Современная историография первой мировой войны. Анализ причин первой мировой войны и его применение к современным международным отношениям

1 августа 2004 г. человечество отметило печальную дату - 90-летие со дня начала Первой мировой войны, унесшей 10 млн человеческих жизней.

Толчком к войне, порожденной острейшими экономическими и политическими противоречиями между державами, стало событие 28 июня 1914 г., когда в боснийском городе Сараево членами конспиративной группы "Молодая Босния" были убиты наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц Фердинанд и его жена. 23 июля Австро-Венгрия предъявила ультиматум Сербии. Несмотря на то что сербы согласились почти со всеми пунктами ультиматума, 28 июля Австро-Венгрия объявила войну Сербии. В ответ на это Россия начала всеобщую мобилизацию; после отклонения ею германского ультиматума о прекращении мобилизации Германия 1 августа объявила войну России, а 3 августа - Франции. Под предлогом нарушения Германией бельгийского нейтралитета 4 августа Англия объявляет войну Германии.

Один из знатоков проблемы профессор Т. Исламов подчеркивает, что Австро-Венгрии принадлежала главная роль в печальном исходе июльского кризиса. В правящих кругах монархии была влиятельная группа военных и государственных деятелей, которая сознательно вела дело к войне, но локальной, против Сербии. Белград также жаждал локальной войны, но победить северного соседа, чтобы "воссоединиться" с боснийскими и другими сербами Австро-Венгрии, без Петербурга не мог.

Сербская пропаганда изображала эрцгерцога Франца Фердинанда как заклятого врага Сербии. На самом деле наследник престола решительно выступал против антисербских акций, был противником войны с Россией, ратовал за возрождение союза трех императоров, а в апреле 1914 г. обсуждал план реализации преобразования дуалистической империи в "Соединенные Штаты Великой Австрии".

Профессор Б. Козенко выделяет пять этапов в исследовании Первой мировой войны российскими историками:

1) 1918-1920-е гг., когда шел процесс становления историографии;

2) 1930-е-1945 г. - время особенно сильного влияния на историографию Первой мировой войны культа личности Сталина;

3) 1945-1960-е гг., характеризующиеся противоречивостью: "оттепель" 1956 г. оказалась лишь передышкой;

4) 1970-1980-е гг., для которых характерно усиление политизации и идеологизации в рамках "холодной войны";

5) с конца 1980-х гг. начинается критика прошлого, попытки создания новой историографии войны 1914-1918 гг.

В 1920-1930-е гг. публиковались воспоминания политиков и дипломатов, участников войны - министра иностранных дел Временного правительства П. Милюкова, посла во Франции А. Извольского и др. Как известно, во время июльского кризиса 1914 г. Милюков выступал за мирный путь урегулирования австро-сербского конфликта. После начала войны его взгляды резко переменились. Он не только стал сторонником продолжения войны до победы, но и требовал захвата Черноморских проливов, чем заслужил прозвище Милюков-Дарданелльский.

В конце 1930-х гг. приобретение для библиотек книг эмигрантов, а также их публикация прекратились. Между тем за рубежом появились труды, крайне необходимые для изучения войны, в частности, воспоминания министра иностранных дел России в 1910-1916 гг. С. Сазонова, который еще в начале войны изложил свои "12 пунктов", во многом предвосхитившие знаменитые "14 пунктов" В. Вильсона: право народов на самоопределение и на воссоединение, но без аннексии чужих территорий; тезис о необходимости не унижать противника, а принуждать его к отказу от претензий на мировое господство; преобразование Австро-Венгрии в Австро-Венгрию-Богемию.

Внимание советских ученых привлекали вопросы происхождения и неизбежности войны, ее характера, дипломатии довоенного и военного времени. В 1920-е-начале 1930-х гг. допускались определенный плюрализм мнений и дискуссии с зарубежными коллегами. Историки пользовались возможностью работать за границей, имели свободный доступ к иностранным публикациям на родине.

Первыми официальными изданиями секретной дипломатической переписки кануна Первой мировой войны были так называемые "цветные книги" (российская "оранжевая"), выпущенные правительствами воюющих стран в первые дни или недели войны с целью оправдания собственной политики и доказательства агрессивности противника. В архиве российского МИД после Октябрьской революции были обнаружены подлинники вошедших в "оранжевую книгу" документов со множеством "поправок", внесенных в них красными чернилами.

II съезд Советов вместе с Декретом о мире принял решение опубликовать тайные договоры. Тайные документы из архивов бывшего МИД до января 1918 г. печатались на страницах газет. В "Известиях" и "Газете Временного Рабочего и Крестьянского Правительства" было опубликовано более чем 100 документов, в "Правде" - около 50. Параллельно за период с декабря 1917 г. по февраль 1918 г. в Петрограде было издано 7 выпусков Сборника секретных документов из архива бывшего Министерства иностранных дел. В общей сложности в них вошло свыше 100 документов, частично уже опубликованных большевиками в газетах. Обе эти публикации включали тексты ряда заключенных накануне и в годы войны тайных договоров, а также материалы секретной дипломатической переписки, секретных совещаний в МИД и т. д. По личному указанию Ленина этой работой руководил матрос-балтиец большевик Н. Маркин, который в дни революции командовал отрядом, взявшим под контроль здание МИД и его архив.

На протяжении 1920-х гг. в СССР интенсивно продолжалась работа по публикации тайных дипломатических документов периода Первой мировой войны и ее подготовки. Вышел в свет ряд специальных тематических сборников, включавших материалы из различных фондов архива дореволюционного МИД.

Многотомное научное издание "Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов царского и временного правительств 1878-1917" было начато в 1931 г. и прервано в связи с Великой Отечественной войной, так и оставшись незаконченным. Из намеченных трех серий этой публикации (1878-1900, 1901-1913, 1914-1917) вышли частично лишь вторая и третья, в общей сложности 13 томов (некоторые в двух частях), охватывающих материал за период с 14 мая 1911 г. по 17 октября 1912 г. и с 1 января 1914 г. по 31 марта 1916 г. Издание включает не только документацию МИД; в нем широко представлены и материалы из архивов всех других ведомств царской России, имевших отношение к внешней политике: военного, военно-морского и т. д. Включенные в публикацию документы расположены по хронологическому принципу.

Историк-марксист М. Покровский выдвинул тезис о первоочередной виновности Антанты, прежде всего царизма и Англии, в развязывании Первой мировой войны. Академик считал, что в сфере международных отношений решающее значение имела борьба за торговые пути. Весь внешнеполитический курс России конца XIX-начала XX в. он рассматривал сквозь призму борьбы за Босфор и Дарданеллы.

В тени оставалась агрессивность центральных держав. М. Покровского поддерживал будущий профессор Белгосуниверситета Н. Полетика, который доказывал непосредственную виновность царизма в возникновении июльского кризиса.

Академик Е. В. Тарле, напротив, в развязывании войны обвинял только германский империализм, лично кайзера Вильгельма II, а империалистическую позицию Антанты затушевывал.

В условиях культа личности оказались разорванными связи с зарубежной наукой, иностранная литература была направлена в "спецхраны". Историки подчеркивали прислужничество царизма перед Антантой. В феврале 1934 г. Сталин написал письмо членам Политбюро ЦК ВКП(б) по поводу работы Ф. Энгельса "Внешняя политика русского царизма" , в котором утверждал, что Энгельс преувеличивал агрессивность царизма: на самом деле Россия была полуколонией главных держав.

Накануне и во время Великой Отечественной войны активно изучались события 1914-1918 гг. Так, академик Тарле опубликовал статьи "Первое августа", "Коалиционная война", "От агрессии к капитуляции 1914-1918 гг.".

В 1945 г. первым изданием вышел второй том "Истории дипломатии", который написал академик В. Хвостов, второе издание тома (1963) было увеличено в два раза. Том посвящен анализу длительной дипломатической подготовки войны, которая, по мнению академика, началась в 1870-е гг. В третьем томе второго издания Хвостов написал главу о дипломатии периода войны.

В 1947 г. появилась книга Ф. Нотовича "Дипломатическая борьба в годы первой мировой войны" , которая несколько десятилетий считалась наиболее фундаментальным исследованием подобного рода, но потребовала уточнений в связи с расширением источниковой базы. Автор стремился выявить противоречия держав, сущность экспансионистских планов германского империализма.

В конце 1940-х гг. появились первые работы академика Ю. Писарева, в которых, в частности, дается критика зарубежных исследователей, обвинявших Сербию и Россию в стремлении развязать войн.

В 1951 г. была издана оригинальная работа по внешней политике германского империализма в конце XIX в., написанная А. Ерусалимским. Исследование, основанное на ленинской теории империализма, несколько преувеличивало агрессивность Германии того времени.

В основу книги Н. Полетики "Возникновение первой мировой войны" (1964) положены несколько глав более раннего исследования автора, переработанные на основе документальных и мемуарных материалов об июльском кризисе 1914 г., которые были опубликованы в СССР и зарубежных странах в 1935-1962 гг. Отсутствие опубликованных материалов не позволило автору показать внутренние причины действий дипломатии США в указанное время.

В конце 60-х гг. XX в. российской историографией был отвергнут тезис академика М. Покровского о России как зачинщице войны. Была отброшена концепция о полуколониальной зависимости России, о царизме как "сторожевом псе имперских интересов", "наемнике англо-французского капитала". До февраля 1917 г. Россия была одним из трех главных участников антигерманской коалиции.

Все работы по истории международных отношений несколько десятков лет опирались на ленинскую теорию империализма, значимость которой показана в исследованиях К. Виноградова и Р. Евзерова.

С конца 1950-х гг. усиливается политизация истории, что особенно проявилось в работах по истории участия в войне США. Особый акцент делался на разоблачении их экспансионизма, реакционности и агрессивности. Президента В. Вильсона обвиняли в лицемерии, демагогии и антисоветизме. Вклад западных союзников России преуменьшался.

Тема войны нашла отражение в ряде общих трудов по истории США, Германии, Франции.

Популярность получает жанр политической биографии. В. Трухановский написал политическую биографию У. Черчилля (1968), К. Виноградов - Д. Л. Джорджа (1970), З. Гершов - В. Вильсона (1983), Д.Прицкер - Ж.Клемансо (1983). К образу автора "14 пунктов" и "отца" Лиги Наций обратился также А. Уткин (1989).

Историки показали, что обещание большевиков покончить с войной во многом способствовало победе Октябрьской революции. А. Чубарьян в работе "Брестский мир" (1964) стремился доказать, что, заключив Брестский мир, Россия вышла из войны, не потерпев поражения . В современных же исследованиях подчеркивается, что Брестский мир привел к изоляции России на международной арене. Бывшие союзники России распространили на нее режим экономической блокады, применявшийся по отношению к государствам Германского блока. Чтобы в руки немцев не попало военное имущество, полученное раньше из союзных стран, в крупные порты на севере и востоке страны были введены союзные войска .

В 1960-е гг. появились историографические работы К. Виноградова , И. Блискавицкого .

После распада Советского Союза продолжалось переосмысление советской историографии, начатое еще в годы перестройки. Одним из первых с критикой старых и предложением новых подходов к проблеме выступил академик Ю. Писарев, который, однако, подчеркивал, что ленинское положение о происхождении и характере войны сохранило свое значение, указывал на необходимость исследования внутриблоковых противоречий и борьбы между Тройственным союзом и Антантой .

Вместе с тем некоторые историки начали ставить под сомнение империалистический характер войны, преувеличивали влияние на ход и характер войны призывов Вильсона об открытой дипломатии с учетом общечеловеческих ценностей, к созданию механизма всемирной безопасности, порицали советскую историографию за недооценку агрессивности германского империализма, отставание отечественной науки от зарубежной .

В 1990-е гг. в России были изданы книги С. Сазонова , П. Милюкова и других видных политических деятелей - современников войны. Сазонову посвящен очерк В. Васюкова в книге "Российская дипломатия в портретах" (1992). Российский министр иностранных дел дважды предлагал младотурецкому правительству гарантировать неприкосновенность его территории в обмен на нейтралитет, но Турция сделала ставку на войну на стороне Центрального блока.

К числу позитивных перемен, связанных с приходом к власти в 1985 г. М. Горбачева, следует отнести полное или частичное открытие для исследователей многих прежде недоступных им по идеологическим и политико-дипломатическим причинам архивных фондов, что способствовало изданию ряда важных и ценных документальных сборников.

Вышли документы царского Совета министров , публикации по истории российско-американских экономических и дипломатических отношений, в том числе во время войны 1914-1918 гг.

В 1995 г. вышла уникальная книга В. Шеремета "Босфор, Россия и Турция в эпоху первой мировой войны" , написанная на основе архивов российской разведки.

Во введении к сборнику документов по истории международных отношений в 1910-1940 гг. А. Богатуров рассмотрел проблемы мировой политики накануне, во время и после войны с позиции системно-структурного подхода . Е. Сенявская исследовала "образ врага" в сознании участников Первой мировой войны . Работы Сенявской иллюстрируют новое для российской историографии направление в изучении войны, ставят в центр исследования психологию и менталитет человека.

Ряд ученых стремятся осветить роль и место войны в истории мировой цивилизации (В.Мальков, П. Волобуев, Л. Истягин и др.). Еще одно направление в изучении истории Первой мировой войны связано с концепцией альтернативности исторического развития. Е.Черняк, А.Ревякин, Л.Истягин придерживаются тезиса, что война не являлась неизбежной . Так, Ревякин отмечает: "…правительства оказались неспособными в достаточной степени точно рассчитать последствия своих действий. Многое свидетельствует о том, что вплоть до самого последнего момента, когда мировая война стала по существу неотвратимой, правительства европейских государств надеялись удержать ход событий под контролем и не доводить дело до крайности"; "… пока управление кризисом находилось в руках дипломатов и политиков, оставалась надежда, что противоречия будут разрешены мирными средствами. Но как только за дело взялись военные, на сохранение мира почти не осталось надежды. Вину за это на военных возлагать неправомерно: они просто добросовестно выполняли свои обязанности" . Созвучны этим мыслям и глубокие рассуждения В. Дегоева: "Трагической развязке способствовало роковое стечение причин - объективных и субъективных, материальных и идеальных, закономерных и случайных - далеко не всегда поддающихся распознаванию и иерархизации, независимо от того, идет ли речь о явлениях "макро" или "микрокосмического" уровня. Общественное мнение и политики Европы были далеки от предположения, что выстрел в Сараево может привести к мировой войне" .

В 2003 г. вышел труд в двух книгах, подготовленный Институтом всеобщей истории РАН с участием Ассоциации историков Первой и Второй мировых войн . Коллектив авторов не пересматривает или опровергает достигнутые историками результаты. Возникла необходимость показать то, что осталось незамеченным или находилось вне пределов исследований по причине недостатка или недоступности материалов, отойти от стереотипов мышления. Были широко использованы достижения современной зарубежной историографии, новые методы и приемы.

Отмечая достоинства публикации, академик С. Тихвинский указывает, что теория империализма, доказавшая свою плодотворность в определении главных узлов противоречий между великими державами (работы школы Ф. Фишера), вместе с тем заслонила от прежних исследователей человеческий фактор .

Авторы стремятся показать связь и динамику взаимодействия экономических интересов и духовной мобилизации в ходе подготовки к войне; рост вмешательства государства в экономику; особенности коалиционной войны тотального масштаба и роль дипломатии; общественное мнение; роль и значение малых стран; идеологию "новой дипломатии".

Достоинством работы является тщательно выполненный именной указатель и подробная библиография.

В книгу 2 "Первая мировая война: документы и материалы" вошли документы от образования германо-австрийского союза 1882 г. и до Лозаннского договора 1923 г. между Антантой и Турцией. Среди источников - и хорошо известные, и впервые введенные в научный оборот. Документы расположены по проблемно-хронологическому принципу: предыстория и начало войны; стратегия; общество; дипломатия; Версальский мир. События июльского кризиса прослежены по минутам, причем документы подаются и со стороны Антанты, и со стороны Центрального блока. Опубликован ряд новых документов о военном сотрудничестве между странами Четверного союза (Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией): протоколы секретных заседаний в немецком посольстве в Константинополе германского посла с лидерами Османской империи, документы о подготовке секретной военной конвенции между Германией и Болгарией и т. д.

Разнообразные документы иллюстрируют острейший внутриполитический кризис в ряде воюющих стран, который впоследствии привел к распаду четырех империй и к революциям в Центральной и Восточной Европе. На документальном материале показана деградация российской политической элиты и деморализация армии. Пристальное внимание составители уделили документам, отражающим дипломатическую борьбу противоборствующих группировок за привлечение на свою сторону новых союзников. Протоколы секретных заседаний германского посольства в Константинополе, впервые опубликованные в России, свидетельствуют, что с самого начала войны дипломатия Центральных держав своей основной задачей считала привлечение наибольшего числа союзников, в частности Турции. Руководство российского МИД до последнего пыталось сдержать вступление в войну на стороне противника Османской империи, рекомендовало пойти на серьезные уступки Болгарии. Стремление к выгодному режиму проливов сменилось борьбой за присоединение Босфора и Дарданелл, а также Константинополя только в феврале 1915 г., через несколько месяцев после нападения Османской империи.

Во втором томе издания представлены также тексты важнейших договоров, подписанных бывшими противниками с начала 1918 г., приводятся итоги войны в цифрах, публикуются воспоминания политических деятелей, участвовавших в создании Версальской системы.

Нельзя не согласиться с профессором А. Уткиным, что Первая мировая война открыла новый пласт национальной истории России, создала предпосылки революции, гражданской войны, построения социализма и многих десятилетий разобщения с Европой. Она должна послужить грозным предостережением относительно хрупкости человеческой природы, способной слепо повести по дороге самоуничтожения.

Конкурс научно-исследовательских работ «Великие сыны России. Великая и забытая».

«Россия и Великая война»

Галкин Денис Вячеславович

Ученик 6 А класса

Научный руководитель:

Пустошинская О. В., учитель истории

МБОУ «Гимназия № 46» г. Чебоксары

Чебоксары 2014

Оглавление

Введение…………………………………………………………………..С.3

Глава I . Причины первой мировой войны………………………………С.4

1.1. Причины первой мировой войны………………………………….

1.2. Социально-экономическая обстановка в России в годы Первой

мировой войны……………………………………………………….С.5

Глава II . Этапы первой мировой войны…………………………………С.7

Глава III . Итоги первой мировой войны…………………………………С.9

Заключение…………………………………………………………………С.10

Список использованной литературы…………………………………….С.12

Введение

Темой исследовательской работы является «Россия и Великая война».

Актуальность темы исследования состоит в том, что с момента окончания Первой мировой войны каждое последующее поколение в нашей стране знало о ней все меньше и меньше. Она осталась полузабытой страницей истории России, В советской историографии война именовалась как «провальная», «империалистическая», а следовательно, являлась чуждой и подлежащей забвению. Малое внимание этой войне в СССР уделялось ещё и потому, что Россия в ней стала фактически проигравшей стороной вместе с Германией.

Лишь в последнее время начался процесс формирования объективной картины событий тех времен.

Цель данной работы состоит в том, чтобы рассмотреть основные аспекты в истории первой мировой войны.

Для достижения поставленной цели, предполагается решить следующие задачи:

1. Раскрыть п ричины Первой мировой войны ;

2. Рассмотреть с оциально-экономическую обстановку в России в годы первой мировой войны ;

3. Охарактеризовать этапы первой мировой войны;

4. Проанализировать итоги Первой мировой войны.

Работа включает в себя три главы:

1. В главе описаны причины, цели и задачи будущего противостояния, также она содержит анализ социально-экономической обстановки в России в годы первой мировой войны

2. Вторая глава посвящена основным военным событиям.

3. Последняя глава рассказывает о том, к чему привела первая мировая война.

Основными источниками используемыми в работе являются: П. Иванов «Офицеры России», М. В. Оськин «Первая мировая война» и другие.

Глава I . Первая мировая война

    1. Причины первой мировой войны

Поводом к началу войны стало убийство в г. Сараево в Боснии австрийского престолонаследника эрцгерцога Франца Фердинанда и его супруги. Сделал это член сербской террористической организации «Млада Босна» Гаврило Принцип.

28 июля 1914 года Австро-Венгрия объявила войну Сербии. В ответ Россия заняла угрожающую позицию, начав всеобщую мобилизацию. Германия не стала терять времени и 1 августа объявила войну России, а 3 августа – Франции. 4 августа против Германии выступила Великобритания. Наконец, 6 августа о состоянии войны с Россией заявила Австро-Венгрия.

Так началась одна из самых затяжных и тяжелых войн России. Одним из страшнейших испытаний для человека на войне стало применение новейших образцов вооружений, из-за чего количество потерь возросло в разы и составило к концу войны 10 миллионов человек, больше, чем за все войны, предыдущего тысячелетия.

У каждой страны-участницы были свои причины, почему она вступила в войну, но их можно объединить и тогда можно сделать вывод, что для всех участниц общими были следующие причины:

    Стремление к ослаблению государств-конкурентов в экономическом и военном развитии (Англию не могла не беспокоить стремительная промышленная экспансия и, главным образом, наращивание мощи военно-морского флота Германии)

    Противоречия из-за колоний, сфер влияния и рынков сбыта.

    Стремление разрешить с помощью войны внутренние проблемы.

    Повсеместное усиление националистических настроений.

1.2. Социально-экономическая обстановка в России в годы первой мировой войны

Значительная часть населения России встретила войну с энтузиазмом. 2 августа на Дворцовой площади Петербурга в присутствии огромной толпы царь поклялся на Евангелии и иконе вести войну до тех пор, пока ни одного неприятеля не останется на русской земле.

К началу XX в. Россия представляла из себя сложный конгломерат почти автономных социально-экономических анклавов, имеющих собственные, часто непримиримые интересы. В этих условиях особое значение приобретала гибкость и дальновидность власти, умение не столько приспособиться к существующим условиям, сколько повлиять на них посредством опережающих шагов, которые смогли бы удержать в равновесии всю социально-экономическую систему, не допустить ее распада. В таких условиях определяющее значение имела личность монарха. Но проводимая Николаем II внутренняя политика лишилась исторической логики, поэтому встретила неприятие и раздражение как слева, так и справа. Результатом было стремительное падение престижа власти. Ни один царь в истории России не подвергался такому дерзкому и открытому поношению, как Николай II. Это привело к решающему перелому в общественном сознании. Ореол царя как Божественного избранника, светлой и непогрешимой личности рассеялся. А от падения морального авторитета власти оставался всего лишь шаг до ее свержения. Его ускорила I мировая война.

Изменения в экономике обусловили изменения и в социальной сфере. Отражением данного процесса стало увеличение численности рабочего класса. Однако в стране по-прежнему 75% населения составляли крестьяне. В политической области Россия оставалась думской монархией. Промышленные предприятия сократили выпуск продукции. Закрывались мелкие предприятия. Следовательно, ускорилась мобилизация промышленности.

На момент начала войны Россия имела самый большой воздушный флот в мире (283 самолета). Сначала самолеты использовались только для разведки и корректировки артиллерийского огня (в самолетах не было оружия). Но скоро начались первые воздушные бои, и самолеты-разведчики наносили врагу большой урон. В декабре 1914 года император утвердил постановление военного совета о создании эскадры бомбардировщиков «Илья Муромец», ставшей первым в мире соединением бомбардировщиков. К 1916 году у всех воюющих стран появились истребители с пулеметами.

Глава II . Этапы первой мировой войны

В истории Первой Мировой войны можно выделить следующие этапы:

    Кампания 1914 г (провал стратегии быстротечной войны; переход от маневренных к позиционным формам борьбы).

В Европе сложилось два фронта - Западный (во Франции и Бельгии) и Восточный (против России). Русский фронт делился на Северо-Западный (Восточная Пруссия, Прибалтика, Польша) и Юго-Западный (Западная Украина, Закарпатье по границе России с Австро-Венгрией). Германия планировала молниеносным ударом разгромить Францию, а затем перебросить войска против России. Однако военная компания началась порывом русских войск в Восточной Пруссии, но хорошо начатое наступление через две недели закончилось разгромом. На Галицийском направлении против Австро-Венгрии дела разворачивались успешней. Осенью 1914 г. русская армия заняла города Львов и Галич. 8 сентября 1914 года авиатор штабс-капитан Петр Иванович Нестеров применил первый воздушный таран в небе у города Львова. К сожалению, оба пилота погибли.

Германия была вынуждена перебросить часть войск с Западного фронта, что позволило франко-английской армии выиграть битву на реке Марна и предотвратило падение Парижа.

    Кампания 1915 г (срыв германского плана выхода России из войны; позиционная война). Весной и летом 1915г. русская армия приняла участие в ряде кровопролитных сражений, понеся огромные потери в силу недостаточного обеспечения боеприпасами и своевременным вооружением. Положение ухудшалось, вынудив русскую армию отойти на Восток, оставив Галицию, Польшу и некоторые другие районы. Весной 1915г. Германия впервые в истории войн применила одно из самых бесчеловечных оружий - отравляющие вещества, но это обеспечило только тактический успех.

    Кампания 1916 г (переход стратегической инициативы к странам Антанты). В 1916г. Германия вновь направила основной удар против Франции. В феврале шли ожесточенные бои под крепостью Верден. Россия предприняла наступление на Юго-Западном фронте, в помощь своим союзникам. Армия генерала А.А. Брусилова прорвала фронт и разгромила австро-венгерские войска. Германия была вынуждена перебросить свои части с Западного фронта для спасения Австро-Венгрии. Русские войска помогли союзникам. Летом 1916г. Русские войска под командованием генерала Брусилова начали наступление и стали продвигаться в Восточную Галицию и Буковину (Брусиловский прорыв). В результате наступления на Юго-Западном фронте русские войска продвинулись далеко в глубь Буковины и Восточной Галиции, что сыграло крупную роль в компании 1916г.

На Кавказском фронте против Турции, русские войска заняли Трапезунд и Эрзерум. Германия потеряла стратегическую инициативу.

    Кампания 1917 г (наступление Антанты; выход России из войны). Февральская революция не привела к выходу России из войны. Две военные операции (в Галиции, в Белоруссии) закончились провалом. Русская армия к этому времени оказалась полностью деморализованной. События февраля и марта 1917г. отречение от престола императора Николая II и временное безвластие привело к ухудшению материального положения. Война не только не закончена, но и приняла совершенно непредсказуемый характер, продовольствия в стране не хватало, разложение государственного управления было на лицо, армия находилась на грани развала. Все это говорило о том, что Россия не могла больше принимать участие в войне. В связи с этим большевики, придя к власти, провозгласили Декрет о мире и начали переговоры с Германией. Советская Россия вышла из Первой моровой войны, заключив Брестский мирный договор (март 1918) с Германией и её союзниками.

6) Кампания 1918 г (общее наступление Антанты; капитуляция Германии). Германия и её союзники потерпели поражение. В 1919 году немцы были вынуждены подписать Версальский мирный договор, который был составлен государствами-победителями. Советская Россия участия в подписании Версальского договора не принимала.

Глава III . Итоги первой мировой войны

Первая мировая – одна из самых длительных, кровопролитных и значительных по последствиям в истории человечества. Она продолжалась более 4 лет. В ней участвовало 38 стран из 59, обладавших в то время государственным суверенитетом. Население воюющих стран составляло свыше 1,5 млрд. человек. Более 10 млн. было убито и 20 млн. ранено.

К 1917 году Россия была готова стать победителем. Достижения русского военного гения, беспримерные ратные подвиги русских солдат неизменно вели к победе русского оружия. Однако события внутри страны привели к подписанию обидного для России мирного договора в Брест-Литовске уже между новой властью – РСФСР – и Центральными державами. 3 марта 1918 года Россия вышла из войны.

На полях сражений Великой войны погибло более двух миллионов русских солдат и офицеров. Память о павших героях, стойко сражавшихся с неприятелем и положивших свою жизнь за Веру, Царя и Отечества, долго оставалась только в исторических архивах. Мы будем помнить и чтить своих предков, сражавшихся за Родину на фронтах этой войны.

В результате Первой мировой войны карта Европы оказалась полностью перекроена. Возникли новые государства: Австрия, Венгрия, Югославия, Польша, Чехословакия, Литва, Латвия, Эстония и Финляндия. Противоречия между новыми государствами, сохранившийся промышленный потенциал Германии и ее ущемленное положение делали новую мировую войну неизбежной. В 1918 году орудия смолкли, но политическая конфронтация и порожденная вражда между народами не исчезла, что привело к еще более разрушительной Второй мировой войне. Обе войны - звенья одной цепи. Несмотря на то, что Первая мировая война велась в цивилизованных рамках, она нанесла сильнейший удар по европейской цивилизации и государственности.

Заключение

Исходя из всего вышесказанного, можно сделать следующие выводы:

Война велась ради перераспределения колоний и сфер влияния, а так же чтобы решить внутренние проблемы. В связи с тем, что война за передел мира затрагивала интересы всех империалистических стран, в нее постепенно оказалось втянутым 38 государств мира. Война стала мировой как по своим целям, так и по масштабам.

Российская империя не хотела этой кровопролитной войны. Но избежать участия в ней было невозможно, несмотря на все усилия русского императора Николая II . Любая договоренность с Тройственным союзом требовала от России немалых уступок и отказа от вековых стратегических целей, а это было бы национальным предательством. Кроме того, результатом таких уступок могла быть только отсрочка. Германия же рассчитывала на быструю победу. По плану Альфреда фон Шлиффена взять Париж предполагалось за 39 дней. Прусский император Вильгельм II уверенно говорил: «Обед будет у нас в Париже, а ужин – Санкт-Петербурге».

К концу 1914 г. стало очевидно, что война принимает затяжной характер. Но к ведению такой войны не было подготовлено ни одно государство.

В 1915 г. германский Генштаб решил на Западном (французском) фронте перейти к обороне, а все силы сосредоточить на Восточном фронте, разгромить русскую армию и вывести Россию из войны. Успехи на Восточном фронте не дали Германии главного – не вывели Россию из войны, и война на два фронта продолжалась.

В начале 1916 г. Германия перенесла главный удар на Западный фронт, надеясь прорвать французские укрепления в районе крепости Верден, но прорвать французскую оборону не удалось.

На Восточном фронте в июне 1916 г. началось общее наступление русских войск. Прорыв на Восточном фронте облегчил положение союзников под Верденом и позволил им начать наступление на реке Сомма. Кроме того, он избавил Италию от угрозы поражения и подтолкнул Румынию к вступлению в войну на стороне Антанты в августе 1916 г.

В начале зимы на Западном и Восточном фронтах стороны перешли к позиционной войне.

Общая стратегическая обстановка к началу 1917 г. была более благоприятной для Антанты. Перевес стран Антанты над странами Четвертного союза заметно усилился в связи с вступлением в войну США в апреле 1917 г.

В результате Февральской буржуазно-демократической революции в России была свергнута монархия, власть перешла в руки Временного правительства. Россия продолжала участвовать в войне.

Октябрьская революция и приход к власти большевиков оказали решающее влияние на ход событий на русско-германском фронте в 1917 г.

В «Декрете о мире», принятом 26 октября 1917 г. II Всероссийским съездом Советов, большевики предложили всем воюющим странам – немедленное заключение мира, без аннексий и контрибуций.

Правящие круги Германии ставили задачу навязать России сепаратный мир, за счет свертывания Восточного фронта перебросить войска и укрепить Западный фронт, добиться более благоприятных условий мирного договора со стороны Антанты. 18 февраля 1918 г. германские и австро-венгерские войска перешли в наступление по всей линии фронта, остановить которое удалось с большим трудом. Возобновились переговоры, и 3 марта 1918 г. был подписан Брестский мир, положивший конец участию России в войне. Советская Россия должна была выплатить Германии 3-миллиардную контрибуцию, от нее отторгались Украина, Финляндия, Грузия, Польша, Прибалтика (условия Брестского мира были аннулированы после того, как в Германии 9 ноября 1918 г. началась революция).

Современный мир стоит на пороге очередного системного кризиса и уроки Первой мировой войны могут помочь взглянуть на его развитие объективно.

Список использованной литературы

    Иванов, Пётр Алексеевич. Офицеры России / Пётр Иванов . - Москва; Чебоксары: [Новое Время], 2014. - 403 с.

    Оськин, Максим Викторович. Первая мировая война / М. В. Оськин. - Москва: Вече, 2010. - 367 с., л. фот.

    Россия и СССР в войн ах XX века. Книга потерь / [Г. Ф. Кривошеев и др.]. - Москва: Вече, 2010. - 618, с.

    Уилер-Беннет, Джон. Брестский мир. Победы и поражения советской дипломатии / Джон Уилер-Беннет; [пер. с англ. С. К. Меркулова]. - Москва: Центрполиграф, 2009. - 414, с., л. фот.

    Уткин, Анатолий Иванович. Первая мировая война / А. И. Уткин. - Москва: Алгоритм, 2001. – 590 с.

Первая мировая война и российское общество


1. Тема № 1. Историографические версии происхождения первой мировой войны

По словам историка Джеймса Джола, июльский кризис 1914 г. , приведший к первой мировой войне, оказался в итоге "наиболее полно документированным в современной истории". Тем не менее, исследования, посвященные причинам войны, продолжают интенсивно и почти беспрерывно публиковаться. Непосредственные ее причины и причины более общего характера "изучались десятилетиями, но конца дискуссии до сих пор еще не видно". (См.: Б.Виджецци. Причины первой мировой войны как проблема соотношения "короткого" и "длительного" периодов. // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С.78.). Целью изучения предлагаемых ниже историографических источников является получение основных представлений о проблематике рассматриваемой темы, о подходах, методах и источниковедческих аспектах современных концепций происхождения первой мировой войны.

1.0.1. Т.М.Исламов. Восточноевропейский фактор в исторической перспективе. // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С 44-48.

1. Об империализме, эпохе империализма, империалистическом характере войны.

Нет оснований принимать за истину в конечной инстанции теорию империализма в ее ленинской трактовке , но еще меньше у нас оснований отбрасывать ее целиком, с легкостью необыкновенной предавая анафеме само понятие "империализм", "империалистическая экспансия", "империалистическая политика", как злонамеренную выдумку коварных большевиков.

Между тем целый ряд процессов в мировой экономике /концентрация производства и капиталов, образование финансового капитала и др./ и в мировой политике / кризис всей системы международных отношений/, новые колониальные захваты, совершенные Германией, Японией, США, локальные войны /англо-бурская, японо-китайская, русско-японская, триполитанская/, острейшие международные конфликты / Боснийский кризис, Агадир, Цаберн/, нельзя ни понять, ни осмыслить вне общей теории империализма, ибо... они происходили тем не менее на общей почве, имели общий знаменатель.

Характер и природа начавшейся в августе 1914 г. всесветной бойни определялись не защитой "родной земли, священных рубежей отечества ", не заботой о спасении культурных ценностей и цивилизации от варваров - тевтоно-германских либо русско-славянских, а интересами империалистической экспансии в форме захвата, раздела, передела чужой земли либо установления сфер влияний и т.п. Анализ происхождения войны и ее характера не будет полным без органического включения в него главных исторических последствий конфликта, каковыми были: большевизм, фашизм, т.е. тоталитаризм обоих толков плюс японский милитаризм с его особой азиатской спецификой, и вторая мировая война. В сущности, она была в полном смысле слова продолжением первой; отличались они друг от друга скорее количественно - благодаря технологическому прогрессу, - чем качественно... В этом смысле война, начавшаяся в 1914 г., закончилась в 1945 г.

2. В целом теория империализма не может быть отброшена, но настоятельно необходима ее коррекция и дальнейшая разработка. Необходимым представляется расширение и уточнение родовых (видовых) признаков империализма. Особого к себе внимания требуют три из них - индустриализация, экспансионизм , национализм .

Несколько слов о национализме. Нужно помнить, что в августе 1914 г. мир взорвали не только межимпериалистические противоречия. Особо зловещую роль сыграл и нетерпимый, агрессивный, всепоглощающий национализм всех: и тех, кто играл главные роли, и тех, кто мог лишь подпевать. Здесь требуются некоторые дополнительные разъяснения, ибо роль малых стран и наций и их национализм в великой трагедии не оценена до сих пор по достоинству историографией; ее анализ еще не вошел органической составной частью в концепцию происхождения первой мировой войны.

3. О роли малых наций. Справедливо ли считать Сербию такой же жертвой неспровоцированной агрессии, как и Бельгию? Едва ли. У Бельгии не было ни территориальных претензий к Германии, ни стремления оттяпать какой-нибудь жирный кусочек германской территории. О Сербии этого, к сожалению, не скажешь. Достаточно перечислить лишь некоторые области монархии Габсбургов , на которые простирались притязания сербов: Босния-Герцоговина, южные области Венгрии, населенные сербами, но не одними сербами. Получить все это и многое другое (все населенные югославянами земли Венгрии и Австрии) она не могла без большой драки, такой, в которой непременно должна была участвовать и Россия. Этим я хочу сказать, что только благодаря сербским интригам Россия оказалась втянутой в войну, которая отнюдь не диктовалась правильно понятыми национальными интересами Российской империи. И не геополитические интересы России требовали разрушения Австро-Венгрии, а интересы создания "Великой Сербии" того требовали. Среди немногих в России, кто понял и оценил ситуацию, созданную покушением в боснийской столице, был П.Н.Милюков , ученый-историк и политик. В двух статьях, опубликованных в "Речи" 13 и 14 июля 1914 г., он ратовал за локализацию конфликта, "что бы это ни стоило Сербии!".

Во всяком случае не всегда великие были ведущими, а малые ведомыми, зачастую инициатива исходила от последних, они же создавали нередко конфликтные ситуации, усиливая общую напряженность в континентальном и глобальном масштабах.

4. Вопрос о виновниках войны. Похоже на то, что пришел к благополучному концу некогда сотрясавший мировую историографию пресловутый и порядком наскучивший всем вопрос об ответственности за войну, породивший гору литературы на всех европейских языках. К 1960-м годам страсти вроде бы улеглись, и историки наконец-то могли перевести проблему происхождения первой мировой войны в более спокойное русло строго научных конструктивных дискуссий. Барьер "патриотического " подхода первыми и весьма успешно преодолели немцы. Работы Фрица Фишера, его учеников и единомышленников, в частности, Иммануила Гайса, имеют ценность модели современной в лучшем смысле слова историографии, свободной от националистической узости, могут служить образцом для других национальных исторических школ.

5. Наднациональная историческая мысль обращена сегодня на постижение смысла катаклизма 1914-1918 гг. во всемирно-историческом контексте. В нем видят сегодня главное событие, определившее лицо второго тысячелетия. Его ставят в ряд таких явлений, как Великая французская революция, промышленный переворот, великие географические открытия и заокеанская экспансия европейских держав и др. Рассмотрение этой войны с более широкой, "глобальной" перспективы, важно не только как наиболее эффективное противоядие против "патриотизма" в историографии, но и для осмысления происхождения первой мировой войны и ее всемирно-исторических последствий в единстве и целостности. Наши западные коллеги не без основания полагают, что применение к изучению первой мировой войны метода глобальной истории позволит поднять историографию на качественно новый уровень, создать адекватную, свободную от прежних односторонностей общую концепцию истории Великой войны.

1.0.2. В.И.Миллер. Первая мировая война: к анализу современной историографической ситуации. // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С.60 - 61.

Анализируя современную историографическую ситуацию, можно получить впечатление, будто интерес к истории первой мировой войны вновь возрос. На мой взгляд, такой вывод был бы, по меньшей мере, преждевременным. Скорее всего, мы имеем дело с очередным "поворотом" в общественном сознании, связанным с идеологической атакой на большевизм, ведущийся под разными флагами.

С одной стороны, ясно видно стремление части политиков и публицистов "разделаться" с идеей интернационализма , воодушевлявшей многих борцов против войны, и возродить национализм в его наиболее радикальном, шовинистическом варианте. В этой связи вновь, как и в те далекие годы, противники войны трактуются как изменники, а генералы, офицеры и солдаты русской армии той поры, сражавшиеся и погибавшие на полях сражений, напротив рассматриваются как патриоты. С одной стороны, характерное для последних лет восхваление Романовых и их ближайшего окружения (генералов, министров и др.) привело к публикации исторических трудов и мемуаров, вышедших из-под пера людей этого круга. А для них война была последней героической эпохой императорской России. В результате в научный оборот вновь вошли материалы, которые позволяют нарисовать достаточно живую картину событий той поры. Вместе с тем на страницы трудов историков и публицистов вернулись и утверждения, давно отвергнутые (после тщательного анализа) исторической наукой. Так что уповать на "благоприятную" для исследователей историографическую ситуацию, на мой взгляд, не следует.

Одна из иллюстраций сказанного - вопрос о "виновниках войны". В условиях, когда развертывается идеализация императорской России, вновь предлагается простенькое решение о Германии и Австро-Венгрии как о виновниках войны. Одновременно игнорируется вывод, уже давно ставший достоянием международной историографии, о мировой войне как результате длительного процесса накопления межимпериалистических, межгосударственных и иных противоречий. При этом вопрос о лицах, непосредственно участвовавших в развязывании войны, естественно, не исключается из рассмотрения, но ставится на подобающее ему второе (а может быть, и более отдаленное) место.

Теперь о сюжетах, которые обычно не находят отражения в трудах о войне. На первое место в их ряду я бы поставил духовную атмосферу предвоенных лет и ее изменения в годы войны. Нельзя сказать, что эти аспекты жизни общества того времени совершенно не изучались. Есть много работ, в которых рассматривалась шовинистическая пропаганда, получившая распространение в Германии, во Франции, да и в России накануне и в начале войны. Но существовала в духовной жизни европейских стран и контрсила, противостоявшая этой пропаганде. Я имею в виду не только антивоенные документы II Интернационала, о которых говорили чаще всего. Был и пацифизм различных видов, а главное, не следует забывать, что начало ХХ в. было одним из периодов расцвета духовной культуры и в России, и в Германии, и во Франции.

Вторая проблема, которая также заслуживает изучения, это- война и общественная мораль. Давно известно, что война нередко развращает людей, приучает их убивать, не испытывая при этом нравственных страданий, что за войнами следует нарастающий вал преступности, возникающий после возвращения демобилизованных солдат к родным очагом. А в основе всего этого лежит особая военная мораль, которая не только оправдывает аморальные (с точки зрения общечеловеческих ценностей) действия, но подчас прямо вынуждает делать то, что в иных, мирных условиях человек никогда бы не сделал. О поведении человека на войне (в конкретных условиях 1914-1918 гг.) написано много, но все эти материалы нуждаются в современном прочтении и в соответствующем анализе.

1.0.3. А.М. Пегушев. Происхождение первой мировой войны: к вопросу о роли колониальных противоречий // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С. 62-65.

Политические, общественные и другие группировки в Европе вынашивали планы территориальной экспансии . Действительно, в результате войны был осуществлен передел колониальных владений побежденных и победители, прежде всего Англия и Франция, расширили свои империи за счет колоний. Но даже тогда власть метрополий на огромных колониальных пространствах зачастую оставалась еще в значительной степени условной. Население ряда обширных районов Африки в конце ХIХ - начале ХХ в. еще в полной мере не ощущало на себе пресс колониального правления, европейская администрация во многих странах колониального мира /за исключением Индии, некоторых стран Северной, Западной и Южной Африки и ряда др. была малочисленной, а колониальные границы, как правило, условными. Не случайно в этот период был распространен термин "сферы влияния", боле точно, нежели понятие "колониальное владение", отражающий характер взаимоотношений между соперничавшими державами.

Реальная жизнь нередко резко расходится с нашими абстрактными представлениями о ней. Известны случаи, когда, казалось бы, непримиримые колониальные соперники действовали сообща в критических ситуациях ил перед лицом общей угрозы. "Классический" пример такого сотрудничества соперников - совместное подавление восстания ихэтуаней в Китае в 1899-1901 гг. в 1899-1901 гг. Менее известный факт - помощь британских колониальных властей в Восточной Африке колониальной администрации бывшей Германкой восточной Африки в подавлении антиколониального вооруженного восстания 1905-1907 гг. /восстание Маджи-Маджи/. Этот перечень можно продолжать.

Вопрос о роли колониального фактора в возникновении первой мировой войны содержит еще один аспект. Усиливающиеся контакты с колониальной периферией в большой мере способствовали складыванию в метрополиях накануне и в особенности во время войны новой социально-психологической ситуации, отличительными чертами которой был рост шовинизма и расизма . Наиболее отчетливо эта тенденция прослеживалась в Германии, где шовинизм и расизм исходили не только "сверху", но и подпитывались "снизу". Именно в этой стране, в силу ряда конкретно-исторических, социально-психологических и других причин нашла свою почву идеология первого крупного теоретика расизма графа Жозефа де Гобино; в конце ХIХ в. развиваемые им идеи о превосходстве "арийской" или "тевтонской " расы "превратились в настоящий религиозный культ", в городах Германии появились общества Гобино". Перед первой мировой войной по приказу Вильгельма II было даже начато составление расовой карты Германии с целью выявления "истинных арийских элементов", однако в силу абсурдности этого замысла (в некоторых районах и областях не было обнаружено ни одного человека "арийского типа") он так и не был осуществлен.

Накануне Великой войны новая социально-психологическая ситуация сложилась и в других странах, в частности в Турции, бывшей союзницей Германии. Здесь рост массового шовинизма, также подпитывающий официальный курс, тесно переплетался с ростом панисламистских настроений . Религиозный шовинизм пронизывал военно-политические планы правящих кругов Турции. Они были более чем масштабны: разгром Англии в районе Суэца и России на Кавказе, объявление джихада всем "неверным" врагам Турции и в перспективе - объединение с Ираном и Афганистаном, захват Западной Индии, выход на Волгу и Урал в районы с исламизированным населением. К чему могли привести эти планы в случае их осуществления, можно судить по трагическим событиям 1915 г. в Восточной Анатолии и Армении.

1.0.4. А.В.Ревякин. Проблема вины и ответственности // Первая мировая война. М., 1998. С.65-70.

По большому счету у ведущих мировых держав не было достаточных оснований стремиться к войне. Для старых колониальных и многонациональных государств - Великобритании, Франции, России и Австро-Венгрии - в ней заключался непомерный риск "великих потрясений ", о чем напоминал опыт франко-прусской и русско-японской войн. От статус-кво особенно не страдали и молодые индустриальные державы, такие, как Германия и США, лидировавшие в мировом экономическом соревновании. Поэтому, выясняя причины первой мировой войны, важно не только указать на те общественные /международные, династические, экономическая, социальные, национальные и пр./ противоречия, попытку разрешить которые и представляла собой война, но и объяснить мотивы того, почему именно военный способ разрешения этих противоречий избрали основные мировые державы.

Ход международных кризисов начала ХХ вв., не исключая и июльского 1914 г., свидетельствует, что, прежде чем "перейти Рубикон" и сделать войну неотвратимой, каждая из конфликтующих сторон располагала временем на раздумья, отвлекающие маневры и, в крайнем случае, на дипломатическое отступление /в расчете на реванш при более благоприятных обстоятельствах/. Ни одна из европейских стран, за исключением Бельгии и Люксембурга, не подверглась внезапной агрессии типа той, которую в начале второй мировой войны Гитлер обрушил на Польшу, Данию, Норвегию и т.д. И если после длительных раздумий правительства основных держав Европы все же предпочли военный способ разрешения своих противоречий, то это, безусловно, говорит о решающей ответственности, по крайней мере, некоторых из них.

Вопрос об ответственности заставляет нас взглянуть на причины первой мировой войны и с правовой точки зрения. Долгое время последняя была у нас не в чести.

Между тем в правовом отношении вопрос об ответственности совсем не прост. К началу ХХ в. сложилась достаточно разветвленная система международного и национального права, регламентировавшая отношения между гражданами и правительствами разных стран. Напомним в этой связи о Гаагских конвенциях 1899 и 1907 гг. о мирном разрешении международного суда и др. Все это в совокупности представляло пусть несовершенную, но при наличии доброй воли достаточно точную основу для поиска путей справедливого /т.е. не нарушающего законных прав ни одной из сторон/ разрешения международных споров. Следовательно, вопрос заключается в том, какая из воюющих сторон и в какой мере нарушила в 1914 г. общепризнанные нормы права.

Уместно сослаться на один любопытный документ, который мы обнаружили в Центре хранения историко-документальных коллекций /ЦХИДК, ранее - Особый архив/. Это - машинописная рукопись объемом свыше 150 листов, помещенная в самодельную обложку, на которой чернилами выведено: "Юридическое досье войны. Конфиденциально. Экземпляр, переданный на хранение в библиотеку Лиги прав человека 28 мая 1917 г. " Она представляет собой доклад, с которым 9 июля 1916 г. на заседании Общества документальных и критических исследований о войне выступил Матиас Морхардт, многолетний председатель известной и влиятельной во Франции правозащитной организации - Лиги прав человека. Его выступление было посвящено анализу причин первой мировой войны. Морхардт подходит к этому вопросу как юрист, оценивая действия воюющих держав в зависимости от их соответствия нормам права. В центре его внимания находится событие, ставшее отправным пунктом международного кризиса, приведшего к войне, - сараевское убийство эрцгерцога Фердинанда. Анализируя доступные ему документы, прежде всего ультиматум Австрии и ответ на него Сербии, автор приходит к выводу, что "в правовом отношении у Австрии были основания требовать полного и немедленного удовлетворения за кровное оскорбление, которое ей было нанесено, и что в юридическом смысле поведение Сербии после сараевского покушения не может быть оправдано".

Морхардт далек от намерения "валить" всю ответственность на маленькую Сербию. Он считает, что позиция великих держав по отношению к сараевскому убийству также не свидетельствует о стремлении к торжеству справедливости.

Словно предвидя возражения, что-де неуступчивость Сербии исторически оправдана и объясняется ее борьбой за освобождение южных славян, угнетенных Австро-Венгрией, Морхардт замечает: "Я охотно допускаю, что Австрия навязала своему южнославянскому населению порядки, которые нельзя признать справедливыми... Но, принимая это во внимание, мы не должны забывать, что, согласно той точке зрения, которую мы здесь отстаиваем, право австрийских сербов на освобождение ни в коей мере не отменяет права самой Австрии на существование и защиту от посягательства на него, откуда бы они ни исходили - со стороны соседа или ее собственной территории". Он пишет: "мы хотели показать... что даже в той атмосфере подозрительности лжи, ненависти, в которой разразилась война 1914 г., Европа еще могла с почетом вернуться к исходному рубежу, если бы наши руководители не проявили склонность к авантюризму. Не бывает безнадежных ситуаций, из которых нельзя найти выход на пути мира, при условии действительного стремления к миру ".

Несомненно, к военному способу разрешения противоречий, накопившихся в отношениях между странами в начале ХХ в., подталкивало правительства и общественное мнение европейских держав, представление об оправданности и правомерности насилия во имя общественного (национального, классового, государственного) блага. Это представление во многом сформировалось под влиянием опыта революций, революционных и национальных войн конца 18 - 19 в. и к началу 20 в. вошло в плоть и кровь культуры и менталитета народов Европы. Нельзя сказать, что оно в корне противоречило идее права; напротив, оно исходило чаще всего из стремления к защите, восстановлению права. Но беда в том, что само право при этом получало слишком узкое или однобокое истолкование (как приоритет национальных, классовых, государственных и т.п.) императивов . Характерно, что в 1914 - 1918 гг. все страны воевали под лозунгами защиты отечества и национального освобождения. Ни одна из них прямо не называла свои цели войны захватническими, шла ли речь о "жизненном пространстве", "исконных землях " или о чем-либо подобном. И ради удовлетворения собственных притязаний никто из них не считался с правами противника. Такого рода " " дорого обошелся самим победителям: "Версальское перемирие " посеяло в Европе зерна еще более жестокого и опасного конфликта.

Мы разделяем мнение тех участников нынешней дискуссии, кто считает, что в прошлом наша историография преувеличивала значение экономических противоречий между державами в начале ХХ в. Не вдаваясь в подробную аргументацию этого тезиса, заметим лишь, что нормальный, здоровый рынок экономически не разделяет, а объединяет народы. И если в начале ХХ в. он порой давал повод для недоразумений и споров между ними, то он же их и мирил, все теснее связывая узами общих экономических интересов. Об этом свидетельствуют активные интеграционные процессы, наблюдавшиеся в предвоенные годы.

Пропагандистами свободного экономического сближения между народами были в те годы фритредеры. В ЦХИДК нами обнаружено досье, которое в порядке надзора французская полиция завела на организацию французских фритредеров - Лигу свободы торговли. Из него следует, что эта ассоциация была образована 5 ноября 1910 г., вскоре после международного конгресса фритредеров в Антверпене. В качестве ее уставных задач назывались пропаганда принципов свободы торговли и борьбы за их применение на практике.

Мысль о том, что торговля может и должна победить войну, проясняет взгляды фритредеров на причины первой мировой войны, хотя, разумеется, не исчерпывает их.

1.0.5. Б.М.Туполев. Россия в военных планах Германии // Первая мировая война: пролог ХХ в. М., 1998. С.49-53.

Причины первой мировой войны нередко весьма упрощенно, а еще чаще неверно трактуются в художественной литературе. Так, Марк Алданов в романе "Самоубийство", недавно опубликованном в России, утверждает, что "по случайности в 1914-м году судьбы мира были в руках двух неврастеников" - министра иностранных дел Австро-Венгрии графа Берхтольда и германского императора Вильгельма II. "По всем глубоким социологическим теориям, убийство эрцгерцога Франца Фердинанда было лишь поводом для мировой войны. Однако при чтении почти простодушной переписки государственных людей того времени просто напрашивается другой вывод: сараевское убийство было не поводом, а именно причиной катастрофы", ибо о "борьбе за рынки" они не писали, а о "внутренних противоречиях капиталистического строя" ничего не слышали.

Считая, что "бесспорная вина за первую мировую войну лежит на ", и, признавая существование других точек зрения на этот счет, Деникин приводит в качестве доказательства своей правоты "бурный подъем германского "промышленного империализма", находившегося в прямой связи с особым духовным складом немцев", выступавших за "обновление дряхлой Европы". Отмечает он и распространение в Германии идеи "превосходства высшей расы" над всеми остальными, причем немцы (пангерманцы) без стеснения высказывали свой давний взгляд на славянские народы как на "этнический материал" или, еще проще, как на... навоз для произрастания германской культуры. "Мы организуем великое насильственное выселение низших народов" - это старый лейтмотив пангерманизма . Достойно удивления, с какой откровенностью, смелостью и... безнаказанностью немецкая пресса намечала пути этой экспансии", - писал Деникин. Однако "поперек австро-германских путей стояла Россия с ее вековой традицией покровительства балканским славянам, с ясным сознанием опасности, грозящей ей самой от воинствующего пангерманизма, от приближения враждебных сил к морям Эгейскому и Мраморному, к полуоткрытым воротам Босфора. Поперек этих путей стояла идея национального возрождения южных славян и весьма серьезные политические и экономические интересы Англии и Франции"

Мысли о неизбежности войны Германии с Россией распространялись прежде всего прибалтийскими немцами-эмигрантами, прибывавшими в Германию с 70-80-х годов Х1Х в. Наряду со своей публицистической деятельностью они посредством личных контактов с ведущими политическими и военными деятелями влияли на формирование государственной политики и общественного мнения в Германии. Немецкие публицисты балтийского происхождения изображали прибалтийские провинции России как "германскую вахту на границе славянства", как "крайние форпосты германского народа" в "старой борьбе между славянством и германством". Исходившей из России "угрозе германской культуре", по мнению этих публицистов, следовало своевременно противодействовать путем превентивной войны , которую они рассматривали как решающий момент борьбы между высокой и отсталой культурами.

Идеи балтийских немцев-эмигрантов, направленные на ослабление Российского государства, встречали понимание в правящих кругах Германии, многие видные представители которых вынашивали аналогичные замыслы. Так, еще в 1887 г. Бернхард фон Бюлов, являвшийся тогда первым секретарем германского посольства в Петербурге писал советнику ведомства иностранных дел Гольштейну: " мы должны пустить русскому при случае столько крови, чтобы тот не почувствовал облегчения, а 25 лет был не в состоянии стоять на ногах, Нам следовало бы надолго перекрыть экономические ресурсы России путем опустошения ее черноземных губерний, бомбардировки ее приморских городов, возможно большим разрушением ее промышленности и ее торговли. Наконец, мы должны были бы оттеснить Россию от тех двух морей, Балтийского и Черного, на которых основывается ее положение в мире. Однако я могу себе представить Россию действительно и надолго ослабленной только после отторжения тех частей ее территории, которые расположены западнее линии Онежская губа - Валдайская возвышенность - Днепр..."

Уже в ходе военных действий, после начала войны 1914-1918 гг., руководители Пангерманского союза настаивали на колонизации и онемечивании захваченных российских территорий. Его председатель Г.Класс считал, что Россию нужно лишить выходов к Балтийскому и Черному морям, отобрать у нее Кавказ и азиатские провинции. Украина должна стать формально "самостоятельным" государством, полностью зависящим от Германии.

Идеологией "окончательной борьбы" между славянами и германцами была воодушевлена вся германская правящая верхушка: кайзер, начальник Генерального штаба Мольтке, рейхсканцлер Бетман-Гольвег, руководители имперских ведомств. Имперское руководство стремилось добиться долгосрочного ослабления Российского государства посредством отторжения его западных пограничных территорий. В "сентябрьской программе" Бетмана-Гольвега говорилось о том, что "Россия по возможности должны быть оттеснена от германской границы, а ее господство над нерусскими вассальными народами сломлено". Основные политические принципы и направления ударов во время войны были теми же, что и перед войной.

Подтверждая осуществлявшуюся правящими кругами Германии на Востоке "политику освобождения и создания буферных государств", 5 апреля 1916 г. Бетман-Гольвег заявил, что "Германия никогда добровольно не передаст вновь под власть реакционной России освобожденные ею и ее союзниками народы, расположенные между Балтийским морем и волынскими болотами, будь то поляки, литовцы, балты или латыши". Эта "восточная" политика, подтвержденная рейхсканцлером весной 1917 г., до его отставки, нашла свое осуществление в мирных договорах 1918 г., подписанных в Брест-Литовске и в Бухаресте. Финляндия, Курляндия, Литва, остальная Балтика, Польша, Украина и значительные территории в Закавказье были отторгнуты от России. Правящие круги Германии рассчитывали по меньшей мере поставить в экономическую зависимость оставшуюся и все еще немалую, хоть и лишенную своих исконных земель, часть России. Это подтверждает существование летом 1918 г. обширных планов "освоения" территории России германскими промышленными монополиями.

1.0.6. В.С.Васюков. Мир на пороге войны // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С. 25-32.

1. "Война порождена империалистическими отношениями между великими державами, т.е. борьбой за раздел добычи". А объектами этого дележа являлись, по Ленину, " колонии и мелкие государства ". Однако мы видели, что противоречия, приведшие к войне, возникли не вдруг, а накапливались с середины Х1Х в., с домонополистической стадии, и вряд ли существенно изменили свой характер только в связи или по причине вступления капитализма в монополистическую стадию. Франция очень хотела вернуть себе Эльзас и Лотарингию в начале ХХ в. ничуть не меньше, чем в 80-е и 90-е годы Х1Х в. Поэтому объяснять войну только экономическими и политическими причинами - это известное упрощение. Тут сказались и уязвленное национальное чувств, давняя неприязнь, ставшая элементом общенациональной психологии, и вековые традиции, и сугубо национальные аспекты, и забота о соотечественниках.

2. Устоявшимся в литературе является и другой постулат, а именно: "... на первом месте стоят в этой войне два столкновения. Первое - между Англией и Германией. Второе - между Германией и Россией". Во-первых, здесь налицо явная недооценка франко-германских противоречий, острота которых была нисколько не меньше, если не больше, противоречий англо-германских и русско-германских.

3. И если, по распространенному мнению, яблоком раздора явились "колонии", то это опять-таки относится к разряду противоречий, в значительной мере коренящихся в стадии раннего капитализма. А между тем война между Германием и Францией, способная втянуть в свою орбиту другие европейские государства, могла вспыхнуть, скажем, в 1885 г. и позже, в последнем десятилетии Х1Х столетия. Следовательно, причины войны 1914- 1918 гг. оказались гораздо сложнее и многообразнее, чем принято было считать, и их надо основательно изучать, выходя при этом далеко за пределы ХХ в. ... война планировалась прежде всего как борьба за абсолютное господство на Европейском континенте, за территориальный передел мира.

4. Критически следует отнестись и к такому утверждению: наряду с двумя названными столкновениями (англо-германским и русско-германским), подчеркивал Ленин , "существует не менее - если не более - глубокое столкновение между Россией и Англией", порожденное "вековым соперничеством и объективным международным соотношением великих держав..." Как видите, и здесь не может не возникнуть вопроса. Коль скоро англо-русские противоречия на тот момент и в самом деле были еще более глубокими, чем англо-германские, то почему же Россия и Англия оказались в одной и достаточно прочной антигерманской коалиции?

5. Остается в тени и еще один важный вопрос, хотя он вроде бы напрашивается сам собой. Если центральным антагонизмом на европейском театре, да и в мире, был англо-германский, то почему первым объектом нападения со стороны Германия и оказалась Россия и Франция, а не главный ее враг - Великобритания? Более того, какое-то время, в самом начале, Германия, как известно, питала надежду, что Англия может воздержаться от вмешательства в конфликт, сохранить нейтралитет. Я позволю себе здесь сделать только следующее замечание.

Для того чтобы скрестить шпаги с Англией, Германии предстояло, прежде всего, устранить основное препятствие на пути к установлению своей гегемонии на Европейском континенте - разгромить франко-русский союз . Военную мощь Германии и блока Центральных империй в целом составляли наземные силы. Им-то и предстояло столкнуться с мощными сухопутными армиями франко-русского союза. Представляется, что Лондон, считая свое столкновение с Германией неизбежным, занимал какое-то время весьма двусмысленную позицию, имевшую целью позволить Германии сильнее увязнуть в конфликте, из которого она уже не смогла бы выбраться, после чего с помощью России и Франции разгромить своего соперника и конкурента. Исход борьбы решался на сухопутных театрах войны, а не на море. Увы, углубленный анализ военных аспектов названных проблем давно у нас не проводился и нуждается в возобновлении.

Отмечу в заключение, что главной причиной первой мировой войны являлось стремление Германской империи силой оружия установить свое господствующее положение в Европе и мире и готовность Тройственного согласия не допустить подобного исхода.

1.0.7. В.Н.Виноградов. "Вклад" малых стран в развязывание первой мировой войны // Первая мировая война: пролог ХХ в. М., 1998. С. 32-35.

Специфика роли балканских стран в развязывании первой мировой войны заключалась в том, что ни одна из них в самый момент ее возникновения не была в ней заинтересована, но каждая стремилась воспользоваться конфликтом для территориального расширения, причем все без исключения подобные планы выходили за пределы оправдываемой национальным объединением акции. Существовали великосербская, великогреческая, великорумынская, великоболгарская программы. Поэтому шансы на отказ государств региона от участия в войне практически равнялась нулю, и Балканы с осени 1914 г. превратились в заповедное поле охоты за союзниками для обеих группировок держав. С другой стороны, межбалканские противоречия были столь остры и запутаны, что если не полюбовное, то хотя бы удовлетворяющее две страны территориальное размежевание представлялось недостижимым. Поэтому попытки и Англии, и Тройственного союза заручиться поддержкой блока балканских государств были заранее обречены на провал. Их вовлечение происходило поодиночке и, как правило, после длительного торга.

Балканские страны нельзя рассматривать как клиентов или сателлитов той или иной державы. Румыния традиционно считалась находящейся в орбите германского капитала, а выступала на стороне Антанты. В Греции сильными экономическими позициями обладала Великобритания, тем не менее, в стране существовала сильная пронемецкая партия. Болгария, даже подписав договор с Центральными державами, медлила больше года, выжидая благоприятный момент для выступления. Переговоры Румынии с Антантой продолжались два года, и премьер-министру Ионелу Брэтиану удалось выговорить многочисленные уступки в территориальном вопросе. Младотурки вступили в войну поспешно и необдуманно, но происходило это под воздействием паносманских экспансионистских миражей, а не в результате немецкого давления. Мрачный юмор ситуации заключался в том, что германский посол в Стамбуле вообще был против вовлечения Турции в войну, полагая, что ей не выдержать напор англичан в Аравии и русских в Закавказье; кайзер Вильгельму II пришлось "поправлять" своего дипломата - не мешать же младотуркам воевать в германском блоке. Все это показывает, что вступление балканских государств в первую мировую войну произошло, прежде всего, и главным образом в соответствии с планами и расчетами их правящих сфер.

1.0.8. А.В.Игнатьев. Россия и происхождение первой мировой войны // Первая мировая война. Дискуссионные проблемы. М., 1994. С.92-105.

Правомерно ли ставить вопрос о роли отдельных держав в происхождении "Великой войны", коль скоро международные отношения в конце Х1Х - начале ХХ в. развивались в рамках мировой системы? Нам представляется, что да, если, конечно, не преследовать политизированную цель разделить государства на виновных и невиновных. Война была вызвана сложным комплексом причин, охватывавших едва ли не все стороны общественной жизни - от экономики до психологии. Эти причины или факторы по-своему преломлялись в истории каждой страны. Специфика такого преломления и может, по-видимому, служить предметом исследования. В данном случае речь пойдет о России - великой державе мирового значения, развитие которой существенно отличалось от западноевропейских и центральноевропейских государств.

Россия сыграла свою заметную роль в происхождении мировой войны, но ее значение в глубинных процессах вызревания этого катаклизма определялись скорее факторами политического, чем экономического свойства. Народнохозяйственный потенциал страны, особенно в соотношении с населением и территорией, был сравнительно невелик и сориентирована на внутренний рынок. В территориально-политическом разделе мира Россия заняла первостепенные позиции в эпоху, предшествовавшую переходу к монополистическому капитализму. Она принадлежала к числу держав, больше заинтересованных в сохранении уже произведенного раздела мира, чем в его переделе.

Несмотря на низкий уровень жизни населения, Россия играла одну из первых скрипок в концерте предвоенной гонки вооружений. Это объяснялось не только имперскими амбициями ее правящих кругов, но и другими причинами: геостратегическим положением, фактической утратой во время русско-японской войны флота, выявившимися в ходе той же войны и революции изъянами армии, очевидным намерением общеевропейского столкновения держав. Вместе с тем России принадлежала инициатива в зарождавшемся процессе цивилизованного регулирования международных споров и ограничении разрушительного характера войн, что соответствовало русской исторической традиции.

Россия, как почти все другие великие державы, выступала на международной арене не изолированно, а в составе группировки - Тройственного согласия , в которой представляла собой самостоятельную, но не ведущую силу. Одно время ее правительство рассчитывало даже остаться в стороне от вероятного англо-германского конфликта, но затем обострение собственных противоречий с Германией и консолидация германо-австрийского союза заставили отказаться от лавирования и стать на путь укрепления Антанты.

В целом политика России в Европе и на Ближнем Востоке не отличалась в расматриваемое время воинственностью. Недостаточная подготовленность к тотальной схватке и внутренняя нестабильность побуждали к осторожности и поискам компромиссов. Вместе с тем имперский менталитет правящей бюрократии не допускал мысли о хотя бы временном отказе от великодержавной роли, по крайней мере, в традиционных Восточном и славянском вопросах.

Определенное значение имел также великодержавно-националистический настрой общественности, проявлявшийся в печати и Думе. На рубеже 1913-1914 гг. в сознании правящих кругов произошел психологический перелом, выразившийся в решимости впредь не отступать перед вызовом со стороны Германии и Австро-Венгрии. Этот новый настрой сыграл свою роль в дни рокового июльского кризиса 1914 г.

1.0.9. В.П. Булдаков. Первая мировая война и имперство // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С. 21-25.

К концу нынешнего столетия появилась возможность утверждать, что ХХ век /особенно первая его половина / явился начальным и весьма неожиданным этапом глобализации человечества . Этот процесс протекал под влиянием и в условиях действия ряда разнородных новых факторов: всепроникающая роль неуправляемого индустриализма, невиданное развитие средств коммуникаций, скачкообразный рост народонаселения, лавинообразное становление гражданского общества через "восстание масс" и т.д. Но эти "объективные " интегрирующие факторы оказались в противоречии с людской психологией: прежде всего с воинственностью национального эгоизма. И если объективные условия подсказывали идею создания относительно гомогенного - "неконфликтного"- человеческого пространства, то сила традиции тянула к психологии имперства. Как следствие, "империалистический передел мира " принял форму всеохватывающей битвы за ресурсы и коммуникации. Причем речь шла даже не столько о непосредственных территориальных захватах, сколько о стремлении не дать сопернику осуществить их. Реанимация идеи имперства стала знамением времени: путь к глобализму стал пониматься как движение через гегемонизм, а последний предполагал блоковую систему с активным использованием этнонационального фактора.

Формально эпицентр войны возник в связи с противостоянием европейских империй разных типов - "индустриально-колониальных" /Великобритания, Франция/, "традиционных" /Австро-Венгрия, Турция, Россия/ и "переходных" / Германия, пытавшаяся использовать инерцию объединительного процесса для прыжка к новейшему империализму/. Главным содержательным итогом войны стало не то, что одержала верх Антанта, а то, что проиграли все "традиционные " империи независимо от блоковой принадлежности. В начале ХХ в. победить в битве за гегемонию смогли державы, наиболее подготовленные к тотальной войне. " Традиционные" империи, не изжившие сословности, этноиерархичности и не создавшие мощного ядра гражданского общества, оказались обречены на поражение и распад.

В связи с этим "вечный" вопрос об ответственности за развязывание войны надо ставить по-новому. Можно, конечно, продолжать сваливать вину за войну на "сумасбродного" кайзера, престарелого Франца Иосифа или безвольного Николая II, но между тем один лишь ряд этих имен наталкивает на новые, далеко идущие выводы. Личные прегрешения этих монархов против европейского мира оказались в значительной степени объективно спровоцированными. Не последнюю роль при этом сыграли малые страны и народы Европы, преимущественно по инициативе которых неотъемлемым в перечне новых правил межимпериалистической борьбы стал лозунг "защиты прав угнетенных наций".

В том факте, что война началась с выстрелов в Сараево, возможно, уже содержится важнейший намек " Клио ". Но и помимо него существует достаточно факторов заинтересованности националистических лидеров малых народов в столкновении империй.

Известно, что державы Антанты почти сразу после оформления альянса заговорили об угнетении славянских народов Австро-Венгрией, поляков - Германией, армян - Турцией. Еще в 1911 г. был создан так называемый Союз национальностей из либеральных деятелей франкофильской ориентации. По аналогичному рецепту в Германии в 1916 г. была сколочена Лига нерусских народов России, деятели которой заявляли, что поражение России послужит интересам угнетенных ею народов и пойдет на пользу всему человечеству.

Не отставала от демократий Запада и самодержавная Россия. Объективно, она вступала в войну в невыгодной для себя межэтнической ситуации внутри страны. В этих условиях "освободительная" миссия могла сакрализовать имперское единство. Пропагандистская кампания началась, однако, поздно. Тем не менее, уже в течение первого полугода войны в России было выпущено до 600 различных печатных изданий общим тиражом до 11 млн. экз., пронизанных шовинистическими и непосредственно малым народам, в первую очередь "братьям-славянам".

Царизм обнаружил известную пропагандистскую изобретательность. Появившееся 1 августа 1914 г. воззвание Верховного главнокомандующего вел.кн. Николая Николаевича к полякам /составленное в российском МИД/ напоминало о том, что "не заржавел меч, разивший врага при Грюнвальде ", и обещало восстановление единой Польши под "скипетром русского царя". Вскоре последовало обращение того же Н.Н.Романова к народам Австро-Венгрии, распространенное на девяти языках. В нем заявлялось о стремлении к тому, чтобы каждый из народов империи Габсбургов мог свободно развиваться, сохраняя язык и веру в единении с мировым центром славянства. В целом царизм склонялся к идее образования федерации славянских монархий в качестве преемницы в военно-политическом смысле "единой и неделимой". Эти планы получали весьма активную поддержку в известных националистических кругах, и особенно среди военных.

Итоги первой мировой войны имели абсолютно неординарное значение "на все времена". В целом их можно свести к феномену кризиса имперства. Это означало, с одной стороны, что "индустриально-колониальные" империи, несмотря на демократизацию метрополий, отнюдь не отказались от гегемонистских устремлений. С другой стороны, такие "традиционные" империи, как Австро-Венгрия и Турция, развалились, причем этот факт был чреват новым обострением борьбы за передел мира. Наконец, Германия, как империя "переходного" типа, в очередной раз попыталась осуществить заявку на гегемонию на мировой арене, используя на этот раз не пангерманизм, а нацизм, т.е. мощную подпитку шовинизмом сознания масс, не желающих ощущать себя "жертвой Версаля".

1.0.10. Брунелло Видженцци. Причины первой мировой войны как проблема соотношения "короткого" и "длительного периодов" // Первая мировая война: пролог ХХ века. М., 1998. С. 78-91.

Кроются ли предпосылки возникновения войны в кризисе июля 1914 г., в том невероятном клубке ситуаций, событий, сил, решений, который не мог быть распутан иначе как посредством вооруженного конфликта? Или политические, экономические, военные, социальные и культурные причины войны вызревали в течение длительного периода; и был ли июль 1914 г. безумным, но вполне предсказуемым концом болезни, в тот момент уже неизлечимой, которая стала очевидной после медленного, обманчивого, даже скрытного инкубационного периода? Именно этот вопрос продолжает волновать исследователей. Более того, при рассмотрении работ по данной проблематике обнаруживается формирование двух "моделей" /этот термин должен использоваться с осторожностью/ в зависимости от того, относится ли воссоздаваемая историческая ситуация к "короткому" или "длительному " периодам".

Я полагаю, что в исследованиях последнего времени все возрастающее, по сравнению с прошлым, внимание уделяется "короткому" периоду - июлю 1914 г. Как никогда ранее исследования "короткого" периода буквально взорвали ситуацию по всем направлениям, заставляя явственно ощутить тесные, многочисленные, устойчивые и неожиданные связи с предшествующей эпохой и с последующим военным временем. Пристальное изучение этих трудов и того, что их связывает между собой, привело к мысли, что нет необходимости сводить "короткий" период только к истории дипломатии, действиям зачинщиков, правительств или политической истории. Конечно, у политической истории есть свое собственное место. Но что важнее и что все боле привлекает внимание исследователей, так это поиск ответа на вопросы, как и почему политическая история стала абсолютно неотъемлимой частью исследований и что означает это на историческом уровне.

Социальная и экономическая история, история общественной мысли, элит и масс, партий и менталитета также начинают находить свое место в контексте "короткого" периода.

В работах Ливена и Спринга, Штейнера и Брока, а также других авторов присутствует момент, показывающий, что анализ июльского кризиса 1914 г. заставил их посмотреть на события более широко и обратить внимание на структуры, амбиции, правила и даже наиболее употребимый вокабулярий, на напряженность и глубокую обеспокоенность, неуверенность, фантазии, мисперцепции, характерные для "великих держав". "Ответственность" Германии /если позволительно употреблять этот термин, который в настоящее время неточно истолковывается и должен быть приведен в соответствие с историческими реалиями/ остается по-прежнему неопровергнутой. Что действительно вызывает удивление, так это наличие общих черт в поведении великих держав в 1914 г.

Иногда может показаться, что история "короткого" периода является несерьезной и излишне фрагментарной, демонстрируя слабости или же полное отсутствие реального смысла там, где необходим поиск убедительных взаимосвязей. Наиболее наглядным примером может служить изучение позиции деловых кругов в вопросах войны и мира. Исследования по этой теме, как правило, сохраняют приблизительный и поверхностный характер. Их авторы утверждают, что, например, Сити или его влиятельные представители, группы делового мира различных стран, несомненно, склонялись к нейтралитету или миру или стояли в стороне и занимали пассивную позицию. Недоставало проницательности? Корпоративная глупость? Символ уходящей эпохи? Такое суждение представляется сомнительным и недостаточно глубоким, если не учесть, что бросающийся в глаза фактор "присутствия-отсутствия" определенных фигур может иной раз очень ярко высветить определенную ситуацию и открыть дополнительные возможности изучения важных для истории страны связей.

С одной стороны, изучение документов, поэтапная реконструкция поведения промышленно-финансового сообщества подталкивает нас к выводу, что в Европе того времени разрыв между мировой "экономикой" и "политикой" был гораздо большим, чем представлялось вначале, что и вынуждает историков искать новый подход к исследованию.

Бергхан... почти не сомневается в отсутствии каких-либо внешних влияний на принятие Вильгельмом решений по вопросам войны и мира. Настаивая на этом, он приходит и к другому выводу, а именно: все группы, занимавшие традиционно лидирующее положение в экономике, все еще связанные с интересами и обычаями "доиндустриальной эры", были лишь в малой степени способны на давление, которое обычно оказывают деловые круги на правительство. Они руководствовались тогда главным образом теми же ценностями, что и узкая правящая верхушка: общей национальной идеей и иерархическими принципами, господствующими в обществе.

Вышесказанное вполне соотносится с той критикой, которую нарисовал Спринг, описывая заседания русского кабинета министров 24 июля 1914 г., где на проявления "твердости" /как на способе по возможности сохранить мир / больше всего настаивал министр земледелия А.В.Кривошеин . Министр излагал свои взгляды с особым упором на традиции "русского народа". Высказанные им мысли далеко выходили за рамки чисто военной стратегии. "Необходимо больше верить в русский народ, - говорил он, - и его пронесенную через века любовь к Родине, которая всегда обладает приоритетом по отношению к соображениям о степени готовности и неготовности к войне".

Эти слова - пример того, как автор, занимавшийся "коротким" периодом 1914 г., обращается к предшествующей многовековой истории "аграрной" Европы с ее порядками и традициями, с ее аристократией и крестьянством. Таким образом, связи между "коротким" и "длительным" периодами возникают естественным путем в процессе исторического исследования, но они требуют различных форм своего выявления, подсказывают различные опосредования. Так, например, теме "поколения 1914 г. " принадлежит особое место в исследованиях, рассматривающих "короткий" период. Роберт Воул берет ее за отправную точку своей интересной книги, в которой анализ "лихорадочного энтузиазма" широких слоев европейской образованной молодежи в начале войны потребовал от него обратиться к предшествующему периоду. Это было необходимо для того, чтобы объяснить само происхождение мифа о" поколении " во всех его взаимосвязях с социальной историей, историей общественной мысли, историей общественной мысли и нравов, со всеми его порывами, страстностью, его лозунгами, иллюзиями, которые, как правило, не были чем-то новым, но в 1914 г. казались таковыми и становились неотъемлемой составляющей войны и послевоенной жизни. Примерно то же следует сказать об интеллигенции в целом.

Если мы снова обратимся к урокам июля 1914 г., когда Европа действительно находилась на грани войны и мира и испытывала на себе всю тяжесть этого выбора, пугаемая его неизвестностью и сомнительными соблазнами, мы сможем лучше понять историю великого конфликта и его место в событиях нашей эпохи.

1.0.11. Э. Урибес Санчес. Современная французская историография происхождения первой мировой войны: методология и проблематика. // Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории. М.. 1994. С. 33-45.

Внешнеполитическая история первой мировой войны 1914-1918 гг. на протяжении вот уже почти восьми десятилетий привлекает внимание французской историографии. У истоков исследования этой проблематики стоит выдающийся французский историк, член Французской Академии Пьер Ренувен /1893-1974 гг./ - основатель современной французской школы исследования внешней политики и международных отношений.

Предложенная П.Ренувеном новая теория международных отношений, развиваемая его учеником Ж.Б.Дюрозелем и другими представителями его школы, является своего рода синтезом крупнейших направлений французской и европейской историографии 30-50-х годов ХХ в. - социально-экономической истории " школы Анналов " - Ф.Броделя и политологического - Ф.Шабо - Р. Арона, синтез, который привел к возрождению внешнеполитической истории на новом методологическом уровне. Следуя принципу междисциплинарности в исследовании международных отношений и внешней политики государств, будучи открытой и в то же время критически осторожной в восприятии новых идей и методов американской клиометрии, она в своей основе сохраняет и развивает историко-социологическую и политологическую основу, применяя методы самого широкого диапазона - от традиционных историко-логических до новейших методов системного анализа, социальной психологии, антропологии и теории принятия внешнеполитических решений. Восприняв некоторые важнейшие положения марксизма, в частности исторического материализма, представители этой школы их по-разному интерпретируют, стремясь в то же время к самому широкому охвату и учету объективных и субъективных факторов и их взаимодействия во внешнеполитической истории. Такое стремление в отображении внешнеполитического процесса, сфокусированное в конечном итоге на человеческую деятельность и на конкретную личность, являясь отличительной чертой французской школы историков- международников.

Теоретическое обоснование нового методологического подхода к исследованию внешней политики и международных отношений было дано Ренувеном в вышедшей в 1964 г. в Париже книге "Введение в историю международных отношений", соавтором которой был его ученик, соратник и приемник Жан Баптист Люрозель. Существо предложенной им многофакторной теории так называемых глубинных сил, определяющих внешнюю политику государств и международные отношения, было сформулировано на первых же страницах труда: "Географические условия, демографические изменения, экономические и финансовые интересы, коллективные менталитет и психология, - это те "глубинные силы", которые составляют основу отношений между человеческими коллективами и по преимуществу определяют их характер".

"Глубинные силы", в интерпретации Ренувена, - это объективно существующие факторы, составляющие основу внешней политики, они не зависят от воли, желания и сознания государственного деятеля, оказывают постоянное влияние на него, заставляя действовать в определенном направлении, намечая рамки и пределы его действий. Он различал две категории "глубинных сил": материальные и духовные. К первым он относил географический, демографический, экономический факторы, ко вторым - коллективный менталитет, психологию, национальные чувства и национальное самосознание, устойчивые течения общественно-политической мысли.

Период 1890-1914 гг. Ренувен выделяет как этап формирования глубинных причин мировой войны, проявления новых, качественных явлений в экономике и политике великих держав, связанных с вступлением капиталистических стран в особую полосу своего развития, которая отмечена активизацией колониальной экспансии великих держав, стремлением к окончательному разделу и подчинению слаборазвитых стран, глобализацией их внешней политики. Ренувен не признает империализм как особую стадию капитализма в его экономической интерпретации, как господство монополий и финансового капитала. Он традиционно характеризует его как захватническую внешнюю политику, как стремление промышленно развитых стран к созданию возможно более обширных имперских владений. С этими процессами было связано расширение противоречий между великими державами до глобальных масштабов, хотя эпицентр их оставался в Европе.

Согласно концепции Ренувена, не экономические причины были определяющими в возникновении мировой войны. В созданной им масштабной панораме взаимодействия разнообразных и равноправных по своей значимости глубинных факторов внешней политики он выделял присущую капитализму тенденцию к экономическому взаимодействию и сотрудничеству предпринимательских организаций и банковских монополий противостоящих друг другу стран во имя созидательных задач бизнеса, а также боязни риска в случае возникновения мирового конфликта.

Признавая косвенную роль экономического фактора в возникновении первой мировой войны, Ренувен в качестве решающих, определивших развитие драматических событий, выделял национальные и политические факторы в их взаимодействии и взаимосвязи. Европейский конфликт произошел между государствами и народами на почве столкновения национальных интересов, воплощенных в политические цели: прежде всего в стремлении Германии удовлетворить свои возраставшие национальные амбиции на путях достижения гегемонии в Европе, сплотившиеся против нее Францию, Россию и Англию; в борьбе за государственное выживание раздираемых национальными распрями Австро-Венгрии и Турции; в осуществлении вековых чаяний народов Балканского полуострова в достижении своего национального и государственного суверенитета; в росте реваншистских настроений во Франции за возвращение Эльзаса и Лотарингии и т.д.

Как самодовлеющий фактор внешнеполитического процесса кануна 1914 г. рассматривает Ренувен коллективную психологию народов и правящих кругов, "коллективные страсти". Особое внимание он обращает на то, что национальные чувства иногда психологически подводят народные массы и правительства к восприятию войны как единственного способа осуществления "национальных целей ".

И все же решение проблемы развязывания войны в июле 1914 г. Ренувен связывает не с размахом национальных страстей, а с чисто политическими, а точнее, политико-дипломатическими факторами. Он отрицает стремление правящих кругов враждующих государств, ответственных за принятие внешнеполитических решений, к вооруженному конфликту как единственно возможному выходу из кризисной ситуации в июле 1914 г. Весь драматизм развития событий заключался в том, что доведенное до высшего напряжения политическое противостояние и подводили правительства к тому, что лишь "забота о безопасности, мощи и престиже корректировала окончательный выбор".

В отличие от Ренувена, его ученики и последователи придают гораздо большее значение экономическому фактору и его влиянию, а все сферы жизни общества. С этих позиций они констатируют бурный экономический рост европейских стран, который вел к всеобщей дестабилизации обстановки в Европе. Экономической интеграции препятствовали два главных обстоятельства: различные уровни экономического развития стран и внутренние социальные мотивы, проистекавшие из экономических перемен.

В последнее время французские историки в гораздо большей степени, чем раньше, изучают социальные перемены и последствия, вызванные экономическими и иными причинами. В определенной степени это связано с разработкой в германской историографии проблемы так называемого социального империализма, который определяется как попытка со стороны правящих кругов и социальных групп регулировать социальные конфликты не путем глубоких реформ, но при помощи великодержавной националистической идеологии и колониальной экспансии. С этой точки зрения заслуживает внимания данное Х.Бемом определение германского империализма как попытку правящих кругов подавить с помощью националистических лозунгов и колониальной философии фундаментальные изменения социальных структур, которые происходили в результате промышленной революции. "Социалистическая "угроза",- пишет Жиро, - кажется, распространилась по всей Европе". Правящие круги отвечают на нее пропагандой национализма, представлявшим с их точки зрения "лучший инструмент национального объединения".

На общем фоне экономических, национальных, социальных процессов, определявших историческое развитие и взаимоотношения европейских держав в направлении к всеобщему вооруженному конфликту, политические и дипломатические причины возникновения войны не кажутся самодовлеющими, как это выглядело в концепции Ренувена. Как пишет Жиро, развитие политических и дипломатических отношений "представляется подчиненным мощной фатальности", "в действительности как в классической трагедии пьеса разворачивается с жесткой логикой".

В последнее время все больше изучается влияние культуры, культурных аспектов на внешнюю политику. Обязательным стало рассмотрение влияния на внешнюю политику господствующих идеологий светского и религиозного характера, социально-культурных традиций, средств массовой информации.

В последние годы принципиальное значение приобретает изучение самого внешнеполитического ведомства, его структуры, функций, личного состава, механизма принятия решений как на министерском уровне, так и "управляющим центром" страны. В последнее время французские историки ставят новую методологическую проблему - опасности модернизации истории, замены понимания отдельных исторических событий современными представлениями о них. Это касается, прежде всего, изучения коллективного сознания, общественного мнения, личности и менталитета государственных и политических деятелей, дипломатов и т.д.

Вопросы и задания.

  1. На основе знакомства с приведенными историографическими источниками составить следующую таблицу.

    Таблица № 1.

    Характерные черты основных историографических версий происхождения первой мировой войны

  2. Что можно сказать об источниковедческом аспекте рассмотренных концепций?

Сходная логика применялась и во время Карибского кризиса, но тогда эскалацию конфликта удалось остановить путем прямого контакта между лидерами СССР и США. Есть подозрение, что если бы число участников в Карибском кризисе было больше, последствия могли бы быть гораздо серьезнее…

Говоря об обстоятельствах возникновения Первой мировой войны, историки, как правило, очень много внимания уделяют политическим и экономическим факторам. Мне представляется, что при всей безусловной значимости этих факторов, недостаточное внимание уделяется чисто военным составляющим ситуации, а именно особенностям и роли мобилизационных планов сторон и техническим возможностям уничтожения живой силы противника. Накануне Первой мировой войны произошли события, существенно изменившие представления о возможности нанесения потерь противнику с использованием тяжелой артиллерии и, в связи с этим, с необходимостью иметь значительно больший по размеру численный состав армии. Эти новые идеи были опробованы в ходе русско-японской войны 1905 года, и в особенности в балканских войнах 1912–13 годов. Балканские войны отличались очень высокой степенью мобилизации населения, что стало возможным в результате исключительно интенсивно ведшейся националистической пропаганды во всех государствах-участниках войны. Уровень мобилизации во время второй балканской войны в Сербии достигал 20 процентов населения, а в Болгарии - 25 процентов населения. Эти совершенно запредельные цифры позволили Сербии - стране с населением в 3,5 миллиона человек, выставить огромную семисоттысячную армию. Еще большую армию выставила чуть более населенная Болгария. Европейские правительства охотно поставляли всем сторонам балканских войн тяжелое вооружение, в результате чего военные действия превратились в гигантскую бойню.

Уже эти события могли бы позволить европейским странам и их правительствам оценить реальные масштабы потерь и характер военных действий в назревающей Первой мировой войне. Но вместо того, чтобы предпринять какие-то меры по предотвращению конфликта, все основные европейские державы лишь ускоряли процесс перевооружения армий и совершенствовали характер мобилизационной системы. Во всех странах-участниках националистическая пропаганда использовалась чрезвычайно широко, ибо без соответствующего идеологического подкрепления просто невозможно было представить себе ведение боевых действий такого масштаба, и в течение столь долгого времени. Между тем структура и характер мобилизационных планов Франции, России, Германии и Австро-Венгрии во многом предопределили ход боевых действий в течение первых месяцев войны.

Здесь хотелось бы сделать небольшое отступление, и рассмотреть общие проблемы стратегической стабильности. Понятие стратегической стабильности широко используется в настоящее время для определения устойчивости систем ядерного оружия по отношению к случайно или преднамеренно начатому конфликту, а именно стратегически стабильной называется такое соотношение вооружений, когда любая из сторон, несмотря на нанесение первого удара противником, оказывается в состоянии нанести ответный удар, причиняющий заведомо неприемлемый ущерб. Знание каждой из сторон конфликта о неизбежности гарантированного неприемлемого ущерба для себя в случае начала конфликта, является естественным фактом сдерживания, не позволяющим никакой из сторон приблизиться к началу войны, и тем самым удерживающим стороны не только от нанесения первого удара, но и заставляющим их относиться очень осторожно к обычным ситуациям и конфликтам низкого уровня, не доводя до такого положения дел, когда взаимные военные действия могут ускользнуть из-под взаимного политического контроля.

Насколько мне известно, эта чрезвычайно широко распространенная идея в отношении баланса ядерных вооружений, не применялась в отношении обычных вооружений. Между тем, ситуация в Европе летом 1914 года является очень хорошим примером очевидного нарушения принципа стратегической стабильности. Дело в том, что Германия и Австро-Венгрия по совокупному людскому и техническому потенциалу явно уступали России и Франции, но лишь в долговременной перспективе. В реальности баланс наличных вооруженных сил в краткосрочной перспективе значительно отличался от баланса в долгосрочной перспективе благодаря существенному различию в скорости мобилизации. Германия и Франция были в состоянии мобилизовать свои вооруженные силы за время менее недели, в то время как России, обладавшей колоссальными людскими резервами, для мобилизации требовалось как минимум сорок дней. Дисбаланс военной мощи в долгосрочной перспективе заставлял немецких генштабистов очень серьезно задумываться над тем, что можно было предпринять для спасения ситуации. Именно поэтому немецкий генштаб с особой тщательностью разрабатывал мобилизационные планы, проводил постоянные тренировки офицеров, отвечающих за переброску войск, и в результате пристального внимания к этой проблеме довел до совершенства мобилизационный механизм, который работал как часы и был в состоянии перебрасывать огромные массы войск на значительные расстояния, например с западного на восточный фронт. Именно так созрел знаменитый план Шлиффена, который предполагал очень быструю мобилизацию немецких вооруженных сил и использование их для разгрома Франции в течение сорока дней путем вторжения во Францию через нейтральную Бельгию. Таким образом, если мы посмотрим на общую ситуацию с мобилизационными возможностями в Европе, мы обнаружим следующую вещь - благодаря медленным темпам мобилизации российской армии появлялся зазор во времени, который позволял превратить безнадежную с точки зрения долгосрочного использования ресурса войну на два фронта в последовательность двух войн - первую с Францией, вторую с Россией, в которых достижение победы не выглядело столь уж невероятным фактом.

Этот расчет на эксплуатацию существующей стратегической нестабильности опирался, правда, на некоторые неизбежные допущения, а именно:

  1. Бельгия беспрепятственно пропускает немецкие войска через свою территорию;
  2. Англия не вступает в войну.

Оба эти допущения в реальности оказались нарушенными. Бельгия отказалась пропустить немецкую армию и сопротивлялась в течение двух недель, во время которых немецкие войска безуспешно пытались взять крепость Льеж. Второе нарушение условий плана Шлиффена произошло вследствие решения британского правительства, и было в значительной степени инициировано нарушением бельгийского суверенитета. Британцы не могли допустить появления немецких войск на берегу Ла-Манша, и даже родственные связи императора Германии с британским королевским домом не смогли удержать Британию от вступления в войну.

Другим важным элементом стратегической нестабильности в Европе 1914 года было отсутствие у России отдельных планов мобилизации против Германии и Австро-Венгрии. Россия, поставленная убийством эрцгерцога Фердинанда и австрийским ультиматумом Сербии в условия необходимости немедленной мобилизации, автоматически начала мобилизовывать армию и против Германии, чем вызвала паническую реакцию германского военного и политического руководства, так как стало очевидно, что план Шлиффена может провалиться. Император Вильгельм II посылал российскому императору Николаю II телеграммы, умоляя остановить мобилизацию, но в силу планов русского генштаба (это бы означало одновременно остановить мобилизацию против Австро-Венгрии) и общего настроения в стране сделать это уже было невозможно. Таким образом мы видим, что структура мобилизационных планов имеет по существу те же самые черты, и приводит к тем же самым результатам, что и стратегическая нестабильность в случае наличия у сторон ядерного оружия.

Другим, не менее важным фактором чисто военного свойства, была аналогичная структура договора между Францией и Англией о распределении ответственности в защите береговой линии. В соответствии с меморандумом, подписанным только военными властями (о содержании которого не было ничего известно даже британскому кабинету министров, за исключением премьер-министра и лорда Грэя, ответственного за внешнюю политику), ответственность по защите морского побережья определялась следующим образом: британский флот брал на себя задачу прикрытия Атлантического побережья Франции и пролива Ла-Манш, в то время как французский флот сосредотачивался в Средиземном море для защиты южной морской границы Франции. Когда британский кабинет министров узнал о наступлении германских войск на Францию через Бельгию, лорд Грэй обратился к британскому парламенту с просьбой о военных кредитах, и раскрыл перед депутатами реальное положение дел с ответственностью британского и французского флотов. Он сообщил изумленным депутатам, что в силу заключенной конвенции, если Британия немедленно не вступит в войну, то ключевое для обороны Британии французское побережье Ла-Манша останется без прикрытия и, соответственно этому, вступление Британии в войну на стороне Франции в текущей ситуации является неизбежным. Вступление Британии в войну являлось в большой степени неожиданностью для германского руководства, в особенности для императора Вильгельма II, который надеялся удержать Британию от военных действий в силу близкородственных отношений с британским королевским домом. Но, как и в случае с Россией, расчеты Вильгельма II на личные связи монархического характера оказывались недействующими. Впоследствии в многочисленных мемуарах участники событий июля–августа 1914 года неоднократно отмечали, что сползание в войну происходило помимо их воли. Как представляется, дело здесь не столько в конкретной политической воле руководства втянутых в войну европейских стран, сколько в том, что мобилизационные планы имеют скверную особенность оказывать решающее влияние на менталитет военного руководства, которое, в свою очередь, ставит политическое руководство стран перед свершившимся фактом, и настаивает на том, что «изменить уже ничего нельзя». В сочетании с хорошо известным выводом о резком сужении горизонта принятия решений в условиях стресса (а стресс в июле–августе 1914 года с очевидностью наблюдался в руководстве всех европейских стран), война действительно становилась неизбежной и практически ее начало не зависело от воли руководства вступающих в нее стран.

В то же время во Франции и Великобритании после войны наблюдались многочисленные попытки возложить ответственность за начало войны на Германию. Формально это вполне справедливое утверждение, так как именно Германия объявила войну России и Франции, и вторглась на территорию нейтральной Бельгии для того, чтобы получить наиболее легкий доступ на французскую территорию. По существу же все стороны несут ответственность за возникновение вооруженного конфликта, прежде всего из-за наличия тайной дипломатии. Взаимные обязательства между Россией и Францией, Францией и Великобританией держались в глубоком секрете до самого начала войны, создавая искаженную картину ситуации в Европе у германского руководства, и возбуждая у немецкого генштаба надежды на легкую победу с помощью исключительно сложных для выполнения маневров войсковыми ресурсами.

Конечно, это утверждение ни в какой мере не оправдывает германское руководство, которое ввязывалось в войну в условиях достаточно явного дисбаланса сил, но совершенно не случайно после присоединения США к Антанте и победы в войне в ноябре 1918 года, американский президент Гарольд Вильсон начал настаивать на проведении более открытой и ясной для общества политики военных союзов и дипломатической активности. Известный британский дипломат Гарольд Никольсон в своей книге «Как делался мир в 1919 году» даже разделяет мировую дипломатию на две фазы - до и после Версальского мира. Несомненно, после Версальского мира дипломатия не только под влиянием Вильсона, но и под влиянием большевистского правительства стала более открытой. Это не спасло, однако, Европу от Второй мировой войны, причины которой были весьма далеки от описанных выше факторов, способствовавших возникновения Первой мировой войны, и имели существенно более глубокий идеологический характер.

Рассматривая условия возникновения Первой мировой войны в современной перспективе, представляется полезным обратить внимание на процесс эскалации конфликта, который был вызван структурой мобилизационных планов. А именно: Австро-Венгрия, объявив войну Сербии, вызвала вступление в войну России. Объявив мобилизацию против Австро-Венгрии и Германии, Россия, у которой не было отдельного плана мобилизации против Австро-Венгрии, поставила Германию перед необходимостью отмобилизовать вооруженные силы и вступить в войну одновременно против России и Франции. Наступление через Бельгию, предусмотренное планом Шлиффена, в свою очередь поставило перед Великобританией необходимость вступления в войну. Мы видим цепочку эскалационных действий, неизбежно завершающихся всеобщим конфликтом, причем на каждом этапе эскалации решения, принимаемые политическим руководством, представляются достаточно обоснованными, но не учитывают самого факта последующей эскалации.

Сходная логика применялась и во время Карибского кризиса, но тогда эскалацию конфликта удалось остановить путем прямого контакта между лидерами СССР и США. Есть подозрение, что если бы число участников в Карибском кризисе было больше, последствия могли бы быть гораздо серьезнее. Отчасти это подтверждается реакцией Фиделя Кастро на соглашение между СССР и США.

В современном мире, где число участников любого достаточно серьезного конфликта намного больше двух и, по крайней мере, сравнимо с числом участников Европейского конфликта 1914 года, опасность эскалации становится весьма реальной. Особенно велика она в случае, когда некоторые из участников конфликта (даже не самые крупные) ведут себя совершенно безответственно (примером чего является поведение Украины в настоящее время). Возможно, что подобное поведение вызвано внутренней нестабильностью и является средством решения внутриполитических задач.

Но тогда особое значение приобретает комплексный двухуровневый анализ ситуации, учитывающий как внешнеполитические, так и внутриполитические аспекты.

Явилась величайшим испытанием в новейшей истории цивилизации. Никогда ранее сам характер и последствия вооруженного столкновения не приобретали таких катастрофических масштабов. Никогда прежде так тесно не переплетались социальные, политические, экономические, духовные факторы, повлиявшие на судьбы десятков миллионов людей.

Хорошо известно, что войну ожидали и готовили не только венценосные особы, политики, генералы или промышленные магнаты, но и обычные люди. Часть общественных сил надеялась, что вселенская катастрофа приведет к катарсису, т. е. очищению мира от всего того, что препятствовало его прогрессу и процветанию. Другие современники тех эпохальных событий, наоборот, рассчитывали, что победоносное окончание скоротечных, как им представлялось, боевых действий позволит добиться национального, либо имперского единения, способствуя тем самым укреплению существующих режимов. Даже многие жители колониальных и зависимых стран выступали за эскалацию вооруженного противостояния великих держав, рассчитывая добиться уступок и преференций от воюющих коалиций. Таким образом, раскручивание спирали гонки вооружений и пропагандистской кампании в средствах массовой информации перед началом войны продемонстрировали ограниченное понимание большинством человечества глубины той бездны, на краю которой оно оказалось почти сто лет назад - летом 1914 г..

Последующие трагические события продемонстрировали, что военные действия приобрели поистине глобальный характер. 38 государств, включая доминионы Британской империи, расположенных на всех континентах планеты, за исключением Антарктиды, с населением около 1,5 млрд чел. прямо или опосредовано участвовали в войне, которая впервые в истории проходила сразу в трех физических средах: на суше, море и в воздухе. Боевые действия развернулись на огромных пространствах от Атлантического до Тихого океана. Даже те государства, которые объявили нейтралитет, испытывали значительное воздействие со стороны противоборствующих коалиций.

На протяжении войны нейтралы выполняли ряд важных функций. Они выступали в качестве баз снабжения членов Антанты и Четверного союза вооружением, продовольствием и товарами широкого потребления, посредников в процессе дипломатических зондажей, центров гуманитарной помощи для десятков тысяч беженцев, раненых, военнопленных и интернированных лиц, наконец, площадок ожесточенной тайной войны иностранных разведок.

В то же время огромное большинство зависимых стран и народов т. н. колониальной периферии, как правило, оказывали всемерную помощь своим метрополиям различными путями: отправкой дополнительных воинских контингентов, использованием рабочей силы на строительстве объектов инфраструктуры, поставкой сырья и продуктов питания в постоянно возраставших объемах, организацией ремонта боевой техники, обеспечением связи и проведением разведывательных операций. Откликаясь на призывы метрополий выступить плечом к плечу на борьбу против общего врага, формирующиеся местные элиты лелеяли надежду на то, что колонизаторы, ослабленные взаимным противоборством, окажутся вынужденными после окончания войны передать им часть властных полномочий.

Характеризуя события 1914–1918 гг. как тотальный вооруженный конфликт глобального масштаба, необходимо также указать на три его особенности.

Одна из них заключается в том, что Великая, как ее вскоре назвали современники, война впервые в истории носила индустриальный характер. Это означало, что таких традиционных условий достижения победы над противником, как мобилизационные резервы, запасы вооружения и боеприпасов и даже патриотический подъем в воюющих странах было явно недостаточно. Требовались умелая организация работы промышленных предприятий со стороны государственных органов, надежное функционирование всей логистической инфраструктуры, эффективное использование средств связи как в прифронтовой полосе, так и в тылу. Иначе говоря, практически вся территория стран - членов противоборствовавших группировок должна была стать единым военным лагерем посредством регулирования со стороны государства и активного содействия гражданского общества.

Вторая важнейшая особенность войны обусловлена тем, что она стала коалиционной . Необходимо иметь в виду, что взаимодействие союзников по Антанте, имевшее большое значение для разгрома армий Четверного союза, осуществлялось через согласование стратегических планов, обеспечения поставок вооружения и боеприпасов, направления контингентов союзных войск на европейские и ближневосточные фронты, сотрудничество гуманитарных организаций, обмен разведывательной информацией, проведение совместных пропагандистских акций и т. д., хотя в наибольшей степени указанное взаимодействие стало осуществляться лишь с 1916 г. К сожалению, конституирование в ноябре 1917 г. главного координирующего органа антигерманской коалиции - Верховного военного совета Антанты - происходило уже без России, хотя при сохранении демократической альтернативы поступательного развития Российской республики ее представители, без сомнения, заняли бы в этом органе достойное место.

Наконец, третья отличительная черта глобального конфликта начала ХХ в., имевшая непосредственное отношение к Российской империи, состояла в том, что для нее война ссамого начала явилась Второй Отечественной , о чем впоследствии стыдливо умалчивала официальная советская историография, но что всегда подчеркивали русские историки-эмигранты. Не случайно, по наблюдениям современников, текст царских манифестов начала августа 1914 г. напоминал обращения Александра I к народу Российской империи летом 1812 г., а сам Николай II сравнил события 1914 г. с военными действиями против Наполеона, заявив воспитателю наследника П. Жильяру 27 июля (9 августа): «Я уверен теперь, что в России поднимется движение, подобное тому, которое было в Отечественную войну 1812 г.».

Это восприятие агрессии Германии и присоединившихся к ней позднее Австро-Венгрии и Османской империи против России проявилось не только во всенародной поддержке военных усилий царского правительства на протяжении 1914–1916 гг., но и в таких конкретных мероприятиях, как добровольческое движение, деятельность различных общественных организаций, создание партизанских отрядов на территории, оккупированной противником. Кроме того, как свидетельствуют документы, на русско-германском, русско-австрийском и Кавказском фронтах случаи героизма со стороны солдат и царской армии были отнюдь не единичным явлением. Даже осенью 1917 г. далеко не все военнослужащие демократизированных вооруженных сил России предавались пораженческим настроениям, продолжая демонстрировать готовность отдать свои жизни за победу над врагом, как это проявилось, например, в ходе Моонзундского сражения 12–19 октября 1917 г..

Переходя к социально-экономическим и политическим последствиям многомесячной войны на истощение, укажем на многие качественные изменения в общественной жизни государств, затронутых пламенем войны. Фактически она подготовила ротацию состава властных элит, выдвинув на политическую авансцену харизматических лидеров новой генерации - от Владимира Ленина и Льва Троцкого в России до Мустафы Кемаля в Турции и Бенито Муссолини в Италии. Характерно, что один из крупных британских историков ХХ в. назвал Великую войну «национальной, политической и социальной революцией на обширных просторах Европы». Добавим: не только Европы, но и Азии.

Прежнее доминирование т. н. «аристократии крови» в высших эшелонах власти подошло к концу. На смену ей пришли элиты «мантии и денежного мешка» - эффективные бюрократы и удачливые финансово-промышленные магнаты, которые нередко опирались на популистов вроде тех же Гитлера и Муссолини. Положительными моментами общественной трансформации явилось, с одной стороны, достижение политического равноправия женщин и мужчин, а с другой - вовлечение в активную общественную деятельность миллионов молодых людей, многие из которых прошли через кровавый ад войны. Даже вкусы и мода претерпели существенные изменения, отразившие победу нового, индустриального уклада жизни.

В результате катастрофы 1914–1918 гг. коренным образом изменился глобальный геостратегический ландшафт. Ушли в прошлое империи, казавшиеся совсем недавно вечными: Российская, Германская, Австро-Венгерская, Османская. На их руинах возникли национальные государства, которые вступили на путь самостоятельного развития, сопряженный с огромными трудностями. В то же время правящие группы, а частично и широкие слои населения, впервые осознали необходимость государственного регулирования экономики. По сути дела, именно война подтолкнула общественную мысль к формулированию таких основополагающих для современной цивилизации теорий, как концепция «всеобщего благоденствия» или модель «социально-ориентированной экономики». А в пространстве международных отношений получили концептуальное оформление идеи интеграции стран и народов под эгидой всемирной организации, которая в ходе работы Парижской и Вашингтонской конференций приобрела статус мегарегулятора политических процессов на глобальном и региональном уровнях.

Великая война привела к своеобразной «перезагрузке» понимания места и роли человека в окружающем его мире. Из-под пера философов, литераторов, публицистов вышли труды, авторы которых стремились по-новому, с учетом пережитого ужаса кровавой бойни, оценить предназначение человечества и перспективы его дальнейшего развития. Если раньше общественное мнение под влиянием социал-дарвинистских теорий и националистической пропаганды вполне допускало вооруженную борьбу в качестве одного из наиболее сильнодействующих средств из арсенала внешней политики, то после 1918 г. война была открыто названа преступлением перед человечеством, хотя никакого суда над виновниками ее начала и военными преступниками, уничтожавшими памятники культуры или совершавшими зверства в отношении населения, так и не состоялось. Свою интерпретацию трагических событий 1914–1918 гг. представили многие современники - деятели искусства: писатели и композиторы, архитекторы и скульпторы, художники и кинематографисты.

Не стоит забывать и о том, что Первая мировая война стимулировала научно-техническую мысль. Она вывела машиностроение на новый уровень, способствовала становлению химической, автомобильной и авиационной промышленности, усилила внимание ученых и инженеров к совершенствованию средств транспорта и связи. Массовые ранения, травмы, отравления, эпидемиологические и психические заболевания, которыми страдали миллионы военнослужащих и гражданских лиц в период боевых действий, обусловили необходимость поиска прогрессивных методов профилактики, лечения и посттравматической адаптации жертв войны к условиям мирного времени.

Таким образом, война 1914–1918 гг. явилась подлинным прологом истории так называемого «короткого» ХХ в., получившего у историков наименование «экстремального». Она способствовала формированию основных векторов политического, хозяйственного и культурного развития планеты, открыв более чем тридцатилетний период крупных и малых вооруженных конфликтов, революционных потрясений, формирования национально-освободительных движений и общей социально-политической нестабильности, окрашенной в цвета противоборствовавших идеологий на этапе завершения формирования индустриального строя. Именно поэтому многие современные исследователи придерживаются концепции «второй Тридцатилетней войны», проводя аналогию между событиями середины XVII в., окончательно похоронившими средневековые порядки, и процессами, которые по сути сформировали индустриальное общество и государство середины ХХ в..

В этой связи уместно более подробно рассмотреть те тенденции в изучении истории Первой мировой войны, которые характеризуют современный этап осмысления событий почти столетней давности.

Прежде всего большинство ученых сегодня опирается на междисциплинарную методологию, творчески применяя подходы, характерные ранее для других смежных наук: исторической политологии, социологии, культурологии, психологии, имагологии и т. п. Яркой иллюстрацией указанной тенденции служит интерес историков к геостратегическим конструктам, которыми руководствовались элитные группы (политики, генералы, магнаты бизнеса) накануне, в ходе различных этапов и после окончания Первой мировой войны. Мы имеем в виду германские планы обретения «жизненного пространства на Востоке», австрийские проекты формирования триалистической империи в Центральной Европе, идеи панславистов относительно объединения всех славянских народов под скипетром русского царя, концепции пантюркизма и панисламизма и т. д. В этой связи укажем и на возникшую тенденцию рассматривать проблемы магистрализации пространства военными стратегами, а также разработки ими логистических схем переброски войск, вооружения и боеприпасов между театрами войны на значительные расстояния по сухопутным, морским и даже воздушным коммуникациям.

Еще одной отличительной чертой современной историографии выступает преодоление традиционногоевропоцентризма в изучении периода 1914–1918 гг. Исследователи стремятся не ограничиваться анализом событий только на театрах военных действий Старого Света, но подвергают анализу изменение стратегии и тактики государств - участников войны на так называемых «второстепенных» фронтах, поскольку они оказывали непосредственное влияние на ход решающих сражений. Примеров такого рода можно привести очень много: боевые действия в Палестине и Месопотамии, на островах Тихого океана и на юге Атлантики, в Китае и африканских колониях Германии - все они стали в последние годы предметом серьезного изучения, привлекая внимание общественности. Значительный импульс в этой связи получили исследования степени вовлеченности различных неевропейских народов в боевые действия или их обеспечение. Мы имеем в виду, скажем, участие австралийцев, новозеландцев, индусов и жителей Цейлона (Шри-Ланки), составивших знаменитый АНЗАК, в Галлиполийской кампании 1915 г., канадцев и африканцев - в сражениях на Западном фронте в 1916–1918 гг., частей, сформированных из представителей азиатских народов, - в операциях на Палестинском и Месопотамском фронтах в 1915–1918 гг. и т. д.. То же относится к экспериментам с переброской русских бригад на Салоникский фронт и во Францию, использованию португальского экспедиционного корпуса в боях за Фландрию, направлению британских подводников для усиления Балтийского флота, французских летчиков - на Румынский фронт, а также проекту использования японских экспедиционных сил в Европе, который остался неосуществленным.

Третьим существенным моментом, на который нам хотелось бы обратить внимание, выступает компаративизм , который широко применяется специалистами для выявления общего и особенного в истории Великой войны. Речь может идти о нескольких ракурсах и уровнях исторической компаративистики: темпоральном , имея в виду сопоставление ее различных периодов, например кампаний 1914 и 1915 гг., пространственном , учитывая специфику военных действий, скажем, на Восточном и Западном фронтах в 1916 г., наконец, страновом , подвергая компаративной рефлексии вклад каждой из стран - членов противостоявших друг коалиций в усилия по достижению победы над противником. Целый ряд крупных историков, особенно за рубежом, посвятили фундаментальные труды компаративному изучению Первой и Второй мировых войн, сделав принципиально важный вывод о том, что абсолютное большинство стратегических приемов и технических новинок ведения вооруженной борьбы, нашедших применение в 1939–1945 гг., получили апробацию еще в 1914–1918 гг. Говоря об инновациях в области вооружения, к примеру следует назвать авиацию и танки, подводные лодки и бронепоезда, огнеметы и отравляющие газы, минометы и дальнобойную артиллерию, колючую проволоку и минные заграждения, многие предметы солдатского быта, начиная от униформы защитного цвета и заканчивая походными котелками. Пожалуй, только атомная бомба и тактические ракеты, использованные воюющими сторонами в последние месяцы Второй мировой войны, не имели прямых аналогов в период Первой.

В заключение обратим внимание еще на одну тенденцию, которая характеризует недавно опубликованные труды по истории 1914–1918 гг., а именно ярко выраженный антропологический подход, когда авторы фокусируют внимание не просто на описании боевых действий, но анализе эмоционально-психологического состояния воинов в рамках фронтовой повседневности. Изучение жизни в окопах дополняется интересом к рассмотрению проблем выживания в лагерях военнопленных, эвакуационных пунктах и госпиталях, тыловых гарнизонах. В сочетании с так называемой микроисторией , т. е. исследованием роли в войне простых солдат и , медиков, священников, работников тыловых предприятий, представителей творческой интеллигенции, причем не только мужчин, но и женщин, военная антропология позволяет взглянуть на события уже далекой от нас эпохи с точки зрения проблем сегодняшнего дня. Речь идет о таких вопросах, как социализация инвалидов войны, помощь государства вдовам и сиротам, изменение этнической композиции и природного ландшафта во время и после завершения военных действий, наконец, сохранение исторической памяти, создание и поддержание в достойном виде воинских захоронений и мемориалов.

Резюмируя, необходимым подчеркнуть, что, несмотря на бесспорные достижения историографии, перед специалистами все еще стоит задача реконструкции объективной, целостной, полифонической картины Великой войны - этого эпохального события новейшего времени, которое, к сожалению, по-прежнему остается на периферии сознания многих граждан России.

Серия мероприятий, приуроченных к 100-летию трагических событий 1914–1918 гг., которые будут проведены во многих европейских странах и, конечно, в России, где решением правительства создан специальный Оргкомитет под председательством спикера Государственный думы С.Е. Нарышкина, позволят не только специалистам, но и широкой общественности прийти к новому, более объективному пониманию значения Первой мировой войны в истории нашей страны и всего человечества.

См.: Joll J., Martel G. The Origins of the First World War. 2ded. London, 1992; Мировые войны ХХ века. М., 2002 Т. 1. Первая мировая война: Исторический очерк; Романова Е. В. Путь к войне. Развитие англо-германского конфликта 1898–1914. М., 2008; Mulligan W. The Origins of the First World War. Cambridge, 2010, etc.

Marrero F. Canarias en la Gran Guerra, 1914–1918, estrategia y diplomacia. Un studio sobre la politica exterior de Espana. Las Palmas de Gran Canaria, 2006.

См., напр.: Strahan H. The First World War in Africa. Oxford, 2004.

См.: Gilbert M. The First World War. A Complete History. New York, 1996; Keegan J. The First World War. London, 2000; Strahan H. The First World War. To Arms. Oxford, 2001. Vol. 1.

Лютов И ., Носков А . Коалиционное взаимодействие союзников. По опыту Первой и Второй мировых войн. М. , 1988; Wallach J. Uneasy Coalition. The Entente Experience in World War I. Westport, Conn, London, 1993;Павлов А.Ю . Скованные одной цепью. Стратегическое взаимодействие России и ее союзников в годы Первой мировой войны (1914–1917 гг.). СПб., 2008.

Цит. по: Колоницкий Б. «Трагическая эротика»: образы императорской семьи в годы Первой мировой войны. М., 2010. С. 76.

Примечательно, что многие современники даже называли Первую мировую войну Великой Отечественной. Идеологическое обоснование такого восприятия можно найти, например, в следующих изданиях: Трубецкой Е.Н. Отечественная война и ее духовный смысл. М., 1915; Рункевич С.Г. Великая Отечественная война и церковная жизнь. Пг., 1916.

Шацилло В.К . Последняя война царской России. М., 2010; Базанов С.Н. За честь и величие России // Забытая война. М., 2011. С. 333–461; Mackeen S. The Russian Origins of the First World War. Cambridge, 2011. P. 214–233; etc.

Seton-Watson R.W. Britain and the Dictators. S. l., 1938. P. 52.

См.: Война и общество в ХХ веке. М., 2008. Кн. 1. Война и общество накануне и в период Первой мировой войны.

Примером публикации исследований по данной проблематике, выполненных на современном уровне, может служить сборник статей: Народы Габсбургской монархии в 1914–1920 гг.: от национальных движений к созданию национальных государств. М., 2012. Т. 1.

Хобсбаум Э. Эпоха крайностей. Короткий ХХ век (1914–1991). М., 2004.

Russia in the Age of Wars, 1914–1945 / Ed. by Pons S., Romano A. Milano, 2000.

Mommsen W. Der Grosse Krieg und die Historiker: neue Wege der Geschichtsschreibung über den Ersten Weltkrieg. Essen, 2002.

См., напр.: Военная мысль в изгнании. Творческая мысль русской военной эмиграции. М., 1999; Angelow J . Kalkuel und Prestige. Der Zweibund am Vorabend des Ersten Weltkrieges. Cologne, 2000; War Planning 1914 / Ed. by Hamilton R., Herwig H. Cambridge, 2009.

См., напр.: Empires of the Sand: The Struggle for Mastery in the Middle East. 1789–1923 / Ed. by Karsh E., Karsh I. Cambridge, 1999; Lake M., Reynolds H. What’s Wrong with ANZAC? The Militarization of Australian History. Sydney, 2010.

См., напр.: Сенявская Е . Психология войны в ХХ в.: исторический опыт России. М., 1999; Сергеев Е.Ю. «Иная земля, иное небо…» Запад и военная элита России, 1900–1914. М., 2001; Нагорная О.С. Другой военный опыт: российские военнопленные Первой мировой войны в Германии (1914–1922). М., 2010; Голубев А.В., Поршнева О.С . Образ союзника в сознании российского общества в контексте мировых войн. М., 2012.

Е.Ю. Сергеев ,

д. и. н., Институт Всеобщей истории РАН