«ЧИСТОГО ИСКУССТВА» И К.Л.ХЕТАГУРОВА

Возникновение темы «ночи» в русской поэзии связано, по мнению исследователя В.Н.Топорова, с именем писателя ХVIII века М.Н.Муравьева, у которого впервые появилось стихотворение «Ночь». Уже в этом стихотворении, опубликованном в 1776 или 1785 году, мы видим трогательное отношение к ночи. Поэт мечтает о ее наступлении, так как «к приятной тишине влечется мысль» его. Он радуется ночи, принесшей ему «уединение, молчание и любовь».

Образ ночи и побуждаемые ею ночные мысли и чувства нашли отражение во многих прекрасных стихотворениях русских поэтов. Хотя восприятие ночи у всех поэтов свое, можно заметить, что в основном ночь была для поэтов наиболее благодатным временем суток для их размышлений о смысле жизни, своего места в ней, пробуждения различных воспоминаний, особенно о любимых.

Образ ночи боготворили и поэты ХIХ века. Это и А.С.Пушкин, и С.П.Шевырев, и Ф.И.Тютчев и многие другие. Мы не останавливаемся на их стихотворениях, так как они не предмет нашего исследования. Цель наша – рассмотреть образ ночи в поэзии Коста Хетагурова и русских поэтов «чистого искусства». И здесь мы вспомним прежде всего А.А.Фета.

Большое место образ ночи занимает в поэзии А.А.Фета, певца природы и любви, сторонника, как и Ф.И.Тютчев, идеалистической философии. Именно в ночное время он создал многие свои замечательные стихи, грезил, вспоминал о своей трагической любви с Марией Лазич; размышлял о тяготах жизни, прогрессе, красоте, искусстве, «бедности слова» и т.д.

Действия его в поэзии происходят часто ночью: «ночную фиалку лобзает зефир», «ночью буря разозлилась, крыша снегом опушилась», «молятся звезды, мерцают и рдеют, молится месяц, плывя по лазури», «звезды кругом точно все собрались, Не мигая, смотреть в этот сад», «ветер спит», «месяц быстрыми лучами Пронизал стекло», «месяц обманчивым светом Серебрит и волны и листья», «Робко месяц смотрит в очи». Все эти приведенные примеры говорят о том, что Фет олицетворяет ночь, как и ее спутниц – звезды и луну.

Фет любит ночь. Даже «тишина холодной ночи занимает дух» его. Ночь пробуждает в нем различные желания, поэтому он жаждет наступления ночи:

Я жду… Соловьиное эхо

Несется с блестящей реки,

Трава при луне в бриллиантах

На тмине горят светлячки.

Я жду… Темносинее небо

И в мелких и в крупных звездах,

Я слышу биение сердца

И трепет в руках и ногах

Свою влюбленность в ночь Фет объясняет так: «ночью как-то вольнее дышать мне», «каждое чувство бывает понятней мне ночью», «любо мне в комнате ночью стоять у окошка в потемках, если луна с высоты прямо глядит на меня…». Трепетное отношение к ночи поэтому можно понять и из строк, где она наделяется различными эпитетами, создающими многозначный поэтический образ:

Благовонная ночь, благодатная ночь,

Раздраженье недужной души!

Все бы слушал тебя – и молчать мне невмочь

В говорящей так ясно тиши.

Одушевляя ночь, поэт восторженно обращается к ней:

Здравствуй! Тысячу раз мой привет тебе, ночь!

Опять и опять я люблю тебя,

Тихая, теплая,

Серебром окаймленная!

А с каким наслаждением читатель воспринимает его стихотворение «Шепот, робкое дыханье, трели соловья»: перед глазами ясно предстает «серебро и колыханье Сонного ручья», и мы, словно завороженные, повторяем строки поэта:

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца...

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы

И заря, заря!

Присутствие ночи Фет ощущает постоянно: когда они вдвоем с любимой убегают прочь «от огней, от толпы беспощадной». И тогда, когда они наедине, – «третья с ними лазурная ночь». Поэт это объясняет тем, что если от людей можно спрятаться, то от спутниц ночи, звезд, ничего не сокрыть».

Во всех циклах стихов Фета, посвященных разным временам года, – зиме, весне, лету, осени, – образ ночи занимает большое место, причем изображается она всегда красками теми, которые присущи именно тому периоду, о котором идет речь.

Например, ночь зимняя «при свете лунном холодна, тиха, ясна», «мороз сияет», «снежок хрустит», на версте мороз огонечками». В этот момент Фет очарован раскрывшейся перед ним картиной:

Бриллианты в свете лунном,

Бриллианты в небесах,

Бриллианты на деревьях,

Бриллианты на снегах.

Поэт не только любуется красотой зимней ночи, но и озабочен тем, «как бы в вихре дух ночной не завеял бы тропинку», проложенную любимой. Зимняя ночь, как видим, тоже пленяет поэта. В этом убеждаешься при чтении его известного стихотворения «Чудная картина...»:

Чудная картина

Как ты мне родна:

Белая равнина,

Полная луна,

Свет небес высоких,

И блестящий снег,

И саней далеких

Одинокий бег.

А для «воспламеняющей» его весенней ночи поэт создает уже иную картину. Здесь уже «неземной какой-то дух ночным владеет садом». И Фет, очарованный майской ночью, радостно восклицает:

Какая ночь! На всем какая нега!

Благодарю, родной полночный край!

………………………………………

Какая ночь! Все звезды до единой

Тепло и кротко в душу смотрят вновь,

И в воздухе за песнью соловьиной

Разносится тревога и любовь.

И сердце поэта, полное любви, в эту загадочную весеннюю майскую ночь обращается к любимой с признанием:

Ты, нежная! Ты счастье мне сулила

На суетной земле.

В летнюю же ночь, когда «вечер тих и ясен»», «резко-сух снотворный и трескучий Кузнечиков неугомонный звон», «робко месяц смотрит в очи, изумлен, что день не минул, Но широко в область ночи День объятия раскинул», Фет советует кому-то:

В душе смиренной уясни

Дыханье ночи непорочной

И до огней зари восточной

Под звездным пологом усни!

Но вот лето кончается, дни сокращаются, а поэт не желает расстаться с ним, грустит, что наступает «непогода-осень», «сердце стынет». И, огорченный этим, поэт вопрошает:

Где же лета лучи золотые?

Осень воцаряется не только в природе, но и в его душе, поэтому:

Только серые брови сдвигаются,

Только зыблются кудри седые.

Грусть на поэта наводит и осенняя ночь, и птицы, которые улетают в теплые страны, поэтому ему «тяжело в ночной тиши выносить тоску души»:

И болью сладостно-суровой

Так радо сердце вновь заныть,

И в ночь краснеет лист кленовый,

Что, жизнь любя, не в силах жить.

Образ ночи у Фета близок по значению образу ночи у Полонского, которого тоже часто одолевали тайные ночные думы.

Анализируя его стихотворение «Ночь», критик В.Фридлянд заявил, что «оно не уступает лучшим созданиям Тютчева и Фета. Полонский в нем как вдохновенный певец ночи. Для него (впрочем, как и для Фета) ночь – таинственное, сокровенное время, когда душа человека доступна всему прекрасному и когда она особенно не защищена и тревожна, предвидя будущие невзгоды». [ 2]

В стихотворении «Ночь» Полонский, не понимая, за что он любит ночь, пытается причину своей любви узнать у самой ночи:

Отчего я люблю тебя, светлая ночь –

Так люблю, что, страдая, любуюсь тобой!

И за что я люблю тебя, тихая ночь!

Ты не мне, ты другим посылаешь покой!

(«Ночь»)

В конце стихотворения поэт, так и не смогший ответить себе, – за что он любит ночь, признался:

Ca м не знаю, за что я люблю тебя, ночь –

Оттого, может быть, что далек мой покой!

И хотя сам Полонский не может объяснить, за что он любит ночь, его восторженные восклицания в обращениях к ночи и использованные им прекрасные эпитеты, метафоры и другие художественные средства, помогают нам понять за что он любит ночь – за звезды, «деревья в хрусталях и белом серебре», луну, серебряный свет, сумрак холмов, сонных листьев колыханье, таинственный шум; свет ее звезд и луны, «скользя на холодный гранит, превращает в алмазы росинки цветка». Она, ночь, – свидетель тайных дум его, а музыка ночи пробуждает музыку души.

Как и Фет, Полонский персонифицирует ночь. Так, ночь, «юга царственную дочь», он хочет «взять себе в подруги», которая к нему сходила, –

B светлом пурпуре зари:

На пути, в пространствах неба,

Зажигая алтари.

Ему дорога эта итальянская ночь, так как она, как никто, «умела раны сердца врачевать, петь над морем, вдохновлять». Как о живом существе говорит о ней поэт:

А она со мной расстаться

Не хотела, не могла

По горам, от слез мигая,

Вслед за мной она текла.

Эта же ночь «задумчиво стояла... над степным костром поэта», «ночевала с ним над рекою у скирдов, вея тонким ароматом рано скошенных лугов», «и молила, и стонала», обещала ему спеть «песню райскую», если он еще вернется со своего севера на юг.

В восприятии Полонского осенняя «ночь как море темное»:

И один, на дне осенней ночи,

Я лежу, как червь на дне морском.

Но червь он только для тех, кто старался его унизить, не признавал его поэтического таланта, а для себя он – «дух, стремлений полный». А ночь зимняя, «ночь холодная мутно глядит..., светит пасмурный призрак луны». Сравнивая ночь и день, ум и любовь, поэт приходит к такому выводу:

Ночь смотрит тысячами глаз,

А день глядит одним.

…………………………

Ум смотрит тысячами глаз,

Любовь глядит одним...

Полонский, как мы уже заметили, олицетворяет ночь и ее спутников: «месяц ходит сторожит земли покой», а также «ведет рассказ». И «тени ночи пришли и стали у его дверей». Поэт так зримо представил ночь, что ему кажется:

Смелей глядит мне прямо в очи

Глубокий мрак ее очей.

И чувствуя рядом с собой присутствие ночи, «Полонский умоляет ее, чтобы она укрыла своею «густою тьмою» от посторонних его любовь:

Помедли, ночь! густою тьмою

Покрой волшебный мир любви!

Он страстно просит также время и солнце, чтобы они дали возможность продлиться минутам любви:

Ты, время, дряхлою рукою

Свои часы останови!

……………………………

О, солнце, солнце! Погоди!

Полонский так упоен ночью и светом волшебным луны, что слышит, когда ночь идет. Он радуется ночи, так как в это время:

Все, что спит в душе глубоко,

В этот миг озарено.

В ночной вышине, в сонме звезд, он пытается отыскать одну заветную звезду, но не находит: «видно, луч ее потух в напрасной борьбе с туманами, которых путь ненастный По небу тянется, как черная гряда».

Полонский воспел и грузинскую ночь, дыханием которой он упивается под прохладным навесом уютной сакли деревенского старосты (нацвала):

На мягком ковре я лежу под косматою буркой,

Не слышу ни лая собак, ни ослиного крику,

Ни дикого пенья под жалобный говор чингури.

Но вдруг он слышит иные звуки, «иную гармонию», которая приводит его в восторг, и он радостно кричит:

И, боже! Какой резонанс! Чу! какая-то птица–

Ночная, болотная птица поет в отдаленьи...

Рыдающий звук, – вечно та же и та же

В размер повторенная нота – уныло и тихо

Звучит. – Не она ли мне спать не дает! Не она ли

Напела мне на душу грусть!

Тему кавказской ночи он продолжает развивать и в стихотворении «Не жди»:

Едва потухло зарево зари,

Всю ночь зурна звучит за Авлабаром,

Всю ночь за банями поют сазандари.

Здесь теплый свет луны позолотил балконы,

Там углубились тени в виноградный сад,

Здесь тополи стоят, как темные колонны,

А там, вдали – костры веселые горят.

В эти минуты, –

Когда сама душа – сама душа не знает,

Какой любви, каких еще чудес

Просить илижелать, – но просит – но жалеет –

Но молится пред образом небес....

Полонский, как и Фет, олицетворяет не только ночь, но звезды и луну: «ясные звезды потупили взор, слушают звезды ночной разговор» (стих. «Агбар»). А в стихотворении «Караван», он, очарованный ночью, радостно восклицает: «Какая ночь – не ночь, а рай!» Здесь «ночные звезды искры мечут», «ползет ночная тишина подслушивать ночные звезды», «беседуют звезды на небе ночном», тени ночи, «нахлынув, темною толпой», к нему влетели.

Какими только эпитетами ни наделяет Полонский ночь: белая, темная, хмурая, одинокая, лучезарная, холодная, немая и т.д.

А думая о смертном часе «о сером дне», который приближается, поэт отчаянно призывает его в стихотворении «Вечерний Звон»:

Жду.. Приходи святая тень!

Я к ночи сердцем легковерней,

Я буду верить как-нибудь,

Что мочь, гася мой свет вечерний,

Укажет мне на звездный путь.

И услышав благословенный вечерний звон колокола, поэт просит его:

Пророчь мне к ночи вдохновенье

Или могилу и покой.

А в конце стихотворения Полонский философски предсказывает:

Но жизнь и смерти призрак миру

О чем-то вечном говорят, –

И как ни горько пой ты, – лиру

Колокола перезвонят.

Без них, в пыли руин забытых,

Исчезнут гении веков...

То будет ад зверей несытых,

Или эдем полубогов...

Для Случевского ночь тоже желанное время, время расцвета любви и испытания страсти:

Недошептанные речи,

Замиранье жадных рук,

Холодеющие плечи...

И часов тяжелый стук.

(«Ночь. Темно...»)

Ночь у него благотворна и для пробуждения воспоминаний:

Да, ночью летнею, когда заря с зарею

Соприкасаются, сойдясь одна с другою,

С особой ясностью на памяти моей

Встает прошедшее давно прожитых дней...

(«Заря во всю ночь»)

И мысленно, перелистывая в эти минуты страницы прошлого «от детства до возмужалости», он припоминает, что в жизни он видел хорошего и плохого:

В ней было все: ошибки и паденья,

И чад страстей, и обаянье сна,

И слезы горькие больного вдохновенья,

И жертвы, жертвы... На могилах их

Смириться разве? Но смериться больно,

И жалко мне себя, и жалко сил былых...

(«Заря во всю ночь»)

А когда на город опускается ночь, когда кругом стих шум «и лежит кругом по саду мгла», поэт «счастлив, как безумный», радостно зовет любимую:

Торопись голубка! Ты теряешь

(«Приди»)

И вместе с ним чувство радости испытывает и природа, она радуется вместе с ним:

Полный месяц, словно очарован,

Высоко и радостно дрожит.

(«Приди!»)

Поэт клянется любимой в вечной любви и верности, но она молчит, бледнеет.

Сердце Случевского, оберегающего покой любимой, полно нежности: он просит ее проснувшуюся рано, чтоб она закрыла глаза и вернулась к своим неоконченным снам, так как

Ночь, пришлец-великан, разлеглась над землей;

В поле темень и мрак по лесам.

(«Рано, рано! Глаза свои снова закрой»)

При этом он обещает ей, что когда наступит утро разбудит ее:

Я тебя разбужу, разбужу...

В эти минуты поэт охвачен любовью и страстью, этим объясняется психологическая пауза, обозначенная многоточием.

У Случевского ночь часто присутствует в стихотворении со своими спутниками – луной и звездами.

Например, в стихотворении «По крутым по бокам вороного», где о наступлении ночи говорит появление луны: «месяц блещет, вовсю озарил», а потом мы видим саму ночь:

Ох, и лес – то велик и спокоен!

Ох, и ночь - то глубоко синя!

Да и я безмятежно настроен...

О том, что поэт «безмятежно настроен…» можно понять из использованных им десятью восклицательных знаков в этом стихотворении.

Именно ночь и луна пробудили в Случевском чувство, что они с конем едут за девицей, которая, –

.. .прикрываясь фатой,

Ждет… глаза проглядит...

Но потом поэт понял, что его грезы не реальны, что ему все это только хотелось бы; и он прервал свои мечты:

...Нет! Мы бредим,

И никто-то не ждет нас с тобой, –

обращается Случевский к лошади.

К реальности его заставляет вернуться и ^молчание коня, которого он только что просил представить, что они едут с ним к девице:

Конь не молвит мне доброго слова!

Это сказка, чтоб конь говорил!

И поэт недоуменно спрашивает:

Но зачем же бока вороного

Месяц блеском таким озарил?

А в стихотворении «Малость стемнело, девица поет «Случевский предполагает, что песня девицы, наверно, доходит до небес, а поэтому спутницам ночи, «звездам, чуть глянуть, плясать...».

Поэт, как мы уже заметили, олицетворяет и ночь, и луну, и звезды:

Заросилось. Месяц ходит.

Над левадою покой.

Даже сны ночные у Случевского персонифицированы:

Сны ночные тоже тут,

Собираются, снуют

В городах, вдоль кустов,

На крылах сычей и сов.

(«По завалинкам у хат»)

Ночь – любимое время поэта, поэтому и его лирический герой, блаженно заявляет:

Чудесной ночи.. Воздух светел...

Как тишь тиха! Засну, любя

Весь божий мир... Но крикнул петел!

Иль я отрекся от себя? –

Многоточия, психологические паузы в данном четверостишии говорят о том, что герой произносит эти строки, блаженно засыпая, погружаясь в сон.

Очарованный ночью, Случевский радостно восклицает:

Какая ночь! Зашел я в хату,

Весь лес лучами озарен

И, как по кованому злату,

Тенями ночи зачервлен.

Сквозь крышу, крытую соломой,

Мне мнится, будто я цветок

С его полуночной истомой,

С сияньем месяца у ног!

(«Какая ночь! Зашел я в хату...»)

Но Случевскому не каждая ночь по душе, не каждая ночь его радует. И тогда вместо таких романтических эпитетов как «божественная», «звездная», «чудесная», «голубая» и т.д., ночь наделяется иными эпитетами:

Какая ночь убийственная, злая!

Бушует ветер, в окна град стучит;

И тьма вокруг надвинулась такая,

Что в ней фонарь едва – едва блестит.

(«Какая ночь, убийственная, злая!»)

И в эту ненастную ночь поэт успокаивает себя тем, что бывает и другая ночь:

А ночь порой красотами богата!

Да, где-нибудь нет вовсе темноты,

Есть блеск луны, есть прелести заката

И полный ход всем чаяньям мечты.

Так как эта «убийственная» ночь ему мешает предаться своим мечтам, он готов уничтожить «злую чару», что принесла эту непогоду. Он уверен, что ему это по силу:

Ее согнать, поверь, под силу мне:

Готовы струны, ждет моя гитара,

Я петь начну о звездах, о луне, –

которые, как считает Случевский, слушая его песнь, всплывут. И тогда, несмотря на град, вихрь, тьму, его ясная песнь разбудит и весеннего соловья, который будет вторить ему своей песней, озаряя все вокруг.

А зимняя, холодная ночь погрузила поэта в воспоминанья давно минувших лет, которые в нем всплыли у дома, где когда-то жила любимая. И постаревшей Случевский убеждает себя в том, что в любом возрасте человек имеет право на воспоминанья:

Я стар! Но разве я мечтами

О том, как здесь встречались мы,

Не в силах сам убрать цветами

Здесь этот снег глухой зимы?

Поэт уверен, что ожившие в нем воспоминанья скрасят его старость, «глухую зиму». И он, забыв о возрасте, отгоняя от себя мысли о старости, воспрянув, закричит:

О нет! Мечта полна избытка

Воспоминаний чувств былых...

……………………………………

Июньской ночи стрекотанье...

И плеск волны у берегов...

И нет зимы... и нет снегов!

(«Ты тут жила»)

Душевное волнение поэта передается при помощи ряда многоточий и восклицательных знаков. Он словно ищет подходящее слово, которое бы передало читателю всю полноту чувств, нахлынувших на него от воспоминаний.

Для Случевского ночи любви – «ночи безумные» (стих. «Пара гнедых...»). И даже песни «полночных часов» в ночи любви кажутся ему «неразумными», как и сами влюбленные, «с трепетом, с дрожью больных голосов!». А дальше поэт разъясняет, почему он любит «песни безумные»:

Тайные встречи и оргии шумные,

Грусть... неудача... пропавшие дни...

Любим мы, любим вас, песни безумные:

Ваши безумия нашим сродни!

Случевский любит ночь и потому, что в это время «мечты преследуют» его и в нем «песнопенья родятся силой колдовства». Но тогда:

Сгорает связь меж мной и ими,

Я становлюсь им всем чужой

И пред созданьями своими

Стою с поникшей головой...

Если «звездная», «голубая», «чудная ночь» (стих. «На волне») его радует, то другая, «страшная ночь», которую «бог посылает карать недостойных и гордых сынов», в ком «дух человека скорбит,изнывает,Вцепинесловимых, томительных снов», то эта жестокая ночь, которая «ворочает душу» поэта – ему ненавистна. Потому он жаждет, чтоб она скорее кончилась, чтоб «рассеялись тени, мрак ночи исчез».

У другого сторонника «чистого искусства» К.М.Фофанова, тоже есть ряд стихотворений, где читатель встречается с образом ночи. Так, в стихотворении «Весенней полночью бреду домой усталый» поэт погружает нас в мир ночной тишины спящего огромного города. Ничего не ускользает от взора и слуха поэта в эти часы:

За спящею рекой, в лиловой бледной дали,

Темнеет и садов и зданий тесный круг.

Вот дрожки поздние в тиши продребежали,

И снова тишина вокруг.

Стихотворение точно отражает настроение поэта, погруженного в свои горестные жизненные думы, которому в ночной тишине «чудятся порой», –

То пьяной оргии разнузданные крики,

То вздохи нищеты больной.

Фофанов детально передает то, что произошло в природе ночью:

Остывает запад розовый,

Ночь увлажнена дождем.

Пахнет почкою березовой,

Мокрым щебнем и песком.

Пронеслась гроза над рощею,

Поднялся туман с равнин.

И дрожит листвою тощею

Мрак испуганных вершин.

В стихотворении «После грозы», из которого приведены эти строки, ночь одушевлена:

Спит и бредит полночь вешняя,

Робким холодом дыша.

В восприятии Фофанова весенняя ночь после бури также безгрешна, как влюбленная душа.

Стихотворение «Пел соловей, цветы благоухали» тоже о весенней ночи, о ночи любви юноши, который, «вступивший в жизнь, как в роковую дверь, …летел мечтою окрыленной к ней, только к ней, –и раньше и теперь». И все вокруг было с ним заодно, вторило его любви:

И мир пред ним таинственным владыкой

Лежал у ног, сиял со всех сторон,

Насыщенный весь полночью безликой

И сладкою весною напоен.

Психологически точно Фофанов передает состояние своего лирического героя, томление его влюбленной души, желание скорее с ней встретиться и ласкать ее:

Он ждал ее, в своей разлуке скорбной,

Весь счастие, весь трепет и мечта…

А эта ночь, как сфинкс женоподобный,

Темнила взор и жгла его уста.

Лирический герой так страстно жаждет любви, что стал уподоблять ночь «женоподобному сфинксу», загадочной женщине, которая пришла, чтоб «темнить его взор и жечь уста».

В стихотворении «Звезды ясные, звезды прекрасные» уже одушевлены спутники ночи, звезды. Они «нашептали цветам сказки чудные», а влюбленную душу самого поэта звездными сказками переполнила сама земля:

И теперь, в эти дни многотрудные,

В эти темные ночи ненастные,

Отдаю я вам, звезды прекрасные,

Ваши сказки задумчиво-чудные! –

радостно заявляет поэт.

Осенней ночи «с ее красой печальной, с ее мечтательным, болезненным лицом, поэт уподобляет свою безрадостную жизнь:

Но жизнь моя темна и дума безотрадна,

Как облетелый сад – пуста моя душа,

И ходит ветер в нем стремительно и жадно

И гнет вершины лип, порывисто дыша.

И блуждая в своем осиротелом саду, где царят осень и туман, он, любуясь ночным небосводом, восклицает:

О, если б жизнь цвела, как этот отблеск дальний!

Померкнувшей зари на небе голубом!

(«Прекрасна эта ночь…»)

Тогда, считает Фофанов, к нему пришло бы вдохновенье, и он бы «мир открыл, мир красок и чудес».

А когда «пришла желанная, благоуханная волшебница – весна», то восприятие ночи у поэта уже другое: он словно забыл о своих горестях: радуется пробуждению природы, рисует раскинувшуюся перед ним картину, дающую читателю возможность понять, что состояние души Фофанова слилось с происходящим в природе:

И звезды блещут взорами

Мигая в небе хорами,

Над синими озерами,

Как слезы божества.

Повсюду пробуждение,

Любовь и вдохновение,

Задумчивое пение,

Повсюду блеск и шум.

(«Шумят леса тенистые»)

Но вот пришла зимняя лунная ночь. Сердце поэта, конечно, «грезить не прочь», но так как его «печальна душа», то он мечтать не может и грустно исповедуется:

В сердце весна отцвела:

Там, как в пустыне безгласно;

Прошлое счастье – луной

Смотрит мертво и неясно…

(«Лунная тихая ночь»)

В стихотворении же «Ночью», тоскуя об утраченном счастье. Фофанов не спит, его «очи пылают без слез». Хотя он видит, что ночь уходит и приближается «лучезарной улыбкой ликующий день», сердце его чувствует, что холодная ночь из него не уйдет:

Не спугнет ее блеск ароматного дня,

И чарующих снов золотой хоровод

Для надежд и любви не разбудит меня, –

утверждает поэт.

Фофанов одушевляет ночь и во многих других стихотворениях: «ночь осеняя, как грешница рыдает» (стих. «Старые часы»), «ночной сумрак «соткал нелюдимые сны» («Сны одиночества»), «ночь грустит и словно мается» («В парке»), «ночь трепещет в тени задремавших берез» («Ночью») и других.

Сравнивая характеристику образа ночи у названных русских поэтов и у К.Л.Хетагурова. можно заметить, что он с национальным своеобразием изобразил особенности хорошо ему знакомых горных ночей, которые «тягостны и длинны». Наиболее неприятны ему зимние ночи «стих. «Сердце бедняка»), когда «в рост человека выпал снег, и злая стужа с перевала уж замостила русла рек». Но даже такая ночь его лирическому герою, бедняку-горцу, больше по душе, так как хоть во сне он, видя радостные сны, забывает о своей тяжелой жизни.

Ночь, погрузив в сон пятерых детей бедной вдовы, живущей в сакле высоко в горах, помогает им забыть о страшном голоде, которых мать вынуждена обманывать, что варит для них бобы, хотя на самом деле варит в котле камни (стих. «Мать»).

В ненастную зимнюю ночь сердце самого Хетагурова разрывается на части от того, что он не может помочь горю сестры, над которой издевается нелюбимый ею муж, «необузданный, грубый супруг», разбивший все ее надежды и мечты (стих. «Сестре»).

Уставший от жизненный невзгод Хетагуров уподобляет свою жизнь, как и Фофанов, осенней мрачной ночи (стих. «Иссякла мысль, тускнеют очи»).

С ночью он сравнивает и жизнь бедноты, которой пророчествует, что их тяжелая жизнь скоро кончится:

Ночь близится к концу, –

заверяет он в стихотворении «Не упрекай меня».

Как осенняя ночь, как кошмар, как недуг,

Дни за днями ползли без просвета, –

Будто вымерло все, – я не видел вокруг

Ни улыбки, ни слез, ни привета.

(«В решительную минуту»)

Тягостные чувства навивают на поэта и ночи «Страстной недели», потому что –

В эти мрачные дни, в эти скорбные ночи

Наполняется вновь безотчетной тоской

Изболевшая грудь, и усталые очи

Снова искрятся жгучей невольной слезой.

Бессонными ночами поэт терзается и от того, что не может помочь «безысходному горю народа», конец тяжелой жизни которой еще так далек. В отчаянии он восклицает:

Как долга беспросветная ночь!

Как еще далеко до восхода!

(«Зигзаги мысли в бессонницу»)

Только в единственном стихотворении «Этюд» мы видим образ ночи, который радует поэта. Как восторженно Хетагуров описал эту «ароматную ночь», полную «грез и неги». Здесь царствует лексика высокого стиля, которая вытеснила из сердца поэта прежние характеристики ночи, представленные эпитетами: «беспросветная», «ненастная», «мрачная».

Как видим, хотя порой и разное восприятие ночи у поэтов, но это для них – самое желанное время суток.Ночь дает им возможность спокойно осмыслить жизненные проблемы, предаться мечтам и воспоминаньям. Она является для них и источником вдохновения. А такие поэты, как Фет, Полонский, Случевский, Фофанов олицетворяют ночь.

Литература

1. Топоров В.Н. Из истории русской литературы. Т.2. Русская литература второй половины ХVIII века. Исследования, материалы, публикации. М.Н.Муравьев: Введение в творческое наследие. Кн.2. – М., 2003. С.89.

2. Фридлянд В.Я. Полонский//Я.П.Полонский. Стихотворения и поэмы. – М., 1986. С.13.

Образ ночи в лирике А.А. Фета является зыбким, колеблющимся. Он легкой дымкой окутывает читателя и тут же куда-то исчезает. Для лирического героя А.А. Фета ночь - это прекрасное время суток, когда человек остается наедине с самим собой и своими мыслями. И в этой сумрачной мгле он размышляет...

В стихотворении «Какая ночь!..» автор восхищается своим любимым временем суток. Поэт описывает ночь с необычайным восторгом, присущим настоящему романтику. Он описывает необычайную красоту листа, тени, волны, подмечая в них мельчайшие детали. Поэт одушевляет их. Так смывается явная граница между человеком и природой, они находят гармонию в тишине. И в это время чувства лирического героя становятся острее, он с особым вниманием наблюдает за природой. Для его души:

.. .Полночный свет... тот же день;

Белей лишь блеск, чернее тень,

Лишь тоньше запах сочных трав...

Ночь наполняет лирического героя, как чашу, различными ощущениями и мыслями: «Лишь ум светлей, смирнее нрав», направляет на творческий путь: «...да вместо страсти хочет грудь вот этим воздухом вздохнуть».

В стихотворении «В лунном сиянии» прекрасная, легкая ночь помогает лирическому герою забыть о заботах и отправиться на прогулку. Он не в состоянии томить душу в доме, он не может изменить своей привычке. Лирическому герою необходимо соприкосновение с ночной мглой, как воздух:

Долго ли душу томить

В темном молчании!

Он живет в ожидании заветного часа - ночи, тогда все его чувства будут направлены на слияние с ночной природой.

Пруд, как блестящая сталь,

Травы в рыдании,

Мельница, речка и даль

В лунном сиянии.

Весь этот простор проникнут духом ночи, пропитан лунным сиянием. Эта пейзажная зарисовка в полной мере помогает читателю понять лирического героя, ведь ночь очаровала его своей красотой. Образ темного времени суток рисуется автором в тихом, безмятежном, легком лунном сиянии, это придает ночи особую загадку. Именно в это время сильнее хочется жить, любить, наслаждаться окружающим миром и не упускать ни одной минуты зря. Чтобы передать чувства героя и образ ночи, автор использует художественные и синтаксические средства: эпитеты («в темном молчании», «блестящая сталь»), инверсию («душу томить»), олицетворение («травы в рыдании»), риторический вопрос («можно ль тужить и не жить нам в обаянии?»), повторы («в лунном сиянии»).

Нужно отметить, что стихотворение начинается с представления контрастных образов:

.. .Из царства льдов, из царства вьюг и снега,

Как свеж и чист твой вылетает май!

... Все звезды до единой

Тепло и кротко в душу смотрят.

Наверное, это объясняется вечерним временем суток, когда душа лирического героя острее ощущает природу и находится в гармонии с ней. В это волшебное время воздух пропитан соловьиным пением, тревожными мыслями и любовью. Ночью все образы принимают особое очертание, все оживает и погружается в мир ночных ощущений. Березы становятся похожи на новобрачных дев, они так же молоды и свежи, их листья застенчиво манят и тешат взор, их движения колеблющиеся, дрожащие. Этот нежный, бестелесный образ ночи всегда томил душу лирического героя. Таинственный мир ночной мглы снова и снова толкает его «с невольной песней» погрузиться в самого себя. В этом стихотворении автором используется ряд образных и синтаксических средств: эпитеты («свет и чист май», «полупрозрачный лист»), олицетворение («звезды смотрят», «березы ждут»), инверсия («вылетает май», «песнью соловьиной»), восклицания («какая ночь!»), обращение («о ночь»).

Таким образом, образ ночи в лирике А.А. Фета предстает перед читателем прекрасным временем, полным загадок, красивыми пейзажами, легкими ощущениями. Автор постоянно прославляет ночь. Именно ночью открываются все постоянные уголки человеческой души, потому что это время созидания, творчества, поэзии.

Введение

«Тема ночи в поэзии Ф. И. Тютчева» актуальна уже потому, что это составляющая часть творчества поэта, который является ярким представителем русской литературы XIX века.

Объект исследования - лирика Ф. И. Тютчева, посвящённая теме ночи. Предмет исследования - образ ночи в поэзии Ф. И. Тютчева.

Цель исследования - раскрыть понимание Тютчевым образа ночи, выяснить, какое место занимает тема ночи в творчестве поэта.

Задачи исследования:

1) определить развитие темы ночи в русской поэзии;

2) выявить образ ночи в поэтическом представлении Ф. И. Тютчева;

3) установить особенности темы ночи в творчестве Ф. И. Тютчева.

Структура работы определена поставленными задачами: от определения темы ночи в русской поэзии к неповторимому восприятию этой темы Ф. И. Тютчевым. Поэзия - это музыка, волнующая душу, наполняющая ее безграничной любовью ко всему: к человеку, к природе, к Родине, к животным…Сам язык поэзии настраивает на глубокое понимание и внутреннее осмысление происходящего вокруг. Поэзия проникает в самые тайные уголки души. В данной работе будет рассмотрено творчество Ф.И.Тютчева. Особое внимание будет уделено образу ночи в творчестве этого великого поэта. Также будет сделан анализ стихотворения Ф.И.Тютчева «Тени сизые смесились… »

В работе использованы материалы текстов стихотворений, монографии с анализом лирики Тютчева, подборка воспоминаний современников о поэте, а также критические статьи Н. А. Некрасова, И. С. Тургенева, А. А. Фета, М. П. Погодина, В.А. Сологуба, Н. А. Добролюбова и другие работы, опубликованные на сайтах Интернета.

Развитие образа ночи в русской поэзии

Возникновение темы «ночи» в русской поэзии связано, по мнению исследователя В. Н. Топорова, с именем писателя XVIII века М.Н.Муравьева, у которого впервые появилось стихотворение «Ночь». Уже в этом стихотворении, опубликованном в 1776 или 1785 году, мы видим трогательное отношение к ночи. Поэт мечтает о ее наступлении, так как «к приятной тишине влечется мысль» его. Он радуется ночи, принесшей ему «уединение, молчание и любовь».

Образ ночи и побуждаемые ею ночные мысли и чувства нашли отражение во многих прекрасных стихотворениях русских поэтов. Хотя восприятие ночи у всех поэтов свое. Можно заметить, что в основном ночь была для поэтов наиболее благодатным временем суток для их размышлений о смысле жизни, своего места в ней, пробуждения различных воспоминаний, особенно о любимых.

Образ ночи боготворили и поэты XIX века, в том числе и А. С. Пушкин, и С. П. Шевырев, и Ф. И. Тютчев и многие другие. Большое место образ ночи занимает в поэзии А. А. Фета, певца природы и любви, сторонника, как и Ф. И. Тютчев, идеалистической философии. Именно в ночное время он создал многие свои замечательные стихи, грезил, вспоминал о своей трагической любви, размышлял о тяготах жизни, прогрессе, красоте, искусстве, «бедности слова» и т.д. «Действия его в поэзии часто происходят ночью, он будто олицетворяет ночь, как и ее спутниц - звезды и луну. Образ ночи у Фета близок по значению образу ночи у Полонского, которого тоже часто одолевали тайные ночные думы», - отмечают исследователи творчества поэта. Анализируя стихотворение «Ночь» Полонского, критик В.Фридлянд заявил, что «оно не уступает лучшим созданиям Тютчева и Фета. Полонский в нем как вдохновенный певец ночи». Как и Фет, Полонский персонифицирует ночь. Полонский, как и Фет, олицетворяет не только ночь, но звезды и луну: «ясныезвезды потупили взор, слушают звезды ночной разговор» (стих. «Агбар»). Какими только эпитетами ни наделяет Полонский ночь: «белая», «темная», «хмурая», «одинокая», «лучезарная», «холодная», «немая» и т.д.

Для Случевского ночь тоже желанное время, время расцвета любви и испытания страсти, благотворна и для пробуждения воспоминаний. В стихотворении «Ночь», по мнению литературоведа В.Фридлянда, « Душевное волнение поэта передается при помощи ряда многоточий и восклицательных знаков. Он словно ищет подходящее слово, которое бы передало читателю всю полноту чувств, нахлынувших на него от воспоминаний. У Случевского ночь так же часто присутствует в стихотворении со своими спутниками - луной и звездами».

Итак, можно сказать, что образ ночи и побуждаемые ею ночные мысли и чувства нашли отражение во многих прекрасных стихотворениях русских поэтов. Хотя восприятие ночи у всех поэтов свое, можно заметить, что в основном ночь была для поэтов наиболее благодатным временем суток для их размышлений о жизни, это таинственное, сокровенное время, когда душа человека доступна всему прекрасному и когда она особенно не защищена и тревожна, предвидя будущие невзгоды. Отсюда многочисленные эпитеты, которые помогают увидеть ночь такой, какой видел её только этот поэт.

Именно о Ф.И. Тютчеве сложилось представление как о самой ночной душе русской поэзии. «...Он никогда не забывает, - пишет С. Соловьев, - что весь этот светлый, дневной облик живой природы, который он так умеет чувствовать и изображать, есть пока лишь «златотканый покров», расцвеченная и позолоченная вершина, а не основа мироздания» . Ночь - это центральный символ поэзии Ф.И. Тютчева, сосредоточивающий в себе разъединенные уровни бытия, мира и человека. Обратимся к стихотворению:

Святая ночь на небосклон взошла,

И день отрадный, день любезный,

Как золотой покров она свила,

Покров, накинутый над бездной.

И как виденье, внешний мир ушел...

И человек, как сирота бездомный,

Стоит теперь и немощен и гол,

Лицом к лицу пред пропастию темной.

На самого себя покинут он -

Упразднен ум и мысль осиротела -

В душе своей, как в бездне, погружен,

И нет извне опоры, ни предела...

И чудится давно минувшим сном

Ему теперь все светлое, живое...

Он узнает наследье родовое.Тютчев Ф.И. Стихотворения - 95с.

Основа мироздания, хаос шевелящийся страшны человеку тем, что он ночью «бездомный», «немощен», «гол», у него «упразднен ум», «мысль осиротела»... Атрибуты внешнего мира иллюзорны и неистинны. Человек беззащитен перед лицом хаоса, перед тем, что таится в его душе. Мелочи вещного мира не спасут человека перед лицом стихии. Ночь открывает ему истинное лицо мироздания, созерцая страшный шевелящийся хаос, он обнаруживает последний внутри себя. Хаос, основа мироздания - в душе человека, в его сознании.

Такая логика рассуждения подчеркнута и звуковым, и ритмическим акцентированием. На звуковом уровне резкий перебой в общем звучании создают звонкие согласные в строчке:

В душе своей, как в бездне, погружен, -

строка максимально насыщена звонкими звуками. Наибольшую смысловую нагрузку несет слово «бездна». Оно связывает якобы внешнее хаотическое ночное начало и внутреннее человеческое подсознательное, родственность их и даже в глубине единство и полное отождествление.

И в чуждом, неразгаданном, ночном

Он узнает наследье родовое.

Две последние строчки акцентированы одновременно и на ритмическом и на звуковом уровнях. Они, безусловно, усиливают напряженность композиционного завершения, перекликаясь со строкой:

В душе своей, как в бездне, погружен…

Сравнение «как в бездне» усиливает это звучание.

Остаётся только согласиться с мнением специалистов: «Чрезвычайная концентрация звонких звуков на фоне сведенных к минимуму глухих достаточно резко акцентируют две последние строчки стихотворения. На ритмическом уровне эта пара строк выбивается из строфы, написанной пятистопным ямбом. Они образуют вокруг себя смысловое напряжение: человеку родственен хаос, он - прародитель, первооснова мира и человека, который жаждет соединения с родственным началом в гармоничное целое, но и страшится слиться с беспредельным».

Темная основа мироздания, истинное его лицо, ночь лишь открывает человеку возможность видеть, слышать, чувствовать высшую реальность. Ночь в поэтическом мире Тютчева - это выход в высшую субстанциональную реальность, и вместе с тем - совершенно реальная ночь и сама эта высшая субстанциональная реальность.

Рассмотрим еще одно стихотворение Ф.И. Тютчева:

Лениво дышит полдень мглистый,

Лениво катится река,

И в тверди пламенной и чистой

Лениво тают облака.

И всю природу, как туман,

Дремота жаркая объемлет,

И сам теперь великий Пан

В пещере нимф покойно дремлет.Тютчев Ф.И. Стихотворения 120с.

Прежде всего, обращает на себя внимание бросающаяся в глаза внешняя «ленивость» поэтического мира стихотворения. Слово категории состояния «лениво» интенсивно подчеркнуто: употреблено трижды в первой строфе стихотворения. Вместе с тем даже само троекратное его повторение развертывает в воображении предельно динамичную, вовсе не «ленивую» картину. Сквозь внешнюю «ленивость» проявляется колоссальная внутренняя напряженность, ритмико-интонационная динамика.

Художественный мир стихотворения переполнен движениями и внутренне противоречив.Так, в первой строфе «лениво» встречается три раза, соотносится с грамматическими основами: «дышит полдень», «катится река», и «тают облака». А во второй эта часть речи употреблена только однажды - это наречие «покойно». Оно соотносится с предикативным центром «Пан дремлет». Здесь очень сильно противоречие: за Паном - шевелящийся хаос, наводящий панический ужас. В дремоте панического ужаса очевидна динамика космического масштаба.

С одной стороны, «Полдень мглистый» - это конкретная природа, это облака, река, туман, которые совершенно конкретно чувственны. С другой стороны, природа - это «пещера нимф» и дремлющий Пан. «Полдень мглистый» оборачивается «великим Паном», «полдень мглистый» и есть сам «великий Пан». Оборачиваемость эта сочетается с несводимостью целого ни на одно, ни на другое. Диалектическое единство существования «полдня мглистого» и «великого Пана» в несводимости к одному конкретному смыслу и представляет собой символическую реальность. «Полдень мглистый» сам по себе - это «противоречивый сгусток смыслов, очень мощно энергетически заряженный, где играют и оборачиваются друг другом хаос, темная и истинная основа мироздания, и покой, покрывающий этот страшный кишащий хаос, и делающий последний благовидным. Как и дремлющий Пан в своей основе невозможное соединение, но, тем не менее, осуществленное в поэтическом тексте, сгусток противоречий, накапливающий вокруг себя массу смыслов».

В последних двух строчках читаем:

И сам теперь великий Пан

В пещере нимф покойно дремлет.

Именно здесь сконцентрирован смысловой центр стихотворения: противоречивое единство невероятной динамики хаоса и покоя, одно в другом - динамика в покое, и покой в движении мироздания.

Выделенность «полдня мглистого» и «великого Пана» подтверждается и на ритмическом уровне. Во всем стихотворении эти строки выбиваются из общего ритмического строя: «Лениво дышит полдень мглистый» и «И сам теперь великий Пан/ В пещере нимф покойно дремлет». Эти строки являются единственными полноударными.

«Полдень мглистый» предельно акцентирован на звуковом уровне: концентрация звонких и сонорных звуков, их в первой строфе больше, чем во второй. Во второй же строфе единственная строка, где глухие преобладают над звонкими - это: «И сам теперь великий Пан». Звуковаявыделенность «великого Пана» усиливается, так как следует за строкой: «Дремота жаркая объемлет», -которая максимально насыщена звонкими согласными. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей - 60с-63с.

«Полдень мглистый и дремлющий Пан - энергетически мощный сгусток противоречий, заряжающий и стягивающий смыслы вокруг себя. Это смысловой центр стихотворения. Этот сгусток содержит колоссальную энергетику, потенциально способную развернуться в символическую реальность со всей ей присущей полнотой бытия»,- отмечает М. М. Гиршман.

Оборачивающиеся друг другом «Полдень мглистый» и «великий Пан» как напряженное поле смыслопорождения обнаруживают свою причастность и внутреннюю связь с центральным тютчевским символом - символической реальностью ночи. Хаос как истинное лицо мироздания открывается человеку в полноте своей силы только ночью. Кишащий и бушующий разлад между ночью и днем, хаосом и космосом, миром и человеком поэт чрезвычайно остро ощущает, он чувствует в космических масштабов страх человека, утратившего первоначальную гармонию, первоначальное единство с тем миром, который теперь ему кажется враждебным и угрожающим. И поэт может об этом лишь писать, создавая смыслопорождающую реальность связей разъединенных частей мира: они оказываются в общении друг c другом в художественной реальности поэтического произведения. «Своим творчеством поэт решает проблему трагической дисгармонии - он может восстанавливать утраченную гармонию, или, по крайней мере, прояснять дисгармонию в свете гармонической мысли и идеала»,- подчёркивает В.Н.Касаткина. Русская литература XIX век - 91-94с.

Итак, ночь в стихотворениях Тютчева восходит к античной греческой традиции. Она дочь Хаоса, породившая День и Эфир. По отношению ко дню она материя первичная, источник всего сущего, реальность первоначального единства противоположных начал: света и тьмы, неба и земли, «видимого» и «невидимого», материального и нематериального. Ночь предстает в лирике Тютчева в индивидуально - неповторимом стилевом преломлении.

Министерство образования и науки Российской Федерации

Министерство образования Ставропольского края

Государственное бюджетное образовательное учреждение

высшего профессионального образования

«Ставропольский государственный педагогический институт»

Историко-филологический факультет

Кафедра русской и зарубежной литературы

КУРСОВАЯ РАБОТА

по дисциплине «История русской литературы»

Трансформация образа ночи в творчестве Н.В. Гоголя.

студентка 2 курса

группы ИФ2Р

Зенкиной Виктории Игоревны

Научный руководитель:

Кандидат филол.наук, ст.преподаватель

Мхце Б.З.

Дата защиты

«____»_____________2015г.

Оценка:________________

Ставрополь, 2015

СОДЕРЖАНИЕ

Введение…………………………………………………………………………...3

Глава 1. Образ ночи как объект романтизма

1.1. Феномен ночи в творчестве русских и зарубежных романтиков………....5

1.2. Типологические связи творчества Н.В. Гоголя с художественным миром романтизма………………………………………………………………………...8

Вывод к 1 главе…………………………………………………………………..11

Глава 2. Эволюция образа ночи в творчестве Н.В. Гоголя

2.1. Ночь как духовное проявление в повести «Вий»…………………………12

2.2. Трагический смысл образа ночи в сборнике «Миргород»……………….15

2.3. Образ ночи в символическом контексте поэмы «Мёртвые души»………18

Вывод ко 2 главе………………………………………………………………....21

Заключение……………………………………………………………………….22

Список используемой литературы……………………………………………...23

ВВЕДЕНИЕ

Образ ночи – это тема, которая проникла во всё творчество Н.В. Гоголя. Совершенно недавно она стала рассматриваться в качестве самостоятельного объекта изучения. Ночь попадала в поле зрения исследователей при их обращении к более общим категориям, образующим художественно-выразительное своеобразие творчества Гоголя, например поэтики, и поэтому освещена она фрагментарно или совсем оставлена без внимания. Действительно, судя по тому, сколько внимания уделяет Гоголь нюансам ночного пейзажа, передаче определённого «настроения» ночи, она играет у него весьма значимую роль. Художественная интуиция писателя создаёт её «облик» в соответствии с общей идеей произведения.

Актуальность исследования обусловлена тем, что избранная тема уточняет контакты Н.В. Гоголя с романтическим искусством и даёт возможность глубже уяснить важные вопросы его художественного сознания, эволюцию его миросозерцания к идее религиозного преображения человека и мира.

Объект исследования – художественное пространство творчества Н.В. Гоголя.

Предмет - образ ночи, отражающий специфику творчества Н.В. Гоголя.

Цель – выявить феномен ночи в творчестве Н.В. Гоголя и проследить его трансформацию.

Задачи:

Рассмотреть образ ночи, выявляя как близость писателя к романтикам, так и его своеобразие в философско-эстетическом и художественном воплощении этого образа;

Обращаясь к сборнику «Миргород», показать углубление трагического смысла образа ночи в повести «Вий», с одной стороны, а с другой – наполнение ночной тематики философско-нравственными интенциями;

В «Мёртвых душах» рассмотреть образ ночи в символическом контексте всей поэмы.

Материал исследования – «Миргород», «Вий», «Мертвые души».

Методологическая база исследования - работа выполнена в рамках комплексного подхода. Используются сравнительно – исторический, герменевтико-интерпретационный методы исследования. Применяются стандартные процедуры литературоведческого анализа: наблюдения, анализа, сопоставления, описания, обобщения.

Теоретической базой исследования послужили труды таких учёных, как Е.Н. Трубецкой, П.А. Флоренский и А.Ф. Лосев и др.

Структура - работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы.

ГЛАВА I

ОБРАЗ НОЧИ КАК ОБЪЕКТ РОМАНТИЗМА

1.1. Феномен ночи в творчестве русских и зарубежных романтиков.

На материале эстетических суждений и художественных произведений романтиков (главным образом немецких: Новалиса, Жан Поля, Эйхендорфа, Л. Тика, Гофмана, Ф. Шеллинга и др.), а также В.А. Жуковского, В.Ф. Одоевского, Ф.И. Тютчева и др. рассматривается специфичность романтического восприятия ночи, т.е. те представления, рождённые в романтическом переживании ночи, которые, на ваш взгляд, так или иначе, способствовали созданию её художественного образа. Прежде всего, отмечается, что вся многообразная палитра романтического «чувства» ночи обусловлена тем, что ночь являет собой безмерное величие инобытия – «небесный великий храм, на куполе которого чудесными святыми иероглифами парят миры». В этом «храме» романтик обретает высшую форму познания – поэтическое прозрение. Поэт созерцает мир идеальный, выступая «голосом вселенной». Для романтика в способности созерцать и восхвалять в слове присутствие Бога в мироздании, ощущать божественность природы и собственной души, раскрывается величие человека.

В этой связи рассматриваются эстетические взгляды романтиков, часто имеющие своим источником философские учения Фихте и Шеллинга. Если философия Фихте позволяет утверждать, что человек способен внутри своего «я» создавать образы, превосходящие реальность, т.е. «я» выступает как начало создания образности и как их итог, то философия Шеллинга говорит о том, что всё превосходящее реальность уже заключено в самой реальности, и поэт в минуты вдохновения его суть. Для романтиков ночь, её красота и загадочность объективны, они не зависят от настроения и эстетической одарённости. Но в центре всё-таки человек. Ночь, выступая символом всего таинственного и неведомого, оказывается идеальной областью для активизации человеческой фантазии. Видение мира, переданное через фантазию, сказку, для романтика и является истинным. В романтическом мире материальное и духовное, конечное и бесконечное, естественное и сверхъестественное представляют нераздельное единство. И делается акцент на своеобразии раннеромантического переживания ночи, её «светлом» модусе как источнике волшебства, любви и поэзии.

В качестве второго основного момента в романтическом восприятии ночи отмечается (зародившаяся ещё в античности) её соотнесённость с женским началом. Возвышенной поэтикой ночь в романтизме обязана своей женственной природе. Любовь к женщине, возведённая романтиками до абсолютного предела, как выражение мистической связи с трансцендентным началом, и отношение к самой женщине как зримому явлению божественной природы в индивидуальном воплощении создали возможность универсализации её образа, в котором поэтически выразилась вечная женственность в мироздании. Например, для Новалиса принцип, создающий единство универсума, имеет женскую природу – «у мира женская душа». Через женщину и соединённую с ней любовь высшая женственность проявляется в земном мире.

С романтическим «чувством ночи» сопряжены особенности мироощущения раннего Н.В. Гоголя. В частности, указывается на взаимную связь образов ночи и женщины: в облике гоголевской ночи нередко угадываются свойства, присущие женской природе, а в изображении женщины возникают ассоциации с красотой ночи.

Особенности романтического восприятия ночи по-прежнему в контексте европейского и русского романтизма рассматривается специфика ночных пейзажей в произведениях писателя и прослеживается движение авторской мысли. Ранние произведения Н.В. Гоголя – это стихотворение «Италия» и идиллия «Ганц Кюхельгартен». «Ганц Кюхельгартен» - единственное произведения Гоголя, которое испытывает явное тяготение к подражанию немецким романтикам.

Сюжет поэмы зеркально отражает основные композиционные линии, характерные для тематики странствий в литературе раннего романтизма: романтический герой – мечты – странствия – самопознание – возвращение. Особенностью ночных пейзажей в юношеских произведениях Н.В. Гоголя является отсутствие в них какого-либо деструктивного, инфернального начала, что отражает авторское мировосприятие этого периода. Гоголевские герои живут в единстве с природой, они ощущают её гармонию и отзывчивость. В этой связи обращает на себя внимание отсутствие сказочных элементов: чудесность заключена в самой жизни героев, протекающей в согласии с жизнью природы – она естественна, что, в свою очередь, отражает романтические представления о взаимосвязи природы и человеческой души.

В «Ганце Кюхельгартене» ночь сопровождает романтического героя на протяжении всей поэмы. В ней одиночество Ганца, начало его пути и в ней же его завершение, возвращение к своим родным и близким. Она воздействует на воображение, создаёт определённое душевное состояние. Принятие Ганцем ценностно-важных, экзистенциальных решений происходит ночью, в ней – драматизм, свобода интимных человеческих чувств, не предназначенных для посторонних глаз. Таким образом, в романтическом мироздании Н.В. Гоголя ночь выступает одной из важнейших онтологических категорий, заключающих в себе мощный конверсионный потенциал не только в плане преображения действительности, но и в способности влиять на человека, на его сердце и умонастроение.

1.2. Типологические связи творчества Н.В. Гоголя с художественным миром романтизма.

Эстетический идеал Н.В. Гоголя – это связь и обусловленность идейно-художественной атмосферой романтизма 1830-х гг. Известно, что романтизм обращался к народному творчеству как к некому чистому источнику, незамутнённому ничем приносным, свободному от логики и рациональности. Романтики находили в фольклоре свободу «естественного» мышления народа, сохранившего в своих сказаниях то восприятие мира, когда действительное и сверхъестественное находились в неразрывном единстве. В доступе к этому источнику романтику способствовало ночное время. Ночная тематика у Н.В. Гоголя сближается с характерным для романтиков представлением о «золотой старине» как гармоничном сосуществовании человека и мира. Но ударение Н.В. Гоголь делает именно на чудесном, которое у него тесно связано с малороссийским фольклором.

В ранних произведениях Н.В. Гоголя потусторонние силы гармонично вписываются в бытийный план, составляя неотъемлемую часть мира. С приходом ночи они лишь актуализируются. Всё ирреальное полностью подчинено авторскому воображению и контролируется им. Хотя «иное» и обладает самостоятельностью, но вся его деятельность включена в романтический мир самого автора, который наделяет его чертами, присущими собственному видению ирреального, а также представлениям о нём в народной среде (от комического до страшного, как, например, в «Ночи перед Рождеством» или в «Вечере накануне…»).В «Вечерах…» присутствие потусторонних персонажей не только придаёт увлекательность истории, но и по-особому расцвечивает повествовательный фон, наполняет его метафизической глубиной, выводя за рамки обыденности.

С ночной тематикой в произведениях Н.В. Гоголя органично связан романтический мотив сна. При всём разнообразии проявлений этого мотива в творчестве писателя мы усматриваем в них нечто общее. Гоголевские персонажи во сне переживают некое откровение, получают как бы «второе зрение» («Майская ночь»).

Образ тёмных «демонических ночей» являет другую сторону романтического видения Н.В. Гоголя, выражая всё более обостряющееся чувство дисгармоничности жизни, характерное для поздних романтиков. Эти ночи лишены света и сопутствующей ему доброй магии, в них властвуют недобрые к человеку силы. В таких повестях из «Вечеров…» и «Миргорода», как «Вечер накануне Ивана Купала», «Страшная месть», «Заколдованное место», «Вий», углубляются размышления писателя над природой зла – оно смертельно опасно и мстительно. Начиная со «Страшной мести» зло перестаёт быть непременным атрибутом тёмных ночей. Сохраняя сказочный облик, оно словно выходит за пределы своей фольклорной формы и предстаёт как сущность, возможности которой не зависят ни от времени суток, ни от характера ночи. Меняется и «образ действия» зла («Заколдованное место»). Нечистой силе нужна власть над человеческим сознанием, и она использует морок, блеф. Искажая восприятие действительности, она заставляет человека верить в призраки, жить в постоянном самообмане – размышления об этих душевных процессах будут углублены Н.В. Гоголем в его более поздних произведениях.

С точки зрения романтиков, романтическое представление о родстве природы и человеческой души соединены неразрывной внутренней связью, что, следовательно, создаёт возможность для проявления их качеств одного в другом. Если поэтическое изображение природы может носить антропоморфический характер, то и духовный мир человека может быть изображён при помощи природных явлений. Душа и природные явления выступают у Гоголя как метафорически связанные образы.

Поскольку ночь, несомненно, один из устойчивых художественных образов Н.В. Гоголя, то образ мрачных, проникнутых злом, беспросветных ночей в его позднем творчестве становится изоморфным духовным реалиям. Ночь приобретает символический характер, получает новую семантику и непосредственно соотносится писателем уже с внутренним пространством человека, метафорически выражая состояние его души. Чрезвычайно большое значение при этом имело то духовное влияние, которое оказало на Гоголя изучение им святоотеческих творений.

Вместе с тем развивающиеся в религиозном ключе размышления Н.В. Гоголя о просветлённой человеческой личности сохраняют связь с идеей «прекрасного человека», рождённой культурой романтизма. В русле антропоцентрических воззрений ранних романтиков идея «прекрасного человека» предполагала далеко идущие перспективы. В романтизме речь шла о «Человеке», раскрывающим во всей полноте свою богоподобную сущность. Однако, «взрослея», романтизм не мог не осознать объективности зла. Романтическое творчество начинает разделять земное и небесное и одновременно искать новые пути к их сближению. В этой связи «религиозное отречение» и христианская идея о нравственном преображении человека приобретают для романтиков первостепенное значение. Всё более углубляющийся религиозный опыт заставит Гоголя строже взглянуть на свои прежние представления о человеке. Мысль писателя становится всё более «зрелой». Н.В. Гоголь приходит к пониманию необходимости постоянного самоанализа и самооценки как важнейших условий религиозного роста. С этой точки зрения красота человека для Н.В. Гоголя не является его природным качеством, но сильно связана с природой.

В отличие от естественной «светлости» души, которую имеют далеко не все люди, свет, обретаемый в религиозной жизни, обладает другой природой и другими качествами, а его стяжание неразрывно связано с жизнью Церкви. Достойным света становится тот, кто смог в глубинах своей души увидеть всю степень собственной «темноты», повреждённости, несоответствия высшему идеалу Человека.

ВЫВОД К I ГЛАВЕ

Таким образом, образ ночи как объект романтизма для Н.В. Гоголя – это эволюция романтического миросозерцания. Писатель в связи с этим рассматривает эстетические взгляды русских и зарубежных романтиков, сравнивает ночь с женским началом, а также Николай Васильевич воспринимает ночь в контексте европейского и русского романтизма.

А также писатель рассматривает романтизм как источник устного народного творчества, то есть фольклора, связывает романтизм с мотивами сна, с природой зла и «религиозным отречением».

ГЛАВА II

ЭВОЛЮЦИЯ ОБРАЗА НОЧИ В ТВОРЧЕСТВЕ Н.В. ГОГОЛЯ

2.1. Ночь как духовное проявление в повести «Вий».

«Ночь» в повести «Вий» характеризует новый рубеж в духовной и творческой эволюции Н.В. Гоголя. Образ ночи претерпевает кардинальные изменения, представляя собой несовместимое ранее соединение красоты и дьявольского начала. Н.В. Гоголь вновь связал воедино ночь, красоту и женщину, но теперь уже греховными узами. Телесная красота олицетворяет зло, это в буквальном смысле слова – дьявольская красота. Находящееся во власти зла «подобие богов» - женская красота – искажает связанную с ней родственными узами красоту ночи, женственное начало природы, внося в неё свой дьявольский обертон. В ночи проявляется такое же, как и в панночке, сочетание красоты и демоничности. Исполненная света и чарующей неги, ночь пронизана деструктивной «музыкой томления» от «сладости» греха, патологией нечистой воли. Эта воля словно деформирует ночь, замещая её естественность отражением своей сути в явлении противоестественных и сладострастных образов. Странное смешение в ночных пейзажах «Вия» пленительного и демонического, реального и ирреального, наслаждения и отвращения ведёт к трансформации ценностных коннотаций ночи. Художественная мысль Н.В. Гоголя движется в направлении к городским ночам «Петербургских повестей». Параллельно изменяется и женский образ – в «Страшной мести» зло начинает непосредственно посягать на красоту, сакральную природу женщины (Катерина), в итоге уничтожает её божественность, замещает своим содержанием (панночка в «Вие»).

Все ужасы гоголевских повестей из «Вечеров», как правило, существуют и творятся во мраке «непроглядной» ночи. И только «Вий» переносит все страхи из ночной темноты в пространство «облитого светом» храма. В этом «Вий» выделяется из ряда «страшных» произведений Н.В. Гоголя: зло не обусловливается степенью освещённости. «Вий» отражает внутренний страх Н.В. Гоголя, осознание писателем всепроникновенности и тотальности зла. Высказывается предположение, что Н.В. Гоголь здесь вплотную приближается к порогу тех духовных изменений, которые в итоге приведут его к пониманию существа религии как подлинной силы, перед светом которой бессильно любое зло. Сказочная жанровая форма «Вия» отражает размышления Н.В. Гоголя о человеческой душе, её подверженности злу, самом зле и выявляет глубинные сдвиги в мировоззрении писателя. Более ярко они проявятся в других произведениях Н.В. Гоголя – «Невский проспект» и «Портрет». Если для изображения мёртвой души панночки Н.В. Гоголь использует сказочный образ зла – ведьму, то в образе Незнакомки из «Невского проспекта» уже не будет сказочной метафоры. Зло предстанет как духовная субстанция, оно реально и не нуждается в жутких фантастических двойниках. Н.В. Гоголь откажется от фольклорной формы его изображения. К этому писателя подвигнет собственный опыт, который покажет, что зло коренится в душе самого человека.

Панночка во гробе необычайно красива. «Такая страшная, сверкающая красота!» - восклицает повествователь. Наверное, отталкиваясь от этой мысли Н.В. Гоголя, Достоевский пришёл к своей идее о красоте как о «страшной силе», которая может как погубить, так и духовно возродить человека. У гоголевской панночки красота ледяная, мертвящая.

В самом деле, резкая красота усопшей казалась страшною. «…Но в её чертах ничего не было тусклого, мутного, умершего. Оно было живо».

Дочка сотника панночка – несомненная ведьма, но она несёт на себе ясно различимый украинский колорит. Ведьма – по старинным преданиям, женщина, продавшая душу чёрту. Именно в южных странах ведьма – это женщина более привлекательная, нередко молодая вдова. У народов севера, в том числе и собственно русских, ведьма – это старая, толстая, как кадушка, баба с седыми космами, костлявыми руками и с огромным синим носом, как раз в обличье старухи впервые и предстаёт панночка перед Хомой, а во время ночных бдений опять «стареет» - превращается в позеленевший, посиневший труп. От прочих женщин ведьма отличается тем, что имеет маленький хвостик (про эту особенность упоминается в «Вие») и владеет способностью летать по воздуху на помеле, кочерге, ступе, а также попавшем в её объятия добром молодце, как это и происходит в «Вие». Отправляется на свои тёмные дела непременно через печную трубу. Может оборачиваться в разных животных, чаще всего в сороку, свинью, собаку и жёлтую кошку. Вместе с месяцем стареет и молодеет. Известное место сбора ведьм на шабаш в Купальскую ночь – в Киеве на Лысой горе, а действие «Вия» как раз происходит в окрестностях Киева. Тема женской красоты, которая может быть богоподобной, а может быть и пустой внешностью, мёртвым покровом, постоянное колебание между потребностью чистой духовности и восхищением внешней красотой...

В повести «Вий» углубляются размышления писателя над природой ночи – она смертельна опасна и мстительна. Зло перестаёт быть атрибутом тёмных ночей. Сохраняя сказочный облик, оно словно выходит за пределы своей фольклорной формы и предстаёт как сущность, возможности которой не зависят ни от времени суток, ни от характера ночи.

2.2.Трагический смысл образа ночи в сборнике «Миргород».

В «Миргороде», второй книге Н.В.Гоголя, - всё та же любимая Украина, украинская природа. Пёстрый, жаркий, солнечный день. Таинственная ночь… Она по-прежнему манит, пугает, чарует в миргородских повестях. Ночью пробирается Андрий, сын Тараса Бульбы, в осаждённый казаками город. Ночью читает у смертного одра ведьмы церковную книгу герой «Вия».

Но эта ночь – уже не такая весёлая и добрая, как раньше. Скорее она трагична. В ней больше по-настоящему (а не по-сказочному) страшного, тёмного, недоброго.

Впрочем, если мы внимательно пролистаем сборник «Миргород», то увидим – ночных эпизодов в нём не так много. Гораздо больше дня. Солнечного света. Жары. Духоты. Разморенной скуки « Перед домом охарашивалось крылечко с навесом на двух дубовых столбах, - ненадежная защита от солнца, которое в это время в Малороссии не любит шутить и обливает пешехода с ног до головы жарким потом…».

Удушающий зной, сон до и после обеда, обжорство, лень, пустые разговоры. Вместо пёстрого, радостного мелькания дневных впечатлений – мёртвенный покой. Другая, совсем другая погода – и совсем другой мир. Другие люди. И юмор Н.В. Гоголя – тоже другой…

Светлое, «свежее» (Н.В. Гоголь очень любил это слово, определяя им не только природные явления, но и время человеческой жизни) мироощущение сменяется более трезвым, порою горьким взглядом на мир.

О героях «Миргорода» - старосветских помещиках, сварливых соседях Иване Ивановиче и Иване Никифоровиче – мы уже никак не можем сказать: «прекрасные люди». Они, кажется, только и делают, что постоянно жуют, сморкаются, кашляют, чихают, хвастаются, ссорятся по пустякам. Жизнь их вместо поступков наполнена одними лишь привычками. Привычка – главное слово для этих гоголевских персонажей. И ещё – скука.

Вглядываясь в картину, нарисованную писателем, мы замечаем: а ведь в живых, смешных этих портретах, в по-прежнему живой и прекрасной природе писатель находит новую краску. А значит, и новую мысль.

Жаркий гоголевский день, день «Старосветских помещиков» и «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», наводящий скуку, лень, истому, - день мёртвенный, застывший. Такой же застывший и неподвижный, как и жизнь гоголевских украинских помещиков.

Гибель Тараса Бульбы кажется нам жестокой и бессмысленной. Но это героическая гибель! Гоголевские помещики умирают медленно, словно бы застывают на наших глазах, превращаясь в восковые фигуры. Жутко смотреть, как лица превращаются в гримасы, а смешные привычки и словечки – в нелепую кукольную позу.

Духовное умирание человека. Столкновение живого, человеческого и бездушного, механического – вот тема миргородских повестей.

И вот разгадка иссушающего гоголевского дня…

В повести об Иване Ивановиче и его соседе на самой последней странице читаем: «Сырость меня проняла насквозь. Печальная застава с будкою, в которой инвалид чинил серые доспехи свои, медленно пронеслась мимо. Опять то же поле, местами изрытое, чёрное, местами зеленеющее, мокрые галки и вороны, однообразный дождь, слезливое без просвету небо».

Что-то опять происходит с гоголевской погодой. Это уже не роскошная летняя ночь или жаркий летний день, не определённые яркие краски, а неизвестно что: слякоть, где всё перемешано, всё слилось в дождливом мареве.

Петербург наложил свою печать на страницы «Миргорода» - словно холодный ветер подул сквозь яркость красок и теплоту гоголевского слова. Петербургская погода начала проникать на его солнечные страницы.

…Эпилог украинской повести Гоголя оказался прологом к петербургским его повестям.

2.3. Образ ночи в символическом контексте поэмы «Мёртвые души».

Стремление Н.В. Гоголя найти выход из трагического духовного состояния особенно ярко отражают взаимосвязанные образы дороги, ночи и начинающегося рассвета в XI главе «Мертвых душ». Детальное рассмотрение этих образов, а также общего движения фрагмента 11 главы позволяет утверждать, что в «свернутом» виде здесь выражен символический смысл всего произведения: от сна – к пробуждению, от духовной тьмы и омертвения – к озарению и воскресению. Вместе с тем Н.В. Гоголь указывает на средство, способное дать каждому возможность перейти от тьмы к свету. Это – Церковь и та высшая надмирная истина, хранительницей которой она является. Мучительные размышления Н.В. Гоголя над «сумерками» российской действительности заставляют его с особой напряженностью задаться разрешением вопроса о человеческой личности, на которую возложена ответственность за формы и дух этой действительности, что в конечном итоге определяет все дальнейшее развитие его творчества.

В «Мёртвых душах» есть два небольших фрагмента, в которых автор обращается к описанию ночи. Первый начинается с изображения глубоких сумерек при въезде Чичикова в город «NN», после визита в поместье Плюшкина. Второй – в лирическом отступлении, посвящённом дороге и необъятным российским просторам, в заключительной 11-й главе поэмы. Они противопоставлены друг другу, и каждый в ходе развития сюжета несёт своё смысловое содержание: один сопровождает возвращение Чичикова в пределы замкнутого городского пространства с простора сельских дорог, другой возникает при выезде из этой замкнутости на свободу бескрайнего, «могучего пространства».

Образ «густых сумерек» возвращения, как представляется, имеет явные параллели, художественные и смысловые, с «Невским проспектом». Предшествующее ночи время сумерек – некая пограничная зона, вводящая в пространство существования иных, мнимых реалий, в пространство погружённого в темноту города. В этот час всё изменяется, принимает свои сумеречные формы жизни. Окружающее словно оказывается во власти какого-то духа, искажающего его подлинную основу, превращающего настоящее в обман.

Как представляется, отъезд главного героя из города «N» в сопровождении автора ассоциируется с исканиями самого Н. В. Гоголя. Здесь особое значение приобретают тесно связанные между собой образы – дорога и ночь, в которых для писателя заключена сила оздоровления, преображения человека и жизни.

Ночь, свет месяца, незнакомый город, в котором «нет ни души, всё спит» и ощущается какая-то гармония покоя – это другой, отличный от предыдущего образ в сюжете поэмы. Здесь ночная тьма не несёт в себе обмана, она не наполнена фантасмагоричностью и пороком, как, например, в «Невском проспекте». Она прозрачна и беспорочна в своей первозданности.

Можно предположить, что ночь выводит Н.В. Гоголя на какой-то высший, восторженно-экстатический уровень восприятия. Уровень, в котором переживается единство с универсумом, с абсолютом. Ведь только восторг может объять необъятное, бесконечное, и это есть уже внерациональная, духовная степень познания. Может быть, в этот момент в сознании писателя и закладывался фундамент будущих замыслов. В ночи он чувствовал веяние свежих, светлых предрассветных сил, словно приносящих вместе с собой разрешение его мучительным насущным проблемам, и вскоре снова погружался в сон, но уже в сон иной, «чудный, обнимающий», заключающий в себе какую-то потенциальную перемену в умонастроении, ощущение преддверия другой жизни. Тем более что пробуждался он уже обновлённым, смотрящим на мир другими глазами.

Таким образом, в общем движении этого фрагмента угадывается и символический смысл всей поэмы: от сна – к пробуждению, от духовной тьмы и омертвения – к озарению и воскресению.

ВЫВОД КО II ГЛАВЕ

Эволюция образа ночи охватила всё творчество Н.В. Гоголя. И первым «страшным» его произведением был – «Вий», где зло не обуславливалось степенью освещённости. «Вий» отражал внутренний страх самого писателя. А вот в книге «Миргород» ночь предстаёт перед читателем по-настоящему страшной, тёмной, недоброй.

В поэме «Мёртвые души» есть два небольших фрагмента, в которых автор обращается к описанию ночи. Первый – это описание «густых сумерек», а второй – описание «могучего пространства». Ночь в этом произведении предстаёт как гармония покоя. Она прозрачна и беспорочна в своей первозданности.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Феномен ночи в творчестве Н.В. Гоголя находится в непосредственной связи с духовной эволюцией автора и, как следствие, отражает эту эволюцию.

В творчестве русских и зарубежных романтиков феномен ночи проявился как безмерное величие инобытия, так как поэт созерцает мир идеальный, выступая «голосом вселенной». А вот в творчестве Н.В. Гоголя феномен ночи проявился ещё на раннем его развитии. Начиная стихотворением под названием «Италия» и заканчивая идиллией «Ганцем Кюхельгартеном».

Феномен ночи в творчестве Н.В. Гоголя прошёл долгую эволюцию. Так как приобрел символический характер, получил новую семантику и непосредственно соотносится писателем уже с внутренним пространством человека, метафорически выражая состояние его души.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Анненский И.Ф. О формах фантастического у Гоголя/И.Ф.Анненский.-М.: "Наука", 1979.

2. Машинский С. Художественный мир Гоголя/ С.Машинский-М.: "Просвещение", 1971.

3. Манн Ю.Поэтика Гоголя/ Ю.Манн.-М.: "Художественная литература", 1988.

4. Труайя А. Николай Гоголь/ А.Труайя.-М.: "Эксмо", 2004.

5. Терц А.В тени Гоголя/А.Терц.-М.: "Аграф", 2003.

6. Шамбинаго С.К. Трилогия романтизма (Н.В. Гоголь)/ С.К.Шамбинаго - М., 1911.

7. Шевырев С.П. О "Миргороде" Н.В.Гоголя.

8. Белинский В.Г.Взгляд на русскую литературу/В.Г.Белинский.-М.: "Современник", 1988.

9. Вересаев В.В. Гоголь в жизни/В.В.Вересаев.

10. Мережковский Д. Гоголь. /Д.Мережковский.- Творчество, жизнь и религия.

11. Н.В.Гоголь Избранное М., «Просвещение» 1986 – с.60

12. Н.В.Гоголь. Миргород.М., «Советская Россия» 1985 – с.180

13. И. Золотусский. Гоголь.М., «Молодая гвардия».2007 – с.87

14. Н.В.Гоголь. Миргород.М., «Советская Россия» 1985 – с.218

15. Б. Минаев Произведения Гоголя. М., «Детская литература» 1985

16. Ванслов, В. В. Искусство и красота / В. В. Ванслов. – М. : Знание, 2006. – 288 с.

17. Гоголь, Н. В. Собрание сочинений: в 8 т. / Н. В. Гоголь; под ред. В. Р. Щербины. – М. : Правда, 1984. – Т. 1: Вечера на хуторе близ Диканьки. Приложения: Ганц Кюхельгартен. - 381 с. – Т. 2: Миргород. – 319 с. – Т. 3: Повести. – 336 с. – Т. 4: Драматические произведения. – 432 с. – Т. 5: Мёртвые души: поэма – 320 с. – Т. 7: Статьи. Выбранные места из переписки с друзьями. – 525 с.

18. Иоанн (Шаховский), еп. Душа Гоголя / Епископ Иоанн (Шаховский) // Трудный путь. Зарубежная Россия и Гоголь. – М. : Русскiй Мiръ, 2002. – С. 246–249.

19. Манн, Ю. В. В поисках живой души / Ю. В. Манн. – М. : Книга, 1984. – 415 с.

20. Фёдоров, Ф. П. Художественный мир немецкого романтизма: Структура и семантика / Ф. П. Фёдоров. – М. : МИК, 2004. – 368 с.

21. И.С. Тургенев ПСС, т. 11, «Гоголь», с. 63.

22. Н. В. Гоголь, «Письма. 81. Письмо Н. М. Погодину», СС в 7 т., т. 7, с.183. М., «Художественная литература», 1978.

23. Н. В. Гоголь. «Ночи на вилле», СС. в 7 т., т. 5, с. 256. М., «Художественная литература», 1977.

24. П.В. Анненков, «Литературные воспоминания», с. 47, М., «Художественная литература», 1983.

25. В. Ф. Чиж, «Болезнь Н.В. Гоголя», с. 13-15, М., «Республика», 2001.

Возникновение темы "ночи" в русской поэзии связано, по мнению исследователя В. Н. Топорова, с именем писателя XVIII века М.Н.Муравьева, у которого впервые появилось стихотворение "Ночь". Уже в этом стихотворении, опубликованном в 1776 или 1785 году, мы видим трогательное отношение к ночи. Поэт мечтает о ее наступлении, так как "к приятной тишине влечется мысль" его. Он радуется ночи, принесшей ему "уединение, молчание и любовь".

Образ ночи и побуждаемые ею ночные мысли и чувства нашли отражение во многих прекрасных стихотворениях русских поэтов. Хотя восприятие ночи у всех поэтов свое. Можно заметить, что в основном ночь была для поэтов наиболее благодатным временем суток для их размышлений о смысле жизни, своего места в ней, пробуждения различных воспоминаний, особенно о любимых.

Образ ночи боготворили и поэты XIX века, в том числе и А. С. Пушкин, и С. П. Шевырев, и Ф. И. Тютчев и многие другие. Большое место образ ночи занимает в поэзии А. А. Фета, певца природы и любви, сторонника, как и Ф. И. Тютчев, идеалистической философии. Именно в ночное время он создал многие свои замечательные стихи, грезил, вспоминал о своей трагической любви, размышлял о тяготах жизни, прогрессе, красоте, искусстве, "бедности слова" и т.д. "Действия его в поэзии часто происходят ночью, он будто олицетворяет ночь, как и ее спутниц - звезды и луну. Образ ночи у Фета близок по значению образу ночи у Полонского, которого тоже часто одолевали тайные ночные думы", - отмечают исследователи творчества поэта. Анализируя стихотворение "Ночь" Полонского, критик В.Фридлянд заявил, что "оно не уступает лучшим созданиям Тютчева и Фета. Полонский в нем как вдохновенный певец ночи". Как и Фет, Полонский персонифицирует ночь. Полонский, как и Фет, олицетворяет не только ночь, но звезды и луну: "ясныезвезды потупили взор, слушают звезды ночной разговор" (стих. "Агбар"). Какими только эпитетами ни наделяет Полонский ночь: "белая", "темная", "хмурая", "одинокая", "лучезарная", "холодная", "немая" и т.д.

Для Случевского ночь тоже желанное время, время расцвета любви и испытания страсти, благотворна и для пробуждения воспоминаний. В стихотворении "Ночь", по мнению литературоведа В.Фридлянда, " Душевное волнение поэта передается при помощи ряда многоточий и восклицательных знаков. Он словно ищет подходящее слово, которое бы передало читателю всю полноту чувств, нахлынувших на него от воспоминаний. У Случевского ночь так же часто присутствует в стихотворении со своими спутниками - луной и звездами".

Итак, можно сказать, что образ ночи и побуждаемые ею ночные мысли и чувства нашли отражение во многих прекрасных стихотворениях русских поэтов. Хотя восприятие ночи у всех поэтов свое, можно заметить, что в основном ночь была для поэтов наиболее благодатным временем суток для их размышлений о жизни, это таинственное, сокровенное время, когда душа человека доступна всему прекрасному и когда она особенно не защищена и тревожна, предвидя будущие невзгоды. Отсюда многочисленные эпитеты, которые помогают увидеть ночь такой, какой видел её только этот поэт.

Именно о Ф.И. Тютчеве сложилось представление как о самой ночной душе русской поэзии. "...Он никогда не забывает, - пишет С. Соловьев, - что весь этот светлый, дневной облик живой природы, который он так умеет чувствовать и изображать, есть пока лишь "златотканый покров", расцвеченная и позолоченная вершина, а не основа мироздания" . Ночь - это центральный символ поэзии Ф.И. Тютчева, сосредоточивающий в себе разъединенные уровни бытия, мира и человека. Обратимся к стихотворению:

Святая ночь на небосклон взошла,

И день отрадный, день любезный,

Как золотой покров она свила,

Покров, накинутый над бездной.

И как виденье, внешний мир ушел...

И человек, как сирота бездомный,

Стоит теперь и немощен и гол,

Лицом к лицу пред пропастию темной.

На самого себя покинут он -

Упразднен ум и мысль осиротела -

В душе своей, как в бездне, погружен,

И нет извне опоры, ни предела...

И чудится давно минувшим сном

Ему теперь все светлое, живое...

Он узнает наследье родовое.

Основа мироздания, хаос шевелящийся страшны человеку тем, что он ночью "бездомный", "немощен", "гол", у него "упразднен ум", "мысль осиротела"... Атрибуты внешнего мира иллюзорны и неистинны. Человек беззащитен перед лицом хаоса, перед тем, что таится в его душе. Мелочи вещного мира не спасут человека перед лицом стихии. Ночь открывает ему истинное лицо мироздания, созерцая страшный шевелящийся хаос, он обнаруживает последний внутри себя. Хаос, основа мироздания - в душе человека, в его сознании.

Такая логика рассуждения подчеркнута и звуковым, и ритмическим акцентированием. На звуковом уровне резкий перебой в общем звучании создают звонкие согласные в строчке:

В душе своей, как в бездне, погружен, -

строка максимально насыщена звонкими звуками. Наибольшую смысловую нагрузку несет слово "бездна". Оно связывает якобы внешнее хаотическое ночное начало и внутреннее человеческое подсознательное, родственность их и даже в глубине единство и полное отождествление.

И в чуждом, неразгаданном, ночном

Он узнает наследье родовое.

Две последние строчки акцентированы одновременно и на ритмическом и на звуковом уровнях. Они, безусловно, усиливают напряженность композиционного завершения, перекликаясь со строкой:

В душе своей, как в бездне, погружен…

Сравнение "как в бездне" усиливает это звучание.

Остаётся только согласиться с мнением специалистов: "Чрезвычайная концентрация звонких звуков на фоне сведенных к минимуму глухих достаточно резко акцентируют две последние строчки стихотворения. На ритмическом уровне эта пара строк выбивается из строфы, написанной пятистопным ямбом. Они образуют вокруг себя смысловое напряжение: человеку родственен хаос, он - прародитель, первооснова мира и человека, который жаждет соединения с родственным началом в гармоничное целое, но и страшится слиться с беспредельным".

Темная основа мироздания, истинное его лицо, ночь лишь открывает человеку возможность видеть, слышать, чувствовать высшую реальность. Ночь в поэтическом мире Тютчева - это выход в высшую субстанциональную реальность, и вместе с тем - совершенно реальная ночь и сама эта высшая субстанциональная реальность.

Рассмотрим еще одно стихотворение Ф.И. Тютчева:

Лениво дышит полдень мглистый,

Лениво катится река,

И в тверди пламенной и чистой

Лениво тают облака.

И всю природу, как туман,

Дремота жаркая объемлет,

И сам теперь великий Пан

Прежде всего, обращает на себя внимание бросающаяся в глаза внешняя "ленивость" поэтического мира стихотворения. Слово категории состояния "лениво" интенсивно подчеркнуто: употреблено трижды в первой строфе стихотворения. Вместе с тем даже само троекратное его повторение развертывает в воображении предельно динамичную, вовсе не "ленивую" картину. Сквозь внешнюю "ленивость" проявляется колоссальная внутренняя напряженность, ритмико-интонационная динамика.

Художественный мир стихотворения переполнен движениями и внутренне противоречив.Так, в первой строфе "лениво" встречается три раза, соотносится с грамматическими основами: "дышит полдень", "катится река", и "тают облака". А во второй эта часть речи употреблена только однажды - это наречие "покойно". Оно соотносится с предикативным центром "Пан дремлет". Здесь очень сильно противоречие: за Паном - шевелящийся хаос, наводящий панический ужас. В дремоте панического ужаса очевидна динамика космического масштаба.

С одной стороны, "Полдень мглистый" - это конкретная природа, это облака, река, туман, которые совершенно конкретно чувственны. С другой стороны, природа - это "пещера нимф" и дремлющий Пан. "Полдень мглистый" оборачивается "великим Паном", "полдень мглистый" и есть сам "великий Пан". Оборачиваемость эта сочетается с несводимостью целого ни на одно, ни на другое. Диалектическое единство существования "полдня мглистого" и "великого Пана" в несводимости к одному конкретному смыслу и представляет собой символическую реальность. "Полдень мглистый" сам по себе - это "противоречивый сгусток смыслов, очень мощно энергетически заряженный, где играют и оборачиваются друг другом хаос, темная и истинная основа мироздания, и покой, покрывающий этот страшный кишащий хаос, и делающий последний благовидным. Как и дремлющий Пан в своей основе невозможное соединение, но, тем не менее, осуществленное в поэтическом тексте, сгусток противоречий, накапливающий вокруг себя массу смыслов".

В последних двух строчках читаем:

И сам теперь великий Пан

В пещере нимф покойно дремлет.

Именно здесь сконцентрирован смысловой центр стихотворения: противоречивое единство невероятной динамики хаоса и покоя, одно в другом - динамика в покое, и покой в движении мироздания.

Выделенность "полдня мглистого" и "великого Пана" подтверждается и на ритмическом уровне. Во всем стихотворении эти строки выбиваются из общего ритмического строя: "Лениво дышит полдень мглистый" и "И сам теперь великий Пан/ В пещере нимф покойно дремлет". Эти строки являются единственными полноударными.

"Полдень мглистый" предельно акцентирован на звуковом уровне: концентрация звонких и сонорных звуков, их в первой строфе больше, чем во второй. Во второй же строфе единственная строка, где глухие преобладают над звонкими - это: "И сам теперь великий Пан". Звуковаявыделенность "великого Пана" усиливается, так как следует за строкой: "Дремота жаркая объемлет", -которая максимально насыщена звонкими согласными.

Оборачивающиеся друг другом "Полдень мглистый" и "великий Пан" как напряженное поле смыслопорождения обнаруживают свою причастность и внутреннюю связь с центральным тютчевским символом - символической реальностью ночи. Хаос как истинное лицо мироздания открывается человеку в полноте своей силы только ночью. Кишащий и бушующий разлад между ночью и днем, хаосом и космосом, миром и человеком поэт чрезвычайно остро ощущает, он чувствует в космических масштабов страх человека, утратившего первоначальную гармонию, первоначальное единство с тем миром, который теперь ему кажется враждебным и угрожающим. И поэт может об этом лишь писать, создавая смыслопорождающую реальность связей разъединенных частей мира: они оказываются в общении друг c другом в художественной реальности поэтического произведения. "Своим творчеством поэт решает проблему трагической дисгармонии - он может восстанавливать утраченную гармонию, или, по крайней мере, прояснять дисгармонию в свете гармонической мысли и идеала",- подчёркивает В.Н.Касаткина.

Итак, ночь в стихотворениях Тютчева восходит к античной греческой традиции. Она дочь Хаоса, породившая День и Эфир. По отношению ко дню она материя первичная, источник всего сущего, реальность первоначального единства противоположных начал: света и тьмы, неба и земли, "видимого" и "невидимого", материального и нематериального. Ночь предстает в лирике Тютчева в индивидуально - неповторимом стилевом преломлении.