Пыльный путь в контакте. Пыльный поход»

Имя Калигулы стало синонимом разврата и насилия, царивших при дворе императора. Однако в Римской империи были и другие, не менее беспощадные, жестокие и порочные правители, которые по количеству своих «подвигов» могли бы соперничать с Калигулой. Одним из них был Луций Элий Аврелий Коммод , прославившийся распутством, хищениями из государственной казны и любовью к развлечениям. Он появился на свет в один день с Калигулой, 31 августа, но только спустя полтора столетия.

31 августа 161 г. у римского императора-философа Марка Аврелия родился сын, которого решили назвать в честь соправителя отца, Луция Вера. У Луция Коммода были все шансы продолжить династию «пяти добрых императоров», которые правили до него: лучшие учителя обучали мальчика философии, литературе, риторике, но к этим наукам он проявлял мало интереса. Куда больше его увлекали гладиаторские бои, пение и танцы. Уже с юности проявились дурные задатки характера Коммода: он был бесчестным, развратным и жестоким. В 12 лет он потребовал сжечь в печи банщика, который по неосторожности перегрел ему воду для мытья.

До смерти Марка Аврелия Коммод был его соправителем, а после вся власть перешла к нему. Вступив на престол, он отказался от захвата новых территорий, начатого отцом, заключил мир с даками и сарматами, потерял отвоеванные Марком Аврелием земли за Дунаем. В первое время его политика вызывала одобрение в народе, так как он использовал популистские методы, часто устраивал масштабные праздники. Однако вскоре стало слишком заметно то, что государственными делами новый император не занимается вовсе, все свое время посвящая развлечениям. Казна быстро оскудевала, делами империи занимались его фавориты.

Развлекался Коммод с императорским размахом: в его гареме было около трехсот женщин и столько же мужчин. Он любил, нарядившись возницей, управлять колесницами и пировать с гладиаторами. Коммод сам неоднократно принимал участие в гладиаторских боях, хотя выступление свободных граждан на гладиаторской арене считалось бесчестьем. Император провел 735 битв, из которых всегда выходил победителем – во-первых, потому, что сам прекрасно владел мечом, во-вторых, другие гладиаторы не смели оказывать сопротивление императору. Когда Коммод на сцене побеждал очередного противника или забивал животных, сенаторы должны были кричать: «Ты – бог, ты – первый, ты – самый удачливый из людей! Ты – победитель и всегда будешь победителем!».

У Коммода было своеобразное чувство юмора: он любил подавать гостям фекалии в изысканных блюдах, играть во врача, препарируя живых людей, носить женскую одежду. Однажды он заставил префекта претории Юлиана плясать голым с измазанным лицом перед своими наложницами и бить в кимвалы.

Пока император предавался разврату и участвовал в гладиаторских боях, Римом правил префект претория Тигидий Перенн. Он всячески поощрял распутство Коммода, укрепляя тем временем свою власть. Перенн оклеветал приближенных императора, и тот казнил всех подозреваемых в заговоре. Но вскоре и сам Перенн был обвинен в подготовке покушения на жизнь Коммода и казнен вместе со своим сыном.

Императорской власти Коммоду вскоре оказалось недостаточно, и он потребовал своего обожествления. Он был поклонником восточных культов – носил на голове изображение бога Анубиса, появлялся в одеянии жреца Изиды. В последние годы отождествлял себя с Геркулесом, сыном Юпитера, и приказывал так себя именовать. В 190 г. он объявил Рим своей личной колонией и переименовал его в Коммодиану, или Город Коммода.

В 193 г. против Коммода созрел новый заговор, и на этот раз он оказался результативным. Любовница императора Марция попыталась его отравить, но яд не дал ожидаемого эффекта, и Коммода задушил атлет Нарцисс – раб, с которым тот занимался борьбой. Сенат тут же объявил Коммода «врагом отечества», позже к власти пришел Септимий Север, причисливший предшественника к богам – для того, чтобы заручиться поддержкой его могущественной семьи.

Не меньшей жестокостью славился и другой правитель, имя которого обросло большим количеством легенд.

Римский император с 180 года, из династии Антонинов. Опирался на преторианцев, преследовал сенаторов, конфисковывая их имущество. Требовал для себя почестей, как для Бога. Участвовал в боях гладиаторов. Убит заговорщиками из числа придворных.

В истории Римской империи был такой период, когда пять правителей сменявших друг друга на престоле, обеспечили ей истинное величие Речь идет о Нерве, Траяне, Адриане, Антонии и Марке Аврелии. Этот великолепный ряд прервался в 180 году, когда пурпурную мантию надел 19-летний Люций Коммод, сын Марка Аврелия и Фаустины Младшей. Марк Аврелий уделял много времени воспитанию своего сына. Он подолгу беседовал с ним, подбирал лучших учителей. Но все его заботы оказались напрасными. Развращенную натуру Коммода ничто не могло исправить. Коммод обладал красивой внешностью, стройной фигурой, незаурядной физической силой и изумительной ловкостью. Этим, собственно, исчерпывались все его достоинства.

Признаки жестокости обнаружил он на двенадцатом году жизни. Однажды, когда его мыли в слишком теплой воде, он велел бросить банщика в печь. Тогда дядька его, которому приказано было это сделать, сжег в печи баранью шкуру, дабы зловонным запахом гари доказать, что наказание приведено в исполнение.

В 175 году, в дни восстания Авидия Кассия, Коммод сопровождал отца в его поездке в Египет и Сирию. После этого он был провозглашен императором, а в следующем году, в нарушение закона о возрасте, получил первое консульство.

Коммод обращался со всеми пренебрежительно и дерзко, его манеры не выдавали в нем человека высокого происхождения. Обычно он пребывал в праздности - прыгал, свистел, вел себя как клоун. Он осквернял свой дворец ужасными попойками и дебошами, а свои апартаменты превратил в место для занятий проституцией и постыдных наслаждений. Там он со своими собутыльниками предавался пьянству до потери сознания, бесстыдствам и ни на секунду не задумывался о приличиях.

Таким было начало чудовищной жизни Коммода, сына самого лучшего и самого мудрого из всех римских императоров. Постоянно окружавшие его люди лишь поощряли его в порочном поведении, да он и не выносил рядом с собой никого, кто не стал бы ему льстить или потворствовать его разнузданным страстям. Марку Аврелию, конечно, было все известно о его безумствах, поэтому он решил взять сына с собой в поход на Скифию, где мятежное племя маркоманов вновь приступило к военным действиям. Но прежде он женил Коммода на Криспине, одной из самых красивых женщин в Риме, дочери сенатора Бруттия Презента, чьи заслуги неоднократно отмечались консульством. Но, увы, Криспина не унаследовала образцовых качеств отца, а впоследствии обесчестила свое имя самыми скандальными похождениями.

После пышной свадьбы император с сыном отправились в Скифию. Вскоре император заразился чумой и умер, оставив Коммода своим наследником, который немедленно прекратил почти законченную отцом войну. Требования одних врагов он принял, дружбу других купил деньгами и поспешил после этого в Рим.

В течение некоторого времени Коммод оказывал всяческий почет отцовским друзьям и во всех делах пользовался их советами. Но потом он поставил во главе преторианцев Перенниса, родом италийца, который, злоупотребляя возрастом юноши, совершенно развратил его и отвлек от подобающих государю забот. Охотно поддавшись его влиянию, Коммод стал безумствовать во дворце на пирах и в банях вместе с тремястами наложниц, которых он выбрал из жен аристократов и проституток, а также с тремястами взрослых развратников, которых он собрал из простого народа и из знати, насильно и за деньги.

Между тем, позволив Коммоду заниматься удовольствиями и попойками, Переннис постепенно приобрел такую силу, что все управление государством оказалось у него в руках. Влияние свое он всецело использовал в корыстных целях и первым делом начал клеветать на самых достойных из друзей и сподвижников Марка Аврелия.

Успеху его козней способствовал и заговор против императора, раскрытый как раз в это время. Во главе заговорщиков стояла сестра принцепса Луцилла, а убить Коммода должен был близкий к нему человек, Клавдий Помпеян. Но войдя к Коммоду с обнаженным мечом, он выкрикнул: «Этот кинжал посылает тебе сенат». Этим он только выдал существование замысла, но не выполнил дела, так как был в ту же минуту обезоружен.

Коммод никогда не забывал слова Помпеяна, пытавшегося убить его Они настолько запали ему в голову, что с тех пор он видел в сенате лишь сборище своих заклятых врагов. Так начала проявляться его беспощадная ненависть к избранникам, приведшая к потокам крови и слез в Риме. Он велел казнить самых выдающихся сенаторов, особенно близких друзей Марка Аврелия. Полковник Патерн, начальник его охраны, которого он обвинил в подготовке покушения на свою жизнь, и братья Кондианы, которые верой и правдой служили в войсках его отца, стали первыми жертвами дикого приступа его необузданной ярости. Сальвий Юлиан, командующий одной из армий, тоже был предан смерти.

Все очень боялись Коммода из-за его жестокости и презирали за его половую распущенность: он растлил своих сестер и принудил к сожительству всех других ближайших родственниц. Он ввел в обычай отдавать своих наложниц всем желающим утолить похоть, но только в его присутствии.

Не было такого безумства на свете, которому Коммод ни предавался бы с беспримерной, невиданной прежде невоздержанностью. Криспина, конечно, была свидетелем всего этого распутства, но ей ли было осуждать его или жаловаться - она была ничуть не лучше. Коммод, однажды застав ее с одним из развратников-кавалеров, настолько был возмущен таким оскорблением и бесчестьем, что тут же выслал любезную супруту на остров Капри.

Раньше такая участь постигла и бывшую императрицу Луциллу, которую сослали туда же. Говорят, что общее несчастье объединило их и между ними установились дружеские отношения. Однако достоверно известно, что они обе там были преданы смерти.

За этой казнью проследовало множество других расправ. Велий Руф и Копсуляр Капитон, его близкая родственница Витразия Фаустина, проконсул Азии Красе и многие, многие другие знатные, заслуженные люди лишились жизни по приказу этого тирана.

Переннис ненадолго пережил своих врагов. Вскоре он был обвинен в подготовке покушения на жизнь императора и казнен вместе со своим сыном. С кончиной обоих вскрылись многочисленные злоупотребления, творимые ими якобы волей императора. Коммод отменил многие распоряжения своего прежнего фаворита и даже объявил о своем намерении лично заняться государственными делами. Но в таком настроении он пробыл не более месяца, а потом все пошло по-старому. Место Перенниса занял вольноотпущенник Клеандр. Он достиг такой чести и могущества, что ему были доверены личная охрана, заведование опочивальней государя и командование войсками. Произволу этого временщика не было никаких границ. По его усмотрению даже вольноотпущенников выбирали в сенат и причисляли к патрициям. Тогда впервые в один год было 25 консулов, и все провинции были проданы. Клеандр продавал за деньги все: возвращенных из изгнания удостаивал почетных должностей, отменял решение суда. Все, кто пытался раскрыть Коммоду глаза на злоупотребления Клеандра, немедленно подвергались опале. Коммод велел казнить даже мужа своей сестры Вирра, причем вместе с ним было умерщвлено много других лиц, защищавших его. Среди жертв оказался также префект претория Эбуниан. Вместо него Клеандр сам стал префектом.

А в это время Коммод, охваченный развратными страстями, не хотел и думать ни о чем другом, как об их удовлетворении. Все дни он проводил в амфитеатре в схватках с дикими зверями, которых собственноручно убивал. Желая прославить себя такими кровавыми бойнями, словно великими военными подвигами, он заставил всех называть себя римским Геркулесом, ходил в львиной шкуре, с дубинкой в руке. Он превратил свой дворец в постыдный гарем, где проживали сотни женщин и мальчиков, которые стали несчастными жертвами его чудовищного разврата. Он дошел до такой наглости, что дал городу Риму свое имя, назвав его Коммодиан, и, как говорят, на такой экстравагантный шаг его заставила пойти Марция, так как из всех его наложниц именно она оказывала на него самое сильное влияние.

Марция была удивительно красивой, остроумной женщиной, чрезвычайно хитрой, способной на изощренные закулисные придворные интриги. Ей был ведом секрет завоевания полного доверия Коммода, чего она добилась покорной услужливостью и утонченными ласками.

Она питала глубокое уважение к христианам, хотя не могла заставить себя следовать их святому образу жизни. Она постоянно отстаивала их интересы, оказывая им всевозможные милости. В результате эта религиозная секта жила в мире и спокойствии во время правления Коммода, хотя в это время как в самом Риме, так и в провинциях происходили кровавые расправы, ручьем текла кровь невинных жертв из-за чудовищной жестокости императора. Марция, любимая наложница, настолько завладела императором, что он не мог отказать ей даже в малейшей просьбе.

Желание Коммода угодить Марции дошло до того, что он даже сменил свое имя, велев называть себя Амазоном - в честь Марции, изображенной на картине в одеянии амазонки: такой наряд предпочитала эта ловкая женщина, полагая, что так она выглядит наиболее соблазнительно. Можно привести еще один, самый поразительный пример слабости императора к Марции, околдовавшей его своими неотразимыми чарами. Так, он даже появлялся на людях, в амфитеатре, в костюме амазонки, чтобы таким образом продемонстрировать любовнице, в какой восторг приходит он, когда она предстает перед ним в таком же одеянии.

В 189 году Клеандр скупил в огромном количестве хлеб и держал его под замком, чем вызвал голод в столице. Коммод тем временем настолько отошел от дел государства, что ничего об этом не знал. Когда же толпа народа двинулась к его дворцу, чтобы принести жалобу на Клеандра, на нее были брошены войска. В результате на улицах города разыгралось настоящее сражение между разъяренной чернью и всадниками. Только тогда Коммоду осмелились донести о происходящем, и он распорядился немедленно казнить Клеандра. Когдаголову ненавистного вольноотпущенника показали римлянам, волнения улеглись сами собой. Тогда же были убиты и другие придворные вольноотпущенники, ставленники Клеандра.

После разоблачения Клеандра еще больше усилились подозрения императора в отношении сената. Решив, что он не должен больше никому доверять, Коммод стал подозревать теперь даже людей самых высоких достоинств и ранга, и только их гибель могла принести ему полное успокоение. Папирий, который способствовал гибели Клеандра, Юлиан, управитель Рима, которого император называл своим «отцом», Юлий Александр, храбрый, опытный военачальник, генерал, Мамертин и Сура и многие, многие другие выдающиеся личности пали жертвой его ярости.

До нас дошли рассказы о неправдоподобной жестокости Комода. К примеру, он приказал одному жрецу отрезать себе руку для того, чтобы доказать свою набожность. На потеху императору и его приближенным с улиц Рима сгоняли увечных и больных людей, с которыми расправлялись стрелами из луков.

Но даже эти кровавые расправы не отвлекли Коммода от его обычных глупых выходок и пьяных дебошей. Каждый день он появлялся в амфитеатре и выходил на бой с гладиаторами или на схватки с дикими зверями, хвастаясь во всеуслышание своими беспримерными подвигами. Иногда он появлялся в очень странном, вызывающем всеобщее любопытство наряде - львиной шкуре, наброшенной на его пурпурный плащ с золотыми блестками, с дубиной в руке в подражание Геркулесу. Иногда он представал перед всеми в женской одежде, пил за здоровье присутствовавших и получал, по-видимому, большое удовольствие от произносимых в его честь здравиц «Да здравствует император!». После этого он направлялся в ту часть амфитеатра, где проходили бои гладиаторов, забивая безжалостно насмерть тех, кто выходил против него, хотя этих несчастных силой заставляли ему сдаваться, не оказывая ни малейшего сопротивления. Сенаторы же одобрительными выкриками оправдывали жестокое и позорное поведение императора. Когда он убивал медведя, или льва, или другого зверя, все они шумно рукоплескали и раболепно кричали: «Ты победитель мира! Ты завоеватель мира, о храбрый амазонец!».

Коммод был первым императором, который вышел на арену амфитеатра как борец с дикими зверями и как гладиатор. Об этих неслыханных в римской истории деяниях Геродиан рассказывает: «Коммод, уже не сдерживая себя, принял участие в публичных зрелищах, дав обещание собственной рукой убить всех зверей и сразиться в единоборстве с мужественнейшими из юношей. Молва об этом распространилась. Со всей Италии и из соседних провинций спешили люди, чтобы посмотреть на то, чего они раньше не видели и о чем не слыхали, ведь толковали о меткости его руки и о том, что, бросая копье и пуская стрелу, он никогда не промахивается.

Когда же наступил день зрелищ, амфитеатр заполнился зрителями, для Коммода была устроена ограда в виде кольца, чтобы он не подвергался опасности, сражаясь со зверями лицом к лицу, а бросал бы копье сверху, из безопасного места, выказывая больше меткости, чем смелости». Всех зверей он поражал копьем или дротиком с первого удара. «Наконец, когда из подземелий амфитеатра была одновременно выпущена сотня львов, он убил их всех таким же количеством дротиков - трупы их лежали долго, так что все спокойно пересчитали их и не обнаружили лишнего дротика».

Погиб Коммод в 192 году в результате заговора, который организовали против него ближайшие к нему люди. Говорят, что поссорившись со своей любовницей Марцией, он составил список тех, кого хотел казнить той же ночью. Кроме Марции и еще нескольких известных людей, в него внесены были Лет, префект претория, и Эклект, императорский спальник. Но случилось так, что Филокоммод, маленький мальчик, с которым император любил возиться и спать, играя, вытащил этот список из кабинета Коммода. Таким образом, он попал в руки Марции, а она показала его Лету и Эклекту. Хотя эта история и кажется не очень правдоподобной, она вполне вероятна; во всяком случае несомненно, что именно эти трое задумали умертвить принцепса и осушествили свой замысел.

На тайном совете было решено отравить Коммода и сделать это побыстрее. Такой план показался им наиболее реальным, так как напитки императору всегда подавала Марция. Возвратившись из бани, разгоряченный и испытывавший жажду Коммод попросил Марцию принести ему что-нибудь выпить. Она подала ему бокал превосходного вина, но оно «оказалось» настолько ядовитым, что после нескольких глотков Коммод сразу почувствовал сильную боль в желудке (Дион утверждает, что ему подали за ужином отравленное мясо). Марция с Эклектом попросили всех удалиться из спальни императора, так как ему, мол, теперь необходимы покой и отдых. Но вдруг, к своему великому ужасу, заговорщики увидели, что у императора началась сильная рвота. Они испугались, что таким образом он избавится от яда и все станет известно. Чтобы обезопасить себя и довести задуманное до конца, они попросили знаменитого борца Нарцисса, обладавшего недюжинной силой, задушить императора в постели, посулив ему за это щедрое вознаграждение. Он так и сделал.

Когда Коммод узнал об планах своего отца, он испытал шок и задушил Марка Аврелия. Захватив престол, Коммод уничтожил семью Максимуса, но самого генерала упустил.

Коммод не был популярным ни в народе, ни в сенате, ни в армии. Поэтому, он решает возродить традицию гладиаторских сражений и, дав народу хлеба и зрелищ, завоевать его признание.

Несмотря на меры предпринятые Коммодом, недовольство в сенате нарастает и постенно зреет заговор против имератора. К тому же, объявляется Максимус, который в перспективе может стать новым императором. Против Коммода замышляет не только сенат, но и его сестра Луцилла, которую тот сделал своей женой.

Коммод, отлично умеющий интриговать, раскрывает замысел, но не решается убить Максимуса, боясь бунта со стороны плебса. Видя, какую популярность имеет Максимус, будучи успешным гладиатором, Коммод решает все сделать красиво. Он хочет победить Максимуса в бою и, тем самым, получить признание народа. Чтобы не рисковать, Коммод перед боем ранит генерала в бок. Тем не менее, Коммод недооценил Максимуса и тот побеждает его. Когда Коммод понимает, что его сейчас убьют, он взывает о помощи, но никто не хочет ему подать меч. Максимус убивает его.

Вообще, фильм конечно великолепный, но непонятно, зачем Коммод пошел на такой риск и стал драться как простой гладиатор. Практически все тираны в истории находили хитрые способы избавиться от слишком популярных соперников.

Несуразицы в фильме, связанные с Коммодом, указанные в Википедии:

1.В Риме арестовать человека без суда и следствия не могли даже по приказу императора - римское право торжествовало везде. Максимус был бы освобождён тут же у ближайшего патруля, стоило бы ему назвать своё имя.

2.Главной опорой императора всегда была армия. Ни один император не продержался бы больше дня на престоле, если бы поступил так с популярным военачальником.

3.Марк Аврелий не был задушен своим сыном Коммодом. Официально считается, что 17 марта 180 года он скончался от чумы в Виндобоне на Дунае (современная Вена). Но, разумеется, истинные причины смертей многих исторических личностей останутся неизвестны навсегда.

4.Коммод действительно выступал на арене Колизея (неоднократно, Коммод довольно часто побеждал на арене), но он не был убит во время боя; (в реальности Коммод неоднократно побеждал на арене) его задушил в комнате для переодеваний атлет Нарцисс (раб). Именно так и хотели назвать Максимуса в первых вариантах сценария. На самом деле Коммод погиб в 192 году, правив 12 лет, а по фильму - вскоре после восшествия на престол.

5.В истории действительно имел место заговор против Коммода, в котором участвовала его сестра и легионеры - через год после его восшествия на престол - однако заговор был подавлен, а его сестра сослана на остров, где скончалась через несколько лет.

…Кто бы знал о нем, римском императоре Коммоде, если бы не режиссер Ридли Скотт, показавший миру историю о коварном отпрыске легендарного Марка Аврелия. Оскароносный фильм «Гладиатор» заставил зрителей вздохнуть-всплакнуть над судьбой Максимуса Испанца и негодовать из-за дьявольских козней Коммода. Однако события, представленные кинотворцом, всего лишь капля в море – в море людской крови, которую щедро проливал император-гладиатор…

Сын своего отца

…Очень жаль, что на заре прошлого тысячелетия понятия не имели о науке генетике. Впрочем, уже тогда было известно, что женитьба на родственнице может привести к рождению, мягко говоря, неполноценных наследников. Однако это не остановило от опрометчивого поступка даже мудрого и осторожного философа Марка Аврелия . Правда, историки намекают, что не последнюю роль здесь сыграл вопрос престолонаследия, но как бы там ни было, в 145 году воин-мыслитель женился на своей кузине Фаустине Младшей.

Юная супруга была изумительно хороша собой, а вот ее не отличалась привлекательностью. Злые языки поговаривали, что в Риме не осталось ни одного гладиатора и матроса, которого бы не соблазнила «первая леди» - ну очень она благоволила к мускулистым парням, и дела ей не было, что их социальный статус самый презренный.

Разумеется, слухи о нескромном поведении второй половинки доходили до Марка Аврелия, и сердобольные единомышленники даже предлагали ему развестись с гулящей дамочкой, но на все попытки открыть глаза обманутый муж говорил: «Развестись – значит вернуть ей приданое». А в приданом, как ни крути, значилась императорская власть…

Нарожав целую толпу дочерей (всего было 13 детей), в 161 году Фаустина подарила мужу двух сыновей – Коммода и Антонина. Вновь поползли слухи, что отец близнецов - из числа гладиаторов, плюс их появление на свет не обошлось без дурного предзнаменования. Будучи на сносях, Фаустина увидела страшный сон, что родила двух змей, причем одна была особо свирепой… Из пары змеенышей, пардон, мальчуганов, остался один: Антонин умер в четырехлетнем возрасте.

И вновь самое время вспомнить о генетике, ведь, как известно, «от осинки не родятся апельсинки». Парнишка Коммод был красивым ребенком, а вот о нраве его сложно сказать что-то определенное. Одни летописцы утверждают, что Коммод был порочен и жесток с младых ногтей, другие предлагают не возводить напраслину, дескать, нормальный он был ребенок, вот только окружение избаловало его донельзя.

Венценосный отец снабдил сынульку достойнейшими наставниками, однако латынь, греческий, деяния великих мужей и ораторское искусство – «не в коня корм», что называется. С куда большим рвением Коммод пел, танцевал, лепил глиняные чаши и насвистывал мелодии. «Шут, а не императорский сын», - вздыхали сенаторы и хмурился Марк Аврелий. А еще он был весьма неравнодушен к гладиаторским боям, потребовал сшить себе бойцовскую форму и в ней-то и ошивался после боев в казармах гладиаторов…

У отца были нехорошие предчувствия, что в семье подрастает второй Нерон или Калигула. Шутка ли! Как-то Коммод завопил, что его купают в слишком горячей воде, и приказал кинуть банщика в печь. Слава богам, что родной дядька юного тирана догадался вместо человека сжечь баранью шкуру – смрад успокоил наследника. Но назвать его неженкой язык бы не повернулся: едва подрос, Коммод сопровождал отца в военных походах; воины, видя интерес парня к ратному делу, обучали его тонкостям своей профессии – как рубить мечом, метать дротики, уворачиваться от ударов. Наверное, видя этакое усердие и подумав: «Чем черт не шутит? Может, когда выдурится – толк из него будет», - Марк Аврелий на 14-летие сделал сыну роскошный подарок – назначил соправителем и передал в его ведение сразу три провинции…

Своя рука – владыка

В 180 году Марк Аврелий, которого впоследствии назовут последним из пяти добрых римских императоров, внезапно умер. Автору фильма «Гладиатор» было угодно трактовать причину смерти как «удушающие сыновние объятья», однако историки утверждают, что сгорел он от . Придворные медики опасались и за здоровье Коммода, а вот в Сенате, напротив, молились, чтобы жуткая хворь свела молодого полководца в могилу. Ведь в случае его кончины открывались заманчивые перспективы стать императором – других наследников по мужской линии у Марка Аврелия не было…

Но, видимо, молитвы не дошли до Создателя – вскоре Коммод триумфально въехал в Рим. Народ восторженно приветствовал нового правителя. А тот был красив, строен и еще не запятнал свои руки ничьей кровью. И, кстати, снискал дополнительную благодарность, прекратив 22-летнюю войну с варварами. Вообще-то дело подходило к концу, и Марк Аврелий уже предвкушал победу, однако чума внесла свои коррективы в его планы. А Коммоду не хотелось вновь терпеть лишения в ратных походах…

В первые три года правления он был чрезвычайно популярен среди простых граждан: порой, в приступе великодушия, выкатывал на площадь бочки с вином и угощал римлян, а когда народу приходилось туго, разбрасывал деньги прямо в толпу – и плевать, что пустеет государственная казна. В принципе, на этом его миссия как правителя и завершалась – более по душе Коммоду были пьяные кутежи и ночные бдения в домах разврата. А еще он любил изображать из себя Геркулеса и без устали повторял его подвиги, в частности, по умерщвлению диких животных. Хроникеры рассказывали, что в один день император мог убить пять бегемотов, двух слонов, двух носорогов и «на десерт» жирафа. Облачаясь в звериные шкуры, этаким «модником» появлялся перед согражданами. И требовал, чтобы скульпторы возводили статуи Коммода-Геркулеса.

А еще даровал новый календарь, назвав месяцы на свой лад: Herculeus и Commodus. Разумеется, Рим он велел именовать «Коммодовой колонией», а себя провозгласил новым Ромулусом… Ну и, конечно, никуда не делись гладиаторские бои: император выходил на арену больше семисот раз. И неизменно одерживал победу. Может, потому что его бойцовский арсенал и защитная амуниция были во сто крат надежнее, чем у противников?..

Для придания себе благонадежности Коммод женился, однако его супругу Криспину вряд ли можно назвать счастливицей: ее ласкам он предпочитал общество 300 наложниц и стольких же любовников. Да и к обзаведению наследниками он не проявлял рвения, не считал зазорным брать с собой жену на гладиаторские побоища. От вида крови и страшных ран у Криспины дважды случались , но Коммода это мало расстраивало…

Кругом одни враги!

Народ покорно сносил эксцентричный нрав венценосной особы, но тот серьезно «насолил» сенаторам, посадив их на одну зарплату. К слову, некоторые историки утверждают, что в те времена скудное существование на «голый оклад» называлось диетой. В итоге образовался заговор – Сенат против императора, а возглавила его старшая сестра Коммода – Луцилла. В фильме режиссер изобразил ее невинной овечкой, которая преследовала исключительно благие намерения - процветание Рима. На самом деле тетенька боролась за власть, не щадя маникюра.

Но нашлись «добрые люди», которые посвятили императора в эти далеко идущие планы. В результате были проведены показательные казни изменников, после чего «Геркулес» стал очень опасаться за свою драгоценную жизнь. Отныне любой намек на покушение и малейшее подозрение приводили к смертной казни человека, на которого возвели поклеп. Заведовал расправами префект Переннис, обладавший при Коммоде всей полнотой власти. А потом и сам стал жертвой навета и был безжалостно казнен. На его место встал вольноотпущенник Клеандр, подаривший миру «лучшие» образцы продажной власти. Продавалось все: звания сенаторов, патрициев, консулов, чиновники по всему государству открыто грабили и делились с Клеандром, а тот, в свою очередь, не забывал о щедрых подношениях Коммоду. Если перед судом представал толстосум, с помощью он мог подвергнуть наказанию обвинителей, свидетелей и даже судью! Такого не было ни до, ни после правления Клеандра…

Сколько веревочка ни вейся, все равно конец будет. Для алчного вольноотпущенника он был страшным. Народ озверел от произвола Кленадра и потребовал возмездия, возбужденная толпа двинулась к императорскому дворцу. Быть бы погрому, но Коммода успела предупредить наложница Марция. Чтобы успокоить волнения граждан, пришлось убить Клеандра, а его голову бросить в толпу. И римляне вполне остались довольны такими «отступными»…

Все не как в кино

Дни «Геркулеса» проходили в одних и тех же развлечениях: разврат, кутежи и гладиаторские бои. Кровь лилась рекой и на арене, и за ее пределами – во дворце. Заговоры и покушения сделали Коммода болезненно подозрительным, поэтому угроза жизни постоянно нависала над любым римлянином, даже над тем, кто считал себя любимцем безумца-императора…

В один из несчастливых для себя дней «Геркулес» принял решение казнить приближенных - префекта Лета, вольноотпущенника Эклекта и наложницу Марцию, которая когда-то спасла ему жизнь. О его намерениях стало известно приговоренным, и у тех не осталось выбора – либо ты, либо тебя. Все произошло, когда Коммод принимал ванну. Атлет Нарцисс, с которым он обычно упражнялся в борьбе, удушил императора. Вот такая бесславная – вовсе не на арене, от руки достойного соперника…

Сенат встретил известие о смерти Коммода радостными криками. Было постановлено разрушить все его изображения и статуи и заклеймить его имя вечным позором. Народ хотел надругаться над его трупом, но новый император Пертинакс не позволил сделать это и велел отдать императору последние почести. Преторианская гвардия что-то подозревала: ей показалась странной столь внезапная смерть императора, - но быстро удовлетворилась щедрыми подарками нового правителя. В провинциях народ долго не решался поверить в смерть ненавистного императора, опасаясь какого-нибудь подвоха с его стороны. Коммод получил наказание, достойное его беспутной жизни, - забвение. И имя его было бы известно только историкам, если бы не режиссер, показавший миру эту историю…

Самый последний период длительной джунгарско-казахе кой войны в соз] (ании казахского народа остался под названием «Шанды жорык» («Пыль-ш,1й поход»). На самом деле это был не поход, образно поднявший до небеспыльную бурю, а самый последний и крупный, самый тяжелый по жестоко­сти этап борьбы в истории войны с калмыками, где кровь лилась рекой и жертвы были неисчислимыми.

На протяжении полутора веков Калмыцкое ханство, возникшее в сере­дине XVII века на Волге, вело политику вражды по отношению к окружаю­щим тюркским народам, даже ко всему мусульманскому сообществу Вос­точной Европы. Оно полностью разогнало ногайцев, вытеснило башкир из родных земель, производило набеги на Дагестан и Кабарду, участвовало в войне против Крымского ханства и Османской империи, во все времена служило отрядом России, окончательно вставшей на путь экспансии. По­стоянно находились на грани срыва и взаимоотношения с восточным сосе­дом - Казахским ханством. Но после сокрушительного поражения от Сал-кам-Жангира в 1635 году на Урале калмыки прекратили набеги, хотя по мере своего усиления, когда были установлены связи с далекой Джунгари­ей, они вновь начали проявлять воинственный дух.

В середине XVIII века Джунгария была окончательно разгромлена Цин­ской империей, успокоились и волжские калмыки.

В одном из программных документов, раскрывающих суть политики царского правительства, выражена такая позиция: «Если калмыки окажут нам какое-либо сопротивление, надо натравить на них казахов и, наоборот, проявят казахи негативное отношение, следует направить туда калмыков и башкир, если они так будут давить друг на друга, мы подчиним их и без применения русской армии. Калмыков, башкир и казахов необходимо дер­жать только так, во взаимной вражде».

Это лишь одно проявление внешней политики России в Евразии. В этом плане она максимально использовала подданный себе калмыцкий народ. Хотя взамен не давала ему ничего.

С каждым днем возрастали потери и горе калмыцкого народа, тысячи молодых жигитов которого длительное время находились вдали от Родины, в походах, участвовали во всех войнах России.

Именно в этот период в сознании народа зародилась заветная мечта о возвращении на восток, в родную Джунгарию; распространился слух о том, что после истребления ойратов земли предков опустели и остались без хо­зяев. Лидеры народа тайджи Убачи и Цэрэн начали агитировать соплемен­ников совершить великое кочевье для возвращения волжских калмыков в Джунгарию.

Отчаявшись от повседневной невыносимой жизни, в надежде на луч­шую перспективу, калмыцкий народ осенью 1770 года решается на великое переселение.

Откочевка началась в начале января 1771 года.

Торгауты, составляющие основную часть калмыков, занимали левобе­режье Волги, то есть восточную часть; дурбуты и хошауты - правобережье. Когда начались тайные разговоры об откочевке, калмыки под разными пред­логами стали перебираться на левый берег реки, а оставшиеся ждали завет­ного сигнала. Однако 5 января, в день, на который было назначено начало мероприятия, ударил сильный мороз, потрескались льды Волги и из тре­щин пошла вода, в результате этого 11 198 семей не смогли перейти реку, присоединиться к великому кочевью и вынуждены были остаться в преде­лах России.

А численность тех кибиток, которым удалось своевременно перейти реку, составила в общей сложности 30 909. Это примерно 170-ISO тыс. человек. Внушительными были вооруженные силы - 40 тысяч воинов. Калмыцкое кочевье должно было пройти через казахскую территорию, другого пути не было.

Получив весть об откочевке волжских калмыков, русское правительство намеревалось огнем и мечом вернуть их обратно. Пока русскими властями была организована погоня, быстро двигавшиеся калмыки, уничтожая на пути отдельные воинские отряды, уже успели глубоко внедриться в казахские владения. Яицкие казаки отказались от опасного похода, войско генерала Траубенберга вернулось с полдороги и все это было преднамеренным дей­ствием.

Передвигаясь огромной массой, калмыки смяли несколько попавшихся на пути казахских аулов и ненадолго остановились на берегу р. Эмба. Стало известно, что они намерены перебраться через Иргиз и, идя вдоль Сарыар-ки, через Жетысу выйти к границам Джунгарии.

Узнав о приближении калмыков, хан Младшего жуза Нуралы оператив­но собрал войско и выступил им навстречу.

Первая битва состоялась на берегу р. Эмба. Убачи потерпел поражение и, отступая, послал Нуралы письмо о перемирии, в котором писал, что он вынужден бежать от русских на земли своих предков, поэтому просит пре­дотвратить кроеопролитие. В ответном послании Нуралы требовал очис­тить казахские земли, вернуться обратно.

Однако калмыкам трудно было возвращаться назад, поэтому Убачи ос­тавил без ответа требование Нуралы-хана. Калмыцкое кочевье, огибая Му-годжары и, по возможности, обходя густонаселенные казахами регио­ны, продолжало двигаться по первоначальному плану.

В весеннее половодье, соорудив плоты из камыша, беженцы с трудом перебрались через Тургай; у них сильно исхудали лошади, скот, да и люди изрядно устали. На их головы свалилось своего рода ответное жестокое «Актабан шұбырынды». Вслед за кочевьем с каждым днем все больше и боль­ше оставалось трупов умерших, обессилевших.

Конечно, нельзя представлять калмыцкое кочевье как некий беззащит­ный, бессильный табор. Со времен древних тюрков и монголов кочевые народы жили походной жизнью. Вооруженные силы волжских калмыков, как сказано выше, были достаточно мощными; они были закалены в боях в Крыму и на Кавказе, хорошо вооружены, имели богатый опыт ведения бо­евых действий; главной трудностью кочующего калмыцкого улуса была невозможность пройти этот огромный путь спокойно, да и направление конечной цели было известно противнику.

Начиная с марта, до середины лета, почти четыре месяца, калмыки дви­гались без остановки, с трудом отражая непрерывные атаки казахских от­рядов. К концу июня они полностью пересекли наискосок Сарыарку и при­близились к Балхашу, где сделали остановку на берегу р. Мойынты.

В этот момент большое войско казахов под предводительством Абылай-хана взяло врага в окружение. Общая численность казахских воинов сос­тавляла пятьдесят тысяч, отдельные дружины возглавляли Нуралы-хан, Адил-султан, Орус-султан.

Если до этого казахи наносили удары по вражескому кочевью в ходе встречных боев и с флангов, то теперь они планировали уничтожить его

Ощутив смертельную опасность создавшегося положения, калмыцкие правители отправили послов, в числе которых были семь самых авторитет­ных людей.

Калмыцкие послы по древней традиции слезли с коней на установлен­ном расстоянии от ханской ставки и пешком приблизились к Абылаю. «Ал-лажар! - обратились они к хану. - Мы передаем Вам приветствие Убачи и Цэрэна. Казахи и калмыки издревле родственные народы, нам нет смысла дальше воевать. Предлагаем мир. Поставим для Вас белую юрту, преподне­сем достойные дары и принимаем Ваше подданство. Нам больше идти неку­да, дайте нам землю для кочевья и будет весь калмыцкий народ одним из Ваших улусов под Вашей властью. Предлагаем восстановить древние род­ственные обычаи».

Для обсуждения предложений калмыцких послов Абылай-хан созвал военный совет. По дошедшим до нас отрывочным сведениям, мнение собравшихся разделилось надвое. Абылай был склонен полностью при­нять предложения посольства. Большая же группа полководцев заяви­ла, что договор ни к чему, надо использовать представлявшуюся воз­можность и пока калмыки в кулаке, следует уничтожить их окончатель­но. Один из героев борьбы против джунгар и китайцев в своем выступ­лении говорил: «Убачи и Цэрэн обвели вокруг пальца и русских, и ки­тайцев, обманут и тебя, мой хан».

Народные сказания и поздние исследования утверждают, что Абылай был обманут, позарился на богатые дары калмыков. На самом деле полити­ка Абылай-хана была намного глубже.

Опытный, закаленный в борьбе с внешними врагами полководец, вос­становивший Казахское ханство, мудрый политик Абылай-хан, после раз: грома Дурбун-Ойрата и вторжения в Джунгарию весной 1755 года маньч-журо-цинской армии теперь уже сам был заинтересован в укреплении дав­него врага. Он стремился препятствовать полному уничтожению ойратско-го народа, считал, что следует сохранить между Казахским ханством и мо­гущественной Китайской империей независимое, самостоятельное Джун-гарское государство, которое бы служило в будущем естественным шитом на востоке. Если раньше он прилагал все усилия для разгрома Джунгарии, то в новых условиях оказывал ей всяческую помощь. Но представители на­рода, на протяжении девяти поколений воевавшего с этим врагом, не согла­шались с мнением хана. Совет затянулся. Была объявлена трехдневная пе­редышка, в последний день которого был намечен обмен пленными и окон­чательное решение вопроса.

Убачи, видимо, с самого начала пошел на хитрость или понял, что после передышки все равно не будет мира и опередил события. На третьи сутки, посреди ночи, калмыки все до единого пошли в атаку. В результате силь­нейшего удара под покровом темной ночи они прорвали кольцо окруже­ния. Но нельзя сказать, что чрезвычайное решение Убачи и Цэрэна вывелокалмыцкий народ на верную дорогу. Отныне были перекрыты все пути к согласию, к заключению мира.

После битвы на Мойынты в июле 1771 года начался самый последний, завершающий этап в цепи событий «Пыльного похода».

Придя в себя после ночной внезапной атаки, наутро казахи вновь приве­ли в порядок боевые построения. Теперь война между ними и калмыками приняла затяжной, походный характер. Казахские дружины день и ночь пре­следовали врага, изматывая его, постепенно уничтожая боевые силы.

Калмыки планировали обойти Балхаш с западной пресноводной сторо­ны и, поднимаясь по р. Или, пройти в Джунгарию. Однако казахи не под­пускали их к воде. Калмыки, измученные жаждой, от полученных в беско­нечных битвах ран, гибли мучительной смертью, ежедневно сотнями и ты­сячами попадали в плен; только наиболее стойкая, хорошо вооруженная кучка людей, оставляя за собой пыльный туман, прошла через Кастек, Кас-келен, Кеген и Нарынкол и с огромным трудом достигла Джунгарии.

В ночной суматохе на Мойынты от калмыков откололась большая груп­па и ускользнула от внимания казахов. Возглавляемая Танжу-тайджи, эта группа двигалась по северным берегам Балхаша, некоторое время ее никто не беспокоил и члены этого кочевья несколько поправили свое положение. Однако казахи вскоре настигли и эту группу, которая уже успела пересечь реки Аягуз, Лепсы, Каратал и достичь Или. В результате беспощадной руб­ки спаслась лишь десятая часть калмыков. Они беспорядочно бежали вверх по Или и чудом добрались до китайских рубежей.

Но пройдя такой огромный кровавый путь и порой нечеловеческие ис­пытания, оставшиеся в живых калмыки попали в родной Джунгарии не в долгожданные объятия, а в ярмо рабства. Цинская администрация рассели­ла их в отдельные мелкие аулы и объявила своими подданными.

«Пыльный поход» еще раз продемонстрировал то, что вражда между на­родами никогда не приносит им лучшей доли. В результате непрерывной войны на протяжении шести месяцев, на пути от Урала до Джунгарии про­тяженностью в несколько тысяч километров был уничтожен последний очаг ойратско-калмыцкого народа. Кроме того, пал Дурбун-Ойрат, изрядно ос­лабевший от тяжелых ударов Казахского ханства под руководством Абы-лая, от внутренних противоречий, от борьбы за престол; его попытку вновь возродиться окончательно развеяло маиьчжуро-цинское вторжение. Таким образом, воинственные восточные калмыки численностью свыше одного миллиона человек оказались на грани уничтожения. В суровую зиму 1771 года также было истреблено 170-180 тысяч, то есть 31 тысяча кибиток кал­мыков, которые снялись с берегов Волги и направились в Джунгарию. Но туда добрались всего 15-20 тысяч человек, которые уже были не в состоя­нии зажить самостоятельной, независимой жизнью. Лишь по воле случая не сумевшие перебраться через Волгу в первый день откочевки 50-60 ты­сяч людей остались живы. Они как раз составляют нынешнюю автономную республику в составе России с населением 140 тысяч человек - самые пос­ледние остатки некогда мощного, грозного ойратского народа.

Не только предыдущая война с ойрат-калмыками на протяжении восьми-девяти поколений, но и даже победоносные битвы в ходе «пыльного по­хода» принесли казахскому народу неисчислимые бедствия и потери. Тыся­чи воинов погибли героической смертью, среди которых особо следует выделить две невосполнимые жертвы. Так, в одном из сражений «пыльного», точнее, кровавого похода погиб один из выдающихся казахских полковод­цев XVIII векаЖанатай-батыр - организатор многих побед в казахско-джун-гарской войне, самоотверженно боровшийся и против маньчжуро-китайцев. Говорят, когда Абылай-хану сообщили о гибели Жанатай-батыра, он пла­кал навзрыд, восклицая: «О, мой черный кинжал, который не нуждается м заточке!» Прогнав остатки джунгар за пределы казахских земель, с победой возвращался другой прославленный батыр - Баян, но прямо в пути он скон­чался от внезапной болезни. Его имя известно народу по произведениям Чокана Валиханова и поэме Магжана Жумабаева.

Батыры, священные имена которых приводятся в конкретных истори­ческих документах эпохи Абылая, встречаются в памятниках устного на­родного творчества, навечно сохранились в памяти народа. Это самые вы­дающиеся легендарные полководцы, которые в третьей четверти XVIII века разгромили Дурбун-Ойрат, храбро сражались с Маньнжуро-Цинской им­перией, разбили торгаутов, в непрерывной двадцатилетней войне возро­дили дух Алаша и дали в руки Абылай-хана бразды правления тремя жуза-ми, среди них: Каракерей Кабанбай, Муюзды Утеген, Нуралы-хан, Абул-феис-султан, Канжыгалы Богембай, Ералы-султан, Адил-султан, Орус-сул-тан, Жанатай, Баян, Малайсары, Олжабай, Керей Жаныбек, Шапырашты Наурызбай, Актамберды, Жапек, Бердыхожа, Тлеуке, Сагымбай, Кулеке, Жаугаш, Дат, Кокжарлы Барак, Кулашбек, Турсунбай, Нарбота, Кожабер-ген... Кроме них можно назвать имена Жабая, Сырымбета, Байгозы, Елчи-бека, Сары, Санкебая, Мамута, Молдабая, Тансыка, Оразымбета, Дерпса-лы, Раимбека, Чингожи, Айбаса, Жаназара и многих других.

Мудрость, самоотверженность, кровь, пролитая этими великими людь­ми способствовали направлению казахской истории в прежнее русло, по­вышению авторитета нации, определению ее будущего. В середине XVIII века Казахское государство, само существование которого в начале столе­тия стояло под вопросом, благодаря Абылай-хану пошло по пути возрож­дения, победоносно завершило двухсотлетнюю войну, да и после этого ус­пешно выдержало еще одно, более серьезное испытание.

Когда Абылай покинул этот мир, его орда уже достигла того духовного могущества, которое могло противостоять будущим историческим бурям, передать будущим поколениям достойную эстафету.