Троцкий история революции. Двухтомная книга Льва Троцкого «История русской революции

Отношения между двумя ведущими деятелями революции были достаточно сложными. Политический путь Троцкого отличается значительными колебаниями, в результате которых политические платформы Ленина и Троцкого совпадали далеко не всегда. Следовательно, в зависимости от возникающих разногласий, мнение В.И. Ленина о Троцком менялось.

На II съезде РСДРП Троцкий поддержал платформу Ленина по вопросу ассимиляции евреев, и отказа от автономии еврейской партии Бунд внутри социал-демократии. Однако в период своей второй эмиграции Троцкий не поддержал ленинский курс на выделение из состава РСДРП большевистской фракции.

В 1905 г., в ходе первой русской революции, Ленин назвал Троцкого "пустозвоном" Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 10, с. 16-19 за то, что тот, бросаясь громкими революционными фразами, на деле не видит реальной расстановки классовых сил в революции. Троцкий призывал социал-демократов "быть левее всех". Ленин же пишет, что этот лозунг в условиях царской России означает только одно: оказаться в лагере мелкобуржуазных революционных радикалов, которые свои "неясные" и даже "реакционные социалистические мысли" облекают в период революционных смут в ультрареволюционные фразы.

После разгона второй Государственной думы наступил период контрреволюционной реакции, а в РСДРП сформировались течения ликвидаторства и отзовизма, отражавшие оппортунистические настроения в партии, возникшие после поражения революции. Оппортунизм означает приспособление политики и идеологии рабочего движения к интересам и потребностям буржуазных и мелкобуржуазных слоев, которые тоже так или иначе втягиваются в революционный процесс.

Правый оппортунизм отрицает революционные методы борьбы и вступает в соглашательство с буржуазией. Левый - ратует за самые решительные и сверхреволюционные методы и кажется полной противоположностью правому. Ликвидаторы - правые меньшевики, призывавшие к ликвидации нелегальной революционной пролетарской партии. Отзовисты же призывали отказаться от всякой легальной деятельности и отозвать социал-демократических депутатов из Государственной думы. В любом случае речь шла фактически об уничтожении настоящей революционной пролетарской партии в России. Поэтому Ленин называл отзовистов "ликвидаторами наоборот".

Троцкий в этой ситуации заявил о своей "внефракционности", а на деле поддержал ликвидаторов, то есть правых меньшевиков. Ликвидаторы предлагали не только свернуть нелегальную деятельность, но и создать легальную реформистскую социал-демократическую партию по примеру западных. Ленин неоднократно упрекает Троцкого в беспринципности и в том, что тот в сложный для партии период ради своей гордости готов пойти на ее раскол Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 15, с. 325-326.

В 1911--1912 Троцкий и Ленин находились в состоянии острого конфликта. В 1912 году Ленин назвал Троцкого "Иудушкой" в свой статье с вызывающим названием "О краске стыда у Иудушки Троцкого" Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 20, с. 37 (Впервые напечатано 21 января 1932 г. в газете "Правда" № 21). В свою очередь, Троцкий заявил, что "круг Ленина, который хочет поставить себя над партией, скоро окажется за ее пределами. Троцкий заметил, что "всё здание ленинизма в настоящее время построено на лжи и фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения".

Еще Ленин отмечает, что Троцкий очень легко "совершает перелеты" от одних течений в социал-демократии к другим: "Он был в 1903 г. меньшевиком; отошел от меньшевизма в 1904 г., вернулся к меньшевикам в 1905 г., щеголяя лишь ультрареволюционной фразой; в 1906 г. опять отошел; в конце 1906 г. защищал избирательные соглашения с кадетами (т. е. фактически опять был с меньшевиками), а весной 1907 г. на Лондонском съезде говорил, что его различие от Розы Люксембург есть "скорее различие индивидуальных оттенков, чем политических направлений" Ленин В.И. Полн. собр. соч., 19, с. 375. Фактически, по мнению Ленина, в идейном плане Троцкий - эклектик, который "совершает плагиат сегодня из идейного багажа одной фракции, завтра - другой..." Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 19, с. 375; см. также: т. 49 с. 117-118. Как отмечает историк Дмитрий Волкогонов, вплоть до 1917 года Ленин считал Троцкого "прозападным социал-демократом", в июле 1916 года назвав его "каутскианцем" и "эклектиком". В письме Инессе Арманд 19 февраля 1917 года Ленин высказывается от Троцком так: "…приехал Троцкий [в Америку], и сей мерзавец сразу снюхался с правым крылом "Нового мира" против левых циммервальдцев!! Так-то!! Вот так Троцкий!! Всегда равен себе, виляет, жульничает, позирует как левый, помогает правым, пока можно". Сам Троцкий фактически объясняет свои фракционные колебания амбициозным желанием стоять "вне фракций".

Владимир Ильич считал, что в организационном плане Троцкий всегда стремился либо перехватить первенство в партии, либо увести часть партии за собой. "Троцкий, - пишет Ленин, - всегда вносил "разноголосицу", т. е. фракционерствовал, старался быть вне большевиков, вне меньшевиков, но всегда был оппортунистом". И еще: "...Троцкий повел себя, как подлейший карьерист и фракционер... Болтает о партии, а ведет себя хуже всех прочих фракционеров". "Троцкий хочет не партию строить вместе с большевиками, а создавать свою фракцию" Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 47, с. 188, 209, - делает вывод Ленин.

Чем глубже развивались события в русском революционном движении, тем все более активно проявлял себя Троцкий. Однако Ленин определил его как "путаника и пустозвона", который знает теорию формально и неглубоко, бросается хлесткими фразами, часто в угоду форме, а не смыслу, однако же, претендует на звание теоретика и марксиста. Ленин пишет: "Никогда еще, ни по одному серьезному вопросу марксизма Троцкий не имел прочных мнений, всегда "пролезая в щель" тех или иных разногласий и перебегая от одной стороны к другой" Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 25, с. 313. За 10 лет, с 1904 по 1914 год, отмечает Ленин, группки оппортунистов, в том числе и Троцкий, "обнаружили... самые беспомощные, самые жалкие, самые смехотворные колебания по серьезным вопросам тактики и организации, обнаружили полную неспособность создать течения, имеющие корни в массах" Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 25, с. 222. Главным недостатком этих группок оппортунистов, считал Владимир Ильич, "есть их субъективизм. Свои желания, свои "мнения", свои оценки, свои "виды" они выдают на каждом шагу за волю рабочих, за потребности рабочего движения" Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 25, с. 245. Ленин критиковал Троцкого за то, что тот исходил в тактике революционной борьбы не из "действительного" положения дел, а из "возможного", не из реальности, а из воображения Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 31, 136-138.

В годы первой мировой войны Троцкий сблизился с позицией Каутского и его последователей, поддержавших правительства своих стран в империалистической войне. Иначе говоря, Троцкий окончательно встал на путь оппортунизма: "...Оппортунисты объективно представляют из себя часть мелкой буржуазии и некоторых слоев рабочего класса, подкупленную на средства империалистической сверхприбыли, превращенную в сторожевых псов капитализма, в развратителей рабочего движения" Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 30 с. 168. Громкие революционные фразы троцкистов - лишь прикрытие их по сути мелкобуржуазной идеологической позиции. Ленин называет троцкизм "пассивным радикализмом", который "сводится к замене революционного марксизма эклектизмом в теории и раболепству или бессилию перед оппортунизмом на практике" Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 26, с. 324.

Характеризуя личность Троцкого и его позицию, Ленин писал в марте 1914 года: "У Троцкого же никогда никакой "физиономии" не было и нет, а есть только перелеты, переметывания от либералов к марксистам и обратно, обрывки словечек и звонких фраз, надерганных отсюда и оттуда" Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 25, с. 3. Троцкий, по мнению Ленина, не аналитик, не теоретик-марксист, а эклектик, эгоцентрик, себялюбец, авантюрист, желавший быть самым главным, потому - раскольник, фракционер. Троцкизм, пишет Ленин, "худший вид фракционности, ибо нет никакой идейно-политической определенности" В.И. Полн. собр. соч., т. 25, с. 189.

Февральская революция 1917 года стала неожиданностью как для Троцкого, так и для Ленина, которые оба в этот период находились в эмиграции ru.wikipedia.org, Троцкий и Ленин. Ленину удалось вернуться в Россию из Швейцарии в апреле, тогда как Троцкому пришлось совершить гораздо более длинный и нелёгкий путь и провести месяц интернированным на территории Канады, и прибыл он в Петроград лишь в начале мая.

После возвращения Троцкий становится лидером Межрайонной организации объединенных социал-демократов ("межрайонцев"), выступавших за восстановление единства РСДРП, однако сама по себе эта организация была слишком слаба и малочисленна, чтобы действовать как независимая партия; к моменту прибытия Троцкого из эмиграции фракция как раз обдумывала своё возможное слияние с большевиками либо какой-либо другой левой группировкой.

Ораторские способности Троцкого обращают на себя внимание Ленина, и в июле фракция "межрайонцев" в полном составе присоединяется к большевикам; по выражению Луначарского (также бывшего "межрайонца"), Троцкий пришёл к большевизму "несколько неожиданно и сразу с блеском" А. Луначарский. "Лев Давыдович Троцкий", ru.wikipedia.org. Первое совещание между Лениным и Троцким, на котором обсуждалось возможное слияние, прошло уже 10 мая. Обе стороны приходят к выводу, что их программы действий, применительно к существовавшей тогда в России ситуации, полностью совпадают. Уже на этом совещании Ленин предлагает Троцкому вступить в ряды большевиков, однако он откладывает принятие решения, ожидая мнения своих соратников - "межрайонцев". Сам же Ленин, комментируя эти переговоры, замечает, что немедленно объединиться с Троцким им обоим мешают "амбиции, амбиции, амбиции". В свою очередь, Троцкий на конференции межрайонцев в мае 1917 года заявил, что "Я называться большевиком не могу… Признания большевизма требовать от нас нельзя".

Луначарский отмечает, что "огромная властность и какое-то неумение или нежелание быть сколько-нибудь ласковым и внимательным к людям, отсутствие того очарования, которое всегда окружало Ленина, осуждали Троцкого на некоторое одиночество. Подумать только, даже немногие его личные друзья (я говорю, конечно, о политической сфере) превращались в его заклятых врагов" Там же.

К осени 1917 года старые разногласия Ленина и Троцкого уходят в прошлое. 8 октября 1917 года, комментируя список кандидатов в Учредительное собрание, заметил по поводу Троцкого следующее: "… никто не оспорил бы такой, например, кандидатуры, как Троцкого, ибо, во-первых, Троцкий сразу по приезде занял позицию интернационалиста (то есть прекращения войны); во-вторых, боролся среди межрайонцев за слияние (с большевиками); в-третьих, в тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи и преданным сторонником партии революционного пролетариата" Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 34, Тезисы для доклада на конференции, стр. 345.

1 (11) ноября 1917 на заседании Петроградского комитета РСДРП(б) по вопросу об "однородном социалистическом правительстве" Ленин называет Троцкого "лучшим большевиком", хотя ещё в апреле в своих заметках назвал Троцкого "мелким буржуа".

Впоследствии, в своём "завещании", Ленин отмечает, что "тов. Троцкий, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела".

В декабре 1917 года Лев Троцкий, возглавив советскую делегацию в Брест-Литовске, как народный комиссар иностранных дел, затягивал мирные переговоры, надеясь на скорую революцию в Центральной Европе, и через головы участников переговоров обращался с призывами о восстании к "рабочим в военной форме" Германии и Австро-Венгрии. Когда же Германия продиктовала жёсткие условия мира, Троцкий пошёл против Ленина, выступавшего за мир любой ценой, но не поддержал и Бухарина, который призывал к "революционной войне". Вместо этого он выдвинул лозунг "ни войны, ни мира", то есть призвал к прекращению войны, но предложил не заключать при этом мирного договора.

В марте-апреле 1918 года Троцкий становится наркомом по военным и военно-морским делам и принимает деятельное участие в создании Красной армии и гражданской войне. В конце 1920 г. Ленин поручает ему возглавить восстановление разрушенной транспортной системы России. Для этого Троцкий предлагает ввести на железных дорогах жёсткую военную дисциплину, при этом военизация была распространена и на профсоюзы железнодорожников и транспортных рабочих. Это привело к острой дискуссии о профсоюзах, в которой Ленин выступил против установок Троцкого.

"Троцкий идеально дополнял Ленина. - пишет американский историк Ричард Пайпс - Он был способнее, ярче как личность, лучше говорил и писал, мог повести за собой толпу. Ленин же был способен увлечь главным образом своих сторонников. Но Троцкий не пользовался популярностью в большевистской среде - отчасти из-за того, что поздно примкнул к партии, а до этого долгие годы обрушивался на большевиков с критикой, отчасти - из-за своего невыносимого высокомерия" ru.wikipedia.org, Троцкий и Ленин. В любом случае, по мнению Пайпса, Троцкий, будучи евреем, вряд ли мог рассчитывать на роль национального лидера в стране, где, независимо от любых революционных событий, евреи считались чужаками. В период революции и гражданской войны он был неизменным соратником Ленина. Но как только победа была достигнута, Троцкий стал помехой.

Дмитрий Волкогонов отмечает, что Троцкий "какое-то время по популярности он совсем не уступал признанному лидеру большевиков. Два ярко выраженных лидера октябрьского переворота в глазах общественного мнения олицетворяли большевистскую диктатуру".

Первые с 1917 года заметные разногласия внутри блока Ленин-Троцкий относятся к так называемой "дискуссии о профсоюзах", ставшей одной из острейших в истории РКП (б). Опыт работы в качестве наркома путей сообщения и главы Цектрана Центральный комитет объединенного профессионального союза железнодорожного и водного транспорта (март 1920 - апрель 1921) убедил Троцкого в успешности методов милитаризации труда. В ноябре 1920 года Троцкий инициирует широкую общепартийную дискуссию, настаивая на милитаризации по образцу Цектрана и вообще всей промышленности, избрав основным рычагом профсоюзы.

Ленин отвергает платформу Троцкого, в ряде своих статей, опубликованных в декабре 1920 - феврале 1921, Ленин обрушивается на Троцкого в выражениях, заставляющих вспомнить дореволюционную полемику двух лидеров. В своей статье "Ещё раз о профессиональных союзах, о текущем моменте и об ошибках тт. Троцкого и Бухарина" Ленин раскритиковал "администраторский подход к данному вопросу" Троцкого, посоветовав ему лучше ограничиться тем, что у него получается лучше всего - пропагандой: "Что есть хорошего у Троцкого? … несомненно хорошим и полезным является производственная пропаганда… при выступлениях, ораторских и литераторских, как участник и работник Всероссийского бюро производственной пропаганды, тов. Троцкий несомненно принес бы (и несомненно принесет) немалую пользу делу" Ленин В.И., полн. собр. соч. "Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках тт. Троцкого и Бухарина". Ленин резко возражает против требований Троцкого "перетряхнуть" профсоюзы, отметив, что "Если надо кого … "перетряхнуть", то уже скорее не ВЦСПС, а ЦК РКП за то, что … дал разрастись самой пустопорожней дискуссии…ошибку цектранистов…состоящую в некотором преувеличении бюрократизма…не прикрывать её надо, а исправить" Ленин В.И., полн. собр. соч. т. 42 Кризис партии.

Полемика достигает апогея на X съезде РКП(б) в марте 1921 года, "дискуссия" приводит к тому, что Ленин, с целью уменьшить влияние Троцкого в 1920 году назначил его на заведомо провальный пост наркомпути."Дискуссия о профсоюзах" завершается на X съезде РКП(б) полным поражением Троцкого: под давлением Ленина из ЦК выводится ряд сторонников Троцкого; в результате его позиции при голосовании по ключевым вопросам заметно ослабевают, усиливаются позиции Сталина.

В течение 1922 года политические платформы Ленина и Троцкого постепенно вновь начали сближаться на почве одинаковых взглядов по вопросам монополии внешней торговли, вопросу об устройстве СССР, однако, в первую очередь - по вопросу борьбы с бюрократизмом. Как впоследствии утверждал сам Троцкий в своей автобиографической работе "Моя жизнь", в конце 1922 года Ленин предложил ему составить блок на почве борьбы с бюрократизмом.

Действительно ли планировалось восстановление блока Ленин - Троцкий или нет, но в любом случае, он не успел состояться. 16 декабря 1922 года с Лениным происходит второй инсульт, после третьего инсульта 10 марта 1923 года Ленин становится полностью неспособен вести всякую политическую деятельность, и окончательно отходит от дел.

С началом борьбы за власть внутри ВКП (б) в 20-е годы прошлые ссоры Троцкого с Лениным превращаются в компромат, начиная с "литературной дискуссии" 1924 года.

По свидетельству современника событий С.И. Либермана: "У него [Троцкого] было особое положение. Недавно еще противник большевизма, он заставил уважать себя и считаться с каждым своим словом, но оставался все же чуждым элементом на этом собрании старых большевиков. Другие народные комиссары, вероятно, ощущали, что ему можно простить старые грехи за нынешние заслуги, но окончательно забыть его прошлое они никогда не могли" ru.wikipedia.org, Троцкий и Ленин.

Ленин, со своей стороны, уважал и подчеркивал не только военные, но, главным образом, организационные таланты Троцкого. Видно было, однако, что это вызывало подчас среди сотрудников Ленина некоторое недовольство и ревность. Ленин, вероятно, ценил революционный темперамент Троцкого и помнил его роль в подготовке и осуществлении захвата власти в октябре 1917 года; кроме того, всем было отлично известно, что Троцкий фактически создал Красную Армию и, благодаря своей неутомимой энергии и пламенному темпераменту, обеспечил ее победу над белым движением.

18:00 4.07.2008

ВКонтакте Facebook Одноклассники

Официальная историография убеждает нас в том, что Октябрьскую революцию подготовили большевики, а точнее, их лидеры, Ленин и Троцкий. Нас убеждают в том, что они смогли разложить армию и

Официальная историография убеждает нас в том, что Октябрьскую революцию подготовили большевики, а точнее, их лидеры, Ленин и Троцкий. Нас убеждают в том, что они смогли разложить армию и страну и свергнуть временное правительство. При этом советские историки все время говорили нам о гениальном даре предвидения Владимира Ильича Ленина и о его чудесной интуиции. Историки демократические, а также и часть авторов-патриотов обвиняют в финансировании Октябрьской революции правительство Германии. И всю ответственность за переворот возлагают на кайзера и Людендорфа. Но так ли это? Так ли уж гениален был вождь мирового пролетариата Ленин? И только ли Германия ответственна за Великий Октябрь?

«Держать чужие государства под угрозой революции стало уже довольно давно ремеслом Англии».

Отто фон Бисмарк

«Плохо иметь англосакса врагом, но еще хуже иметь его другом».

Генерал А.Е.Вандам

Ширяев Михаил Николаевич, аналитик: На момент совершения Февральской революции, столь ловко осуществленной генералами ставки и депутатами Госдумы, ни Ленина, ни Троцкого, ни большинства их сторонников в России не было. Лейба Бронштейн, он же Троцкий, со времен революции 1905-1907 годов в России не появлялся. Лев Давидович, украв паспорт полковника Троцкого, жил за границей в Австрии в течение 8 лет. Он был фактически завербован Гельфандом-Парвусом и непосредственно под его руководством работал на немецкую и английскую разведку. Под видом журналиста в период Балканской войны 1913 года Бронштейн-Троцкий жил в Турции, затем он вернулся в Европу в Австрию.

С началом Первой мировой войны Троцкий вынужден был покинуть территорию воюющей против России Австро-Венгрии. Лев Давидович поселился во Франции и занялся там активной подрывной антирусской работой. Он был одним из организаторов восстаний в русских полках, воевавших на Западном фронте. Троцкий был арестован, но благодаря высоким покровителям в правительстве Франции освободился. И быстро уехал сначала в Испанию, а затем в США. Троцкий очень неплохо устроился в Америке. Дело в том, что брат матери Троцкого – Абрам Животовский был крупным банкиром в России. При этом он был компаньоном американских банкиров Варбургов, а через них был связан с Якобом Шиффом. На контакт с Троцким в Америке вышел Сидней Рейли, доверенное лицо банкира Животовского.

Чумичева Татьяна Евгеньевна, корреспондент: Стоит отметить, что Сидни Рейли был агентом Уильяма Вайсмана, шефа английской разведки в Северной Америке. А сам Уильям Вайсман был накоротке с консультантом президента США Вильсона полковником Хаусом. Полковник Хаус являлся на тот момент серым кардиналом Белого дома. Полковник осуществлял связь между банкирами с Уолл-стрит и администрацией президента США. Так что Лейба Бронштейн, уже поработавший в Турции на английскую разведку, вновь оказался в кругу англо-американских спецслужб, тесно связанных с Шиффом и компанией.

Лев Давидович сразу по приезде в Америку получил в свои распоряжения лимузин с шофером. Его очень уважали и ценили и полковник Хаус, и Уильям Вайсман, и Сидней Рейли. И когда Сидней Рейли работал на японскую разведку и ему удалось выкрасть план обороны порт-Артура и передать его японцам, Троцкий в 1905 году руководил революцией в Санкт-Петербурге, получая деньги от агента японской разведки полковника Акаси. Так что Лейба Давидович Бронштейн и Сидней Рейли были коллегами по борьбе с российской империей. Сразу после Февральской революции, осуществленной на деньги с Уолл-стрит, Троцкого с группой товарищей отправили в Россию.

«После посещения Троцким русского консула в Нью-Йорке с заявлением об отъезде в Россию он (Троцкий) и члены его семьи получили все необходимые документы. 27 марта Троцкий с семьей отбыл из Нью-Йорка на норвежском пароходе «Кристианиафиорд».

Удивительно, что никаких проблем с получением въездных документов у Троцкого, постоянно призывавшего к свержению временного правительства, не возникло. Хотя, впрочем, это объяснимо, поскольку правительство Керенского было не более чем марионеткой союзников. Но во время стоянки в Канаде в Галифаксе случился конфуз.

«Группа революционеров была снята с парохода согласно официальным указаниям, полученным 29 марта 1917 года дежурным морским офицером в Галифаксе по телеграфу из Лондона. В телеграмме сообщалось, что на «Кристианиафиорд» находится группа Троцкого, которая должна быть снята и задержана до получения указаний».

Николай Стариков, «Февраль 1917 года. Революция или спецоперация?»

Ширяев Михаил Николаевич, аналитик: Вместе с Троцким были сняты с корабля и его попутчики. Среди них были Лейба Фишелев, Гершон Мельничанский и Григорий Чудновский. Указание об освобождении Троцкого было получено через несколько недель от заместителя директора английской разведки Клода Дэнси. Причем освобождение было осуществлено по просьбе временного правительства.

«Англичане освобождают Троцкого по просьбе временного правительства. Это кажется невероятным, но министр иностранных дел Милюков обратился к британским властям с такой просьбой. В своем ли уме Милюков? С ним все в порядке, просто без его обращения британцам не выйти красиво из сложившейся ситуации».

Николай Стариков «Февраль 1917 года. Революция или спецоперация?»

Милюков своей просьбой создал для английской разведки алиби. Получилось, что русские власти сами просят пустить террористов и пораженцев. А значит, они не опасны для Временного правительства. Милюков не мог не выполнить просьбу своего друга и спонсора Якоба Шиффа. Очевидно, что именно Шифф поручил своему давнему другу Милюкову просить англичан отпустить в Россию Льва Давидовича Троцкого, ехавшего свергать правительство, в котором сам Милюков был министром иностранных дел.

«Милюков – личный друг Якоба Шиффа, американского магната, генерального спонсора всех русских революций. Вот поэтому и просит Временное правительство выпустить на волю Троцкого, который сразу займется его свержением».

Николай Стариков, «Февраль 1917 года. Революция или спецоперация?»

Таким образом, английская и американская разведка, забросившая в Россию группу Троцкого по поручению Якоба Шиффа и под давлением полковника Хауса, оказалась чиста. Временное правительство само захотело, чтобы Троцкий приехал в Петроград. А что же делал накануне февраля 1917 года Ленин? Владимир Ульянов даже не догадывался о том, что через несколько недель свершится Великая и бескровная. Вот отрывок из его выступления 9-го января 1917 года в Швейцарии: «Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодежь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, что она будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции».

В.И.Ленин, «Доклад о революции 1905 года»

Болгарчук Лидия Андреевна, журналист: Накануне Февральской революции большевики находились в большом унынии. Уже 10 лет не было съездов социал-демократов, потому что не было денег. Со времен революции 1905 года банкиры с Уолл-стрит не считали нужным закармливать большевиков и меньшевиков и только подкармливали их. Поскольку для Февральской революции вся эта компания была не нужна, то Ленин не был в курсе подготовки Великой и бескровной. И вдруг неожиданно для Владимира Ильича свершилась Февральская революция. А за ней подоспела и амнистия Керенского для террористов, шпионов и пораженцев.

«Дорогой друг. Вчера прочел об амнистии. Мечтаем все о поездке. Если едете домой, заезжайте сначала к нам, поговорим. Я бы очень хотел дать вам поручение в Англии узнать тихонечко и верно, мог ли бы я проехать? Жму руку, ваш В.У.».

Ленин начинает искать пути в Россию. Причем, судя по его переписке, о пути через Германию Владимир Ильич не думает. Он мечется.

«Ждать больше нельзя. Тщетны все надежды на легальный переезд. Необходимо во что бы то ни стало выбраться в Россию. Единственный план следующий. Найдите шведа, похожего на меня. Но я не знаю шведского языка, поэтому швед должен быть глухонемым».

Из письма Ленина Ганецкому.

«Возьмите на свое имя бумаги на проезд во Францию и Англию. А я проеду по ним через Англию и Голландию в Россию. Я могу надеть парик. Фотография будет снята с меня уже в парике. И в Берн в консульство я являюсь с вашими бумагами уже в парике».

Из письма Ленина В.А.Карпинскому.

Ленин, видимо, считал, что проезд через Германию, воюющую с Россией, невозможен. И что в таком случае его в России сразу арестуют. При этом и немцы не хотели пускать Ленина. И это несмотря на то, что Владимир Ильич был близок Парвусу, а Парвус являлся главным консультантом немецкого правительства по России. Первым идею проезда через Германию высказал меньшевик Мартов.

«План Мартова хорош. За него надо хлопотать. Только мы не можем делать этого прямо. Надо чтобы кроме Мартова беспартийные русские обратились к швейцарским министрам с просьбой поговорить об этом с послом германского правительства в Берне».

Из письма Ленина В.А.Карпинскому

Но немцы уверены, что их агентов, Ленина и компанию, в России ждет арест. И они не хотят пропускать Владимира Ильича.

«В Россию, должно быть, не попадем, Англия не пустит. Через Германию – не выходит».

Симаков Николай Кузьмич, специалист по истории церкви, профессор Международной славянской академии наук: При этом проезда по своим территориям Ленину и его группе не хотят давать и союзники. Ведь это откровенная антироссийская деятельность. Отправляя в Россию группу Троцкого, руководитель английской разведки в Америке Уильям Вайсман создал алиби, устроив показательный арест Льва Давидовича в Канаде. В случае с Лениным союзникам также нужно алиби. Ленин это хорошо понимает.

«Англия никогда меня не пропустит. Скорее интернирует».

Но вдруг 18 марта все меняется. Германия дает свое согласие на проезд Владимира Ильича и его соратников в Россию по своей территории.

«Наша партия решила безоговорочно принять предложение о проезде русских эмигрантов через Германию».

«Вы скажете, может быть, что немцы не дадут вагона. Давайте пари держать, что дадут».

Ширяев Михаил Николаевич, аналитик: Что же произошло? И почему немцы согласились пропустить Ленина по своей территории? Для того чтобы это понять, нужно оценить геополитическую ситуацию на 1917 год. Для того чтобы вывести Россию из игры и вступить в войну, полковник Хаус совместно с властями Франции и Англии разработали гениальный план и успешно его реализовали. Немцев, боявшихся посылать группу Ленина в Россию ввиду большой вероятности ее ареста, убедили в том, что Керенский абсолютно подконтролен и не то что не тронет Ленина, но и всячески будет ему помогать. Союзные власти гарантировали Владимиру Ильичу то, что въездные документы в Россию он и его люди получат без всяких проблем.

Учитывая творившийся в Петрограде хаос, а также поддержку со стороны Керенского и огромные денежные средства, предоставленные союзниками и властями Германии, большевики с большой вероятностью должны были разогнать Временное правительство и Учредительное собрание. Шиффу и Варбургам, так же как Лондону и Парижу, это было необходимо для того, чтобы в России не осталось легитимной власти. И чтобы русские не могли, уже даже оказавшись победителями, претендовать ни на Босфор, ни на Константинополь, ни на контрибуцию. Только благодаря гарантиям безопасности для Ленина и его людей союзники смогли добиться от Берлина разрешения на пропуск Владимира Ильича в Россию.

«Отправлением в Россию Ленина наше правительство возложило на себя особую ответственность. С военной точки зрения его проезд через Германию имел свое оправдание. Россия должна была рухнуть в пропасть».

Из мемуаров генерала Людендорфа.

Болгарчук Лидия Андреевна, журналист: Ильич деятельно готовится к отъезду в Россию. Он неожиданно предъявляет немецкой стороне жесткие требования, касающиеся самого проезда. И это несмотря на то, что еще недавно немцы не хотели пускать Ильича, а он рвался в Россию и паниковал, боясь, что не сможет попасть на родину. Вот эти требования.

«Едут все эмигранты, без различия взглядов на войну. Вагон пользуется правом экстерриториальности. Никто не имеет права входить в вагон и выходить без разрешения Фридриха Платона. Никакого контроля паспортов и багажа».

Болгарчук Лидия Андреевна, журналист: Германский посланник в Швейцарии Рембер был возмущен этими требованиями. Но в Берлине на все соглашаются. Владимир Ильич Ленин едет в Россию. А вот список тех, с кем ехал Ленин:

1.Ульянов Владимир Ильич
2. Сулишвили Давид Сократович
3. Ульянова Надежда Константиновна
4. Арманд Инесса Федоровна
5. Сафаров Георгий Иванович
6. Сафарова-Мартошкина Валентина Сергеевна
7. Харитонов Моисей Матькович
8. Константинович Анна Евгеньевна
9. Усиевич Григорий Александрович
10. Кон Елена Феликсовна
11. Равич Лат Наумовна
12. Цхакая Михаил Григорьевич
13. Сковна Абрам Анчилович
14. Радомыльский (Зиновьев) Овсей Аронович
15. Радомыльская Злата Эвновна
16. Радек (Собельсон)
17. Рывкин Залман Бэрг Осенович
18. Слюсарева Надежда Михайловна
19. Гоберман Михаил Вульфович
20. Абрамович Майя Зеликов

Всего 31 человек».

Из работы Николая Старикова «Февраль 1917 года. Революция или спецоперация?»

Важно отметить, что в Россию немцы и союзники отправили по железной дороге через Германию далеко не один пломбированный вагон с революционерами. Всего было заброшено в нашу страну три поезда с русофобами всех мастей. Несколько сот человек. Вот список пассажиров другого поезда, отправленного немцами в Россию: 1. Аксельрод Тобия Лейзерович
2. Аптекман Иосиф Васильевич
3. Асиаринами Сосипатр Самсонович
4. Авдеев Иван Ананьевич
5. Бронштейн Семен Юльевич
6. Беленький Захарий Давидович
7. Багрова Валентина Леонидовна
8. Бронштейн Роза Абрамовна
9. Багуидзе Самуил Григорьевич
10. Войков Петр Лазаревич
11. Ванадзе Александр Семенович
12. Гишвалинер Петр Иосифович
13. Гогиашвили Поликарп Давыдович
14. Гохблит Матвей Иосифович
15. Геронимус Иосиф Борисович
16. Луначарский Анатолий Васильевич

Всего свыше 200 человек».
Энтони Саттон, «Уолл-стрит и большевистская революция».

Чумичева Татьяна Евгеньевна, корреспондент: Следует отметить, что почти все эти люди сыграют немалую роль в истории России и получат различные должности в революционном руководстве нашей страны. А значит, будут ответственны за страшный геноцид русского народа и русской культуры. Очевидно, что, забрасывая революционные террористические группы в Россию и снабжая их деньгами, Запад как бы устраивал конкурентную борьбу между ними – кто лучше выполнит обязательство, тот и получит власть и деньги. А в России всех их с распростертыми руками встречал Керенский, которого все они ехали свергать. Вот как встретили Ленина с сотоварищами, прибывшего в Германию через Стокгольм:

«На Финляндском вокзале 16 апреля 1917 года революционеров встретил почетный караул. Сразу по прибытии вождь мирового пролетариата произнес речь, заканчивая которую провозгласил: «Да здравствует социалистическая революция!» Т. е. призвал к насильственному свержению существующего строя. А что государственные органы? Как и обещали Ленину союзники, никто ничего не сделал».

Из работы Николая Старикова «Февраль 1917 года. Революция или спецоперация?»

Прибывшего в Петроград Троцкого также торжественно встречают. Тоже устраивают ему митинг на вокзале. Троцкий также призывает к социалистической революции, и его никто не трогает. Он спокойно въезжает в квартиру Серебровского, директора завода, принадлежавшего Нобелю. Но тут возникла проблема. Ленин и Троцкий – враги. Троцкий не может простить Ленину кражу газеты «Правда». И тут выходит из тени еще один посвященный лидер революции – Янкель Мовшович Свердлов. В русском варианте Яков Михайлович Свердлов. Его брат Беня Мовшович Свердлов, будучи американским банкиром, связанным с Якобом Шиффом еще в период революции 1905 года, занимался поставками оружия революционерам. Через него Яков Свердлов был продвинут в ЦК партии большевиков. Свердлов благодаря связи с Шиффом был человеком осведомленным и активно стал мирить и объединять Троцкого и Ленина. Но самым главным, что примирило большевистских вождей, были деньги, данные на революцию американскими банкирами. А в управлении деньгами революции товарищ Андрей, как звали Свердлова в партии, был важным человеком, поскольку был напрямую связан не с посредниками немцами, как Ленин, а с заказчиками, с Шиффом и компанией.

«Сама Германия в финансовой цепочке служила промежуточным звеном, получая деньги от сионистских кругов Америки и других стран через якобы Шиффа, по данным французской разведки, прошло не менее 12 млн долларов, через лорда Мильнера – 21 млн рублей. Сверхдоверие, оказанное Свердлову весной 1917 года, однозначно доказывает: в этих кругах товарища Андрея – Свердлова – уже знали».
Валерий Шамбаров, «Оккультные корни Октябрьской революции».

Ширяев Михаил Николаевич, аналитик: Итак, Ленин, Троцкий и еще сотни революционеров переброшены в Россию с огромными суммами денег, выданными американскими банкирами. В это же время союзники и Уолл-стрит по сговору с немцами перенесли боевые действия на Русский фронт. Цель Первой мировой войны, поставленная американскими закулисными кругами, фактически достигнута. Сразу по прибытии Ленина в Россию США, нарушая обещание, данное Германии, вступают в войну, для того чтобы участвовать в разделе плодов победы. Для окончательного осуществления планов людей, интересы которых представлял Якоб Шифф, осталось сделать немногое. Сделать это должны были Свердлов, Ленин и Троцкий.

1. Как Владимир Ильич поссорился с Львом Давидовичем

Всё началось с сотрудничества, сотрудничеством и закончилось. На II съезде РСДРП (июль-август 1903 года) в Лондоне будущий «враг народа» номер один Лев Троцкий горячо поддержал будущего «вождя мирового пролетариата» Владимира Ленина . Вместе они яростно полемизировали с делегатами от Всеобщего еврейского союза (Бунда) и группы «Борьба» Давида Рязанова . Ленин и Троцкий также спорили с так называемыми экономистами - умеренными социал-демократами Владимиром Акимовым и Александром Мартыновым. Последние выступали против того, чтобы включить в программу партии пункт о «диктатуре пролетариата», тогда как Ленин настаивал на этом категорически. И здесь его решительно поддержал Лев Троцкий, который, правда, сделал оговорку о том, что сама эта диктатура не будет «конспиративным захватом власти». По его мнению, речь должна идти о политическом господстве «организованного рабочего класса, составляющего большинство нации».

Собственно говоря, ещё и до съезда Троцкий весьма плодотворно сотрудничал с Лениным, публикуя в партийной газете «Искра» яркие, зажигательные статьи. Владимиру Ильичу его творчество очень нравилось, и он даже предложил включить талантливого автора в редакцию. Однако этому категорически воспротивился патриарх российской социал-демократии Георгий Плеханов , считавший молодого да раннего публициста «выскочкой». Несмотря на это фиаско, сотрудничество с Лениным продолжалось, и Троцкий удостоился несколько обидного прозвища - «ленинская дубинка».

Правда, роман двух выдающихся революционеров продлился недолго и погиб на II съезде. Слишком уж своенравным оказался Троцкий, которому не понравился подход Ленина к партийному строительству. Владимир Ильич настаивал на том, что членом партии может быть исключительно социал-демократ, который принимает участие в деятельности одной из её организаций. А вот его оппонент Юлий Мартов считал достаточным любое (хотя бы и материальное) содействие.

«Вначале Троцкий выступал осторожно, но с самого начала критически по отношению к ленинской формуле», - пишет Георгий Чернявский . «Я опасаюсь, что формула Ленина создает фиктивные организации, которые будут давать лишь своим членам ценз, но не будут служить средством партийной работы», - говорил он. Поначалу Ленин довольно вяло защищал свою позицию, однако постепенно пришёл в состояние возбуждения, отказываясь от каких-либо компромиссов, превращая мелкое разногласие в предмет принципиальных расхождений, руководствуясь в значительной степени собственной амбицией. «За кулисами шла борьба за каждого отдельного делегата, - вспоминал Троцкий. - Ленин не щадил усилий, чтобы привлечь меня на свою сторону». «»Старик», как стали называть Ленина уже в это время, пригласил Троцкого на прогулку вместе с большевиком П.А. Красиковым, человеком недалекого ума, но очень грубым, который давал во время гулянья настолько бесцеремонные характеристики редакторам «Искры», что даже Ленин, сам весьма грубый и безапелляционный человек, при этом морщился, «а я содрогался». Решено было провести закулисное совещание «искровцев», на котором председательствовал Троцкий. Попытка найти выход из тупика результата не дала. Ленин покинул совещание, хлопнув дверью. После этого «старик» предпринял еще одну попытку вернуть Троцкого на свою сторону, наставить на «правильный путь». Он подослал своего брата Дмитрия, который сблизился с Львом во время поездки на съезд. Несколько часов длилась беседа в одном из тихих лондонских парков. Никаких результатов и эта миссия не дала. В итоге Троцкий не только не вернулся, а стал энергично выступать против ленинской формулировки и в поддержку Мартова» («Лев Троцкий»).

Дальше - больше. Когда Ленин предложил исключить из редколлегии партийной газеты «Искра» Павла Аксельрода и Веру Засулич , Троцкий этому воспротивился. Начался период вражды: бывший союзник Ленина заявил о его «якобинстве», а потом назвал его «Максимилианом Лениным», явно намекая на вождя французских якобинцев Робеспьера. Кроме того, Владимир Ильич удостоился таких эпитетов, как «бойкий статистик» и «неряшливый адвокат». Ленин в долгу не остался и обозвал Троцкого «Бабалайкиным» - по персонажу повести Михаила Салтыкова-Щедрина «Балалайкин и Ко».

2. «Максимилиан» против «Иудушки»

Однако Троцкий ненадолго задержался в меньшевиках. Уже в 1904 году он сблизился с немецким социалистом и бизнесменом Александром Парвусом , от которого и заимствовал свою знаменитую «перманентную революцию». Обиженные меньшевики обвинили его в попытке создать собственную социал-демократическую партию. Между тем вплоть до лета 1917 года Троцкий позиционировал себя как внефракционного социал-демократа, выступающего за единство всех партийных группировок. Он создавал себе имидж политика, стоящего над ожесточёнными партийными схватками.

Надо сказать, что Ленин делал некоторые примиряющие жесты в отношении «Бабалайкина». Так, на V съезде РСДРП в Лондоне (апрель-май 1907 года) он сказал: «Несколько слов о Троцком. Останавливаться на наших разногласиях с ним мне здесь некогда. Отмечу только, что Троцкий в книжке «В защиту партии» печатно выразил свою солидарность с Каутским, который писал об экономической общности интересов пролетариата и крестьянства в современной революции в России. Троцкий признавал допустимость и целесообразность левого блока против либеральной буржуазии. Для меня достаточно этих фактов, чтобы признать приближение Троцкого к нашим взглядам. Независимо от вопроса о «непрерывной революции» здесь налицо солидарность в основных пунктах вопроса об отношении к буржуазным партиям».

Всё-таки какая-то симпатия между двумя этими лидерами была всегда, несмотря на ссоры и обмен «любезностями». И их сближение в 1917 году, несомненно, имело под собой психологическую основу.

Троцкий утверждал о единстве, при этом во главе единой РСДРП, забывшей о фракционных склоках, он явно видел себя. Об этом говорит хотя бы его поведение на V съезде. «Роль лидера «средней арифметической», устраивающей своей безликостью обе фракции, не подходила Троцкому, - пишет Юрий Жуков . - «Я отказываюсь от чести заранее направлять свою мысль по этой предполагаемой равнодействующей», - объявил он. Троцкий делал заявку на более активную роль, объявив: «Я решительно претендую на право иметь по каждому вопросу свое определенное мнение… Я сохраняю за собой право со всей энергией отстаивать свой собственный взгляд». В своей речи Троцкий кокетливо процитировал высказывание из брошюры Милюкова, где говорилось о «революционных иллюзиях троцкизма», тут же заметив: «Господин Милюков, как видите, делает мне слишком много чести, связывая с моим именем период высшего подъема революции». И все же Троцкий явно намекал на то, что он обрел достаточно солидный политический вес за последние два года, а потому имеет право предлагать партии свой путь к победе революции. Троцкий объявил о том, что объединение партии исторически неизбежно, а когда это произойдет, то РСДРП изберет «самую пролетарскую», «самую революционную» и «самую культурную» платформу. Он не называл эту платформу «троцкистской», но так можно было его понять. Чтобы добиться принятия приемлемой ему платформы, Троцкий активно участвовал в подготовке документов съезда. Он был резок в защите своей позиции и одергивал признанных вождей партии, обвинив самого Ленина в лицемерии» («Троцкий. Миф и личность»).

В августе 1912 года на конференции в Вене Троцкий с большим трудом смог создать так называемый Августовский блок, в который вошли парторганизации Санкт-Петербурга, Москвы, Одессы и других крупных городов. Кроме того, туда вошли представители национальных соцпартий: Всеобщего еврейского рабочего союза (Бунда), Польской социалистической партии и Социал-демократии Литовского края. Однако большевики в этот блок войти отказались. Отказался поддержать затею Троцкого и Плеханов, которого всегда отличала давнишняя и стойкая нелюбовь к «выскочке». Поэтому говорить о каком-то реальном объединении было невозможно.

В этот период Ленин и Троцкий враждовали друг с другом самым лютым образом. Именно тогда Ленин и приклеил к Льву Давидовичу свой знаменитый эпитет «Иудушка». Правда, сделал он это не публично - статья «О краске стыда у Иудушки Троцкого» так и осталась в черновике. Опубликовали её только в 1932 году, что очень помогло Иосифу Сталину в его пропагандистской борьбе с троцкизмом.

Троцкий мог яриться сколько угодно, но Ленин поставил дело на широкую ногу. Его «Правда» выходила ежедневно и пользовалась огромной популярностью у российских рабочих. А вот читать «Правду» Троцкого они уже не хотели, и весной 1912 года этот печатный орган прекратил своё существование. Одновременно Ленин бил Троцкого по больному месту, указывая на его беспринципность, постоянное лавирование, политическое непостоянство. Действительно, Троцкий неоднократно поддерживал меньшевиков, а потом отходил от них, чем выработал устойчивую нелюбовь данной фракции. В письме к Инессе Арманд Ленин негодующе восклицал по поводу прибытия Троцкого в Америку: «…Приехал Троцкий, и сей мерзавец сразу снюхался с правым крылом «Нового мира» против левых цимервальдцев!! Так-то!! Вот так Троцкий!! Всегда равен себе = виляет, жульничает, позирует как левый, помогает правым, пока можно». Сам же Ленин позиционировал себя как принципиального политика, верного своим убеждениям и товарищам по борьбе.

3. Номер один и номер два

Всё изменила Февральская революция. С политической эмиграцией было покончено, а вместе с ней ушли в прошлое эмигрантские дрязги и борьба за, в общем, скудные организационно-финансовые ресурсы. Теперь запахло настоящим - властью над необъятной Россией. И вот здесь интересы Ленина и Троцкого сошлись. Оба лидера выступали за продолжение революции, за усиление её пролетарского и социалистического начала. Ленин потряс собственную партию неожиданными и смелыми «Апрельскими тезисами», в которых выдвинул авангардный лозунг «Вся власть - Советам!». Вначале большинство функционеров эти тезисы отвергло, но потом Ленин сумел настоять на своём. Однако положение его было непрочным, в партийном руководстве насчитывалось немало противников его апрельской платформы. При этом ведь и многие сторонники поддержали Ленина не потому, что полностью прониклись его взглядами, а в силу уважения и даже преклонения перед сверхавторитетным «стариком».

Ленину требовалась поддержка, пусть даже вовне партии. И тут в Россию вернулся Троцкий, который тоже выступал за продолжение революции. Он вступил в леворадикальную группу внефракционных социал-демократов (межрайонцев), немедленно став их неформальным лидером. И Ленин сразу же понял всю выгоду от сотрудничества с Троцким в его новом статусе. Он сам сделал первый шаг навстречу своему заклятому оппоненту. 10 мая 1917 года Ленин вместе с Григорием Зиновьевым и Львом Каменевым посетил конференцию межрайонцев. Там он предложил объединить обе организации в одну партию. При этом и речи не шло о том, что относительно немногочисленных (4 тыс. членов) межрайонцев поглотит намного более массовая партия большевиков, которая на тот момент насчитывала примерно 200 тыс. членов.

И Троцкий отнёсся к этому положительно, хотя и не особо спешил объединяться, тщательно обдумывая все последствия этого шага. К тому же и многие межрайонцы были в ужасе от подобной перспективы. Так, Адольф Иоффе воскликнул: «Лев Давидович! Они же политические бандиты!». На это Троцкий ответил: «Да, я знаю, но большевики сейчас единственная реальная политическая сила». Вот к этой реальной силе Троцкий и присоединился, ничуть не прогадав и выиграв весьма многое.

Однако само объединение затянулось до VI съезда, который состоялся в июле-августе. На нём и было провозглашено вступление межрайонцев в партию большевиков. Поглощение всё-таки состоялось, причём именно тогда, когда сам Троцкий находился в «Крестах», куда его упекли после июльских событий. Возможно, он и попытался бы перевести объединение в более выгодный формат, но просто не имел такой возможности. Между тем само «поглощение» обставили очень даже уважительно. Троцкого избрали почётным председателем съезда. К тому же его заочно выбрали в ЦК, и в ходе голосования он занял третье место, уступив только Ленину и Зиновьеву.

Теперь политическая звезда Троцкого взошла на немыслимую высоту. Бывший лидер немногочисленной организации становится председателем Петроградского Совета, формирует Военно-революционный комитет, руководящий восстанием. После победы самого восстания Троцкий возглавляет Народный комиссариат иностранных дел, а в мае 1918 года становится во главе всех вооружённых сил молодой Советской республики. Теперь он - человек номер два в партии и в государстве. Ленин им доволен, во время дискуссии по поводу создания «однородного социалистического правительства» (вместе с меньшевиками и правыми эсерами) он называет своего недавнего оппонента «лучшим большевиком». И это несмотря на то что Троцкий имел некоторые разногласия с Лениным по поводу того, как брать власть. Он выступал за то, чтобы сначала созвать съезд Советов и лишь потом свергать Временное правительство. Тем самым восстание обретало ореол легитимности. Ведь никем не избранное правительство низложил бы выбранный орган. Ленин же опасался того, что съезд дрогнет и пойдёт на полумеры и компромиссы, способные погубить всё дело. Он настоял на том, чтобы большевики (и союзные им левые радикалы) вначале свергли «временных», а затем поставили делегатов перед фактом.

Доверие Ленина не поколебало даже поведение Троцкого во время брестских мирных переговоров. Тогда нарком иностранных дел нарушил ленинскую инструкцию - немедленно заключать мир. Он выдвинул формулу, приятно поразившую немцев: «Ни мира, ни войны». В результате началось немецкое наступление, и «похабный мир» пришлось заключать на намного более унизительных условиях.

Пожалуй, расположение вождя достигло своего пика в июле 1918 года, когда Троцкий ожесточённо полемизировал с представителями «военной оппозиции» (Андреем Бубновым , Климентом Ворошиловым и другими). Оппозиционеры выступали против создания регулярной армии по «буржуазному образцу» (в частности, назначения «военспецов» на командные должности). Во время обострения дискуссии Троцкий сделал сильный ход, пригрозив своей отставкой со всех постов. И вот тогда Ленин выразил ему самое высокое доверие. Он демонстративно дал Троцкому чистый и заранее подписанный бланк приказа. И произнёс при этом: «Товарищи! Зная строгий характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение всецело».

4. Сумерки старых вождей

Конечно, Троцкий тяготился ролью «всего лишь» второго человека Советской России. Он-то всегда ощущал себя как первого. И ведь у него имелись реальные шансы стать во главе страны ещё при жизни Ленина. Точнее, тогда, когда сам Ленин находился на краю жизни и смерти. Как известно, 31 августа 1918 года на председателя Совета Народных Комиссаров (СНК) Ленина было совершено покушение. Он находился в весьма тяжёлом состоянии. И это ставило вопрос ребром: кто возглавит страну в случае его смерти? Здесь довольно сильные позиции были у председателя Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК) Якова Свердлова , который в то же время возглавлял стремительно усиливающийся аппарат Российской коммунистической партии (большевиков) - РКП(б), будучи секретарём её ЦК. Серьёзнейший ресурс имелся и у Троцкого, возглавлявшего армию. 2 сентября ВЦИК принимает следующее, весьма характерное, постановление: «Советская республика превращается в военный лагерь. Во главе всех фронтов и военных учреждений Республики ставится Революционный военный Совет. Все силы и средства Социалистической республики ставятся в его распоряжение».

Новый орган управления возглавил Троцкий. Причём в принятии данного решения не участвовали ни партия, ни правительство. Всё решил ВЦИК, точнее, его председатель - Яков Свердлов. «Обращает на себя внимание тот факт, что никакого решения ЦК РКП(б) о создании Реввоенсовета не было, - замечает Сергей Миронов . - Неизвестно ни о каком пленуме ЦК в эти дни. Свердлов, сосредоточивший в своих руках все высшие партийные должности, просто отстранил партию от решения вопроса о создании РВС. Создавалась «совершенно самостоятельная государственная власть». Военная власть бонапартистского типа. Недаром современники нередко называли Троцкого Красным Бонапартом» («Гражданская война в России»).

Очевидно, Свердлов и Троцкий хотели оттереть пока живого Ленина от власти, а потом и разобраться между собой. Оправившись от болезни, Ленин узнал, что власть председателя СНК сильно урезали. Причём немаловажную роль в этом сыграло создание РВС во главе с Троцким. Но в такие аппаратные игры «Максимилиан» умел играть лучше, чем «Иудушка». Он создал новый орган - Союз рабочей и крестьянской обороны (с 1920 года - Союз труда и обороны), во главе которого встал сам. Таким образом, «троцкистский» РВС вынужден был подчиняться «ленинскому» СРКО.

5. Сумерки прежних вождей

Пора открытых ссор уже прошла, но ещё не наступила. Требовалось разгромить белых, и лишь потом можно было со вкусом заняться внутренними разборками. И вот в декабре 1920 года, после того как красные войска разбили генерала Петра Врангеля , Троцкий выступил с собственным масштабным проектом «милитаризации» всего народного хозяйства. Предполагалось перевести экономику на военные рельсы, поручив эту задачу милитаризированным профсоюзам.

Ленин был от этого, мягко говоря, не в восторге. Мало того что такая реорганизация попахивала откровенной авантюрой (даже на фоне военного коммунизма), милитаризация экономики автоматически превращала главу вооружённых сил Троцкого в человека номер один. Поэтому в партии развернулась дискуссия, в ходе которой Ленин обрушился на своего оппонента за «администраторский подход к данному вопросу». Вновь состоялся «обмен любезностями». Троцкий заявил о том, что Ленин «архиосторожен», в ответ получив упрёк в «путанице». Но, конечно, это не шло ни в какое сравнение с довоенной руганью.

У Троцкого насчитывалось немало сторонников, однако большинство функционеров не хотело заполучить «красного Бонапарта». В ходе дискуссии о профсоюзах Лев Давидович потерпел сокрушительное поражение. Накануне свары он имел поддержку 8 членов из 15. При этом после неё трое цекистов-троцкистов были выведены из состава партийного ареопага. Как очевидно, амбициозный проект милитаризации вышел Троцкому боком. С этого момента его политическая звезда только закатывалась.

При этом человек номер два не терял надежды стать первым. В нач. 1920-х он предпринял атаку на идеологическом фронте. Троцкий переиздал некоторые свои старые работы, сопроводив их собственными комментариями. Так, вышел сборник его статей, посвящённый истории российской революции. «В качестве приложения к сборнику Троцкий поместил свою статью «Наши разногласия», содержащую полемику с Лениным по вопросам места и роли крестьянства в социалистической революции, о революционно-демократической диктатуре, - пишет Валентин Сахаров . - В комментариях к ней, написанных с позиций 1922 г., он писал: «Антиреволюционные черты большевизма грозят огромной опасностью только в случае революционной победы». Поскольку 1917 г. принес победу большевикам, то, согласно логике Троцкого, наступило то время, когда Ленин и его сторонники становятся опасными для революции. Прямо сказать это нельзя, но намек более чем прозрачен. Факты победы большевиков в 1917 г., победы в гражданской войне и связанное с этим развитие революции надо было «примирить» со своим тезисом о «антиреволюционной сущности большевизма». Это противоречие между своим прогнозом и фактом истории Троцкий «снимает» с помощью утверждения, что «под руководством т. Ленина большевизм совершил (не без внутренней борьбы) свое идейное перевооружение весной 1917 г., то есть до завоевания власти». Иначе говоря, он заявил, что власть в октябре 1917 г. брали уже и не большевики собственно, а новоявленные троцкисты, еще не осознавшие себя в этом качестве и по инерции сохранявшие свое прежнее название и верность прежним теоретическим и политическим схемам. Отсюда уже недалеко до утверждения, что брали они власть при участии Ленина, но под идейным (и организационным) руководством Троцкого, который якобы был действительным вождем Октябрьской революции. Здесь это прямо еще не сказано (сказано это будет позднее - в статье «Уроки Октября» в октябре 1924 г.), но вполне определенная заявка на эту роль уже сделана. Эти выступления знаменовали начало Троцким политической атаки на историческом фронте. Ему нужно было показать, что он, Троцкий, как теоретик и политик выше Ленина, что он был подлинным лидером «разбольшевиченного» большевизма - партии, бравшей власть в октябре 1917 г., поэтому именно ему революция обязана всеми лучшими своими достижениями и победами» («»Политическое завещание» Ленина: реальность истории и мифы политики»).

Наклёвывалась очередная свара, однако Ленину было уже не до Троцкого. Тяжело больной, он попал в изоляцию, устроенную высокопоставленными соратниками. «Профсоюзное» фиаско Троцкого усилило позиции Зиновьева, Каменева и Сталина, которые позже создали руководящий триумвират. Ленин замышляет борьбу с «бюрократизмом», которая означала бы ослабление высокопоставленных функционеров. И естественным союзником в этой борьбе ему виделся именно Троцкий, также усиленно критикующий «бюрократизм». Ленин предлагает Троцкому стать заместителем председателя Совнаркома. И тут политическое чутьё подвело больного вождя. Дело в том, что этих заместителей было уже три, а Троцкий получался бы четвёртым. Разумеется, амбициозного Льва Давидовича это никак не устраивало. Он отказался от ленинского предложения, и новый троцкистско-ленинский блок так и не состоялся. Сумерки Ленина совпали с сумерками Троцкого, правда, у последнего они продлились намного дольше.

В своём знаменитом «политическом завещании» («Письмо к съезду») Владимир Ильич дал такую характеристику Льву Давидовичу: «Тов. Троцкий, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела».

Что ж, это довольно-таки мягкая формулировка. Особенно если учесть прежний накал страстей и тогдашние формулировки.

Александр ЕЛИСЕЕВ

Историю русской революции можно считать центральной работой Троцкого по объему, силе изложения и полноте выржения идей Троцкого о революции. Как рассказ о революции одного из главных действующих лиц этот труд уникален в мировой литературе` – так оценивалэту книгу известный западный историк И. Дойчер. Тем не менее она никогда не издавалась ни в СССР, ни в России и только сейчас предлагается российскому читателю. Первая часть второго тома рассказывает о событиях, последовавших за Февральской революцией и предшествовавших Октябрьскому перевороту.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги История русской революции. Том II, часть 1 (Л. Д. Троцкий) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

МОГЛИ ЛИ БОЛЬШЕВИКИ ВЗЯТЬ В ИЮЛЕ ВЛАСТЬ?

Запрещенная правительством и Исполнительным комитетом демонстрация носила грандиозный характер; во второй день в ней участвовало не менее 500 тысяч человек. Суханов, который не находит достаточно резких слов для оценки «крови и грязи» июльских дней, пишет, однако: «Независимо от политических результатов, нельзя было смотреть иначе как с восхищением на это изумительное движение народных масс. Нельзя было, считая его гибельным, не восторгаться его гигантским стихийным размахом». По подсчетам следственной комиссии, убитых было 29 человек, раненых 114, приблизительно поровну с обеих сторон.

Что движение началось снизу, помимо большевиков, до известной степени против них, в первые часы признавалось и соглашателями. Но уже к ночи 3 июля, особенно же на следующий день, официальная оценка меняется. Движение объявляется восстанием, большевики – его организаторами. «Под лозунгами „Вся власть Советам“, – писал впоследствии близкий к Керенскому Станкевич, – шло форменное восстание большевиков против тогдашнего большинства советов, составленного из оборонческих партий». Обвинение в восстании – не только прием политической борьбы: эти люди успели в течение июня слишком убедиться в силе влияния большевиков на массы и теперь просто отказывались верить тому, что движение рабочих и солдат могло перелиться через головы большевиков. Троцкий пытался разъяснять на заседании Исполнительного комитета: «Нас обвиняют в том, что мы создаем настроение мае; это неправда, мы только пытаемся его формулировать». В книгах, выпущенных противниками после октябрьского переворота, в частности у Суханова, можно встретить утверждение, будто большевики, лишь вследствие поражения июльского восстания, скрыли свою подлинную цель, спрятавшись за стихийное движение масс. Но разве можно скрыть, точно клад, план вооруженного восстания, втягивающего в свой водоворот сотни тысяч людей? Разве перед Октябрем большевики не оказались вынуждены совершенно открыто призывать к восстанию и готовиться к нему на глазах у всех? Если этого плана никто не раскрыл в июле, то лишь потому, что его не было. Вступление пулеметчиков и кронштадтцев в Петропавловскую крепость с согласия ее постоянного гарнизона – на этот «захват» особенно напирали соглашатели! – отнюдь не являлось актом вооруженного восстания. Расположенное на островке здание – больше тюрьма, чем военная позиция, – могло еще, пожалуй, служить убежищем для отступающих, но ничего не давало наступающим. Устремляясь к Таврическому дворцу, демонстранты безразлично проходили мимо важнейших правительственных зданий, для занятия которых достаточно было бы путиловского отряда Красной гвардии. Петропавловской крепостью они завладели так же, как завладевали улицами, мостами, площадями. Лишним побудительным мотивом послужило соседство дворца Кшесинской, которому можно было из крепости прийти на помощь в случае какой-нибудь опасности.

Большевики сделали все для того, чтобы свести июльское движение к демонстрации. Но не вышло ли оно все же логикой вещей из этих пределов? На этот политический вопрос труднее ответить, чем на уголовное обвинение. Оценивая июльские дни сейчас же по их завершению, Ленин писал: «Противоправительственная демонстрация – таково было бы формально наиболее точное описание событий. Но в том-то и дело, что это не обычная демонстрация, это нечто значительно большее, чем демонстрация, и меньшее, чем революция». Когда массы усвоили какую-либо идею, они хотят ее осуществить. Доверяя партии большевиков, рабочие, тем более солдаты, еще не успели, однако, выработать убеждения, что выступать надо не иначе как по призыву партии и под ее руководством. Опыт февраля и апреля учил скорее другому. Когда Ленин говорил в мае, что рабочие и крестьяне во сто раз революционнее нашей партии, он, несомненно, обобщал февральский и апрельский опыт. Но и массы обобщали этот опыт по-своему. Они говорили про себя: даже и большевики тянут и сдерживают. Демонстранты вполне готовы были в июльские дни – если бы по ходу дела это оказалось нужным – ликвидировать официальную власть. В случае сопротивления со стороны буржуазии они готовы были применить оружие. Постольку здесь был элемент вооруженного восстания. Если оно тем не менее не было доведено даже до середины, не только до конца, то потому, что картину путали соглашатели5.

В первом томе этой работы мы подробно характеризовали парадокс февральского режима. Власть из рук революционного народа получили мелкобуржуазные демократы, меньшевики и социалисты-революционеры. Они не ставили себе этой задачи. Они не завоевали власти. Против своей воли они оказались у власти. Против воли масс они стремились передать власть империалистской буржуазии. Народ либералам не верил, но верил соглашателям, которые, однако, не верили сами себе. И они были, по-своему, правы. Даже уступив власть полностью буржуазии, демократы оставались бы кое-чем. Взяв власть в свои руки, они должны были превратиться в ничто. От демократов власть почти автоматически соскользнула бы в руки большевиков. Беда была непоправима, ибо заключалась в органическом ничтожестве русской демократии.

Июльские демонстранты хотели передать власть советам. Для этого необходимо было, чтобы советы согласились ее взять. Между тем даже в столице, где большинство рабочих и активные элементы гарнизона уже шли за большевиками, большинство в Совете, в силу закона инерции, свойственного всякому представительству, принадлежало еще мелкобуржуазным партиям, которые покушение на власть буржуазии рассматривали как покушение на себя. Рабочие и солдаты ярко ощущали противоречие между своими настроениями и политикой Совета, т. е. между своим сегодняшним и своим вчерашним днем. Восставая за власть советов, они вовсе не несли своего доверия соглашательскому большинству. Но они не знали, как справиться с ним. Опрокинуть его силой значило бы разогнать советы, вместо того чтобы передать им власть. Прежде чем найти путь к обновлению советов, рабочие и солдаты попытались подчинить их своей воле методом прямого действия.

В прокламации от обоих исполнительных комитетов по поводу июльских дней соглашатели негодующе апеллировали к рабочим и солдатам против демонстрантов, которые-де «силой оружия пытались навязать свою волю избранным вами представителям». Как будто демонстранты и избиратели не были двумя названиями одних и тех же рабочих и солдат! Как будто избиратели не имеют права навязывать свою волю избираемым! И как будто эта воля состояла в чем-либо другом, кроме требования выполнить долг: овладеть властью в интересах народа. Сосредоточиваясь вокруг Таврического дворца, массы кричали в уши Исполнительному комитету ту самую фразу, которую безымянный рабочий преподнес Чернову вместе с мозолистым кулаком: «Бери власть, коли дают». В ответ соглашатели призвали казаков. Господа демократы предпочитали гражданскую войну с народом бескровному переходу власти в их собственные руки. Стреляли первыми белогвардейцы. Но политическую атмосферу гражданской войны создали меньшевики и эсеры.

Наткнувшись на вооруженный отпор со стороны того самого органа, которому они хотели передать власть, рабочие и солдаты потеряли сознание цели. Из могущественного массового движения оказался выдернут его политический стержень. Июльский поход свелся к демонстрации, частично произведенной средствами вооруженного восстания. С таким же правом можно сказать, что это было полувосстание во имя цели, не допускавшей иных методов, кроме демонстрации.

Отказываясь от власти, соглашатели в то же время не сдавали ее до конца и либералам: и потому, что боялись их – мелкий буржуа боится крупного; и потому, что боялись за них – чисто кадетское министерство было бы немедленно опрокинуто массами. Мало того: как правильно указывает Милюков, «в борьбе с самочинными вооруженными выступлениями Исполнительный комитет Совета закрепляет за собой право, заявленное в дни волнений 20–21 апреля, распоряжаться по своему усмотрению вооруженными силами петроградского гарнизона». Соглашатели по-прежнему продолжают сами у себя воровать власть из-под подушки. Чтобы дать вооруженный отпор тем, которые пишут на своих плакатах власть советов, Совет оказывается вынужден на деле сосредоточить в своих руках власть.

Исполнительный комитет идет еще далее: он формально провозглашает в эти дни свой суверенитет. «Если бы революционная демократия признала необходимым переход всей власти в руки Советов, – гласила резолюция 4 июля, – то только полному собранию Исполнительных комитетов может принадлежать решение этого вопроса». Объявив демонстрацию за власть советов контрреволюционным восстанием, Исполнительный комитет в то же время конституировался в качестве верховной власти и решал судьбу правительства.

Когда на рассвете 5 июля «верные» войска вошли в здание Таврического дворца, командир их доложил, что его отряд подчиняется Центральному исполнительному комитету полностью и целиком. Ни слова о правительстве! Но и мятежники соглашались подчиняться Исполнительному комитету в качестве власти. При сдаче Петропавловской крепости гарнизону ее оказалось достаточным заявить о своем подчинении Исполнительному комитету. Никто не требовал подчинения официальным властям. Но и войска, вызванные с фронта, ставили себя полностью в распоряжение Исполнительного комитета. Из-за чего же в таком случае проливалась кровь?

Если бы борьба происходила на исходе средних веков, обе стороны, убивая друг друга, цитировали бы одни и те же изречения Библии. Историки-формалисты пришли бы впоследствии к выводу, что борьба шла из-за толкования текстов: средневековые ремесленники и неграмотные крестьяне имели, как известно, странное пристрастие давать убивать себя из-за филологических тонкостей в откровениях Иоанна, как русские раскольники подводили себя под истребление из-за вопроса, креститься двумя пальцами или тремя. На самом деле в средние века не менее, чем теперь, под символическими формулами скрывалась борьба жизненных интересов, которую нужно уметь раскрыть. Один и тот же евангельский стих означал для одних крепостничество, а для других – свободу.

Но есть гораздо более свежие и близкие аналогии. Во время июньских дней 1848 года во Франции по обеим сторонам баррикад раздавался один и тот же крик: «Да здравствует республика!» Мелкобуржуазным идеалистам июньские бои представлялись поэтому недоразумением, вызванным оплошностью одних, горячностью других. На самом деле буржуа хотели республики для себя, рабочие – республики для всех. Политические лозунги чаще служат для того, чтобы замаскировать интересы, чем для того, чтобы назвать их по имени.

Несмотря на всю парадоксальность февральского режима, который соглашатели покрывали к тому же марксистскими и народническими иероглифами, действительные отношения классов достаточно прозрачны. Нужно только не терять из виду двойственной природы соглашательских партий. Просвещенные мелкие буржуа опирались на рабочих и крестьян, но братались с титулованными помещиками и сахарозаводчиками. Входя в советскую систему, через которую требования низов поднимались до официального государства, Исполнительный комитет служил в то же время политическим прикрытием для буржуазии. Имущие классы «подчинялись» Исполнительному комитету, поскольку он передвигал власть в их сторону. Массы подчинялись Исполнительному комитету, поскольку надеялись, что он станет органом господства рабочих и крестьян. В Таврическом дворце пересекались противоположные классовые тенденции, причем и та и другая прикрывались именем Исполнительного комитета: одна – по несознательности и доверчивости, другая – по холодному расчету. Борьба же шла не больше и не меньше, как о том, кому править этой страной: буржуазии или пролетариату?

Но если соглашатели не хотели брать власть, а у буржуазии не хватало для этого сил, может быть, в июле овладеть рулем могли большевики? В течение двух критических дней власть в Петрограде совершенно выпала из рук правительственных учреждений. Исполнительный комитет впервые почувствовал свое полное бессилие. Взять при этих условиях власть в свои руки не составило бы для большевиков никакого труда7. Можно было захватить власть и в отдельных провинциальных пунктах. Права ли была в таком случае большевистская партия, отказываясь от восстания? Не могла ли она, закрепившись в столице и некоторых промышленных районах, распространить затем свое господство на всю страну? Это важный вопрос. Ничто так не помогло в конце войны торжеству империализма и реакции в Европе, как недолгие месяцы керенщины, измотавшие революционную Россию и нанесшие неизмеримый ущерб ее моральному авторитету в глазах воюющих армий и трудящихся масс Европы, с надеждой ждавших от революции нового слова. Сократив родовые муки пролетарского переворота на четыре месяца, – огромный срок! – большевики получили бы страну менее истощенной, авторитет революции в Европе менее подорванным. Это не только дало бы советам огромные преимущества при ведении переговоров с Германией, но и оказало бы крупнейшее влияние на ход войны и мира в Европе. Перспектива была слишком заманчивой! И тем не менее руководство партии было совершенно право, не становясь на путь вооруженного восстания. Мало взять власть. Надо удержать ее. Когда в октябре большевики сочли, что их час пробил, самое трудное время наступило для них после захвата власти. Понадобилось высшее напряжение сил рабочего класса, чтобы выдержать неисчислимые атаки врагов. В июле этой готовности к беззаветной борьбе еще не было даже у петроградских рабочих8. Имея возможность взять власть, они предлагали ее, однако. Исполнительному комитету. Пролетариат столицы, в подавляющем большинстве своем уже тяготевший к большевикам, еще не оборвал февральской пуповины, связывавшей его с соглашателями. Еще немало было иллюзий в том смысле, будто словом и демонстрацией можно достигнуть всего; будто, попугав меньшевиков и эсеров, можно побудить их вести общую политику с большевиками. Даже передовая часть класса не отдавала себе ясного отчета в том, какими путями можно прийти к власти. Ленин писал вскоре: «Действительной ошибкой нашей партии в дни 3–4 июля, обнаруженной теперь событиями, было только то… что партия считала еще возможным мирное развитие политических преобразований путем перемены политики советами, тогда как на самом деле меньшевики и эсеры настолько уже запутали и связали себя соглашательством с буржуазией, а буржуазия настолько стала контрреволюционна, что ни о каком мирном развитии не могло уже быть и речи».

Если политически неоднороден и недостаточно решителен был пролетариат, то тем более крестьянская армия. Своим поведением в дни 3–4 июля гарнизон создал полную возможность для большевиков взять власть. Но в составе гарнизона были, однако, и нейтральные части, которые уже к вечеру 4 июля решительно колебнулись в сторону патриотических партий. 5 июля нейтральные полки становятся на сторону Исполнительного комитета, а полки, тяготеющие к большевизму, стремятся принять окраску нейтральности. Это гораздо более развязало властям руки, чем запоздалое прибытие фронтовых частей. Если бы большевики сгоряча взяли 4 июля власть, то петроградский гарнизон не только не удержал бы ее сам, но помешал бы рабочим отстоять ее в случае неизбежного удара извне.

Еще менее благоприятно выглядело положение в действующей армии. Борьба за мир и землю, особенно со времени июньского наступления, делала ее крайне восприимчивой к лозунгам большевиков. Но так называемый «стихийный» большевизм солдат вовсе не отождествлялся в их сознании с определенной партией, с ее Центральным Комитетом и вождями. Солдатские письма того времени очень ярко выражают это состояние армии. «Помните, господа министры и все главные руководители, – пишет корявая солдатская рука с фронта, – мы партии плохо понимаем, только недалеко то будущее и прошлое, царь вас ссылал в Сибирь и садил в тюрьмы, а мы вас посадим на штыки». Крайняя степень ожесточения против верхов, которые обманывают, соединяется в этих строках с признанием своего бессилия: «мы партии плохо понимаем». Против войны и офицерства армия бунтовала непрерывно, пользуясь для этого лозунгами из большевистского словаря. Но поднять восстание для того, чтобы передать власть большевистской партии, армия далеко еще не была готова. Надежные части для подавления Петрограда правительство выделило из состава войск, наиболее близких к столице, без активного сопротивления других частей, и перевезло эшелонами – без противодействия железных дорог. Недовольная, мятежная, легко воспламеняющаяся армия оставалась политически бесформенной; в составе ее было слишком мало сплоченных большевистских ядер, способных дать единообразное направление мыслям и действиям рыхлой солдатской массы.

С другой стороны, соглашатели, для противопоставления фронта Петрограду и крестьянскому тылу, не без успеха пользовались тем отравленным оружием, которое реакция в марте тщетно пыталась пустить в ход против советов. Эсеры и меньшевики говорили солдатам на фронте: петроградский гарнизон, под влиянием большевиков, не дает вам смены; рабочие не хотят работать для нужд фронта; если крестьяне послушают большевиков и захватят сейчас землю, то фронтовикам ничего не останется. Солдаты нуждались еще в дополнительном опыте, чтобы понять, для кого правительство охраняет землю: для фронтовиков или для помещиков.

Между Петроградом и действующей армией стояла провинция. Ее отклик на июльские события сам по себе может послужить очень важным критерием a posteriori (лат. – исходя из опыта. – Ред.) для решения вопроса о том, правильно ли поступили большевики в июле, уклонившись от непосредственной борьбы за власть. Уже в Москве революция пульсировала несравненно слабее, чем в Петрограде. На заседании Московского комитета большевиков шли бурные прения: отдельные лица, принадлежавшие к крайнему левому крылу партии, как, например, Бубнов, предлагали занять почту, телеграф, телефонную станцию, редакцию «Русского слова», т. е. стать на путь восстания. Комитет, очень умеренный по своему общему духу, решительно отбивался от этих предложений, считая, что московские массы к таким действиям совсем не готовы. Несмотря на запрещение Совета, решено было все же устроить демонстрацию. К Скобелевской площади потянулись значительные толпы рабочих с теми же лозунгами, что в Петрограде, но далеко не с тем же подъемом. Гарнизон откликнулся совсем не единодушно, примкнули отдельные части, только одна из них в полном вооружении. Солдат-артиллерист Давыдовский, которому предстояло принять серьезное участие в октябрьских боях, свидетельствует в своих воспоминаниях, что Москва оказалась к июльским дням неподготовлена и что у руководителей демонстрации остался от неудачи «какой-то нехороший осадок».

В Иваново-Вознесенск, текстильную столицу, где Совет уже стоял под руководством большевиков, весть о событиях в Петрограде проникла вместе со слухом о том, что Временное правительство пало. На ночном заседании Исполнительного комитета постановлено было, в качестве подготовительной меры, установить контроль над телефоном и телеграфом. 6 июля на фабриках приостановились работы; в демонстрации участвовало до 40 тысяч человек, много вооруженных. Когда выяснилось, что петроградская демонстрация не привела к победе, Иваново-Вознесенский Совет поспешно отступил.

В Риге под влиянием сведений о петроградских событиях произошло в ночь на 6 июля столкновение большевистски настроенных латышских стрелков с «батальоном смерти», причем патриотический батальон оказался вынужден отступить. Рижский Совет принял в ту же ночь резолюцию в пользу власти советов. Двумя днями позже такая же резолюция была вынесена в столице Урала, Екатеринбурге. Тот факт, что лозунг советской власти, выдвигавшийся в первые месяцы только от имени партии, становился отныне программой отдельных местных советов, означал, бесспорно, крупнейший шаг вперед. Но от резолюции за власть советов до восстания под знаменем большевиков оставался еще значительный путь.

В отдельных пунктах страны петроградские события послужили толчком, разрядившим острые конфликты частного характера. В Нижнем Новгороде, где эвакуированные солдаты долго сопротивлялись отправке на фронт, присланные из Москвы юнкера вызвали своими насилиями возмущение двух местных полков. В результате перестрелки, с убитыми и ранеными, юнкера сдались и были разоружены. Власти исчезли. Из Москвы двинулась карательная экспедиция из трех родов войск. Во главе ее стояли: командующий войсками московского округа, импульсивный полковник Верховский, будущий военный министр Керенского, и председатель Московского Совета, старый меньшевик Хинчук, человек маловоинственного нрава, будущий глава кооперации, а затем советский посол в Берлине. Усмирять им, однако, было уже некого, так как избранный восставшими солдатами комитет успел тем временем полностью восстановить порядок.

В те же приблизительно ночные часы и на той же почве отказа отправиться на фронт взбунтовались в Киеве солдаты полка имени гетмана Полуботько, в количестве 5 тысяч человек, захватили склад оружия, заняли крепость, штаб округа, арестовали коменданта и начальника милиции. Паника в городе длилась несколько часов, пока комбинированными усилиями военных властей, комитета общественных организаций и органов украинской Центральной рады арестованные были освобождены, а большая часть восставших разоружена.

В далеком Красноярске большевики, благодаря настроению гарнизона, чувствовали себя настолько прочно, что, несмотря на начавшуюся уже в стране волну реакции, устроили 9 июля демонстрацию, в которой участвовало 8-10 тысяч человек, в большинстве солдаты. Против Красноярска был двинут из Иркутска отряд в 400 человек с артиллерией, под руководством окружного военного комиссара эсера Краковецкого. В течение двух дней неизбежных для режима двоевластия совещаний и переговоров карательный отряд оказался настолько разложен солдатской агитацией, что комиссар поспешил вернуть его в Иркутск. Но Красноярск составлял скорее исключение.

В большинстве губернских и уездных городов положение было несравненно менее благоприятно. В Самаре, например, местная большевистская организация при вести о боях в столице «ждала сигнала, хотя рассчитывать почти было не на кого». Один из местных членов партии рассказывает: «Рабочие начали симпатизировать большевикам, но надеяться, что они бросятся в бой, было невозможно; на солдат приходилось еще меньше рассчитывать; что касается организации большевиков, то силы были совсем слабы – нас была горсточка; в Совете рабочих депутатов большевиков было несколько человек, а в солдатском Совете, кажется, совсем не было, да он и состоял почти исключительно из офицеров». Главная причина слабого и недружного отклика страны состояла в том, что провинция, без боев принявшая Февральскую революцию из рук Петрограда, гораздо медленнее, чем столица, переваривала новые факты и идеи. Нужен был дополнительный срок, чтобы авангард успел политически подтянуть к себе тяжелые резервы.

Состояние сознания народных масс, как решающая инстанция революционной политики, исключало таким образом возможность захвата большевиками власти в июле. В то же время наступление на фронте побуждало партию противодействовать демонстрациям. Крах наступления был совершенно неизбежен. Фактически он уже начался. Но страна об этом еще не знала. Опасность состояла в том, что при неосторожности партии правительство сможет взвалить на большевиков ответственность за последствия собственного безумия. Надо было дать наступлению время исчерпать себя. Большевики не сомневались, что перелом в массах будет очень крутой. Тогда видно будет, что предпринять. Расчет был совершенно правильный. Однако события имеют свою логику, не считающуюся с политическими расчетами, и на этот раз она жестоко обрушилась на головы большевиков.

Неудача наступления на фронте приняла характер катастрофы 6 июля, когда немецкие войска прорвали русский фронт на протяжении 12 верст в ширину и 10 в глубину. В столице прорыв стал известен 7 июля, в самый разгар усмирительных и карательных действий. Много месяцев спустя, когда страсти должны были поутихнуть или, по крайней мере, принять более осмысленный характер, Станкевич, не самый злостный из противников большевизма, все еще писал о «загадочной последовательности событий», в виде прорыва у Тарнополя вслед за июльскими днями в Петрограде. Эти люди не видели или не хотели видеть действительной последовательности событий, которая состояла в том, что начатое из-под палки Антанты безнадежное наступление не могло не привести к военной катастрофе и не могло одновременно не вызвать взрыв возмущения обманутых революцией масс. Но не все ли равно, как обстояло в действительности? Связать петроградское выступление с неудачей на фронте было слишком заманчиво. Патриотическая печать не только не скрывала поражения, наоборот, изо всех сил преувеличивала его, не останавливаясь перед раскрытием военных тайн: назывались дивизии и полки, указывалось их расположение. «Начиная с 8 июля, – признает Милюков, – газеты начали печатать намеренно откровенные телеграммы с фронта, поразившие как громом русскую общественность». В этом и состояла цель: потрясти, испугать, оглушить, чтобы тем легче связать большевиков с немцами.

Провокация несомненно сыграла известную роль в событиях на фронте, как и на улицах Петрограда. После февральского переворота правительство выбросило в действующую армию большое число бывших жандармов и городовых. Никто из них, конечно, воевать не хотел. Русских солдат они боялись больше, чем немцев. Чтобы заставить забыть свое прошлое, они подделывались под самые крайние настроения армии, науськивали солдат на офицеров, громче всех выступали против дисциплины и наступления, а нередко и прямо выдавали себя за большевиков. Поддерживая друг с другом естественную связь сообщников, они создавали своеобразный орден трусости и подлости. Через них проникали в войска и быстро распространялись самые фантастические слухи, в которых ультрареволюционность сочеталась с черносотенством. В критические часы эти субъекты первые подавали сигнал к панике. На разлагающую работу полицейских и жандармов не раз указывала печать. Не менее часты ссылки такого рода в секретных документах самой армии. Но высшее командование отмалчивалось, предпочитая отождествлять черносотенных провокаторов с большевиками. Теперь, после краха наступления, этот прием был легализован, и газета меньшевиков старалась не отставать от самых грязных шовинистических листков. Криками об «анархобольшевиках», немецких агентах и бывших жандармах патриоты не без успеха заглушили на время вопрос об общем состоянии армии и о политике мира. «Наш глубокий прорыв на фронте Ленина, – хвалился открыто князь Львов, – имеет, по моему глубокому убеждению, несравненно большее значение для России, чем прорыв немцев на юго-западном фронте…» Почтенный глава правительства походил на камергера Родзянко в том смысле, что не различал, где нужно помолчать.

Если бы 3–4 июля удалось удержать массы от демонстрации, выступление неизбежно разразилось бы в результате тарнопольского прорыва. Отсрочка всего в несколько дней внесла бы, однако, важные изменения в политическую обстановку. Движение сразу приняло бы более широкий размах, захватив не только провинцию, но в значительной мере и фронт. Правительство было бы политически обнажено, и ему неизмеримо труднее было бы взваливать вину на «изменников» в тылу. Положение большевистской партии оказалось бы во всех отношениях выгоднее. Однако и в этом случае дело не могло бы еще идти о непосредственном завоевании власти. С уверенностью можно утверждать лишь одно: разразись движение на неделю позже, реакции не удалось бы развернуться в июле так победоносно. Именно «загадочная последовательность» сроков демонстрации и прорыва направилась целиком против большевиков. Волна негодования и отчаяния, катившаяся с фронта, столкнулась с волной разбитых надежд, шедшей из Петрограда. Урок, полученный массами в столице, был слишком суров, чтобы можно было думать о немедленном возобновлении борьбы. Между тем острое чувство, вызванное бессмысленным поражением, искало выхода. И патриотам до известной степени удалось направить его против большевиков.

В апреле, в июне и в июле основные действующие фигуры были те же: либералы, соглашатели, большевики. Массы стремились на всех этих этапах оттолкнуть буржуазию от власти. Но разница в политических последствиях вмешательства масс в события была огромной. В результате «апрельских дней» пострадала буржуазия: аннексионистская политика была осуждена, по крайней мере на словах, кадетская партия унижена, у нее отнят был потрфель иностранных дел. В июне движение разрешилось вничью: на большевиков только замахнулись, но удара не нанесли. В июле партия большевиков была обвинена в измене, разгромлена, лишена огня и воды. Если в апреле Милюков вылетел из правительства, то в июле Ленин перешел в подполье.

Что же определило столь резкую перемену на протяжении десяти недель? Совершенно очевидно, что в правящих кругах произошел серьезный сдвиг в сторону либеральной буржуазии. Между тем именно за этот период, апрель – июль, настроение масс резко изменилось в сторону большевиков. Эти два противоположных процесса развивались в тесной зависимости один от другого. Чем больше рабочие и солдаты смыкались вокруг большевиков, тем решительнее соглашателям приходилось поддерживать буржуазию. В апреле вожди Исполнительного комитета в заботе о своем влиянии могли еще сделать шаг навстречу массам и выбросить за борт Милюкова, правда снабженного солидным спасательным поясом. В июле соглашатели вместе с буржуазией и офицерством громили большевиков. Изменение соотношения сил вызвано было, следовательно, и на этот раз поворотом наименее устойчивой из политических сил, мелкобуржуазной демократии, ее резким сдвигом в сторону буржуазной контрреволюции.

Но если так, то правильно ли поступили большевики, примкнув к демонстрации и взяв на себя за нее ответственность? 3 июля Томский комментировал мысль Ленина: «Говорить сейчас о выступлении без желания новой революции нельзя». Как же, в таком случае, партия уже через несколько часов стала во главе вооруженной демонстрации, отнюдь не призывая к новой революции? Доктринер увидит в этом непоследовательность или, еще хуже, политическое легкомыслие. Так смотрел на дело, например, Суханов, в «Записках» которого отведено немало иронических строк колебаниям большевистского руководства. Но массы вмешиваются в события не по доктринерской указке, а тогда, когда это вытекает из их собственного политического развития. Большевистское руководство понимало, что изменить политическую обстановку может только новая революция. Однако рабочие и солдаты еще не понимали этого. Большевистское руководство ясно видело, что тяжелым резервам нужно дать время сделать свои выводы из авантюры наступления. Но передовые слои рвались на улицу именно под действием этой авантюры. Глубочайший радикализм задач сочетался у них при этом с иллюзиями относительно методов. Предупреждения большевиков не действовали. Петроградские рабочие и солдаты могли проверить обстановку только на собственном опыте. Вооруженная демонстрация и стала такой проверкой. Но, помимо воли масс, проверка могла превратиться в генеральное сражение и тем самым в решающее поражение. При такой обстановке партия не смела остаться в стороне. Умыть руки в водице стратегических нравоучений значило бы просто выдать рабочих и солдат их врагам. Партия масс должна была стать на ту почву, на которую стали массы, чтобы, нимало не разделяя их иллюзий, помочь им с наименьшими потерями усвоить необходимые выводы. Троцкий отвечал в печати бесчисленным критикам тех дней: «Мы не считаем нужным оправдываться перед кем бы то ни было в том, что не отошли выжидательно к сторонке, предоставив генералу Половцеву „разговаривать“ с демонстрантами. Во всяком случае, наше вмешательство ни с какой стороны не могло ни увеличить количество жертв, ни превратить хаотическую вооруженную манифестацию в политическое восстание».

Прообраз «июльских дней» мы встречаем во всех старых революциях, с разным, по общему правилу, неблагоприятным, нередко катастрофическим исходом. Такого рода этап заложен во внутренню механику буржуазной революции, поскольку тот класс, который больше всего жертвует собою для ее успеха и больше всего возлагает на нее надежд, меньше всего получает от нее. Закономерность процесса совершенно ясна. Имущий класс, приобщенный к власти переворотом, склонен считать, что этим самым революция исчерпала свою миссию, и больше всего бывает озабочен тем, чтобы доказать свою благонадежность силам реакции. «Революционная» буржуазия вызывает негодование народных масс теми самыми мерами, которыми она сгремится завоевать расположение свергнутых ею классов. Разочарование масс наступает очень скоро, прежде еще, чем авангард их успеет остыть от революционных боев. Народу кажется, что он может новым ударом доделать или поправить то, что выполнил раньше недостаточно решительно. Отсюда порыв к новой революции, без подготовки, без программы, без оглядки на резервы, без размышления о последствиях. С другой стороны, пришедший к власти слой буржуазии как бы только поджидает бурного порыва снизу, чтобы попытаться окончательно расправиться с народом. Такова социальная и психологическая основа той дополнительной полу революции, которая не раз в истории становилась точкой отправления победоносной контрреволюции.

17 июля 1791 года Лафайет расстрелял на Марсовом поле мирную демонстрацию республиканцев, которые пытались обратиться с петицией к Национальному собранию, прикрывавшему вероломство королевской власти, как русские соглашатели через 126 лет прикрывали вероломство либералов. Роялистская буржуазия надеялась при помощи своевременной кровавой бани справиться с партией революции навсегда. Республиканцы, еще не чувствовавшие себя достаточно сильными для победы, уклонились от боя, что было вполне благоразумно. Они даже поспешили отмежеваться от петиционеров, что было во всяком случае недостойно и ошибочно. Режим буржуазного террора заставил якобинцев на несколько месяцев притихнуть. Робеспьер нашел убежище у столяра Дюпле, Демулен скрывался, Дантон провел несколько недель в Англии. Но роялистская провокация все же не удалась: расправа на Марсовом поле не помешала республиканскому движению прийти к победе. Великая французская революция имела, таким образом, свои «июльские дни» и в политическом, и в календарном смысле слова.

Через 57 лет «июльские дни» выпали во Франции на июнь и приняли неизмеримо более грандиозный и трагический характер. Так называемые «июньские дни» 1848 года с непреодолимой силой выросли из февральского переворота. Французская буржуазия провозгласила в часы своей победы «право на труд», как она возвещала, начиная с 1789 года, много великолепных вещей, как она поклялась в 1914 году, что ведет свою последнюю войну. Из пышного права на труд возникли жалкие национальные мастерские, где 100 тысяч рабочих, завоевавших для своих хозяев власть, получали по 23 су в день. Уже через несколько недель щедрая на фразу, но скаредная на монету республиканская буржуазия не находила достаточно оскорбительных слов для «тунеядцев», сидевших на голодном национальном пайке. В избыточности февральских обещаний и сознательности предыюньских провокаций сказываются национальные черты французской буржуазии. Но и без этого парижские рабочие с февральским ружьем в руках не могли бы не реагировать на противоречие между пышной программой и жалкой действительностью, на этот невыносимый контраст, который каждый день бил их по желудку и по совести. С каким спокойным и почти нескрываемым расчетом, на глазах всего правящего общества, Кавеньяк давал восстанию разрастись, чтобы тем решительнее справиться с ним. Не менее двенадцати тысяч рабочих убила республиканская буржуазия, не менее 20 тысяч подвергла аресту, чтобы отучить остальных от веры в возвещенное ею «право на труд». Без плана, без программы, без руководства июньские дни 1848 года похожи на могущественный и неотвратимый рефлекс пролетариата, ущемленного в самых своих элементарных потребностях и оскорбленного в самых своих высоких надеждах. Восставших рабочих не только раздавили, но и оклеветали. Левый демократ Флокон, единомышленник Ледрю-Роллена, предтечи Церетели, заверял Национальное собрание, что восставшие подкуплены монархистами и иностранными правительствами. Соглашателям 1848 года не нужно было даже атмосферы войны, чтобы открыть в карманах мятежников английское и русское золото. Так демократы прокладывали дорогу бонапартизму.

Конец ознакомительного фрагмента.

"История русской революции" Троцкого - фундаментальный труд одного из основателей большевистского движения, который впервые был опубликован в 1930 году. В нем исследуется связь между Февральской и Октябрьской революцией. Все исследователи отмечают, что книга является политически окрашенной и имеет ярко выраженную антисталинистскую направленность. В России впервые издана только в 1997 году.

Работа над книгой

Над "Историей русской революции" Троцкий начал работать еще во время своей первой высылки в Стамбул. Он был выслан из СССР в 1929 году, еще через три года его официально лишили советского гражданства.

За границей ему пришлось скитаться по свету. Троцкий жил во Франции, затем в Норвегии. Скандинавская страна опасалась ухудшения отношений с СССР, поэтому всеми способами стремилась избавиться от нежелательного политического иммигранта. В Норвегии его заключили под домашний арест и грозили выдачей Советскому Союзу, фактически вынуждая уехать. В итоге в 1936 году он перебрался в Мексику. Там он жил у известной художницы и

Большую помощь в написании "Истории русской революции" Троцкому оказывали его секретари и помощники. Сам автор признавался, что без библиотечных и архивных изысканий, которые ему поставлял сын Лев Седов, он не написал бы ни одну из своих книг, а особенно "Историю русской революции". Троцкий опубликовал книгу в виде серии статей в американских журналах. В общей сложности получил за это 45 тысяч долларов.

Судьба книги

1 том "Истории русской революции" Троцкого посвящен эпизодам отечественной политической истории. В первую очередь Февральской революции. Во 2 томе "Истории русской революции" Троцкий рассказывает об Октябрьской революции.

Сам автор в предисловии к изданию отмечал, что ключевой вывод, который предстоит сделать из этого произведения, заключается в том, что революция 1905 года была лишь оболочкой, в которой скрывалось истинное ядро Октябрьской революции.

В настоящее время рукопись этой книги хранится в Америке, в Гуверовском институте. Она остается главным раритетом всего архива известного большевика.

В Советском Союзе "История русской революции" Льва Давидовича Троцкого, естественно, не издавалась. Российскому читателю она стала доступна только в 1997 году, когда отмечалось 80-летие революции в Петрограде.

Известный историк Юрий Емельянов так обосновывал запреты на чтение трудов Троцкого. Советское руководство якобы считало, что если вы читаете Троцкого, то заражаетесь его идеями и сами становитесь троцкистом. Такого действующая власть допустить не могла.

Критика "Истории русской революции"

Многие исследователи неоднозначно отнеслись к этой работе Троцкого. Например, экс-министр иностранных дел ознакомившись с этим двухтомным трудом, был сильно удивлен. Он отмечал, что сходится в этой книге с Троцким в общей оценке событий Февральской революции, а также в той роли, которую в этом сыграл умеренно-социалистический центр.

При этом он считал, что конфликт между Сталиным и Троцким в основном связан с завистью генералиссимуса к уму своего бывшего соратника по партии.

Еще один авторитетный исследователь, Солтан Дзасаров, называл эту книгу Троцкого, равно как и труд "Преданная революция", работой, заслуживающей особого внимания. По его мнению, это масштабное эпическое полотно, описывающее одно из величайших событий в мировой истории.

Особенности исследований Троцкого

Когда в 90-х появилось русское издание, оно было сопровождено предисловием профессора Николая Васецкого. В нем ученый отмечает, что основная ценность книги заключается в том, что она написана активным и непосредственным участником революционных событий, который знает все не по документам, а на своем личном опыте.

К тому же Васецкий отмечает, что автор сделал попытку стать в этой книге не просто публицистом и мемуаристом, но и глубоким исследователем, попытался дать объективную картину одного из величайших событий всего XX столетия. При этом в предисловии отмечалось, что в книге хватает передержек, а также замалчиваний отдельных исторических событий в пользу политической конъюнктуры.

На страницах "Истории русской революции" хорошо видно, как Троцкий ненавидит Сталина, не скрывая этого отношения к лидеру СССР. В то время он едва ли не больше всех мечтал о низвержении советского вождя.

Поэтому исследователям с большим сожалением приходится констатировать, что работа получилась слишком субъективной, многое, о чем пишет Троцкий, является полуправдой.

Сильное влияние оказывает теория Это теория, согласно которой развиваются революционные процессы в слаборазвитых и периферийных странах.

История революции

Анализ же истории Февральской и Октябрьской революции Троцкий использует, чтобы привести дополнительные аргументы в пользу своей теории неравномерного развития определенных отсталых стран. При этом Российскую империю в начале XX века он относит именно к отсталым государствам.

Интересны высказывания об этом труде Троцкого известного польско-английского биографа политика Исаака Дойчера. По его мнению, в этой работе автор умышленно принижает свою роль, выводя на первый план фигуру Владимира Ленина. Во многом, это делается для того, чтобы потом противопоставить ее с фигурой Сталина.

Отечественный исследователь Васецкий категорически не согласен с ним. Он, наоборот, считает, что роль Троцкого в описываемых событиях излишне преувеличена. Васецкий был уверен, что с помощью этой книги Троцкий, потерпевший сокрушительное поражение во внутрипартийной борьбе на рубеже 20-30-х годов, пытался переиграть заново свое прошлое.

Фундаментальный труд

Фундаментальным трудом называли эту книгу многие зарубежные троцкисты. Например, американец Дэвид Норт, который сожалел только о том, что не может прочитать ее на языке оригинала. С его оценкой согласны и многие биографы лидера большевистской партии - Георгий Чернявский, Юрий Фельштинский. Они считают ее самым весомым произведением автора по исторической проблематике. При этом книга не утратила своего историографического значения даже в начале XXI столетия, потому что до сих пор об оценке тех событий ведется множество споров. При этом они обвиняют самого Васецкого в тенденциозности, хоть и соглашаются с тем, что книга излишне политически окрашена.

Британо-американский ученый Перри Андерсон пишет о книге "История русской революции" как о ярком примере марксистского исторического анализа, а также о единстве воспроизведения прошлого, в котором мастерство историка сплетается с опытом политического лидера и организатора Троцкого.

Лучшая работа Троцкого

Именно так "Историю русской революции" оценивал российский биограф Льва Волкогонов. Он считал, что даже если бы изгнанник ничего больше не написал, его имя навсегда осталось бы в ряду значимых исторических писателей.

Интересно также мнение американского астрофизика Карла Сагана, который всегда привозил в СССР экземпляры именно этой книги, чтобы познакомить своих коллег с замалчиваемыми аспектами их истории. Важно, что популярность этого труда не угасает по сей день. В социалистической прессе регулярно выходят обзоры новых изданий. Ведь в нем автор максимально откровенно высказался о Февральской революции. Троцкий сформулировал многие проблемы, о которых десятки лет просто боялись говорить.

Реакция Сталина

В ответ на издание "Истории русской революции" Иосиф Сталин в 1931 году в журнале "Пролетарская революция" напечатал ответную статью. Она вышла под названием "О некоторых вопросах истории большевизма".

Многие исследователи рассматривают ее как ответ генералиссимуса на эту и другие книги Троцкого, появившиеся в тот период. Смысл своей статьи Сталин сводит к необходимости прекратить любую дискуссию по проблемам истории революции и партии. А в завершение призывает ни в коем случае не допускать литературной дискуссии с троцкистами.