Глава 16

ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ (февраль – апрель 1938 г.)

Последствия бескровной чистки вермахта почти немедленно ощутила Вена. Франц фон Папен, бывший канцлер, а ныне глава германской миссии в маленькой стране, был вызван к телефону. Звонил секретарь рейхсканцелярии Ламмерс: «Фюрер просил вам сообщить, что ваша миссия в Вене закончилась». Папен потерял дар речи. Гитлер же сам убедил его занять этот пост, чтобы смягчить опасную ситуацию, созданную убийством Дольфуса. «Кажется, я свое отслужил и теперь могу уходить», – думал он с горечью. Чтобы получить представление о том, что происходит, Папен сразу решил поехать в Берхтесгаден, где нашел фюрера уставшим и обеспокоенным. «Казалось, его глаза не могли сосредоточиться на одной точке, а мысли были где-то далеко. Он пытался объяснить мое увольнение пустыми предлогами», – вспоминал Папен. Рассеянный фюрер терял нить беседы, пока Папен не заметил, что только личная встреча между Гитлером и австрийским канцлером Куртом фон Шушнигом может разрешить многочисленные проблемы, разделяющие обе страны. «Это отличная идея», – оживился Гитлер и приказал Папену возвращаться в Вену, чтобы организовать такую встречу в самое ближайшее время.

Шушниг принял приглашение Папена с некоторым беспокойством. Он признался своему министру иностранных дел Гвидо Шмидту, что сделал это, «чтобы предотвратить мятеж и выиграть время, пока международное положение не улучшится в пользу Австрии».

Курт фон Шушниг

Гитлер встретил гостей внешне приветливо. Представив трех «случайно оказавшихся» там генералов, он повел австрийского канцлера в свой кабинет. Здесь фюрер сбросил маску приветливости, грубо обвинив Австрию в проведении недружественной политики. Разве допустимо оставаться в Лиге Наций после ухода из нее Германии? По мнению фюрера, Австрия ничего не делала, чтобы помочь Германии. Вся история Австрии была сплошной изменой. «И я теперь могу сказать вам в лицо, герр Шушниг, что я твердо намерен с этим покончить, – раздраженно говорил Гитлер. – Германский рейх – великая держава, и никто не поднимет голоса, если она урегулирует свои пограничные проблемы».

Не желая обострять отношения, Шушниг ответил, что вся история Австрии была неразрывно связана с германской и «вклад Австрии в этом отношении значителен». «Чепуха! – воскликнул Гитлер, как будто никогда не жил в Австрии. – Я еще раз вам говорю, что так продолжаться не может. Я выполню свою историческую миссию, мне это предписано провидением. Это моя жизнь. Посмотрите на жизнь в Германии, герр Шушниг, и вы увидите, что здесь правит только одна воля. Меня вдохновляет любовь народа. Я свободно могу ходить без охраны в любое время. Это потому, что меня любит и в меня верит народ».

Он обвинил Австрию в сооружении укреплений на германской границе и высмеял ее усилия по минированию мостов и дорог, ведущих в рейх: «Вы что, всерьез верите, что можете остановить или задержать меня хотя бы на полчаса? Возможно, вы проснетесь однажды утром в Вене и увидите, что мы нагрянули, как весенняя гроза. Я бы хотел избавить Австрию от такой судьбы, поскольку подобная акция будет означать кровопролитие».

Когда Шушниг ответил, что Австрия не одинока в мире и вторжение в страну будет, вероятно, означать войну, Гитлер презрительно усмехнулся. Он был уверен, что ради защиты мнимого суверенитета Австрии никто и пальцем не пошевелит – ни Италия, ни Англия, ни Франция.

В 16 часов австрийского канцлера привели на встречу с Риббентропом, который вручил ему отпечатанный на машинке проект соглашения, фактически означавший ультиматум: Германия поддержит суверенитет Австрии, если в течение трех дней будут освобождены все арестованные австрийские национал-социалисты, в том числе убийцы Дольфуса, а все уволенные должностные лица и офицеры – члены национал-социалистской партии будут восстановлены на своих прежних постах. Кроме того, лидер прогерманской фракции Артур Зейсс-Инкварт должен быть назначен министром внутренних дел с правом неограниченного контроля над полицейскими силами страны. «Умеренный» австрийский нацист должен занять пост министра обороны, а нынешние ответственные за пропаганду должны быть уволены для обеспечения «объективности прессы».

Для Шушнига эти уступки означали конец независимости Австрии, и, едва сдерживая негодование, он начал оспаривать пункт за пунктом. Ему удалось выжать из Риббентропа некоторые незначительные уступки, потом было объявлено, что фюрер готов принять его вновь.

Гитлер возбужденно шагал по кабинету. «Герр Шушниг, это не подлежит обсуждению, – сказал он, передав австрийцу второй экземпляр проекта соглашения. – Я не изменю ни одной запятой. Либо вы подпишете его в таком виде, либо наша встреча окажется бесполезной. В этом случае в течение ночи я решу, что делать дальше». Шушниг отказался принять ультиматум. Его подпись, сказал он, не имеет законной силы, так как по конституции только президент Миклас может назначать министров и амнистировать преступников. К тому же он не может гарантировать, что определенный документом срок будет соблюден. «Вы должны это гарантировать!» – закричал Гитлер. – «Не могу, герр рейхсканцлер», – ответил Шушниг.

Спокойные, но твердые ответы Шушнига привели Гитлера в ярость. Он подскочил к двери и крикнул: «Генерал Кейтель!» Затем повернулся к Шушнигу и бросил ему: «Я приглашу вас позднее». Крик был услышан в зимнем саду, и Кейтель чуть ли не бегом поспешил вверх по лестнице. Он вошел в кабинет и, тяжело дыша, спросил, какие будут указания. «Никаких! Просто садитесь», – рявкнул Гитлер. Озадаченный начальник генерального штаба послушно сел в углу, и отныне коллеги-генералы стали называть его за глаза «Лакейтель».

Не зная, что Гитлер блефует, Шушниг был глубоко потрясен. Он рассказал все министру иностранных дел Шмидту, который заметил, что не будет удивлен, если их сейчас арестуют.

Между тем другой австриец, умеренный нацист и художественный критик, уверял фюрера, что Шушниг – скрупулезный человек, всегда выполняющий свои обещания. Гитлер решил изменить тактику. Когда Шушниг снова вошел в кабинет, он великодушно сообщил: «Я меняю свое решение – впервые в жизни. Но предупреждаю: это ваш последний шанс. Я даю вам еще три дня до вступления соглашения в силу».

После шока первых двух бесед мелкие уступки, вырванные у Гитлера, казались более важными, чем они были на самом деле, и Шушниг согласился поставить свою подпись под соглашением. Как только документ с поправками был отдан для печатания, Гитлер снова стал любезным, как торгаш, продавший картину по баснословной цене и уверяющий покупателя, что он дешево заплатил. «Поверьте мне, герр канцлер, это к лучшему. Теперь мы можем спокойно жить в согласии следующие пять лет», – сказал он. К вечеру два экземпляра соглашения были подписаны.

В Бергхофе Гитлер пошел на очередной блеф. Он дал указание устроить в течение нескольких следующих дней лжеманевры у австрийской границы, чтобы заставить президента Микласа ратифицировать соглашение.

У Шушнига было три дня для получения одобрения своих коллег и президента Микласа. В воскресенье канцлер вернулся в Вену, а срок истекал во вторник, 15 февраля. Он сразу же встретился с Микласом, который готов был амнистировать сидящих в тюрьмах австрийских нацистов, но решительно противился назначению Зейсс-Инкварта. «Я готов дать ему любой пост, – сказал Миклас, – но только не полицию и армию».

Новость о секретной встрече в Берхтесгадене скоро распространилась по кофейням – неофициальному парламенту Австрии, и тревожное настроение охватило страну. В кабинете начались резкие споры, одна группа министров критиковала Шушнига, другая одобряла его осторожную политику. За сутки до истечения срока гитлеровского ультиматума разногласия между сторонами были настолько глубоки, что президент созвал чрезвычайное совещание. Описав ситуацию, Шушниг представил три варианта: назначить другого канцлера, который не будет обязан выполнять Берхтесгаденское соглашение; выполнить соглашение с новым канцлером; выполнить его с ним, Шушнигом.

Когда было получено сообщение о немецких маневрах у границы, в комнате воцарилась атмосфера отчаяния, и дискуссия стала бурной. Выдвигались самые невероятные предложения, например, о передаче Германии города Браунау, где родился Гитлер. Шушниг был уверен, что если хотя бы одно из требований Гитлера будет отвергнуто, он вторгнется в Австрию. Наконец Миклас уступил давлению и с неохотой согласился с третьим вариантом канцлера: оставить Шушнига на своем посту и принять берхтесгаденский пакт.

Гитлеровский блеф в Бергхофе, наряду с лжеугрозой вторжения, запугал Австрию и вынудил ее капитулировать. В этот вечер был образован новый кабинет. В Вене усиливались голоса, требовавшие, чтобы Шушниг откровенно сообщил, что же произошло в Берхтесгадене. Но, пообещав молчать до выступления Гитлера в рейхстаге в воскресенье 20 февраля, он сдержал свое слово как человек чести.

Германская миссия сообщила в Берлин, что «из-за политических и экономических последствий соглашений Вена взбудоражена», что город «похож на муравейник» и «немало евреев готовится эмигрировать». Это было подтверждено сообщениями агентов СД Гейдриху. В частности, один агент докладывал, что канцлер подвергается сильным нападкам со стороны евреев и католиков, что евреи вывозят из страны свои капиталы в Швейцарию и Англию.

20 февраля Гитлер произнес в рейхстаге речь, которая передавалась также на Австрию. Сообщив, что он и Шушниг «внесли вклад в дело мира в Европе», он обвинил Австрию в дискриминации «германского меньшинства», которое, по его словам, «подвергается постоянным страданиям за свои симпатии и стремление к единению со всей германской расой и ее идеологией». Он продолжал ораторствовать, приводя факты и цифры и доведя собравшуюся в оперном театре публику до патриотического экстаза.

А в Вене улицы были пустынны: люди прилипли к приемникам, слушая Гитлера. Местные нацисты были воодушевлены и после речи своего фюрера начали собираться группами, выкрикивая: «Зиг хайль! Хайль Гитлер!»

Хотя в Риме к этой речи отнеслись с симпатией и пониманием, там ощущалось подспудное недовольство тем, что в ней был обойден вопрос о независимости Австрии. Германский поверенный в Риме сообщал: итальянцы недовольны тем, что в нарушение пакта 1936 года Гитлер заранее не проконсультировался с ними, и что если так будет продолжаться, может наступить конец «оси».

Ответ Шушнига Гитлеру прозвучал четыре дня спустя на заседании федерального парламента. Сцена в зале была украшена множеством красных и белых тюльпанов, словно укрыта национальным флагом Австрии. Около трибуны стоял бюст мученика Дольфуса. Когда канцлер вышел на трибуну, его приветствовали криками: «Шушниг! Шушниг!» Все ожидали, что его речь будет боевой. «В повестке дня только один вопрос: Австрия», – заявил он усталым голосом. Это вызвало новые ликующие возгласы. Вдохновленный, он страстно заговорил о тех, кто боролся за независимость Австрии, начиная с Марии Терезии и кончая Дольфусом. Никогда ранее Шушнинг не произносил такой эмоциональной речи, исчезла его интеллигентская сдержанность. Когда канцлер заговорил о Берхтесгаденском соглашении, его тон стал более жестким: «Мы дошли до предела уступок. Пришла пора остановиться и сказать: «Дальше идти нельзя». «Девизом Австрии, – продолжал канцлер, – является не национализм, не социализм, а патриотизм». Страна останется свободной, и ради этого австрийцы будут драться до конца. Он закончил словами: «Красно-бело-красный! Австрия или смерть!»

Депутаты встали и устроили ему бурную овацию. На улице собирались толпы людей, распевавших патриотические песни. Энтузиазм Вены передался всей стране и докатился до Парижа. В прениях во французском парламенте на следующий день министр иностранных дел заявил, что независимость Австрии является «обязательным элементом балансасил в Европе», а один из депутатов даже предсказал, что «судьба Франции будет решена на берегах Дуная».

По всей Австрии местные нацисты устраивали демонстрации. Их центром был Грац, где во время речи Шушнига на городской ратуше был поднят нацистский флаг. Игнорируя правительственный запрет на политические митинги, нацисты объявили о проведении в конце недели митинга с участием 65 тысяч членов партии со всей страны. Шушниг реагировал решительно, послав в Грац бронепоезд. Нацисты пошли на попятную и отменили митинг, хотя это было слабым утешением для канцлера. Выступления нацистов полагалось подавить Зейсс-Инкварту и полиции, а не армии.

Французы негодовали по поводу угроз Гитлера в адрес Австрии и предложили Лондону выступить с совместной нотой протеста. Но это предложение поступило в неудачный момент. Антони Идеи только что ушел в отставку, и министерство иностранных дел оставалось без руководителя. Английская общественность еще не была возбуждена событиями в Австрии, а премьер-министр был твердо привержен политике умиротворения Германии. В этом его поддерживала лондонская «Таймс», всячески преуменьшавшая значение событий в Австрии.

Даже осуждение президентом США Рузвельтом осенью 1937 года агрессивных намерений нацистской Германии не подействовало на Чемберлена. Не повлияло на него и предложение президента объявить «карантин» японцам, нацистам и фашистам. Рузвельт послал в Лондон своего представителя капитана Ройяла Ингерсола с инструкцией изучить возможности осуществления военно-морской блокады Японии. Это предложение получило одобрение в английском адмиралтействе. Но Чемберлен заблокировал этот план и отверг в начале 1938 года другое предложение Рузвельта о созыве международной конференции по обсуждению принципов международного права для обуздания «бандитских стран», как их называл в частном порядке американский президент. Вначале Рузвельт не сразу понял смысл этого английского отказа, но вскоре ему стало ясно, что нежелание Чемберлена участвовать в такой международной конференции означает, что английское правительство не будет принимать участия ни в каком «карантине», будь то на Востоке или в Европе. Отпор Чемберлена был таким ударом для Рузвельта, что вынудил его прекратить активную внешнюю политику, которая могла бы остановить дальнейшую агрессию в мире и таким образом изменить ход истории.

3 марта английский посол в Германии сэр Невил Гендерсон посетил Гитлера и сообщил ему, что правительство Великобритании в принципе готово обсудить все назревшие вопросы. Несмотря на явные усилия Гендерсона проявлять дружелюбие и корректность, «манеры этого изысканного английского джентльмена, – вспоминал переводчик Шмидт, – всегда как-то раздражали и Риббентропа, и Гитлера, которые не выносили «светских людей». В течение десяти минут Гендерсон излагал цель своего визита: искреннее желание улучшить отношения между двумя странами. Англия, сказал он, готова сделать определенные уступки в урегулировании серьезных проблем ограничения вооружений и в мирном решении чешской и австрийской проблем. Какой вклад готов сделать Гитлер в дело безопасности и мира в Европе?

Во время этого пространного заявления Гитлер хмуро сидел, вжавшись в кресло, и когда Гендерсон закончил, сердито ответил, что лишь незначительная доля австрийцев поддерживает Шушнига. Почему Англия, раздраженно говорил он, упорно противодействует справедливому урегулированию и вмешивается в «германские семейные дела»? Потом фюрер перешел в наступление, утверждая, что советско-французский и советско-чехословацкий пакты являются явной угрозой Германии, которая поэтому и вынуждена вооружаться. Следовательно, любое ограничение вооружений зависит от русских. А эта проблема усложняется «тем фактом, что доверять доброй воле такого монстра, как Советский Союз, то же самое, что доверять понимание математических формул дикарям. Любое соглашение с СССР совершенно бесполезно, и Россию никогда нельзя допускать в Европу». Беседа носила сумбурный характер, и за два часа австрийский вопрос так и не был конкретно обсужден.

На следующий день Гитлер послал в Австрию своего главного экономического советника Вильгельма Кеплера. Представившись Шушнигу, тот сформулировал новые жесткие требования. Но главный интерес Кеплера затрагивал сферу экономики, так как он считал аншлюс финансовой необходимостью для обеих стран и хотел выглядеть как благодетель, а не как хищник. «Желанием фюрера в то время, – вспоминал Шушниг, – было эволюционное развитие, другими словами, он хотел покончить с Австрией изнутри». Наступила пора, заявил Кеплер, ускорить этот процесс.

Шушниг резко реагировал на новые требования Кеплера, такие как назначение нациста министром экономики, отмена запрета на «Фелькишер беобахтер» и официальная легализация национал-социализма. Как, спросил возмущенный канцлер, может Гитлер выдвигать новые домогательства всего лишь через три недели? Его правительство будет сотрудничать с австрийскими нацистами только на основе признания независимости Австрии. Кеплер после встречи сообщил в Берлин, что Шушниг, по его мнению, ни в коем случае не поддастся силе, но если с ним разумно обращаться, может пойти на уступки.

Тем временем в Вене штурмовики и рядовые нацисты одну за другой устраивали провокационные демонстрации в еврейском районе города, а между ними и сторонниками Шушнига возникали потасовки. Как правило, патриотам доставалось сильнее, так как полиция непосредственно подчинялась министру внутренних дел Зейсс-Инкварту, а не Шушнигу.

В отчаянии 7 марта Шушниг направил обращение Муссолини, предупредив его, что для спасения положения может пойти на плебисцит. Дуче дал успокоительный ответ, в котором, ссылаясь на заверение Геринга о том, что Германия не применит силу, советовал Шушнигу не проводить плебисцита. Ответ был слабым утешением для канцлера, которому извне угрожало иностранное вторжение, а внутри страны – протесты рабочих против его мягкотелости и нападки нацистов за различные запреты. Он решил игнорировать совет Муссолини.

9 марта в тирольском городе Инсбрук он объявил о плебисците. Шушниг поднялся на трибуну, одетый в традиционную австрийскую серую куртку и зеленый жилет, и с воодушевлением заявил, что через четыре дня народ пойдет на избирательные участки, чтобы ответить на один вопрос: «Вы за свободную, независимую и единую Австрию?» Второй раз он выступал как оратор, а не как ученый. «Тирольцы и австрийцы, скажите «да» Тиролю, «да» Австрии!»– призвал он и закончил речь на тирольском диалекте, процитировав слова Андреаса Хофера, призвавшего народ к борьбе против Наполеона словами: «Люди, наступила пора!» 20-тысячная аудитория устроила ему овацию. Большинство радиослушателей тоже были воодушевлены. Однако бывший вице-канцлер принц Штархемберг сказал жене: «Это означает конец Шушнигу, но, будем надеяться, не конец Австрии. Гитлер никогда не простит этого».

Голосование за свободную и единую Австрию, – а такой исход был наиболее вероятным, – означало, что аншлюс может не состояться. А так как союз с Австрией был необходимым предварительным шагом к экспансии на Востоке, плебисцит ставил под угрозу гитлеровскую программу расширения жизненного пространства. Такой вызов фюрер стерпеть не мог, и утром 10 марта он сказал генералу Кейтелю, что австрийская проблема значительно обострилась и следует провести соответствующую подготовку. Кейтель вспомнил, что в свое время генеральным штабом была разработана «Операция Отто» на тот случай, если Отто фон Габсбург попытается восстановить в Австрии монархию. «Подготовьте этот план», – приказал фюрер.

Кейтель помчался в генеральный штаб, где к своему ужасу узнал, что «Операция Отто» была просто теоретическим исследованием. Пожалев о своем рвении угодить фюреру, он поручил генералу Беку представить доклад о возможном вторжении в Австрию. Когда Бек предложил Гитлеру для военной оккупации Австрии использовать два корпуса и 2-ю танковую дивизию, Кейтель был ошарашен, услышав, что эти войска должны быть готовы перейти границу в субботу 12 марта. Для профессионала сама мысль о подготовке такой операции за сорок восемь часов казалась фантастической. Бек заметил, что в таком случае соответствующие приказы различным соединениям должны быть отданы сегодня же вечером, в 6 часов. «Так сделайте это», – распорядился стратег-дилетант Гитлер.

Его больше беспокоила реакция итальянцев на вторжение, и фюрер срочно продиктовал письмо Муссолини. «Австрия, – писал он, – приближается к состоянию анархии, и я не могу стоять в стороне. Руководствуясь своей ответственностью как фюрер и канцлер германского рейха и будучи сыном этой земли, я преисполнен решимости восстановить законность и порядок на своей родине, дать возможность народу решить свою собственную судьбу ясно и открыто». Он напомнил дуче о германской помощи Италии в критический для нее час – во время событий в Абиссинии – и обещал отплатить за поддержку со стороны дуче признанием границы между Италией и рейхом по Бреннерскому перевалу. В полдень он передал запечатанное письмо принцу Филиппу фон Гессену и дал ему указание вручить его дуче лично. Когда принц сел на специальный самолет с корзиной саженцев для своего сада в Риме, он и не думал, насколько важна его миссия.

По всей Австрии расклеивали плакаты с объявлениями о проведении плебисцита. По городам и селам разъезжали грузовики с громкоговорителями, призывающие австрийцев в воскресенье проголосовать за независимую Австрию. В Вене патриоты наконец наделали больше шума, чем нацисты. Они расхаживали по улицам, выкрикивая: «Хайль Шушниг!», «Хайль свобода!», «Мы говорим «да»!». Воодушевленный поддержкой народа, Шушниг продолжал действовать решительно. В ответ на обвинение министра внутренних, дел Зейсс-Инкварта в том, что плебисцит противоречит берхтесгаденским соглашениям, он писал: «Я не буду играть роль марионетки и не могу сидеть сложа руки, пока страна идет к экономическому и политическому разорению». Канцлер призвал Зейсс-Инкварта принять срочные меры для прекращения терроризма.

Зейсс-Инкварта считали ставленником Гитлера, но он тоже не желал потери независимости страны и, хотя симпатизировал политике австрийских нацистов, последние не причисляли его к своим. По идеологии и характеру он был ближе к Шушнигу. Оба считали себя патриотами, оба были набожными католиками, интеллектуалами и любителями музыки. И Зейсс-Инкварт обещал по радио обратиться к своим сторонникам с призывом голосовать положительно.

Шушниг пошел спать, довольный тем, что нацистская угроза плебисциту пресечена, не зная, что Зейсс-Инкварт к тому времени утратил влияние в собственной партии. Австрийские нацисты уже были на улицах, идя колоннами к зданию германского туристического бюро, на фасаде которого висел громадный портрет Гитлера. Вначале их выкрики «Один народ, один рейх, один фюрер!» больше забавляли патриотов, которых было намного больше. Но потом зазвенели стекла разбитых окон, и полиция образовала кордоны, чтобы помешать распространению беспорядков. Не делая ничего, чтобы усмирить разбушевавшихся нацистов, она обрушилась на патриотов, и в результате нацисты стали хозяевами улиц.

В два часа ночи 11 марта спешно подготовленный план, все еще носящий кодовое название «Операция Отто», был утвержден. Его лично контролировал Гитлер. «Если другие меры окажутся безуспешными, – предупреждал он, не скрывая угрозы, – я намерен послать в Австрию вооруженные силы в целях предотвращения дальнейших преступных действий против прогерманского населения. Войска для этой цели должны быть готовы к полудню 12 марта. Я оставляю за собой право выбрать конкретное время вторжения. Поведение войск должно создать впечатление, что мы не хотим вести войну против своих австрийских братьев».

В 5.30 утра у кровати Шушнига зазвонил телефон. Звонил начальник полиции, сообщавший, что немцы закрыли границу у Зальцбурга и прекратили железнодорожное сообщение. Канцлер поспешил в свою резиденцию, где узнал, что германские войска в районе Мюнхена приведены в состояние боевой готовности и, вероятно, двинутся на Австрию, а в немецких газетах появились провокационные сообщения о том, что в Вене якобы развешаны красные флаги и толпы скандируют: «Хайль Москва! Хайль Шушниг!»

Около 10 часов министр без портфеля в кабинете Шушнига нацист Гляйзе-Хорштенау прибыл к канцлеру с письменными указаниями Гитлера и Геринга. Его сопровождал побледневший и озабоченный Зейсс-Инкварт, сообщивший о требованиях Берлина: Шушниг должен уйти в отставку, а плебисцит необходимо отложить на две недели с тем, чтобы организовать «легальное голосование» наподобие саарского. Если Геринг не получит ответа по телефону до полудня, он будет считать, что Зейсс-Инкварт не смог выполнить своей задачи, и Германия «будет действовать соответствующим образом». Было уже 11.30, и Зейсс-Инкварт от имени фюрера продлил срок до 14.00.

Шушниг созвал «внутренний кабинет» – своих ближайших советников – для обсуждения положения. Он представил три варианта действий: отказ выполнить ультиматум и обращение к мировому общественному мнению; принятие ультиматума и отставка канцлера; наконец, компромисс, согласно которому требование Гитлера о плебисците принимается, а все остальные отвергаются. Сошлись на компромиссе.

К 14.00 вернулись Зейсс-Инкварт и Гляйзе-Хорштенау. Они не согласились на компромисс, и Шушниг очутился перед неприятным выбором: подчиниться или сопротивляться. Он спешно посоветовался с президентом Микласом, и было решено отменить плебисцит. Вернувшись к себе, Шушниг сообщил об этом решении «внутреннему кабинету». Все были потрясены, наступило гробовое молчание. Затем об этом были извещены Зейсс-Инкварт и Гляйзе-Хорштенау. Те вышли позвонить Герингу.

Геринг потребовал, чтобы Шушниг и его кабинет ушли в отставку, а в Берлин была послана телеграмма с просьбой об оказании помощи. Оба министра вернулись в зал, где находились все члены кабинета, и сообщили об ультиматуме Геринга. Посыпались вопросы. «Не спрашивайте меня, – ответил бледный и взволнованный Зейсс-Инкварт. – Я всего лишь телефонистка». Сделав паузу, он добавил, что немецкие войска вторгнутся в Австрию в ближайшие два часа, если его не назначат канцлером.

Жизнь в Вене продолжалась, словно ничего не произошло. Летали самолеты, сбрасывавшие листовки с призывами голосовать за независимость. По улицам разъезжали грузовики «Фронта в защиту отечества», их приветствовали патриотическими песнями. Казалось, нация была единой. Внезапно веселые вальсы и патриотические песни, звучавшие по радио, были прерваны и прозвучало объявление, что все неженатые резервисты 1915 года рождения должны явиться для прохождения службы. Затем в сторону немецкой границы двинулись военные грузовики с солдатами в касках.

В отчаянии Шушниг обратился за помощью к Лондону. Он сообщил, что, стремясь избежать кровопролития, уступил требованиям Гитлера, и попросил «срочного ответа правительства его величества». По иронии судьбы премьер-министру Чемберлену передали телеграмму во время ленча в честь четы Риббентропов. Чемберлен пригласил Риббентропа для беседы с ним и министром иностранных дел лордом Галифаксом. «Разговор, – сообщил Риббентроп Гитлеру, – проходил в напряженной атмосфере, и обычно спокойный лорд Галифакс был более взволнован, нежели Чемберлен». После того как премьер-министр зачитал телеграмму из Вены, Риббентроп заявил, что ничего не знает о ситуации, и выразил сомнение в правдивости сообщения. Если же оно правдиво, лучше всего искать «мирного решения». Этих слов оказалось достаточно, чтобы успокоить человека, твердо настроенного сохранять хорошие отношения с Гитлером. Чемберлен согласился с Риббентропом, что нет доказательств насильственных действий Германии, и дал указание лорду Галифаксу послать ответ австрийскому правительству, который, возможно, заставил Шушнига содрогнуться: «Правительство его величества не может взять на себя ответственность за рекомендации канцлеру относительно курса его действий, которые могут подвергнуть страну опасностям и против которых правительство его величества не может дать гарантий защиты».

У Шушнига не было иллюзий относительно получения помощи от Англии или Италии, и около 16.00 он подал заявление об отставке. Президент Миклас неохотно согласился, но решительно отказался выполнить приказ Геринга о назначении канцлером Зейсс-Инкварта. Он остановил свой выбор на начальнике полиции, но тот отказался, отказом ответили и генеральный инспектор вооруженных сил, и лидер прежнего правительства. Тогда Миклас попросил Шушнига пересмотреть свое решение. Тот наотрез отказался принять участие в «подготовке Каина к убийству Авеля». Но когда расстроенный Миклас сказал, что все его бросают, Шушниг неохотно согласился продолжать исполнять свои обязанности до назначения нового главы правительства. Потом он вернулся к себе и начал убирать бумаги со стола.

Между тем нервное напряжение в резиденции правительства стало почти невыносимым. Давление из Берлина, особенно со стороны Геринга, нарастало. В 17.00 фельдмаршал кричал по телефону лидеру подпольной организации австрийских нацистов Отто Глобочнику, что новое правительство должно быть сформировано к 19.30, и продиктовал Зейсс-Инкварту список министров, в который включил своего шурина. Через несколько минут Герингу позвонил Зейсс-Инкварт и сообщил, что Миклас принял отставку Шушнига, но поручил ему исполнять обязанности канцлера. Геринг закричал, что если германские требования не будут приняты, «войска перейдут границу, и Австрия перестанет существовать». «Мы не шутим, – добавил он. – Но если к 19.30 поступит сообщение, что вы, Зейсс-Инкварт, – новый канцлер, вторжения не будет». «Если Микласу мало четырех часов, чтобы разобраться в ситуации, он поймет ее через четыре минуты», – зловеще пообещал он.

Через час Зейсс-Инкварт сообщил Герингу, что Миклас отказывается назначить его канцлером. Взбешенный рейхсфюрер приказал своему австрийскому подручному взять власть силой. А в Вене, по приказу из Берлина, нацисты вышли на улицы. В своем кабинете Шушниг слышал крики «Хайль Гитлер!», «Шушнига – повесить!» и топот ног. Решив, что это прелюдия к вторжению, канцлер поспешил к президенту, умоляя его пересмотреть свое решение, но тот был непреклонен. Тогда Шушниг решил выступить по радио.

В 19.50 канцлер подошел к микрофону и сообщил о немецком ультиматуме. Затаив дыхание, австрийцы слушали его взволнованную речь. «Президент Миклас просит меня сказать австрийскому народу, что мы уступили силе. Так как ни при каких обстоятельствах мы не хотим пролития немецкой крови, мы дали указание армии отступить, не оказывая никакого сопротивления в случае вторжения, и ждать дальнейших решений». «Боже, спаси Австрию!»– сказал он в конце. Наступило гробовое молчание, потом зазвучал национальный гимн.

Было почти 20.00, когда Зейсс-Инкварт дозвонился до Геринга, сообщив об отставке правительства и об отводе австрийских войск от границы. Но когда Геринг узнал, что Зейсс-Инкварт еще не назначен канцлером, он закричал: «Вот как! Тогда я даю приказ о выступлении. И все, кто окажет сопротивление нашим войскам, будут расстреляны на месте!»

У здания австрийского парламента собралась стотысячная толпа, нацисты скандировали имя фюрера, размахивали факелами. А в центре города их группы ходили по улицам, распевая нацистские песни и выкрикивая: «Хайль Гитлер!», «Смерть евреям!», «Шушнига – на виселицу!», «Хайль Зейсс-Инкварт!».

Такая «телеграмма» вскоре была вручена Гитлеру. Она дала фюреру возможность выступить в роли освободителя и миротворца. Он приказал войскам вступить на австрийскую территорию с оркестрами и полковыми знаменами. А в 22.25 из Рима позвонил принц Филипп фон Гессен. «Я только что вернулся от Муссолини, – сообщил он Гитлеру. – Дуче воспринял новость очень спокойно. Он шлет вам привет. Австрийский вопрос его больше не интересует».

Воодушевленный Гитлер воскликнул: «Передайте Муссолини, что я никогда этого не забуду! Никогда! Подпишете любые соглашения, которые он предложит. Скажите ему: я его благодарю от всего сердца, я никогда его не забуду! Когда он будет в нужде или опасности, он может быть уверен: я буду с ним, несмотря ни на что, если даже весь мир будет против него!»

В Вене новый канцлер Зейсс-Инкварт попросил Кеплера посоветовать Гитлеру отменить приказ о вводе войск. Он также поблагодарил Шушнига за заслуги перед Австрией и, так как на улицах было полно нацистов, предложил отвезти его домой. Тот согласился. Когда Шушниг спускался по лестнице, он заметил шеренги штатских со свастикой на рукавах. Игнорируя их выброшенные в нацистском салюте руки, бывший канцлер сел в машину Зейсс-Инкварта и уехал.

В Берлине просьба Зейсс-Инкварта не вводить войска вызвала переполох. В 2.30 ночи разбудили Гитлера, сообщив ему об этом, но фюрер категорически отказался изменить свое решение и отправился спать. Между тем военные выражали сомнение в правильности этого шага. Браухич был очень расстроен, а заместитель начальника генерального штаба генерал фон Фибан заперся в комнате, сбросил со стола чернильный прибор и пригрозил застрелить каждого, кто попытается войти.

Рано утром в субботу Гитлер в сопровождении Кейтеля вылетел в Мюнхен, чтобы принять участие в триумфальном походе на свою родину. Перед отъездом он подписал листовку с изложением своей версии событий, приведших к кризису. «Сегодня рано утром солдаты германских вооруженных сил перешли границу с Австрией, – говорилось в ней. – Механизированные войска и пехота, немецкие самолеты в голубом небе, приглашенные новым национал-социалистским правительством в Вене, являются гарантами того, что в ближайшее время австрийская нация получит возможность решить свою судьбу путем подлинного плебисцита». Гитлер привнес в листовку личную ноту: «Я сам, фюрер и канцлер, буду счастлив ступить на землю страны, являющейся моим домом, как свободный германский гражданин».

В 8 часов утра его войска устремились в Австрию. В некоторых местах пограничные заграждения были разобраны самими жителями. Это больше напоминало маневры, а не вторжение. Например, 2-я танковая дивизия двигалась, пользуясь туристским путеводителем и заправляясь на местных бензоколонках. Солдат забрасывали цветами, танки двигались с флагами двух стран и были украшены зелеными ветками. «Население видело, что мы пришли как друзья, – вспоминал генерал Хайнц Гудериан, – и нас везде принимали с радостью». Почти во всех городах и селах дома были украшены флагами со свастикой. «Нам пожимали руки, нас целовали, в глазах многих были слезы радости».

Жители Австрии встречают германские войска 13 марта 1938 г. Фото из немецкого федерального архива

Гитлер прибыл в Мюнхен примерно в полдень и во главе колонны автомобилей направился в Мюльдорф, где командующий войсками вторжения генерал фон Бек доложил, что они не встречают сопротивления. Дорога к реке Инн была так забита машинами и зеваками, что колонна Гитлера перебралась на противоположный берег только через несколько часов. Его машина с трудом продвигалась к Браунау через ликующие толпы, многие тянулись к машине, чтобы ее потрогать, словно это была религиозная святыня. Гитлер медленно проехал через древние городские ворота к пансионату «Гюммер», где он родился без малого сорок девять лет назад. В Ламбахе фюрер приказал остановиться у старого монастыря (его гербом была свастика), где он когда-то учился пению.

В Лондоне кабинет собрался на чрезвычайное заседание. Чемберлен сделал мрачный вывод: аншлюс неизбежен, ни одна держава не может сказать: «Если вы идете на войну из-за Австрии, вы будете иметь дело с нами». Такой возможности никогда не было. «Во всяком случае, сейчас так вопрос не стоит», – сказал он и заметил, что свершившийся факт не имеет большого значения.

Было уже темно, когда первый этап «сентиментального путешествия» Гитлера завершился в Линце, где он когда-то в одиночестве бродил по улицам. 100-тысячная толпа на площади окружила кавалькаду в истерическом восторге, поразившем помощников и адъютантов Гитлера. Когда фюрер появился на балконе ратуши с новым канцлером Австрии, люди не помнили себя от радости. По щекам Гитлера текли слезы, и Гудериан, стоявший рядом, был уверен, что это была «не игра».

Вечером Зейсс-Инкварт вернулся в столицу, где для встречи фюрера собрались нацисты с факелами. Еще днем танки Гудериана вышли из Линца, но повалил снег, и на дороге, где велись ремонтные работы, скопилось множество машин, поэтому передовой отряд прибыл в Вену лишь за полночь. Тем не менее на улицах стояли толпы людей, которых при виде первых немецких солдат охватило ликование. Войска фюрера встречали цветами. Местные нацисты оборвали в качестве сувениров пуговицы с шинели Гудериана, затем подняли его и понесли в резиденцию. Удивило австрийцев то, что немецкие офицеры бросились в продовольственные магазины, закупая в больших количествах масло, колбасу и другие продукты.

Утром в воскресенье Геринг позвонил Риббентропу в Лондон и рассказал о восторженном приеме, оказанном Гитлеру. Это ложь, сказал он, что Германия якобы предъявила ультиматум Австрии. Риббентроп выслушал это и ответил, что среднему англичанину в общем безразлично, что делается в Австрии. Но все-таки беспокойство его не покидало, и он спросил, будет ли фюрер держаться твердо, если возникнут дипломатические осложнения в связи с оккупацией Австрии.

Геринг послал самолетом курьера к Гитлеру, настаивая на том, чтобы пойти дальше первоначального плана. На этот раз Гитлер отбросил осторожность и приказал сотруднику министерства внутренних дел подготовить закон о воссоединении Австрии и Германии. К полудню он был готов, одобрен и передан Зейсс-Инкварту с указанием обеспечить его принятие в течение дня.

Новый канцлер вначале был ошарашен, но чем дольше он думал о новом законе, тем больше склонялся к его принятию. Кроме всего прочего, Гитлер обещал в течение месяца провести референдум, который придал бы новому закону демократический характер. Убедив себя, что этот шаг не только неизбежен, но «ценен и полезен», Зейсс-Инкварт призвал свой кабинет одобрить закон на том основании, что аншлюс – это «воля народа». Кабинет единодушно согласился передать страну Гитлеру, но президент Миклас снова проявил твердость, отказавшись подписать документ. Он сделал заявление, что ему «препятствуют в отправлении его функций», и передал таким образом свое конституционное право канцлеру.

Хотя Гитлер был уверен, что закон об аншлюсе будет принят, оставалась одна проблема. После разговора по телефону с принцем фон Гессеном он с нетерпением ждал формального одобрения Муссолини. Прошло почти два дня без вестей из Рима. Муссолини был действительно потрясен новостью об аншлюсе, воскликнув: «Этот чертов немец!» Наконец он взял себя в руки и в воскресенье послал короткую телеграмму: «Поздравляю вас с решением австрийской проблемы». Гитлер был вне себя от радости и ответил такой же короткой телеграммой: «Муссолини, я никогда этого не забуду».

Фюреру хотелось разделить свой триумф с Евой Браун, и он позвонил ей, попросив приехать в Вену.

Перед этим он съездил в Леондинг. Вместе с Линге фюрер пришел на могилу родителей на кладбище, расположенное неподалеку от их бывшего дома. Гитлер взял у ординарца венок и попросил его отойти вместе с остальной свитой. Возложив венок на могилу, он молча постоял возле нее несколько минут.

В этот вечер Зейсс-Инкварт, напоминавший больше лакея, чем главу государства, явился к Гитлеру. Фюрер был так растроган, узнав, что закон, по которому Австрия становилась провинцией Германии, был принят, что прослезился. «Да, – сказал он наконец, – хорошая политика сберегает кровь». Так рухнула независимость Австрии, и так завершилось воскресенье 13 марта, день, в который, как надеялся Шушниг, его народ на плебисците подтвердит свою независимость.

Под личным руководством Рудольфа Гесса в Австрии началось подчинение государства нацистской партии. Еще более зловещей была организованная Гиммлером нейтрализация и чистка политической оппозиции. В Вене обосновался руководитель СД Гейдрих, и его агенты копались в документах тайной полиции Австрии.

Местные штурмовики начали преследование евреев, вытаскивая их из домов и заставляя счищать пропагандистские лозунги Шушнига со стен и тротуаров. Других принуждали мыть туалеты в казармах СС и подметать улицы. Многих офицеров вермахта такая травля коробила, иногда они просто отправляли старых евреев домой.

Но эти сцены не умеряли пыла большинства венцев, опьяненных событиями последних двух суток. «Невозможно отрицать энтузиазм, с которым здесь воспринято объявление о включение страны в рейх, – сообщал 14 марта английский посол лорду Галифаксу. – Герр Гитлер имеет все основания утверждать, что население Австрии приветствует его действия». А основания были веские. Аншлюс, вероятно, покончит с безработицей. В Австрии тогда не имели работы 600 тысяч человек. Некоторые врачи, например, ходили по домам в поисках пациентов.

Утром 14 марта Гитлер отправился в Вену. Ехал он медленно: мешали толпы, застрявшие машины и танки. Только около пяти часов вечера его колонна достигла столицы. Все здания, в том числе церкви, были украшены австрийскими и немецкими флагами. Массы людей стояли вдоль улиц и кричали до хрипоты при виде Гитлера в открытой машине. Ликование было бурным, стихийным. Машина фюрера остановилась у отеля «Империал», и когда он туда вошел, сбылась еще одна его мечта. В юности он мечтал попасть в этот отель. Теперь с его стен свисали длинные красные знамена со свастикой.

Люди продолжали кричать: «Мы хотим фюрера!» Гитлер вышел на балкон королевского «люкса», поприветствовал народ и удалился. Но толпа не угомонилась, требуя, чтобы фюрер произнес речь. Ему пришлось подчиниться.

Жители Вены приветствуют Адольфа Гитлера. Фото из немецкого федерального архива

Начал он робко, словно был смущен бесконечной овацией, затем перешел к воспоминаниям о том, как по вечерам ходил мимо отеля «Империал». «Я видел мерцающий свет и люстры в вестибюле, – говорил он, – но знал, что и ногой туда ступить не могу. Однажды вечером после метели, когда выпало много снега, я получил шанс заработать денег на еду, сгребая снег. По иронии судьбы пятерых или шестерых из нашей группы послали чистить снег у «Империала». В этот вечер там давали прием Габсбурги. Я видел, как из императорской кареты вышли Карл и Зита и величественно по красному ковру вошли в отель. А мы, бедные черти, убирали снег и снимали шляпы перед каждым приехавшим аристократом. Они даже не взглянули на нас, хотя я до сих пор помню запах их духов. Мы были для них ничто, как падающий снег, и метрдотель даже не удосужился вынести нам хоть по чашке кофе. И я в тот вечер решил, что когда-нибудь вернусь в «Империал» и пройду по красному ковру в этот роскошный отель, где танцевали Габсбурги. Я не знал, как и когда это будет, но я ждал этого дня. И вот я здесь».

Утром 15 марта Гитлер выступил на площади перед 200-тысячной толпой своих почитателей. Теперь, заявил он, у народа Австрии новая миссия, а у страны – новое название: Остмарк. Закончив речь, Гитлер повернулся к диктору радио и вполголоса сказал: «Объявите, что сейчас выступит рейхсгубернатор Зейсс-Инкварт». Тот был просто ошеломлен, узнав, что он из канцлера превратился в губернатора, но воспринял это как должное, тем более, что толпа встретила это объявление одобрительно. В этот день Адольф Гитлер не мог ошибаться.

Затем состоялся парад. За фон Беком на конях проскакали австрийские генералы. Австрийская армия уже была включена в вермахт. Выбрав момент, католик Папен повернулся к Гитлеру и предупредил его, что дух аншлюса может улетучиться, если он подвергнет католическую церковь Австрии такой же дискриминации, как в Германии. «Не бойтесь, – сказал Гитлер, – я знаю это лучше других».

В этот же день кардинал Иннитцер благословил его и заверил, что пока церковь сохранит свои привилегии, австрийские католики будут «самыми верными сыновьями великого рейха, в объятия которого они вернулись в этот знаменательный день». По словам Папена, Гитлер был в восторге от патриотических слов кардинала, тепло пожал ему руку и «обещал все».

Ева Браун тоже была заражена всеобщим ликованием и в открытке сестре Ильзе писала: «Я схожу с ума». Она приехала в город в сопровождении своей матери. Ее поселили в отдельной комнате, напротив покоев сановного любовника, но их личные встречи были настолько «конспиративны», что никто из помощников и адъютантов Гитлера не знал о ее присутствии. В конце дня фюрер вылетел в Мюнхен без Евы.

16 марта Берлин встретил его как победоносного героя. «Германия ныне стала Великой Германией и останется ею», – заявил фюрер. Само провидение, по словам Гитлера, выбрало его для осуществления этого великого союза с Австрией – «страной, которая была самой несчастной, а ныне стала самой счастливой».

Но дома не все было хорошо. Военный суд над генералом фон Фричем, отложенный из-за событий в Австрии, наконец состоялся, и Фрич был признан невиновным. Этот инцидент оказался для Гитлера неприятным сюрпризом, но фюрер применил свой обычный политический трюк: отвлек внимание от суда хвастливыми реляциями о достигнутой победе. Он поспешно собрал рейхстаг, чтобы сообщить о великих событиях в Австрии. Впервые в истории вся немецкая нация пойдет 10 апреля на избирательные участки и докажет верность рейху, а для внутренней консолидации понадобится только четыре года.

Почти все немцы полностью одобряли все, что делал или собирался сделать фюрер, и 25 марта он с уверенностью начал предвыборную кампанию. «Национал-социалистская идея, – заявил он, – идет намного дальше границ маленькой Германии».

Последние десять дней кампании Гитлер провел на своей родине, где Гиммлер и Гейдрих почти полностью перестроили всю службу безопасности. Волна его популярности в Австрии не уменьшилась. Руководители католической церкви направили прихожанам послание, в котором рекомендовали им голосовать «за германский рейх».

Везде Гитлера принимали как спасителя и фюрера. Его возвращение в Линц 8 апреля было встречено новой,бурей восторга. Вестибюль отеля, где он остановился, всегда был полон людей, жаждущих его видеть. Одним из них был друг детства Густль Кубичек. Гитлер принял его очень тепло и признался, что теперь у него больше нет личной жизни, такой, как в прежние времена. Посмотрев в окно на Дунай и металлический мост, который так его раздражал в детстве, фюрер сказал: «Это безобразие все еще здесь? Ну, ничего, мы это изменим, можешь быть в этом уверен, Кубичек». Затем он стал излагать свои амбициозные планы развития Линца. В городе, говорил он, будет новый большой мост, новый оперный театр с современным залом, новый симфонический оркестр. Последнее напомнило Гитлеру о мечтах Кубичека. Кем он стал? Тот смущенно ответил: клерком. Война, пояснил Густль, вынудила его забросить музыку, иначе он бы голодал. Но он руководит самодеятельным оркестром, а его три сына музыкально одарены. И Гитлер выразил желание позаботиться о судьбе мальчиков: «Я не хочу, чтобы одаренные молодые люди пропадали, как мы. Ты прекрасно знаешь, что мы пережили в Вене». Когда Гитлер поднялся, Кубичек решил, что разговор окончен, но фюрер вызвал адъютанта и дал ему указания об устройстве трех мальчиков Кубичека в консерваторию Брукнера. И это было еще не все. Посмотрев рисунки, письма и почтовые открытки, принесенные Кубичеком, Гитлер предложил старому другу написать книгу об их жизни в Вене. Наконец он крепко пожал Густлю руку и сказал, что они еще не раз увидятся.

В конце дня Гитлер уехал в Вену.

Итоги выборов превзошли все ожидания. В Австрии 99,73 процента избирателей одобрили аншлюс. В Германии за это проголосовали 99,02 процента, а 99,8 процента одобрили список кандидатов в новый рейхстаг. «Для меня, – сказал Гитлер, – это самый счастливый час в жизни». Это также подтвердило его убеждение в правильности выбранного пути. Фюрер был уверен, что надо двигаться дальше – к Чехословакии.

После короткой прочувствованной речи Гитлер вернулся в отель. Тогда он еще не собирался осуществить аншлюс в полном смысле этого слова и думал скорее о союзе вроде того, какой в свое время был у Австрии с Венгрией. Но энтузиазм населения подсказал иное решение, и фюрер сказал своему ординарцу: «Линге, это судьба. Мне предназначено быть фюрером, который объединит всех немцев в великий германский рейх».

13 марта 1938 года Австрия была присоединена к Германии. Для Гитлера аншлюс не только создал плацдарм для наступления на Чехословакию, но и стал личной местью Родине за непризнание в молодые годы.

Блеф в Берхтесгадене

Разбитая после Первой мировой войны Австрия была присоединена к Германии в результате референдума. Однако изначальный план Гитлера предусматривал вооруженный мятеж и свержение правительства канцлера Гвидо Шмидта Шушнига. Тем не менее, последнему доложили о планах "соседа". Возмущенный, он отправился в Берхтесгаден – загородную резиденцию диктатора, где главы государств на родном немецком должны были прийти к определенному решению. Гитлер встретил гостя внешне приветливо, представив «случайно оказавшихся» там трех своих генералов. Но при личной беседе Гитлер быстро сбросил маску. Впоследствии, Шушниг вспоминал, что он несколько часов спорил с сумасшедшим. Адольф кричал на него, твердил, что само существование Австрии – результат ее предательства « с чем он был намерен покончить», угрожал вводом войск: «Вы проснетесь однажды утром в Вене и увидите, что мы нагрянули, как весенняя гроза. Я бы хотел избавить Австрию от такой судьбы, поскольку подобная акция будет означать кровопролитие». Он не предлагал, он требовал подписать договор Австрии с Германией на выгодных ему условиях: амнистирование национал-социалистов, назначение умеренных нацистов министрами, из которых ставленник Гитлера Зейсс-Инкварт должен был стать министром внутренних дел с правом неограниченного контроля над полицейскими силами страны.
Когда первая атака не прошла, Гитлер прибег к другому способу, мягко намекая, что пребывание Шушнига в Берхтесгаден может закончиться для последнего, в лучшем случае, заключением, в худшем расстрелом, после чего германские войска вступят на территорию Австрии. Блеф удался, договор был подписан и ратифицирован за три дня.

Предательство союзников

В своих стремлениях сохранить суверенитет Австрии, Шушнинг рассчитывал на поддержку стран-участниц Антанты. В конце концов, Версальский мирный договор запрещал аншлюс. В 1931 году Германии и Австрии было отказано даже в заключение таможенного союза. Тем не менее, к 1938 году, разгромленная Австрия уже не представляла собой политической силы, это была нежизнеспособная страна, потерявшая промышленную силу и сельскохозяйственные угодья. Когда Шушниг ответил на угрозы Гитлера, что Австрия не одинока в мире и вторжение в страну будет, вероятно, означать войну, Гитлер презрительно усмехнулся: «Не верьте тому, что кто-нибудь в мире может этому воспрепятствовать! Италия? О Муссолини я не беспокоюсь; с Италией меня связывает тесная дружба. Англия? Она не двинет пальцем ради Австрии... Франция? Теперь ее время прошло. До сих пор я достигал всего, чего хотел!» Сами потенциальные союзники Австрии в аншлюсе видели лишь залог мира и усмирение фашистских государств, путем уступок. На чрезвычайном лондонском заседании, Чемберлен огласил приговор Австрии: аншлюс неизбежен, ни одна держава не скажет: «Если вы идете на войну из-за Австрии, вы будете иметь дело с нами. Во всяком случае, сейчас так вопрос не стоит», – сказал он, заметив, что свершившийся факт не имеет большого значения.

Бескомпромиссная бюллетень

Последнюю надежду на отказ от аншлюса австрийский канцлер Шушниг возложил на добровольный референдум австрийского народа, надеясь на националистические и патриотические настроения народных масс. Казалось, народ поддерживал канцлера и был готов сражаться за свободную, независимую Австрию. Его сторонники расхаживали по улицам с криками: « «Хайль Шушниг!», «Хайль свобода!», «Мы говорим «да»!». Его сторону принял даже ставленник Гитлера – министр внутренних дел Зейсс-Инкварт. Накануне референдума, канцлер был уверен – победа у него в кармане. Однако гитлеровская пропаганда и красивые фразы: «Один народ, один рейх, один фюрер!» уже успели пустить корни в сознании австрийцев. Да и сам процесс выборов оказался под влиянием фашистов, которые уже, фактически, установили контроль над страной. В результате, на части бюллетеней оказалась лишь графа «за», на других же, «JA» (да) в несколько раз превышала по размеру скромную строчку «nein».

Клятва Муссолини

Одним из главных противников Гитлера в вопросе Аншлюса был, как ни странно, Бенито Муссолини, который поддерживал еще прежнее правительство Австрии во главе с канцлером Энгельбертом Дольфиусом. Он уже единожды спас Австрию от германского вторжения в 1934 году, после убийства последнего. Тогда между двумя фашистскими диктаторами чуть не началась война. Но времена менялись, Муссолини потерял к Австрии интерес, намного важнее для него теперь был союз с Гитлером. Поэтому, на осторожное письмо Гитлера, в котором рассказывалось об анархии в Австрии и необходимости вмешательства Германии для сохранения страны, Дуче отреагировал равнодушно. Принц Филипп фон Гессен передал его ответ Гитлеру: «Я только что вернулся от Муссолини, – сообщил он Гитлеру. – Дуче воспринял новость очень спокойно. Он шлет вам привет. Австрийский вопрос его больше не интересует».
Гитлер был поистине воодушевлен этой новостью: «Передайте Муссолини, что я никогда этого не забуду! Никогда! Подпишете любые соглашения, которые он предложит. Скажите ему: я его благодарю от всего сердца, я никогда его не забуду! Когда он будет в нужде или опасности, он может быть уверен: я буду с ним, несмотря ни на что, если даже весь мир будет против него!» Гитлер сдержал свою клятву, он остался с Муссолини, когда все от него отвернулись. В 1943 году, он организовал спец операцию «Дуб», которая освободила пленного диктатора в горах Гран Сорро на юге Италии, где его держали в условиях высочайшей секретности. Сподвижник Гитлера Скорцено Отто вошел в гостиницу и обратился к Муссолини. «Дуче, фюрер послал меня вас спасти». Муссолини ответил: «Я всегда знал, что мой друг Адольф Гитлер не бросит меня в беде».

Маневрирование

Гитлер умел вести дипломатические переговоры, ему удавалось прекрасно маневрировать меж «двух огней». Например, он успешно запугивал правительство Великобритании другим своим "тайным" союзником - Советским Союзом. На встрече с английским послом Невилом Гендерсеном 3 марта 1937 года, когда зашла речь о поддержании мира в Европе, австрийской проблеме и вопросах вооружения, Гитлер, не дав послу инициативы, перешел в наступление. Он утверждал, что советско-французский и советско-чехословацкий пакты являются угрозой Германии, которая просто вынуждена вооружаться. Любое ограничение в армии, по его словам зависело от русских: «доверять доброй воле такого монстра, как Советский Союз, то же самое, что доверять понимание математических формул дикарям. Любое соглашение с СССР совершенно бесполезно, и Россию никогда нельзя допускать в Европу». Такой вот сменой тезиса, Гитлеру удалось свести разговоры с послом к нулю и избежать уступок, на которые надеялась Англия.

Сентиментальное путешествие

Триумфальное возвращение Гитлера на Родину, которое было ничем иным, как вводом войск и демонстрацией военного могущества, напоминало скорее «сентиментальное путешествие», нежели военную оккупацию. К этому моменту, большая часть населения поддерживала идею аншлюса. 2-я танковая дивизия двигалась, пользуясь туристическим путеводителем и заправляясь на местных бензоколонках. Австрийцы радушно приветствовали солдат: «Нам пожимали руки, нас целовали, в глазах многих были слезы радости», - вспоминал потом генерал Хайнц Гудериан. Австрия ликовала, в войсках германии она видела новую надежду, не зная о том, что в случае не покорения аншлюсу, эти же танки проехали бы по ее руинам.

Вендетта

Очевидцы триумфального вступления Гитлера в Австрию отмечали безумие, в котором пребывал фашистский лидер во время вступления в Вену. Он то пускался в чувственные речи, то начинал испытывать гнев. Его ближайший сподвижник Папен вспоминал, что лидер пребывал в « настоящем экстазе»: «Я верю, что по воле бога юношей покинул эту страну и уехал в рейх, который воспитал меня, сделал вождем нации и позволил вернуть свою родину в лоно рейха. Я возношу хвалу всевышнему, позволившему мне вернуться на родину, с тем, чтобы я мог ввести ее в состав рейха. Пусть завтра каждый немец вспомнит об этом и смиренно преклонит голову перед богом всемогущим, который за три недели сотворил для нас чудо!», - вещал Гитлер перед жителями Вены. Однако уже после отъезда он обсуждал австрийцев с нескрываемой злобой: «Тут фюрер начал с безграничной, я бы сказал, с невероятной злобой говорить о венцах... В четыре часа утра он произнес фразу, которую я хочу привести сейчас по историческим соображениям. Он сказал: «Никогда нельзя допускать Вену в союз великой Германии», - рассказывал уже на следствии нацистский губернатор Бальдер фон Ширах.
Вскоре, сбылись самые страшные опасения Шушнига: Австрия ушла с исторической арены. У нее даже забрали историческое название Osterreich, что означало «Восточный рейх», теперь это была лишь «Восточная марка (Остмарк)», которую, вскоре, начали называть просто «Земля». Непризнанный на Родине австриец, которого когда-то не приняли в Художественную академию, став диктатором, стер свою родину с политической карты, лишил ее некогда блистательную столицу остатков славы и великолепия. Австрия стала всего лишь плацдармом для дальнейшего наступления на Чехословакию.

АНШЛЮС: НАСИЛИЕ НАД АВСТРИЕЙ

Нам пришлось ждать опубликования секретных документов и показаний
уцелевших участников этой драмы, которые долгое время не могли ничего
сказать, так как находились в нацистских концентрационных лагерях. Все, что
излагается далее, основано на фактах, собранных в течение 1945 года.
Конечно, при написании этой книги мне помогало то обстоятельство, что я
находился в гуще событий. Случилось так, что я был в Вене и в памятную ночь
на 12 марта 1938 года, когда Австрия перестала существовать как государство.

Почти месяц в прекрасной столице на Дунае, отстроенной в стиле барокко,
жители которой более, чем жители какого-либо другого города, умели
наслаждаться жизнью, царило беспокойство. Доктор Курт фон Шушниг,
австрийский канцлер, позднее вспоминал о периоде с 12 февраля по 11 марта
как о "четырехнедельной агонии". С момента подписания 11 июля 1936 года
австро-германского соглашения, в секретном дополнении к которому Шушниг
пошел на большие уступки австрийским нацистам, Франц фон Папен, специальный
посол в Вене, неустанно содействовал подрыву независимости Австрии и ее
поглощению Германией. В объемном докладе фюреру, составленном в конце 1936
года, он указывал о достигнутых в этом направлении успехах. Об этом же он
сообщал в своем докладе годом позже, замечая, что "дальнейшие успехи в этом
деле могут быть достигнуты только путем сильнейшего давления на федерального
канцлера Шушнига". Этот совет, в котором вряд ли кто нуждался, был вскоре
претворен в жизнь, причем настолько буквально, что даже Папен не мог этого
предположить.

Аншлюс: присоединение Австрии к Третьему Рейху.

В течение 1937 года австрийские нацисты, подстрекаемые и финансируемые
из Берлина, усилили кампанию террора в стране. Почти каждый день рвались
бомбы, в горных районах многочисленные и часто буйные нацистские
демонстрации ослабляли положение правительства. Были раскрыты заговоры,
ставящие целью свержение Шушнига. Наконец 25 января 1938 года австрийская
полиция произвела обыск в штаб-квартире так называемого "комитета семи",
который официально занимался выработкой условий перемирия между нацистами и
австрийским правительством, а на самом деле являлся центром нацистского
подполья. Там были найдены документы, подписанные Рудольфом Гессом,
заместителем фюрера, из которых становилось ясно, что австрийские нацисты
весной должны поднять восстание, а когда Шушниг попытается его подавить,
германская армия войдет на территорию Австрии, чтобы "немцы не проливали
немецкую кровь". По словам Папена, там был и документ, в котором
планировалось его убийство (или военного атташе генерал-лейтенанта Муффа)
местными нацистами, чтобы создать повод для германской интервенции.
Если жизнерадостный Папен не пришел в восторг, узнав, что приказом из
Берлина он был во второй раз намечен в качестве жертвы нацистских
головорезов, то телефонный звонок, раздавшийся в дипломатической миссии 4
февраля, окончательно его расстроил. Звонил из берлинской канцелярии
статс-секретарь Ганс Ламмерс, который уведомил Папена, что его специальная
миссия в Вене закончилась. Он был уволен, как Нейрат, Фрич и некоторые
другие.
"Я был поражен и чуть не лишился дара речи", - вспоминал позднее Папен.
Оправившись после такой новости, он решил, что Гитлер, вероятно, намерен
принять более серьезные меры против Австрии, избавившись от Нейрата,
Бломберга и Фрича. На самом деле Папен настолько свыкся с создавшейся
ситуацией, что решил сделать нечто "нетипичное для дипломата" - так он сам
выразился. Он вознамерился спрятать копии своей переписки с Гитлером в
"надежном месте" - таким местом оказалась Швейцария. "Мне были слишком
хорошо известны все клеветнические кампании третьего рейха", - говорил он.
Как мы видели, это чуть было не стоило ему жизни в июне 1934 года.
Увольнение Папена явилось одновременно и предупреждением Шушнигу.
Шушниг не доверял бывшему кавалеристу, но быстро понял, что у Гитлера на уме
нечто похуже, чем навязать ему общество лукавого посла, который по крайней
мере был ревностным католиком, как сам канцлер, и джентльменом. В последние
месяцы европейская дипломатия не баловала Австрию. После образования оси
Берлин - Рим Муссолини сблизился с Гитлером и не проявлял прежней
заинтересованности в независимости маленькой страны, как после убийства
Дольфуса, когда он послал на Бреннерский перевал четыре свои дивизии, чтобы
напугать фюрера. Ни Англия, проводившая под руководством Чемберлена политику
умиротворения Гитлера, ни Франция, пораженная глубоким внутренним
политическим кризисом, не выражали желания защищать Австрию в случае
нападения на нее Гитлера. Теперь вместе с Папеном ушли с арены и
консервативные начальники германской армии и министерства иностранных дел,
которые прежде являлись силой, сдерживавшей непомерные амбиции Гитлера.
Шушниг не отличался широтой мышления, но считался человеком довольно
неглупым. Кроме того, он был достаточно хорошо информирован и не питал
иллюзий относительно собственного все ухудшающегося положения. Он понял, что
настало время - как после убийства Дольфуса - политики умиротворения
немецкого диктатора.

Аншлюс: присоединение Австрии к Третьему Рейху.

Папен, хоть и изгнанный со службы, предложил свой вариант. Будучи
человеком, всегда готовым примириться с пощечиной от вышестоящего
начальника, он на следующий после увольнения день поспешил к Гитлеру, "чтобы
выяснить, что же происходит". 5 февраля он застал фюрера в Берхтесгадене
"рассеянным и измученным" после борьбы с генералами. Но Гитлер обладал
способностью быстро восстанавливать силы, и разжалованный посол попытался
заинтересовать его идеей, которую уже предлагал две недели назад во время их
встречи в Берлине: почему бы не уладить это дело с самим Шушнигом? Почему бы
не пригласить его в Берхтесгаден для личной беседы? Гитлера эта идея
заинтересовала. Забыв о том, что только что сам выгнал Палена со службы, он
велел ему возвращаться в Вену и организовать встречу.
Шушниг быстро согласился на встречу, но, несмотря на то что находился в
невыгодном положении, выдвинул ряд условий. Он должен заранее знать, какие
вопросы хочет обсудить Гитлер, и ему должны быть даны гарантии, что
соглашение от 11 июля 1936 года, по которому Германия обязалась уважать
независимость Австрии и не вмешиваться в ее внутренние дела, останется в
силе. Более того, после встречи должно быть подписано совместное коммюнике,
в котором обе стороны выразят готовность соблюдать соглашение 1936 года.
Шушниг не имел ни малейшего намерения лезть в логово зверя. Папен поспешил в
Оберзальцберг посоветоваться с Гитлером и вернулся оттуда с заверениями
фюрера, что соглашение 1936 года останется неизменным и что он просто хочет
обсудить "недоразумения и трения", возникшие после его подписания. Это было
не совсем то, чего хотел австрийский канцлер, но он заявил, что доволен
ответом. Встреча была назначена на утро 12 февраля {Четыре года назад в этот
день правительство Дольфуса, в состав которого входил и Шушниг, устроило
бойню австрийских социал-демократов. 12 февраля 1934 года 17 тысяч
правительственных солдат и боевиков из фашистской милиции подвергли
артиллерийскому обстрелу рабочие кварталы Вены. При этом было убито около
тысячи мужчин, женщин и детей и около четырех тысяч ранено. С
демократическими свободами в Австрии было покончено. Последовавшее за этим
правление Дольфуса, а потом и Шушнига было клерикально-фашистской
диктатурой. Она, конечно, была менее жестокой, чем диктатура нацистского
варианта, и те, кто работал тогда в Берлине и Вене, могут это подтвердить.
Тем не менее у народа Австрии отняли политическую свободу, на него
обрушились репрессии, каких он не знал даже при Габсбургах. - Прим. авт.}.
Вечером 11 февраля Шушниг и сопровождавший его заместитель министра
иностранных дел Гвидо Шмидт отправились в специальном поезде в обстановке
повышенной секретности в Зальцбург, откуда им на следующее утро предстояло
выехать на автомобиле в горную резиденцию Гитлера. Этому путешествию суждено
было стать роковым.

Папен приехал на границу, чтобы приветствовать гостей из Австрии, и был
в то морозное утро, как показалось Шушнигу, в прекрасном настроении. Он
заверил австрийских гостей, что и Гитлер великолепно настроен. И тут
последовало первое предупреждение. Папен добродушно сообщил: Гитлер
надеется, что доктор Шушниг не будет возражать против присутствия в Бергхофе
трех генералов, оказавшихся там совершенно случайно, - Кейтеля, нового
начальника штаба ОКВ, Рейхенау, командовавшего войсками на
баварско-австрийской границе, и Шперле, командовавшего ВВС в этом же районе.
Папен позднее вспоминал, что гостям "такая новость не понравилась".
Шушниг ответил послу, что не возражает, так как "выбора все равно нет",
однако, будучи воспитанником иезуитов, насторожился. Но то, что последовало
дальше, все равно ошеломило его.
Гитлер, в коричневой рубашке штурмовика и черных брюках, встретил
австрийского канцлера и его помощника возле входа. Слова приветствия
показались Шушнигу чересчур официальными. Через несколько минут он остался
наедине с Гитлером в просторном кабинете на втором этаже. За окнами
разворачивалась величественная панорама: Альпы в снежных шапках и Австрия -
родина обоих собеседников.
Курту фон Шушнигу исполнилось сорок один год. Все, кто знал его,
согласятся, что это был человек с безупречными манерами австрийского
аристократа, поэтому неудивительно, что разговор он начал с красивых слов о
великолепном виде из окна, отменной погоде, сказал несколько лестных слов о
кабинете, который, несомненно, был свидетелем многих встреч, оказавших
огромное влияние на развитие событий. Гитлер перебил его: "Мы встретились
здесь не для того, чтобы обсуждать вид из окна или беседовать о погоде". И
тут разразилась буря. Как вспоминал позднее австрийский канцлер,
последовавший затем двухчасовой разговор походил в некотором роде на
монолог" {Позднее доктор Шушниг записал по памяти в своих мемуарах то, что
он назвал "важными отрывками" разговора. И хотя это не дословная запись,
всякий, кто слышал или изучал нескончаемые высказывания Гитлера, поймет, что
звучит это вполне правдоподобно. Ее правдивость подтверждают не только
дальнейший ход событий, но и те, кто присутствовал в тот день в Бергхофе, в
частности Папен, Йодль и Гвидо Шмидт. Я взял этот отчет Шушнига из его книги
"Реквием по Австрии" и письменных показаний в Нюрнберге. - Прим. авт.}.
"Вы сделали все, чтобы не проводить дружественную политику, - кипел
Гитлер. - Вся история Австрии - это непрекращающаяся государственная измена.
Так было в прошлом, и сейчас не лучше. Этому историческому парадоксу пора
положить конец. И я могу сказать вам прямо сейчас, герр Шушниг, что твердо
намерен положить этому конец. Германский рейх - одна из великих держав, и
никто не повысит голоса, если она решит свои пограничные проблемы".
Шокированный вспышкой Гитлера, обходительный австрийский канцлер
старался казаться спокойным, но отстаивал свою точку зрения. Он заметил, что
имеет несколько иной, чем у хозяина, взгляд на роль Австрии в германской
истории. "Вклад Австрии в этом отношении, - настаивал он, - весьма велик".
Гитлер: Ноль. Я говорю вам, абсолютный ноль! На протяжении всей истории
Австрия саботировала любую национальную идею.
Габсбурги и католическая церковь только тем и занимались, что
саботировали {Совершенно очевидно, что превратное представление Гитлера об
австро-германской истории, полученное, как мы убедились в предыдущих главах,
в юности во время пребывания в Линце и Вене, не изменилось. - Прим. авт.}.
Шушниг: Все равно, герр рейхсканцлер, вклад Австрии нельзя отделить от
общей картины германской культуры. Возьмите, например, Бетховена...
Гитлер: Ах, Бетховена? Позвольте вам заметить, что Бетховен родился в
низовьях Рейна.
Шушниг: Но жить он пожелал в Австрии, как и многие другие...
Гитлер: Очень может быть. Но я еще раз повторяю, что так больше
продолжаться не может. На меня возложена историческая миссия, и я эту миссию
выполню, потому что судьба избрала для этой цели именно меня... Кто не со
мной, тот будет уничтожен... Я направил Германию по самому трудному за всю
ее историю пути; я добился того, чего не добивался никакой другой немец. И
не с помощью силы, позвольте вам заметить. Меня питает любовь моего
народа...
Шушниг: Герр рейхсканцлер, я охотно верю этому. После часового
разговора Шушниг попросил своего противника изложить жалобы. "Мы сделаем
все, - сказал он, - чтобы устранить препятствия, стоящие на пути
взаимопонимания, насколько это возможно".
Гитлер: Это вы так говорите, герр Шушниг. Но я вам говорю, что намерен
решить так называемый австрийский вопрос тем или иным способом.
Потом он пустился в пространные рассуждения, обвиняя Австрию в том, что
она укрепляет границу с Германией. Это обвинение Шушниг отверг.
Гитлер: Послушайте, неужели вы думаете, что можете передвинуть камень в
Австрии, чтобы я не узнал об этом уже на следующий день? ...Мне достаточно
приказать, и вся ваша нелепая система обороны в одну ночь разлетится на
мелкие кусочки. Вы же не думаете, что сможете задержать меня хотя бы на
полчаса, верно?.. Мне бы очень хотелось уберечь Австрию от этого, потому что
такая мера приведет к кровопролитию. Вслед за армией двинутся отряды СА и
австрийский легион. И никто не сможет остановить их справедливого гнева,
даже я!
После этих угроз Гитлер грубо напомнил Шушнигу, называя его по фамилии,
не упоминая его ранга, как того требует дипломатический этикет, об изоляции
Австрии и, следовательно, ее беспомощности.
Гитлер: И не думайте, что кто-нибудь сможет помешать мне. Италия? У
меня полное взаимопонимание с Муссолини... Англия? Англия и пальцем не
пошевельнет ради Австрии... Франция?
Он заметил, что Франция могла бы остановить Германию в Рейнской
области, и тогда ей "пришлось бы отступить. А теперь поздно".
И наконец Гитлер заявил: "Я даю вам еще одну возможность, последнюю,
прийти к соглашению, герр Шушниг. Или мы с вами находим решение, или события
будут развиваться своим чередом. Подумайте, герр Шушниг, хорошенько
подумайте. Я могу ждать только до сегодняшнего вечера..."
Шушниг поинтересовался, какие конкретные условия ставит германский
канцлер.
"Мы можем обсудить их после полудня", - сказал Гитлер.

Во время обеда Гитлер, что с удивлением отметил Шушниг, пребывал в
отличном настроении. Он говорил о лошадях и домах. Он собирался строить
самые высокие в мире небоскребы. "Американцы увидят, - говорил он Шушнигу, -
что в Германии дома строят выше и лучше, чем в Соединенных Штатах". Что
касается измотанного австрийского канцлера, то он, как заметил Папен, "был
взволнован и озабочен". Шушниг слыл заядлым курильщиком, но в присутствии
Гитлера курить ему не разрешили. Правда, после кофе, когда все перешли в
соседнюю комнату, Гитлер извинился и вышел, и Шушнигу удалось покурить.
Тогда же у него появилась возможность сообщить заместителю министра
иностранных дел Гвидо Шмидту о плохих новостях. Однако вскоре положение еще
больше ухудшилось.
После того как австрийцы прождали два часа в небольшой приемной, их
провели в комнату, в которой находились Риббентроп, новый немецкий министр
иностранных дел, и Папен. Риббентроп протянул им два машинописных листка
проекта "соглашения" и добавил, что это окончательные требования Гитлера и
обсуждать их он не намерен. Австрийцы просто должны их подписать. Шушниг
вспоминал, что почувствовал облегчение, получив наконец-то от Гитлера нечто
определенное. Но стоило ему прочесть документ, как облегчение испарилось.
Фактически это был немецкий ультиматум Австрии, согласно которому от Шушнига
требовали передать власть нацистам в течение одной недели.
В ультиматуме содержались также требования снять запрет на австрийскую
нацистскую партию, амнистировать нацистов, находившихся в тюрьме,
пронацистского венского адвоката доктора Зейсс-Инкварта сделать министром
внутренних дел, причем в его ведении должны были находиться полиция и служба
безопасности. Для другого нациста - Глайзе-Хорстенау предназначался пост
военного министра. Германская и австрийская армии должны были установить
более тесные связи, для чего намечался ряд мер, в том числе обмен офицерами
в количестве ста человек. "Будет проведена подготовка, - гласило последнее
требование, - включения Австрии в экономическую систему Германии. Для этого
доктор Фишбек (тоже нацист) будет назначен на пост министра финансов".
Шушниг вспоминал позднее, что сразу понял: подпиши он такой ультиматум,
это будет означать конец независимости Австрии.
"Риббентроп советовал мне принять требования сразу. Я возражал и
ссылался на предшествующие соглашения, подписанные с фон Папеном перед
приездом в Берхтесгаден. Я дал понять Риббентропу, что не ожидал таких
необоснованных требований..."
Но был ли Шушниг готов принять их? Что он не одобрял их - было понятно
всем, даже Риббентропу. Вопрос заключался в том, подпишет ли он их. И в этот
решающий момент молодой австрийский канцлер дрогнул. Он робко осведомился,
может ли рассчитывать на добрую волю со стороны Германии - иными словами,
намерено ли правительство рейха соблюдать условия соглашения. Он уверяет,
что получил "утвердительный" ответ.

Аншлюс: присоединение Австрии к Третьему Рейху.

Гитлер дал Шушнигу четыре дня - до вторника 15 февраля, в течение
которых последний обязан был дать "ответ", гласящий, что ультиматум принят,
и еще три дополнительных дня - до 18 февраля, чтобы выполнить требования
ультиматума. Шушниг вернулся в Вену утром 12 февраля и немедленно встретился
с президентом Микласом. Вильгельм Миклас был посредственным политическим
деятелем, про которого венцы говорили, что его главное достижение в жизни -
многочисленное потомство. Но была в нем некая крестьянская твердость, и
теперь, в кризисной ситуации, ему, прослужившему пятьдесят два года на
государственных постах, требовалось больше мужества, чем любому другому
австрийцу. Он был готов пойти на уступки Гитлеру, например объявить амнистию
нацистам, сидящим в тюрьмах, но что касается назначения Зейсс-Инкварта
начальником над полицией и армией, то он выступал против. Обо всем этом
Папен поспешно доложил в Берлин вечером 14 февраля. Он сообщил, что Шушниг
надеется "сломить сопротивление президента к завтрашнему утру".
В тот же вечер, в 19.30, Гитлер одобрил составленный Кейтелем приказ о
военном нажиме на Австрию.
"Распространите правдоподобные слухи, из которых можно было бы сделать
вывод, что готовится военное вторжение в Австрию",
И в самом деле, как только Шушниг покинул Берхтесгаден, фюрер начал
имитировать военные приготовления, чтобы австрийский канцлер поступил так,
как ему было ведено. Йодль отразил все это в своем дневнике:
"13 февраля. Во второй половине дня генерал Кейтель просит адмирала
Канариса {Вильгельм Канарис возглавлял военную разведку и контрразведку
(абвер) ОКВ. - Прим. авт.} и меня прибыть к нему на квартиру. Он сообщает
нам, что фюрер приказал продолжать военный нажим на Австрию путем ложных
приготовлений к вторжению до 15-го числа. Составлять планы таких операций и
передавать фюреру по телефону для рассмотрения.
14 февраля. Эффект получился быстрый и весьма ощутимый. В Австрии
создалось мнение, что Германия серьезно готовится к военным действиям".
Генерал Йодль не преувеличивал. Перед угрозой вооруженного вторжения
президент Миклас дрогнул. В последний день отсрочки - 15 февраля - Шушниг
официально уведомил посла Папена, что требования берхтесгаденского
соглашения будут выполнены до 18 февраля. 16 февраля австрийское
правительство объявило всеобщую амнистию нацистам, в том числе и тем, кто
участвовал в убийстве Дольфуса, и опубликовало список нового кабинета, в
котором Артур Зейсс-Инкварт значился министром государственной безопасности.
На следующий же день этот нацистский ставленник поспешил в Берлин к Гитлеру
за приказаниями.
Зейсс-Инкварт, первый предатель, был умным, хорошо воспитанным венским
адвокатом. С 1918 года он был одержим желанием видеть Австрию в составе
Германии. В первые годы после войны эта идея пользовалась популярностью. 12
ноября 1918 года, на следующий после перемирия день, Временное Национальное
собрание в Вене, только что сбросившее монархию Габсбургов и провозгласившее
Австрийскую республику, хотело произвести аншлюс, утверждая, будто немецкая
Австрия является частью Германской республики. Победители-союзники не
допустили этого, а к 1933 году, когда Гитлер пришел к власти, не оставалось
сомнений, что большинство австрийцев настроены против присоединения их
маленькой страны к нацистской Германии. Но Зейсс-Инкварт, как следует из его
показаний на суде в Нюрнберге, поддерживал нацистов, потому что они твердо
стояли за аншлюс. Он не вступал в партию, не принимал участия в скандальных
выступлениях нацистов, являясь, так сказать, респектабельным представителем
австрийских нацистов. После заключения соглашения в июле 1936 года он был
назначен государственным советником и сосредоточил свои усилия, поддержанные
Папеном и другими немецкими официальными лицами, на размывании границ
изнутри. Странно, но Шушниг и Миклас, казалось, верили ему почти до самого
конца. Позднее Миклас, как и Шушниг, ревностный католик, сознался, что его
приятно удивило, что Зейсс-Инкварт был "прилежным прихожанином".
Приверженность католической вере и тот факт, что Зейсс-Инкварт, как и
Шушниг, служил во время войны в тирольском императорском полку, где был
тяжело ранен, явились основой доверия, которое испытывал австрийский канцлер
к этому человеку. Шушниг, к сожалению, никогда не был способен оценить
человека с более серьезных позиций. Вероятно, он полагал, что сможет держать
нового нацистского министра в руках посредством обыкновенных подачек. В
своей книге он указывает, какое магическое воздействие произвела на
Зейсс-Инкварта сумма в пятьсот американских долларов, предложенная ему за
год до описываемых событий, когда он грозился покинуть пост государственного
советника. Получив эту ничтожную сумму, он передумал. Но Гитлер смог
предложить молодому тщеславному адвокату больше, в чем Шушниг скоро
убедился.
20 февраля Гитлер наконец произнес в рейхстаге речь, которой от него
ждали с 30 января, но она все откладывалась - то в связи с делом Бломберга -
Фрича, то из-за его собственных маневров против Австрии. Гитлер, хотя и
говорил очень тепло о "понимании" Шушнига и своем "сердечном желании"
добиться большего взаимопонимания между Австрией и Германией - такое
откровенное лицемерие произвело впечатление на премьер-министра Чемберлена,
- вместе с тем обронил предупреждение, на которое не обратил внимания
Лондон, но которое хорошо расслышали в Вене и Праге.
"Более десяти миллионов немцев живут в двух государствах, расположенных
возле наших границ... Не может быть сомнений, что политическое отделение от
рейха не должно привести к лишению их прав, точнее, основного права - на
самоопределение. Для мировой державы нестерпимо сознавать, что братья по
расе, поддерживающие ее, подвергаются жесточайшим преследованиям и мучениям
за свое стремление быть вместе с нацией, разделить ее судьбу. В интересы
германского рейха входит защита этих немцев, которые живут вдоль наших
границ, но не могут самостоятельно отстоять свою политическую и духовную
свободу".
Так было откровенно заявлено, что отныне третий рейх считает себя
вправе определять будущее семи миллионов австрийцев и трех миллионов
судетских немцев, проживавших в Чехословакии.
Шушниг ответил Гитлеру через четыре дня - 24 февраля. В этот день он
произнес речь в австрийском бундестаге, депутаты которого, как и депутаты
германского рейхстага, были тщательно подобраны однопартийным диктаторским
режимом. Он хоть и занимал по отношению к Германии примиренческую позицию,
но подчеркнул, что Австрия в своих уступках дошла до предела и что пора
остановиться и сказать: "Все! Хватит!" Австрия, отметил он, никогда не
отдаст добровольно своей независимости. Речь он закончил пламенным призывом
в рифму (по-немецки): "Красный, белый, красный! Так будет, пока мы живы!"
"День 24 февраля, - писал Шушниг после войны, - стал для меня
решающим". Он с волнением ждал реакции Гитлера на свое дерзкое выступление.
Папен на следующий день телеграфировал в Берлин, в министерство иностранных
дел, что не следует воспринимать речь канцлера всерьез. По его мнению,
Шушниг выразил свои достаточно сильные националистические настроения, чтобы
укрепить собственное положение внутри страны, - в Вене были раскрыты
заговоры, имеющие целью сбросить его из-за уступок, сделанных им в
Берхтесгадене. В то же время Папен сообщал в Берлин, что "работа
Зейсс-Инкварта... идет по плану". Назавтра Папен нанес прощальный визит
австрийскому канцлеру и уехал в Киц-бюэль кататься на лыжах. Его
продолжительная, скрытая от посторонних глаз деятельность в Австрии вот-вот
должна была принести плоды.
Речь Гитлера, произнесенная 20 февраля, передавалась по Австрийскому
радио. Вслед за тем по стране прокатилась волна нацистских демонстраций. 24
февраля во время трансляции ответной речи Шушнига озверевшая
двадцатитысячная толпа нацистов в Граце ворвалась на городскую площадь,
сбила громкоговорители, сорвала австрийские флаги и водрузила немецкий флаг
со свастикой. Полицией командовал лично Зейсс-Инкварт, так что попыток
остановить разбушевавшихся нацистов не предпринималось. Правительство
Шушнига разваливалось. Хаос царил не только в политике, но и в экономике.
Вкладчики стали изымать вклады из банков, причем не только иностранцы, но и
сами австрийцы. В Вену все чаще поступали отмены заказов. Приток иностранных
туристов, приносивших немалый доход австрийской казне, сократился. Тосканини
прислал из Нью-Йорка телеграмму, в которой сообщал, что не приедет на
фестиваль в Зальцбурге, обычно привлекавший тысячи туристов, "ввиду
политических событий". Ситуация в Австрии становилась настолько безнадежной,
что Отто Габсбург - молодой претендент на престол, проживавший в Бельгии,
прислал Шушнигу письмо. Позднее канцлер вспоминал, что принц умолял его как
бывшего офицера императорской армии остаться верным присяге и назначить
канцлером его, принца, если такой шаг смог бы спасти Австрию.
В отчаянии Шушниг обратил свой взор в сторону австрийских рабочих.
После жестоких репрессий, предпринятых Дольфусом против рабочих в 1934 году,
их профсоюзы и политическая партия (социал-демократическая) подвергались
гонениям, в том числе и со стороны Шушнига. Рабочий класс составлял 42
процента избирателей Австрии. Если бы в течение последних четырех лет
канцлер проявил широту взглядов, а не ограничивался клерикально-фашистской
диктатурой, и обратился к рабочим за поддержкой при создании умеренной
антинацистской коалиции, то с относительно немногочисленными нацистами можно
было бы легко справиться. Но Шушниг не обладал качествами, необходимыми для
подобного шага. Прямой и честный, он был одержим идеей авторитарного
однопартийного правления и презирал западную демократию.
Рабочие и социал-демократы, недавно вышедшие из тюрем вместе с
нацистами, 4 марта откликнулись на призыв канцлера. Несмотря ни на что, они
готовы были помочь правительству защитить демократию в стране, но просили
канцлера сделать им такую же уступку, какую он уже сделал нацистам, -
разрешить их политическую партию. Шушниг согласился, однако было слишком
поздно.
3 марта хорошо информированный Йодль записал в своем дневнике:
"Австрийский вопрос начинает обостряться. Туда следует направить сто
офицеров. Фюрер желает встретиться с ними лично. Они должны постараться
устроить так, чтобы австрийская армия против нас не только плохо воевала, но
и вообще не воевала".
В этот критический момент Шушниг предпринял последний отчаянный шаг, о
котором подумывал с конца февраля, когда нацисты начали захватывать власть в
провинциях. Он решился на плебисцит - выяснить, хочет ли народ иметь
"свободную, независимую, христианскую и единую Австрию" {Согласно показаниям
президента Микласа на суде над австрийскими нацистами в Вене, идея
плебисцита была подсказана Шушнигу из Франции. Папен в своих мемуарах
полагает, что "отцом" идеи плебисцита можно считать французского посла в
Вене Пюо, личного друга канцлера, однако признает, что Шушниг воспринял эту
идею как собственную. - Прим. авт.}.
"Я чувствовал, что наступил момент принять четкое решение, - писал он
позднее. - Ответственность перед страной обязывала не ждать, когда тебе
через несколько недель заткнут рот... Ставки в игре настолько повысились,
что требовалось приложить максимум усилий".
По возвращении из Берхтесгадена Шушниг сообщил Муссолини, защитнику
Австрии, об угрозах со стороны Гитлера. Ответ дуче пришел незамедлительно:
позиция Италии в отношении Австрии остается неизменной. 7 марта Шушниг
отправил в Рим военного атташе с сообщением, что ввиду развития событий ему,
"вероятно, придется прибегнуть к плебисциту". Итальянский диктатор ответил,
что эта идея ошибочна. Он посоветовал канцлеру придерживаться прежнего
курса. Дела идут на поправку, улучшение отношений между Римом и Лондоном
помогут ослабить напряженность. Это было последнее, что услышал Шушниг от
Муссолини.
Вечером 9 марта в Инсбруке канцлер объявил, что плебисцит состоится в
воскресенье 13 марта. Неожиданная весть привела Адольфа Гитлера в ярость. В
дневнике Йодля за 10 марта описывается первая реакция Берлина:
"Совершенно неожиданно, не посоветовавшись со своими министрами, Шушниг
объявил, что плебисцит состоится в воскресенье 13 марта...
Фюрер не намерен этого терпеть. В ночь на 10 марта он вызывает Геринга.
Генерала Рейхенау вызывают из Каира с заседаний Олимпийского комитета,
генерал Шоберт (командующий Мюнхенским военным округом на границе с
Австрией) тоже получает приказание прибыть, как и (австрийский) министр
Глайзе-Хорстенау. Риббентроп задерживается в Лондоне. Министерство
иностранных дел возглавляет Нейрат".
На следующий день, 10 марта, в Берлине царил переполох. Гитлер решился
на военную оккупацию Австрии, чем, несомненно, поразил своих генералов.
Чтобы предотвратить плебисцит, назначенный Шушнигом на воскресенье, армии
предстояло войти в Австрию в субботу. Планом такая скоротечная операция не
была предусмотрена. Гитлер вызвал Кейтеля на 10 утра, но тот, прежде чем
поспешить к фюреру, встретился с Йодлем и генералом Максом фон Фибаном,
начальником оперативного штаба ОКБ. Находчивый Йодль вспомнил о плане
"Отто", который был разработан на случай предотвращения попытки посадить на
австрийский престол Отто Габсбурга. Поскольку это был единственный реально
существующий план военных действий против Австрии, Гитлер согласился
довольствоваться им. "Приготовьте план "Отто", - приказал он.
Кейтель помчался на Бендлерштрассе, в штаб ОКБ, чтобы посоветоваться с
начальником генерального штаба генералом Беком. Когда он попросил Бека
ознакомить его с деталями плана "Отто", тот ответил: "Мы ничего не готовили.
Ничего не делалось, абсолютно ничего". Бека вызвали в рейхсканцелярию. На
встречу с Гитлером он взял с собой генерала фон Манштейна, который собирался
покинуть Берлин, чтобы занять пост командира дивизии. Гитлер сказал им, что
к субботе армия должна быть готова вступить на территорию Австрии. Никто из
генералов против военной агрессии не возразил. Смущало их лишь то, что за
столь короткий срок трудно подготовиться к военным действиям. Вернувшись на
Бендлерштрассе, Манштейн принялся за работу - надо было подготовить Проекты
необходимых приказов. Работу он закончил через пять часов - в 6 вечера.
Согласно дневнику Йодля, в 6.30 мобилизационные приказы были направлены в
три армейских корпуса и в ВВС. 11 марта, в 2 часа ночи, Гитлер издал
Директиву ОКБ э 1 по плану "Отто". Он так торопился, что даже не подписал
ее. Его подпись на директиве появилась только в час дня.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

1. Я намерен, если другие средства не приведут к цели, осуществить
вторжение в Австрию вооруженными силами, чтобы установить там
конституционные порядки и пресечь дальнейшие акты насилия над настроенным в
пользу Германии населением.
2. Командование всей операцией в целом я принимаю на себя...
4. Выделенным для операции соединениям сухопутных войск и
военно-воздушных сил находиться в походной и боевой готовности не позднее
12.00 12 марта 1938 г.
5. Войскам действовать с учетом того, что мы не хотим вести войну с
братским народом. Мы заинтересованы в том, чтобы вся операция прошла без
применения силы, как мирное вступление в страну, население которой
приветствует наши действия. Поэтому избегать всяких провокаций. Но если
будет оказано сопротивление, то сломить его с полной беспощадностью силой
оружия.

Через несколько часов Йодль разослал особое распоряжение с грифом
"Совершенно секретно" от имени верховного главнокомандования вооруженных
сил:

1. В случае встречи с чехословацкими регулярными войсками или
милиционными частями на территории Австрии рассматривать их как противника.
2. Итальянцев повсеместно приветствовать как друзей, тем более что
Муссолини объявил о своем невмешательстве в решение австрийского вопроса.
Позиция Муссолини волновала Гитлера. Вечером 10 марта он послал на
специальном самолете принца Филипа Гессенского к дуче с письмом,
датированным 11 марта. В письме Гитлер сообщал о том, что он собирался
предпринять, и просил итальянского диктатора отнестись к его действиям с
пониманием. Письмо было нагромождением лжи о договоренности с Шушнигом, о
положении в Австрии, которое, по уверению Гитлера, "приближалось к анархии".
Письмо начиналось со вздорного вымысла, будто при публикации текста письма в
Германии первый абзац пришлось опустить {Опущенный абзац был найден после
войны в архивах министерства иностранных дел Италии. - Прим. авт.}. Далее
фюрер утверждал, что Австрия и Чехословакия вступили на путь заговора с
целью реставрировать династию Габсбургов "и настроить против Германии по
меньшей мере 20 миллионов человек". Он изложил суть своих требований,
предъявленных Шушнигу, убеждая Муссолини, что они "более чем скромные", но
Шушниг не выполнил их. Плебисцит, назначенный австрийским канцлером, фюрер
назвал пародией.

Аншлюс: присоединение Австрии к Третьему Рейху.

Сознавая свой долг как фюрер и канцлер Германии, а также являясь сыном
этой земли, я не могу оставаться безучастным перед лицом развивающихся
событий. Теперь я намерен восстановить закон и порядок на своей родине, дать
людям возможность определить свою судьбу наверняка, открыто и четко...
Как бы ни проводился этот плебисцит, я хочу заверить Ваше
превосходительство как дуче фашистской Италии:
1. Этот шаг следует рассматривать как национальную самооборону. Такой
шаг предпринял бы любой сильный человек, окажись он на моем месте. Вы, Ваше
превосходительство, не смогли бы поступить по-другому, если бы на карту была
поставлена судьба итальянцев...
2. В критический для Италии момент я доказал Вам искренность своих
симпатий. Можете не сомневаться, что и в будущем мое отношение не изменится.
3. К каким бы последствиям ни привели надвигающиеся события, я провел
четкую границу между Германией и Францией. Теперь я провожу такую же четкую
границу между Италией и нами. Это Бреннер {Граница по Бреннеру была подачкой
Муссолини. Это означало, что Гитлер не будет претендовать на Южный Тироль,
отобранный у Австрии и переданный Италии в Версале. - Прим. авт.} ...

Ваш друг навечно
Адольф Гитлер

Падение Шушнига

Не подозревая, какие лихорадочные приготовления велись по ту сторону
границы третьего рейха, доктор Шушниг вечером 10 марта спокойно лег спать,
твердо убежденный в том, что плебисцит окажется успешным для Австрии и что
"нацисты не станут серьезным препятствием" {Справедливости ради следует
отметить, что плебисцит Шушнига прошел бы так же "свободно" и
"демократично", как и плебисцит, устроенный Гитлером в Германии. Поскольку в
Австрии с 1933 года свободные выборы не проводились, не уточнялись и списки
избирателей. Голосовать могли только лица, достигшие двадцати четырех лет. О
плебисците было объявлено всего за четыре дня, так что ни нацисты, ни
социал-демократы, даже если бы им позволили, не смогли провести предвыборные
кампании. Социал-демократы безусловно проголосовали бы "за", поскольку
считали Шушнига меньшим злом, чем Гитлер, тем более что Шушниг обещал им
политическую свободу. Нет сомнения в том, что их голоса обеспечили бы
Шушнигу победу. - Прим. авт.}. В самом деле, в тот вечер доктор
Зейсс-Инкварт заверил его, что поддержит плебисцит и даже произнесет по
этому поводу речь.
В половине пятого утра, уже 11 марта, австрийского канцлера разбудил
звонок телефона, стоявшего возле кровати. Доктор Скубл, начальник
австрийской полиции, сообщил, что немцы закрыли границу в Зальцбурге и
движение поездов между двумя странами прекратилось. Поступили сведения о
концентрации немецких войск у австрийской границы.
В 6.15 Шушниг уже направлялся в свой кабинет на Баллхаус-плац, но по
дороге решил зайти в собор Святого Стефана. В соборе царил полумрак, шла
утренняя месса. Шушниг занял свое обычное место и задумался о зловещей
новости, услышанной от начальника полиции. "Я не до конца понимал, что это
значило, - вспоминал он позднее, - но знал, что за этим последуют перемены".
Он посмотрел на свечи перед образом богоматери-заступницы, потом украдкой
огляделся по сторонам и осенил себя крестным знамением - так поступало в
трудные времена не одно поколение венцев.
В канцелярии было все спокойно. Даже тревожных сообщений от австрийских
дипломатов в других странах не поступало. Шушниг позвонил в штаб полиции и
попросил, чтобы в качестве меры предосторожности были высланы полицейские
патрули в центр города и во все правительственные учреждения. Кроме того, он
созвал заседание кабинета. Не явился только Зейсс-Инкварт, которого не могли
нигде найти. В действительности нацистский министр находился в венском
аэропорту. Папен, вызванный ночью ненадолго в Берлин, улетал специальным
самолетом в 6 утра, и Зейсс-Инкварт провожал его. Теперь предатель номер
один ждал предателя номер два - Глайзе-Хорстенау, тоже министра кабинета
Шушнига. Глайзе-Хорстенау должен был возвратиться из Берлина с указаниями
Гитлера, какие действия предпринимать им в отношении плебисцита.
Последовал приказ отменить плебисцит, о чем оба господина уведомили
Шушнига в десять утра, добавив при этом, что Гитлер просто взбешен.
Просовещавшись несколько часов с президентом Микласом, министрами и доктором
Скублом, Шушниг согласился отменить плебисцит. Шеф полиции сообщил, что на
полицию, в которой нацисты снова заняли многие командные должности,
правительству рассчитывать не следует. В то же время Шушниг полагал, что
армия и милиция Патриотического фронта (официальной авторитарной партии)
будут драться. В этот критический момент он решил (в воспоминаниях он пишет,
что вообще-то давно так решил), что не будет оказывать сопротивление
Гитлеру, если это повлечет пролитие немецкой крови. Гитлер был готов пролить
кровь, Шушнига же бросало в дрожь при мысли об этом.
В два часа пополудни он вызвал Зейсс-Инкварта и сообщил ему, что
отменил плебисцит. Воспитанный предатель тут же бросился к телефону и
позвонил в Берлин Герингу. Но по немецкой схеме зажатый в угол противник,
пойдя на одну уступку, должен немедленно сделать и другую. Гитлер и Геринг
стали поднимать ставки. Сохранилась поминутная запись того, как это
делалось, запись всех угроз и обманов. Запись эту, как бы иронично это ни
звучало, вел личный "исследовательский институт" Геринга. Им были записаны
двадцать семь телефонных разговоров фельдмаршала начиная с 2.45 утра 11
марта. Эти документы были обнаружены после войны в министерстве авиации
Германии. Из них хорошо видно, как за несколько часов телефонных переговоров
между Берлином и Веной была решена судьба Австрии.
Впервые Зейсс-Инкварт позвонил фельдмаршалу в 2.45 утра. Геринг сказал
ему, что отмены плебисцита недостаточно, что после совещания с Гитлером он
перезвонит. Он сделал это в 3.05. Шушниг, заявил он, должен уйти в отставку,
а на его место в течение двух часов должен быть назначен Зейсс-Инкварт.
Геринг велел также Зейсс-Инкварту "послать телеграмму фюреру в соответствии
с договоренностью". Это первое упоминание о телеграмме, о которой в течение
последующих нескольких часов будут вспоминать не раз и на основании которой
Гитлер состряпал ложь, оправдывающую агрессию против Австрии в глазах немцев
и всего мира.
Вильгельм Кепплер, специальный агент Гитлера в Австрии, прибыл вечером
из Берлина, чтобы заняться делами Папена в его отсутствие. Он передал
Зейсс-Инкварту текст телеграммы, которую тот должен был отправить фюреру. В
ней содержалась просьба ввести в страну германские войска для ликвидации
беспорядков. В Нюрнберге Зейсс-Инкварт заявил, что отказался посылать такую
телеграмму, поскольку никаких беспорядков не происходило. Кепплер, настаивая
на том, что это сделать необходимо, поспешил в австрийскую канцелярию, где
обнаглел настолько, что занял кабинет рядом с кабинетами Зейсс-Инкварта и
Глайзе-Хорстенау. Непонятно, как допустил Шушниг, чтобы эти проходимцы и
предатели в столь критический момент обосновались в резиденции австрийского
правительства, однако он это допустил. Позднее он вспоминал, что канцелярия
походила на "растревоженный улей": Зейсс-Инкварт и Глайзе-Хорстенау
обосновались в углу со своим "двором", куда то и дело "приходили личности
странного вида". Вероятно, вежливому, но подавленному канцлеру просто не
пришло в голову выкинуть их вон. Он решил уступить давлению со стороны
Гитлера и подать в отставку. Посоветовавшись с Зейсс-Инквартом, позвонил по
телефону Муссолини, но дуче не оказалось на месте и он отменил звонок.
Просить Муссолини о помощи, решил он, "значит, терять время". Даже давний
защитник Австрии предал ее в трудную минуту. Через несколько минут, когда
Шушниг пытался уговорить президента Микласа принять его отставку, из
министерства иностранных дел пришло сообщение: "Итальянское правительство
заявляет, что при сложившихся обстоятельствах оно не сможет дать совета,
если к нему за таковым обратятся".
Президент Вильгельм Миклас не был великим человеком, но он был
человеком прямым и упрямым. Он неохотно принял отставку Шушнига, а назначить
Зейсс-Инкварта его преемником и вовсе отказался. "Это совершенно немыслимо,
- заявил он. - Они не смогут нас заставить". И он приказал Шушнигу передать
немцам, что их ультиматум не принят.
Зейсс-Инкварт сообщил об этом Герингу в 5.30 утра.
Зейсс-Инкварт: Президент принял отставку Шушнига... Я предложил
возложить обязанности канцлера на меня... но он предпочитает человека типа
Эндера...
Геринг: Так не пойдет! Ни в коем случае! Президенту нужно немедленно
сказать, что он должен передать полномочия федерального канцлера вам и
одобрить предложенный состав кабинета.
В этом месте разговор ненадолго прервался. Зейсс-Инкварт позвал к
телефону доктора Мюльмана, ничем не примечательного австрийского нациста
(Шушниг видел его издалека в Берхтесгадене), однако личного друга Геринга.
Мюльман: Президент никак не соглашается. Мы, трое национал-социалистов,
хотели поговорить с ним лично... Он просто не пустил нас. Судя по всему,
сдаваться он не собирается.
Геринг: Дайте мне Зейсса. Зейссу-Инкварту: Запомните, вы вместе с
генерал-лейтенантом Муффом (германский военный атташе) немедленно пойдете к
президенту и скажете ему, что если он не примет поставленные условия, то
войска, которые уже направляются к границе, этой ночью перейдут ее по всей
протяженности и Австрия перестанет существовать... Скажите ему, что шутить
не время. Положение таково, что этой ночью начнется вторжение в Австрию со
всех сторон. Оно прекратится и войска останутся по эту сторону границы
только в том случае, если к 7.30 мы получим сообщение, что вам передана
власть федерального канцлера... Потом обратитесь к национал-социалистам
страны. Они уже должны быть на улицах. Запомните, сообщение должно поступить
не позднее 7.30. Если Миклас не понял этого за четыре часа, мы заставим его
понять все за четыре минуты.
Но президент не сдавался. В 6.30 Геринг снова разговаривал по телефону
с Кепплером и Зейсс-Инквартом. Оба сообщали, что президент Миклас не желает
их слушать.
Геринг: Что ж, тогда Зейсс-Инкварту придется его просто уволить!
Пойдите к нему и прямо заявите, что Зейсс-Инкварт поднимет гвардию
национал-социалистов, а я через пять минут отдам войскам приказ войти в
страну.
После этого приказа генерал Муфф и Кепплер предъявили президенту второй
военный ультиматум: если он не подчинится требованиям до 7.30, то германские
войска войдут в Австрию. "Я заявил этим господам, - рассказывал потом
Миклас, - что отклоняю их ультиматум... что Австрия сама выберет главу
своего правительства".
К этому времени австрийские нацисты уже хозяйничали на улицах и в
канцелярии. В тот вечер, около шести часов, я возвращался из больницы, где
моя жена боролась за жизнь после трудных родов, которые в конце концов
закончились кесаревым сечением. Я вышел из метро на Карлсплац и оказался в
истерически настроенной, вопящей толпе нацистов, которая направлялась в
сторону центра. Такие озверелые лица я уже видел раньше - на партийных
сборищах в Нюрнберге. Нацисты кричали: "Зиг хайль! Зиг хайль! Хайль Гитлер!
Повесим Шушнига!" А полицейские, которые всего несколько часов назад на моих
глазах без труда разогнали небольшую толпу нацистов, теперь стояли в стороне
и усмехались.
Шушниг слышал угрозы толпы, и они на него подействовали.
Он поспешил к президенту, чтобы поговорить с ним в последний раз, но
"...президент Миклас был непреклонен. Он не хотел назначать нациста на
пост австрийского канцлера. Когда я стал настаивать на назначении на этот
пост Зейсс-Инкварта, он опять воскликнул:
"Вы все предали меня! Все!" Но я не видел, кого можно было бы
назначить, кроме Зейсс-Инкварта. Мне оставалось только поверить всем тем
обещаниям, которые он мне дал, поверить ему как истинному христианину и
честному человеку".
До самого конца Шушниг оставался в плену иллюзий. Бывший канцлер
предложил выступить с речью по радио, чтобы объяснить, почему он уходит в
отставку. Он утверждает, что президент Миклас согласился, хотя позднее
президент опроверг это. Это было самое волнующее выступление из всех,
которые я когда-либо слышал.
Микрофон был установлен всего в пяти шагах от того места, где нацисты
застрелили Дольфуса.

Аншлюс Австрии.

Первой в планах Гитлера по расширению «жизненного пространства» значилась Австрия. Будучи по происхождению австрийским немцем, Гитлер давно мечтал об объединении австрийских немцев в единую семью со своими германскими соседями. В 1934 году Гитлер, которого австрийские нацисты уже признали своим вождём, инспирировал и поддержал кампанию местных национал-социалистов по свержению правительства австрийского канцлера Энгельберта Дольфуса путём государственного переворота. Гитлер не учёл последствия, которые возникнут для его отношений с Францией и Италией, если он будет угрожать Австрии бойкотом или захватом. Франция ещё в 1931 году в Совете Лиги наций наложила вето на присоединение Австрии к Германии. Надежда Гитлера на то, что совместно с Италией можно будет изолировать Францию, не оправдалась. Муссолини имел собственные интересы в Западной Европе и выступил защитником канцлера Дольфуса. По согласованию с Францией и Англией Муссолини опубликовал совместную декларацию о необходимости сохранения австрийского суверенитета. 25 июля 1934 года австрийские нацисты попытались поднять путч и смертельно ранили канцлера Дольфуса в его резиденции. В это время его жена и дети находились в Италии под покровительством Муссолини. Нацисты в Вене потерпели поражение, и сразу тысячи сторонников Гитлера бросились искать убежище в Германии. Но Муссолини приказал частям итальянской армии занять Бреннерский перевал и письменно заверил австрийское руководство, что поддержит законную власть в её борьбе за сохранение независимости страны. В ответ Гитлер заявил, что он никакого отношения к произошедшим в Вене событиям не имеет. Он приказал выдать австрийским властям убийц канцлера Дольфуса, отозвал из Вены германского посла и на его место послал вице-канцлера своего кабинета фон Папена, поручив ему наладить нормальные отношения с правительством Австрии.

Неудача с путчем в Вене показала авантюризм Гитлера, который явно поспешил с вопросом о присоединении Австрии, не оценил реальных возможностей австрийских нацистов и не проанализировал международную обстановку вокруг этого вопроса.

Внешнеполитическим успехом Германии было заключение в январе 1934 года с Польшей пакта о ненападении. Однако значение этого пакта для Германии снижалось по мере того, как Франция восстанавливала свои былые союзнические отношения с восточно-европейскими государствами, образовав Малую Антанту. Одновременно СССР дал согласие на постоянное представительство в Совете Лиги наций. Ответная реакция Гитлера состояла в том, что он в каждом без исключения интервью, в каждом выступлении стал проникновенно говорить о мире, как о единственном желании его страны. Без зазрения совести он заявил корреспонденту английской газеты Daily mail : «Если дело только в Германии, то войны больше не будет никогда. Мы, как никакая другая страна, знаем, какие бедствия приносит война». Несмотря на такие заверения, в конце 1934 года Германия оказалась в полной дипломатической изоляции .

Но прошли годы, и ситуация в Австрии изменилась. Значительная часть австрийского общества считала себя обделённой после поражения в Первой мировой войне и мечтала о возрождении былого величия Австрии времён империи Габсбитов.

Всё больше становилось сторонников объединения с Германией и они получали от неё широкую поддержку. К 1938 году сторонники объединения с Германией уже имели сильное влияние в государственном аппарате Австрии и среди населения страны. Ситуация в Австрии вполне удовлетворяла Гитлера, но для него важно было знать отношение западных держав к проблеме аншлюса. В первую очередь фюрер хотел узнать мнение английского правительства. В ноябре 1937 года заместитель премьер-министра Англии лорд Галифакс прибыл в Германию. Во время встречи с Гитлером он заявил, что Англия заинтересована в решении проблемы Австрии «путём мирной эволюции». Гитлер понял, что Англия не будет противодействовать Германии в случае аншлюса. Это придало Гитлеру уверенность в дальнейших действиях. 7 февраля 1938 года он пригласил австрийского канцлера Курта фон Шушнига посетить Германию. 12 февраля в резиденции Гитлера в Берхтесгадене состоялась его встреча с австрийским канцлером. Гитлер в ультимативной форме потребовал от Шушнига снять запрет на деятельность в Австрии нацистской партии, объявить амнистию заключённым в тюрьмы нацистам, назначить на ведущие государственные должности людей из числа нацистских лидеров. Согласно ультиматуму Гитлера, австрийская армия должна стать практически частью германской армии, а сама Австрия – частью Германии. Красноречие и угрозы Гитлера возымели действие: Шушниг подписал распоряжение, которое потом сам назвал «смертным приговором своей стране». А ведь в июле 1936 года Шушниг заключил с Германией договор о дружбе, но «Третьему рейху» этого было недостаточно. Когда аншлюс совершился, Шушниг, теперь уже бывший канцлер, после нескольких недель, пребывания под стражей в гестапо, был отправлен в концлагерь, где пробыл до мая 1945 года. В 1956 году Курт Шушниг получил американское гражданство и стал профессором университета в Сент-Луи. Умер Шушниг в 1977 году в возрасте 80 лет.

Проследим теперь за основными этапами непосредственно присоединения Австрии к нацистской Германии. Документ подписанный канцлером Шушнигом, дал «зелёный свет» действиям австрийских нацистов. Они начали проводить массовые демонстрации, срывали австрийские национальные флаги, заменяя их нацистскими полотнищами со свастикой. Полиция не препятствовала разгулу нацизма, так как министром внутренних дел Австрии был назначен нацист Зейсс-Инкварт.

Канцлер Шушниг решил провести общенациональный плебисцит, в котором народ Австрии должен был ответить на вопрос: «Выступаете ли вы за свободную, независимую, социальную, христианскую и единую Австрию? Да или нет». Это демократическое мероприятие было назначено на 13 марта 1938 года, но ему не суждено было состояться: 12 марта войска 8-й немецкой армии в соответствии с утверждённым Гитлером планом «Отто» пересекли границу Австрии. Никакого сопротивления немецкие войска не встретили. Единственным препятствием, которое задерживало их продвижение, были их собственные танки, которые очень часто ломались на марше. Немецкие самолёты разбросали над Веной и другими городами Австрии тысячи листовок, в которых германский фюрер поздравлял австрийских немцев с долгожданным воссоединением их в едином германском отечестве. Генерал Гудериан в своих воспоминаниях пишет, что встреча немецких войск в Австрии представляла почти идиллическую картину. «Население… повсюду радостно нас встречало. На дорогах стояли старые солдаты – участники Первой мировой войны с боевыми орденами на груди и приветствовали нас. На каждой остановке жители украшали наши автомашины, а солдат снабжали продуктами. Повсюду можно было видеть рукопожатия, объятия, слёзы радости. Не было никаких конфликтов при осуществлении этого давно ожидаемого и не раз срывавшегося аншлюса. Дети одного народа, которые в течение многих десятилетий были разобщены из-за злополучной политики, ликовали, встретившись, наконец, друг с другом». Мы не знаем, так ли всё было на самом деле, но оснований не верить Хайнцу Гудериану у нас нет.

Прибыв в свой родной город Линц, Гитлер 14 марта 1938 года подписал документ о полном аншлюсе Австрии, которая теперь становилась «провинцией германского рейха».

Какова же была реакция европейских государств на это событие? Франция в то время переживала очередной правительственный кризис, и ей было не до австрийского кризиса. Италия, бывший гарант австрийской независимости, тоже не могла препятствовать аншлюсу Австрии: она втянулась в войну в Эфиопии и всё больше зависела от политики Германии. Накануне аншлюса Муссолини заявил, что Австрия была для него «несущественна».

С Англией сумел договориться Иоахим Риббентроп, бывший тогда чрезвычайным и полномочным послом Германии в Великобритании. 9 марта 1938 года он встретился с руководством Англии, включая премьер-министра Чемберлена и короля Георга VI, и уже 10 марта от него в Берлин пришло сообщение: «Англия ничего не сделает в отношении Австрии», вскоре после этого Риббентроп заменил Нейрата на посту министра иностранных дел Германии. К слову сказать, Риббентроп много работал над осуществлением заветного желания Гитлера заключить союз с Англией, но добиться этого ему не удалось. Попытка австрийского правительства получить поддержку Англии в противодействии аншлюсу успеха не имела.

Никаких действий не последовало и от соседней Чехословакии, бывшей провинции Австро-Венгерской империи. Здесь отличился маршал Геринг. 11 марта он связался с посольством Чехословакии, чтобы выяснить позицию этой страны по вопросу аншлюса Австрии. Посла доктора Масны не оказалось на месте – дело шло к вечеру, и его рабочее время закончилось. Когда служащий посольства сообщил, что посол поехал в оперу, Геринг разыскал доктора Масны в театральной ложе Берлинской Государственной оперы. Геринг дал послу слово чести, что никакой угрозы Чехословакии в связи с аншлюсом Австрии не существует, что это «семейное дело» между Германией и Австрией, что Гитлер желает улучшения отношений с Прагой. Посол позвонил в своё министерство иностранных дел и вскоре сообщил Герингу, что в Праге всё спокойно и что чехословацкую армию не собираются поднимать по тревоге. Через два дня Австрия прекратила существование как самостоятельное государство.

А. Гитлер выступает перед сотнями тысяч жителей Вены после аншлюса Австрии.

После аншлюса, в апреле 1938 года в Австрии был проведён референдум с вопросом: Поддерживаете ли вы состоявшееся присоединение Австрии к Германии? Да или нет». Результат был такой: 99,7% австрийцев, принявших участие в референдуме, ответили «Да». Удивляться этому не нужно, хотя этот показатель, возможно, завышен на несколько процентов. Пропаганда и практическая работа, проведённая нацистским правительством Германии, сделали всё, чтобы австрийцы поверили нацистам и даже почувствовали симпатию к ним. Ведь в числе практических мероприятий нацистов были такие, как обеспечение безработных работой, помощь в медицинском обслуживании населения и другое.

В 1945 году Австрия была освобождена союзниками от фашистских войск. До 1955 года Австрия была оккупирована войсками СССР, США, Великобритании и Франции. В 1955 году было подписан Государственный договор о восстановлении независимой и демократической Австрии, который провозгласил постоянный нейтралитет страны. С 1 января 1995 года Австрия является членом Европейского Союза.

Против аншлюса Австрии в 1938 году выступил только Советский Союз, который предлагал провести международную конференцию для того, чтобы определить совместные меры по предотвращении дальнейшей германской агрессии. Но предложение Советского Союза не было поддержано западными державами.

Что же получила Германия от аншлюса Австрии? А получила она увеличение территории на 17% и населения на 10%, то есть на 6,7 миллиона человек. Австрийская армия (50 тысяч человек) пополнила ряды вермахта. В Австрии вскоре после соединения была введена всеобщая воинская повинность, как и в Германии. Экономический потенциал Австрии встал на службу «Третьему рейху». Промышленность Австрии была высокоразвитой. Небольшая по территории и населению страна в 1937 году выплавила 385 тысяч тонн чугуна и 690 тысяч тонн стали. В Австрии добывались высококачественные железные руды, а также другие ценные полезные ископаемые и, что самое важное – нефть. Золотой запас Австрии, который вместе с иностранной валютой составлял около 300 миллионов немецких марок, также попал в руки немецких финансистов. Всё это усиливало военно-стратегическое положение Германии.

© А.И. Каланов, В.А. Каланов,
"Знания-сила"

После того, как правительство Австрии, под давлением и ультиматумом от немецкой стороны, было вынуждено уйти в отставку, 11 марта 1938 года канцлер Австрии Курт фон Шушнин г обратился к нации по радио в вечернем эфире. Он объявил об отставке своего правительства и передачи управления страной про нацистскому ставленнику Зейсс-Инкварту. Вторая часть обращения касалась призыва к австрийской армии, которая не должна оказывать сопротивление, если границу перейдут немецкие войска и вступят на территорию Австрии. Незадолго до полуночи президент страны также уступил перед давлением и согласился на нового канцлера. Был создан официальный призыв от имени нового правительства к немецким войскам вступить в страну для поддержания порядка, о котором новый канцлер, который якобы его и писал, узнал уже задним числом.

В ночь с 11 на 12 марта 1938 года немецкие войска перешли границу согласно ранее тайно разработанному плану, который должен был быть приведен в исполнении вне зависимости от внутренних решений Австрии. Австрийская армия не оказала сопротивление. Первым высокопоставленным представителем Германии, который прибыл в Вену был Генрих Гиммлер, в сопровождении своих людей из разведки и СС. Сам же Адольф Гитлер прибыл в Вену вечером 13 марта 1938 года, а на следующий день был с овациями встречен толпами людей в городе. В течение последующих нескольких дней, после Аншлюса Австрии, на улицах Вены нацисты устроили целый ряд мероприятий, в том числе выступления Адольфа Гитлера перед австрийским народом, который теперь стал частью Третьего рейха. Я посетил все основные места этих парадов и выступлений и сделал фотографии под теми же ракурсами, что стали известной частью истории о таком событии как Аншлюс Австрии .

Баннер со Свастикой 11 марта

11 марта 1938 г. вечером, после того как уставшему от ожиданий и информационной войны австрийскому народу по радио сообщили об отставке правительства, о предстоящем присоединении к Германии (Аншлюс Австрии), местные нацисты вышли на улицы. Первым нацистским символом, который вывесили на государственном учреждении Австрии стала свастика на здании Канцелярии канцлера на Ballhausplatz. Флаг установили на балконе над главным входом. Также на фасаде канцелярии, где еще находился канцлер Шушнинг, установили баннер с надписью: DURCH KAMPF ZUM ZIEG , что переводится как “Через борьбу к победе” .

В этом здании после Аншлюса Австрии располагалось марионеточное правительство нацистов под руководством Зейсс-Анкварта, вплоть до того, как было упразднено 30 апреля 1939 г. До самого конца войны и освобождения страны в здании располагалась нацистская администрация. Здание Канцелярии было сильно повреждено во время бомбардировок весной 1945 года и восстановлено в своем прежнем архитектурном облике в 1950 году. Сегодня можно сравнивать фото с флагом и живое здание и практически не видеть отличий.

Баннер на Доме Лоза

Вскоре после аншлюса Австрии Германией, на целом ряде зданий в Вене, не только государственных, появилась новая символика или баннеры с надписями. Один из таких поместили над фасадом известного здания Лоза по адресу Michaelerplatz 3 – названного по именного своего архитектора. Надпись на ткани гласила GLEICHES BLUT GEHORT IN EIN GEMEINSAMES REICH , что переводится как «Одна кровь принадлежит объединённому Рейху» . Подтекстом была мысль, что жители Германии и Австрии принадлежат к одной исторической нации и их объединение – важное событие.

Здание Looshaus в Вене пострадало во время бомбардировок еще в 1944 году, но после было восстановлено. Одно время там располагался мебельный магазин, а в 1987 году здание выкупил банк Raiffeisenbank, который располагается там и сегодня. Фасад и характерные колонны остались почти неизменны с 1938 года.

Выступление Гитлера в Хофбурге

15 марта 1938 года, спустя два дня с начала Аншлюса Австрии Германией, состоялся целый ряд мероприятий на улицах города Вены, проведенных нацистами. Самым главным стало помпезное выступление Адольфа Гитлера с балкона бывшей резиденции Габсбургов – дворца Хофбург. Огромная толпа венцев собралась на примыкающей к дворцу площади Heldenplatz (Площадь героев) – несколько сот тысяч человек заполонили все свободное пространство и некоторые из них даже забирались на стоящие здесь два монумента – Принцу Евгену и Эрцгерцогу Карлу. Гитлер произнес пафосную речь о будущем объединенной Германии и своей родине Австрии, которой уготована славная участь.

Военные парады в Вене

15-16 марта 1938 года немецкие войска и части СС прошли парадами по центральным улицам Вены, по тому же Ringstrasse, где Адольф Гитлер когда-то любил гулять и любоваться архитектурой города.

Гитлер принял военный парад по городскому кольцу Ringstrassse. Он и его свита собрались на площади Maria-Theresien-Platz между музеями Естествознания и Искусств. Мимо Гитлера прошагали немецкие войска, а также танки и 105 мм орудия.

Части австрийской армии, которые после аншлюса Австрии присягнули новому правительству, прошли строем мимо здания Парламента, в котором когда-то Адольф Гитлер получал представление о демократии.

16 марта 1938 года части австрийских СС, теперь уже официально сформированных, прошли маршем по той же площади Heldenplatz у дворца Хофбург, где днем ранее выступал Адольф Гитлер.

Возложение цветов на Монумент Австрийской армии

Все тем же днем 15 марта 1938 года Адольф Гитлер принял участие еще в одной части церемониальных празднеств в Вене. Гитлер церемониально возложил венок на Монумент Австрийской армии времен, посвященный Первой Мировой и тогда единственной Мировой Войне. Это место находится сразу за аркой Heldenplatz, возле дворца Хофбург.

Спустя месяц после аншлюса Австрии, Адольф Гитлер вернулся в Вену, чтобы отметить предстоящие выборы австрийского народа, который должен был проголосовать и дать свое согласие на Аншлюс Австрии . За день до того, как по нацистским данным, 99.75% людей приняли такой решение, Гитлер проехал со своей автомобильной колонной по городу. Основной частью этого события был его проезд от Бургтеатра (Burgtheater) до городской ратуши Вены (Rathaus) , между которыми всего около 200 метров. На входе Гитлера встретили австрийские националисты и внутри Ратуши он дал пламенную речь о последних и предстоящих событиях.

Гостиница Империал

Во время своего пребывания в Вене в марте 1938 года Адольф Гитлер остановился в гостинице в центральной части города — Hotel Imperial по адресу Kartner Ring 16. Гитлер расположился в небольших апартаментах на первом этаже, но всем известны кадры, где он показывается собравшейся внизу публике 14 и 20 марта на балконе второго этажа. На одном из фото рядом с ним Йозеф Геббельс, на другом — Генрих Гиммлер. В отель Империал, построенный в 1862-1865 г.г. Гитлер возвратился также в апреле во время второго визита в Вену, в преддверие Плебисцита. После войны помещения гостиницы Империал занимали советские оккупационные войска. В последующие десятилетия в отеле Империал гостили: президент США Джон Фитцджеральд Кеннеди и Никита Хрущев, Ричард Никсон, королева Елизавета II и ряд других высокопоставленных лиц.

Гитлер в Бельведере в 1941

1 марта 1941 года Адольф Гитлер присутствовал на церемонии подписания Болгарией пакта со странами ОСИ о присоединении к так называемом Тройственному Пакту. Также там присутствовали представители Японии и Италии. Эти мероприятия состоялись в роскошном дворце Бельведер, который мало чем изменился с того времени.

Аншлюс в Линце

Адольф Гитлер помпезно въехал в Австрию 12 марта 1938 года, чтобы проехать колонной по стране и посетить места своего детства и юности. Он двигался с Запада на Восток и до того, как вечером 13 марта въехал в Вену, успел посетить несколько городов, где это отмечалось, как важное событие. После посещения родного города Бранау, где и родился Адольф Гитлер в 1889 году, авто колонна фюрера проследовала в Линц, где Гитлер провел годы с 1899 по 1907, где в пригороде Леондинг похоронены его родители. После посещения Леондинга колонна направилась в сам город Линц, где состоялось помпезное приветствие Гитлера австрийцами, жителями города, поддерживающими аншлюс Австрии.

Колонна проследовала через главную площадь города Hauptplatz, которую в тот же день переименовали в Adolf-Hitler-Platz (Площадь Адольфа Гитлера). Поприветствовать канцлера Германии вышли несколько тысяч жителей Линца. Спустя чуть больше чем месяц, 20 апреля 1938 года городские власти организуют пышные празднества на главной площади и парад по поводу 49-летия Гитлера.

Вечером того же дня, 12 марта 1938 года Гитлер произнес пламенную речь, стоя на балконе городской ратуши Линца . Он провозгласил объединение Австрии и Германии в одно целое, что станет многовековой империей. Площадь заполонили желающие увидеть Гитлера и часть из них даже залезла на местную статую 1723 года, чтобы получить лучший вид.

Мост Nibelungbrucke

Когда состоялся Аншлюс Австрии в марте 1938 года, и колонна Гитлера проследовала в город Линц, она проехала на главную площадь Hauptplatz через мост, который Адольф Гитлер решил уже тогда заменить. У него были большие планы на Линц, где он собирался доживать свою старость, после исполнения, как ему казалось, своей исторической миссии. Прежний мост был взорван и через Дунай перекинут Мост Нибелунгов Nibelungbrucke .

Мост, который остался пережитком нацистского прошлого Линца, сохранился почти в том же виде. Только после войны с него были демонтированы две статуи: Кримхилда и Зигфрида.

Полезная статья? Расскажи о ней!