Восстание стрельцов 1698. Утро стрелецкой казни

28 июня (18-го по юлианскому календарю) 1698 года взбунтовавшиеся стрельцы потерпели поражение от войск, верных Петру I . Это был далеко не первый их конфликт: Пётр на всю жизнь запомнил события 1682 года, когда стрельцы развязали настоящий террор против Нарышкиных, родственников его матери, и их сторонников. Помнил он и то, как заговорщики из стрельцов пытались убить его самого в 1689 году. Их третье выступление оказалось роковым…

Стрелецкое войско появилось в России в сер. XVI века, в эпоху Ивана IV, и составило элиту войска. Иностранные путешественники, посещавшие Московское царство, нередко называли их «мушкетёрами». Для этого имелись все основания: стрельцы были вооружены как холодным оружием (бердышами, саблями и шпагами), так и огнестрельным (пищалями, мушкетами), могли быть как пехотинцами, так и всадниками. Со временем стрельцы помимо военной службы стали также заниматься ремеслом и торговлей, были освобождены от посадских податей, а для решения всех вопросов их деятельности создали специальный Стрелецкий приказ. К концу XVII века стрелецкое войско приобрело значительное влияние в государстве, де-факто превратившись в гвардию, на которую могли опираться придворные группировки и которая оказывала влияние на принятие решений. Это отчётливо стало ясно после бунта 1682 года, когда именно стрельцы настояли на возведении сразу двух царей на престол - Петра I и Ивана V - при регентстве царевны Софьи. В 1689 году часть стрельцов выступила на стороне Софьи против Петра, но дело закончилось победой последнего и заключением царевны в Новодевичий монастырь. Широких репрессий против стрельцов тогда, однако, не последовало.

В 1697 году царь Пётр I на время покинул Россию, уехав в Великое посольство - большую дипломатическую миссию, в рамках которой он посетил ряд европейских государств и провёл переговоры с наиболее влиятельными монархами эпохи. В его отсутствие недовольство, зревшее среди стрельцов, из глухого стало перерастать в открытое. Они были недовольны тем, что Пётр отдавал предпочтение полкам «нового строя» во главе с иностранными генералами - Патриком Гордоном и Францем Лефортом. Жаловались стрельцы на нехватку продовольствия и жалованья, а также длительную разлуку с семьями. В марте 1698 года 175 стрельцов дезертировали из своих полков и отправились в Москву, чтобы подать челобитную с изложением всех своих проблем. В случае отказа они готовы были начать «бить бояр». Иван Троекуров, возглавлявший Стрелецкий приказ, приказал арестовать представителей стрельцов, но их поддержала собравшаяся толпа недовольных. Начало бунту было положено.

Вскоре к житейским причинам выступления добавились и политические: среди стрельцов и их сторонников быстро распространились слухи, будто бы Петра во время его поездки по Европе подменили или даже убили, а сюда в Москву везут его двойника «из немцев». Восставшие быстро наладили контакты с царевной Софьей, заверяя её в своей поддержке, а она якобы ответила им двумя письмами с призывами расширять восстание и не признавать власть Петра. Впрочем, в подлинности этих писем у исследователей до сих пор нет уверенности.

Фёдор Ромодановский

Князь Фёдор Ромодановский, которого Пётр на время своего отсутствия фактически поставил во главе государства, отправил против стрельцов Семёновский полк. С его помощью мятежные стрельцы вынуждены были покинуть Москву. Это, однако, привело к объединению за пределами столицы всех бунтующих полков и смещению их полковников.

В нач. июня восставшие числом около 2200 человек обосновались возле Воскресенского Новоиерусалимского монастыря. Именно здесь они столкнулись с войсками, оставшимися верными Петру I: Преображенским, Семёновским, Лефортовским и Бутырским полками. Всех вместе их было в два раза больше, чем восставших стрельцов. Позже к ним присоединились другие проправительственные силы во главе с боярином Алексеем Шеиным и генералом Патриком Гордоном, а также артиллерия. При таком соотношении сил исход конфликта был очевиден. 18 июня состоялось короткое сражение, продолжавшееся около часа и завершившееся полным поражением стрельцов.

Погибших на поле битвы было не так много. Гордон писал о 22 убитых стрельцах и порядка 40 раненых. Вскоре боярин Шеин развернул следствие, по результатам которого повесили 56 человек, обвинённых в организации бунта, множество участников бунта били кнутом и отправили в ссылку. Однако такое наказание вовсе не удовлетворило Петра. Вернувшись из Европы, он развернул против стрельцов полномасштабные репрессии, в рамках которых к казни приговорили более тысячи человек, около 600 были биты кнутом и сосланы. Царь словно хотел раз и навсегда покончить со столь ненавистным ему стрелецким войском и, воспользовавшись бунтом, поквитаться с ним за 1682 год.

Массовые казни развернулись в разных частях Москвы. Самые масштабные из них проводились в подмосковном селе Преображенское (ныне - в черте столицы). По свидетельствам некоторых очевидцев-иностранцев, Пётр принял личное участие в экзекуции и своими руками отрубил пятерым стрельцам головы, после чего заставил своих приближённых последовать его примеру. Опыта в таком «ремесле» они, конечно, не имели, поэтому удары наносили неточно, тем самым лишь усиливая мучения обречённых на смерть.

Ещё одним местом казней стрельцов стала Красная площадь, в частности, Лобное место. Существует укоренившийся стереотип, будто бы оно использовалось исключительно для казней, оттого «Лобным местом» сегодня нередко называют место исполнения смертных приговоров. На самом деле это совсем не так: Лобное место на Красной площади служило трибуной для оглашения царских указов и публичных обращений к народу, также оно фигурировало в некоторых церемониях и обрядах, к примеру, в крестных ходах по праздникам. Лишь во времена Петра I это место обагрилось кровью. В 1698–1699 годах здесь, как и в Преображенском, прошли многочисленные казни стрельцов. Скорее всего, отсюда и берёт свои истоки дурная «слава» Лобного места.

Стрелецкий бунт 1698 года и расправа над его участниками по-своему отразились в русском искусстве. Самое известное полотно на эту тему - картина Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни», показавшая весь ужас развернувшегося противостояния и трагическую судьбу стрельцов и их семей. Повешенных стрельцов также можно увидеть на картине Ильи Репина «Царевна Софья»: труп одного из казнённых виден через окошко кельи.

Арсений Тарковский посвятил Стрелецкому бунту стихотворение «Петровские казни», начинающееся такими словами:

Передо мною плаха

На площади встаёт,

Червонная рубаха

Забыться не даёт.

О событиях 1698 года вспомнила и Анна Ахматова в поэме «Реквием». Она посвящалась репрессиям конца 1930-х годов. Поэт вспоминала, как стояла в тюремных очередях в Ленинграде, её душу разрывал страх за арестованного сына - Льва Гумилёва. В «Реквиеме» есть такие строчки:

Буду я, как стрелецкие жёнки,

Под кремлёвскими башнями выть.

О судьбе стрельцов идёт речь в романе Алексея Толстого «Пётр I» и поставленном по нему фильме «В начале славных дел», снятом Сергеем Герасимовым в 1980 году.

Наверное каждого со школьной скамьи потрясает картина Василия Ивановича Сурикова «Утро стрелецкой казни».

Или всё-таки правда?

Попробуем разобраться. Это наша история. А историю надо знать.

Сейчас в интернете появилось много материалов о Петре Первом. Чуть ли не новая биография. Мол, царя нам подменили. За это пока не берусь. Это сложный вопрос. Может, возьмусь и за него.

Но пока посмотрим на

«Утро стрелецкой казни»

Что можно сказать здесь?

Уже когда Пётр (а может и не Пётр, пока не будем утверждать) вернулся в Москву, москвичи его не узнали. Приехал европеец и богоотступник.

Знаменитый историк Сергей Платонов писал:

«Дружба Петра с иноземцами, эксцентричность его поведения и забав, равнодушие и презрение к старым обычаям и этикету двора, вызывали осуждение. В Петре видели большого греховодника».

Василий Ключевский сделал свой вывод, что из Петра «вырастал правитель без правил, одухотворяющих и оправдывающих власть, без элементарных политических понятий и общественных издержек».

А вот отзыв Ивана Солоневича. Это мыслитель, вскоре после революции покинувший Россию.

«Ненависть к Москве и ко всему, что связано с Москвой, которая проходит через всю «реформаторскую деятельность Петра, дал, конечно, Кокуй. И Кокуй же дал ответ на вопрос о дальнейших путях. Дальнейшие пути вели на Запад, а Кокуй был его форпостом в варварской Москве.

Нет Бога, кроме Запада, и Кокуй пророк его…

Именно от Кокуя технические реформы Москвы наполнились иным содержанием: Москву надо было послать ко всем чертям со всем тем, что в ней находилось, с традициями, бородами, с банями, Кремлём и с прочим».

Но мешали стрельцы. Они не хотели признавать Петра царём. И подняли бунт. Пётр срочно вернулся в Москву.

К его возвращению восстание было подавлено.

До сих пор Пётр проявлял себя как богоотступник. Теперь проявил себя как палач.

Он уже успел позаимствовать в Европе новый вид казни. Таких на Руси прежде не было. Он внедрил колесование и вырывание ноздрей.

Европейские инженеры изобрели специальную машинку для вырывания ноздрей. Пётр первым научился пользоваться ей ловко. И с большим удовольствием применял.

Во главе Преображенского розыскного приказа Пётр поставил Фёдора Ромодановского, собутыльника по «всепьянящему собору».

Современник писал, что это был человек «собою видом как монстр, нравом как злой тиран, превеликий нежелатель добра никому, пьяный во все дни».

Пётр лидировал в производстве казней. Из него получился ловкий палач.

Он лично рубил головы стрельцам и заставлял бояр следовать своему примеру.

Вот факты, которые запечатлены в исторических трудах. Лишь некоторые факты. Их на самом деле гораздо больше.

«17 сентября, в день именин царевны Софьи в селе Преображенском начались пытки, которые отличались неслыханной жестокостью.

30 сентября совершилась первая казнь: в селе Преображенском Пётр собственноручно отрубил головы пятерым стрельцам…

195 стрельцов были повешены у ворот Новодевичьего монастыря и перед кельей царевны Софьи; трое из них повешены подле самих окон, так что Софья могла легко достать до них рукой, держали в руках челобитные.

Целый пять месяцев трупы не убирались с места казни»

(Б. Башилов. Робеспьер на троне)

«17 октября приближённые царя рубили головы стрельцам: князь Ромодановский отсёк четыре головы; Голицын по неумению рубить, увеличил муки доставшегося ему несчастного; любимец Петра, Алексашка (Меншиков), хвалился, что обезглавил 20 человек…

Каждый боярин должен был отсечь голову одного стрельца.

27 октября для этой цели привезли сразу 330 стрельцов, которые и были казнены неумелыми руками бояр.

Пётр смотрел на это зрелище, сидя в кресле, и сердился, что некоторые бояре принимались за дело трепетными руками».

Сергей Михайлович Соловьёв

Вот ещё факты из книги В. Мавродина Пётр Первый:

«Пётр самолично присутствовал при допросах и пытках стрельцов, когда скрипела дыба и свистели батоги, когда хрустели кости, рвались жилы, и шипело мясо, поджигаемое калёным железом…. Всюду по Москве висели посиневшие и распухшие трупы повешенных, валялись отрубленные головы, изуродованные тела колесованных. Этот новый вид казни - колесование - Пётр вывез из «заморских» стран.

Всего казнено 799 стрельцов. Всё это время Пётр находился в состоянии сильного душевного возбуждения и нервного расстройства. На одном из пиров у Лефорта, раздражённый чем-то он выхватил шпагу и, не сознавая, что делает, начал колоть и рубить направо и налево. Его еле успокоил «Алексашка» Меншиков. На другом пиру сам «Алексашка» был избит до крови Петром за то, что танцевал, не сняв сабли…

В стрелецком розыске Пётр проявил исключительную жестокость. Кровь и слёзы лились ручьями».

События раннего осеннего утра 1698 года и запечатлены на картине В.И. Сурикова «Утро стрелецкой казни», работа над которой была завершена в 1881 году.

И вот вспыхнул бунт

zveroboi11nik сб, 25/07/2015 - 20:17

Тюльпан (Шахмагонов)

Я участвовал в нескольких массовых драках, где реально калечили людей. Думаю этого достаточно чтобы свидетельствовать, что во время боя голова никакими отвлеченными вопросами не занята.

• ответить

Назаров сб, 25/07/2015 - 15:10

Но вот чтобы оказаться на поле боя, ты должен знать, ради чего ты здесь оказался и ради решил рисковать жизнью.

Не-не. Чтоб оказаться на поле боя как раз ни о чём таком думать не надо. Сами придут и заберут и следить будут-чтоб не сбежал по дороге. Так и окажешься.

А рисковать своей жизнью или нет - про это раз и навсегда Толстой написал в "Войне и Мире" - самой правдивой книге о войне

• ответить

прима сб, 25/07/2015 - 09:36

Утро доброе господа товарищи! Еще нет семи, а я уже читаю Назарова.. Нашего шпиона-писателя. засланца мирового капитализма.

Вот мы сейчас начнем с вами Игорь спорить. Вы будете доказывать неправомерность путинских шагов относительно Крыма в соответствии со всяческими договорами об ядерном оружии и о сохранении территориальной целостности. И может даже где-то, со своей либерастическо-толерантной позицией вы будете правы. И все же.. Крым всегда был автономной областью, люди выразили свою волю и через референдум воссоединились с Россией. Так неужели же, воля народа менее важна, чем волевая передача Крыма Украине Хрущем (гореть ему в аду) ?

Ну а наше время? Крымчане уже во время разгара мерзкого майдана,приняли решение о выходе из состава Украины. Теперь представьте, сколько бы пролилось крови, если бы Путин мягко не вмешался в это?

• ответить

Назаров сб, 25/07/2015 - 10:01

Вообще то я не об Украине писал, но могу и про неё поговорить. Вы спрашиваете:

сколько бы пролилось крови, если бы Путин мягко не вмешался в это?

Могу очень точно ответить на ваш вопрос. Крови пролилось бы ровно столько сколько пролилось её в Чернигове или Полтаве. В худшем случае - столько сколько в Одессе.

А вот сколько её в Крыму прольётся уже очень скоро - большой вопрос.

Понятно, что много - с этим то никто не спорит. Понятно, что Россия сама по своему желанию получила горячую точку типа Чечни девяностых.

Но вот сколько именно придётся людей убить, чтоб получилась Чечня двухтысячных - пока неясно. Много конечно - но вот сколько именно, неясно. Чек от Истории не пришёл пока.

Он уже выписан, но сия капризная госпожа всегда медлит с предъявлением таких чеков к оплате.

• ответить

zveroboi11nik сб, 25/07/2015 - 12:22

Крови пролилось бы ровно столько сколько пролилось её в Чернигове или Полтаве. В худшем случае - столько сколько в Одессе.

А в наихудшем случае? Пока не истребили бы всех русских? Или пока они не согласились бы стать украинцами?

К тому же еще не вся кровь пролилась в Чернигове и Полтаве, а также в Одессе. Всё еще только начинается. Европа не будет кормить Украину. Оружие даст и вертись как можешь.

А вот сколько её в Крыму прольётся уже очень скоро - большой вопрос.

Нисколько, если не будет внешней агрессии и проплаченых англо-саксами террористических актов.

Но вот сколько именно придётся людей убить, чтоб получилась Чечня двухтысячных - пока неясно.

Никого убивать не надо, достаточно прижать хвост Пятой Колонне, чтоб не разжигали войну.

Династический кризис

Противоборство боярских кланов и вмешательство военных частей в государственную политику в 1682 году после смерти молодого царя Фёдора Алексеевича привело к династическому кризису . Престол должен был перейти к одному из братьев Фёдора: 16-летнему Ивану - сыну покойной царицы Марии Ильиничны (в девичестве Милославской), или 10-летнему Петру - сыну вдовствующей царицы Натальи Кирилловны (в девичестве Нарышкиной). В усилившей своё влияние Боярской думе были представлены две конкурирующие партии: сторонники Милославских и сторонники Нарышкиных .

На провозглашение царём одного из братьев повлиял патриарх Иоаким " , поддержав Нарышкиных и объявив Петра Алексеевича будущим правителем. Для Милославских избрание Петра могло означать утрату властных перспектив. Царевна Софья Алексеевна , сестра Петра по отцу, воспользовавшись недовольством стрельцов задержкой жалования и произволом начальства и опираясь на клан Милославских и бояр (в том числе князей Василия Голицына и Ивана Хованского), приняла деятельное участие в стрелецком бунте 1682 года , также известном как Хованщина .

В результате этого бунта в Москве утвердились Милославские , а Софья была объявлена регентшей при слабом здоровьем Иване и малолетнем Петре. Он вместе с матерью Натальей Нарышкиной перебрался в Преображенское , загородную резиденцию покойного царя Алексея Михайловича . Управление царевне помогал осуществлять её сподвижник, глава Стрелецкого приказа Фёдор Шакловитый . Правление Софьи Алексеевны при номинальном царствовании Петра I и Ивана V длилось семь лет, до 1689 года . Брак Петра с Евдокией Лопухиной 27 января 1689 года лишил Софью права законной опеки над младшим братом, и царевна была отстранена от власти.

Положение царевны Софьи до начала бунта

После отрешения от власти в 1689 царевна Софья Алексеевна жила до окончания стрелецкого бунта в Новодевичьем монастыре, занимая со своими прислужницами несколько келий, окна которых выходили на сквер на Девичье поле. У монастырских ворот стояли караулы из 100 солдат Преображенского и Семеновского полков под командованием одного подполковника и двух капитанов. При ней находились кормилица вдова Марфа Вяземская, две казначеи и девять постельниц. По распоряжению Ромодановского сестрам Софьи разрешалось передавать ей еду и разные вещи через их служанку.

Поездка царя в Европу

Управление государством на время своего отсутствия царь доверил главе Посольского приказа боярину Льву Кирилловичу Нарышкину (родному дяде Петра), главе приказа Казанского дворца князю Борису Алексеевичу Голицыну и главе Приказа большой казны и Приказа большого прихода князю Петру Ивановичу Прозорскому, предоставив им право принимать решения в военных, судебных и дипломатических («посольских») делах при достижении общего согласия. Они могли высочайшими указами предписывать воеводам полковым и областным, призвать военных («ратных») людей на службу, управлять перемещением войск, выносить решения по административным («тяжебным») и уголовным делам, не исключая государственных преступлений. Обеспечение безопасности Москвы поручалась ближнему стольнику князю Федору Юрьевичу Рамодановскому, командующему солдатскими полками Преображенского и Семеновского полков .

Положение стрелецких войск

Стрелецкое войско состояло из пехотных частей и представляло собой первую в России регулярную армию , сформированную в середине XVI века . Московские стрельцы были особыми воинами царской рати, которые находились на привилегированном положении. . Московские стрельцы селились в особых слободах , главным образом в Замоскворечье , и были весьма зажиточной категорией населения. Кроме получения жалования, они имели право заниматься промыслами и торговлей, не неся посадских повинностей. Военные преобразования Петра I были направлены на лишение стрельцов былых привилегий. .

Участие московских стрельцов в Азовских походах

В июне 1697 года стрельцы вышли из Азова . Часть из них от устья реки Дон до Воронежа, откуда тянули по рекам 200 бударов с пушечной и оружейной казной. До воронежской крепости стрельцы добрались через десять недель. Другая часть стрельцов из Азова была направлена в Валуйки сухопутным путем. После получения в августе от царя распоряжения направить стрельцов в новгородские полки воеводы князя М. Г. Ромодановского, стрельцам срочно были доставлены грамоты, в которых было написано: «чтоб оне шли скоро и нигде не мешкали». В пути часть стрельцов направляли «по вестям» (после поступления тревожных сообщений) в Змиев , Изюм, Царев-Борисов и Маяк. В конце сентября 1697 года в Воронеж и Валуйки поступил новый приказ, согласно которому стрельцы должны, не входя в Москву, выдвинуться к границе с Речью Посполитой в Ржеву Пустую и Великие Луки . Во время похода к назначенным местам стрельцов плохо снабжали деньгами и продовольствием. Поэтому были случаи, когда некоторые стрельцы просили милостыню на пропитание, за что их жестоко наказывали битьем батогами. Другие стрельцы «оскудали и одолжали неоплатно». Прибыв к месту назначения, стрельцы обнаружили, что условия для их зимовки созданы не были. На одном дворе должны были жить 100-150 стрельцов. 10 алтын и 4 деньги , выданных им на месяц, из-за высокой цены на хлеб хватило на две недели.

Долгая разлука стрельцов с семьями была нарушением традиции , согласно которой стрельцы служили вдали Москвы только летом, а на зиму возвращались в столицу. Все это вызвало недовольство среди стрельцов, особенно, в 4 полках Фёдора Колзакова, Ивана Чёрного, Афанасия Чубарова, Тихона Гундертмарка, которые были оставлены сначала в Азове, а после смены их были отправлены в Москву. Новый поход для стрельцов был очень тяжёлым. Они самостоятельно тянули по рекам суда и везли пушки. В то время государственная казна была истощена, и жалование стрельцам выплачивалось нерегулярно, несмотря на то, что службу требовалось нести качественно и практически без отдыха. В Москве стрельцы из Разряда получили царский приказ - в столице не задерживаться, сразу направляться к границе в Великие Луки . Через некоторое время стрельцы получили и другой приказ, согласно которому их до места назначения должны были сопроводить подьячие из Разряда.

Многие стрельцы тяготились дальней и долгой службой . Они почти три года не могли вернуться в Москву, оставив там семьи и промыслы. Особое недовольство стрельцов вызывало назначение иностранных офицеров на высшие военные должности . Как пишет советский историк Виктор Буганов , «оснований для недовольства у стрельцов, как и в 1682 году, накопилось более чем достаточно. Это - тяготы походов, большие потери во время осад и штурмов азовских укреплений, недоверие со стороны командиров, в том числе иностранцев, голод, холод и другие лишения, крайняя недостаточность жалования, оторванность от семей, от своих промыслов, являвшихся серьёзным подспорьем для прокормления». Тем не менее признаков бунта среди стрельцов не было до окончания великого поста 1698 года.

По устоявшемуся порядку, служба московских стрельцов в приграничных крепостях (городовая, осадная служба) продолжалась один год, по истечении которого их возвращали в Москву. Исключение составляла Астрахань , служба в которой за дальностью дороги составляла два года. Бывали случаи, когда стрельцов не возвращали в Москву в течение и более длительного срока . Но не бывало, чтобы стрельцов пересылали с одной границы на другую и проводили мимо Москвы, не позволив повидаться с семьями. Сильное возмущение стрельцов вызвала новость, что и на третий год их не возвратят в Москву, а переведут в Торопец . Особенно ропот и недовольство зрели в 4 стрелецких полках, находящихся в Великих Луках .

Ход бунта

Начало

В марте 1698 года в Москве появились 175 стрельцов , дезертировавших из указанных ранее четырёх полков, находящихся в Великих Луках, и пятого «сборного» полка П. Головнина , состоявшего из стрельцов московских полков, направленного в Великие Луки в корпус Ф. П. Ромадановского , а потом в Брянск для сопровождения хлебных запасов. На вопросы московских властей стрельцы отвечали , что «их братья стрельцы с службы от бескормицы идут многие», и указывали, что были посланы в Москву с челобитной о выдаче им жалования. Беглые стрельцы также собирались идти к главе Стрелецкого приказа боярину И. Б. Троекурову для того, чтобы спросить его, действительно ли плата стрельцам была уменьшена по распоряжению боярина Т. Н. Стрешнева. Ф. П. Ромодановский в письме к Петру писал, что стрельцы били челом в Стрелецком приказе «винами своими о побеге своем и побежали де ани от таго, что хлеб дорок». Из сохранившегося письма Ромодановского понятно, что просьбы стрельцов о выплате жалований были удовлетворены, им было выплачено 1 рубль 20 алтын каждому. После этого стрельцам было велено покинуть Москву 3 апреля.

Стрельцы укрылись в слободах и оттуда установили связь с царевной Софьей Алексеевной, находившейся в заточении в Новодевичьем монастыре . 4 апреля 1698 года против стрельцов были посланы солдаты Семёновского полка , которые при содействии посадских людей заставили беглых стрельцов покинуть столицу. Прибывшие из Москвы «стрельцы-скороходы» подговаривали стрелецкие полки к восстанию. Среди стрельцов стали зачитывать два написанных царевной Софьей письма, призывавших полки к бунту и свержению Петра. Подлинность писем так и не была установлена. В войсках распространялись также слухи о том, что Пётр «онемечился», отрёкся от православной веры или вовсе умер в Европе .

В конце мая четыре стрелецких полка были переведены из Великих Лук в Торопец , где находилась резиденция воеводы Михаила Ромодановского . В ответ на отказ стрельцов выдать беглецов Ромодановский распорядился вывести из Торопца дворцовое войско и расставить его на московской дороге в боевом порядке. 6 июня все стрелецкие полки сошлись на реке Двине . В тот же день пятидесятник Чубарова полка Артемий Маслов прочитал в присутствии всех полков письмо Софьи Алексеевны, призывавшее идти на Москву. 9 июня Иоганн Корб , немецкий дипломат, пребывавший в Москве, записал: «Сегодня впервые разнеслась смутная молва о мятеже стрельцов и возбудила всеобщий ужас» .

В начале июня 1698 года стрельцы направились к Москве, сместив полковых начальников и избрав по четыре выборных в каждом полку. Фёдор Ромодановский писал в письме Петру за границу, что 11 июня в Разрядный приказ в Москве явились четыре капитана из четырёх восставших стрелецких полков. Как только сошлись вместе четыре полка, так отобрали у полковников знамёна, пушки, подъёмных лошадей, денежную казну, денщиков и караульщиков и «слушать их ни в чём не стали». В ответ царь кратко постановил - «сей огнь угасить немочьно» . Восставшие (около 2200 человек) смогли дойти только до Воскресенского Новоиерусалимского монастыря на реке Истре , находящегося в 40 км от Москвы, где встретились с правительственными войсками .

Правительство направило против стрельцов Преображенский , Семёновский , Лефортовский и Бутырский полки (около четырёх тысяч человек) и дворянскую конницу под командованием Алексея Шеина , генерала Патрика Гордона и генерал-поручика князя Ивана Кольцова-Мосальского .

Бой у Новоиерусалимского монастыря

В бою у Новоиерусалимского монастыря на стороне правительственных войск принимали участие:

Расследование и казни стрельцов

Расследование и сыск по стрелецкому бунту можно разделить на несколько этапов. Первое следствие и казни были проведены незамедлительно в июне 1698 года в Воскресенском монастыре . По возвращении Петра был издан указ о новом розыске по делу стрелецкого восстания. Допросы, пытки и казни продолжались в течение 1699 и 1700 годов .

Возвратившийся из-за границы 25 августа Пётр I был не удовлетворён розыском , произведённым Алексеем Шеиным и Фёдором Ромодановским. Особенно царю не понравилось, что были быстро казнены непосредственные организаторы . C конца сентября 1698 года (по новому стилю) более 1700 оставшихся в живых стрельцов , участвовавших в бунте, стали привозить к Москве. Размещали из в окрестных селах и монастырях. 17 сентября стрельцов начали пытать в 14 «застенках» в Преображенском. 17 сентября , в день именин Софьи, началось новое следствие . Жены, сестры, родственники стрельцов, служанки царевны Софьи также были подвергнуты допросам и пыткам. Пётр был убеждён в виновности царских сестёр и самолично участвовал в допросе Софьи. Однако она свою вину не признала, и компрометирующее письмо найдено не было.

Мятежную царевну заточили в Новодевичьем монастыре , где она и скончалась в 1704 году. Палаты Софьи и Евдокии Лопухиной , первой жены Петра I, также помещенной в монастырь, сохранились до наших дней . Среди старообрядцев существует предание, что царевне удалось бежать из заточения вместе с 12 стрельцами и скрыться на Волге . В старообрядческом скиту Шарпан есть захоронение «схимницы Прасковьи» в окружении 12 безымянных могил. Согласно легенде, это и есть могилы Софьи и её сторонников. Однако научных обоснований этой легенды не существует .

По одной из версий, Петр решил придать казни стрельцов устрашающей торжественности и велел вывозить осуждённых в чёрных санях, увитых чёрными лентами. Стрельцы должны были сидеть в санях по двое, а в руках держать зажжённые свечи. Лошади тоже должны были быть чёрными, а возницы - одеты в чёрные тулупы. Нельзя сказать с достоверностью, было ли это на самом деле, однако на полотне «Утро стрелецкой казни » Василий Суриков именно так изобразил стрельца .

Стрелецким жёнам и детям было предписано покинуть Москву. Запрещено было давать им работу или милостыню, вследствие чего члены стрелецких семей были обречены на голодную смерть . Дворовые места стрельцов в Москве были розданы или проданы Стрелецким приказом . В числе новых владельцев земель были видные государственные деятели петровского времени: Александр Меншиков , фельдмаршал Борис Шереметев , граф Фёдор Головин . Ряд стрелецких хозяйств был передан различным приказным и канцелярским служителям. Некоторое количество земель получили служащие гвардейских полков. Среди покупателей стрелецких участков были и купцы, ремесленники, священнослужители и даже сторожа .

Следствие и казни продолжались до 1707 года и завершились казнью Артемия Маслова, одного из руководителей восстания, который летом 1698 года зачитывал (настоящее или подложное) послание к стрельцам царевны Софьи. В конце XVII - начале XVIII веков 16 провинциальных стрелецких полков, не участвовавших в восстании, были расформированы, а стрельцы были разжалованы в простые солдаты, с семьями высланы из Москвы в другие города и записаны в посадские.

По сведениям российского историка Сергея Соловьева , казни происходили следующим образом :

Только в феврале 1699 года трупы были похоронены в 3 верстах от Москвы рядом с дорогами . По приказу царя у могил были поставлены четырёхгранные столбы из камня, к каждой стороне которых была прикреплена железная доска с описанием преступлений стрельцов. По некоторым сведениям, столбы стояли и в 10-е годы XVIII века.

Последствия бунта

Историография стрелецкого бунта

В работах историков дореволюционного и советского периодов московские стрелецкие полки представлены как «отсталые» войска, «утратившие боеспособность». «Отсталость» войск старого образца обыкновенно определяется через сравнение с реформированной и «прогрессивной» петровской армией. В качестве ещё одного критерия негативной оценки стрелецких войск выделяют факт их участия в политических кризисах конца XVII века .

Дореволюционная историография

Уже в работах авторов первой четверти XVIII века встречаются резко негативные характеристики стрелецких выступлений, в том числе бунта 1698 года. Стрельцы изображаются как орудие Софьи в борьбе за власть. В составленном бароном Гюйссеном «Журнале государя Петра I» стрельцы «по своеволию» сравниваются с древнеримскими преторианцами и турецкими янычарами .

Стрелецкие войска не выступали объектом серьёзных исторических исследований до появления работы Сергея Соловьева «История России с древнейших времен ». В своём труде историк также придерживается позиции о неизбежности и необходимости петровских реформ. Стрелецкое войско появляется в повествовании лишь в контексте истории политического кризиса в России, который был преодолён гением Петра. Историк представил уничижительное отношение к стрельцам, следуя оценкам источников, в особенности «Дневника» Патрика Гордона .

В настоящее время исследователи существенно пересматривают историю стрелецких бунтов, а также роль и участие стрельцов в политической жизни XVII века .

В литературе и искусстве

Примечания

1. , с. 363-367
2. , с. 406
3. Костомаров Н. И. История России в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Глава 13. Царевна Софья (неопр.) . ГПНТБ СО РАН. Проверено 30 июня 2017.
4. , с. 252-291
5. , с. 155-157
6. , с. 489-490
7. , с. 22
8. , с. 11
9. , с. 15
10. , с. 45
11. Александр Лаврентьев. Стрелецкие бунты (видео) (неопр.) . Постнаука (5 марта 2015). Проверено 30 июня 2017.
12. , с. 139
13. , с. 297
14. , с. 365
15. , с. 152-153
16. , с. 115
17. , с. 365-366
18. , с. 315

СПЕЦПРОЕКТЫ

24 января исполняется 170 лет со дня рождения художника Василия Сурикова. «Стол» вспоминает основоположника российской исторической живописи и настоящего путешественника во времени, детство и юность которого прошли в XVII веке

Бабий вой и плач стоял над Красной площадью, когда со стороны Преображенской солдатской слободы показались повозки с узниками.

Наконец повозки с осуждёнными достигли Лобного холма, где к измученным стрельцам, закованным в цепи и колодки, бросились жёны и дети, чудом пробравшиеся через оцепление. Тут уж началась настоящая свалка с причитаниями взахлёб, вырыванием волос и валянием по земле.

– Прекратить немедленно! – брезгливо поморщился генерал Бутурлин, командовавший экзекуцией.

И тут же к телегам подскочили дюжие солдаты-преображенцы. Отпихивая сапогами рыдающих баб и детей, они деловито стащили с телеги первого стрельца в колодках: пора, братец, пришёл и твой час. Поскольку сам осуждённый на казнь в этих колодках не мог ступить и шага, солдаты подхватили его под руки и быстро потащили к виселицам, построенным в ряд у Кремлевской стены.

– Обними за меня детушек, – стрелец Василий Торгошин быстро зашептал на ухо своей жене. – Сыночков Степушку и Коленьку, дочку Марфушку, да низко кланяйся батюшке с матушкой. А сугубо кланяйся батюшке Иоанну. Передай ему, что сотник Василий сын Иванов просил прощения, что не остановил антихриста, не защитил от поругания веру православную…

Василий вдруг осёкся, увидев того, про кого в Москве ходило столько страшных слухов, – антихриста-самозванца. Царь с бритым на немецкий манер лицом и нелепыми усишками восседал на пятнистой кобыле буквально в десяти шагах от него и в каком-то странном оцепенении рассматривал закованного в кандалы сотника.

«Эх, была бы под рукой верная пищаль да пуля свинцовая, – подумалось вдруг сотнику, – иначе бы дело решилось…»

Но он только устремил на государя Петра ответный взгляд, полный ярости и ненависти: запомни, царь, этот взгляд. Запомни до самого твоего последнего вздоха: не мы, так наши потомки тебе отомстят! Не тебе, так твоему семени…

Картина Василия Сурикова «Утро стрелецкой казни», впервые представленная публике 1 марта 1881 года на открытии IX выставки Товарищества передвижных художественных выставок в Санкт-Петербурге, произвела эффект разорвавшейся бомбы.

Александра Боткина, дочь Павла Третьякова, вспоминала:

– Никто не начинал так. Он не раскачивался, не примеривался и как гром грянул этим произведением…

Василий Иванович Суриков. Утро стрелецкой казни. 1881 год

Как гром грянул – это даже мягко сказано

В тот же день – 1 марта 1881 года – на набережной Екатерининского канала в Петербурге взрывом бомбы был убит государь император Александр II, переживший к тому времени уже несколько покушений на свою жизнь. Арест террористов из организации «Народная воля» стал настоящим шоком для общества: убийцами государя оказались вовсе не злокозненные масоны и не агенты иностранных держав, не евреи-иноверцы или сектанты, – нет, на жизнь царя подняли руку СВОИ – дворянские дети, «золотая молодёжь», ни в чём не знавшая нужды.

И каждый раз после очередного теракта в великосветских салонах вспыхивали споры: да как же такое возможно?!

Непосредственный убийца государя императора – студент Игнатий Гриневицкий – был родовым дворянином из Минской губернии, другой же участник цареубийства – Николай Рысаков, бросивший первую бомбу в царский экипаж, – был отпрыском управляющего государственным лесопильным заводом в Новгородской губернии. Представителями дворянского сословия были и остальные террористы, а уж Софья Перовская – так и вовсе графиня, дочь губернатора Петербурга и члена совета Министерства внутренних дел. Единственное исключение – сам лидер «Народной воли» Андрей Желябов, выходец из семьи зажиточных крепостных крестьян, занимавшихся торговлей.

И это был вовсе не единичный случай

До этого – ещё в 1866 году – прогремело дело мелкопоместного дворянина Дмитрия Каракозова, стрелявшего в царя у Летнего сада (интересная деталь: государя спас бедный крестьянин Осип Комисаров, оттолкнувший руку убийцы).

На всю Россию прогремело дело дворянки и террористки Веры Засулич, которая весной 1878 года выстрелила из револьвера в петербургского градоначальника Фёдора Фёдоровича Трепова, за что была оправдана судом присяжных.

За выстрелом Засулич последовал ряд других публичных покушений – например, убийство шефа жандармов генерал-адъютанта Николая Мезенцова, которое совершил дворянин Кравчинский, или же убийство харьковского губернатора генерал-майора князя Дмитрия Кропоткина, между прочим, двоюродного брата революционера-анархиста Петра Кропоткина, одобрившего убийство брата.

И каждый раз после очередного теракта в великосветских салонах вспыхивали споры: да как же такое возможно?!

Почему врагами государственного порядка становились те, от кого этого меньше всего можно было бы ожидать, – представители привилегированного класса?

Чего им не хватало?

И вдруг никому не известный художник не просто ударил по этому болевому нерву российской жизни, но и со всей безжалостностью показал то, о чём и говорить было боязно: что нет и никогда не было этого показного единения народа вокруг монархии. Что разлад в российском государстве возник вовсе не вчера, что это всего лишь эпизоды тлеющей веками гражданской войны между властью и народом – последствия неутихающего религиозного раскола, которые не излечены и доныне.

Неудивительно, что через несколько дней о картине сибирского бунтаря и пророка Сурикова, будто бы призвавшего свергнуть всех Романовых, уже шепталась вся столица.

Репин в восторге писал Третьякову: «Картина Сурикова делает впечатление неотразимое, глубокое на всех. Все в один голос высказали готовность дать ей самое лучшее место; у всех написано на лицах, что она – наша гордость на этой выставке… Могучая картина! Ну, да вам ещё напишут об ней… Решено Сурикову предложить сразу члена нашего товарищества».

Вскоре слухи дошли и до придворных, и, поговаривали, в начале апреля сам Александр III, между прочим, страстный поклонник живописи и председатель Общества взаимного вспоможения и благотворительности русских художников в Париже, инкогнито посетил особняк князя Юсупова на Невском проспекте, где были выставлены полотна передвижников.

На Красной площади было повешено 144 человека

Государь долго стоял у картины Сурикова, задумчиво покусывая ус.

– Прикажете снять, Ваше Величество? – робко переспросил кто-то из сановников.

– Нет, зачем же… Картина продается?

– Уже продана-с, Ваше Величество-с. Купцу Третьякову для нужд собственной галереи в Москве.

– Ладно, пусть висит.

И государь, медленно повернувшись, пошёл к выходу.

Разумеется, в реальности всё происходило иначе, чем это изобразил Суриков.

В тот день государь Пётр Великий казнил вовсе не семерых стрельцов, как это написано на картине, но 230 осуждённых.

На другой день казни продолжились. И на Красной площади было повешено 144 человека.

«А иные повешены были по всему Земляному городу у всех ворот по обе стороны, – писал русский дипломат Иван Желябужский. – Также и у Белого города за городом у всех ворот по обе стороны: сквозь зубцы городовых стен проткнуты были бревна и концы тех бревен… выпущены были за город и на тех концах вешены стрельцы. А иные вешены на Девичьем поле перед монастырем и в руки воткнуты им челобитныя».

Челобитные, видимо, были адресованы к царевне Софье, заключённой в то время в Новодевичьем монастыре, царь Пётр умышленно заставлял Софью смотреть на мучительную гибель её сторонников.

Всего же, как сообщают летописцы, в те дни в Москве было казнено свыше 2 тысяч человек.

Но вот сам сотник Василий Торгошин в той мясорубке уцелел. Его, как и многих других стрельцов, просто избили кнутом до полусмерти и отправили в ссылку – в далёкую Сибирь.

Красноярск

Под Красноярском, у берега реки Енисея, он основал станицу Торгошино, и его сыновья и внуки, ставшие сибирскими казаками, занялись ямщицким промыслом, занимаясь перевозкой чая с китайской границы от Иркутска до Томска.

В этой станице и родилась Прасковья Фёдоровна Торгошина – будущая мать художника, который обожал жить в этом медвежьем углу.

– Семья была богатая, – много лет спустя рассказывал Суриков. – Старый дом помню. Двор мощёный был. У нас тёсаными брёвнами дворы мостят. Там самый воздух казался старинным. И иконы старые, и костюмы. И сестры мои двоюродные – девушки совсем такие, как в былинах поётся про двенадцать сестер. В девушках была красота особенная: древняя, русская…

Красноярск

Интересно, что для портрета сотника Василия Торгошина Сурикову позировал его родной дядя – Степан Фёдорович Торгошин.

Отец же художника – Иван Васильевич Суриков – был сыном атамана Енисейского казачьего полка.

Максимилиан Волошин, которому для издательства Кнебеля заказали монографию о Сурикове, писал: «Предки его пришли в Сибирь вместе с Ермаком. Род его идёт, очевидно, с Дона, где в Верхне-Ягирской и Кундрючинской станицах ещё сохранились казаки Суриковы. Оттуда они пошли завоевывать Сибирь и упоминаются как основатели Красноярска в 1622 году.

– После того как они Ермака потопили в Иртыше, – рассказывал он, – пошли они вверх по Енисею, основали Енисейск, а потом Красноярские Остроги – так у нас места, укреплённые частоколом, назывались.

«Горы у нас целиком из драгоценных камней – порфир, яшма. Енисей чистый, холодный, быстрый»

Развертывая документы и книги, он с гордостью читал вслух историю Красноярского бунта, когда казаки спустили по Енисею неугодного им царского воеводу Дурново, и при упоминании каждого казацкого имени перебивал себя, восклицая:

– Это ведь все сродственники мои… Это мы-то – воровские люди… И с Многогрешными я учился – это потомки Гетмана!

А потом он начинал рассказывать:

– В Сибири народ другой, чем в России: вольный, смелый. И край-то какой у нас. Сибирь западная – плоская, а за Енисеем у нас уже горы начинаются: к югу тайга, а к северу холмы, глинистые – розово-красные. И Красноярск – отсюда имя; про нас говорят: «Краснояры сердцем яры». Горы у нас целиком из драгоценных камней – порфир, яшма. Енисей чистый, холодный, быстрый. Бросишь в воду полено, а его бог весть уже куда унесло. Мальчиками мы, купаясь, чего только не делали. Я под плоты нырял: нырнёшь, а тебя водой внизу несёт. Помню, раз вынырнул раньше времени: под балками меня волочило. Балки скользкие, несло быстро, только небо в щели мелькало – синее. Однако вынесло…

Красноярск

Вырос Василий Суриков в селе Сухой Бузим в 60 верстах от Красноярска, куда его отца – чиновника средней руки из губернской канцелярии – перевели служить в акцизное управление уезда. Василий был средним сыном. Ещё в семье была старшая сестра Катя и младший брат Саша.

– В Бузимове мне вольно было жить, – вспоминал Суриков. – Страна была неведомая. Ведь в Красноярске никто до железной дороги не знал, что там за горами. Торгошино было под горой. А что за горой – никто не знал. Было там ещё за двадцать вёрст Свищово. В Свищове у меня родственники были. А за Свищовым пятьсот вёрст лесу до самой китайской границы. И медведей полно. До пятидесятых годов девятнадцатого столетия всё было полно: реки – рыбой, леса – дичью, земля – золотом. Какие рыбы были! Осетры да стерляди в сажень. Помню – их привезут, так в дверях прямо, как солдаты, стоят. Или я маленьким был, что они такими громадными казались… А Бузимово было к северу. Из Красноярска целый день лошадьми ехать. Окошки там ещё слюдяные, песни, что в городе не услышишь. И масленичные гулянья, и христославцы. У меня с тех пор прямо культ предков остался. Брат до сих пор поминовение обо всех умерших подаёт. В прощёное воскресенье мы приходили у матери прощенье на коленах просить. На рождестве христославцы приходили. Иконы льняным маслом натирали, а ризы серебряные мелом.

«Ещё, помню, совсем маленьким был, на стульях сафьяновых рисовал – пачкал»

О начале же своего увлечения живописью Василий Суриков рассказывал так:

– Рисовать я с самого детства начал. Ещё, помню, совсем маленьким был, на стульях сафьяновых рисовал – пачкал. Из дядей моих один рисовал – Хозяинов (Хозяинов Иван Михайлович – местный иконописец). Главное, я красоту любил. Во всём красоту. В лица с детства ещё вглядывался, как глаза расставлены, как черты лица составляются. Мне шесть лет, помню, было – я Петра Великого с чёрной гравюры рисовал. А краски от себя: мундир синькой, а отвороты брусникой…

И. Е. Репин. Портрет художника В. И. Сурикова

В 1858 году родители отдали сына в первый класс Красноярского уездного училища, где на юный талант обратил своё внимание учитель рисования Николай Васильевич Гребнев.

– Гребнев брал меня с собою и акварельными красками заставлял сверху холма город рисовать. О Брюллове мне рассказывал. Об Айвазовском, как тот воду пишет, – что совсем как живая; как формы облаков знает…

После уездного училища Суриков поступил в четвёртый класс гимназии, но из-за стеснённого положения семьи – тогда в Бузимове умер отец – из гимназии пришлось уйти. Василий поступил на службу в губернское правление писцом. Работа была совсем неинтересная – целый день приходилось переписывать какие-то бумаги, отчёты, докладные записки. На Пасху подрабатывал – разрисовывал пасхальные яйца по три рубля за сотню.

Через несколько лет он упросил мать отпустить его в Санкт-Петербург учиться в Академию художеств, о которой он столько слышал от Гребнева. Свою протекцию при поступлении пообещал и губернатор Павел Николаевич Замятнин, а городской голова Красноярска Пётр Иванович Кузнецов пообещал ему помощь в дороге.

Однако вступительные экзамены Суриков провалил – не сдал рисунок «по гипсу»

– Кузнецов рыбу в Петербург посылал – в подарок министрам. Я с обозом и поехал. Огромных рыб везли: я на верху воза на большом осетре сидел. В тулупчике мне холодно было. Коченел весь. Вечером, как приедешь, пока ещё отогреешься; водки мне дадут. Потом в пути я себе доху купил.

Дорога до Петербурга заняла почти два месяца – сначала на лошадях с обозом до самого Нижнего Новгорода, затем уже по железной дороге до самой столицы.

Однако вступительные экзамены Суриков провалил – не сдал рисунок «по гипсу» – то есть когда художники пишут с натуры какую-то часть гипсовой фигуры. Но в Красноярске никаких «гипсов» не было, и Суриков никогда их не рисовал. В итоге педагоги только развели руками:

– Да за такие рисунки вам, юноша, даже мимо академии надо запретить ходить.

Но Суриков и не думал сдаваться. Он поступил учиться в Петербургскую рисовальную школу, существовавшую на средства Общества поощрения художеств. За несколько месяцев он набил руку на «гипсе» и с успехом выдержал экзамен на поступление.

Закончил академию Суриков через пять лет – причём как один из самых одарённых студентов.

За рисунок «Милосердный самаритянин» Суриков получил малую золотую медаль – позже он подарил эту картину Кузнецову. Осенью 1875 года Суриков участвовал в конкурсе на Большую золотую медаль, с которой была связана двухлетняя заграничная поездка за счёт академии. Для конкурсной картины была предложена тема из четырёх фигур: «Апостол Павел, объясняющий догматы христианства перед Иродом-Агриппой, сестрой его Береникой и римским проконсулом Фестом».

Василий Суриков. Апостол Павел объясняет догматы веры

Но в итоге золотой медали не присудили никому по причине, весьма далёкой от искусства: касса академии была пуста. Конференц-секретарь Исеев, правая рука вице-президента академии великого князя Владимира Александровича Романова, совершил крупную растрату. Впрочем, ходили слухи, что все деньги присвоил себе сам великий князь, хотя под суд отдали, разумеется, только одного Исеева.

Несправедливость, проявленная к Сурикову, была столь очевидной, что Совет академии направил ходатайство на имя царя о предоставлении Сурикову средств на командировку. Но тут уже сам Суриков решил проявить свой характер сибиряка и с гордостью отказался от подачки. Вместо поездки, просил Суриков, лучше бы его наняли делать росписи храма Христа Спасителя в Москве.

Василий Суриков. Первый собор. Фреска

Сурикову доверили сделать фрески четырёх Вселенских соборов, и над этим заказом Суриков работал более двух лет.

В Москве Василий Суриков встретил и свою любовь. Однажды, привлечённый звуками органа, художник зашёл в католическую церковь и встретил там девушку редкой красоты и с редким именем – Елизавета Шарэ.

Елизавета Августовна родилась в интернациональной семье. Её отец Огюст Шаре принадлежал к старинному французскому роду, известному ещё со времён Великой Французской революции, мать – мелкопоместная дворянка Мария Свистунова. Чтобы жениться на своей возлюбленной, Огюст Шаре принял православие и переехал в Петербург, где открыл писчебумажный магазин.

Василий Суриков. Портрет жены

Бизнес был не особенно доходным, но приданного Елизаветы Августовны вполне хватало, чтобы молодая семья Суриковых с двумя дочками поселилась в приличной квартире на Зубовском бульваре, где Василий Суриков мог свободно заниматься творчеством, не обременяя себя заботами о заработках и коммерческих заказах.

И первым делом Суриков решил написать «Утро стрелецкой казни» – историческое полотно о мучительном развороте России в конце XVII века, который так напоминал о европейских реформах века XIX.

– Я решил «Стрельцов» писать, когда ещё в Петербург из Сибири ехал, – рассказывал Суриков Максимилиану Волошину. – Тогда ещё красоту Москвы увидал. Памятники, площади – они мне дали ту обстановку, в которой я мог поместить свои сибирские впечатления. Я на памятники, как на живых людей смотрел, – расспрашивал их: «Вы видели, вы слышали, – вы свидетели».

Именно поэтому картина «Утро стрелецкой казни» так архитектурна. Полотно словно делится на две части: слева людское месиво из стрельцов и простого народа, над которыми возвышается куст башенок диковинного кристалла Собора Покрова Пресвятой Богородицы, что на Рву (более известного, как храм Василия Блаженного) – само воплощение хаотичной и мятущейся народной стихии.

Справа же – прямые стены Кремля, ряды зубцов, под ними – ряды виселиц, а дальше – ряды замерших в карауле солдат-преображенцев в европейских мундирах, само воплощение европеизированной государственной машины, идущее на смену старым боярским порядкам и народной вольнице.

В. И. Суриков. Утро стрелецкой казни. Фрагмент

Собственно, стрельцы и были живым символом «бунташного» XVII века, начавшегося со Смутного времени, прошедшего через церковный Раскол и завершившегося явлением Российской империи. И во всех этих событиях заметную роль играли элитные стрелецкие полки – своего рода преторианская гвардия московских царей, участвовавшая во всех придворных интригах. Сам Петр боялся этих «гвардейцев» до нервной дрожи.

Все началось весной 1682 года, когда неожиданно умер 21-летний царь Федор III – старший из трёх сыновей царя Алексея Михайловича. Накануне умер и его официальный наследник – сын Илья, не проживший на белом свете и двух недель.

Стрельцы

Сразу после царских похорон между боярскими партиями разгорелась ожесточенная борьба за власть. Партий, собственно, были две: клан Милославских – это родственники первой жены царя Алексея Михайловича Марии Милославской, матери царя Фёдора, царевны Софьи и юного царевича Ивана. Вторая партия – Нарышкины, родственники второй царской жены Натальи Нарышкиной, матери юного царевича Петра. И поначалу сторонники Нарышкиных одержали верх, что вполне объяснимо, ведь после трагической смерти в 1669 году царицы Марии влияние клана Милославских при дворе было сведено к нулю. С подачи Нарышкиных боярская дума провозгласила царем 10-летнего Петра, а его мать Наталья Кирилловна была назначена регентом при малолетнем государе.

Однако воцарение Нарышкиных никак не устраивало царицу Софью, которая сама имела виды на престол – хотя бы и как регент при 16-летнем брате Иване, считавшимся при дворе душевнобольным, поскольку царевич больше интересовался духовной жизнью, чем интригами и борьбой за власть. В итоге царевна Софья, подкупив командиров стрелецких полков, повела их на Кремль, где стрельцы учинили настоящий погром. Несколько бояр из клана Нарышкиных были прямо в церкви изрублены на куски (в числе погибших были Долгоруков, Матвеев, Ромодановский, Языков, то есть родственники и отцы будущих сподвижников Петра Великого). Мучительной казни был предан и родной дядя Петра – Иван Кириллович Нарышкин, брат Натальи. Его убили на глазах напуганного до смерти Петра, которого бояре заставили наблюдать за казнями родственников.

«Правление царевны Софьи Алексеевны началось со всякою прилежностью и правосудием всем и ко удовольствию народному»

После бунта Милославские провозгласили на царствие обоих братьев – и Ивана, и Петра, а регентом несовершеннолетнего Петра – царевну Софью, ставшую фактически полновластной правительницей. Для сводных братьев был даже изготовлен двойной трон, который до сих пор можно увидеть в музее Московского кремля. В его спинке – отверстие, через которое, как считается, Софья нашёптывала младшим братьям то, что им следовало говорить боярам. Причём, как писал князь Куракин, эти советы были весьма дельными: «Правление царевны Софьи Алексеевны началось со всякою прилежностью и правосудием всем и ко удовольствию народному, так что никогда такого мудрого правления в Российском государстве не было».

Правда, удержать власть Милославские не смогли, ведь в 1689 году – в день 17-летия Петра – официально заканчивалось и регентство Софьи. Фаворит царевны – начальник стрелецкого приказа Фёдор Шакловитый – даже предлагал убить Петра и всех его родственников, но о готовящемся перевороте донесли Петру, и тот вовремя сумел сбежать из Москвы под охрану стен Троице-Сергиевой лавры. В итоге стоявшие за юным царём Нарышкины смогли перекупить стрелецкие полки. Боярин Шакловитый был убит, а царевна Софья – заключена в Новодевичий монастырь. Братья же, Иван и Пётр, остались полноправными соправителями.

В 1696 году Иван V умирает, а молодой Пётр решает уехать в Европу в составе Великого посольства, причём уехать инкогнито, под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова. Однако перед самым отъездом в Москве чуть было вновь не вспыхнул стрелецкий бунт. Во время бала у Лефорта царю стало известно, что группа стрельцов готовит покушение на него. Во главе заговора стояли Иван Циклер, член клана Милославских, и боярин Алексей Соковнин, брат известной раскольницы Морозовой. Во время бунта 1689 года они перешли на сторону Петра, сыграв заметную роль в пленении царевны Софьи, но потом Циклер и Соковнин решили, что размеры царской благодарности никак не соответствуют их заслугам. И тогда они решили всё «переиграть», то есть царя Петра убить, а на престол вернуть Софью Алексеевну, которая уж точно не пожалеет для своих верных слуг денег и хлебных должностей.

Разумеется, сама царевна только приветствовала подобный поворот событий.

Заговорщики были схвачены и казнены. А вот стрелецкие полки царь отправил подальше от Москвы – для охраны южных границ и к польско-литовской окраине, где, конечно, привыкшим к безбедной московской жизни «преторианцам» пришлось довольно туго.

Для арестованных стрельцов были построены бараки и пыточные камеры, в которых ежедневно курились жаровни с углями для пыток

Уже в Вене государь узнал, что стрельцы вновь взбунтовались – они дезертировали с границы и вернулись в Москву, где стали распускать слухи, что настоящего царя-де убили за границей, а вместо русского царя немцы подсунули самозванца-антихриста, чтобы иноверцы из Немецкой слободы смогли бы захватить в России власть и продать её еретикам. А посему стрельцы решили вернуть на царствие Софью.

Восстание продолжалось несколько дней. Вскоре отряд царских войск под командованием генерала Патрика Гордона, в составе которого были Преображенский и Семёновский полки, окружили мятежных стрельцов под стенами Новоиерусалимского Воскресенского монастыря на реке Истре, что всего в сорока верстах от Москвы. Стрельцы были окружены и расстреляны из пушек, выживших же взяли в плен и заточили в монастырских подвалах. В ходе короткого следствия были повешены 56 «заводчиков» бунта, ещё две сотни – биты кнутом и сосланы.

Знамена стрелецких полков

Но спешно вернувшийся в Москву царь Пётр потребовал начать новое следствие. В стрелецком бунте он увидел шанс разом покончить и с ненавистными Милославскими, и со старыми боярскими порядками, и с прежней армией, ленивой и развращённой, которая была более опасна правителям самой России, нежели иноземным захватчикам. Старый мир, так мешавший Петру, он решил сломать одним мощным ударом, а затем всё построить заново: новое государство, новое дворянское сословие, новую армию европейского образца.

И Пётр энергично взялся за дело. Для арестованных стрельцов в Преображенском были построены бараки и пыточные камеры, в которых ежедневно курились жаровни с углями для пыток стрельцов. Вздёрнутых на дыбе несчастных били кнутами, жгли головешками, прижигали ноги, пытали раскалёнными щипцами. Было создано десять следственных комиссий, которые возглавили преданные Петру люди – бояре, доказавшие свою преданность государю, лично пытая и убивая стрелецких полковников.

В октябре начались и публичные казни. Причём казнили не только на Красной площади, но и во всех районах Москвы, где также были сооружены коллективные виселицы, помосты и просто колоды для казней.

Сотни голов, насаженных на железные колья, вделанные в бойницы кремлевских стен, выставлялись напоказ ещё в течение многих лет – в назидание потомкам

Австрийский дипломат Иоганн Корб, ставший свидетелем этих многодневных казней, писал: «А пущие из них воры и заводчики, – у них… ломаны руки и ноги колесами, и те колеса взоткнуты были на Красной площади на колье… живые положены были на тех колесах,… стонали и охали… Перед Кремлем встащили живых на колеса двух братьев, предварительно переломав им руки и ноги… Привязанные к колесам преступники увидали в груде трупов своего третьего брата. Жалостные вопли и пронзительные крики несчастных тот только может себе представить, кто в состоянии понять всю силу их мучений и невыносимой боли».

Особая виселица в форме креста была сооружена и для полковых священников – их казнили придворные шуты, облачённые по такому случаю в рясы.

Трупы казнённых оставались на местах казней в течение пяти месяцев. Сотни голов, насаженных на железные колья, вделанные в бойницы кремлевских стен, выставлялись напоказ ещё в течение многих лет – в назидание потомкам.

Жёны и дети казненных стрельцов были лишены имущества в стрелецких слободах и высланы в Сибирь, в самые пустые и бесплодные места, откуда им было запрещено выезжать. Соседям же этих людей было под страхом смерти запрещено не только давать убежище беглым стрельцам и членам их семей, но даже снабжать их пищей или водой.

Планомерное истребление стрелецкого войска шло до самого начала Северной войны со Швецией. Разгром под Нарвой, измены иностранных офицеров, легко переходивших на сторону шведов, потеря многих русских и украинских городов – всё это заставило Петра одуматься. Стрелецкие полки были восстановлены, и стрельцы сохранились в русской армии до самого конца XVIII века.

«Мы на палачей, как на героев, смотрели. По именам их знали: какой Мишка, какой Сашка. Рубахи у них красные, порты широкие»

Возможно, именно такое желание «европеизации» любой ценой, ломающей через колено все устои и традиции патриархального русского общества, Суриков увидел и в государе Александре II.

Ну и, конечно, важную роль в картине сыграли и детские впечатления самого Сурикова, не раз бывшего свидетелем казней в Красноярске.

«Казни и телесные наказания на площадях публично происходили, – рассказывал Суриков Максимилиану Волошину. – Эшафот недалеко от училища был. Там на кобыле наказывали плетьми. Палачей дети любили. Мы на палачей, как на героев, смотрели. По именам их знали: какой Мишка, какой Сашка. Рубахи у них красные, порты широкие. Они перед толпой по эшафоту похаживали, плечи расправляли. Геройство было в размахе… Вот теперь скажут – воспитание! А ведь это укрепляло. И преступники так относились: сделал – значит, расплачиваться надо. И сила какая бывала у людей: сто плетей выдерживали, не крикнув. И ужаса никакого не было. Скорее восторг. Нервы всё выдерживали.

Помню, одного драли; он точно мученик стоял: не крикнул ни разу. А мы все – мальчишки – на заборе сидели. Сперва тело красное стало, а потом синее: одна венозная кровь текла. Спирт им нюхать дают. А один татарин храбрился, а после второй плети начал кричать. Народ смеялся очень. Женщину одну, помню, драли – она мужа своего, извозчика, убила. Она думала, что её в юбках драть будут. На себя много навертела. Так с неё палачи как юбки сорвали – они по воздуху, как голуби, полетели. А она точно кошка кричала – весь народ хохотал…

«Я когда “Стрельцов” писал – ужаснейшие сны видел: каждую ночь во сне казни видел»

Смертную казнь я два раза видел. Раз трёх мужиков за поджог казнили. Один высокий парень был, вроде Шаляпина, другой старик. Их на телегах в белых рубахах привезли. Женщины лезут – плачут, – родственницы их. Я близко стоял. Дали залп. На рубахах красные пятна появились. Два упали. А парень стоит. Потом и он упал. А потом, вдруг вижу, подымается. Ещё дали залп. И опять подымается. Такой ужас, я вам скажу. Потом один офицер подошёл, приставил револьвер, убил его…»

«Я когда “Стрельцов” писал – ужаснейшие сны видел: каждую ночь во сне казни видел. Кровью кругом пахнет. Боялся я ночей. Проснёшься и обрадуешься. Посмотришь на картину. Слава богу, никакого этого ужаса в ней нет. Всё была у меня мысль, чтобы зрителя не потревожить. Чтобы спокойствие во всем было. Всё боялся, не пробужу ли в зрителе неприятного чувства… У меня в картине крови не изображено, и казнь ещё не начиналась. А я ведь это всё – и кровь, и казни – в себе переживал. “Утро стрелецких казней”: хорошо их кто-то назвал. Торжественность последних минут мне хотелось передать, а совсем не казнь…»

Может быть, именно поэтому Суриков сломал все каноны исторической живописи того времени, поставив своё творение вне жанровых шаблонов.

Музей-усадьба Суриковых

Конец XIX века был настоящим расцветом исторической живописи в Европе – все европейские народы в то время увлечённо постигали и конструировали своё прошлое. Но сюжет каждой исторической картины всегда складывался вокруг какого-то исторического героя – полководца, генерала, политического деятеля, который был проводником и одновременно творцом истории.

Но у Сурикова такого героя нет: и стрельцы, и даже сам застывший Пётр Великий теряются где-то на втором плане картины, в месиве телег и людской толпы.

Грязь – как символ тёмной и хаотичной народной стихии – и стала главным действующим лицом картины Сурикова

На первом же плане картины – грязь.

Жирная и непролазная московская грязь, в которой измазались и жертвы, и их палачи, и правые, и виноватые.

– Это и самое важное во всей картине! – восклицал Суриков. – Раньше-то Москва немощёная была – грязь была чёрная. Кое-где прилипнет, а рядом серебром блестит чистое железо…

Грязь – как символ тёмной и хаотичной народной стихии – и стала главным действующим лицом картины Сурикова, главным двигателем всех исторических событий и процессов. Стихия втащила юного Петра на трон, стихия же опрокинула всех именитых бояр ему по ноги, стихия будет властвовать и над всеми следующими поколениями русских властителей…

…Государь Александр III задумчиво вздохнул и повернулся к выходу.

Грязь запрещать бесполезно, надо просто следить за чистотой и поддерживать порядок.

P.s. Через год, в 1882 году, император Александр III и императрица Мария Фёдоровна теперь уже официально посетили X выставку Товарищества передвижных художественных выставок. «Для передвижников, которым… несладко жилось, это было целое событие, – писал известный искусствовед Прахов. – Многие члены Товарищества стали получать регулярные заказы царской семьи, и их картины также вошли в коллекцию Аничкова дворца, а позже стали достоянием Русского музея». Тогда же Товарищество передвижников приняло негласное правило не продавать никаких картин до тех пор, пока государь император не сделает свои покупки.

Выбор редакции

В. И. Суриков (1848-1916 гг.) внес большой вклад в развитие исторической живописи России. Он разгадывал работы древнерусских художников, восхищался удивительно красочной гаммой, глубиной созданных образов. Наша статья будет посвящена первой работе живописца - картине «Утро стрелецкой казни».

Несколько слов о биографии художника

Он родился в Красноярске, в казачьей семье. Закончив учебу в уездном училище, юноша стал писцом в управлении губернии и постоянно при этом рисует. Ради забавы он на бумаге в канцелярии изобразил муху. Увидев ее, губернатор попытался смахнуть насекомое. Однако муха продолжала сидеть. Разобравшись, в чем дело, глава губернии написал письмо в Петербург и рассказал о способностях молодого писца. Ответ с приглашением в столицу пришел довольно скоро. Меценат-золотопромышленник П. Кузнецов оплатил юноше и дорогу, и обучение.

Закончив учебу в Петербурге в 1875 году, В. Суриков через два года переезжает в Москву, где работает над фресками храма Христа Спасителя. К этому времени у него уже созрел замысел картины «Утро стрелецкой казни», как позже художник ее назовет.

История создания полотна

Во время переезда из Красноярска в Северную столицу В. Суриков на один день остановился в Москве. Он впервые увидел Кремль с его соборами и Красную площадь. В воображении юноши ярко обрисовались жестокие публичные телесные наказания и казни, которые происходили на ней. Он видел внутренним взором мощных, сильных духом, несгибаемых людей, с которыми здесь безжалостно расправлялись.

Второй мыслью, которая его натолкнула на написание картины «Утро стрелецкой казни», была свеча. Она горела днем и показывала художнику, как умирает ее тело, а огонь, исчезнув, присоединяется к Вечности. Две идеи, объединенные в одно целое, не давали покоя мыслям художника, когда он учился в Академии и работал в Москве. Его манила история, Суриков всерьез принялся изучать тему стрелецких восстаний 1682 и 1698 годов. События тех лет были столь драматичны, что молодому художнику снились кровавые сны. В них он на физическом уровне чувствовал запах крови. Суриков на своей картине «Утро стрелецкой казни» решил изображать время, которое ей предшествовало, психологический настрой всех персонажей.

Каким было реальное восстание

Пока молодой Петр, уже заточивший сестру Софью в монастырь, но не усмиривший ее бунтарский дух, был с великим посольством в Европе, то его войска, которые участвовали в Азовских походах, разделились надвое. «Потешные» - всегда были приверженцами царя, а стрельцы считали себя войсками Софьи. Они не желали превращаться в солдат и пытались удержать страну в старине: при необходимости воевать, а в мирное время торговать и огородничать на Москве. Из монастыря Софье Алексеевне удавалось распускать слухи, что в Европе ее брата подменили, что на Русь вернется совсем другой человек, и что ей грозит опасность. Стрельцы, вместо того чтобы идти в Великие Луки, куда их направили из Азова, пошли в Москву. В ней они укрепились в своих слободах и наладили связь с Софьей, которую собирались защищать. Солдаты Петра выбили их из столицы. Мятежники закрепились под Новым Иерусалимом. Там, после переговоров о мире, с ними быстро расправилось четыре полка. Восставших взяли в плен. Физическое уничтожение началась почти сразу. Сто тридцать человек было повешено, сто сорок избивали кнутами и около двух тысяч приготовили к ссылке. К этому времени, к августу 1698 года, в Россию срочно вернулся Петр Алексеевич.

Новое следствие

Царь морально приготовился к борьбе не на жизнь, а на смерть: стрельцы были олицетворением всего застаревшего, мешавшего стране двигаться вперед к новым преобразованиям, которые он наметил для своего государства. Когда читал розыскное дело о стрельцах, то находил одни только злые выпады против Лефорта, а значит и против себя самого. В душе царя разгоралась ярость. По Москве начались казни. Они не проходили на Красной площади, как это изображает картина Сурикова «Утро стрелецкой казни». Сначала в четырнадцати застенках Преображенского собрали 1 700 человек - их долго и жестоко пытали. Об этом подробно рассказывает историк С.М. Соловьев. От них добыли признание, что они собирались посадить Софью на царство. А тем временем готовились к казням, повсюду ставились виселицы: в Земляном и Белом городе, у ворот и окон Софьи около Девичьего монастыря.

Казни

Первая казнь была проведена у Покровских ворот, когда на ста телегах привезли сразу 200 стрельцов. Каждый из них держал в руке зажженную свечу. После прочтения указа Петр лично пятерым зачинщикам отрубил головы, но сделал он это в Преображенском. Весь октябрь продолжались казни, кого-то вешали, а некоторых приближенных бояр царь заставлял собственноручно рубить головы. Опыта у них не было, они только мучили своих жертв не одним взмахом топора, а рубили по нескольку раз. Художник картины «Утро стрелецкой казни» отошел от исторических фактов, но передал ужас смерти и противостояния двух миров. Под окнами кельи Софьи поставили 195 виселиц, чтобы она и все москвичи хорошо запомнили, чем оканчиваются бунты. Повешенных целых пять месяцев не снимали.

В.И. Суриков: описание картины «Утро стрелецкой казни»

Как считает М. Волошин, композиция родилась, когда художник смотрел на горящую свечу, которая отбрасывала на белую стену золотистые отсветы. Освещенная горящей свечой днем белая рубаха с отблесками просто преследовала и не отпускала художника. В конце концов она воплотилась в белые рубахи обреченных на смерть стрельцов. В XIX веке свеча, которая горит днем, у каждого вызывала мысль о похоронах, покойнике и смерти. Это для современного человека она имеет иной смысл.

Композиция достаточно сложна. Она опирается на горящие свечи.

Они своими огнями ведут нас снизу от старухи, затем поднимаются к середине, делают полукруг, обвивая рыжего стрельца, и, идя слева, пересекают все полотно, чтобы погаснуть под гневным взглядом Петра справа.

Имеется еще один композиционный прием, который применил автор картины «Утро стрелецкой казни». Он сознательно исказил в сторону уменьшения размеры Красной площади, сблизив Лобное место, собор Покрова Богородицы и стену Кремля. Этим Суриков достиг впечатления на ней огромной толпы. На самом деле скопление людей составляет около 20 человек, а не двух сотен, как кажется, когда бросаешь на полотно первый взгляд. К тому же он сильно обрезал купол храма Пресвятой Богородицы.

Два главных персонажа картины

Два человека противостоят друг другу - суровый сосредоточенный Петр, который с детства ненавидит этот сброд, и рыжий стрелец со свечой. С него начались первые эскизы к картине. Репин выискал натуру для Сурикова. Это был кладбищенский могильщик. Художник еле-еле уговорил его позировать. В результате получился образ человека с несгибаемой волей.

Если все снова повторить, то стрелец, заранее зная, что ему грозит, пойдет против царя, защищая уклад, сложившийся веками. Их соединяет условная диагональ, символизируя антагонизм. Царь уверен в себе и спокоен. Он навсегда раздавит эту замшелую, упорствующую в своей косности Русь. Стрелец, закованный в колодки, готов хоть сию минуту вцепиться в горло Петра и уничтожить его со всеми его преобразованиями.

Остальные герои

Мы продолжаем описание картины «Утро стрелецкой казни». Площадь еще накрывает полумгла. На казнь ведут к стоящим в глубине виселицам уже второго человека, покорного и безвольного, подхватив его под руки.

В отчаянии причитает его жена, а малыш уткнулся лицом в ее парчовый подол.

Следующим, наверное, будет сидящий в центре горемыка с пшеничными волосами, у которого солдат уже забрал свечу.

Он уже отрешился от этого мира, машинально положив натруженную руку на голову дочери, уткнувшейся отцу в колени, и пытаясь приобнять плачущего сына.

Это может быть черноволосый и чернобородый с орлиным носом, мрачно сдвинувший брови, непокорный стрелец. Его за плечи в наброшенном красном кафтане в последние мгновения приобнимает жена. На ее лице - ужас и скорбь.

А, может быть, это будет поднявшийся во весь рост, кающийся перед народом и Богом стрелец, в которого уже вцепилась рука солдата.

Невозможно выпустить из поля зрения седоволосого старика с серьгой в одном ухе, который сидит к нам спиной. Его взгляд мы не видим, но, наверное, он неотрывно смотрит на истаивающую, как его жизнь, горящую свечу.

Колорит полотна

Темный колорит раннего туманного утра после ночного дождя, когда совершается казнь, подчеркивает трагизм событий. Только-только светает. Туман еще не рассеялся. Среди массы народа ярко выделяются белые чистые рубашки стрельцов, которым предстоит неминуемая смерть без покаяния. Среди толпы нет ни одного священника... Так решил всемогущий государь.

Рассказ по картине «Утро стрелецкой казни»

На полотне художник в темных тонах написал седое туманное утро после ночного дождя. Всю Красную площадь занимает толпа скорбящего народа. Стрельцы в белых рубахах с горящими свечами в руках привезены в колодках на телегах из застенков, где они прошли допросы и пытки. Мы видим, как Василий Суриков на картине «Утро стрелецкой казни» написал шестерых еще живых персонажей. От седьмого, уже повешенного, у его матери в руках осталась только свеча. Не у всех первая казнь сломила мятежный дух. Особенно выделятся не сдавшийся духом царю Петру рыжий стрелец. Его лицо полно бессильной ненависти к этому отродью, который хочет изменить слободскую спокойную жизнь на бурную, полную борьбы и преобразований. Петр, в свою очередь, окруженный боярами и иностранцами, уверен в своих силах. Он, расправив плечи, сидит справа на коне и возвышается над всеми. Его воля повернет Россию на новый путь, который откроет ей широкие горизонты.

Выставка передвижников

Картина «Утро стрелецкой казни» была выставлена в день покушения на жизнь царя-освободителя Александра II и в день его кончины. Полотно не прошло незамеченным общественностью и сразу поступило в коллекцию П.М. Третьякова.