Приди ко мне, брате, в московь. «Князь был роста немалого»

«ПРИДИ КО МНЕ, БРАТЕ, В МОСКОВ»

У Юрия имелась и другая причина для того, чтобы поддержать Святослава Ольговича в эту трудную минуту. В начале 1147 года произошло еще одно событие, сильно повлиявшее и на новгородсеверского князя, и на расстановку политических сил в Русском государстве.

5 января в Переяславле был пострижен в монахи князь-пленник Игорь Ольгович. Случилось это при следующих обстоятельствах. Заточенный в монастырский «поруб», Игорь сильно разболелся. Настолько, что уже не чаял выйти из темницы живым. Он взмолился к князю Изяславу Мстиславичу, чтобы тот позволил ему принять перед смертью монашеский постриг, к которому будто бы склонялся еще раньше. «Брате, - передает его слова летописец, - се болен есми велми, а прошю у тебе пострижения. Была бо ми мысль на пострижение еще в княженьи своем; ны[не] же у нужи сей болен есмь велми, и не чаю собе живота». Изяслав согласился: «Аще была ти мысль на пострижение, в том еси волен. Но яз тя и бес таче выпущаю (то есть и без того выпускаю. - А.К.), болести деля твоей». Насколько искренними были последние слова князя, сказать трудно. Но теперь пути к отступлению не было ни у него, ни у самого Игоря. Посланцы Изяслава Мстиславича прибыли в Переяславль и повелели разломать верх темницы. Только таким способом узника смогли вытащить наружу. Больше недели Игорь находился между жизнью и смертью, не мог ни пить, ни есть, и лишь на восьмой день «ему Бог душю вороти». Обряд пострижения совершил переяславский епископ Евфимий, после чего Игоря под охраной препроводили в Киев, в монастырь Святого Феодора {157} . Здесь князь-инок принял схиму. Вместе с новым статусом он получил и новое имя - Гавриил (оно известно нам из поздних черниговских синодиков ).

Принятие монашеского пострига воспринималось в те времена в буквальном смысле как смерть для всего остального мира. Игорь терял статус князя, переставал быть претендентом на какой-либо стол (не только киевский, но и любой другой). Получив известие о случившемся (конечно же с некоторым опозданием), Святослав Ольгович должен был испытать жестокое потрясение, почувствовать острую жалость к своему брату. Несколько по-другому смотрели на это Давидовичи, для которых одним соперником в борьбе за черниговское наследство становилось меньше. Но и на них пострижение двоюродного брата не могло не произвести тягостного впечатления. Тем более что Игорь, даже став монахом, находился в Федоровском монастыре фактически на положении пленника.

Почему Изяслав не отпустил его из Киева? Только ли потому, что он враждовал с братом Игоря Святославом, а черниговские князья Давыдовичи и сами были настроены не слишком доброжелательно к Игорю? Наверное, имело место и другое: Игорь оставался в Кмеве заложником, с помощью которого Изяслав надеялся воздействовать на Святослава, принудить его к повиновению. Во всяком случае позднее, когда князья Давыдовичи в очередной раз изменят своему крестному целованию и перейдут на сторону Святослава Ольговича, они обвинят Изяслава в том, что он силой удерживает князя, ставшего иноком: «Жаль бо ны есть, брата нашего держиши Игоря, а он уже чернець и скимник, а пусти брата нашего, а мы подле тебе ездим,.».

Юрия же во всем произошедшем должен был интересовать прежде всего чисто политический аспект. С пострижением Игоря менялись условия его договора со Святославом Ольговичем. Ибо теперь борьба за возвращение Игоря к полноценной политической жизни - а именно к этому стремился Святослав - становилась бессмысленной. Но сохранялись другие цели, которые также ставил перед собой Святослав: вызволить Игоря из враждебного ему Киева, отомстить за нанесенную обиду, теперь еще более усугубившуюся. И в этом Юрий по-прежнему готов был помогать ему. Разумеется, требуя взамен выполнения прежних обязательств с его стороны.

ПЕРВОЕ УПОМИНАНИЕ О МОСКВЕ 4 апреля 1147 года в летописях впервые упоминается Москва. В этот день князь Юрий Владимирович Долгорукий устроил великий пир в честь князя Новгород-Северского Святослава Олеговича. Весною 1147 Суздальский князь Юрий Владимирович, как передает летописное сказание, пошел на Новгород, бывший на стороне Изяслава Мстиславича, взял Торжок и землю на Мсте, а Святослав Северский, его союзник, по Юрьеву приказу, пошел на землю Смоленскую, тоже стоявшую на стороне Киевского князя, и взял там живших на Протве литовцев-голядей и обогатил дружину свою полоном. После этого Святослав, к которому Юрий еще раньше посылал на помощь сыновей и богатые дары для него и его княгини (ткани и меха), получил от Суздальского князя приглашение приехать к нему в Москву: «Приди ко мне, брате, в Москов», - с такими словами, сбереженными Ипатьевской летописью, обратился суздальский князь Юрий Долгорукий к князю Святославу. Святослав отправился к нему с сыном Олегом, князем Владимиром Рязанским и дружиной. Олег поехал в Москву вперед и подарил Юрию барса. Основатель Москвы дружески поздоровался с прибывшими князьями, и начался пир. На другой день Юрий Долгорукий вручил своему гостю и его окружению богатые дары и дал обед «силен». Вести о встрече князей-союзников в Москве, перед началом громадного междоусобия, разнеслись по Руси и сделали известным этот маленький городок. Вот подлинная запись летописи: «И прислав Гюрги к Святославу, рече: приди ко мне брате в Москов. Святослав же еха к нему с дитятем своим Олегом в мале дружине, поима с собою Владимира Святославича; Олег же еха наперед к Гюргю и да ему пардус (барса.) И приеха по нем отец его Святослав и тако любезно целовастася в день пяток на Похвалу Святой Богородице и быша весели. На другой же день повел Гюрги устроить обед силен, и створи честь велику им и да Святославу дары многи с любовию и сынови его Олегови и Владимиру Святославичу (Рязанскому), и муж Святославл учреди и тако отпусти». Возраст же Москвы точно не известен. Центром княжества Москва впервые становится в начале XIII века. В 1238 году, во время монголо-татарского нашествия на Русь, Москва испытала первое нападение внешнего врага, была разграблена и сожжена, а князь Владимир Юрьевич взят в плен и позже убит. Рассказывая о событиях 1238 года, летопись упоминает применительно к Москве «церкви, монастыри, села», что говорит о значении и размерах города. Даниила Александровича, младшего сына Александра Невского, часто называют первым московским князем, так как именно Даниил Александрович стал основателем династии московских князей, правивших сначала княжеством, а потом и всей Русью вплоть до конца XVI века. При Данииле владения Москвы расширились, к ним были присоединены Коломенское и Можайское княжества. Возвышение Москвы в первой половине XIV века напрямую связано с монголо-татарским владычеством на Руси. Юрий Данилович (1303-1325) стал первым московским князем, получившим ярлык (санкцию Орды) на великое княжение владимирское. В 1325 году в Москву из Владимира перенес свою резиденцию митрополит киевский и всея Руси Петр, после чего Москва стала одним из основных центров православия.

При Калите (1325-1340) в Москве развернулось масштабное строительство, появились первые каменные здания (до той поры город был полностью деревянным). В 1339 году Московский Кремль был обнесен новыми стенами и башнями из дуба. После пожара 1365 года князь Дмитрий с боярами решил построить каменную крепость. Она была возведена с исключительной быстротой в 1367-1368 годах, причем периметр стен увеличился и площадь защищенной территории заметно расширилась. Тогда же был построен каменный мост через реку Неглинную. С этих пор Москву начинают назвать белокаменной. Помимо укреплений Кремля - самой мощной тогда крепости в Северо-Восточной Руси, оборонительная система Москвы во времена Дмитрия Донского и его преемника Василия Дмитриевича (1389-1425) дополнилась кольцом монастырей на подступах к городу. В правление Дмитрия Донского Москва взяла на себя роль объединителя русских земель в борьбе с монголо-татарами. В 1382 году хан Тохтамыш обманом захватил город, подверг его разграблению и сжег, но вскоре Москва была восстановлена. Вторая четверть XV века стала для Москвы беспокойным и разрушительным временем большой феодальной войны, победителем из которой вышел князь Василий Васильевич Темный (1425-1462, с перерывами). После Флорентийской унии (1439), падения Константинополя (1453) и учреждения Московской патриархии (1589) выросло значение Москвы как религиозного центра. В XV веке в состав города входили Кремль, Китай-город, Белый город. Москва в те годы часто подвергалась пожарам. К началу XVII века в состав Москвы вошёл Земляной город. Появились Ямская слобода, Мещанская, Немецкая слобода. В 1571 году Москва была сожжена крымским ханом Девлет Гераем. К 1712 году столица России была переведена в Санкт-Петербург. В 1728 при Петре II в Москву был перенесён императорский двор, который находился здесь до 1732 года, когда Анна Иоанновна вернула его обратно в Санкт-Петербург. Москва сохранила статус «первопрестольной» столицы и была местом коронации императоров. В 1755 году Михаилом Ломоносовым и Иваном Ивановичем Шуваловым по приказу императрицы Елизаветы основан Московский университет. Во время Отечественной войны 1812 года Москва сильно пострадала от пожара. После этого Москва полностью восстановилась, был построен Храм Христа Спасителя. В апреле 1899 года в Москве появился трамвай. В 1918 году Москва становится столицей РСФСР. Началась новая, советская, эпоха в развитии города. В советское время Москва вновь стала центром государства,

Быстро рос город. Появилась на Боровицком холме первая часовенка. В детинце, в самом сердце Кремля, возвели уже ловкие мастеровые крышу над княжьим теремом. Рядом хоромы пониже, не столь затейливые: там – княжеский тиун будет жить, там – дворня, слуги.

Чуть поодаль – конюшни, скотный и птичий дворы, охотничий дом. Встали крепкие рубленые амбары, клети-кладовые для всякой готовизны: и рыбные склады, и «медуши», где в глиняных корчагах хранились крепкие вина и меды.

На княжьем дворе уж поставлен шатер для почетной стражи. Вдоль крепостных стен в землю вкопаны медные котлы для «вара» – крутого кипятка, будет чем «попотчевать» непрошеных гостей. Хорош княжеский терем, не наглядеться на его резные галереи, точеные башенки, высокое крыльцо. Нижний теремной ярус – для челяди, второй, княжеский, – с большой палатой, украшенной турьими и оленьими рогами, с широкой галереей, – будет где князю задавать летние пиры…

Все бы хорошо, да тревожат Юрия вести, дошедшие к нему из Киева: убили киевляне брата князя Всеволода II – Игоря Ольговича, коему завещал Всеволод перед смертью великое княжение. Игорь княжил почти символически – всего тринадцать дней. Ровно столько понадобилось Изяславу, в числе других князей присягавшему Игорю на верность, чтобы самому захватить столь желанный киевский стол.

В вину Игорю киевляне вменили его отказ отстранить от дел великокняжеских тиунов ненавистного им Всеволода II: Ратшу, родоначальника Пушкиных, и Тудора. После того как Игорь потерпел поражение в битве с Изяславом, несколько дней он укрывался в болотах, а затем постригся в монахи. Однако монастырские стены не уберегли Игоря. Киевляне силой выволокли его из храма, и разъяренная толпа растерзала несчастного князя. Случилось это в 1147 году.

Изяслав Мстиславич – извечный противник своего дяди Юрия. Но «князь Юрий, сын Владимира Мономаха, внук Всеволода, правнук Ярослава, праправнук Великого Владимира, крестившего всю Землю Русскую», почитает себя законным наследником великокняжеского престола. Сколько сил ушло у него на борьбу с Изяславом, родным племянником, сколько русской крови понапрасну пролито! И вот теперь Изяслав приводит на Киев орды половецкие, грабит села Игоря Ольговича и его родного брата Святослава, князя новгород-северского.

Как никогда, нужен князю Юрию верный друг. Не раз и Юрий выручал Святослава Ольговича: прислал однажды на подмогу ему войско с Белоозера. И в сей час скорбит князь Святослав, просит Юрия отомстить за брата. Не отступится князь Юрий Владимирович, великая борьба предстоит ему: он, Мономашич, должен взойти на престол по праву.

«Приди ко мне, брате, в Москов» – это послание Юрия Долгорукого своему другу, князю Святославу Ольговичу, стоявшему с дружиной в городке Лобынске, при устье Протвы, и стало первым письменным упоминанием о Москве. А год, когда оно было написано, – 1147-й – принято считать годом рождения города.

…Суетятся слуги, готовят хоромы для встречи знатных гостей и их дружин.

Первым приезжает в Москву девятилетний сын Святослава Олег, родной брат Игоря Святославича, воспетого в «Слове о полку Игореве» (ко времени московской встречи князя Игоря еще не было на свете – он родится тремя годами позже). Юный княжич горд отцовским поручением: он возглавляет особое посольство. Среди многих даров, привезенных Олегом князю Юрию, была и шкура диковинного зверя «пардуса» – гепарда или барса. Видимо, не случаен был тот дар, ведь именно величественный «пардус», вставший на задние лапы, красовался на боевом щите Юрия.

Вот они, как писал поэт, «драгоценные краски старины»:

«Олег же еха наперед к Гюргеви, и да ему пардус. И приеха по нем отец его Святослав, и тако любезно целовастася, в день пяток, на Похвалу святой Богородици, и тако быша весели. Наутрии же день повеле Гюрги устроити обед силен, и створи честь велику им, и да Святославу дары многы, с любовию…»

Но что это за загадочный «день пяток», который упоминает летописец? Вот как расшифровал его известный исследователь Москвы И.Е. Забелин: «Князья съехались в Москве в пятницу, на пятой неделе Великого поста – день, который принимается первым в историческом существовании Москвы». И далее он поясняет, что Пасха в 1147 году была 20 апреля, а пятница на пятой неделе Великого поста приходилась на 4 апреля.

Думается, что исторически более правомерно было бы праздновать День города не в сентябре, а весной, в апреле, ведь весна 1147-го стала первой страницей в летописи Москвы.

Итак, следом за княжичем Олегом пожаловали в Москву и его отец – князь новгород-северский Святослав Ольгович, и князь Владимир Святославич Рязанский. Прибыли князья в Москву со своими дружинами и прочими служилыми людьми, писцами, советниками.

Полон людей княжий двор. Но всем дорогим гостям нашлось место за широкими дубовыми столами в светлой гриднице.

Поклонились честные гости святым образам, чинно расселись по скамьям. Во главе стола сам хозяин – князь Юрий Владимирович, по правую руку от него князь Святослав, по левую – князь Владимир Рязанский.

В середине широкого стола будто солнце горит – такое сияние идет от золотых и серебряных чаш, кубков и братин, что и смотреть-то больно. Возгласами восхищения полнится гридница, будто стая лебединая впорхнула в нее ненароком, – слуги один за другим чинно вносят на больших блюдах жареных лебедей.

Ломятся дубовые столы от лакомств, чего тут только нет: и пироги сладкие, и орехи, и пряники с имбирем, и сушеные плоды заморские.

За застольем присматривает кравчий – все ли гости уважены, нет ли какой для них обиды? А чашники свое дело знают – обносят гостей кубками с мальвазией и прочими сладкими греческими винами. Из больших кадок черпают серебряными чашами мед чарошники. Через край льются крепкие московские меды.

Не скоро ели предки наши,

Не скоро двигались кругом

Ковши, серебряные чаши

С кипящим пивом и вином.

Они веселье в сердце лили,

Шипела пена по краям,

Их важно чашники носили

И низко кланялись гостям.

Не об этом ли пиршестве напишет спустя семь веков далекий потомок князя Александр Пушкин?

Поистине, «обед силен» устроил своим гостям Юрий. (На том пиру юный княжич Олег Святославич был обручен с дочерью Юрия Долгорукого Марией.) Пили гости за здоровье хлебосольного хозяина, за его щедрость, за новый град, построенный князем Юрием, – за Москов! Не отсюда ли, из глуби седых столетий, и утвердилась за Москвой слава города миролюбивого, гостеприимного и хлебосольного?

…Ходят по кругу серебряные братины, полнятся чаши крепкими медами. Пируют князья; и неведомо им, что городку этому, ставшему на границе Ростово-Суздальской земли, судьбой будет определено стать стольным градом огромной страны и что название Москва зазвучит на всех ведомых языках и наречиях.

«Кто думал-гадал, что Москве царством быти, и кто же знал, что Москве государством слыти?» – так начиналось сказание о начале Москвы, записанное в XVII веке. Как говаривали в старину, «Москву вся Русь собирала и сама в ней засела».

Множество бед – нашествий, пожарищ, разорений – предстояло испытать великому городу, но всякий раз «гнездо великого государства… тотчас же устраивалось и укреплялось в новой силе и славе». Не мог князь Юрий ведать о будущем величии заложенного им городка, но город же этот обессмертил и его имя. Не великим князем киевским почитается он, а прародителем, основателем Москвы.

Большое потомство оставил князь Юрий: одиннадцать сыновей и две дочери. Одному из них, самому младшему, Всеволоду III Юрьевичу по прозванью Большое Гнездо, суждено было продолжить род, ведущий к Александру Пушкину…

Минут столетья, и на главной московской улице – Тверской встанут бронзовые памятники: князю Юрию Долгорукому – основателю Москвы и его гениальному потомку – поэту Александру Пушкину, родившемуся в Первопрестольной и воспевшему ее.

С такими словами, по летописным источникам 1147 г., обратился суздальский князь Юрий Долгорукий к северскому князю Святославу Ольговичу. Эту летописную дату о встрече двух русских князей и принято считать годом основания Москвы.

Спустя десять лет, когда Москва уже прочно обосновалась на лесистом Боровицком холме, были построены первые деревянные оборонительные стены. Это знаменательное событие нашло отражение в летописи от 1156 г.: «...князь великий Юрий Володимирович заложил град Москву на устниже Неглинны, выше реки Яузы».

Удобное географическое расположение на перекрестке больших дорог и торговых путей способствовало притоку населения и дальнейшему росту города. Постепенно Москва обрастает торго­выми и ремесленными посадами и слободами. В центре города, на высоком Боровицком холме, был построен Кремль - место пребывания великого князя Московского и митрополита всея Руси.

Усилиями московских великих князей и самодержавных госу­дарей разрозненные удельные княжества объединяются в единое государство, которое становится притягательным центром для всего русского народа.

За многолетний период своего существования Москве пришлось пережить войны и нашествия иноземцев, голод засушливых лет, эпидемии чумы и холеры, а также опустошительные пожары, о которых рассказывается на страницах этой книги. Можно утверж­дать, что ни одна столица мира не подвергалась столь губительным и частым пожарам, как Москва. Но она вновь и вновь восставала из руин и пепла, обновленная и жизнедеятельная, объединяя духов­ные, творческие и материальные силы русского народа.

Издревле борьба с пожарами в Москве носила всенародный характер, в которой в равной мере участвовали как большие госу­дарственные чины, так и простой люд. В жаркое лето 1475 г. вели­кий князь Московский и государь всея Руси Иван 111 (1440-1505) руководит тушением пожаров, предписывая московским жителям строжайшим образом соблюдать осторожность при обращении с ог- 4 нем.

Обязательная повинностная пожарная охрана, официально введенная в Москве наказом царя Алексея Михайловича (1629­1676), просуществовала незыблемо более 150 лет. В царствование императора Александра 1(1775-1825) в Москве учреждается про­фессиональная пожарная охрана, а с москвичей снимается обязан­ность содержания пожарных служителей и явки на тушение пожа­ров.

Пожар Москвы в 1812 г., во время французского нашествия, в сердцах русских людей отозвался болью и горечью, став темой про­изведений для многих известных писателей, художников и компо­зиторов.

Вот уже почти 200 лет профессионалы-пожарные несут бессмен­ную огненную вахту, оберегая первопрестольную от пожарных бед­ствий. Они ни на минуту не оставляли город без пожарной помощи ни в трудные и голодные годы гражданской войны, ни в дни Вели­кой Отечественной войны, когда фашистская авиация обрушила на город более 100 тыс. зажигательных и фугасных бомб.

В современный период пожар представляет опасность для жиз­ни человека не только в связи с воздействием высокой темпера­туры и опасностью отравления оксидом углерода, но в большей сте­пени вследствие ядовитого воздействия продуктов горения хими­ческих и синтетических материалов, воздействия источников ио­низирующего излучения и других опасных факторов, о чем свиде­тельствуют пожары, происшедшие за последние годы, о которых рассказано в этой книге.

Нередко пожарные в силу профессионального долга рискуют собственной жизнью, чтобы спасти гибнущих людей и обуздать ог­ненную стихию, возникающую порой по причине игнорирования правил пожарной безопасности.

В настоящее время Государственная противопожарная служба столицы в достаточной степени подготовлена и вооружена техни­ческими средствами для успешной борьбы с любым сложным по­жаром. Цель инспекции пожарного надзора - усиление контроля за состоянием пожарной безопасности бесценных московских па­мятников истории и культуры, строящихся уникальных объектов, высотных зданий, промышленных предприятий, школ, больниц, те­атров и других учреждений, предназначенных для массового пре­бывания людей, где любая неосторожность грозит тяжелыми по­следствиями.

Вопросы состояния пожарной безопасности городского хо­зяйства, осуществления мер борьбы с пожарами и улучшения ра-боты противопожарной службы постоянно находятся в поле зре­ния правительства Москвы, которое за последнее время выделило значительные средства на дальнейшее развитие противопожарной службы, строительство и реконструкцию зданий пожарных депо, закупку новейшей пожарной техники отечественного и зарубеж­ного производства, а также на организацию вертолетной пожарной службы, имеющей первостепенное значение для борьбы с пожара­ми в зданиях повышенной этажности.

Новая пожарная техника дает возможность совершенствовать технологию тушения пожаров, оказывать людям быструю помощь в экстремальных ситуациях. Только за 1996 г. пожарными столицы было спасено от гибели 790 человек. Но пожары в Москве все еще причиняют ощутимые материальные потери, а их общее количест­во составляет немногим более 20 тыс. случаев в год.

Перед Государственной противопожарной службой поставлена важная задача - закрепить и развить тенденцию улучшения опе­ративной обстановки с пожарами в городе. Несомненно, помощь в этом окажет принятый 18 декабря 1996 г. Городской Думой Закон г. Москвы «О пожарной безопасности», в котором заложены соци­альные и юридические основы Государственной противопожарной службы столицы, а также предусмотрен широкий спектр мер, на­правленных на обеспечение пожарной безопасности города и его жителей.

Книга П.С. Савельева рассчитана не только на работников про­тивопожарной службы, но и на широкий круг читателей, интересу­ющихся недостаточно исследованной историей пожарной охраны Москвы.

Мэр Москвы Ю.М. Лужков

Князь Юрий Долгорукий вряд ли остался бы в благодарной памяти потомков, если бы не знаменитый пир на берегах Москвы-реки в далеком 1147 году

История Древней Руси богата на ярких политиков, доблестных воинов и деятельных честолюбцев. Наш герой, по мнению современников, не прославился великими свершениями, не встал вровень со своим великим отцом Владимиром Мономахом и с не менее великим прадедом Ярославом Мудрым. Однако судьба князя Юрия Долгорукого подтверждает правоту известного афоризма: «Большое видится на расстоянье».

«Князь был роста немалого»

Долгорукий! – звучит красиво. Но Владимир Даль дает нелицеприятное значение этого слова, распространенного на Новгородской земле: «вор, воришка, нечистый на руку», и даже приводит устойчивое бранное выражение: «долгорукая обезьяна». Никакого почтения к прозвищу князя! Разумеется, неутомимого искателя киевского престола прозвали Долгоруким не в укор. Таким образом современники и летописцы отмечали беспокойный характер князя, и в преклонном возрасте боровшегося за власть, пытавшегося приумножить свое политическое влияние.

Историк Василий Татищев оставил такую его характеристику: «Сей великий князь был роста немалого, толстый, лицем белый, глаза не вельми великии, нос долгий и накривленный, брада малая; великий любитель жен, сладких писч и пития; более о веселиах, нежели о разправе и воинстве прилежал, но все оное состояло во власти и смотрении вельмож его и любимцев».

Юрий Долгорукий. Скульптор В.И. Мухина. Фарфоровая статуэтка. 1948 год

Не нашел добрых слов для князя Юрия и Николай Карамзин (кстати, именно он ввел в широкий оборот классическую дату основания Москвы – 1147 год): «Скромные летописцы наши редко говорят о злых качествах государей, усердно хваля добрые; но Георгий, без сомнения, отличался первыми, когда, будучи сыном князя столь любимого, не умел заслужить любви народной. Мы видели, что он играл святостию клятв и волновал изнуренную внутренними несогласиями Россию для выгод своего честолюбия…»

И все-таки князь не только плел интриги и пировал, но и воевал, заключал союзы с другими русскими князьями и с половцами, наконец, строил крепости и белокаменные храмы. Достаточно назвать три шедевра древнерусского зодчества, созданные при его попечительстве: церковь Бориса и Глеба в Кидекше, Рождественский собор в Суздале и Спасо-Преображенский в Переславле-Залесском.

Не приходится сомневаться, что Юрий Долгорукий был энергичным и честолюбивым правителем Ростово-Суздальской земли, что он расширил границы этого княжества и приумножил политическое влияние Залесской Руси, хотя и стремился по традиции к киевскому престолу. Любил город Суздаль, перенес туда столицу княжества, а в тихой Кидекше устроил себе резиденцию. Кроме того, он оставил крепкое потомство. Среди его сыновей – могущественные владимирские князья Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо.

«Обед силен»

Что нам известно о деяниях Юрия Долгорукого, связанных с Москвой? Три сюжета, один из которых – явная легенда.

Первый – самый хрестоматийный, потому что именно здесь – признанная точка отсчета в истории нашего города, с этим эпизодом связано первое письменное упоминание о Москве. Произошла знаменательная встреча князя Юрия со своим союзником в 1147 году, «в пяток на Похвалу Богородицы», то есть в пятницу пятой недели Великого поста, 4 апреля. «Приди ко мне, брате, в Москов» – так обратился он к новгород-северскому князю Святославу Ольговичу, желая отметить совместные победы в новгородских и смоленских землях и справить сороковины по умершему сыну Ивану.

Портрет историка М.П. Погодина. Худ. В.Г. Перов. 1872 год

В ответ на приглашение Святослав послал в Москву своего сына Олега с дарами, а затем приехал и сам. Далее, как повествует летописец, «повеле Гюрги [Юрий. – А. З. ] устроити обед силен, и створи честь велику им, и да Святославу дары многы с любовию…». Ясно, что поселение на берегах Москвы-реки существовало задолго до этого пира. Не менее очевидно, что князь, прозванный Долгоруким, вряд ли считал этот раут своим «звездным часом». Скорее всего, через год-другой он забыл о нем в череде побед и поражений. Но именно этот обед обеспечил неугомонному князю бессмертие – и вовсе не потому, что сотрапезникам накануне удалось одолеть своих противников. Просто городок на лесистом холме через несколько веков дорос до Третьего Рима.

Второй сюжет относится к 1156 году. Тверская летопись сообщает, что в тот год князь Юрий «заложи град Москьву на устни [устье. – А. З. ] же Неглинны, выше рекы Аузы [Яузы. – А. З. ]». По-видимому, здесь речь идет о строительстве новой деревянной крепости на месте прежнего городка. Сам Юрий едва ли мог присутствовать при этом строительстве: в то время он находился в Киеве, Суздальскую землю не посещал. Возможно, возведением первого Московского Кремля руководил его сын – князь Андрей Боголюбский. Построенная крепость занимала юго-западную оконечность Боровицкого холма (там, где река Неглинная впадает в Москву-реку), то есть лишь небольшую часть нынешнего Кремля – вокруг Оружейной палаты, Боровицкой и Водовзводной башен.

Третий сюжет сохранился в народной памяти, в фольклоре. В XVII веке москвичи уже испытывали потребность в поэтизации истории города. Согласно «Повести о зачале царствующего града Москвы», князь Юрий Долгорукий, направляясь из Киева во Владимир к своему сыну Андрею, прозванному Боголюбским, «прииде на место, иде же ныне царьствующий град Москва, обо полы Москвы реки села красныя, сими же селы владающу тогда болярину некоему богату сущу, имянем Кучку Стефану Иванову». Зело возгордившись, как сказывает далее «Повесть», Кучка «не почте великого князя подобающею честию, яко же довлеет [надлежит. – А. З. ] великим княземь, но и поносив ему к тому жь». В ответ Юрий Долгорукий, «не стерпя хулы его той, повелеваеть того болярина ухватити и смерти предати». После боярина Кучки остались два сына, «млады суще и лепы зело», которых князь отослал во Владимир. Наконец, по законам жанра, он взошел на высокий холм, по-хозяйски оглядел окрестности и повелел строить крепость. История фантастическая, но именно такие легенды окружают повествования об основании всех великих городов – так повелось с античных времен…

Медаль «В память 800-летия Москвы»

Первый день города

В Московской Руси никому бы и в голову не пришло отслеживать и отмечать юбилеи городов. О таких «круглых датах» тогда не задумывались. Внимание к историческим юбилеям проявилось только в XIX веке.

Я здесь! – Да здравствует Москва!

Вот небеса мои родные!

Здесь наша матушка-Россия

Семисотлетняя жива! –

писал в начале 1830-х поэт Николай Языков. В те годы многих (а в первую очередь – славянофилов) гипнотизировала эта цифра – 700 лет. В 1847-м Москве должно было исполниться именно столько.

В январе 1844 года правовед Петр Хавский первым в печати высказал пожелание о праздновании юбилея Первопрестольной. И чем глубже знатоки московской старины погружались в прошлое родного града, тем чаще они обращались к образу Юрия Долгорукого. Ревнитель истории Белокаменной Михаил Погодин накануне юбилея опубликовал в своем журнале «Москвитянин» статью «Семисотлетие Москвы». Он предложил десяток просветительских проектов – в основном издание книг по истории городских достопримечательностей. Но завершил статью скептически: «Будет ли что-нибудь из этого? Едва ли – мы поговорим теперь, покричим еще с бо льшим удовольствием, поспорим, а дело сделать – не поспеем».

Николай I с опаской отнесся к идее народного праздника: Москву возвеличивали главным образом славянофилы, которых император недолюбливал. Поэтому праздник, назначенный почему-то на 1 января, прошел скромно, хотя и запомнился патриотически настроенным современникам. «Императорский Московский университет, осыпанный огнями, и многие другие здания привлекали толпы двигавшегося народа, между тем как длинные ряды экипажей тянулись по улицам под розовым заревом освещения. Можно сказать, что Москва встретила 1847 год и свое семисотлетие светло и радушно», – писал Федор Глинка, истинно московский поэт.

Ну а в весенний день 700-летия княжеского обеда Погодин организовал у себя дома торжественный прием. Он пригласил друзей-писателей Михаила Дмитриева, Степана Шевырёва, Константина Аксакова, Ивана Киреевского, Алексея Хомякова. Московское гостеприимство не подвело: «обед силен» состоялся! Славянофилы поднимали чары в память о князе Юрии Долгоруком.

Празднование 800-летия Москвы. Пушкинская площадь, 1947 год

Через 50 лет, в 1897 году, московские историки, мечтая о праздновании 750-летия города, снова вспоминали о дипломатическом обеде Юрия Долгорукого, однако идея не получила достойной государственной поддержки. Словом, в XIX веке о Долгоруком не забывали, но и не тревожили его тень чрезмерным вниманием. Личность князя Юрия Владимировича не слишком привлекала исследователей и писателей. Даже в грандиозной композиции новгородского памятника «Тысячелетие России» для князя, в 1147 году пировавшего на берегу Москвы-реки, места не нашлось. Да и вообще памятников Долгорукому в дореволюционной России не было. И поэты не посвящали ему исторических баллад. Разве что упоминали в связи с основанием Первопрестольной, как Валерий Брюсов:

Град, что строил Долгорукий

Посреди глухих лесов,

Вознесли любовно внуки

Выше прочих городов!

«Основателю Москвы»

Вскоре после победы в Великой Отечественной войне Иосиф Сталин принял решение широко отметить юбилей Москвы в сентябре 1947 года. Именно тогда, накануне 800-летия города, полузабытая фигура князя и вышла на первый план.

Москва в советской идеологии превратилась в стержневой символ. «Столица мира, Родины столица» – и не на полтона ниже. Отсчет ее истории вели, как и Погодин, с баснословного «сильного обеда», и потому неудивительно, что до размеров исполина вырос и легендарный основатель города…

По логике того времени у каждого явления должен быть «вождь», «маяк», и Сталин счел необходимым сделать Долгорукого главным героем празднеств. Его даже хотели торжественно перезахоронить в Москве. В Киев направилась экспедиция во главе с известным историком и антропологом Михаилом Герасимовым – на розыски останков князя. Археологи исследовали все приделы церкви Спаса на Берестове, где, согласно упоминанию в летописи, он был похоронен, нашли несколько захоронений более позднего времени, но гробницы Долгорукого среди них не было. Церемония перезахоронения не состоялась. Правда, в берестовской церкви возвели символический саркофаг, а снаружи, на стене храма, установили табличку с надписью на украинском языке, сообщавшую, что здесь был похоронен князь Юрий Долгорукий, «засновник мiста Москви».

С торжественным перенесением останков не получилось, но на медали «В память 800-летия Москвы» главный художник Гознака Иван Дубасов поместил профиль бородатого витязя с пояснительной надписью: «Основатель Москвы Юрий Долгорукий».

И наконец, осенью 1946 года состоялся конкурс на лучший проект первого в истории памятника Юрию Долгорукому. Надо сказать, что сама идея установки памятника яркому представителю «класса эксплуататоров» удивляла. Хотя в знаменитом ленинском плане «монументальной пропаганды» нашлось место не только для твердых коммунистов и их свободолюбивых предтеч (например, там значились Андрей Рублев и Федор Достоевский), но князя Юрия в нем, конечно, не было и быть не могло.

Тверская площадь пережила и смену названий, и смену памятников. В 1912 году на ней был установлен памятник генералу Михаилу Скобелеву (на фото вверху), а после революции – монумент Свободы

Вероятно, в этой связи на Сталина во многом повлияла поездка в Германию, на Потсдамскую конференцию. Москве не хватало эффектных памятников, и после путешествия по Европе это бросалось в глаза. Так, в 1947 году в великом городе не было ни одного (!) конного монумента. Сказался и консерватизм постаревшего вождя. Он принял решение поставить на площади витязя из легенды, хотя в столице в то время не существовало градообразующего памятника советским вождям – ни Ленину, ни самому Сталину.

Интересный проект на конкурс представила Вера Мухина. Князь у нее получился не воинственный, но стилизованный под древнерусские миниатюры. Эдакий просвещенный собиратель земель и строитель. Мухина предлагала выполнить статую с использованием разноцветной эмали: основатель Москвы в длинном белом плаще, отороченном золотой вышивкой, да еще со сверкающей пряжкой. Словно из русской сказки. Но реализовать неординарную идею удалось только в виде фарфоровой статуэтки.

А победил на конкурсе проект Сергея Орлова, который до этого не работал в монументальном жанре. Он создавал изящные фарфоровые миниатюры клоунов и зверушек – правда, интересовался героической темой. Видимо, Сталину понравилась его фарфоровая композиция «Александр Невский», созданная в годы войны. В помощь Орлову назначили опытных скульпторов Николая Штамма и Анатолия Антропова, и они, переругиваясь, принялись за работу. На памятнике Юрию Долгорукому планировалось сделать надпись: «Основателю Москвы от советского правительства», но своенравный Орлов сумел настоять на том, чтобы правительство не упоминалось. Церемония закладки монумента состоялась 6 сентября 1947 года и стала апофеозом праздника. Возводили памятник почти семь лет и открыли уже после смерти Сталина, 6 июня 1954 года.

Тогда в Моссовет полетели письма от наиболее активных комсомольцев и старых большевиков с требованием убрать «идейно чуждый» монумент. Вряд ли стоит удивляться. Ведь это был первый памятник монарху, установленный при советской власти, да еще и на Советской площади (ныне Тверская), в самом центре столицы. Не понравился он и жившему неподалеку писателю Илье Эренбургу, который, как известно, объездил Европу вдоль и поперек. Он говаривал: «Я видел скульптуры Фидия и каждое утро вижу памятник Долгорукому. Если это прогресс – я готов выброситься из моего окна».

И все-таки Орлову удалось создать цельный, запоминающийся образ. В скульптуре есть главное – идея и характер. Если памятник дает представление о целеустремленности героя, о его сильном и решительном характере – это уже победа скульптора. Трудно не отметить и подробную прорисовку деталей, и эффектный высокий постамент, украшенный резьбой «по мотивам» древнерусского зодчества – с грифонами и кентаврами.

Недаром памятник князю с советских времен стали тиражировать на значках, плакатах, сумках, в различных логотипах… Это продолжается уже полвека. С неудачными памятниками так не бывает.

Князь обрел популярность. В 1956 году появился жизнерадостный вальсок Сигизмунда Каца на стихи молодого актера Николая Добронравова с таким куплетом:

И не будет отрадней для нас ничего

Увидать после долгой разлуки,

Как все краше Москва

И цветенью ее удивляется сам Долгорукий, Долгорукий…

За последние полвека что только не называли именем честолюбивого князя – астероид № 7223, подлодку, водку, автомобиль, сборный бревенчатый дом, наконец, один из небоскребов «Москва-Сити»…

Профиль Юрия Долгорукого (импровизация художников!) украшает штандарт города, медали, почтовые марки и юбилейные монеты. Значит, легенда продолжается.

Кстати, о памятнике…

В 1946 году в Манеже проходила выставка народных промыслов, и глава внешнеполитического ведомства СССР Вячеслав Молотов пригласил посмотреть экспозицию американского посла Аверелла Гарримана. К тому времени отношения с недавними союзниками по антигитлеровской коалиции уже пошатнулись, но еще оставались взаимно уважительными, и, когда посол, изучая экспонаты, стал восхищаться глиняным петушком, Молотов широким жестом подарил ему это произведение советских умельцев. А у петушка был автор – Сергей Орлов. Он возмутился: «Я обещал подарить петушка Дому пионеров!» Сначала мастер перессорился с устроителями выставки, а потом написал на них жалобу на имя самого Сталина. Вождь пожурил Молотова, которому американские дипломаты дороже советских пионеров, а Орлову лично предложил заняться проектом памятника Юрию Долгорукому.

В 1962 году вышло постановление ЦК КПСС и Совета министров СССР «О воссоздании к 7 ноября 1964 года монумента Свободы на Советской площади». Памятник Юрию Долгорукому планировали перенести в сквер у Новодевичьего монастыря. Но после отставки Никиты Хрущева от этой идеи отказались.

Князь Юрий Долгорукий увековечен еще в нескольких русских городах. В советское время бюст князя появился в Переславле-Залесском, на территории Горицкого монастыря, а в начале ХХI века Долгорукий в полный рост встал на центральных площадях Дмитрова (2001), Юрьева-Польского (2002) и Костромы (2003). Юрий Долгорукий традиционно считается основателем этих городов.

КУЧКИН В.А. Юрий Долгорукий // Вопросы истории. 1996. № 10

КАРПОВ А.Ю. Юрий Долгорукий. М., 2007 (серия «ЖЗЛ»)

«Приди ко мне, брате, в Москов»

Эти слова Юрия Долгорукого, обращенные к его союзнику, новгород-северскому князю Святославу Ольговичу, давно стали хрестоматийными и вошли в школьные учебники. Немудрено: это первое упоминание о Москве в летописи и вообще в письменных источниках

Почему Москва была выбрана для встречи князей в общем понятно: этот городок (или, может быть, даже не имевший пока городских укреплений поселок) находился в юго-западном углу Суздальского княжества, в непосредственной близости от Черниговской земли и тех вятичских городов, в которых обосновался тогда Святослав Ольгович. Но только ли «обед силен», устроенный Юрием для Святослава и приехавших с ним сына Олега и племянника Владимира, стал поводом для встречи? Разумеется, нет. Юрию и Святославу предстояло обсудить важнейшие политические вопросы и выработать план дальнейших совместных действий в войне с занимавшим киевский престол (причем незаконно, с точки зрения обоих князей) князем Изяславом Мстиславичем, племянником Юрия. Непосредственный же повод для встречи был, как выясняется, весьма и весьма печальным…

Еще в ноябре или декабре 1146 года князья заключили договор, по условиям которого Святослав признавал «старейшинство» Юрия, то есть целовал ему крест не как «брату», но как «отцу», а Юрий, в свою очередь, обещал оказать помощь в борьбе с Изяславом Мстиславичем и черниговскими князьями Давыдовичами (двоюродными братьями Святослава). Во исполнение этого договора Юрий отослал к Святославу своего сына Ивана с дружиной. Тогда же Ивану были обещаны город Курск и Посемье – земли по реке Сейм, которыми еще недавно владел Святослав Ольгович, но которые были у него отняты. Теперь он отдавал их сыну Долгорукого как бы заочно, «на будущее».

Иван сопровождал Святослава Ольговича в самые тяжелые для того дни, когда новгород-северский князь терпел одно поражение за другим и отступал в глубь Вятичской земли. А потом князь Иван Юрьевич заболел. И уже Святославу пришлось заботиться о нем и опекать его. Ради этого он задержался в вятичском городке Колтеске и даже отпустил от себя союзников-половцев. Иван Юрьевич так и не оправился от болезни. Он скончался 24 февраля 1147 года, а на следующий день в Колтеск прибыли два других сына Долгорукого, Борис и Глеб; они и перевезли тело усопшего в Суздаль для погребения. Юрий же прислал письмо и в нем утешал Святослава, который, кажется, горевал о смерти Ивана больше, чем он сам. А заодно твердо обещал, что смерть сына ничего не изменит в их отношениях. «Не тужи о сыне моем, – передает слова Юрия летописец, – если того Бог отнял, то другого сына пришлю». Правда, для того, чтобы прислать сына с дружиной, требовалось время: надо было дождаться, пока истекут сорок дней по смерти Ивана.

Как раз в это время ситуация в войне стала меняться в пользу Юрия Долгорукого. На исходе зимы или в начале весны 1147 года он вторгся со своим войском в принадлежавшую Изяславу Мстиславичу Новгородскую волость и захватил Новый Торг (Торжок) и Помостье (земли по реке Мсте). Одновременно Юрий поручил Святославу Ольговичу начать военные действия в Смоленской земле. Святославу тоже сопутствовал успех. Он повоевал верховья Протвы и захватил большой полон.

Весенняя распутица положила конец активным военным действиям. Зато сделала возможной встречу князей.

Сороковины по смерти Ивана пришлись на 4 апреля 1147 года. И конечно же, не случайно, что именно в этот день в Москву прибыл князь Святослав Ольгович (его сын Олег приехал к Юрию накануне). Князьям предстояло отдать последний долг безвременно умершему сыну Долгорукого – отстоять последнюю, сороковую, заупокойную службу. В память об Иване на следующий день, 5 апреля, «на Похвалу Святой Богородицы» (то есть в субботу пятой недели Великого поста) и был устроен тот самый «обед силен». На нем князья и решали, кто из сыновей Юрия заменит умершего брата и к кому перейдут права на те земли, которые были обещаны Ивану Святославом Ольговичем.

Таким князем был назван Глеб Юрьевич – четвертый или пятый из сыновей Юрия Долгорукого. Впоследствии он окажется едва ли не самым деятельным участником междоусобных войн своего отца, получит во владение сначала обещанные Курск и Посемье, а затем и Южный Переяславль – один из главных городов Южной Руси, а при Андрее Боголюбском станет даже киевским князем. А начало его головокружительной карьеры и было предопределено съездом князей в Москве в апреле 1147 года.

Вот такие события стоят, оказывается, за знакомой нам всем летописной фразой.

Алексей КАРПОВ