Предметы и явления, описанные в романе и появившиеся после его публикации.

Главная

Биогафии

Рэй Брэдбери

451 градус по Фаренгейту

451° по Фаренгейту - температура, при которой воспламеняется и горит бумага.

ДОНУ КОНГДОНУ С БЛАГОДАРНОСТЬЮ

Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперёк.

Хуан Рамон Хименес

Предисловие к изданию романа «451 градус по Фаренгейту», 1966 год

С девяти лет и до подросткового возраста я проводил по крайней мере два дня в неделю в городской библиотеке в Уокигане (штат Иллинойс). А летними месяцами вряд ли был день, когда меня нельзя было найти там, прячущимся за полками, вдыхающим запах книг, словно заморских специй, пьянеющим от них ещё до чтения.

Позже, молодым писателем, я обнаружил, что лучший способ вдохновиться - это пойти в библиотеку Лос Анджелеса и бродить по ней, вытаскивая книги с полок, читать - строчку здесь, абзац там, выхватывая, пожирая, двигаться дальше и затем внезапно писать на первом попавшемся кусочке бумаги. Часто я стоял часами за столами-картотеками, царапая на этих клочках бумаги (их постоянно держали в библиотеке для записок исследователей), боясь прерваться и пойти домой, пока мной владело это возбуждение.

Тогда я ел, пил и спал с книгами - всех видов и размеров, цветов и стран: Это проявилось позже в том, что когда Гитлер сжигал книги, я переживал это так же остро как и, простите меня, когда он убивал людей, потому что за всю долгую историю человечества они были одной плоти. Разум ли, тело ли, кинутые в печь - это грех, и я носил это в себе, проходя мимо бесчисленных дверей пожарных станций, похлопывая служебных собак, любуясь своим длинным отражением в латунных шестах, по которым пожарники съезжают вниз. И я часто проходил мимо пожарных станций, идя и возвращаясь из библиотеки, днями и ночами, в Иллинойсе, мальчиком.

Среди записок о моей жизни я обнаружил множество страниц с описанием красных машин и пожарных, грохочущих ботинками. И я вспоминаю одну ночь, когда я услышал пронзительный крик из комнаты в доме моей бабушки, я прибежал в ту комнату, распахнул дверь, чтобы заглянуть вовнутрь и закричал сам.

Потому что там, карабкаясь по стене, находился светящийся монстр. Он рос у меня на глазах. Он издавал мощный рёвущий звук, словно из печи и казался фантастически живым, когда он питался обоями и пожирал потолок.

Это был, конечно, огонь. Но он казался ослепительным зверем, и я никогда не забуду его и то как он заворожил меня, прежде чем мы убежали, чтобы наполнить ведро и убить его насмерть.

Наверное эти воспоминания - о тысячах ночей в дружелюбной, тёплой, огромной темноте, с лужами зелёного света ламп, в библиотеках, и пожарных станциях, и злобном огне, посетившем наш дом собственной персоной, соединившись позже со знанием о новых несгораемых материалах, послужили тому, чтобы «451 градус по Фаренгейту» вырос из записок в абзацы, из абзацев в повесть:

«451 градус по Фаренгейту» был полностью написан в здании библиотеки Лос-Анджелеса, на платной пишущей машинке, которой я был вынужден скармливать десять центов каждые полчаса. Я писал в комнате, полной студентов, которые не знали, что я там делал, точно так же как я не знал что они там делали. Наверное, какой-то другой писатель работал в этой комнате. Мне нравиться так думать. Есть ли лучшее место для работы, нежели глубины библиотеки?

Но вот я ухожу, и передаю Вас в руки самого себя, под именем Монтэг, в другой год, с кошмаром, с книгой, зажатой в руке, и книгой спрятанной в голове. Пожалуйста, пройдите с ним небольшой путь.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

Рэй Бредбери

451° по Фаренгейту

451° по Фаренгейту – температура, при которой воспламеняется и горит бумага.

Дону Конгдону с благодарностью

Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек.

Хуан Рамон Хименес

Очаг и саламандра

Жечь было наслаждением. Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются. Медный наконечник брандспойта зажат в кулаках, громадный питон изрыгает на мир ядовитую струю керосина, кровь стучит в висках, а руки кажутся руками диковинного дирижера, исполняющего симфонию огня и разрушения, превращая в пепел изорванные, обуглившиеся страницы истории. Символический шлем, украшенный цифрой 451, низко надвинут на лоб, глаза сверкают оранжевым пламенем при мысли о том, что должно сейчас произойти: он нажимает воспламенитель – и огонь жадно бросается на дом, окрашивая вечернее небо в багрово-желто-черные тона. Он шагает в рое огненно-красных светляков, и больше всего ему хочется сделать сейчас то, чем он так часто забавлялся в детстве, – сунуть в огонь прутик с леденцом, пока книги, как голуби, шелестя крыльями-страницами, умирают на крыльце и на лужайке перед домом, они взлетают в огненном вихре, и черный от копоти ветер уносит их прочь.

Жесткая улыбка застыла на лице Монтэга, улыбка-гримаса, которая появляется на губах у человека, когда его вдруг опалит огнем и он стремительно отпрянет назад от его жаркого прикосновения.

Он знал, что, вернувшись в пожарное депо, он, менестрель огня, взглянув в зеркало, дружески подмигнет своему обожженному, измазанному сажей лицу. И позже в темноте, уже засыпая, он все еще будет чувствовать на губах застывшую судорожную улыбку. Она никогда не покидала его лица, никогда, сколько он себя помнит.

Он тщательно вытер и повесил на гвоздь черный блестящий шлем, аккуратно повесил рядом брезентовую куртку, с наслаждением вымылся под сильной струей душа и, насвистывая, сунув руки в карманы, пересек площадку верхнего этажа пожарной станции и скользнул в люк. В последнюю секунду, когда катастрофа уже казалась неизбежной, он выдернул руки из карманов, обхватил блестящий бронзовый шест и со скрипом затормозил за миг до того, как его ноги коснулись цементного пола нижнего этажа.

Выйдя на пустынную ночную улицу, он направился к метро. Бесшумный пневматический поезд поглотил его, пролетел, как челнок, по хорошо смазанной трубе подземного туннеля и вместе с сильной струей теплого воздуха выбросил на выложенный желтыми плитками эскалатор, ведущий на поверхность в одном из пригородов.

Насвистывая, Монтэг поднялся на эскалаторе навстречу ночной тишине. Не думая ни о чем, во всяком случае, ни о чем в особенности, он дошел до поворота. Но еще раньше, чем выйти на угол, он вдруг замедлил шаги, как будто ветер, налетев откуда-то, ударил ему в лицо или кто-то окликнул его по имени.

Уже несколько раз, приближаясь вечером к повороту, за которым освещенный звездами тротуар вел к его дому, он испытывал это странное чувство. Ему казалось, что за мгновение до того, как ему повернуть, за углом кто-то стоял. В воздухе была какая-то особая тишина, словно там, в двух шагах, кто-то притаился и ждал и лишь за секунду до его появления вдруг превратился в тень и пропустил его сквозь себя.

Может быть, его ноздри улавливали слабый аромат, может быть, кожей лица и рук он ощущал чуть заметное повышение температуры вблизи того места, где стоял кто-то невидимый, согревая воздух своим теплом. Понять это было невозможно. Однако, завернув за угол, он всякий раз видел лишь белые плиты пустынного тротуара. Только однажды ему показалось, будто чья-то тень мелькнула через лужайку, но все исчезло, прежде чем он смог вглядеться или произнести хоть слово.

Сегодня же у поворота он так замедлил шаги, что почти остановился. Мысленно он уже был за углом – и уловил слабый шорох. Чье-то дыхание? Или движение воздуха, вызванное присутствием кого-то, кто очень тихо стоял и ждал?

Он завернул за угол.

По залитому лунным светом тротуару ветер гнал осенние листья, и казалось, что идущая навстречу девушка не переступает по плитам, а скользит над ними, подгоняемая ветром и листвой. Слегка нагнув голову, она смотрела, как носки ее туфель задевают кружащуюся листву. Ее тонкое матовой белизны лицо светилось ласковым, неутолимым любопытством. Оно выражало легкое удивление. Темные глаза так пытливо смотрели на мир, что, казалось, ничто не могло от них ускользнуть. На ней было белое платье, оно шелестело. Монтэгу чудилось, что он слышит каждое движение ее рук в такт шагам, что он услышал даже тот легчайший, неуловимый для слуха звук – светлый трепет ее лица, когда, подняв голову, она увидела вдруг, что лишь несколько шагов отделяют ее от мужчины, стоящего посреди тротуара.

Ветви над их головами, шурша, роняли сухой дождь листьев. Девушка остановилась. Казалось, она готова была отпрянуть назад, но вместо того она пристально поглядела на Монтэга, и ее темные, лучистые, живые глаза так просияли, как будто он сказал ей что-то необыкновенно хорошее. Но он знал, что его губы произнесли лишь простое приветствие. Потом, видя, что девушка, как завороженная, смотрит на изображение саламандры, на рукаве его тужурки и на диск с фениксом, приколотый к груди, он заговорил:

– Вы, очевидно, наша новая соседка?

– А вы, должно быть… – она наконец оторвала глаза от эмблем его профессии, – пожарник? – Голос ее замер.

– Как вы странно это сказали.

– Я… я догадалась бы даже с закрытыми глазами, – тихо проговорила она.

– Запах керосина, да? Моя жена всегда на это жалуется. – Он засмеялся. – Дочиста его ни за что не отмоешь.

Монтэгу казалось, будто она кружится вокруг него, вертит его во все стороны, легонько встряхивает, выворачивает карманы, хотя она не двигалась с места.

– Запах керосина, – сказал он, чтобы прервать затянувшееся молчание. – А для меня он все равно, что духи.

– Неужели правда?

– Конечно. Почему бы и нет?

Она подумала, прежде чем ответить:

– Не знаю. – Потом она оглянулась назад, туда, где были их дома. – Можно, я пойду с вами? Меня зовут Кларисса Маклеллан.

– Кларисса… А меня – Гай Монтэг. Ну что ж, идемте. А что вы тут делаете одна и так поздно? Сколько вам лет?

Теплой ветреной ночью они шли по серебряному от луны тротуару, и Монтэгу чудилось, будто вокруг веет тончайшим ароматом свежих абрикосов и земляники. Он оглянулся и понял, что это невозможно –

Друзья, если у вас нет возможности читать научно-фантастический роман Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту», смотрите это видео. Это очередная антиутопия. Написал роман Брэдбери в 1953-м году. События романа происходят где-то в Америке в недалёком или далёком будущем. Сначала расскажу, что это за такие градусы по Фаренгейту. В США температуру измеряют в Фаренгейтах, мы же привыкли к температуре по Цельсию. Так вот 0 градусов по Цельсию равняется 32 градусам по Фаренгейту. А 451 градус по Фаренгейту – это температура, при которой воспламеняется и горит бумага. Друзья, роман состоит из трёх частей. Поэтому я сделал три видоса для каждой части. Сейчас вы услышите пересказ первой части, которая называется «Очаг и саламандра». Итак… В предисловии к роману автор пишет, что в детстве он очень много времени проводил в библиотеке. Его пьянила сама атмосфера – много книг, их специфический запах. И когда во время Второй мировой войны Гитлер массово сжигал книги, для Рэя Брэдбери это было так же ужасно, как и убийство людей. А ещё по дороге в библиотеку Рэй часто проходил мимо пожарных станций и хорошо помнил пожар в комнате своей бабушки. Огонь его буквально зачаровал. Много лет спустя книги и пожар объединились в романе «451 градус по Фаренгейту». Жечь книги было наслаждением. Ещё недавно это была книжка, а теперь её охватывало пламя, и она превращалась в пепел. Пожарный Гай Монтэг улыбался, когда делал своё дело. После работы поздним осенним вечером он поехал домой. Уже на подходе к дому, Гай увидел девушку, приятную и милую. Он с ней поздоровался. - Вы наверное, наша новая соседка? – спросил он. - Да. А вы должно быть пожарный, - ответила девушка. По нашивке на форме, по значку оранжевой саламандры и запаху керосина любой мог догадаться, кем работал Гай. - Меня зовут Кларисса, - сказала девушка. Гай тоже представился. Они пошли вместе к своим домам. - Сколько вам лет? – спросил Гай. - Через месяц будет семнадцать. Я люблю гулять по ночам. И иногда даже встречаю восход солнца. А вы давно работаете пожарным? - Уже 10 лет. Начал в двадцать. Мой отец и дед были пожарными. - А вы когда-нибудь читали книги, которые сжигаете? - Нет конечно. Это ведь запрещено. Девушка спросила, правда ли, что когда-то пожарные тушили пожары, а не разводили их. - Неправда. Дома всегда были несгораемыми. Кларисса сказала, что люди считают её странной, потому что она не смотрит телевизор, не ходит в парки развлечений, любит природу и много размышляет. Они подошли к дому девушки. Он был освещён. - Что это там у вас? – спросил Гай. - Ничего. Мама, отец и дядя общаются. - Как общаются? Общаются и всё? Девушка рассмеялась. И перед тем, как войти в дом спросила, счастлив ли Гай. Когда он остался сам, то подумал, что вопрос был дурацким. - Конечно счастлив, - ответил он сам себе. А когда вошёл в дом, увидел его, то подумал, что он всё-таки несчастлив. Да, он признался в этом сам себе. Жена его не встретила, она лежала на кровати с наушниками в ушах и была на своей волне. Гай обратил внимание на пустой флакончик со снотворным. Он сразу вызвал скорую помощь. Приехали парни и откачали Милдред. - С вас 50 долларов, - сказали они. – У нас таких вызовов по 10 штук за одну ночь. Участились в последнее время. Гай снова остался сам, жена потихоньку приходила в норму. Он подошёл к окну и открыл его. Услышал, как из дома Клариссы доносился радостный смех, услышал голоса. Ему страстно захотелось побыть рядом с этими людьми и послушать, о чём они говорят. Утром Гай увидел Милдред уже на кухне. Она готовила завтрак. - Блин, я такая голодная, - сказала она. - У нас это… вчера гости были. Помнишь что-нибудь? - Нет. Я есть хочу. - Ты вчера проглотила все таблетки со снотворным. - М-да? Ерунда какая-то. Зачем мне глотать столько таблеток? Пока Гай был на работе, Милдред любила смотреть сериалы. Сценаристы присылали домохозяйкам сценарии, где были пропущены слова некоторых героев. И сами домохозяйки могли озвучивать какие-то роли во время просмотра сериала. - Скажи, Гай, когда мы купим четвёртую телевизорную стену? Всего 2000 долларов. Мне трёх мало. Нужна четвёртая. - 2 тысячи говоришь? Это мои 4 месячные зарплаты. Мы третью стену купили всего два месяца назад. Помнишь? - Ой, всё. Иди уже на свою работу. На улице шёл дождь. Гай увидел Клариссу. - Доброе утро! Мне очень нравится гулять под дождём, - сказала девушка. – И вам бы понравилось, если бы вы хоть раз погуляли. А сейчас я иду к своему психиатру. Меня многие считают ненормальной. Психиатру интересно, почему я люблю гулять в лесу, ловить бабочек, смотреть на птиц. Кларисса спросила Гая, почему он стал пожарным. Ведь он не похож на других пожарных. Она увидела в Гае что-то, что отличало его от других. Когда девушка ушла, Гай поднял вверх лицо и открыл рот, чтобы попробовать на вкус капельки дождя. Механический пёс одновременно и спал, и бодрствовал. Его конура стояла в коридоре пожарной станции. Всем пожарным пёс нравился. У пса была игла, в которой находился морфий, и он мог ею колоть того, кого считал нужным. У него было восемь лап, и он больше походил на паука. В комнате четверо парней играли в карты. Гай сказал, что ему кажется, что пёс его не любит. - Фигня. Этот пёс не может любить или не любить. Он же робот, - ответили ему. - Да кто-то его запрограммировал против меня. Он меня чувствует, - не унимался Гай. – Он рычит на меня. - Да кому ты нужен, чтобы против тебя программировать пса? Ладно, завтра механики его посмотрят. Гай вдруг подумал о том, что у него спрятано дома за вентиляционной решёткой, и допустил, что кто-то мог «рассказать» об этом псу. - Этот пёс может только преследовать, хватать и убивать, - сказал Гай. – Почему нельзя его запрограммировать на что-нибудь ещё? Вот что меня волнует. Проходили дни, Гай видел Клариссу каждый день, и каждый раз он удивлялся её поведению. Ему было приятно с ней. - Почему мне с вами так легко? – как-то спросил Гай. - Потому что вы мне нравитесь, мне от вас ничего не надо, и мы понимаем друг друга. Кстати, а почему у вас нет детей? - Жена не хотела. А почему вы в школу не ходите? - Хожу. В школе считают, что я плохо схожусь с людьми. Там мы вопросы не задаём – нам всё говорят. Учимся много. Потом возвращаемся уставшими домой. Друзей у меня нет. Они все какие-то crazy. Только в этом году шестерых моих сверстников застрелили, десять погибли в автокатастрофах. А ведь ещё лет сто назад дети не убивали друг друга. Я люблю ездить по городу и слушать, о чём говорят разные люди. Но фишка в том, что они ни о чём стоящем не говорят – так пустые неинтересные разговоры. О машинах, о шмотках, о развлечениях. На работе Гаю рассказали, как один пожарный в Сиэтле запрограммировал против себя пса. Самоубийство удалось. Прошло ещё какое-то время, и вдруг Кларисса исчезла. Гай не находил себе места. На работе он спросил у парней о тех временах, когда пожарные тушили пожары, а не сами их разводили. Ему сразу прикрыли рот, чтобы не нёс чепухи. Вдруг прозвучал сигнал тревоги. Парни поехали на выезд. Они ворвались в дом женщины. - Где книги? – закричали пожарные. Один из них ударил женщину. - Вы сами знаете, где они, - ответила она. Парни побежали на чердак. Откуда пожарные узнавали о книгах в домах людей? Это обычные стукачи рассказывали. Как правило, соседи. Обычно пожарные приезжали в уже пустые дома, когда полицейские забирали хозяев. Им нужно было всего лишь всё сжечь. На этот раз дома была женщина. Она не кричала, лишь смотрела, что делали пожарные. А они ссыпали с чердака книги и журналы. Книги падали на Гая, он схватил одну и прижал её к себе, а потом вдруг спрятал под одеждой. Пожарные облили все книги керосином. - Выходите из дома, - сказали хозяйке, которая сидела над книгами. - Я останусь здесь, - ответила она. Гай её уговаривал уйти, но она отказалась. Женщина сама зажгла спичку. Гай вернулся домой поздно, он положил книгу под подушку и лёг в постель. Жена лежала рядом и что-то слушала в наушниках. - Дорогая, напомни, как мы с тобой впервые встретились. - Не помню. Спи. Гай подумал, что если Милдред ещё раз выпьет много таблеток и умрёт, он не будет по ней горевать. Ведь теперь она для него, словно абсолютно чужой человек. - Милдред, ты помнишь, я тебе говорил о новой соседке – девушке Клариссе? Странно, но я её уже четыре дня не видел. - Я забыла тебе сказать. Семья уехала из того дома. Кларисса, кажется, умерла. Попала под машину. Но я не уверена. Гай проснулся в полдень и почувствовал, что заболел. Он попросил жену выключить свои телевизорные стены. - Но там же мои сериалы! Ладно, я уменьшу звук. Гай сказал, что на работу сегодня не выйдет. - Да и вообще, я может уйду с этой работы. Вчера такое было: сожгли книги и женщину. - Какой бросишь работу? А как мы жить будем? Даже не думай. - Да пойми ты, Милдред. Что-то в этих книгах есть. Ведь не станет человек просто так из-за них погибать. - Да она была ненормальной. - Нет, в том то и дело – она была нормальной. Пойми: чтобы написать книгу, сколько нужно было времени человеку носить в голове какую-то мысль, а потом, сколько нужно было времени, чтобы записать её. Возможно, он писал книгу целую жизнь. А тут пришёл я и за две минуту всё сжёг. К дому Гая подъехал его начальник Битти. - Я чувствовал, что с тобой что-то не то, - сказал Битти. Он рассказал Гаю о том, как появилось пожарное дело, когда всё началось. Гай в это время лежал в кровати, Милдред подошла поправить подушку и нащупала рукой книгу. - Что там? – спросила она. - Отвали! – ответил ей Гай. Битти продолжал говорить: - Нужно, чтобы человек больше развлекался и меньше думал. Поэтому книги опасны. А вот комиксы и эротические журналы – то, что нужно. Мы все должны быть одинаковыми. Тогда мы станем счастливыми. Если не будет великих, ничтожные люди не будут страдать от того, что они ничтожны. Книга – это оружие. И людей нужно разоружить, чтобы умники не появлялись. Поэтому пожарные стали разводить пожары, а не гасить, как это было раньше. Книги могут посеять панику. А нам этого не нужно. Пусть всё будет спокойно. Кстати, что касается ваших соседей Маклелланов, - продолжал Битти. – Мы давно за ними следим. Ещё, когда они жили в Чикаго. Они реально странные. Но книг в их доме мы не нашли. Девушка была очень любознательной. А это опасно. Так что для неё даже хорошо, что она умерла. Гай, помните, мы с вами боремся за счастье. У каждого пожарного случаются моменты, когда он хочет прочитать то, что сжигает. Я прочитал много книг. Поверьте, всё ерунда. - А если пожарный возьмёт одну книгу домой? – спросил Гай. - Пусть берёт. На сутки можно. Потом или он её сожжёт, или мы. Битти попрощался и ушёл. - Возьми машину, покатайся, проветрись, - сказала Милдред Гаю. – Я часто так делаю, когда ты спишь. Гай встал с постели. В его голове была самая настоящая каша. Он признался жене, что уже год с пожаров носит домой книги и прячет их за вентиляционной решёткой. Гай достал книги. Их было около двадцати. Милдред побледнела, схватила одну книжку и побежала на кухню, чтобы сжечь её. Гай слегонца её стукнул, чтобы она успокоилась. - Если книги – ерунда, мы вместе их сожжём, - сказал Гай. – Мне сейчас очень нужна твоя помощь и поддержка. Кто-то позвонил в дверь. Гаю и Милдред стало страшно. Когда долго не открывали, этот кто-то ушёл. Гай взял первую попавшуюся книгу, открыл её и что-то прочитал оттуда. - Ерунда какая-то, - сказала Милдред. – Битти был прав. Друзья, на этом первая часть книги завершается. Кто хочет продолжения, смотрите следующий видос.

Дону Конгдону с благодарностью

451° по Фаренгейту – температура, при которой воспламеняется и горит бумага

Если тебе дадут линованную бумагу, пиши поперек.

Хуан Рамон Хименес

Очаг и саламандра

Жечь было наслаждением. Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются. Медный наконечник брандспойта зажат в кулаках, громадный питон изрыгает на мир ядовитую струю керосина, кровь стучит в висках, а руки кажутся руками диковинного дирижера, исполняющего симфонию огня и разрушения, превращая в пепел изорванные, обуглившиеся страницы истории. Символический шлем, украшенный цифрой 451, низко надвинут на лоб; глаза сверкают оранжевым пламенем при мысли о том, что должно сейчас произойти: он нажимает воспламенитель – и огонь жадно бросается на дом, окрашивая вечернее небо в багрово-желто-черные тона. Он шагает в рое огненно-красных светляков, и больше всего ему хочется сделать сейчас то, чем он так часто забавлялся в детстве, – сунуть в огонь прутик с леденцом, пока книги, как голуби, шелестя крыльями-страницами, умирают на крыльце и на лужайке перед домом; они взлетают в огненном вихре, и черный от копоти ветер уносит их прочь.

Насвистывая, Монтэг поднялся на эскалаторе навстречу ночной тишине. Не думая ни о чем, во всяком случае ни о чем в особенности, он дошел до поворота. Но еще раньше, чем выйти на угол, он вдруг замедлил шаги, как будто ветер, налетев откуда-то, ударил ему в лицо или кто-то окликнул его по имени.

Может быть, его ноздри улавливали слабый аромат, может быть, кожей лица и рук он ощущал чуть заметное повышение температуры вблизи того места, где стоял кто-то невидимый, согревая воздух своим теплом. Понять это было невозможно. Однако, завернув за угол, он всякий раз видел лишь белые плиты пустынного тротуара. Только однажды ему показалось, будто чья-то тень мелькнула через лужайку, но все исчезло прежде, чем он смог вглядеться или произнести хоть слово.

Он завернул за угол.

По залитому лунным светом тротуару ветер гнал осенние листья, и казалось, что идущая навстречу девушка не переступает по плитам, а скользит над ними, подгоняемая ветром и листвой. Слегка нагнув голову, она смотрела, как носки ее туфель задевают кружащуюся листву. Ее тонкое, матовой белизны лицо светилось ласковым, неутолимым любопытством. Оно выражало легкое удивление. Темные глаза так пытливо смотрели на мир, что, казалось, ничто не могло от них ускользнуть. На ней было белое платье; оно шелестело. Монтэгу чудилось, будто он слышит каждое движение ее рук в такт шагам, будто он услышал даже тот легчайший, неуловимый для слуха звук – светлый трепет ее лица, – когда, подняв голову, она увидела вдруг, что лишь несколько шагов отделяют ее от мужчины, стоящего посреди тротуара.

Ветви над их головами, шурша, роняли сухой дождь листьев. Девушка остановилась. Казалось, она готова была отпрянуть назад, но вместо того она пристально поглядела на Монтэга, и ее темные, лучистые, живые глаза так просияли, как будто он сказал ей что-то необыкновенно хорошее. Но он знал, что его губы произнесли лишь простое приветствие. Потом, видя, что девушка как завороженная смотрит на изображение саламандры на рукаве его тужурки и на диск с фениксом, приколотый к груди, он заговорил:

– Вы, очевидно, наша новая соседка?

– А вы, должно быть… – она наконец оторвала глаза от эмблемы его профессии, – пожарник? – Голос ее замер.

– Как вы странно это сказали.

– Я… я догадалась бы даже с закрытыми глазами, – тихо проговорила она.

– Запах керосина, да? Моя жена всегда на это жалуется. – Он засмеялся. – Дочиста его ни за что не отмоешь.

– Запах керосина, – сказал он, чтобы прервать затянувшееся молчание. – А для меня он все равно что духи.

– Неужели правда?

– Конечно. Почему бы и нет?

Она подумала, прежде чем ответить:

– Кларисса… А меня – Гай Монтэг. Ну что ж, идемте. А что вы тут делаете одна и так поздно? Сколько вам лет?

Нет, ничего этого не было. Была только девушка, идущая рядом, и в лунном свете лицо ее сияло, как снег. Он знал, что сейчас она обдумывает его вопросы, соображает, как лучше ответить на них.

– Ну вот, – сказала она, – мне семнадцать лет, и я помешанная. Мой дядя утверждает, что одно неизбежно сопутствует другому. Он говорит: если спросят, сколько тебе лет, отвечай, что тебе семнадцать и что ты сумасшедшая. Хорошо гулять ночью, правда? Я люблю смотреть на вещи, вдыхать их запах, и бывает, что я брожу вот так всю ночь напролет и встречаю восход солнца.

Некоторое время они шли молча. Потом она сказала задумчиво:

– Знаете, я совсем вас не боюсь.

– А почему вы должны меня бояться? – удивленно спросил он.

– Многие боятся вас. Я хочу сказать, боятся пожарников. Но ведь вы, в конце концов, такой же человек…

В ее глазах, как в двух блестящих капельках прозрачной воды, он увидел свое отражение, темное и крохотное, но до мельчайших подробностей точное – даже складки у рта, – как будто ее глаза были двумя волшебными кусочками лилового янтаря, навеки заключившими в себе его образ. Ее лицо, обращенное теперь к нему, казалось хрупким, матово-белым кристаллом, светящимся изнутри ровным, немеркнущим светом. То был не электрический свет, пронзительный и резкий, а странно успокаивающее, мягкое мерцание свечи. Как-то раз, когда он был ребенком, погасло электричество, и его мать отыскала и зажгла последнюю свечу. Этот короткий час, пока горела свеча, был часом чудесных открытий: мир изменился, пространство перестало быть огромным и уютно сомкнулось вокруг них. Мать и сын сидели вдвоем, странно преображенные, искренне желая, чтобы электричество не включалось как можно дольше.

Иллюстрация Джефа Портера

Америка относительно недалёкого будущего, какой она виделась автору в начале пятидесятых годов, когда и писался этот роман-антиутопия.

Тридцатилетний Гай Монтэг - пожарник. Впрочем, в эти новейшие времена пожарные команды не сражаются с огнём. Совсем даже наоборот. Их задача отыскивать книги и предавать огню их, а также дома тех, кто осмелился держать в них такую крамолу. Вот уже десять лет Монтэг исправно выполняет свои обязанности, не задумываясь о смысле и причинах такого книгоненавистничества.

Встреча с юной и романтичной Клариссой Маклеланд выбивает героя из колеи привычного существования. Впервые за долгие годы Монтэг понимает, что человеческое общение есть нечто большее, нежели обмен заученными репликами. Кларисса резко выделяется из массы своих сверстников, помешанных на скоростной езде, спорте, примитивных развлечениях в «Луна-парках» и бесконечных телесериалах. Она любит природу, склонна к рефлексиям и явно одинока. Вопрос Клариссы: «Счастливы ли вы?» заставляет Монтэга по-новому взглянуть на жизнь, которую ведёт он - а с ним и миллионы американцев. Довольно скоро он приходит к выводу, что, конечно же, счастливым это бездумное существование по инерции назвать нельзя. Он ощущает вокруг пустоту, отсутствие тепла, человечности.

Словно подтверждает его догадку о механическом, роботизированном существовании несчастный случай с его женой Милдред. Возвращаясь домой с работы, Монтэг застаёт жену без сознания. Она отравилась снотворным - не в результате отчаянного желания расстаться с жизнью, но машинально глотая таблетку за таблеткой. Впрочем, все быстро встаёт на свои места. По вызову Монтэга быстро приезжает «скорая», и техники-медики оперативно проводят переливание крови с помощью новейшей аппаратуры, а затем, получив положенные пятьдесят долларов, удаляются на следующий вызов.

Монтэг и Милдред женаты уже давно, но их брак превратился в пустую фикцию. Детей у них нет - Милдред была против. Каждый существует сам по себе. Жена с головой погружена в мир телесериалов и теперь с восторгом рассказывает о новой затее телевизионщиков - ей прислали сценарий очередной «мыльной оперы» с пропущенными строчками, каковые должны восполнять сами телезрители. Три стены гостиной дома Монтэгов являют собой огромные телеэкраны, и Милдред настаивает на том, чтобы они потратились и на установление четвёртой телестены, - тогда иллюзия общения с телеперсонажами будет полной.

Мимолётные встречи с Клариссой приводят к тому, что Монтэг из отлаженного автомата превращается в человека, который смущает своих коллег-пожарных неуместными вопросами и репликами, вроде того: «Были ведь времена, когда пожарники не сжигали дома, но наоборот, тушили пожары?»

Пожарная команда отправляется на очередной вызов, и на сей раз Монтэг испытывает потрясение. Хозяйка дома, уличённая в хранении запрещённой литературы, отказывается покинуть обречённое жилище и принимает смерть в огне вместе со своими любимыми книгами.

На следующий день Монтэг не может заставить себя пойти на работу. Он чувствует себя совершенно больным, но его жалобы на здоровье не находят отклика у Милдред, недовольной нарушением стереотипа. Кроме того, она сообщает мужу, что Клариссы Маклеланд нет в живых - несколько дней назад она попала под автомобиль, и её родители переехали в другое место.

В доме Монтэга появляется его начальник брандмейстер Битти.

Он почуял неладное и намерен привести в порядок забарахливший механизм Монтэга. Битти читает своему подчинённому небольшую лекцию, в которой содержатся принципы потребительского общества, какими видит их сам Брэдбери: «...Двадцатый век. Темп ускоряется. Книги уменьшаются в объёме. Сокращённое издание. Содержание. Экстракт. Не размазывать. Скорее к развязке!.. Произведения классиков сокращаются до пятнадцатиминутной передачи. Потом ещё больше: одна колонка текста, которую можно пробежать глазами за две минуты, потом ещё: десять - двадцать строк для энциклопедического словаря... Из детской прямо в колледж, а потом обратно в детскую».

Разумеется, такое отношение к печатной продукции - не цель, но средство, с помощью которого создаётся общество манипулируемых людей, где личности нет места.

«Мы все должны быть одинаковыми, - внушает брандмейстер Монтэгу. - Не свободными и равными от рождения, как сказано в Конституции, а... просто одинаковыми. Пусть все люди станут похожи друг на друга как две капли воды, тогда все будут счастливы, ибо не будет великанов, рядом с которыми другие почувствуют своё ничтожество».

Если принять такую модель общества, то опасность, исходящая от книг, становится самоочевидной: «Книга - это заряженное ружье в доме у соседа. Сжечь её. Разрядить ружье. Надо обуздать человеческий разум. Почём знать, кто завтра станет мишенью для начитанного человека».

До Монтэга доходит смысл предупреждения Битти, но он зашёл уже слишком далеко. Он хранит в доме книги, взятые им из обречённого на сожжение дома. Он признается в этом Милдред и предлагает вместе прочитать и обсудить их, но отклика не находит.

В поисках единомышленников Монтэг выходит на профессора Фабера, давно уже взятого на заметку пожарниками. Отринув первоначальные подозрения, Фабер понимает, что Монтэгу можно доверять. Он делится с ним своими планами по возобновлению книгопечатания, пока пусть в ничтожных дозах. Над Америкой нависла угроза войны - хотя страна уже дважды выходила победительницей в атомных конфликтах, - и Фабер полагает, что после третьего столкновения американцы одумаются и, по необходимости забыв о телевидении, испытают нужду в книгах. На прощание Фабер даёт Монтэгу миниатюрный приёмник, помещающийся в ухе. Это не только обеспечивает связь между новыми союзниками, но и позволяет Фаберу получать информацию о том, что творится в мире пожарников, изучать его и анализировать сильные и слабые стороны противника.

Военная угроза становится все более реальной, по радио и ТВ сообщают о мобилизации миллионов. Но ещё раньше тучи сгущаются над домом Монтэга. Попытка заинтересовать жену и её подруг книгами оборачивается скандалом. Монтэг возвращается на службу, и команда отправляется на очередной вызов. К своему удивлению, машина останавливается перед его собственным домом. Битти сообщает ему, что Милдред не вынесла и доложила насчёт книг куда нужно. Впрочем, её донос чуть опоздал: подруги проявили больше расторопности.

По распоряжению Битти Монтэг собственноручно предаёт огню и книги, и дом. Но затем Битти обнаруживает передатчик, которым пользовались для связи Фабер и Монтэг. Чтобы уберечь своего товарища от неприятностей, Монтэг направляет шланг огнемёта на Битти. Затем наступает черёд двух других пожарников.

С этих пор Монтэг становится особо опасным преступником. Организованное общество объявляет ему войну. Впрочем, тогда же начинается и та самая большая война, к которой уже давно готовились. Монтэгу удаётся спастись от погони. По крайней мере, на какое-то время от него теперь отстанут: дабы убедить общественность, что ни один преступник не уходит от наказания, преследователи умерщвляют ни в чем не повинного прохожего, которого угораздило оказаться на пути страшного Механического Пса. Погоня транслировалась по телевидению, и теперь все добропорядочные граждане могут вздохнуть с облегчением.

Руководствуясь инструкциями Фабера, Монтэг уходит из города и встречается с представителями очень необычного сообщества. Оказывается, в стране давно уже существовало нечто вроде духовной оппозиции. Видя, как уничтожаются книги, некоторые интеллектуалы нашли способ создания преграды на пути современного варварства. Они стали заучивать наизусть произведения, превращаясь в живые книги. Кто-то затвердил «Государство» Платона, кто-то «Путешествия Гулливера» Свифта, в одном городе «живёт» первая глава «Уолдена» Генри Дэвида Торо, в другом - вторая, и так по всей Америке. Тысячи единомышленников делают своё дело и ждут, когда их драгоценные знания снова понадобятся обществу. Возможно, они дождутся своего. Страна переживает очередное потрясение, и над городом, который недавно покинул главный герой, возникают неприятельские бомбардировщики. Они сбрасывают на него свой смертоносный груз и превращают в руины это чудо технологической мысли XX столетия.

Пересказал

Разделы