Реальная жизнь в российской глубинке. Как живет российская глубинка
Жизнь в российской глубинке на примере села Евдокимово.
С появлением солнца Евдокимово, деревня в российской глубинке, лениво просыпается. Улицы пусты, местные жители не спешат к животным или в огород - жизнь здесь протекает медленно, пишетdelfi.lt .
История местного жителя
На горизонте показался мужчина, возраст которого трудно угадать. Он не поинтересовался, может ли побеседовать, просто подходит и садится рядом. Не сказав ни слова, вынимает из кармана сложенную бумагу, распрямляет ее и начинает скручивать сигарету, подсыпая табак. Это Николай, который представился просто Колей, ему 40 лет, он пастух, который решил не упустить возможности познакомиться с литовцами, которые ненадолго остановились в Евдокимове, Сибири.
"Первый раз в жизни вижу иностранцев", - говорит хриплым голосом Коля и внимательно осматривает прибывших.
40-летний Коля работает у старосты деревни, пасет его коров. Коровы могут ходить здесь просто по дорогам и тропинкам, иногда они останавливаются пожевать травы. Правда, свои дворы местные жители оберегают высокими заборами и глухими воротами. Ограждены и картофельные поля.
Не менее свободно здесь себя чувствуют и лошади. Хотя они здесь не рабочие. Жители Сибири используют в пищу конину еще с тех времен, когда в этом округе жили буряты. Этот народ двинулся вглубь тайги тогда, когда в эти места начали поездами и грузовиками доставлять литовцев и ссыльных других национальностей. Бурятов в Сибири можно встретить и сегодня.
В Евдокимове живет всего несколько сотен человек. Карьерных перспектив здесь немного, однако даже если и появляется возможность заработать - очередь желающих немалая.
"Большинство здесь пьет. А что еще делать? Работы нет. Нечем больше заняться", - продолжает Коля свой рассказ и признается, что несколько лет назад закодировался от алкоголя.
"Так решил после того, как чуть не умер от слишком большого количества алкоголя. Решил, что хватит, однако таких как я немного", - рассказал сибиряк.
От Евкодимово до озера Байкал - всего несколько сотен километров, но для большинства местных его образы - лишь фантазии, а не реальное чувства.
"Вот, мой Байкал, - улыбается сибиряк и машет рукой в сторону текущей рядом реки Ия. - Никогда в жизни не уезжал из своей деревни. Мне и не нужно".
Разговор прервала возня в кустах. "Не бойтесь, это мои коровы. Я пасу коров старосты. И так каждый день", - говорит Коля и, кажется, что он рад своей жизни.
Дорога жизни потомков литовцев
"Жаль, что мы не встретились на кладбище, - утверждают другие гости, посетившие литовский лагерь на окраине деревни. - Мы принесли вам угощения, садимся, угощаемся".
Это жена умершего два года назад ссыльного литовцаАльбинаса Римкуса Виктория и их дочь Светлана. Из большой корзины женщины в первую очередь разноцветную скатерть, расправляют ее на поле и приглашают присесть. Начинают расставлять угощения: малосольные огурцы, блины, домашняя сметана, нарезанная колбаса.
"Мы встречается на кладбище, такая у нас традиция. Приносим угощение и там общаемся не только с живыми, но и с мертвыми", - рассказывает Виктория по-русски. По-литовски не говорит и ее дочка Светлана.
"Отец не учил, дома всегда говорили по-русски", - пояснила Светлана, однако после небольшой паузы без труда вспоминает фразы laba diena и labas vakaras.
Живущие здесь женщины, рассказывая свои истории, куда чаще улыбались, чем встретившийся ранее сибиряк, однако они признались, что жить здесь непросто. Оставшаяся вдовой Виктория уже на пенсии, а ее дочь работает к соседней деревне на базе отдыха. Однако только с пенсии или ее зарплаты крутиться тяжело.
Более трудолюбивые жители деревни могут дополнительно заработать, собирая целебные травы, ягоды или грибы. Природа на это здесь богата.
"Кто не ленится - зарабатывает", - говорили собеседницы, однако добавили, что дарами леса нужно делиться и с живущими в лесах медведями. "Если ягод и грибов много - они не приходят до деревни, но если год скудный, всякое бывает", - уверяет женщина.
На обнесенных высокими заборами полях местные чаще всего выращивают картофель. В теплицах у домов видны усы огурцов, а солнце красит красным помидоры.
"Выращивать овощи местных научили литовцы. Они научили и огурцы солить, и сало коптить. Мать Альбинаса, которая упокоилась тоже здесь, в Евдокимове, варила и цепелины", - вспоминала Виктория.
А вот хлеб ни раньше, ни сейчас местные сами не пекут. На двери магазинов висят записки с "хлебными днями", а выбор - формовой светлый хлеб.
"Не пекут, потому что сам нужно вырастить, молоть зерна. Ленятся", - пояснила Светлана.
Условий жизни не облегчает и транспортное сообщение. Единственное средство связи с ближайшими деревнями - лодка. На ней ездят не только те, кто спешит на работу, но школьники, поскольку в деревнях поменьше школ нет.
На улицах Евдокимова можно встретить не только свободно разгуливающих коров и лошадей, но также коз и свиней.
"Но никто здесь своих выращенных животных не режет. Редкая семья здесь питается тем, что выращивает. Большинство просто ленятся - продают выращенное животное и покупают мясо в магазине. А оно - непонятного происхождения, плохое", - говорит Светлана.
Настроения в Евдокимове подавленные, хотя приехавший несколько лет назад сюда армянин смог взять все в свои руки. Он стал старостой деревни, создает рабочие места. Его гостеприимство испытали на себе и литовцы - он протянул руку помощи и отказался брать деньги, услышав, что приехавшим нужна древесина, из которой будет сделан крест.
Имя литовцев в этой деревне уважают. "Альбинаса все любили. Он был трудолюбивый, мог сделать все, - рассказывала Светлана и Виктория. - Правда, писать он не умел, поэтому письма приходилось писать за него, но более кропотливого мужчины в деревне, который так бы умел обходиться с техникой, не было".
Сейчас в Евдокимове, куда были высланы несколько десятков литовцев, представители других народов не живут. Остались лишь русские, которые до сих пор с улыбкой вспоминают о литовцах, которые в глубь России привезли пример трудолюбия.
© Фото Татьяны Литвиновой
Российская деревня : да, первым делом я отправился в глухую деревеньку Костромской области, в двадцати пяти милях от города. Население составляют три человека, двое из которых колхозники, а один появляется лишь периодически. Есть некоторый процент дачников, но они приезжают только летом и лишь на несколько дней.
[+] Чистый воздух. Натурально, воздух в деревне совершенно другой. Никаких вредных выбросов с близлежащих заводов, смога от огромного количества автомобилей и прочего. Вряд ли это не полезно для здоровья.
[+] Относительно незамусоренная природа. Конечно, почти все леса неподалёку вырублены под пастбища, но немного всё же есть. По сравнению с Подмосковьем, где найти лес, не напоминающий свалку, проблемно, контраст заметен. Да и где ещё в России, просто выйдя на улицу поутру, увидишь на ближайшем поле целое стадо натуральных коров?
[+/-] Почти полное отсутствие людей. С одной стороны, благодаря этому там более-менее безопасно. Можно совершенно спокойно гулять по ночам, можно громко слушать музыку или смотреть кино, можно работать в мастерской, абсолютно никому не мешая. С другой стороны, от этого скучно. Поговорить абсолютно не с кем, да и мёртвая тишина на улице (особенно зимой) скорее угнетает, чем радует.
[-] Оторванность от цивилизации. Весной/осенью дороги размывает настолько, что проехать можно разве что на лошади. Или на тракторе. К сожалению ни того, ни другого у меня не было. Зимой дороги заметает, о чистке дороги нужно договариваться с бульдозеристом за отдельную плату. Дороги нет, есть только колея. Без полного привода совсем никак, но даже он порой не спасает. Как-то неприятно осознавать что скорая/пожарная/полиция, если что, попросту не приедет — не пройдёт. Зимой это становится реальной проблемой, ведь до ближайшего продуктового магазина далеко, а на машине не проехать.
[-] Отсутствие всего. Абсолютно всего. Посёлок состоит из десятка ветхих домов-срубов и общего колодца (колодец, кстати, представляет собой дырку в земле, никоим образом не обозначенную, и зимой ходить за водой в одиночку просто смертельно опасно), больше там нету ну абсолютно ничего. Ближайшее сельпо в райцентре, до него почти пять миль в один конец. Только там можно купить еду и товары первой необходимости. До ближайшей больницы ещё дальше. Общественный транспорт до города ходит только из райцентра два или три раза в неделю. От трассы даже на общественном транспорте до города добраться сложно: автобусы попросту не останавливаются. Поначалу я не понимал почему, но позже мне объяснили что водители не считают одного пассажира достаточно «прибыльным» и потому не останавливаются. В общем, без личного транспорта жить в подобном месте если и можно, то очень непросто.
[-] Абсюлотно никакой инфраструктуры. Даже в райцентре. Там есть почта, школа и целых два магазина, но... Качество продуктов сами понимаете какое: ни нормального кофе, ни мяса, ни чего иного. При этом цены практически такие же, что и в Подмосковье. Кредитки, разумеется, не принимают, продавщицы дай бог их только по телевизору и видели, а до ближайшего банкомата далеко. Есть ещё клуб, но туда по очевидным причинам лучше не ходить. Аптеки нет вообще. Сам райцентр изобилирует поруразрушенными, заброшенными зданиями. Особенно грустно выглядит мемориал «Они сражались за Родину» на фоне атмосферы хаоса и разрушения, словно оставшегося с послевоенных времён. А может это так и есть?
[-] Никакой работы. Единственная работа - это в колхозе, где большинство местного населения трудится примерно за $200 в месяц, и то зарплату задерживают месяцами. На что они умудряются жить, да ещё и семьями с детьми — не представляю.
[-] Местное население. Поголовно алкоголики. Самый покупаемый товар в магазине, разумеется, водка. Впрочем, не все покупают водку. Молодёжь предпочитает пиво или "Ягуар". Мне всегда представлялись деревенские жители как более добрые, честные и готовые придти на помощь, нежели городские. Разумеется, это так и есть, но такое отношение у них только друг к другу. К дачникам и таким как я, городским понаехалам, отношение иное. Со временем, конечно, можно стать своим и для них тоже. Но вот надо ли?.. Особенно стоит отметить их манеру речи. Я не про то, что без мата они и два слова связать не могут, нет. У них достаточно своеобразная манера речи, до знакомства с которой я думал, что знаю русский язык в совершенстве, но в общении с ними я попросту не понимал и половины из того, что они говорят.
[-] Воровство. В детстве мне рассказывали множество историй о том, как деревенские жители даже двери своих домов не запирают, настолько местные жители честные и порядочные. Отчасти это соответствует действительности; психология колхозника такова, что он понимает, что в случае нужды он может рассчитывать только на другого колхозника. Но!.. Это не распространяется на дачников и городских приезжих. Мои друзья уже становились жертвами кражи, и когда я жил в деревне, дом нельзя было оставить пустующим ни на час. А в магазин за продуктами ездить, только пока соседи на работе.
[-] Отсутствие связи с «большой землёй». Мобильный телефон ловит далеко не везде, про городской и говорить нечего — его ни у кого нет. Единственная связь с цивилизацией — это Интернет, который достаточно дорогой и лимитный. Если установить модем на крыше дома, приём более-менее неплохой. Будь я дауншифтером-фрилансером, я бы, может, и оценил.
Провинциальный город : в качестве примера я рассматриваю Кострому. Сразу хочу сказать, что не все провинциальные города России такие, но бóльшая часть перечисленных моментов применима и к ним.
[+] Спокойное автомобильное движение. Почти полное отсутствие пробок. За несколько месяцев пару раз по неопытности создал аварийную ситуацию: один раз не уступил дорогу тому, кто ехал по главной, один раз проехал на красный, а однажды и вовсе попал на встречку на большом перекрёстке в центре города. Во всех случаях никто мне даже не посигналил. Однажды зазевался на светофоре. Прошло, наверное, секунд десять, прежде чем мне робко посигналил водитель маршрутки сзади. В Москве такое просто немыслимо.
[+] Дешёвая недвижимость. По сравнению с Москвой и Подмосковьем это заметно наиболее сильно. Цены на квартиры в ближайшем пригороде начинаются от $10k. Должно быть, именно столько недвижимость и должна стоить.
[-] Цены и зарплаты. Цены в среднем такие же, как и в Москве: что-то дешевле, что-то дороже, но в среднем так же. Зайти в супермаркет за продуктами и оставить там долларов пятьдесят за запас еды на неделю, это в порядке вещей. Зарплаты же при этом ниже московских в разы. Именно этим обусловлено бедственное положение многих жителей глубинки. Цены на бензин некогда были заметно дешевле московских, сейчас же они сравнялись. Кстати, меня неприятно удивил тот факт, что проезд сотрудникам здесь в большинстве случаев не оплачивают.
[-] Дороги. Мост через реку Волга, связующий две части города, не так давно был закрыт на ремонт. Не знаю, в каком он состоянии сейчас, но на момент закрытия он был в настолько аварийном состоянии, что грозил попросту рухнуть в любой момент. В целом дороги в ужасном состоянии. Разметка есть мало где и в большинстве своём она ободрана настолько, что в условиях плохой видимости её попросту не видно. Во что превращается подвеска от таких дорог, я уже убедился; ремонт по минимуму обошёлся в $1k. Тротуары во многих местах попросту отсутствуют, есть только тропинки через траву. После дождей кое-где грязь становится просто непролазной, даже такси в некоторые места не ездят. Как здесь обстоит дело с уборкой снега на тротуарах зимой, я не знаю. И знать не хочу.
[-] Инфрастуктура довольно сомнительна. На весь город один единственный "Макдоналдс", про "Старбакс", "Бургер Кинг" и прочие я уже молчу. Их просто нет. Магазин радиодеталей, по слухам, где-то есть, но где именно — непонятно. С музеями тоже беда, кроме краеведческого. И, опять же, цены... Поскольку многие товары привозятся сюда из той же Москвы, к магазинной наценке добавляются ещё издержки перевозки. Однажды мне пришлось ехать за электроинструментом в Москву, поскольку там он дешевле в общей сложности настолько, что это окупило стоимость билетов на поезд. Выбор б/у вещей не велик, то, что в Москве можно купить б/у и дёшево или же вообще достать бесплатно, здесь приходится покупать задорого.
[-] Местное население. Полно людей такого вида, как бы сказать, с которыми не то что общаться, и рядом стоять неприятно. То же самое, впрочем, относится и ко всем прочим городам России, включая Москву. Если предположить, что здесь в принципе могут быть благополучные районы, есть здесь и такие, куда в тёмное время суток пешком лучше не ходить. Да и в светлое тоже.
[-] Работа. Она есть, но зарплата в $650 считается хорошей, обычно же это $400-500, а то и того меньше. Конечно, человек с образованием и/или правильными связями может довольно неплохо устроиться, без таковых же здесь ловить нечего. Вакансий, к примеру, для программистов, сисадминов или веб-дизайнеров довольно мало. Лично для меня вся надежда на удалёнку из Москвы.
Москва : про неё уже много сказано, да и специфику местной жизни многие знают лично. Обратим внимание лишь на самое очевидное:
[+] Зарплаты. Да, это, пожалуй, единственное, ради чего стоит стоит жить здесь или хотя бы приезжать на заработки. Для сравнения, средняя зарплата по Костромской области на данный момент составляет всего 17 579 рубля, в Москве же эта цифра достигает 53 953 рублей и 32 986 рублей для области. Цены на аренду жилья в Костроме отличаются от подмосковных в полтора раза для ближайшего Подмосковья и не отличаются вообще для дальнего. С учётом практически одинаковых цен на большинство товаров и услуг, комментарии излишни.
[+] Инфраструктура. Здесь есть всё: музеи, театры, выставки, кинотеатры, огромные торговые центры, магазины на любой вкус, доставка пиццы на дом, дешёвый и качественный Интернет. В общем, перечислять можно долго.
[-] Цены. Всё-таки цены на некоторые вещи натурально шокируют! На днях приехал я в Москву на поезде. Время было раннее, решил я зайти в кафе перекусить. От таких цен я успел отвыкнуть. Перекусить по минимуму я смог уложившись только в $25. В Костроме перекусить можно на $1,5, в среднем же полноценный обед здесь обходится мне в $10. Самый дорогой кофе здесь стоит $2, в том же кафе самая дешёвая чашечка обошлась мне в $4. Конечно, это не вполне честно: сравнивать московское кафе в пределах Садового Кольца и что-то вроде провинциальной столовой, — однако, скажите на милость, как может чай из пакетика стоить $4?!
[-] Ритм большого города. Он не каждому по душе. Все здесь постоянно спешат, причём делают это столь убедительно, что невольно складывается впечатление, что если кто-то задержится хоть на секунду, произойдёт катастрофа просто вселенского масштаба.
[-] Бесконечные пробки. Из подмосковного города до места работы и обратно можно запросто простоять в пробке часа четыре. В моём случае пробки стоит умножить на огромный расход топлива и станет совсем грустно. Общественный транспорт, впрочем, тоже не лучше: в метро тоже есть пробки... из пассажиров.
[-] Огромное количество бомжей/цыган-попрошаек/приставучих продавцов билетов с рук/гастарбайтеров/кавказцев/ментов/несмышлённых провинциалов и прочих не самых приятных элементов. Всё-таки в глубинке такого нету. Не успел я в прошлый раз приехать и спуститься в метро за билетом, как ко мне тут же пристал какой-то бомж с просьбой дать ему мелочи. Выхожу из метро, прицепился какой-то тип из Азербайджана, пойдём, мол, выпьем, у меня сегодня день рождения. Иной раз попадаются и довольно недружелюбные попрошайки, которые услышав отказ начинают: «слышь, Вася, я тебя по человечески попросил. Ты чё?!» В процентном соотношении алкоголиков в Москве, конечно, меньше, чем в глубинке, но ввиду бóльшей плотности населения, вероятность наткнуться на сильно нетрезвого попутчика в маршрутке/электричке заметно выше.
Несмотря на то, что больше 70 % российского населения, согласно данным статистики, являются городским населением, а сельских жителей как минимум вдвое меньше — последние — значительная часть всех жителей страны. На 2011 год 103 млн россиян были горожанами, а 38 млн сельскими жителями. В статистику городского населения также попадают все, кто живет в поселках городского типа.
Москва — самый крупнонаселенный российский город: 12 млн жителей, Чекалин (Тульская область) с 994 жителями — самый маленький город России (данные за 2010 год).
Удельный вес городского населения в России с 17,7 % в 1926 вырос до 72,3 % в 2002. «Всего же в мире число городских жителей выросло с 1,5 млрд. в 1990 году до 3,6 млрд. в 2011 году - это более половины населения земного шара. Прогнозируется (2013), что к 2030 году число горожан вырастет до 4 млрд. человек» (Википедия) . Однако если учитывать численность населения всей планеты в 7 млрд, то чуть больше 3,5 млрд — это на данный момент половина, то есть городских жителей не подавляющее большинство в ракурсе мировых масштабов.
Согласно информации из Всероссийской переписи населения 2002 года — в России на тот момент было 2940 городских населённых пунктов (из которых — 1098 городов и 1842 посёлка городского типа).
«Демографические ресурсы сельских территорий составляют 38 млн. человек (27 процентов общей численности населения), в том числе трудовые ресурсы — 23,6 млн. человек, плотность населения низкая — 2,3 человека на 1 кв. километр. Поселенческий потенциал насчитывает 155,3 тыс. сельских населенных пунктов, из которых 142,2 тыс. сельских населенных пунктов имеют постоянных жителей. В сельском расселении преобладает мелкодисперсность — 72 процента сельских населенных пунктов имеют численность жителей менее 200 человек, а поселения с численностью свыше 2 тыс. человек составляют 2 процента»
— данные за 2010 год (КОНЦЕПЦИЯ устойчивого развития сельских территорий РФ на период до 2020 года)
Притом, и не все сельское население живет в «абсолютной деревне», многие располагаются где-то между городом и глубинками. В пригороде, в не особо отдаленных от мегаполисов деревнях. Возможно, это такой компромисс между природой и невозможностью разорвать связь с инфраструктурой, возможно, и оптимальный вариант иметь свое жилье (ведь в городе оно дороже, чем, например, в пригороде). Ну а истинных жителей российских глубинок, заброшенных или малочисленных деревень, а не полугородских сельских жителей — конечно, гораздо меньше, чем 38 млн. Как минимум в половину, а-то и в разы.
«Сельской местностью считается вся территория, расположенная за пределами городских поселений. В начале XXI в. в России насчитывается примерно 150 тыс.сельских населенных пунктов, в которых проживает около 38,8 млн человек (данные переписи 2002 г.). Главное отличие сельских поселений от городских - занятие их жителей преимущественно сельским хозяйством. В действительности в современной России сельским хозяйством занимается лишь 55% сельского населения, остальные 45% работают в промышленности, транспорте, непроизводственной сфере и других «городских» отраслях экономики .
Почти половина (48%) всех сельских поселений страны являются мельчайшими, но в них проживает 3% сельского населения. Наибольшая доля сельских жителей (почти половина) проживают в самых крупных поселениях. Особенно большими размерами отличаются сельские поселения на Северном Кавказе, где они раскинулись на многие километры и насчитывают до 50 тыс. жителей. Доля крупнейших поселений в общей численности сельских постоянно увеличивается. В 90-е годы XX в. появились поселки беженцев и временных переселенцев, разрастаются коттеджные и дачные поселки в пригородах крупных городов»
Во времена, когда начали повсеместно насаждать колхозы и совхозы и когда в деревнях еще жила большая часть российского населения — «рабочие кадры» начали собирать из глубинок в районные центры, так глубинки стали пустеть. Тогда деревни были почти равны городу. А глубинки были что сейчас пригород.
Однако возникла и другая проблема: земли были переданы в коллективную собственность, в личной у крестьян осталось лишь 2 % территорий с огородами (1960 год). Совместный деревенский труд, тракторы, комбайны, плуги караванами, труд на кого-то — превратили крестьян в наемную силу, представители которой были не особо заинтересованы в конечном продукте. Но сегодня разговор не о совхозах, канувших в лету. Все больше людей начинают осознавать ущербность городской жизни, тягу к земле, природе, однако статистика городского населения как была высокой, так ей и осталась.
Глубинка — это не провинция, и это даже не активно действующая деревня, это, если доехать до края самого последнего села в крае, области, пройти пешком мимо болота, местного кладбища (на авто там не проехать), завернуть через лес, подняться в гору — там будет ряд одиноких домов — вот это глубинка. Хотя в обиходе чаще всего мы так называем обычную деревню, пригород.
Итак, чем живет, дышит российская глубинка?
«А есть ли там вообще жизнь?» — подумает большая часть молодежи да прогрессивная доля населения. Жизни там для тех, кто привык проводить вечера в ночных клубах, смотреть на закат из окна 24-го этажа квартиры, стилизованной в стиле хай-тек — нет. Да и иногда там, надо признаться, нет жизни со всех сторон.
Например, в деревнях остаются либо от любви к природе и нежелания менять домик у реки, леса на комнатку 2 на 2 метра в душном и захламленном городе, либо потому, что идти больше некуда и неохота даже пытаться. И последние — часто начинают спиваться. Хотя есть мнение, что в деревни пьют все, в более «трезвой», волевой — внушительная часть и периодически, но пьют многие. И что делать в такой деревеньке, где все пьют? Тоже пить? Чтобы работать — а большинству сельских трудяг чужда дистанционная и интеллектуальная занятость, им нужно реализовываться физически — мало одного человека. И иногда легче мигрировать в город, чем пытаться расшевелить местный, подсевший на алкоголь, контингент.
И все же стереотипы сильны, ведь согласитесь, что первые ассоциации с российской глубинкой для большинства россиян — это нищета, пьянство, безработица, один магазинчик на 10 сел, неустроенность и т.д.
А в жизни бывает по-разному. Есть там и любители природы, непьющие, нередко религиозные, идейные люди, есть и запойные алкоголики, есть и добрые бабушки-долгожительницы, до 90 лет трудящиеся в саду, на грядках. А предпоследние, впрочем, иногда могут трезветь и вспахивать поля, огороды, временно становиться пассионариями, или в один день окучить километр картофельных за 200 грамм беленькой, как во времена сухого закона… Ведь есть места в России, где водка — в остром дефиците и есть места, где главный товар в магазине — это водка: и оба эти места чаще всего находятся в глухом селе.
«Невелик выбор, зато все свое, родное..», — говорят продавщицы местных продовольственных точек (такие слова как «маркет» — для них чужды). А что там родное? Та же банка сайры стоит чуть дороже, чем в городе. Хлеб, пожалуй, разве что — местного производства, за стенкой маленького магазина мини-пекарня. А вот кусок мыла да только земляничного «Невской косметики» по цене идентичен какому-нибудь городскому Даву… Есть, правда, магазины, где продукты и товары дешевле городских, чем мотивировано то падение, то повышение цены — не понятно, нет никакой зависимости ни от удаленности точки продаж от города, ни от других факторов. Один знакомый, занимавшийся мелким бизнесом, возивший продукты в сельские местности края, признавался, что иногда поднимал цены по настроению и в случае если товар ходовой: деваться некуда — все равно будут брать.
Из впечатлений с осадком
Пьянство. В том числе нормальным считается работать, ездить на грузовом, хозяйственном транспорте в пьяном состоянии.
Отсутствие асфальта — в связи с чем частое застревание в грязи техники, авто в слякотные сезоны и бесконечная «грязюка» на сапогах после дождя.
Скукотища… Можно наблюдать за вещами, за которыми в городе наблюдать кажется глупостью, бессмысленным занятием. Например, радует даже птичка, севшая на подоконник. Слышен каждый звук, скрипят полы, весной капает капель с крыш, петухи поют — и все это более непривычно, чем гул компьютера, кондиционера, машин, музыка, звучащая из проезжающих авто.
В некоторых деревнях действительно один магазин — и приходится выбирать из того, что есть. А есть иногда очень мало чего.
Живущим в глубинке, а не в пригороде не сильно-то можно выбрать варианты занятости. Иногда и выбирать нечего. В общем — отсутствие работы, либо «никакая». В основном, те, кто хотят трудиться — заготавливают, продают дрова, веники, ягоды, травы, шишки, грибы, соления-варения и т.д. «Продавец» — должность очень престижная.
«Деревенская необразованность».
«Это издали — романтика сельской жизни. «Домик в деревне», «пейте, мои дорогие!» Когда вблизи — охватывает тоска. Уровень начитанности, тяги к новым познаниям, расширению культурного кругозора стремится в российской глубинке к бесконечному нулю. Проблемы у людей совершенно приземленные. Чувствовал себя там в этом плане крайне неуютно. Спасали книги.
В песочнице дети 5-6 лет копали яму. «Пацаны, это вы зачем копаете?» — «От немцев прятаться будем». Представьте! 21-ый век на дворе, а ребята от немцев до сих пор прячутся. Это ли не показатель развитости общества?!»
— Лайвжурнал
Политическая индифферентность. Из фраз бывалого гостя российских глубинок:
«Пожалуй, это самое серьезное впечатление. ..народонаселение спокойно проглатывает всю эту бредятину — пропаганду через медиа.. Люди так далеки от Москвы и её политики, как я далёк от Луны. И так живёт процентов 80 населения моей Родины.
Они ходят на выборы. Для них это праздник даже. Но им все равно за кого голосовать, потому что их это никак не касается. Они живут в болоте!»
— Лайвжурнал
Из прелестей
Природа. Воздух.
Скукотища (как минус, так и плюс) «отрезвляет» , город перенасыщает, жизнь в ее красках без энергетиков и фотошопа видеть уже не хочется, а тут начинаешь ее видеть, цвета становятся красочнее, живее, разглядываешь природу, жучков, паучков, клубы дыма из затопленной в бане печки.
Баня. Грибы. Озеро.
Магазин один, но зато он… такой душевный.
Достаточно возможностей небольшого заработка (не облагаемого налогами кстати). Кто хочет зарабатывать — смолоду что-то делает и пытается стать самостоятельным: молодежь собирает ягоды ведрами, продает. А те, кто не хочет что-то делать — что в деревне, что в городе чаще всего остается без работы.
В общем, некоторые минусы тонко переплетаются с плюсами. Если город изрядно поднадоел — установить, провести специальные коммуникации — и будет интернет, если есть авто — нет проблем выезжать в город по надобности.
Да, деревня может быть кладезем перспектив. Случаи, когда люди, продавая молоко, мясо, другие продукты собственного производства, зарабатывали на квартиру — не так уж и редки.
Семья Германа Стерлигова (разорившийся известный бизнесмен, уехавший в деревню и снова наладивший бизнес), например, вообще сознательно отказалась от многих благ цивилизации в пользу «жизни без химии» и чистого воздуха.
Герман Стерлигов о преимуществах жизни в дружбе с природой и вреде всего, что нас окружает в городе:
А еще в деревнях, особенно среди коренных жителей, есть бабушки-рукодельницы, которые в 80 лет заплетают по утрам длинную косу, от болезней лечатся травами и имеют здоровье намного лучшее, чем их городские ровесницы.
Агафья Лыкова — конечно, уникальная личность, но она родом из семьи, которая всю жизнь жила в тайге. Кроме того — из семьи староверов-отшельников. Она и не знала иной жизни, а вот нам так просто не получится взять и уехать в густые таежные заросли.
Бывая проездом в сибирских заброшенных деревнях, я с тоской озиралась на вроде бы «мертвые» дома, а, как оказывалось, в них жили очень старенькие и, нередко, совсем не жалующиеся на жизнь бабушки, дедушки. У людей городских и проживших всю жизнь в деревне - разные представления о счастье и довольстве жизнью.
Посчастливилось мне пару лет назад недолго жить в небольшом сибирском поселке. Хотя это не совсем деревня, скорее, пригород. Так как из детства я знала, что такое деревня — было с чем сравнивать. Поначалу казалось, что, как и в старые добрые времена, все поселки — одна большая семья, все тут дружат, делятся хлебом, солью, белки с елок прыгают на руки и т.д. Но все было не так: люди были еще более закрытые, чем в городе, каждый укромно прятался в своем уголке, а потом и вообще сложилось впечатление, что они не боятся, а не хотят общаться. Ни с кем. Отчего же население пригорода так преобразилось за десятилетие-два — я так и не смогла понять.
Некоторые женщины глубоко среднего возраста все еще красились перекисью, несмотря на обилие красок даже в местном магазине, «духарились», похоже, Красной Москвой и без жадности, потому что иногда невозможно было находится рядом в радиусе десяти метров. Больших злых бездомных собак, которые пытались цапнуть «чужаков» (нежителей поселка), и, бывало, цапали — кормили все местные.
На лавочках по вечерам было безлюдно, дети гоняли мяч на пустом поле, забивали голы в сделанные из веток и палок ворота, елка после Нового года лежала еще месяца три на боку, в луже… Зато в лесной глуши стояли несколько каких-то чудных домиков, а около них озеро — от недостатка общения пришлось больше контактировать с природой и бродить в зеленых чащах. Что это за диво и почему они располагались среди леса, были похожи на избушки на курьих ножках, сказочные домики — я пыталась разгадать каждый раз, когда ходила смотреть на них. Даже местные жители, те, из них, с кем все-таки удалось найти общий язык — не пролили свет на эту загадку. Хотя, если честно, многим было фиолетово, что это там за дома посреди соснового леса. Двухметровые сугробы белого снега, белки, сосны в изобилии, цветы и т.д. перекрыли остальные недостатки.
И все-таки город в его абсолютном формате невыносим для тех, кто знает, что такое природа. Приезжаешь потом в свой маленький тесный городской угол — и становится тяжело дышать, нет простора, нет зелени, воздуха, солнца и от понимания, что еще долго не попадешь в деревню — становится печально. Все вокруг кажется искусственным, лаконичным, неживым, сухим. Монотонно рассказывающее о жизни кого-то ТВ, дребезжащие лифты, крохотные площадки для прогулок с выбритыми газонами и кишащие кругом машины… Все это после деревенских широт, чистых вод, таежного воздуха блекнет в разы.
Но с инфраструктурой расстаться не так легко, все-таки оптимальный вариант — либо жизнь в пригороде, либо частое посещение дачи, природа не просто нужна каждому, природа — часть человека и человек — часть природы. Если лишать себя общения с ней — многое невосполнимо теряется.
Мы сидели в кафе с кандидатом в депутаты Законодательного Собрания, и он мне буднично рассказывал, как 15 лет назад «играл в демократию». Его хорошего знакомого, главу одного из районов, областная власть засадила в тюрьму за несовпадение коммерческих интересов. Попытки договориться миром ни к чему не привели. Случай был по тем временам вопиющий. Тогда мой собеседник, в ту пору депутат, и ещё пять таких же «дураков», протестно проголосовали против губернатора при очередном утверждении его в должности.
«Ну, держитесь», — торжественно сказали строптивцам. За два месяца все были разорены в ноль — проверками, заморозкой кредитов, «наездами» криминалитета, возбуждением уголовных дел и пр. Двое сдались сразу, бросили всё и уехали из области. Один умер от инфаркта. Ещё один бился до конца, и потому до сих пор в долгах, а в глазах местного населения — вор и мошенник; такую репутацию ему соорудили подконтрольные СМИ. Двое, спустя годы, были «прощены» — им разрешили мелкий бизнес — на прокорм семьи. Но из политики ушли все.
Мой собеседник пережил предательство — с ним, как с прокаженным, боялись общаться бывшие коллеги, «принудительный дефолт» — бизнес его разорили, унижение — вчерашний народный избранник стал изгоем, «хромой уткой» в глазах местной «элитки».
И вот, спустя столько лет, он снова идёт на выборы. По одномандатному округу — дверца во власть слегка приоткрылась, и самовыдвиженец решил рискнуть. Наивность недобитого кандидата? Или правильное понимание политического момента — коррупционные пиявки, насосавшись народной крови, потеряли манёвренность, значит, можно попробовать их «отцепить» от отощавшего гостела? Или кандидатом движет жажда мести? (Достойная, по-моему, причина!) А может, его призвание — служить Отечеству? Идеализм ещё не полностью убит в русском народе, и как не подставить плечо государству в трудный момент?! Ситуация-то в стране критическая. Этого не понимают только слабоумные…
После обеда мы поехали в деревню, бывший совхоз, где люди живут в аварийных домах. Это пенсионеры, отбатрачившие всю жизнь на родимое государство. Дома стали аварийными после масштабного стихийного бедствия. Природный катаклизм показали по телевидению, была создана комиссия, прозвучали солидные заверения, что «ни одна семья не останется без помощи» и пр. Как всегда, кроме слов, пиара и распила, ничего сделано не было. Да, помощь получили, но те, кто понаглей и попронырливей, и не всегда это были люди из аварийного жилья.
И вот, на носу зима, а в подполе дома, вровень с половицами — вода. Фундамент подмыт, стены пошли трещинами, рамы на окнах «поехали». С улицы, если смотреть на дом, видно, что крыша «гармошкой».
Мы с кандидатом стояли посреди грязной улицы (дорог нет, не Европа, чай!), вокруг нас собралась толпа пенсионерок в калошах, одни возмущенно кричали, некоторые плакали, другие рассказывали, что им чиновники насоветовали приватизировать муниципальные развалюхи, мол, «так будет лучше». А в воображении моём проносились, как в кино, кадры роскошных дворцов «слуг народа» — в Подмосковье, в Ницце, в Майями, Монако… Никогда прежде в истории России воровство не возводилось в высшую добродетель, а воры не требовали себе таких державных почестей и поклонения, как сегодня!
«Зайдёмте в дом», — звала нас хозяйка, вытирая слёзы и заглядывая в лица. (Она надеялась, что, может, очередная «комиссия» сдвинет дело с места, замолвит за неё словечко). «Домом» она назвала жалкую хибару с перекошенными стенами, с подмытым фундаментом. «Дом» был далеко от Москвы, от Сирии и Пальмиры, от саммитов с Обамой и Меркель , от большой политики с весомыми зарплатами и судьбоносными записями в соцсетях.
Мы вошли. Комната была почти свободна от мебели. На старом обтёрханном креслице сидел хозяин в куртке (в доме было холодно) и хлебал пахучий борщ. Железная миска стояла на табуретке, застеленной газеткой. Хозяин смотрел старенький телевизор, по экрану шла политическая реклама — партии обещали «светлое будущее», показывали лощёных, сытых лидеров, грозили врагам, призывали прийти на выборы и проголосовать за их номер в бюллетене.
«Это комиссия», — объяснила хозяйка мужу. Мы поспешили в другую комнату — совершенно пустую. Здесь хозяева провели ремонт — покрасили полы. В углах пошли трещины, обнажив кирпичи. На одной из стен — я подошла ближе — к стареньким обоям был приклеен предвыборный календарь прошлых лет с улыбающимся губернатором. Картинка выцвела, и лозунг под портретом — «Только вперёд!» — читался с трудом.
…И тут память услужливо перенесла меня в сегодняшнее утро, которое мы провели на городском базаре. Власти расстарались перед выборами и устроили крестьянам счастье — полдня можно торговать беспошлинно, если товар с личных подворий, а не от перекупщиков. Мы ходили по утреннему базару втроём: кандидат в депутаты, парнишка-агитатор и я. Студент вручал листовку прохожему или продавцу, и, если наше трио не прогоняли сразу, завязывалась эмоциональная беседа. «Познакомьтесь, вот кандидат в депутаты Заксобрания». «Тю!.. Очень надо! Все вы одинаковые!» «С чего вы взяли? Вы нас первый раз видите». «И последний, я не сомневаюсь». «Приходите на выборы!» «Без нас проголосуют и посчитают». «Ничего не изменится, если вы будете сидеть дома и ругать власть!» «А что вы можете…»
В ответах этих усталых, преждевременно состарившихся людей с натруженными руками была своя правда. Они не верили ни в какие «демократические процедуры», откровенно потешались над агитацией. Эти люди с земли, с огородов, из заброшенных деревень, где до сих пор печное отопление, а газовая труба — недосягаемая роскошь, уже перевидали всякого, и потому беззлобно подначивали кандидата: «Ну, чё ты там обещаешь?» «Ничего! Работать будем вместе!» «Ха, насмешил! А мы думали, скажешь: мёд будем ложками черпать…»
Но странное дело, чем чаще мы натыкались на убежденных критиков, тем больше приободрялся кандидат, тем уверенней себя чувствовал, говоря с селянами. «Только народная власть может быть крепкой и устойчивой. Вы говорите: мы тебя не знаем, почему мы должны тебе верить?! Но я пришел к вам за помощью, я прошу вашего голоса. Неужели лучше „кот в мешке“, которого вы выбираете, даже не видя его, голосуя за список?! Или клоуны в телевизоре, которые сидят там десятилетиями? Бездельники! Неужели они вам не надоели? Я же ваш, свой! Я живу здесь, я весь как на ладони».
Видя сей горячий идеализм, крестьяне морщились или отводили глаза в сторону. А общий скепсис суммировал мужик, продававший картошку: «Выборы! Соревнование, кто больше наврёт. Мы в твою жизнь не лезем, давай отсюда, вали! Только вперёд!»
…На джипе кандидата в депутаты (очень кстати была эта машина — на другой бы не выехали из хляби) мы покинули, наконец, депрессивную деревню с аварийным жильём, которое вполне могло сойти за метафору современной России. С нами был молодой парень, помощник кандидата. «Я считаю, они сами виноваты, что оказались в таком доме, — сказал он. — Недальновидные люди. Тут же всегда топило, уезжать надо было раньше».
Кандидат в депутаты молча вёл машину. Тогда я сказала: «А вы видели, в сенях у этой семьи стоят банок сорок со свежими закрутками на зиму? И корзина грибов — только что собранных». «И что?» «Они на своём месте делают, что могут. А что сделали мы?!»
Иностранное авто — чудо немецкого автопрома — летело по пустой русской дороге. Все молчали, только натужно гудел мотор. «Что же эта за тайная рать, Я разгадывать не обессилю, — Вдруг сумела у нас отобрать Радость счастья и труд, и Россию?» — ответа на этот вопрос поэта у нас пока не было…
Расскажу о том, что происходит сегодня в селе, и в частности, в Омской области. Собственно, в любом регионе России обстановка примерно такая. Можно рассказывать хоть о каком — везде те же проблемы, и везде народ не живет, а выживает, а то и просто держится из последних сил.
В силу некоторых обстоятельств мне пришлось переехать из города в сельскую местность, чему я в некотором роде даже был тогда рад — работы нет ни там, ни здесь, однако, как мне казалось в момент переезда, что подсобное хозяйство все же позволяет худо-бедно прокормиться. Но как выяснилось впоследствии, я сильно ошибался. И те люди, что бегут из наших деревень в города, абсолютно правы — жизни тут на селе нет. Причем совсем.
Там, где я сейчас живу, в одном из сел Омской области, расположенном недалеко от областного центра — крупного промышленного города, при советской власти был хороший совхоз. Было много организаций, все местные жители были обеспечены работой и жильем. Потом, в Перестройку, его стали менять на нечто частное — то ЗАО, то СПК, то еще чего-то. А в итоге признали банкротом.
Руководители разобрали себе технику, склады, помещения, так сказать, «имущественные паи». Кто был директором совхоза, главным бухгалтером, главным инженером — стали фермерами и частными предпринимателями. Тем же, кто стоял подальше от руководства, достались земельные паи, с которыми неизвестно что было делать. Размеры их таковы, что руками с ума сойдешь обрабатывать — слишком велики, а сельхозтехнику содержать бессмысленно — для этого они ничтожно малы. В общем, деревня за несколько постперестроечных лет опустилась до уровня положения конца 20-х годов. Только тогда было в чем-то легче — тогда еще у крестьян были лошадь и соха, на которых можно было пахать, да и умение хозяйствовать в одиночку дедовскими, доисторическими способами, что так или иначе позволяло выжить. К тому же требования к жизни у людей были не притязательны — не умерли с голоду зимой, уже хорошо, значит можно жить и почти радоваться. После же перестроечного разгрома жить впроголодь всей семьей — это было совсем не то, о чем мечтали бывшие совхозники-колхозники. Управляться с землей сохами они уже не умели, да и вполне справедливо — не хотели, когда давным-давно придуманы и ими же самими только что использовались в советском совхозе\колхозе трактора, комбайны, сеялки-веялки и т.п.
Правда, комбайны очень быстро после Перестройки исчезли из сельской местности — их просто негде и некому было применять. Сельский народ под крики телеистериков о «высочайшей частнособственнической производительности труда» и «эффективном рыночном хозяйствовании» повсеместно стал экономически деградировать — переходить к ручному труду. Но быстро сообразив, что таким способом долго не протянуть, избавился от своих «земельных паев», отдав их за бесценок новоявленным фермерам, так сказать, сельской буржуазии, или просто бросил. Фермеры же, по сравнению с колхозами\совхозами, были столь ничтожно малы и бессильны, что комбайны для них были как для обезьяны космическая ракета — на тех крошечных полях, которыми они располагали, назвавшись понтовым словом «бизнесмены», было смешно их применять, тем более что силенок содержать эти комбайны в целости и исправности у них не хватало.
Однако, хотя особого процветания у фермеров не видно, по сельским меркам на фоне всеобщей тотальной нищеты в деревне они теперь богачи. Ведут себя очень заносчиво — нанимают людей на работу и ни во что их не ставят, хотя без них справиться с тем, чем владеют, не в состоянии. Но зато чуть что — пошёл вон с работы, тебя никто не держит. Люди понимают свою зависимость — что работы больше нигде нет, а своим хозяйством не проживешь, сожмут зубы и терпят, лишь бы хоть что-то получать. И вместо того, чтобы объединяться против такого давления, напротив, только копируют эту «элиту» — каждый друг перед другом выдрючивается, что он круче, будучи бесправен и беззащитен, пытается показать, что он тоже чего-то стоит. Причем показать чисто внешне. Рот на хозяина, того же фермера открыть, который ему хамит и недоплачивает, это боже упаси! А вот выстроить дом непременно круче чем у соседа, утерев тому нос, это пожалуйста. Только зачем, спрашивается? Ведь оба же без штанов!
Работы на селе нет, причем нет практически совсем. Мини-магазинчики и несколько фермеров, у которых работают от силы несколько десятков человек из села. У того же фермера работник выполняет работу одновременно шофера, грузчика, бухгалтера, сварщика и пр. — все это в одном лице! Фермеру не надо лишних людей — ведь им платить надо. Но зарплату фермеры платят ничего, неплохую, как в городе — в среднем в месяц 15 тыс. р. В уборку больше — 20-25 т.р., но она и идёт месяца два всего.
На временную работу по хозяйству (батраком, как раньше говорили) особо не наймешься. Хозяйство держат только зажиточные, у кого опять же техника есть или серьезные доходы от чего-нибудь извне (военный пенсионер с приличной пенсией или сын в городе живет, серьезно помогает деньгами и пр.). Им надо сено косить, навоз возить, огород полоть. Они еще людей могут нанимать. А другие — подавляющее большинство — нет. У простых людей нет ни возможности, ни средств содержать сколько-нибудь приличное хозяйство.
Как выкручиваются? Да уезжают на заработки, чисто как до революции (вот докатились, блин!) В основном по вахтам — кто-то ездит на север, кто-то в Москву, кто-то еще куда. Муж уехал на работу, жена ходит в магазин под запись берет продукты (продавцы в тетрадь записывают всех должников, так и при царе у рабочих было) потом приедет муж, семья и рассчитывается по долгам. Останется от заработанного с гулькин нос.
Никто от этой езды еще не разбогател. Без штанов возвращались — это бывало. То есть увезут людей, зазовут обещаниями высоких зарплат, а потом не заплатят — теперь такое запросто. Эти кадровые агентства, которых развелось пруд пруди, действуют как рабовладельческие подрядчики, поставщики живого товара. А вот чтобы рабочие-вахтовики сыто жить стали, этого не наблюдал пока. Так, в лучшем случае перебиваются, держатся на плаву, как говорят, и не более того.
У кого нет возможности уезжать, живут на детские пособия, на пенсию родителей, помощь детей, если дети взрослые в городе неплохо устроились и родителей не забыли. Свое хозяйство почти все вывели, так как прибыли от него мало или совсем нет — один убыток. Если держат, то свой огород и мелкую живность для себя. На продажу мало кто выращивает — дорого и бессмысленно. Самим на рынках торговать нигде не дают — все контролируют перекупщики, которых полностью поддерживает власть и полиция. Попробуй, встань где торговать, желая продать свой пучок редиски — живо в полицию загребут за «незаконное предпринимательство», выпишут тысячный штраф, а то еще и закроют на несколько дней. Гоняют даже пенсионеров, ничуть не стесняясь седин. Полиция или ОМОН налетают как шакалы — или взятку им давай немалую, или штраф официально плати, если на лапу не кладешь, причем официально получается значительно дороже. А сопротивляться будешь, что-то доказывать, не дай бог конституцию и законы помянешь, можешь и дубинкой по почкам заработать.
Что так самому сельчанину торговать не получается. Только перекупам отдавать. Те же покупают за бесценок — по таким ценам только себе в убыток выращивать. Молоко за 8 руб\литр берут, мясо говядину 150-180 руб за кг в зависимости от возраста и качества, баранина — та дороже, 200-220 руб\кг. Но коров и овец еще попробуй вырасти! Им корма хорошие нужны и богатые выпасы, которых нет — поля кругом же все частные! Это тебе не колхозно-совхозная роскошь, когда у села за околицей все поля были общественные — отданы специально под выпас индивидуального скота. То-то тогда, говорят старожилы, в селе стада частных коров были тысячные! А совхозные — совсем без счету — десятки и сотни тысяч голов! А сейчас наберется ли на все село вместе с фермерами сто штук коров, даже не знаю.
Единственное, что еще можно как-то держать сельскому жителю сейчас (да и то, как сказать, можно — можно-то можно, только какой в том смысл?) — это свиньи, им поля большие не нужны, подойдут и клетушки, сарайки, зато их мясо приходится отдавать перекупам совсем дешево — по 70-80 руб\кг. В данный момент свинину совсем не берут, сам сейчас звонил перекупщику.
И то у нас еще хорошо — хоть свиней вообще держать позволяют. На Кубани вон, и Белгороде кажется, еще про другие регионы рассказывали, местные власти настолько скурвились, настолько продались монополистам-крупным производителям свинины, что совсем частникам запретили держать свиней на продажу. 3 штуки можно, а больше — нельзя, штраф огромный. Мало того, говорят, ходят по селу и проверяют у кого что, если больше нормы — травят тут же всех свиней под видом борьбы с АЧС. Не дают хозяевам даже мясо забрать! И не считаются, мелкие ли свиньи, маленькие, или большие, взрослые. Опоросилась, положим, свиноматка — 12 поросят у нее. Все, перебор! Должен немедля десять изничтожить, пока не разведали. А то влупят штраф. Как там люди выживают, вообще не знаю. Давно бы сволочей, кто такие законы принимает, на вилы подняли. На кой черт такая власть, когда она человеку самого себя прокормить не позволяет?
Молодые парни на селе, если уходят в армию, то часто остаются по контракту, поскольку возвращать в село смысла нет — работы нет, перспектив тоже никаких.
Досуг тут такой: если работает человек, то после работы с хозяйством своим управляется, если оно есть — огород там, картошка, огурчики, куры-утки, быть может. Пьяниц почти нет, хотя в интернете обычно пишут про деревню обратное. Почему нет? Наверное, вымерли все. Мужики взрослые обычно даже до пенсии не доживают, кто от паленой водки помер, кто от болезней. Больницы все позакрывали по селам, только в районе одна осталась. Тут как-то слышал женщины возмущались, в скорую звонили вечером, а она совсем не приехала, и вообще сказали — кому за 60, те не звоните даже, не поедем. Вот и вымирают люди.
Молодежь ходит по субботам в клуб на дискотеку, выпивают, курят всякую дрянь, бывает дерутся. Бардак, короче. Одно хорошо — не каждый день, а только по выходным. И немного ее, молодежи-то. Ребята стараются все в город уехать. Если приезжают потом, то в гости к родителям\родственникам, и ненадолго. А что здесь делать-то? Умирает деревня. Будущего нет.
Настроение у людей разное. Беднота ругает правительство. Те, кто побогаче — за правительство, им же не капает, не прижимает. Правильно говорят «сытый голодному не товарищ».
Первых, конечно, большинство. Но боятся люди протестовать-то. Которые еще надеятся на что-то. Таких, что думали, что фермерством разбогатеют, «свое дело» хотели начать, почти уже не осталось. Более-менее живут, как уже говорил, только те, что из «бывших», кто успел утащить совхозное и потому ему на это тратиться не надо. Они занимаются животноводством или выращивают пшеницу, овес — чем раньше совхоз занимался, тем и занимаются. Только тогда все было государственное, общее, а теперь все им одним принадлежит, ни с кем делиться не надо. Простые люди, бывшие совхозники, у них в батраках. Простой же человек, если хотел заняться фермерством, то давно разорился. Ни один не выжил. Кто начинал. Да и с чего выжить-то? Чтобы что-то вырастить за лето, весной кредит брать приходится, осенью урожай продашь, только и хватает, что вернуть деньги банку с процентами. Никакой прибыли. И это в лучшем случае. А то еще, если не повезет — год неурожайный, погода подвела, зараза какая прицепилась или прочее, то вообще в долгах останешься. Случалось, что и дом после «своего дела» люди продавали, и уезжали в город счастья искать.
Вы, наверное, все это давно знаете про положение на селе. Но меня вот какой вопрос мучает — ведь столько людей понимает, что непорядок, что так жить нельзя, что не может же страна жить, не производя себе для жизни продовольствие, что без сельского хозяйства — мощного, современно, экономически развитого, мы никуда, а тысячи и миллионы людей мыкаются без дела, не зная, куда приложить свои руки и силы. Живут, вроде как беду переживают. Как будто чего-то ждут. А чего тут ждать, когда ясно, что к Советской власти возвращаться надо, к колхозам и совхозам — к тому от чего мы ушли по своей глупости и неразумению? Миллионы людей горы могут своротить, если вместе возьмутся за дело. Так не пора ли его начинать, и перестать сидеть сиднем на печи, думая, что кто-то где-то все сделает за себя?
Тов. Петров, сельский рабочий, Омская область