфу и оклеветал невинного Лыкова. Появляется Любаша. Она признается, что подменила зелье. Охваченный яростью, Грязной убивает Любашу.
Николай Андреевич Римский-Корсаков (1844-1908)
ЦАРСКАЯ НЕВЕСТА
Опера в 4 действиях
Либретто Н.Римского-Корсакова и И.Тюменева по одноименной драме Л.Мэя.
Опера впервые увидела свет в 1999 г. на сцене Русской частной оперы в Москве (дирижёр М.Ипполитов-Иванов, художник М.Врубель). В том же году была поставлена в Харькове (антреприза А.Церетели), затем в Саратове (1900) и на Мариинской сцене (1901 г). Является одной самых репертуарных опер Римского-Корсакова. За первые пятьдесят лет своего существования ставилась около двух десятков раз в т.ч. на сценах Праги, Нью-Йорка, Берлина, Софии, Брно, Стокгольма.
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ВАСИЛИЙ СТЕПАНОВИЧ СОБАКИН, новгородский купец – бас.
МАРФА, его дочь – сопрано.
ГРИГОРИЙ ГРИГОРЬЕВИЧ ГРЯЗНОЙ, опричник – баритон.
ГРИГОРИЙ ЛУКЬНОВИЧ МАЛЮТА-СКУРАТОВ, опричник – бас.
ИВАН СЕРГЕЕВИЧ ЛЫКОВ, боярин – тенор.
ЛЮБАША – меццо-сопрано.
ЕЛИСЕЙ БОМЕЛИЙ, царский лекарь – тенор.
ДОМНА ИВАНОВНА САБУРОВА, купеческая жена – сопрано.
ДУНЯША, ее дочь, подруга Марфы – контральто.
ЦАРСКИЙ ИСТОПНИК – бас.
СЕННАЯ ДЕВУШКА – меццо-сопрано.
МОЛОДОЙ ПАРЕНЬ – тенор.
Два знатных вершника, опричники, песенники и песенницы, плясуньи,
бояре и боярыни, сенные девушки, слуги, народ.
Действие происходит в Александровской слободе осенью 1572 г.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
„ПИРУШКА»
Большая горница в доме Григория Грязного. На заднем плане низенькая входная дверь, и подле нее поставец, уставленные кубками, чарками и ковшами. На правой стороне три красные окна и против них длинный стол, накрытый скатертью: на столе свечи в высоких серебряных подсвечниках. На левой стороне дверь во внутренние покои и широкая лавка с узорным полавочником; к стене приставлена рогатина; на стене висит самострел, большой нож, разное платье и неподалеку от двери, ближе к авансцене, медвежья шкура. По стенам и по обеим сторонам стола лавки, крытые красным сукном. Грязной, в раздумье опустив голову, стоит у окна.
ГРЯЗНОЙ.
С ума нейдет красавица!
И рад бы забыть ее, забыть-то силы нет.
Напрасно думал честью кончить дело, напрасно засылал к отцу я сватов.
Велел сказать купец мне наотрез: благодарим боярина за ласку, а дочь свою я обещал другому, Ивану Лыкову, что возвратился недавно из краев сюда заморских.
(Отходит от окна.)
Не тот я стал теперь – все миновало,
Отвага мне души не веселит,
И буйная головушка поникла.
Не узнаю теперь я сам себя,
Не узнаю Григория Грязного.
Куда ты удаль прежняя девалась,
Куда умчались дни лихих забав?
Не тот я стал теперь, не тот я стал.
Бывало мы, чуть девица по сердцу, нагрянем ночью,
дверь с крюка сорвали, красавицу на тройку, и пошел.
Нагрянули, и поминай, как звали.
Не мало их я выкрал на роду,
не мало их умчал на борзых конях
и юной девичьей красою потешил кровь горячую свою.
Не узнаю теперь я сам себя, не узнаю Григория Грязного.
Не тот я стал теперь. К чему насилье?
Не прихоть, а любовь крушит мне душу.
Чем кончится, что будет впереди, не знаю сам.
А Лыкову Ивашке не обходить кругом налоя с Марфой!
Позвал гостей. Хочу забыться с ними.
Придет ли только Елисей Бомелий? Он мне нужнее всех.
(Средняя дверь отворяется.) Да,вот и гости.
(Входит Малюта с опричниками.) Добро пожаловать!
ОПРИЧНИКИ. Здорово, Гриша!
МАЛЮТА.
И я пришел к тебе попировать, на старости медку хлебнуть маленько.
ГРЯЗНОЙ (хлопает в ладоши. Входят слуги.)
Эй, меду поскорей!
МАЛЮТА.
Вот это дело. (Слуги разносят кубки со льдом.) Ну, будь здоров!
ОПРИЧНИКИ. Ну, будь здоров! (Пьют и кланяются Грязному.)
ГРЯЗНОЙ.
Благодарю на слове.
(Входит Иван Лыков и вслед за ним Бомелий.)
Прошу покорно гости дорогие.
Добро пожаловать, Иван Сергеевич! Благодарю,
БОМЕЛИЙ.
Спасибо вам, что вспомнили меня.
(Слуги подносят кубки Лыкову и Бомелию.)
ЛЫКОВ, БОМЕЛИЙ.
Тебе во здравие! (Кланяются и осушают кубки.)
ГРЯЗНОЙ.
Будьте вы здоровы! прошу садиться, только не взыщите, чем бог послал.
ГОСТИ. Мы лаской будем сыты, разумною беседой: а старая пословица гласит, что слаще меду ласковое слово, слаще меду. Мы сыты будем твоею лаской, беседой умной, приветной речью сыты, твоею лаской будем сыты.
(Садятся за стол; слуги начинают ставить кушанья.)
И пиво не диво, и мед не хвала, а всему голова, что любовь дорога!
МАЛЮТА. (Лыкову).
Ты, молодец, на немцев насмотрелся. Что, как у них там за морем живут? Поди-ка там диковинок не мало.
ЛЫКОВ.
Иное всё и люди, и земля.
Зима у них недолго, а морозов больших и не слыхать; зато уж лето там хорошо. А горы там такие высокие, что глазом не окинешь; так в небо и уходят головами. А города у них большие-пребольшие, и все из камня сложено. Повсюду в домах убранство чудное, и стекла цветные все, и комнаты обиты цветным сукном. А сами немцы ходят богато, и жен нарядно водят, и взаперти не держат, как у нас. Во всем у них порядок образцовый, терпение, досужество в работах, и рвенье неусыпное к трудам. Хваленье воздадим мы государю, зане он, как отец об нас печется и хочет, чтобы мы у иноземцев понаучились доброму.
ГРЯЗНОЙ (встает и поднимает кубок).
Аминь!. За Здравие отца и государя! Да здравствует навеки государь!
ОПРИЧНИКИ (встают).
Да здравствует навеки государь! (Осушают кубки, садятся.)
МАЛЮТА.
Хозяин! Приказал бы ты позвать сюда твоих гусляров, да заставил их белого царя повеличать.
ГРЯЗНОЙ. Они готовы. (Слугам.) Песенников живо!
ОПРИЧНИКИ. И песенниц! Они потом попляшут!
Входят гусляры, песенники и песенницы, они кланяются гостям и становятся вдоль задней стены.
ГРЯЗНОЙ.
Ребята, дорогих гостей потешьте моей любимой и заветной песней во славу православного царя.
Песенники, и песенницы с поклоном выступают вперед, гусляры, занимают места на лавке с левой стороны.
ХОР.
Слава на небе солнцу высокому, слава, слава!
На земле государю великому, слава, слава!
Ёго борзые кони не ездятся, слава, слава!
Его платье цветное не носится, слава, слава!
ГРЯЗНОЙ, МАЛЮТА, ЛЫКОВ, БОМЕЛИЙ И ХОР.
А бояре и слуги не стареются, слава!
МАЛЮТА.
Где стареться, нам только бы молодиться.
С таким царем, как наш, помолодеешь!
Его еще на свете не бывало, а юродивый старец Доментьян уж провещал о нем самой княгине: «Родится Тит, широкий ум».
ОПРИЧНИКИ. Широкий ум по царству. Чай его и басурманы хвалят?
ЛЫКОВ.
Не везде. Прискорбно повторять мне злые речи, а говорят, что царь наш грозен.
МАЛЮТА.
Грозен! Он грозен! Ох!
Гроза то милость божья; гроза гнилую сосну изломает, а целый бор дремучий оживит.
ОПРИЧНИКИ.
Вот речь так речь, боярин! И подлинно! Не даром ты, боярин, с плеча царева шубу носишь!
МАЛЮТА. И вам, бояре, царь не даром к седлам метлы привязал. Мы выметем из Руси православной весь сор!
ГРЯЗНОЙ. Вестимо! Гой да!
ОПРИЧНИКИ.
Гой да! (Встают и осушают кубки.) За здравие отца и государя!
Да здравствует навеки государь! (Кланяются Грязному.)
Благодарим, хозяин, за хлеб, за соль!
ГРЯЗНОЙ (откланиваясь.). Хозяину гостей благодарить.
Иные гости встают из-за стола и расходятся по горнице; другие остаются, за столом.
МАЛЮТА.
Ну, что ж твои гусляры приуныли? Не худо бы гостей повеселить.
ГРЯЗНОЙ. Да чем велите?.. (Гуслярам.) Ну-ка, плясовую!
На середину выходят девушки для пляски; гости составляют около них полукруг.
ХОР.
Как за реченькой яр-хмель,
Вокруг кустика вьется.
Я пойду младенька в зелен сад гуляти,
В зелен сад гуляти, хмелюшку щипати.
Нащиплю я хмелю, хмелю ярового,
Наварю я пива, пива молодого.
Гостя дорогова, батюшку родного.
Батюшка будет, горя не убудет,
Позову я гостью, гостью дорогую,
Гостью дорогую, матушку родную.
Матушка будет, горя не убудет,
Горя не убудет, лишь тоски прибудет.
Как за реченькой яр-хмель,
Вокруг кустика вьется.
Перевейся, яр-хмель и на нашу сторонку,
На нашей сторонке большое приволье.
Позову я гостя, гостя дорогого,
Гостя дорогова, своего милого.
Мой миленький будет, горюшка убудет,
Горюшка убудет, веселья прибудет.
МАЛЮТА.
Аль память у меня вином отшибло? Григорий, где же крестница моя?
Никак ты, брат, свою голубку держишь на заперти? Небось, не улетит!
ГРЯЗНОЙ.
Не знаю, что она нейдет. (Слугам.} Скажите Игнатьевне, чтоб кликнула Любашу. (Несколько слуг уходят.)
МАЛЮТА. Давно бы так.
БОМЕЛИЙ (Малюте). А кто это Любаша?
МАЛЮТА. Любовница Грязного, чудо девка!
Поет, как птичка, брови колесом, глаза, как искры, и коса до пяток. Мы из Каширы увезли ее. Я крестницей зову ее затем, что за нее порядком шестопером я окрестил каширских горожан.
Входит Любаша и кланяется гостям, которые отвечают на ее поклон.
МАЛЮТА. Здорово, крестница!
ЛЮБАША. Здорово, крестный!
МАЛЮТА. Глазенки словно заспаны…
ЛЮБАША. Ах, что ты! Я не спала, а голова болела немножко.
МАЛЮТА.
Вздор! Вот ты нам спой-ка песню, так боль всю, как рукою снимет.
ЛЮБАША. Какую же?
МАЛЮТА.
Да знаешь, попротяжней, чтобы за сердце хватала. Ну, бояре, прошу прислушать: крестница поет.
ЛЮБАША.
Ты крестницу сам к песне приневолил, так за нее уж сам и отвечай.
Снаряжай скорей, матушка родимая,
Под венец свое дитятко любимое.
Я гневить тебя нынче зарекалася,
От сердечного друга отказалася.
Расплетай же мне косынку шелковую,
Положи меня на кровать тесовую.
Пелену набрось мне на груди белые
И скрести под ней руки помертвелые.
В головах зажги свечи воску ярова
И зови ко мне жениха-то старова.
Пусть старик войдет, смотрит да дивуется,
На красу мою девичью любуется.
(Кланяется гостям.)
ОПРИЧНИКИ. Благодарим! Спасибо! Славно! Славно!
МАЛЮТА.
Вот как поет, что сердце замирает…
Эх, время-то поздненько, а не то я без другой бы песни не вышел… (Поднимаясь со скамьи.) Чай государь изволил пробудиться.
Смотри, как раз к заутрене ударю и вас застану здесь врасплох.
(Собираясь уходить.) Пора гостям и со двора, хозяин!
ГРЯЗНОЙ. (слугам.)
Живей вина! По чарке на прощанье! (Слуги разносят чарки.)
МАЛЮТА И ОПРИЧНИКИ.
Ну, будь по твоему. Теперь уж, брат, прощай! (Пьют.)
Хозяин дорогой, спасибо за хлеб, за соль! (Взаимный поклон.)
ГРЯЗНОЙ. Прошу вперед к нам жаловать, бояре.
Гости расходятся. Любаша, стоя у боковой двери, раскланивается гостям; Бомелий издали смотрит на нее.
ГРЯЗНОЙ (слугам и песенникам).
Ступайте все! (Отводя Бомелия в сторону.)
Бомелий! Ты останься. Есть дело до тебя.
ЛЮБАША. (про себя.)
К немчину дело? Что-то тут не спроста! Я останусь.
(Прячется за. медвежью шкуру.)
ГРЯЗНОЙ.
Бомелий, мне важное есть дело до тебя. Не ведаешь ли ты такого средства, чтоб девушку к себе приворожить?
БОМЕЛИЙ. Такое средство есть.
ГРЯЗНОЙ. Ты шутишь?
БОМЕЛИЙ. Нет.
ГРЯЗНОЙ. Есть у меня приятель; зазнобила ему сердечко красная девица. Нельзя ли как помочь бедняге?
БОМЕЛИЙ.
Можно. Я дам ему лихого зелья, как выпить даст, то девка и полюбит.
ГРЯЗНОЙ. Так это зелье, стало быть, напиток?
БОМЕЛИЙ.
Нет, порошок, насыпать ей в вино. Пусть сыплет сам, а то и не полюбит.
ГРЯЗНОЙ.
Ох, не верится мне, не верится,
Чтоб могла она полюбить меня,
Чтобы робкая пташка ласточка
Под крылом его притаилася;
Прилетела бы в гнездо к коршуну,
На груди его успокоилась;
Под крылом его притаилася, на груди его успокоилась.
Чтобы был ей мил я, чтобы мужем ей стал когда нибудь,
Чтобы был ей мил я, чтобы мужем ей стал, не верится.
ЛЮБАША.
Ах, не нынче уж я приметила, что прошли они, красны дни мои.
И в груди болит, ноет вещее, злое горе мне предвещаючи.
Нет, нет, не тот, не тот со мной, не тот со мной он теперь.
Нет, нет, не тот, не тот со мной. Да, разлюбил он меня.
БОМЕЛИЙ.
Много в мире есть сокровенных тайн,
Много темных сил неразгаданных;
Но в науке ключ к этим тайнам дан.
Но ключ к ним дан, к ним дан светом знания.
ГРЯЗНОЙ. Но если не полюбит?
БОМЕЛИЙ. К чему мне лгать?
ГРЯЗНОЙ.
Так я к тебе зайду. И если ты приятелю поможешь, озолочу тебя.
БОМЕЛИЙ. Прощай! Полюбит.
ГРЯЗНОЙ. Постой, постой! Я провожу тебя.
0ба уходят. Грязной возвращается, потупя голову. Любаша тихо растворяет дверь и подходит к Грязному.
(Любаше.) Зачем ты?
ЛЮБАША. Я спросить тебя хотела, пойдешь ли ты к заутрене?
ГРЯЗНОЙ. Пойду. (Садится к столу и закрывает лицо рунами.)
ЛЮБАША. (подходя к Грязному ближе.)
Скажи, за что ты на меня сердит?
Чем, глупая, тебя я прогневила, что ты словечка вымолвить не хочешь?
ГРЯЗНОЙ (не поднимая головы). Отстань!
ЛЮБАША.
Ох, надоела я тебе! Давно пора! Чего ты хочешь девка?
Тобою понатешились довольно, ты надоела: есть другая лучше, приветливей…
ГРЯЗНОЙ (оборачиваясь). Ложися спать, ЛЮБАША.
ЛЮБАША.
Знать не любишь больше ты свою Любашу, коль не знаешь ныне, спит она иль нет. С поцелуев жарких щеки не остыли, а уж разлюбил, а уж позабыл, как ко мне в светелку двери отворять.
А давно ли было время, что меня любил мой милый, что Любашу он ласкал и нежил, что и дня не мог прожить он без нее.
А теперь напрасно жду его всю ночь, всю то ночь до света плачу я.
ГРЯЗНОЙ.
Тяжко речи эти слушать и глядеть на горьки слезы.
Сам не знаешь, что на это ей сказать; или винен я, что Марфу повстречал, что красой своею кровь она зажгла, сердце покорила?
Ведь любовь-то та же тетива на луке: порвалась она, узлом ее не свяжешь.
Не воротится любовь прежняя, коль красой своею кровь она зажгла, сердце покорила.
ЛЮБАША (бросается к Грязному).
Нет, быть не может!… Ты меня не кинешь!
Я прогневила чем-нибудь тебя? Ты, верно, полюбил с сердцов другую.
Оставь ее! Она тебя не любит. Ведь я одна тебя люблю.
О, вспомни, вспомни, милый мой, свой стыд девичий для тебя забыла я.
Забыла я отца и мать, забыла племя и свой род.
О них слезы не пролила, все для тебя. Все для тебя!
(Плачет.) А ты меня покинешь!
(Падает на колени.) Не губи души моей, Григорий!..
Слышен удар колокола.
ГРЯЗНОЙ (встает). Заутреня… (Идет в угол и надевает рясу и тафью.)
ЛЮБАША.
Постой, не уходи! Скажи мне, что брежу, что любишь меня, а не ее, не эту… да скажи мне что-нибудь!
Второй удар.
ГРЯЗНОЙ. Прощай! (Уходит.)
ЛЮБАША (бежит за ним).
Постой! Куда ты? (Возвращается.) Ушел и даже не взглянул ни разу.
Третий удар.
Небось на ту глядит, не наглядится, и зелье для нее просил у немца, и золота сулил за зелье… Она его приворожила, видишь.
Благовест.
Ох, отыщу же я твою колдунью и от тебя ее отворожу, ее отворожу!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
„ПРИВОРОТНОЕ ЗЕЛЬЕ».
Улица в Александровской слободе. Впереди налево дом, занимаемый Собакиным, в три окна на улицу, ворота и забор: у ворот под окнами деревянная лавка. Направо дом Бомелия с калиткою. За ним в глубине ограда и ворота монастыря. Против монастыря, в глубине налево, дом князя Гвоздева-Ростовского с высоким крыльцом, выходящим на улицу. Осенний пейзаж; на деревьях яркие переливы красных и желтых тонов. Время под вечер. Народ выходит из монастыря.
ХОР.
Вот бог привел вечеренку отслушать.
Пора домой, а там и на покой.
Теплынь какую господи дает!
Ведь скоро и Покров на двор.
Иной год о эту пору снежок уж порошит,
А нынче бабье лето затянулось,
И то сказать, ведь пар костей не ломит.
Тепло-то не ко времени бы словно.
Вот журавли летят! А говорят,
Что коль полет их будет на Евмена,
То к Покрову… опричина идет!
В глубине сцены, направляясь к дому Гвоздева-Ростовского, показываются опричники. Толпа стихает, многие снимают шапки и кланяются.
ОПРИЧНИКИ.
Всех, кажись, оповестили к князю Гвоздеву сбираться.
А стемнеет, от него мы на коней, и в путь дорогу.
Точно кречеты лихие, мы на вотчину нагрянем,
И ни спуска, ни пощады никому от нас не будет.
На изменника, признаться, долго, долго зубы мы точили.
А теперь держися! (Проходят в дом князя.)
НАРОД (глядя вслед опричникам).
Сбираются!
Кому-то плохо будет, несчастному! Не сносить головы!
Зовут себя царевыми слугами, а хуже псов!
Потише вы! Смотрите!
Давайте лучше говорить про царскую про свадьбу.
Что девок свезено! Когда ж смотры-то будут?
А девок, бают, сорок сороков.
Вот тут и выбирай! И выберет, не бойсь!
Не промахнется наш кормилец; глазок-то у него соколий. Верно!
(Из калитки дома Бомелия выходят два молодых парня. Парням.)
Аль к немцу за лекарствами ходили?
ПАРЕНЬ. Ходили, ну так что ж?
НАРОД (прислушиваясь).
Неужто к немцу? А то же, что грешно. Ведь он поганый! Ведь нехристь он!
(Другая группа, подходя.) Кто? Немец?
(Первая группа, отвечая.)
Басурман! Допреж того, как с ним начать якшаться, крест надо снять.
Ведь он колдун! Дружит с нечистым! Избави, господи, избави!
А что он дал?
ПАРЕНЬ. Да дал травы.
НАРОД. Наговорная, бросьте!
ПАРЕНЬ. (смутившись.) Мы ничего,.. пожалуй, бросим.
(Бросает сверток.)
НАРОД.
Так-то! И больше к немцу лучше не ходите: того гляди опутает лукавый.
Ну, мы пошли. Пора и нам. Поди-ка дома ждут. Пока. Прощайте.
Расходятся. Сцена пустеет. Марфа, Дуняша и Петровна выходят из монастыря.
ПЕТРОВНА. Ишь вечер-то какой! Как-будто, лето.
ДУНЯША. Не хочется и в горницу идти.
МАРФА.
Поди-ка скоро тятенька вернется. Давай его, Дуняша, подождем мы здесь на лавочке.
ДУНЯША. Пожалуй,
ПЕТРОВНА. Ну, посидите здесь, а я пойду. (Уходит.)
МАРФА. Ты не видала Ваню?
ДУНЯША. Где же видеть? Я у тебя гощу вторые сутки.
МАРФА. Да, я и забыла, ведь вчера он не был.
ДУНЯША.
Вот говорят-то правду, что невесту сейчас узнаешь: только и речей, что про милого друга.
МАРФА.
Смейся, смейся! Придет твоя пора, сама полюбишь. А мне Ванюшу грех и не любить, мы с измала друг к другу привыкали.
ДУНЯША. Так стало вы давно знакомы?
МАРФА.
С детства. В Новгороде мы рядом с Ваней жили.
У них был сад такой большой, тенистый.
Как теперь гляжу на зеленый сад, где с милым дружком мы резвилися,
где из цветиков из лазоревых я ему плела венки.
И жилося нам в зеленом саду, и дышалось в нем нам привольно так.
Ах, ах! А родные все на нас глядючи, улыбаючись, утешаючись
говорили нам:
по всему видать, что вас парочка,
что златы венцы для вас скованы.
Сколько ясных дней привели мы в нем,
каждый кустик нам головой кивал,
дерева то все с тихой ласкою дивовалися на нас.
И жилося нам в зеленом саду,
и дышалось в нем нам привольно так.
Целый божий день мы с ним бегали, веселилися, забавлялися.
Тут помер старый Лыков, а Ванюшу к себе взял дядя, нарвский воевода.
Так мы и не видались долго, долго.
Тут слух прошел, что царь услал Ванюшу в чужие земли.
Как мне было горько, наплакалась я вдоволь.
Слава богу, что понапрасну.
Нынешней весною в слободу приехали, и с Ваней опять свел бог.
ДУНЯША. Ты чай и не узнала?
Марфа не отвечает и смотрит в глубину сцены, где в это время, показываются два знатных вершника. Выразительный облик первого из них, закутанного в богатый охабень, дает узнать в нем Ивана Васильевича Грозного; второй вершник, с метлою и собачьей головой у седла, – один из приближенных к царю опричников. Государь останавливает коня и молча пристально смотрит на Марфу. Она не узнает царя, но пугается и, застывает на месте, чувствуя устремленный на себя его проницательный взгляд.
МАРФА. Ах, что со мной? Застыла в сердце кровь! Дуняша!
(Про себя.) Как смотрит он! Как взгляд его угрюм!
Царь медленно удаляется.
Мне строгий взгляд его тяжелый, как камень, на душу налег.
Кто бы ни был он, но страшен мне, страшен мне угрюмый взор его.
Дуняша! Сама не своя от этих я глаз.
До греха не долго тут, сглазить может он навек.
Появляется Собакин и Лыков.
ЛЫКОВ. А у калитки кто-то уж стоит.
СОБАКИН. Я говорил тебе, Иван Сергеевич, что станет дожидаться.
ЛЫКОВ (с поклоном). Здравствуй, Марфа Васильевна!
МАРФА (кланяется).
Иван Сергеич! (Стыдливо.)
Жених свою невесту забывает, вчера весь день и глаз не показал…
Друг мой, друг мой Ванюша, друг мой Ванюша ненаглядный свет!
Женишок ты мой, как любить, ласкать тебя стану я, да расчесывать кудри шелковы, в очи ясные, в очи ясные тебе глядючи, глядючи в очи ясные, в очи ясные.
ДУНЯША,
Хороши, хороши они, и невеста, и суженый!
Точно вешний день с зорькой утренней.
Поглядишь на них, поглядишь, залюбуешься.
Поглядишь, и от всей души, и от всей души пожелаешь им
Века долгого да счастливого, от души пожелаешь.
ЛЫКОВ.
О, когда б скорей, когда б скорей те настали дни, те настали дни!
О, когда б скорей те настали дни, счастья, радости.
Сердце бьется в груди, к тем веселым дням,
К тем веселым дням, ко тем дням порывается,
К тем денькам; и не хочет ждать да откладывать.
И не хочет ждать да откладывать, к тем денькам порывается.
СОБАКИН.
Погоди моя милая, моя милая доченька,
скоро, скоро на век твоим будет он.
Золотым кольцом обручишься с ним,
заведешь свой дом, заведешь свое гнездышко.
Заживешь в любви и согласии заживешь.
Ну что ж, просите дорогого гостя в избу войти. Какая есть вишневка! А стол накрыт?
МАРФА. Накрыт.
СОБАКИН. Покорно просим.
Уходят в калитку. Темнеет. В доме Собакина зажигают огонь. В глубине сцены, прикрытая фатою показывается Любаша. Она
медленно, оглядываясь по сторонам, крадется между домов и выходит на авансцену
.
ЛЮБАША.
Разведала! Так вот гнездо голубки?..
Посмотрим на красавицу твою.
(Подходит к дому Собакина. Смотрит в окно.)
Да… недурна… румяна и бела, и глазки с поволокой…
Это Марфа? Мне про нее другое говорили.
От сердца отлегло: разлюбит скоро Григорий эту девочку!
Взгляну еще… А это кто?.. Их две! Это кто?..
(Отбегает от дома.)
Вот, вот она Любашина злодейка, черноволосая, с собольей бровью!
0х, хороша. Не чудится ли мне? (Подходит к окну.)
Не чудится. Какая красота! Глаза какие! Этой не разлюбит.
Зато и я ее не пощажу. Как голова горит! Где этот нехристь?
(Стучится к Бомелию.)
БОМЕЛИЙ (за сценой). Кто там стучится?
ЛЮБАША. Открой окно, увидишь.
БОМЕЛИЙ {открывая окно). Любаша.
ЛЮБАША. Выходи ко мне скорей.
БОМЕЛИЙ (поспешно выходя с фонарем из калитки).
Войдем ко мне, здесь холодно и сыро. (Берет Любашу за руку.)
ЛЮБАША (вырывая руку). Нет, не пойду к тебе я ни за что!
БОМЕЛИЙ.
Зачем пришла? Я рад служить. Для девушки пригожей на все, на все готов.
ЛЮБАША.
Я слышала, что ты досужий знахарь, что ведаешь недуги и лекарства. Скажи мне, можешь ли составить такое зелье чарами своими, чтоб не совсем сгубило человека, а извело бы только красоту, и то не вдруг, а понемногу? Понял?
БОМЕЛИЙ. Как не понять!
ЛЮБАША.
Такое зелье, чтоб глаза потускли;
Чтоб сбежал с лица румянец алый;
Чтоб волосок по волоску повыпал,
И высохла вся наливная грудь.
БОМЕЛИЙ.
Такое зелье есть, его, пожалуй, дам, но порошок мой дорог,
его давать опасно: как узнают, меня казнят.
ЛЮБАША. На пытке не скажу, откудова взяла.
БОМЕЛИЙ (пристально смотрит на Любашу). А очень нужно?
ЛЮБАША (подносит руку к фонарю.)
Гляди сюда, вот перстень изумрудный.
Есть у меня и ожерелье: жемчуг так радугой и отливает.
Хочешь, возьми себе. Иль мало?
БОМЕЛИЙ. Не продажный мой порошок.
ЛЮБАША. Заветный?
БОМЕЛИЙ. Да!
ЛЮБАША. А что же ты завету хочешь?
БОМЕЛИЙ. Что же? С тебя? С тебя не много.
(Схватывает ее за руку.) Один лишь поцелуй!
ЛЮБАША (вырывает руку).
Что, немец? Ты умом рехнулся?
Прощай, коли не хочешь; я найду другого, посговорчивей.
(Перебегает на другую сторону улицы; Бомелий бежит за нею.)
Не трогай! Я закричу.
БОМЕЛИЙ. Не трону, только завтра все расскажу боярину Грязному.
ЛЮБАША (про себя).
Сам бес тебя, проклятый, наущает!
Тебе я верно мало посулила.
Возьми с меня последнюю тряпицу, сам цену положи твоей заслуге, я выплачу, я в кабалу пойду. Ну, говори!
БОМЕЛИЙ.
Люби меня, люби, люби меня Любаша!
Люби меня, люби, красавица не бойся!
ЛЮБАША. Смеется… О, заплатишь же ты мне за этот смех!
(Помелию.) Ступай готовить зелье. Я покупаю. Слышишь?
Я согласна. Я… постараюсь полюбить тебя.
(Бомелий опрометью убегает в свой дом.)
ЛЮБАША.
Вот до чего я дожила…
Григорий, господь тебя осудит, осудит за меня.
Она меня красивей, и косы длинней моих.
Да все ли тут еще?
Да любит ли его она, да любит ли, как я люблю?
Сейчас с другим смеялась…
Не любит, нет, не любит.
Не любит, нет, не любит!
Из калитки выходят Лыков и Собакин.
СОБАКИН. Приходи же завтра и Грязного приводи.
ЛЫКОВ (кланяясь). Придем, придем.
СОБАКИН. Ну, добрый путь тебе! (Лыков уходит. Собакин возвращается домой.)
ЛЮБАША (выступая}.
Ушли! Так здесь Григорий завтра будет? Что ж этот окаянный не идет?
Бомелий выходит из своей калитки и крадется к Любаше.
БОМЕЛИЙ. Ты здесь?
ЛЮБАША. Принес ли зелье?
БОМЕЛИЙ. На, готово.
ЛЮБАША.
Давай сюда. (Бомелий дает ей порошок.) Но если ты обманешь?
БОМЕЛИЙ. Нет, я тебя обманывать не стану; а ты меня?
ЛЮБАША.
И я не обману. (Оборачивается к дому Собакиных.)
Ты на меня, красавица, не сетуй!
Купила я красу твою, купила; но заплатила дорого… позором!
(Бомелию.) Тащи меня в свою конуру, немец!
Бомелий быстро увлекает ее к себе.
ОПРИЧНИКИ (за сценой).
То не соколы в поднебесье слетались,
На потеху добры молодцы сбирались,
Во чистое они поле выезжали,
Ретиво свое сердечко потешали.
Дверь дома Гвоздева-Ростовского распахивается настежь, на крыльце появляется пьяная ватага опричников. Из-за угла выбегают слуги с фонарями, подводят коней.
Во чистом поле они зверье травили,
Супротивников конем они давили.
Никому-то нет от молодцев защиты,
Все их вороги кругом лежат побиты.
Такова живет у молодцев расправа,
За расправу ль эту до веку им слава!
До веку им слава!
Опричники трогаются в путь.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
«ДРУЖКО».
Горница в доме Собакина. Направо три красные окна; налево в углу изразцовая печь; подле нее, ближе к авансцене, сенная дверь. На заднем плане посредине дверь; на правой стороне стол перед лавкою; на левой у самой двери поставец. Под окнами широкая лавка. Собакин, Лыков и. Грязной сидят на лавке у стола.
СОБАКИН.
Что господа гневить, Иван Сергеич, семейка нас изрядная!
Ведь дома-то с полдюжины осталось молодцов. Что господа гневить!
Бывало я всегда за стол садился сам-двенадцать, ребят вот поженил, так стало меньше.
ЛЫКОВ.
Когда же дочь-то ты пристроишь к месту?
Пора бы нам, названный тесть, веселым пирком, да и за свадебку.
СОБАКИН.
Пора бы. Да, вишь, покамест не до свадьбы.
Намедни государь приговорил смотреть всех девок, что сюда свезены.
Мою Марфушу тоже прописали…
ЛЫКОВ. Ее зачем?
СОБАКИН.
Дуняшу тоже. Всех-то было девок две тысячи, а нынче вот пошло на перечет двенадцать. (Грязной встает из-за стола.) Что с тобой, боярин?
ГРЯЗНОЙ. Нет… должно быть так… пройдет.
СОБАКИН. Иван Сергеич, полно, полно, не кручинься!
ЛЫКОВ. Женюсь ли, нет ли, то весть бог.
СОБАКИН. Могу ли я нарушить слово?
ЛЫКОВ. А сердце чует: быть беде.
СОБАКИН. Я сам бы рад покончить дело.
ЛЫКОВ. Ее люблю я больше жизни.
СОБАКИН. Мы обождать должны маленько.
ЛЫКОВ.
Мне без нее прожить не долго, промаяться на свете.
Но как же быть мне и что же делать? Ведь я слуга царю и государю.
ГРЯЗНОЙ.
Застыла кровь… что если вдруг! Но нет, того не может быть.
Ведь не одна ж она, ведь их двенадцать.
Бог даст, избудем мы беду.
А зелье поможет Марфе суженого выбрать.
СОБАКИН.
Ты не тужи, найдутся лучше Марфы.
Вот государь всех девок пересмотрит, тогда и мы свою сыграем свадьбу.
ГРЯЗНОЙ (подходя к Собакину) А я уж сам и в дружки назвался.
ЛЫКОВ. Коль быть чему, того уж не минуешь.
СОБАКИН.
Нет, нет, Иван Сергеич, не грусти, и попусту, дружок, не убивайся.
Ведь дружко есть у нас, приданое давно готово.
ГРЯЗНОЙ. Разве в дружки не позовешь?
ЛЫКОВ. Боярин, в чести этой мне едва ли откажешь ты.
СОБАКИН. За свахами теперь, кажись, не станет дело, за короваем тож.
ГРЯЗНОЙ. Спасибо друг! Собакин
СОБАКИН (вставая.)
Ну-ка я Петровне велю медку из погреба достать.
Тем временем Марфуша подойдет с Дуняшей, да с Сабуровою Домной Ивановной.
(Уходит в среднюю дверь.)
ЛЫКОВ.
Скажи, боярин, если б, как я, ты был просватан и невесту свою любил, как я, ты что бы сделал?
ГРЯЗНОЙ.
Что сделал бы? Пускай во всем господня будет воля!
Не наложить же руки на себя.
Ведь я и сам взлюбил твою невесту и сватался, да получил отказ.
Так что ж тут делать? Разве девок мало?
Не эта, так другая, все равно.
Я сам еще к вам в дружки набиваюсь,
и мне же любо ваше милованье.
Пошли, господь, совет вам да любовь!
Входит Собакин со стопой меда и чарками.
СОБАКИН.
А вот и мед и чарочки. Прикушай, боярин. Ваня, прихлебни, голубчик. Никак они? Калиткой кто-то хлопнул.
Входит Домна Ивановна Сабурова.
Они и есть! Ну что, какие вести?
САБУРОВА. Ах, батюшка! Дай дух перевести!
СОБАКИН. А где же девки?
САБУРОВА.
Да пошли в светлицу снять охабни.
Вот, батюшка Василий Степанович, мне радость-то какую послал господь!
Ты знаешь ли, кормилец, ведь государь с Дуняшей говорил.
СОБАКИН. Нет! Расскажи-ка.
САБУРОВА.
Вот, батюшка, впустили нас в хоромы, поставили всех девок вряд.
СОБАКИН. И наших?
САБУРОВА.
И наши тут же. Дуня-то стояла так, с краешка. Марфуша-то подальше.
Ну уж и девки! Нечего сказать; все на подбор, одна другой красивей.
И как же все разряжены! Чего уж тут не было!
И бархат, и атлас. Что жемчуг на Колтовской одной!
Сгодя маленько, ан идут бояре. «Царь, царь идет!»
Мы наземь повалились, а как уж встали, видим: царь идет, а с ним царевич. Кругом бояре. Как взглянет государь, что ясный сокол, в хоромах словно посветлело. Вот мимо раз прошел, другой и третий, с Колтовской шутить изволил, что жемчуг ей чай руки оттянул. Спросил Дуняшу, чья она такая, откудова, который ей годок? Распрашивал, а сам все улыбался. А на твою-то посмотрел так зорко.
Дуняша-то сначала заробела и шопотом бормочет про себя; а он все с лаской, да с улыбкой. Гляжу, совсем оправилася девка: и говорит, и, почитай, смеется; глазенки так и светятся, вся раскраснелась моя ясочка, сама, ну маков цвет, алеет, да и полно.
СОБАКИН. Так стало быть не. кончены смотры?
САБУРОВА. Не знаю уж, кормилец, мой, не знаю.
СОБАКИН.
А что и впрямь, как знать?
Ты вот у нас, а к твоему хозяину, быть может, пришли бояре с царским словом. А?
САБУРОВА.
Шути, шути! А если б довелося, пришел бы сам с поклоном.
Пойти пугнуть мне девок: заболтались. (Уходит.)
СОБАКИН. Пойду и я, велю кой-что повынуть. (Уходит.)
В горнице начинает темнеть. Грязной в задумчивости садится у стола.
ЛЫКОВ.
Неужели Дуняша? Быть не может! Ужель господь мне Марфу сохранил?
Ужель могу назвать теперь без страха мою голубку милою супругой?
Туча ненастная мимо промчалася,
Мне возвратили тебя, ненаглядная,
Доля счастливая снова нас ждет.
Стану тебя я, и холить, и нежить,
Стану лелеять голубку мою.
Теплой заботою, лаской любовною
Будем друг другу мы жизнь услаждать.
Как я боялся-то, как я тревожился!
Но, слава богу, теперь отлегло.
Мимо промчалася туча ненастная,
Солнышко снова над нами взошло,
Солнышко снова над нами взошло.
ГРЯЗНОЙ.
Ведь я же говорил тебе: не надо заранее тужить и горевать;
теперь и сам ты видишь, что на свадьбе у тебя мне быть хмельному.
Погоди же, вот дай войти сюда твоей невесте, я нынче же поздравлю вас.
А кстати и мед здесь есть.
ЛЫКОВ. Налей, налей, боярин.
ГРЯЗНОЙ. Вишь как темно…
ЛЫКОВ. Ты отойди к окну.
ГРЯЗНОЙ.
И то! (Отходит к окну. Наливает и ставит на стол.)
Ну вот и женихова чарка. Теперь невесте.
Берет другую чарку, отходит к окну и, повернувшись спиною к Лыкову, поспешно сыплет в чарку порошок, который был у него за пазухою. Затем он наливает меда, ставит чарку на поднос.
Вот и все готово.
Входит Собакин, со свечами; за ним Марфа, Дуняша, Сабурова и девушки из прислуги Собакиных. По знаку Грязного Лыков подходит к Марфе и становится рядом с нею; Грязной. подносит им чарки на подносе.
ГРЯЗНОЙ.
Побольше жениху.
(Лыков берет чарку и кланяется}.
Поменее невесте!
(Марфа отпивает немного, ставит чарку на поднос и кланяется.)
Как исстари ведется, всю до дна.
(Марфа допивает и кланяется. Петровна обносит всех медом.)
Дай бог, чтоб дом у вас всегда был чашей полной, чтоб полон был всегда казною золотой.
МАРФА И ЛЫКОВ (с поклоном}.
Благодарим тебя за ласковое слово. Пошли господь тебе счастливый, долгий век!
САБУРОВА, СОБАКИН, ДУНЯША, ГРЯЗНОЙ.
Совет вам да любовь, в согласьи век прожить.
Дай бог вам долгий век, дай бог счастливый век,
В совете да в любви, дай бог вам ясных дней, счастливых дней!
Совет да любовь!
МАРФА. Благодарим за ласку всех, спасибо вам!
ЛЫКОВ. Спасибо вам, благодарим за ласку всех!
ХОР. (девушки.)
Будь здоров Иван свет Сергеевич,
Со невестою своею красною!
Век вам жить в любви, в счастьи, в радости,
Ото всех людей в чести, почести!
САБУРОВА.
Повеличать бы нам с невестой жениха.
(Девушкам.)
Сама я запою, а вы мне подтяните.
(Запевает.)
Как летал сокол по поднебесью,
Как летал удалой по широкому.
ХОР.
Увидал сокол из поднебесья,
Увидал удалой лебедь белую.
Опускался сокол да ко лебеди,
Он садился рядком да на бережке,
Обнимал удалой ее крылышком,
Часты перышки ей разглаживал.
САБУРОВА, ДУНЯША.
Обнимал ее крылышком.
Не сокол то был, добрый молодец.
Иван молодец свет Сергеевич.
ХОР.
Увидал то он лебедь белую,
Увидал свет Марфу Васильевну,
Приходил он к ней на широкий двор,
Он садился с ней на крылечушко.
Говорил он ей слова ласковы,
Покорил удалой сердце девичье…
САБУРОВА и ДУНЯША.
Говорил ей слова ласковы…
ПЕТРОВНА (вбегает).
К тебе идут бояре с царским словом.
СОБАКИН.
Ко мне? Да ты рехнулась? Петровна. Не рехнулась! Ступай встречать… Чу! Вот они. В Сенях!
Входит Малюта с доярами; Сорокин и прочие кланяются в пояс},
МАЛЮТА.
Василий! Наш великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси пожаловал тебя, велел сказать тебе. {Собакин становится на
колени.) Веленьем божьим, молитвами родителей моих изволил бог мне ныне сочетаться законным браком и в супруги понять твою Васильеву дочь Марфу.
Все поражены; Собакин кланяется в землю.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
„НЕВЕСТА»
Проходная палата в царском тереме. В глубине против зрителей дверь в царевнины покои. Налево, на первом плане, дверь в сени. 0кна с позолоченными решетками. Палата обита красным сукном; лавки с узорочными полавочниками. Впереди, с правой стороны, парчевое „место» царевны. С потолка на позолоченной цепи спускается хрустальное паникадило. Собакин стоит неподалеку от царевнина „места», в раздумье опустив голову.
СОБАКИН.
Забылася… авось полегче будет. Страдалица!
Так вот какое горе послал господь мне за грехи.
Не думал, не гадал я: дочь царевна, я сам боярин, сыновья бояре; чего ж еще? Во сне то даже счастье, счастье такое не приснится никому. А тут иное! Где б веселиться, а ты горюй, на дочь свою бедняжку глядя, и сердце надрывай, помочь не зная чем.
САБУРОВА (входит, из покоев царевны).
Ты не грусти. Бог милостив, царевна поправится. Ну, дело молодое, так что-нибудь.
СОБАКИН.
Нет, видно, что не так.
Ей не с чего, кажись бы, вдруг свернуться, а люди добрые нашлись видно.
СЕННАЯ ДЕВУШКА. (вбегает.)
Боярыня! Царевна пробудилась. (Уходит.)
САБУРОВА. Сейчас, Сейчас. (Вбегает царский истопник.)
ИСТОПНИК. Боярин с царским словом! (Уходит.)
САБУРОВА. Пойти скорее доложить царевне. (Уходит.)
ГРЯЗНОЙ. Большой поклон боярину Василью Степанычу!
СОБАКИН (откланиваясь.) Поклон тебе, боярин!
ГРЯЗНОЙ.
Великий государь меня холопа прислал с докладом к дочери твоей, а нашей государыне царевне, что лиходей ее во всем сознался, и государев чужеземный лекарь берется излечить ее недуг.
СОБАКИН. А кто же лиходей?
ГРЯЗНОЙ.
Я говорю, что мне указано. Ступай же, доложи. (Собакин уходит.)
Она больна и плачет и горюет. Примета есть, что то недуг любовный…
Не смею вымолвить… одно лишь знаю:
за то, чтоб раз еще взглянуть на Марфу,
я по локоть отсечь себе дам руку.
Марфа выбегает бледная, встревоженная, летник ее в беспорядке, волосы растрепаны, на голову небрежно накинут золотой венец. Сабурова, Дуняша, сенные девушки стараются удержать ее.
САБУРОВА И ХОР СЕННЫХ ДЕВУШЕК.
Опомнись, государыня царевна!
Напрасно беспокоиться изволишь, идешь к боярину.
Ему не след бы увидеть очи ясные твои.
МАРФА.
Пустите! Пустите! (Вырывается от них и садится на „место».)
Боярин, подойди, я слушаю.
ГРЯЗНОЙ.
Великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич меня прислать с поклоном соизволил и о здоровьи наказал спросить.
МАРФА (встает}.
Да я здорова, я совсем здорова! Я слышала: сказали государю, что будто бы испортили меня. Все это ложь и выдумка!
Из сеней входит Малюта с несколькими боярами и останавливается у двери.
ГРЯЗНОЙ.
Дозволь держать другую речь.
(Марфа наклоняет голову в знак согласия и беспокоим взглядывает на Грязного.) Ивашко Лыков покаялся в намереньи бесовском тебя поганым зельем извести, а государь велел его казнить; и сам я недостойною рукою злодею прямо в сердце угодил. (Кланяется.)
МАРФА. Ах! (Вскрикивает и падает без чувств; общее смятение.)
ГРЯЗНОЙ. Что с ней?
САБУРОВА, ДУНЯША И СОБАКИН. Опять припадок, как намедни.
ХОР. Загублена страдалица царевна!
ДУНЯША. Нет, не верится нам.
САБУРОВА. То не Лыков Иван.
ДУНЯША И САБУРОВА.
Иные нашлися, злодеи лихие, чья рука поднялася без страха,
не дрогнув, на дело такое? Кто взял на душу грех?
Бедняжку безбожник зельем злым напоил,
иль заклятьем сгубил; задаром погибла.
СОБАКИН.
Не может быть того, чтоб Ваня грех свершил! То лихой оговор!
Или под пыткой злой оклеветал себя? Не стерпел тяжких мук?
Но кто же, чья рука поднялась? Сгубили дочку, сгубили жизнь!
ХОР.
Нельзя без слез смотреть на бедную.
Кровинки нет в лице, закрыты очи, не дышат помертвелые уста.
ГРЯЗНОЙ.
То белый цветик скошенный лежит,
иль пташка то с подстреленным крылом, бедняжка?
Неужто я виной, и мой тот грех?
МАЛЮТА. Царь Иван, несчастлив ты, нет тебе на жен удачи.
ХОР. Загублена страдалица царевна!
Марфа приходит в себя.
САБУРОВА, ДУНЯША И ГРЯЗНОЙ. Никак она очнулась!
СОБАКИН. Очнулась!
МАРФА. (Грязному.)
Ах, что со мной? Ты жив Иван Сергеич? Ах, ах, Ваня, Ваня!
Что за сны бывают! За пяльцами мне вдруг вздремнулось, и снилось мне, что я царевна.
ГРЯЗНОЙ. Опомнись, государыня царевна!
МАРФА. Что царь меня в невесты выбрал, что разлучили нас с тобою.
СОБАКИН. Молчи, молчи! Не поперечь, боярин!
САБУРОВА. Опомнится, ведь милостив господь.
ДУНЯША. Ведь милостив господь.
МАРФА.
Сказали будто мне: царевна! Жених твой прежний лиходей.
Его теперь за то и судят, что извести тебя хотел.
Что было тут, как грудь мне жгло, как страшно в голову стучало!
Как я во сне не умерла!
ГРЯЗНОЙ.
Нет сил снести! Так вот недуг любовный!
Обманул ты меня, обманул басурман!
ГРЯЗНОЙ. Но разведаюсь я с лиходеем моим.
МАЛЮТА. Нет, едва ли свадьбу с ней нам играть.
ГРЯЗНОЙ.
Ой ли? Грязной тебя еще потешит.
Бояре! Я… я грешник окаянный!
Я Лыкова оклеветал напрасно,
я погубил невесту государя! (Общее изумление.)
МАЛЮТА Григорий, что ты, что ты? Бог с тобой!
ХОР. (бояре) Опомнися! Ведь сам себя ты губишь.
МАРФА (Грязному}.
Ты говоришь, что снам не надо верить. Да сон то не простой?
ГРЯЗНОЙ.
Страдалица! И я тебя сгубил, и сам еще, и сам поднес тебе отраву.
МАЛЮТА. Безумный, что ты сделал!
ГРЯЗНОЙ.
Да, безумный: она давно меня с ума свела.
Но видит бог, что сам я был обманут.
Я зелья приворотного просил, приворожить к себе хотел царевну я, затем что я любил, любил ее, люблю, люблю, как буйный ветер любит волю.
САБУРОВА, ДУНЯША, СОБАКИН, МАЛЮТА И ХОР.
Молчи злодей! Ты смеешь про царевну так говорить? Скорее уведите!
МАРФА (Грязному.)
Иван Сергеич, хочешь в сад пойдем.
Какой денек, так зеленью и пахнет.
Не хочешь ли теперь меня догнать? Я побегу,
Вон прямо про дорожке… (Хлопает в ладоши.) Ну… Раз, Два, Три.
(Бежит. Останавливается.)
Ага! Ну, не догнал! А ведь совсем задохлась с непривычки.
Ах, посмотри, какой же колокольчик я сорвала лазоревый!
А правда ли, что он звенит в Ивановскую ночь?
Про эту ночь Петровна мне говорила чудеса.
Вот эта яблонька всегда в цвету…
Присесть не хочешь ли под нею?
Ох, этот сон! Ох, этот сон!…
Взгляни, вон там над головой простерлось небо, как шатер.
Как дивно бог соткал его, соткал его, что ровно бархат синий.
В краях чужих, в чужих землях такое ль небо, как у нас?
Гляди: вон там, вон там, что злат венец, есть облачко высоко.
Венцы такие ж, милый мой, на нас наденут завтра.
ГРЯЗНОЙ.
Нет, нет, не стерпеть! Веди меня, Малюта, веди, на грозный суд, веди!
Но прежде дай мне себя потешить, дай мне с немцем разведаться!
ЛЮБАША. (выбегает из толпы сенных девушек.)
Разведайся со мною! Ты про меня и позабыл, голубчик!
Подслушала я с немцем разговор твой. Себе я тоже выпросила зелья.
Ты за свое отсыпал денег много, я за свое дешевле заплатила.
Но зелье-то мое хитрей немного будет, с него как раз зачахнет человек.
ГРЯЗНОЙ. Что ты сказала?
ЛЮБАША.
Человек зачахнет, потом умрет.
Я зелье подменила, а ты его моей разлучнице поднес.
МАРФА. Иван Сергеич, с кем это Дуняша разговорилась?
ЛЮБАША. Слышишь? Зовет!
ГРЯЗНОЙ (хватаясь за нож.) Проклятая!
ЛЮБАША.
Ну чтож, убей скорей!
Ведь знаешь сам, ты загубил мне душу, ни слез моих, ни просьб не пожалел. Губи же вдосталь! Режь меня, разбойник!
ГРЯЗНОЙ. Так на ж тебе! (Ударяет ее ножом.)
ЛЮБАША (опускаясь -на землю). Спасибо! Прямо в сердце!.. (Умирает.)
МАЛЮТА (наклоняясь над Любашей). Бедняжечка!
САБУРОВА И ДУНЯША. Батюшки, зарезал!
МАЛЮТА. И Грише конец приходит.
СОБАКИН И ХОР. Зарезал! Скрутите руки!
Опричники и бояре бросается к Грязному.
Понравилось это.