Щедрин история города читать краткое содержание. М.Е

Татьяна Черняк

Пересказ романа М.Е. Салтыкова-Щедрина «История одного города»

Данный документ представляет собой Летопись города Глупова, случайно найденную в архиве города в виде объемной связки тетрадей. Содержит Летопись исключительно биографии и действия градоначальников, которые управляли городом с 1731 по 1826 годы. Ознакомившись с этими записями, можно составить представление о городе и его жителях, а также о том, как присутствие различных градоначальников отобразилось на истории города.

Начинается летопись с рассказа о древнем народе, именуемом головотяпами, прозванными так оттого, что имели привычку «тяпать» головами обо все, что бы ни встретилось им на пути. Но за что ни брались головотяпы, ничего путного из этого не выходило. Надумали они тогда князя себе искать: «Он нам все мигом предоставит». Долго головотяпы князя искали и наконец нашли. Только предупредил он, что за управление должны будут головотяпы платить ему «дани многие», на войну ходить и ни во что не вмешиваться. А тех, кто осмелится ослушаться, казнить будет. А так как не сумели головотяпы жить умом своим и пожелали себе кабалы по воле собственной, то и называться они теперь будут не головотяпами, а глуповцами. Понурили головы головотяпы, да и согласились. Вернувшись домой, заложили головотяпы город, назвали его Глуповым, а себя, по имени города, наименовали глуповцами.

За время, описанное в Летописи, правили городом 22 градоначальника. Были среди них и итальянец-макаронщик, и брадобрей, и капитан-поручик, и беглый грек, а также статские советники, французский маркиз, бывший денщик князя Потемкина, истопник, французский виконт, майор и прочие. Не обо всех градоначальниках упоминается в Летописи, а только о тех из них, чья жизнедеятельность наиболее отразилась на жизни города и его жителях.

В августе 1762 года в город Глупов приехал градоначальник Дементий Варламович Брудастый. Был он молчалив и угрюм. В первый же день обошел он безмолвно выстроившихся в ряд чиновников, сверкнул глазами, произнес «Не потерплю!» и скрылся в кабинете. Там он и проводил почти все свое время, не ел и не пил, а все только скрипел пером по бумаге. Лишь иногда выбегал он в зал, швырял секретарю исписанные бумажки, кричал «Не потерплю!» и вновь запирался в кабинете. Вскоре стало известно, что к градоначальнику тайно захаживает часовщик. Стали допытываться. Однако мастер ни на какие расспросы не отвечал, а только бледнел и трясся всем телом.

В один из дней самые знаменитые люди города были приглашены к градоначальнику «для внушения». В назначенное время Дементий Варламович вышел к приглашенным, открыл рот, чтобы произнести речь, но вместо этого у него внутри что-то зашипело, глаза засверкали и завертелись, и он смог вымолвить лишь «П…п…плю!» После чего быстро скрылся у себя в кабинете. Изумленные гости разошлись по домам. А на следующее утро, придя на работу, секретарь вошел в кабинет градоначальника для доклада, и увидел, что на кресле за рабочим столом сидело тело его начальника, а перед ним на куче документов лежала совершенно пустая голова. Вызвали врача, но тот ничего вразумительного ответить не смог, ссылаясь на то, что «тайна построения градоначальнического организма наукой достаточно еще не обследована». В считанные минуты новость облетела весь Глупов. Тут кто-то вспомнил о местном часовщике, посещавшем градоначальника. Часовых дел мастера допросили, и тот признался, что чинил голову градоначальника по его же приказу. Но на этот раз старая голова поломалась окончательно, потому пришлось заказать новую. По недосмотру мальчишки-курьера новая голова во время доставки в Глупов была попорчена. Однако часовщик покрасил ее лаком и присоединил к телу градоначальника. После этого жителей Глупова собрали на площади. Несмотря на то, что новая голова Брудастого была сильно перепачкана грязью и в нескольких местах побита, тот громогласно рявкнул «Разорю!», чем чуть не оглушил глуповцев. В это время на площади остановилась телега, в которой сидел капитан-исправник, а с ним рядом… такой же градоначальник! Он ловко выскочил из телеги и сверкнул на глуповцев глазами. Толпа остолбенела. Неизвестно чем бы закончилось такое двоевластие, но из губернии прибыл рассыльный и «забрав обоих самозванцев и посадив их в особые сосуды, наполненные спиртом, немедленно увез для освидетельствования».

Вскоре в город прибыл вновь назначенный градоначальник – статский советник Семен Константинович Двоекуров, который правил городом с 1762 по 1770 годы. Он был истинным либералом, и его деятельность в Глухове была очень плодотворной. Он ввел медоварение и пивоварение, обязал всех употреблять в пищу лавровый лист и горчицу, а также издал указ о необходимости учреждения в Глупове академии. Академия так и не была построена, но вместо нее преемнику Двоекурова, Бородавкину, удалось выстроить съезжий дом, чем все остались довольны.

Правление Петра Петровича Фердыщенка для города обернулось счастливым благоденствием. Шесть лет подряд в городе не было ни одного пожара, глуповцы не знали ни голода, ни «повальных болезней», ни падежа скотины. Градоначальник ни во что не вмешивался, довольствовался умеренными податями, часто и легко общался как с подчиненными, так и с мещанами. Глуповцы вздохнули свободно и поняли, что жить «без утеснения» не в пример лучше, чем жить «с утеснением». Однако на седьмом году правления Фердыщенка попутал бес. Из добродушного и немного ленивого правителя он превратился в деятельного и чрезвычайно настойчивого чиновника. Глуповцы эту перемену связали с тем, что их градоначальник потерял ум от местной красавицы Алены Осиповой. Аленка принадлежала к тому типу русских красавиц, при взгляде на которых «человек не загорается страстью, но чувствует, что все его существо потихоньку тает». Она жила вместе с мужем в мире и согласии и предложение градоначальника о совместном проживании отклонила. Однако Фердыщенко не унимался. Он сослал Аленкиного мужа в Сибирь, а саму Аленку так напугал, что деваться ей было некуда, и вся в слезах она смирилась со своей участью. Такое грехопадение немедленно отразилось на жизни Глухова. В городе началась засуха, и урожая в тот год не случилось никакого. Стало ясно, что ни скотину, ни людей кормить будет нечем. Вначале глуповцы испугались, а потом, когда все запасы доели, и вовсе помирать стали. И стали они хаживать к дому градоначальника. «А ведь это поди ты не ладно, бригадир, делаешь, что с мужней женой уводом живешь! – говорили они ему, – да и не затем ты сюда от начальства прислан, чтоб мы, сироты, за твою дурость напасти терпели!» Сколько ни оправдывался, сколько ни обещал Фердыщенко глуповцам ситуацию переломить, однако не мог ничего поделать со своей страстью. А вскоре и вовсе такой в городе мор начался, что трупы умерших от голода просто на дороге лежали неприбранные, ибо хоронить их было некому. И однажды глуховцы, не сговариваясь, вышли из своих домов и пришли к дому градоначальника. «Аленку!» – требовали они. Та, предвидя недоброе развитие событий, словно ополоумела. Не взирая ни на что, Глуховцы ее схватили и потащили на колокольню, откуда и скинули. И не осталось от Аленки ничего, ибо тут же ее тело растерзали и растащили блудные оголодавшие собаки. И как только совершилась эта ужасная кровавая драма, вдали на дороге показалось облако пыли. «Хлеб идет!» – радостно закричали глуповцы. Жизнь в городе стала налаживаться. Однако не долго тешились глуповцы. Потому как однажды попалась на глаза их градоначальнику девица Домашка, от которой он тут же потерял голову, ибо воспылал к ней сердцем. В отличие от Аленки, была Домашка «резка, решительна и мужественна». Неумытая, растрепанная и «полурастерзанная», эта девица постоянно ругалась, а бранные слова сопровождала непристойными жестами. Но таки увел Фердыщенко к себе Домашку, несмотря на все ее сопротивления.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.


История одного города (краткое содержание по главам)

Содержание главы: О корени происхождения глуповцев

В этой главе рассказывается о доисторическом времени, о том, как древнее племя головотяпов одержали победу над соседними племенами лукоедов, гущеедов, моржеедов, лягушечников, кособрюхих и проч. После победы головотяпы стали думать о том, как навести порядок в своем новом обществе, поскольку дела у них никак не шли на лад: то «Волгу толокном замесили», то «теленка на баню затащили». Они решили, что им нужен правитель. С этой целью головотяпы отправились искать князя, который бы управлял ими. Однако все князья, к которым они обращались с этой просьбой, ответили отказом, поскольку никто не захотел управлять глупыми людьми. Князья, “поучив” жезлом, головотяпов отпускали с миром и с «честию». Отчаявшись, они обратились к вору-новотору, который сумел помочь найти князя. Князь ими управлять согласился, однако жить вместе с головотяпами не стал - послал в качестве своего наместника вора-новотора.

Головотяпов переименовал в «глуповцев», а город соответственно, стал называться «Глупов».
Управлять глуповцами новотору было совсем несложно - этот народ отличался покорностью и беспрекословным исполнением приказов власти. Однако их правителя это не радовало, новотор желал бунтов, которые можно было бы усмирять. Финал его правления был очень печален: вор-новотор проворовался до того, что князь не выдержал и послал ему петлю. Но новотор сумел и из этой ситуации вывернуться - не дожидаясь петли, он «зарезался огурцом».

Затем в Глупове стали поочередно появляться другие правители, которых присылал князь. Все они - одоевец, орловец, калязинец, - оказались бессовестными ворами даже еще хуже новатора,. Князь устал от таких событий, лично явился в город с криком: «Запорю!». Этим криком начался отсчет «исторического времени».

История одного города (текст по главам полностью)

О корени происхождения глуповцев

«Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела и предобрый тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло и ветвями своими всю землю покрыло».

Так начинает свой рассказ летописец, и затем, сказав несколько слов в похвалу своей скромности, продолжает.

Был, говорит он, в древности народ, головотяпами именуемый*, и жил он далеко на севере, там, где греческие и римские историки и географы предполагали существование Гиперборейского моря*. Головотяпами же прозывались эти люди оттого, что имели привычку «тяпать» головами обо все, что бы ни встретилось на пути. Стена попадется - об стену тяпают; богу молиться начнут - об пол тяпают. По соседству с головотяпами жило множество независимых племен*, но только замечательнейшие из них поименованы летописцем, а именно: моржееды, лукоеды, гущееды, клюковники, куралесы, вертячие бобы, лягушечники, лапотники, чернонёбые, долбежники, проломленные головы, слепороды, губошлепы, вислоухие, кособрюхие, ряпушники, заугольники, крошевники и рукосуи. Ни вероисповедания, ни образа правления эти племена не имели, заменяя все сие тем, что постоянно враждовали между собою. Заключали союзы, объявляли войны, мирились, клялись друг другу в дружбе и верности, когда же лгали, то прибавляли «да будет мне стыдно», и были наперед уверены, что «стыд глаза не выест». Таким образом взаимно разорили они свои земли, взаимно надругались над своими женами и девами и в то же время гордились тем, что радушны и гостеприимны. Но когда дошли до того, что ободрали на лепешки кору с последней сосны, когда не стало ни жен, ни дев, и нечем было «людской завод» продолжать, тогда головотяпы первые взялись за ум. Поняли, что кому-нибудь да надо верх взять, и послали сказать соседям: будем друг с дружкой до тех пор головами тяпаться, пока кто кого перетяпает. «Хитро это они сделали, - говорит летописец, - знали, что головы у них на плечах растут крепкие - вот и предложили». И действительно, как только простодушные соседи согласились на коварное предложение, так сейчас же головотяпы их всех, с божьею помощью, перетяпали. Первые уступили слепороды и рукосуи; больше других держались гущееды, ряпушники и кособрюхие*. Чтобы одолеть последних, вынуждены были даже прибегнуть к хитрости. А именно: в день битвы, когда обе стороны встали друг против друга стеной, головотяпы, неуверенные в успешном исходе своего дела, прибегли к колдовству: пустили на кособрюхих солнышко. Солнышко-то и само по себе так стояло, что должно было светить кособрюхим в глаза, но головотяпы, чтобы придать этому делу вид колдовства, стали махать в сторону кособрюхих шапками: вот, дескать, мы каковы, и солнышко заодно с нами. Однако кособрюхие не сразу испугались, а сначала тоже догадались: высыпали из мешков толокно и стали ловить солнышко мешками. Но изловить не изловили, и только тогда, увидев, что правда на стороне головотяпов, принесли повинную*.

Собрав воедино куралесов, гущеедов и прочие племена, головотяпы начали устраиваться внутри, с очевидною целью добиться какого-нибудь порядка. Истории этого устройства летописец подробно не излагает, а приводит из нее лишь отдельные эпизоды. Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили*, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложеном тесте утопили, потом свинью за бобра купили, да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец, утомились и стали ждать, что из этого выйдет.

Но ничего не вышло. Щука опять на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели; кошели, в которых кашу варили, сгорели вместе с кашею. А рознь да галденье пошли пуще прежнего: опять стали взаимно друг у друга земли разорять, жен в плен уводить, над девами ругаться. Нет порядку, да и полно. Попробовали снова головами тяпаться, но и тут ничего не доспели. Тогда надумали искать себе князя.

Он нам все мигом предоставит, - говорил старец Добромысл, - он и солдатов у нас наделает, и острог, какой следовает, выстроит! Айда̀, ребята!

Искали, искали они князя и чуть-чуть в трех соснах не заблудилися, да спасибо случился тут пошехонец-слепород, который эти три сосны как свои пять пальцев знал. Он вывел их на торную дорогу и привел прямо к князю на двор.

Кто вы такие? и зачем ко мне пожаловали? - вопросил князъ посланных.

Мы головотяпы! нет нас в свете народа мудрее и храбрее! Мы даже кособрюхих и тех шапками закидали! - хвастали головотяпы.

А что вы еще сделали?

Да вот комара за семь верст ловили, - начали было головотяпы, и вдруг им сделалось так смешно, так смешно… Посмотрели они друг на дружку и прыснули.

А ведь это ты, Пётра, комара-то ловить ходил! - насмехался Ивашка.

Нет, не я! у тебя он и на носу-то сидел!

Тогда князь, видя, что они и здесь, перед лицом его, своей розни не покидают, сильно распалился и начал учить их жезлом.

Глупые вы, глупые! - сказал он, - не головотяпами следует вам, по делам вашим, называться, а глуповцами! Не хочу я володеть глупыми! а ищите такого князя, какого нет в свете глупее - и тот будет володеть вами.

Сказавши это, еще маленько поучил жезлом и отослал головотяпов от себя с честию.

Задумались головотяпы над словами князя; всю дорогу шли и все думали.

За что он нас раскастил? - говорили одни, - мы к нему всей душой, а он послал нас искать князя глупого!

Но в то же время выискались и другие, которые ничего обидного в словах князя не видели.

Что же! - возражали они, - нам глупый-то князь, пожалуй, еще лучше будет! Сейчас мы ему коврижку в руки: жуй, а нас не замай!

И то правда, - согласились прочие.

Воротились добры молодцы домой, но сначала решили опять попробовать устроиться сами собою. Петуха на канате кормили, чтоб не убежал, божку съели… Однако толку все не было. Думали-думали и пошли искать глупого князя.

Шли они по ровному месту три года и три дня, и всё никуда прийти не могли. Наконец, однако, дошли до болота. Видят, стоит на краю болота чухломец-рукосуй, рукавицы торчат за поясом, а он других ищет.

Не знаешь ли, любезный рукосуюшко, где бы нам такого князя сыскать, чтобы не было его в свете глупее? - взмолились головотяпы.

Знаю, есть такой, - отвечал рукосуй, - вот идите прямо через болото, как раз тут.

Бросились они все разом в болото, и больше половины их тут потопло («Многие за землю свою поревновали», говорит летописец); наконец вылезли из трясины и видят: на другом краю болотины, прямо перед ними, сидит сам князь - да глупый-преглупый! Сидит и ест пряники писаные. Обрадовались головотяпы: вот так князь! лучшего и желать нам не надо!

Кто вы такие? и зачем ко мне пожаловали? - молвил князь, жуя пряники.

Мы головотяпы! нет нас народа мудрее и храбрее! Мы гущеедов - и тех победили! - хвастались головотяпы.

Что же вы еще сделали?

Мы щуку с яиц согнали, мы Волгу толокном замесили… - начали было перечислять головотяпы, но князь не за хотел и слушать их.

Я уж на что глуп, - сказал он, - а вы еще глупее меня! Разве щука сидит на яйцах? или можно разве вольную реку толокном месить? Нет, не головотяпами следует вам называться, а глуповцами! Не хочу я володеть вами, а ищите вы себе такого князя, какого нет в свете глупее, - и тот будет володеть вами!

И, наказав жезлом, отпустил с честию.

Задумались головотяпы: надул курицын сын рукосуй! Сказывал, нет этого князя глупее - ан он умный! Однако воротились домой и опять стали сами собой устраиваться. Под дождем онучи сушили, на сосну Москву смотреть лазили. И все нет как нет порядку, да и полно. Тогда надоумил всех Пётра Комар.

Есть у меня, - сказал он, - друг-приятель, по прозванью вор-новото́р, уж если экая выжига князя не сыщет, так судите вы меня судом милостивым, рубите с плеч мою голову бесталанную!

С таким убеждением высказал он это, что головотяпы послушались и призвали новото́ра-вора. Долго он торговался с ними, просил за розыск алтын да деньгу, головотяпы же давали грош да животы свои в придачу. Наконец, однако, кое-как сладились и пошли искать князя.

Ты нам такого ищи, чтоб немудрый был! - говорили головотяпы новотору-вору, - на что нам мудрого-то, ну его к ляду!

И повел их вор-новотор сначала все ельничком да березничком, потом чащей дремучею, потом перелесочком, да и вывел прямо на поляночку, а посередь той поляночки князь сидит.

Как взглянули головотяпы на князя, так и обмерли. Сидит, это, перед ними князь да умной-преумной; в ружьецо попаливает да сабелькой помахивает. Что ни выпалит из ружьеца, то сердце насквозь прострелит, что ни махнет сабелькой, то голова с плеч долой. А вор-новотор, сделавши такое пакостное дело, стоит, брюхо поглаживает да в бороду усмехается.

Что ты! с ума, никак, спятил! пойдет ли этот к нам? во сто раз глупее были, - и те не пошли! - напустились головотяпы на новотора-вора.

Ни́што! обладим! - молвил вор-новотор, - дай срок, я глаз на глаз с ним слово перемолвлю.

Видят головотяпы, что вор-новотор кругом на кривой их объехал, а на попятный уж не смеют.

Это, брат, не то, что с «кособрюхими» лбами тяпаться! нет, тут, брат, ответ подай: каков таков человек? какого чину и звания? - гуторят они меж собой.

А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные слова на ухо говорить. Долго они шептались, а про что - не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно»*.

Наконец и для них настал черед встать перед ясные очи его княжеской светлости.

Что вы за люди? и зачем ко мне пожаловали? - обратился к ним князь.

Мы головотяпы! нет нас народа храбрее, - начали было головотяпы, но вдруг смутились.

Слыхал, господа головотяпы! - усмехнулся князь («и таково ласково усмехнулся, словно солнышко просияло!» - замечает летописец), - весьма слыхал! И о том знаю, как вы рака с колокольным звоном встречали - довольно знаю! Об одном не знаю, зачем же ко мне-то вы пожаловали?

А пришли мы к твоей княжеской светлости вот что объявить: много мы промеж себя убивств чинили, много друг дружке разорений и наругательств делали, а все правды у нас нет. Иди и володей нами!

А у кого, спрошу вас, вы допрежь сего из князей, братьев моих, с поклоном были?

А были мы у одного князя глупого, да у другого князя глупого ж - и те володеть нами не похотели!

Ладно. Володеть вами я желаю, - сказал князь, - а чтоб идти к вам жить - не пойду! Потому вы живете звериным обычаем: с беспробного золота пенки снимаете, снох портите! А вот посылаю к вам, заместо себя, самого этого новотора-вора: пущай он вами дома правит, а я отсель и им и вами помыкать буду!

Понурили головотяпы головы и сказали:

И будете вы платить мне дани многие, - продолжал князь, - у кого овца ярку принесет, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разломи его на̀четверо: одну часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на войну - и вы идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!

И тех из вас, которым ни до чего дела нет, я буду миловать; прочих же всех - казнить.

Так! - отвечали головотяпы.

А как не умели вы жить на своей воле и сами, глупые, пожелали себе кабалы, то называться вам впредь не головотяпами, а глуповцами.

Так! - отвечали головотяпы.

Затем приказал князь обнести послов водкою да одарить по пирогу, да по платку алому, и, обложив данями многими, отпустил от себя с честию.

Шли головотяпы домой и воздыхали. «Воздыхали не ослабляючи, вопияли сильно!» - свидетельствует летописец. «Вот она, княжеская правда какова!» - говорили они. И еще говорили: «Та̀кали мы, та̀кали, да и прота̀кали!»* Один же из них, взяв гусли, запел:

Не шуми, мати зелена дубровушка!*
Не мешай добру молодцу думу думати,
Как заутра мне, добру молодцу, на допрос идти
Перед грозного судью, самого царя…

Чем далее лилась песня, тем ниже понуривались головы головотяпов. «Были между ними, - говорит летописец, - старики седые и плакали горько, что сладкую волю свою прогуляли; были и молодые, кои той воли едва отведали, но и те тоже плакали. Тут только познали все, какова такова прекрасная воля есть». Когда же раздались заключительные стихи песни:

Я за то тебя, детинушку, пожалую
Среди поля хоромами высокими,
Что двумя столбами с перекладиною… -
то все пали ниц и зарыдали.

Но драма уже совершилась бесповоротно. Прибывши домой, головотяпы немедленно выбрали болотину и, заложив на ней город, назвали Глуповым, а себя по тому городу глуповцами. «Так и процвела сия древняя отрасль», - прибавляет летописец.

Но вору-новотору эта покорность была не по нраву. Ему нужны были бунты, ибо усмирением их он надеялся и милость князя себе снискать, и собрать хабару с бунтующих. И начал он донимать глуповцев всякими неправдами, и действительно, не в долгом времени возжег бунты. Взбунтовались сперва заугольники, а потом сычужники*. Вор-новотор ходил на них с пушечным снарядом, палил неослабляючи и, перепалив всех, заключил мир, то есть у заугольников ел палтусину, у сычужников - сычуги. И получил от князя похвалу великую. Вскоре, однако, он до того проворовался, что слухи об его несытом воровстве дошли даже до князя. Распалился князь крепко и послал неверному рабу петлю. Но новотор, как сущий вор, и тут извернулся: предварил казнь тем, что, не выждав петли, зарезался огурцом.

После новотора-вора пришел «заместь князя» одоевец, тот самый, который «на грош постных яиц купил». Но и он догадался, что без бунтов ему не жизнь, и тоже стал донимать. Поднялись кособрюхие, калашники, соломатники* - все отстаивали старину да права свои. Одоевец пошел против бунтовщиков, и тоже начал неослабно палить, но, должно быть, палил зря, потому что бунтовщики не только не смирялись, но увлекли за собой чернонёбых и губошлепов. Услыхал князь бестолковую пальбу бестолкового одоевца и долго терпел, но напоследок не стерпел: вышел против бунтовщиков собственною персоною и, перепалив всех до единого, возвратился восвояси.

Посылал я сущего вора - оказался вор, - печаловался при этом князь, - посылал одоевца по прозванию «продай на грош постных яиц» - и тот оказался вор же. Кого пошлю ныне?

Долго раздумывал он, кому из двух кандидатов отдать преимущество: орловцу ли - на том основании, что «Орел да Кромы - первые воры» - или шуянину, на том основании, что он «в Питере бывал, на полу сыпа́л, и тут не упал», но, наконец, предпочел орловца, потому что он принадлежал к древнему роду «Проломленных Голов». Но едва прибыл орловец на место, как встали бунтом старичане и, вместо воеводы, встретили с хлебом с солью петуха. Поехал к ним орловец, надеясь в Старице стерлядями полакомиться, но нашел, что там «только грязи довольно». Тогда он Старицу сжег, а жен и дев старицких отдал самому себе на поругание. «Князь же, уведав о том, урезал ему язык».

Затем князь еще раз попробовал послать «вора попроще», и в этих соображениях выбрал калязинца, который «свинью за бобра купил», но этот оказался еше пущим вором, нежели новотор и орловец. Взбунтовал семендяевцев и заозерцев и «убив их, сжег».

Тогда князь выпучил глаза и воскликнул:

Несть глупости горшия, яко глупость!

И прибых собственною персоною в Глупов и возопи:

Запорю!»

С этим словом начались исторические времена.

Вы читали краткое содержание (главы) и полный текст произведения: История одного города: Салтыкова-Щедрина М Е (Михаила Евграфовича).
Всё произведение полностью и краткие содержания (по главам) вы можете читать, по содержанию справа.

Классика литературы (сатиры) из коллекции произведений для чтения (рассказы, повести) лучших, известных писателей сатириков: Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин. .................

М.Е. Салтыков-Щедрин

Название: История одного города

Жанр: Роман

Продолжительность:

Часть 1: 14мин 54сек

Часть 2: 13мин 52сек

Аннотация:

«История одного города» — вершина творчества Салтыкова-Щедрина в жанре сатиры. В этом произведении описывается история города Глупова и жизнь его жителей, который олицетворяет собой самодержавие в России. Первая глава романа была опубликована в 1986 году и молниеносно вызвала осуждение и критику в сторону автора. Многие люди увидели в данном произведении неуважение и насмешку над национальной историей.
Прочитав роман, вы выясните, почему этот роман актуален и в наше время. Удивительно, но пороки 19 века оказались настолько живучими, что дожили и до нашего времени.
Все городские правители издевались над жителями города, но по сравнению с остальными, первый был невинным агнцем. Другой же объясняет свои действия тем, что того требует цивилизация. А третий просит жителей, что бы ни случилось, полагаться только на себя, на свою доблесть и отвагу.
Один из самых достойных сатирических романов 19 века, показывает нам сбитый с толку, но мужественны русский народ, который на протяжении долгого времени терпит издевательства над собой их невменяемыми правителями.

М.Е. Салтыков-Щедрин — История одного города ч1. Прослушать аудиозапись краткого содержания онлайн.

По подлинным документам издал М. Е. Салтыков (Щедрин)

От издателя

Давно уже имел я намерение написать историю какого-нибудь города (или края) в данный период времени, но разные обстоятельства мешали этому предприятию. Преимущественно же препятствовал недостаток в материале, сколько-нибудь достоверном и правдоподобном. Ныне, роясь в глуповском городском архиве, я случайно напал на довольно объемистую связку тетрадей, носящих общее название «Глуповского Летописца», и, рассмотрев их, нашел, что они могут служить немаловажным подспорьем в деле осуществления моего намерения. Содержание «Летописца» довольно однообразно; оно почти исключительно исчерпывается биографиями градоначальников, в течение почти целого столетия владевших судьбами города Глупова, и описанием замечательнейших их действий, как-то: скорой езды на почтовых, энергического взыскания недоимок, походов против обывателей, устройства и расстройства мостовых, обложения данями откупщиков и т. д. Тем не менее даже и по этим скудным фактам оказывается возможным уловить физиономию города и уследить, как в его истории отражались разнообразные перемены, одновременно происходившие в высших сферах. Так, например, градоначальники времен Бирона отличаются безрассудством, градоначальники времен Потемкина — распорядительностью, а градоначальники времен Разумовского — неизвестным происхождением и рыцарскою отвагою. Все они секут обывателей, но первые секут абсолютно, вторые объясняют причины своей распорядительности требованиями цивилизации, третьи желают, чтоб обыватели во всем положились на их отвагу. Такое разнообразие мероприятий, конечно, не могло не воздействовать и на самый внутренний склад обывательской жизни; в первом случае, обыватели трепетали бессознательно, во втором — трепетали с сознанием собственной пользы, в третьем — возвышались до трепета, исполненного доверия. Даже энергическая езда на почтовых — и та неизбежно должна была оказывать известную долю влияния, укрепляя обывательский дух примерами лошадиной бодрости и нестомчивости. Летопись ведена преемственно четырьмя городовыми архивариусами и обнимает период времени с 1731 по 1825 год. В этом году, по-видимому, даже для архивариусов литературная деятельность перестала быть доступною. Внешность «Летописца» имеет вид самый настоящий, то есть такой, который не позволяет ни на минуту усомниться в его подлинности; листы его так же желты и испещрены каракулями, так же изъедены мышами и загажены мухами, как и листы любого памятника погодинского древлехранилища. Так и чувствуется, как сидел над ними какой-нибудь архивный Пимен, освещая свой труд трепетно горящею сальною свечкой и всячески защищая его от неминуемой любознательности гг. Шубинского, Мордовцева и Мельникова. Летописи предшествует особый свод, или «опись», составленная, очевидно, последним летописцем; кроме того, в виде оправдательных документов, к ней приложено несколько детских тетрадок, заключающих в себе оригинальные упражнения на различные темы административно-теоретического содержания. Таковы, например, рассуждения: «Об административном всех градоначальников единомыслии», «О благовидной градоначальников наружности», «О спасительности усмирений (с картинками)», «Мысли при взыскании недоимок», «Превратное течение времени» и, наконец, довольно объемистая диссертация «О строгости». Утвердительно можно сказать, что упражнения эти обязаны своим происхождением перу различных градоначальников (многие из них даже подписаны) и имеют то драгоценное свойство, что, во-первых, дают совершенно верное понятие о современном положении русской орфографии и, во-вторых, живописуют своих авторов гораздо полнее, доказательнее и образнее, нежели даже рассказы «Летописца». Что касается до внутреннего содержания «Летописца», то оно по преимуществу фантастическое и по местам даже почти невероятное в наше просвещенное время. Таков, например, совершенно ни с чем не сообразный рассказ о градоначальнике с музыкой. В одном месте «Летописец» рассказывает, как градоначальник летал по воздуху, в другом — как другой градоначальник, у которого ноги были обращены ступнями назад, едва не сбежал из пределов градоначальства. Издатель не счел, однако ж, себя вправе утаить эти подробности; напротив того, он думает, что возможность подобных фактов в прошедшем еще с большею ясностью укажет читателю на ту бездну, которая отделяет нас от него. Сверх того, издателем руководила и та мысль, что фантастичность рассказов нимало не устраняет их административно-воспитательного значения, и что опрометчивая самонадеянность летающего градоначальника может даже и теперь послужить спасительным предостережением для тех из современных администраторов, которые не желают быть преждевременно уволенными от должности. Во всяком случае, в видах предотвращения злонамеренных толкований, издатель считает долгом оговориться, что весь его труд в настоящем случае заключается только в том, что он исправил тяжелый и устарелый слог «Летописца» и имел надлежащий надзор за орфографией, нимало не касаясь самого содержания летописи. С первой минуты до последней издателя не покидал грозный образ Михаила Петровича Погодина, и это одно уже может служить ручательством, с каким почтительным трепетом он относился к своей задаче.

«Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, сизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу, но хочу ущекотать прелюбезных мне глуповцев, показав миру их славные дела и предобрый тот корень, от которого знаменитое сие древо произросло и ветвями своими всю землю покрыло».

Так начинает свой рассказ летописец, и затем, сказав несколько слов и похвалу своей скромности, продолжает.

Был, говорит он, в древности народ, головотяпами именуемый, и жил он далеко на севере, там, где греческие и римские историки и географы предполагали существование Гиперборейского моря. Головотяпами же прозывались эти люди оттого, что имели привычку «тяпать» головами обо все, что бы ни встретилось на пути. Стена попадется - об стену тяпают; Богу молиться начнут - об пол тяпают. По соседству с головотяпами жило множество независимых племен, но только замечательнейшие из них поименованы летописцем, а именно: моржееды, лукоеды, гущееды, клюковники, куралесы, вертячие бобы, лягушечники, лапотники, чернонёбые, долбежники, проломленные головы, слепороды, губошлепы, вислоухие, кособрюхие, ряпушники, заугольники, крошевники и рукосуи. Ни вероисповедания, ни образа правления эти племена не имели, заменяя все сие тем, что постоянно враждовали между собою. Заключали союзы, объявляли войны, мирились, клялись друг другу в дружбе и верности, когда же лгали, то прибавляли «да будет мне стыдно», и были наперед уверены, что «стыд глаза не выест». Таким образом взаимно разорили они свои земли, взаимно надругались над своими женами и девами и в то же время гордились тем, что радушны и гостеприимны. Но когда дошли до того, что ободрали на лепешки кору с последней сосны, когда не стало ни жен, ни дев и нечем было «людской завод» продолжать, тогда головотяпы первые взялись за ум. Поняли, что кому-нибудь да надо верх взять, и послали сказать соседям: будем друг с дружкой до тех пор головами тяпаться, пока кто кого перетяпает. «Хитро это они сделали, - говорит летописец, - знали, что головы у них на плечах растут крепкие - вот и предложили». И действительно, как только простодушные соседи согласились на коварное предложение, так сейчас же головотяпы их всех, с Божью помощью, перетяпали. Первые уступили слепороды и рукосуи; больше других держались гущееды, ряпушники и кособрюхие. Чтобы одолеть последних, вынуждены были даже прибегнуть к хитрости. А именно: в день битвы, когда обе стороны встали друг против друга стеной, головотяпы, неуверенные в успешном исходе своего дела, прибегли к колдовству: пустили на кособрюхих солнышко. Солнышко-то и само по себе так стояло, что должно было светить кособрюхим в глаза, но головотяпы, чтобы придать этому делу вид колдовства, стали махать в сторону кособрюхих шапками: вот, дескать, мы каковы, и солнышко заодно с нами. Однако кособрюхие не сразу испугались, а сначала тоже догадались: высыпали из мешков толокно и стали ловить солнышко мешками. Но изловить не изловили, и только тогда, увидев, что правда на стороне головотяпов, принесли повинную.

Собрав воедино куралесов, гущеедов и прочие племена, головотяпы начали устраиваться внутри, с очевидною целью добиться какого-нибудь порядка. Истории этого устройства летописец подробно не излагает, а приводит из нее лишь отдельные эпизоды. Началось с того, что Волгу толокном замесили, потом теленка на баню тащили, потом в кошеле кашу варили, потом козла в соложенном тесте утопили, потом свинью за бобра купили, да собаку за волка убили, потом лапти растеряли да по дворам искали: было лаптей шесть, а сыскали семь; потом рака с колокольным звоном встречали, потом щуку с яиц согнали, потом комара за восемь верст ловить ходили, а комар у пошехонца на носу сидел, потом батьку на кобеля променяли, потом блинами острог конопатили, потом блоху на цепь приковали, потом беса в солдаты отдавали, потом небо кольями подпирали, наконец, утомились и стали ждать, что из этого выйдет.

Но ничего не вышло. Щука опять на яйца села; блины, которыми острог конопатили, арестанты съели; кошели, в которых кашу варили, сгорели вместе с кашею. А рознь да галдение пошли пуще прежнего: опять стали взаимно друг у друга земли разорять, жен в плен уводить, над девами ругаться. Нет порядку, да и полно. Попробовали снова головами тяпаться, но и тут ничего не доспели. Тогда надумали искать себе князя.

Он нам все мигом предоставит, - говорил старец Добромысл, - он и солдатов у нас наделает, и острог, какой следовает, выстроит! Айда, ребята!

Искали, искали они князя и чуть-чуть в трех соснах не заблудилися, да спасибо случился тут пошехонец-слепород, который эти три сосны как свои пять пальцев знал. Он вывел их на торную дорогу и привел прямо к князю на двор.

Кто вы такие? и зачем ко мне пожаловали? - вопросил князь посланных.

Мы головотяпы! нет нас в свете народа мудрее и храбрее! Мы даже кособрюхих и тех шапками закидали! - хвастали головотяпы.

А что вы еще сделали?
- Да вот комара за семь верст ловили, - начали было головотяпы, и вдруг им сделалось так смешно, так смешно... Посмотрели они друг на дружку и прыснули.
- А ведь это ты, Пётра, комара-то ловить ходил! - насмехался Ивашка.
- Ан ты!
- Нет, не я! у тебя он и на носу-то сидел!

Тогда князь, видя, что они и здесь, перед лицом его, своей розни не покидают, сильно распалился и начал учить их жезлом.

Глупые вы, глупые! - сказал он, - не головотяпами следует вам, по делам вашим, называться, а глуповцами! Не хочу я володеть глупыми! а ищите такого князя, какого нет в свете глупее - и тот будет володеть вами.

Сказавши это, еще маленько поучил жезлом и отослал головотяпов от себя с честию.

Задумались головотяпы над словами князя; всю дорогу шли и всё думали.

За что он нас раскастил? - говорили одни, мы к нему всей душой, а он послал нас искать князя глупого!

Но в то же время выискались и другие, которые ничего обидного в словах князя не видели.

Что же! - возражали они, - нам глупый-то князь, пожалуй, еще лучше будет! Сейчас мы ему коврижку в руки: жуй, а нас не замай!
- И то правда, - согласились прочие.

Воротились добры молодцы домой, по сначала решили опять попробовать устроиться сами собою. Петуха на канате кормили, чтоб не убежал, божку съели... Однако толку все но было. Думали-думали и пошли искать глупого князя.

Шли они по ровному месту три года и три дня, и всё никуда прийти не могли. Наконец, однако, дошли до болота. Видят, стоит на краю болота чухломец-рукосуп, рукавицы горчат за поясом, а он других ищет.

Не знаешь ли, любезный рукосуюшко, где бы нам такого князя сыскать, чтобы не было его в свете глупее? - взмолились головотяпы.

Знаю, есть такой, - отвечал рукосуй, - вот идите прямо через болото, как раз тут.

Бросились они все разом в болото, и больше половины их тут потопло («Многие за землю свою поревновали», - говорит летописец); наконец вылезли из трясины и видят: на другом краю болотины, прямо перед ними, сидит сам князь да глупый-преглупый! Сидит и ест пряники писаные. Обрадовались головотяпы: вот так князь! лучшего и желать нам не надо!

Кто вы такие? и зачем ко мне пожаловали? - молвил князь, жуя пряники.
- Мы головотяпы! нет нас народа мудрее и храбрее! Мы гущеедов - и тех победили! - хвастались головотяпы.
- Что же вы еще сделали?
- Мы щуку с яиц согнали, мы Волгу толокном замесили... - начали было перечислять головотяпы, но князь не зaхотел и слушать их.

Я уж на что глуп, сказал он, - а вы еще глупее меня! Разве щука сидит на яйцах? или можно разве вольную реку толокном месить? Нет, не головотяпами следует вам называться, а глуповцами! Не хочу я володеть вами, а ищите вы себе такого князя, какого нет в свете глупее, - и тот будет володеть вами!

И, наказав жезлом, отпустил с честию.

Задумались головотяпы: надул курицын сын рукосуй! Сказывал, нет этого князя глупее - ан он умный! Однако воротились домой и опять стали сами собой устраиваться. Под дождем онучи сушили, на сосну Москву смотреть лазили. И все нет как нет порядку, да и полно. Тогда надоумил всех Пётра Комар.

Есть у меня, - сказал он, друг-приятель, по прозванию вор-новотор, уж если экая выжига князя не сыщет, так судите вы меня судом милостивым, рубите с плеч мою голову бесталанную!

С таким убеждением высказал он это, что головотяпы послушались и призвали новотора-вора. Долго он торговался с ними, просил за розыск алтын да деньгу, головотяпы же давали грош да животы свои в придачу. Наконец, однако, кое-как сладились и пошли искать князя.

Ты нам такого ищи, чтоб немудрый был! - говорили головотяпы новотору-вору, - на что нам мудрого-то, ну его к ляду!

И повел их вор-новотор сначала все ельничком да березничком, потом чащей дремучею, потом перелесочком, да и вывел прямо на поляночку, а посередь той поляночки князь сидит.

Как взглянули головотяпы на князя, так и обмерли. Сидит, это, перед ними князь да умной-преумной; в ружьецо попаливает да сабелькой помахивает. Что ни выпалит из ружьеца, то сердце насквозь прострелит, что ни махнет сабелькой, то голова с плеч долой. А вор-новотор, сделавши такое пакостное дело, стоит, брюхо поглаживает да в бороду усмехается.

Что ты! с ума, никак, спятил! пойдет ли этот к нам? во сто раз глупее были, - и те не пошли! - напустились головотяпы на новотора-вора.
- Ништо! обладим! - молвил вор-новотор, - дай срок, я глаз на глаз с ним слово перемолвлю.

Видят головотяпы, что вор-новотор кругом на кривой их объехал, а на попятный уж по смеют.
- Этo, брат, не то, что с кособрюхими лбами тяпаться? нет, тут, брат, ответ подай: каков таков человек? какого чину и звания? - гуторят они меж собой.

А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные слова на ухо говорить. Долго они шептались, а про что - не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как кор-новотор говорил: «Драть их, ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».

Наконец и для них настал черед встать перед ясные очи его княжсской светлости,
Что вы за люди? и зачем ко мне пожаловали? - обратился к ним князь.
- Мы головотяпы! нет нас народа храбрее, - начали было головотяпы, но вдруг смутились.
- Слыхал, господа головотяпы! - усмехнулся князь («и таково ласково усмехнулся, словно солнышко просияло!» - замечает летописец), - весьма слыхал! И о том знаю, как вы рака с колокольным звоном встречали - довольно знаю! Об одном не знаю, зачем же ко мне-то вы пожаловали?
- А пришли мы к твоей княжеской светлости вот что объявить: много мы промеж себя убийств чинили, много друг дружке разорений и надругательств делали, а все правды у нас нет. Иди и володей нами!
- А у кого, спрошу вас, вы допрежь сего из князей, братьев моих, с поклоном были?
- А были мы у одного князя глупого, да у другого князя глупого ж - и те володеть нами не похотели!
- Ладно. Володеть вами я желаю, - сказал княяь, - а чтоб идти к вам жить - не пойду!.. А вот посылаю к вам, заместо себя, самого этого новотора-вора: пущай он вами дома правит, а я отсель и им и вами помыкать буду!

Понурили головотяпы головы и сказали:
- Так!
- И будете вы платить мне дани многие, - продолжал князь, - у кого овца ярку принесет, овцу на меня отпиши, а ярку себе оставь; у кого грош случится, тот разломи его начетверо: одну часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду на войну - и ны идите! А до прочего вам ни до чего дела нет!
- Так! - отвечали головотяпы.
- И тех из вас, которым ни до чего дела нет, я буду миловать; прочих же всех - казнить.
- Так! - отвечали головотяпы.
- А как не умели вы жить на своей воле и сами, глупые, пожелали себе кабалы, то называться вам впредь не головотяпами, а глуповцами.
- Так! - отвечали головотяпы.

Затем приказал князь обнести послов водкою да одарить по пирогу, да по платку алому, и, обложив данями многими, отпустил от себя с честпю.

Щли головотяпы домой и воздыхали. «Воздыхали неослабляючи, вопияли сильно!» - свидетельствует летописец. «Вот она, княжеская правда какова!» - говорили они. И еще говорили: «Такали мы, такали, да и протакали!» Один же из них, взяв гусли, запел:

Не шуми, мати зелена дубровушка!
Не мешай добру молодцу думу думaти,
Как заутра мне, добру молодцу, на допрос идти
Перед грозного судью, самого царя...

Чем далее лилась песня , тем ниже понуривались головы головотяпов. «Были между ними, - говорит летописец, - старики седые и плакали горько, что сладкую волю свою прогуляли; были и молодые; кои той воли едва отведали, но и те тоже плакали. Тут только познали нее, какова такова прекрасная воля есть». Когда же раздались заключительные стихи песни:

Я за то тебя, детинушку, пожалую
Среди поля хоромами высокими,
Что двумя столбами с перекладиною... -
то все пали ниц и зарыдали.

Но драма уже совершилась бесповоротно. Прибывши домой, головотяпы немедленно выбрали болотину и, заложив на ней город, назвали Глуповым, а себя по тому городу глуповцами. «Так и процвела сия древняя отраслью, - прибавляет летописец.

Но вору-новотору эта покорность была не по нраву. Ему нужны были бунты, ибо усмирением их он надеялся и милость князя себе снискать, и собрать хабару с бунтующих. И начал он донимать глуповцев всякими неправдами, и действительно, не в долгом времени возжег бунты. Взбунтовались сперва заугольники, а потом сычужники. Вор-новотор ходил на них с пушечным снарядом, палил неослябляючи и, перепалив всех, заключил мир, то есть у заугольников ел палтусину, у сычужников - сычуги. И получил от князя похвалу великую. Вскоре, однако, он до того проворовался, что слухи об его несытом воровстие дошли даже до князя. Распалился князь крепко и послал неверному рабу петлю. Но новотор, как сущий вор, и тут извернулся: предварил казнь тем, что, не выждав петли, зарезался огурцом.

После новотора-вора пришел «заместь князя» одоевец, тот самый, который «на грош постных яиц купил». Но и он догадался, что без бунтов ему не жизнь, и тоже стал донимать. Поднялись кособрюхие, калашники, соломатники - все отстаивали старину да права свои. Одоевец пошел против бунтовщиков, и тоже начал неослабно палить, но, должно быть, палил зря, потому что бунтовщики не только не смирялись, но увлекли за собой чернонёбых и губошлепов. Услыхал князь бестолковую пальбу бестолкового одоевца и долго терпел, но напоследок не стерпел: вышей против бунтовщиков собственною персоною и, перепалив всех до единого, возвратился восвояси.

Посылал я сущего вора - оказался вор, - печаловался при этом князь, посылал одоевца по прозванию «продай на грош постных яиц» - и тот оказался вор же. Кого пошлю ныне?

Долго раздумывал он, кому из двух кандидатов отдать преимущество: орловцу ли - на том основании, что «Орел дa Кромы - первые воры» - или шуянину, на том основании, что он «в Питере бывал, на полу сыпал и тут не упал», нo, наконец, предпочел орловца, потому что он принадлежал к древнему роду «Проломленных Голов». Но едва прибыл орловец на место, как встали бунтом старичане и, вместо воеводы, встретили с хлебом с солью петуха. Поехал к ним орловец, надеясь в Старице стерлядями полакомиться, но нашел, что там «только грязи довольно». Тогда он Старицу сжег, а жен и дев старицких отдал самому себе на поругание. «Князь же, уведав о том, урезал ему язык».

Затем князь еще раз попробовал послать «вора попроще» и в этих соображениях выбрал калязинца, который «свинью за бобра купил», но этот оказался еще пущим вором, нежели новотор и орловец. Взбунтовал семендяевцев и заозерцев и «убив их, сжег».
Тогда князь выпучил глаза и воскликнул:
- Несть глупости горшня, яко глупость!
И прибых собственною персоною в Глупов и возопи:
- Запорю!
С этим словом начались исторические времена

Поразмышляем над прочитонным...

1. Чем характеры героев этого произведения напоминают некоторых сказочных персонажей?

2. Какие сатирические приемы помогают понять реальную сущность «деяний» градоначальников?

3. Подумайте, как мог страдать город их «деятельности» глуповских градоначальников. Какими пословица ми оправдывали они свою деятельность? Какого «порядка» добивались головотяпы, когда собрали воедино соседние племена? Каким словом начались «исторические времена»?

4. Чего хочет достичь Щедрин сатирическим изображением чиновников и градоначальников тогдашней России? Что предполагает писатель «разбудить» в обществе?