Леонид александрович китаев смык психология стресса. Ла китаев-смык психология стресса

Китаев-Смык Л. А. Психология стресса. - М.: Наука, 1983.

Монография посвящена анализу психологических механизмов стресса. В ней описаны изменения взаимоотношений между людьми, а также особенности эмоций, восприятия, памяти и мышления в ситуациях, вызывающих стресс; рассмотрены психологические причины «болезней стресса»; предлагаются некоторые методы предотвращения неблагоприятных последствий стресса.
Книга рассчитана на психологов, специалистов в области эргономики, медиков, философов.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
СТРЕСС — «ОБЩИЙ АДАПТАЦИОННЫЙ СИНДРОМ»
1.1. Концепция стресса Г. Селье
Предпосылки создания и широкого распространения концепции стресса (5). Основные положения концепции Г. Селье и их развитие (10).
1.2. Психология и концепции стресса
Корреляция физиологических и психологических показателей стресса (24). Психологические исследования стресса (28). Рефлекторно-эмоциональный стресс (41).
1.3. Методолого-методические основания исследований стресса
Методические принципы исследовании стресса (44). Экстремальные воздействия и стрессоры (49).
ЭМОЦИОНАЛЬНО-ПОВЕДЕНЧЕСКИЙ СУБСИНДРОМ СТРЕССА 57
2.1. Общие закономерности эмоционально-поведенческих реакций при стрессе
Индивидуальные различия эмоционально-поведенческой активности при стрессе (58). Микроструктура активной формы эмоционально-поведенческого субсиндрома стресса (59). Пассивная форма эмоционально-поведенческого реагирования пристрессе (62). Активность или пассивность? (G9). Феномен "активной гуманизации" (74).
2.2. Эмоции и поведение людей при кратковременном гравитационном стрессе
О классификации реакций в невесомости (76). Поведенческие реакций людей при кратковременной невесомости (77). Особенности реагирования людей с профессиональным летным опытом на кратковременное невесомость (87). Сопоставление индивидуальных различий реакций в начале действия невесомости в авиационном и в космическом полетах (88).
2.3. Операторская деятельность при гравитационном стрессе
Об органах управления полетом (89). Скорость движений (91). Координация движений (92). Сила движений (105). Сенсомоторные реакции при воздействии на человека кратковременных линейных ускорений (108), Рекомендации к конструированию тренажеров для сохранения навыков ручного управления при действии гравитационных стрессоров (110).
2.4. Поведение людей при кратковременном акустическом стрессе
Акустический стресс «ударного» типа (114). Психологические аспекты акустического стресса (124). Психофизиологические аспекты акустического стресса (128).Клинико-психологические аспекты акустического стресса (130).
ВЕГЕТАТИВНЫЙ СУБСИНДРОМ СТРЕССА
3.1. Общие закономерности усиления превентивно-защитной вегетативной активности при стрессе
3.2. Вегетативные реакции при кратковременном гравиинерционном стрессе
3.3. Вегетативные реакции при длительном гравиинерционном стрессе 172
3.4. Системный подход к решению проблемы «болезни укачивания» . 184
ПОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ ПРОЦЕССЫ ПРИ СТРЕССЕ. КОГНИТИВНЫЙ СУБСИНДРОМ СТРЕССА
41. Общие закономерности изменения познавательных процессов при длительном стрессе
«Эмоциональность» мышлении при стрессе (203). Активизация мышления при стрессе (204). «Уход» от решения стрессогенных проблем (207). Сон и стресс (209). Восприятие и стресс (210).
4.2. Изменение зрительного восприятия при кратковременном гравиинерционном стрессе
4.3. Пространственная ориентация человека при длительном гравиинерционном стрессе
4.4. Особенности памяти при длительном гравиинерционном стрессе. 246
4.5. Влияние эмоционального стресса на осознание и запечатление информации и па формирование поведения
4.6. Отражение в сознании эмоциональных факторов
Критика концепции «ужаса смерти» (253). О некоторых стрессовых эмоциональных состояниях (2(50).
5 ОБЩЕНИЕ ПРИ СТРЕССЕ.
СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ СУБСИНДРОМ СТРЕССА
5.1. Социально-психологические исследования стресса
5.2. Общая структура изменений общения в экстремальных условиях 280
5.3. Проксимические переменные при стрессе
5.4. Стресс при неожиданном «вторжении» в личное пространство. . 305
5.5. «Межличностная территория» при хроническом дистрессе
«Вторжение» на межличностную территорию при хроническом дистрессе (316). «Совместимость» членов изолированной группы (320).
6 ГЕНЕТИЧЕСКИЕ И ЭВОЛЮЦИОННЫЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ИНДИВИДУАЛЬНЫХ РАЗЛИЧИЛ СТРЕССА
6.1. О роли генотипа в организации поведения при стрессе
Экскреторная и двигательная активность при стрессе (32(5). Генетическая обусловленность экскреторной и двигательной активности при стрессе (327). Двигательная и экскреторная активное» при адаптировании к экстремальному фактору (329).
6.2. Поведение при стрессе в эволюционном аспекте
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЛИТЕРАТУРА

Первый выстрел революции

– Мои родители были людьми совершенно необычайными. Например, отец – комиссаром Первой конной, которая освободила Крым в 1920 году от войск генерала Врангеля.

15-ти лет он сбежал на фронт Первой Мировой войны. И там попал в драгунский полк (он хорошо умел обращаться с лошадьми, и лошади его любили, а это очень важно в кавалерии). Его командир, князь Радзивилл, усыновил его. Ему перешили мундир, подобрали сапоги – женские, правда, поскольку он был еще мальчишкой, дали небольшую сабельку.

Он очень быстро научился стрелять из револьвера (сейчас это называется стрелять по-македонски: от пояса с двух рук, да еще крутить пистолеты на пальцах). В боях отец участвовал неоднократно, наступали в Восточной Пруссии.

Там он заболел сыпным тифом, был без памяти, но в обозе армии его заметил знакомый возчик и отвез в родное село. Тетка (его младшая сестра) рассказывала мне, что с него сразу сняли всю одежду, кинули на снег. Нижнее белье пришлось положить на солому и сжечь, поскольку оно будто двигалось, покрытое вшами. А мундир, шинель, шапку прокипятили, и он их потом носил.

Со временем он переехал к старшей сестре в Петроград и поступил в одно из подразделений Путиловского завода. В городе тогда было много преступности – дезертиров, бандитов, поэтому власти создали так называемую Рабочую гвардию. Отец и четверо его друзей выменяли на два ведра водки у знакомых солдат винтовку-трехлинейку с трехгранным штыком. Патрулировали по ночам, по очереди носили винтовку, передавая друг другу.

Однажды, в 1917-м году, 24 февраля в 4 часа утра мой отец на углу «Астории» взял винтовку у одного из своих друзей, а тот по-мальчишески задорно сказал: «Твоя очередь – бери, а вот слабо тебе выстрелить из нее!» Отец повернулся в сторону Исаакиевского собора и выстрелил. Ночью, зимний город, гулкое эхо, возможно, даже пуля где-то щелкнула по колоннаде…

Полицейские, сидевшие на колоннаде, испугались и дали очередь из пулемета в небо. И вот! По всем Петроградским рабочим окраинам прокатилась весть, что полицейские на Исаакиевской обстреляли рабочих (правда, рабочим был только мой отец, а его приятели – студентами). Загудели все заводы, началась всеобщая забастовка и февральская революция 1917-го года.

Штурм, которого не было

В марте 1917-го года отец и его друзья записались в партию большевиков, стали красногвардейцами и получили винтовки. 24-го октября (6-го ноября) ему дали под начало 6 человек (поскольку он имел боевой опыт) и поручили захватить Городскую телефонную станцию, чтобы выключить телефоны в Зимнем дворце…

Никакого штурма Зимнего дворца не было. Жертв на Дворцовой площади было две – с высокой баррикады, сделанной из дров, упала и разбилась «ударница», да шальной пулей был убит мальчишка-юнкер. Когда отец увидел их, он поймал какую-то девчонку из Дворца и сказал: «Простынь принеси, накроем, нельзя, чтобы покойники просто так лежали под открытым небом». Она говорит: «Я из буфетной». – «Тогда тащи скатерть!» Принесла, накрыли.

Антонов-Овсеенко со своей (смешно сказать – «штурмовой») группой не знали, как войти в Зимний дворец. И мой отец показал им дверь с правой стороны. Как известно, света в Зимнем не было. Горели где-то свечки, где-то керосиновые лампы. Антонов-Овсеенко с «товарищами» долго ходили по залам, где сидели офицеры, конторщики, обслуга дворца, и спрашивали: «Где Временное правительство?» В конце концов, нашли. Что было дальше, известно из истории.

В это время работали театры, извозчики, лихачи на шикарных колясках катали богатых господ по городу, где-то пел Шаляпин. И одновременно осуществлялся Октябрьский переворот. Много лет спустя его стали называть Великой Октябрьской революцией.

Через несколько дней моему отцу и двум его приятелям, вооруженным (они в это время находились в районе Зимнего), указали на двух мужчин и сказали: «Их нужно конвоировать в Смольный». Что те и сделали – привели в Смольный и поместили в одной из комнат. Если посмотреть план Смольного, в нём есть комнаты с окнами во внутренние дворики, из которых не убежишь. Это бывшие карцеры для благородных девиц. В один такой карцер и поместили тех двух господ.

Отцу сказали: «Двое твоих помощников уходят обратно в Зимний, а ты бросаешь свою шинель у дверей, здесь спишь, ешь и следишь, чтобы никто с ними не разговаривал. От тебя ни одного слова, и от этих двоих ни одного слова». Теми двумя господами были брат императора Николая II, в пользу которого было отречение, и его камердинер – англичанин-врач.

Одной из обязанностей отца стала проверка пищи. За 20 минут до того, как его пленники приступят к завтраку, обеду или ужину, он должен был сам все попробовать, и только потом дать им, чтобы предотвратить возможное отравление. Отец был достаточно активен, хорошо себя проявил, и в дальнейшем его назначили начальником пищеблока, как сейчас бы сказали, то есть кухни и всего обслуживающего персонала – поваров и горничных.

«Напоить чаем и расстрелять!»

Однажды Владимир Ильич столкнулся при входе в свой кабинет с горничной, которая на подносе несла еду для всего, скажем так, комитета. И увидел, что одна кучка сахара больше других. «Это кому?» – спросил он. «Вам», – ответила горничная. Кусок масла один был больше. «А это кому?» – «Вам». Там был кусок колбасы больше других кусков, и он опять спросил: «А это кому?» – упорный был человек Владимир Ильич. Она, помертвев вся, ответила: «Вам». «Кто распорядился?» – «Смык». И, не входя в кабинет, стоя в дверях, он крикнул: «Смыка!»

Отец прибежал к Ленину. Говорит, что это был второй случай, когда он испугался, ужас как. Но он был человеком, который не терялся. Когда Ленин спросил: «Что это?» – он задал Владимиру Ильичу встречный вопрос: «А вы вчера ночью работали?» – «Да». – «А позавчера ночью?» – «Да». – «Это вам за работу в неурочное время». Ленин произнес только одно слово – ругательное, и вошел в кабинет.

Вскоре после этого, в конце 1917 года, был еще один случай, после которого отец сбежал из Смольного. Когда собирали в окружающих областях и районах продовольствие, чтобы кормить голодающий Петроград, рабочих и красногвардейцев, то брали последнее зерно у крестьян, даже посевные запасы. Крестьяне могли просто умереть голодной смертью. Поэтому они протестовали.

Вот этих протестующих 200 человек из Псковской и Новгородской областей и привезли в Петроград. Ленин, когда об этом узнал, сказал в присутствии моего отца следующее: «Арест и доставка протестующих крестьян в Петроград – политическая безграмотность. Кормить их нечем, отпустить нельзя, напоить чаем и расстрелять».

Когда распался Советский Союз, эту записку (Ленин диктовал Фотиевой) нашёл историк Волкогонов в архиве Центрального комитета партии большевиков (сейчас это Российский Государственный архив социально-политической истории).

Отец тут же кинулся к коменданту Малькову и сказал: «Я воевал мальчишкой еще против немцев. Я иду на фронт». И смылся оттуда, потому что понимал: после этой акции свидетелей быть не должно. О существовании записки он тогда еще не знал.

В Первой конной

На фронтах гражданской войны отец довольно быстро продвинулся, поскольку имел громкий голос, а перед массами солдат нужно было выступать, говоря очень громко. Он стал комиссаром Первой конной армии.

В Симферополе ему поручили задержать Махно. Там на центральной площади стоял трехэтажный дом, где на третьем этаже разместился Махно, а на втором – отец со своим штабом. У дверей дома висели два флага – красный флаг и флаг Махно (кажется, это был черный флаг, а на нем что-то типа черепа с костями). Они там, в основном, пили водку.

Отец точно помнил, что перепил Махно. Махно свалился. А дальше в этот дом приехал начальник штаба армии Махно, завернул Махно в ковер, кинул себе на плечо и сказал охране: «Ця хустина добре буде в моїй хатi». Как будто он просто коврик уносит. Вынес Махно, положил на тачанку и увез в Гуляйполе.

Этого и того, что раньше, в Ялте, он освободил от расстрела писателя Вересаева, отцу не могли простить. Революционный трибунал приговорил его к расстрелу. Но у него тоже были друзья, и они отбили телеграмму в Москву.

Из Москвы пришла телеграмма за подписью ни много ни мало – Дзержинского: «Этого зловредного элемента Смыка для доследования его преступной деятельности отправить под конвоем в Москву». И он поехал с конвоем. А в Ростове на имя конвоя лежала еще одна телеграмма: «Конвой поступает в распоряжение Смыка». Понятно, да? Из Москвы его переправили в армию, где отец воевал в бригаде Котовского.

«Хозяин» дачи

В середине 20-х годов отец приехал в Москву и прежде всего обратился на Лубянку, в Управление милиции, где работал его хороший друг. Тот дал ему адрес, где можно жить, и вечером пригласил на какую-то дачу. Отец забежал в квартиру в соседнем доме (за порядком там следили две пожилые женщины – княгини, которым прежде принадлежала эта квартира), бросил там свой мешок, на Лубянке посмотрел какие-то дела, а вечером за ним заехал водитель и на машине отвез на дачу.

Приятель сказал: «Хозяина нет, мы с тобой спокойно покушаем». Они расположились и в это время входит один из охранников, а за ним – Иосиф Виссарионович Сталин! Отец просто не знал, что его в узких кругах называли “Хозяин”! Сталин поздоровался, надел тонкие сафьяновые красные сапоги без каблуков, и они продолжили ужин вместе.

Что было на обед? Первое блюдо – шурпа. Очень наваристый говяжий бульон. На второе – гречневая каша с топленым или русским маслом, и кусок мяса из бульона. Вот и все. А потом Сталин распорядился подать свое любимое вино. Тогда, а может, и потом самым любимым вином его было Киндзмараули.

Я неоднократно спрашивал у отца, о чем был разговор. И тот с большим трудом вспоминал, что вроде об урожае винограда в Кахетии, о сельском хозяйстве, еще о чем-то… Видимо, потому, что он уже тогда понимал, насколько опасна эта встреча. Сталин развёл их по комнатам, каждому сказал, где кому спать. (Эту дачу потом назвали «Ближней дачей»).

В ту ночь отец не мог заснуть, и в четыре часа утра вышел оттуда (охрана, конечно, его не задерживала, потому что это был командир с ромбами, ужинавший вместе со Сталиным) и пешком добрался до Москвы, взял у княжон свой заплечный мешок и уехал в Ленинград. А тот друг, что пригласил его на дачу, позднее был расстрелян.

Миссия в Кабуле

Первую советскую миссию отправили в Кабул. Мой отец формально занимал должность завхоза, а на самом деле был резидентом нашей военной разведки. В свое время даже сняли фильм «Миссия в Кабуле», где моего отца под фамилией Смыков сыграл Демьяненко.

Отец наладил хорошие связи в окружающей афганской среде и вовремя узнал, что руководством английской разведки, если я не ошибаюсь, было подготовлено уничтожение нашего дипломатического представительства. Всех должны были вырезать.

И отец организовал незаметную эвакуацию всех членов миссии, а в ту самую ночь со своим помощником ходил по дому, зажигая и гася свет в разных комнатах, как будто люди ложатся спать. Посольство должны были захватить в четыре часа утра, поэтому в два часа они взяли четырех лошадей, на двух в перемёт положили продовольствие, на двух сели верхом и уехали в противоположную сторону, в сторону Китая.

Потом было преследование. Им приходилось ехать по ночам, пить воду из родников. Оказалось, что помощник отца погрузил на двух лошадей ящики с килькой в томате (в темноте он не видел, что это за консервы). И сколько они шли по горам, столько ели кильку в томате. Поэтому у нас в доме никогда не было кильки в томате. И до сих пор я не считаю, что это еда для нормального человека.

После этого отца назначили консулом в одну из провинций Китая, в Синьцзян. Но ему нельзя было туда ехать с фамилией Смык. К тому времени он уже был женат на моей матери, а ее фамилия Китаенко. И она ему предложила: «Возьми псевдоним, пусть мы с тобой будем Китаевы». И супруги Китаевы – консул (а на самом деле разведчик) с супругой отправились в Китай. (Моя мать закончила Институт восточных языков, отлично знала китайский язык и помогала ему в дипломатической и разведывательной работе.)

Когда они вернулись, отец решил взять себе старую фамилию – Смык. Но ему сказали: «Позволь, ты уже делал что-то как Китаев, значит, будешь теперь Китаев-Смык». И он стал Китаевым-Смыком. Я родился, как Китаев-Смык. Потом была паспортизация, и ему в паспорт вписали – Смык-Китаев. И он стал Смык-Китаевым. Моя младшая сестра родилась, как Смык-Китаева. А мать – Китаенко.

Знамена наполеоновской армии

Отец был помощником Президента Академии наук СССР академика Ферсмана, потом работал в Государственном историческом музее заместителем директора.

Однажды, проверяя все, что есть в музее, он в подвале нашел какие-то гниющие тряпки. «Что это?» – спросил он. Ему ответили, что это – взятые в плен знамена наполеоновской армии. Отец посмотрел по ним документы и нашел письмо из французского посольства, где предлагали большие деньги на реставрацию этих знамен, а то, что невозможно восстановить, просили вернуть.

Отец согласился, получил деньги, и началась реставрация. Причем денег оказалось даже больше, чем нужно, и он излишек направил на спасение разрушающихся церквей на севере России. Некоторые из них теперь стоят в московском заповеднике Коломенское.

Но вскоре друзья сообщили, что ему грозит арест за то, что отдал врагам символы наших побед. Отец тут же забрал свои документы и перешёл на работу во ВГИК, который тогда располагался в залах будущей гостиницы «Яр». И организовал строительство нового здания ВГИКа. Сейчас оно рядом с ВДНХ.

Я помню, как ходил туда с отцом еще до войны. Мы поднялись по доскам на второй этаж, он сказал: «Здесь будет библиотека. Выпишу детских книг, будешь приходить, читать их». Через год там была библиотека. А еще через год друзья сказали ему, что есть секретные документы о его аресте. Отец опять забрал документы и перешёл в другое ведомство. И организовал, на тот момент единственное в мире Цирковое училище, и стал там директором.

Наконец его вызвали в райотдел КГБ, предъявили обвинения в измене родине. Отец, человек горячий, протестовал так, что его успокоили табуретом по голове. Привезли домой с частичным параличом всей правой стороны тела.

Во время войны он, уже инвалид, на добровольных началах организовал ПВО в институте нейрохирургии рядом с нашим домом. При том, что у него волочилась одна нога, висела щека, и один глаз совсем не видел. К нему относились очень хорошо, и уже после войны его прооперировал Бурденко. Собственно оперировал Лебедев, а Бурденко, будучи уже немолодым человеком, командовал: «Здесь отрезать, здесь пришить».

После операции отец поступил на работу в университет и стал одним из организаторов физико-технического факультета, ФТФ, который через некоторое время сделали институтом. Если бы меня спросили, что самое приятное было у меня в жизни, я бы рассказал, как однажды, в 1964 г. зашел в университет, чтобы встретиться со своей хорошей знакомой, и увидел отца. Он держал в руках «Известия» с моей статьей о невесомости.

И вот, на партийном собрании, на которое и приезжал отец, секретарь – один из руководителей Московского университета, спросил: «Александр Ефимович, чья это статья? Какой Китаев-Смык готовит полёты в космос?» Отец ответил: «Это мой сын». И когда он растерянный и радостный вышел с этой газетой в руках, я понял, что не зря живу на свете.

Английская сталь

Летом 1941-го года мы с сестрой и мамашей были на даче в Быково. И недели за две до начала войны мы, мальчишки, стали копать на участке дачи окоп. Выкопали, покрыли его ветками и там прятались – играли в войну… Когда она началась, очень радовались. Бегали, кричали: «Война! Война! Война!» Ждали, что сейчас все будет очень здорово и интересно.

Вскоре начали бомбить аэродром по другую сторону железной дороги, и мы – я и два моих приятеля – выскакивали ночью из подвала, чтобы посмотреть зарево. Мамаша даже привязывала меня за руку к своей ноге, чтобы я ночью никуда не убегал. Но я, конечно, отвязывался… Не знал я тогда, что спустя много лет на этом аэродроме будет базироваться Лётно-Исследовательский институт, в котором я буду работать, подготавливая полеты в космос. Сейчас он называется «Аэродром Раменское».

Министерство внешней торговли СССР, в котором работала моя мать, в сентябре должно было эвакуироваться в город Ульяновск. В порту Нагатино мы погрузились на маленький пароход, заваленный громадными ветвями деревьев – для маскировки от фашистской авиации. Поплыли, когда стемнело. Но нас заметил фашистский бомбардировщик «Юнкерс-87» (у нас он назывался лапчатым, так как шасси не убирались и торчали вниз), точно такой, как во второй серии «Опалённых солнцем». Несколько раз он с жутким воем пикировал. Три раза бомбы падали рядом, поднимая столбы воды.

В этом возрасте – а мне было 10 лет – страх часто рождает интерес, по-русски говоря, лихость. Так вот, это было не только дико страшно, но еще необычайно интересно. Что-то гремело, стучало. А когда мы приплыли в Ульяновск в сводке Информбюро прочитали, что одна бомба все-таки попала в наш пароход. Но не взорвалась, потому что в бомбе был песок – послание от замечательных немецких рабочих.

В Ульяновске мы жили с конца 1941 до лета 1942 года. Там было голодно. За нормой хлеба обычно ходили дети, потому что взрослые в это время где-то работали. И продавщицы быстро поняли, что нужно давать паек не одним куском, а двумя – кусок и к нему маленький довесок. Потому что дети – голодные, по дороге начинали грызть хлеб, и могли съесть очень много. А так они съедали довесок, а основной кусок не трогали.

Если хлеба не было, норму выдавали отрубями. Я помню, как мы получали в мешочек ржаные отруби, замешивали их с водой и вроде как жарили на сковороде на керосинке. Мамаша работала в столовой госпиталя. И приносила нам то, что оставалось на тарелках – это было наше питание. Там иногда попадалась лапша, крошки какой-то крупы, кусочек картошки…

Потом мамашу откомандировали в Баку, и мы – шесть человек с детьми под ее начальством опять сели на пароход. На него же стали грузить деревянные ящики и громадные бочки с чёрными английскими буквами. Внутри – разломанные отливки английской стали, блестевшие как серебро. Загрузили так, что пароход по самую нижнюю палубу стоял в воде, и при малейшей волне или ветре тут же подходил к берегу, чтобы не утонуть.

Так добрались мы до Сталинграда, и грузчики стали носить по трапу ящики и бочки, иногда роняя их в воду, где они разбивались о неглубокое дно. Нам, мальчишкам, дали сумки, чтобы мы ныряли туда и доставали этот груз. И совсем недавно я узнал, что то была не обычная, а броневая сталь для заводов, которые продолжали делать танки в окружённом фашистами Сталинграде.

Лучший начальник таможни

Из Баку мою мамашу командировали в другую таможню – на границу с Китаем, с Синьцзяном, где она когда-то была со своим супругом – консулом. А теперь – без него, но с двумя детьми. Через какое-то время ее повысили со старшего таможенного инспектора до начальника таможни. Причем таможня эта уже к концу войны оказалась лучшей в стране.

Там я стал свидетелем, можно сказать, малой войны. В Синьцзяне готовился коммунистический переворот (еще до того, как Мао Цзэдун и маршал Чжу-дэ захватили власть во всем Китае). Это был примерно 1944 год. Из Китая к нам иногда приезжал какой-то наш поверенный, и всем детям давал конфеты. Мы уже забыли о существовании конфет!

А однажды приехала машина, он вылез из багажника, и, как обычно, дал нам конфеты. На следующий день началась стрельба по всей границе. Мы тут же залезли на крышу, а наш учитель (он с фронта вернулся без руки) бегал вокруг и кричал, чтобы мы слезали… И только, когда несколько пуль стукнуло по крыше, мы, как горох, ссыпались вниз.

Тогда погибло несколько наших пограничников, были убиты два китайских солдата. На таможне разместились губернатор города Чегучак с семьей, несколько его помощников, и, как ни странно, случайно оказавшийся в Синьцзяне молодой министр культуры центрального гоминдановского правительства. Они были крайне удивлены, что начальник таможни, моя мать, свободно говорит по-китайски и лучше них знает другие китайские наречия.

В лаборатории эндокринологии

Окончив школу, я пошел в 1-й Московский медицинский институт. Вступительные экзамены сдал на отлично и окончил институт тоже с отличием. Первый год поработал врачом в поликлинике, а потом пошел в Академию медицинских наук СССР, в отдел кадров и сказал: «Я хочу заниматься наукой, физиологией». Начальница отдела подивившись моей наивности, говорит: «Хорошо. Идите в Институт нормальной и патологической физиологии».

Что я и сделал. Пришел туда, позвонил в отдел кадров и говорю: «Я от такой-то, – и назвал начальницу отдела кадров Академии наук СССР, – она рекомендовала мне к вам обратиться в связи с поступлением к вам». Там забегали, говорят: «У нас в лаборатории эндокринологии нужны люди». Доктор наук Иван Михайлович Шапиро попросил перезвонить через две недели, но я позвонил на второй день. «Да, да, хорошо. Позвони через две недели», – сказал он опять. Я позвонил еще через два дня, а он в ответ: «Куда ты пропал? Тут место пропадает. Срочно беги сюда!»

Чтобы отпустили из поликлиники (я ведь не отработал обязательных три года), отправился в райвоенкомат и записался на Курсы повышения квалификации офицеров медицинской службы и пришел в свою поликлинику с погонами старшего лейтенанта медицинской службы на плечах, в кирзовых сапогах. Там поняли: «Уходит в армию, не удержишь». И отпустили.

Иван Михайлович Шапиро предложил мне заниматься пересадкой эндокринных желез – надпочечников у животных. Нужно было проводить операции, вырезая у кролика надпочечники. Для их консервации я сделал специальную установку – сосуды с жидким азотом. Опускаешь туда орган, и он мгновенно замерзает, не перекристаллизовываясь. В другом аппарате с вакуумной сушкой, из него высасывались остатки воды, и орган подживлялся другому кролику.

Но кролики дохли. Если кто-то выживал, я специально еще раз оперировал – смотрел. И всегда оказывалось, что там остался какой-то кусочек собственного надпочечника. Удалишь его, и все – кролика нет. Я говорил об этом Ивану Михайловичу, а он отвечал: «Лионя (он так меня называл – Лионя), а ты пиши, что выжил». Я никому, ничего не сказал, но добился перевода в Институт фармакологии АМН СССР – в том же здании, но на другом этаже.

«Поехали!»

Однажды ко мне подошел Андрей Михайлович Клочков и сказал: «Помнишь, мы как-то поздно закончили праздничный вечер в институте и ночевали на столе в комнате Ученого Совета? Сашка Зверев был, я был, ты был, еще кто-то… И ты рассказывал, что отец говорил тебе про космические тела, что с тех пор ты мечтаешь о космосе. До сих пор мечтаешь?» Я сказал, что – да, до сих пор. Одно время даже пытался узнать, где этим занимаются, но не узнал. «Мы занимаемся! – сказал Клочков. – В лесу, но туда ведет только одна дорога, и обратного пути нет. Мы готовим там космические полеты».

Я бросил работу, аспирантуру, бросил все и ушёл туда – в засекреченный Летно-Исследовательский институт, где только что организовали отдел авиационной космической медицины. Построили секретную трехэтажную поликлинику для сотрудников и третий этаж, еще не занятый врачами, отдали нашему отделу. Там мы изучали психику и физиологию летчиков. Одну из лестниц сделали закрытой – по ней поднимались только мы.

Однажды пришло распоряжение, чтобы мы из своих четырех комнат (я сидел в одной из них) и вынесли в коридор свои столы и шкафы. В комнаты привезли кровати – в каждую по две, и разместили там несколько офицеров. А на следующий день я пришел на работу, и стал что-то припаивать – крепить провода для снятия кардиограммы у летчика, который сидит в катапультном кресле в самолете. Поселившиеся у нас молодые военные лётчики (два старших лейтенанта, два капитана) ходили по коридору – смущённые, немного мрачные, поскольку понимали, что выселили нас из комнат.

И тут из моей комнаты вышел один из них – неожиданно веселый, широко улыбающийся… Подсел ко мне (а я паяю) и говорит: «Дай-ка я попробую, может, у меня лучше получится». И мы вместе быстро закончили эту работу. Но главное – он так это сказал, словно мой давний друг. Это был Юрий Гагарин.

Гагарин был уникальным человеком. В сложных задачах ему не приходилось перебирать все возможные решения, он мгновенно находил единственно правильное. Делал это легко и быстро. Он умел общаться с людьми – сразу появлялось чувство, что он твой близкий друг. У всех, не только у меня. Я убежден: если бы Гагарин не погиб (а я, наверное, все знаю о его гибели), то с его талантом, умом, он был бы, конечно, президентом нашей страны.

В моей комнате жили Гагарин и Титов, во второй комнате – Нелюбов и Попович, и в третьей – Николаев и Быковский (единственный из шестерки, кто до сих пор жив). А в четвертой расположились двое сопровождающих.

Из нашей поликлиники будущие космонавты шли в Лётно-Исследовательский институт (под охраной двух офицеров) и там в одном из зданий на втором этаже проходили тренировку на модели космического корабля. Собственно, это была не модель, а один из восемнадцати «шариков», реально подготовленных к полету.

Медиков при них не было, а военных врачей они к себе категорически не пускали. Поэтому пригласили нас с Клочковым. Там я познакомился с Галлаем – заслуженным летчиком-испытателем, героем Советского Союза, сбившим в 1941 году первый фашистский самолет над Москвой – «Дорнье», многомоторный бомбардировщик. Он рассказал, откуда взялось слово «поехали». Еще до войны, когда он учился у опытных инструкторов-летчиков, так перед полетом говорил его инструктор. Поэтому во время каждой нашей тренировки, когда космонавт сидел на своем месте в этом «шарике», Галлай говорил: «Готовы?» – «Готов». – «Поехали!» Поэтому и Гагарин сказал: «Поехали!»

Космонавт как воробей в амбаре

Я, как врач, принимал участие в разработке так называемой трехкаскадной системы спасения летчиков-истребителей и истребителей-бомбардировщиков. Дело в том, что если покидать самолёт, вылезая постепенно, то на сверхзвуковой скорости сильнейшим давлением воздуха от человека будет отрезать куски. Поэтому летчику необходимо мгновенно катапультироваться вместе с креслом. А как потом остановиться? Как вылезти из этого кресла?

Кресло отстреливалось вместе с летчиком от кабины самолета, сзади у него раскрывался небольшой парашютик, чтобы человек летел в кресле ногами вперед, таким образом притормаживая. После чего раскрывался второй парашют, побольше, который переводил кресло в вертикальное падение. Потом уже летчик выталкивался из этого кресла, и у него за спиной раскрывал его собственный парашют.

Катапультирование – процесс очень непростой и крайне опасный. Среди парашютистов-испытателей были на редкость талантливые люди, я бы даже сказал, гении своего дела. Они могли в случае аварийной ситуации меньше, чем за секунду, принять решение. Да еще такое, чтобы спасти не только себя, но и кресло, проходящее испытание и доработку.

Это был очень хороший период. В любое время года – осенью, зимой, весной, летом – мы работали на огромной лесистой территории Лётно-Исследовательского института. Каждый день от одного здания к другому ходили по лесным тропинкам. Я видел, как опадают листья, как ложится снег, слышал, как поют птицы, а потом начинает пробуждаться весенний лес…

Часто группа, обслуживающая испытательное катапультирование, вылетала на вертолете в поля, и мы сидели на пригорке, – ждали, когда над нами будет катапультироваться парашютист-испытатель. Конечно, волновались. Но вот он летел, открывался парашют – один, второй, третий, и он махал нам рукой. Значит, живой.

Однажды я узнал о том, что готовится самолет, в котором можно во время полета делать кратковременные периоды невесомости. Для этого надо, чтобы он разогнался, подскочил, и летел по параболе. Для этой цели отдали ТУ-104А, № 42396. Талантливейший инженер Евгений Терентьевич Березкин разработал сложную математическую схему: на какой высоте нужно лететь, под каким углом подниматься, до какой высоты подлетать (делать «горку»), как лететь по параболической траектории, чтобы в салоне самолета с его крыльями, с его весом, создать максимальную продолжительность невесомости – 30 секунд. Причем в одном полете можно было много раз повторять эти 30 секунд, и каждый раз проводить исследования в невесомости.

Наш самолёт ТУ-104А был единственным в мире большим пассажирским лайнером, оборудованным так, чтобы в полете в нем возникала невесомость. В США для этого тогда использовали лишь небольшие транспортные военные самолеты. В них периоды невесомости были короче, чем у нас. И не было возможности разместить ни большие космические устройства для испытаний, ни множество людей для изучения их реакций при исчезновении силы тяжести.

Я стал участвовать в подготовке этих полетов. Получил допуск к ним, прошел медицинскую комиссию, довольно сложную – прыгал с парашютом, чтобы иметь навык, как спасаться, если самолет развалится в воздухе (вероятность этого была). Получил единственное в своем роде удостоверение – «Физиолог-экспериментатор». Потом такие же удостоверения выдали еще нескольким врачам нашего отдела, подготовившимся к экспериментальным полётам.

Начались полеты для испытания доработанных систем самолета. Но я понимал, что незачем ждать окончания этих испытаний, научные исследования надо начинать сразу. Решил изучать то, как разные люди реагируют на невесомость, чтобы в дальнейшем предотвращать нежелательные реакции. Многие после исчезновения силы тяжести внезапно чувствовали страх, будто падали в бездну, а через 3-4 секунды возникала безумная радость, смех. У других (и таких было большинство) – наоборот, растерянность, пространственные иллюзии, и потом, как правило, тошнота, рвота.

В зоомагазине мы купили животных, чтобы изучать поведение в невесомости разных представителей биологической эволюции: рыб, птиц (голубей), земноводных (лягушек), пресмыкающихся (ящериц), млекопитающих (белых мышей и крыс, кроликов, кошек. Собак принесли сотрудники института после того, как я уверил их, что с животными ничего плохого не случится).

В мастерских мне сделали плексигласовые камеры типа аквариумов, где животные находились во время экспериментов. В полёте их автоматически снимали киноаппараты. Такие исследования проводились впервые в мире, а результаты потом были опубликованы в разных странах.

После космического полета Гагарина спрашивали: «Ну, как невесомость?» – «Ничего особенного. Ремни привязной системы жали. Наверное, из-за этого срыгнул один раз, чуть-чуть испачкал скафандр. Временами не ясно было, где верх, где низ». Оставалось непонятным: можно ли в невесомости жить? Медики боялись: может быть, в желудке не будет держаться пища, и после еды начнутся отрыжка и рвота? Или сердце зальет кровью, которая не сможет оттекать к ногам? Страхов было очень много.

«Космонавт должен летать в космическом корабле, как воробей по амбару!» – сказал Королев. И приказал для следующего космического полета сделать так, чтобы в «шарике» была возможность отстегнуться от кресла. Из самолета убрали все мои контейнеры и установили кресло космонавта, от которого испытатель, одетый в скафандр, во время невесомости мог свободно отстегнуться, полетать, сесть обратно и пристегнуться.

Испытателем был Комаров (потом, к несчастью, в космическом полете погибший), я секундометрировал его действия. Наблюдали за ним: Гагарин как эксперт, уже побывавший в длительной невесомости, и будущие космонавты Волынов и Нелюбов. Как руководитель с нами полетел генерал Каманин.

Во время третьего режима невесомости генералу вдруг стало нехорошо, и я занялся его здоровьем, а Гагарин взял мой планшет, секундомер и стал делать замеры вместо меня. Секундомер этот до сих пор у меня хранится. Потом было много таких же полётов с другими испытателями. Но космонавту №2, Титову, все-таки не разрешили отстегнуться, позднее это проделал Николаев.

В полетах на нашем ТУ-104А при многократных повторениях невесомости готовился первый выход человека в космическое пространство. В салоне самолета установили часть космического корабля «Восход-2». Испытателями были назначены: молодой инженер Валентин Данилович и я. Мы «выплывали» из «Восхода-2» вначале без скафандров, потом одетые в скафандры. Примеряли, где и какие установить поручни, и многое другое. Для этого надо было открыть выходной люк «Восхода-2», «проплыть» в шлюз, открыть люк шлюза, «выплыть» из него (как бы в космос), полетать в невесомости и вернуться обратно, закрыв оба люка. Это делалось за несколько тридцатисекундных периодов невесомости.

Работа оказалась трудной, были споры между изготовителям «Востока-2», шлюза и впервые создаваемого скафандра. Наиболее удобным для прохода через шлюзы был скафандр «Ястреб», у которого ранец располагался на уровне голеней, перед ними. Благодаря чему габариты космонавта оставались небольшими, позволяя свободно «проплывать» через люки. Но Королев, впервые увидев «Ястреб», закричал: «Что за мотня висит на причинном месте! Сделать, как солдатский ранец, на спине!» Быстро сконструировали и изготовили скафандр «Беркут», в котором в 1965 году Леонов выходил в открытый космос. В этом году, можно сказать, юбилей этого события – 50 лет.

Отчет об испытаниях был в присутствии, наверное, всех участвующих в этой программе генеральных конструкторов, их помощников и представителей министерства обороны: народу собралось человек 150.

Королев задал мне только один вопрос: «Какой длины должен быть фал для безопасного выхода в космос?» Я ответил: «Полтора метра». Как он начал кричать! «15 метров! 15 метров!» Ко мне подошёл наш начальник ЛИИ и очень сухо спросил: «Леонид Александрович, Вы отдаёте отчет своим словам?» – «Да. Если бы я выходил в космос, то справился бы с фалом 15 метров, у меня большой опыт плавания в скафандре при невесомости. У космонавтов такого опыта нет». Королева уговорили – Леонов отплывал от «Востока-2» с семиметровым фалом.

Вскоре после своего космического полёта он приезжал к нам в ЛИИ и рассказывал на собрании инженеров и рабочих, что когда, выйдя в космос, начал отплывать от «Востока-2», то космический корабль вдруг показался ему непривычно огромным, увеличившимся, опасно нависающим над ним. Эта иллюзия, – макропсия, – известна психологам, она бывает у уставших детей.

Ещё Леонов тогда рассказал, что у него были трудности с фалом, не сразу удалось собрать его в «бухту», и тяжело было влезть с ним в шлюз. Как потом стало известно, когда он отплыл от корабля, масса плывущего за ним фала угрожала завернуться вокруг космонавта. Леонов справился с этим, но потерял немало времени.

А недавно я узнал, почему так кричал Королев: он хотел, чтобы Леонов отплыл на расстояние достаточное, чтобы сфотографировать «Восток-2» на фоне поверхности Земли. Чтобы наши американские конкуренты не сомневались, что выход в открытый космос действительно состоялся. Специальный фотоаппарат был укреплён на скафандре, на бедре.

Искусственная сила тяжести

Главной задачей Королева была будущая экспедиция на Марс – не на Луну, как сейчас ему приписывают. Вернер фон Браун, этот зловещий гений немецкой и американской космонавтики говорил, что нужно в долгих межпланетных полетах сделать искусственную силу тяжести. Он предлагал с этой целью построить вращающийся «космический бублик» 20 метров в диаметре, чтобы в нем во время вращения возникала искусственная сила тяжести (центробежное ускорение), и можно было ходить по нему внутри. Когда же у нас зашел разговор на эту тему, я предложил: «Давайте сделаем медленно вращающуюся квартиру-центрифугу диаметром 20 метров».

Мы ее построили: две комнаты с коридором и достаточно комфортные условия, чтобы люди могли там жить. И на протяжении семи лет проводили эксперименты с медленным вращением, каждый раз увеличивая скорость. Но 14 января 1966 г. умер Королев, и уже через несколько лет почувствовалось снижение интереса к подготовке марсианских межпланетных полетов. Нашу уникальную квартиру-центрифугу «Марс» пришлось распилить.

Я ушел из ЛИИ (хотя не отпускали) и поступил в Институт психологии АН СССР, в лабораторию специальных проблем, где все сотрудники имели допуск к секретным документам.

Мне удалось добиться передачи из ЛИИ в Институт психологии копий почти всех отчетов о научных исследованиях во вращающейся квартире-центрифуге. И я начал теоретически осмысливать и обобщать различные проявления стресса: в отличие от кратковременного ударного стресса, создаваемого краткой невесомостью, у людей во время непрерывного многосуточного вращения возникал длительный стресс. Что в итоге позволило мне создать Общую теорию стресса. Ей была посвящена монография «Психология стресса», опубликованная в 1983 г.

Стресс жизни и стресс смерти

Есть стресс жизни, а есть стресс смерти. Стресс жизни – это стресс на работе, дома или в дороге – например, при аварии. Никто не выходит на улицу, чтобы умереть. Но есть и стресс смерти. На войну люди едут, чтобы убить врага раньше, чем он убьет их. Чтобы исследовать этот вид стресса – «стресса смерти», я в 1995 году отправился в Чечню с журналистами.

Фронта как такового там не было – можно относительно свободно проехать через наши блокпосты к чеченским боевикам, потом от них обратно. И меня по моей же просьбе отправили к боевикам, в горное село Шатой. Там я изучал состояние людей, которые имеют свои цели, свои задачи, не совпадающие с задачами большого государства. Но я понимал, что у меня может возникнуть так называемый «стокгольмский синдром» – чувство единения с теми, с кем рядом находишься под пулями. Поэтому старался почаще бывать у своих солдат и офицеров. Среди них я тоже наблюдал, как люди относятся к опасностям, как в опасности взаимодействуют между собой.

Но одному всех опросить невозможно. Поэтому я пошел по пути референтных групп. Находил офицеров, прапорщиков, даже солдат, неглупых и хорошо разбирающихся в обстановке, и через них узнавал, что происходит с остальными. Им я обязан тем, что потом опубликовал во многих статьях. И на второй «чеченской войне» я был уже, в основном, в наших войсках.

Я открыл, можно сказать, четыре базовых страха смерти. Базовых, поскольку на них основываются все остальные.

Первый – это страх за себя. Боязнь боли, увечья, боязнь смерти, в конце концов. Любая боль – это свидетельство опасности смерти.

Второй страх – за свою честь, можно сказать, свое реноме. Это страх перед оговором, позором, страх потерять лицо. Опозоренного изгоняют, а он в одиночку не выживет.

Третий страх – за своих сородичей, своих детей, даже незнакомых людей. Известны случаи, когда человек, не умеющий плавать, видя, как в реку упал ребенок, прыгает туда, хотя сам не умеет плавать. Его гонит туда страх потерять сородича, потому что если нас будет слишком мало, мы не сможем противостоять опасностям жизни.

Есть еще и четвертый страх, очень интересный, но я не буду сейчас о нем говорить. Так вот, у меня понижен первый страх, но повышен второй. Я всегда страшно боялся милиции и очень страдал от любых оговоров. Но не боялся опасности, как мой отец и моя мамаша.

В молодости и в зрелые годы я занимался экстремальными видами спорта: парашютизмом, альпинизмом, путешествиями в высокогорье. Я женат, четверо детей, четверо внуков. В тяжелых опасных ситуациях всегда стараюсь следовать чувству долга, предначертанному, как мне кажется, свыше.

Фото: Ефим Э рихман

Видео: Виктор Аромштам

Часть I
ЭМОЦИИ И ВОЛЯ

Л.А. Китаев-Смык. Психология и концепция стресса

Психическим проявлением синдрома, описанного Г. Селье, было присвоено наименование «эмоциональный стресс». Термин яркий, но породивший разночтение обозначенных им явлений. В содержание этого термина включают и первичные эмоциональные психические реакции, возникающие при критических психологических воздействиях, и эмоционально-психические симптомы, порожденные телесными повреждениями, аффективные реакции при стрессе и физиологические механизмы, лежащие в их основе.

Термин «эмоциональный стресс» претерпел в научной литературе ряд трансформаций, сходных с теми, которым подвергался и термин «стресс». Первоначально некоторые авторы были склонны понимать под эмоциональным стрессом ситуацию, порождающую сильные эмоции , видимо, вследствие английского значения этого слова как «нарушение равновесия физических сил». Концепция стресса ввиду своей направленности на целостное понимание адаптивных реакций организма привлекла внимание специалистов по разработке режимов жизнедеятельности человека в экстремальных условиях. Будучи увлеченными изучением исключительно неблагоприятных для организма проявлений стресса, этим термином они обозначали те адаптационные эмоциональные реакции, которыми сопровождались вредные организму физиологические и психофизиологические изменения. Соответственно под эмоциональным стрессом понимались аффективные переживания, сопровождающие стресс и ведущие к неблагоприятным изменениям в организме человека. Когда же накопились сведения о существовании большого круга физиологических и психологических реакций, сходных при отрицательных и положительных эмоциональных переживаниях, т.е. о том, что неспецифичность проявлений собственно стресса сочетается со специфически дифференцированными эмоциями, под «эмоциональным стрессом» стали понимать широкий круг изменений психических проявлений, сопровождающихся выраженными неспецифическими изменениями биохимических, электрофизиологических и других коррелятов стресса.

Следует заметить, что Г. Селье склонен полагать, что «даже в состоянии полного расслабления спящий человек испытывает некоторый стресс... Полная свобода от стресса означает смерть». Этим он подчеркивает, что неспецифическая адаптационная активность в биологической системе существует всегда, а не только в ситуациях, достигших какого-то критического опасного уровня взаимоотношений со средой. Являясь элементом жизненной активности, неспецифические адаптационные процессы (стресс) наряду со специфическими способствуют не только преодолению выраженной опасности, но и созданию усилий для каждого шага жизненного развития. Это замечание Г. Селье далеко не случайно. Ряд исследователей адаптации биологических систем склонны к поискам неспецифического субстрата, свойственного узким фрагментам адаптивной активности. Подобные поиски закономерны и, можно полагать, в определенном смысле плодотворны. Однако это влечет за собой присвоение термина «стресс» не общему адаптационному синдрому с его физиологическими, психическими и т.д. проявлениями, а отдельным комплексам показателей, неспецифическим только в своем регионе.

Поиски неспецифических реакций в мелких регионах адаптационной активности биосистемы, отличающихся собственными гомеопатическими признаками, по нашему мнению, заслуживают внимания . Они основаны на возможности, вероятно, бесконечного дробления биосистемы на подсистемы с их микрогомеостазом. Трудно указать границу допустимой «спецификации» феномена неспецифичности. Видимо, следует считаться со сложившимся терминологическим выделением следующих видов стресса: физиологического и эмоционального, физиологического и патологического, эмоционального и физического и др.

Итак, термин «стресс» встречается в современной литературе как обозначающий следующие понятия:

1. сильное неблагоприятное, отрицательно влияющее на организм воздействие;
2. сильная неблагоприятная для организма физиологическая или психологическая реакция на действие стрессора;
3. сильные как неблагоприятные, так и благоприятные для организма реакции разного рода;
4. неспецифические черты (элементы) физиологических и психологических реакций организма при сильных, экстремальных для него воздействиях, вызывающих интенсивные проявления адаптационной активности;
5. неспецифические черты (элементы) физиологических и психологических реакций организма, возникающих при всяких реакциях организма.

Показатели качества относительно сложной деятельности достигают критической верхней точки при меньшем уровне стрессовой напряженности, чем показатели относительно простой деятельности.

Нами обнаружено, что при некотором уровне стрессовой напряженности может возникать парадоксальная ситуация, когда показатели выполнения более сложной деятельности могут возрасти выше, чем возросшие показателю менее сложной деятельности. При нарастании стрессовой напряженности можно различать два ее уровня, при которых будет наблюдаться равенство показателей таких более или менее сложных видов деятельности. Если стрессовая напряженность превысит первый «уравнительный уровень», то более сложная задача будет выполняться лучше простой. Превышение второго «уравнительного уровня» ведет к прогрессивному снижению качества более сложной деятельности, тогда как менее сложная еще может улучшаться. Прогностическое значение идентификации (определения) этих уровней стрессовой напряженности очевидно.

Процессы ухудшения деятельности при стрессе следует рассматривать не только как результат непроизвольных потерь информации, но и как следствие ослабления волевой активности, снижение восприимчивости к внешним мотивам деятельности в результате ухода «в себя». При длительном стрессе может происходить перестройка значимости мотивов: побуждавшие деятельность могут ее тормозить, тормозившие - побуждать. Может возникнуть неприязнь к атрибутам деятельности или к ней самой. Наконец, ухудшение деятельности человека может быть результатом его попыток активно противостоять внешним побуждениям к дистрессогенной деятельности или к деятельности в дистрессогенных условиях.

Много работ посвящено проблеме индивидуальных различий стресса. В большинстве из них рассматривается разная подверженность людей стрессу и то, какие отличия стресса могут быть у разных людей. Обилие таких исследований обусловлено запросами психотерапии.

Исходя из того что у человека существуют неосознаваемые влечения к получению не только положительных, но и отрицательных эмоций, высказано предположение о том, что индивидуальные различия эмоционального восприятия сходных ситуации создают «различный баланс возбудимости систем положительной мотивизации и систем отрицательной мотивизации». Конечно, указанные системы мотивизации могут создавать только предпосылки поведения человека, в мотивах которого основная роль принадлежит моральной стороне, нравственной практике, мировоззрению, идейным убеждениям т.д.

Лица, имеющие согласно классификации Роттера внутренний *локус* контроля за своей деятельностью - «интерналы» (уверенные в себе, надеящиеся только на себя, не нуждающиеся во внешней поддержке), менее подвержены дистрессу в экстремальных условиях при социальном давлении, чем «экстериалы» с внешним «локусом» контроля (неуверенные в себе, нуждающиеся в поощрениях, болезненно реагирующие на порицания, полагающиеся на случай, на судьбу). Это не универсальная закономерность. У «интернала», потерявшего веру в себя под влиянием критических факторов, могут проявиться качества «экстернала». Либо, не умея искать опору вовне, он оказывается еще более беззащитным, чем «экстернал», в тех же условиях. Надо сказать, что эта зависимость неоднозначна. Отсутствие возможности контролировать стрессогенную ситуацию оказывает более дистрессовое действие на «интерналов», чем на «экстерналов». Наряду с этим обнаружено, что «тренировки» могут изменить место контроля...

Люди с тревожностью как чертой характера более подвержены эмоциональному стрессу, чем те, у кого тревожность возникает только в опасных ситуациях. Однако такое разделение не абсолютно и зависит от условий и опыта жизни.

Лица типа А, отличающиеся склонностью к недооценке сложности стоящих перед ними задач и времени, потребного для решения этих задач, всегда спешащие и всегда опаздывающие и расстраивающиеся, более подвержены болезненным стрессам, чем люди типа Б, склонные к спокойной размеренной деятельности...

Существует тип людей, которые, как и причисленные к типу А, склонны спешить и опаздывать, ставить себе непосильные задачи и выполнять ничтожную часть их. Но в отличие от людей типа А они не придают никакого значения той части задания, которую не смогли или не успели выполнить. Более того, ту малую часть задания, которую сделали, они расценивают как «потрясающий успех», что воодушевляет их на постановку себе новых задач и дальнейшую бурную деятельность. Люди этого типа настолько уверены в своей успешности, а часто и в своих выдающихся качествах, что им практически чужды чувства обиды, униженности, неуверенности в себе. Они мало подвержены дистрессу.

Есть тип людей, склонных, как и относимые к типу А, к переоценке своих возможностей при выполнении задания. Вместе с тем от типа А они отличаются тем, что с самого начала деятельности испытывают радость, будто задание уже успешно выполнено, т.е. начало активной, целеустремленной деятельности служит для них преждевременным свидетельством ее успешного окончания. Невыполнение задания не вызывает у них огорчения и других подобных чувств. Вместо этого они испытывают рассерженность, гнев против «причины» их неуспеха, которую они видят в чем угодно, только не в себе. Люди этого типа мало подвержены дистрессу.

Выраженность проявлений стресса зависит от отношения субъекта к стресс-фактору, от его субъективной определенности, субъективной значимости, субъективной вероятности. Предложено классифицировать людей по их отношению к стрессору и своим переживаниям стресса на «репрессоров», подавляющих в себе тягостные переживания стресса, и на «скрывателей», не признающих воздействие на них как стрессовое. У «репрессоров» при отсутствии внешних, поведенческих проявлений стресса последний может быть обнаружен физиологическими методами.. «Скрыватели» отличаются от «репрессоров» отсутствием как поведенческих, так и физиологических проявлений стресса или относительно меньшей их выраженностью.

Индивидуальная выраженность стресса, в частности его неблагоприятных проявлений, в большой степени зависит от осознания человеком своей ответственности за себя, за окружающих, за все происходящее в экстремальных условиях, от психологической установки на ту или иную свою роль. Нами выделены три типа отношения человека к самому себе при стрессе. Первый тип - отношение человека к себе как к «жертве» экстремальной ситуации, оно усиливает дистресс. Второй тип сочетает отношение к себе как к «жертве» с отношением к себе как к «ценности», доверенной себе же. Такой тип характерен для опытных летчиков-испытателей и т.п., для опытных испытуемых, работающих в экстремальных условиях, для спортсменов высокого класса. Подобного рода отношение к себе можно обнаружить также у людей, сохраняющих в критических условиях чувство собственного достоинства. Второй тип отношения к себе при стрессе более свойствен лицам зрелого возраста. Третий тип сочетает два первых типа отношений к себе с сопоставлением проявлений о стрессе у себя и у других людей, также подвергающихся экстремальным воздействиям. Это отношение к себе как к одному из ряда людей. Оно может быть у лиц, изучающих стресс, в том числе на себе, у ответственных за ход экстремальной ситуации и участвующих в ней. При этом, как правило, возрастает роль ответственности за себя, что снижает значение представления о себе как о «жертве», усиливающего дистресс. Если же социальная ответственность субъекта мала, то вид страдания окружающих людей или их панические действия могут усилить у него аналогичные проявления.

Среди методов регулирования эмоционального стрессу различают: направленные на предотвращение его неблагоприятных проявлений, на купирование их и на замещение нежелательных симптомов стресса благоприятными или нейтральными для человека симптомами. Известны также методы ликвидации хронического депрессового состояния с использованием для этого эмоционально-стрессовых нагрузок. Многие авторы обращают внимание на необходимость индивидуального подхода к регуляции стресса с учетом личностных особенностей человека. Отмечается возможность тренировки и укрепления личностных особенностей, способствующих устойчивости человека перед психологическими и социальными стрессорами. Используются методы групповой психотерапии дистресса.

ЭКСТРЕМАЛЬНЫЕ ВОЗДЕЙСТВИЯ И СТРЕССОРЫ

Понятие «экстремальное» состояние предполагает определение какого-то «предела» психологических и физиологических адаптационных преобразований. Большие возможности адаптации человека затрудняют определение этого «предела». Конечно, прежде всего следует иметь в виду предел существования организма, индивида, т.е. начало его разрушения, гибели. Но этому «предельному» состоянию умирания, деструкции всего организма или его элементов, как правило, предшествует ряд адаптационных состояний, характеризующихся включением аварийных, защитных механизмов, направленных на предотвращение умирания, на ликвидацию или избегание действия опасного, вредоносного фактора. В ряду этих состояний можно выделить еще один предел, т.е. предельное состояние. Это так называемое третье состояние, промежуточное между нормой и болезнью. Его иногда называют экстремальным. Показателем такого состояния могут быть «внутриорганизменные» сигналы к сознанию человека, вызывающие у него неприятные, болезненные ощущения, побуждающие человека избегать обусловливающего их фактора. Это первый субъективный показатель наличия экстремальных воздействий на человека. Он может иметь градацию от слабо заметных неприятных ощущений до чувства непереносимой болезненности. В качестве второго показателя экстремальности воздействия на человека часто используется показатель его дееспособности (работоспособности), недопустимо снижающейся при воздействии на человека, т.е. при экстремальном воздействии. Наконец, широко используются «объективные» показатели состояния человека, устанавливаемые на базе регистрации физиологических процессов. Воздействия, обусловливающие критические состояния, идентифицируются как экстремальные.

Обобщая взгляды многих авторов на сущность психологического стрессора, можно сказать, что стрессогенная ситуация предъявляет человеку требования, воспринимающиеся им либо как превосходящие его возможности ответить на них, что ведет к дистрессу, либо как позволяющие реализовать свои возможности ответить на эти требования и благодаря этому достигнуть желаемых последствий. При этом играет роль субъективная неопределенность требований и возможности им отвечать, а также субъективная значимость (положительная или отрицательная) последствий ответа. Это - определение стрессора как степени соответствия компонентов системы «человек - среда». Предполагают различать в этой системе требования среды к человеку и требования человека к среде. Реальное или потенциальное неудовлетворение и тех и других требований ведет к дистрессу, их удовлетворение способствует возникновению эустресса (положительный стресс). Возможны ситуации, когда одно и то же событие может одновременно порождать и удовлетворенность , и неудовлетворенность человека. Такого рода конфликт между стрессорами «первого уровня» может стать стрессором «второго уровня».

АКТИВНОСТЬ ИЛИ ПАССИВНОСТЬ!

Еще Гиппократ отмечал, что при душевном возбуждении и расстройстве одни люди склонны к маниакальному, другие - к депрессивному поведению. Дифференциация индивидуальных различий подобного рода соответствует широко распространенной на Востоке концепции о двух началах - «ян» и «инь». Первое реализуется в активности поведения, силе характера, а при своей чрезмерности - в ярости, безудержности; второе реализуется в нежности, пассивности, а при чрезмерности своих проявлений - в депрессивности.

Активность, пассивность поведения при стрессе предопределяются сочетанием внутренних и внешних факторов. К первым относится врожденная предрасположенность человека к активному или пассивному поведению в критических ситуациях, а также имеющийся опыт столкновения с такими ситуациями. Опыт активного «овладения» ими повышает вероятность активного реагирования, прецеденты пассивного реагирования делают более вероятным пассивное поведение в сходных ситуациях. Надежность прогноза деятельности человека в критических условиях возрастает с приближением моделируемого уровня экстремальности ситуации к натурному ее уровню. Поэтому все чаще используется воспроизведение тренировочно-тестирующих аварийных ситуаций в процессе реальной деятельности человека-оператора.

Из чего складывается экстремальность стрессора, т.е. каковы стрессообразующие факторы? При анализе стрессоров для правильного прогнозирования спектра их действий надо учитывать совокупность характеризующих их специфических и неспецифических факторов. Основные факторы, от которых зависит экстремальность стрессоров, следующие:

1. субъективная оценка опасности стрессора для целостности субъекта (физической целостности, целостности социального статуса, «целостности исполнения его желаний» и т.п.);
2. субъективная чувствительность к стрессору, т.е. степень субъективной определенности, значимости стрессора для субъекта;
3. степень неожиданности стрессора, неожиданной для субъекта может оказаться сила действия стрессора и чувствительность к нему субъекта;
4. близость действия стрессора к крайним точкам субъективной шкалы «приятно - неприятно»;
5. продолжительность действия стрессора при сохраняющейся его субъективной значимости (чувствительности субъекта к нему).

Экстремальность обусловлена неопределенностью продолжительности сроков действия стрессора либо неожиданным его продлением...

Чем более субъективно значимо событие (например, за счет осознания его опасности) и чем более определенным оно является для субъекта (например, за счет интенсивности воздействия), тем больше вклад этого воздействия в актуализацию программы активного поведения. Возможны ситуации, когда воздействие (сигнал) достаточно интенсивно, но на основе его субъектом «не могут прогнозироваться (осознанно или неосознанно) какие-либо возможные события, поскольку сложившаяся ситуация оказывается невозможной (невероятной) с позиции фило- и онтогенетического опыта субъекта. В этом случае у него нет адекватных этому событию «программ» поведения. При этом активность поведения, имевшаяся до начала действия стрессора, снижается, т.е. поведение актуализируется в виде пассивного переживания «невозможной» ситуации. Могут возникать либо пассивная расслабленность, либо пассивная напряженность. Они длятся до тех пор, пока такая ситуация закончится либо накопится информация относительно действующего фактора, позволяющая перейти к активному реагированию на этот фактор. Пассивное реагирование может длиться вплоть до гибели организма. С возрастанием интенсивности действия стрессора проявления стресса первоначально возрастают, затем начинают снижаться. Задают вопрос - каков процент людей, склонных к активным, и людей, склонных к пассивным реакциям при стрессе. Этот вопрос не правомерен, так как проявление той или иной формы адаптационной эмоционально-двигательной активности определяется совокупным сочетанием индивидуальной предрасположенности субъекта к активному либо к пассивному реагированию (действию) и реализующей эту предрасположенность экстремальностью стрессора, которая опять же субъективно осознанно или бессознательно оценивается реагирующим на нее индивидом. Оказываются слитными воедино внутренний человеческий фактор с компонентами врожденного и приобретенного, осознаваемого и неосознаваемого, индивидуального и коллективного и внешний фактор, реальный, хотя и субъективно воспринимаемый, - экстремальность среды.

Следует заметить, что эмоционально-двигательная поведенческая пассивность, охватывающая практически всю популяцию, при увеличении экстремальности стрессора за счет его продолжающегося длительного действия может сменяться активизацией поведения части популяции.

Такая активизация поведения при длительном стрессе может быть двух типов

• во-первых, за счет усиления волевых импульсов - эти как бы спонтанные порывы к тем или иным действиям по типу: «хочу - через не могу», либо результат осознанных волевых усилий: «надо - через не могу».
• во-вторых, за счет внутренних побуждений к общению, которые могут усиливаться при длительном стрессе, будучи предпосылкой для активизации социально-психологической активности субъекта.

Какое, активное или пассивное, реагирование более целесообразно в экстремальной ситуации? Достаточно сильное неблагоприятное воздействие невозможно долго выдерживать - наступит истощение адаптационных резервов. Если такое воздействие весьма продолжительно, его не переждешь. Более рационально активными действиями устранить экстремальный фактор за короткий срок. Если для этого нет эффективного способа, остается пережидать в надежде, что хватит сил (глубоких адаптационных резервов) перетерпеть, пока неблагоприятный фактор либо сам исчезнет, либо станет ясно, как активно устранить его (пока накопится информация , достаточная для принятия решения о способе активного удаления стрессора).

Итак, при сильных стрессорах более целесообразно активное защитное реагирование (действие, поведение, деятельность). Пассивная тактика более целесообразна в ситуации, экстремальность которой создается длительностью стрессора, а не силой его действия. Многочисленные данные свидетельствуют о том, что в одних и тех же экстремальных условиях у одних людей актуализируется активная, у других пассивная защита против стрессора. В рамках популяции дихотомическую полярность индивидуальных различий активности поведения (активность - пассивность) можно рассматривать как защитный, полезный фактор, противостоящий неконтролируемым внешним опасностям и способствующий сохранению генофонда.

Что можно сказать о ценности активности и пассивности при стрессе для отдельного индивида? Критерий пользы - успешность предотвращения, устранения неблагоприятного для индивида фактора и эффективность овладения благоприятным. Неопределенность будущего делает в перспективе полезными в текущий момент оба адаптационно-защитных состояния. В настоящем полезна ширина фронта защиты. Будущее покажет субъекту, на каком участке этого фронта действительно полезна активность. Однако в рамках «момента времени» индивида для него более целесообразно активное реагирование. Построенное на концепте определенности, как бы понятности текущей ситуации, оно направлено на овладение этой ситуацией и является для субъекта источником благоприятных сигналов о его потенциальной успешности в овладении стрессором. Пассивное реагирование на стрессор не создает такой обратной информации к субъекту. Более того, оно всегда протекает на фоне негативных эмоций, т.е. на фоне «сигналов к себе» о неблагополучии, побуждающих субъекта к поискам неизвестного выхода из стрессогенной ситуации (по принципу «кнута»). Негативная эмоция, неблагоприятная в рамках «момента времени», целесообразна как «сигнал к себе», как напоминание о нежелательности по какой-то причине текущей ситуации и неотложной необходимости выхода из этой ситуации и смены имеющегося состояния.

Неблагоприятными для субъекта могут стать и чрезмерно активная, и чрезмерно пассивная эмоционально-поведенческие стрессовые реакции, не способствующие или даже мешающие удалению стрессора. Ведущий принцип купирования гиперактивного и гиперпассивного поведения при стрессе - изменение вероятностной характеристики среды. При стрессовой гиперпассивности надо сделать, чтобы субъекту как бы «стало все ясно», т.е. чтобы исчез концепт невозможности, безысходности текущей ситуации и собственной беспомощности. При стрессовой гиперактивности возможны два корригирующих приема:

1. исправить, изменить кажущуюся верной ложную понятность ситуации, создав концепт стрессогенной ситуации, генерирующий эффективную адаптационно-защитную активность;
2. сделать ситуацию абсолютно «непонятной», «невозможной» для субъекта, тем ввести его в пассивное состояние.

ФЕНОМЕН «АКТИВНОЙ ГУМАНИЗАЦИИ»

Важную роль в направленности и интенсивности развития стресса играет представление субъекта о возможности своего влияния на экстремальный фактор, о том, может ли он участвовать в управлении стрессогенным воздействием. Советской инженерной психологией провозглашена концепция атропоцентризма как основное методологическое положение при разработке систем «человек - машина». Отвергнут подход к человеку-оператору как к придатку машины, который должен подстраиваться к ее технологии. Системы «человек - машина», функционирующие с учетом приоритета человека, оказываются в конечном итоге надежнее и эффективнее, чем без учета этого принципа. «Активный оператор» испытывает меньший стресс по сравнению с пассивным наблюдателем.

Известно много подтверждений того, что реализация человеком его потенциальной активности (биологической, психологической и т.д.) оптимизирует его жизнедеятельность, увеличивает его жизнеспособность. Особое значение имеет активное проявление гражданственности человека, его высоких нравственных устремлений.

Китаев-Смык Л.А. Психология стресса. М., 1983, с.21-24, 28-39, 49-53, 69-76

(Реферат)

Лурье С. Психологическая антропология: история, современное состояние, перспективы (Документ)

(Документ)

Тарабрина Н.В. Практикум по психологии посттравматического стресса (Документ)

Кокс Т. Стресс (Документ)

Марищук В.Л., Евдокимов В.И. Поведение и саморегуляция человека в условиях стресса (Документ)

Тарабрина Н.В. Психология посттравматического стресса: интегративный подход (Документ)

Реферат - Психологическая работа со спортсменами в условиях стресса (Реферат)

Шпаргалка по дисциплине Психология экстремальных ституций (Шпаргалка)

n1.doc

Л.А. Китаев-Смык

ПСИХОЛОГИЯ СТРЕССА.

Психологическая антропология стресса

Москва

Академический Проект 2009

УДК 159 9 ББК 88 К11

Издается по решению Ученого совета Российского института культурологии Министерства культуры Российской Федерации
Рецензенты: М.И. Марьин, доктор психологических наук, профессор А.В. Окороков, доктор исторических наук, действительный член Академии военных наук

Китаев-Смык Л.А.

К11 Психология стресса Психологическая антропология стресса. - М.: Академический Проект, 2009. - 943 с. - (Технологии психологии).

ISBN 978-5-8291-1023-9
В монографии описаны индивидуальные особенности долгой жизни при стрессе и реакции во время стресса, краткого, как удар Представлены генеральные (общие) закономерности изменений эмоций, восприятия, памяти, мышления, работоспособности и общения в экстремальных ситуациях Изложены результаты исследований «стресса жизни» и «стресса смерти», отражены многочисленные исследования автора: стресс творчества и вдохновения, восторг и ужас властителей, ускользание из-под гнета жестокостей и гибель под ними, стресс в боях под пулями врагов и посттравматические болезни ветеранов, длительный стресс в экспериментах при подготовке полета людей на Марс и многое другое. Доступно рассмотрены телесные (соматические) и душевные (психические) болезни стресса и способы их предотвращения Проанализированы психологические факторы, позволяющие нормализовать стресс, являющийся естественным следствием динамической и сложной жизни. Кроме того, показаны способы и приемы восстановления и поддержания здоровья в стрессовых ситуациях. Книга ведущего российского специалиста по проблемам стресса написана для всех, кого затронул стресс, кто его использует или с ним борется, для политиков и психологов, для медиков и социологов, для работников силовых структур, для учащихся и профессионалов, может быть, даже для философов. Пусть читателя не отпугивает энциклопедичность этой книги - каждый найдет в ней свое.

УДК 159.9 ББК 88
ПРЕДИСЛОВИЕ

Стресс в современном постиндустриальном обществе все чаше становится причиной страданий. Стремление к массовым радостям и мнимой беспечности не всегда уменьшает напряжен­ность нашей жизни.

Проблемы, связанные со стрессом, в чем-то, а может быть, во многом, индивидуально различны, т. к. каждый человек уникален. Конкретные рекомендации специалистов по стрессу могут подвести читателя близко к решению его проблем. Но повседневное их решение сможет осуществлять только сам человек, знающий свои проблемы «нутром» и возвысившийся над ними, в частности, путем их осмысления. Иными словами, проблемы стресса человек может решать сам более успешно, если он имеет знания и силы взглянуть на свои проблемы и «из себя», и «на себя».

Знакомство с анализом причин и закономерностей стресса, с его последствиями, изложенными в книге, позволит читате­лю увидеть способы уменьшения неблагоприятных влияний критических ситуаций и, может быть, поможет найти полезные последствия этих ситуаций. «Нет худа без добра» - говорит пословица. При стрессе нужно не только пересилить «худое», но не потерять «доброе».

Эта книга написана для всех, кого затронул стресс, кто его использует или с ним борется, для политиков и психологов, для медиков и социологов, для работников силовых структур. Для учащихся и профессионалов, может быть, даже для фило­софов. Она пополнит их знания о стрессе или хотя бы укрепит в этих знаниях.

В разных главах книги автор рассматривает связанные со стрессом проблемы, принадлежащие к различным областям знаний (разным научным дисциплинам). Широта подходов необходима для понимания и успешного решения многих острых проблем, обусловленных стрессом. Использование и анализ разнодисциплинарных научных материалов делает для разных профессионалов одни главы книги более, другие - ме­нее «своими», т. е. более или менее полезными и удобными для чтения.

Первая глава в монографии вводная. Во второй изложены результаты многочисленных научных наблюдений и экспе­риментальные данные об эмоциях и поведенческих реакциях (нормальных и болезненных) при кратком и продолжительном стрессе, при разных экстремальных воздействиях. Третья глава посвящена вегетативным проявлениям стресса, т. е., с одной стороны, тому, какие физиологические реакции бывают при психологическом стрессе и, с другой стороны, как эти реакции сказываются на психике. Вместе с тем представлены анализ «соматических (телесных) болезней стресса», пути их про­филактики и лечения. В четвертой главе описаны изменения интеллектуальных способностей в экстремальных ситуациях, когнитивные, перцептивные, мнемонические и другие реакции при стрессе. Наряду с этим доступно описаны причины и ди­намика возникновения неврозов как «психических болезней стресса», а также основные принципы их профилактики и лече­ния. В пятой главе представлены психосоциальные (социально-психологические) проявления стресса, динамика изменения общения людей, внезапно оказавшихся или долго живущих в экстремальной обстановке, и многое другое.

В монографии анализируются методы профилактики и устра­нения неблагоприятных проявлений стресса и пути сохранения способности восстанавливать в нужный момент свою актив­ность, боевитость, сохранение веры и надежды на вызволение от невзгод жизни, на успешное преодоление стрессогенных воздействий.

Какой главный недостаток этой книги, по мнению ее автора? Многогранность проблем стресса требует изучения его проявлений разными науками (психологией, медициной, социологией, этнографией, политологией и др.). Это неиз­бежно создает разнокалиберность, часто несопоставимость и подчас кажущуюся противоречивость представленных сведений.

Какое главное достоинство в этой книге видит ее автор? В ней представлен разносторонний подход к пониманию стрес­са, без которого невозможно постигать сложнейшую картину противостияния психики и всех систем организма человека, экстремальным условиям существования, создающим «стресс жизни» и «стресс смерти». При этом особое внимание обраща­лось на то, что экстремальные ситуации, возникающие в жизни и моделируемые в экспериментах, могут оказывать на человека не только неблагоприятные влияния. Такие ситуации могут пробуждать в людях потенциальные возможности, незаметные в обычных, нестрессогенных условиях. Автор полагает, что главные из них: интеллектуально-творческий потенциал (с усло­вием, что он не устремлен против самого себя, т. е. не стал безумен) и потенциал нравственности. В критических условиях она проявляется и проверяется. Потому что нравственность - это не только раскрытие силы жизнеутверждения личности, но и система запретов, «очеловечивающих» личность и общество. Вспомним, что Л.Н. Толстой видел три вида нравственности:

• 
  нравственность то, что служит на пользу моему «я». Это - нравственность дикости;
• 
  нравственность то, что служит на пользу тому кругу, ко­торый есть мой. Это - нравственность варварства;
• 
  нравственность то, что служит на пользу всему человече­ству. Это - нравственность общечеловеческая.

При стрессе становится очевидно, потенциалом какой нравственности богат человек. Но главное - в критической ситуации человек всегда становится перед выбором, с какой из этих трех нравственностей идти дальше.
* * *
У этой книги две особенности. Первая - то, что в нее вклю­чено описание результатов комплексного изучения стресса, про­веденного впервые в мире в прошлом веке в нашей стране. Эти результаты были многократно подтверждены. Однако описание комплексных исследований, проведенных с участием одного и того же автора, т. е. на единой методологической основе, делает их до сих пор значимыми. Об этом свидетельствуют многочис­ленные ссылки в Интернете на первое издание «Психологии стресса». Заимствуя из него многие разделы, автор пытался излагать их во втором издании современным языком, уходя от кондового наукообразия, до сих пор «модного» в ряде научных школ. С их стороны возможны упреки в том, что в отдельных случаях вместо «строго научного описания» используется язык как бы научно-популярного изложения результатов исследова­ния стресса. Более того, в некоторых главах ввиду недостаточ­ности научно подтвержденных данных при обсуждении сложных проявлений стресса автор опирается на аналитическое их опи­сание выдающимися интеллектуалами: писателями-классиками, мыслителями. Да, они не профессиональные психологи, но это не мешало им (может и помогало) образно осмыслить психоло­гическую, социально-психологичекую и даже психофизиологи­ческую сущность тех или иных проявлений стресса.

Однако автор этой монографии присоединяется к тем, кто с сожалением видит обеднение научного смысла в ряде совре­менных научных изданий, как спрятанное за наукообразием и англицизмами текста, так и напоказ выставляемой вульгариза­цией русского языка.

Еще одно замечание о литературных особенностях научных текстов. В одной из последних своих статей, в предисловии к переводу дневника Амелия Л.Н. Толстой писал: «Писатель ведь дорог и нужен нам только в той мере, в которой он открывает нам внутреннюю работу своей души, само собой разумеется, если работа эта новая, а не сделанная прежде. Что бы он ни пи­сал - драму, ученое сочинение, повесть, философский трактат, лирическое стихотворение, критику, сатиру, - нам дорога в про­изведении писателя только эта внутренняя работа его души, а не та архитектурная постройка, в которую он большей частью, да, я думаю, и всегда, уродуя их, укладывает свои мысли и чувства». Автор книги, которую держит в руках читатель, старался как только мог «не уродовать» на ее страницах свои мысли и чувства. Потому, возможно, кто-то подчас скажет: «Не слишком ли много в ней автора!» Да. Решая, чем дополнить второе переработанное издание «Психологии стресса», автор понял невозможность объ­ять необъятное, обобщить сотни тысяч исследований стресса, проделанных в разных странах за десятилетия после его издания. Поэтому оно дополнено исследованиями самого автора. Они про­водились в разных (подчас предельно опасных) условиях, с раз­ными целями, их описание требовало разных лингвистических приемов. Кому-то из читателей это доставит удовлетворение (так было при журнальных публикациях), кого-то, возможно, возмутит (пока такого не было).

Вторая особенность этой монографии, то, что ее главы со второй по четвертую содержат описания субсиндромов стресса, т. е. разных его проявлений, потребовавших описания и анали­за, использующих разные профессиональные подходы. Потому одни профессионалы могут начинать чтение данной монографии с той главы, которая прежде всего удовлетворит их профессио­нальный интерес. Других профессионалов больше заинтересуют иные главы. Так, пятая глава интересна социальным психологам, работающим в экстремальных ситуациях; четвертая - спе­циалистам, оптимизирующим интеллектуальную деятельность при стрессе; третья - тем, кто занят профилактикой и лече­нием телесных (соматических) болезней стресса; вторая глава может быть более интересна специалистам по общей, военной, космической психологии.

Однако в каждой из этих глав описаны экспериментальные данные, полученные на протяжении ряда лет в ходе одних и тех же комплексных экспериментов. Это вынуждает повторно представить в каждой главе описание методов создания стресса. Читателей, расширяющих эрудицию и знакомящихся не только со «своей» главой книги, но и с «чужими» главами, не должны смущать эти вынужденные повторы.

Благоразумный читатель должен различать факты, досто­верно установленные, а также достаточно обоснованные теории от поисковых концепций, которые требуют подтверждений или должны быть отвергнуты. Но неясное, непонятное не следует таить. Его проблемность надо обозначить, чтобы своевременно начать аналитические исследования.

Читач оглавление этой монографии, можно заметить, что в нее как бы включены самостоятельные «книги» с описанием ис­следований отдельных, специфических экстремальных состоя­ний: стресса невесомости, аккустического стресса, боевого стресса, кинетоза («стресса укачивания-укручивания»), стресса творчества, посттравматических стрессовых расстройств, специфического стресса ввиде «выгорания персонала», стресса скученности. При исключительном интересе к какой-либо из этих проблем читатель может первоначально знакомиться с разделом, привлекшим его внимание.

Особое место в этой монографии занимает раздел, посвящен­ный неврозам. Ее автор согласен с теми, кто рассматривает их как душевные (психические) болезни стресса. Однако несколько школ психиатров видит неврозы с разных сторон. Для рас­ширение эрудиции читателя на страницах данной монографии представлены разные взгляды на «душевные болезни стресса». Это поможет читателю понимать врачей (невропатологов, психиатров, психоаналитиков и др.), принадлежащих к разным научным медицинским школам и владеющим не схожими пси­хотерапевтическими методами.

Для тех, кого интересует главным образом теоретическое осмысление стресса, можно рекомендовать прочтение первой главы и описания генеральных (общих) закономерностей суб­синдромов стресса в главах со второй по пятую.

Обширные основания общей теории стресса созданы Гансом Селье и его учениками. Вклад в теорию психологии стресса был сделан исследователями экстремальной психологии (психологии стресса). В данной монографии предпринята очередная попытка дополнить ее.

Стало необходимо и неизбежно изучать и осмысливать много­образие психической и социальной активности (и пассивности) людей при стрессе с учетом многих антропологических факторов, т. е. человека со всеми его свойствами, функциями, проявлениями, взаимоотношениями. И следует обратить пристальное внимание на целесообразность такого методологического направления как зооантропология, т. е. на то как, казалось бы, исключительно зоологические функции психики, организма актуализируются в человеческих поступках, действиях, эмоциях, социальных контактах.

И еще, прислушаемся к советам известного современного психолога и психотерапевта Реноса К. Пападопулоса: «Мы можем понять больше, если обладаем воображением, чем в том случае, когда остаемся в рамках логического понимания ситуации... нуж­но вступать в диалог с иным, чуждым для нас явлением».

Аннотация на английском

The study covers individual aspects of living under stress for a long while and reactions to stress situations which are short and sudden, like a sharp blow to the body. The author introduces the general pattern of changes in emotions, perception, memory, thinking, performance and communication which occur in extreme situations. You will also find the results of studies on "life stress" and "death stress". The book reveals numerous studies conducted by the author: on the stress of creativity and inspiration; on pleasures and horrors of authority; on escaping the pressure of cruelty or perishing under it; on the stresses of war - under the bullets of the enemy, and posttraumatic diseases of veterans; on long-term stress in the training of crews for the mission to Mars and many others. Somatic and mental diseases, and their prevention, are reviewed in a comprehensible way. You will also find an analysis of the psychological factors which help us to normalize stress, representing natural results from our dynamic and complex life. Furthermore, this book reveals the best ways and techniques for restoring and maintaining health in stressful situations.

This book from the leading Russian expert on stress is written for those who live under stress, fighting it or using it: politicians and psychologists; doctors and sociologists; enforcement agencies; students and professionals; even philosophers. We hope that the encyclopedic nature of this book won"t scare you away as each reader will find something relevant for him or her.

Kitaev-Smyck L. A.

ГЛАВА 1

МЕТОДОЛОГИЯ ИЗУЧЕНИЯ СТРЕССА

Даже в состоянии полного расслабления спящий человек испытывает стресс... Полная свобода от стресса означает смерть.

Ганс Селье

1.1. КОНЦЕПЦИЯ СТРЕССА ГАНСА СЕЛЬЕ - « ОБЩИЙ АДАПТАЦИОННЫЙ СИНДРОМ»

Концепция стресса, родившись в результате серии патофизио­логических исследований выдающегося канадского ученого Ганса Селье, оказала большое влияние на различные науки о Человеке. Она была подхвачена многими представителями медицины, пси­хологии, социологии, этнографии, политологии и др.

В первой главе этой книги изложены основные положения концепции Г. Селье. Это сделано, во-первых, из уважения к его таланту и научному наследию, во-вторых, из-за того, что хотя обширные современные знания о стрессе давно не укладываются в рамки его теории, но все же освоение ее плодотворно и сейчас.

В первой главе показана сопоставимость с теорией Г. Селье результатов наших многолетних экспериментальных и теоретиче­ских исследований стресса, подтвержденных многими учеными. Здесь изложены этические и организационно-методологические принципы, которые надо соблюдать при изучении стресса, рассмотрены сходства и различия «стресса жизни» и «стресса смерти».

1.1.1. Предпосылки создания и широкого распространения концепции стресса

Поражения сердечно-сосудистой системы являются причиной более 50 % всех случаев смерти [Бедный СМ., 1981; Ганели-наИ.Е., 1975; Косицкий Г.И, 1977; Уайт П., 1967 и др.]. Установ­лено, что эти поражения обусловлены главным образом неблаго­приятными для человека формами эмоционального напряжения

[Чазов Е.И., Вихерт A.M., Метелица В.И., 1972; Haynes S.G. et al., 1978; Shapiro A.P., 1978]. В нашей стране увеличение смертности от ишемической болезни сердца особенно быстро нарастает за последние десятилетия.

Из-за «стресса жизни» миллионы людей страдают от недомога­ния, нарушения сна, усталости, отверженности или тревожности, у детей имеются стрессовые симптомы эмоционального неблаго­получия (чрезмерная агрессия, ночные кошмары, мочатся в кро­ватку), все больше людей страдают от алкоголизма и наркомании, пытаясь избавиться от «стресса жизни», тысячи кончают с собой или совершают попытку самоубийства .

Вот как оценивает эти данные Ленард Леви, один из известных исследователей эмоционального стресса. «Часто говорят, что статистика не кровоточит. Да, независимо от того, как интерпре­тируются эти данные, они представляют огромные человеческие страдания и несчастья, часть которых, вероятно, предотврати­ма» . Он предлагает продолжать изучение эмоционального стресса и его индивидуальное лечение. По его мнению, «можно и должно подойти к проблеме через длительное холистически и экологически направленное профилактическое планирование» [там же]. Им предложены принципы такого пла­нирования.

Таким образом, предпосылкой создания и широкого рас­пространения концепции стресса можно считать возросшую, особенно во второй половине XX столетия, актуальность про­блемы защиты человека от неблагоприятных факторов среды. Ширящееся научное изучение стресса можно рассматривать как часть охватившего общественность нашей планеты движения по охране природы. Человека при этом надо рассматривать как важ­нейший элемент биосферы, подлежащий защите. Часто защищать человека надо от него самого, т. е. от стихийной урбанизации, от ошибочных «успехов» цивилизации.

Среди своих предшественников Г. Селье называет Клода Бернара, указавшего, что относительное постоянство внутренней среды живого организма - важнейшее условие поддержания его жизнеспособности, и Уолтера Кеннона, разработавшего теорию гомеостаза.

Большое впечатление на Г. Селье произвели его встречи и беседы в 1935 г. в Ленинграде с академиком-физиологом, нобе­левским лауреатом Иваном Петровичем Павловым. «Эти беседы вдохновляли меня в течение всей моей жизни. Портрет Павлова висит в холле нашего института рядом с портретами Эйнштейна и моего соотечественника, открывшего инсулин, сэра Фредерика Бантинга, который опекал меня, когда я начал изучать стресс»,- вспоминает Г. Селье [Селье Г., 1979|. Открытие И.П. Павловым условных рефлексов, можно полагать, предопределило направлен­ность концепции стресса на понимание способности организма выходить на уровень готовности к экстремальным стрессогенным воздействиям, опережая их. Если на уровне целого организма ре­зультаты фило- и онтогенетического его «обучения» преодолению неблагоприятных факторов реализуются, как известно, в значи­тельной мере при участии центральной нервной системы, то «на клеточном уровне,- пишет Г. Селье,- обучение зависит главным образом от химического обуславливания и сводится к выработке защитных веществ типа гормонов или антител и модификации их действия с помощью других химических соединений (например, питательных веществ)»[Селье Г., 1979, с. 60]. О неспецифических болезненных проявлениях защитных реакций организма, ставших основой учения о стрессе, неоднократно говорили И.П. Павлов и его ученики, называя их «стандартными формами нервных дис­трофий», подчеркивая тем самым значение нервной регуляции в возникновении этих неспецифических реакций.

Но почему портрет еще и великого физика осеняет парадный вход Института экспериментальной медицины и хирургии (ныне Интернациональный институт стресса) ? Начало нашего столетия ознаменовалось созданием релятивистской и квантовой физики, теоретические построения которых обусловили прогрессивные преобразования в методологии естественных наук. Эти преобразо­вания в значительной мере связаны с именем Эйнштейна. Видимо, не только уважение побудило Г. Селье поместить на почетном месте в своем институте портрет А. Эйнштейна. Можно полагать, что прогрессивные концепции, возникшие в связи с отходом от методологии классической физики, оказали существенное влия­ние на научное мышление основателя учения о стрессе, і Объект исследований Г. Селье - стресс как неспецифические симптомы адаптации - понятие относительное. Их можно «уви-леть», только вычленяя подобные симптомы из множества разных симптомов адаптации. Потому стресс - понятие, теряющееся при чрезмерно большом и при чрезмерно малом круге наблюдаемых симптомов. В теоретических построениях Г. Селье присутствует относительность причинности и целесообразности стресса. Отно­сительно и понятие целостности носителя стресса: это локальные структуры в организме при «местном адаптационном синдро­ме» - это и весь организм, отвечающий «общим адаптационным синдромом», это та или иная совокупность людей при массовых проявлениях эмоционального стресса. Идея о существовании взаимодополняющих свойств в какой-то мере находит воплощение [в концепции стресса в виде дополнительности специфических и неспецифических проявлений адаптации к требованиям среды в живых существах, в психике и в социальных совокупностях.

Г. Селье указывал на отсутствие прямой зависимости эмо­циональных переживаний при стрессе от физиологических ме­ханизмов стресса.

Ухудшение самочувствия, болезненные стрессовые физиоло­гические процессы Г. Селье предложил называть «дистрессом», т. е. разрушающим дискомфортным стрессом. Приятные формы стрессовых переживаний, такие как стресс любви, творчества, восторга, вдохновения, он назвал «эустрессом», т. е. приятным стрессом.

Широкому распространению учения о стрессе способствовала системная разработка концепции стресса ее автором, его исклю­чительная продуктивность и целеустремленность, а также его публицистические и литературные способности. Перу Г. Селье принадлежит более тысячи научных публикаций, в их числе более 20 монографий. Будучи на протяжении многих лет руководителем основанного им института, Г. Селье объединил усилия ученых многих стран в решении различных проблем стресса, способствуя тому, что исследования проблемы стресса вышли далеко за рамки первоначальных патофизиологических экспериментов.

Автор этой монографии на протяжении нескольких лет состоял в переписке с Г. Селье, получая от него полезные советы и, главное, одобрение и моральную поддержку. Специфические особенности советской государственной политики многократно препятствовали Г. Селье в его желании встретиться с автором этой книги.

Научная экспансия концепции «стресс» с ее распространением на различные области знания вызывает недоумения, а часто понят­ный протест ученых, разрабатывавших свои научные проблемы, обходясь без методов, пониманий, обобщений, используемых учением о стрессе (Мэй Р., 2001, с. 96-97; ВасилюкФ.Е., 1984 и др.]. Эти недоумения не повод для протеста и научных баталий - разные фонари освещают путь к истине.

1.1 .2. Основные положения концепции Г. Селье

Начало созданию концепции стресса положил случайно обна­руженный в эксперименте Г. Селье в 1936 г. патофизиологический «синдром ответа на повреждение как таковое», получивший на­звание «триада»:

Первое - увеличение и повышение активности коркового слоя надпочечников;

• 
  второе - уменьшение (сморщивание) вилочковой железы (тимуса) и лимфатических желез, так называемого тимико-лимфатического аппарата;
• 
  третье - точечные кровоизлияния и кровоточащие язвочки в слизистой оболочке желудка и кишечника. Заслуга Г. Селье в том, что он сопоставил эти реакции с клинико-психологическими симптомами, характерными почти для любого заболевания, с такими, как:

- первому - чувство недомогания;

• 
  второму - разлитые болевые ощущения и чувство ломоты в суставах и мышцах;
• 
  третему - желудочно-кишечные расстройства с потерей аппетита и уменьшением веса тела.

Объединение их в единую систему было правомерно только при наличии единого механизма управления этими физиологи­ческими и психологическими реакциями и общего совокупного процесса их развития.

Долго не было определенного представления относительно биологической сущности изъязвлений слизистой желудка, кишеч­ника и потери аппетита - «штатного» симптома стресса. Наша гипотеза, касающаяся этого феномена, была изложена в 1983 г. (Китаев-Смык Л.А., 1983], а также в третьей главе этой книги.

Г. Селье предложил различать «поверхностную» и «глубокую» адаптационные энергии. Первая доступна «по первому требова­нию», как «по пожарной тревоге». Вторая мобилизуется путем адаптационной перестройки гомеостатических механизмов ор­ганизма. Ее истощение необратимо, как считал Г. Селье; и ведет к гибели или к старению и гибели. Предположение о существо­вании двух мобилизационных уровней адаптации поддержива­ется многими исследователями [Китаев-Смык Л.А., Галле P.P., Гаврилова Л.Н. идр., 1972; Меницкий Д.Н., 1973; Селье Г., 1966; Селье Г., 1979; Франкенхойзер М., 1970; Lazarus R.S., 1967; La­zarus R.S., 1969; Lazarus R.S., 1977]. Нашими экспериментами и наблюдениями при предельно переносимых (и непереносимых) воздействиях на людей были выявлены четыре «ранга», четыре кризисных ступени, по которым восходит индивид (и социальное сообщество) при непрекращающихся экстремальных воздействи­ях. «Кризисные ранги стресса» описаны в последующих главах.

1.1 .3. Стадии мобилизации адаптационных резервов по Г. Селье

При непрекращающемся действии стрессогенного фактора интенсивность проявлений «триады стресса» возрастает. Г. Селье

А - стадии развития стресса по Г. Селье: «аларм» - реакция мобилизации адаптационных резервов, срочно, «по пожарной тревоге» (1); фаза резистент­ности (2); истощение адаптационных резервов (3).

Б - фазы адаптации при стрессе, разрушение имевшейся «функциональной системности» (1); становление новой «функциональной системности» (2); фаза неустойчивой адаптации

О моде.

Приведём фрагмент интервью с академиком Леонидом Китаевым-Смыком:

«Знаете, какое самое мощное оружие массового поражения на сегодня? — Стриптизёрши!

Оказывается созерцание обнаженных женских прелестей в большом количестве, как правило, заканчивается раком — у мужчин. И так называемое цивилизованное человечество погибнет не из-за какой-то там ядерной бомбы или недостатка ресурсов, а от избытка голых баб. После чего на планете останутся одни мусульмане.

Это не бред, и даже не пересказ футуристического романа. Подобный апокалипсис доказывает известный врач, готовивший ещё первых советских космонавтов, автор монументального исследования «Психологическая антропология стресса», академик Леонид Китаев-Смык. Самое интересное — выводы абсолютно светского ученого тесно перекликаются с постулатами основных религий, табуирующих чрезмерную эротизацию.

Свою голую правду академик раскрыл в интервью электронному изданию «Россия за жизнь».

— На протяжении последних десятилетий заболевания аденомой (доброкачественная опухоль) и раком простаты, как эпидемия, поражают мужчин в странах европейско-американской цивилизации. К началу нашего века уже у 40 % мужчин обнаруживается аденома, а у тех, кому старше 40 лет, это уже половина. В США патологоанатомы выявили рак простаты у 80 % мужчин, умерших старше 60 лет. Иначе говоря, многие из них просто не дожили до трагических проявлений этой болезни. Но парадокс: в мусульманских странах нет такого роста мужской онкологии!

— Почему? Казалось бы, страны Запада имеют более развитую медицину и в целом более высокий уровень жизни.

— Я пришёл вот к какому выводу. В странах, где господствует «общество потребления», в последние десятилетия становится нормой одежда, подчёркивающая и обнажающая женские прелести, говоря научным языком — вторичные половые признаки. Стали навязчивой повседневностью оголённые женские животы и пупки. Также соблазнительно раздражают обтянутые стрейч-джинсами округлые формы и распахнутые декольте…
Всё это сексуальные сигналы, пробуждающие желание.

В среднем городской мужчина видит подобные «сигналы» по 100 — 200 раз на дню — и от этого вожделение, не получив реализации, вытесняется в подсознание. Он его как бы не замечает, но кровь при этом получает андрогены.

Однако — и вот тут-то ключ к пониманию процесса! — андрогены вбрасываются в кровь не в большом (то есть онкологически безопасном) количестве, а со средней дозировкой, которая является канцерогенной.

В итоге часто возбуждающийся, но неудовлетворённый мужчина получает изнутри своего организма канцерогенную разрушительную атаку, которая приводит к печальному исходу.

— Извините, но по вашей логике получается — любое возбуждение должно приводить к соитию?
— Да, таков механизм, заложенный в природе. Эрос между мужчиной и женщиной — инструмент воспроизводства рода, он во всех проявлениях полезен организму. Потому, кстати, религия поощряет брак и супружеские отношения.

Приведу пример из жизни животных, для наглядности и понимания физиологии. Самка инстинктивно ищет лучшего самца, более способного для воспроизведения жизнестойкого потомства — и при этом отбраковывает, отвергает худших представителей. Но вожделение у тех ведь всё равно остаётся… оно не удовлетворено и подавлено… Содержание андрогенов у них в крови сохраняется среднеповышенным, то есть онкологически опасным. Они со временем теряют потенцию, а потом у них развивается рак. Таким образом, отбраковываются слабые, «не лучшие» самцы.

А в науке сейчас накапливаются данные о том, что аналогичные процессы происходят и у людей. Потому модное подчёркивание женских прелестей, провоцирующее сексуальное вожделение, следует рассматривать как создание «сексуального стресса». Из-за него включается сложный комплекс «сексуальной отверженности», завершающийся импотенцией и даже раком.

— И здесь — объяснение, почему богатые и развитые народы Запада вымирают?
— Да, конечно, это один из важнейших механизмов. Я сделал такой вывод и стараюсь публично донести его до всех: мода, обнажающая женщин, ведёт европейские этносы к депопуляции (вымиранию). Их место на земле замещают народы, хранящие целомудрие и закрытость своих женщин, и тем самым берегущих своих мужчин. В первую очередь, народы Ислама» («“Цивилизованное человечество” погибнет из-за голых баб» — 12.09.2010 г.