944 заключение договора с византией. Русско-византийские договоры

К началу 40-х годов X в., когда отношения между Византией и Русью резко обострились, международное положение империи значительно стабилизировалось. Болгария была истощена длительными и разорительными войнами. Новое болгарское правительство царя Петра заключило с Византией мир. Провизантийские настроения все определеннее брали верх в болгарском руководстве. Еще недавно крепкое, стиснутое властной рукой Симеона, ныне оно шло к расколу. Начавшаяся феодальная раздробленность страны вела к распадению Болгарии на ряд самостоятельно управляющихся феодальных территорий.

Появление печенегов в причерноморских степях серьезно изменило обстановку в Северном Причерноморье. Отныне и Русь, и Хазария вынуждены были считаться с печенежской угрозой.

Вместе с тем в 30-х годах X в. растут противоречия между иудаистской Хазарией и Византией, где Роман I Лакапин начал широкое преследование иудеев, что осложнило отношения империи с каганатом. И греческие источники, и русская летопись, а также текст договора 944 г. отражают очевидную борьбу в 30-х годах X в. между Русью и Византией за влияние в Крыму и Северном Причерноморье. Обычно принимается во внимание факт сообщения херсонесскго стратига о движении русской рати на Византию как в 941, так и в 944 г.

Сocредоточие всех византийских помыслов в Северном Причерноморье, согласно Константину VII Багрянородному, - это Херсонес, крымские владения Византии. Печенеги - самая надежная традиционная защита империи на севере, а аланы - в районе Северного Кавказа. Противники же Херсонеса - в первую очередь хазары; другая забота греков в данном районе - в случае необходимости столкнуть печенегов с руссами и уграми. Хотя текст прямо не отражает давления Руси на северопричерноморские владения империи, но потенциальный противник здесь угадывается, несмотря на то что Константин VII говорит о государстве, с которым Византию связывал со второй половины 40-х годов X в. договор о мире и союзе.

На фоне развивавшегося конфликта империи с Хазарским каганатом легко предположить, что подобные действия Руси в районах, близлежащих к границам каганата, уже не возбуждали у хазар столь резкой реакции, как это было, скажем, в 30-40-х годах IX в., когда давление Руси заставило их обратиться за помощью к Византии.

Последующие события 941-944 гг. еще более проясняют международную обстановку того времени. Под 944 г. «Повесть временных лет» сообщает о том, что Игорь, возвратившись на родину, тут же начал «совкупляти вое многи» и послал за варягами. В 943 г. угры ударили по Константинополю, а на следующий год коалиция славяно-русских племен (полян, словен, кривичей, тиверцев), варягов и печенегов двинулась к границам империи. Ведя переговоры с руссами на Дунае, греки одновременно направили посольство к печенегам, послав им, как сообщает русская летопись, «паволоки и злато много». Так началась борьба за печенегов, в которой греки, видимо, достигли определенных результатов, так как руссы поспешили заключить с ними мир. Решающую роль сыграло здесь, согласно летописному тексту, обязательство Романа по-прежнему выплачивать Руси ежегодную дань и предоставить руссам единовременную контрибуцию; но не следует упускать из вида и неустойчивую позицию печенегов, задаренных греческим золотом. Тем не менее греки не добились полного эффекта от своего посольства к печенегам, так как последние по наущению Игоря нанесли удар по дружественной Византии Болгарии.

Русь выступила в 941 г. против Византии, принимая во внимание благожелательный нейтралитет со стороны Хазарского каганата, имея потенциальных союзников в лице враждующих с империей угров. К 944 г. антивизантийская коалиция, которую возглавляла Русь, включала печенегов, а также испытанных и давних союзников Руси - варягов. Империя пользовалась поддержкой со стороны провизантийского правительства Болгарии. Такова была расстановка сил.

Необходимо учитывать при этом и тот факт, что Русь ударила по Византии в 941 г. в тот момент, когда империя, несмотря на общее укрепление своих позиций в Восточной Европе и на границах с Арабским халифатом, испытывала военное давление со стороны сицилийских арабов и угров.

В этих условиях и происходит разрыв мирных отношений между Русью и Византией. Как мы уже пытались показать, одной из причин этого разрыва являлось противоборство сторон в районе Северного Причерноморья и Крыма. Другим поводом, по-видимому, послужило прекращение Византией уплаты ежегодной дани Руси, на что также обращалось внимание в историографии. Ряд ученых отметили, что именно руссы нарушили мир с империей».

О масштабах и ярости нашествия говорят и огромные усилия греков по организации отпора руссам. Восточная византийская армия насчитывала, согласно «Житию Василия Нового» и «Повести временных лет», 40 тыс. человек. Кроме того, в район действия русской рати были подтянуты македонские и фракийские отряды. Лишь к сентябрю 941 г. руссы были выбиты окончательно. В ходе нашествия произошло два крупных морских сражения: в начале нападения, в июне, и на исходе нашествия. Лучшие полководцы империи - Варда Фока, Феофан и другие противоборствовали русской рати. Все это еще раз убеждает в том, что поход 941 г. явился крупным военным предприятием, буквально потрясшим империю. Поэтому, когда через два с половиной года греки узнали, что руссы поднялись в новый поход, они немедленно запросили мира. Обычный прагматизм греков, стремившихся во что бы то ни стало отвести от своих границ угрозу нашествия, видимо, восторжествовал и на этот раз.

Безусловно, и новый натиск угров, и дворцовые смуты в Константинополе не способствовали консолидации империи перед новым русским нашествием.

Русская летопись сообщает, что император Роман послал к Игорю «лучие боляре» с предложением остановить поход и по-прежнему получать дань с греков. Одновременно, по обычаю византийцев, посольство было направлено и к печенегам, с тем чтобы разъединить своих противников золотом и разными посулами, оторвать печенегов от коалиции и ослабить тем самым, русское войско, а вместе с тем и поколебать уверенность в успехе нового военного предприятия. Если опять же следовать летописи, то можно предполагать, что в эти дни между Византией и Русью развернулась дипломатическая борьба за печенегов. Согласившись на предложение греков, Игорь, вероятно, также вступил в переговоры с печенегами, результатом которых, очевидно, и явилось совместное русско-печенежское решение ударить силами печенегов по дружественной в то время грекам Болгарии. Факт направления печенегов на Болгарию указывает, что Византии не удалось на этот раз расколоть русско-печенежскую коалицию: русский козырь в дипломатической игре с печенегами оказался более крупным - набег на Болгарию стоил, видимо, большего, чем византийские подарки. И все же греки кое-чего добились: с уграми был заключен мир на пять лет, печенеги были поколеблены, Болгария осталась союзной Византии. Антивизантийская коалиция окончательно так и не сложилась, что также могло заставить Игоря пойти на мир с греками. Но, повторяем, решающее значение, как об этом недвусмысленно говорит летопись, имело возобновление Византией уплаты ежегодной дани Руси.

На Дунае был проведен первый и очень важный тур переговоров.

Трудно согласиться и с мнением А. Димитриу, будто «о каких-нибудь переговорах, клонившихся к заключению договора или напоминавших о заключенных уже договорах, - ни слова». Как раз на Дунае были проведены именно такие переговоры. Они положили конец войне 941-944 гг. В ходе этих переговоров стороны апеллировали к условиям о выплате дани, установленным договором 907 г. И не случайно через некоторое время в Киеве появилось греческое посольство. Договоренность о процедуре выработки нового русско-византийского соглашения - и это можно утверждать вполне определенно - также была достигнута во время этого первого тура мирных переговоров.

Конец мирного периода. «Глубокий» русско-византийский мир 907 -- 911 гг. просуществовал до 941 г. Ровно через 30 лет началась новая русско-византийская война.

Конечно, вовсе не обязательно, чтобы по истечении срока договора началось военное противоборство; соглашение могло быть продлено, перезаключено и т. д., но этого не случилось. Противоречия обострились не сразу. Они нарастали постепенно. Еще в середине 30-х гг. русские воины участвовали в экспедиции греческого флота к италийским и французским берегам, но потом отношения разладились.

К этому времени положение Византии стало более прочным. При новом императоре Романе I Лакапине была создана сильная армия. Болгария после смерти царя Симеона все более слабела, ее раздирали феодальные смуты, в болгарском руководстве брали верх провизантийские настроения. Русь теряла в лице новой Болгарии давнего и надежного друга. Границы с Арабским халифатом были стабилизированы. Грекам удалось остановить продвижение арабов в Малой Азии.

Укрепляя военное и политическое могущество, Византия, видимо, стремилась расширить сферы своего влияния в Крыму и Северном Причерноморье, окончательно изолировать Хазарию. В этом районе неминуемо должны были столкнуться интересы Руси и империи.

Изучение последующего русско-византийского договора 944 г. показывает нам основные причины противоборства двух стран. И первая из них -- острейшие противоречия в Северном Причерноморье. По этому договору Русь обязывалась «не имать волости», т. е. не захватывать земли в этом районе, не чинить препятствия жителям Херсонеса в ловле рыбы в устье Днепра, не зимовать в днепровском устье на Белобережье, а по наступлении осени возвращаться «въ домы своя в Русь». В середине X в. восточные авторы стали называть Черное море русским морем, в ряде византийских источников этого же времени Боспор Киммерийский, т. е. Керченский пролив, также упоминается как русское владение.

Все это вместе взятое говорит о том, что Русь в 20--30-е гг. осваивала Северное Причерноморье.

В условиях возобновившихся распрей и ссор Византия прекратила Руси уплату ежегодной дани и, вероятно в одностороннем порядке, отменила право русского купечества на беспошлинную торговлю в Византии. Рухнули основные положения тридцатилетнего русско-византийского договора 907 г. О том, что выплата дани была прекращена, говорит тот факт, что после губительных сражений, долгого военного противоборства мирные переговоры сторон начались именно с вопроса о возобновлении Византией уплаты дани Руси. Когда Игорь после первых поражений в 941 г. организовал в 944 г. второй поход на Константинополь, то его встретило на Дунае императорское посольство и заявило от имени Романа I: «Не ходи, но возьми дань, юже ималъ Олегъ, придамъ и еще к той дани». Греки предлагали возвратиться к основному пункту договора 907 г.

Русь вступила в военное противоборство не одинокой. Если Византия пользовалась поддержкой Болгарии, а на Северном Кавказе ее союзниками были аланы, то Русь также имела союзников.

Вместе с Русью выступили давние ее друзья -- венгры. Об этом говорит их нападение на Константинополь в 943 г., в разгар русско-византийской войны. Во время своего второго похода на Византию Игорь вел кроме русского войска также союзников -- варягов и печенегов -- «печенегов наа» (нанял. -- А. С). Опирался в этой войне Игорь и на благожелательный нейтралитет Хазарии, остро враждовавшей в это время с Византией.

События развертывались стремительно. В 941 г. болгары и херсонесский стратиг, чьи военные посты всегда внимательно следили за передвижениями русских войск по Днепру и Черному морю, сообщили в Константинополь о том, что «идуть Русь на Царьградъ, скедий 10 тысящь».

И на этот раз руссы, видимо проведя тщательную разведку, обрушились на византийскую столицу в тот момент, когда греческий флот ушел на борьбу с арабами в Средиземном море, а лучшие армии находились во Фракии, Македонии и Малой Азии. Но внезапного удара не получилось: греки были предупреждены о нашествии заранее.

Первое сражение произошло близ Константинополя у местечка Иерон. Это было морское сражение. Греки применили свой «огнь», вызвав ужас у руссов.

Видный греческий полководец и дипломат патрикий Феофан руководил византийским флотом в этой битве. Флот Игоря потерпел поражение, и здесь русское войско раскололось: часть кораблей отошла на Восток, к берегам Малой Азии, а другие, во главе с Игорем, повернули на родину, считая, очевидно, что остальные суда погибли в морской пучине.

Отошедший в сторону Малой Азии русский флот представлял собой еще грозную силу. Византийские и русские источники сообщают, что руссы пошли войной по территории Византии от Понта, т. е. Босфора, до Пафлагонии, напомнив грекам о своем нашествии в эти же места еще в IX в. Руссы, сообщает «Повесть временных лет», захватили огромные богатства, много пленных, сожгли попадавшиеся им на пути монастыри, церкви, селения. О масштабах и ярости этого нашествия, даже несмотря на поражение руссов в первой битве, говорят и большие усилия греков по организации отпора руссам. С Востока подошла армия доместика Памфира, насчитывавшая 40 тыс. человек, подтянулись легионы патрикия Фоки и стратига Феодора, располагавшиеся в Македонии и Фракии. И лишь к сентябрю 941 г. руссы были вытеснены из Малой Азии, но для этого потребовалось провести еще несколько сухопутных сражений и одно морское. В последнем бою у малоазиатского побережья русский флот еще раз был атакован огненосными греческими судами и разбит; остатки русской рати вернулись на родину.

А пока руссы в течение трех с лишним месяцев наводили ужас на Византию, Игорь уже готовился к новому походу. Он послал своих людей к варягам, прося их о помощи.

К весне 944 г. новая рать была собрана, и Игорь вместе с союзниками двинулся на Дунай. Пешее войско шло в ладьях водным путем, а конница двигалась берегом. Вести о приближающейся опасности шли в Константинополь со всех сторон: снова тревожную новость сообщил херсонесский стратиг; болгары прислали гонцов с известием, что вместе с руссами идет наемная печенежская конница. И греки решили вторично не искушать судьбу. Навстречу было послано императорское посольство, которое должно было остановить Игоря, заключить с ним перемирие.

Греки предложили по-прежнему выплачивать дань Руси и созвать посольскую конференцию для выработки нового русско-византийского договора.

Одновременно они направили своих послов и в печенежский лагерь, преподнесли печенежским ханам золото и дорогие ткани. Цель их была ясна -- оторвать печенегов от Игоря и тем самым усилить свои позиции на переговорах с русским князем.

Игорь созвал свою дружину. Дружинники заявили князю: куда уж лучше -- получить дань без сражения. Летописец в таких поэтических словах передает мысли дружинников: «Егда кто весть; кто одолееть, мы ли, оне ли? Ли с морем кто светен? Се бо не по земли ходимъ, но по глубине морьстей: обьча смерть всемъ». Было решено пойти на мир. Но одновременно руссы вели переговоры и с печенегами. Игорь предложил печенегам ударить по враждебной Руси Болгарии, и печенеги отправились в поход: Византии не удалось расколоть русско-печенежский союз; видимо, набег на Болгарию стоил византийского золота.

И еще одну небольшую дипломатическую победу одержали руссы на Дунае: именно здесь, судя по всему, было условлено, что первая посольская встреча по поводу выработки нового мирного договора состоится не как обычно в Константинополе, а в русской столице. Это видно из того, что вскоре после возвращения русской рати на родину в Киев прибыли послы византийского императора Романа I Лакапина «построити мира первого», т. е. восстановить основные нормы соглашения 907 г. Это был новый шаг русской дипломатии, приближавшей Русь к полностью равноправным отношениям с великой империей.

Игорь принял византийских послов и, как свидетельствует летопись, «глагола» с ними о мире. Именно здесь состоялась выработка принципиальных положений нового договора. Киевская встреча стала той предварительной конференцией, где был разработан его проект. Потом русское посольство двинулось в Константинополь для выработки окончательного текста договора. Забегая вперед, скажем, что после его утверждения византийским императором новое византийское посольство появилось в Киеве для того, чтобы присутствовать на утверждении договора великим князем и привести Игоря к присяге на верность договору. Все это было неслыханным делом: дважды императорские послы появлялись в русской столице; в Византии Роман I Лакапин клялся в верности договору в присутствии русских послов. Это был уже равноправный уровень международных дипломатических процедур самого высшего ранга.

Русское посольство прибыло в Константинополь в составе 51 человека, не считая охраны, гребцов, слуг. Это была более многочисленная миссия, чем какая-либо прежде. Уже этот факт указывает, что на посольство возлагались важные задачи, подчеркивает возросшую мощь и международный престиж древнерусского государства, углубление и развитие отношений между двумя странами.

Во главе посольства, как и прежде, стоял главный, первый посол. Он представлен в договоре как посол «великаго князя рускаго». Остальные -- это «объчии ели», т. е. обычные, рядовые послы. Но и они каждый имеют громкий титул, связывающий их с великими людьми Русского государства. Вторым упоминается Вуефаст, посол Святослава, сына Игоря, наследника русского престола, третьим идет Искусеви, посол жены Игоря -- великой княгини Ольги и т. д. Кроме послов в состав миссии вошли 26 купцов, что подчеркивает возросшую роль русского купечества в международных делах своего государства и указывает на экономический характер предстоящих переговоров.

По-новому звучит в документе представительство миссии. Она именует себя посланцами «от Игоря, великого князя рускаго, и от всякоя княжья и от всехъ людий Руския земля». И еще не раз в договоре употребляются понятия «Русь», «Руская земля», «страна Руския». Посольство, таким образом, действует от имени государства Русь и, более того, от имени всего русского народа. В этом уже видно стремление феодальной верхушки отождествить свои интересы с интересами всей земли.

По-новому звучит и титул русского властелина: в договоре он именуется «великий князь русский», т. е. так, как его величали на Руси. Ушел в прошлое невысокий титул «светлость».

По своему содержанию договор 944 г. резко выделяется не только из числа русско-византийских соглашений, но из всего, что дал раннесредневековый дипломатический мир. Масштаб договора, охват им разнообразных политических, экономических, юридических, военно-союзных сюжетов уникален для X в. В его создании видна настойчивая, изощренная мысль византийцев, их знание предмета и мудрость, государственный кругозор, политический размах молодой русской дипломатии.

В договоре 944 г. объединены практически идеи и конкретная часть двух прежних соглашений -- 907 и 911 гг., однако, кроме того, они развиты, углублены, дополнены новыми важными положениями.

Новое соглашение -- типичное межгосударственное соглашение «мира и любви», которое восстанавливало прежние мирные отношения между странами. Договор возвращал оба государства к «ветхому миру» прошлого, под которым авторы соглашения имели в виду, конечно, договор 907 г. В договоре подтверждались «мир и любовь», воспроизводились все те идеи дружбы и добрососедских отношений, которые присутствовали в соглашениях 907--911 гг. И вновь декларировалось, что мир устанавливается «на вся лета», т. е. навсегда.

В договоре был подтвержден порядок посольских и торговых контактов, установленный еще в 907 г.: «А великий князь русский и бояре его да посылаютъ въ Грекы къ великимъ царемъ к гречьскимъ корабли, елико хотят, со слы и гостьми, яко же имъ уставлено есть». А как известно, «установлено» это было подробно в 907 г. Почти без изменения в новый договор вошел из прежнего текст о порядке прихода русских послов и купцов в Византию, получение ими посольского и купеческого содержания, размещение около монастыря святого Маманта, входа их в город. Здесь же говорится, что, собираясь в обратную дорогу, руссы имеют право на получение продовольствия и снаряжения, «яко же уставлено есть преже».

Подтверждены и обязанности византийских чиновников переписывать состав русских гостей для получения содержания и удостоверения их личности и цели появления в Византии, вводить руссов в город без оружия, через одни ворота, охранять их, разбирать возникающие недоразумения между руссами и греками: «Да аще кто от Руси или от Грекъ створить криво, да оправляеть то». Они также были должны контролировать характер и масштабы торговых операций, удостоверять своей печатью на товарах законность произведенных сделок. Как видим, эта часть договора 907 г. значительно расширена, детализирована, обязанности императорских «мужей» обозначены здесь более подробно, их функции расширены.

Но появились в этой части договора и новшества, и первое среди них -- это установление порядка удостоверения личности приходящих из Руси послов и купцов. Теперь они должны предъявлять византийским чиновникам специальные грамоты, выданные им великим русским князем, вернее его канцелярией, и адресованные непосредственно на имя византийского императора. В этих грамотах должно быть обозначено, кто и с какими целями пожаловал в Византию. В случае же, если руссы явятся без таких «удостоверений» и станут выдавать себя за послов и купцов, их надлежало взять под стражу и сообщить о них в Киев: «Аще ли безъ грамоты придуть, и преданы будуть намъ, да держимъ и хра-нимъ, донде же («пока не». -- А. С.) възвестимъ князю вашему». В случае сопротивления грекам разрешалось даже убить русса, причем русский великий князь не должен был с них за это взыскивать.

Эти новые пункты договора ясно говорят об усилении государственных тенденций на Руси, о том, что киевский князь практически берет под свой контроль все контакты русских людей с Византией, откуда бы они ни были -- из Киева, Чернигова, Переяславля, Полоцка, Ростова, Новгорода, других русских городов. Конечно, в значительной степени эти статьи охраняют классовые интересы русских феодалов, ведь теперь любой беглец из Руси -- холоп или феодально-зависимый крестьянин, должник или обедневший ремесленник -- должен был немедленно задерживаться греками и отправлен обратно на Русь.

Была у этих статей и еще одна цель: теперь тем русским купцам, которые отправлялись в Византию на свой страх и риск, без княжеского изволения, грозила суровая кара. Эти строгости сводили до минимума зарождение новых конфликтов между руссами и греками.

Появились в договоре 944 г. и иные ограничения для русских людей в империи: руссы не имели права зимовать на своем подворье в Византии. А это означало, что и посольские и купеческие караваны должны были в период одной навигации обернуться и возвратиться на родину. Нет уже ни слова о пребывании посольства в Византии, «елико хотяче», или купцов в течение шести месяцев. Теперь сроки стали более жесткими, и это отражало не только интересы Византии, которая к осени избавлялась от своих весьма значительных материальных затрат и от беспокойного русского соседства, но и интересы Русского государства, стремившегося упорядочить дипломатические и торговые контакты с Византией, сделать их более четкими, профессиональными. Любопытно, что и в греко-персидском договоре 562 г. по этому поводу также говорилось, что послы и гонцы обеих стран «обязаны оставаться недолго в земле, куда приезжают». А ведь Персия вместе с Византией -- одно из древнейших государств, где дипломатическая служба была хорошо отработана.

В новом договоре 944 г. заметно, что Русь пошла на некоторые экономические уступки. Русским купцам запрещалось покупать на византийских рынках дорогие шелковые ткани более чем на 50 золотников. Можно было себе представить, сколько таких тканей вывозили руссы прежде, продавая затем втридорога по всем своим городам, а возможно, и в северные страны.

Но самой, конечно, существенной экономической потерей для Руси стала отмена беспошлинной торговли русских купцов в Византии. По этому поводу в договоре просто не сказано ни слова. Вырванное в свое время у Византии силой, оно стало обременительным делом для византийского купечества: русские купцы были поставлены в империи в привилегированное положение, что не могло не наносить ущерб как греческой торговле, так и торговле других стран. Теперь эта привилегия была отменена, и в этом вполне можно усматривать следствие военного поражения русского войска в 941 г.

Заново в договоре 944 г. сформулирована идея о совместной защите обоими государствами прав на личность и собственность холопов, рабов. В случае, если холоп бежит из Руси в Византию или раб -- из Византии на Русь, оба государства должны оказывать друг другу всяческую помощь в его поимке и возвращении своим господам. Статьи на эту тему носят четко выраженный классовый характер.

Изменены наказания за имущественные преступления. Прежде за кражу разрешалось убийство, если вор попадался на месте. Теперь установлено более умеренное наказание, соответственно «законам» греческому и русскому, что отражает развитие правовых норм как в Византии, так и на Руси.

Подробно разработаны в новом соглашении вопросы об ответственности за имущественные преступления, побои, за другие нарушения. Они решаются во многом по-иному, в соответствии с эволюцией законодательства в обеих странах, отражают уровень общественного развития обеих стран.

Но особо подробно обоснована идея нового византийско-русского военного союза.

По существу, Русь выступает здесь впервые на правах равноправного союзника Византии, а сами военно-союзные статьи носят всеохватный, масштабный характер. Во второй половине I тысячелетия Византийская империя неоднократно заключала договоры о союзе и взаимопомощи с другими государствами, но ни один из них не сохранился в письменном виде, да еще столь подробно разработанный. В этом смысле договор 944 г. также представлял собой уникальное явление.

Русь и Византия взяли на себя равные обязательства посылать войска на помощь друг другу. Русь -- против тех противников Византии, на которых укажет ей империя: «Аще ли хотети начнеть наше царство (империя. -- А. С.) от васъ вой на пративящася намъ, да пишемъ къ великому князю вашему, и послеть к намъ, елико же хочемъ». Византия же, как уже отмечалось выше, обязалась посылать на помощь Руси свои войска в том случае, если русский князь попросит о помощи, воюя в Северном Причерноморье, в Корсунской стране, как на Руси называли Херсонес и примыкающие к нему владения. Противник не назван, но он легко угадывается -- это Хазария и ее сателлиты в Северном Причерноморье, Приазовье и Поволжье.

Военный союз двух государств основывался не только на общности политических и экономических интересов, но и на том, что острейшие противоречия между ними, в том числе территориального характера, были разрешены.

Два района вызывали особенно обостренный интерес Руси и Византии: Таманский полуостров и устье Днепра. Тамань нужна была руссам для закрепления здесь за собой опорных пунктов на восточных путях -- в Азовское море, на Волгу, Северный Кавказ. Но Боспор Киммерийский издавна был сферой владения, а потом и влияния Византии. Теперь здесь прочно обосновались руссы. Греки, говоря в договоре об общих действиях вместе с руссами против живущих неподалеку «черных болгар», кочевников, вассалов Хазарии, указывали, что болгары нападают не только на «страну Корсунскую», т. е. причиняют ущерб Херсонесу и его владениям, но и «пакостят стране его», т. е. русскому князю. Тем самым греки признали данный район сферой влияния Руси, пригласив русского князя защищать наряду со своими владениями и византийские.

Устье Днепра, Белобережье, остров Святого Елферия являлись важным военно-стратегическим районом: отсюда руссы выходили в Черное море во время своих стремительных морских походов, здесь располагались византийские, херсонесские аванпосты. И когда херсонесский стратиг посылал весть о начавшемся походе русского войска на Константинополь, первые сведения приносили ему разведчики, чьи посты находились в днепровской дельте. Руссы стремились удалить отсюда греков, создать здесь свои поселения, но и греки упорно боролись за сохранение за собой этого района.

В новом договоре стороны поладили между собой. Византия добилась того, что руссам запрещалось «творить зло» херсонесским рыбакам, изгонять их из этих мест. А это означало, что греки сохранили возможность своей разведке по-прежнему присутствовать в этом районе. Но это одновременно означало и признание греками устья Днепра сферой влияния Руси. Особенно это становится очевидным из слов договора о запрещении руссам зимовать в днепровском устье. В остальное же время появление их в здешних местах признается правомерным. Причем никаких наказаний за то, что руссы останутся здесь и на зимовку или помешают херсонесцам ловить рыбу в днепровских водах, не предусматривается. Статья по этому поводу является лишь благим пожеланием.

Так был разрешен спор, но... лишь на время. Совершенно очевидно, что противоречия Руси и Византии в спорных районах не были устранены, и очевидно, что их решение переносилось на будущее; пока же был нужен мир и военный союз.

А вскоре русская рать выступила в новый поход на Восток, на город Бердаа. Как и договор 911 г., новое соглашение было оформлено по всем самым высшим меркам международной дипломатии. Договор был составлен в двух экземплярах -- на греческом и русском языках. Каждая из сторон принимала присягу в верности договору на своем тексте. Русские послы, как это следует из летописной записи, «водили суть царя... роте», т. е. приняли клятву в верности договору 944 г. Романа I Лакапина и его сыновей. Затем огромный караван, состоящий из русского и византийского посольств, направился на Русь. Руссы возвращались на родину, а греки ехали в Киев, для того чтобы принять на договоре присягу Игоря, его бояр и дружинников.

И вот в русской столице наступил торжественный день. Утром Игорь призвал к себе византийских послов и вместе с ними отправился на холм, где возвышалась статуя главного бога Руси -- Перуна; к его ногам руссы сложили свое оружие, щиты, золото. Таков был не только русский обычай: многие языческие народы восточной Европы давали клятву на оружии и золоте. Русь и в этом смысле шла в русле международной традиции.

Здесь Игорь и его люди совершили обряд присяги. Видные же русские бояре и дружинники, являвшиеся христианами, отправились вместе с послами в церковь святого Ильи и там принесли клятву на кресте.

Затем был торжественный прием византийского посольства великим русским князем: послы были богато одарены мехами, челядью, воском -- традиционными статьями русского вывоза в Византию.

Русский оригинал договора отправился с послами в империю, а копия с этого текста и греческий оригинал соглашения легли в великокняжеское хранилище.

Русско-византийская война 941-944 годов

941-944 годы

Черноморское побережье Византии

Победа Византии

Территориальные изменения:

Противники

Византийская империя

Киевская Русь

Командующие

Роман I Лакапин
Адмирал Феофан
Варда Фока
Иоанн Куркуас

князь Игорь

Силы сторон

Более 40 тыс.

ок. 40 тыс.

Русско-византийская война 941-944 годов - неудачный поход князя Игоря на Византию в 941 и повторный поход в 943, закончившийся мирным договором в 944.

11 июня 941 флот Игоря был рассеян у входа в Босфор византийской эскадрой, применившей греческий огонь, после чего боевые действия продолжались ещё 3 месяца на черноморском побережье Малой Азии. 15 сентября 941 русский флот был окончательно разгромлен у берегов Фракии при попытке прорваться на Русь. В 943 князь Игорь собрал новое войско с участием печенегов и повёл в поход на Дунай к северным границам Византийской империи. До военных столкновений дело на этот раз не дошло, Византия заключила мирный договор с Игорем, выплатив дань.

Предыстория и роль Хазарского каганата

Кембриджский документ (письмо хазарского еврея 2-й половины X века) связывает поход Руси на Константинополь с событиями, имевшими место в Хазарии незадолго до этого. Примерно в 930-е года византийский император Роман начал кампанию против иудеев. В ответ хазарский каган, исповедующий иудаизм, «ниспроверг множество необрезанных ». Тогда Роман с помощью даров уговорил некого Хальгу , названного «царём Русии », совершить набег над хазар.

Хальга захватил Самкерц (возле Керченского пролива), после чего против него и Византии выступил хазарский военачальник Песах, который разорил три византийских города и осадил Херсонес в Крыму. Затем Песах атаковал Хальгу, отбил добычу того из Самкерца и с позиции победителя вступил в переговоры. Хальга был вынужден согласиться на требование Песаха начать войну с Византией.

Дальнейшее развитие событий в Кембриджском документе в целом совпадает с описанием походом князя Игоря на Византию, известного по византийским и древнерусским источникам, но с неожиданной концовкой:

Были попытки отождествить Хальгу с Олегом Вещим (С. Шехтер и П. К. Коковцов, позже Д. И. Иловайский и М. C. Грушевский) или самим Игорем (Helgi Inger, «Олег Младший» Ю. Д. Бруцкуса). Подобные отождествления, однако, приводили к противоречию со всеми остальными достоверными источниками по походу 941 года. По Кембриджскому документу Русь попала в зависимость от Хазарии, однако древнерусские летописи и византийские авторы даже не упоминают хазар при описании событий.

Н. Я. Половой предлагает следующую реконструкцию событий: Хальга был одним из воевод Игоря. Пока он сражался с Песахом, Игорь решил помириться с хазарами, отозвал Хальгу из Тмутаракани и двинулся походом на Константинополь. Именно поэтому Хальга так крепко держит данное Песаху слово воевать с Романом. Часть русского войска с воеводой Хальгой прошла на кораблях мимо Херсонеса, а другая часть с Игорем вдоль побережья Болгарии. Из обоих мест в Константинополь пришли вести о приближающемся неприятеле, поэтому Игорю не удалось застать город врасплох, как это произошло при первом набеге русов в 860 году.

Первый поход Игоря. 941 год

Источники по походу 941 года

Набег на Константинополь в 941 году и последующие события того же года отражены в византийских Хронике Амартола (заимствовано в Продолжателе Феофана) и Житие Василия Нового, а также в историческом труде Лиутпранда Кремонского (Книга воздаяния, 5.XV). Сообщения древнерусских летописей (XI-XII вв.) основываются в целом на византийских источниках с добавлением отдельных деталей, сохранившихся в русских преданиях.

Поражение у Иерона

Продолжатель Феофана так начинает рассказ о набеге:

Набег не стал неожиданностью для Византии. Весть о нём заранее послали болгары и позднее стратиг Херсона. Однако византийский флот сражался с арабами и защищал острова в Средиземном море, так что по словам Лиутпранда в столице оставалось всего 15 полуразрушенных хеландий (тип судна), оставленных из-за их ветхости. Количество кораблей Игоря византийцы исчислили в невероятные 10 тысяч. Лиутпранд Кремонский, передавая рассказ очевидца, своего отчима, назвал тысячу кораблей во флоте Игоря. По «Повести временных лет» и свидетельству Лиутпранда русские вначале бросились грабить малоазиатское побережье Чёрного моря, так что защитники Константинополя имели время, чтобы подготовить отпор и встретить флот Игоря в море у входа в Босфор, недалеко от города Иерон.

Наиболее подробный рассказ о первой морской битве оставил Лиутпранд:

«Роман [византийский император] велел прийти к нему кораблестроителям, и сказал им: “Сейчас же отправляйтесь и немедленно оснастите те хеландии, что остались [дома]. Но разместите устройство для метания огня не только на носу, но также на корме и по обоим бортам ”. Итак, когда хеландии были оснащены согласно его приказу, он посадил в них опытнейших мужей и велел им идти навстречу королю Игорю. Они отчалили; увидев их в море, король Игорь приказал своему войску взять их живьем и не убивать. Но добрый и милосердный Господь, желая не только защитить тех, кто почитает Его, поклоняется Ему, молится Ему, но и почтить их победой, укротил ветры, успокоив тем самым море; ведь иначе грекам сложно было бы метать огонь. Итак, заняв позицию в середине русского [войска], они [начали] бросать огонь во все стороны. Руссы, увидев это, сразу стали бросаться с судов в море, предпочитая лучше утонуть в волнах, нежели сгореть в огне. Одни, отягощённые кольчугами и шлемами, сразу пошли на дно морское, и их более не видели, а другие, поплыв, даже в воде продолжали гореть; никто не спасся в тот день, если не сумел бежать к берегу. Ведь корабли руссов из-за своего малого размера плавают и на мелководье, чего не могут греческие хеландии из-за своей глубокой осадки.»

Амартол добавляет, что разгром Игоря после атаки огненосных хеландий довершила флотилия боевых византийских кораблей: дромонов и триер. Считается, что русские 11 июня 941 года в первый раз столкнулись с греческим огнём, и память об этом надолго сохранилась среди русских воинов. Древнерусский летописец начала XII века так передал их слова: «Будто молнию небесную имеют у себя греки и, пуская её, пожгли нас; оттого и не одолели их. » Согласно ПВЛ русские вначале потерпели поражение от греков на суше, только потом произошёл жестокий разгром в море, но, вероятно, летописец свёл воедино сражения, произошедшие в разное время в разных местах.

Согласно ПВЛ и Лиутпранду на этом война закончилась: Игорь вернулся с уцелевшими воинами домой (по Льву Диакону у него осталось едва ли 10 кораблей). Император Роман повелел казнить всех пленных русов.

Боевые действия в Малой Азии

Византийские источники (Хроника Амартола и житие Василия Нового) описывают продолжение похода 941 года в Малой Азии, куда отступила часть русского войска после разгрома под Иероном. По Продолжателю Феофана боевые действия на южном побережье Чёрного мора развивались следующим образом:

«Уцелевшие поплыли к восточному берегу, к Сгоре. И послан был тогда по суше им наперехват из стратигов патрикий Варда Фока с всадниками и отборными воинами. Росы отправили было в Вифинию изрядный отряд, чтобы запастись провиантом и всем необходимым, но Варда Фока этот отряд настиг, разбил наголову, обратил в бегство и убил его воинов. Пришел туда во главе всего восточного войска и умнейший доместик схол Иоанн Куркуас, который, появляясь то там, то здесь, немало убил оторвавшихся от своих врагов, и отступили росы в страхе перед его натиском, не осмеливались больше покидать свои суда и совершать вылазки.

Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена (Босфора), а из пленных одних распинали на кресте, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в голову железные гвозди. Немало они сожгли и святых храмов. Однако надвигалась зима, у росов кончалось продовольствие, они боялись наступающего войска доместика схол Куркуаса, его разума и смекалки, не меньше опасались и морских сражений и искусных маневров патрикия Феофана и потому решили вернуться домой. Стараясь пройти незаметно для флота, они в сентябре пятнадцатого индикта (941 г.) ночью пустились в плавание к фракийскому берегу, но были встречены упомянутым патрикием Феофаном и не сумели укрыться от его неусыпной и доблестной души. Тотчас же завязывается второе сражение, и множество кораблей пустил на дно, и многих росов убил упомянутый муж. Лишь немногим удалось спастись на своих судах, подойти к побережью Килы (Фракия) и бежать с наступлением ночи.»

Таким образом в течение всего лета 941 русские войска грабили малоазиатское побережье Черного моря, пока не подошли основные силы византийской армии. ПВЛ сообщает о 40 тысячах воинов в восточной армии доместика Куркуаса помимо отрядов Варды Фоки (из Македонии) и стратилата Федора (из Фракии). Боевые действия велись русами набегами с ладей, которые были недоступны для византийских боевых кораблей на малоазиатском мелководье. При попытке прорваться на Русь, предпринятой вечером 15 сентября 941, флот русов был обнаружен в море и уничтожен возле города Килы (Κοιλία) близ входа в Босфор. Судьба русского войска после второго разгрома на море осталась неизвестной. Вряд ли многим удалось вернуться на Русь, так как русские летописи умалчивают о таком развитии событий.

Древнерусские источники так перестраивали повествование, чтобы все боевые действия оканчивались на первом и единственном морском поражении. Этот факт историк Н. Я. Половой объясняет тем, что после поражения у Иерона русское войско разделилось. Часть войска с Игорем вернулась на Русь, в русских летописях оказалась отражена только их судьба, однако большая часть флота спаслась на мелководье у побережья Малой Азии, куда греческие корабли не могли подобраться из-за глубокой осадки. В качестве начальника оставшейся в Малой Азии части русского войска Н. Я. Половой рассматривает известного по вышеупомянутому хазарскому источнику Хальгу, который воевал с Византией 4 месяца. Также 4 месяца, с июня по сентябрь 941, продолжались боевые действия по Амартолу.

Историк Г. Г. Литаврин предполагает, что русы также по мелководью проникли в Босфор и Мраморное море и полностью господствовали там, что привело к разрыву сообщения между европейским и азиатским берегами.

Второй поход Игоря. 943 год

Все сведения о 2-м походе Игоря и последующем мирном договоре содержатся только в русских летописях.

ПВЛ относит поход к 944 году: «В год 6452. Игорь же собрал воинов многих: варягов, русь, и полян, и словен, и кривичей, и тиверцев, - и нанял печенегов, и заложников у них взял, - и пошел на греков в ладьях и на конях, стремясь отомстить за себя. »

Византийский император был предупреждён о нападении и направил навстречу русам и печенегам послов. Переговоры состоялись где-то на Дунае. Игорь согласился взять богатую дань и вернулся в Киев, отправив своих союзников печенегов воевать против болгар. На решение повлиял недавний разгром на море, дружинники на совете так высказались: «Разве знает кто - кому одолеть: нам ли, им ли? Или с морем кто в союзе? Не по земле ведь ходим, но по глубине морской: всем общая смерть. »

Историки датируют поход 943 годом (Н.М. Карамзин, Б.А. Рыбаков, Н.Я. Половой). Новгородская Первая летопись младшего извода, которая содержит фрагменты летописи XI века, ошибочно датирует поход Игоря 920 годом и сообщает о повторном походе через год, что соответствует 943 году по более точной византийской хронологии. Продолжатель Феофана под этим же годом упоминает о большом походе «турков», который завершился мирным договором с Византией. Под «турками» греки обычно подразумевали венгров, начавших совершать набеги на Византию с 934 года, и не исключено, что древнерусский летописец спутал венгров с печенегами. По крайней мере Продолжатель Феофана сообщает о том, что после договора с «турками» в 943 мир сохранялся 5 лет.

Русско-византийский договор. 944 год

На следующий год после похода Игоря император Роман прислал послов к Игорю восстановить мир. ПВЛ датирует мирный договор 945 годом, но упоминание в договоре имени Романа указывает на 944 год. В декабре 944 Роман был свергнут сыновьями, Стефаном и Константином, которых тут же от власти отстранил новый император Константин Багрянородный.

Текст русско-византийского договора, имеющего военно-торговый характер, полностью процитирован в ПВЛ. Прежде всего он регулирует условия пребывания и торговли русских купцов в Византии, определяет точные суммы денежных штрафов за различные проступки, устанавливает суммы выкупа за пленников. Также там сформулировано положение о военной взаимопомощи между русским великим князем и византийскими царями.

В следующий год после заключения договора великий князь Игорь был убит древлянами.

Летопись сообщила о заключении русскими князья­ми четырех договоров с Византией в 907, 911, 944 (945) и 971 гг. Первый договор дошел до нас не в подлинном тексте, а в пересказе летописца.

Византийские источники не содержат никаких изве­стий об этих договорах, и потому вопрос об их происхож­дении и источниках, об их соотношении издавна был пред­метом оживленного спора.

Часть исследователей, в частности норманисты, считали, что русско-византийские договоры являются позднейшими подлогами. Первона­чально мнение о подложности договоров 911 и 945 (944) гг. было высказано немецким историком А.Шлецером в его исследовании «Нестор*. Шлецер основывался на том, что договор 911 г. написан от имени трех византийских императоров: Льва, Александра и Константина. Он утвер­ждал, что таких трех императоров единовременно не су­ществовало ни в 911 г., ни в другое время. Доказатель­ством подложности договоров было, по Шлецеру, и TO, что византийские источники не упоминали о таких догово­рах. Доказательством считалось также то, что рассказ о походе князя Олега на Константинополь в византийских источниках имел баснословный характер (Шлецер А. Л. Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке. СПб, 1816. - Т. И. С. 694, 751, 758-759; Т. ПІ. С. 90, 208-209 и др.). O подложности русско-византийских договоров говорили и представители так называемой скептической школы в русской исторической науке - М. Т. Каченовский и В. Виноградов.

Однако с течением времени мнение о подложности русско-византийских договоров подверглось критике. Так, в исследованиях, посвященных византийской хронологии, было установлено, что Александр и при жизни Льва име­новался императором; Константин же, еще будучи мла­денцем, уже был коронован - следовательно, упоминание в договоре 911 г. сразу о трех византийских императорах вовсе не является анахронизмом, договор мог быть подпи­сан от их имени (Krug P. Kritischer Versuch zur

Aufklarurig der Byrantischen Chronologie mil besonderer Riichsiht auf die fiuhre GescUihte Russlands. S.P., 1810). Затем было исчерпывающим образом доказано, что текст русско-византийских договоров был переведен на русский язык с византийского (греческого) языка, причем при под­становке греческих слов многие обороты речи и смысл отдельных фраз могли быть легко поняты. Надо отметить заслуги H. А. Лавровского, посвятившего этим вопросам специальное исследование (Лавровский H. O византийском элементе в языке договоров русских с греками. СП6Д853). После работы Ламбина, доказавшего в основном историч­ность похода князя Олега на Византию в 907 г., последние сомнения в подлинности договоров должны были отпасть- (Ламбин. Действительно ли поход Олега под Царьград - сказка// Журнал Мин. народ, просв. 1873, VII).

B настоящее время можно считать совершенно опро­вергнутыми взгляды о подложности русско-византийских договоров. Рядом работ было доказано, что никаких не­сообразностей в их тексте нет. A молчание византийских источников о русско-византийских договорах находит свое объяснение в том, что византийские хроники содержат пробелы в отношении тех лет, когда договоры были зак­лючены.

Однако, отрицая подложность русско-византийских договоров, трудно настаивать на том, что их текст дошел до нас без всяких изменений. Несомненно, что за три­ста - четыреста лет их списывания переписчиками лето­писей текст их мог подвергнуться более или менее значи­тельным изменениям. Возможно, что имеются и пропуски в тексте.

Если вопрос о подлинности или подложности русско- византийских договоров считается окончательно решен­ным, то происхождение некоторых договоров до сих пор все еще не выяснено.

Наибольшие трудности представляет вопрос о происхож­дении договора 907 г. Так, H. М. Карамзин и К. H. Бесту­жев-Рюмин считали, что в 907 г. был заключен совершенно самостоятельный договор. Г. Эверс, Тобин, А. В. Лонгинов не соглашались с Карамзиным и признавали договор 907 г. только предварительным соглашением, на осно­ве которого позднее (в 911 г.) был заключен формаль­ный мирный договор. А. А. Шахматов вообще отрицал существование договора 907 г. и считал текст летопи­си об этом договоре сознательной интерполяцией лето­писца.

Более поздний исследователь М. Д. Приселков дал свое объяснение тому, что в договоре 907 г. содержатся в кратком пересказе те же постановления, которые получи­ли подробную регламентацию в договоре 911 г. Он пред­положил, что князь Святополк Изяславович предоставил Нестору для составления «Повести временных лет» воз­можность пользоваться княжеской казной, где хранились договоры русских с греками, причем эти договоры не на­ходились в должном состоянии: часть текстов была ут­рачена, тексты были разрознены. B том числе часть дого­вора 911 г. была оторвана от остального текста, что и дало Нестору повод считать оторванный кусок за остаток текста более раннего договора с Византией. При этом сре­ди документов был и другой, полный экземпляр договора 911 г., который Нестор привел в своей летописи целиком. Взгляд М. Д. Приселкова был принят и крупнейшим ис­следователем Древней Руси В. В. Мавродиным.

Ho следует отметить, что предположения М. Д. При­селкова малоубедительны. Рассказ о Несторе, пишущем «Повесть временных лет», и князе Святополке Изяслави- че, якобы предоставившем летописцу пользоваться каз­ной, где был неполный текст с оторванным куском и текст полный, ничем не подтвержден.

Более обоснованно мнение А. А. Шахматова о том, что особого договора в 907 г. не было заключено или, вернее, было заключено только соглашение о мире и о контрибуции. В. И. Сергеевич, на наш взгляд, также пра­вильно указывал, что греки должны были добиваться ско­рейшего удаления воинов князя Олега со своей террито­рии и что с этой целью они должны были поспешить дать выкуп, который Олег у них потребовал, а не возбуждать переговоров, которые могли только замедлить очищение их земли.

Анализ летописного рассказа о договоре 907 г. пока­зывает, что в этом рассказе имеются явные повторения и вставки, которые прерывали последовательное течение мысли. Составитель, несомненно, имел в своих руках раз­нообразный материал, из которого он и старался постро­ить нечто целое, но это ему не удалось. Bo всяком случае, следы пользования летописцем текстами договоров 911 и 944 гг. (ограничительные статьи) несомненны.

Договор 911 г. рассматривался исследователями как документ вполне достоверный. Он был разбит издателя­ми, в частности М. Ф. Владимирским-Будановым, на 15 статей. B начале договора указывается, что перечислен­ные поименно послы Олега, великого князя русского, к императорам Льву, Александру и Константину в целях укрепления любви, существовавшей издавна между хрис­тианами (греками) и Русью, заключили данный договор. Далее идет декларация о ненарушимости состоявшегося мирного договора.

Большая часть содержания договора 911 г. посвяще­на уголовному праву, причем статьи, относящиеся к это­му разделу, перемешаны со статьями иного содержания.

Статьи 9, 10 и 11 касались положения пленников, проданных в Русь или в Грецию. Этими статьями уста­навливалось взаимное обязательство и право выкупать и возвращать пленников на родину, а также взаимное обя­зательство отпускать на родину военнопленных. По дан­ному договору в случае, если русские полоняники прибы­вали на продажу к христианам (т. e. к грекам) из какой-нибудь иной страны, а христианские (т. e. гречес­кие) полоняники таким же образом попадали в Русь, то они продавались по 20 золотых и отпускались на родину. Te из освобожденных пленников или военнопленных, ко­торые пожелали служить византийскому императору, могли это сделать.

Одна из статей договора 911 г. говорит о взаимной помощи при кораблекрушении (ст. 8). Статья имела в виду отмену так1 называемого берегового права. Вместо захвата потерпевшего от аварии судна и его имущества договаривающиеся стороны обязывались взаимно помо­гать в спасении судна и имущества и в доставке его до границ земли (Руси или Византии). B случае каких-либо насилий и убийства виновные^цолжны были понести на­казание согласно тем статьям договора, которые предус­матривали наказание за эти преступления.

B литературе давно был поставлен вопрос о соотно­шениях договора 911 и договора 944 гг. Обстановка, при которой был составлен договор 944 г., оказала влияние на его содержание. Положение князя Игоря было иным, нежели князя Олега. Игорь потерпел поражение в пред­шествующем походе^ и, хотя греки нашли целесообраз­ным заключить мир при организации им второго похода, тем не менее он принужден был пойти на ряд ограниче­ний по сравнению с договором 911 г. и на принятие ряда обязательств.

Договор 944 г. не являлся повторением договора 911 г. Ero статьи имели характер уточнения и развития статей предыдущего договора. A главное, в нем имелся довольно значительный новый текст. Как и в договоре 911 г., боль­шая часть статей договора 944 г. посвящена уголовному праву. B нем нет статей, посвященных военной службе русских у греков, статей о наследстве, о выдаче преступни­ков. Ho зато в договоре 944 г. имелись статьи, определяв­шие права торговли русских в Византии, уточнявшие по­ложение русских купцов в Константинополе, а главное - статьи, относившиеся к внешней политике Руси и Ви­зантии.

B начале договора сообщалось, что его заключили посол великого князя Игоря Ивор, послы от великокня­жеского дома, послы других князей, послы бояр, а также купцы, посланные «обновити ветхий мир» и «утверди любовь межю Греки и Русью».

Первым пунктом этого договора устанавливалось пра­во со стороны русских, в частности со стороны великого князя и его бояр, отправлять в Грецию корабли в желае­мом ими количестве с послами и гостями. 0 посылке кораблей следовало извещать греков особой грамотой. Если русские прибывали без грамоты, то они задерживались и об их прибытии сообщалось великому князю. Если же русские, прибывшие в Грецию без грамоты, окажут сопро­тивление, то они будут убиты. Великий князь обязывался запретить своим послам и русским гостям (купцам) тво­рить бесчинства в Византии.

Пришедшие для торговли русские послы и гости, со­гласно договору, поселялись в особом предместье Констан­тинополя, близ храма Св. Мамы. Имена их записывались и после этого они получали месячину (послы - «слеб- ное», а гости - «месячное»), продовольствие («бражню») и лодьи на возвратный путь. Для производства торговых операций русские допускались в Константинополь груп­пами, не более 50 человек сразу, без оружия, в сопровожде­нии «царского мужа», который должен был их охранять и разбирать споры между ними и греками. Устанавлива­лось также, что вошедшие в город русские не имели права закупить паволок (драгоценных шелковых тка­ней) свыше дозволенной нормы, т. e. свыше чем на 50 золотников. Русские послы и купцы не имели также права зимовать в предместье Константинополя, около храма Св. Мамы.

Внешнеполитические обязательства Руси были изло­жены в следующих статьях, касавшихся Херсонской (Kop- сунской) страны. По статье 8 русские князья отказыва­лись от притязаний на эту территорию. При исполнении этого пункта («и тогда аще») князь русский имел право в случае необходимости просить у византийского императо­ра вспомогательное войско. По статье 10 Русь принимала на себя обязательство не делать никакого зла корсуня- нам (херсонесцам), ловящим рыбу в устье Днепра. Русь принимала также на себя обязательство не зимовать в устье Днепра, в «Белбережи и у Св. Елферья». По статье 11 князь русский принимал на себя также обязательство защищать Корсунскую страну от нападений на нее «чер­ных» болгар.

Статья о помощи при кораблекрушении в договоре 944 г. дана в иной редакции, чем в 911 г. B этой статье (ст. 9) говорилось лишь следующее: «Если русские най­дут корабль, потерпевший крушение, то они обязывались не причинять ему никакого зла. Если же все-таки они грабили этот корабль или порабощали или убивали лю­дей с этого корабля, то они должны были нести наказание по закону русскому и греческому*.

B договоре 944 г. имелась также статья о выкупе плен­ных, причем существовало различие в соотношении с поло­жениями по этому вопросу договора 911 г. Разница заклю­чалась в том, что цена выкупа пленных была понижена с 20 золотников до 10 золотников и ниже (в зависимости от возраста пленников) и устанавливалось различие в цене по­купаемого пленника. Если пленник был русский и, следова­тельно, покупался греками, то цена изменялась в зависимос­ти от возраста (10, 8 и 5 золотников). Если же пленник был грек и выкупался русскими, то за него уплачивалось 10 зо­лотников независимо от его возраста.

Неоднократно исследователями была высказана мысль, что договор 944 г. был только дополнительным к договору 911 г., а потому содержал только добавочные статьи, дополнявшие или изменявшие статьи договора Олега. C этой точки зрения, статьи договора 911 г., не измененные договором 944 г., продолжали действовать, хотя и не были повторены. Ho В. И. Сергеевич правиль­но, на наш взгляд, отвел эти соображения. Он указал, что в обоих договорах есть постановления, в которых нельзя усмотреть никакого различия. Если в одном случае на­шли нужным повторить старое правило, отчего же не сде­лано этого и в другом? «Кроме того, - говорил Сергеевич, договор - 944 года ссылается иногда на прежний мир, прямо подтверждая его статьи. Если такой подтверди­тельной ссылки нет, это значит, что составители нового договора не находили нужным настаивать на сохранении той или другой статьи первого мира» (Сергеевич В. И. Лекции и исследования. С. 622-623). Несомненно, речь шла не о дополнении к прежнему договору 911 г., а об обновлении его.

Что касается договора 972 г., то никаких сомнений по вопросу о его происхождении в настоящее время не высказывается.

Обратимся теперь к вопросу о том, какое право ле­жит в основе русско-византийских договоров. По этому вопросу высказывалось много разных мнений Так, В. Ни­кольский считал, что в русско-византийских договорах было отражено варяжско-византийское право, К. Г. Стефанов- ский - что это было отражение славяно-греческого права, В. И. Сергеевич видел в них чисто греческое право, Д. Я. Самоквасов - чисто славянское право. Ряд исследователей, например, П. Цитович и Г. Ф. Шершене- вич, отказывались признавать в этих договорах элементы того или иного национального права и видели в них на­личие особого договорного международного права.

Несомненно, мнение В. И. Сергеевича о том, что в договорах было положено в основу греческое право, не может быть принято, поскольку в самом тексте их гово­рится о применении норм «Закона русского* (о взыска­нии с вора троекратной стоимости вещи, ударах мечом и пр.). Кроме того, санкция за некоторые преступления не являлась специфичной для греческого права (например, смертная казнь за убийство).

Нельзя принять и мнение о том, что в договорах от­разилось чисто славянское право. Прежде всего, само по­нятие «славянское право» является голой абстракцией, так как система права отдельных славянских народов в IX-X вв. значительно различалась. Ho если соотнести с договорами положения Русской Правды, которая являет­ся памятником, в наиболее полном виде отразившим си­стему права восточного славянства, то оказывается, что между нормами Русской Правды и нормами русско-визан­тийских договоров имеется большое различие (например, за кражу взыскивалось не вознаграждение в размере тро­екратной стоимости вещи, а заранее установленные уро­ки).

Нельзя принять и взгляд, что в русско-византийс­ких договорах получило отражение «договорное», меж­дународное право, которое не было ни славянским, ни византийским. Дело в том, что трудно представить, что в X в. могла сложиться такая абстрактная система права, оторванная от национальной основы. A главное, в ca- мом тексте имеются нормы, которые надо счесть норма­ми русского права (ссылки на «Закон русский») или нор­мами, в которых проявились основные положения гре­ческого права.

Отказ видеть в русско-византийских договорах или чисто греческое или чисто славянское или так называе­мое «договорное», «международное» право, должен повлечь за собой признание наличия в них смешанного права, нормы которого были установлены в результате компромисса между договаривавшимися сторонами. Составители дого­воров сделали, на наш взгляд, довольно искусную попыт­ку приспособить греческое (византийское) право, харак­терное для развитого феодального общества, к русскому праву («Закону русскому»).

Ho что собой представляло это русское право - «За­кон русский»? Является ли оно «славянским» правом, т. e. некоей абстракцией, или правом восточного славянства? Мы уже указали, что представление о «славянском», или, вернее, «общеславянском» праве не может быть принято, поскольку славяне в X в. находились на разных ступенях общественно-экономического развития, и, следовательно, в системах их права должны были существовать большие различия. Ho и восточное славянство также не было од­нородно по своему общественно-экономическому развитию. Достаточно вспомнить существование такого племени, как вятичи, которые и к XII в. не вышли еще из стадии родо­племенных отношений. Следовательно, не могло быть ка­кой-то единой системы права племен восточного славян­ства. Вероятно, «Закон русский» означает систему права, сложившуюся в основных центрах Руси. Несомненно, круп­ных различий между отдельными центрами Руси не было, и, следовательно, могла возникнуть единая система рус­ского права, которую можно противопоставить системе греческого права.

B числе авторов первых комментариев текста русско- византийских договоров были В. И. Сергеевич, М. Ф. Вла­димирский-Буданов, А. В. Лонгинов. Изучением языка русско-византийских договоров занимался С. П. Обнорс­кий, который привел в специальной статье, посвященной этому вопросу, исчерпывающие доказательства того, что перевод русско-византийских договоров был первоначаль­но сделан с греческого на болгарский (т. e. перевод был сделан болгарином), а затем был исправлен книжниками.

Русско-византийские договоры имеют большое зна­чение в истории русского права. Они не только являются бесспорными памятниками прочных экономических, по­литических и культурных связей Киевского государства с Византией, но и дают возможность установить уровень правосознания и правовой мысли в IX-X вв. A самое глав­ное, они показывают, что уже в ранний период существо­вала относительно целостная система русского права («За­кона русского»), которая предшествовала системе права Русской Правды.

Как мы уже показывали, в русско-византийских соглашениях прошлого, стоявших в ряду иных византино-иностранных мирных договоров второй половины 1-го тысячелетия, одним из основополагающих условий являлось либо восстановление, либо утверждение заново мирных отношений между двумя государствами. Идея “мира и любви” проходит красной нитью через договоры 907 и 911 гг., причем, как мы старались показать, она выглядит там не декларативно, не абстрактно, а непосредственно связана с заключением таких пунктов соглашений, которые были жизненно важны для обеих сторон и при соблюдении которых эти отношения “мира и любви” действительно должны были реализовываться.

Подобная же картина наблюдается в 944 г. Договор Игоря с греками - типичное межгосударственное соглашение “мира и любви”, которое и восстанавливало прежние мирные отношения между странами, возвращало обе стороны к “ветхому миру” 907 г., и заново регламентировало эти отношения в соответствии с интересами обеих сторон, новыми историческими условиями.

Идея “мира” присутствует в предваряющей договор летописной записи. Автор “Повести временных лет” считал, что византийские императоры прислали в Киев послов “построити мира первого” и Игорь вел переговоры с ними “о мире”. Во вступительной части договора также говорится, что цель его - “обновити ветъхий мир”, “утвердити любовь” между Византией и Русью, “створити любовь” с греками “на вся лета...”. В одной из важнейших статей договора - о военной помощи - речь идет о том, что посылка русским великим князем по письменной просьбе греков войска “на противящаяся” Византии должна на деле подтвердить отношения “мира и любви” между двумя странами: “...и оттоле уведять ины страны, каку любовь имеють грьци съ русью”. “Миром” назван договор и в заключительной фразе документа. А затем слово вновь берет летописец и вновь характеризует только что приведенную им грамоту как межгосударственное соглашение “мира и любви”: византийские послы, появившиеся в Киеве для принятия великокняжеской присяги на договоре, заявили Игорю: “Се посла ны царь, радъ есть миру, хо-щеть миръ имети со княземъ рускимъ и любъве”. Автор “Повести временных лет” рассказывает далее, что Игорь, “утвердивъ миръ” с греками, отпустил послов и те, возвратившись в Константинополь, поведали там “вся речи Игоревы и любовь юже къ грекомъ”.

Договор 944 г. объединил в себе как основные статьи “мира” 907 г., устанавливающие общие принципы политических и экономических взаимоотношений между двумя странами, так и многие конкретные статьи “мира-ряда” 911 г., регулирующие и совершенствующие детали этих отношений.

В грамоте 944 г. подтвержден порядок посольских и торговых контактов, установленный еще в договоре 907 г.: “А великий князь руский и боляре его да посылають въ Грекы къ великимъ царемъ гречьскимъ корабли, елико хотять, со слы и с гостьми, яко же имъ уставлено есть” 2 . Почти без изменений вошел в договор 944 г. текст из соглашения 907 г. о порядке прихода русских послов и купцов в Византию, получения ими слебного и месячины, размещения и появления их для торговли непосредственно в Константинополе. Здесь же говорится, что, собираясь в обратный путь, руссы имеют право на получение продовольствия и снаряжения, “яко же уставлено есть преже”, т. е. в 907 г. Договор 944 г. подтвердил обязанность византийского сановника - “царева мужа”, приставленного к посольству, переписывать состав посольства и в соответствии с этим списком выявлять слебное послам и месячину купцам из Киева, Чернигова и других городов; вводить руссов в город через одни ворота; охранять их; разбирать возникавшие недоразумения между руссами и греками (“да аще кто от Руси или от Грекъ створить криво, да оправляеть то”); контролировать характер и масштабы торговых операций и удостоверять своей печатью на товарах законность произведенной сделки. Но если в договоре 907 г. по поводу функций “царева мужа” говорилось лишь вскользь: он переписывает состав посольства и сопровождает его при входе в город, то теперь эти функции расширены, обозначены более четко. Думается, что договор 944 г. отразил усложнение торговых контактов Руси и Византии, стремление упорядочить их.

Одновременно в статьи, регулирующие политические и торговые отношения двух стран, по сравнению с 907 г. внесены некоторые серьезные коррективы.

Прежде всего это относится к порядку удостоверения личности приходящих из Руси послов и купцов. Согласно договору 944 г., они должны предъявлять византийским чиновникам своеобразные “удостоверения личности” - грамоты, выданные послам или гостям великим князем, адресованные на имя византийского императора (ранее такими “удостоверениями” считались печати: золотые - для послов, серебряные - для гостей): “Ношаху ели печати злати, а гостье сребрени; ныне же уведелъ есть князь вашь посылати грамоты ко царству нашему; иже посылаеми бывають от нихъ поели и гостье, да приносять грамоту” 3 . Назначение данных документов, согласно договору, - убедить греческие власти в мирных намерениях той или иной русской миссии (“оже съ миромъ прихо-дять”), причем количество прибывавших русских кораблей не ограничивалось. В случае если руссы явятся без соответствующих великокняжеских “удостоверений”, они будут взяты под стражу и о них будет сообщено в Киев великому князю: “Аще ли безъ грамоты придуть, и преданы будуть намъ, да держимъ и хранимь, донде же възвестимъ князю вашему”. Если при этом руссы не отдадут себя в руки византийских властей и окажут сопротивление, то греки имеют право убить их и киевский князь не взыщет с греков за эту смерть: “Аще ли руку не дадять, и противятся, да убьени будуть, да не изи-щется смерть ихъ от князя вашего” 4 .

На первый взгляд может показаться, что содержащиеся в этой части договора новшества налагали на русских представителей определенные ограничения. Однако это не так. Напротив, они в известной мере даже отвечали интересам русской стороны. Недаром в договоре подчеркнуто, что об этих изменениях “ныне же уведель есть князь вашь”, т. е. именно русский князь повелел послам и купцам предьявлять такие грамоты в Византии. Его же греки должны были уведомлять о приходе русских кораблей без княжеских документов и о бегстве руссов, задержанных греками, из-под стражи на Русь. “Мы,- говорят греки в договоре,- напишемъ ко князю вашему, яко имъ любо, тако створять”, т. е. вопрос о наказании руссов, нарушивших установленный самим киевским князем порядок, передавался целиком на рассмотрение русских властей. Все это свидетельствует, на наш взгляд, лишь об одном: дипломатические и торговые контакты русских людей с Византией были взяты древнерусским государством под строгий контроль; киевские власти старались внимательно следить за тем, чтобы от имени Руси в Византии не появлялись и не действовали нежелательные элементы. Любые сношения с империей отныне становятся прерогативой исключительно великокняжеской власти, а это в свою очередь еще раз говорит о том, что дальнейшее развитие древнерусской государственности нашло отражение и в сфере внешней политики 5 .

Существовал еще один аспект этой особой заботы: строгий великокняжеский контроль за деятельностью русских миссий и суровые наказания, грозившие тем руссам, которые появлялись в империи на свой страх и риск, сводили до минимума возможность зарождения новых конфликтов между Русью и империей из-за антигосударственных действий в Византии русских караванов. Об этом, в частности, говорит и такое, на первый взгляд незаметное, нововведение в этой части договора, как появление фразы: “Входяще же Русь в градъ, да не творять пакости” б, дополняющей запрещение руссам творить “бещинья” “в селехъ” и “в стране нашей”. Как видим, ужесточение порядков шло именно в этом направлении. Одновременно сохраняло свою силу и положение договора 907 г. о том, что руссы, пришедшие в Византию “без купли”, т. е. не с торговыми целями, не имели права получать месячину.

Данные новшества были на руку и Византии, которая тем самым оберегала себя от разного рода случайных и нежелательных пришельцев.

В разделе об обязанностях русского купечества в Византии появляется ограничение насчет масштаба торговых операций с паволоками - дорогими шелковыми тканями: их можно было теперь купить только на 50 золотников. При этом “царев муж” был обязан проконтролировать сделку и опечатать купленные ткани в знак разрешения своей печатью.

Здесь же говорится, что “руссы” не имеют власти зимовать у “святаго Мамы”. Вспомним, что в договоре 907 г. речь шла лишь об ограничении на шесть месяцев получения русскими купцами месячины; послы же “слебное” получали “елико хотяче”. Теперь шестимесячный срок исчезает, зато появляется запрещение проводить зиму в Константинополе, т. е. руссы обязывались завершать и дипломатические переговоры, и торговые операции в течение одной навигации.

Мы не усматриваем в этом факте какого-то ограничения, накладываемого на руссов. Напротив, и здесь, на наш взгляд, речь идет об упорядочении и дипломатических, и торговых контактов, в котором были заинтересованы обе стороны. Трудно утверждать, что по мере развития русской посольской службы, дальнейшей профессионализации древнерусских дипломатов, переводчиков, писцов для Руси было необходимо и важно сохранить возможность бессрочного их пребывания в империи (“елико хотячи” в договоре 907 г.). Думается, что и в этом смысле договоренность была взаимовыгодной. Вспомним, что в греко-персидском договоре 562 г. относительно посланников и гонцов обеих стран говорится, что “они обязаны оставаться недолго в земле, куда приезжают” 7 .

Действительно серьезным шагом назад по сравнению с временами 907-911 гг. явилось для Руси исчезновение из общеполитического раздела договора 944 г. пункта договора 907 г. о предоставлении русским купцам права беспошлинной торговли в Византии. Историки как-то уж слишком непосредственно связывают устранение этого пункта с поражением русского войска во время похода на Византию в 941 г. Такой прямой связи мы не усматриваем. В период средневековья право беспошлинной торговли купцов одного государства в пределах другого - явление столь же экстраординарное, сколь и непродолжительное. Обычно оно вводилось в результате особых обстоятельств: либо в целях установления торговых отношений с ранее неизвестным на собственных рынках, но выгодным партнером; либо в виде особой льготы союзнику за обещание оказать важную военную помощь; либо под диктатом военной силы победителя. Затем, однако, вступали в действие экономические интересы купечества страны, предоставившей такое право, и либо следовало устранение мирным путем сыгравших свою роль льгот, либо разгорался военный конфликт.

В данном случае мы не знаем подлинных причин ни предоставления Руси подобной льготы в 907 г. (хотя, возможно, здесь сыграли роль и стремление Византии привязать к себе Русь союзными обязательствами - вспомним походы русских войск в Закавказье в начале X в., и военное давление Руси в ходе кампании 907 г.), ни ее устранения в 944 г. (хотя здесь могли сыграть роль и давление византийского купечества, и поражение Руси в кампании 941 г.). Не исключено, что одной из причин нового конфликта между Византией и Русью, возникшего где-то во второй половине 30-х годов X в., наряду с отказом Византии уплатить дань Руси стала и ликвидация беспошлинной торговли русского купечества по аналогии с тем, как на исходе IX в. нарушение империей торговых привилегий болгарских купцов вызвало военные действия со стороны Симеона.

Статьи, имеющие принципиальный политический и экономический характер, дополняются “рядом” по другим аспектам межгосударственных отношений.

Статья “Аще ускочить челядинъ от Руси” отражает договоренность сторон относительно права руссов приходить в Византию в поисках бежавшей челяди и возвращать ее на Русь. В случае если челядин не будет обнаружен, греки после клятвы руссов должны заплатить за каждого бежавшего и укрывшегося в империи челядина по две паволоки 8 .

А. А. Зимин считал, что речь идет лишь о челяди, бежавшей от прибывших с посольскими или купеческими караванами руссов; он полагал также, что для челядина бежать из Руси в Византию “крайне затруднительно”. В соответствии с этим А. А. Зимин дал и перевод статьи: “Если убежит челядин от русских, пришедших в страну нашего царского величества и (живущих) около святого Маманта...”

Между тем текст статьи говорит об ином: “Аще ускочить челядинъ от Руси, по нъ же придуть въ страну царствия нашего, и у святаго Мамы аще будеть да поимуть и”. Здесь речь идет не о той челяди, что бежит от руссов, пришедших в Византию, а о беглецах из Руси, которые могут появиться у монастыря св. Маманта - места обиталища всех руссов, прибывавших в Византию. Поэтому перевод этой статьи Б. А. Романовым представляется более правильным: “Если убежит челядин у русских, то пусть придут за ним в страну нашу, и если окажется у святого Мамы, то пусть возьмут его” 9 . Трактовка текста, данная А. А. Зиминым, ограничивает вопрос лишь частными случаями побегов челяди на территории самой Византии. Перевод же Б. А. Романова предполагает наличие договоренности по кардинальной межгосударственной проблеме - о выдаче бежавших рабов или феодально зависимых людей из Руси вообще. В пользу более широкого толкования этой статьи говорит и ее непосредственная связь со следующей статьей, согласно которой Русь должна возвращать в империю бежавших греческих рабов вместе с тем имуществом, которое они унесли с собой.

В этой связи мы не можем согласиться с мнением М. В. Левченко, утверждавшего, что в данной статье речь идет лишь о греках-рабах, бежавших из Руси назад в Византию. М. В. Левченко также несколько ограничивает межгосударственные масштабы договоренности по данному вопросу. Статья же говорит: “Аще ли кто от людий царства нашего, ли от города нашего, или от инехъ городъ ускочить челядинъ нашь къ вамъ...”, т. е. речь идет о рабах, бежавших от византийцев либо из Константинополя, либо из любого другого города империи на Русь 10 .

Обе эти статьи впервые в отношениях между Византией и Русью отражают в столь обнаженной форме договоренность двух феодальных государств по поводу защиты классовых интересов феодальной верхушки относительно права на личность и собственность зависимых людей.

В договоре 911 г. в этом направлении сделан первый шаг: там говорится лишь о возвращении на Русь украденного или бежавшего русского челядина. Контекст этой статьи в грамоте 911 г. действительно может подсказать вывод о том, что речь шла о краже или бегстве прибывшей со своими господами в империю русской челяди. На это, в частности, указывают слова: “...но и гостие аще погубиша челядинъ и жалують, да ищуть обретаемое да поимуть ё” ", т. е. если купцы потеряют челядина, то они обжалуют это, потребуют его возвращения по суду и возвращают его себе в случае обнаружения. В грамоте 944 г. проблеме придан обобщающий межгосударственный характер, и в этом смысле она отражает дальнейшее развитие отношений между двумя странами. Интересно, что ни в одном известном нам византино-иностранном договоре второй половины 1-го тысячелетия не отражена подобная договоренность.

Следующие две статьи договора 944 г. посвящены совместным санкциям за имущественные преступления. Если кто-либо из руссов покусится на кражу у греков какого-либо имущества, то будет за это сурово наказан, а если украдет, то заплатит за это имущество вдвойне. В свою очередь и греки за подобное преступление должны были нести такое же наказание. В случае кражи (следующая статья) и руссы, и греки должны не только вернуть украденное, но и оплатить его цену; а если украденное уже продано, то вор должен заплатить его двойную цену и понести наказание “по закону гречьскому, и по уставоу и по закону рускому” 12 . Убийство за кражу (или намерение украсть) на месте преступления, а также тройная плата за украденное, если вор добровольно отдался в руки властей, предусмотренные соглашением 911 г., в новом договоре заменяются более умеренным наказанием, причем вводится понятие “закона греческого” и “устава и закона русского”. Таким образом, и здесь грамота 944 г. не просто повторяет соответствующую статью 911 г., а дает ее современную трактовку с учетом эволюции правовых норм как в Византии, так и на Руси 13 .

По-иному выглядят в новом соглашении и статьи о пленных. В нем исчезает пункт о выкупе взятых в плен во время военных действий греков, снижается максимальная цена за выкуп пленных византийцев с 20 золотников до 10 и вводится дифференциация цен на пленных греков в соответствии с возрастом от 5 до 10 золотников. Одновременно появляется пункт о выкупе русских пленных по 10 золотников, причем статья отличает руссов, оказавшихся в рабстве у греков благодаря покупке и в результате военных действий, что возвращает нас к событиям войны 941 г. Каких-либо особых льгот для греков в этих статьях мы не усматриваем, за исключением снижения цены за одного пленного и ее дифференциации 14 .

Новый аспект в договоре 944 г. приобретают статьи военного характера.

Если в 911 г. имелась лишь одна статья, в которой говорилось о военной помощи со стороны Руси Византии и разрешении руссам оставаться на военной службе в императорском войске в качестве наемников, то в договоре 944 г. развернута целая программа военного союза и взаимной помощи 15 . Д. Миллер совершенно справедливо отметил, что Русь в договоре 944 г. выступает в статусе полноправного союзника Византии. Эту точку зрения разделяет Г. Г. Литаврин 16 . Ясным критерием здесь является определенная договоренность относительно помощи сторон друг другу против общих врагов и охраны одной из территорий региона, в котором заинтересованы оба государства.

Во второй половине 1-го тысячелетия Византийская империя неоднократно заключала договоры о союзе и взаимопомощи с другими государствами. Условия таких союзов были самыми различными и соответствовали интересам сторон в тот или иной исторический период. Несколько таких договоров о союзе и взаимопомощи были заключены империей в VI в.

В 575 г., по сообщению Менандра, военный союз был заключен империей с тюрками против Персии; в 578 г.- с аварами против склавинов, которые вступили на территорию Византии; в 622/23 г. император Ираклий, по сообщению Феофана, обратился к аварскому кагану с просьбой поддержать империю военными силами; в 625/26 г., собирая силы против персидского нашествия, Ираклий запросил у хазар 40 тыс. всадников, обещая в свою очередь дочь в жены кагану. Феофан, Михаил Сирийский и другие хронисты сообщают, что в Хазарию были посланы богатые подарки 17 .

Неоднократные попытки привлечь к борьбе против болгар и арабов империю франков предпринимала Византия в начале IX в., стремясь перевести отношения “мира и дружбы”, существовавшие между франкскими правителями и Византией и оформленные соответствующими договорами в VIII в., в русло отношений союза и взаимопомощи. Так, по сообщению западных хроник, в 814 г. император Лев V направил к Карлу Великому посольство (которое уже не застало его в живых) с просьбой о помощи в борьбе против болгар и “других варварских народов”. Михаил II продолжает настойчивые попытки вовлечь в союзные отношения Людовика Благочестивого, что ему и"удается. В 824 г. между Франкской империей и Византией заключается договор о союзе, который через три года, в 827 г., подкрепляется вновь. В 842 г. уже Феофил предлагает Лотарю союз против арабов, а для его закрепления обещает устроить брак своей дочери и наследника франкского престола. В 869 г. Василий I предпринимает безуспешную попытку заключить союз с Людовиком II против арабов и укрепить его браком своего сына и дочери франкского императора.

На исходе IX и в начале X в. Византия добивается определенных результатов, привлекая к союзным военным действиям против Болгарии угров, позднее печенегов. Во второй половине X в. империя пытается привлечь к союзу против сарацин - западных арабов - державу Оттона I 19 и т. д.

Эти свидетельства, сохранившиеся в византийских, западных и восточных хрониках и описаниях, не исчерпывают всех попыток Византии (как удавшихся, так и безуспешных) привлечь к союзу с империей другие государства и народы. Вместе с тем, как справедливо заметил Д. Миллер, “мы не имеем документального подтверждения, которое определенно показало бы, что эти народы берут на себя обязательства по военному вмешательству на стороне империи, к которому определенно призывала Византия” 20 . О такого рода союзных действиях (хазар против арабов, угров против болгар и т.д.) сохранились лишь косвенные данные. В этой связи прямое свидетельство договора 944 г. о союзных отношениях Руси с Византией с указанием конкретного региона союзных действий представляет особый интерес.

В статье “А о Корсуньстей стране” говорится, что русский князь обязуется не захватывать крымских владений Византии: “Елико же есть городовъ на той части, да не имать волости, князь руский, да воюеть на техъ странахъ, и та страна не покаряется вамъ...” 2I Последняя часть этой статьи вызвала разноречивые оценки.

Д. С. Лихачев считал, что ее смысл не ясен. Во всяком случае он отвел как необоснованное мнение А. А. Шахматова, поддержанное позднее А. А. Зиминым, о том, что речь здесь идет о действиях русских войск, которым должны помочь византийцы, против проявлявших сепаратистские тенденции херсонесцев. М. В. Левченко полагал, что речь в данном случае идет о защите русскими Херсонеса 22 .

Нам думается, что вопрос об определении “страны”, которая не покоряется руссам и для подчинения которой византийцы готовы предоставить им свою военную помощь, следует решать на основе анализа других статей договора 944 г., затрагивающих проблемы взаимоотношений сторон в Крыму и Северном Причерноморье.

Такой опыт уже был предпринят в отечественной историографии. Еще Н. П. Ламбин и Ф. И. Успенский, анализируя договор 944 г., отмечали, что он отражает попытки русских утвердиться в Крыму; что интересы Руси и Византии сталкивались на северных берегах Черного моря, и в частности в районах, близлежащих к устью Днепра.

Однако исследования этого вопроса не охватывали в совокупности всех связанных с данной проблемой статей. Некоторые из них только на первый взгляд кажутся не имеющими отношения к делу. Например, статья об обязанностях руссов в отношении греческого судна, потерпевшего кораблекрушение. В договоре 911 г. она имела двусторонний характер. Руссы и греки обязывались оказывать всяческую помощь судам другой стороны, потерпевшим кораблекрушение: русским судам - у берегов Византии (“близъ земля Грецкаа”); греческим судам - там, где их могут подобрать руссы (район не указывается). В договоре 944 г. такой дву-сторонности нет. Там говорится лишь о том, что, если руссы найдут греческое судно, выкинутое где-либо на берег, они не должны причинять ему вред. В случае если что-либо будет взято с такого судна или кто-либо из потерпевших кораблекрушение греков будет обращен в рабство, то провинившийся обязан отвечать по “закону руску и гречьску” 24 . Здесь нет ни слова о прежней обязанности руссов сопроводить потерпевшее кораблекрушение судно в безопасное место и оказать ему всяческую помощь, точно так же исчезли и подобные обязанности греков в отношении русских судов. В этом можно усмотреть как след определенной неравноправности Руси, так и отражение признания греками еще раз - вслед за договором 911 г.- Северного побережья Черного моря сферой действия Руси.

Следующая статья это последнее предположение полностью подтверждает. В ней говорится, что руссы, обнаружив ловцов рыбы из Херсонеса в устье Днепра, не должны причинять им никакого зла: “Аще обрящють въ вустье Днепрь-скомь Русь корсуняны рыбы ловяща, да не творять имъ зла никако же” 25 . Днепровское устье тем самым молчаливо признается в этой статье частично сферой влияния Руси, а права жителей Херсонеса, оказавшихся здесь, защищает лишь данная статья грамоты 944 г., причем никаких санкций за ее нарушение договором не предусмотрено и она остается лишь политической сентенцией 26 . Об этом же праве Руси на устье Днепра и примыкающие к нему районы - Белобережье и остров св. Елферия - говорит и статья, запрещающая руссам зимовать в этих местах: “И да не имеють власти Русь зимовати въ вустьи Днепра, Белъбережи, ни у святаго Ель-ферья; но егда придеть осень, да идуть въ домы своя в Русь”. Следовательно, до осени руссы имели полное и безоговорочное право пребывать в этих местах. В данном случае стороны достигли компромисса. Русь сохраняла за собой влияние в этом регионе, но лишалась стратегически важного права оставлять здесь на зиму свои базы, отряды и т. д. 2Г

И наконец, последняя статья, связанная со “страной Кор-сунской”: “А о сихъ, оже то, приходять чернии болгаре и воюють въ стране Корсуньстей, и велимъ князю рускому, да ихъ не пущаеть: пакостять стране его” 28 . Не вдаваясь в специальный вопрос о том, кто такие “чернии болгаре” 29 , заметим вслед за В. Т. Пашуто, что в данном случае речь шла о защите Русью не только владений Византии в Крыму, но и своих собственных владений в Северном Причерноморье и на Крымском полуострове (“пакостять стране его”) 30 .

Итак, круг замыкается: статьи грамоты 944 г. совершенно недвусмысленно отражают факт контроля со стороны Руси над Северным берегом Черного моря, районами, примыкающими к Днепровскому устью, а также граничащими с крымскими владениями Византии 31 . Мы хотим сослаться на приведенные выше рассуждения Константина VIII Багрянородного о том, как нужно защищать Херсонес, бороться с Хазарией, натравливать печенегов на Русь, на упоминание Львом Дьяконом Боспора Киммерийского как территории, где руссы находили убежище еще при Игоре, и на твердую уверенность Ибн-Хаукаля относительно нападений руссов на пограничные с Византией районы (а таковые имелись лишь в Северном Причерноморье) и с этих позиций подойти к расшифровке неясной фразы статьи о “Корсуньстей стране”. По нашему мнению, в ней отражен компромиссный подход сторон к борьбе за данный район. Русь обязалась не нападать здесь на владения Византии, однако любые иные ее военные действия в этой “стране” против тех, кто “не пока-ряется” Руси, признаны вполне правомочными. Более того, поскольку эти действия направлены на поддержание безопасности и византийских владений, империя обязуется предоставить русскому князю в помощь столько воинов, “елико ему будетъ требе”.

Думается, что вопрос о том, против кого направлена данная статья, кто мог угрожать византийским владениям в Крыму и усилению русского влияния в Северном Причерноморье, может быть решен только однозначно: речь шла о Хазарии. В. Т. Пашуто высказал на этот счет осторожное предположение, что “договор должен был отразиться на отношениях сторон и с Хазарией, и с Булгарией” 32 . На наш взгляд, вывод может быть более категоричным: данная статья непосредственно говорит о военном союзе Руси и Византии против Хазарского каганата и его союзников. Русь и Хазария были давнишними и исконными врагами. Шаг за шагом освобождались восточнославянские племена из-под ига хазар, каганат стоял заслоном на торговых путях в восточные страны. И чем более крепла Русь, тем ближе подходила она к необходимости устранить своего постоянного и опасного южного соседа. Но до тех пор, пока Византия поддерживала каганат, сделать это было трудно. Выше мы попытались показать, как постепенно Русь в Северном Причерноморье и в районах Северного Кавказа и Закавказья берет на себя те функции, которые выполняла по отношению к империи Хазария. Кроме того, необходимо учитывать и резкое обострение отношений Византии и каганата в 30-х годах X в. Теперь договор 944 г. открыл для Руси возможность активных действий против Хазарии при поддержке византийских войск.

Договоренность сторон относительно союза и взаимопомощи в конкретном районе и против конкретного противника (под которым подразумевались не только Хазарский каганат, но и, вероятно, Булгария, буртасы, черные болгары, некоторые народы Северного Кавказа) была подчеркнута и статьей, формулирующей общие принципы союза и взаимопомощи в отношениях двух государств: “Аще ли хотети нач-неть наше царство от васъ вой на противящаяся намъ, да пишемъ къ великому князю вашему и послетъ к намъ, елико же хочемъ: и оттоле уведять ины страны, каку любовь имеють грьци съ русью” 33 . Обязательства Руси по предоставлению военной помощи Византии в борьбе с ее противниками нельзя рассматривать изолированно от обязательств империи по оказанию помощи Руси в районе Северного Причерноморья: это - звенья одной цепи. Таким образом, союзные отношения между Византией и Русью и обязательства союзников относительно военной помощи друг другу учитывали их конкретные внешнеполитические и военные интересы, отражали компромиссный и взаимовыгодный подход к спорным территориальным вопросам, попытки найти в спорных территориях основу для совместной их защиты от третьей стороны.

А теперь вернемся к пессимистическому выводу Д. Миллера о том, что сведения в источниках о византино-иност-ранных договорах и другие документы не дают возможности проследить, как реализовывались союзные обязательства сторон. Мы не можем разделить этот пессимизм применительно к русско-византийским отношениям. Через год после заключения соглашения 944 г. русское войско ударило в обход хазарской территории по мусульманскому Закавказью. В 949 г, 629 русских воинов на девяти судах участвовали в экспедиции византийской армии против критских арабов. В 954 г. руссы вместе с союзными империи болгарами и армянами сражались на стороне Византии в битве с войсками сирийского эмира. В 960-961 гг. руссы вновь участвовали на стороне Византии в борьбе за Крит. В 964 г. русский отряд принял участие в экспедиции греческого флота против сицилийских арабов. Думается, что во всех этих случаях русские отряды выступали в качестве союзных войск, а не как наемники, так как, по верному замечанию В. Т. Пашуто, окрепшая государственная власть на Руси “взяла полностью контроль за службой русских подданных в других странах, поэтому статья договора 911 г. о службе добровольцев больше не фигурирует” 34 .

В. М. Бейлис также убедительно показал, что известное сообщение ал-Мас"уди от 954-955 гг. в “Книге предупреждения и пересмотра” о том, что “вошли многие из них (руссов.- А. С.) в настоящее время в общность Ар-Рум (Византийской державы), подобно тому как вошли ал-Арман (армяне) и ал-Бургар (болгары)”, и о размещении руссов (как и болгар, армян, печенегов) гарнизонами “во многих из своих крепостей, примыкающих к границе аш-Шамийа (сирийской)”, означает не что иное, “как простое подтверждение известного факта русской военной помощи Византии” 35 . В пользу этого мнения говорит и появление руссов в одном ряду с союзниками Византии того времени - болгарами и войсками вассальной Армении.

Договор 944 г., как видим, развязал Руси руки в борьбе с Хазарским каганатом. И едва внутренние условия Руси созрели для открытого противоборства со старым соперником, удар был нанесен. Почему пришлось ждать для этого 20 лет? Промедление могло быть связано с рядом известных нам обстоятельств: гибелью Игоря в борьбе с древлянами, охлаждением русско-византийских отношений в 957-959 гг.

Но едва трудности миновали и Святослав Игоревич сумел собрать достаточно военных сил для решительного наступления на хазар, участь каганата была решена. Заодно был нанесен удар по Волжской Булгарии и землям буртасов - союзников Хазарии. Византийская империя при этом не шевельнула пальцем в защиту своих прежних союзников.

Так в огромном регионе - от Северного Причерноморья и Поволжья до сирийской границы, от Каспийского побережья до Сицилии - в течение по меньшей мере двух десятков лет реализовывались условия русско-византийского военного союза 36 . Ежегодная выплата Византией дани Руси наряду с союзными обязательствами империи, с одной стороны, и русские военные обязательства - с другой, являлись той опорой, на которой держался и успешно действовал в течение долгих лет этот военный союз.

Большое внимание грамота 944 г. уделяет уголовно-правовым и имущественным вопросам, развивая и дополняя в этом отношении соглашение 911 г.

Специальная статья посвящена вопросу о наказании подданных империи, совершивших проступки на территории, подведомственной юрисдикции Руси. В этом случае преступник должен получить наказание “повеленьемь царства нашего”. Что касается наказания русса или грека за убийство, то здесь перестает действовать это право экстерриториальности: “...держимъ будеть створивый убийство от ближних убьенаго, да убьють и” 37 , что указывает на близость трактовки этого вопроса к Русской Правде 38 . Эти же нормы подтверждены и в следующей статье, где говорится об имущественной ответственности убийцы, в случае если ему удастся бежать; но смерть все равно грозит ему в случае поимки.

Практически в договоре 944 г. повторяется статья грамоты 911 г. о наказаниях за побои 39 .

Как заметил еще Д. Я. Самоквасов, из договора 944 г. выпали имеющиеся в соглашении 911 г. условия о недействительности оправдательной присяги при наличии явных доказательств виновности обвиняемого; о сохранении права жены убийцы на имущество, принадлежащее ей по закону; о порядке охраны и передачи наследникам на Руси имущества руссов, умерших на службе в Византии, а также о выдаче на Русь беглых должников 40 . В нашу задачу не входит анализ вопроса, сохранили или нет свое действие эти статьи. Собственно говоря, ответить на него практически невозможно. Судя по серьезным коррективам, внесенным авторами грамоты 944 г. в другие статьи, и по появлению в этом документе совершенно новых мотивов во взаимоотношениях двух стран, прежние статьи 911 г. ушли в вечность. Это можно объяснить тем, что статья о недействительности оправдательной присяги отражала уже архаическую судебную практику и в ней не было необходимости; жена убийцы теряла право на свое имущество в связи с возможным ужесточением борьбы против серьезных уголовных преступлений. Ответственность беглых должников могла регламентироваться торговыми установлениями и принятой торговой практикой.

Анализ договора 944 г. и его сравнение с ранними русско-византийскими соглашениями показывают, что его содержание вполне соответствовало новому уровню переговоров о его заключении, составу посольства, характеру дипломатического представительства Руси: это было совершенно новое всеобъемлющее политическое соглашение. Конечно, оно подтверждало и возобновляло отношения “мира и дружбы”, утвержденные между Византией и Русью в 907-911 гг., сохранило все те нормы политических, торговых, международно-правовых отношений между странами, которые оказались жизненными и через 30 лет после переговоров в начале X в. Но вместе с тем перед нами не дополнение и развитие соглашения 911 г., а совершенно самостоятельный политический межгосударственный договор о мире, дружбе и военном союзе, отразивший уровень политических и экономических отношений между Византией и Русью в середине X в. Он сочетал в себе многие аспекты соглашений империи с другими государствами и включал статьи и политического, и торгового, и военного, и юридического характера; объединил в себе “мир” 907 г. с “миром-рядом” 911 г. По существу русско-византийский договор 944 г. не только стал новым важным шагом вперед в отношениях между двумя странами, но и отразил крупный сдвиг в развитии древнерусской государственности и соответственно древнерусской дипломатии.

История взаимоотношений Византии с другими соседними государствами во второй половине 1-го тысячелетия н. э. не знает (за исключением греко-персидского договора 562 г.) столь масштабного и всеобъемлющего соглашения, как договор 944 г., и не случайно он явился прочной основой взаимоотношений между двумя государствами на долгие годы.

Мы не рискнули бы сказать, кому был выгоден этот договор, и считаем, что сама подобная постановка вопроса неправомерна. Он взаимовыгоден, точно так же как отдельные его статьи наполнены духом компромисса. Несомненно, что Русь подтвердила свой политический и торговый статус в Византии и хотя потеряла важное право беспошлинной торговли, но приобрела положение союзника империи, добилась официального признания империей своего влияния на Северных берегах Черного моря, и в частности в устье Днепра. В свою очередь Византия, пойдя на важные уступки относительно утверждения Руси в этом районе, заручилась ее поддержкой в деле охраны своих владений в Крыму и получила сильного союзника в борьбе с внешними врагами, и в первую очередь с арабами.

Некоторые историки считали, что договор отразил лишь интересы Византии, что в документе слышен лишь ее голос, зафиксированы только обязательства Руси и отсутствуют обязательства империи. Но это не так. При анализе каждой статьи договора следует обращать внимание не на внешние ее признаки - кому что запрещалось и кому что позволялось, а на внутреннее содержание, рассматривать ее с точки зрения того, какой стороне была действительно выгодна ее реализация. Так, мы попытались показать, что внешнее ужесточение порядка прихода в Византию русских послов и купцов (предъявление императорским чиновникам в качестве удостоверений великокняжеских грамот вместо прежних печатей) отвечало прежде всего интересам крепнущей государственной власти на Руси, поставившей под свой контроль систему отношений с империей. В этом же направлении ведет, как заметил В. Т. Пашуто, и исчезновение из договора 944 г. статьи 911 г. о разрешении служить в Византии русским наемникам.

Обоюдные права и обязанности связывают Русь и Византию относительно порядка пребывания русских посольских и торговых миссий в империи. Византия предоставляет слеб-ное и месячное, снаряжение на обратную дорогу, обеспечивает охрану русских людей. В свою очередь руссы обязуются соблюдать благопристойное поведение на территории империи, порядок прохода в Константинополь и торговли там, покинуть Византию с наступлением зимы.

Взаимный характер носят обязательства и по другим статьям. Так, Русь обязана выдавать бежавших греческих рабов, но и Византия несет такие же обязательства в отношении бежавшей в империю русской челяди. Следующие две статьи возлагают на Русь и Византию равные обязанности по наказанию виновных в умысле на кражу и в самой краже: “Аще ли кто покусится от Руси взяти что от людий царства нашего, иже то створить, покажненъ будеть вельми... аще створить то же грьчинъ русину, да прииметь ту же казнь... Аще ли ключится украсти русину от грекъ что, или грьчину от руси...” Одинаковые обязательства стороны несут и относительно выкупа пленных: “Елико хрестеянъ от власти нашея пленена приведуть русь... Аще ли обрящутся русь работающе у грекъ, аще суть пленьници...” Равная ответственность на обеих сторонах лежит, “аще убьеть хрестеянинъ русина, или русинъ хрестеянина...”, хотя греки выговорили себе, как уже отмечалось, право экстерриториальной юрисдикции при разборе иных проступков своих подданных 41 . В равной мере стороны отвечают за побои, нанесенные их подданными Другим людям.

Но особенно ярко равные и взаимовыгодные обязательства как Руси, так и Византии отражены в статьях о военном союзе. Русь обязуется не нападать на византийские владения в Крыму, отражать натиск на Херсонес “черных болгар”. Византия обязуется предоставить Руси военную помощь по первой просьбе русского князя для противоборства Руси с противниками в этом регионе. В свою очередь Русь дает обязательство оказать империи военную помощь против ее врагов по письменному обращению императора. Мы не усматриваем здесь проявлений ни одностороннего интереса Византии, ни “нового соотношения сил” в ее пользу (Б. Д. Греков), ни “диктата” Руси со стороны империи (М. И. Артамонов), ни политического преимущества, достигнутого исключительно одной Русью. Думается, что в данном случае правы те историки (М. С. Грушевский, А. В. Лонги-нов, А. Боак, М. В. Левченко, В. Т. Пашуто, Д. Миллер), которые считают, что соглашение носило равноправный и обоюдовыгодный межгосударственный характер. Эта равно-правность договора и его двусторонние обязательства являются весьма веским аргументом против взгляда на данное соглашение как на тип императорского хрисовула. Да и составляющие соглашение разделы вряд ли свидетельствуют в пользу императорского пожалования.

Действительно, документ как бы состоит из трех частей. В протоколе и политической преамбуле, а также в заключительной части грамоты берут слово русские послы. Статьи соглашения идут от имени Византии. В первой части руссы дают характеристику состава посольства, торжественно заявляют, от кого и ради какой цели они присланы - “створити любовь... на вся лета, донде же съяеть солнце и весь миръ стоить”. Здесь же содержится обращение к богам: крещеной Руси - к христианскому, некрещеной - к языческому богу Перуну, которые осудят “на погибель въ весь векъ в будущий”, если кто-либо “от страны руския” посмеет “разру-шити таку любовь”; к тому же нарушители договора будут “посечени... мечи своими” и окажутся “раби въ весь векъ в будущий”. В заключении приводится текст клятвы, утверждающий договор. Русские христиане клянутся церковью св. Ильи и “честнымъ крестомъ”; и “харатьею сею” клятва произносится в соборной церкви Константинополя. Смысл клятвы в том, что руссы обязуются “хранити все, еже есть написано на ней (грамоте.- А. С), не преступити от него ничто же...”. Отступникам грозит наказание от бога, обращение в рабство, гибель от собственного оружия. “Некрещеная Русь” клянется по языческим обычаям на своем оружии соблюдать все, что написано “на харатьи сей, хранити от Игоря и от всехъ боляръ и от всех людий от страны Руския въ прочая лета и воину” 42 . И здесь преступившего клятву ждет наказание от Перуна и гибель от собственного оружия.

Принципы составления грамот 911 и 944 г. во многом сходны. В 911 г. Русь также берет слово в начале грамоты, где представляется посольство, излагается его цель, дается клятва в верности договору, а затем следует изложение статей. В заключении, как и в 944 г., дается информация о методе составления грамоты, способе ее утверждения как посольством, так и византийским императором, а затем идет клятва русского посольства соблюдать “уставленых главъ мира и любви” и сообщается об утверждении грамоты императором. Эта схема лишь в более развернутом виде повторена, как видим, и в договоре 944 г.

Если мы обратимся к единственному известному нам развернутому византино-иностранному соглашению - греко-персидскому договору 562 г., то заметим, что и там, несмотря на наличие сакры, отдельной грамоты, утверждающей от имени монархов заключенный мир, в конце договора помещена особая статья, содержащая клятву сторон в верности договору, как сделано и в соглашениях 911 и 944 гг. 43

Но основной аргумент в пользу цельности документа 944 г. кроется, конечно, не в этих аналогиях, а в его содержании.

“Клятвенно-верительная грамота”, о которой писал С. М. Каштанов, замечательным образом связана с текстом статей, образует с ним единое и неразрывное целое. “Мы же свещание се написахомъ на двою харатью”,- отмечается в заключительной части грамоты, т. е. результат переговоров, статьи договора, которые якобы искусственно присоединены к “клятвенно-верительной грамоте”, составляют, как указывается здесь, органическую часть всего документа. Далее дается характеристика этих двух “харатей”. “...Едина харатья есть у царства нашего,- говорят в конце греки,- на ней же есть крестъ и имена наша написана, а на другой послы ваша и гостье ваша”. Для чего же составлялись два аутентичных экземпляра грамоты: одна - идущая от греков и, видимо, написанная на греческом языке, другая - идущая от Руси и написанная на русском языке? По-видимому, для того, чтобы каждая из сторон приняла присягу на грамоте, идущей от имени своей страны. “А отходяче послом царства нашего да допроводять къ великому князю рускому Игореви и к лю-демъ его; и ти приимающе харатью, на роту идуть...”, причем и христиане, и язычники клянутся не только своими святынями, но и “харатьею сею”. А далее еще раз сказано, что если русские христиане или язычники преступят “еже есть писано на харатьи сей”, то их ждет наказание от христианского бога и от Перуна. Наконец, в последней фразе документа подчеркивается, что если Игорь утвердит своей клятвой договор - “миръ”, то пусть “хранить си любовь правую” 44 .

Таким образом, в так называемой клятвенно-верительной грамоте русского посольства четырежды говорится о “харатье”, “мире”, т. е. о документе в целом, включающем и статьи договора, и “клятвенно-верительный текст”. Об этом же говорится и в заключительной части текста, “идущего от греков”; упоминаемый там экземпляр грамоты, где написаны имена русских послов и гостей,- это текст, идущий от имени Руси. Тем самым по своей структуре договор 944 г. сходен с договором 911 г. Однако уровень оформления соглашения 944 г. значительно выше, точно так же как на более высоком межгосударственном уровне были проведены предварительные переговоры (в Киеве и Константинополе), более многочисленным и пышным был состав русского посольства, более всеобъемлющим и масштабным стало содержание договора. Русские послы, как это следует из летописной записи, “водили суть царе... роте” на том экземпляре грамоты, что шла от греков. В летописном тексте договора нет указаний об утверждении соглашения византийским императором, что дало повод А. В. Лонгинову предположить, что окончательная выработка договора совпала по времени с присягой на документе греческого императора, поэтому факт этот и был опущен в самом тексте 45 . Мы же полагаем, что он сохранился в тексте грамоты, идущем от греков. В данном же документе - тексте, идущем от русской стороны,- он был лишним. В свою очередь византийское посольство приняло клятву Игоря на тексте грамоты, идущей от Руси. Красочно описывает автор “Повести временных лет” эту процедуру. Утром Игорь призвал к себе послов и вместе с ними отправился на холм, где стояла статуя Перуна; к его ногам руссы сложили свое оружие, щиты, золото. Здесь Игорь совершил обряд присяги. Руссов-христиан византийские послы водили к присяге в соборную церковь св. Ильи 46 .

В соответствии с принятой международной практикой Игорь устроил византийскому посольству точно такой же официальный “отпуск” с вручением подарков, какой был организован, согласно летописному тексту, русскому посольству в Константинополе в 911 г. Послов одарили традиционными русскими товарами - мехами, воском, челядью. Но на этом история заключения договора еще не закончилась: по возвращении на родину византийское посольство было принято императором и доложило ему о визите в Киев, о “речах” Игоря и, видимо, о процедуре принесения присяги русским великим князем и его людьми.

Но как быть с фактом различного исходного адреса отдельных частей грамоты 944 г. (начало и конец-от имени Руси, основная часть - от имени Византии)? Во-первых, необходимо иметь в виду уже приводившееся нами наблюдение К. Неймана о том, что нередко иностранные посольства специально требовали, чтобы текст отдельных наиболее важных договорных статей шел непременно от имени византийского императора. И в данном случае не исключена такая возможность. Во-вторых, вероятен и факт сохранения при переводе грамоты на русский язык или при составлении ее русского оригинала той редактуры текста, которая была дана греками своему экземпляру грамоты, т. е. идущему от имени Византии. В-третьих, следует обратить внимание на имеющуюся в данном случае непоследовательность изложения текста от имени Византии. В статье о возвращении из империи бежавшей русской челяди неожиданно берет слово Русь. В историографии этот факт обычно расценивается как пример путаницы с притяжательными местоимениями: вместо “ваши” ошибочно поставлено “наши”. Но так ли случайна эта “путаница”? Обратимся еще раз к данной статье. В ней говорится, что если бежавшего челядина на территории Византии, в том числе у св. Маманта, не найдут, то “на роту идуть наши хрестеяне Руси по вере ихъ, а не хрестеянии по закону своему, ти тогда взимають от насъ цену свою...”. Русская сторона, как видим, говорит о себе в первом лице - “наши хрестеяне Руси...”. Причем здесь особо подчеркивается русская принадлежность идущих “на роту” христиан и язычников и как результат этого особого акцента появляется первое лицо применительно к Руси. Так что наблюдение К. Неймана получает дополнительное подтверждение и в этом случае. Употребление первого или третьего, лица в подобном договоре зависит от политических акцентов, от того, что каждая из сторон хочет подчеркнуть в том или ином контексте.

Мимо исследовательского взгляда прошло и то обстоятельство, что помимо данной статьи, идущей от имени Руси, ряда статей, идущих от имени Византии, в договоре имеется немало статей, где и о Руси, и о Византии говорится в третьем лице, что еще раз подчеркивает неоднозначный характер представительства сторон, от имени которых идет та или иная статья.

Думается, в данном случае мы имеем не какой-то особый текст, идущий от греков, а неотъемлемую составную часть всего договора. Клятвенно-верительная грамота русской стороны, как и в случае с соглашением 911 г., входит в договор 944 г. органической составной частью. В целом же грамота 944 г. составлена и утверждена по тем же международным дипломатическим канонам, что и равноправный межгосударственный договор 562 г., а также соглашение 911 г. Экземпляр, занесенный в летопись, представляет собой не компоновку из отдельных кусков разных грамот, а единый документ, идущий от русской стороны к грекам. Там, где вопрос касается исключительно компетенции русской стороны, он и идет от имени Руси; там же, где руссам выгодно подчеркнуть обязательства, согласие, позицию Византийской империи, текст идет от имени греческой стороны, что не меняет сути дела, но как бы накладывает на греков дополнительные моральные обязательства.

В пользу мнения о том, что перед нами текст, идущий от Руси в целом, включая и статьи договора, говорит заключительная фраза документа: “Да аще будеть добре устроилъ миръ Игорь, великий князь, да хранить си любовь правую”. Она связывает утверждение “мира” и его соблюдение лишь с именем русского князя, что характерно при выработке двух аутентичных грамот: вторая из них, идущая от греков, должна была иметь точно такую же концовку, где говорилось об утверждении грамоты византийским императором.

Оригинал текста, включенного в летопись, был, видимо, доставлен византийским посольством в империю, а копия осталась в киевском великокняжеском архиве. Точно так же оригинал греческого текста должен был остаться в Киеве, а копия текста, идущего от греческой стороны, должна была храниться в императорскойканцелярии. Вряд ли можно согласиться с мнением о том, что перед нами русский перевод греческого текста, врученного византийским посольством Игорю. В этом случае вся клятвенно-верительная часть должна была бы идти от имени Византии.

Таким образом, впервые в своей истории Русь заключила развернутый межгосударственный политический равноправный договор о мире, дружбе и военном союзе, который подкреплен конкретными статьями в других сферах взаимоотношений двух стран и выработка которого с момента начальных переговоров до их завершающего этапа - утверждения договора и обмена договорными грамотами - проходила на самом высоком для того времени уровне отношений Византийской империи с иностранным государством.