Значение добролюбов александр михайлович в краткой биографической энциклопедии. Други верные меня спрашивали
Александр Михайлович Добролюбов (1876-1945?) - дальний родственник Н. А. Добролюбова; отец - действительный статский советник, выслуживший дворянство. Учился сначала в Варшавской, а затем - в 6-й Петербургской гимназии.
В 1895 вышла первая книга стихов «Natura naturans. Natura naturata («Природа порождающая. Природа порожденная»; цитата из Б. Спинозы). Тексты, составившие сборник, способны были поставить в тупик читателя: на месте эпиграфов стояли названия картин, музыкальные термины, указывающие, как нужно «исполнять» произведение.
Добролюбов пытался создать синтетическое искусство в расплаве живописи, музыки, литературы. Свой творческий метод поэт называл «моментализмом»: это была попытка уловить в слове некий миг, помогающий увидеть просвет в жизни, выйти за пределы обыденности.
Стихи Добролюбова не привлекли внимания читателей; даже в близком кругу символистов достоинства или недостатки его поэзии не обсуждались. На современников оказывала влияние сама личность поэта, окруженная ореолом легенд и слухов. В его «узенькой, как гроб» черной комнате на Пантелеймоновской улице в Петербурге собиралась мистически настроенная молодежь, здесь зажигались черные свечи и велись разговоры о новейшей французской литературе и о «красивой смерти».
Самоубийство одного из завсегдатаев этих собраний привело А. Добролюбова к решению оставить литературу и начать странствовать по Руси - сначала по северным губерниям, затем по Поволжью, Сибири, Средней Азии и Кавказу. Он готовился к монашескому постригу, ненадолго стал толстовцем, но в конце концов создал секту «добролюбовцев», основанную на отрицании собственности, исповедующую «нищее житие» и простой ручной труд.
Декаденты «канонизировали» его как своего святого, ушедшего в народ, чтобы искупить грехи интеллигентского безверия и нигилизма. Вторую книгу Добролюбова, «Собрание стихотворений», составил В. Брюсов в 1900, а в 1905 Брюсовым был выпущен сборник религиозных гимнов и духовных поучений А. Добролюбова - «Из книги невидимой».
Точная дата и обстоятельства смерти А. Добролюбова неизвестны.
Александр Михайлович Добролюбов
Добролюбов, Александр Михайлович – русский поэт. Родился в семье чиновника. Учился на филологическом факультете Петербургского университета. Глашатай воинственного эстетизма и индивидуализма, впоследствии – религиозного аскетизма. Д. был «отшельником», странствовал по Олонецкой губернии, жил в Соловецком монастыре, организовал в Поволжье секту «добролюбовцев». Отбывал тюремное заключение за отказ от воинской повинности и антивоенную пропаганду. Литературную деятельность начал как символист. Первая книга стихов «Natura naturans. Natura naturata.» (1895), посвященная темам смерти и возрождения, была эксцентрична и причудлива по форме. В 1900 году в Москве вышло «Собрание стихов» Д. (с предисловием Ив.Коневского «К исследованию личности Александра Добролюбова» и В.Брюсова «О русском стихосложении»). Последний сборник Д. «Из книги Невидимой» (1905) – проповедь покаяния, любви ко всем людям, животным и даже стихиям. Здесь же Д. навсегда отрекался от литературной деятельности. Для стихов Д. характерно стремление к формальному словотворчеству, к «растворению» слова в мистических переживаниях. Его стих – нечто среднее между свободным и народным стихом (использование заговоров и т. п.).
Краткая литературная энциклопедия в 9-ти томах. Государственное научное издательство «Советская энциклопедия», т.2, М., 1964.
Добролюбов Александр Михайлович - поэт.
Сын действительного статского советника, непременного секретаря по крестьянским делам в Царстве Польском. Получил домашнее воспитание. Отличался превосходной памятью, много и увлеченно читал. Знание иностранных языков позволяло ему знакомиться в подлиннике с западноевропейской литературой. В течение 5 лет учился в Варшавской гимназии. Отставка отца в 1891 побудила семью вернуться в Россию. После окончания 6-й Петербургской гимназии опубликовал первую книгу стихов «Nature naturans. Natura natu-rata» («Природа порождающая. Природа порожденная») (1895) и в этом же году был без экзаменов принят на историко-филологический факультет Петербургского университета. Победив искушение декадентства, Добролюбов приходит к решению порвать с «жестоким развратом», изысканными ощущениями и доведенным до отвлеченности «безумием конечного мира». Об этом духовном перевороте Добролюбов в письме к другу рассказывает: «Уже год совершался в глубинах моих новый переворот, и часто плакало сердце. Это время было самое тяжелое для меня» (РО ИРЛИ.- Ф.77).
Идею своего опрощения и жертвенного подвижничества ради преодоления пропасти между «образованным» обществом и людьми труда он реализует в конкретных действиях: оставив университет и получив свидетельство о высшем образовании за 3 курса и отпускное удостоверение с правом на выезд, Добролюбов раздает свои вещи, книги и рукописи, отрекается от дворянского звания в паспорте и весной 1898 начинает существование человека, живущего плодами своих рук. Такова была цель его ухода на Север, странствий по Олонецкой и Архангельской губ., пребывания в Соловецком монастыре, где он, будучи «трудником», носил вериги, готовясь принять послушание. Покинув монастырь для осмысления пути и обретения единомышленников в среде людей физического труда, Добролюбов продолжает скитания. Через некоторое время, найдя сторонников, появляется в Петербурге и в Москве. «Он был в крестьянском платье, сермяге, красной рубахе, в больших сапогах <...> Теперь он стал прост, теперь он умел говорить со всеми <...> И все невольно радостно улыбались на его слова. Даже животные шли к нему доверчиво, ласкались» (Брюсов В. Дневники. 1891-1910. М., 1927. С.41-42). «Уход» Добролюбов в народ нес в себе религиозно-бунтарский характер, отождествляемый с грядущим социально-справедливым обновлением и коренным духовным преображением России. Он писал Н.Я.Брюсовой в 1936: «Для меня всегда революция главным образом духовный переворот» (РО ГБЛ.- Ф.386). Добролюбов последовательно осуществлял свое бескомпромиссное решение круто изменить всю жизнь не только свою, но и тех, кто соединится с ним. После многих преследований, ложных обвинений в умственном расстройстве (см.: Рисунки из сумасшедшего дома (Литературное эссе) // Северные цветы. 1902. С.109-112), проживания под надзором полиции, арестов, суда и даже краткого отбывания тюремного заключения Добролюбов к 1906 перебирается к своим единомышленникам, попадает в среду крестьян на Урале, в Сибири, в Пермской, Рязанской, Самарской и Оренбургской губ. Становится авторитетным наставником для многих. Увлеченные возможностью независимого от властей труда, крестьяне объединяются в общины, именуя себя «добролюбовцами».
Сам же Добролюбов, являя всем пример праведно-бескорыстной жизни, работает батраком преимущественно у самых бедных и отказывается от оплаты своего труда. Главным с момента «ухода» и опрощения стал для Добролюбов принцип «невидимого делания», основой которого стал ручной труд. Добролюбов ограничивался тем, что крестьяне кормили его, давали ночлег, иногда одежду. Важной частью принятого на себя добровольного протеста против «образованного» общества и людей умственного труда стал для него строжайший самозапрет на писательство, касающийся и писания стихов: «Несмотря на сильнейшее желание, не прикасаться к перу...» (письмо Добролюбова к брату Г.М.Добролюбову (июль 1912), хранящееся в личном архиве Г.Е.Святловского). Период «невидимого делания», т.е. непрерывного ручного труда, охватывает примерно 1898-1944. Странствуя по России пешком, Добролюбов то останавливался подолгу, то уходил и менял пристанище. Однако в действительности это не было бродяжничеством и скитанием нищего: Добролюбов сам на себе выверял реальные возможности создания в России независимой общины земледельцев-крестьян - «свободных христиан». Он прошел со своей проповедью по Крайнему Северу и Зауралью, по средней полосе России (Рыбинск, Бологое, Самара), по некоторым районам Азербайджана и Армении, изредка посещая Москву и Петербург.
Основу религиозно-философского учения Добролюбов составляют заветы, отчасти повторяющие по форме Нагорную проповедь Иисуса Христа, но вполне оригинальные. Они включены в третий сборник «Из книги невидимой». Фактическими сост. и издателями этой книги явились в отсутствие автора жена В.Я.Брюсова Иоанна и его сестра Надежда (единомышленницы Добролюбова; последняя в 1930-е - корреспондент и адресат лирики Добролюбова), которым Добролюбов оставил все рукописи в полное распоряжение.
Сборник «Из книги невидимой» содержит духовные притчи, откровения, покаяния, стихи и письма Добролюбова, его обращения в редакцию журнала «Весы», к известным писателям и знакомым, а также отречение от прежних заблуждений с осуждением «бывших единомышленников».
«Уход» Добролюбова в «невидимое делание» не был сектантством; ошибочно утверждать и то, что будто бы Добролюбов пришел к атеизму. Познав свободную волю своего «я» и признав «Бога как добро», веры (как он сам писал) Добролюбов «не откинул», но стал видеть мир иначе. Добролюбову, как и другим харизматическим людям России, выпало пережить редчайшее озарение «светом своей личности», который был не чем иным, как продолжением света Творца (письмо Добролюбова от 24 авг. 1940 к единоверцам // Прометей. М., 1980. Вып.12. С.312).
Свежему осмыслению жизненного пути, творчества и философских исканий Добролюбов как поэта и действенного склада мыслителя способствует новонайденная (с авторской правкой) копия его трактата «Миросозерцание» (РО Музея Л.Н.Толстого), переписанная одним из его последователей среди интеллигенции (Н.Я.Брюсова, А.Колесниченко, Л.Д.Семёнов-Тян-Шанский, Н.Г.Суткова, И.П.Ярков и др.). Добролюбов то страстно утверждал, то осторожно советовал, то горько сетовал: «Человеку нужно только очиститься, и тогда для него будут возможны и откровение, и непосредственное общение с духовным, невидимым миром, и чудеса <...> как смерть - так тяжела мне ваша жизнь. Только телом и разумом занимаетесь все вы, а духа не знаете. Даже своего духа не знаете вы, а Дух Божий сокровенен от вас» (Из книги невидимой. С.85-88).
Романтический максимализм Добролюбова, его «ум, крайний в своем отрицании всего эмлирического» (Вл.Гиппиус), вели его через декадентско-анархический бунт и через ряд духовных кризисов к формированию цельного философско-религиозного миросозерцания, к осмыслению христианства и его православно-жизнестроительной основы. Добролюбов шел по этому пути с присущей ему, как отмечали современники, волей всегда и во всем идти «до конца», не только проводить в жизнь, но и проверять на себе все крайности декадентства (индивидуализм с искусами эмансипации и эстетизма, с «ядами» небытия, с проповедями идей самоубийства или самообожествления и т.п.). А.Белый писал: «...путь Александра Добролюбова: уже девять лет вместе с Власом идет он к "светлому граду новой жизни". Этот одинокий образ русского символиста, поборовшего нашу трагедию, не может не волновать нас: мы тоже пойдем, мы не можем топтаться на месте: но... куда пойдем мы, куда?» (Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С.352).
«Самозапрет» на творчество позднее был самим Добролюбовым преодолен; в конце 1930 он вернулся к поэзии. В ранний период Добролюбов, хорошо знавший в подлинниках французских символистов, стремился к проникновению в область сверхчувственного, фактически он может быть назван одним из родоначальников русского символизма. Характеризуя поэзию Добролюбова до его «ухода», поэт И.Коневский, автор в ступ, статьи «К исследованию личности А.Добролюбова» во втором его сборник «Стихотворения» (1900), пишет об «особом творчестве», «составленном из отражения и теней». Сам Добролюбов называет свое видение мира «моментализмом». Добролюбов имел в виду мгновенность Божественного «озарения свыше разума», которое в значительной мере интуитивно, не подвластно поэту, его интеллекту. Первые две поэтические книги Добролюбова не только были встречены непониманием, но и вызвали нападки критики за попытку поэта соединить поэтическое слово с музыкой, за его идею синтеза искусств. В то же время общественное признание получили такие стихи, как «Встал ли я ночью...», «Дочери народа», «Открою уста в гаданьи», «Каждый звук церковного звона», «Жалоба березки в Троицын день». Важным свидетельством творческой активности Добролюбова является создание им ряда гимнов и псалмов, молитвенных стихов, исполняемых в те годы и до нашего времени в христианских общинах «добролюбовцев».
Поэтическая значимость поэзии Добролюбов для широкого круга читателей подтверждена сегодня включением его стихов во все выходящие книги о видных поэтах Серебряного века. Судя по сохранившимся рукописям, Добролюбов в 1930-е не только не утратил поэтического дара, но и значительно обогатил его. Написанные в этот период стихи являются едва ли не лучшими из всего того, что было им создано за долгую и трудную жизнь. Обращает на себя внимание стих. «Ответ палестинской пальме Лермонтова»: «Я пальма пустынь аравийских, / Сожженная дня огнем / И ветром палящим сирийским,- / Мысль же всегда об одном: / Пусть пыль дорог жадно покрыла даже коренья, / Пусть зачахла в беспощадных пустынях даже листва, / Пусть мчатся звенья, за звеньями - звенья / Лестнице звеньев не будет конца» (Заветы для всех. СПб., 1995. С.66-70). Особенно тяжело жилось Добролюбову после 1937, когда за «бесписьменность» (т.е. отсутствие документов) участились его аресты и какое-то время Добролюбов находился в колонии НКВД, в г.Закатали Азербайджанской ССР. Там была написана одноактная драма «Пир в университетском городке Мадрида» (РО ГБЛ. Ф.386) - своеобразный гимн вечной Женственности. Постановка драмы была осуществлена в 1993 в Петербурге юношеским театральным коллективом (реж. Н.А.Михайлова).
О последних годах Добролюбова письменных свидетельств пока не обнаружено.
Современникам Добролюбов был известен как поэт-символист Серебряного века, рано умолкнувший. Сегодня есть все основания говорить о нем и как о крупном философе действенно-религиозного склада. Это уловил еще Л.Н.Толстой, с которым Добролюбов встречался трижды. 20 июля 1907 Толстой записал в своем дневнике: «Нельзя проповедовать учение, живя противно этому учению, как живу я. Единственное доказательство того, что учение это дает благо, это - то, чтобы жить по нем, как живет Добролюбов».
Добролюбов старался в меру своих сил помогать преодолению многовекового разрыва между наукой и религией, чтобы способствовать укреплению «разумной веры и верующего разума» (Станкевич Л.Г., Харченко Л.Н. Материалы VIII Международного конгресса психологов «Взаимодействие науки, философии и богословия в формировании духовно-экономического мышления». СПб., 1995. С.85). Добролюбов стремился к «изучению чего-то необъяснимого, тщательному изучению всех, даже самых враждебных понятий и течений» (письмо к Н.Я.Брюсовой // РО ГБЛ. Ф.386). Он внес свой ценный вклад в понимание философии религии, что нашло выражение в его художественном творчестве. А.Закржевский в книге «Религия. Психологические параллели» (1913) писал: «Слишком уж отвыкли мы от истинных боговидцев, от чудес, от подвижников, от святых - не хочется верить, что они еще среди нас... Но среди современных религиозных творцов личность Александра Добролюбова - единственная живая, яркая, необычная личность, и в ней загадка России, и в ней - ее святыня». Добролюбов посвящали стихи Ал.Блок, В.Брюсов, Н.Клюев («Александр Добролюбов - пречистая свеченька»), Арс.Тарковский («Поэт начала века») и др.
Г.Е.Святловский,
А.П.Терентъев-Катанский
Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 1. с. 625-628.
Далее читайте:
Русские писатели и поэты (биографический справочник).
Сочинения:
Natura naturans. Natura naturata = Природа порождающая. Природа порожденная. СПб., 1895;
Собрание стихотворений / сост. В.Брюсов; вступ. статья И.Коневского. М., 1900;
Из Книги невидимой / сост. Н.Я.Брюсова и И.М.Брюсова в отсутствии автора. М., 1905;
Мои вечные спутники. М., 1906 (?); Серебряный век. Петербургская поэзия конца XIX - начала XX в. П., 1991. C.111-115;
Русская поэзия Серебряного века.1890-1917. Антология. М., 1993. С. 151-155.
Литература:
Гиппиус В., А.Добролюбов, в книге: Русская литература ХХ века, 1890-1910. Под ред. С.А.Венгерова, т. 1, М., 1914, С.272-288;
Крайний А. [Гиппиус 3.Н.] Критика любви: Литературный дневник. СПб., 1908. С.45-63;
Фомин А.Г., А.М.Добролюбов, там же, т. 2, М., 1915;
Поярков Н., Поэты наших дней, М., 1907;
Пругавин А.С., А.М.Добролюбов и его последователи, в книге: Неприемлющие мира. Очерки религиозных исканий, М., 1918;
История русской литературы конца XIX- начала XX веков. Библиографический указатель под ред. К.Д.Муратовой, М.,-Л., 1963.
Мережковский Д.С. Не мир, но меч. М.; 1908. С.101-106;
Чулков Г.А. Покрывало Изиды: Критические очерки. М., 1909. С.91-98;
Азадовский К.М. Путь Александра Добролюбова // Блоковский сб. Вып.3. Тарту, 1979. С.121-146;
Кишилова А. Путь и творчество Александра Добролюбова: [дис]. Париж, 1979;
Гроссман Дж. Александр Добролюбов / вступ. статья и комментарий к ротапринтному изданию сборника Добролюбова «Природа порождающая. Природа порожденная» (СПб., 1895) и книги Добролюбова «Собрание стихотворений» (М., 1900). Беркли, 1981;
Гроссман Дж. Александр Добролюбов / вступ. статья и комментарий к ротапринтному изданию книги Добролюбова «Из книги невидимой» (М., 1905). Беркли, 1983;
Крейд В. Воспоминания о Серебряном веке. М., 1993;
Оцуп Н. Океан времени. М., 1993. С.475, 606;
Святловский Г.Е. Биографические сведения о А.М.Добролюбове и другие материалы // Заветы для всех. СПб., 1995;
Тарковский Арс. Поэт начала века (1959) // Поэзия Серебряного века / сост. М. Кралин. СПб., 1996.
Он был точен в неопределенности этого «что-то». Таковым и было русское правдоискательство, и чем оно было неопределеннее, тем чище, незапятнанней. Определенность народовольчества, при всем благородстве декларируемых целей забрызгивавшего кровью не только «сатрапов», но и ни в чем неповинных кучеров, прислугу, да и просто уличных прохожих, делала его не менее преступным, чем тирания. В конце концов революция переродилась в стабилизированную сталинскую тиранию, породившую неизбежный застой, загнивание и коррупцию, которые обеспечили возвращение капитализма, зараженного старыми и новыми болезнями. Но правдоискатели, чей выбор был не карьерен, а самопожертвование освещалось светом добра, несмотря на их эксцентричность и добровольную маргинальность, были частью мучительной совести нации.
Александр Добролюбов был одной из живых легенд русского странничества и правдоискательства, без которых история России непредставима.
Его по принципу чисто советского «уплотнения» издательской жилплощади подселили в томе «Новой Библиотеки поэта» к усредненному прекраснодушному либералу Николаю Минскому, который если и странничал, то разве лишь между стихами, каковые он называл «сердечными мотивами» типа: «Маленькой цветущей розой мая Некогда любовь моя была» и «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Наша сила, наша воля, наша власть».
В отличие от Минского, не ахти какого поэта, но все-таки довольно опытного профессионала пера, написавшего несколько стихов, достойных быть незабытыми, Александр Добролюбов при холодном взгляде на него вообще подсомненен как поэт. У него слишком много неуверенности в выборе точных слов, небрежности в рифмах и, простите за резкость, графоманства. И я вряд ли включил бы его в антологию поэтическую, оставив в антологии примечательнейших личностей, если бы… если бы… у него не было такого стихотворения, как «Встал ли я ночью? утром ли встал?..», в котором совершенно неожиданно и, главное, естественно сочетаются стили, казалось бы, таких непохожих в глубинах психологии поэтов, как Гавриил Державин и Велимир Хлебников.
Когда я еле выцарапывал из этого двуспального однотомника по хорошей строчке, то из него неожиданно вывалился, как расплющенный между страницами золотой самородок, этот конгломератный шедевр архаики и будетлянства с мечтой о земшаре без паспортов и границ, где, я надеюсь, мы обязательно окажемся, если не в этом веке, то в будущем. Это предвидение удивительно у Добролюбова по простодушной твердой детскости убеждения, как это было у Коли Глазкова. Добролюбовское стихотворение написано по неписаным законам неподдельно «наивного искусства» Нико Пиросмани и Ивана Генералича, а не на манер стилизации под него, как у Анри Руссо. Какое неуклюжее очарование исходит от этого стихотворения, косолаписто, но прочно стоящего в белоснежном мире чистоты на всех своих четырех белоснежных лапах.
Если это стихотворение само по себе и не гениально, то оно всё равно доказывает, что человек, написавший его, был гением хотя бы по задаткам.
Вот что писал Дмитрий Мережковский по поводу одной беседы с Добролюбовым: «Я не сомневался, что вижу перед собой святого. Казалось, вот-вот засияет, как на иконах, золотой венчик над этой склоненной головой, достойной Фра Беато Анджелико. В самом деле, за пять веков христианства, кто третий между этими двумя – св. Франциском Ассизским и Александром Добролюбовым? Один прославлен, другой неизвестен, но какое в том различие перед Богом?»
Основы личности закладываются в семье. А какая семья была у Добролюбова! Какие вообще в России были уникальные семьи, посвящавшие себя не самим себе, а всей человеческой семье за стенами дома, отнюдь не становящимися непроницаемыми для людских стонов.
Добролюбов вовсе не был разночинцем, каким мог показаться. Отец его дослужился до чина, равного генеральскому, – до действительного статского советника. По инициативе отца, в частности, был создан Крестьянский Поземельный банк. Рано осиротевшей семье отец оставил приличное наследство. Но все восьмеро детей пошли совсем не по стопам отца.
Любимая сестра Александра – Маша, напоминавшая мадонну Мурильо, с отличием окончила Смольный институт, работала «на голоде», организовала в Петербурге школу для бедных. Во время русско-японской войны, будучи медсестрой, прославилась тем, что не только вынесла с поля боя многих соотечественников, но и спасла жизнь раненому японскому офицеру. Вернувшись в Петербург, примкнула к партии эсеров. 31 декабря 1911 года Александр Блок записал в дневнике: «Главари революции слушали ее беспрекословно, будь она иначе и не погибни, – ход русской революции мог бы быть иной». По слухам, ее послали на террористический акт, но кровь, которую ей приходилось видеть на полях сражений, не позволила с чистым сердцем решиться на «мирное» убийство. Предвидя обвинения в трусости, она приняла яд.
Сам Александр, начитавшись до галлюцинаций Уайльда и Гюисманса, испытывал на себе, в сущности, другие разновидности яда – от гашиша до декадентства и культа смерти, который в нем пугал даже Валерия Брюсова. По словам друга юности Владимира Гиппиуса, Добролюбов одевался в нечто вроде гусарского ментика, но только черного цвета, а заодно оклеивал стены своей квартиры траурной бумагой. Сергей Маковский рассказывает, как над экзальтированным пессимизмом Добролюбова всласть потешились петербургские гимназисты, устроив ему издевательское «чествование» на пародийном балу живых мертвецов. Когда Добролюбов, сначала принявший всё это всерьез, запоздало узнал, что над ним просто-напросто посмеялись, он был глубоко оскорблен. Ничто так сильно не оскорбляет человека, как сознание того, что он смешон в чужих глазах.
Оставив университет, Добролюбов вдруг ударился в полное опрощение. Свое состояние он разделил между друзьями и пустился странствовать по Белозерскому краю. Вот каким Брюсов увидел Добролюбова летом 1898 года, после тогда еще недолгих его скитаний по монастырям и забытым Богом деревушкам: «Он был в крестьянском платье, в сермяге, красной рубахе, в больших сапогах, с котомкой за плечами, с дубинкой в руках. Лицом он изменился очень. Я помнил его лицо совсем хорошо. То были (прежде) детские черты, бледное-бледное лицо – и горящие черные глаза, иногда смотрящие как-то в сторону, словно в иное. Теперь его черты огрубели; вокруг лица пролегла бородка, стало в его лице что-то русское; глаза стали задумчивее, увереннее, хотя, помню, именно в них сохранилось и прошлое; прежними остались и густые черные волосы, на которые теперь падал иногда багровый отблеск от рубашки… Когда-то он был как из иного мира, неумелый, безмерно самоуверенный, потому что безмерно застенчивый… Теперь он стал прост, теперь он умел говорить со всеми».
Затем Добролюбов обосновался в Поволжье. К 1906 году на границе Самарской и Оренбургской губерний образовалась секта добролюбовцев, и Александр Михайлович ее возглавлял до 1915 года. Писал тексты для духовных песнопений.
Потом перебрался со своими последователями в Сибирь, жил в Средней Азии и на Кавказе.
Его арестовывали за бродяжничество, за иконоборчество. Сажали в тюрьмы и психиатрические клиники – и до революции, и после. После – в основном за «беспачпортность». Но он проявлял характер. Как раньше городовым, он старался объяснить советским милиционерам, что не за горами то долгожданное будущее, когда отменят все в мире паспорта, потому что границ не будет.
Он еще в начале 30-х годов в стихотворении «Советский дворянин» засвидетельствовал возникновение псевдоэлиты, которую мы называем номенклатурой. При всей риторике по поводу «заботы о народе» она получала дополнительные «синие пакеты» с необлагаемой добавкой, превосходившей официальную зарплату, и допускалась в особые распределители. Это псевдодворянство, лишенное культуры лицейских поколений, всюду, в том числе и в искусстве, насаждало свои плебейские вкусы.
Он воскрес дворяни н.
Воскресает он вновь
В бесконечно других маскировках.
Его цель так проста – возвышенье и чин…
Все усилья всегда грубо плоски.
Вся палитра цветов – миллионы личин.
Основание грубо, без тёски.
Не рожденьем уже, так умом мещанин…
Узнаете, все древние, тезку?
Борис Пастернак, который, конечно же, прекрасно видел недостатки стихов Добролюбова, отмечал в письме к В. Вересаеву от 20 мая 1939 года исключительное духовное упорство этого поэта: «…одухотворенность добролюбовских стихов не попутное какое-нибудь их качество, но существенная сторона их строя и действия, и лишь как явление духа затрагивают они поэзию, а не прямее, как бывает с непосредственными порожденьями последней».
У него допытывались, почему он отказывается получать паспорт. Он отвечал строкой из своего переложения проповеди
Иисуса Христа: «Блаженны гонимые, ибо их гонят прямо в царство небесное».
>> Биография
Александр Михайлович Добролюбов. Биография
(1876 - весна 1945?) - русский поэт-символист, известный не столько своей поэзией, сколько жизнетворчеством.
Отец - действительный статский советник, выслуживший дворянство, служил в Варшаве. После его смерти в 1892 Добролюбов переехал в Санкт-Петербург. Сочинял стихи ещё в школьные годы, после переезда увлёкся поэзией и стилем жизни западноевропейских символистов, особенно Бодлером, Верленом, Малларме, Метерлинком, Эдгаром По. Восхищение «декадентством» он разделял с В. Гиппиусом (дальним родственником Зинаиды Гиппиус) и сблизился, в частности, с В. Брюсовым, Н. Минским. Учился на филологическом факультете Петербургского университета. Курил гашиш, и проповедуемый им культ смерти по слухам привёл его сотоварищей по университету к самоубийству, вследствие чего он сам был исключён. Первую книгу издал на собственные средства.
В 1898 году порвал с богемным образом жизни и в глубоком раскаянии начал искать опору в христианстве. Он обратился к Иоанну Кронштадтскому, пошёл паломником в Троице-Сергиеву лавру и в Москву, а к концу 1898 г. отправился в монастырь на Соловецких островах, чтобы постричься в монахи. Его друзья-символисты (в первую очередь В. Я. Брюсов) издали без него книгу «Собрание стихов» (1900). В начале лета 1899 г. покинул монастырь, чтобы двинуться в паломничество по России и, противопоставляя себя государству и Церкви, основать секту (в районе Оренбурга и Самары). В 1901 за подстрекательство к отказу от военной службы был арестован, но вскоре при помощи матери отпущен на свободу как душевнобольной. Впоследствии время от времени из Поволжья, где он в 1905-1915 гг. был главой секты «добролюбовцев» (сам он называл своих последователей «братками»), наведывался в Москву и Петербург; согласно Мережковскому, Добролюбов был наделён огромной силой духовного воздействия. Его последний сборник лирики «Из книги невидимой» (1905) свидетельствует о пренебрежении земными благами; здесь же он заявляет об отказе от литературы. Сборник полон религиозных стихов и стихов в фольклорном стиле; «Жалоба березки в Троицын день» - пример того, как обе линии противоречат друг другу. Сборник был поддержан Валерием Брюсовым, который за пять лет до этого составил «Собрание стихов Добролюбова»; жена и сестра Брюсова просматривали верстку. В эти годы Добролюбов встречался также с Л. Толстым, на которого глубокое впечатление произвела личность главы секты, но не его творчество как поэта.
После революции его следы теряются. До 1923 г. он с последователями жил в Сибири (недалеко от Славгорода), в 1923-1925 близ Самары, занимаясь земляными работами, в 1925-1927 вел кочевническую жизнь в Средней Азии, потом работал в артели печников на территории Азербайджана. В эти годы он ещё переписывался с И. М. Брюсовой - вдовой поэта и В. В. Вересаевым. В этих письмах содержатся некоторые стихотворения и четыре манифеста, свидетельствующие, что Добролюбов стремился вернуться в литературу. Интересно, что автор писем достиг полного опрощения - они написаны малограмотным человеком. Умер в 1945 году, судя по всему, сразу после войны.
Известный не столько своей поэзией, сколько жизнетворчеством.
Отец — действительный статский советник, выслуживший дворянство, служил в Варшаве. После его смерти в 1892 Добролюбов переехал в Санкт-Петербург. Сочинял стихи ещё в школьные годы, после переезда увлёкся поэзией и стилем жизни западноевропейских символистов, особенно Бодлером, Верленом, Малларме, Метерлинком, Эдгаром По. Восхищение «декадентством» он разделял с В. Гиппиусом (дальним родственником Зинаиды Гиппиус) и сблизился, в частности, с В. Брюсовым, Н. Минским. Учился нафилологическом факультете Петербургского университета. Курил гашиш, и проповедуемый им культ смерти по слухам привёл его сотоварищей по университету к самоубийству, вследствие чего он сам был исключён. Первую книгу издал на собственные средства.
В 1898 году порвал с богемным образом жизни и в глубоком раскаянии начал искать опору в христианстве. Он обратился к Иоанну Кронштадтскому, пошёл паломником в Троице-Сергиеву лавру и в Москву, а к концу 1898 г. отправился в монастырь на Соловецких островах, чтобы постричься в монахи. Его друзья-символисты (в первую очередь В. Я. Брюсов) издали без него книгу «Собрание стихов» (1900). В начале лета 1899 г. покинул монастырь, чтобы двинуться в паломничество по России и, противопоставляя себя государству и Церкви, основать секту (в районе Оренбурга и Самары). В 1901 за подстрекательство к отказу от военной службы был арестован, но вскоре при помощи матери отпущен на свободу как душевнобольной. Впоследствии время от времени из Поволжья, где он в 1905—1915 гг. был главой секты «добролюбовцев» (сам он называл своих последователей «братками»), наведывался в Москву и Петербург; согласно Мережковскому, Добролюбов был наделён огромной силой духовного воздействия. Его последний сборник лирики «Из книги невидимой» (1905) свидетельствует о пренебрежении земными благами; здесь же он заявляет об отказе от литературы. Сборник полон религиозных стихов и стихов в фольклорном стиле; «Жалоба березки в Троицын день» — пример того, как обе линии противоречат друг другу. Сборник был поддержан Валерием Брюсовым, который за пять лет до этого составил «Собрание стихов Добролюбова»; жена и сестра Брюсова просматривали верстку. В эти годы Добролюбов встречался также с Л. Толстым, на которого глубокое впечатление произвела личность главы секты, но не его творчество как поэта.
После революции его следы теряются. До 1923 г. он с последователями жил в Сибири (недалеко от Славгорода), в 1923—1925 близ Самары, занимаясь земляными работами, в 1925—1927 вел кочевническую жизнь в Средней Азии, потом работал в артели печников на территории Азербайджана. В эти годы он ещё переписывался с И. М. Брюсовой — вдовой поэта иВ. В. Вересаевым. В этих письмах содержатся некоторые стихотворения и четыре манифеста, свидетельствующие, что Добролюбов стремился вернуться в литературу. Интересно, что автор писем достиг полного опрощения — они написаны малограмотным человеком. Умер в 1945 году, судя по всему, сразу после войны.
Существует мнение, что, пожалуй, единственной легендарной фигурой декадентства стал Александр Добролюбов (Александр Кобринский, Разговор через мертвое пространство).
Миф об Александре Добролюбове, начавший складываться уже в начале развития русского символизма, окончательно сформировался тогда, когда Добролюбов ушел из литературы и порвал с литературно-художественным кругом. Конечно, не только к Добролюбову приходила мысль об ущербности литературного творчества по сравнению с жизнью. Дмитрий Мережковский признавался в автобиографии, что в юности «ходил пешком по деревням, беседовал с крестьянами» и «намеревался по окончании университета „уйти в народ“, сделаться сельским учителем». Поэт-футурист Божидар мечтал о том, чтобы уехать на край света, к диким народам, не испорченным цивилизацией. Но только Добролюбову (и вслед за ним — поэту Леониду Семенову) удалось проявить последовательность.