Самый загадочный древний трактат «Шань хай цзин» оказался каталогом человеческой популяции. Самый загадочный древний трактат «Шань хай цзин» оказался каталогом человеческой популяции Очарование шань хай цзин

Канон гор и морей", "Каталог гор и морей". Анонимный памятник предположительно кон. 3 - нач. 2 в. до н.э. Традиционно считается произв., объединяющим разновременные пласты как положительных знаний - по описательной географии, ландшафтоведению, зоогеографии, ботанич. географии, минералогии, этнографич. географии, космологии, медицине, так и мифологии и верований. Известен в редакции Го Пу (кон. 3 - нач. 4 в.). Состоит из 18 цзюаней ("свитков"), объединенных в два разд.: "Канон гор" ("Шань цзин"), или "Канон Пяти сокровенных [гор]" ("У цзан цзин") в пяти цзюанях и "Канон морей" ("Хай цзин") в 13 цзюанях. Впервые упоминается в "Ши цзи" (2 - 1 вв. до н.э.) и в библиографич. разд. "Ханъ шу" ("История дин. Хань", 1 в.). По преданию, "Ш.х.ц." был выгравирован на свящ. сосудах Бои - помощником "совершенномудрого" (шэн ) полумифич. правителя древности Юя (кон. 23 - нач. 22 в. до н.э.). Для "Канона морей" характерны многочисленные генеалогии, отражающие тенденцию к созданию общекит. пантеона богов и предков. В нек-рых книгах "Канона гор" отмечаются культовые центры, их боги, фрагментарно сообщаются мифы о богах и предках. Те герои, к-рые в "Шу цзине" выступают в качестве историч. деятелей - мудрых правителей древности, в "Ш.х.ц." предстают богами или культурными героями. Почти все сюжеты "Шу цзина" находят аналогии в мифах, сообщаемых в "Ш.х.ц.". Генеалогич. систематизации "Ш.х.ц." противостоят отбору предков-героев "Шу цзина". Напр., мельком упоминаются "совершенно-мудрые" Яо, Шунь и Юй, зато возглавляют генеалогич. ряды великих предков либо популярный в даос, традиции "Желтый император" - Хуан-ди, либо не встречающийся в др. источниках "Предок-государь" (Ди-цзюнь). Многие данные "Ш.х.ц." перекликаются с "Тянь вэнь" Цюй Юаня (4 - нач. 3 в. до н.э.), "Люй-ши чунь цю" (3 в. до н.э.) и "Хуайнань-цзы" (2 в. до н.э.). Существует мнение, что в "Ш.х.ц." зашифрованы карта звездного неба и система календарного счисления. Высказываются также предположения о том, что географич. описания "Ш.х.ц." относятся не только к Китаю, но и к др. р-нам мира (напр., Южн. Америке). *Каталог гор и морей (Ш.х.ц.). Предисл., пер. и коммент. Э.М. Яншиной. М., 1977; **Кухтина Е.В. "Ш.х.ц.": нек-рые проблемы структуры и типологии текста // 13-я НК ОГК. Ч. 1. М., 1982; Лихтман В.В. Пространственные текстологич. структуры ("Ш.х.ц." и "Ши цзина") // 18-я НК ОГК. Ч. 1. М., 1987; Голыгина К.И. Обрядовый календарь - "шаманская" книга в лит-ре // 25-я НК ОГК. Ч. 1. М., 1994; Ее же. Великий предел. М., 1994.

山海經 «Канон/Каталог гор и морей». Анонимный памятник предположительно кон. III — нач. II в. до н.э. Традиционно считается произведением, объединяющим разновременные пласты как положительных знаний — по описательной географии, ландшафтоведению, зоогеографии, ботанич. географии, минералогии, этногеографии, космологии, медицине, так и мифов, легенд и верований. Известен в исходн. ред. Го Пу (кон. III — нач. IV в.), далее уточненной Би Юанем (XVIII в.) и Хэ И-сином (кон. XVIII - нач. ХIX вв.), создавшим лучший вариант текста. Состоит из 18 цзюаней (свитков), объединенных в два разд.: «Канон гор» («Шань цзин»), или «Канон Пяти сокровенных [гор]» («У цзан цзин») в 5 цзюанях и «Канон морей» («Хай цзин») в 13 цзюанях . Впервые упоминается в «Ши цзи» (II-I вв.) и в библиографическом разделе «Хань шу» (I в.). По преданию, «Шань хай цзин» был выгравирован на свящ. сосудах бо и — помощником «совершенномудрого» (шэн ) полумифического правителя древности Юя (XXIII в. до н.э.).

Для «Канона морей» характерны многочисленные генеалогии, отражающие тенденцию к созданию общекит. пантеона богов и предков. В нек-рых кн. «Канона гор» отмечаются культовые центры, их боги, фрагментарно сообщаются мифы о богах и предках. Те герои, к-рые в «Шу цзине» выступают в качестве историч. деятелей — мудрых правителей древности, в «Шань хай цзине» предстают богами или культурными героями. Почти все сюжеты «Шу цзина» находят аналогии в мифах, сообщаемых в «Шань хай цзине». Генеалогич. систематизации «Шань хай цзина» содержат много несоответствий «Шу цзину». Напр., мельком упоминаются «совершенномудрые» Яо, Шунь и Юй, зато возглавляют генеалогич. ряды великих предков либо популярный в даос. традиции «Желтый император» — Хуан-ди, либо не встречающийся в др. источниках «Предок-государь» (Ди-цзюнь). Многие данные «Шань хай цзина» перекликаются с «Тянь вэнь» («Вопросы к небу») Цюй Юаня (IV — нач. III в.), «Люй-ши чунь цю» (III в. до н.э.) и «Хуайнань-цзы» (II в. до н.э.). Существуют мнения, что в «Шань хай цзине» зашифрованы карта звездного неба и система календарного счисления или схема устройства мироздания и т.п. Высказываются также предположения о том, что географич. описания «Шань хай цзина» относятся не только к Китаю, но и к другим регионам мира (напр., Южной Америке). Имеется полный рус. пер. (Э.М.Яншина, 1977).

Источники:
Шань хай цзин чжуань («Шань хай цзин» с комментарием). Кн. 1-3. Пекин, 1983; Юань Кэ. Шань хай цзин цзяо чжу («Шань хай цзин», выверенный и прокомментированный). Шанхай, 1985; Го Пу чжу (коммент.). Шань хай цзин. Шанхай, 1989; Хэ Ю-син. Шань хай цзин цзянь шу («Шань хай цзин» с комментариями и толкованиями). Шанхай, 1991; Каталог гор и морей (Шань хай цзин). Предисл., пер. и коммент. Э.М. Яншиной. М., 2004.

Литература:
Голыгина К.И. Великий предел. М., 1994; она же. Обрядовый календарь — «шаманская» книга в литературе // XXV НК ОГК. Ч. 1. М., 1994; Кухтина Е.В. «Шань хай цзин»: некоторые проблемы структуры и типологии текста // XIII НК ОГК. Ч. 1. М., 1982; Лихтман В.В. Пространственные текстологические структуры («Шань хай цзина» и «Ши цзина») // XVIII НК ОГК. Ч. 1. М., 1987; Лукьянов А.Е. Миф и метафизика древнекитайской геополитики // ПДВ. 2000, № 3; Finsterbusch K . Das Verhältnis des Shan-hai-djing zur bildenden Kunst. B., 1952; Mänchen-Helfen O. The Later Books of the Shan-hai-king // AM. Vol. I (1924); Rosny L. Chan-hai-king. Antique geographic chinoise. P., 1891.

Сост. библ.: Кобзев А.И., Юркевич А.Г.

Ст. опубл.: Духовная культура Китая: энциклопедия: в 5 т. / Гл. ред. М.Л.Титаренко; Ин-т Дальнего Востока. - М.: Вост. лит., 2006. Т. 1. Философия / ред. М.Л.Титаренко, А.И.Кобзев, А.Е.Лукьянов. - 2006. - 727 с. С. 614-615.

КАТАЛОГ ГОР И МОРЕЙ

ШАНЬ ХАЙ ЦЗИН

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Каталог гор и морей» является ценнейшим, хотя и весьма своеобразным источником для изучения древнекитайской мифологии, народных верований, религии, а также истории научных знаний в Китае, в особенности по географии, ботанике, зоологии, народной медицине. Этот памятник позволяет проникнуть в ту область истории культуры Древнего Китая, которая до сих пор привлекала меньше внимания, чем многие другие ее аспекты. Введение в научный оборот такого рода источников расширяет представление о круге интересов народов Древнего Китая, и в частности их интереса к познанию природы. Наше исследование не претендует на полноту, так как «Каталог», в котором сплавлены в единое целое элементы различных отраслей науки, искусства и религии, требует, чтобы его изучали ученые разных специальностей. Поэтому мы надеемся, что наш перевод и предварительное исследование послужат началом всестороннего и углубленного изучения этого интересного памятника.

«Каталог гор и морей» — анонимный памятник, сложный по составу и содержанию — представляет собой свод, по существу, самостоятельных «сочинений», основанных на длительной традиции, включавшей разновременные пласты положительных знаний, мифологии, верований. В связи с этим всякая попытка точно датировать памятник обречена на неудачу. В этом плане речь может идти лишь о примерном времени оформления отдельных книг, древности закрепленной в них традиции и памятника в целом.

Памятник известен в единственном списке-редакции собирателя, редактора, комментатора и поэта Го Пу (276-324 гг. н. э.). Этот список, положенный в основу всех последующих изданий, состоит из 18 цзюаней (свитков, или глав в современном понимании слова), что указано и в его названии («Каталог гор и морей в 18 цзюанях»). В заглавие всего произведения входит термин «цзин» — «Шань хай цзин» (досл. «Цзин гор и морей»); он же выносится в заглавие каждого свитка — цзюаня: «Нань шань цзин» («Цзин Южных гор») и т. д.; он же употреблен и при выделении отдельных частей в первых пяти цзюанях — «Нань цы эр цзин» (Второй цзин Южных [гор]) и т. д. Перевод этого термина вызывает трудности как с формальной, так и фактической стороны, поэтому на нем следует остановиться особо.

Термин «цзин» означает буквально «основа» ткани в отличие от «вэй» — «уток». От этого значения у него образовались переносные — основа, неизменное, правильное, ортодоксальное, основа учения; классические, основные книги учения. «Вэй» стал пониматься как его антоним — поперечные линии, апокрифические, неортодоксальные книги. Со временем «цзин» вошел в название канона конфуцианской религии — «Уцзин» («Пятикнижие»), «Шисаньцзин» («Тринадцатикнижие») и т. д. В европейской синологической литературе он получил не совсем адекватный перевод — «классические книги», «классическая литература», «классики». При этом подразумевались лишь книги конфуцианского канона. Тот же термин в названии даосского и буддийского религиозных сводов переводился как «канон». Но «цзин» входил в названия не только религиозных книг, и тогда его переводили как «трактат», «классик», а чаще всего — «книга», хотя прямого такого значения у него нет. Перевод названия нашего памятника различные авторы варьируют в пределах этих значений: «Классик — Классическая книга» (Д. Бодде, Дж. Нидхем), «Каноническая книга» (Мёнхен-Хельфен), «Книга» (О. Л. Фишман) и т. д. Учитывая содержание и стиль памятника, включающего перечни гор, рек, животных, растений, мифологических персонажей и т. д., по-видимому, наиболее подходящим словом для передачи в данном случае термина «цзин» будет «каталог» (в значении «список»), которым обозначались сходные по жанру произведения древнегреческой литературы. Но, как уже говорилось, им же обозначаются и разделы памятника — отдельные цзюани и более мелкие подразделы внутри цзюаней. Во избежание путаницы данный термин в названии цзюаней переводится тоже как «каталог» (например, «Каталог Южных гор»), а внутри цзюаней как «книга» («Вторая книга Каталога Южных [гор]» и т. д.).

По содержанию и стилю «Каталог гор и морей» распадается на две резко отличные друг от друга части: первую, называемую в литературе «Каталог гор», или «Каталог Пяти сокровенных [гор]» («Шань цзин», или «У цзан цзин» — первые 5 цзюаней), и вторую — «Каталог морей» («Хай цзин» — 13 остальных цзюаней). Основным содержанием первой части, составляющей по объему примерно две трети всего памятника, является описание континентального Китая (подробнее об ареале будет сказано ниже) с элементами зоогеографии, ботанической географии, народной медицины, народных верований и мифологии. Во второй части — в виде лапидарных перечней и отдельных фрагментов — даются сведения о землях и народах, которые, согласно цинь-ханьской синоцентрической концепции, находились на окраинных землях и за пределами обитаемого мира. Эти сведения — по большей части мифологического характера — содержат фрагменты мифов о предках, героях и их генеалогии.

В первой части памятника материал расположен по принципу ориентации пространства по пяти кардинальным точкам, соответственно в нее входят пять каталогов — «Каталог Южных гор», «Каталог Западных гор», «Каталог Северных гор», «Каталог Восточных гор», «Каталог Центральных гор». Как уже говорилось, каждый каталог в свою очередь включает в себя несколько книг (количество их неодинаково по отдельным цзюаням).

«Каталог морей» состоит из 13 каталогов-цзюаней, подразделяемых на самостоятельные части: Каталоги Заморья (VI-IX цзюани), Каталоги Земель внутри морей (X-XIII цзюани), Каталоги Великих пустынь (XIV-XVII цзюани), последнюю часть представляет «Каталог Земель внутри морей» (XVIII цзюань). Материал «Каталога морей», в отличие от «Каталога гор», ориентирован по четырем странам света, что отражено в названиях цзюаней — «Каталог Заморья Юга», «Каталог Заморья Запада», «Каталог Заморья Севера», «Каталог Заморья Востока». Этот же принцип и порядок расположения по странам света сохраняется и в каталогах Земель внутри морей. В каталогах Великих пустынь порядок перечисления иной: сначала идет «Каталог Великих пустынь Востока», затем «Каталог Великих пустынь Юга», «Каталог Великих пустынь Запада» и, наконец, «Каталог Великих пустынь Севера». Отличие в последовательности стран света некоторые ученые связывают с возможностью принадлежности каталогов Великих пустынь к другой местной традиции. Небольшой по объему последний каталог не расчленяется на отдельные части и считается зависимым от X-XIII цзюаней — сборником надписей под утраченными иллюстрациями к ним. Действительно, материал этого последнего свитка в значительной мере дублирует каталоги Земель внутри морей (X-XIII цзюани), но причины этого могут быть и другие (о них речь пойдет ниже).

Проблема датировки памятника до сих пор не решена и представляет собой трудную задачу, зависящую от общего подхода к нему и понимания его характера.

«Каталог гор и морей» впервые упоминается в «Исторических записках» Сыма Цяня (145-87 гг. до н. э.) . Его название помещено также в географический раздел первой древнекитайской библиографии — «Записи об искусствах и письменности» в «Истории Ранних Хань» Бань Гу (32-92 гг. н. э.) . Согласно традиции, «Каталог» был выгравирован на священных сосудах помощником мифического покорителя потопа и устроителя земли Великого Юя — Бо И . По мифологической версии, вошедшей в модифицированном виде в историческую традицию, Великий Юй, борясь с потопом, прошел землю из края в край, передвигая горы, рассекая их, чтобы дать сток вод в море. «Некогда Юй, — повествуют древние памятники, — усмиряя воды потопа, прорыл русла рек и давал им проход через землю четырех варваров и девяти областей. Он дал названия тремстам горам, провел русла трех тысяч больших рек, а скольких малых — и не счесть» .

Устраивая землю, Юй якобы познал не только ее горы и реки, но и их духов, животных, их населяющих, все растения, а также узнал о ближних и дальних народах. Все эти «заслуги» обеспечили Юю традиционное положение патрона географии. Его именем был назван географический раздел древнейшего свода исторических преданий — «Труды Юя» («Юй гун») . Сообщение о том, что Юй и его сподвижник Бо И создали «Каталог гор и морей», имеется у Ван Чуна (27-97 гг. н. э.) в его трактате «Критические рассуждения»: «Когда Юй и И усмиряли воды потопа, то Юй занимался усмирением вод, а И — записью [сведений] о различных "вещах" . Как бы далеки ни были [земли] за горами и морями, они всюду побывали, осмотрели все, о чем услышали. И создали [они] "Каталог гор и морей". Если бы Юй и Бо И не совершили столь далеких путешествий, то не описали бы гор и морей. Описать горы и моря они смогли потому, что видели всё множество "вещей"» .

Сравнительно подробная запись традиций о «написании» Юем и Бо И «Каталога гор и морей» имеется и в позднеханьском памятнике «Весна и Осень У и Юэ»: «Юй... вместе с И и Куем (по данной традиции — сподвижники Юя. — Э. Я .) задумал свои планы. [Он] прошел через знаменитые горы и великие озера, вызывал и опрашивал их духов. [Он] познал, как пролегают горы, как протекают реки, где лежит золото, нефрит, какие водятся звери, птицы, пресмыкающиеся и насекомые; каковы обычаи народов. [Он посетил] разные страны и народы, измерил землю. [Он] повелел И описать [все], и [тот] записал [это]. Поэтому и называют ее (запись) "Каталогом гор и морей"» .

Как уже говорилось, согласно легенде, все эти «записи», а также изображения духов, удивительных животных, птиц и растений, описанных в «Каталоге гор и морей», Бо И выгравировал на девяти ритуальных сосудах. Впоследствии эти сосуды были якобы утрачены и вновь найдены при Ранних Ханях (II в. до н. э. — начало I в. н. э.); с этих-то треножников якобы и списан известный нам текст «Каталога»; с них же срисованы и изображения описанных в памятнике удивительных птиц, животных, растений, духов, фантастических людей .

Если иметь в виду, что историческая традиция датировала период «правления» Юя 2205-2197 гг. до н. э., то «Каталог гор и морей», подобно другому географическому памятнику, «Труды Юя», возводился к III тысячелетию до н. э., т. е. ко времени, когда, как показали археологические раскопки, на территории Китая еще господствовал неолит. Однако эта датировка подверглась сомнению уже в Средние века. Так, танский ученый Дань Чжу (VIII в. н. э.) считал, что Великому Юю и его сподвижнику И «Каталог» был приписан значительно позднее его записи. К тому же, по мнению Дань Чжу, «Каталог гор и морей» был записан лишь после длительного устного бытования .

Авторство Юя и Бо И отрицали Ю Юй (XII в. н. э.), Ван Инлинь (XIII в. н. э.), Ху Инлинь (XVI в. н. э.) и др. Главными доводами в их аргументации были: во-первых, упоминание в «Каталоге» ряда географических названий, наименований народов и стран, о которых китайцы узнали лишь при Ханях; во-вторых, упоминание имен людей, живших после Юя: его наследника Ци, правителя следующей за Ся (родоначальником которой считался Юй) «династии» Шан, и чжоуского правителя Вэня.

Одни авторы приходили к заключению, что «Каталог гор и морей» — выдававшаяся за древнее сочинение подделка времени Хань или еще более поздняя (Чжу Си, XII в. н. э.) , другие — что «Каталог» составлен в период между Восточным Чжоу (VIII-III вв. до н. э.) и Цинь (221-207 гг. до н. э.), а присутствие ханьских названий — результат позднейших вставок. Все это не помешало редактору и комментатору XVIII в. н. э. Би Юаню вновь с полной серьезностью вернуться к легендарной версии создания «Каталога гор и морей» и назвать ее авторами Юя и Бо И, а саму книгу освятить легендарной древностью. Однако Би Юань высказал мысль, что в памятник входят разновременные части. По его мнению, первые пять цзюаней, т. е. «Каталог гор», написаны Великим Юем и Бо И; из второй части VI-XIII цзюани относятся ко времени Чжоу-Цинь (XI-III вв. до н. э.), хотя в основе их лежат изображения на треножниках Юя. XIV-XVII цзюани Би Юань приписывал кисти Лю Синя (46 г. до н. э. — 23 г. н. э.) — первого редактора «Каталога» — и считал пояснением к XI-XIII цзюаням. И наконец, последний, XVIII цзюань он рассматривал как описание ханьских «Иллюстраций к "Каталогу гор и морей"», присоединенных Лю Синем к памятнику при его редактировании .

В новое время к вопросу о датировке «Каталога гор и морей» обращался в связи с исследованием библиографического раздела «Истории Ранних Хань» участник реформаторского движения Кан Ювэя — Лян Цичао (1873-1929). Отмечая, что книга подобного содержания не могла появиться в легендарную эпоху Ся, он отверг и предположение Чжу Си о подделке ее в послеханьскую эпоху. Основываясь на результатах изучения иньских гадательных надписей II тысячелетия до н. э. Ван Говэем, обнаружившим в них имена вана Кая и других персонажей, не известных ханьской ортодоксальной традиции, но упоминаемых в «Каталоге гор и морей», Лян Цичао высказал предположение, что памятник написан до создания империи Хань. Позднейшие же названия, по его мнению, результат вставок и добавлений к основному тексту .

Западные синологи (М. Базэн, Э. Бюрнуф, А. Уайли, Л. Рони и др.), в поле зрения которых «Каталог гор и морей» попал во второй половине XIX в., вначале следовали или за традицией, или за современными им китайскими учеными . Так, А. Уайли в 1867 г., ссылаясь на китайские ученые авторитеты, писал, что «Каталог гор и морей», возможно, сложился в эпоху Чжоу или еще раньше, не уточняя, однако, когда именно . К нему присоединился один из первых переводчиков «Каталога» Л. Рони . В 1894 г. в периодическом издании «T"oung pao» появилась статья Ш. Арлэ, посвященная двум древнекитайским памятникам — «Обряды Чжоу» и «Каталог гор и морей». В этом специальном труде в западной синологии впервые была высказана самостоятельная точка зрения на датировку памятника. Так, Ш. Арлэ полагал, что в своем основном составе «Каталог» восходит к эпохе Хань (II в. до н. э. — II в. н. э.), хотя отдельные его части могут быть датированы даже III-IV вв. н. э.

«Каталогу гор и морей» и его датировке был посвящен целый ряд замечаний в общих трудах западных синологов. Из них следует отметить А. Конради, который датировал первые 5 цзюаней эпохой Чжоу, а последние 13 — около III в. н. э., рассматривая, подобно Террьену де Лакупри, эту книгу как памятник, состоящий из разновременных частей . Террьен де Лакупри считал первые 5 цзюаней восходящими к эпохе II тысячелетия до н. э. — Шан-Инь (во всяком случае, описывающими горы и холмы этого времени), цзюани VI-XIII — землеописание эпохи Чжоу — самостоятельными сочинениями, присоединенными к основному тексту «Каталога» Лю Синем, который дописал, по его мнению, XIV-XVIII цзюани. Он также полагал, что в XIII цзюане много вставок, заимствованных первым комментатором, Го Пу, из географического сочинения эпохи Хань — «Книги рек» .

В 1924 г. Мёнхен-Хельфен опубликовал статью, посвященную анализу VI-IX книг «Каталога гор и морей» , которая заслуживает особого внимания. В своем введении к анализу VI-IX цзюаней Мёнхен-Хельфен решительно отверг методологию изучения памятника, применяемую многими китайскими учеными. «Китайская критика, — писал он, — за исключением скептиков, отрицавших весь "Шань хай цзин" на основании фантастичности его содержания, придерживалась мнения, что если не весь памятник, то I-V части определенно, а VI-XIII в своем основном содержании появились во времена Великого Юя и только XIV-XVIII книги были добавлены позже. Было правильно замечено, что "Шань хай цзин" имел какую-то связь с изобразительным искусством. Но такие важные вопросы, как связь между книгами и на какие пласты их следует разделить, не занимали китайских критиков. Они даже не позаботились поставить эти вопросы. Правда, в таком случае памятник нельзя было бы считать таким древним, как это принято по традиции... Связанные догматической традицией, китайские ученые не могут добиться положительных результатов. Китайский взгляд на "Шань хай цзин", — заключает свою критику автор, — является скорее препятствием, чем помощью в исследовании» . Тем самым Мёнхен-Хельфен впервые поставил вопрос о многослойности памятника, снимая «вечную» проблему о «подлинности» одних его частей и «подделке» других на основании их разностильности и разновременности. Исследователь соглашался с тем, что наиболее древним пластом «Каталога» являются I-V цзюани. Выделяя также VI-IX цзюани как более поздний пласт памятника, он на основании анализа текста считал их древнее XIV-XVIII цзюаней, связанных с предшествующими, но бывших значительно моложе их. Отличая XIII цзюань от остальных, он допускал возможность его компилятивного характера и зависимость от «Книги рек » .

В 20-х годах XX столетия к памятнику обратились французский ученый А. Масперо и японский — Огава Такудзи. А. Масперо, в частности, впервые привлек «Каталог гор и морей» для критики «исторической» традиции одной из наиболее почитаемых книг конфуцианского канона — «Книги преданий». В ней с помощью данных неортодоксального памятника — «Каталога» — А. Масперо вскрыл под покровом «исторического предания» мифологическую традицию .

Еще до Масперо, в 1923 г., на «Каталог» как на важный источник по мифологии обращал внимание великий китайский писатель Лу Синь . Но лишь после работы А. Масперо «Каталог» стал широко использоваться для изучения китайской мифологии.

В Китае новые точки зрения на датировку памятника были высказаны в ходе дискуссии по древней истории Китая в 20-30-х годах . Как известно, эта дискуссия была связана с критикой традиционной историографии, явившейся результатом как демократического «движения 4 мая 1919 г.» и общей критики в этой связи средневековой схоластики, в том числе канонической литературы, так и успехами археологии, опровергавшей многие данные традиции. Подрыв ранее незыблемого авторитета канонической литературы повлек за собой обращение китайских ученых к памятникам, не входившим в канон и игнорируемым ортодоксальной традицией. Одним из таких памятников стал «Каталог гор и морей», который оказался чуть ли не в центре внимания ученых .

В эти годы в Китае было написано много статей, посвященных изучению «Каталога» как источника по мифологии . Большинство этих статей имело наивно-систематизаторский характер, их содержание сводилось к подборке цитат по темам и мотивам с привлечением параллелей из других древнекитайских памятников, что в общем продолжало традиции средневекового комментаторства . Но в этих статьях «фантастический характер» «Каталога гор и морей» уже не служил основанием для «списывания» памятника в категорию «несерьезных», третьеразрядных источников, в «подделки». Напротив, в этом справедливо увидели одну из его особенностей — сохранение мифологической традиции часто в значительно менее переоформленном виде, чем в других источниках. Основным объектом изучения для авторов данных статей были VI-XVIII цзюани.

Другим аспектом изучения «Каталога гор и морей» стала историческая география. Источником для нее послужили первые 5 цзюаней, содержащие описание гор собственно Китая. Иногда привлекались данные и следующих книг, в основном для выявления сведений о некитайских народностях и странах.

Авторитет «Каталога гор и морей» укрепился в связи с исследованием иньских гадательных надписей, в которых были обнаружены некоторые имена и названия мифологического, легендарного и исторического характера, проходящие по «Каталогу» и не известные другим памятникам.

Интерес к «Каталогу» как к источнику по мифологии и исторической географии вызвал новый интерес к его датировке. Однако многочисленные статьи, посвященные этой проблеме, методологически были слабы, и их авторы не добились принципиально новых результатов . Китайские ученые вновь и вновь обсуждали вопрос о «подлинности» памятника, имея под этим в виду, так ли он древен, как считала традиция (относится ли он ко временам Великого Юя), можно ли его по древности сопоставить с другими памятниками («Цзо чжуань», «Книгой преданий» и т. д.). В ходе дискуссии так и не был найден новый подход, который требовался при изучении такого многослойного и разновременного по своему составу памятника. Камнем преткновения служило, в частности, противоречие, обнаружившееся при анализе текста: несоответствие древности фиксируемой традиции возможному времени оформления самого памятника; соединение в записях древних слоев мифологических представлений и неожиданно поздних (сравнительно поздних, конечно) тем и мотивов, упоминание древних названий наряду со сравнительно поздними. Отсутствие собственной методики изучения синкретических памятников древности и игнорирование опыта изучения аналогичных памятников других народов не давали возможности китайским ученым добиться положительных результатов.

В западной синологии после статьи Мёнхен-Хельфена не появилось специальных исследований «Каталога гор и морей», хотя он занял прочное место среди источников по культуре Древнего Китая. Датировку и определение его характера можно найти в целом ряде общих работ и в трудах, посвященных частным проблемам .

Следует отметить опубликованную сравнительно недавно статью китайского исследователя Мэн Вэньтуна . В ней автор пытается на основании географических сведений, ориентации по странам света определить район возможного появления памятника (по его мнению, Юго-Западный Китай). Признавая разновременность создания различных частей памятника, Мэн Вэньтун датирует их VI-IV вв. до н. э., что представляется несколько завышающим древность памятника.

Как уже говорилось, «Каталог гор и морей» распадается на две части, условно называемые в литературе «Каталог гор» и «Каталог морей». Все книги первой части, за исключением нескольких, выпадающих из общего стиля и содержания (имеются в виду третья книга «Каталога Западных гор», пятая и десятая книги «Каталога Центральных гор» и некоторые другие), написаны стереотипными формулами, показывающими, что ко времени их создания уже был выработан определенный стиль землеописаний . Отсюда можно предположить и сравнительную распространенность подобной географической литературы, что было обусловлено и определенным уровнем знаний в этой области. Возможно, книги «Каталога гор» восходят к местным «географиям». Подобное предположение высказывалось уже неоднократно, со ссылками на известное сообщение «Обрядов Чжоу» о существовании специального «ведомства» по составлению карт со штатом 224 человека . Конечно, не следует понимать это известие буквально, т. е. в том смысле, что такое «ведомство» было именно в идеализируемом царстве Чжоу или что существовало целое «ведомство» и в нем служило не более и не менее как 224 человека. Но это сообщение достоверно в том смысле, что подобная административная деятельность существовала и в древних царствах составлялись карты и их описания. Об этом свидетельствуют данные и других древнекитайских памятников, как например, Хуайнаньцзы (II в. до н. э.).

Так, известно, что географические знания были неотъемлемой частью военно-стратегического искусства, получившего особое развитие в так называемый период «Борющихся царств» («Чжань го») V-III вв. до н. э. — время ожесточенной борьбы царств за преобладание и господство.

Толчком к развитию географических знаний служили и экономические нужды царств (см., например, об этом в трактатах IV-III вв. до н. э. — «Шанцзюнь» и «Гуаньцзы»), а также даннические отношения племен, живших как на территории самих царств, так и в непосредственной к ним близости . Надо полагать, что и в царстве Чжоу, и в других царствах Древнего Китая создавались местные «географии», содержащие описания территории собственного царства, а также, насколько это было возможно, соседних территорий. Именно на такие местные «географии» и похожи книги «Каталога гор», куда, по-видимому, вошли описания, которые восходили к локальным «географиям». На эту мысль наводит то обстоятельство, что различные книги одного цзюаня (например, в «Каталоге Западных гор») частично дублируют друг друга. Так, ареал четвертой книги «Каталога Западных гор» совпадает с ареалом второй книги того же цзюаня, а частично первой и третьей. Но в одном случае местность описывается с большой точностью и подробностью, а в другом — она же дается в самых общих и приблизительных очертаниях. Создается впечатление, что в одном случае данный район описан с близкого расстояния, а в другом — в перспективе, как бы издалека. В пользу того, что в основу книг положены местные «географии», говорит и дублирование не только книг, входящих в один цзюань, но и книг разных цзюаней. Так, первая книга «Каталога Северных гор» дублирует частично книги «Каталога Западных гор». Эти противоречия приводят к еще одному предположению: местные «географии» имели традиционное строение по разделам, включающим перечни гор, систематизированные по принципу вышеназванной пространственной ориентации. При соединении в одну книгу нарушалась целостность отдельных «географий», их части объединялись по принципу общей ориентации. Таким образом, все южные горы оказались в разделе «Каталога Южных гор», все северные — в «Каталоге Северных гор» и т. д. Но поскольку в едином своде понятия севера, юга, востока или запада по сравнению с локальными вариантами смещались, то и в рамках одного и того же раздела могли оказаться списки гор, не всегда строго совпадающих по пространственному направлению.

Сходство в характере географических описаний в книгах «Каталога гор», отраженные в них географические знания, общность стиля — все это свидетельствует о том, что большая часть «географий», вошедших в состав памятника, сложилась в царствах, имеющих общие культурно-исторические традиции, восходя к одному и тому же периоду (который не следует понимать в очень узких временных рамках). Предлагаемая учеными датировка — IV-III вв. до н. э. — кажется вполне приемлемой. При этом полное единство стиля «Каталога гор» и изложение в нем географического материала вне рамок царств не могло быть следствием чисто механического соединения частей, а явилось, видимо, результатом еще более поздней редакции.

Факторами, не дающими возможности датировать памятник более ранним временем, считаются следующие: во-первых, упоминание в «Каталоге гор» железа ; во-вторых, широта его географического кругозора ; в-третьих, сходство географической терминологии «Каталога гор» и древних словарей «Эръя» и «Шовэнь» .

Содержание и стиль второй части «Каталога гор и морей» сильно отличны от первой. Очевидно, в ее основе лежит совершенно иная, чем в «Каталоге гор», натурфилософская и литературная традиция. Эта часть также явилась, по-видимому, результатом объединения ряда самостоятельных географических описаний, но не «своего» царства, а далеких земель. Здесь же помещены генеалогии богов и героев. Описания «Каталога морей» основаны в значительной мере на мифологической традиции, хотя им присущ этнографический характер.

Две части в составе «Каталога морей» (каталоги Заморья и каталоги Великих пустынь) отмечены сходством содержания. Еще комментаторы, пытаясь объяснить это, высказывали предположение, что каталоги Великих пустынь написаны в пояснение и добавление к каталогам Заморья. Мы полагаем, что они восходят к различным местным традициям, в русле которых они складывались как «географии» далеких земель. Но по одной традиции «земли», находящиеся на «краю света», представлялись лежащими за морями, а по другой — за Великими пустынями. Наличие этих двух типов описаний заставляет думать, что в Древнем Китае существовали параллельные представления о «карте мира»: согласно одним, земля представляла собой плоскость, омываемую наподобие греческого океана четырьмя морями, согласно другим — земля была окружена пустынями, которыми и заканчивался мир. Возможно, первая концепция возникла в районах, расположенных ближе к морю (восточных?), а вторая — в примыкающих к пустыням (западных?).

Каталоги Земель внутри морей (X-XIII цзюани) и примыкающий к ним одноименный XVIII цзюань имели предметом изложения более близкие и известные древним китайцам земли. Здесь яснее проступает космологический элемент. По всей видимости, в каталогах Земель внутри морей представлен третий тип «географии» Древнего Китая. Что касается XVIII цзюаня, то некоторые исследователи (Мэн Вэньтун и др.) отмечают известную его близость к каталогам Великих пустынь. Не исключено, что они были частями одного географического описания, но оказались разъединенными при составлении свода. Возможно, что XVIII цзюань — это совершенно самостоятельная космология, вошедшая в свод на общих основаниях. Выпадает из общего стиля изложения XIII цзюань, обнаруживая значительную близость к более поздним географическим сочинениям типа ханьской «Книги рек».

Общая направленность описаний второй части памятника показывает, что сложение «географий» далеких земель по времени близко друг к другу, но датировать ее возможно только очень приближенно, на основании косвенных данных. Так, в ней не отражены географические знания о далеких землях, ставших известными китайцам ко времени Сыма Цяня и описанных в его «Исторических записках». Отсюда можно заключить, что традиция, лежавшая в основе «Каталога морей», сложилась в досымацяневский период (т. е. до I в. до н. э.).

Характерной особенностью этой части являются многочисленные генеалогии, напоминающие построения Сыма Цяня и других ханьских авторов, где совершенно очевидна тенденция к созданию общекитайского пантеона богов и предков, к объединению и унификации различных местных традиций. Такая систематизация типична для эпохи империи и едва ли могла намного ее опередить.

Интерес к генеалогиям, которым в первый период империи Хань была посвящена обширная литература, был связан с процессом сложения китайской народности, потребностью проецировать в глубь веков единство китайцев, их первородную этническую общность. Эти же генеалогии призваны были подкрепить централистские устремления императорской власти. Они вместе с тем являлись своеобразным подведением итогов — обобщением и систематизацией культурного наследия, попыткой создания единой традиции на основе местно-территориальных сводов. Но была и другая сторона вопроса: когда объединительные тенденции уже выявились и стали реализовываться, между различными местными традициями, за которыми стояли определенные царства и определенные этносы и идеологические направления, велась напряженная борьба за то, чтобы свою традицию сделать господствующей, своего предка выдвинуть на положение общеимперского. Поэтому генеалогические построения, обнаруживаемые в памятниках этого времени, имеют, с одной стороны, много общего, а с другой — глубокие различия. Это наблюдается и в «Шань хай цзине».

Характер систематизации мифологии в памятнике, закрепление в нем ее древнейших слоев, подтверждает датировку второй части «Каталога гор и морей» периодом Ранних Хань, так как именно этому времени было свойственно обращение к низовым культам, народным верованиям, в которых длительно переживались мифологические воззрения.

Следует сказать отдельно о некоторых частях «Каталога гор» — книгах, в которых наряду с перечнями гор, рек, растений и животных специально отмечаются культовые центры, их боги, фрагментарно сообщаются мифы о богах и предках. В частности, этим отличается третья книга «Каталога Западных гор», что сближает ее с «Каталогом морей». Эти части «Каталога», являющиеся примером мифологизированной географии, выявляют в «Шань хай цзине» первоначальную стадию географических описаний, зафиксированную у ряда народов древнего мира.

Мы пытались рассмотреть памятник как бы в разрезе, выявить в нем возможные стадиальные, разновременные пласты. Однако всякое построение предыстории памятника при современном уровне наших знаний оказывается гипотетичным. Пока единственно достоверным является дошедший до нас текст памятника, и именно он должен считаться суверенным.

Текст «Каталога гор и морей» — не просто совокупность, конгломерат никак не соотносящихся друг с другом разнородных памятников, а нечто цельное по реализуемой тенденции, идеологической направленности систематизации мифологии и уровню развития естественнонаучных знаний, прежде всего географической мысли Древнего Китая. Все это говорит о необходимости самого пристального внимания к памятнику как таковому.

Датировка сложения «Каталога» в целом, как и его отдельных частей, определяется лишь приближенно, по отрывочным сведениям, среди которых представляют важность упоминание памятника Сыма Цянем, критика его положений Ван Чуном и данные о нем в библиографическом разделе «Истории Ранних Хань» Бань Гу. Отсюда следует, что II в. до н. э. — верхняя граница сложения памятника.

Подтверждением тому служит и общая текстологическая направленность памятника, в котором закрепляется и систематизируется материал либо отсутствующий в канонической литературе, либо данный в ней в иной интерпретации. В частности, «Каталог гор и морей» представляется полемически заостренным против «Книги преданий» — одной из книг священного канона конфуцианцев. Полемичен уже сам характер памятника как свода естественнонаучных знаний — описательной географии, ландшафтоведения, зоогеографии, ботанической географии, минералогии, этнографической географии, космологии, народной медицины и т. д., — не совместимый с кругом интересов конфуцианской школы, делающей упор на историческую и социально-этическую проблематику.

Полемичны в нем отбор и интерпретация мифологического материала: в то время как в «Книге преданий» мифология принимает вид истории, в «Каталоге гор и морей» преобладают сюжеты, связанные с мифологическими воззрениями на природу; полемична и трактовка в нем мифологических образов: те герои, которые в «Книге преданий» выступают в качестве исторических деятелей — мудрых правителей древности, здесь оказываются богами природы или культурными героями-устроителями мира, изобретателями элементов материальной культуры. Полемичным представляется и то, что почти все сюжеты мифологизированной истории «Книги преданий» находят свои аналогии в мифах, закрепленных в «Каталоге гор и морей». Причем параллелизм состава героев прямо пропорционален антипараллелизму в интерпретации образов тех же героев. Недаром первая же критика «исторической» традиции «Книги преданий» привела ученых к «Каталогу гор и морей».

Генеалогические систематизации «Каталога» противостоят отбору предков-героев «Книги преданий». Так, вместо ряда Яо-Шунь-Юй (которые упоминаются в «Каталоге» глухо) предков возглавляют или не известный «Книге преданий», но популярный в даосской традиции Желтый Предок (Хуанди), или Предок Выдающийся (Дицзюнь), не встречающийся в других источниках.

Все перечисленное, как и ряд более мелких деталей, которые будут отмечены в примечаниях, позволяет нам в качестве рабочей гипотезы принять положение о том, что «Каталог гор и морей» оформился как антипод «Книги преданий», которую конфуцианцы во II в. до н. э. выдвинули в качестве общеханьского «исторического» свода . Мы склонны датировать сложение «Каталога» как целого сочинения концом III — началом II в. до н. э., сам же памятник рассматриваем в качестве свода.

Датировка отдельных частей памятника и «Каталога» в целом не распространяется, однако, на материал, зафиксированный в нем, — мифологические представления, народные верования, генеалогические циклизации, положительные знания и т. д. В синологии очень часто древность памятника механически отождествлялась с древностью закрепленной в нем традиции. Между тем различные исторические причины — объединение страны, децентрализация, выдвижение новых местных центров, формирование религиозной системы, возникновение ересей или иные идеологические процессы — приводили к обращению к низовым культам, народным верованиям, фольклору, местным традициям, в которых сохранялись и переживались подчас очень древние представления. Именно такие процессы были характерны и для эпохи объединения страны при Ханях. Этим можно объяснить то обстоятельство, что в «Каталоге гор и морей» обнаруживаются более ранние сюжеты мифов или их более древние варианты, более древние представления о богах и предках, чем даже в памятниках IV-III вв. до н. э. Есть основания полагать, что составители приняли систематизацию одной из местных традиций, которая представляется наиболее близкой к иньской: в надписях на гадательных костях найдены параллели к сообщениям «Каталога гор и морей» в именах, названиях, мифологических сюжетах, древних верованиях и культах .

Однако ввиду сложного состава и многослойности памятника, как и зафиксированной в нем традиции, наряду с очень древними слоями в нем имеются и сравнительно поздние. Данные «Каталога гор и морей» перекликаются с «Вопросами Небу» (возможно, IV в. до н. э.), «Хуайнаньцзы» (II в. до н. э.) и частично с «Весной и Осенью Люя» (III в. до н. э.). Это сходство обусловлено общей традицией, на которую опираются все названные памятники, и есть все основания датировать окончательную редакцию «Шань хай цзина» не позднее II в. до н. э.

«Каталог гор и морей» не дошел до нас в рукописном виде . Наиболее ранним считается сунский ксилограф (XII в.), воспроизводящий список Го Пу IV в., к которому восходит минское издание 1466-1487 гг., воспроизведенное в серии «Сы бу цун кань» . При полном отсутствии рукописей, близких ко времени создания списка Го Пу, говорить о тождестве имеющегося текста с его рукописным архетипом можно только предположительно. Однако текст памятника в различных изданиях не имеет значительных разночтений.

Редакция Го Пу, в свою очередь, возводится традицией к тексту Лю Синя (жившего в конце I в. до н. э. — начале I в. н. э.), от которого до нас дошло лишь предисловие. Как видно из высказываний, приведенных выше, традиция и ряд современных ученых приписывали Лю Синю редакцию памятника, а также авторство второй части «Каталога» или некоторых ее книг.

Лю Синь, как и его отец Лю Сян (77-6 гг. до н. э.), которому, кстати говоря, иногда приписывается первое редактирование «Каталога», принадлежал к императорской фамилии и возглавлял «комиссию» по приведению в порядок памятников императорской библиотеки — их отбору, редактированию, переписке, каталогизации и т. д. Эта собирательская и редакторская деятельность при Поздних Ханях (25-220 гг. н. э.) приобрела особый размах, напоминая подобную же работу в Александрийской библиотеке. Этот огромный труд традиция приписывает отцу и сыну Лю, но не исключено, что за их именами скрываются безымянные «книжники», работавшие под началом их обоих. Вместе с тем Лю Синь действительно мог сам редактировать памятник. Во всяком случае, предисловие написано от его имени.

Отсутствие рукописных списков, так же как и различных редакций, затрудняет критику текста. Древние и средневековые библиографии расходятся в указании количества цзюаней памятника. Так, в самой ранней из них — «Записях об искусствах и письменности» в «Истории Ранних Хань» Бань Гу говорится, что цзюаней было 13. Между тем редакция «Каталога гор и морей» Го Пу включает 18 цзюаней. Отсюда Би Юань делает вывод о дописании пяти цзюаней Лю Синем. В предисловии Лю Синя сообщается о 32 главах первоначального текста «Каталога гор и морей», в библиографическом разделе «Истории Суй» — о 23 главах списка . Лежат ли в основе этих разноречий изменения состава памятника на разных этапах его истории или различная разбивка одного и того же текста, сказать трудно. Если предположение относительно сложения памятника из самостоятельных «географий» верно, то изменение его состава вполне вероятно. Так, в него могло входить в тот или иной период большее или меньшее количество родственных географических сочинений. Они могли включаться в первоначальный костяк памятника или, напротив, изыматься из него. Соображения здесь могли быть самые различные, в том числе желание сделать свод более полным и исчерпывающим или, наоборот, попытаться снять дублирование, добиться большей композиционной стройности. Некоторые утраченные фрагменты «Каталога» сохранились у Ван Чуна в его «Критических рассуждениях» и у средневековых комментаторов. Обнаружение этих фрагментов, стиль которых явно расходится со стилем, известным нам по нынешнему тексту памятника, позволяет допустить, что в состав «Каталога гор и морей» входили еще какие-то книги, в которых мифология, обряды и обычаи описывались с большими подробностями . Но, может быть, все дело сводилось только к иной разбивке текста, как это полагают некоторые ученые. Так, вполне логично допустить, что какие-то книги «Каталога гор» могли выделяться в самостоятельные части (цзюани) без всякого ущерба для содержания и общей композиции.

За века рукописного бытования, и даже после появления печатных изданий, текст «Каталога гор и морей» претерпел существенные изменения. На это указывает и расхождение в ряде случаев между количеством гор, действительно перечисленных в той или иной книге, и указанным их числом в концовках тех же книг. Эти концовки, имеющие стереотипный вид, уложены примерно в следующую схему: всего в [такой-то] книге от горы [такой-то] до горы [такой-то] перечислено [такое-то] количество гор, общей протяженностью в [столько-то] ли . Не всегда сходится цифра общего расстояния между горами, подсчитанная в концовках, с той, которая получается по тексту . Иногда в концовках неожиданно называется гора, не упоминавшаяся в книге. Об изъятиях и утратах текста говорят и противоречия самого текста: в нем встречаются обрывы фраз или нелогичная связь двух оборванных фраз . Несколько труднее судить об интерполяциях, к которым, вероятно, можно отнести сравнительно поздние имена и названия.

Реконструкция текста по фрагментам, сохранившимся в других памятниках или комментариях к ним, затрудняется целым рядом моментов. Это, прежде всего, отсутствие уверенности в том, где кончается цитата, точно и полностью ли она приводится. Как правило, древние и средневековые авторы вводят цитату словами «говорится», «согласно» с названием цитируемого источника. Однако конец цитаты никак не оформляется, и его не всегда можно определить. Цитирование при этом не имело строгих правил: древние и средневековые авторы могли пересказывать источник или цитировать лишь часть текста. Так, сверка текста «Каталога» с цитатами из него в средневековом географическом труде — «Комментарии к "Книге рек"» (Шуй дин чжу) Ли Даоюаня — показывает, что автор часто опускает ту часть цитаты, которая, по его мнению, не относится к делу, — перечни растений, животных и их описания. Именно такой случай имеет место в примере, приведенном ниже:

«Каталог гор и морей»	«Комментарий к "Книге рек"»
Еще в пятидесяти ли к востоку находится гора, называемая Плавающий нефрит (Фуюй). К северу [от нее] приносят жертвы (вар. видна) Цзюйцюй, к востоку [от нее] приносят жертвы Чжуби. Там водится животное, похожее на тигра, но с коровьим хвостом, лает, как собака. Оно называется кабан. Пожирает людей. Берущая начало на ее северном склоне Камыш-река течет на север и впадает в Цзюйцюй (цз. I, с. 6).	В «Каталоге гор и морей» говорится: «Гора Плавающий нефрит (Фуюй). К северу [от нее] приносят жертвы (вар. видна) Цзюйцюй. Берущая начало на ее северном склоне Камыш-река течет на север и впадает в Цзюйцюй» (кн. 5, с. 53).

В других случаях, очевидно, дается пересказ. О том, как обстоит дело с цитированием в антологиях, где отсутствует собственный текст составителей, можно знать, лишь будучи знакомым с принципом цитирования каждой из них отдельно.

В основу нашего перевода положен текст списка Го Пу («Каталог гор и морей в 18 цзюанях». Передача цзиньского Го Пу), а также основанные на списке Го Пу издания, редактированные и комментированные Би Юанем (XVIII в.) — «Новая редакция "Каталога гор и морей"» и Хэ Исином (конец XVIII — начало XIX в.) — «Каталог гор и морей с комментариями».

Список Го Пу снабжен комментариями, которые представляют большой интерес не только как самые ранние, но и как составленные редактором целого ряда памятников неканонической литературы естественнонаучного содержания, а также художественных произведений. Им же комментирован знаменитый словарь «Эръя», данные которого имеют первостепенное значение для изучения «Каталога». Однако комментарии Го Пу должны быть восприняты критически, поскольку он толкует сообщения памятника в свете понятий своего времени, что не всегда совпадает с содержанием, вкладываемым в них в древности. В то же время Го Пу давал слишком мало географических пояснений, и поэтому приходится ориентироваться на более поздних комментаторов.

Издания памятника с комментариями Би Юаня и Хэ Исина несколько отличны друг от друга по принципам редактирования и комментирования. Сличение текста показало, что Би Юань исправлял текст памятника по фрагментам, сохранившимся в средневековых источниках, особенно в «Комментарии к "Книге рек"», в комментариях к древним и средневековым памятникам, а иногда даже и по собственным соображениям . Комментарий Би Юаня отличается значительным рационализмом. Будучи картографом и знатоком географической литературы, он широко привлекал данные географических памятников. Однако его стремление видеть во всех сообщениях «Каталога» «достоверные факты» нередко приводило к нелепицам, поскольку мифологические, сказочные и другие темы он толковал наивно-рационалистически. Комментарий Хэ Исина отличается большой разносторонностью: объясняя географические данные памятника, он не оставлял без внимания и его сказочно-мифологические сюжеты. Однако ему, как и другим комментаторам, осталась непонятной природа мифологической традиции, и он ограничивался, как правило, приведением параллелей из других памятников. Следует отметить, что Хэ Исин, как и Го Пу, интересовался памятниками неортодоксального характера, и в частности естественнонаучными трактатами. Он комментировал и словарь «Эръя». Все это заставляет отдать предпочтение изданию текста Хэ Исина, который и китайские ученые считают лучшим. В нашем переводе пагинация приведена по данному изданию, по нему же указаны ссылки на комментарии Го Пу.

Как уже говорилось, в «Каталоге гор и морей» обобщены сведения из различных областей естественнонаучных знаний . Одной из наиболее важных областей, входящих в круг исследования памятника, является география. Здесь возникает множество сложных проблем отождествления огромного перечня гор и рек, их локализации. Уже первый комментатор памятника, Го Пу, и Ли Даоюань, широко привлекавший данные «Каталога гор и морей», испытывали большие трудности . На протяжении веков названия не раз менялись, и найти их эквиваленты было нелегким делом. Дело осложнялось и тем, что одна и та же река или гора в разных местностях, даже лежащих рядом, называлась по-разному или одно и то же название служило наименованием разных рек и гор . И наконец, изменялись и сами географические условия: реки высыхали и появлялись вновь, меняли свои русла, вырубались леса и т. д. Поэтому многие отождествления и локализации носят приблизительный характер и во многих случаях условны.

Особый вопрос — локализация гор, рек и стран второй части памятника, ориентирующейся на мифологическую и легендарную традиции. Такие попытки делались китайскими учеными, но не привели, как и следовало ожидать, к сколько-нибудь положительным результатам. В ряде случаев возможно говорить о локализации культовых центров мифических предков и героев, но далеко не всегда можно быть уверенным в тождественности называемых памятником святилищ тем, которые известны комментаторам и другим средневековым авторам. Поддаются отождествлению лишь некоторые названия стран и народов.

Локализации в большинстве своем делаются на основании «Комментария к "Книге рек"» Ли Даоюаня, который широко цитирует «Каталог», приводит его данные, отождествления и т. д. Однако и его идентификации далеко не всегда удовлетворительны и надежны. Го Пу дает сравнительно мало локализаций, Би Юань и Хэ Исин в значительной мере делают это на основании данных «Комментария к "Книге рек"». При этом все они в географических комментариях исходят из административного деления своего времени. Но, как известно, границы областей не являются стабильными, и указания на административные единицы сохраняют силу для очень ограниченного времени, близкого к написанию работы. Перенесение локализаций комментаторов на современную карту связано с большими трудностями. Но при этом следует отметить, что развитость географической литературы, непрерывность ее традиции в Китае, сравнительная сохранность географической номенклатуры и ее преемственность создают все же известные возможности для определения географических объектов, перечисленных в памятнике.

Другим сложным аспектом исследования памятника являются сведения ботанического, зоологического характера и данные о минералах. Памятник не дает систематического описания флоры, фауны и минералов, как это делается в отношении географических объектов. Наиболее подробны сообщения о растениях, не столь детально о минералах, наименее — о животных. Причем складывается впечатление, что основная цель — описание необыкновенного и диковинного. Обилие необычных растений и животных в перечнях памятника всегда было причиной сомнений в «серьезности» его характера. Здесь уместно вспомнить описание Индии, где прямо говорится, что автор будет писать не об известном, а лишь о том, чего никто еще не видел и не знает. Такой избирательный подход к материалу вполне объясним и не может ставить под сомнение доброкачественность «Каталога гор и морей» как географического памятника.

При описаниях «удивительных» растений, животных, минералов употребляется прием сравнения неизвестного и необычайного с обычным и знакомым. Поэтому памятник позволяет составить представление об общем уровне знаний древних китайцев в области зоогеографии, ботанической географии, принципах формирования ботанической, зоологической номенклатуры, зачатках систематики растений, животных, минералов. Перевод названий растений, животных, минералов — одна из наиболее сложных задач из-за исключительной трудности отождествления их с современными, ибо китайская ботаническая, зоологическая и минералогическая номенклатуры складывались совершенно независимо от общепринятой мировой научной терминологии. Как справедливо отметил один из исследователей истории естественнонаучных знаний в Китае Б. Рид, изучение и идентификация китайской ботанической номенклатуры — дело целой жизни еще не одного ученого . То же самое с полным правом можно сказать и о зоологической и минералогической номенклатуре, которой занимались несравненно меньше, чем ботанической.

Многие названия встречаются только в «Каталоге гор и морей», и, возможно, их значение навсегда утрачено; другие, хотя и имеют параллели, до сих пор не раскрыты; третьи поясняются древними словарями, но те синонимы, через которые они «раскрываются», также малопонятны. Наконец, для целого ряда терминов находятся пояснения в средневековых источниках и комментариях, например в лечебнике XVI в. («Бэньцао ганму»), описывающем растения, минералы и предметы разного происхождения, применявшиеся в качестве лекарственных средств, но далеко не всегда средневековые названия соответствуют древним эквивалентам. Последнее было показано Е. Бретшнейдером в его исследовании по истории ботанической номенклатуры в Китае .

Как известно, названия предметов живой и неживой природы имеют самое разное происхождение. Иногда они даются по внешнему виду или вызываемым ассоциациям, иногда отправной точкой служит поверье, связанное с ними, иногда — их лекарственные свойства или место произрастания, жизни и т. д. Одно и то же растение, животное, минерал может иметь разные названия даже на сравнительно небольшой территории, может называться по-разному в народе и в официальной номенклатуре , одно и то же название может присваиваться различным объектам. Отождествление народных названий с официальными и перевод их на научную (латинскую) номенклатуру вызывают огромные трудности у ботаников и фармакологов всех стран. Тем более это трудно для древнего текста, многие термины в котором так и останутся, возможно, «вещью в себе». Здесь, может быть, уместно вспомнить, что почти 150 названий растений, упомянутых в Библии, памятнике куда более изученном, чем «Каталог гор и морей», все еще ждут своего отождествления .

При отождествлениях приходится сталкиваться и с иного рода трудностями — разным объемом содержания терминов для древности и современной научной номенклатуры. Например, термин «ян» обозначает животных, в современной систематике относящихся к подсемейству козлов и овец, и служит для них обобщающим названием. Но в древности им обозначались разные конкретные животные, и выбор названия в каждом случае представляет большие трудности: возможны переводы «козел», «баран», «кабарга» и др. В «Каталоге гор и морей» прослеживается общая тенденция развития естественнонаучной номенклатуры — создание двусложных терминов, конкретизирующих и уточняющих названия объекта. В этих случаях родовые имена входят в сложный термин, как правило, составным компонентом. Часть этих терминов поддается расшифровке, а часть, как и односложные, нет. Таким образом, естественнонаучная терминология памятника в переводе могла быть раскрыта лишь в небольшой степени и зачастую лишь условно.

Особое значение для понимания памятника имеют проходящие в нем мифологические сюжеты и образы. Мифологическая традиция зафиксирована в «Каталоге» в виде лапидарных фрагментов мифов, в которых иногда содержится костяк какого-то сюжета, а иногда упоминается только отдельный мотив мифа или имеется намек на его тему, в целом ряде случаев дается просто перечень имен героев или их деяний. Такое закрепление мифологии связано с характером самого памятника — такого же каталога (списка) мифов, как и каталог гор. Однако подобный свод мифологии для древнекитайской литературы — редкость. И ученые правы, считая «Каталог» сокровищницей мифологии, с которой могут сравниться только «Вопросы Небу». Но лапидарность и отрывочность мифологического материала затрудняет его прочтение, которое, собственно, состоит в раскрытии намеков на сюжеты и темы мифов, на содержание образов их героев. Последнее удается далеко не всегда и, очевидно, будет полностью возможным только после введения в науку новых данных, касающихся племенных и местных традиций, оставшихся за пределами канонической литературы, но закрепленных в «Каталоге гор и морей». При современном состоянии изученности как памятника, так и мифологии в целом не представляется возможным сколько-нибудь определенно наметить ареал распространения мифов, зафиксированных «Каталогом». Ориентируясь на географические рамки его «книг», можно предположить, что этот ареал очерчивается территорией центральных и юго-западных районов Древнего Китая.

Значение «Каталога гор и морей» как важного источника по истории культуры Китая признано сравнительно недавно. Долгое время синологам (а в их роли первоначально выступали миссионеры) казалось, что вся китайская культура и литература сводится к конфуцианским канонам. Но это мнение зиждилось на впечатлениях европейцев, открывших Китай «с парадной двери», у которой их встретили «ученые» мужи, получившие конфуцианское образование, состоявшее в зазубривании всех канонических книг «Священного писания» с высочайше утвержденными ортодоксальными толкованиями.

Односторонняя информация и породила легенду о китайцах, абсолютно лишенных любознательности, тяги к наукам и искусствам и преисполненных лишь добродетельного рвения читать и перечитывать речения своих древних мудрецов — Конфуция и его учеников. Отсюда же пошло и представление о том, что другая литература, в том числе такая, как «Каталог гор и морей», непопулярна в Китае. Но стоит выйти за рамки канона и литературы, образовавшейся вокруг него, как станет ясно, насколько это представление ложно. Уже упоминалось об обращении к «Каталогу» Сыма Цяня и Ван Чуна. В VI в. н. э. к «Каталогу гор и морей» обратился автор знаменитого географического трактата раннего средневековья — «Комментария к "Книге рек"» Ли Даоюань. Заметим, кстати, что наряду с «Каталогом» он цитирует обширную географическую, историко-этнографическую (в том числе местные хроники и описания), художественную литературу, не входившую в узкий круг конфуцианской канонической литературы и почти не переведенную на европейские языки. В XII в. комментатор древнейшей поэтической антологии — «Чуские строфы» («Чу цы») Хун Синцзу широко привлекал данные мифологии «Каталога гор и морей». Значит, и в сунское время памятник не предавался забвению. Мифологические мотивы, зафиксированные в «Каталоге», были использованы в известном сатирическом романе рубежа XVIII-XIX вв. «Цветы в зеркале» Ли Жучжэня . Наконец, в воспоминаниях Лу Синя «Каталог гор и морей» фигурирует как любимая книга детства писателя. Иллюстрированная рисунками, изображавшими диковины, описанные в ней, книга была подарена ребенку его неграмотной няней. Отсюда можно заключить, что она была широко известна . Как уже говорилось, Лу Синь еще до «открытия» «Каталога» зарубежными синологами и китайскими эрудитами указывал на него как на важнейший источник по мифологии Китая .

Таким образом, даже беглый перечень, далеко не исчерпывающий фактов обращения к памятнику в истории китайской науки и литературы, показывает его известность. Если при этом учесть, что его популярность не поддерживалась официально конфуцианской идеологией и школьным образованием, то станет понятным, насколько она была прочной. Перевод и изучение «Каталога» как одного из памятников, выходящих за рамки официальной литературы, значительно расширяет наши представления о культуре Древнего Китая.

Несколько замечаний о переводе и комментировании. При передаче географических названий в них не включаются слова, обозначающие сами географические объекты — «гора», «река», «озеро» и т. д., поскольку в русском тексте перевода эти слова употребляются в своем значимом смысле . Так, если в китайском тексте пишется Лохэ, буквально: Ло река, то в переводе это дается как «река Ло».

При такой передаче снимается тавтология, которая отсутствует в подлиннике, но появляется в переводе, если в названия включать слова, уже проходящие в нем как значимые. Вместе с тем удается и избежать неправомерного расширения текста, так как он в значительной мере состоит из перечней географических названий. Такая передача названий ближе к оригиналу, где слова «гора», «река» и другие, насколько можно судить из изложения, не входят органически в названия, как можно полагать по традиционно принятой их передаче. Так, если название горы, реки, озера односложное (Цзин, Вэй, Ло и т. д.), то оно в китайском тексте пишется со словами «гора», «река», «озеро» без разделительных частиц (Цзиншань, Вэйхэ, Лохэ), создавая впечатление слитности. Но если название состоит из двух и более слов или из двусложного слова, то оно отделяется от слов «гора», «река» формальной частицей «чжи», показателем родительного падежа (Гаоюй чжи шань — Гора Гаоюй — Высокий Пик). Следовательно, слова «гора», «река» отнюдь не сливаются с названием, во всяком случае для древности (в языке памятника). К тому же при упоминании одних и тех же рек, озер, гор или употребляются разные слова-синонимы, обозначающие соответственные географические объекты, или они вовсе опускаются. Так, река Вэй пров. Шэньси называется то Вэйхэ, то Вэйшуй, то просто Вэй. Из этого вытекает и третье соображение: если при транскрибировании названия писать его слитно со словами «река» — шуй, хэ, а при отсутствии в тексте — без него, то для некитаеведа все эти названия будут звучать как разные, в то время как здесь речь идет об одной и той же реке.

Во всех случаях, когда есть хоть какая-то возможность для этого, мы считаем необходимым раскрыть географические названия. Так, горы часто имеют в своих названиях общую основу, но разные определения: высокая — низкая, южная — северная, большая — малая и т. д. Например, в IV цзюане упоминается гора Охотниц-Прорицательниц (Гушэ) и Северная гора Охотниц-Прорицательниц (Бэй Гушэ); там же говорится о реках Чжан, Прозрачной Чжан и Мутной Чжан. При транслитерации вся эта смысловая нагрузка пропадает.

Перевод также дает возможность обнаружить связь названий с флорой, фауной, ландшафтом, зависимость их от мифов, религиозных легенд и местных преданий. Известно, что Хуанхэ означает не что иное, как Желтая река. И названа она так потому, что воды реки желтые от ила, который она несет. Другие реки по тем же мотивам называются чистыми, прозрачными, мутными, бурными, тихими, кривыми, прямыми и т. д., горы — высокими, низкими, большими, малыми, южными, северными и т. д. Многие реки и горы называются по именам птиц, животных, рыб или растений, характерных для данной местности (Оленья гора, Камышовая гора, Долина Сандалового Дерева и т. д.). Среди гор упоминается Медвежья гора, считающаяся божеством; гора Сяньюань, связанная с культом Хуанди (Желтого Предка) ; Драконовая гора, которая считалась священной, так как на нее, по преданию, некогда спустился дракон . Указание на смысловую нагрузку названий встречаем неоднократно в комментариях Го Пу и у Ли Даоюаня.

Перевод названий дает возможность различить названия-омонимы, что очень важно, учитывая большое число односложных названий и омонимичность китайского языка. Так, в V цзюане говорится, что в горах Цзин первой является гора Цзин. Может показаться, что речь идет об одноименных горах. Однако это не так, названия записаны разными иероглифами — в первом случае это гора Терновника, во втором — гора Солнечного Заката (света).

Поиски русских эквивалентов для передачи названий относятся к одной из труднейших задач перевода. Решить ее удалось далеко не во всех случаях. Некоторые знаки утратили свое значение, и восстановить их не представлялось возможным. Кроме того, имели место искажения при записи и переписывании памятника, на что неоднократно указывали комментаторы и что подтверждает сравнение текста с сохранившимися в других источниках фрагментами из него. Может быть, по этой причине, а также потому, что в основе многих названий лежала их звукозапись, они не поддаются переводу. Дело усложняется еще и тем, что именно звуковые ассоциации были, как показывают комментарии, в основе многих «исправлений» и искажений. Надежность перевода названий снижается также тем, что в древнекитайской письменности детерминативы еще не были закреплены за иероглифом и возможные семантические рамки отдельных знаков за этот счет очень расширены. Все это, вместе взятое, явилось причиной того, что наряду с переводами мы вынуждены были дать многие названия в транслитерации. Транслитерация дается в скобках в комментариях вслед за переводом. Учитывая отсутствие надежной реконструкции фонетики древнекитайского языка, а также его диалектную пестроту , восстановить древние чтения не представляется возможным и все названия даются в современном звучании.

В комментариях приводятся все отождествления и локализации гор, рек и других географических объектов, которые удалось осуществить. Разночтения даны только смысловые, разнописи знаков основного текста и фрагментов, сохранившихся в других памятниках или комментариях, учитываются только в тех случаях, когда это имеет принципиальное значение для отождествлений и локализаций. Утрата названий, их изменения, переосмысления, искажения записей в их передаче — все это делает многие отождествления условными, не претендующими на какую-то абсолютность и окончательность. Это в равной мере относится к названиям географических объектов, растений, животных, минералов. Все вводимые переводчиком слова заключены в квадратные скобки, а различные варианты перевода и пояснения непонятных мест — в круглые.

Настоящая работа была задумана доктором филологических наук, профессором МГУ Любовью Дмитриевной Позднеевой как часть планов исследования культуры Китая.

Основные направления исследования памятника проводились автором в русле научной литературоведческой и филологической школы этого крупнейшего советского китаеведа, что, естественно, отразилось на принципах нашего перевода. К великому прискорбию нашему и всех учеников Л. Д. Позднеевой, ей не довелось дожить до выхода в свет данной работы — «Каталога гор и морей».

Автор считает своим долгом выразить глубокую признательность кандидату геолого-минералогических наук В. Я. Гвину, просмотревшему всю работу в рукописи и сделавшему ценные замечания по тексту, а также научному сотруднику Института океанологии АН СССР Т. Н. Стейкер за консультацию по биологии.

Для оформления книги были использованы различные источники, но особую благодарность издательство выражает Prof. Dr. Eleanor v. Erdberg Consten (Das Alte China. Stuttgart, 1958) и Ма Чанъи («Иллюстрации с пояснениями к старинным изданиям "Шань хай цзин", автор и составитель Ма Чанъи, Цзиань, 2003).

Ты - не раб!
Закрытый образовательный курс для детей элиты: "Истинное обустройство мира".
http://noslave.org

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Текст и перевод

• (упр. кит.)
• для iPad (упр. кит.)
• / предисл., пер. и комм. Э. М. Яншиной. М.: Наука, 1977.
  • Каталог гор и морей (Шань хай цзин) / предисл., пер. и комм. Э. М. Яншиной. 2-е изд., испр. М.: Наталис; Рипол Классик, 2004. 349 с. ISBN 5-8062-0086-8 ISBN 5-7905-2703-5

Дополнительная литература

• Китайская философия. Энциклопедический словарь. М., 1994. С.492. ISBN 5-244-00757-2
• Адилханян Н.Л. Образ чужого в сознании древних китайцев на материале «Каталога заморья» трактата «Шань хай цзин» // В сборнике: Азиатско-тихоокеанский регион: диалог языков и культур. Материалы II Международной научно-практической конференции. 2016. С. 19-25.
• Кухтина Е.В. "Шаньхай цзин": некоторые проблемы структуры и типологии текста // 13-я Научная конференция "Общество и государство в Китае". Ч. I. М., 1982.
• Лихтман В.В. Пространственные текстологические структуры ("Шаньхай цзина" и "Ши цзина") // 18-я Научная конференция "Общество и государство в Китае". Ч. I. М., 1987.

Напишите отзыв о статье "Шань хай цзин"

Ссылки

• , ChinaKnowledge

Китай

Это заготовка статьи по истории Китая . Вы можете помочь проекту, дополнив её.

Отрывок, характеризующий Шань хай цзин

Это было правдой – мы могли жить долго. Даже слишком долго... И «ухо-дили», когда по-настоящему уставали жить, или считали, что не могли более никому помочь. Секрет долголетия передавался от родителей – к детям, потом – внукам, и так далее, пока оставался в семье хоть один исключительно одарённый ребёнок, который мог его перенять... Но давалось бессмертие не каждому потомственному Ведуну или Ведьме. Оно требовало особых качеств, которых, к сожалению, удостаивались не все одарённые потомки. Это зависело от силы духа, чистоты сердца, «подвижности» тела, и самое главное – от высоты уровня их души... ну и многого ещё другого. И я думаю, это было правильно. Потому что тем, кто жаждал научиться всему, что умели мы – настоящие Ведуны – простой человеческой жизни на это, к сожалению, не хватало. Ну, а тем, которые не хотели знать так много – длинная жизнь и не была нужна. Поэтому такой жёсткий отбор, думаю, являлся абсолютно правильным. И Караффа хотел того же. Он считал себя достойным...
У меня зашевелились волосы, когда я только подумала о том, что бы мог натворить на Земле этот злой человек, если бы жил так же долго!..
Но все эти тревоги можно было оставить на потом. А пока – здесь находилась Анна!.. И всё остальное не имело никакого значения. Я обернулась – она стояла, не сводя с меня своих огромных лучистых глаз!.. И я в то же мгновение забыла и про Караффу, и про монастырь, да и обо всём остальном на свете!.. Кинувшись в мои раскрытые объятия, моя бедная малышка застыла, без конца повторяя только одно-единственное слово: «Мама, мамочка, мама…».
Я гладила её длинные шелковистые волосы, вдыхая их новый, незнакомый мне аромат и прижимая к себе её хрупкое худенькое тельце, готова была умереть прямо сейчас, только бы не прерывалось это чудесное мгновение...
Анна судорожно жалась ко мне, крепко цепляясь за меня худыми ручонками, как бы желая раствориться, спрятаться во мне от ставшего вдруг таким чудовищным и незнакомым мира... который был для неё когда-то светлым и добрым, и таким родным!..