Социальные нормы и отклонения от них.

Глава 7. Количественная адекватность питания Организм человека для обеспечения своих физиологических процессов нуждается в постоянном притоке энергии, которую он черпает из пищевых продуктов. В этой связи необходимо вспомнить, что универсальным носителем свободной

Другой критерий деления социальных норм (который традиционно используется в литературе) - «степень их формализации» . По этому критерию выделяются официальные и неофициальные нормы. Официальные нормы (в отличие от неофициальных) оформлены в виде правовых предписаний, а их соблюдение контролируется государством или другой официальной инстанцией. Соблюдение же неофициальной нормы обеспечивается лишь авторитетом общественного мнения. К неформльным нормам относятся, например, следующие правила: «уступай место старикам», «с почтением относись к родителям», «не шуми, если это мешает окружающим» и т.д.

Официальными или неофициальными могут быть как первичные, так и вторичные нормы. Официальные первичные нормы образуют основу права в обществе и очерчивают круг обязанностей правоохранительной системы по поддержанию необходимого социального порядка.

Условные официальные нормы нацелены законодателем, с одной стороны, на закрепление существующей государственной идеологии и государством установленного порядка и соответственно на сохранение и укрепление существующего способа производства и системы общественных отношений, а с другой - на облагораживание нравов, моральных устоев граждан. Однако, как верно отмечает К. Шуман, всегда остается вопрос, являются ли надежды законодателей на исправление нравов населения путем применения правовых средств обоснованными и тем более успешными. Чаще всего при этом происходит неоправданная экспансия права, выражающаяся в принятии им на себя не свойственных ему функций, с которыми оно не в состоянии справиться. Так, например, правовая система берет на себя чаще всего следующие функции: заботу о здоровье людей через запреты потребления алкоголя, наркотиков и т.д.; заботу о «нравственной чистоте» через преследование лесбиянства, мужеложества, нудизма и т.д.; заботу о перевоспитании преступников. Тем самым право вольно или невольно пытается исполнять функции медицины, морали и педагогики, что заведомо обречено на неудачу, о чем свидетельствует весь опыт уголовно-правовой борьбы с этими явлениями. Кроме того, чрезмерное расширение «поля» официальных норм и попытка тотального правового регламентирования всех сторон жизни социума могут «задушить творческие порывы общества», социальная система может «закостенеть» и потерять способность к дальнейшему развитию.

Деление норм на официальные и неофициальные создает теоретические предпосылки для осмысления нормотворчества и его последствий для социальных систем по таким показателям, как:

Степень жесткости санкций, применяемых к нарушителям социальных норм;

Характеристики субъектов исполнения санкций;

Степень тотальности контроля, на которую претендует нормопорождающий орган (например, государство, руководство какой-либо фирмы или учреждения).

Последний и очень важный критерий выделения видов социальных норм - «социальная адекватность нормы» .

Человеческий поступок (а также поведение и деятельность) по своим последствиям находится в одном из следующих отношений к общественному благу: негативном, позитивном или же нейтральном. Это отношение существует в двух формах: само по себе (объективно) и в наших оценках (субъективно). Субъективные оценки отражают тот факт, что «цивилизации необходимы не все виды возможной социальной активности индивидов, а лишь те из них, что позволяют ей пребывать в динамично-равновесном состоянии, сохранять жизнеспособность и успешно развиваться». Оценки чаще всего даются видам поведения и деятельности, имеющим наибольшую значимость в настоящее время в данном обществе. Это не означает, однако, что все оценки вербализуются. Часть оценок не находит вербального оформления, оставляя тем самым достаточно широкий выбор возможных вариантов действий, которые являются своего рода резервом для апробирования разного рода социальной активности. (Не следует упускать из вида, что отображение значимости поступка происходит не только в сознании законодателя, но и в сознании отдельных граждан, которые затем сравнивают свои оценки с оценками, зафиксированными в официальных нормах, и принимают или не принимают их. Неприятие выражается в нормонарушаемости, неодобрении, сокрытии фактов нарушения норм и т.д. К этому вопросу мы вернемся позже.). Отображение значимости поступка в сознании законодателя вызывает формирование новой официальной социальной нормы или изменение уже существующей. (По этой же схеме формируются и неофициальные социальные нормы). Но указанное отображение, как и всякий познавательный акт, может быть как адекватным, так и неадекватным. В случае адекватного отображения возникают социально-адекватные нормы, а в случае неадекватного - социально-неадекватные нормы. Что касается нейтральных поступков, то они обычно не закрепляются в нормативных предписаниях, поэтому мы не будем их рассматривать. Иначе говоря, социальная адекватность нормы - это обоснованность нормативного предписания с точки зрения общественного блага. Но что считать общественным благом? Этот вопрос достаточно часто обсуждается в рамках нормативистской парадигмы, где точки зрения делятся по принадлежности к консеквенциализму или нон-консеквенциализму.

Консеквенциалисты считают, что о благе или неправомерности того или иного поступка или практики можно судить исключительно исходя из всего комплекса последствий, вытекающих из этого поступка или практики. Однако сторонники этой точки зрения расходятся в понимании блага. Часть из них - классические утилитаристы полагают практику благой или дурной в зависимости от того, насколько данная практика упрочивает или разрушает «максимальное счастье наибольшей массы людей», а современные представители предлагают в качестве критериев блага - «суверенитет (гарантированную свободу граждан в условиях правового государства)». Нонконсеквенциалисты считают, что поступки могут быть благими или дурными в силу их естественного характера, независимо от порождаемых ими последствий. Благо здесь понимается как соблюдение законодательства, выработанного в ходе исторического развития общества. Можно ли предложить общее определение блага, которое устраивало бы сторонников разных точек зрения? Думается, что таким определением может стать понимание блага как самосохранение системы (общества), ее прогрессивное развитие за счет самовоспроизводства (аутопойесис или «автопоэтика социальных систем») и поддержание определенного уровня адаптивной гибкости, позволяющего оперативно реагировать на изменения внешней среды. При этом интегративным критерием прогрессивного развития должен стать показатель продолжительности жизни членов общества, что возможно только при создании условий для полноценного существования индивидов (как в физическом, так и в психологическом плане). Данное определение блага не включает представления о способах политического правления (т.е. является идеологически нейтральным), а потому в нем в определенной мере снимается субъективный момент и появляется возможность примирения сторонников разных политических учений. В то же время в нем сохраняется ориентация на справедливое устройство общества, нормативно-правовое регулирование которого опирается на социально-адекватные нормы. Кроме того, оно дает возможность выработать некоторый критерий (или критерии), с которым в последующем можно будет соотносить социальные нормы в целях оценки их социальной значимости.

Адекватность или неадекватность предписанной законодателем нормы обнаруживается в социальном взаимодействии (на практике), когда люди в процессе жизнедеятельности сами постигают полезность или вредность той или иной нормы, которая базируется на таких определенных исторически развивающихся феноменах, как культурно обусловленные и востребованные образцы поведения. Эти образцы воспроизводятся людьми в индивидуальной и кооперативной деятельности в конкретной ситуации. Именно в практическом взаимодействии нормы наполняются смыслом и «могут удерживать относительную ценность», которая в дальнейшем может быть отображена в предписаниях. Продолжительность проверки адекватности нормы может быть самой разной: от нескольких дней (например, нормы поведения ребенка в семье, устанавливаемые родителями) до нескольких десятилетий (или даже столетий). Так, например, запрет в России частной собственности и законодательное установление социальных норм в соответствии с идеологией коммунизма и «коллективизма» показали свою значимость для блага общества лишь через 70 лет, а социальная неадекватность введения «сухого закона» в разных странах проявилась уже через несколько месяцев после его установления. При этом надо учитывать, что ни у кого не возникает сомнений в адекватности первичных (атрибутивных) норм, сомневаться здесь можно лишь в определении меры наказания за их нарушение. Другое дело - условные нормы. Никто не может предварительно со стопроцентной уверенностью определить социальную адекватность или неадекватность принимаемых условных норм. Это можно сделать лишь post factum, после их проверки на практике, когда люди на деле убедятся в их общественной целесообразности, правильности или ошибочности с точки зрения выживания и процветания общества.

Некоторые условные нормы на протяжении всей истории человечества не поддаются оценке на социальную адекватность. Таковыми являются, например, запрет проституции или ее дозволение в различных странах. Это явление существовало в обществе всегда, однако и сейчас непонятно, что является социально адекватным - ее дозволение или запрет. Очевидно, что в определенные периоды развития общества, например, расцвет проституции, с одной стороны, является социальным индикатором общественного неблагополучия, а с другой - проституция выполняет позитивную функцию: возможность заработка в трудной экономической ситуации, предоставление психологической и сексуальной разрядки для потребителей сексуальных услуг, снятие напряжения в семейных отношениях и т.д. По-видимому, как показывает мировой опыт, социально-адекватной нормой здесь будет разумная регламентация деятельности представительниц древнейшей профессии .

Говоря об истинности или ложности оценок некоторых видов поступков и деятельности (некоторых сексуальных действий, совершаемых совершеннолетними людьми по обоюдному согласию; азартных игр; проституции и т.д.), Дж. Ф. Шелли справедливо замечает: «Мы можем только гадать, какое из двух определений перечисленных действий является “истинным” - их законность или незаконность. На практике мы должны рассматривать ныне принятые определения как “истинные”, поскольку именно они используются судом, действующим по нормам статусного и общего права».

Вообще следует подчеркнуть, что определение социальной адекватности той или иной нормы иногда сопряжено с большими трудностями. Дело в том, что адекватность нормы обнаруживается только при сравнении последствий ее введения в разных обществах или при разных общественно-политических режимах в одном и том же обществе с учетом многих конкретных социально-экономических, политических и иных обстоятельств. Скажем, тот же запрет проституции (в капиталистических странах с демократическим устройством) с использованием жестких мер наказания воспринимался бы как социально неадекватная норма именно на том основании, что разрушал бы целостность культуры, сложившейся под влиянием определенных ценностей: право на свободную деятельность, невмешательство государства в личную жизнь каждого гражданина и т.д.

Вот другие примеры: по мусульманской норме, находясь около покойника, нужно надеть головной убор, а по христианскому обычаю, напротив, нужно снять его; католическая норма дозволяет сидеть во время богослужения, а православная запрещает это делать. Все аналогичные нормы, казалось бы, не имеют прямого отношения к общественному благу (не вредны и не полезны). Поэтому их иногда называют «условностями». Вместе с тем следует отметить, что ничто не раздражает людей больше, чем нарушение этих «условностей». Они могут стать причиной скрытого или явного конфликта, породить отчуждение людей и даже вызвать открытое насилие в отношении тех, кто пренебрег «условностями». Почему это происходит? Здесь следует говорить не только о том, что пренебрежение к условностям делает человека чужим для тех, кто эти условности соблюдает, но и о том, что наши оценки значимости поступков формируют реальность, порождая определенные социальные обстоятельства для совершения дальнейших поступков.

Наибольшее значение для жизни социума имеет формирование официальных норм, прямо определяющих характер социальных взаимодействий или выступающих в качестве фона, на котором эти взаимодействия развиваются. Право здесь выступает как «один из ведущих нормативно-регулятивных механизмов, обеспечивающих гомеостатическое состояние цивилизованной системы». «Под гомеостазисом обычно понимается свойство элементов поддерживать динамично-равновесные отношения с системой посредством многообразных и активных функциональных связей». Правовые нормы должны закрывать путь деструктивному духу вседозволенности и открывать широкие возможности для конвенционально-моральных инициатив. Если законодатель формирует социально неадекватные нормы, то это обусловливает рост социальной несправедливости, дезорганизации социума, дезинтеграции граждан и, как следствие, - повышение уровня преступности. Возникновение и правовое закрепление социально-неадекватных норм имеют ряд причин.

Во-первых, эти нормы являются плодом искаженного (религиозного, политизированного, субъективистского, мифологизированного) отображения обыденным сознанием и/или законодателями социальных закономерностей, потребностей и интересов общества, его самосохранения и развития.

Во-вторых, право отображает существующие социальные отношения и, преломляя их в своих предписаниях, старается сохранить их более или менее стабильное существование. Здесь право выступает в качестве «средства закрепления места и функций людей в системе общественного разделения труда... и обеспечивает в процессе воспроизводства общественного организма относительную неизменность социальной структуры». Стало быть, право здесь выступает как средство закрепления сущего , которое всегда в чем-то превратно.

Будучи лишь орудием воспроизводства форм сущего (существующей действительности), право в этом своем качестве в некоторых отношениях превращается в тормоз, преграду на пути развития общества. Но поскольку развитие остановить невозможно, оно (это развитие) вынуждено идти по пути правонарушений. Общество здесь на более или менее длительное время будет ввергнуто в состояние аномии, когда существующие предписания права перестают действовать. При этом наблюдается всплеск «преступности» (именно в кавычках). Разумеется, в глазах официальной правовой статистики эта преступность является совершенно реальной и настоящей (без кавычек). Как бы то ни было, общество переходит на другой качественный уровень развития, и право, чтобы избавиться от возникшей социальной аномии, вынуждено пересмотреть свои предписания, хотя бы post factum привести их в соответствие с новыми формами сущего . Теперь исправленное право на время обеспечит социальное благозаконие, и, как следствие этого, снизится уровень преступности и вообще уровень правонарушений. Но только на время, ведь право не перестало быть орудием защиты и воспроизводства сущего. Поэтому все должно повториться снова.

В-третьих, право не может достигнуть своей полной социальной адекватности по той простой причине, что процесс познания потребностей общества неизбежно сопряжен с ошибками гносеологического характера, например, такими, как абсолютизация, предвзятость оценок значимости явлений (установки) и т.д. К тому же процесс познания бесконечен ввиду постоянной изменчивости общественных потребностей и интересов, за которыми праву просто невозможно угнаться.

Выделение норм по критерию социальной адекватности предоставляет теоретический фундамент для анализа теории и практики права, деятельности правоохранительных органов и уголовно-правовой политики государства. Речь идет о следующем.

1. Существование официальных социально-неадекватных норм порождает такое явление, как позитивные отклонения. Эти нарушения социальных норм не просто не вредны для общества, они имеют для него положительное значение, поскольку способствуют (хотя бы в потенции) переосмыслению и изменению вредных для общества норм. Именно поэтому некоторые исследователи вполне резонно делят отклоняющееся поведение на позитивное и негативное (по своим следствиям для общества).

2. Консерватизм права как подсистемы общественных отношений обусловлен не только тем, что оно является бюрократическим орудием поддержания сущего (существующей власти, политических и идеологических установок властной элиты и т.д.), но и тем, что оно отождествляет свои предписания с нормами истинного долженствования, имеющими всеобщий характер, а потому не требующими изменений. Для поддержания этого мифа разработаны соответствующие лозунги, выдаваемые за принципы деятельности: «неукоснительное следование закону», «установление и соблюдение правопорядка» и т.д. Эти «принципы» зачастую попирают здравый смысл, особенно когда применяются в деятельности по наказанию нарушителей социально-неадекватных норм вместо того, чтобы заняться пересмотром этих вредных, а иногда и просто опасных правовых норм. В этом смысле наиболее подходящим, по-видимому, является прецедентное право, дающее возможность учитывать хотя бы в какой-то степени особые случаи и изменившиеся социальные условия.

3. Поскольку «борьба» с нарушениями социально-неадекватных норм не имеет смысла, то не стоит тратить на нее силы и средства, необходимые для работы с более опасными социальными явлениями, т.е. с нарушениями социально-адекватных норм.

Все виды выделенных в ходе анализа социальных норм можно представить в виде классификационной схемы (схема 1).

Схема 2. Классификация социальных норм

Итак, данная классификация социальных норм, во-первых, позволяет выйти за рамки правовой точки зрения на их сущность и охватить в единой теоретической концепции всю совокупность действующих в обществе норм - как официальных (правовых), так и неофициальных. Во-вторых, появляются основания для аргументированного деления девиаций на позитивные и негативные, для осознания того обстоятельства, что не всякое отклонение от норм (аномалия) выступает как социальная патология, наносящая вред существованию и развитию общества. А это, в свою очередь, дает критическое видение существующих правовых систем, позволяя осмыслить имеющиеся в них дефекты и удалить из них социально-неадекватные (несправедливые, вредные для общества) нормативные запреты и ограничения на пути позитивных отклонений и в то же время акцентировать внимание на мерах минимизации зла, порождаемого негативными отклонениями. Наконец, предложенная классификация позволяет (при желании) повысить степень рациональности процессов законодательного нормотворчества.