Это была война – где хлынули беженцы в город. Долгие дороги детей войны

ЗАМЕТКИ БЕЖЕНЦА ВЕЛИКОЙ ВОЙНЫ 1941-1945 ГОДОВ

Пути на все четыре стороны,—
Но беженцам путь на восток.
Бомбардировщик вьется вороном,
И бомбы падают у ног...

Могилы роют по обочинам,
Чернеет взрытая земля,
И колосом необмолоченным
До хрипоты кричат поля.

Сергей Обрадович. «Беженцы»

Нынче 70 лет от начала той жестокой войны. И обойти это событие невозможно.. Интересно, что к событиям тех лет я обратился, вспомнив в предыдущей вывеске о деревне Рождествено Калининской области. Здесь в эвакуации прошло моё босоногое детство 1941-1946 годов.

Только теперь я нашел эту деревню на карте Кашинского района Тверской области, да и повнимательнее разглядел линию фронта от 1941 года как раз около Угличского водохранилища на Волге.

Заодно и почитал в Интернете, как стремительно гитлеровцы наступали в период с 26 июня по 9 июля от реки Западной Двины (Даугавпилса-Двинска) до берегов реки Великой, где в древнем Пскове довелось родиться в 1936 году мне, а через 2,5 года - моей сестрёнке Зое. В той статье под названием «Великая оболганная война. От Двинска до Пскова» на сайте liewar . ru > content / view /137/ есть подробности действий и анализ причин неудач Красной армии в районе Острова-Пскова-Порхова.
Наша мама Мария Ивановна Егорова (годы жизни 1912-1968) квартировала 22 июня 1941 годав военном городке Порхова с двумя детьми. В то время отец, лейтенант Сергей Васильевич Егоров (см. его предвоенную фотографию),

Фото из семейного архива

нёс военную службу в танковом полку. Этот полк в 1939 году из Пскова марш-броском продвинулся на территорию Эстонии и расположился в городе Валга (Валка).

Враги в ночь с 10 на 11 июля уже заняли районный центр Порхов. И до этой даты убегать надо было быстро-быстро. Колебаний на этот счёт не было. Мама использовала всю свою недюжинную энергию и душевные силы. Она с двумя детишками на руках осаждала на станции эшелон, в котором отступали молодые латышские солдаты. Они и спрятали нас троих в товарном вагоне, несмотря на жёсткий приказ не брать в вагоны гражданских лиц. А в пути бережно заботились о подсаженных детишках. В одну из бомбёжек, когда все попрятались в пристанционных постройках, я затерялся в какой-то поленнице дров, и эшелон чуть не уехал без меня.

Фото из Интернета

Сам я о том, конечно, ничего не помню, но рассказам матери верю.

Военные годы дались ей тяжело: она начала курить, а после войны, будучи домохозяйкой, страдала жестокой гипертонией, которую практически не лечила. И потому рано ушла из жизни.

Танковый полк, где служил отец, первое боевое крещение получил под городом Островом. И потерял сразу половину машин. Кажется, в том первом бою погиб и командир полка, точно его фамилию я не запомнил из рассказов отца. Сам отец уцелел и по 1944-й год воевал в составе Волховского фронта. Победу встретил в Венгрии. Годы его жизни: 1910 - 1982.

Жалею, что не расспросил отца в подробностях, как он разыскал нас, эвакуированных в тыл, чтобы поддержать материально офицерской зарплатой или, как тогда называли, «аттестатом». Ведь жизнь в деревне Рождествено была полуголодной и холодной, мне приходилось не учиться, а подрабатывать помощником пастуха.

Помню, что единственной отрадой детства был... деревенский пруд, летом и зимой наполненный растительностью и живностью. Рыба в нём, кажется, не водилась, кроме карасей, но детские забавы были связаны с этим водоёмом.

Фото из Сети

На него, как и на всю деревню, взглянуть потом мне не довелось. Хотя проплывал на теплоходе неподалёку: от берега Волги до Рождествено, по прикидам, километров 30.

Ну а немцы нас чуть не настигли во второй раз! Линия фронта стабилизировалась севернее Москвы на линии Калинин-Дмитров всего в каких-то 90- 100 километрах от Кашина и Калязина, территории, на которой обитали мы (помечено буквой К от руки):

Однако не легче было и тем беженцам, которые попали вглубь страны. Мой дед по матери Иван Герасимов, машинист паровоза, не захотел в Пскове работать на немцев. И вместе с женой Матрёной эвакуировался в Алтайский край. Здесь оба и сгинули от постоянной нужды и без помощи родных. Не осталось в ходе войны ни одного из пяти сыновей Герасимовых. В том моя мать Егорова Мария Ивановна (см. её фото от 1961 года:

убедилась в 1955 году, когда семья Егоровых после демобилизации отца из армии поселилась в родном Пскове, чтобы больше никогда его не покидать...

ВСПОМИНАЯ ТЯГОТЫ ФРОНТОВОЙ ЖИЗНИ

Эти слова взяты из воспоминаний полковника медицинской службы Григория Наумовича ТРЕЙСТЕРА.
В годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов Г.Н.Трейстер был начальником рентгенологического отделения сортировочного эвакогоспиталя – СЭГа № 290, а затем и главным рентгенологом Западного и 3-го Белорусского фронтов.
Награды Григория Наумовича: два Ордена Красной Звезды, Орден Отечественной войны 2 степени, Орден Красного Знамени, Орден Ленина; медали «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Кёнигсберга»; всего 14 медалей.
Он служил в Красной Армии с 1930 года.

Всё, написанное фронтовиками, - драгоценные свидетельства тех, кто сражался с фашистами за свободу родной земли и благополучие близких людей.
В воспоминаниях фронтовиков их видение жизни тех лет – в СССР, их идеалы, их симпатии и эмоции.
Никто не в праве оспаривать их идеалы.
Годы жизни Г.Н. Трейстера ещё предстоит уточнить. Одно известно: он уже давно в мире ином.

ВОСПОМИНАНИЯ

Время бежит неумолимо. 40 лет назад советский народ под руководством коммунистической партии Советского Союза одержал всемирно-историческую победу в Великой Отечественной войне, покрыв себя не меркнувшей славой.
40 лет - это много или мало?
Для молодых, родившихся после войны, она кажется далёкой страницей истории. Для нас же, переживших её, - это частица жизни. Сегодня, через 40 лет, я вновь переживаю события тех далёких дней.

Вспоминается период зимы 1941-1942 годов. Героическая оборона Москвы и разгром немецко-фашистских полчищ на подступах к Москве. Они вошли в историю Великой Отечественной войны как наиболее яркие и знаменательные события первого года войны.
Под Москвой был нанесён сокрушительный удар противнику; был развеян миф о непобедимости немецко-фашистских армий.

ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЙ ДОЛГ СИЛЬНЕЕ СТРАХА

Немаловажный вклад в события тех дней внёс Западный фронт, в том числе и его медицинская служба. Медицинские работники фронта – учёные, врачи, медицинские сёстры и другой персонал, разделяя с воинами все опасности, лишения и тяготы войны, самоотверженно выполняли свой профессиональный долг. Они оказывали помощь раненым; нередко – ценой своей жизни.

Хотелось бы особо рассказать о работе медиков главного сортировочно-эвакуационного госпиталя Западного фронта (СЭГ 290).
Госпиталь до 6.10.1941 года был развёрнут в городе Вязьма, где принимал раненых и больных со Смоленского направления. Тысячам воинов в тяжелейших условиях оказывалась необходимая медицинская помощь.
СЭГ 290 неоднократно подвергался налётам вражеской авиации. Но работа в операционных и перевязочных не прекращалась. Самый яростный налёт на госпиталь произошёл 23 сентября 1941 года, когда погибло 6 и было ранено 11 медицинских работников. Среди раненых и больных потерь не было; они были укрыты в бомбоубежищах и землянках.

6 октября 1941 года, в связи с приближением фронта, госпиталь был передислоцирован в Москву. Он развернул свою работу в зданиях научно-исследовательского института в Амбулаторном переулке, вблизи станции метро «Сокол».
Фашистские самолёты беспрерывно бомбили Москву. 25 октября 1941 года во время одного из таких налётов в основное здание госпиталя упала зажигательная бомба. Возник пожар. Врачи, медсёстры, санитарные дружинницы, рискуя жизнью, спасали раненых – выносили их из горящего высотного здания. Многие медработники получили тяжёлые ожоги. Но раненые не пострадали.
Для СЭГа 290 начали срочно искать другую базу. Вскоре он был развёрнут в корпусах 1-го Московского коммунистического госпиталя в Лефортово (ныне Главный военный клинический госпиталь имени академика Н.Н.Бурденко).

В период исторической битвы под Москвой в наш госпиталь поступали значительные потоки раненых с Западного и Калининского фронтов – 2-2,5 тысяч, а иногда и более, в сутки. Днём и ночью шла работа в приёмных отделениях, операционных, перевязочных, в палатах, лабораториях и других службах госпиталя.
Шла борьба за жизнь каждого раненого и больного. Не только хирургическая и терапевтическая помощь, но и самоотверженный уход медсестёр, сандружинниц способствовал их успешному лечению и выздоровлению.
В напряжённой повседневной работе изо дня в день росло мастерство медицинских работников госпиталя по оказанию специализированной помощи раненым и больным.

Под руководством главных специалистов фронта: главного хирурга, профессора, генерал-майора медицинской службы С.И.БАНАЙТИСА и главного терапевта, профессора, генерал-майора медицинской службы П.И.ЕГОРОВА – в нашем госпитале проводилась военно-научная работа, изучались огнестрельные ранения и боевая травма.
Врачи СЭГа 290 выступали с научными сообщениями на госпитальных и фронтовых научных конференциях. В научных сборниках «Военная медицина на Западном фронте» было опубликовано более 80 научных работ специалистов госпиталя по вопросам военно-полевой хирургии и терапии.

Наряду с этим, в госпитале проводилась и большая партийно-политическая работа с личным составом и ранеными: прочитывались сводки Совинформбюро, организовывались беседы о текущей политике, готовились доклады на самые различные темы.
Регулярно выходили «Боевые листки», стенные газеты; работали библиотека, клуб. В госпитале была хорошая художественная самодеятельность.
Не могу не сказать о гуманизме советских военных медиков. Во время боёв под Москвой санитары войсковых частей не раз подбирали на поле боя раненных немецких солдат, доставляли их в свои медицинские пункты, где им оказывалась квалифицированная медицинская помощь. Поступали они и в СЭГ 290.

ХИРУРГ ОТ БОГА

Неизгладимую память о себе оставил у медицинских работников академик, первый президент Академии медицинских наук СССР, Герой Социалистического Труда, генерал-полковник медицинской службы Николай Нилович БУРДЕНКО.
Наряду с большой организаторской деятельностью главного хирурга Советской Армии, Николай Нилович находил время и для лечебной работы. Когда враг был на подступах к Москве, Н.Н.Бурденко много оперировал в нейрохирургическом отделении СЭГа 290.
Мне особенно запомнилась его, выдающаяся по тому времени, операция по удалению пули из левого бокового желудочка мозга. Исход операции был благополучным.

Всех поражало необычайное упорство в труде, невероятная сила воли этого замечательного человека. Операции в СЭГе 290 зачастую проводились при налётах вражеской авиации. В небе над Москвой были видны отблески пожаров. Но 63-хлетний учёный по тревоге никогда не спускался в убежище; продолжал оперировать или осматривал раненых в палатах.
Николай Нилович был очень требовательным к подчинённым. От нас, рентгенологов, принимал только высококачественные рентгенограммы и заключения по ним.
После контузии он страдал расстройством речи, а потому пользовался блокнотом. Свои вопросы писал, а ответы выслушивал. Если ответ его удовлетворял, нравился, суровое лицо его преображалось, освещалось ласковой улыбкой.

Классный специалист, один из первопроходцев в нейрохирургии, хирург от Бога – он любил людей, ценил их работу.
Вернувшись с фронта под Москвой, говорил:
- От меня требуют назвать имена героев. Их много. Моё слово будет о массовом мужестве. Им проникнуто всё.

Создатель и воспитатель новой хирургической школы, будучи неутомимо деятельным учёным, обладающим высоко развитым чувством нового, творчески гибким умом, Николай Нилович много сделал для развития военно-полевой хирургии и нейрохирургии. В московский период подготовка хирургов была на базе СЭГа 290.
Под руководством Н.Н.Бурденко разработаны и применены единые принципы лечения ран, обеспечен высокий процент первичной хирургической обработки ран в войсковом районе в ранние сроки. Много внимания он уделял разработке вопросов теории и практики черепно-мозговых ранений, патологии ликворообращения, нарушения мозгового кровообращения, отёка и набухания мозга…

Его многогранная, полная неиссякаемой энергии, жизнь; его многочисленные научные работы и изложенные в них идеи, мысли, ещё долгие годы будут служить материалом в научных исканиях учёных и врачей.
Для советских людей Николай Нилович Бурденко остался примером служения Родине, людям; примером самоотверженности, профессионального долга и доброты.

40 лет минуло после Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов. Многое изменилось за эти годы в жизни каждого из нас. Я остался верен призванию военного медика.
Богатейший опыт военных лет, накопленный мною на службе в должности начальника рентгенологического отделения СЭГа 290 и главного рентгенолога Западного и 3-го Белорусского фронтов, лёг в основу моей последующей практической и научно-педагогической деятельности.
Я служил начальником рентгенологического отделения Минского окружного военного госпиталя и главным рентгенологом Белорусского военного округа. В 1966 году вышел в отставку. Но продолжаю работать в том же госпитале.
Имею 85 опубликованных научных работ.

Время идёт. Сглаживаются переживания. Но, вспоминая сегодня тяготы фронтовой жизни за все годы Великой Отечественной войны, я горжусь тем, что мне, советскому врачу, пришлось участвовать в великой битве за честь и славу нашей Социалистической Родины.

2.01.1985 года, Минск.

Из книги начальника СЭГа 290 В.Е.Гиллера «Во имя жизни»:
« Жизнь в госпитале (в Москве – Л.П.-Б.) понемногу налаживалась. Мы сумели организовать высококвалифицированную помощь челюстным раненым; наладили успешное проведение операций на черепе, а также ушных и глазных операций в соответствующих специализированных отделениях госпиталя; начали изучать применение новейших лекарственных средств: препарата восемьсот пять при лечении анаэробной инфекции (газовой гангрены), стрептоцидной эмульсии при воспалительных процессах, аммаргена, азохлоромида и многих других.
Вновь созданное анаэробное отделение стало широко внедрять бактериофаг, вводя его внутренно и в виде подкожных и внутримышечных инъекций.

Готовя многочисленные кадры для других госпиталей, мы сами непрестанно учились.
Многие товарищи, при всей напряжённости каждодневной работы, обобщали свои наблюдения, готовили к печати научные труды. «Опыт работы нейрохирургического отделения в сортировочной эвакогоспиталя» - над этой темой работал майор медицинской службы, начальник отделения Шлыков; над «Рентгенодиагностикой и оперативной техникой огнестрельных ранений черепа и мозга» трудился подполковник медицинской службы Трейстер.
Николай Николаевич Письменный частенько отказывался от отдыха, заканчивая труд «Лечение огнестрельных ранений суставов». Начальник анаэробного отделения Лейцен обобщал свой опыт, а Минин свой – отделения ходячих раненых в системе эвакосортировочного госпиталя. Специалист-глазник, хирург Смелянский из группы усиления работал над темой «Огнестрельные ранения орбиты»…

ЧЕРЕП – КАК УЧЕБНОЕ ПОСОБИЕ

Григорий Наумович в своих «Воспоминаниях» мало рассказал о себе, о работе в СЭГе 290 и о фронтовых товарищах. К счастью, его хорошо знала нынешний председатель Совета ветеранов СЭГа 290, капитан медицинской службы в отставке Анна Павловна МЕДВЕДЕВА.
И вот наш короткий разговор:

Анна Павловна, каким был Григорий Наумович, когда вы познакомились?
- Среднего роста мужчина лет сорока. Крепко сложённый. Однажды он рассказал, что выжил в 1941 году только благодаря тому, что был физически сильным. До войны он много ходил, что не удивительно, ведь он был военным врачом.
И когда в начале войны он попал в окружение под Минском, то спасся только потому, что смог пройти много километров и добраться до расположения советских войск.

Когда Григорий Наумович начал работать в госпитале?
-Точно не знаю. Но могу предположить, что, выбираясь из окружения под Минском, он дошёл до Вязьмы, где в 1941 году начал формироваться наш госпиталь. Он как раз и вспоминает о работе в госпитале до 6 октября 1941 года, когда СЭГ 290 вынужден был дислоцироваться в сторону Москвы.
Ещё до начала войны Григорий Наумович был уже опытным рентгенологом. Он был женат, у него было двое детей – сын и дочь. Кстати, дети его тоже стали медицинскими работниками.

Как вы познакомились?
- Это было уже в Москве. Я, врач, по назначению прибыла в госпиталь 11 февраля 1942 года. Несколько месяцев проработала в эвакоотделении, где были ходячие раненые. Их перевязывали, переодевали, кормили и отправляли в другие госпитали на лечение.
Затем меня перевели в 1-е хирургическое отделение, где находились фронтовики с тяжёлыми ранениями в грудь и живот. В корпусе оно располагалось на первом этаже. А на втором этаже было рентгенологическое отделение. Я знала, что после осмотра врача, перевязки и постановки диагноза, всех раненых с поражением грудной клетки отправляют на второй этаж, где им делают рентген.
Я очень любила медицину и всё хотела о ней знать. Например, все годы войны моей настольной книгой был не какой-нибудь любовный роман, а учебник по военно-полевой хирургии.

Конечно, мне хотелось познакомиться и с рентгенологическими показаниями моих раненых. И я пошла на второй этаж. Там впервые и увидела военврача 1 ранга Григория Наумовича Трейстера; он был заведующим рентгенологического отделения. Я попросила разрешения в свободное время присутствовать в рентгенологическом кабинете.
Трейстер разрешил. Я сидела за его спиной и наблюдала, как он смотрел раненых. Прошло несколько дней. Я продолжала сидеть за его спиной, а он всё это время молчал.

Наконец, я не выдержала и сказала:
- Григорий Наумович, я прошу вас объяснять, что видно на экране.
А он мне в ответ:
- Я десять лет сидел за спиной своего учителя, и он мне ничего не говорил.
Я была настойчивой девушкой. А потому не постеснялась возразить:
- Тогда не было войны. А сейчас война, и десять лет сидеть у вас за спиной не получится.

Он рассердился?
- Нет. Постепенно мы сдружились. Иногда мы разговаривали на разные темы в его кабинете. На его столе был череп. И куда бы госпиталь не переезжал, на столе Григория Наумовича всегда находился череп. Как учебное пособие. Он его часто рассматривал.

Можно понять, почему вашего коллегу так интересовал именно человеческий череп. Вильям Гиллер назвал тему, над которой работал Трейстер: «Рентгенодиагностика и оперативная техника огнестрельных ранений черепа и мозга».
Как вы думаете, Анна Павловна, может, Григорий Наумович в своих воспоминаниях много и с большим уважением говорит о нейрохирурге Николае Ниловиче Бурденко потому, что схожи были их медицинские интересы? Их интересовали огнестрельные ранения черепа и мозга. Трейстер видел на рентгене последствия ранений, а Бурденко оперировал, пользуясь рентгеновскими снимками.
- Да, здесь их интересы совпадали. Рентгенологическое обследование раненых было очень важной частью для определения характера ранений, и не только черепа.

Но это были служебные интересы. А с кем дружил в госпитале Григорий Наумович?
- Мне кажется, что больше всего он дружил с главным терапевтом нашего госпиталя, начальником терапевтического отделения Михаилом Филипповичем Гольником. Царство ему небесное, он тоже давно умер.
Михаил Филиппович о себе говорил так: «Бог наделил меня многими маленькими талантами, а большого не дал».
Он, конечно, скромничал. Михаил Филиппович знал много стихотворений разных поэтов и мастерски их читал. И очень хорошо пел.

А жил он тоже в Минске?
- Нет. Гольник до войны и после жил в Воронеже, и работал в медицинском институте. Я вспоминаю его как весёлого, не унывающего человека. На фотографии, сделанной в 1942 году, у него лёгкая бородка, он в военной форме, на воротнике гимнастёрки две «шпалы» – это означало звание «Военврач 2-го ранга».
Ещё хочу сказать о постоянном товарище Григория Наумовича – рентгентехнике Аркадии Петровиче Мазине. Они вместе начали работать в СЭГе 290. Правда, как-то Аркадий решил отправиться в действующую армию; он очень хотел быть ближе к фронту.

Григорий Наумович не хотел его отпускать, пугал, что его на фронте могут убить. Но Мазин всё же ушёл из госпиталя, участвовал в боях и за храбрость был награждён Орденом Красной Звезды. Но потом он снова вернулся в госпиталь и служил до конца войны.
Аркадий Петрович был членом Совета ветеранов СЭГа 290, никогда не пропускал наши встречи. Непременным его спутником был фотоаппарат, он много снимал. Можно сказать, что он был нашим главным фотографом на послевоенных встречах. К сожалению, и его уже нет в живых.

Я видела у вас фотографию, на которой в полный рост стоят молодые и улыбающиеся: вы, Григорий Трейстер и Михаил Гольник. Все вы в военной форме, но не похожи на врачей, а скорее - на строителей.
- Мы и были строителями. Фото сделано в апреле 1943 года. В Пыжовском лесу под Вязьмой весь наличный состав строил подземный госпиталь. Григорий Наумович по совместительству работал заведующим лесопилкой. Брёвна из леса приносил женский персонал: врачи, медицинские сёстры, санитарные дружинницы, швеи, прачки… А из брёвен на лесопилке делали доски.

Ваш госпиталь был расформирован лишь в 1946 году в городе Бобруйске. Григорий Наумович работал в госпитале и в Бобруйске или нет?
- К сожалению, я этих подробностей не знаю. Когда Трейстер был назначен главным рентгенологом Западного и 3-го Белорусского фронтов, у него прибавилось работы, а потому виделись мы в госпитале редко.

Приезжал ли после войны Григорий Наумович на встречи сэговцев в Москву?
- Не припомню, чтобы я его видела на встречах ветеранов СЭГа 290. Но мы переписывались, поздравляли друг друга с Днём Победы и другими праздниками.
Хорошо помню нашу встречу в Минске в семидесятых годах, теперь уже – прошлого века. Я приехала в Минск в командировку. Конечно, позвонила Григорию Наумовичу. Днём я занималась своими служебными делами, а вечерами мы с ним ходили в гости к комиссару госпиталя Георгию Трофимовичу Савинову и к ведущему хирургу госпиталя Михаилу Яковлевичу Шуру.
Вспоминали войну, фронтовые будни, печалились, что уходят из жизни наши фронтовые товарищи.
Чаще мы навещали Савинова. Его жена(Надежда Максимовна Лукьянова-Савинова; также все годы войны служила в СЭГе 290; была библиотекарем - Л. П.-Б.), увидев гостей, сразу же начинала чистить картошку. Она её жарила с луком. Более вкусной картошки я потом нигде не ела.

Да, после окончания войны те, кто служил в СЭГе 290, разъехались по всему Советскому Союзу. Знаю, что многие долгие годы переписывались. Я храню много писем и открыток от моих фронтовых друзей.
Как бы не сложилась судьба сэговцев в послевоенные годы, я уверена, что никто из них не сожалел, что верно служил Родине в тяжелейшие для неё военные годы.

Рецензии

Лариса, война началась в 1939 , мы Гитлеру поставляли в это время нефть и хлопок и по телефону поделили Европу. Первыми в борьбу с чумой, которая и по сей день управляет многими государствами," спящий - фашизм "(вся власть в кучке в пучке пальцев, которыми мы все молимся) .Вступила Англия и Франция, а мы в начале войны были за Германию, под шумок напали на финнов и латышей, так для разминки, не сидите в архивах, Лора, это правда. И вот когда машина ненависти сработала и заработала, был заключен договор, ваши бабки, наши люди. Слався Отечество наше свободное, они купили жизни в кредит до 2006 года все 28 миллионов. И по сей день не нац.банк не недра нашей страны нам так и не пренадлежат, пока только могилы павших (над которыми веет вольный ворон). С Уважением,

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Пензенская область по решению центральных властей оказалась в числе регионов, которые первыми приняли на себя поток переселенцев. В 1941 г. прибыло 124300 человек, и еще 20 тысяч – в 1942 г. Непосредственно в Пензе нашли приют 20 тысяч человек.
Поток переселенцев был многонациональным. В нашей области оказались 12,5 тысячи украинцев, 9340 белорусов, более тысячи жителей Карело-Финской республики, 800 литовцев, 390 молдаван, 270 латышей, 144 эстонца.
Крупные партии эвакуированных прибыли в область из Москвы (до 50 тысяч), Орла (9 тысяч), Ленинграда (8300), а так же Воронежа, Сталинграда, Курска, Мурманска, Ростова, Смоленска, Калинина.
Кроме промышленных предприятий, в Пензу были эвакуированы некоторые учебные заведения и учреждения культуры – Ростовский театр музыкальной комедии, Центральная детская музыкальная школа при Московской консерватории, Орловский музей И. С. Тургенева, Одесский индустриальный институт, Орджоникидзевское военное училище связи.
Среди переселенцев было около 50 тысяч детей как с родителями, так и в составе детских домов и интернатов. Наименьшую долю среди прибывших – порядка 10% – составляли неорганизованные беженцы.
Для организации работы с такой массой людей требовались специальные органы власти. 6 октября 1941 г. уполномоченным Центрального управления по эвакуации решением облисполкома был назначен М. Г. Михайлов. Создан был аппарат уполномоченных, состоявший из инспекторов по продвижению эшелонов, контролю за деятельностью эвакопунктов, по трудоустройству, жилищно-бытовым вопросам, медицинскому обслуживанию и детским учреждениям.
В Пензе действовало отделение центрального справочного бюро, которое помогало эвакуированным разыскивать родственников. По линии военных отделов райкомов партии оказывалась помощь эвакуированным семьям военнослужащих.
Активно участвовали в работе с переселенцами пензенские комсомольцы. Они первыми встречали и обслуживали приезжих на эвакопунктах, проводили с ними беседы о положении в стране и на фронте, так как за долгие недели переезда люди порою не получали никакой информации.
Среди молодежи было развито соревнование за размещение эвакуированных. Около четырех тысяч семей беженцев нашли приют в домах комсомольцев. Об условиях совместного проживания красноречиво свидетельствуют такие цифры. Если до войны на одного жителя города приходилось около 5 квадратных метров жилья, то на первом этапе эвакуации средняя площадь составляла менее трех квадратных метров. Правда, позднее эта цифра увеличилась до четырех, так как местные власти уделяли этому вопросу много внимания.
Тех, кто остался на постоянное место жительства, надо было трудоустраивать. С теми, кто прибыл с предприятиями, проблем почти не возникало. Сложнее обстояло дело с семьями военнослужащих. Их жены, как правило, раньше не работали, и им необходимо было дать какую-то специальность. Тем не менее было трудоустроено 87% всех прибывших.
Важное место в работе с переселенцами занимали социально-бытовые вопросы. Дети эвакуированных получили места в детских садах и школах. Если сначала среди прибывших детей отмечались случаи заболевания чесоткой, цингой, дистрофией, то в 1942 г. они были ликвидированы.
Местные власти выделяли приезжим участки земли для огородничества. При эвакуированных предприятиях создавались подсобные хозяйства. К началу 1945 г. только в Пензе их насчитывалось более ста пятидесяти. Те, кто не в состоянии были заниматься трудом на земле по возрасту или состоянию здоровья, обеспечивались продуктами по минимальным нормам красноармейцев.
По линии союзного и республиканского правительства беженцам оказывалась материальная помощь. За 1942 г. и 1 квартал 1943 г. им была выплачена сумма в 652 тысячи рублей. Многие трудовые коллективы участвовали в сборах пожертвований для беженцев: сдавали посуду, одежду, постельные принадлежности.
Архивные документы донесли до нас свидетельства той помощи, которую получили беженцы. Эвакуированная Зеленчонок писала в райком партии: «Я эвакуирована из Гомеля с тремя детьми. Мой муж на фронте. В артели, где я работаю, приняли горячее участие в судьбе моей семьи. Нам отремонтировали комнату, привезли дрова. Сейчас я живу со своими детьми в теплой, светлой комнате. О себе я чувствую постоянную заботу со стороны товарищей по производству».
Кроме постоянно проживающих беженцев, через пензенский железнодорожный узел следовали эшелоны с эвакуированными в глубинные районы страны. Только с 1 июля по 12 августа 1941 г. Пенза пропустила 400 таких эшелонов, причем всех переселенцев снабдили питанием, одеждой, денежным довольствием.
Возвращение беженцев на родину началось с весны 1943 г. и закончилось уже после войны. Было реэвакуировано лишь 60% тех, кто пережил у нас войну. Примерно 30 тысяч беженцев остались жить на пензенской земле.
Вячеслав Соловьев, кандидат исторических наук

ДНЕВНИК ОДНОГО РЕДАКТОРА.

Родина моя – город Чкаловск - бывшее
село Василёва Слобода… Ныне это Нижегородская область.
***

Ах, как быстро летит время! Кажется, совсем недавно, 7 января 1941 года был 8-й день моего рождения. Весёлая зима в городе Чкаловске на маминой родине. Рядом со мною всегда и везде моя любимая бабушка Маруся Рожкова с её русским окающем говорком, с её сердечной заботой обо мне, с её неиссякаемой, преданностью мне, любимой её внученьке Лёлиньке! Всегда, везде мы вместе.

С утра, как физзарядка, наша ежедневная прогулка к реке.
Ребятишки на салазках, корчагах несутся с крутого обрыва Волги. Визг, смех, прибаутки.

Возвращение домой мимо продуктового ларька несколько усмиряет восторг – и денег нет, и торговля скудная. Почти пустые полки. Но мы, русские, мы ко всему привычные.

Заглядываем в почтовый ящик. Ждём писем от моей мамы Нади из далёкой Белоруссии, где она с папой Жоржем работает на каком - то очень важном предприятии, добывающем топливо для промышленных и бытовых нужд. Но ящик пуст. И жизнь продолжается.

Наконец желанная, долгожданная весна! И телеграмма – собирайся, Оля, едешь с нами в Белоруссию! Папа получил от Наркомата местной топливной промышленности БССР направление на большую стройку в город Жодино!

Теперь этот город знает весь мир по знаменитой его продукции – автомобилям БелАЗ. А тогда это – пустырь с огромными запасами торфозалежей. Начало апреля.

Обустройство на новом месте. И,как всегда, неуместная моя хворь - дизентерия. Папа везёт меня в столицу БССР город Минск в инфекционную больницу на улице Крапоткина.
Чужие люди, горькие порошки, боль во всём теле, полузабытьё, и слёзы, слёзы от непонимания обстановки, страха - без любимой бабушки…

И вдруг на самом пике моего лечения – беда: 22 июня! Война! Немцы напали на Советский Союз!
***
МЫ -- Беженцы!..

Это новое пугающее слово воткнулось в мой мозг утром того жуткого чёрного дня. Оно стало началом моего военного детства.

И сегодня, когда я пишу эти строчки, все подробности из него всплывают с удивительной ясностью. Словно это записано было мною в большой важной тетрадке.
Д
, видно так угодно было моей судьбе, ведь уже в 1943 году, неожиданно, под впечатлением виденного, прочувствованного я стала журналистом.
И сегодня, в мои уже 73, когда я пишу эти горькие строки, картинки тех лет мелькают у меня перед глазами...
***
(Продолжение будет, даже если это читателю не интересно...)

Вот оно, продолжение:

Ольга Янченко,Из блокнота журналиста.

На деревню – дедушке…

Жизнь моя – сплошная обида:
В сорок первом военном году,
Получив «диплом» инвалида,
Я упрямо, у всех на виду,
Побеждая беду, -- иду!

Уважающий себя гомо сапиенс знает эту сакраментальную фразу из школьной программы. Есть у товарища Антона Павловича Чехова она в рассказе про 9-летнего мальчика Ваньку, отданного родителями в ученики в подмастерья.

Так вот я состоялась тоже как тот Ванька, но уже в 1943 году. А сегодня пишу об этом в связи с юбилеем в жизни нашей Родины.

Итак, вчера, 9 -го Мая отметили мы День Победы в 61-й раз. И вот опять знаменательная дата – 22 -е июня…

Для меня, журналиста с 1943 года, этот день особо значимый. Дело в том, что Отечественная война 1941-45г.г. прошлась по моей судьбе, оставив в теле и в душе боль. Война застала мою семью в городе Жодино, знаменитом нынче на весь мир автомобилями БелАЗ.

А осенью 1943 года вернулись мы из эвакуации с Волги русской, из города Горького, ныне опять Нижний Новгород (маминой родины) в город Гомель на реку Сож, на родину папы. Письмо оттуда получили "Приезжайте срочно! Дедушка Захар очень плох...Немцы его...коммуниста упрямого...

Приехали, глянули – разрушено всё, сожжено немцами. Дедушка мой Захар Янченко уже догорает…Но радость – выгнали немцев из Гомеля! Живы!

Осень. Сыро, холодно. Сидим у тлеющего костра. Я уголёк взяла да на куске уцелевшего забора и начертала крупно «СМЕРТЬ ГИТЛЕРУ!». А дядя Петя сосед, только что вернувшийся с фронта на толстенной тяжеленной деревяшке вместо левой ноги и говорит мне:

Так, Олечка! Смерть ему будет. А писать надо в газетку. Слышал я, что в Минске уже есть такая для детей, «Зорька».

Выдрал он из мешка бумажного кусок и написала я на нём «Смерть гитлеру»! Сложила треугольничком и добавила, послюнив огрызок [химического карандашика, «В Минск от Оли Янченко».

И ведь, как ни удивительно, дошло это моё первое письмо в редакцию, хоть адрес у него был как у того чеховского Ваньки «на деревню дедушке».

А через год получила моя 3-я школа г.Гомеля из Минска, редакции этой газетки письмо «Здравствуй, Оля Янченко! Ты у нас первый деткорр! Пиши в свою газету обязательно о том, как учишься, как восстанавливается Гомель и про своих одноклассников пиши!».

И я писала. Публиковали.

А через 20 лет, в 1963 году редактор этой «Зорьки» Анастасия Феоктистовна Мазурова прислала мне письмо на бланке уже в Ленинград. Оказалось, что в Гомеле весь мой класс – красные следопыты искал меня по всему СССР!

Вот ведь чем тогда были заняты ребята! В госпиталях они полы мыли, бинты стирали, травы лечебные собирали для раненых. Теперь ребята не такие…Ладно. Каждому поколению – свой удел.

Шли годы. Я, несмотря на свою увечность, что досталась мне от немецкого самолёта в беженцах под г. Орша, высшее образование получила, работала в Ленинграде в издательстве военной Академии им.Можайского литературным редактором, потом в разных редакциях газет. В БССР уже в «Советская Белоруссия», «Вечерний Минск», «Во славу Родины», в институтах, на Белгостелерадио.

И, уже став пенсионером, в 1989г. создала я журнал для творчески одарённых инвалидов, назвав его банально «Надеждою». Кроме этого состояния души ничегошеньки не было. Да и теперь всё очень зыбко под ногами (у кого они есть…) инвалида. И рифмуются думы мои горькие:

Люди! Люди! Какие вы разные!
И у каждого свой интерес,
И не каждый «Надежду» празднует,
И не всем она позарез…
Но я рада такому итогу:
Министерствам мы не нужны.
Уповаем только на Бога,
Стерпим всё, но не надо войны!

Журналист – профессия неспокойная. Всякого пришлось хлебнуть. Но никогда я никому не кланялась, чтоб выбить что-то для себя. За журнал этот сражалась насмерть.

Вот и теперь вынуждена вести жестокий бой, покой лишь только снится…
Сайт, изувеченный новыми местными фашистами Олегом Жуковым и его морально уродливой женой Юлькой приходится отвоёвывать через суды, прокуратуры...

Объясняю этому судейскому дышлу, что пишем мы тут о друзьях - товарищах, о боях- пожарищах. Листаю свои Блокноты, ищу в них хоть что – то интересное для обывателя, устроившегося в этом суровом мире удобно, с возможностью получать от жизни всё, что он хочет, что он может.

И вижу, что каждый хочет только для себя удобства, благополучия, безответственности за содеянное им…

Обидеть слабого, беззащитного, одинокого инвалида, старика сегодня для каждого «нового» чуть ли не геройство. И доказательство этому – мои мытарства из-за наглости, подлости таких «героев», вроде пойманных нашими спецслужбами «Криминал в сфере высоких технологий» МВД хакеров Жуковых, изгадивших наших уже четыре сайта.

И так непросто справится с ними, потому что они молодые, здоровые, у них большие деньги, которые сегодня решают все их жадные желания.

Но, устав от борьбы с нечестными ментами, судьями и чинушами - взяточниками, написали мы об этом уже десятое письмо с пояснениями нашему Президенту А. Г. Лукашенко. Только и его чиновники бессердечные бросили нашу беду в мусорку.

Тогда я, собрав остатки сил, поехала в Генеральную прокуратуру. Оставила там такое же письмо. И наконец получили мы в ответ 2 письма из Республиканской Прокуратуры за подписью зам. генпрокурора тов.Тарлецкого Б.К. об отмене «Вердикта за деньги» по уголовному делу против этих Жуковых.

И было назначено очередное, 3-е судебное разбирательство на 3 - января 2006г. Это похоже на вечно живущие строки из Библии «Стучи - откроют». Нам вроде бы открыли…

Потому вновь мы, старики инвалиды живём надеждою, тем состоянием души, которое не умирает никогда. И хоть вынуждены мы признать, что нам очень трудно живётся в условиях зависимости от всего и от всех, что зависимость эта порождает покорность, мы всё - таки продолжаем дружить, писать стихи и общаться через Интернет с новыми коллегами по перу.

Но не помогло и решение высшей инстанции. Деньги открыли новую щель для бандитов. И менты, судьи и им подобные всё так же издеваются над нами, выискивая в «законах» Белоруссии всё новые щели для оправдания своих грехов в этом судейском дышле.

Так ведь, не оясь никого, заседают БЕЗ нас, пострадавших, без адвоката нашего, без свидетелей заседают и выводят Вердикты за деньги…

И все эти матерщинные сексуально-патологически наборы испражнений этих Жуковых Олега и второй его жены, моральной уродки Юльки читает весь компьютерный мир...Удивляются, возмущаются, советуют пожаловаться...Президенту...Смешно.

Замкнутый круг. И замок из денег, подлостей, наглости здоровых, удобно устроившихся в этой "новой" жизни...

Кассационная коллегия Мингорсуда опять наплевала на письмо замгенерального прокурора тов. Тарлецкого и вынесла очередно своё лживое решение: Оправдать Жуковых из-за...отсутствия состава преступления!

Вот как? Нет преступления в том, что всемирно обгадили в Инетернете стихи и письма стариков, инвалидов, защитников Родины!Что издеваются над нами уже третий год всею этой сворою судейской!

Да, у каждого -- свой интерес...

Так что теперь мы уже и не знаем, куда, на какую деревню писать…
Кто защитить нас от новых местных фашистов…
***