Знать и военные Эпоха правления Нерона была благоприятна для знатных итальянцев и провинциалов, этого процветающего класса. Декурионы в старых муниципальных магистратах все еще играют большую роль. Многие из них закончили свою карьеру как всадники. Но в

(Карательная практика в отношении военнослужащих, осужденных в годы Великой Отечественной войны по 58-й статье УК РСФСР. По материалам Вологодской области)

За победу в Великой Отечественной войне советский народ заплатил огромную цену. И хотя точных сведений до сих пор нет, потери Красной армии за 1941—1945 гг., по мнению военных историков, составили 8 668 400 человек (Гриф секретности снят: Потери Вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах / Под общ. ред. Г.Ф. Кривошеева. М., 1993. С. 129) . В это число вошли погибшие на полях сражений, пропавшие без вести, умершие от ран, не вернувшиеся из плена.

История, однако, умалчивает о тех, кто уже на Родине оказался за колючей проволокой по печально известной 58-й статье Уголовного кодекса РСФСР (58 ст. УК РСФСР (в ред. 1926 г.) гласила: «Контрреволюционным признается всякое действие, направленное к свержению, подрыву и ослаблению власти рабоче-крестьянских советов и избранных ими… правительств Союза ССР, союзных и автономных республик или к подрыву или ослаблению внешней безопасности Союза ССР и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции». Наибольшую известность из составов этой статьи получили: измена Родине (58-1), участие в антисоветском заговоре (58-11), шпионаж (58-6), вредительство (58-7), диверсии (58-9), контрреволюционная пропаганда и агитация (58-10), контрреволюционный саботаж (58-14), терроризм (58-8) и др. Данная статья имела аналоги во всех УК союзных республик) и откуда не вернулся.

Согласно данным Главной военной прокуратуры, только за измену Родине (ст. 58-1 п. «б»)( Литерное, т.е. буквенное обозначение «б» пункта 1 ст. 58 санкционировало меру уголовного наказания в отношении изменников Родины из числа военнослужащих) в годы Великой Отечественной войны были осуждены 125 933 военнослужащих (Отсутствуют данные за 2-е полугодие 1945 г. и 1946 г. См.: Епифанов А.Е. Ответственность за военные преступления, совершенные на территории СССР в годы Великой Отечественной войны. 1941—1956 гг. Волгоград, 2005. С. 265).

Безусловно, большинство из них заслуженно понесли суровое наказание. Но если учесть крайнюю идеологизацию советского правосудия и ужесточение мер наказания в условиях военного времени, нельзя отрицать и политические мотивы, которые во многом конкретно предопределяли степень вины тех или иных лиц и являлись базой для вынесения приговоров, нередко не адекватных тяжести преступления (К сожалению, провести четкую грань между настоящими предателями и невинно осужденными за измену Родине не представляется возможным, поскольку многие архивные дела до настоящего времени еще не рассекречены).

Чтобы карательные меры властей выглядели как исполнение воли народа, в прессе развернулась кампания по обличению дезертирства и тому подобных явлений. Так, в ноябре 1941 года на страницах областной газеты «Красный Север» появилась статья «Мысли о плене» некоего военнослужащего Н. Багрова, в которой автор излагал, на наш взгляд, официальную позицию по данному вопросу. В частности, он писал: «…только с твердой убежденностью, что командиры Красной армии не сдаются, можно воевать хладнокровно и уверенно… Сдача в плен всегда считалась в армейской среде позором… Предать Родину — что может быть ужаснее этого преступления… Тот, кто сдается в плен, предает своих близких, обрушивает на них гнев народа и карающую силу закона. Кличка «отец, мать, жена, сын или дочь предателя» будут повсюду преследовать близких людей. И семья трижды проклянет его за несмываемый позор…» (Багров Н.Мысли о плене // Красный Север. 1941. 14 нояб. С. 2).

Военнослужащие Красной армии (многие из числа окруженцев первых месяцев войны), арестованные за сдачу без сопротивления в плен или попытку перейти на сторону противника, в полной мере испытали на себе репрессивные меры как изменники Родины. Особые совещания, суды и военные трибуналы по литерному пункту «б» статьи 58-1 выносили им не подлежавшие обжалованию приговоры — высшую меру наказания. Некоторые из приговоренных к расстрелу не доживали до назначенной кары и умирали в тюрьме. Например, в декабре 1941 года не была осуществлена исключительная мера в отношении бывшего военнослужащего А.З. Голубева, осужденного по этой статье: он скончался в больнице тюрьмы № 1 г. Вологды (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 29. Оп. 2. Д. 7. Л. 148).

Вместе с тем следует отметить, что начиная с 1942 года количество «расстрельных» приговоров по статье 58-1 п. «б» стало постепенно снижаться. В случаях, когда при пересмотре дел обвиняемых в порядке надзора Военная коллегия (Приговоры и определения Военной коллегии были окончательными и кассационному обжалованию и опротестованию не подлежали. Они могли быть пересмотрены только в порядке надзора Пленумом Верховного суда СССР по протесту Прокурора СССР или Председателя Верховного суда СССР. О каждом приговоре к высшей мере наказания (расстрелу) все военные трибуналы были обязаны немедленно сообщать по телеграфу председателю Военной коллегии и соответствующему прокурору) Верховного суда СССР «не усматривала» необходимости применения полной санкции данной статьи, расстрел заменялся 10 годами лишения свободы в исправительно-трудовом лагере с последующим поражением в правах на 5 лет. Так, в первом полугодии 1943 года подобная замена была произведена Военколлегией одному из бывших бойцов Красной армии, которого за измену Родине военный трибунал войск НКВД по Вологодской области приговорил к высшей мере наказания (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 18. Оп. 1. Д. 17. Л. 4).

В ряде случаев протесты на приговоры выносил лично Председатель Верховного Суда СССР. В частности, так «повезло» осужденному К. Даминову, который ожидал исполнения приговора в тюрьме № 4 г. Череповца. Военным трибуналом 37-й отдельной стрелковой бригады 2-й резервной армии он был приговорен 4 ноября 1942 года к расстрелу по совокупности статей 19-58-1б (попытка измены Родине), 19-58-11 (попытка создания контрреволюционной организации) и 58-10 ч. 2 (контрреволюционная агитация в военной обстановке).

Иными словами, он обвинялся не только в намерении лично перейти на сторону врага, но и в создании из красноармейцев своего взвода группы, вместе с которой и хотел перебраться к немцам. Заодно ему инкриминировались: восхваление фашистского строя, распространение клеветнических измышлений о плохом питании в Красной армии и призывы к членовредительству. Правда, из всего «набора» обвинений Военколлегия на основании доводов протеста исключила два первых. Учитывая, что обвинения Даминову были предъявлены по показаниям свидетеля, признанного психически неполноценным, наказание ему было определено только по статье 58-10 ч. 2 и смягчено до десяти лет лагеря и пяти последующих за ними лет поражения в правах. Правда, и этот срок для осужденного оказался непосильным. Он не пробыл в неволе и двух лет — умер в областной больнице для осужденных в поселке Шексна 24 июня 1944 года от дистрофии и туберкулеза легких.

Следует отметить, что в соответствии с примечанием 2 к статье 28 Уголовного кодекса РСФСР военные суды стали широко практиковать в отношении осужденных военнослужащих отсрочки исполнения приговоров до окончания военных действий с условием направления их на фронт. К примеру, только за июль—август 1944 года трибуналы 2-го Белорусского фронта применили такую отсрочку к 54 проц. общего числа осужденных за этот период (Военные трибуналы — органы советского правосудия. М., 1958. С. 102).

Несмотря на то что отсрочка не допускалась к осужденным за контрреволюционные преступления, бандитизм, убийство, разбой и другие наиболее тяжкие преступления (См. подробнее: Ткачевский Ю.М. Ответственность за воинские преступления во время Великой Отечественной войны (1941—1945) // Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 2005. № 3. С. 37), военные трибуналы нередко заменяли в отношении осужденных по 58-й статье высшую меру наказания десятилетним сроком заключения, который в свою очередь заменялся направлением их в действующую армию. В таких случаях применение отсрочки исполнения приговора связывалось не только с личностью виновного, но и с обстоятельствами, характеризующими преступление. Пересмотр приговора оправдывался обстановкой военного времени и предоставлением возможности оступившимся искупить свою вину в борьбе с врагом. Например, красноармейцы А.И. Старыгин и Т.Ф. Слепов, осужденные 26 июня 1942 года военным трибуналом Вологодского гарнизона Архангельского военного округа по статье 58-1 п. «б», были освобождены из-под стражи в тюрьме № 1 г. Вологды и переданы в военкомат для последующей отправки на фронт (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 29. Оп. 2. Д. 7. Л.311).

Первоначально такие военнослужащие направлялись в строевые, а затем в штрафные части, которые были созданы по приказу наркома обороны СССР И.В. Сталина № 227 от 28 июля 1942 года (Положение о штрафных ротах действующей армии и Положение о штрафных батальонах, куда направлялись лица офицерского состава, были утверждены 20 сентября 1942 г. и объявлены приказом НКО СССР № 298 от 28 сентября 1942 г.) . Всего за годы войны было сформировано 65 штрафных батальонов и 1037 штрафных рот. Через них прошло 427 910 человек, или 1,24 проц. общей численности Вооруженных сил СССР (Пыхалов И.В.Великая Оболганная война. М., 2005. С. 437, 438. Вышедший на экраны фильм«Штрафбат» создает иллюзию того, что количество штрафных подразделений было непомерно велико, и именно штрафники приняли на себя основное бремя войны). Осужденные из числа штрафников, проявившие себя достойными бойцами, освобождались от наказания с последующим снятием судимости.

Красноармейцы, побывавшие в немецком плену и арестованные отделами «Смерш» (Главное управление контрразведки НКО «Смерш» («Смерть шпионам») и его органы на местах были созданы на базе особых отделов НКВД в апреле 1943 г. Аналогичная структура была создана в Наркомате ВМФ СССР) , часто необоснованно выдавались за лиц, якобы завербованных германской разведкой, а потому активно «разрабатывались» оперативными частями тюрем с целью выявления, какое задание было ими получено. К примеру, в тюрьме № 1 г. Вологды уже были определены заранее стандартные обвинения к подобным заключенным: переход линии фронта, чтобы снова влиться в ряды Красной армии и вести контрреволюционную агитацию среди бойцов за сдачу в плен. Разумеется, все агентурные материалы подтверждались следствием, арестованные признавали свою вину и сурово наказывались: их ожидал, как правило, расстрел, либо его смягченный вариант в виде 10 лет заключения с последующим поражением в правах на 5 лет (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 8. Оп. 1. Д. 51. Л. 11; Д. 52. Л. 18об).

Как свидетельствуют источники, этот срок для большинства, получивших клеймо изменника Родины, становился «смертью в рассрочку». Подарив жизнь, Советское государство предоставляло им возможность искупить вину ударным лагерным трудом. А поскольку законодательство тех лет относило осужденных по любому из пунктов 58-й статьи к категории особо опасных государственных преступников, то в лагерях они направлялись на самые тяжелые работы. При существовавших нормах выработки и крайне плохом питании здоровья хватало ненадолго.

Просьбы о помиловании, как правило, отклонялись «в силу тяжести совершенных преступлений». К примеру, такую формулировку отказа на заявление о помиловании получил 12 марта 1947 года заключенный Опокского исправительно-трудового лагеря А. Данилов. Бывшему младшему лейтенанту (из числа окруженцев), осужденному по статье 58-1 п. «б», не помогла даже отличная характеристика, выданная администрацией лагерного участка. В ней, в частности, отмечалось его добросовестное отношение к труду, хорошее поведение в быту и отсутствие административных взысканий за все время пребывания в лагере. Заметим, что осужденный, отбывая здесь свой срок с 1944 года, работал молотобойцем и выполнял норму на 120 проц. Через год после отказа на просьбу «вернуть свободу и дать возможность встать в ряды свободного советского народа» он умер от туберкулеза легких.

Картина репрессивной деятельности советского правосудия в отношении изменников Родины будет не полной, если не упомянуть о том, что при осуждении по статье 58-1 п. «б» страдали не только они сами, но и их семьи. Например, 20 сентября 1943 года были заключены под стражу и этапированы из д. Кузьмо-Демьянское Мяксинского района в тюрьму № 4 г. Череповца колхозница О.Н. Лобашова вместе с тремя малолетними детьми. Они подлежали высылке в Коми АССР по делу мужа и отца, осужденного 28 ноября 1942 года военным трибуналом 55-й армии (55-я армия под командованием генерал-майора артиллерии В.П. Свиридова в этот период вела боевые действия на Ленинградском фронте. В конце декабря 1943 г. объединена с 67А) по ст. 58-1 п. «б». Этот красноармеец был обвинен в попытке перехода на сторону врага во время нахождения на передовой.

Бывшим военнослужащим, оказавшимся в годы войны в местах заключения на территории Вологодской области по 58-й статье, помимо «измены Родине» (58-1б) чаще других составов преступления инкриминировались также контрреволюционная агитация (58-10) и контрреволюционный саботаж (58-14). Судебные процессы по подобным делам проводились в закрытых заседаниях и не подлежали освещению в печати. Только показательные судебные процессы в отношении нацистских преступников и их пособников — изменников Родины находили отражение в центральных газетах. Местная пресса лишь перепечатывала эти материалы («О мерах наказания для немецко-фашистских злодеев, виновных в убийствах и истязаниях советского гражданского населения и пленных красноармейцев, для шпионов, изменников Родины из числа советских граждан и их пособников»: Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 г)

В частности, в июле 1943 года на страницах «Красного Севера» широко освещался процесс по делу о зверствах немецко-фашистских захватчиков и их пособников на территории г. Краснодара и Краснодарского края. В числе обвиняемых был и бывший военнослужащий И.Ф. Котомцев, который после добровольной сдачи в плен поступил на службу в полицию, а затем в гестапо. За участие в карательных операциях он был приговорен к смертной казни через повешение (См.: Красный Север. 1943. 17 июля. С. 1; 21 июля. С. 2)

Следует отметить, что трудящиеся Вологодской области, как и страны в целом, «горячо одобряли приговоры военных трибуналов над немецкими извергами и предателями» (Красный Север. 1943. 22 декабря. С. 1).

Категорию осужденных за контрреволюционную агитацию попадали и те военнослужащие Красной армии, которые были уличены особыми отделами НКВД и «Смерш» в распространении так называемых пораженческих слухов, содержавших антисоветские высказывания. Эти слухи носили самый разнообразный характер, но большей частью касались положения дел на фронтах, экономического и военного потенциала СССР, отношения немцев к пленным красноармейцам и местному населению и т.п. Подобные крамольные мысли, случайно высказанные красноармейцами вслух при бдительных сослуживцах, сотрудниках госпиталей и других добровольных помощниках оперативных работников, оборачивались для них расплатой «по самому крупному счету». В военной обстановке предел наказания по статье 58-10 не ограничивался. И если в начале войны за контрреволюционную агитацию профашистского пораженческого характера в основном расстреливали, то позже стали направлять на 10 лет в лагеря.

Например, в мае 1943 года такой срок и последующее поражение в правах на 5 лет за «изменническую агитацию» получил боец А.И. Данилов, который после возращения из госпиталя в беседе со своими новыми сослуживцами «поделился воспоминаниями» о факте добровольного посещения с группой солдат блиндажа противника в сентябре 1941 года.

Неосторожное откровение стоило ему дорого. В августе 1943 года он умер от пеллагры в отдельном лагерном пункте № 9 Управления исправительно-трудовых лагерей и колоний по Вологодской области.

За бывшими красноармейцами, осужденными по 10 пункту 58-й статьи в бытность их на военной службе, в местах заключения следили особо бдительно, по крупицам собирая информацию об их антисоветских настроениях. Такие лица состояли на особом оперативном учете, на них заводились специальные агентурные дела.

Если компрометирующих материалов собиралось достаточно, то уже раз наказанных повторно привлекали к уголовной ответственности за так называемую контрреволюционную деятельность. Так что для большинства осужденных, получивших дополнительные сроки по 58-й статье в местах лишения свободы, снятие обвинения происходило посмертно. В то же время нельзя не отметить, что значительная часть агентурных дел оставалась нереализованной (Что касается дальнейшей судьбы нереализованных агентурных дел, то все они уничтожались по истечению пятилетнего срока хранения как «не представлявшие оперативной ценности»).

В ряде случаев оперативным работникам не удавалось набрать улик на новое следственное дело. Нередко разработки подозреваемых прекращались ввиду их смерти или этапирования в другие места заключения. К примеру, по причине смерти в конце ноября 1943 года было закрыто агентурное дело на бывшего бойца 29-й запасной строительной бригады И.М. Решетникова, осужденного военным трибуналом на 10 лет по статье 58-10, который якобы продолжал вести пораженческую контрреволюционную агитацию (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 29. Оп. 2. Д. 125. Л. 238).

Условия военного времени не могли не отразиться на практике применения мер уголовного наказания. За отдельные виды преступлений предусматривалось ужесточение этих мер. Как свидетельствуют документы, в первый период войны за небрежное исполнение воинских приказов, дезертирство с передовой и т.п. красноармейцев в большинстве случаев судили не по статье Уголовного кодекса РСФСР 193 (воинские преступления), а по статье 58-14 (контрреволюционный саботаж). Не принималась во внимание реальная обстановка на фронте, а учитывались лишь отягчающие обстоятельства при совершении подобных преступлений. В результате осужденных, как правило, приговаривали к высшей мере наказания — расстрелу. Так, в марте 1942 года военный трибунал войск НКВД по Вологодской области вынес столь суровую кару по этой статье двум бывшим бойцам Красной армии — В.И. Фарутину и И.Д. Фомину (И.Д. Фарутин 12 января 1965 г. был реабилитирован Вологодским областным судом).

Необходимо отметить, что приговоры приводились в исполнение непосредственно в тюрьмах. Начиная со второй половины 1942 года количество расстрелов резко пошло на убыль, а судебные органы стали реже усматривать необходимость применения статьи 58-14 за сугубо воинские преступления и возвратились к довоенной практике их квалификации — по 193-й статье УК РСФСР.

Следует сказать, что в годы войны осужденные по 58-й статье из числа военнослужащих значительно повышали и без того высокий уровень смертности лагерного контингента на Вологодчине. Большая часть из них оказывалась за колючей проволокой физически и морально истощенными, с недолеченными ранами. Некоторые умирали еще в пути. Так, 29 апреля 1943 года в областном пересыльном пункте была зафиксирована смерть бывшего красноармейца 2-й резервной армии Р.Л. Геденрейха, осужденного в декабре 1942 года на 10 лет ИТЛ за контрреволюционную агитацию. Многие нашли свой последний приют на кладбищах лагерных пунктов и колоний спустя всего несколько месяцев после прибытия этапа.

К примеру, бывший военнослужащий И.И. Данилин, осужденный в декабре 1942 года военным трибуналом 54-й армии (54-я армия под командованием генерал-лейтенанта А.В. Сухомлина в декабре 1942 г. участвовала в боях на Волховском фронте, в Ленинградской битве 1941— 1944 гг.), умер 17 января 1943 года в стационаре отдельного лагерного пункта № 1 от дистрофии 2-й степени (Архив УВД по Вологодской области. Ф. 33. Оп. 1. Д. 2662. Л. 12).

Наибольшая смертность среди заключенных, судя по архивным документам, наблюдалась в 1942—1943 гг. Таким образом, нельзя не признать того факта, что довольно значительное число лиц, оказавшихся в годы войны, а также после победы в заключении, попали за колючую проволоку необоснованно, а лишь в силу специфики советского правосудия. Многие из них так и не дождались освобождения, хотя не являлись ни политическими противниками режима, ни военными преступниками.

Н.А. БЕЛОВА.

В начальный период войны в тюрьмах западных областей страны оказалось значительное число заключенных. Всего пришлось эвакуировать 272 тюрьмы, в которых содержалось 141 527 заключенных. В западных областях Украины в предвоенный период проводились действия по ликвидации активно действовавшего подполья ОУН.

В тюрьмах только этих областей к началу войны находилось более 23 236 заключенных. На 10 июня 1941 г. в 32 тюрьмах Белоруссии находилось 25 860 человек, причем самые большие тюрьмы были расположены в приграничных городах: Брест (около 4 тыс.), Белосток (около 4 тыс.), Гродно (около 3,5 тыс.). В Прибалтике перед самым началом войны была завершена операция по выселению «неблагонадежного элемента». Из Эстонии было выслано чуть более 10 тыс. человек, из Литвы около 17,5 тыс., из Латвии- по разным оценкам, от 15,4 до 16,5 тыс. человек. Эта операция была завершена к 21 июня 1941 г., однако в тюрьмах также оставалось много заключенных.

Территория Литвы была захвачена немецкими войсками в течение первых дней войны - Каунас и Вильнюс были заняты немцами 24 июня. Эвакуация около 1700 заключенных из тюрем Вильнюса была начата вечером 23 июня - но состав при отправлении был расцеплен, и в Горький эвакуировали только 609 заключенных. Всего из Литвы было эвакуировано 1363 заключенных. Латвия была захвачена несколько позже, отсюда были эвакуированы 3722 заключенных. Из Эстонии до 2 июля 1941 г. было эвакуировано 4047 заключенных.

Необходимость эвакуации большого числа заключенных беспокоила политическое руководство страны.

С началом Великой Отечественной войны выходит приказ Берии и Прокурора СССР В.М. Бочкова № 221 от 22 июня 1941 г.: «Приказываем:

1. Прекратить освобождение из лагерей, тюрем и колоний контрреволюционеров, бандитов, рецидивистов и других опасных преступников.

2. Указанных заключенных, а также польские контингенты, немцев и иноподцанных сосредоточить в усиленно охраняемые зоны, прекратив бесконвойное использование на работах. Содержащихся в лагере заключенных максимально законвоировать. 3. Арестовать заключенных, на которых имеются материалы в антисоветской деятельности. 4. Охрану лагерей, тюрем и колоний перевести на военное положение. 5. Прекратить отпуска всем работникам лагерей, тюрем и колоний и работникам прокуратуры ИТЛ, находящихся в отпусках немедленно вызвать. 6. Прекратить всякую переписку заключенных, а также содержащихся в спецпоселках, с волей. 7. Исполнение донести в 24 часа».

Предлагаемый тюремными властями порядок эвакуации заключенных и «разгрузки» тюрем изложен в докладной записке от 4 июля 1941 г. «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО НАРОДНОМУ КОМИССАРУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СССР. тов. БЕРИЯ. Дальнейший вывоз заключенных из тюрем прифронтовой полосы, как вновь арестованных после проведенной эвакуации тюрем, так и в порядке расширения зоны эвакуации, считаем нецелесообразным, ввиду крайнего переполнения тыловых тюрем и трудностей с вагонами. Необходимо предоставить начальникам УНКГБ и УНКВД, в каждом отдельном случае, по согласованию с военным командованием решать вопрос о разгрузке тюрьмы от заключенных в следующем порядке: 1. Вывозу в тыл подлежат только подследственные заключенные, в отношении которых дальнейшее следствие необходимо для раскрытия диверсионных, шпионских и террористических организаций и агентуры врага. 2. Женщин с детьми при них, беременных и несовершеннолетних, за исключением диверсантов, шпионов, бандитов и т. п. особо опасных, - освобождать. 3. Всех осужденных по Указам Президиума Верховного Совета СССР от 26.6,10. 8 и 28.12-1940 г. и 9.4 с. г, а также тех осужденных за бытовые, служебные и другие маловажные преступления, или подследственных по делам о таких преступлениях, которые не являются социально опасными, использовать организованно на работах оборонного характера по указанию военного командования, с досрочным освобождением в момент эвакуации охраны тюрьмы. 4. Ко всем остальным заключенным /в том числе дезертирам/ применять ВМН - расстрел. Просим Ваших указаний. Зам. Народного Комиссара Внутренних дел СССР Чернышов, Начальник тюремного управления Никольский».

В связи с быстрым продвижением немецких войск советское руководство стало принимать срочные меры по вывозу заключенных. Телеграмма: «НКГБ - тов. Мешик Минск, НКГБ - тов. Цанава Рига, НКГБ - т. Шустану Таллин, НКГБ - тов. Кумм Петрозаводск, НКГБ - тов. Баскакову Мурманск, УН КГБ - тов. Ручкину, Ленинград, УНКГБ - тов. Куприну. Предлагаю Вам: 1. Проработать вопрос о вывозе подавляющего числа арестованных, числящихся за НКГБ, НКВД, судом и прокуратурой. Сообщите общее количество имеющихся у Вас арестованных, с указанием - сколько, за какими органами числится и какое количество арестованных, по Вашему, следует вывезти. Арестованные будут вывезены в центральные и восточные районы СССР. Учтите, что вместе с арестованными будет направлено некоторое количество Ваших работников для ведения следствия по делам арестованных по новому месту их нахождения. 2. Примите меры к отбору из числа архивных дел наиболее важных, которые также должны быть Вами направлены в Москву, в адрес 1-го спец, отдела НКВД СССР.

3. Рассмотрите дела на всех имеющихся у Вас арестованных органами НКГБ и составьте списки на тех, которых Вы считаете целесообразным расстрелять. В списках укажите имя, отчество, фамилию, год рождения, последнюю должность или место работы перед арестом, а также краткое содержание обвинения, с указанием сознался ли арестованный. Указанные списки вышлите не позднее 23 июля. Меркулов. 23 июня 1941 г. № 2445/М. Москва».

В Литве, недалеко от населенного пункта Телыияй, в лесу, найдены 74, по другим данным - 79 тел, которые опознаны как расстрелянные 24-25 июня 1941 г. заключенные тюрьмы Телыияй. По одной версии, они были убиты сотрудниками НКВД, по другой - сотрудниками НКВД и военнослужащими РККА. В ряде источников указывается, что 26 июня 1941г. НКВД уничтожил 400 человек заключенных и весь персонал тюрьмы вместе с семьями в колонии для заключенных в Правенешкес, в 12 км от Каунаса. Ряд современных латвийских источников, основываясь на изданных в 1942 г. в Риге работах Комиссии по расследованию зверств большевиков в Латвии под названием «Год ужасов» и «Обвинительные до- казательства», указывают на то, что в Рижской тюрьме было расстреляно 78 заключенных (71). В Эстонии в ночь с 8 на 9 июля 1941 г. в тюрьме города Тарту было расстреляно 192 человека, в Лихула - 6, вХаапсалу - 11, в Вильянди - 11, в Печорах - 6 человек (72).

Уже в первые часы войны тюрьмы в Перемышле и Бресте были обстреляны немецкой артиллерией, тюрьмы в ряде других приграничных пунктов подверглись авиаударам. Заключенные тюрьмы г. Брест, которая не была эвакуирована, начали грабить городские склады и магазины, «занялись пьянкой и приветствием вступления германских фашистских войск в город: “Да здравствует освободитель Гитлер” и т. д.». Часть охранников тюрьмы не успела уехать из города, и немцы отлавливали их с помощью заключенных и расстреливали на улицах (73).

Заместитель народного комиссара внутренних дел СССР Чернышов передал по телефону народному комиссару внутренних дел Белорусии Матвееву указание Берии о немедленной эвакуации тюрем. В этот же день ЦК КП(б) Белоруссии издал постановление о срочном приведении в исполнение приговоров в отношении заключенных, осужденных к высшей мере наказания. В условиях быстрого продвижения немецких войск и постоянного воздействия авиации на тыловые объекты, вызывавших панику и хаос, во многих местах этого сделать не удалось. Так 22 июня при эвакуации заключенных и задержанных из Перемышля 669 человек попали к немцам. В Самборе к немцам попал 181 заключенный, осужденный к расстрелу и задержанный «по контрреволюционным статьям». Во время эвакуации колонны заключенных, эвакуируемых в пешем порядке, подвергались налетам немецкой авиации и несли потери. Из 32 тюрем НКВД Белоруссии, функционировавших на 22 июня 1941 г., удалось провести эвакуацию лишь из 14. В результате в тюрьмы тыловых районов эвакуировано 9573 человека, «оставлено противнику» - 16 048 человек. Бежало в пути при бомбежке 775 заключенных, освобождено «налетом банды» - 76, расстреляно в тюрьмах - 530, незаконно расстреляно конвоем в пути - 714. Такая же обстановка сложилась в западных областях Украины.

23-24 июня 1941 г. НКГБ Украины передал указание в прифронтовые области о том, что «всех следственных и осужденных за контрреволюционные преступления по ст. 170 УК, по закону от 7 августа и лиц, совершивших большие растраты, расстрелять, а следственных и осужденных по другим статьям освобождать». С началом войны начали активно действовать вооруженные отряды ОУН, переброшенные ранее с немецкой стороны. Ими были предприняты попытки нападения на тюрьмы в Львове, Злочеве, Луцке, Дубно и других городах. Эвакуация сопровождалась большими потерями. Из 78 тюрем Украины в 1941 г. всего было эвакуиро- вано 45 569 человек, расстреляно в тюрьмах - 8789, убито при попытке к бегству - 48 человек, расстреляно конвоем в пути при подавлении бунта и сопротивления - 123, незаконно расстреляно конвоем в пути - 55, оставлено немцам - 3536 заключенных (74).

Массовые расстрелы производились во внесудебном порядке НКВД и НКГБ. В официальных документах эти действия именовались как «разгрузка тюрем» или «убытие по 1-й категории». Расстрелы в основном проводились в тюрьмах, хотя известны случаи, когда это происходило при конвоировании. Наиболее массово такая практика применялась в западных областях УССР, в меньшей степени в БССР и эпизодически в Прибалтийских республиках, которые были быстро заняты немецкими войсками. Такие случаи имели место также в РСФСР и Карело-Финской ССР во время прорывов немцев.

Ужасная картина вырисовывается при ознакомлении с отчетными документами об эвакуации (данные А. Гурьянова - Польская комиссия общества «Мемориал» и А. Кокурина - Гос. архив Российской Федерации) (75): Из доклада начальника Тюремного управления НКВД УССР капитана госбезопасности Филиппова заместителю Народного комиссара внутренних дел СССР Чернышеву и начальнику Тюремного управления НКВД СССР капитану государственной безопасности Никольскому, от 12.06.1941 г.: «В отдельности по каждой области дело с эвакуацией заключенных обстоит в следующем виде: Львовская область: Из тюрем Львовской области убыло по 1-й категории 2464 человека, освобождено 808 заключенных, вывезено перебежчиков 201 и оставлено в тюрьмах 1546.

Главным образом обвиняемые за бытовые преступления. Все убывшие по 1-й категории заключенные погребены в ямах, вырытых в подвалах тюрем, а в гор. Злочеве в саду. 27 июня при эвакуации тюрьмы г. Сам- бор - осталось 80 незарытых трупов, на просьбы нач. тюрьмы к руководству юротдела НКГБ оказать ему помощь в зарытии трупов - ответ был получен отрицательный. Станиславская область: По 1-й категории убыло 1000 человек. По заявлению нач. тюрьмы г. Станислава Гриценко погребение произведено за пределами тюрьмы в вырытой для этой цели яме. Часть 1 -й категории погребено на территории тюрьмы в яме. Тернопольская область: По состоянию на 22/ѴІ - в тюрьме г. Тернополь содержалось 1790 чел. заключенных. Из этого количества 560 чел. убыло по 1-й категории. Погребение произведено в вырытых специально для этой цели ямах, однако часть - 197 человек - погребены в подвале НКГБ, мелко очень зарыты, операцию проводил нач. УН КГБ. В тюрьме г. Бережаны по состоянию на 28/ѴІ содержалось 376 чел. заключенных, убыло по 1-й категории 174 чел. Погребение произведено в расположении воинской части (старая крепость). Из общего количества убывших по 1-й катего- рии осталось в подвале тюрьмы 20 человек, которых не успели вывезти, так как нач. райотдела НКГБ Максимов категорически отказал в предоставлении машин для вывоза трупов. Кроме того 40 чел. было вывезено на машинах к месту погребения, но не доехав к месту машины во время бомбардировки были разбиты и заключенные оставлены. В ночь на 30/ѴІ начальник тюрьмы, оперуполномоченный и 5 надзирателей возвратились для погребения заключенных, но началась снова бомбардировка и их успели только скинуть с машины. Ровенская область: Из тюрьмы г. Дубно по 1-й категории убыло 230 человек, освобождено по бытовым статьям за маловажные преступления и осужденных по Указам 170 человек. Волынская область: Из тюрьмы г. Ковель убыло по 1 -й категории 195 человек. Освобождено за маловажные бытовые преступления 300 человек, на месте осталось 145 человек, которых не успели этапировать. Из тюрьмы г. Владимир-Волынска убыло по 1-й категории 36 человек, освобождено 15 человек, остальные 280 человек остались в тюрьме не вывезенными».

Здесь отсутствует упоминание тюрьмы в Луцке, областном центре Волынской области, однако другой документ - «Ведомость выбытия и движения эшелонов по тюрьмам НКВД Украинской СССР», сообщает: «В Луцке - выбыло осужденных к ВМН - 73 з/к. Освобождено - 44 з/к. Расстреляно около 2000 з/к.». Из докладной записки зам. начальника Тюремного управления НКВД УССР политрука Демехина «О результатах эвакуации заключенных из тюрем г. г. Чертков и Коломыя» начальнику Тюремного управления НКВД СССР Никольскому, от 31 июля 1941 г.: «Тюрьма гор. Чертков: В тюрьме гор. Черткова содержалось - 954 з/к, эвакуация которых производилась 2 июля 1941 г. Все заключенные были этапированы пешим порядком. Из гор. Чертков этап следовал через пункты: Каменец-Подольск, Жмеринка, Тывров, Ситковцы, Христи- новка, Умань. В пути следования при попытке восстать и бежать было расстреляно 123 заключенных - членов ОУН. 20. VII. с. г. в г. Умани по распоряжению военного прокурора фронта и зам. Народного Комиссара Государственной Безопасности УССР - майора госбезопасности т. Ткаченко расстреляно и закопано 767 заключенных, осужденных и следственных по контрреволюционным статьям».

Из докладной записки начальника 3-го отделения НКВД 42-й бригады Конвойных войск мл. лейтенанта госбезопасности Компанийца начальнику 3-го отдела НКВД СССР ст. майору госбезопасности Белякову: «Старший лейтенант Дьячков и старший политрук Панченко возглавляли эшелон заключенных, погружавшийся из Виленской тюрьмы. Во время налета авиации противника и действия к-p групп в гор. Вильно, Дьячков и Панченко бежали, а за ними почти весь конвой. Оставшаяся группа в 4 человека во главе с младшим сержантом Умеренковым, силой оружия, понудила паровозную бригаду вести эшелон по маршруту и четверо, вместо 80-ти человек конвоя, отконвоировали 609 человек заключенных в гор. Горький, не имея ни одного побега».

Из оперсводки командира 42-й бригады подполковника Ванюкова начальнику Управления Конвойных войск, по состоянию на 5.7.41: «В ночь с 24 на 25.6.41 конвоем 226-го полка 170 заключенных из тюрем г. Минска были отконвоированы за реку Березина для отрывки окопов. В пути движения в районе Червень состав конвоя вместе с колонной заключенных подвергся сильной бомбардировке с воздуха. Распоряжением начальника тюремного управления НКВД БССР Степанова заключенные за к/p преступления были расстреляны, а остальных распустили. Конвой в полном составе 37 человек возвратился в часть».

Из доклада о служебной деятельности частей 13-й дивизии конвойных (затем: внутренних) войск НКВД за период с 22.6 по 4.8.41 г. и за III квартал 1941 г.: «При эвакуации тюрем, как правило, принимались конвоями з/к неподготовленными (раздетые, босые и плохо обеспечивались продуктами: 200-400 г хлеба в сутки и рыба). Продукты выдавались на 5-7 суток, а конвоирование продолжалось 20-30 суток».

В Российской Федерации, в Медведевском лесу, в 10 км от Орла, 11 сентября 1941 г, т. е. более чем за три недели до взятия Орла немцами, сотрудники НКВД расстреляли 157 заключенных, содержавшихся в местной тюрьме, включая осужденных на третьем Московском процессе Х.Г. Раковского, С.А. Бессонова и Д.Д. Плетнева, большевика - деятеля оппозиции П.Г. Петровского, лидеров эсеров Марию Спиридонову, И.А. Майорова, А.А. Измаилович, жен «врагов народа» - Ольгу Каменеву (жена JI. Каменева и сестра Л. Троцкого), жен Я.Б. Гамарника, маршала

А.И. Егорова, А.И. Корка, И.П. Уборевича, мужа Марины Цветаевойжур- налиста-евразийца и агента НКВД Сергея Эфрона, астронома Б.В. Ну- мерова и других. Основанием для расстрела стала докладная записка Берии Сталину от 6 сентября 1941 г. о том, что «некоторая - наиболее озлобленная часть содержащихся в местах заключения НКВД государственных преступников - ведет среди заключенных пораженческую агитацию и пытается подготовить побеги для возобновления подрывной работы. Представляя при этом список на 170 заключенных, разновременно осужденных за террористическую, шпионско-диверсионную и иную контрреволюционную работу, НКВД СССР считает необходимым применить к ним высшую меру наказания - расстрел».

Список составлялся в спешке, без всякой проверки, и в него были включены фамилии 9 человек, которых к тому времени в Орловской тюрьме уже не было (одни умерли, другие были освобождены после пересмотра их дел). На основании этой записки было издано постановление № ГКО-634 сс от 6 сентября 1941 г., в котором указывалось: «Применить высшую меру наказания - расстрел к 170 заключенным, разновременно осужденным за террористическую, шпионско-диверсионную и иную контрреволюционную работу. Рассмотрение материалов поручить Военной коллегии ВС СССР». Без возбуждения уголовного дела и проведения предварительного и судебного разбирательства Военная коллегия Верховного суда СССР под председательством Ульриха В.В. (члены коллегии Кандыбин Д.Я. и Буканов В.В.) вынесла смертный приговор 161 заключенному.

Известны и другие случаи бессудных расстрелов заключенных в начальном периоде войны. Виктор Кравченко в книге «Я избрал свободу» пишет: «...Некоторые из нас, в Совнаркоме, знали о случаях массового уничтожения заключенных, когда выяснилось, что их невозможно эвакуировать. Это происходило в Киеве, Минске, Смоленске, Харькове, в моем родном Днепропетровске, в Запорожье. Один такой эпизод остался у меня в памяти в подробностях. В маленькой Кабардино-Балкарской советской автономной республике, вблизи Нальчика, находился молибденовый комбинат НКВД, где работали заключенные. Когда Красная Армия отступала из этого района, несколько сотен заключенных, по техническим причинам, не могли быть своевременно вывезены. Директор комбината, по приказу комиссара кабардино-балкарского НКВД товарища Анохова, расстрелял из пулеметов этих несчастных мужчин и женщин до одного. После того как этот район был освобожден от немцев, Анохов получил награду и был назначен председателем совнаркома этой республики» (76:151).

С 22 июня по 31 декабря 1941 г. в НКВД было осуждено за самочинные расстрелы и убийства - 19 человек. Так, зам. начальника тюрьмы Табер и пом. оперуполномоченного Мохов 13 сентября были приговорены военным трибуналом к высшей мере наказания «за участие в самочинном расстреле 714 заключенных, эвакуированных из тюрьмы № 28 белорусского города Глубокое». Проходившие по этому же делу И.Я. Баталов,

В.Н. Малинин и П.И. Скребневский получили по 10 лет. На захваченных территориях в пропагандистских целях немцы проводили эксгумацию трупов расстрелянных. Для этого в ряде случаев насильственно привлекалось еврейское население. Так, в Телыиае (Литва), где гетто было создано коллаборационистами за несколько дней до обнаружения тел жертв «евреев из ЧК», 30 мужчин из гетто были привлечены к раскопкам общей могилы. В процессе раскопок их избивали и заставляли целовать раны трупов. 13 июля - в день погребения жертв - избиение было продолжено, а 15 июля большинство мужчин гетто было убито. Аналогичные события со схожим подтекстом («евреи - убийцы из НКВД») имели место и в других городах Прибалтики. В более широких масштабах такие мероприятия проводились в Западной Украине. Отчеты СД сообщают о убийствах евреев украинцами в Львове, Тернополе, Самборе, Злочеве и ряде других мест.