Спецслужбы на территории Украины. МГБ

После окончания Великой Отечественной Министерство госбезопасности было поражено массовой коррупцией. Гебешники воровали вагонами, открывали подпольные цеха, за взятки закрывали дела. Глава МГБ Абакумов в итоге был арестован. На этом примере хорошо видно, насколько важно иметь конкуренцию среди силовых ведомств.

(На картине вверху: Абакумов, Меркулов и Берия)

В российском общественном мнении (и ранее – в советском) бытует устойчивое мнение, что «при Сталине был порядок». Однако архивы показывают, что даже «орден меченосцев» и «кадровая элита» - госбезопасность - была поражена коррупцией, самоуправством, пьянством и развратом.

Министерство госбезопасности (МГБ) в 1946 году возглавил Виктор Абакумов, во время войны возглавлявший СМЕРШ и работавший заместителем министра обороны (де-юре – замом Сталина). Кадровые работники КГБ Виктор Степаков (книга «Апостол СМЕРШа»), Анатолий Терещенко, Олег Смыслов (книга «Виктор Абакумов: палач или жертва») в своих биографиях главы МГБ Абакумова вспоминают, как он и его аппарат шли к бытовому и служебному разложению.

Виктор Абакумов был выходцем из рабочей семьи, фактически без образования (4 класса школы). Он представлял из себя продукт разложения системы НЭПа и перехода к тоталитарному государству, совмещая в себе страсть к красивой жизни и одновременно жёсткой системы. В конце 1930-х – начале 1940-х Сталин, видя, как опасно делегировать силовые полномочия только на госбезопасность (НКВД времён Ягоды и Ежова, ставшие фактически государством в государстве), начал создавать систему сдержек и противовесов. НКВД был поделён на две части – собственно на сам комиссариат внутренних дел и госбезопасность; чуть позже появился и СМЕРШ – формально армейская контрразведка, но на самом деле чекистский контроль над армией. Одновременно с этим был усилен и Комитет партийного контроля.

В МГБ, который возглавил Абакумов, в основном принимались армейские кадры, а также «пиджаки» - гражданские люди, окончившие гуманитарные вузы. Значительный процент в новом министерстве заняли партизаны и чекисты, занимавшиеся диверсионной деятельностью во время войны. Сталин, давший добро на такую кадровую комплектацию МГБ, был уверен, что министерство, в отличие от НКВД 1930-х с такими кадрами будет гарантировано от «перерождения». Однако действительность преподнесла самые мрачные уроки.

Новая сталинская система сдержек и противовесов второй половины 1940-х привела к тому, что силовики с утроенной энергией искали компромат друг на друга. Первым, погрузившись в грязь «перерождения» пало как раз МГБ Абакумова, за что в итоге сам министр был арестован в 1951 году, а в 1954 году – расстрелян.

Но вместе с тем новая сталинская система в то время отчётливо стала демонстрировать и классовое перерождение, и внедрение сословного правосудия (как при царе). Подавляющее большинство дел в отношении чекистов-преступников заканчивалось символическими наказаниями, а если к ним даже и применялись тюремные сроки, то они не шли ни какое сравнение с тем, сколько получали за аналогичные преступления люди из других сословий.

Сухие сводки из архивов, приведённые вышеупомянутыми авторами, говорят лучше всего.

Сразу после ВОВ против крупных чинов МГБ возникло много дел о трофейных бесчинствах, но большая их часть оказалась спущена на тормозах. Так, начальник Управления контрразведки ВМФ СССР в 1943-1946 годах генерал-лейтенант П.А.Гладков был снят за незаконное расходование крупных государственных средств, присвоение автомобилей, нормируемых продуктов и промтоваров. Также он передал три автомашины в личную собственность своим замам – генералам Карандашеву, Лебедеву и Духовичу, организовал закупку в комиссионных магазинах и у частных лиц имущества для сотрудников управления контрразведки ВМФ на 2 млн. 35 тысяч рублей (при средней тогда по стране зарплате в 600 рублей). В 1947 году Гладков отделался административным взысканием.

В марте 1947 года начальник УМГБ по Архангельской области А.И.Брезгин решением Секретариата ЦК ВКП(б) был снят с должности и вскоре исключён из партии за то, что, будучи до лета 1945 года начальником отдела контрразведки «Смерш» 48-й армии в Восточной Пруссии, сначала организовал доставку на трёх грузовиках с двумя прицепами на свою московскую квартиру трофеев (в основном, мебели). Затем Брезгин собрал эшелон из 28 вагонов с мебелью, роялями, автомобилями, велосипедами, радиоприёмниками, коврами и пр., который прибыл из Германии в Казань, где чекист получил должность начальника отдела контрразведки Приволжского военного округа. Всё это имущество было присвоено Брезгиным и его заместителями – Павленко, Палиевым и др. Излишки чекисты открыто распродавали. Палиеву спустя годы тоже пришлось ответить за излишества: в мае 1949 года он лишился своей должности.

«Трофейные дела» расследовались долго, и виновные в них репрессировались зачастую в связи с борьбой кланов министра госбезопасности Абакумова и замминистра внутренних дел И.А.Серова. Арест в декабре 1952 года генерал-лейтенанта Н.С.Власика, в 1946-1952 гг. работавшего начальником Главного управления охраны МГБ СССР, привёл к последующему осуждению начальника сталинской охраны (в январе 1955 года) за служебные проступки на 10 лет ссылки, после чего последовала скорая амнистия. В общей сложности Власику инкриминировалось хищение трофейного имущества на 2,2 млн. рублей. В 2000 году он оказался полностью реабилитирован (посмертно).

В центральном аппарате МГБ не только министры и их заместители могли рассчитывать на получение крупных незаконных прибылей. Работникам внешней разведки было несложно скрывать расходование оперативных средств на собственные нужды. В справке Управления кадров МГБ СССР от 30 января 1947 года указывалось, что бывший замначальника 4-го управления МГБ генерал-майор Н.И.Эйтингон (известный организацией убийств Чжан Цзолиня и Льва Троцкого), «в числе других руководящих работников допустил возможность использования не по прямому назначению продуктов и денежных средств, предназначенных на оперативные цели», по поводу чего руководство МГБ «в отношении Эйтингона ограничилось разбором и внушением». В обвинительной справке говорилось, что только «подарков» Эйтингон получил на 705 тысяч рублей.

Рвачеством занимались и сотрудники МГБ за границей. Уполномоченный опергруппы МГБ на Ляодунском полуострове В.Г.Случевский в феврале 1949 году был исключён из партии за то, что брал взятки с арестованных корейцев из Южной Кореи; чекист отделался увольнением из МГБ. Советник МГБ в Чехословакии полковник В.А.Боярский, ранее отличившийся в грабежах жителей Маньчжурии, в феврале 1952 году получил партийный выговор за «излишества в расходе средств на бытовое обслуживание себя и своего аппарата» (около 500 тысяч рублей). Для Боярского этот эпизод обошёлся без последствий – он в 1951 году оказался переведён в аппарат МГБ-МВД Литвы.

(Фотография Абакумова из следственного дела)

Некоторые руководители местных органов госбезопасности попадались на совершении крупных спекулятивных предприятий. К.О.Микаутадзе, нарком госбезопасности Аджарской АССР, был осуждён на 8 лет заключения за должностные преступления (освобождён менее чем два года спустя в связи с амнистией и болезнью). В 1944-1945 годах с санкции Микаутадзе его заместители – Схиртладзе и Берулава – вместе с другими ответработниками НКГБ через спекулянта Акопяна совершили ряд махинаций и спекулятивных сделок.

Снабдив Акопяна фальшивым удостоверением сотрудника госбезопасности, чекисты послали его торговать фруктами, и тот под видом подарков для фронтовиков и рабочих ленинградского авторемонтного завода вывез в другие регионы 10 тонн мандаринов и прочих фруктов (при этом Акопян с собой взял ещё пятерых спекулянтов, с которых получил за эту поездку 100 тысяч рублей). Продав фрукты, Акопян купил машины, мотоциклы, одежду и прочие товары, которые затем разобрали сотрудники республиканского НКГБ. Жена Микаутадзе получила от перепродажи разных товаров 50 тысяч рублйй.

В 1946 году вновь назначенный начальник управления МГБ В.И.Москаленко брал себе со склада окорока, колбасу и другие продукты, незаконно организовал пошивочный цех во внутренней тюрьме МГБ, сам сшил в этой мастерской бесплатно четыре костюма и разрешал бесплатно пошивку костюмов другим работникам УМГБ. Москаленко признал свою вину лишь в том, что использовал для шитья костюмов заключённого портного. В союзном МГБ ограничились объяснением Москаленко, в «наказание» назначив его министром госбезопасности Эстонской ССР.

Выяснилось, что на протяжении 1943-1947 годов члены семей ряда руководящих работников УМГБ и УМВД, включая семейства Борщева и начальника управления МВД генерал-майора И.Г.Попкова, «…систематически растаскивали с базы Спецторга лучшие остродефицитные промышленные товары (шерсть, шелк и т. д.), продукты питания».

Частым явлением было присвоение секретных сумм, предназначенных для оплаты услуг агентуры. Начальник КРО УМГБ по Читинской области З.С.Протасенко в июне 1951 года был исключён обкомом из партии за незаконный расход госсредств: работники КРО пьянствовали и растратили 9.000 рублей, предназначенных для оплаты агентуры. Начальник отделения Транспортного отдела МГБ Ашхабада А.Г.Кочетков в июле 1946 года был исключён из партии за присвоение госсредств: составил 10 ложных расписок от имени осведомителей и получил по ним 2.900 руб. Наказание оказалось лёгким – три года условно.

Наглядным примером низкой морали коммунистов МГБ были частые факты хищений партийных взносов парторгами чекистских учреждений. Парторг УМГБ по Кемеровской области И.П.Емельянов, бывший опытный контрразведчик СМЕРШ, в 1947-1949 годах с помощью подделки документов присвоил и растратил 63 тысяч руб. партийных взносов. Парторг (в 1949-1951 годах) УМВД той же области Б.И.Холоденин был исключён из ВКП(б) за присвоение и пропитие 3.662 рублей партвзносов, снят с должности и затем осуждён на 8 лет ИТЛ (вышел через полтора года по амнистии 1953 года). Парторг Бийского горотдела УМГБ по Алтайскому краю А.К.Савелькаев в мае 1948 года был исключён из партии за присвоение 2.069 руб. партвзносов «на пьянки» и уволен из «органов». Парторг и начальник следственного отдела ОКР МГБ Восточно-Сибирского военного округа В.И.Сапрынский в декабре 1951 года получил строгий партийный выговор за растрату 13 тысяч рублей партвзносов и был понижен в должности.

Доходило до совсем изощрённых методов воровства. Так, партийный функционер А.И.Пулях в 1944-1951 годах работал секретарём Кемеровского обкома ВКП(б), а с 1951 года – на волне чистки МГБ от клана Абакумова – работал на ответственной должности замначальника одного из Главных управлений МГБ СССР. В июне 1952 года Пуляха исключили из партии за то, что он незаконно получил 42 тысячи рублей гонораров от редактора областной газеты «Кузбасс» как за неопубликованные статьи, так за материалы других авторов и ТАСС. Уголовное дело на Пуляха было прекращено в связи с амнистией 1953 года.

Несколько взяточников и мошенников из ближайшего окружения Абакумова получили значительные сроки. К примеру, начальник отдела «Д» МГБ СССР полковник А. М.Палкин получил в октябре 1952-го 15 лет лагерей за хищения (правда, он был досрочно освобождён в 1956 году). Полковник П.С.Ильяшенко, работавший заместителем начальника одного из отделов МГБ СССР, в феврале 1953 года за «хищения социалистической собственности» был осуждён на 10 лет заключения (вышел в 1955 году). Другие коррупционеры отделались намного легче. Начальник управления контрразведки Центральной группы войск генерал-лейтенант М.И.Белкин во второй половине 40-х годов создал «чёрную кассу» и занимался спекуляцией. В октябре 1951 г. он был арестован в связи с разгромом окружения Абакумова и в 1953 году освобождён. Однако из «органов» Белкин затем оказался уволен «по фактам дискредитации».

Одновременно с Белкиным за хищения в Германии был арестован генерал-лейтенант П.В.Зеленин, в 1945-1947 гг. работавший начальником УКР «Смерш» – УКР МГБ в Группе советских войск в Германии. В 1953 году он был амнистирован, однако затем лишён генеральского звания. А бывший Уполномоченный МГБ в Германии генерал-лейтенант Н.К.Ковальчук, повышенный до министра госбезопасности Украины, избежал репрессий, хотя в 1952 году он обвинялся в том что «привёз с фронта два вагона трофейных вещей и ценностей»; впрочем, в 1954 году его лишили звания и наград.

(На картине: Начальник ГУО МГБ СССР генерал-полковник С.А.Гоглидзе, офицер и старшина частей охраны МГБ СССР на транспорте. Сзади виден офицер в форме Главного управления госбезопасности (ГУГБ). 1947-52 годы)

Начальник отдела кадров спецмастерских №4 МГБ СССР Кузнецов занимался хищением материалов из мастерской и брал взятки. Так, в 1948 году он получил две взятки от рабочих спецмастерских Выходцева и Шевчука на сумму 850 рублей за выдачу им документов об увольнении из мастерских. В том же году за взятку в 12 тысяч рублей Кузнецов оставил осужденного Гринберга отбывать наказание в Московской области вместо высылки его в Воркуту. В 1947 году он получил 4800 рублей от некой Богомоловой за перевод осужденного ее мужа из тюрьмы в лагерь, а затем досрочное освобождение. Также Кузнецов за 20 тысяч рублей способствовал освобождению из лагеря на волю «как инвалидов» двух осуждённых по 58-й статье – неких Горенштейна и Ривкина.

Арест министра МГБ Абакумова в июле 1951 года привёл к масштабнейшей чистке в руководстве «органов». Данные МВД и Комитета партийного контроля показали, что под разного рода наказания попали до 40% состава МГБ. Это была самая масштабная чистка органов безопасности СССР за всё время их существования (если не считать «политических» чисток в конце 1930-х и после ареста Берии; но в случае с Абакумовым это были наказания чекистов по неполитическим статьям).

Какой урок можно вынести из этой истории, кроме того, что именно в это время – в конце 1940-х – начале 1950-х – было окончательно оформлено становление в стране сословного правосудия (действующего и сейчас)? Система сдержек и противовесов в силовых ведомствах хорошо способствует контролю за ними и недопущению окончательного перерождения «органов». «Война всех против всех» - в нулевые годы почти такая же система была создана Путиным. Тогда друг друга сдерживали прокуратура и МВД, ФСКН и ФСБ, армия и позднее – СК. Мы были свидетелями масштабных чисток в «органах», которые не позволяли взять верх какому-либо ведомству. Сегодня же в системе есть только одна уравновешивающая друг друга связка: суперведомство Следственный комитет и ФСБ. Внешне такая система выглядит монолитной, «стабильной», но, как мы знаем из истории России, «стабильность» (застой) – это первый шаг к «перестройке».

Ещё в Блоге Толкователя о карательной системе в СССР.

Л. П. Берия

Родился 29 марта 1899 г. в селе Мерхеули, мигрельском селе на территории Абхазии. Его партийный стаж исчислялся с 1917 г. Несколько месяцев он был солдатом первой мировой войны. На службу в ЧК он поступил в 1921 г., служил в Азербайджане и в Грузии. В 1931-1938 гг. Берия назначен первым секретарем Закавказского крайкома партии, потом - первым секретарем ЦК КП(б) Грузии и Тбилисского горкома партии . Был женат на Нине Теймуразовне Гегечкори, племяннице Ноя Жордания, бывшего министра иностранных дел грузинского меньшевистского правительства.

В период "большого террора" Берия стал одним из наиболее усердных исполнителей сталинских установок о борьбе с "врагами народа". В 1937 г. впервые обозначилось сотрудничество первого секретаря ЦК компартии Грузии и сотрудника Орграспредотдела ЦК ВКП(б) Маленкова. Они вместе оставили кровавый след в Ереване, вместе участвовали в допросах и пытках обвиненных . Значительная часть этих людей была расстреляна.

Взлет политических карьер Маленкова и Берии пришелся на 1938 г. Именно тогда Маленков стал начальником управления кадрами ЦК ВКП(б) 115 , 22 августа 1938 г Л.П.Берия был назначен на должность первого заместителя наркома внутренних дел.

24 ноября 1938 г. последовало решение Политбюро ЦК ВКП(б) об освобождении Ежова от обязанностей Народного комиссара внутренних дел СССР. 25 ноября 1938 г. Позже он был арестован и расстрелян. 25 ноября 1938 г. на должность Наркома внутренних дел СССР был назначен Л.П.Берия. Он сохранил за собой этот пост до конца 1945 г.

В феврале 1941 г. Л.П. Берия был по совместительству назначен заместителем председателя СНК СССР, где ему поручили курировать работу НКВД, Наркоматов госбезопасности, лесной промышленности, цветных металлов, нефтяной промышленности и речного флота.

В началом войны Берия вошел в состав Государственного Комитета Обороны (ГКО) СССР. Решением ГКО от 4 февраля 1942 г. о распределении обязанностей между членами ГКО Л.Берие был поручен контроль за выполнением решений ГКО по производству самолетов и моторов, вопросам формирования ВВС, кроме того в дальнейшем на Л.Берию был возложен контроль за выполнением решений о производстве вооружения, минометов, боеприпасов, танков, а также наблюдение за работой наркоматов нефтяной промышленности, угольной промышленности, путей сообщения. В 1944 г. Л.Берия назначен заместителем председателя ГКО и председателем Оперативного бюро ГКО, на котором рассматривались все текущие вопросы деятельности ГКО. 30 сентября 1943 г. Берия был награжден званием Героя Социалистического Труда "за особые заслуги в области усиления производства вооружения и боеприпасов". 9 июля 1945 г. Берие было присвоено военное звание "Маршал Советского Союза".

В годы войны Берия оказался непосредственно причастным к созданию советского ядерного оружия. С момента начала работ по созданию в СССР атомного оружия на Л.Берию было возложено руководство этой работой. В принятом 3 декабря 1944 г. постановлении ГКО СССР о лаборатории И.Курчатова Л.Берии поручалось "наблюдение за развитием работ по урану". 20 августа 1945 г. был образован Специальный комитет при ГКО (с 1946 г. - Специальный комитет при Совмине СССР в составе Л.Берия, Г.Маленкова, Н.Вознесенского, Б.Ванникова, А.Завенягина, И.Курчатова, П.Капицы, В.Махнеева, и М.Первухина. На комитет возлагалось "руководство всеми работами по использованию внутриатомной энергии урана". Председателем комитета был назначен Л.Берия. 29 октября 1949 г. было принято постановление ЦК ВКП(б) и Совмина СССР, в котором "за организацию дела производства атомной энергии и успешное завершение испытания атомного оружия" Л.Берии выражалась благодарность. Он был награжден орденом Ленина, ему была вручена Почетная грамота и присвоено звание лауреата Сталинской премии первой степени. В марте 1953 г. на Спецкомитет было дополнительно возложено руководство всеми специальными работами "по атомной промышленности, системам "Беркут" и "Комета", ракетам дальнего действия".

Жестокий, циничный человек был и способным организатором, как это отмечали ветераны советской ядерной программы - академики А.Сахаров и Ю.Харитон. Берие принадлежит выражение, которое он не уставал повторять, подгоняя подчиненных - превратить их в "лагерную пыль". И те, кому адресовались эти слова, прекрасно знали, что это - не пустые угрозы.

6 сентября 1945 г. решением Политбюро ЦК ВКП(б) было образовано Оперативное Бюро СНК СССР в составе Л.Берия (председатель), Г.Маленкова (заместитель председателя), А.Микояна, Л.Кагановича, Н.Вознесенского и А.Косыгина. Бюро ведало вопросами работы промышленных предприятий и железнодорожного транспорта.

Однако вскоре после окончания войны положение Берии пошатнулось. 29 декабря 1945 г. Л.П. Берия был освобожден от обязанностей Наркома внутренних дел СССР, хотя остался заместителем председателя Совнаркома (Совмина) СССР. В официальном сообщении о его отставке, поразительно напоминавшей такое же сообщение об отставке Ежова, сообщалось: "Президиум Верховного Совета СССР удовлетворил просьбу заместителя Председателя СНК СССР т. Л.П. Берия об освобождении его от обязанностей Наркома внутренних дел СССР ввиду перегруженности его другой центральной работой. Народным комиссаром внутренних дел СССР назначен т. С.Н. Круглов."

В последние месяцы жизни Сталина над Берией нависла новая угроза. В Грузии расследовалось так называемой "мингрельской националистической группе", возглавляемой секретарем ЦК КП(б) Грузии М.Барамия, сфальсифицированное органами МГБ Грузинской ССР. Группа обвинялась в подготовке ликвидации советской власти в Грузии с помощью империалистических государств, с обвинениями во взяточничестве и национализме части грузинского партийного аппарата.

В ноябре-декабре 1951 г. были приняты постановления ЦК ВКП(б) "О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т.Барамия" и Совмина СССР "О выселении с территории Грузинской ССР враждебных элементов", после чего 37 партийных и советских работников Грузии было арестовано, а более десяти тысяч человек высланы с территории Грузинской ССР в отдаленные районы Казахстана.

"Большой мингрел", как Сталин иногда именовал Берию, сам мог попасть в орбиту следствия.

Но главное в Берии, пожалуй, его роль "министра страха". Подчиненные ему, как заместителю Председателя Совмина СССР ведомства были способны контролировать жизнь практически каждого человека, расправиться и превратить в "лагерную пыль" (термин самого Берии) любого человека в СССР вне зависимости от его должности и положения. "Без Берии буквально ничего уже нельзя было решить, - писал в своих мемуарах Хрущев. - Даже Сталину почти ничего нельзя было доложить, не заручившись поддержкой Берии. Все равно Берия, если станешь докладывать при нем, обязательно любое твое дело обставит вопросами и контрвопросами, дискредитирует в глазах Сталина и провалит" 116 . Заметим только, что Никита Сергеевич, сам прекрасно знавший порядки при Сталине, почему-то не упомянул, что кроме Берии правом прямого доклада по важнейшим вопросам внешней и внутренней политики обладал и Абакумов - министр госбезопасности, и Маленков, функции которого в партийном аппарате еще нуждаются в изучении, но даже при первом анализе они напоминают роль "министра безопасности в партии", и остававшийся в тени Берии его давний сослуживец, получивший портфель министра госконтроля Меркулов. Но эти люди не стали героями хрущевских мемуаров. Необходимо отметить и личную, прямую заинтересованность Хрущева взвалить именно на Берию ответственность за проведение репрессий, переложить, таким образом, ответственность за исправное выполнение установок Главы Советского государства, как его именовали в документах МГБ, или Хозяина, как он сам себя иногда именовал в шифрованной переписке, только на одного человека и выгородить ту СИСТЕМУ, исправным деятелем которой был сам Никита Сергеевич.

Напомним, что именно с Маленковым был связан другой, без сомнения, очень важный эпизод - попытка управлять репрессиями - не только расширять их масштабы, но и, при политической необходимости, осудить непосредственных исполнителей репрессий, выводя из-под критики их подлинных организаторов. Именно он выступил на январском (1938 г) Пленуме ЦК ВКП(б) с докладом "Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к Приход в НКВД Берии к 17 ноября 1938 г. В.М.Молотов и И.В.Сталин подписали совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) "Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия", в котором были отмечены крупные недостатки и извращения в работе органов НКВД. Ответственность за "перегибы" в деле борьбы с врагами народа возлагалась на Ежова. апелляциям из ВКП(б) и о мерах по устранении этих недостатков". В замаскированной форме осуждались репрессии против коммунистов, отсюда возникало нарицательное понятие "ежовщина" - как произвол карательных органов, вышедших из-под контроля партии. Все это было ложью. Никакие карательные органы не выходили из-под партийного контроля, если под последним понимать аппарат ЦК ВКП(б), а Н.И.Ежов абсолютно не соответствовал роли политического деятеля, противостоящего партийному руководству. Но возможность направить недовольство репрессиями по "обводному каналу", найти "козлов отпущения" среди примерных исполнителей была тогда опробована впервые.

Мемуары Никиты Сергеевича Хрущева // ВИ, 1992, 2-3, с.89

Государственный антисемитизм

Начатая Ждановым борьба "против низкопоклонства и раболепия перед иностранщиной" в исполнении его и Маленкова стала быстро трансформироваться в кампанию против "космополитизма". Первые аресты, положившее начало уголовно-политическому преследованию еврейских организаций после Отечественной войны, приходятся на конец 1947 г. Когда, в декабре 1947 г. были арестованы Гольдштейн и Гринберг, от которых из-под пыток были получены обвинительные показания против руководства Еврейского антифашистского комитета.

На заседании Секретариата ЦК 3 февраля 1948 г., происходившего под председательством Маленкова было принято постановление "О роспуске объединений еврейских писателей и о закрытии альманахов на еврейском языке".

По личному указанию Сталина было подготовлено убийство руководителя еврейского антифашистского комитета СССР, великого актера С.М.Михоэлса.

В начале 1948 г. Сталин дал срочное указание министру госбезопасности СССР Абакумову организовать ликвидацию Михоэлса. За актером уже давно существовала слежка. Сталин знал, что Михоэлс должен был выехать в Минск. Именно в этом городе, по словам Абакумова, Сталин приказал организовать инсценировку несчастного случая - дорожного происшествия . Непосредственное осуществление операции по уничтожению Михоэлса было возложено на заместителя министра госбезопасности С.И.Огольцова, начальника 2 управления МГБ Ф.Г.Шубнякова и министра госбезопасности Белоруссии Л.Ф.Цанаву . Попытки подстроить дорожную катастрофу, предпринимавшиеся несколько раз, оказались неудачными. Тогда был разработан план, включавший приглашение Михоэлса поздно вечером в гости. Машина, на которой он должен был ехать, подставлялась госбезопасностью. Михоэлса и сопровождавшего его агента МГБ Голубова около 10 вечера доставили на дачу Цанавы на окраине Минска. Там Михоэлс и Голубов были убиты, их трупы бросили под грузовую машину. Двумя часами позже, в полночь, изуродованные останки Михоэлса и Голубова были выброшены на одной из глухих улиц Минска. Участникам этой операции по выполнению задания Сталина были вручены правительственные награды .

В конце 1948 г. был распущен Еврейский антифашистский комитет, его участники в были обвинены в том, что они "проводят антисоветскую националистическую деятельность, поддерживают связь с реакционными еврейскии кругами за границей и занимаются шпионажем" 120 .

24 декабря 1948 г. был арестован секретарь Еврейского антифашистского комитета поэт Фефер, от него были получены показания о якобы преступной деятельности его самого, Михоэлса, С.А.Лозовского - тогда - члена ЦК ВКП(б), бывшего начальника Совинформбюро и ряда других лиц, сотрудничавших с Еврейским антифашистским комитетом. 13 января 1949 г. к Маленкову был вызван Лозовский. При разговоре-допросе, который Маленков вел вместе со Шкирятовым, Лозовскому было вменено в вину то, что он вместе с Фефером и Михоэлсом направлял в 1944 г. письмо Сталину с предложением создать в Крыму Еврейскую социалистическую республику, что среди американских корреспондентов, с которыми он встречался, были американские разведчики .

18 января 1949 г. Лозовский был исключен из партии, а 26 января - арестован. Тогда же, в январе 1949 г. были арестованы поэты Квитко и Маркиш, главный врач Боткинской больницы Шимелиович, художественный руководитель Еврейского театра Зускин, академик Л.Штерн.

Антисемитский характер дела набирал обороты. Эта кампания прошлась по Еврейской автономной области, где были репрессированы ее руководители. Далее последовали решения секретариата ЦК "О заявлениях, поступивших в ЦК ВКП(б) о деятельности антипатриотической группы театральных критиков", которые "охаивали" "лучшие произведения советской драматургии", к которым ЦК относил творения Б.Ромашова, Н.Вирты, А.Софронова.

Антисемитская кампания стала причиной еще одного постановления - "О буржуазно-эстетских извращениях в театральной критике" и редакционной статьи в "Правде" с людоедским названием - "До конца разоблачить космополитов - антипатриотов". Дальше шло систематическое преследование "космополитов" - в издательстве "Советский писатель", (его преступление состояло в публикации книг И.Ильфа и Е.Петрова "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок", в которых, по словам А.Фадеева, "содержатся издевки и зубоскальства по отношению к историческому материализму, к учителям марксизма, известным советским деятелям, советским учреждениям"), в Институте мировой экономики АН СССР, в Госполитиздате... Эта кампания коснулась ВСЕХ учреждений страны - от школ и фабрик игрушек до научных учреждений и обкомов . Исследовавший этот вопрос Ю.С.Аксенов справедливо отмечает, что "антисемитская направленность ряда репрессивных мер, несомненно, отражала точку зрения и настроения самого Сталина" 123 .

К делу о Еврейском антифашистском комитете была привлечена и обвинена жена В.М.Молотова - Жемчужина. Кроме очевидного антисемитизма, ставшего частью политики ЦК ВКП(б), полагаем, это имело отношение и к преследованию того народа, который, проживая на территории СССР, имел свою государственность, отдельную и независимую от "вождя всего прогрессивного человечества". Напомним, что уже в во второй половине 30-х гг. преследованию подверглись корейцы, эстонцы, проживавшие на территории СССР, в годы войны и ПОСЛЕ войны - немцы и финны.

Антисемитизм Сталина становился фактором борьбы за власть в Кремле, исключал возможность активного в ней участия Л.Кагановича. Л.М.Каганович, ревностный участник всех акций Сталина-Ежова-Берии - от проведения насильственной коллективизации и создания голода на Украине до решения Политбюро ЦК ВКП(б) 4 марта 1940 г. о расстреле более 20 т. поляков в Катыни и других лагерях и тюрьмах - непрерывно укреплял свое положение среди "власть предержащих" в Кремле и на Старой площади. В Великую Отечественную войну он стал членом Государственного Комитета Обороны (ГКО), в 1942-1943 гг. - заместителем председателя ГКО, являясь при этом наркомом путей сообщения. После войны его положение пошатнулось. Формально его статус сохранялся, он был с 1946 г. назначен заместителем председателя Совмина СССР, но реально его удалили от политически важных должностей. Каганович стал министром промышленности строительных материалов (1946 - 1947 гг.). С марта по декабрь 1947 г. Л.Каганович был первым секретарь ЦК КП(б) Украины. Вернувшись в Москву, он занял важный, но отнюдь не ключевой пост председателя Госснаба СССР (1947-1952 гг.).

Росло подозрение Сталина к женатым на еврейках Ворошилову и Молотову. Жена Молотова - Жемчужина - была арестована в связи с делом о Еврейском антифашистском комитете. Тлело подозрение о их причастности к западным разведкам. Сталин говорил в своем узком кругу 1 декабря 1952 г., что "любой еврей-националист - это агент американской разведки. Евреи-националисты считают, что их нацию спасли США (там можно стать богачем, бржуа и т.д.) Они считают себя обязанными американцам" 125 .

Вернемся, однако, к делу о Еврейском антифашистском комитете. Формальная сторона обвинений оказывалась недостаточной. Карательная же сторона процесса охватила весьма широкие круги московской культурной и политической элиты. МГБ свою задачу не выполнил - не выполнил так, как от него требовалось. Несмотря на постоянно применявшиеся "незаконные методы следствия" - а попросту - систематические избиения - сделать из арестованных преступников, которые бы могли предстать даже перед не слишком щепетильным советским судом, не удавалось. Формально следствие должно было завершиться в марте 1950 г., но, по словам С.Д.Игнатьева, "просмотром материалов следствия по обвинению Лозовского С.А., Фефера И.С., и их сообщников установлено, что это дело находится в запущенном состоянии, и почти совершенно отсутствуют документы, подтверждающие показания арестованных о проводившейся ими шпионской и националистической деятельности под прикрытием Еврейского антифашистского комитета" 126 . Дело следовало заканчивать, и был найден выход. Выход невероятный, но соответствовавший советско-кафкианской организации общества.

Техника планируемого убийства была традиционна для НКВД-МГБ. Так были, например, убиты в июле 1939 г. посол СССР в Китае Бовкун-Луганец и его жена. Им проломили головы молотком, а потом имитировали автокатастрофу. См.: Архив Главной военной прокуратуры, архивное уголовное дело 0029, ОП, л.220-221

АП РФ, ф.3, оп.58, д.536, л.103-107. В этом описании событий, основанном на письме Л.П.Берии в Президиум ЦК КПСС на имя Г.М.Маленкова и датированном апрелем 1953 г. МОГУТ БЫТЬ ОПУЩЕНЫ ВАЖНЫЕ ДЕТАЛИ, невыгодные и автору письма, и его адресату.

Там же, л.206

Разгром Министерства государственной безопасности

МГБ, руководимое В.С.Абакумовым, выполняло наиболее важные поручения Сталина по политическому контролю над высшими должностными лицами страны. МГБ провело расследование "дела авиаторов", руками сотрудников этого ведомства подготавливалась расправа над Г.К.Жуковым, собирался компромат на Маленкова, других партийных и государственных деятелей. МГБ осуществляло совместно с ЦК КПСС и КПК при ЦК КПСС следствие над обвиненными по "ленинградскому делу".

Напомним, что в конце 1945 г. Л.П.Берия был освобожден от должности наркома внутренних дел "ввиду перегруженности другой центральной работой". Это само по себе снижало роль НКВД-МВД среди центральных министерств. Свидетельством расширения полномочий МГБ за счет Министерства внутренних дел стало то, что в начале 1946 г. из НКВД в НКГБ был передан отдел "с" - отдел спецзаданий (диверсии, терроризм, активные действия), руководимый генерал-лейтенантом П.А.Судоплатовым (заместители - генерал-майор Н.И.Эйтингон, генерал-лейтенант Н.С.Сазыкин, и генерал-лейтенант А.З.Кобулов), в начале 1947 г. в стуктуру МГБ были переданы внутренние войска МВД, его транспортное управление, охрана правительственных обьектов в Крыму - Ливадийский, Воронцовский и Юсуповский дворцы. В ведение МГБ перешли в этом же году правительственная связь и воинские подразделения, обслуживавшие эту связь. В октябре 1949 г. из МВД в МГБ были переданы пограничные войска и милиция.

Министерству внутренних дел, возглавляемому С.Н.Кругловым, кроме рутинных полицейских обязанностей, оставили Главное управление лагерей (ГУЛАГ), Главное управление военнопленных и интернированных (ГУПВИ) , Тюремное управление (заместитель министра В.В.Чернышов), участие в управлении советской зоной оккупации в Германии (первоначально - замминистра МВД И.А.Серов), борьба с детской беспризорностью (замминистра Б.П.Обручников), Главное архивное управление, огромное число промышленных предприятий и строек, которые велись с участием МВД (геологические проекты, строительство гидросооружений, лесная промышленность, Дальстрой - комплекс геологических, промышленных и строительных предприятий на Колыме) - замминистра С.С.Мамулов, а также так называемое 9 управление (советский атомный проект), возглавляемое заместителем министра МВД, генерал-лейтенантом А.П.Завенягиным. Ему же подчинялся Главпромстрой - строительство обьектов оборонного значения.

Между В.С.Абакумовым и И.А.Серовым - первым заместителем министра МВД были лично враждебные отношения, не составлявшие тайны для окружающих. Абакумов немало постарался для того, чтобы обвинить Серова в дружбе с Г.К.Жуковым, что само по себе в 1946-1947 гг. служило достаточным обвинением, а Серов обращался к Сталину с письмами, где содержались сведения о причастности Абакумова к служебным злоупотреблениям, а главное, по словам Серова, "Ведь между органами МГБ и МВД никаких служебных отношений, необходимых для пользы дела - не существует. Такого враждебного периода в истории органов никогда не было. ...Товарищ Сталин! - обращался Серов к Сталину, - Прошу Вас, поручите проверить факты, приведенные в этой записке, и все они подтвердятся. Я уверен, что в ходе проверки вскроется очень много других фактов, отрицательно влияющих на работу Министерства государственной безопасности" 127 .

В 1948-1950 гг. можно отметить стремление Сталина ослабить его зависимость от исполнителей МГБ, создать своего рода альтернативные и МВД, и МГБ структуры, опирающиеся непосредственно на аппарат ЦК КПСС. Так функции внешней разведки были переданы в созданное в структуре Министерства иностранных Бюро информации, фактически подчиненное ЦК КПСС. Недоверием Сталина можно объяснить его план создания своеобразной "партгосбезопасности", расширения практики непосредственного вмешательства партаппарата в следственные процедуры. Ключевая роль в осуществлении этого замысла Сталина принадлежала секретарю ЦК ВКП(б) Г.М.Маленкову и председателю Комиссии партконтроля М.Ф.Шкирятову. Причем речь шла не об обычном вмешательстве партаппарата в ход следствия, что само по себе было самой обычной практикой, никогда не прекращавшейся в СССР, а именно об осуществлении следственных функций во всем их объеме.

Идея создания особой, не подчиненной ни МГБ, ни МВД тюрьмы для самых важных политических обвиняемых неоднократно предлагалась Сталиным. Позже, уже в 1958 г. в КПК при ЦК КПСС Н.А.Булганин сообщал: "Когда мы бывали у т.Сталина, то там были Маленков, Берия, я, Микоян. Я не буду утверждать, был ли Никита Сергеевич, (Хрущев. - Авт.) но много раз Сталин говорил об этой тюрьме и говорил о том, что надо создавать такую тюрьму.

Шатуновская (член комиссии КПК при ЦК КПСС). Зачем?

Булганин. Для партийных преступников. Сталин так ставил вопрос. Я был свидетелем, сам слышал...

Шверник (председатель КПК при ЦК КПСС): "Он хотел изолироваться от органов МГБ?

Булганин. Видимо, да. После смерти Сталина все стало более ясным.

Я думаю, что он даже и не доверял МГБ" 128 .

Маленков непосредственно участвовал в допросах, причем использовал для них комнату на 5 этаже ЦК, рядом с залом заседания Оргбюро ЦК ВКП(б), в "святая святых" ЦК, в его наиболее охраняемой зоне. В допросах участвовали и сотрудники ЦК, переодетые в форму офицеров госбезопасности .

28 февраля 1950 г. начальник тюремного управления МВД СССР приказал своему заместителю Клейменову прибыть в секретариат Маленкова в ЦК, на Старую площадь. Там в приемной уже были министр МВД - С.Н.Круглов, заместитель министра по кадрам - Обручников и начальник отделения тюремного управления Пуговкин. Их пригласили в кабинет Маленкова. Тот задал несколько вопросов Клейменову, поинтересовался его биографией, прежней воинской службой.

Вернувшись на службу, вечером того же дня Клейменов узнал, что назначен начальником особой тюрьмы. Заместителем к нему был направлен Шестаков, работавший в административном отделе ЦК ВКП(б)инструктором. Маленков подробно проинформировал их, что тюрьма не подчиняется ни министру внутренних дел, ни министру госбезопасности, а непосредственно Маленкову и Комитету партийного контроля при ЦК ВКП(б). На следующий день - 1 марта 1950 г. Клейменов в кабинете Маленкова встретил Абакумова.

Сталиным было дано поручение о создании специальной тюрьмы на 30-40 заключенных для ведения специальных следственных политических дел. Тюрьма эта создавалась "с особыми условиями режима, ускоренной оборачиваемостью, специальной охраной и большим штатом, насчитывавшем до 100 человек . Особая тюрьма была на улице Матросская тишина, 18, на базе тюрем УМВД Москвы.

В особую тюрьму были переведены главные обвиняемые по "ленинградскому делу". Здесь находился поэт Фефер, один из руководителей Советского еврейского антифашистского комитета и давний секретный осведомитель НКВД, что не избавило его от ареста, и подполковник Федосеев, служивший в охране Сталина.к начальнику сталинского секретариата Поскребышеву. В сейфе Маленкова позже будет обнаружен конспект вопросов и ответов, которые следовало задать и получить от Федосеева. Этот конспект хранился рядом с маленковскими записями о создании особой тюрьмы, сведениями об организации подслушивания высшего командного состава и проектом постановления Президиума ЦК КПСС о назначениях на государственные должности сразу же после смерти Сталина. Сам Маленков объяснял, что конспект допроса и ответы были продиктованы ему непосредственно Сталиным .

В марте 1950 г. Федосеева допрашивают лично Маленков. Клейменов вспоминал: "...мы доставляли в ЦК КПСС на допрос т.Маленкову заключенного И.И.Федосеева. Везли на машине "Победа" вдвоем, заезжали с Ипатьевского переулка и поднялись особым лифтом. Доставляли в комнату. Комната была без окон.

Маленков. Возле Оргбюро.

Клейменов. ...Так Федосеева доставляли на допрос к Маленкову в здание ЦК КПСС дважды... 17 марта у меня была поставлена вертушка...(телефон правительственной связи. - Авт.)" 133

Федосеева жестоко избивали, он жаловался, что в "особой тюрьме, где он сидел, были созданы такие условия, когда из разных углов все время был шепот, шорох, кто-то все время говорил: "признайся, признайся, ты предатель" 134 . Жестокие допросы Федосеева несомненно были связаны с попыткой собрать "компромат" на руководство МГБ СССР. Как показали последующие события, не случайно в особую тюрьму заключили и Фефера...

12 июня 1951 г. к особой тюрьме подъехала машина. Из машины вышли генерал-лейтенант Н.П.Стаханов - тогда - начальник Главного управления погранвойск МГБ, С.А.Гоглидзе - заместитель министра госбезопасности - и два сотрудника военной прокуратуры. Вместе с ними был, как отметил начальник тюрьмы, одетый легко министр госбезопасности Абакумов. Гоглидзе обратился к Клейменову: "Вы знаете этого человека?

Я, - говорил Клейменов, - говорю - знаю.

n Примите его как арестованного.

Несколько камер было освобождено и я сажаю Абакумова в камеру" 135 .

На следующий день в особой тюрьме были заключены сотрудники следственного отдела МГБ Леонов, Лихачев и Шварцман.

Арест состоялся. Но формальных обвинений предъявлено не было. Абакумов даже не был освобожден от должности министра.

На роль непосредственного обвинителя Абакумова был определен следователь по особо важным делам МГБ СССР М.Д.Рюмин. Ему поручалось "озвучить" обвинения, уже подготовленные в "особой тюрьме". 2 июля 1951 он обратился с письмом на имя И.В.Сталина . В этом письме содержалось утверждение, что Абакумов сознательно тормозил расследование дела о "еврейском националисте" враче Я.Г.Этингере, позволявшее, по словам Рюмина, получить сведения о вредительской деятельности врачей.

Донос немедленно возымел действие. Его ждали. Уже 4 июля 1951 г. было принято постановление Политбюро, которым поручалось создать комиссию по проверке заявления Рюмина. В комиссию вошли: Маленков (председатель), Берия, Шкирятов и С.Игнатьев. Комиссия должна была в течение 3-4 дней проверить факты, сообщенные Рюминым .

Спираль следствия стала стремительно раскручиваться. Были допрошены: начальник следственной части по особо важным делам Леонов и его заместители - Лихачев и Комаров, начальник второго главного управления (контрразведки) Шубняков, его заместитель Тангиев, помощник начальника следственной части Путинцев, заместители министра МГБ СССР Огольцов и Питовранов.

Комиссия установила следующее: Этингер, врач, арестованный МГБ, "без какого-либо нажима" признал, что при лечении первого секретаря Московского горкома ВКП(б) А.С.Щербакова "имел террористические намерения". Комиссия подчеркнула преемственность этого дела с политическими процессами 30-х гг.; с обвинениями врачей Плетнева и Левина в злоумышлении против здоровья Куйбышева и Горького.

Абакумов, по мнению комиссии, проявил здесь по крайней мере преступную халатность. Он считал эти показания надуманными, "заявил, что это дело заведет МГБ в дебри". Министра обвинили в том, что он приказал перевести Этингера в холодную тюремную камеру, что стало причиной смерти важного подследственного, наступившей 2 марта 1951 г.

Министру поставили в вину и другие происшествия - бегство весной 1950 г. в американскую зону оккупации в Германии заместителя генерального директора акционерного общества "Висмут" Салиманова, связанного с советской ядерной программой, упущения в организации деятельности министерства - долго ведется следствие по делам, протоколы допросов оформляются "задним числом".

Чрезвычайно опасным стало обвинение Абакумова, что он, зная об аресте участников "еврейской антисоветской молодежной организации", зная о их показаниях о "террористических планах против руководства партии и государства", не настоял о включении этих показаний в протоколы допроса .

Сталин не доверял не только евреям - он утратил доверие и к самому министерству государственной безопасности. 1 декабря 1952 г. на встрече со соим ближайшим окружение (скорее всего - на своей даче) он диктовал: "чем больше у нас успехов, тем больше враги будут стараться вредить. Об этом наши люди забыли под влиянием наших больших успехов, явилось благодушие, ротозейство, зазнайство". Малышев записывал антисемитские высказывания "хозяина": "Среди врачей много евреев националистов". Но в этот вечер Сталина не меньше волновала другая тема - ситуация в органах государственной безопасости. "Неблагополучно в ГПУ, - (так Сталин по-старинке именовал МГБ), - Притупилась бдительность. Они сами признались, что ситдят в навозе, в провале. Надо лечить ГПУ. ... ГПУ не свободно от опасности для всех организаций - самоуспокоение от успехов, головокружение. ... Контроль со стороны ЦК над работой МГБ. Лень, разложение глубоко коснулись МГБ" 139 .

Комиссия Политбюро по проверке деятельности МГБ почти точно повторила письмо Рюмина Сталину. Деятельность Абакумова оценивалась как совершение преступления против партии и государства. Министерству госбезопасности предписывалось возобновить следствие "по делу о террористической деятельности Этингера и еврейской антисоветской молодежной организации". В МГБ был послан заведующий отделом партийных и комсомольских органов С.Д.Игнатьев в качестве представителя ЦК ВКП(б). На основании выводов комиссии Маленкова (заметим - загодя подготовленным тем же Маленковым) 11 июля было принято Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) "О неблагополучном положении в МГБ СССР", а двумя днями позже - 13 июля 1951 г. по партийным организациям страны было разослано закрытое письмо ЦК ВКП(б), ставшее, по сути, первым обвинительным заключением против Абакумова .

В жернова следственной мельницы затягивали все новых и новых людей. После каждой серии допросов составлялся отчет на имя Сталина, копия этого отчета посылалась Маленкову. В каждом протоколе допросов фамилии арестованных, упоминавшихся при допросах, впечатывались крупными буквами. Фамилии же людей, находившихся на свободе вписывались от руки. Проходило несколько дней, и машинистке добавлялись новые фамилии.

В этой дьявольской механике не так-то просто понять смысл. На роль "козла отпущения" был предназначен В.С.Абакумов. Виктор Семенович Абакумов родился в 1908 году в Москве. В его анкете можно было прочитать: "происхождение - из рабочих, образование - низшее, специальности не имеет, воинское звание - генерал-полковник, член ВКП(б) с 1930 г. чекистский стаж с 1932 г." 141 Начал работать с 12 лет, 19 лет стал стрелком военизированной охраны, 24 лет начал свою карьеру в НКВД, сначала - уполномоченным, потом оперуполномоченным ГУЛАГа. В 1937-1938 гг. служил в Главном управлении госбезопасности НКВД, оттуда получил назначение на должность начальника НКВД Ростовской области в 1939-1940 гг. 38 лет - в 1940 г. он стал заместителем наркома внутренних дел, за восемь лет пройдя путь от уполномоченного до заместителя наркома. В войну - начальник управления особых отделов НКВД, начальник управления контрразведки "СМЕРШ" Наркомата обороны.

В 1946 г. он был назначен министром государственной безопасности. Его доклады и справки регулярно поступали и внимательно изучались Сталиным.

43-летний генерал-полковник мало чем отличался от своих коллег из карательных ведомств - разве только тем, что располагал редкими даже в этом кругу возможностями. Две квартиры в Москве, в одной из которых - 120 метровой, украшенной дубовыми панелями, красным деревом, старинной мебелью, бесчисленными коврами жила его жена, в другой - трехсотметровой, в Колпачном переулке - он сам со своей любовницей. Для того, чтобы министру госбезопасности вселиться в эту квартиру, потребовалось отселить 16 семей. Квартиры ломились от столовых и спальных гарнитуров, невиданных в тогдашней Москве заграничных холодильников, спальных и столовых гарнитуров, в квартире было 13 радиоприемников и радиол. 30 наручных часов и сотни метров ткани - отрезов - символов послевоенного благополучия - дополняют картину того быта, который создавался при личном участии и в соответствие со своими представлении о счастливой жизни министра госбезопасности, генерал-полковника с низшим образованием. Если к тому же добавить ящик с тремястами(!) корнями женьшеня и имевшемся по существу в его личном распоряжении гараже со многими десятками легковых автомобилей, то можно считать, что Виктор Абакумов основательно готовился к долгой и счастливой жизни .

Он был типичен для исполнителей своего времени. За что же ему была отведена роль в политическом процессе, насколько она была самостоятельна? Был ли он лишь актером, игравшим по чужой партитуре, или, научившись у своих режиссеров, попытался сам поставить свою пьесу? И так ли прост был этот генерал, у которого в "большой спальной, в платяном шкафу, в белье, - цитирую допрос, - была обнаружена папка с большим числом совершенно секретных документов, содержащих сведения особой государственной важности" 143 .

Сам Абакумов, понимая всю тяжесть предъявляемых ему обвинений, пытался оправдаться, отправив письма Сталину, Маленкову, Берие, Шкирятову, Игнатьеву. В них Абакумов попытался изложить свою версию случившегося.

Согласно ей, в поле зрения 2 Главного управления МГБ Этингер попал не позднее 1949 г. Он "неоднократно допускал враждебные выпады против Вождя, что было зафиксировано оперативной техникой" 144 . Уже в ноябре 1949 года рассматривалась возможность ареста Я.Г.Этингера. Однако руководитель личной охраны Сталина генерал-лейтенант Власик передал установку: Этингера и другого крупного ученого - биохимика, специалиста-онколога, Героя Соцтруда И.Збарского (кстати - одного из ученых, мумифицировавших тело Ленина) - перевести на менее заметные должности и уже потом арестовать.

Абакумов напоминал, что именно МГБ 15 апреля 1950 г. просило у ЦК ВКП(б) разрешение на арест Этингера. Санкцию на арест тогда вновь не получили. "Такие аресты, как аресты ученых, - писал в свое оправдание Абакумов, - всегда являлись важными и к ним по указанию ЦК ВКП(б) мы подходили всегда с особой тщательностью" 145 . 16 ноября Абакумов вновь направил записку, на этот раз - Сталину, в Сочи, с просьбой ждать разрешение на арест Этингера. Эта записка была у Поскребышева, затем попала Булганину. Тот запросил Абакумова, "как быть?", и "я, - писал опальный министр госбезопасности, - ему ответил, что Этингер большая сволочь и его следует арестовать, после чего тов. Булганин дал согласие на арест".

Во время допросов Этингера, проходивших с участием самого Абакумова, министр требовал от подследственного признаться, "как он залечил Щербакова". Этингер же пытался объяснить, что Щербаков был тяжко болен, сообщал всякие непонятные и раздражавшие Абакумова медицинские сведения, из которых, однако, следовало, что врачем, лечившим Щербакова, был не Этингер, а Виноградов (Этингер был только консультантом),"а называя Виноградова, он ничего отрицательного о нем не показал" 146 . Абакумов отвел все обвинения в том, что по его приказу арестованного перевели в холодную камеру, что стало, якобы, причиной его смерти. Содержание заключенного определял сам следователь, которым был Рюмин, "и умер Этингер, прийдя с допроса от тов. Рюмина" 147 .

Однако объяснения Абакумова не принимались в расчет его следователями. Рюмин, служивший в ведомстве Абакумова следователем (кстати, лично выдвинутый для работы в центральном аппарате МГБ самим Абакумовым за несомненные палаческие достижения) предъявил новые обвинения против своего бывшего министра. Рюмин утверждал, что от него требовали при допросах собирать компроментирующие данные против руководящих государственных и партийных работников. Среди тех, против кого собирался компромат, были Ванников и Завенягин, организаторы работы по созданию советского ядерного оружия, тесно связанные с Л.П.Берией .

В ходе расследования было установлено, что по личному распоряжению подчиненного Абакумову министра госбезопасности Грузии Н.М.Рухадзе был организован сбор компромата на самого Л.П.Берию. В квартире у матери Берии в Тбилиси была установлена подслушивающая аппаратура, МГБ "разрабатывал" казавшиеся подозрительными связи мужа сестры Л.П.Берии .

Абакумову предъявлялись и другие обвинения - нарушение процедуры следствия, фальсификация допросов. Здесь оправдания бывшего министра были более убедительными. На допросе 10 августа 1951 г. он сообщил: "В ЦК ВКП(б) меня и моего заместителя Огольцова неоднократно предупреждали о том, чтобы наш чекистский аппарат не боялся применять меры физического воздействия к арестованным - шпионам и другим преступникам" 150 .

В системе всеобщей слежки действия Абакумова были до известной степени санкционированы высшим политическим руководством страны. 9 сентября 195О г., менее чем за год до начала "дела Абакумова", было принято Постановление Политбюро п77/310, по которому в структуре МГБ создавалось Бюро 2: которому поручалось: как гласил этот документ: "выполнять специальные задания внутри Советского Союза по пресечению особыми способами вражеской деятельности: проводимой отдельными лицами". Функции этого отдела были исключительно широки: это "наблюдение и подвод агентуры к отдельным лицам", а "также пресечение преступной деятельности" путем "компроментации, секретного изъятия, физического воздействия и устранения". Агентуру для этого Бюро подбирали шоферов такси, парикмахеров, служащих и врачей поликлиник, официантов. В сущности, узаконивалась (если это понятие здесь вообще применимо) та практика, которая привела к политическому убийству Михоэлса. Вместе с тем, тщательный, глубоко засекреченный механизм слежки распространялся и на высшее руководство страны. Абакумов становился таким образом опасным для многих участником борьбы за власть.

В конце-концов Абакумову были предъявлены формальные обвинения - в измене Родины - в связи с отказом расследования деятельности еврейских террористических организаций, и за утрату секретных документов. Последнее обвинение, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 июня 1947 г., устанавливавшим ответственность за разглашение секретных сведений и утраты документов, совпадало с таким же обвинением, несколько раньше предъявлявшимся Н. А. Вознесенскому, обвиненному по "ленинградскому делу".

Вместе с Абакумовым были арестованы большинство руководителей МГБ. В извечном соперничестве карательных органов - в данном случае - абакумовского МГБ и МВД - верх явно брало МВД в союзе с Маленковым. Арестованы были заместители министра МГБ Огольцов и Питовранов, руководитель начальника следственной части Леонов и его заместители - Лихачев, Комаров и Соколов, начальник отдела "Д" МГБ А.М.Палкин, бывший начальник 1 Главного управления МГБ Г.В.Утехин, помощник Абакумова Броверман. Среди многочисленных обвинений, предъявленных им, обратим внимание на то, что они допускали "в следственной работе грубые нарушения социалистической законности.., по большинству дел допросы арестованных не фиксировались протоколами,... применялись к арестованным извращенные методы следствия и, в частности, широко было распространено применение к арестованным физических мер воздействия, санкционированные во всех случаях бывшим министром Абакумовым".

В расследовании "дела Абакумова", которое велось С.Д.Игнатьевым под непосредственным контролем Маленкова и Сталина, наметилось два основных направления, впрочем, связанных между собой.

Там же, л.95

Дело врачей и МГБ

Безусловно, главным среди них становилось дело "о шпионской и террористической деятельности врачей-вредителей", имевшее отчетливую антисемитскую окраску и ставшее продолжением политических процессов конца 40-х гг. - "Шпионского центра в Еврейском антифашистском комитете". Вторая линия следствия - это разгром МГБ, за которым стояла возможность (частично реализованная в следующие годы) вмешаться в борьбу за власть. 23.июля 1957 г. заместитель министра госбезопасности С.Огольцов подал в Политбюро записку "о законспирированной группе врачей-вредителей".

Допросы врачей, по многу лет лечивших "власть имуших" в СССР, позволяли превратить, при желании, "дело кремлевских врачей" в "кремлевское дело", в процессы против их пациентов. Отмечу одну немаловажную особенность: со времени "большого террора" дела врачей включались в крупнейшие политические процессы. Это было своего рода необходимой составной частью подготовки подобных акций сталинского Политбюро и НКВД-МГБ-МВД. Связь между событиями конца 30-х гг. и тем, что происходило в начале 50-х хорошо осознавалась и организаторами, и исполнителями. Ссылки на аналогии между действиями "врагов народа Плетнева и Левина", якобы сокративших жизнь Куйбышева, Горького и его сына М.Пешкова, как уже отмечалось, нередко присутствуют в документах следствия. На поверхности следствия находилось "дело врачей". Были проведены аресты крупнейших врачей, связанных с лечебным управлением Кремля.

В тюрьме оказались проф. М.С.Вовси, М.И.Певзнер, И.Г.Лембергский, Н.А.Шерешевский, В.М.Виноградов, Б.С.Левин, С.Е.Карпай, Егоров, В.Х.Василенко. Рюмин, непосредственно занимавшийся допросами, сообщал позже, что его "куратор" из ЦК ВКП(б) С.Д.Игнатьев дал указание "бить их "смертным боем"37. Более того, Рюмина даже обвиняли в том, что он недостаточно применял такие методы следствия. В письме Сталину, направленному в конце ноября 1951 гг., Рюмин, оправдываясь, писал:" я признаю только то, что в процессе следствия НЕ ПРИМЕНЯЛ КРАЙНИХ МЕР (Здесь и дальше - курсив подлинника - Р.П.), но эту ошибку после соответствующего указания, Я ИСПРАВИЛ" 151 .

Линия доказательства преступной деятельности "врачей-вредителей" натолкнулась на очевидную нехватку фактов. Да, смерть Жданова, Щербакова, Калинина можно было объяснить как результат террористической деятельности. Однако такое объяснение было не очень убедительным. Не высока была цена и личных "признаний", цену которым хорошо знали. И тогда в дело пошло давняя оправдательно- объяснительная записка Тимашук. Ее попытка доказать справедливость ее диагноза и снять с себя обвинение во врачебной ошибке, приведшая к конфликту с врачами Кремлевской больницы, ее письма охране Жданова, а через него - к руководству МГБ становились едва ли не главным, медицински сформулированным , аргументом в пользу обвинения.

Заявление Тимашук было подвергнуто экспертизе еще в 1948 г., его нашли необоснованным. Уже в 1952 г., спустя четыре года, письму Тимашук дали ход. Причина такого решения, очевидно, в отсутствии других аргументов, которые могли использоваться следствием. В обвинительном заключении по делу Абакумова этот аргумент использовался на полную меру. Это не только должно было доказать преступную деятельность врачей Кремлевской больницы и существование еврейской террористической организации, но и могло служить для обвинения самого руководства.

Мы еще вернемся к тому, как "дело врачей" превратилось в дело террористов в МГБ. Выводы по "делу врачей" содержатся в подробном отчете С.Д.Игнатьева, направленном в ноябре 1952 г. Сталину. В нем находится и история расследования, и та официальная позиция, которую представляло следствие. Этот отчет содержит следующие сведения: На основании решения ЦК от 11 июля 1951 г. "О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности" была создана специальная следственная группа, которая просмотрела все сведения о медицинском персонале, в разное время причастном к работе в Лечебно-санитарном управлении Кремля.

На них обрушилась агентурное наблюдение и секретное подслушивание. Были изучены истории болезней пациентов Кремлевской больницы. Следователи оценили работу крупнейших медицинских специалистов страны как совершенно неудовлетворительную. "При изучении материалов на медицинских работников Лечсанупра вскрылась большая засоренность кадров этого ответственного лечебного учреждения лицами, не внушающими политического доверия по своим связям с антисоветскими элементами прошлой враждебной деятельности". В результате такого медико-политического чекистского исследования был сделан вывод, что там "не создавались необходимые условия для надежного лечения больных, не было обеспечено добросовестное лечение и необходимый уход... за... руководителями зарубежных компартий и стран народной демократии, в том числе за товарищами Токуда, Торезом и Димитровым".

Внимание следствия привлекли смерть А.С.Щербакова и А.А.Жданова. "Лечение тов. Щербакова, - утверждал С.Д.Игнатьев, - велось рассчитанно преступно". Были арестованы заместитель директора санатория "Барвиха" Рыжиков, начальник Лечсанупра Кремля Бусалов, консультант Лечсанупра Виноградов, лечившие Щербакова Ланг и Этингер умерли под следствием. Их обвинили в том. что врачи "не использовали возможности сердечной терапии, неправильно применяли сильнодействующие средства, как морфий, пантопин, симпатол и различные снотворные". Щербакову после инфаркта "злонамеренно разрешили" вставать с постели. "Лечение товарища Жданова велость также преступно" - утверждалось в отчете Игнатьева. Были арестованы все врачи, лечившие Жданова в последние годы его жизни - профессора Егоров, Виноградов, Василенко, врачи Майоров и Карпай, патологоанатом Федоров, обвиненный в том, что умышленно скрыл сведения об инфаркте Жданова.

"Следствием установлено, что Егоров и Федоров - морально разложившиеся люди, Майоров - выходец из помещичьей среды, Виноградов - примыкавший в прошлом к эсерам, Василенко - скрывший с 1922 г. свое исключение из ВКП(б), и связанная с ними еврейская националистка Карпай - все они составляли вражескую группу, действовавшую в Лечсанупре Кремля и стремились при лечении руководителей партии и правительства сократить их жизнь" - такой вывод содержался в докладе Игнатьева Сталину.

Все арестованные дали показания о том, что они плохо относились к Советской власти, что они уже несколько лет существуют как организованная террористическая группа, что руководитель этой группы - професор П.И.Егоров - "враждебно относясь к партии и Советской власти, действовал по указаниям врага народа А.А.Кузнецова, который в связи со своими вражескими замыслами был заинтересован в устранении товарища Жданова". Таким образом, "дело врачей" непосредственно оказывалось связанным с "ленинградским делом". Но не только!

Обвинение было выдвинуто против руководителя личной охраны Сталина генерал-лейтенанта Власика, который, оказывается, видел письмо Тимашук, написанное 29 августа 1948 г. уже 30 или 31 августа и передал это письмо Абакумову. В проекте обвинительного заключения, направленному Сталину, этот факт излагался следующим образом: "Абакумов и Власик отдали Тимашук на расправу... иностранным шпионам-террористам Егорову, Виноградову, Василенко, Майорову". Сталин, редактируя этот документ, не согласился: "Он (Жданов - Р.П.) не просто умер, а был убит Абакумовым"39.

Так оказались связанными обе линии следствия. "Дело о врачах- вредителях" переходило в "дело о террористах" в Министерстве госбезопасности. В свою очередь, они непосредственно касались "ленинградского дела" и "дела о еврейском антифашистском комитете".

В арестах сотрудников МГБ просматривалась определенная логика. Первоначально арестованы были люди, непосредственно причастные к делу Этингера. Это были, по-преимуществу, сотрудники следственной части по особо важным делам - уже упоминавшийся начальник этого подразделения Леонов и его многочисленные сотрудники, а также ближайшее окружение Абакумова.

Однако логика организаторов дела вскоре подсказала еще одну группу сотрудников МГБ, на которых обрушились репрессии. Начались аресты евреев-чекистов. Были арестованы начальник спецбюро МГБ генерал-майор Н.Эйтингон, руководитель подразделения, отвечавшего за разработку техники радиосвязи Е.Анциелович, начальник отдела "К" МГБ А.Свердлов, заместитель начальника 1 Главного управления МГБ генерал-лейтенант М.Белкин, непосредственно перед арестом - заместитель начальника 2 главка МГБ, руководитель спецлаборатории, где разрабатывались яды Г.Майрановский, тесно сотрудничавший с МГБ начальник следственного отдела прокуратуры Л.Шейнин и другие40.

За каждым из них стояли многие годы службы в карательных ведомствах и немалые, с точки зрения их начальников, заслуги - подготовка убийства Троцкого, участие в организации политических процессов, в диверсионных группах во время недавней войны.

Это не помешало их коллегам из МГБ под руководством представителя ЦК ВКП(Б) в этом министерстве С.Д. Игнатьева сделать из заслуженных чекистов опасных террористов. Прекрасный повод к такому преображению дал А.Я.Свердлов. В его квартире был обнаружен целый арсенал диверсанта. В нем находились несколько ампул сильнодействующего яда, взрывные устройства с часовыми механизмами, замаскированные в шкатулку, коробку духов, пресс-папье, 5 пистолетов разных калибров, автомат, пару винтовок, патроны, гранаты...

Сын Якова Михайловича Свердлова, двадцать с лишним лет служивший "по чекистской линии", оправдывался тем, что это оружие было получено им в 1941 г., для организации диверсионной деятельности в Москве в случае ее сдачи немцам. Свердлову поручалось руководить такой группой, а оружие ему передали по распоряжению будущего начальника спецбюро МГБ Судоплатова. В 1946 г. были предприняты меры по сбору розданного оружия, по за годы войны оно растерялось, у Судоплатова обнаружили большую недостачу сильнодействующих ядов . Сам Свердлов попытался объяснить факт наличия у него этого арсенала собственной забывчивостью и любовью к оружию. Но для следствия у Свердлова было несколько уязвимы страниц биографии - его обвиняли в причастности к троцкизму в конце 20-х гг., в том, что его уже дважды арестовывали - в 1935 и 1938 гг. 153

В сентябре 1952 г. следователи, допрашивая заместителя начальника следственной части по особо важным делам Л.Л.Шварцмана. Его сломили, он дал показания против большинства руководителей государства и партии, карательных ведомств страны. Он, по выражению его следователей, клеветал против Кагановича и Хрущева, против Меркулова, В.В.Кобулова, Мамулова и Фитина. Эти линии в данный момент не интересовали С.Д.Игнатьева, Г.М.Маленкова и Сталина.

Более перспективной для них были признания Шварцмана о том, что он якобы готовил террористические акты против Маленкова. Шварцман сообщил, что о его террористических замыслах знали Абакумов, Райхман, Палкин, Иткин, Эйтингон, бывший прокурор Дорон. Указания о проведении терактов он якобы получал от военного атташе посольства США Файмонвилла и от посла Гарримана. Причиной их должны были стать, в первом случае - в 1950 г. - был "разгром националистов, орудовавших под прикрытием еврейского антифашистского комитета", во втором - в 1951 г. - "когда в июне 1951 г. ЦК КПСС при участии Г.М.Маленкова разоблачил вражескую деятельность Абакумова" "в силу своего озлобления, вызванного националистическими взглядами и участием с 1937 г. в заговорщической организации" 154 .

Цена этим показаниям известна - их вышибали многодневными "конвейнерными" допросами, когда подследственному не давали спать, жестоко пытали. Жуткая логика тоталитаризма привела к тому, что в роли жертв оказались вчерашние усердные палачи...

Показания Шварцмана оказались настолько своевременными, что само дело Абакумова впредь стало именоваться делом Абакумова-Шварцмана, оно становилось оправданием репрессий против Еврейского антифашистского комитета и его руководителей. Под эти показания стали подгонять и другие допросы.

Усиленно разрабатывалась версия о причастности Абакумова к "ленинградскому делу". Напомню, что такой вариант содержался в "деле врачей". Доказать это было сложно: именно следователи МГБ "выколачивали" показания из Кузнецова, Попкова, родственников заместителя председателя Совмина СССР Н.А.Вознесенского. Кстати, одним из таких следователей был сам Шварцман.

Тогда в ход пошло обвинение, что следователи МГБ под давлением Абакумова умышленно игнорировали связь обвиняемых по "ленинградскому делу" с иностранными разведками. Абакумову припомнили, что он говорил: "Какой тут может быть шпионаж, если все арестованные являлись руководящими партийными работниками и никто из них, кроме Капустина, с иностранцами не встречался".

Обвинение выдвигалось и против одного из заместителей Абакумова - Огольцова, "который сидел (на допросах обвиняемых - Р.П.) молча... и чувствовал себя несколько стесненно, поскольку в прошлом он сам работал в Ленинграде заместителем начальника управления МГБ".

Расследование в МГБ затронуло его разведывательную деятельность. Был арестован генерал-лейтенант М.Белкин, служивший ряд лет заместителем начальника 1 Главного управления МГБ. Будучи обвиненным в принадлежности к еврейской террористической группе в составе МГБ, Белкин под жестокими пытками дал показания о том, что по воле Абакумова на всех ключевых постах Министерства госбезопасности были расставлены лица еврейской национальности . якобы давнем сотрудничестве агентуры МГБ с западными разведками. Он же сообщил о связи с западными разведками начальника Управления госбезопасности Венгрии Петера Габора . Кампания на исключение евреев из органов госбезопасности приобретала в этом случае характер кампании для всего социалистического лагеря. Началось преследование евреев во внешнеполитических службах, госбезопасности, в правительствах ряда восточноевропейских стран.

Из редакционных помет Сталина на проекте обвинительного заключения очевидно, что он ЛИЧНО руководил следствием и определял степень виновности. Он использовал дело Абакумова-Шварцмана для того, чтобы найти в нем объяснение и оправдание большинства политически репрессий послевоенного времени. Суть редакционных помет Сталина сводилась к стремлению выделить и особенно подчеркнуть роль Абакумова как человека, приложившего усилия для того, чтобы спрятать от следствия связи врага народа Кузнецова с иностранной разведкой.

В обвинительном заключении "дело о врачах-вредителях" объединялось с делом о террористах из числа сотрудников МГБ и заливалось густым антисемитским соусом. В нем сообщалось, что Власик - начальник личной охраны Сталина видел письмо врача-кардиолога Тимашук, несогласной с официальным диагнозом А.А.Жданова, датированное 29 августа 1948 г.; 30 или 31 августа он передал это письмо Абакумову. Отсюда следовало заключение: "Абакумов и Власик отдали Тимашук на расправу... иностранным шпионам террористам Егорову, Виноградову, Василенко, Майорову". На полях Сталин дописал: "Он (Жданов. - Авт.) не просто умер, а был убит Абакумовым" 157 .

Редактор обвинительного заключения стремился подчеркнуть личную виновность Абакумова. Вместо первоначальной формулировки: "Действуя как подрывники, Абакумов и его соучастники Леонов и Комаров - (Выделенное курсивом здесь и дальше - вычеркнуто при редактировании. - Авт.) игнорировали указания ЦК КПСС о расследовании связей (вписано Сталиным - спрятать от следственных властей неоднократные уловки ) - с иностранной разведкой, врага народа Кузнецова и участников его изменнической группы, орудовавшей в партийном и советском аппарате (вписано Сталиным - в Ленинграде ). В преступных целях они (Сталин - он ) ориентировали (Сталин - ориентировал ) следователей на то, чтобы рассматривать дело Кузнецова и его единомышленников в виде отдельной локальной обособленной группы, не имеющей связей с заграницей" 158 .

Абакумов также обвинялся в попытках организации убийства Маленкова . Таким образом, его напрямую связали с показаниями Шварцмана о якобы готовившимся им покушении на Маленкова.

В январе 1952 Игнатьев проинформировал Сталина о якобы имевших место утечках информации из Политбюро в Англию в конце 30-начале 40-х гг. 160 Сведения об этой утечке стали известны вскоре после войны, делом занимался один из руководителей МГБ, Райхман, заместитель начальника 2 Главного управления МГБ, однако расследование не дало положительных результатов.

Эта информация непосредственно касалась высшего политического руководства в стране, потому что утечка информации, по оценке С.Д.Игнатьева, происходила как минимум из секретариата одного из членов Политбюро ЦК.

Политические процессы, имевшее прямое отношение к верхушке партаппарата, отразились в итогах последнего сьезда и пленума ЦК КПСС при жизни Сталина. Х1Х сьезд шел в октябре 1952 г. - в те самые дни, когда полным ходом шло расследование (если этот термин вообще может быть здесь употреблен) дела Абакумова-Шварцмана. В стенограмме сьезда практически невозможно найти какие-то следы этого процесса.

Однако результаты "дела Абакумова-Шварцмана" и "ленинградского дела" нашли свое отражение в решениях сьезда, точнее - Пленума ЦК от 16 октября 1952 г. , одного из наименее известных пленумов в истории партии . Этот Пленум относится к числу наименее изученных. Он не попал в официальные издания по истории партии . Выступление И.Сталина с критикой В.Молотова на пленуме ЦК не стенографировалось и в протоколе пленума отсутствует. Его материалы, в отличие от распространенной в аппарате ЦК практики, не стенографировались. Однако сохранился "сухой остаток" словопрений - решения по кадровым вопросам, изменения в руководстве партии и страны. Если по решению ХУШ сьезда в составе Политбюро было 9 членов и 2 кандидата, а в Секретариате - 4 члена, то по на Пленуме 16 октября 1952 г. состав Президиума, сменившего Политбюро, включал 25 членов и 11 кандидатов, а Секретариат - 10 человек. Знакомство с проектом постановления Пленума, испещренным многими карандаными пправками, позволяет утверждать, что до последнего момента проходили перестановки и уточнения в составе высших партийных органов. В результате всех изменений членами Президиума ЦК КПСС стали В. М. Андрианов, А. Б. Аристов, Л. П. Берия, Н. А. Булганин, К. Е. Ворошилов, С. Д. Игнатьев, Л. М. Каганович, Д. С. Коротченко, В. В. Кузнецов, О. В. Куусинен, Г. М. Маленков, В. А. Малышев, Л. Р. Мельников, А. И. Микоян, Н. А. Михайлов, В. М. Молотов, М. Г. Первухин, П. К. Пономаренко, М. 3. Сабуров, И. В. Сталин, М. А. Суслов, Н. С. Хрущев, Д. И. Чесноков, Н. М. Шверник, М. Ф. Шкирятов кандидатами в члены Президиума - Л. И. Брежнев, А. Я. Вышинский, Н. Г. Зверев, И. Г. Игнатов, И. Г. Кабанов, А. Н. Косыгин, Н. С. Патоличев, Н. М. Пегов, А. М. Пузанов, И. Ф. Тевосян, П. Ф. Юдин; секретарями ЦК - А.Б.Аристов, Л.И.Брежнев, Н.Г.Игнатов, Г.М.Маленков, Н.А.Михайлов, Н.М.Пегов, Н.М.Пегов, П.К.Пономаренко, И.В.Сталин, М.А.Суслов, Н.С.Хрущев .

Сравнительно многочисленный Президиум ЦК становился своего рода питомником новых "руководящих кадров". Однако реальная власть в партии оказывалась в непредусмотренном уставом КПСС Бюро Президиума ЦК. В первоначальный состав Бюро были включены Сталин, Берия, Булганин, Каганович, Маленков, Сабуров и Хрущев. Позже, от руки, туда были вписаны фамилии Ворошилова и Первухина . В списке членов Бюро отсутствовал ветераны партийного руководства - Молотов и Андреев. Несомненно и то, что и кандидатура Ворошилова возникла уже позже, по ходу работы съезда или пленума. Это свидетельствовало, что роль "старой партийной гвардии" в сталинском окружении явно сходила на убыль.

В Президиуме ЦК оказалось много новых людей. Такое расширение состава объективно ослабляло позиции той руководящей группировки в партии, которая сложилась после войны. На высшие посты партии пришли люди, возглавлявшие местные партийные организации и относительно новые для аппарата ЦК.

После Х1Х сьезда прошли новые аресты, на этот раз - в ближайшем окружении Сталина. Среди них были А.Н.Поскребышев, бессменный секретарь и помощник Сталина, генерал-лейтенант Н.С.Власик, начальник личной охраны Сталина, генерал-майор С.Ф.Кузьмичев, служивший в личной охране Сталина. В январе 1953 г. были арестованы 5 людей из ближайшего окружения Сталина по обвинению в шпионаже .

9 января 1953 г. Бюро Президиума ЦК, собравшееся практически в полном составе, (не было только самого Сталина), утвердило текст сообщения в прессе об аресте группы врачей-вредителей.

13 января 1953 г. в "Правде", в разделе хроники, появилось сообщение ТАСС, где сообщалось, что "некоторое время тому назад органами Государственной безопасности была раскрыта террористическая группа врачей, ставивших своей целью, путем вредительского лечения, сократить жизнь активным деятелям Советского Союза". Цековско-тассовская хроника утверждала, что большинство участников террористической группы были связаны с "международной еврейской буржуазно-националистической организацией "Джойнт", созданной американской разведкой...". "Следствие будет закончено в ближайшее время" - многозначительно-угрожающе заканчивалось это сообщение.

Параллельно с этими процессеми продолжался еще один, остающийся и по сей день наименее изученным - "менгрельское дело". 4 февраля 1953 г. Игнатьев направил Сталину протоколы допросов арестованного министра госбезопасности Грузии Н.М.Рухадзе .

Материалы допросов свидетельствовали об острейшем соперничестве в Грузии, о смене нескольких секретарей ЦК КП Грузии по обвинению в национализме, о широких масштабах сбора компромата на руководителей республики, о том, что компроментирующие материалы разыскивали на самого Л.П.Берию. Существует устойчивая традиция связывать "менгрельское дело" с "заказом" самого Сталина против Берии. Ясно только то, что "менгрельское дело" шло вместе с другими политическими процессами конца 40-начала 50-х гг.

Отметим, что все они касались высшего политического руководства страны. Это сближало их с политическими процессами 1937-1938 гг.

АП РФ, ф.3, оп.58, д.222, л.123-175

Окончание

* * *

Послевоенный период в истории Советского Союза оказался очень важным для всего будущего СССР. Прежде всего, победа в войне стала аргументом для сохранения незыблемости социально-политического и экономического строя в стране. После войны с новой силой претворялся курс на форсированное развитие тяжелой промышленности, военно-промышленного комплекса. И вновь, как в тридцатые годы, важнейшим источником средств оставалась колхозная деревня, безжалостно эксплуатировавшаяся государством.

Снова возрождался террор. Но на смену "большому террору" 30-х гг. пришло систематическое подавление даже самой возможности появления оппозиции в Советском Союзе, стремление контролировать, а при малейшем подозрении - преследовать представителей формирующейся элиты. Именно этим можно объяснить преследование маршала Жукова, многочисленные аресты в командовании военно-воздушных сил и на флоте, разгром так называемой "ленинградской группы" в ЦК ВКП(б), деятельность "судов чести" в министерствах и центральных ведомствах, "дело МГБ" и процессы против Еврейского антифашистского комитета, "дело врачей".

В послевоенном СССР влияние собственно союзного государственного аппарата было большим, чем аппарата партии. Робкие попытки расширить роль республик в жизни СССР, прежде всего, связанные с предложением о расширении прав РСФСР, были решительно пресечены в 1948 г.

В руководстве страны велась постоянная борьба за влияние, за власть, в ходе которой столкнулись две основные группировки власти - Жданова-Кузнецова и Маленкова-Берии. Сталин в значительной степени сам провоцировал конфликты в своем ближайшем окружении. В последние годы своей жизни Сталин вынашивал планы радикального изменения в высших звеньях управления. Он избавлялся от ставших уже ненужными и одиозными деятелей карательных органов. Были арестованы и дожидались суда крупные деятели Министерства государственной безопасности во главе с министром - В.Абакумовым. В последние годды жизни Сталина началось своего рода "окружение" Л.Берии. Ослабли позиции представителей "старой партийной гвардии" Молотова, Ворошилова, Кагановича, Микояна.

Резкое расширение состава Президиума ЦК КПСС сразу же после Х1Х съезда КПСС позволило Сталину создать своего рода "команду дублеров", которая в любой момент сменить старое руководство. В этой политике Сталина нельзя не заметить продолжение все тех же политических традиций 20-30-х гг.

"Ленинградское дело" - одна из самых масштабных акций в череде послевоенных репрессий. Ее жертвами стали более двух тысяч человек - ленинградцев, вынесших на своих плечах все тяготы военной блокады: партийные, комсомольские, профсоюзные работники, военные, ученые, а также члены их семей и родственники. Более двухсот из них были приговорены к длительным срокам тюремного заключения и к расстрелу. Одной из жертв ленинградской трагедии стал генерал Петр Николаевич Кубаткин , бывший начальник Управления МГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Мне довелось работать с этим незаурядным человеком, настоящим асом контрразведки...

Петр Кубаткин родился в 1907 году в Донбассе, в многодетной шахтерской семье. Революцию встретил десятилетним мальчиком. Чтобы не быть никому в тягость, пошел в рудокопы - обычное дело в тех местах. Его судьба круто изменилась после того, как в 1929 году его призвали на действительную военную службу в пограничные войска. Когда пришло время демобилизации, Петру Кубаткину предложили работу в органах госбезопасности. Азы чекистской профессии он проходил в Одессе, затем его назначили заместителем начальника политотдела, а через некоторое время молодой, перспективный контрразведчик был командирован в Москву, в Центральную школу НКВД СССР. А вскоре его направили на работу в центральный аппарат Наркомата внутренних дел. Его предшественник, чье место в аппарате он занял, был к тому времени расстрелян за участие в заговоре в НКВД.

Разбирая оставшиеся после него бумаги, Кубаткин неожиданно наткнулся на подборку документов о прошлом знаменитого обвинителя А.Я. Вышинского, который, будучи прокурором СССР, свирепствовал на московских процессах 30-х годов. В этих документах, извлеченных в свое время из архивов департамента полиции, содержался явный компромат на беспощадного прокурора. Оказалось, что выступая на московских процессах, грозный Вышинский обвинял подсудимых в тех же самых действиях, к которым был лично причастен в 1917 году. Мало того, что он был связан с меньшевиками, активно трудился на видных постах в прокуратуре Временного правительства, старательно преследуя его противников, так он еще и был причастен к проводившейся властями весной 1917 года акции по выслеживанию с целью ареста скрывавшегося в подполье В.И. Ленина.

Ознакомившись с документами, Петр Кубаткин поставил в известность тогдашнего наркома внутренних дел Н.И. Ежова. Для того дореволюционная деятельность Вышинского новостью не была. Однако на этот раз он решил раскрыть глаза Сталину, который абсолютно доверял Вышинскому: пусть знает, какую змею он пригрел у себя на груди. О том, что произошло за закрытыми дверями кабинета вождя, нарком впоследствии поделился со своим ближайшим окружением. Реакция Сталина была необычной. Пробежав глазами несколько страниц справки, в которой содержался компромат на Вышинского, вождь, оставаясь внешне абсолютно спокойным, распорядился вызвать к себе прокурора. Разговор продолжали втроем. Ежов почувствовал себя уязвленным и попытался задать Вышинскому несколько вопросов, но Сталин тут же вмешался в разговор и неожиданно спросил у Вышинского, не напомнит ли тот ему время, когда оба они оказались в одной камере Бутырской тюрьмы в Баку. Вышинской мгновенно назвал дату, а также количество дней и ночей, проведенных вместе за решеткой.

Скажите, пожалуйста, а за какие такие особые заслуги администрация именно вас сделала тогда старостой тюрьмы? Вы ведь моложе меня?

Так точно, товарищ Сталин, - ответил насмерть перепуганный прокурор.

Я моложе вас на четыре года: вы родились 21 декабря 1879 года, я же - 10 декабря 83-го. Ну а в старосты меня определили, очевидно, из-за моего внешнего вида. Если вы помните, я отрастил тогда бороду и выглядел старше своих лет.

Ну, положим, бороды, строго говоря, не было. Но бороденка жидкая и редковатая, существовала, - усмехнулся Сталин, наслаждаясь замешательством прокурора. - Можете идти.

Ежов был разочарован: он понял, что Сталин и не помышлял избавляться от Вышинского. Время услужливого и хитроумного Генпрокурора еще не пришло. Сталин лишь дал понять Вышинскому, что ничто из его прошлого не забыто и его судьба в руках вождя.

Как ни странно, на Кубаткине этот прокол никак не отразился, хотя кое-кто из сослуживцев предрекал, что ему дорого обойдется его инициатива. Ежов лишь потребовал к себе дискредитирующие Вышинского материалы.

А в декабре 1938 года Ежов был смещен с поста наркома внутренних дел... Некоторое время он продолжал исполнять обязанности наркома водного транспорта, но вскоре был арестован. Всю ответственность за массовые необоснованные аресты переложили на Ежова и его подручных, превратив их в козлов отпущения. Как-то в начале войны Сталин, разоткровенничавшись за ужином с авиаконструктором Александром Яковлевым, обронил: "Ежов мерзавец! Погубил наши лучшие кадры, мы его за это расстреляли, разложившийся человек. Звонишь в ЦК, говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом, - оказывается, лежит в кровати мертвецки пьяный. Многих невинных погубил".

Исповедовавшие "высшую мудрость" кремлевские руководители публично проклинали Ежова и разрешили отпустить кое-кого на свободу (по некоторым данным, около трех тысяч человек), но тут же затормозили процесс реабилитации. Мол, пересмотр дел отнимает у органов НКВД слишком много времени и отвлекает их от более важных задач.

С приходом в НКВД Л.П. Берии число арестованных резко сократилось, но политические репрессии и казни продолжались. Произошла и очередная, третья по счету, чистка чекистского корпуса. Почти полностью было истреблено все поколение "ежовских чекистов", составлявших руководящее звено органов. "Ежовые рукавицы" пришлись Берии впору.

Многие молодые сотрудники центрального аппарата были направлены руководить местными органами НКВД, сменив репрессированных и изгнанных со службы. А старший оперуполномоченный Кубаткин, которому было всего 32 года, весной 1939 года попал в "номенклатуру" - получил видный пост начальника Московского управления НКВД.

К приходу Кубаткина обстановка в Управлении была весьма сложной. Аппарат освобождался от тех, кто раскручивал маховик массовых политических репрессий в Москве. Были арестованы четыре начальника Управления, в их числе и свояк Сталина, С.Реденс. Пятый - В.Каруцкий - покончил с собой. Их судьбы разделили их заместители и руководители оперативных отделов. Среди них были не только сподвижники и соратники Ежова, но и нежелательные свидетели черных дел, те, кто, по выражению вождя, "знал слишком много". Каждый день, приходя на работу, мы узнавали об очередном исчезновении кого-либо из своих начальников. Кубаткин не застал практически ни одного сотрудника, звание которого было бы выше младшего лейтенанта. Большинство не имели ни соответствующего образования, ни профессиональных навыков, ни опыта.

А между тем в наследство новому начальнику Управления досталась масса незавершенных дел, преимущественно групповых. Это были дела, возбужденные, главным образом, по признакам печально известной 58-й статьи УК РСФСР, причем по всем ее пунктам: антисоветская агитация, вредительство, шпионаж, террор, членство в контрреволюционной организации и даже... недоносительство. Причем доказательства вины подсудимых ограничивались, как правило, их собственными признаниями, полученными в результате применения физического воздействия. Признание подсудимым своей вины официально возводилось в ранг "царицы доказательств" и освобождало следствие от необходимости предоставлять суду, какие бы то ни было документальные и вещественные доказательства преступления.

В общем потоке обвинений преобладали дела по антисоветской пропаганде. Рассмотрев часть этих дел, Кубаткин быстро разобрался, что они заведены без достаточных на то оснований. По более чем 100 делам, заведенным по 58-й статье, он вынес мотивированное заключение об их прекращении, и все арестованные были отпущены на свободу.

Первые шаги нового руководителя, воспринятые в коллективе как серьезная корректировка ежовской политики, спасли жизнь многим людям, но поддержки наверху не получили. Дело в том, что значительная часть арестованных была расстреляна, а обнародовать этот факт в планы Кремля, разумеется, не входило. Кроме того, сталинское руководство не без основания опасалось, что при возвращении из лагерей тысяч заключенных всплывет суровая правда о беззакониях, творившихся в лагерях и тюрьмах. Но главное - кремлевское руководство опасалось подорвать атмосферу страха, которая рассматривалась сталинскими идеологами как одна из важнейших опор тогдашнего режима. Кремлевское руководство решило ограничиться общими разговорами о кампании по пересмотру дел и о некотором облегчении режима в местах лишения свободы; ни о каких далеко идущих планах исправления "ошибок" карательной политики не было и речи.

Кубаткину сделали внушение в наркомате за увлечение "либеральной линией" и "легкий подход" к пересмотру дел. В отличие от некоторых других начальников местных органов, его это не испугало: он сумел отстоять обоснованность принятых им решений вернуть хоть какой-то части людей их доброе имя. Для Кубаткина тогда все обошлось более или менее благополучно. А вскоре молодого начальника Управления НКВД ввели в состав президиума Моссовета и бюро горкома партии, а в 1939 году избрали депутатом Верховного Совета СССР.

Кубаткин сразу же взялся за чистку аппарата Управления от сотрудников, которые фальсифицировали дела, выбивая из арестованных ложные показания. Некоторые из этих сотрудников были осуждены, других попросту выгнали из НКВД. К самим же делам, сфабрикованным ими, а главное - к судьбе невинно осужденных по ним, обычно не возвращались. Приговоры оставались в силе, и те, кому удалось уцелеть, вышли на свободу лишь через 15-18 лет. Кубаткин смог лишь выдвинуть жесткие требования: не ограничиваться признанием арестованным своей вины, а непременно подкреплять предъявленное обвинение показаниями свидетелей, актами экспертизы, документальными и вещественными уликами. Он твердо придерживался мнения: окончательную судьбу привлекаемых к уголовной ответственности должен решать суд.

В марте 1941 года, когда стало ясно, что войны не избежать, была произведена реорганизация НКВД: разведка и контрразведка были выделены в самостоятельные органы и на их базе образован Наркомат государственной безопасности. Кубаткин становится во главе Управления НКГБ по Москве и Московской области. На этом высоком посту его и застала война. Кубаткину приходилось контролировать борьбу с преступностью в столице и области. Результат его работы был налицо: за это время в Москве и области не было совершено серьезных преступлений. Наличие внутренней агентуры, завербованной в уголовной среде или внедренной в нее, позволяло своевременно раскрывать, а главное - предупреждать многие преступления.

В июле 1941 года происходит объединение наркоматов внутренних дел и государственной безопасности. Кубаткину поручается возглавить одну из важных спецслужб. Но работать в ней ему не пришлось: в конце августа 1941 года его направляют в Ленинград. Там он находится все годы войны - до мая 1943 года в качестве начальника Управления НКВД, а после повторного разделения Наркомата - в должности начальника Управления НКГБ-МГБ.

В Ленинграде Кубаткин оказался в самом водовороте грозных событий. СД и абвер засылают в город все больше своих лазутчиков с единственной целью - определить расположение продовольственных складов и баз, чтобы упростить задачи авиации и диверсионной агентуре. Перед Управлением НКВД встала задача - обеспечить защиту этих складов и баз. Надо сказать, не все удалось сделать. 8 сентября 1941 года, во время второго массированного налета авиации, противнику удалось разбить и поджечь знаменитые Бадаевские склады. Это был жестокий удар: пожаром было уничтожено 700 тонн одного только сахара.

Сюрприз за сюрпризом, которые преподносила война, требовали быстрых и неординарных решений, в короткие сроки предстояло вывезти из осажденного города в глубь страны значительную часть гражданского населения. Необходимо было перебазировать в тыл промышленные предприятия и уникальное оборудование. Практически целый город - полтора миллиона человек, промышленные предприятия, НИИ, учебные заведения, музеи, театры - нужно было эвакуировать на восток в сжатые сроки. Только в первые месяцы войны из Ленинграда были эвакуированы 961 тысяча 79 человек, вывезено свыше 90 заводов. Но в самом осажденном городе надо было обеспечить бесперебойную работу и "маскировочное прикрытие" предприятий, занятых производством оружия, мин и снарядов.

В первых числах сентября 1941 года было начато формирование на заводах 150 рабочих батальонов - на случай ведения уличных боев; во главе многих из них были поставлены сотрудники Управления.

Не остались ленинградские чекисты в стороне и от сохранения культурных и исторических ценностей: только из Эрмитажа было отправлено на Восток свыше миллиона ценнейших произведений.

Но основная деятельность Управления была связана с ходом военных действий. В 1941-1942 годах на оккупированной врагом территории были сформированы около 40 партизанских отрядов и 42 разведывательно-диверсионные группы, непрерывно наносившие удары по войскам противника.

В трудных военных условиях коллектив Управления, который традиционно составляли отличные профессионалы своего дела, обеспечивал безопасность города от действий подрывных центров абвера и СД, штаб-квартиры которых располагались по соседству с Ленинградом - в Пскове и Новгороде.

В Пскове тогда шла усиленная подготовка террористического акта против Сталина. В ноябре 43-го года там, в числе других диверсантов, проходил подготовку разоблаченный позднее на территории СССР террорист Таврин-Шило, который должен был лично осуществить покушение. Первые сведения о готовившейся акции и наводке на самого Таврина-Шило были получены через агентуру ленинградского управления, действовавшую в Пскове.

Кубаткин твердо придерживался принципа: рассчитывать на случайное выявление вражеских лазутчиков нельзя. Необходимо направлять в оккупированные районы области хорошо подготовленных агентов и доверенных лиц, способных внедриться в органы абвера и СД. В результате эффективность работы резко повысилась. Сведения о предполагаемых забросках в Ленинград вражеской агентуры, пунктах перехода ею линии фронта чекистский аппарат стал получать заблаговременно, хотя сам по себе захват вооруженных до зубов вражеских лазутчиков был труден и опасен.

Основным объектом разработки ленинградских чекистов стала резидентура немецкой разведки - группа "Абверкоманда-104"; согласно архивным документам, только в период с октября 1942 по сентябрь 1943 года она забросила в тыл Красной Армии 150 групп шпионов и диверсантов, численностью от трех до десяти человек каждая. С помощью агентуры, внедренной в разведывательную сеть абвера и СД, Ленинградскому управлению удалось не только раскрыть ее лазутчиков, но и в значительной мере обезвредить их.

Годы, проведенные Кубаткиным в блокадном городе, укрепили его репутацию в чекистском корпусе страны. Во время первых послевоенных выборов он вновь был избран депутатом Верховного Совета СССР - на этот раз от Смольнинского избирательного округа Ленинграда.

В марте 1946 года пост министра государственной безопасности СССР по предложению Сталина получает доверенное лицо Берии B.C. Абакумов. Происходит обычная в таких случаях "смена караула". Зная Кубаткина по совместной работе в центральном аппарате, новый министр поручает ему возглавить Первое главное управление МГБ - внешнюю разведку. Кубаткин отказывается, ссылаясь на отсутствие опыта зарубежной работы, незнание иностранных языков. Абакумов, уже согласовавший наверху назначение Кубаткина, пытается настоять на своем. Но переубедить упрямца ему не удалось. Министр затаил злобу. В 1946 году он освобождает Кубаткина от должности начальника Первого главного управления, на которой тот пробыл меньше полугода, и посылает начальником Управления КГБ по Горьковской области.

А вскоре Абакумов наносит ему новый жестокий удар: в марте 1949 года Кубаткина увольняют из органов с формулировкой: "за невозможностью дальнейшего использования и с передачей на общевоинский учет". Решение подтвердил Секретариат ЦК ВКП(б). Впрочем, выгнать на улицу 40-летнего генерала с безупречным послужным списком, удостоенного многих наград, было неприлично, и Кубаткина назначили заместителем председателя Саратовского облсовета.

Злоключения Кубаткина начались в 1949 году, вскоре после смерти Жданова, который лично знал его и относился к нему покровительственно. Именно в этот период в высших эшелонах власти развернулась острая борьба за место второго лица в партии, которому предстояло принять эстафету из рук уже одряхлевшего вождя. В Кремле настороженно относились к возраставшему авторитету и влиянию ленинградских руководителей. Всегда отличавшийся властолюбием Маленков, после опалы, продолжавшейся с 1946 по 1948 год, продвигается ко второму месту в партии и начинает атаки на выдвиженцев Жданова. В первую голову это коснулось ставшего к этому времени секретарем ЦК ВКП(б) бывшего руководителя ленинградских коммунистов А.А. Кузнецова, в котором Маленков видел опасного конкурента в борьбе за власть. По наветам Маленкова 15 февраля 1949 года возникло постановление Политбюро "Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) Кузнецова и кандидатов в члены ЦК Родионова и Попкова". Родионов занимал в то время пост Председателя Совета Министров РСФСР, Попков - секретаря Ленинградского обкома партии. Вскоре Кузнецов, Родионов и Попков получили партийные взыскания и были сняты со своих постов.

Министр госбезопасности Абакумов счет ситуацию походящей, чтобы выслужиться перед Сталиным в роли разоблачителя нового заговора в партии и представить отстраненных ленинградских руководителей организаторами контрреволюционного подполья. Вот тут-то, как считал коварный министр, и мог пригодиться опальный Кубаткин. Во-первых, в течение всей войны он был близок к руководителям Ленинграда, и при желании из него можно было бы выжать какой-нибудь компромат на них. Во-вторых, Кубаткин лучше других ориентировался в ленинградских архивах прошлых лет и мог подсказать, где и что искать. В-третьих, расчет строился на том, что, спасая от репрессий собственную семью, опальный генерал пойдет на сговор с совестью и "припомнит факты, изобличающие ленинградских руководителей в "местном сепаратизме".

В Ленинград срочно снаряжается группа ответственных работников МГБ, заранее сориентированная на то, чтобы тщательно перерыть все архивы Управления МГБ и партийных органов и найти там нужные материалы. Неблаговидную роль в ленинградских событиях того времени и, прежде всего, в судьбе Кубаткина и Капустина, занимавшего тогда пост второго секретаря обкома партии Ленинграда, сыграл начальник Управления МГБ генерал Д.Г. Родионов, сменивший на этом посту Кубаткина. Родионов представил Абакумову справку, сохранившуюся в оперативных учетах, в которой говорилось о том, что в 1935-1936 годах Капустин, находясь в Англии, куда был направлен на предприятие одной фирмы в качестве помощника начальника цеха турбинных лопаток Путиловского завода, якобы вступил в близкие отношения с местной жительницей, преподававшей ему английский язык. В лондонской резидентуре нашей внешней разведки возникло предположение, что эта женщина являлась агентом английской контрразведки. Об этом было доложено Жданову, но он оценил сообщение как сомнительное, и последствий оно не возымело. Об этом в сообщении Родионова умалчивалось. Зато он отметил, что в 1945 году Кубаткин, узнав об этих материалах, распорядился их уничтожить (чего, кстати, и требовала действовавшая в то время инструкция).

Абакумов переадресовал сообщение Родионова Сталину. Реакции вождя была незамедлительной: он дал указание арестовать Капустина, подозреваемого в связях с английской разведкой, и Кубаткина, допустившего служебное преступление. Оба они - депутаты Верховного Совета СССР - оказываются в тот же день в тюрьме без санкции прокурора. В постановлении на арест Кубаткина говорилось, что, "работая в 1941 -1944 годах на руководящих должностях в Ленинграде, он поддерживал преступную связь с группой лиц, враждебно настроенных против партии и правительства".

Поначалу Кубаткин не испытывал тревоги относительно своей судьбы. Когда его арестовывали, он сказал жене: "Произошло какое-то недоразумение; скоро все выяснится, и я вернусь". Его требование на встречу с министром осталось без ответа. Затем к нему пришло осознание безысходности: шантаж с угрозой репрессировать семью, жестокие истязания показали, сколь мрачны его перспективы. Хотя Кубаткин не позволял себе упасть духом. Предварительное следствие по делу Кубаткина продвигалось со скрипом и заняло в общей сложности больше года (с 23 июля по сентябрь 1950 года). За это время 15(!) раз продлевали сроки следствия. В конце концов Кубаткин был приговорен к 20 годам тюремного заключения за недоносительство - "преступное бездействие". Но вскоре последовала команда Абакумова: с исполнением приговора подождать. В это время из арестованных по "ленинградскому делу" удалось выбить ложные показания на Кубаткина как участника "антипартийной группы". И следствие по его делу возобновилось.

Каких-то документов или вещественных доказательств вины Кубаткина, так же как и "антипартийной группы" в целом, на процессе не фигурировало - их просто не было. В открытом судебном процессе по "ленинградскому делу " Кубаткин не участвовал. Его судили отдельно от основной группы. Факт ареста Кубаткина и суда над ним замалчивался. 2 октября 1950 года Военная коллегия после двадцатиминутного разбирательства вынесла приговор: расстрелять. И приведен он был в исполнение в тот же день. Торопились, следуя известной формуле иезуитов: нет человека - нет проблемы. Вместе с Кубаткиным были осуждены его жена и сын - студент, получив 15 и 10 лет исправительно-трудовых лагерей. 80-летняя мать Кубаткина была, как социально-опасный элемент, выслана из Донбасса.

В начале 1954 года Прокуратура СССР произвела проверку материалов "ленинградского дела " и установила, что оно от начала до конца сфальсифицировано. Обвинение против Кузнецова А.А., Вознесенского Н.А., Попкова П.С., Родионова М.М. и других (в их числе и Кубаткина) были сфабрикованы следственным аппаратом МГБ по команде свыше. Что касается признания подсудимых, было установлено: не выдержав пыток и истязаний, они оговорили себя и других. По протесту Прокуратуры Военная коллеги в новом составе отмела нелепые обвинения, отменила приговор, прекратила "ленинградское дело " за отсутствием в действиях осужденных состава преступления. Доброе имя Петру Николаевичу Кубаткину вернули посмертно. Мать жена, сын и сестра смогли вернуться к месту жительства.

Сергей ФЕДОСЕЕВ

История

Впервые Народный комиссариат государственной безопасности СССР образован 3 февраля 1941 г. путём разделения Народного комиссариата внутренних дел СССР (НКВД СССР) на 2 наркомата: НКГБ СССР, в ведение которого передавались подразделения, непосредственно занятые вопросами государственной безопасности (разведка, контрразведка, охрана правительства и т. д.), и НКВД СССР, в ведении которого оставались войсковые и тюремные подразделения, милиция, пожарная охрана и ряд других. Почти через месяц после начала войны - 20 июля 1941 г. - НКГБ и НКВД были вновь объединены в НКВД СССР. Народным комиссаром государственной безопасности СССР в феврале - июле 1941 г. был В. Н. Меркулов.

Повторное создание НКГБ СССР состоялось 14 апреля 1943 г. путём выделения из НКВД СССР тех же подразделений, что и в феврале 1941 года. Наркомом государственной безопасности СССР вновь стал В. Н. Меркулов.

В июле 1945 г. специальные звания работников НКГБ заменены воинскими званиями. Нарком В. Н. Меркулов, имевший звание комиссара государственной безопасности I ранга, стал генералом армии, его первый заместитель Б. З. Кобулов - генерал-полковником, а заместитель по кадрам М. Г. Свинелупов - генерал-майором.

15 марта 1946 г. все народные комиссариаты были переименованы в министерства, соответственно Народный комиссариат государственной безопасности СССР стал Министерством государственной безопасности СССР, а приказом № 00107 от 22 марта 1946 г. соответствующим образом были переименованы и территориальные управления (УНКГБ превратились в УМГБ).

4 мая 1946 г. наркомом государственной безопасности стал начальник ГУКР «Смерш» В. С. Абакумов. С его приходом началось перетекание функций МВД СССР в ведение МГБ. В 1947-1952 гг. из МВД в МГБ переданы внутренние войска, милиция, пограничные войска и другие подразделения (в составе МВД остались лагерные и строительные управления, пожарная охрана, конвойные войска, фельдъегерская связь).

С другой стороны, из ведения МГБ была изъята внешняя разведка. 30 мая 1947 г. было принято решение о создании Комитета информации (КИ) при Совете Министров СССР во главе с В. М. Молотовым, который объединил внешнюю политическую и военную разведки. В феврале 1949 г. КИ при СМ СССР был реорганизован в КИ при Министерстве иностранных дел СССР, в ведение МГБ была возвращена внешняя контрразведка в советских загранучреждениях. В ноябре 1951 г. внешняя разведка целиком возвращена в МГБ.

31 декабря 1950 г. в МГБ создана коллегия из 19 человек в составе министра, его заместителей и руководителей основных управлений.

4 июля 1951 г. нарком В. С. Абакумов был отстранён, а 11 июля - освобождён от должности решением ЦК ВКП(б) (12 июля арестован). 9 августа наркомом назначен С. Д. Игнатьев. Осенью 1951 года прошли массовые аресты руководящих работников МГБ (в том числе заместителей министра Питовранова, Селивановского и Королёва).

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 21 августа 1952 года воинские звания сотрудников МГБ были отменены, а вместо них введены специальные звания госбезопасности. Однако указ реализован не был, и сотрудники МГБ и его правопреемников продолжили носить воинские звания.

5 марта 1953 г. на совместном заседании ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР принято решение об объединении МГБ и МВД в единое МВД СССР под руководством Л. П. Берии.

Руководство НКГБ СССР в феврале - июле 1941 г.

• Меркулов Всеволод Николаевич (3 февраля - 20 июля 1941 г.) - народный комиссар государственной безопасности СССР
• Серов, Иван Александрович - 1-й заместитель наркома государственной безопасности СССР
• Грибов, Михаил Васильевич - заместитель наркома государственной безопасности СССР по кадрам
• Кобулов, Богдан Захарович - заместитель наркома государственной безопасности СССР

Руководство НКГБ СССР в 1943-1953 гг.

Министр государственной безопасности СССР (до 19 марта 1946 г. - народный комиссар)

• Меркулов Всеволод Николаевич (14 апреля 1943 - 4 мая 1946 г.)
• Абакумов Виктор Семёнович (4 мая 1946 - 4 июля 1951 г.)
• Огольцов Сергей Иванович (и.о. министра 4 июля - 9 августа 1951 г.)
• Игнатьев Семён Денисович (9 августа 1951 - 5 марта 1953 г., представитель ЦК ВКП(б) в МГБ СССР с 4 июля по 9 августа 1951 г.)

1-е заместители министра (до 19 марта 1946 г. - наркома) государственной безопасности СССР

• Кобулов, Богдан Захарович (14 апреля 1943 - 4 декабря 1945 г.)
• Огольцов, Сергей Иванович (4 декабря 1945 - 7 мая 1946 г.)
• Гоглидзе, Сергей Арсентьевич (26 августа - 10 ноября 1951 г.)
• Огольцов, Сергей Иванович (26 августа 1951 - 13 февраля 1952 г.)
• Огольцов, Сергей Иванович (20 ноября 1952 - 11 марта 1953 г.) - «по разведывательным делам»
• Гоглидзе, Сергей Арсентьевич (20 ноября 1952 - 11 марта 1953 г.) - «по остальным делам»

Заместитель министра государственной безопасности СССР по общим вопросам

• Огольцов, Сергей Иванович (7 мая 1946 - 26 августа 1951 г.)

Заместители министра (до 19 марта 1946 г. - наркома) государственной безопасности СССР по кадрам

• Свинелупов, Михаил Георгиевич (11 мая 1943 - 31 декабря 1950 г.)
• Макаров, Василий Емельянович (31 декабря 1950 - 26 августа 1951 г.)
• Епишев, Алексей Алексеевич (26 августа 1951 - 11 марта 1953 г.)

Заместители министра (до 19 марта 1946 г. - наркома) государственной безопасности СССР

• Блинов, Афанасий Сергеевич (7 мая 1946 - 26 августа 1951 г.)
• Ковальчук, Николай Кузьмич (7 мая 1946 - 24 августа 1949 г.)
• Селивановский, Николай Николаевич (7 мая 1946 - 26 августа 1951 г.)
• Федотов, Пётр Васильевич (7 сентября 1946 - 26 июня 1947 г.)
• Аполлонов, Аркадий Николаевич (31 декабря 1950 - 26 августа 1951 г.) - по войскам
• Королёв, Николай Андрианович (31 декабря 1950 - 26 августа 1951 г.) - по милиции

Однако я полагал, что история с моим уходом из МГБ доставила Берия ряд неприятных моментов. Берия сам говорил мне, что из-за меня он имел от т. Сталина много неприятностей. И хотя, как было сказано выше, Берия в период приемки и сдачи дел МГБ занимал не очень благожелательную ко мне позицию, тем не менее, находясь в Румынии в 1946 г., вдали от Родины, под влиянием минуты я написал ему под Новый год теплое, несколько "литературное" письмо, полагая, что оно несколько сгладит оставшийся у Берия, возможно, неприятный осадок от всего этого дела. Мне теперь стыдно за это письмо, и я краснею от внутреннего негодования на себя, вспоминая, какие теплые слова я адресовал Берия, этому авантюристу и проходимцу, который, видимо, смеялся в душе, читая лирические излияния человека, к которому у него, вероятно, уже давно не было никакого человеческого чувства.
Отчуждение и безразличие Берия ко мне я заметил сам, когда вернулся из-за границы, но я по-прежнему неправильно анализировал положение. Мне казалось, что в связи со мной у Берия создалась сложная ситуация с Абакумовым.
Абакумов, я точно знал, ненавидел меня, писал на меня т. Сталину и в ЦК кляузы, которые, однако, не достигали поставленных Абакумовым целей, так как при проверке оказывались лживыми.
Берия же, как я полагал, тогда считал, что если Абакумову удастся скомпрометировать меня, то в какой-то мере косвенно будет в глазах т. Сталина скомпрометирован и Берия, и потому неоднократно уговаривал меня "не портить отношения с Абакумовым, звонить ему, поддерживать с ним связь".
Считая Абакумова мерзавцем и карьеристом, рискуя оказаться жертвой какой-либо удачной провокации со стороны Абакумова, я все-таки не хотел следовать совету Берия, а года два даже не подавал Абакумову руки.
С 1946 г. после моего назначения в Главсовзагранимущество я, по-моему, окончательно перестал быть нужным Берия и видел его за редким исключением только на заседаниях Совета Министров СССР.
Можно привести ряд фактов, когда Берия демонстративно игнорировал меня, особенно если при этом присутствовал Абакумов. Что же, это было в характере Берия, и меня нисколько не удивляло.
В 1948 г., узнав об очередной кляузе Абакумова, я хотел поговорить о ней с Берия и пришел к нему в приемную, но он меня не принял, передав через секретаря, что вызовет меня сам, и, конечно, не вызвал, как я и ожидал.
Приступив к работе после первого инфаркта в прошлом году, я как-то снова зашел в приемную Берия. Однако он меня опять не принял, хотя у него никого не было. К этому времени Абакумов уже был арестован, и потому отказ Берия принять меня показался мне просто обидным, и я немедленно ушел из его приемной. Не хочет видеть меня, - думал я, - ну что ж, его дело! Не он один меня знает!
Хотя т. Сталин, как известно, сам поставил вопрос о моем освобождении из МГБ, я знал, что т. Сталин продолжает доверять мне. А доверие т. Сталина было для меня, как и для каждого из нас, все! Знал я об этом из целого ряда фактов. Так, вскоре после моего назначения в Главсовзагранимущество, на одном из дипломатических приемов Власик по секрету передал мне, что в случайном разговоре с ним т. Сталин прямо заявил о том, что он мне доверяет.
В мае 1947 г., представленный тов. Микояном, я был утвержден т. Сталиным в качестве начальника Главного управления советским имуществом за границей.
Кажется, в следующем, 1948 г. был случай, когда т. Молотов вызвал меня и сказал, что намечается создание Министерства советского имущества за границей, и спросил, согласен ли я занять пост министра в этом министерстве. Я понимал, что предложение было сделано по указанию т. Сталина.
В феврале 1949 г., как известно, по инициативе т. Сталина Совет Министров СССР принял постановление об одобрении моего доклада о работе Главсовзагранимущества за 1948 г.
Затем в 1950 г. именно т. Сталин назвал меня как кандидата на должность министра госконтроля СССР. И я определенно знал, что всем этим действиям т. Сталина по отношению ко мне Берия не только не способствовал, но, может быть, даже противодействовал им.
Я чувствовал себя почти реабилитированным после освобождения от работы в МГБ в 1946 г. Последующий арест Абакумова показал, что я был прав, когда в ответ на кляузы Абакумова писал о нем т. Сталину как о личности подозрительной.
Неожиданно т. Сталин скончался. Я только за месяц до того приступил к работе после второго инфаркта, и мне тяжело было перенести этот удар. Я всегда считал, что умру раньше т. Сталина.
Накануне похорон т. Сталина Берия неожиданно позвонил мне на квартиру (что он не делал уже лет восемь), расспросил о здоровье и попросил приехать к нему в Кремль.
У него в кабинете я нашел Мамулова, Людвигова, Ордынцева, позже пришел т. Поспелов. Оказывается, надо было принять участие в редактировании уже подготовленной речи Берия на похоронах т. Сталина. Во время нашей общей работы над речью, что продолжалось часов 8, я обратил внимание на настроение Берия. Берия был весел, шутил и смеялся, казался окрыленным чем-то. Я был подавлен смертью т. Сталина и не мог себе представить, что в эти дни можно вести себя так весело и непринужденно.
Теперь, в свете нам известного о преступных действиях Берия, я делаю вывод, что Берия не только по-настоящему не любил т. Сталина как вождя, друга и учителя, но, вероятно, даже ждал его смерти (разумеется, в последние годы), чтобы развернуть свою преступную деятельность. Это, конечно, стало мне ясно сейчас, но тогда я объяснял поведение Берия его умением держать в руках свои нервы, как и подобает настоящему государственному деятелю.
Несколько дней спустя я даже счел своим долгом предложить Берия свои услуги для работы в МВД, так как полагал, что в связи со смертью т. Сталина международная и внутренняя обстановка может потребовать усиления работы МВД, мои знания и опыт в этой области могут пригодиться и я окажусь полезным Берия в этой работе, хотя, признаюсь, работа в МВД меня уже мало привлекала, тем более в сравнении с самостоятельной работой в Госконтроле. Однако Берия отклонил мое предложение, очевидно, как я теперь понимаю, считая, что я не пригожусь для тех целей, которые он намечал себе тогда, беря в свои руки МВД. В тот день я виделся с Берия в последний раз.
Когда в мае месяце я дважды просил у него по телефону приема, он сказал мне неожиданно довольно сухо, что сам мне позвонит, - обычный прием, когда люди не хотят принимать человека.
Можно было бы в заключение сказать здесь о некоторых возникших у меня соображениях в связи с необычной активной деятельностью, которую Берия развил после кончины т. Сталина, сказать о его нежелании иметь главного контролера по МВД и брошенной им во время обсуждения этого вопроса на Президиуме Совмина фразе: "Что они (т. е. Госконтроль) могут проверять с МВД, сперва их самих надо проверить!" - что доказывает, что он не желал иметь никакого контроля над собой, даже ограниченного узкими рамками финансово-хозяйственной деятельности.
Но я полагаю, что эти соображения в настоящее время уже не имеют значения.
Хотя Вы, т. Хрущев, сказали мне 11 июля т. г., что мне не инкриминируется моя близость в прошлом с Берия, я все же счел необходимым рассказать здесь, когда и как эта близость возникла, в чем она заключалась и как развивалась на различных этапах моих отношений с Берия.
Отрицательные черты характера Берия, о которых я выше говорил, были мне, конечно, известны, но я никогда не подозревал Берия в политической нечестности и не думал о том, что он может оказаться врагом партии и народа, авантюристом худшего пошиба, буржуазным перерожденцем и агентом международного империализма. И, однако, это теперь непреложный факт, убедительно доказанный в докладе т. Маленкова на Пленуме ЦК КПСС и в выступлениях членов Президиума ЦК.
Думая о том, что произошло, хочется проклясть день и час моего знакомства с Берия, с этим авантюристом, врагом партии и народа, своим преступлением запятнавшим биографии десятков и сотен честных людей, которые волею сложившихся обстоятельств были когда-то в какой-то степени близки к нему.
Я хочу одновременно сказать Президиуму ЦК нашей партии, что на протяжении всей моей сознательной жизни я был чист перед партией, перед т. Сталиным и теперь так же чист перед нынешним руководством Центрального Комитета нашей партии.
В. Меркулов
На документе помета: "Тов. Хрущев ознакомился. Разослано членам Президиума ЦК. Копия направлена т. Руденко Р. А. Подпись неразборчива. 24.VII.53".

На суде Меркулов дал показания против Берии, в частности, осудил за присвоение им авторства пресловутой книги "К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье", которая, по словам Меркулова, была написана группой авторов под руководством директора Института Маркса-Энгельса- Ленина при ЦК КП(б)Грузии Эриком Бедией. При этом он заявил, что считает это дело "более чем плагиатом", и что ему "стыдно за Берию, поставившему подпись под чужой работой".
Кроме того, Меркулова обвинили в участии в похищении и убийстве жены маршала Кулика Кулик-Симонич. Он не отрицал этого факта, но настаивал на том, что приказ о ее похищении и последующем расстреле был отдан лично Берией по указанию Сталина.
Впрочем, приговор Меркулову был вынесен еще до суда. Хрущев принял решение ликвидировать все окружение Берии, и поэтому 23 декабря 1953 года в 21 час 20 минут в числе других приговоренных к высшей мере наказания В. Н. Меркулов был расстрелян. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 декабря 1953 года он был лишен государственных наград, воинского и специального звания. Не реабилитирован.
Литература: Жирнов Е. Театр одного наркома // Коммерсантъ-власть. 26 июня 2001 г. С. 46-50; Млечин Л. М. Председатели органов безопасности. Рассекреченные судьбы. М., 2001; Объяснительные записки В. Н. Меркулова Н. С. Хрущеву // Неизвестная Россия. Вып. 3. М., 1993.

В марте 1946 года НКГБ был, как и все советские ведомства, реорганизован в министерство, министром остался генерал армии Меркулов (в декабре 1945 года первым замом вместо Кобулова стал С. И. Огольцов). А уже через 2 месяца, 4 мая, в результате обычных и вечных кремлевских интриг, он был смещен, уступив место начальнику "Смерш" Виктору Абакумову, вместе с которым в июне вернулась в МГБ и военная контрразведка, которую возглавил Селивановский, ставший заместителем министра. Огольцов остался первым замом, добавились к нему еще А. С. Блинов и Н. К. Ковальчук, также смершевец. 15 же июня 1946 года произошла замена руководства Первого главного управления. Вместо генерал-лейтенанта Павла Михайловича Фитина, направленного в распоряжение кадров МГБ СССР, начальником внешней разведки был назначен генерал-лейтенант Петр Николаевич Кубаткин. Однако он пробыл на этой должности менее трех месяцев. 9 сентября 1946 года его сменил генерал-лейтенант Петр Васильевич Федотов.
Что же касается существовавшего в годы войны 4-го управления по организации террора и диверсий в тылу противника, то оно было упразднено приказом МГБ СССР от 9 октября 1946 года. Но еще до его расформирования в системе МГБ 4 мая 1946 года был создан отдел "ДР" (служба проведения диверсий и индивидуального террора), начальником которого был назначен генерал-лейтенант П. Судоплатов. Главной задачей отдела "ДР" являлась организация агентурно-разведывательной работы за рубежом и внутри страны.
Однако на этом реорганизация органов разведки не закончилась. Постановлением Совета Министров СССР от 30 мая 1947 года был создан Комитет информации при Совете Министров СССР (Комитет № 4), куда вошли Первое главное управление МГБ, ГРУ Министерства вооруженных сил, а также разведывательные и информационные структуры ЦК ВКП(б), МИД и Министерства внешней торговли.
А пока 20 августа 1946 года Абакумову постановлением ПБ поручалось укрепить разведку, организовать централизованный учет антисоветских элементов и учет массового осведомления. Учреждалось ОСО при МГБ и тюремный отдел. В тот же день было принято постановление ЦК ВКП(б) "О работе МГБ СССР", в котором недостатком была объявлена слабая работа среди дипломатов и иностранных специалистов. Работа в основном велась среди репатриантов (еще 8 сентября 1945 года был издан совместный приказ НКГБ и ГУКР "Смерш" о совместной проверке репатриантов, передаваемых для работы в промышленность, а в феврале 1946 года - указание НКГБ "О выявлении агентов английской и американской разведок среди репатриантов"), к декабрю 1946 года было заведено несколько сотен тысяч дел оперативной разработки на репатриантов по подозрению в шпионаже. В мае 1945 года на основании Инструкции МГБ по учету и розыску агентуры разведывательных, контрразведывательных, карательных и полицейских органов воевавших против СССР стран, предателей, пособников, ставленников немецко-фашистских оккупантов был создан централизованный учет всех государственных преступников, разыскивавшихся НКГБ и "Смерш". Но тем не менее только в 1949-1950 годы было незаконно арестовано более 200 человек, имевших сходство с разыскиваемыми. Для розыска госпреступников было учреждено 4-е управление. Организовано было 5-е управление (обороннные предприятия, борьба с антисоветскими элементами, розыск авторов и распространителей антисоветских анонимок, обеспечение режима секретности). Охраной атомных секретов занимался отдел "К" МГБ.
Применялась и профилактика. Приказом МГБ от 11 апреля 1946 года определялся ее порядок. Но новый министр Абакумов предпочитал работать по принципу "сначала арестуем, потом разберемся".
Велась борьба с религиозными, сектантскими организациями. Только в одной Молдавии за несколько лет после войны было ликвидировано окло 30 религиозных организаций, объявленных антисоветскими.
Советские советники появились в странах народной демократии. Совместные оперативные игры велись органами МГБ вместе с польскими ("Звено" против СИС, "Трасса" и "Комета" против ЦРУ), восточногерманской и чехословацкими органами госбезопасности.
Во 2-м Главном управлении появилось управление 2-Н для борьбы с националистами (аналогичные управления в МГБ Украины и Литвы, в МГБ Белоруссии, Латвии и Эстонии - отделы 2-Н). В апреле 1947 года был издан приказ МГБ "Об усилении борьбы с националистическим подпольем и его вооруженными бандами в Украинской ССР".
2 февраля 1947 года был издан приказ МГБ "Об усилении контрразведывательной работы по борьбе с агентурой американской и английской разведок". 2-е Главное управление МГБ и МГБ Латвии вели оперативную игру "Дуэль" против американской, английской и шведской разведок. Были скомпрометированы и отозваны из СССР военный атташе США Р. Гроу (с помощью МГБ ГДР), помощник военно-морского атташе США Р. Дреер.
Чтобы успешнее решать эти задачи, в мае 1949 года был издан приказ МГБ "О порядке передвижения по территории Советского Союза дипломатических и консульских представителей иностранных государств и сотрудников иностранных посольств и миссий в СССР".
В 1948 году в состав МГБ перешли Управление советников в странах народной демократии и службы "ЕМ" (эмиграции) и "СК" (советские колонии за границей). На их основе 17 октября 1949 года приказом МГБ СССР было создано 1-е управление МГБ, на которое возлагались задачи по управлению внешней контрразведкой. Основными из этих задач были:
- контрразведывательное обеспечение совколоний;
- выявление и пресечение подрывной деятельности контрразведывательных органов капиталистических стран и эмигрантских центров, направленной против СССР.
Начальником 1-го управления 17 октября 1949 года был назначен Г. В. Утехин, которого 4 января 1951 года сменил С. Н. Карташов. Для выполнения поставленных перед ним задач 1-е управление имело собственные резидентуры в советских представительствах за рубежом.
31 декабря 1950 года были произведены перестановки в руководстве МГБ, в постановлении Политбюро мотивированные усложнением структуры и увеличением в связи с этим объема работы, "а также для того, чтобы коллегиально рассматривать наиболее важные вопросы чекистской работы", количество заместителей министра было увеличено до 7 человек.
Ими стали бывший начальник управления контрразведки МГБ генерал-майор Е. П. Питовранов, бывший начальник 3-го Главного управления генерал-лейтенант Н. А. Королев (назначен курировать милицию), бывший заведующий административным отделом ЦК партии генерал-лейтенант В. Е. Макаров (по кадрам) вместо Свинелупова, отправленного замминистром в МГБ Эстонии, и генерал-полковник А. Н. Аполлонов (по войскам). Тогда же обновилось руководство четырех управлений: 2-го - полковник Ф. Г. Шубняков (вместо Питовранова), 3-го - генерал-лейтенант Я. А. Едунов (вместо Королева), 4-го управления - генерал-майор П. С. Мещанов, по охране на железнодорожном и водном транспорте - генерал-полковник С. А. Гоглидзе (кандидат в члены ЦК партии) и Инспекции при министре - генерал-майор П. П. Кондаков.
Через три дня, уже в новом, 1951 году, была организована Коллегия МГБ в следующем составе:
Председатель - Абакумов, его заместитель - Огольцов, члены - все замы, Г. В. Утехин - начальник 1-го Управления, Ф. Г. Шубняков - начальник 2-го ГУ, Н. С. Власик - начальник ГУО, С. А. Гоглидзе - начальник ГУО на транспорте, Я. А. Едунов - начальник 3-го ГУ, П. С. Мещанов - начальник 4-го управления, А. Ф. Волков - начальник 5-го управления, И. И. Горгонов - начальник УМГБ Московской области, П. П. Кондаков - начальник Инспекции, А. М. Леонтьев - начальник ГУ милиции, Н. П. Стаханов - начальник ГУПВ.
4 июля 1951 года Виктор Семенович Абакумов по решению ЦК ВКП(б) был отстранен от должности, затем арестован, временное исполнение его обязанностей было возложено на первого заместителя министра госбезопасности СССР генерал-лейтенанта Сергея Ивановича Огольцова. 9 августа 1951 года Указом Президиума ВС СССР министром государственной безопасности СССР был назначен Семен Денисович Игнатьев.
Через две недели было сформировано новое руководство МГБ. Первым заместителем остался Огольцов, но была введена, впервые в истории ВЧК-МГБ, должность еще одного первого зама, которую занял Гоглидзе. Были сняты с постов Блинов, Седивановский, Королев, Макаров, Аполлонов. Их места заняли генерал-лейтенанты Н. П. Стаханов (по войскам) и П. Н. Мироненко (политработа в войсках), генерал-майоры А. А. Епишев (бывший первый секретарь Одесского обкома, по кадрам) и Кондаков, полковники И. Т. Савченко (бывший завсектором отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК) и С. В. Евстафеев (бывший замуправделами СМ СССР).
Но замминистерская чехарда не прекращалась. Новоиспеченный генерал-майор Рюмин 20 октября был назначен на этот пост (одновременно стал начальником следчасти). Через девять дней замом Игнатьева и начальником 2-го Главного управления вместо арестованного Шубнякова стал генерал-лейтенант Л. Ф. Цанава. 2 ноября 1951 года в связи с передачей разведывательных функций из Комитета информации при МИД СССР в Министерство государственной безопасности СССР приказом МГБ № 00796 в МГБ было вновь образовано Первое главное управление (ПГУ). Возглавил его Сергей Романович Савченко, который как начальник ПГУ был назначен заместителем министра госбезопасности. Структура ПГУ МГБ стала выглядеть следующим образом:
Руководство (начальник, его заместители и Коллегия);
Секретариат;
Управление нелегальной разведки.
Географические отделы:
- Англо-американский;
- Латинской Америки;
- стран Скандинавии и Финляндии;
- Германии;
- Австрии и Швейцарии;
- Франции и стран Бенилюкса;
- Дальневосточный (Япония и Корея);
- Юго-Восточной Азии;
- Ближнего и Среднего Востока.
Функциональные отделы:
- научно-технической разведки;
- внешней контрразведки;
- "Д" (активных мероприятий);
- информационно-аналитический;
- шифровальный и т. д.
Позднее на базе европейских направлений (английского, германского, французского и др.) было создано Управление Западной Европы ПГУ МГБ.
Еще через неделю Гоглидзе оставил кресло на Лубянке и выехал в Ташкент - на должность министра ГБ Узбекистана. Следующие перемены произошли в феврале следующего, 1952 года, когда Гоглидзе вернулся из Ташкента в Москву на пост замминистра (фактически первого, так как Огольцов уехал в Ташкент на его место, такая произошла рокировка), а Цанаву сменил на обоих его постах генерал-лейтенант В. С. Рясной, бывший замминистра МВД Круглова, с 1943 года не имевший отношения к руководству госбезопасности. Еще через месяц покинул Лубянку Кондаков, уехавший министром ГБ в Вильнюс, в мае ушел с понижением (начальником 3-го отдела реорганизованного в апреле из ГУО в просто Управление охраны МГБ, с сокращением штатов и отставкой Власика, направленного с понижением на командование лагерем в Свердловской области) Евстафеев, в июле вернулся в ЦК начальником Главного управления спецслужбы И. Савченко, а вместо них пришли член КПК при ЦК А. В. Никифоров, за заслуги в организации тюрьмы КПК получивший звание полковника, главный кадровик МВД генерал-лейтенант Б. П. Обручников и бывший второй секретарь Тульского обкома (до августа 1951), затем замна-чальника 2-го Главного управления полковник С. Н. Лялин.
В ходе дальнейших интриг в ноябре был снят со всех постов в МГБ и направлен в Министерство госконтроля, под присмотр Меркулова, Рюмин, а в декабре был арестован Власик, еще недавно один из ближайших к Сталину людей.
На фоне всех этих номенклатурных взлетов и падений происходили дальнейшие репрессии и реорганизации. Отдел "ДР" МГБ, отвечавший за проведение диверсий за границей, осенью 1950 года был расформирован, а на его базе на основании постановлений Политбюро от 9 сентября 1950 года были созданы Бюро № 1 (проведение диверсий и террора за границей) и Бюро № 2 (проведение похищений и убийств внутри СССР). На том же заседании Политбюро была утверждена специальная инструкция МГБ СССР, согласно которой в отношении "вражеских элементов" допускалось принимать меры по "пресечению" их деятельности "особыми способами по специальному разрешению". На основании данных постановлений Политбюро ЦК ВКП(б) приказом МГБ от 28 сентября 1950 года было сформировано Бюро № 1 (начальник генерал-лейтенант Павел Анатольевич Судоплатов), а приказом МГБ от 28 сентября 1950 года- Бюро № 2 (начальник генерал-лейтенант Виктор Александрович Дроздов). Оба Бюро действовали на правах управлений и подчинялись непосредственно министру.
Таким образом, к концу 1951 года в структуре центрального аппарата МГБ СССР за деятельность за рубежом отвечали два подразделения: Первое главное управление (внешняя разведка) и Бюро № 1 (проведение диверсий и террора за границей).
По "делу об абакумовско-сионистском заговоре в МГБ" были арестованы и провели около двух лет в тюрьме генерал-лейтенанты Н. Н. Селивановский, Н. А. Королев, М. И. Белкин, Л. Ф. Райхман, генерал-майоры Г. В. Утехин, Н. И. Эйтингон, полковники Ф. Г. Шубняков, А. М. Палкин, подполковники Н. М. Бородин и А. Я. Свердлов, руководящий сотрудник отдела "Д" В. М. Блиндерман и др.
Что касается внешней разведки, то в 1952 году руководство СССР, проанализировав первые итоги "холодной войны", внесло в ее деятельность некоторые коррективы. Об их содержании можно судить по замечаниям И. Сталина, сделанным им на заседании Комиссии по реорганизации разведывательной и контрразведывательной служб МГБ СССР в ноябре 1952 года:
"В разведке никогда не строить работу таким образом, чтобы направлять атаку в лоб. Разведка должна действовать обходом. Иначе будут провалы, и тяжелые провалы. Идти в лоб - это близорукая тактика.
Никогда не вербовать иностранца таким образом, чтобы были ущемлены его патриотические чувства. Не надо вербовать иностранца против своего отечества. Если агент будет завербован с ущемлением патриотических чувств - это будет ненадежный агент.
Полностью изжить трафарет из разведки. Все время менять тактику, методы. Все время приспосабливаться к мировой обстановке. Использовать мировую обстановку. Вести атаку маневренную, разумную. Использовать то, что бог нам предоставляет.
Самое главное, чтобы в разведке научились признавать свои ошибки. Человек сначала признает свои провалы и ошибки, а уже потом поправляется.
Брать там, где слабо, где плохо лежит.
Исправлять разведку надо прежде всего с изжития лобовой атаки.
Главный наш враг - Америка. Но основной упор надо делать не собственно на Америку.
Нелегальные резидентуры надо создавать прежде всего в приграничных государствах.
Первая база, где нужно иметь своих людей, - Западная Германия.
Нельзя быть наивным в политике, но особенно нельзя быть наивным в разведке.
Агенту нельзя давать такие поручения, к которым он не подготовлен, которые дезорганизуют его морально.
В разведке иметь агентов с большим культурным кругозором профессоров.
Разведка - святое, идеальное для нас дело.
Надо приобретать авторитет. В разведке должно быть несколько сот человек-друзей (это больше, чем агенты), готовых выполнить любое наше задание".
Остается лишь признать справедливость этих замечаний.
По результатам работы Комиссии 30 декабря 1952 года с подачи Сталина было оформлено решение Бюро Президиума ЦК КПСС - об объединении 1-го (внешняя разведка) и 2-го (контрразведка) Главных управлений, Бюро № 1, Отдела "Д" (активные мероприятия), а также ряда подразделений 4-го (розыскного), 5-го (секретно-политического) и 7-го (оперативного) управлений центрального аппарата МГБ в Главное разведывательное управление (ГРУ) МГБ СССР. Это решение было объявлено приказом МГБ от 5 января 1953 года. Начальником ГРУ МГБ был назначен первый заместитель министра госбезопасности генерал-лейтенант Сергей Иванович Огольцов, его заместителями - успевший отсидеть год в тюрьме по делу Абакумова генерал-майор Евгений Петрович Питовранов (он же начальник 1-го управления ГРУ (разведка за границей)) и генерал-лейтенант Василий Степанович Рясной (он же - начальник 2-го управления ГРУ (контрразведка)).
Однако в связи со смертью Сталина этот проект так и остался на бумаге и не реализовался. Штаты новых подразделений так и не были утверждены.

Но не только интригами и борьбой за чины занимались в МГБ. В 1951 году при парткоме МГБ был создан филиал ВПШ. 15 июля 1952 года по постановлению СМ СССР была организована на базе ВШ и Школы следственных работников МГБ СССР Высшая школа МГБ (с трехгодичным сроком обучения). Ленинградская школа МГБ была реорганизована в Инстиут иностранных языков МГБ.
В январе 1952 года приказом МГБ агентурный аппарат был сокращен. Вместо "агентов" и "осведомителей" были установлены новые категории - агенты и специальные агенты. Право вербовки агентов получали только начальники отделений и вышестоящих подразделений. Предписывалось в течение двух месяцев (до 15 марта 1952 года) сократить агентурный аппарат в 2-3 раза.
Тогда же, в январе 1952 года, была принята Инструкция по оперативному учету в органах МГБ. Устанавливались следующие виды дел оперучетов: агентурные дела, дела-формуляры, розыскные дела и дела предварительной агентурной разработки, а также литерные дела для материалов по особо важным объектам.
Игнатьев, попав в тяжелые обстоятельства и, видимо, представляя себя на месте Абакумова, тяжело заболел, и поэтому всю работу по следствию курировал Гоглидзе, по докладу которого было принято 1 декабря 1952 года постановление ЦК "О положении в МГБ", в котором предписывалось: "Покончить с бесконтрольностью в деятельности органов Министерства государственной безопасности и поставить их работу в центре и на местах под систематический и постоянный контроль партии.... Поднять уровень следственной работы, распутать до конца преступления участников террористической группы врачей Лечсанупра, найти главных виновников и организаторов проводимых ими злодеяний. В короткий срок закончить следствие по делу о вредительской группе Абакумова-Шварцмана. Обновить состав следователей по особо важным делам, исключить из него негодных и заменить их новыми, свежими следовательскими силами". Тогда же Сталин обвинил ПГУ в "гнилых и вредных рассуждениях" о ненужности террора. Был сформирован 13-й антисионистский отдел 2-го управления ГРУ МГБ.
29 декабря Бюро Президиума ЦК приняло решение "т. Михайлову и другим членам Бюро Президиума ЦК подобрать 5-10 работников с направлением их в МГБ для улучшения работы следственных органов". По предложению Михайлова из ЦК ВЛКСМ в следчасть были направлены молодые кадры.
30 декабря 1952 года ЦК КПСС принял постановление о нанесении окончательного удара по националистам. 24 января 1953 года был издан приказ МГБ СССР "О мерах по ликвидации националистического подполья и его вооруженных банд в западных областях Украинской и Белорусской ССР, в Литовской, Латвийской и Эстонской ССР".
Чекисты отслеживали реакцию общества на действия власти. 14 января 1953 года Гоглидзе направил Сталину, Маленкову, Берия, Булганину, Хрущеву сводку высказываний дипломатов и интеллигенции по поводу сообщения ТАСС (источники имелись в посольствах США, Англии, Франции, Канады, Австралии, Норвегии, Бельгии, Швеции, Финляндии, Израиля, Пакистана).
Чекистов ожидала большая работа, но, как всегда, на самом интересном месте...
Смерть Сталина вызвала большие перемены, в том числе и в органах госбезопасности. Уже 5 марта на совместном заседании ЦК КПСС, СМ СССР и ПВС СССР было принято решение об объединении МГБ и МВД СССР во главе с Берией. 11 марта 1953 года постановлением СМ СССР были назначены первые заместители министра МВД. Ими стали член ЦК КПСС бывший министр МВД генерал-полковник С. Н. Круглов, неработавший с 1945 года в госбезопасности кандидат в члены ЦК КПСС генерал-полковник Б. 3. Кобулов и бывший первый заместитель Круглова в МВД, также кандидат в члены ЦК партии и также генерал-полковник И. А. Серов, замом по войскам - еще один кандидат в члены ЦК генерал армии И. И. Масленников. Все это были близкие сотрудники Берия, особенно Кобулов.
Приказом МВД СССР № 002 от 14 марта 1953 года была утверждена структура МВД. Согласно ей были образованы 1-е Главное управление - контрразведывательное во главе с П. В. Федотовым, внешняя разведка вошла в МВД как 2-е Главное управление (разведка за границей), начальником внешней разведки был назначен генерал-лейтенант Василий Степанович Рясной (он пробыл в этой должности до 28 мая 1953 года, после чего был назначен начальником УМВД Москвы и Московской области, исполняющим обязанности начальника внешней разведки стал полковник Александр Михайлович Коротков, до этого руководивший управлением нелегальной разведки), 3-е управление (военной контрразведки) возглавил Гоглидзе, 4-е (секретно-политическое) - бывший помощник Берии по Совмину генерал-лейтенант Н. С. Сазыкин, 5-е - экономическое - генерал-лейтенант Н. Д. Горлинский, 6-е - транспортное - генерал-майор П. П. Лорент, 7-е - наружное наблюдение - генерал-майор М. И. Никольский, 9-е - охраны правительства - освобожденный из тюрьмы генерал-майор С. Ф. Кузьмичев, котрольную инспекцию по проверке исполнения приказов министра - другой бывший заключенный, генерал-лейтенант Л. Ф. Райхман, 10-е - управление коменданта Кремля - генерал-лейтенант Н. К. Спиридонов, следчасть - генерал-лейтенант Л. Е. Влодзимирский, отдел "П" (спецпоселений) - будущий брежневско-гришинский начальник московских чекистов, тогда полковник В. И. Алидин, 7 спецотделов - учетно-архивный, секретной техники, изготовления документов, радиоконтрразведки, изготовления опертехники, перлюстрации, Гохрана - соответственно, полковники А. С. Кузнецов, Н. А. Карасев, генерал-лейтенант С. С. Бельченко, полковник Л. Н. Никитин, генерал-майор В. А. Кравченко, генерал-лейтенант А. И. Воронин, полковник Н. Я. Баулин. Отдел "М" (мобилизационный) возглавил генерал-лейтенант Н. И. Яценко, а отдел "С" (спецсвязи) - полковник П. Н. Воронин. Войсковые управления возглавили: погранвойск - генерал-майор П. И. Зырянов, внутренней охраны - генерал-лейтенант Т. Ф. Филиппов, конвойной охраны - генерал-лейтенант А. С. Сироткин, военного снабжения - генерал-майор Я. Ф. Горностаев, военно-строительное - инженер-полковник П. Н. Соколов, службы МПВО - генерал-лейтенант И. С. Шередега. Главным милиционером стал один из бывших замов Игнатьева генерал-лейтенант Стаханов, главным архивистом - генерал-майор В. А. Стыров, главным кадровиком - старый сотрудник Берии генерал-лейтенант Обручников, главным пожарным - генерал-майор Ф. П. Петровский, главным тюремщиком - полковник М. В. Кузнецов. Отделом по контролю и инспектированию военизированной охраны руководил генерал-майор Г. П. Добрынин. Еще один бериевский кадр, бывший начальник Московского УНКВД во время войны генерал-лейтенант М. И. Журавлев стал начальствовать в Хозяйственном управлении. Вернулось на Лубянку со Старой площади бывшее ГУСС при ЦК КПСС, ставшее теперь 8-м, шифровальным, управлением, вместе со своим прежним начальником полковником Иваном Савченко. Секретариат МВД возглавил генерал-лейтенант С. С. Мамулов, секретариат ОСО - генерал-майор В. В. Иванов, оба старые помощники Берия. В Коллегию, кроме замов, вошли Федотов, Рясной, Гоглидзе, Сазыкин, Стаханов, Обручников, Мамулов. После Берии, лично курировавшего 3-е, 8-е, 9-е и 10-е управления, следчасть, управление кадров. Контрольную инспекцию, Секретариаты МВД и ОСО, вторым человеком, первым среди первых заместителей, был Кобулов, курировавший 1-й и 2-й главки, 7-е управление и первые 6 спецотделов. Остальные замы распределили между собой 4-е, 5-е управления, отделы "М", "П", "С", 7-й спецотдел, Центральное архивное управление и все хозяйственные подразделения (Круглов), 6-е управление, главные управления милиции и пожарной охраны, управление службы местной противовоздушной обороны, тюремное управление и отдел по контролю и инспектированию ВОХР (Серов). Войсками занимался Масленников.
Новый министр постарался быстро освободиться от производственно-хозяйственных структур, раскидав их по различным промышленным министерствам, и от тюрем с лагерями, отдав их Минюсту, кроме тех, где сидели "государственные преступники". А вместо этого прибрал к рукам до этого самостоятельные главки геодезии и картографии (впрочем, в 30-40-е годы входившие в НКВД) и по охране государственных тайн в печати, в просторечии Главлит, который, кроме Наркомпроса, никуда не входил. Фактический контроль ГБ над цензурой стал теперь и формальным. Возглавили новые структуры, соответственно, А. Н. Баранов и К. К. Омельченко, курировать новые главки было поручено Круглову.
Кадровые перестановки продолжались все время. Уже в апреле вместо Мамулова, перешедшего на партийную работу в Грузию, Секретариат МВД возглавил другой постоянный сотрудник Берии еще по Совмину полковник Б. А. Людвигов, а архивный главк вместо Стырова - его зам подполковник Б. И. Мусатов.
Берия особое внимание уделял разведке. Главной задачей 2-го Главного управления согласно подписанному Берией 17 июня 1953 года проекту "Положения о МВД СССР" было ведение разведывательной и контрразведывательной работы против капиталистических стран.
Поставив внешнеполитическую разведку под свой контроль, Берия провел очередную реорганизацию ее структуры. Большое количество резидентов и оперативных работников были отозваны в Москву для отчета о текущей работе. Некоторые из них были уволены, а агентурная сеть подвергнута массовой чистке. Было ликвидировано управление нелегальной разведки, а его функции и сотрудники переданы в линейные отделы. Также был ликвидирован и американский отдел, вместо которого был создан объединенный отдел США, Канады, Англии, Мексики и Аргентины со штатом в 24 человека. Что же касается управления Западной Европы, то оно было преобразовано в отдел.
Несколько позднее приказом МВД СССР 30 мая 1953 года на базе Бюро № 1 МГБ СССР был организован 9-й отдел МВД СССР (проведение актов индивидуального террора и диверсий). Начальником 9-го отдела был назначен заместитель начальника 2-го Главного управления МВД генерал-лейтенант П. А. Судоплатов.
29 апреля на основе Бюро № 2 МГБ была создана Специальная оперативная группа при 1-м Главном управлении МВД, в задачи которой входил розыск заброшенных в СССР агентов-парашютистов. Ее начальником стал Герой Советского Союза полковник М. С. Прудников. Через две недели эта новая структура была преобразована в 11-й отдел того же 1-го главка.
По приказу Берии были созданы следственные группы по рассмотрению дел арестованных ранее чекистов. В результате были освобождены Райхман, Кузьмичев, Селивановский, Королев, Эйтингон, А. Я. Свердлов, Шубняков, М. И. Белкин, Г. В. Утехин и другие, многие из них вернулись на руководящую работу в органы. Абакумов и его люди из следственной части (Комаров, Лихачев, Леонов, Шварцман и др.) остались в тюрьме. Были арестованы бывшие заместители министра МГБ Рюмин, Огольцов и Цанава (бывший бериевский протеже). Берия, в лучших чекистских традициях, ставил перед Маленковым вопрос об аресте своего предшественника Игнатьева.
Тогда же, в апреле 1953 года, наряду с прекращением "дела врачей", был подписан приказ о запрещении применения к арестованным "мер физического воздействия", то есть пыток.
В недолгий период бериевского руководства в МВД шла интенсивная работа. Готовилось "Положение об МВД", проводилось сокращение штатной численности центрального аппарата.
Но Берия недолго находился во главе МВД. 26 июня 1953 года он был арестован, снят с должности первого заместителя председателя Совета Министров СССР и министра МВД СССР, лишен всех званий и наград, а дело о его "преступных действиях" было передано на рассмотрение Верховного Суда СССР. В тот же день Указом ПВС СССР министром внутренних дел был назначен генерал-полковник С. Н. Круглов. 1 июля его первыми заместителями стали Серов и секретарь ЦК КПСС Н. Н. Шаталин. Б. Кобулов был арестован в здании ЦК КПСС, Гоглидзе - в ГДР, такая же судьба постигла Влодзимирского, Райхмана, Судоплатова, Людвигова и других, считавшихся близкими к Берии, чекистов.
Вообще тогда возникла тенденция замещать образовавшиеся в МВД вакансии партийными работниками или военными. Это говорило о недоверии руководства страны к чекистам. Например, 27 июня 9-е управление (охраны) вместо смещенного Кузьмичева возглавил завотделом Московского обкома партии К. Ф. Лунев (30 июля назначен первым заместителем министра вместо фактически не приступившего к работе Шаталина), замминистра - генерал-лейтенант С. Н. Переверткин (бывший замначальника главка боевой подготовки Сухопутных войск), начальником 3-го управления - член Военного совета ЛВО генерал-лейтенант Д. С. Леонов, начальником управления кадров, вместо отстраненного Обручникова - завсектором отдела административных органов ЦК КПСС В. П. Петушков, и. о. начальника Контрольной инспекции -замначальника политотдела погранвойск Ленинградского округа полковник А. Н. Безответных, начальником 9-го управления вместо Лунева - первый секретарь Пролетарского райкома Москвы В. И. Устинов. 4-е, секретно-политическое, управление, вместо снятого с работы Сазыкина возглавил бывший начальник Специального главного управления МВД (до марта 1953 года) генерал-лейтенант Ф. П. Харитонов, а органы на транспорте - 6-е управление, вместо также отстраненного Лорента - начальник ДТО Северо-Кавказской железной дороги полковник Н. Г. Шашков.
Арест Берии немедленно отразился и на внешней разведке. 18 июля 1953 года приказом МВД СССР новым начальником 2-го Главного управления был назначен Александр Семенович Панюшкин.
Что касается 9-го отдела МВД, то он приказом МВД СССР от 31 июля был упразднен, а его начальник генерал-лейтенант Павел Судоплатов 21 августа 1953 года арестован.
1 сентября Указом Президиума Верховного Совета СССР было ликвидировано Особое совещание при МВД. В сентябре же был организован 10-й спецотдел МВД, занявшийся работой на предприятиях Министерства среднего машиностроения. Его начальником стал полковник А. М. Иванов. В октябре из состава МВД был выведен Главлит, ставший вновь главком при Совмине.
Несмотря на все эти события, чекисты продолжали работать. Проводились удачные операции. Осенью 1953 года была сорвана попытка сотрудников аппарата военного и военно-морского атташе США собрать военную информацию на Дальнем Востоке (на Амуре). В отсутствие американцев контрразведчики в гостинице, где иностранцы остановились, засветили пленку.
Вот так чекисты и подошли к весне 1954 года, когда произошла очередная реорганизация органов госбезопасности.
Литература: Жуков Ю. Н. Тайны Кремля - Сталин, Молотов, Берия, Маленков. М., 2000; Кокурин А., Петров Н. МГБ: структура, функции, кадры (1946-1953) // Свободная мысль. 1997. № 11; Кокурин А., Петров Н. МВД: структура, функции, кадры (1953-1954) // Свободная мысль. 1998. № 1; Кокурин А., Петров Н. Лубянка. ВЧК-ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-МВД-КГБ. 1917-1960. Справочник. М., 1997; Костырченко Г. В. Тайная политика Сталина. М., 2001; Лубянка, 2. Из истории отечественной контрразведки. М., 1999.

АБАКУМОВ Виктор Семенович (11 (24) апреля 1908 г., Москва - 19 декабря 1954 г., Москва)
Министр государственной безопасности СССР в мае 1946 - июле 1951 года.
Родился в семье рабочего фармацевтической фабрики (позднее отец работал в больнице уборщиком и истопником), мать была прачкой. Мальчик в 1920 году окончил 4 класса городского училища в Москве, и на этом его образование завершилось. Работать начал очень рано: уже в 1920 году он устраивается рабочим на завод. Затем работает санитаром ЧОН, рабочим на временных работах, упаковщиком склада Центросоюза, стрелком военизированной промышленной охраны ВСНХ СССР, снова упаковщиком. В 1927 году он вступил в комсомол, в 1930 году - в ВКП(б).
В январе 1930 года он становится заместителем заведующего административным отделом, секретарем ячейки ВЛКСМ торговой посылочной конторы Наркомата торговли РСФСР, в октябре 1930 года - секретарем ячейки ВЛКСМ завода "Пресс" в Москве. В 1931-1932 годы - заведующим военным отделом Замоскворецкого райкома ВЛКСМ Москвы.
С января 1932 года Абакумов работает в органах ОГПУ-НКВД практикантом экономического отдела полномочного представителя ОГПУ по Московской области. Уже в 1932 году он становится уполномоченным экономического отдела полномочного представителя ОГПУ по Московской области, а в 1933 году - уполномоченным экономического управления ОГПУ, затем, с июня
1934 года, уполномоченным экономического отдела ГУГБ НКВД СССР. Затем карьера развивается несколько в ином направлении: в 1934-1937 годы он - оперативный уполномоченный 3-го отделения отдела охраны ГУЛАГа НКВД СССР, в 1937-1938 годы оперуполномоченный 4-го отдела ГУГБ НКВД СССР, затем заместитель начальника отделения 4-го отдела 1-го управления НКВД СССР, начальник отделения 2-го отдела ГУГБ НКВД СССР.
На Абакумова обратил внимание его непосредственный начальник Б. Кобулов. Именно он в декабре 1938 года способствовал назначению Абакумова на должность начальника Управления НКВД по Ростовской области. Более того, с помощью Кобулова Абакумов становится делегатом XVIII съезда ВКП(б), что в немалой степени помогло его дальнейшему служебному росту.
В феврале 1941 года Абакумова назначают заместителем наркома НКВД, а в июне 1941 года - начальником Управления особых отделов НКВД СССР. Однако отношения между Абакумовым и Берией постепенно стали ухудшаться. Так, брат Б. Кобулова генерал-лейтенант А. Кобулов позднее на допросах показывал, что до войны отношения Берии и Абакумова были нормальными, даже хорошими, а потом ухудшились, поскольку тот перестал считаться с Лаврентием Павловичем.
Во время войны Абакумов достаточно успешно возглавлял Управление особых отделов, а с апреля 1943 по март 1946 года - Главное управление контрразведки "Смерш" Наркомата обороны, являясь одновременно, в апреле-мае 1943 года, и заместителем наркома обороны, то есть самого Сталина. К концу войны Абакумов был награжден орденами Красного Знамени, Суворова I и II степеней, Кутузова 1 степени, Красной Звезды, медалями за оборону Москвы, Сталинграда, Кавказа. А о том, как он руководил контрразведкой "Смерш", можно судить по воспоминанием некоторых ее сотрудников. Вот, например, что рассказывает генерал армии П. Ивашутин, позднее ставший заместителем председателя КГБ, а затем начальником ГРУ:
"В военной контрразведке я работал с финской войны, был тогда начальником особого отдела 23-го стрелкового корпуса. В то время Абакумова лично не знал, познакомился с ним только в 1942 году, когда меня неожиданно вызвали в Москву с Северного Кавказа, где сражалась 47-я армия, в которой я служил. Являюсь к Абакумову, как положено у военнослужащих, докладываю о прибытии и жду, что он скажет. Абакумов начал неторопливо расспрашивать о положении на нашем фронте, о работе особого отдела армии и мельком поинтересовался, большая ли у меня семья. Не знаю, ответил я, мои близкие пропали без вести при эвакуации. Абакумов пообещал навести справки, а сутки спустя вызвал в кабинет, чтобы сообщить, что моя семья в Ташкенте. Я обрадовался, а он сухо, без лишних слов, дал мне 72 часа на устройство личных дел и посоветовал не рассусоливать - на Центральном аэродроме приготовлен самолет...
Выступая перед начальниками фронтовых управлений "Смерш", Абакумов не пользовался шпаргалками, четко излагал свои мысли и говорил со знанием дела. Он постоянно предостерегал нас от скоропалительных решений, основанных на одной бдительности и не подкрепленных доказательствами.
За годы войны ГУКР "Смерш" фронтов из чисто контрразведывательного органа превратились в мощную разведывательно-контрразведывательную службу, занимающуюся не только розыском вражеской агентуры, но и агентурной разведкой во фронтовом тылу врага... Принижать заслуги Абакумова в успешной работе ГУКР "Смерш" несерьезно, думаю, что этого не позволит себе ни один контрразведчик военного времени. Практические результаты деятельности "Смерш" оказались выше, чем у НКГБ, что и стало причиной выдвижения Абакумова".
Столь же хвалебную характеристику Абакумову дает и полковник И. Чернов, в 1947-1951 годах работавший начальником его секретариата в МГБ:
"Виктор Семенович хоть и был молодой, а пользовался большим авторитетом, в ГУКР "Смерш" его очень уважали. Основное внимание он уделял розыскной работе, знал ее хорошо, и велась она активно. Начальников управлений в центре и на фронтах жестко держал в руках, послаблений никому не давал. Резковат - это да, бывало по-всякому, а вот чванства за ним не замечалось. Наоборот, если случалось ему обидеть кого-то, он потом вызывал к себе в кабинет и отрабатывал назад. По себе знаю: начнет иногда ругать при посторонних, чтобы те почувствовали ответственность, а ночью выберет минутку и скажет - не обращай внимания, это нужно было в воспитательных целях".
Впрочем, нельзя не рассказать и о другой стороне деятельности Абакумова на посту начальника ГУКР "Смерш". Так, весной 1942 года по приказу Абакумова был арестован начальник оперативного отдела штаба Западного фронта генерал-майор В. Голушкевич. Причиной ареста послужило желание найти компрометирующие материалы на маршала Жукова. Однако Голушкевич подобных показаний не дал. А 29 апреля 1943 года Абакумов лично арестовал начальника оперативного отдела ВВС Сибирского военного округа генерал-майора Б. Теплинского по обвинению "в троцкистских взглядах".
С сентября 1945 года Абакумов был членом комиссии по руководству подготовкой обвинительных материалов и работой советских представителей в Международном Военном Трибунале.
В начале 1946 года им было организовано так называемое "дело авиаторов", по которому были арестованы маршал авиации А. Новиков, нарком авиапромышленности А. Шахурин и многие другие, которых обвинили в "злоупотреблении и превышении власти при особо отягчающих обстоятельствах" и "в выпуске нестандартной, недоброкачественной и некомплектной продукции".
В 1946 году карьера Абакумова достигла своего пика - он был назначен министром госбезопасности СССР. По этому поводу состоялось собрание личного состава ГУКР "Смерш", на котором выступил заместитель Абакумова генерал-лейтенант И. Я. Бабич, отметивший высокие заслуги военной контрразведки в целом и ее начальника в частности. По воспоминаниям присутствовавшего на этом собрании Б. В. Гераскина, тогда молодого офицера, а впоследствии генерала КГБ, Бабич сообщил, что ЦК и правительство "высоко оценивают деятельность военных чекистов в годы Великой Отечественной войны... Учитывая заслуги Абакумова в руководстве военной контрразведкой он по личному предложению Сталина назначен министром государственной безопасности". Это сообщение было встречено бурными аплодисментами.
Назначение Абакумова было произведено в пику Берии, которого Сталин начал подозревать в нелояльности. Став министром, Абакумов сразу дал понять Берии, что будет выполнять только указания Сталина. Так, он отказался подписывать приемо-сдаточный акт, чем вызвал гнев Берии, который в кремлевском коридоре при свидетелях отругал Абакумова, сопроводив свои слова площадной бранью. Кроме того, Абакумов начал убирать из МГБ людей Берии, заменяя их выходцами из ГУКР "Смерш". В результате был снят с должности и направлен в Казахстан начальник разведуправления П. Фитин, а, например, заслуженный разведчик Р. Абель уволен в запас. Его друг В. Фишер, позднее ставший нелегальным резидентом в США, избежал этой участи только потому, что перешел на службу в Комитет информации.
О том, как Абакумов расправлялся с людьми Берии, можно судить по воспоминаниям П. Судоплатова:
"С Абакумовым мы практически не общались, пока в один прекрасный день я неожиданно не услышал по телефону требовательный и уверенный, как обычно, голос Абакумова:
- До меня дошли слухи, что ваши сыновья планируют покушение на товарища Сталина.
- Что вы имеете в виду?
- То, что сказал, - ответил Абакумов.
- А вы знаете, сколько им лет? - спросил я.
- Какая разница, - ответил министр.
- Товарищ министр, я не знаю, кто вам об этом доложил, но подобные обвинения просто невероятны. Ведь моему младшему сыну - пять лет, а старшему - восемь.
Абакумов бросил трубку. И в течение года я не слышал от него ни одного слова на темы, не касавшиеся работы".
Впрочем, просто преследованием людей Берии дело не ограничилось. По прямому указанию Сталина Абакумов начал так называемое "мингрельское дело", прямо затрагивающее Берию, причем вождь народов дал министру МГБ недвусмысленное указание: "Ищите большого мингрела". Почувствовав опасность, Берия стал предпринимать шаги для нейтрализации Абакумова. Случай представился в мае 1951 года, когда старший следователь Следчасти по особо важным делам МГБ СССР подполковник М. Рюмин написал на имя Сталина письмо, в котором обвинил Абакумова в покрывательстве еврейских буржуазных националистов, которые готовят террористические акты против членов Политбюро и лично товарища Сталина. Кроме того, Рюмин обвинил его и в бытовом разложении, а именно - в присвоении трофейного имущества и квартирных махинациях.
Получив письмо, Сталин раздумывал недолго. Уже 4 июля Абакумов был отстранен от занимаемой должности, а 12 июля арестован. На следующий день была арестована и его жена, Антонина Николаевна, которую отправили в Лефортово вместе с двухмесячным сыном.
Абакумов был заключен в тюрьму "Матросская тишина" МВД СССР, затем переведен в Лефортово и осенью 1952 года в Бутырскую. На допросах бывший всесильный министр, превратившийся в заключенного № 15, категорически отрицал все обвинения, хотя допрашивали его с пристрастием. Об этом свидетельствует медицинская справка, датированная 24 марта 1952 года:
"Заключенный № 15 еле стоит на ногах, передвигается с посторонней помощью, жалуется на боли в сердце, слабость, головокружение... Бледен, губы и слизистые с цианотичным оттенком. При пальпации спины болезненность мышц и в области межреберных промежутков... Стопы гиперемированы, пастозны... По состоянию здоровья нуждается в переводе из карцера в камеру.
Начальник санчасти Лефортовской тюрьмы МГБ СССР
подполковник медицинской службы Яншин".
Но отрицать бытовое разложение Абакумов не мог. Дело в том, что во время обыска на его квартире и госдаче обнаружили 1260 метров различных тканей, много столового серебра, 16 мужских и 7 женских наручных часов, около 100 пар обуви, чемодан мужских подтяжек, 65 пар запонок и т. д. Кроме того, нашло подтверждение и обвинение в квартирных махинациях. Так, при разводе с первой женой Абакумов оставил ей пятикомнатную квартиру в Телеграфном переулке и приказал оборудовать для себя новую в Колпачном переулке общей площадью 300 квадратных метров, для чего спешно расселили 16 семей численностью 48 человек и потратили государственные средства в сумме 800 тысяч руб. Правда, по поводу квартиры Абакумов пояснил следователю, что не усматривал в ее ремонте за госсчет ничего зазорного, так как это являлось обычной практикой.
Но Абакумова, находившегося в заключении в Особой, затем в Бутырской тюрьмах, обвиняли не только в этом, а, например, в сокрытии террористических замыслов в деле молодежной организации "Союз борьбы за дело революции", по которому были арестованы студенты МОП И. После возобновления следствия трое из них были расстреляны, 10 человек получили по 25 лет, трое - 10 лет.
13 февраля 1952 года дело Абакумова было передано из Прокуратуры в МГБ. 15 сентября 1954 года на заседании Президиума ЦК КПСС, по предложению Н. С. Хрущева, было принято решение о проведении суда над ним в Ленинграде в присутствии партактива. 14 декабря 1954 года в Ленинграде в Доме офицеров начался процесс над Абакумовым и его подчиненными - И. Черновым, Я. Броверманом, А. Леоновым, В. Комаровым и Т. Лихачевым. Государственный обвинитель Р. Руденко начал свою речь следующим образом:
"Суд слушает необычное дело. Сидящим на скамье подсудимых в свое время было доверено вести борьбу с врагами советского народа, а они использовали это доверие в преступных целях - пытались повернуть острое оружие диктатуры пролетариата - органы государственной безопасности - против Советского государства".
Абакумов категорически отверг все предъявленные ему обвинения, утверждая, что дело против него сфабриковано. "Я заключен под стражу в результате происков Берии и ложного доноса Рюмина, - сказал он на суде, - три года нахожусь в тюрьме, в тяжелейших условиях. Меня избивали". А в своем последнем слове он заявил: "Меня оклеветали. Я честный человек. В войну я был начальником контрразведки, последние пять лет - на посту министра. Я доказал свою преданность партии и Центральному комитету..."
Но приговор был уже предрешен. Абакумов был осужден 19 декабря 1954 года Военной Коллегией Верховного Суда СССР по ст. 58-1 "б", 58-7, 58-8, 58-11 УК РСФСР к высшей мере наказания. Приговор был приведен в исполнение в тот же день. По словам подполковника Таланова, присутствовавшего на расстреле, Абакумов успел крикнуть: "Я все, все напишу в Политбюро..."
Литература: Млечин Л. М. Председатели органов безопасности. Рассекреченные судьбы. М., 2001; Столяров К. А. Голгофа. М., 1991; Столяров К. А. Игры в правосудие. М., 2000; Столяров К. А. Палачи и жертвы. М., 1997; Судо-платов П. А. Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1996;Судоплатов П. А. Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930-1950 годы. М., 1997.

* * *
*
ОГОЛЬЦОВ Сергей Иванович (10 сентября 1900 г., с. Канино Сапожковского у. Рязанской губ. - 26 октября 1977 г., Москва)
Исполняющий обязанности министра государственной безопасности СССР в июле-августе 1951 года.

Родился в селе Канино Сапожковского уезда Рязанской губернии, в бедной крестьянской семье. В 1916 году закончил двухклассное училище Министерства просвещения. Работал учеником письмоводителя в селе Уколово Ряжского уезда и селе Пригород Сапожковского уезда. С декабря 1917 года - секретарь волостного совета и волисполкома в селе Пригород Сапожковского уезда.
В мае 1918 года был направлен Сапожковским уездным исполкомом в уездную Ч К, где опять же работал делопроизводителем, секретарем подотдела по борьбе со спекуляцией. С октября 1918 года - следователь, с марта 1919 года - заместитель заведующего подотделом по борьбе с контрреволюцией Сапожковской уездной Ч К. В качестве руководителя отряда Ч К участвовал в подавлении кулацких восстаний.
В июне 1919 года Огольцов переводится в Рязанскую губЧК, где становится оперкомиссаром обысков, с августа 1919 года - заведующим подотделом оружия, с сентября 1919 года - помощником уполномоченного по Раненбургскому уезду. Принимал участие в боях против частей корпуса белогвардейского генерала Мамонтова, прорвавшихся в тыл РККА. В 1919 году в течение трех месяцев учился на губсовпарткурсах в Рязани. В том же году (по другим данным, в 1918) вступил в РКП(б).
В апреле 1920 года Огольцов был откомандирован в центральный аппарат ВЧК в Москву, где служил в уже знакомой ему должности комиссара обысков, работая под непосредственным руководством зампреда ВЧК Ивана Ксенофонтовича Ксенофонтова. В мае 1920 года вместе с группой чекистов под руководством Дзержинского, назначенного начальником тыла Юго-Западного фронта, выехал на Украину, в распоряжение Харьковской губЧК. В центральный аппарат он вернулся только через 25 лет.
В июне 1920 года личным распоряжением Дзержинского он был откомандирован в Полтавскую губЧК: с июля - заведующим бюро обысков, с августа - заведующим регистрационно-статистическим отделом, с октября - заместителем секретаря губЧК, с декабря 1920 года - заместителем заведующего отделом борьбы с бандитизмом. В январе 1921 года стал начальником Политбюро - так в 1920 году были переименованы на Украине уездные Ч К - Лохвицкого уезда. После очередного изменения названия структуры уездных органов именовался уполномоченным Полтавского губотдела ГПУ. За время работы на Полтавщине участвовал в ликвидации банд Махно, Симоненко, Нестеренко, Алеши Грозного и др.
С июня 1923 года Огольцов - заместитель начальника Прилукского окротдела ГПУ Полтавской губернии. Затем он переходит в органы военной контрразведки, где работает 12 лет. С августа 1923 года он - уполномоченный, с декабря - инспектор, с марта 1924 года - уполномоченный по информации особого отдела (00) 14-го стрелкового корпуса в Киеве. В октябре 1925 года назначается помощником начальника 00 80-й стрелковой дивизии в г. Артемовске на Донбассе, но уже в том же месяце поступает на учебу в Высшую пограничную школу ОГПУ, которую оканчивает в январе 1927 года, после чего служит в войсковых особых отделах на Украине, начав службу с должности помощника начальника по оперчасти 00 15-й стрелковой дивизии в Николаеве и закончив в 1934 году начальником 00 30-й стрелковой дивизии и помощником начальника 00 7-го стрелкового корпуса в Днепропетровске. За время работы на Украине он собрал целый "наградной арсенал", будучи награжден "маузером" с надписью "За беспощадную борьбу с контрреволюцией" и грамотой от Коллегии ОГПУ в 1927 году, "браунингом" от Проскуровского окрисполкома в январе 1928 года, именным "маузером" от Коллегии ГПУ УССР в 1930 году, "браунингом" от Коллегии ГПУ УССР в 1932 году, и в том же году боевым оружием от ВУЦИК.
Осенью 1935 года Огольцов был откомандирован в погранвойска НКВД. Начиная с сентября 1935 года он - заместитель начальника 22-го Волочиского погранотряда по оперативной части, с декабря 1935 года - начальник штаба 26-го Одесского погранотряда. С 6 января 1936 года - начальник 27-го Крымского погранотряда в Севастополе, где служит дольше, чем на предыдущих местах (под руководством известных чекистов Тите Лордкипанидзе и Карпа Павлова, бывших поочередно начальниками УНКВД Крымской АССР). С 17 февраля 1938 года - начальник 4-го Архангельского погранотряда. Прослужив более 15 лет в армейской контрразведке и пограничных войсках, Огольцов не пострадал от репрессий и даже был награжден в феврале 1938 юбилейной медалью "XX лет РККА" (ранее, в августе 1936 года, он получил знак "Почетный работник ВЧК- ГПУ", учрежденный в 1932 году). В 1939 году он переходит на руководящую работу в территориальные органы НКВД и попадает таким образом в номенклатуру ЦК ВКП(б).
С 4 марта 1939 года Огольцов назначается временно исполняющим должность начальника, а с октября 1939 года - начальником УНКВД по Ленинграду. Его прямым начальником в Ленинграде был комиссар госбезопасности 2-го ранга, кандидат в члены ЦК ВКП(б) Сергей Гоглидзе, возглавлявший областное управление НКВД. Тогда же, 3 апреля, Огольцов получает общевойсковое (как у всех пограничников) звание майора. Но для такой высокой должности этого звания было явно недостаточно, и уже 21 апреля он становится майором госбезопасности, что по тогдашнему соотношению персональных воинских званий в РККА и НКВД было на две ступени выше и равнялось общевойсковому званию комбрига. 7 апреля 1940 года он был произведен в старшие майоры ГБ, что приравнивалось к комдиву РККА, т. е. было уже генеральским званием. В том же месяце он получает и свой первый орден - Красной Звезды.
Городское управление НКВД Огольцов возглавлял вплоть до образования Наркомата госбезопасности в феврале 1941 года (в связи с изменением структуры органов госбезопасности УНКВД по Ленинграду, во главе которого был поставлен Н. М. Лагунов, было переориентировано на охрану общественного порядка, а городское звено органов НКГБ в Ленинграде было ликвидировано как самостоятельная единица. Что же касается Огольцова, то он 13 марта 1941 года назначается заместителем начальника УНКГБ по Ленинградской области старшего майора ГБ Павла Тихоновича Куприна, переведенного из Хабаровска. С августа 1941 года он - врид начальника, первый заместитель начальника УНКВД по Ленинградской области, одновременно начальник 4-го отдела УНКВД (борьба с диверсиями и парашютными десантами немцев, организация и руководство истребительными батальонами, партизанскими отрядами и диверсионными группами).
Занимая эти должности во время блокады, Огольцов руководил следствием по делу так называемого "Комитета общественного спасения", по которому было привлечено 127 человек - ленинградских ученых, сотрудников Ленинградского университета, Л ГНИ им. А. И. Герцена, Горного, Электротехнического, Кораблестроительного и Политехнического институтов. Из них 5 человек, в том числе член-корреспондент АН СССР В. Игнатовский, были приговорены к расстрелу, а 27 человек (среди них член-корреспондент АН СССР Н. С. Кошляков, декан математико-механического факультета ЛГУ профессор Н. В. Розе, профессора А. Я. Журавский, Б. И. Извеков и др.) были приговорены к различным срокам заключения. Лишь немногие из них дожили до реабилитации и рассказали о методах следствия.
С 28 декабря 1942 года Огольцов, награжденный в мае того же года за работу в Ленинграде орденом Красного Знамени, получает самостоятельную руководящую работу - должность начальника УНКВД Куйбышевской области (с 7 мая 1943 года, после реорганизации НКВД, становится соответственно начальником УНКГБ той же области). О его деятельности там известно мало. В последнее время вскрылись обстоятельства гибели известного деятеля еврейской социал-демократической организации Бунд, польского гражданина Виктора Альтера. Он был арестован в присоединенном к СССР после освобождения Западной Украины городе Ковеле, вместе с другим лидером Бунда Генрихом Эрлихом обвинен в связи с польской контрразведкой и приговорен в июле 1941 года к смертной казни. Однако уже в сентябре того же года оба были освобождены и в Куйбышеве, куда были эвакуированы советские правительственные учреждения и иностранные посольства, приняли участие в создании еврейских антифашистских организаций. Но затем по подозрению в контактах с английским послом С. Криппсом и послом польского эмигрантского правительства в Лондоне С. Котом оба были арестованы в декабре 1941 года. Эрлих покончил жизнь самоубийством в мае 1942 года в куйбышевской тюрьме, Альтер же в феврале 1943 года был расстрелян в той же тюрьме, о чем Огольцов доложил Меркулову. В Куйбышеве Огольцов получил в феврале, 1943 года спецзвание комиссара госбезопасности 3-го ранга и награжден орденами Красной Звезды (сентябрь 1943 года) и "полководческим" орденом Кутузова II степени.
С 22 марта 1944 года Огольцов - нарком госбезопасности Казахской ССР. Там он проработал более полутора лет. 9 июля 1945 года ему было присвоено звание генерал-лейтенанта. В период работы в Алма-Ате он был награжден орденами Красной Звезды, Кутузова II степени, Красного Знамени, Ленина и Отечественной войны I степени.
4 декабря 1945 года Огольцов назначается первым заместителем наркома (с марта 1946 года - министра) госбезопасности СССР В. Н. Меркулова, вернувшись в центральный аппарат через 25 лет, зато в качестве второго человека. Тогда же он был избран депутатом Верховного Совета СССР. По воспоминаниям генерала П. А. Судоплатова, после смещения Меркулова в начале мая 1946 года Сталин предлагал Огольцову возглавить МГБ, но Сергей Иванович оказался, ссылаясь на неопытность. С 17 мая 1946 года он - заместитель нового министра госбезопасности СССР В. С. Абакумова по общим вопросам (фактически - первый заместитель министра), с 25 июня 1947 года по совместительству - член Бюро по въездам и выездам из СССР. Вместе с Абакумовым он вел всю текущую работу МГБ.
В январе 1948 года по поручению Сталина и Абакумова Огольцов ездил в Минск, где руководил организацией убийства художественного руководителя Государственного еврейского театра, народного артиста СССР С. М. Михоэлса, за что в октябре того же года был награжден орденом Красного Знамени.