Иван Сергеевич Тургенев

«Свидание»

Однажды осенью, в середине сентября, я сидел в берёзовой роще и любовался погожим днём. Незаметно для себя я заснул. Проснувшись, я увидел крестьянскую девушку, она сидела в 20-ти шагах от меня с пучком полевых цветов в руке, задумчиво опустив голову. Девушка была недурна собою. Её густые белокурые волосы пепельного оттенка придерживались узкой алой повязкой, надвинутой на белый лоб. Глаз она не поднимала, но я видел её тонкие, высокие брови и длинные влажные ресницы. На одной из её щёк блестел на солнце след слезы. Выражение её лица было кроткое, простое и грустное, полное детского недоумения перед этой грустью.

Она кого-то ждала. В лесу что-то хрустнуло, и в тени блеснули её глаза, большие, светлые и пугливые, как у лани. Вдали послышались шаги, и на поляну вышел молодой человек, которого девушка встретила, трепеща от радости. По всем признакам, это был избалованный камердинер богатого барина. Его одежда изобличала притязание на вкус и щёгольскую небрежность. Его красные и кривые пальцы были украшены серебряными и золотыми кольцами с незабудками из бирюзы. Лицо его, румяное, свежее и нахальное, принадлежало к числу тех лиц, которые очень часто нравятся женщинам. Он нестерпимо кривлялся, пытаясь придать своему глуповатому лицу презрительное и скучающее выражение.

Я подслушал их разговор. Это было последнее свидание Виктора Александровича с Акулиной — завтра его барин уезжал на службу в Петербург. Акулина подарила ему букетик голубых васильков. Виктор с задумчивой важностью вертел цветы в пальцах, а Акулина смотрела на него с благоговейной покорностью и любовью. На его лице сквозь притворное равнодушие проглядывало пресыщенное самолюбие.

Вскоре Виктор собрался уходить. Акулина начала плакать. Она боялась, что её выдадут за немилого. Виктора раздражали её слёзы. Он заявил, что не может на ней жениться. При этом он всячески подчёркивал, что она не образованная, и поэтому недостойна его. Девушка хотела услышать от любимого на прощание ласковое словечко, но так его и не дождалась. Она упала лицом в траву и горько заплакала. Виктор постоял над нею, досадливо пожал плечами и ушёл.

Она вскочила, чтобы бежать за ним, но у неё подкосились ноги и она упала на колени. Я не выдержал и бросился к ней. Увидев меня, она слабо вскрикнула и убежала, оставив разбросанные цветы на земле. Я вернулся домой, но образ бедной Акулины долго не выходил у меня из головы. Её васильки до сих пор хранятся у меня. Пересказала Юлия Песковая

В этом рассказе в лесу происходит прощальная встреча двух молодых людей. И по совпадению, в это же время рядом с местом их встречи спит охотник и проснувшись, становится невольным свидетелем.

Проснувшись, он видит, как под деревом печально сидит молодая крестьянская девушка, безвольно уронив руки на колени. На её голове венок из цветов. Она кого-то ждет, вздыхая и неторопливо перебирает цветы в букете и роняет текущие по щеке блестящие хрусталем слезинки. Девушка вдруг встрепенулась, увидев силуэт мужчины, мелькнувший в чаще. Тот, увидев девушку, неуверенно подошел и, казалось, смущенно сел рядом.

Судя по его развязанному и надменному поведению, проявляющемуся в безразличном зевании, беспечностью, и в общем равнодушии к назначенному свиданию, о котором он чуть не забыл, это самоуверенный и невоспитанный человек. Услышав слова об отъезде мужчины, девушка начинает горько плакать, а он пытается уйти.

Акулина дарит ему букет, Виктор берет и небрежно вертит в руках. Из его уст не слышится ни одного нежного слова. Ему нечего сказать девушке, считая это чуть ли не унизительным для себя. Она его просит немного обождать. Но он непреклонен и заявляет, что уже давно простился с ней. Акулина разрыдалась, уткнувшись в траву. Она больше не в силах была сдерживать скопившееся горе. Виктор безразлично смотрел на девушку, а затем быстро встал и ушел.

Акулина - молодая, красивая крестьянская девушка с белокурыми волосами, светлым лбом, длинными ресницами и высокими тонкими бровями. А Виктор - избалованный жизнью камердинер, с румяным и свежим лицом, с отчетливо проявляющимся нахальством. Ему присущи прищуривание своих узких глаз, вымученная и брезгливая зевота.

Это произведение содержит глубокие лирические нотки, создающие легкий и прекрасный образ красивой крестьянской девушки, бессовестно обманутой молодым проходимцем.

Анализ рассказа И.С.Тургенева «Свидание».

Рассказ «Свидание» относится к циклу рассказов «Записки охотника», написанных в разное время, но объединённых тематикой, идеями, жанром, стилем и персонажем рассказчика. Этот рассказ был впервые издан в 1850 году в журнале «Современник».

Система персонажей

В рассказе три действующих персонажа: девушка Акулина, лакей Виктор и рассказчик.

Акулина . Портрет. Этот образ составляет идейный и композионный центр. Как виртуозный живописец, Тургенев в деталях подает портрет Акулины, обращая внимание не только на черты внешнего облика, но прибегая к описанию мимики, жестов и поз. Первое упоминание этого образа в тексте скульптурно: девушка сидит, потупив голову и уронив руки на колени. Эта поза глубокой задумчивости, по ней можно догадаться о противоречивых мыслях и одновременно покорности – далее это подтверждается текстом: лицо «просто и кротко... и полно недоумением перед собственной грустью». Рассказчик восхищен ею, ему не удается скрыть восторг перед красотой девушки за слегка ироничными характеристиками (подобающими охотнику и барину): «очень не дурна собою», «головка очень мила», «даже немного толстый и круглый нос» - сквозь эти попытки сделать описание объективным, посторонним и даже слегка циничным читатель видит любование каждой чертой девушки. Каждая деталь одежды притягивает внимание то к кистям рук, то к шее, то к талии. Интересна противоречивая деталь: волосы «белокурые» и одновременно «пепельного цвета». Они причесаны по- крестьянски – «расходятся двумя полукругами из-под узкой алой повязки». Кожа тонкая, красиво загорелая. Далее упоминаются высокие брови, длинные ресницы, причем воображение рассказчика рисует глаза девушки прежде, чем он их увидел. На коленях Акулины густой пучок полевых цветов, по щеке катится слезинка. Получается сентиментальный портрет «пастушки», но Тургенев идет дальше и выводит не декоративный, а развернутый лирический психологизированный образ. Рассказчик не случайно внимательно следит за глазами и телодвижениями, потому что жесты, взгляды и выражение лица могут сказать наблюдателю то, что ему не слышно издалека, когда Акулина и Виктор разговаривают. И, конечно, только так охотник может судить о мыслях, настроениях героини. Вначале глаза «быстро блеснули» - девушку потревожил звук. Это передает беспокойство. Глаза были «большие, светлые и пугливые, как у лани». С ланью сопоставляется робкая и грациозная девушка. Следующее движение, присущее девушке-лани: «она встрепенулась», затем «выпрямилась и оробела; взор задрожал». По этому описанию очевидно, что девушка ожидает встречи, что она боится этой встречи, но страстно желает ее. Это противоречие еще больше подтверждается, когда появляется Виктор: она «вспыхнула, радостно, счастливо улыбнулась – и тотчас поникла вся, побледнела, смутилась». Взгляд окрашивается неожиданно по-новому: он становится «почти молящим». И далее в отношении к Виктору проявляется преклонение: Акулина жадно ловит каждое его слово и робко целует руку, а в ее взоре – «столько нежной преданности, благоговейной покорности и любви». Акулина живописна и в проявлении горя. При этом в ней нет ничего показного, фальшивого. Девушка пытается сдержаться, но чувство щемящей тоски и безысходности наполняет каждое движение: «все ее тело судорожно волновалось». Под конец возникает снова образ лани: при появлении охотника «откуда взялись силы - она с слабым криком поднялась и исчезла за деревьями».

Имя Акулина традиционно для девушки из простонародья. Однако Тургенев не решается сделать свою героиню чистокровной крепостной крестьянкой: «не совсем мужичка; и твоя мать тоже не всегда мужичкой была», - говорит Виктор. Но образования она не получила. Мать ее умерла (судя по словам «за немилого выдадут сиротиночку »), жила с отцом (Виктор: «не дурачься, слушайся отца»), боялась родни («каково же мне теперь в семье»), а именно боялась принуждения к нежеланному замужеству.

Одежда . Простой крестьянский костюм выглядит на девушке опрятно и даже элегантно. Это чистая белая рубаха, оттеняющая благородный цвет кожи, и клетчатая юбка. Единственное украшение – крупные желтые бусы.

Букет. Это очень важный символ для всего произведения, «густой пучок полевых цветов». В тексте указано, какие именно цветы составляют букет: полевая рябинка, череда, незабудки, маткина-душка и, отдельно, «небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травинкой». Характерно, что каждый элемент букета имеет собственное значение у Акулины: череда – средство от золотухи, полевая рябинка – для телят, васильки – для Виктора. Если рассматривать цветовую гамму, то пестрые желтые, белые, фиолетовые цветочки служат обрамлением для более крупных темных васильков, бережно приготовленных заранее для любимого, отвергнутых им и подобранных и сохраненных рассказчиком. В аллегорическом смысле это все лучшие чувства и мысли, посвященные девушкой своему избраннику, также поруганные, но поразившие случайного очевидца и зарисованные им на страницах своих записок.

Виктор. Если появление Акулины в рассказе скульптурно, то приход Виктора описывается в динамике. Сначала «что-то зашумело по лесу», затем «замелькала фигура мужчины». В тексте сразу отмечается, что этот тип не производит приятного впечатления. Такая скульптура получиась бы безобразной. Это «избалованный камердинер молодого, богатого барина». В одежде и, вероятно, повадках он старается копировать своего господина. Если скромная одежда Акулины подчеркивает достоинства красивой молодой женщины, то попытки Виктора придать своему костюму лоск лишь выставляют напоказ неприятные черты: воротнички подпирают уши, накрахмаленные рукавчики и особенно золотые и серебряные кольца привлекают внимание к некрасивым красным кривым пальцам. Глазки крошечные, молочно-серые, вместо усов – отвратительные желтые волосики на толстой верхней губе. Лицо румяное, свежее, нахальное, с очень узким лбом (густые, туго завитые волосы, начинаются «почти у самых бровей»). Одет он в пальто с барского плеча, у него розовый галстучек и картуз с золотым галуном – «с притензией на вкус», однако, судя по жестокой иронии рассказчика, совершенно безвкусно. Манеры камердинера грубые, развязные, в поведении бросается в глаза тупое самодовольство. Виктор «нестерпимо ломается», то есть старается придать себе важный и независимый вид. Для этого он щурится, морщится, щиплет усики и так далее.

Манера речи соответствует мимике. Персонаж выговаривает слова небрежно, несколько в нос (копирует французский прононс?), а одну реплику произносит даже «как бы из желудка»; при этом непрестанно зевает и потягивается. Помимо того, что Виктор по-женски тщательно заботится о своей внешности, его самовлюбленность проскальзывает и в жестах. Он с любовью гладит себя по голове, ложится перед Акулиной, «развалясь, как султан», и на лице сквозь равнодушие поглядывает удовлетворенное, пресыщенное самолюбие.

Виктора тяготит разговор на тему отношений с Акулиной. Он нервничает (молча играет цепочкой часов) и переводит тему на букет в руках Акулины. Эти бережно собранные цветы становятся лишь минутным предметом внимания того, кому они приготовлены, и затем васильки небрежно брошены на траву.

Чтобы подтвердить свое превосходство, Виктор носит с собой своеобразные фитиши: это все те же часы на цепочке и лорнет, который ему все не удается нацепить. Вероятно. эти предметы он связывает с понятиями «обчество» и «образование». Но Акулине всего этого не понять, а, вернее, самому Виктору нечего об этом рассказать.

При расставании тоже происходит «ломание». Виктор несколько раз порывается встать и уйти, наслаждаясь тем, что Акулина удерживает его. При всей напускной самоуверенности, вид слез приводит Виктора в смятение (ранее в тексте: «не плачь... я этого терпеть не могу»), и он позорно ретируется, оставляя рыдающую девушку одну на поляне.

Охотник. Это третье действующее лицо рассказа. В рассказе он является повествователем, свидетелем событий, а одновременно и судьей описываемого, давая оценку и частично делая выводы. Поскольку Охотник является сквозным персонажем всего цикла рассказов, и его образ раскрывается постепенно на протяжение всей книги, то подробно анализировать его в рамках отдельно взятого рассказа не следует. Достаточно сказать, что это наблюдательный, остроумный, критически мыслящий человек, по социальному положению помещик; он не только страстно увлекается охотой, но ценит и знает природу и, что самое главное, интересуется жизнью людей, которых встречает. Среди этих людей – помещики и крестьяне; Охотник старается обращать внимание на характер каждого, не взирая на сословную принадлежность, но учитывая условия быта своих героев.

Авторитет суждений Охотника является обязательным условием прочтения Записок. Это значит, что для верного понимания рассказа необходимо встать на точку зрения рассказчика. Это следует учитывать, рассуждая о проблематике произведения. Кроме того, Охотник и Акулина осуществляют другую пару персонажей, составляющих ещё одну, побочную сюжетную линию.

Сюжет.

Фабула рассказа состоит в том, что рассказчик, будучи на охоте, становится свидетелем свидания Виктора и Акулины в лесу. Виктор объявляет о своём скором отъезде с молодым господином из деревни. Девушка чувствует себя ненужной любимому человеку, униженной и одинокой. Жестокий юноша цинично равнодушен к её страданиям. Он уходит не попрощавшись, бросив рыдающую Акулину ничком лежащую на траве. Появление Охотника спугнуло девушку. Она стремительно скрывается в чаще, оставив на поляне букетик васильков. Охотник бережно подбирает цветы и хранит их.

Сюжет рассказа «Свидание» построен по классической схеме: экспозиция, завязка, развитие событий, кульминация, развязка и эпилог. Экспозиция рассказа предлагает читателю проникнуться великолепными осенними пейзажами средней полосы России. На фоне природы, на лесной поляне происходит завязка основной сюжетной линии – встреча вдух главных героев. По мере развития беседы выясняется история их взаимоотношений, возникает конфликтная ситуация.

Неизбежность расставания из-за отъезда Виктора послужила толчком для обнаружения глубокого конфликта: один из героев не придаёт, да и не придавал ранее большого значения их взаимоотношениям, в то время как для другого в этом вся жизнь; девушка полностью полагается на своего возлюбленного, посвящает ему всю себя и, вероятно, возлагает надежды. Она не позволяет себе усомниться, что для него это столь же важно. И когда очевидное равнодушие юноши нельзя более скрывать от самой себя, девушка смиренно просит одного – понимания, однако и на это не способен ограниченный и самовлюблённый лакей.

Кульминационный момент – когда два персонажа не могут доле находиться друг подле друга. Эмоциональное напряжение доходит до высшей точки, и герои расстаются. У этой сюжетной линии открытый финал, события прерываются в кульминационной точке. Но этим сюжет рассказа не исчерпывается.

Другая, побочная сюжетная линия – взаимоотношения рассказчика и девушки. Строго говоря, эти взаимоотношения больше воображаемые со стороны автора. Персонажи не знакомы, не разговаривали друг с другом. Их встреча была случайна, и лишь рассказчик наблюдал за девушкой сколько-нибудь длительное время, она же стремглав бросилась прочь, едва завидя сквозь слёзы его расплывчатый силуэт. Однако эта встреча оказала большое впечатление на охотника, он думал о ней и вспоминал девушку спустя несколько лет. Охотник настолько сочувствует героине своего рассказа, что берёт на себя то, чего ожидала Акулина от Виктора – понимание и сострадание. Это символизирует букет, который хранит Охотник, в то время как цветы тпредназначены Виктору. По продолжительности событий эта сюжетная линия превосходит первую: здесь завязка происходит тогда, когда рассказчик увидел девушку, то есть ранее основной завязки; кульминационный момент – когда девушка единственный в жизни миг видит Охотника, пугается его и убегает. На момент рассказа, то есть через несколько лет, воображаемая связь рассказчика и девушки продолжает сохраняться в виде сухого букета васильков, который разказчик бережно хранит.

Художественные детали.

Букет – очень значимая художественная деталь. Полевые цветы не имеют никакой ценности для Виктора, а Акулина знает применение каждой из трав, она, обладая вкусом и чувством эстетики (это видно из сравнения костюмов персонажей), видит красоту и прелесть простых цветов. Букет собран бережно, с любовью – и отвергнут. Также и чувства Акулины – всё лучшее, что она берегла в своей душе – предложены возлюбленному и отвергнуты им. В функциональном отношении эта деталь связывает две сюжетных линии. И букету посвящён коротенький эпилог: «...и васильки её, давно увядшие, до сих пор хранятся у меня».

Следующая художественная деталь – лорнет – является аттрибутом Виктора, другого персонажа, несимпатичного рассказчику. В обстановке природного интерьера, быта простых людей, этот предмет выделяется неуместностью, бесполезностью. Также и его хозяин-лакей диссонирует с обстановкой своим внешним видом, манерами и бесполезной ролью в жизни.

Кстати, в экспозиционной зарисовке говорится, что Охотника сопровождает собака , но в дальнейшем она ведёт себя очень деликатно, ничем не выдавая своего присутствия и позволяя без помех быть свидетелем описываемых событий, так что к середине действия мы можем вполне забыть о её присутствии.

Пейзажное описание. Тургенев – признанный мастер пейзажа. Действие этого рассказа, как и многих других рассказов цикла, происходит в интерьере природы. В этом произведение описание природы перекликается с сюжетом как аллегория.

Время года – осень – традиционно символизирует в литературе заключительную фазу. В контексте сюжета это – конец взаимоотношений двух главных персонажей. Также и настроение осени – упадок, грусть, тревога – соответствуют настроению описываемых в рассказе событий. Переменчивая погода – то дождик, то туча, то проблески солнца – словно повторяет игру настроений на лице главной главной героини. Противопоставление осиновой и берёзовой рощи соответствуют противопоставлению характеров главных героев. Симпатия рассказчика к характеру девушки проецируется на предпочтение, отданное берёзке, любование этим деревом. В то же время неприязнь к Виктору отражается на отношении к осине: рассказчик не любит осины, но признаёт, что она бывает хороша в иные моменты, так же как мужчины, подобные Виктору, «к сожалению, очень часто нравятся женщинам».

Пейзажной зарисовкой заканчивается повествование. Теперь уже сквозь невесёлую улыбку природы проглядывает унылый страх недалёкой зимы – будущее не предвещает ничего хорошего героине рассказа. Ветер гонит по дороге опавшую листву – так и героев рассказа жизнь разбрасывает в разные стороны, и они никогда больше не встретятся.

В этом же тоне лёгкой печали и ностальгии, выдержан эпилог, заканчивающийся многоточием.

Словесная организация текста соответствует жанру рассказа. Монолог повествователя перемежается диалогами, в отступлениях от фабулы выражается отношение автора к описываемому. В прямой речи сохраняются особенности говорящего, определяющие социальную принадлежность и занятие. Речь Акулины плавная, благозвучная, насыщенная эпитетами, вместе с тем простая и достаточно грамотная. Она соответствует образу «пастушки», несколько идеализированной крестьянки.

Речь Виктора выдаёт принадлежность к дворне. В ней присутствует налёт искуственности: слегка неуклюжий синтаксис («на службу поступить желает» - характерный неуместный обратный порядок слов), отрывистость, избыточные вводные слова («так сказать») присутствие стилистически неуместной лексики (образование), ещё и искажённой («обчество»).

Речь повествователя ведётся от первого лица. По красочности описания природы можно отличить завзятого охотника, а меткие характеристики персонажей и подбор художественных деталей выдаёт наблюдательного и опытного психолога. Речь отличается художественностью и богатсвом лексики.

Тематика и проблематика.

Как видно из разбора сюжета, объект повествования – развязка любовных взаимоотношений двух внутренне разных людей, их различное понимание ситуации. Основной мотив – вечные человеческие взаимоотношения, верность и легкомыслие, глубина чувств и поверхностность.

Проблематику определяет отношение автора к описываему. Один из важных элементов проблематики рассказа – противопоставление крестьян-земледельцев и дворни. По убеждению повествователя, который является и выразителем мнения автора, первые являются носителями исконной народной духовности, чистоты и нравственности. Другие же – люди испорченные, оторвавшиеся от корней, позаимствовавшее у своих господ-помещиков все самые худшие качества и кичащиеся этим. Эта тема звучит и в других рассказах цикла. Общественный конфликт этих двух сословий отразился в этом рассказе на личном конфликте двух героев – крестьянки и дворового.

Проблемы, затронутые в произведении, во многом были актуальны лишь для прошлого века. Современный человек при чтении этого рассказа погружается в бытовые и социальные реалии того времени, любуется колоритом природы, размышляет о вечных вопросах взаимоотношений людей и узнаёт себя в характерах, описанных Тургеневым.

Березовая роща. Середина сентября. «С самого утра перепадал легкий дождик, сменяемый по временам теплым солнечным сияньем; была непостоянная погода. Небо то все заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновенье, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая…».

Охотник безмятежно уснул, «угнездившись» под деревцем, «у которого сучья начинались низко над землей» и могли защитить от дождя, а когда проснулся, увидел шагах в двадцати от себя молодую крестьянскую девушку. Она сидела, «задумчиво потупив голову и уронив обе руки на колени». На ней была клетчатая юбка и «чистая белая рубаха, застегнутая у горла и кистей». Узкая алая повязка, надвинутая почти на самый лоб, «густые белокурые волосы прекрасного пепельного цвета»… «Вся её головка была очень мила; даже немного толстый и круглый нос её не портил. Мне особенно нравилось выражение её лица: так оно было просто и кротко, так грустно и так полно детского недоумения перед собственной грустью».

Она кого-то ждала; встрепенулась, когда что-то хрустнуло в лесу, несколько мгновений прислушивалась, вздохнула. «Веки её покраснели, горько шевельнулись губы, и новая слеза прокатилась из-под густых ресниц, останавливаясь и лучисто сверкая на щеке».

Она долго ждала. Снова что-то зашумело и она встрепенулась. Послышались «решительные, проворные шаги». Ну вот, сейчас он придет, её кумир. Горы книг, тысячи песен об этом… И в 20-м веке та же беда:

«Зачем вы, девочки красивых любите,

Одни страдания от той любви!»

«Она вгляделась, вспыхнула вдруг, радостно и счастливо улыбнулась, хотела было встать и тотчас опять поникла вся, побледнела, смутилась и только тогда подняла трепещущий, почти молящий взгляд на пришедшего человека, когда тот остановился рядом с ней…

Это был, по всем признакам, избалованный камердинер молодого, богатого барина. Его одежда изобличала притязанье на вкус и щегольскую небрежность». «Коротенькое пальто бронзового цвета, вероятно с барского плеча», «розовый галстучек», «бархатный черный картуз с золотым галуном, надвинутый на самые брови. Лицо «свежее» и «нахальное». «Он, видимо, стремился придать своим грубоватым чертам выраженье презрительное и скучающее», щурил глазки и «ломался нестерпимо».

« - А что, - спросил он, присев рядом, но равнодушно глядя куда-то в сторону и зевая, - давно ты здесь?

Давно-с, Виктор Александрыч, - проговорила она, наконец едва слышным голосом.

А!.. я было совсем и позабыл. Притом, вишь, дождик! (Он опять зевнул). Дела пропасть: за всем не усмотришь, а тот ещё бранится. Мы завтра едем…

Завтра? - произнесла девушка и устремила на него испуганный взор.

Завтра… Ну, ну, ну, пожалуйста, - подхватил он поспешно и с досадой, пожалуйста, Акулина, не плачь. Ты знаешь, я этого терпеть не могу…

Ну, не буду, не буду, - торопливо произнесла Акулина, с усилием глотая слезы».

(Его не волновало, предстоит ли им ещё увидеться).

« - Увидимся, увидимся. Не в будущем году - так после. Барин-то, кажется, в Петербург на службу поступать желает, … а может быть, и за границу уедем.

Вы меня забудете, Виктор Александрыч, - печально промолвила Акулина.

Нет, отчего ж? Я тебя не забуду; только ты будь умна, не дурачься, слушайся отца… А я тебя не забуду - не-ет. (И он спокойно потянулся и опять зевнул).

Не забывайте меня, Виктор Александрыч, - продолжала она умоляющим голосом. - Уж, кажется, я на что вас любила, все, кажется, для вас… Вы говорите, отца мне слушаться, Виктор Александрыч… Да как же мне отца-то слушаться…

А что? (Он произнес это, лежа на спине и подложив руки под голову).

Да как же, Виктор Александрыч, вы сами знаете…

Ты, Акулина, девка неглупая, - заговорил он, наконец: - и потому вздору не говори… Я твоего же добра желаю… Конечно, ты не глупа, не совсем мужичка, так сказать; и твоя мать тоже не всегда мужичкой была. Все же ты без образованья, - стало быть, должна слушаться, когда тебе говорят.

Да страшно, Виктор Александрыч.

И-и, какой вздор, моя любезная: в чем нашла страх! Что это у тебя, - прибавил он, подвинувшись к ней: - цветы?

Цветы, - уныло отвечала Акулина. - Это я полевой рябинки нарвала, - продолжала она, несколько оживившись: - это для телят хорошо. А это вот череда - против золотухи. Вот поглядите-ка какой чудесный цветик; такого чудного цветика я ещё отродясь не видала… А вот это я для вас, - прибавила она, доставая из-под желтой рябинки небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травкой: - хотите? Виктор лениво протянул руку, взял, небрежно понюхал цветы и начал вертеть в пальцах, с задумчивой важностью посматривая вверх. Акулина глядела на него… В её грустном взоре было столько нежной преданности, благоговейной покорности, любви. Она и боялась-то его, и не смела плакать, и прощалась с ним, и любовалась им в последний раз; а он лежал, развалясь, как султан, и с великодушным терпеньем и снисходительностью сносил её обожанье… Акулина была так хороша в это мгновенье: вся душа её доверчиво, страстно раскрывалась перед ним, тянулась и ластилась к нему, а он… он уронил васильки на траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко в бронзовой оправе и принялся втискивать его в глаз; но, как он ни старался удержать его нахмуренной бровью, приподнятой щекой и даже носом, - стеклышко все вываливалось и падало ему в руку.

Что это? - спросила, наконец, изумленная Акулина.

Лорнет, - отвечал он с важностью.

Для чего?

А чтоб лучше видеть.

Покажьте-ка.

Виктор поморщился, но дал ей стеклышко.

Не разбей, смотри.

Небось, не разобью. (Она робко поднесла его к глазу). Я ничего не вижу, - невинно проговорила она.

Да ты глаз-то, глаз-то зажмурь, - возразил он голосом недовольного наставника. (Она зажмурила глаз, перед которым держала стеклышко). - Да не тот, не тот, глупая! Другой! - воскликнул Виктор и, не давши ей исправить свою ошибку, отнял у ней лорнет.

Акулина покраснела, чуть-чуть засмеялась и отвернулась.

Видно нам не годится, - промолвила она.

Бедняжка помолчала и глубоко вздохнула.

Ах, Виктор Александрыч, как это будет нам быть без вас! - сказала она вдруг.

Виктор вытер лорнет полой и положил его обратно в карман.

Да, да, - заговорил он, наконец: - тебе сначала будет тяжело, точно. (Он снисходительно потрепал её по плечу; она тихонько достала с своего плеча его руку и робко её поцеловала). Ну, да, да, ты точно девка добрая, - продолжал он самодовольно улыбнувшись: - но что же делать? Ты сама посуди! Нам с барином нельзя же здесь остаться; теперь скоро зима, а в деревне зимой, - ты сама знаешь, - просто скверность. То ли дело в Петербурге! Там просто такие чудеса, каких ты, глупая, и во сне себе представить не можешь. Дома какие, улицы, а обчество, образованье - просто удивленье!.. (Акулина слушала его с пожирающим вниманьем, слегка раскрыв губы, как ребенок). Впрочем, - прибавил он, заворочавшись на земле: - к чему я тебе это все говорю? Ведь ты этого понять не можешь».

В душе крепостного крестьянина, «мужика», при всей его примитивности, дикости была подчас христианская незлобивость, смиренная простота. Лакей же, хотя бы чуточку соприкоснувшийся с барской роскошью, привилегиями, забавами, но в отличие от богатого барина всего этого лишенный; и вдобавок никогда не учившийся, ну хотя бы как его барин: «чему-нибудь и как-нибудь»; такой лакей зачастую развращался. Темный парень, повидав «обчество» и разные «чудеса», Петербургские или ещё и заморские, глядит свысока на прежних «братьев по классу» и ради собственной забавы никого не пощадит.

Но вернемся к Акулине и камердинеру.

« - Отчего же, Виктор Александрович? Я поняла; я все поняла.

Вишь, какая!

Акулина потупилась.

Прежде вы со мной не так говаривали, Виктор Александрыч, - проговорила она, не поднимая глаз.

Прежде?.. прежде! Вишь, ты!.. Прежде! - заметил он, как бы негодуя.

Они оба помолчали.

Однако мне пора идти, - проговорил Виктор и уже оперся было на локоть…

Чего ждать? Ведь уж я простился с тобой.

Подождите, - повторила Акулина… Её губы подергивало, бледные её щеки слабо заалелись…

Виктор Александрыч, - заговорила она, наконец, прерывающимся голосом: - вам грешно… вам грешно, Виктор Александрыч…

Что такое грешно? - спросил он, нахмурив брови…

Грешно, Виктор Александрыч. Хоть бы доброе словечко мне сказали на прощанье; хоть бы словечко мне сказали, горемычной сиротинушке…

Да что я тебе скажу?

Я не знаю; вы это лучше знаете, Виктор Александрыч. Вот вы едете, и хоть бы словечко… Чем я заслужила?

Какая ты странная! Что ж я могу!

Хоть бы словечко.

Ну, зарядила одно и то же, - промолвил он с досадой и встал.

Не сердитесь, Виктор Александрыч, - поспешно прибавила она, едва сдерживая слезы.

Я не сержусь, а только ты глупа… Чего ты хочешь? Ведь я на тебе жениться не могу? Ведь не могу? Ну, так чего же ты хочешь? Чего?..

Я ничего… ничего не хочу, - отвечала она, заикаясь и едва осмеливаясь простирать к нему трепещущие руки: - а так хоть бы словечко на прощанье…

И слезы полились у нее ручьем.

Ну, так и есть, пошла плакать, - хладнокровно промолвил Виктор, надвигая сзади картуз на глаза.

Я ничего не хочу, - продолжала она, всхлипывая и закрыв лицо обеими руками: - но каково же мне теперь в семье, каково же мне? И что же со мной будет, что станется со мной, горемычной? За немилого выдадут сиротиночку… Бедная моя головушка!

А он хоть бы словечко, хоть бы одно… Дескать, Акулина, дескать я…

Внезапные, надрывающие грудь рыданья не дали ей докончить речи - она повалилась лицом на траву и горько, горько заплакала… Все её тело судорожно волновалось… Долго сдержанное горе хлынуло, наконец, потоком. Виктор постоял над ней, постоял, пожал плечами, повернулся и ушел большими шагами.

Прошло несколько мгновений… Она притихла, подняла голову, вскочила, оглянулась и всплеснула руками; хотела было бежать за ним, но ноги у ней подкосились - она упала на колени»…

"Записки охотника - Свидание"

Я сидел в березовой роще осенью, около половины сентября. С самого утра перепадал мелкий дождик, сменяемый по временам теплым солнечным сиянием; была непостоянная погода. Небо то все заволакивалось рыхлыми белыми облаками, то вдруг местами расчищалось на мгновенье, и тогда из-за раздвинутых туч показывалась лазурь, ясная и ласковая, как прекрасный глаз. Я сидел и глядел кругом, и слушал. Листья чуть шумели над моей головой; по одному их шуму можно было узнать, какое тогда стояло время года. То был не веселый, смеющийся трепет весны, не мягкое шушуканье, не долгий говор лета, не робкое и холодное лепетанье поздней осени, а едва слышная, дремотная болтовня. Слабый ветер чуть-чуть тянул по верхушкам. Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце или закрывалось облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний цвет, подобный цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь. Листва на березах была еще почти вся зелена, хотя заметно побледнела; лишь кое-где стояла одна, молоденькая, вся красная или вся золотая, я надобно было видеть, как она ярко вспыхивала на солнце, когда его лучи внезапно пробивались, скользя и пестрея, сквозь частую сетку тонких веток, только что смытых сверкающим дождем. Ни одной птицы не было слышно: все приютились и замолкли; лишь изредка звенел стальным колокольчиком насмешливый голосок синицы. Прежде чем я остановился в этом березовом леску, я с своей собакой прошел через высокую осиновую рощу. Я, признаюсь, не слишком люблю это дерево - осину - с ее бледно-лиловым стволом и серо-зеленой, металлической листвой, которую она вздымает как можно выше и дрожащим веером раскидывает на воздухе; не люблю я вечное качанье ее круглых неопрятных листьев, неловко прицепленных к длинным стебелькам. Она бывает хороша только в иные летние вечера, когда, возвышаясь отдельно среди низкого кустарника, приходится в упор рдеющим лучам заходящего солнца и блестит и дрожит, с корней до верхушки облитая одинаковым желтым багрянцем, - или когда, в ясный ветреный день, она вся шумно струится и лепечет на синем небе, и каждый лист ее, подхваченный стремленьем, как будто хочет сорваться, слететь и умчаться вдаль. Но вообще я не люблю этого дерева и потому, не остановясь в осиновой роще для отдыха, добрался до березового леска, угнездился под одним деревцом, у которого сучья начинались низко над землей и, следовательно, могли защитить меня от дождя, и, полюбовавшись окрестным видом, заснул тем безмятежным и кротким сном, который знаком одним охотникам.

Не могу сказать, сколько я времени проспал, но когда я открыл глаза - вся внутренность леса была наполнена солнцем и во все направленья, сквозь радостно шумевшую листву, сквозило и как бы искрилось ярко-голубое небо; облака скрылись, разогнанные взыгравшим ветром; погода расчистилась, и в воздухе чувствовалась та особенная, сухая свежесть, которая, наполняя сердце каким-то бодрым ощущеньем, почти всегда предсказывает мирный и ясный вечер после ненастного дня. Я собрался было встать и снова попытать счастья, как вдруг глаза мои остановились на неподвижном человеческом образе. Я вгляделся: то была молодая крестьянская девушка. Она сидела в двадцати шагах от меня, задумчиво потупив голову и уронив обе руки на колени; на одной из них, до половины раскрытой, лежал густой пучок полевых цветов и при каждом ее дыханье тихо скользил на клетчатую юбку. Чистая белая рубаха, застегнутая у горла и кистей, ложилась короткими мягкими складками около ее стана; крупные желтые бусы в два ряда спускались с шеи на грудь. Она была очень недурна собою. Густые белокурые волосы прекрасного пепельного цвета расходились двумя тщательно причесанными полукругами из-под узкой алой повязки, надвинутой почти на самый лоб, белый, как слоновая кость; остальная часть ее лица едва загорела тем золотистым загаром, который принимает одна тонкая кожа. Я не мог видеть ее глаз - она их не поднимала; но я ясно видел ее тонкие, высокие брови, ее длинные ресницы: они была влажны, и на одной из ее щек блистал на солнце высохший след слезы, остановившейся у самых губ, слегка побледневших. Вся ее головка была очень мила; даже немного толстый и круглый нос ее не портил. Мне особенно нравилось выражение ее лица: так оно было просто и кротко, так грустно и так полно детского недоуменья перед собственной грустью. Она, видимо, ждала кого-то; в лесу что-то слабо хрустнуло: она тотчас подняла голову и оглянулась; в прозрачной тени быстро блеснули передо мной ее глаза, большие, светлые и пугливые, как у лани. Несколько мгновений прислушивалась она, не сводя широко раскрытых глаз с места, где раздался слабый звук, вздохнула, повернула тихонько голову, еще ниже наклонилась и принялась медленно перебирать цветы. Веки ее покраснели, горько шевельнулись губы, и новая слеза прокатилась из-под густых ресниц, останавливаясь и лучисто сверкая на щеке. Так прошло довольно много времени; бедная девушка не шевелилась, - лишь изредка тоскливо поводила руками и слушала, все слушала... Снова что-то зашумело по лесу, - она встрепенулась. Шум не переставал, становился явственней, приближался, послышались наконец решительные, проворные шаги. Она выпрямилась и как будто оробела; ее внимательный взор задрожал, зажегся ожиданьем. Сквозь чащу быстро замелькала фигура мужчины. Она вгляделась, вспыхнула вдруг, радостно и счастливо улыбнулась, хотела было встать и тотчас опять поникла вся, побледнела, смутилась - и только тогда подняла трепещущий, почти молящий взгляд на пришедшего человека, когда тот остановился рядом с ней.

Я с любопытством посмотрел на него из своей засады. Признаюсь, он не произвел на меня приятного впечатления. Это был, по всем признакам, избалованный камердинер молодого, богатого барина. Его одежда изобличала притязание на вкус и щегольскую небрежность: на нем было коротенькое пальто бронзового цвета, вероятно, с барского плеча, застегнутое доверху, розовый галстучек с лиловыми кончиками и бархатный черный картуз с золотым галуном, надвинутый на самые брови. Круглые воротнички его белой рубашки немилосердно подпирали ему уши и резали щеки, а накрахмаленные рукавички закрывали всю руку вплоть до красных и кривых пальцев, украшенных серебряными и золотыми кольцами с незабудками из бирюзы. Лицо его, румяное, свежее, нахальное, принадлежало к числу лиц, которые, сколько я мог заметить, почти всегда возмущают мужчин и, к сожалению, очень часто нравятся женщинам. Он, видимо, старался придать своим грубоватым чертам выражение презрительное и скучающее; беспрестанно щурил свои и без того крошечные мелочно-серые глазки, морщился, опускал углы губ, принужденно зевал и с небрежной, хотя не совсем ловкой развязностью то поправлял рукою рыжеватые, ухарски закрученные виски, то щипал желтые волосики, торчавшие на толстой верхней губе, - словом, ломался нестерпимо. Начал он ломаться, как только увидал молодую крестьянку, его ожидавшую; медленно, развалистым шагом подошел он к ней, постоял, передернул плечами, засунул обе руки в карманы пальто и, едва удостоив бедную девушку беглым и равнодушным взглядом, опустился на землю.

А что, - начал он, продолжая глядеть куда-то в сторону, качая ногою и зевая, - давно ты здесь?

Девушка не могла тотчас ему отвечать.

Давно-с, Виктор Александрыч, - проговорила она наконец едва слышным голосом.

А! (Он снял картуз, величественно провел рукою по густым, туго завитым волосам, начинавшимся почти у самых бровей, и, с достоинством посмотрев кругом, бережно прикрыл опять свою драгоценную голову.) А я было совсем и позабыл. Притом, вишь, дождик! (Он опять зевнул.) Дела пропасть: за всем не усмотришь, а тот еще бранится. Мы завтра едем...

Завтра? - произнесла девушка и устремила на него испуганный взор.

Завтра... Ну, ну, ну, пожалуйста, - подхватил он поспешно и с досадой, увидев, что она затрепетала вся и тихо наклонила голову, - пожалуйста, Акулина, не плачь. Ты знаешь, я этого терпеть не могу. (И он наморщил свой тупой нос.) А то я сейчас уйду... Что за глупости - хныкать!

Ну, не буду, не буду, - торопливо произнесла Акулина, с усилием глотая слезы. - Так вы завтра едете? - прибавила она после небольшого молчанья. - Когда-то Бог приведет опять увидеться с вами, Виктор Александрыч?

Увидимся, увидимся. Не в будущем году - так после. Барин-то, кажется, в Петербурге на службу поступить желает, - продолжал он, выговаривая слова небрежно и несколько в нос, - а может быть, и за границу уедем.

Вы меня забудете, Виктор Александрыч, - печально промолвила Акулина.

Нет, отчего же? Я тебя не забуду: только ты будь умна, не дурачься, слушайся отца... А я тебя не забуду - не-ет. (И он спокойно потянулся и опять зевнул.)

Не забывайте меня, Виктор Александрыч, - продолжала она умоляющим голосом. - Уж, кажется, я на что вас любила, все, кажется, для вас... Вы говорите, отца мне слушаться, Виктор Александрыч... Да как же мне отца-то слушаться...

А что? (Он произнес эти слова как бы из желудка, лежа на спине и подложив руки под голову.)

Да как же, Виктор Александрыч, - вы сами знаете...

Она умолкла. Виктор поиграл стальной цепочкой своих часов.

Ты, Акулина, девка неглупая, - заговорил он наконец, - потому вздору не говори. Я твоего же добра желаю, понимаешь ты меня? Конечно, ты не глупа, не совсем мужичка, так сказать; и твоя мать тоже не всегда мужичкой была. Все же ты без образованья, - стало быть, должна слушаться, когда тебе говорят.

Да страшно, Виктор Александрыч.

И-и, какой вздор, моя любезная: в чем нашла страх! Что это у тебя, - прибавил он, подвинувшись к ней, - цветы?

Цветы, - уныло отвечала Акулина. - Это я полевой рябинки нарвала, - продолжала она, несколько оживившись, - это для телят хорошо. А это вот череда - против золотухи. Вот поглядите-ка, какой чудный цветик; такого чудного цветика я еще отродясь не видала. Вот незабудки, а вот маткина-душка... А вот это я для вас, - прибавила она, доставая из-под желтой рябинки небольшой пучок голубеньких васильков, перевязанных тоненькой травкой, - хотите?

Виктор лениво протянул руку, взял, небрежно понюхал цветы и начал вертеть их в пальцах, с задумчивой важностью посматривая вверх. Акулина глядела на него... В ее грустном взоре было столько нежной преданности, благоговейной покорности и любви. Она и боялась-то его, и не смела плакать, и прощалась с ним, и любовалась им в последний раз; а он лежал, развалясь, как султан, и с великодушным терпеньем и снисходительностью сносил ее обожанье. Я, признаюсь, с негодованьем рассматривал его красное лицо, на котором сквозь притворно презрительное равнодушие проглядывало удовлетворенное, пресыщенное самолюбие. Акулина была так хороша в это мгновение; вся душа ее доверчиво, страстно раскрывалась перед ним, тянулась и ластилась к нему, а он... он уронил васильки на траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко в бронзовой оправе и принялся втискивать его в глаз; но, как он ни старался удержать его нахмуренной бровью, приподнятой щекой и даже носом - стеклышко все вываливалось и падало ему в руку.

Что это? - спросила наконец изумленная Акулина.

Лорнет, - отвечал он с важностью.

Для чего?

А чтоб лучше видеть.

Покажите-ка.

Виктор поморщился, но дал ей стеклышко.

Не разбей, смотри.

Небось, не разобью. (Она робко поднесла его к глазу.) Я ничего не вижу, - невинно проговорила она.

Да ты глаз-то, глаз-то зажмурь, - возразил он голосом недовольного наставника. (Она зажмурила глаз, перед которым держала стеклышко.) Да не тот, не тот, глупая! Другой! - воскликнул Виктор и, не давши ей исправить свою ошибку, отнял у ней лорнет.

Акулина покраснела, чуть-чуть засмеялась и отвернулась.

Видно, нам не годится, - промолвила она.

Бедняжка помолчала и глубоко вздохнула.

Ах, Виктор Александрыч, как это будет нам быть без вас! - сказала она вдруг.

Виктор вытер лорнет полой и положил его обратно в карман.

Да, да, - заговорил он наконец, - тебе сначала будет тяжело, точно. (Он снисходительно потрепал ее по плечу; она тихонько достала с своего плеча его руку и робко ее поцеловала.) Ну, да, да, ты точно девка добрая, - продолжал он, самодовольно улыбнувшись, - но что же делать? Ты сама посуди! Нам с барином нельзя же здесь оставаться; теперь скоро зима, а в деревне - зимой - ты сама знаешь - просто скверность. То ли дело в Петербурге! Там просто такие чудеса, каких ты, глупая, и во сне себе представить не можешь. Дома какие, улицы, а обчество, образованье - просто удивленье!.. (Акулина слушала его с пожирающим вниманьем, слегка раскрыв губы, как ребенок.) Впрочем, - прибавил он, заворочавшись на земле, - к чему я тебе это все говорю? Ведь ты этого понять не можешь.

Отчего же, Виктор Александрыч? Я поняла; я все поняла.

Вишь какая!

Акулина потупилась.

Прежде вы со мной не так говаривали, Виктор Александрыч, - проговорила она, не поднимая глаз.

Прежде?.. прежде! Вишь ты!.. Прежде! - заметил он, как бы негодуя.

Они оба помолчали.

Однако мне пора идти, - проговорил Виктор и уже оперся было на локоть...

Чего ждать?.. Ведь уж я простился с тобой.

Подождите, - повторила Акулина.

Виктор опять улегся и принялся посвистывать. Акулина все не спускала с него глаз. Я мог заметить, что она понемногу приходила в волненье: ее губы подергивало, бледные ее щеки слабо заалелись...

Виктор Александрыч, - заговорила она наконец прерывающимся голосом, - вам грешно, вам грешно, Виктор Александрыч, ей-Богу!

Что такое грешно? - спросил он, нахмурив брови, и слегка приподнял и повернул к ней голову.

Грешно, Виктор Александрыч. Хоть бы доброе словечко мне сказали на прощанье; хоть бы словечко мне сказали, горемычной сиротинушке...

Да что я тебе скажу?

Я не знаю; вы это лучше знаете, Виктор Александрыч. Вот вы едете, и хоть бы словечко... Чем я заслужила?

Какая же ты странная! Что ж я могу?

Хоть бы словечко...

Ну, зарядила одно и то же, - промолвил он с досадой и встал.

Не сердитесь, Виктор Александрыч, - поспешно прибавила она, едва сдерживая слезы.

Я не сержусь, а только ты глупа... Чего ты хочешь? Ведь я на тебе жениться не могу? ведь не могу? Ну, так чего ж ты хочешь? чего? (Он уткнулся лицом, как бы ожидая ответа, и растопырил пальцы.)

Я ничего... ничего не хочу, - отвечала она, заикаясь и едва осмеливаясь простирать к нему трепещущие руки, - а так хоть бы словечко, на прощанье...

И слезы полились у ней ручьем.

Ну, так и есть, пошла плакать, - хладнокровно промолвил Виктор, надвигая сзади картуз на глаза.

Я ничего не хочу, - продолжала она, всхлипывая и закрыв лицо обеими руками, - но каково же мне теперь в семье, каково же мне? И что же со мной будет, что станется со мной, горемычной? За немилого выдадут сиротиночку... Бедная моя головушка!

А он хоть бы словечко, хоть бы одно... Дескать, Акулина, дескать, я...

Внезапные, надрывающие грудь рыданья не дали ей докончить речи - она повалилась лицом на траву и горько, горько заплакала... Все ее тело судорожно волновалось, затылок так и поднимался у ней... Долго сдержанное горе хлынуло наконец потоком. Виктор постоял над нею, постоял, пожал плечами, повернулся и ушел большими шагами.

Прошло несколько мгновений... Она притихла, подняла голову, вскочила, оглянулась и всплеснула руками; хотела было бежать за ним, но ноги у ней подкосились - она упала на колени... Я не выдержал и бросился к ней; но едва успела она вглядеться в меня, как откуда взялись силы - она с слабым криком поднялась и исчезла за деревьями, оставив разбросанные цветы на земле.

Я постоял, поднял пучок васильков и вышел из рощи в поле. Солнце стояло низко на бледно-ясном небе, лучи его тоже как будто поблекли и похолодели: они не сияли, они разливались ровным, почти водянистым светом. До вечера оставалось не более получаса, а заря едва-едва зажигалась. Порывистый ветер быстро мчался мне навстречу через желтое, высохшее жнивье; торопливо вздымаясь перед ним, стремились мимо, через дорогу, вдоль опушки, маленькие, покоробленные листья; сторона рощи, обращенная стеною в поле, вся дрожала и сверкала мелким сверканьем, четко, но не ярко; на красноватой траве, на былинках, на соломинках - всюду блестели и волновались бесчисленные нити осенних паутин. Я остановился... Мне стало грустно; сквозь невеселую, хотя свежую улыбку увядающей природы, казалось, прокрадывался унылый страх недалекой зимы. Высоко надо мной, тяжело и, резко рассекая воздух крылами, пролетел осторожный ворон, повернул голову, посмотрел на меня сбоку, взмыл и, отрывисто каркая, скрылся за лесом; большое стадо голубей резво пронеслось с гумна и, внезапно закружившись столбом, хлопотливо расселось по полю - признак осени! Кто-то проехал за обнаженным холмом, громко стуча пустой телегой...

Я вернулся домой; но образ бедной Акулины долго не выходил из моей головы, и васильки ее, давно увядшие, до сих пор хранятся у меня...

Иван Тургенев - Записки охотника - Свидание , читать текст

См. также Тургенев Иван - Проза (рассказы, поэмы, романы...) :

Записки охотника - Смерть
У меня есть сосед, молодой хозяин и молодой охотник. В одно прекрасно...

Записки охотника - Стучит!
- Что я вам доложу, - промолвил Ермолай, входя ко мне в избу, - а я т...