Астафьев родные. Астафьев В - «Родные берёзы», «Сережки», «Дождик», «Хрустальный звон» (рассказы из книги Затеси) чит


Заболел я однажды, и мне дали путевку в южный санаторий, где я никогда еще не бывал. Меня уверили, что там, на юге, все недуги излечиваются быстро и бесповоротно. Но плохо больному человеку, везде плохо, даже у моря под южным солнцем. В этом я убедился очень скоро.
Какое-то время я с радостью первооткрывателя бродил по набережной, по приморскому парку, среди праздной толпы, подчеркнуто веселой, бесцельно плывущей куда-то. Но уже через неделю мне стало здесь чего-то недоставать, сделалось одиноко, и я начал искать чего-то, рыская по городу и парку.
Часами смотрел я на море, пытаясь обрести успокоение, наполненность душевную и тот смысл и красоту, которые всегда находили в пространстве моря художники, бродяги и моряки. Море нагоняло на меня еще большую тоску мерным, неумолчным шумом. В его большом и усталом дыхании слышалась старческая грусть. Оно много видело, это древнее, седобровое море, и оттого в нем было больше печали, чем веселости.
В приморском парке росли деревья и кусты, собранные со всех сторон мира: платаны, чинары, кипарисы, магнолии, пальмы. Эти заморские растения удивляли, но не радовали.
Бродил я по приморскому парку и вдруг увидел среди заморских кущ три березки толщиною в детскую руку. Глазам своим я не поверил. Не растут березы в этих местах. Но они стояли на полянке в густой мягкой травке, опустив долу ветви. Березы и в наших-то лесах, если растут поодиночке, сиротами кажутся, а здесь и вовсе затерялись, не шуршали корою, не лопотали листом, и все-таки от них нельзя было оторваться глазу. Белые стволы берез пестрели, как веселые сороки, а на нежной зелени зазубренных листьев было так хорошо, покойно взгляду после ошеломляющего блеска чужеземной, бьющей в глаза растительности.
Садовник широкодушно высвободил место березам в этом тесном парке, где обязательно кто-то и кого-то хотел затмить. Березы часто поливали, чтобы не сомлел л и не умерли они от непосильного для них южного солнца.
Березки эти привезли вместе с травяной полянкой на пароходе, отпоили и выходили их, и они прижились. Но листья берез лицевой стороной были повернуты к северу, и вершины тоже.
Я глядел на эти березы и видел деревенскую улицу. Козырьки ворот, наличники окон в зеленой пене березового листа. Даже за ремешками картузов у парней - березовые ветки. Подкараулив девок с водою, парни бросали им в ведра свои ветки, а девушки старались не расплескать воду из ведер - счастье выплеснуть! В кадках вода долго пахла березовым листом. Крыльцо и пол сеней были застелены молодыми ветками папоротника. По избам чадило таежным летом, уже устоявшимся, набравшим силу. В этот день - в Троицу - народ уходил за деревню с самоварами и гармошками.
Какое-то время спустя под дощаной навес сваливали целый воз березовых веток. В середине зеленого вороха сидела и вязала веники бабушка. Лицо у бабушки умиротворенное, она даже напевает что-то потихоньку, будто в березовой повядшей и оттого особенно духовитой листве утонули и суровость ее, и тревожная озабоченность.
Веники поднимали на чердак и сарай, вешали попарно на жерди, на перекладины. Всю зиму гуляло по чердаку и сараю ветреное, пряное лето. Потому и любили мы, ребятишки, здесь играть. Воробьи слетались сюда по той же причине, забирались в веники на ночевку.
И всю зиму березовый веник служил свою службу людям: им выпаривали пот из кожи, надсаду и болезни из натруженных костей.
Ах, как сладко пахнет береза! (524)
По В. Астафьеву
і

Еще по теме Родные березы:

  1. 7 «РОДНЫЕ ПЕРЕЗВОНЫ». Брюссель. Января 1955 г. № 29. КОНЧИНА ПРОФЕССОРА ИВАНА АЛЕКСАНДРОВИЧА ИЛЬИНА
  2. В совр рус языке есть слова, которые имеют одно лексическое значение: бинт, аппендицит, береза, фломастер, сатин и под.

Заболел я однажды, и мне дали путевку в южный санаторий, где я никогда еще не бывал. Меня уверили, что там, на юге, все недуги излечиваются быстро и бесповоротно. Но плохо больному человеку, везде плохо, даже у моря под южным солнцем. В этом я убедился очень скоро.
Какое-то время я с радостью первооткрывателя бродил по набережной, по приморскому парку, среди праздной толпы, подчеркнуто веселой, бесцельно плывущей куда-то. Но уже через неделю мне стало здесь чего-то недоставать, сделалось одиноко, и я начал искать чего-то, рыская по городу и парку.
Часами смотрел я на море, пытаясь обрести успокоение, наполненность душевную и тот смысл и красоту, которые всегда находили в пространстве моря художники, бродяги и моряки. Море нагоняло на меня еще большую тоску мерным, неумолчным шумом. В его большом и усталом дыхании слышалась старческая грусть. Оно много видело, это древнее, седобровое море, и оттого в нем было больше печали, чем веселости.
В приморском парке росли деревья и кусты, собранные со всех сторон мира: платаны, чинары, кипарисы, магнолии, пальмы. Эти заморские растения удивляли, но не радовали.
Бродил я по приморскому парку и вдруг увидел среди заморских кущ три березки толщиною в детскую руку. Глазам своим я не поверил. Не растут березы в этих местах. Но они стояли на полянке в густой мягкой травке, опустив долу ветви. Березы и в наших-то лесах, если растут поодиночке, сиротами кажутся, а здесь и вовсе затерялись, не шуршали корою, не лопотали листом, и все-таки от них нельзя было оторваться глазу. Белые стволы берез пестрели, как веселые сороки, а на нежной зелени зазубренных листьев было так хорошо, покойно взгляду после ошеломляющего блеска чужеземной, бьющей в глаза растительности.

Садовник широкодушно высвободил место березам в этом тесном парке, где обязательно кто-то и кого-то хотел затмить. Березы часто поливали, чтобы не сомлел л и не умерли они от непосильного для них южного солнца.
Березки эти привезли вместе с травяной полянкой на пароходе, отпоили и выходили их, и они прижились. Но листья берез лицевой стороной были повернуты к северу, и вершины тоже.
Я глядел на эти березы и видел деревенскую улицу. Козырьки ворот, наличники окон в зеленой пене березового листа. Даже за ремешками картузов у парней — березовые ветки. Подкараулив девок с водою, парни бросали им в ведра свои ветки, а девушки старались не расплескать воду из ведер — счастье выплеснуть! В кадках вода долго пахла березовым листом. Крыльцо и пол сеней были застелены молодыми ветками папоротника. По избам чадило таежным летом, уже устоявшимся, набравшим силу. В этот день — в Троицу — народ уходил за деревню с самоварами и гармошками.
Какое-то время спустя под дощаной навес сваливали целый воз березовых веток. В середине зеленого вороха сидела и вязала веники бабушка. Лицо у бабушки умиротворенное, она даже напевает что-то потихоньку, будто в березовой повядшей и оттого особенно духовитой листве утонули и суровость ее, и тревожная озабоченность.
Веники поднимали на чердак и сарай, вешали попарно на жерди, на перекладины. Всю зиму гуляло по чердаку и сараю ветреное, пряное лето. Потому и любили мы, ребятишки, здесь играть. Воробьи слетались сюда по той же причине, забирались в веники на ночевку.
И всю зиму березовый веник служил свою службу людям: им выпаривали пот из кожи, надсаду и болезни из натруженных костей.
Ах, как сладко пахнет береза!

Лирические миниатюры и короткие рассказы-воспоминания «Затесей» В. П. Астафьева представляют собой зарубки в памяти, следуя по которым, можно вернуться к истокам жизни, исходной точке пути, откуда все начиналось, и еще раз прочувствовать, отследить шаг за шагом, этап за этапом, веха за вехой, как это было. Они - словно фрагменты его дневников, если бы он вел дневники…

Первоначальное заглавие цикла лирических зарисовок - "Дыханье родной земли". Название "Затеси" впервые появляется в 1965 году, первое отдельное издание вышло в 1972-м. Писатель постоянно возвращался к циклу, включал в него одни произведения, исключал другие.

Миниатюра «Родные березы» входит в первую тетрадь «Затесей» - «Падение листа» (1972). Береза – символ русской природы, земли русской, силы духа русского человека. Это стройное дерево радует своей легкостью и необыкновенной красотой всех окружающих.

В название миниатюры писатель включил фитоним. Что такое фитонимы?

Фитонимы – это название растения как объект лингвистического изучения.

Фитоним - Искон. Сложение греч. phyton «растение» и onyma «имя, название». Ученый неологизм 70 х годов XX в … (Этимологический словарь русского языка).

Фитоним - Название растения … (Словарь лингвистических терминов Т.В. Жеребило).

В книге Астафьева «Затеси» мы часто встречаемся с названиями растений. Словник ботанического гербария, представленного в сборнике, весьма широк. В астафьевском цветнике можно встретить вечнозеленые хвойные деревья (кедр, ель, пихту); лиственные деревья (березу, ольху, тальник - кустарниковую иву, ветлу; плодовые деревья (яблоню, калину, черемуху, рябину); кустарники (чернику, шиповник), вербу, землянику и, конечно же, большое разнообразие травянистых растений.

Астафьев добавляет эпитет «родные», который нужен для выражения чувств автора. Невольно выстраиваем ряд однокоренных слов: род, родина, родитель, родословная, родить. В заглавии открывается тема и идея произведения.

Тема родного дома, безграничной любви к родине – одна из ключевых тем в творчестве Астафьева. К ней он обращался в течение всей жизни и утверждал незыблемость этой нравственной категории. Без любви к родине невозможно ни прошлое, ни настоящее, ни будущее.

Миниатюра «Родные березы» имеет ярко выраженный сюжет: герой приезжает в южный санаторий на лечение, на какое-то время погружается в этот яркий, веселый, шумный мир, а через неделю ему становится здесь одиноко.

Основной композиционный прием – антитеза. Мы выявили следующие противопоставления:

    подчеркнуто веселая праздная толпа – одиночество героя

    разлапистые пальмы – березки

    праздник жизни у моря – Троица, празднование наступления лета

Эти противопоставления несут дополнительную смысловую нагрузку: внутренний мир героя подвижен и реагирует на все, что происходит в окружающем мире. С помощью антитезы автор выражает свое отношение к тому, что является для него самым важным в этой жизни, - родине.

Противопоставлены и образы растительного мира: фикусы, платаны, чинары, кипарисы, магнолия, пальмы – три березки. Южные растения пышные, знойные. Чужая растительность бьет в глаза, а березки просто стоят. Экзотическим деревьям и кустарникам здесь привольно, а березкам нужно было выжить под этим «непосильным для них» южным солнцем.

На набережной и в приморском парке гам, разноголосица, суета, беспокойная жизнь, а там, где стоят березки, царят тишина и покой. Герой чувствует духовную связь со своей родиной, которая, как струна, натянулась и зазвенела, как только перед глазами открылась эта картина: « Но они стояли на полянке в густой мягкой травке, опустив долу ветви».

Обратим внимание на появление уменьшительно-ласкательных суффиксов в словах «полянка», «травка», «березки». С такой нежностью можно говорить только о том, что является самым дорогим для человека. Синонимический ряд глаголов: глазел, дивился, увидел, глазам не поверил – построен по принципу нарастания. Мы думаем, что автор здесь использует градацию.

    южный санаторий, море, приморский парк - настоящее

    деревенская улица, праздник, дом, бабушка – прошлое

    березки - настоящее и будущее.

Настоящее заставило его вспомнить дорогое прошлое: родной дом, деревню, односельчан, бабушку: «Лицо у бабушки умиротворенное, она даже напевает что-то потихоньку, будто в березовой, чуть повядшей и оттого особенно духовитой листве утонули и суровость ее, и тревожная озабоченность».

Всю жизнь Астафьев в своем творчестве возвращается к своей любимой бабушке, в воспоминаниях о ней он черпает силы и вдохновение, ее жизнью мерит свои поступки и слова. Кажется, что она наблюдает за своим любимым внуком оттуда, из иного мира, а внук чувствует этот пристальный ласковый взгляд. Это мысленное пребывание в прошлом словно окатило волной счастья. «Ах, как славно пахнет береза!»- восклицает герой. В одном из произведений Астафьев сказал: «Березы пахнут Родиной». Вот почему герой миниатюры вдыхает этот запах и чувствует огромное счастье.

А что было с героем до встречи с березками? Обратим внимание на его внутреннее состояние:

    я заболел

    везде плохо

    какое-то время с радостью бродил

    сделалось одиноко

    чего искал - сам не ведал

    пытался обрести смысл и красоту

    море нагоняло на меня тоску

    в его дыхании чувствовалась старческая грусть

    в нем было больше печали, чем веселости

Удивительно то, что даже море не радует героя. Дыхание у моря «усталое», и в этом дыхании чувствуется «старческая грусть». Эпитет «седобровое» вносит последний штрих в картину моря: оно является символом старости, печали, усталости.

Встреча с березками меняет настроение героя, его мироощущение. В лексике появляются слова со значением радости: хорошо, счастье, праздновали, любили, сладкий, славно.

    Было так хорошо, покойно взгляду

    Счастье выплеснуть

    Праздновали

    Гуляло лето

    Любили мы

    Сладкой истомы

    Ах, как славно пахнет береза

Все образы в этой миниатюре взаимодействуют. Море, деревья, кустарники, растения и герой связаны не только пространством и временем, но и образом автора, который выражает свою позицию в этом взаимодействии и особенностях его языкового выражения.

Для этого Астафьев использует эпитеты, олицетворения, метафоры, сравнения.

Мы обратили внимание на следующие эпитеты:

    праздная толпа

    монотонный шум моря

    душевная наполненность

    усталое дыхание

    старческая грусть

    древнее седобровое море

    задумчивые кипарисы

    непорочными цветами

    загадочная земля

    нежная зелень

    ошеломляющий блеск

    непосильное солнце

    духовитая листва

Эпитеты выражены прилагательными и причастиями. Большинство из них выражают авторскую оценку и авторское восприятие действительности (монотонный, усталое, старческое, задумчивые, непосильное). Есть эпитеты, которые выделяют наиболее существенные признаки предметов (древнее, пряное, молодыми, сладкой). Очень много эмоциональных эпитетов (веселой толпой, умильные клумбочки, задумчивые кипарисы, тихие красавицы, веселые сороки и др.) Они раскрывают необычную сторону предметов, скрытую от многих глаз. Например, поражает образ моря, которое так же, как и человек, устало от собственной вечности и всезнания.

С помощью сравнений Астафьев создает яркие, необычные образы:

    как обитатели коммунальной квартиры (воробьи)

    словно отсчитывая годы (движение волн)

    с шевелюрами современных парней (пальмы)

    как веселые сороки (пестрели стволы берез)

    сиротами кажутся (березки)

    толщиной с детскую руку (ствол березки)

    будто в березовой листве утонули (суровость и озабоченность бабушки)

Эпитеты усиливают выразительность текста, акцентируют наше внимание на каких-то значимых деталях, но главное заключается в том, что все сравнения построены на сопоставлении мира природы и мира человека. И коммунальная квартира, и тяжесть прожитых лет, и ощущение сиротства – все это связано с чувствами автора, его эмоциональной оценкой.

Метафоры обогащают наше представление о предмете и его свойствах, открывает новые стороны и новые смыслы, непривычные, быть может, для нас. Обратимся к следующим метафорам:

    дыхание моря

    прогуливать деньги

    наполненность душевную

    блеск растительности

    пена березового листа

    березы затерялись

    стволы пестрели

    выпаривают надсаду и болезни

    преодолеть истому

В основу метафор Астафьев берет сходство предметов по динамике, настроению, ощущениям, впечатлениям, действиям, форме и звуку.

Природа в миниатюре Астафьева живет по собственным законам. Для этого писатель использует олицетворения:

    Дыхание моря

    Оно много видело

    Кипарисы мудро молчали

    Кусты прятались

    Слышное перешептывание

    Не шуршали корою

    Не лопотали листами

    Не сомлели и не умерли они

    Лето гуляло

Они создают образ природы, мудрой, знающей и видящей больше человека. Но нет в ней высокомерия. Все звуки приглушены и спокойны.

Таким образом, мы приходим к выводу, что главной темой в этой миниатюре является тема родного дома. Она раскрывается на всех уровнях текста – словообразовательном, лексическом, синтаксическом. Эта тема диктует и выбор художественных средств выразительности. Великий классик немецкой литературы И.В.Гете писал: «Каждый писатель, до известной степени, изображает в своих сочинениях самого себя, часто вопреки своей воле».

По мнению Астафьева, человек остаётся настоящим человеком, пока сохраняет свою кровную связь с родным домом. Эту связь не могут разорвать ни расстояния, ни время. Грусть, тоска, чувство одиночества, потерянности, которые чувствует герой Астафьева, говорят о том, что единственное место, где ему хорошо, - это родной дом. Вот почему березки вернули ему радостное ощущение мира и гармонии. Родина рядом, она всегда с нами, где бы мы ни находились. Она в нашем сердце, в нашей памяти.

Тема родного дома - одна из ключевых в творчестве писателя. Он обращался к ней в течение все жизни и искал и искал слова для того, чтобы выразить благодарность родной земле и признаться в бесконечной любви.

Список литературы

    Астафьев В.П. Затеси. РГ «Вся Сибирь», 2003.

    Глинкина Л.А. Современный этимологический словарь русского языка.- М.: АСТ: Астрель, 2009.

    Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка. М.: Оникс-Лит, 2013.

    Река жизни Виктора Астафьева. Красноярск: ИПЦ «КАСС», 2010.

    Словарь лингвистических терминов. – Изд. 4-е, испр. и дополн. – Назрань: Пилигрим, 2005.

    Феномен В.П.Астафьева в общественно-культурной и литературной жизни конца 20 века. Краснояр. гос. ун-т. – Красноярск, 2005.

Заболел я однажды, и мне дали путевку в южный санаторий, где я никогда еще не бывал. Меня уверили, что там, на юге, у моря, все недуги излечиваются быстро и бесповоротно. Но плохо больному человеку, везде ему плохо, даже у моря под южным солнцем. В этом я убедился очень скоро.

Какое-то время я с радостью первооткрывателя бродил по набережной, по приморскому парку, среди праздной толпы, подчеркнуто веселой, бесцельно плывущей куда-то, и не раздражали меня пока ни это массовое безделье, ни монотонный шум моря, ни умильные, ухоженные клумбочки с цветами, ни оболваненные ножницами пучки роз, возле которых так любят фотографироваться провинциальные дамочки и широкоштанные кавалеры, залетевшие сюда с дальних морских промыслов бурно проводить отпуск, прогуливать большие деньги.

Но уже через неделю мне стало здесь чего-то недоставать, сделалось одиноко, и я начал искать чего-то, рыская по городу и парку. Чего искал - сам не ведал.

Часами смотрел я на море, пытаясь обрести успокоение, наполненность душевную и тот смысл и красоту, которые всегда находили в пространстве моря художники, бродяги и моряки.

Море нагоняло на меня еще большую тоску мерным, неумолчным шумом. В его большом и усталом дыхании слышалась старческая грусть. Вспененные волны перекатывали камни на берегу, словно бы отсчитывая годы. Оно много видело, это древнее, седобровое море, и оттого в нем было больше печали, чем веселости.

Впрочем, говорят, что всяк видит и любит море по-своему. Может, так оно и есть.

В приморском парке росли деревья и кусты, собранные со всех сторон мира. Встречались здесь деревья с африканским знойным отливом в широких листьях. Фикусы росли на улице, а я-то думал, что они растут лишь в кадках по российским избам. Воспетые в восточных одах, широко стояли платаны и чинары, роняя на чистые дорожки мохнатые шарики с ниточками. Кипарисы, темные и задумчивые, и днем и ночью мудро молчали. Непорочными, какими-то невзаправдашне театральными цветами были завешаны магнолии.

И пальмы, пальмы.

Низкие, высокие, разлапистые, с шевелюрами современных молодых парней. В расчесах пальм жили воробьи и ссорились, как обитатели коммунальной квартиры, всегда и всем недовольные, если даже удавалось им свить гнездо в кооперативной квартире или на райской пальме. Понизу стелились и прятались меж деревьев кусты, бесплодные, оскопленные ножницами. Листья их то жестки, то покрыты изморозью и колючками. В гуще кустов росли кривые карликовые деревца с бархатистыми длиннопалыми листьями. Их покорность, еле слышное перешептывание напоминали тихих красавиц из загадочной арабской земли.

Кусты, деревья, все эти заморские растения, названий которых я не знал, удивляли, но не радовали. Должно быть, открывать и видеть их надо в том возрасте, когда снятся далекие страны и тянет куда-то убежать. Но в ту пору у нас и сны, и мечты были не об этом, не о дальних странах, а о том, чтоб свою как-то уберечь от цивилизованных разбойников двадцатого века.

Бродил и бродил я по приморскому парку, глазел, дивился и вдруг увидел среди заморских кущ три березки толщиной с детскую руку. Глазам своим я не поверил. Не растут березы в этих местах. Но они стояли на полянке в густой мягкой травке, опустив долу ветви. Березы и в наших-то лесах, если растут поодиночке, сиротами кажутся, здесь и вовсе затерялись, не шуршали корою, не лопотали листом, и все-таки от них нельзя было оторвать глаз. Белые стволы берез пестрели, как веселые сороки, а на нежной зелени зазубренных листьев было так хорошо, покойно взгляду после ошеломляющего блеска чужеземной, бьющей в глаза растительности.

Садовник широкодушно высвободил место березам в этом тесном парке, где обязательно кто-то и кого-то хотел затмить, а потом и задушить. Садовник часто поливал березы, чтобы не сомлели и не умерли они от непосильного для них южного солнца.

Ответ оставил Гуру

Заболел я однажды, и мне дали путевку в южный санаторий, где я никогда еще не бывал. Меня уверили, что там, на юге, у моря, все недуги излечиваются быстро и бесповоротно. Но плохо больному человеку, везде ему плохо, даже у моря под южным солнцем. В этом я убедился очень скоро.

Какое-то время я с радостью первооткрывателя бродил по набережной, по приморскому парку, среди праздной толпы, подчеркнуто веселой, бесцельно плывущей куда-то, и не раздражали меня пока ни это массовое безделье, ни монотонный шум моря, ни умильные, ухоженные клумбочки с цветами, ни оболваненные ножницами пучки роз, возле которых так любят фотографироваться провинциальные дамочки и широкоштанные кавалеры, залетевшие сюда с дальних морских промыслов бурно проводить отпуск, прогуливать большие деньги.

Но уже через неделю мне стало здесь чего-то недоставать, сделалось одиноко, и я начал искать чего-то, рыская по городу и парку. Чего искал - сам не ведал.

Часами смотрел я на море, пытаясь обрести успокоение, наполненность душевную и тот смысл и красоту, которые всегда находили в пространстве моря художники, бродяги и моряки.

Море нагоняло на меня еще большую тоску мерным, неумолчным шумом. В его большом и усталом дыхании слышалась старческая грусть. Вспененные волны перекатывали камни на берегу, словно бы отсчитывая годы. Оно много видело, это древнее, седобровое море, и оттого в нем было больше печали, чем веселости.

Впрочем, говорят, что всяк видит и любит море по-своему. Может, так оно и есть.

В приморском парке росли деревья и кусты, собранные со всех сторон мира. Встречались здесь деревья с африканским знойным отливом в широких листьях. Фикусы росли на улице, а я-то думал, что они растут лишь в кадках по российским избам. Воспетые в восточных одах, широко стояли платаны и чинары, роняя на чистые дорожки мохнатые шарики с ниточками. Кипарисы, темные и задумчивые, и днем и ночью мудро молчали. Непорочными, какими-то невзаправдашне театральными цветами были завешаны магнолии.

И пальмы, пальмы.

Низкие, высокие, разлапистые, с шевелюрами современных молодых парней. В расчесах пальм жили воробьи и ссорились, как обитатели коммунальной квартиры, всегда и всем недовольные, если даже удавалось им свить гнездо в кооперативной квартире или на райской пальме. Понизу стелились и прятались меж деревьев кусты, бесплодные, оскопленные ножницами. Листья их то жестки, то покрыты изморозью и колючками. В гуще кустов росли кривые карликовые деревца с бархатистыми длиннопалыми листьями. Их покорность, еле слышное перешептывание напоминали тихих красавиц из загадочной арабской земли.

Кусты, деревья, все эти заморские растения, названий которых я не знал, удивляли, но не радовали. Должно быть, открывать и видеть их надо в том возрасте, когда снятся далекие страны и тянет куда-то убежать. Но в ту пору у нас и сны, и мечты были не об этом, не о дальних странах, а о том, чтоб свою как-то уберечь от цивилизованных разбойников двадцатого века.

Бродил и бродил я по приморскому парку, глазел, дивился и вдруг увидел среди заморских кущ три березки толщиной с детскую руку. Глазам своим я не поверил. Не растут березы в этих местах. Но они стояли на полянке в густой мягкой травке, опустив долу ветви. Березы и в наших-то лесах, если растут поодиночке, сиротами кажутся, здесь и вовсе затерялись, не шуршали корою, не лопотали листом, и все-таки от них нельзя было оторвать глаз. Белые стволы берез пестрели, как веселые сороки, а на нежной зелени зазубренных листьев было так хорошо, покойно взгляду после ошеломляющего блеска чужеземной, бьющей в глаза растительности.

Садовник широкодушно высвободил место березам в этом тесном парке, где обязательно кто-то и кого-то хотел затмить, а потом и задушить. Садовник часто поливал березы, чтобы не сомлели и не умерли они от непосильного для них южного солнца.

Оцени ответ