Дмитрий царевич убиенный. Смерть царевича дмитрия в угличе

Споры о загадочной смерти царевича Дмитрия не утихают по сей день. По официальной версии мальчик по неосторожности нанес себе ножом рану в область шеи. Но, по слухам, царевича Дмитрия злодейски зарезали люди, подосланными . Так, смерть царевича Дмитрия из личной драмы превратилась в историческую трагедию. Такая версия до сих пор оказывает заметное влияние на историографию.

Что же произошло в действительности на подворье угличского кремля в солнечный день 15 мая четыре сотни лет тому назад?

1584 год — царевича Дмитрий вместе с матерью Марией Нагой, шестой или седьмой женой Ивана Грозного, выехали в Углич. Брак их, согласно канонам Русской Православной Церкви, не мог считаться законным и, как следствие, Дмитрия, которому царь Иван IV выделил удельное княжество со столицей в Угличе, как незаконнорожденного, надлежало бы именовать не царевичем, а удельным угличским князем. Но в историю он все-же вошел как «малолетний царевич Дмитрий». Он был единственная надежда рода Нагих на возвышение.

Уже с 6–7 лет он стал чувствовать себя будущим государем. Мальчика отмечала семейная черта - жестокость и необузданный характер. Он частенько велел дворовым людям лепить из снега и вырезать из дерева фигуры людей и присваивал им имена московских бояр, а потом отсекал им конечности и головы, приговаривая при этом: «С этим я поступлю так-то, когда стану царем, а с этим - эдак». В русской истории был уже пример царственного ребенка, одаренного и страстного, который был воспитан подобным же образом. Из этого ребенка со временем вырос царь .

Трагические события разыгрались в субботний день, когда обитатели кремля готовились к обеду. Царевич, как всегда в это время, играл с мальчишками ножиком в «тычку». Бросавшему нож с определенного расстояния необходимо было попасть в очерченный на земле круг. Наступила очередь Дмитрия. И в это время случилось непредвиденное. Все кинулись во внутренний дворик. Мария Нагая выхватила из рук Арины Тучковой тело уже мертвого царевича. Обезумевшая от горя царица, показывая на Волохову, под чьим надзором был во время игры Дмитрий, запричитала, что это ее Осип с сыном Битяговского да Микита Качалов царевича Дмитрия убили.

Ударили в колокол. Вокруг уже толпился возбужденный народ. Многие прибежали с палицами и ножами. Выскочивший прямо из-за обеденного стола Битяговский попытался успокоить людей, отвергая обвинения в причастности его к смерти царевича Дмитрия. Однако, как в наше время, так и в те времена, сыграла роль «психология толпы», подогреваемая братьями Нагими.

А.С.Пушкин как-то проницательно заметил: «Народ, как дети, требует занимательности, действия. Народ требует сильных ощущений, для него и казни - зрелище. Смех, жалость и ужас суть три струны нашего воображения, потрясаемые драматическим волшебством». Дьяк Михаил Битяговский, который был прислан Годуновым надзирать за царевичем Дмитрием, и его помощники Никита Качалов и Данила Третьяков были тут же растерзаны возбужденными людьми. На глазах Марии Нагой убили игравших с Дмитрием малышей Данилу Битяговского и Осипа Волохова.

В Углич была прислана следственная комиссия во главе с митрополитом Саркским и Подоинским Геласием, а фактически руководил ею Василий Шуйский - коварный и умный противник Бориса Годунова. Историки пишут, что комиссия расследовала дело «по горячим следам».

С криминалистической точки зрения это не совсем так. Расследование по горячим следам считается тогда, когда оно было проведено в течение первых суток после случившегося. Комиссия же Шуйского приехала в Углич лишь 19 мая, то есть на четвертые сутки после случившегося. С точки зрения современной криминалистики, смерть при так называемых «невыясненных обстоятельствах» предполагает возможность убийства, или же несчастного случая. До нашего времени дошел «Обыск» - следственное дело Шуйского. Надо заметить, что расследование проводилось довольно профессионально. Как и положено, отрабатывалось несколько версий. На Руси во все времена умели вести «розыскные» дела.

Установили, что в момент трагедии все убиенные служивые люди на месте смерти царевича Дмитрия не были. Дьяки и подьячие проводили очные ставки, подробно допрашивали свидетелей. Рассказам мальчиков, наблюдавших за игрой, придавалось особенное значение. Ведь дети легко внушаемые и на допросах при грамотно поставленных вопросах могут дать «необходимые» для следствия показания.

Как подтверждает анализ записей следственного дела, на детей при дознании не оказывалось психологического давления со стороны взрослых. Мальчики рассказали о произошедшем так: «…играл де царевич в тычку ножиком с ними на заднем дворе, и пришла на него болезнь - падучей недуг - и набросился на нож». Взрослые подтверждали: «…да в ту пору, как ево било, покололся ножом сам и оттого помер».

Комиссия, рассмотрев показания свидетелей, пришла к однозначному выводу, что имел место несчастный случай во время приступа «падучей». После изучения всех документов 2 июня 1591 г. «Освященный собор» и боярская дума объявили народу: «Царевичу Дмитрию смерть учинилась Божьим судом».

Теперь уже участников бунта в Угличе постигла жестокая расправа: братья Михаил, Андрей и Григорий Нагие были заточены в острогах дальних городов, а мать царевича Мария Нагая была пострижена в монахини и сослана в отдаленный монастырь. Наказали и многих горожан. Судьба же угличского колокола, известившего об «убиении» царевича Дмитрия, стала под стать человеческой: его лишили одного «уха» и под крепкой стражей «сослали» в далекий Тобольск.

Учитывая непростую политическую ситуацию тех времен, некоторые скептики по сей день говорят: «А не могли ли доверенные люди Бориса Годунова в розыскное дело вставить определенные листы, свидетельствующие в его пользу?» Проведенные в наши дни научные исследования подтвердили абсолютную подлинность составленного «Обыска».

И все-же еще продолжают появляться публикации о преднамеренном убийстве царевича Дмитрия. Даже многие из именитых ученых не перестают утверждать, что имена настоящих исполнителей убийства, как видно, никогда не будут известны. Может быть, это были наемники, которых в Угличе никто не знал, они могли без затруднений попасть на территорию кремля, так как он практически не охранялся. Совершив злодейство, преступники покинули территорию дворца и, на конях, покинули город. Версии этих ученых основываются на раскладе политических сил тех времен.

Они полагают, что смерть царевича Дмитрия была выгодна в первую очередь Василию Шуйскому. Но спустя 13 лет после трагедии Шуйский признает в самозванце Лжедмитрии «убиенного царевича», а через 2 года после этого, «выкликнутый» на царство, он в своих грамотах объявил народу, что Дмитрий «умре подлинно и погребен в Угличе». Довольно неприглядной была и роль матери Дмитрия Марии Нагой. Привезенная из монастыря для очной встречи, она также признает в Лжедмитрии своего сына, наскоро придумав сказку о якобы «подмененном Дмитрии» во время приступа, и что тогда погиб «подменный» ребенок.

По одной из имеющихся версий, Дмитрия убили по приказу Бориса Годунова, при этом убийцы преднамеренно дали царевичу в руки острый нож во время игры и терпеливо ждали, когда царевич во время приступа эпилепсии сам наколется на него. Неправдоподобность такой ситуации очевидная.

Не обошла стороной история смерти царевича Дмитрия и великого русского писателя А.Чехова. После окончания медицинского факультета он собирался защитить диссертацию на тему: «Врачебное дело в России» и в этой диссертации хотел при помощи медицинских данных подойти к решению исторической разгадки смерти царевича Дмитрия. Изучая данные о смерти мальчика, Чехов с сожалением написал, что судебная медицина в проведенном исследовании совершенно отсутствовала.

Царевич страдал «черным недугом», «падучей болезнью»-тяжелейшей эпилепсией, сопровождавшейся неожиданно возникавшими частыми, продолжительными приступами-припадками. В наше время медицина рассматривает эпилепсию как нервно-психическое заболевание, в некоторых случаях приводящее к распаду личности. Истории известны многие примеры эпилепсии у знаменитых людей: , Ф.Достоевский, В.Гог, Г.Флобер… Все они, страдая «падучей болезнью», сохраняли интеллектуальный и творческий потенциал. Но эти примеры подтверждают лишь исключение из правил.

Об этом заболевании известно с древних времен. Уже в IV столетии лечение эпилепсии подразделялось на диетическое, хирургическое и фармакологическое. Диетические методы рекомендовали растирание тела больного винным уксусом и оливковым маслом, запрещали употребление некоторых видов рыб, мяса и дичи; хирургические-кровопускание, нанесение порезов на различных частях тела, трепанацию черепа; фармакологические - применение трав, отваров. Рекомендовались также постоянные молитвы и голодание, ношение амулетов. Чрезвычайно эффективным считали прижигание кожи головы в затылочной области. Но все эти средства мало помогали.

И, конечно, царевич был обречен - мальчик с издерганной психикой, искалеченный дурным воспитанием. Если взглянуть на Дмитрия обычными человеческими глазами без «исторической» подоплеки, то в роковой день, 15 мая, он вышел во двор, измученный тяжелейшим приступом, где его ожидали сверстники.

Последний перед смертью приступ длился у него непрерывно в течении двух дней. Он искусал руки мамок и нянек, старавшихся удержать выгибающееся в судорогах тело.

В медицинской практике отмечены случаи припадков «падучей», когда больной бывает застигнут приступом в самом неожиданном месте. Зачастую эпилептики наносят себе довольно тяжелые телесные повреждения при ударах о землю и окружающие предметы. Все это как бы подтверждает версию о несчастном случае, или версию об «убийстве без убийцы». Но медицинская практика ни разу не зафиксировала случая смерти, подобной смерти царевича Дмитрия. Получается, что медицинская статистика если не отвергает, то как бы ставит под сомнение версию «убийства без убийцы», так же, как и версию о несчастном случае во время приступа эпилепсии.

Какая же настоящая причина смерти царевича Дмитрия?

Наблюдательного А.Чехова не мог не заинтересовать вопрос: мог ли Дмитрий нанести смертельное колото-резаное ранение в области шеи своей рукой? Вот что написал он на этот счет издателю Суворину: «По поводу падучей возможно прочесть в любом учебнике по нервным болезням, а также и (для исследователя это нужно) в соответствующем отделе судебной медицины. Но Вы не специалист, не разберетесь в медицинском хаосе. Я возьму клочок бумаги и вкратце набросаю Вам все, что нужно, и объясню, буде сумею. Зарезать себя мальчик мог».

Ну а что говорит нам судебно-медицинская экспертиза нашего времени о подобного рода случаях? Может ли пострадавший причинить себе повреждения своей рукой?

Безусловно, может. Современной судебно-медицинской практике известно немало случаев смертельных исходов у эпилептиков, которые в момент приступа держали в руках колющие и режущие предметы. По этой причине Положение об охране труда запрещает лицам, страдающим эпилепсией, работать на производствах, связанных с механизированным трудом. А могла ли так быстро, как в случае с царевичем Дмитрием, наступить смерть при ножевой ране на шее?

Медицина по этому вопросу отвечает положительно: смерть наступает от воздушной эмболии сердца, то есть от попадания воздуха в правый его желудочек, при травмах сосудов шеи. Количество воздуха от 20 до 100 мл может вызвать смертельный исход раненого. И при быстром попадании даже сравнительно небольшого количества воздуха в сосудистое русло смерть как правило наступает немедленно, что и произошло, по-видимому, с царевичем Дмитрием.

Историография до сих пор не обладает информацией, позволяющей утверждать о причастности Бориса Годунова или Василия Шуйского к смерти царевича Дмитрия.

А многочисленные факты судебной медицины и данные экспертной практики говорят за то, что он мог погибнуть при повреждении сосудов шеи ножом, который держал в руке, во время приступа «падучей».

Учитывая подтвержденную современными научными исследованиями достоверность материалов тщательно проведенного после трагедии «Обыска» в Угличе и возможность нанесения себе, при случаях эпилепсии, смертельных уколов, что подтверждается современной практикой судебно-медицинской экспертизы, смерть сына Ивана Грозного царевича Дмитрия следует трактовать как несчастный случай.

«Угличское дело»

«Угличское дело» и по сей день является одной из неразрешённых и, скорее всего, неразрешимых загадок российской истории. Современные криминалисты в шутку называют его самым старым «висяком» или «глухарём» отечественной криминалистики. Исследователи, вдоль и поперёк изучившие многотомные материалы этого следствия, вот уже несколько столетий ломают копья в спорах: что же на самом деле произошло в Угличе 15 мая 1591 года? Можно ли вести именно от этой даты начало Смуты в Российском государстве? Был ли царевич убит? Погиб в результате несчастного случая? Может быть, на русском престоле в 1605-1606 гг. находился не самозванец, а последний представитель династии Рюриковичей?

Увы, современная историческая наука не имеет однозначного ответа ни на один из этих вопросов.

Только официальная трактовка «угличской драмы» в конце XVI - первой половине XVII веков менялась трижды. Следственная комиссия В. Шуйского в 1591 году объявила о «несчастном случае». В 1605 году, при появлении Лжедмитрия I в Москве, все «свидетели» и следователи в один голос заговорили о подлоге и убийстве двойника. А уже через год они же признали сына Ивана IV Грозного, царевича Дмитрия Ивановича «убиенным в Угличе» , а сидящего на троне монарха – самозванцем. Сразу после низвержения Лжедмитрия I и восцарения В.Шуйского «убиенный отрок» Дмитрий в срочном порядке был признан святым, канонизирован русской православной церковью. Его прах столь же срочно доставили из Углича и захоронили в Архангельском соборе московского Кремля – усыпальнице русских царей.

Но кто покоится в этой гробнице? Действительно ли царевич Дмитрий?

Ответа тоже нет.

Все отечественные и зарубежные историки, так или иначе соприкасавшиеся в своих исследованиях с сюжетами начала XVII века (Смутного времени), не могли обойти вниманием «угличское дело».

Большинство исследователей отмечало тот факт, что материалы следствия, словно нарочно, подобраны так, чтобы на их основании можно было вынести любое решение. Многие фрагменты дела перепутаны или исчезли в результате переформирования «столбцов», характерных для делопроизводства XVI века, в более привычные нам «тетради».

В начале XIX века, с лёгкой руки Н.М.Карамзина, наибольшую популярность в обществе получила версия об убийстве царевича по приказу Годунова. Именно эта трактовка вдохновила А.С.Пушкина на создание драмы «Борис Годунов», А.К. Толстого – трагедий «Царь Борис» и «Царь Федор Иоаннович».

Последующие исследователи (С.М.Соловьёв, С.Ф. Платонов, В.К.Клейн) больше склонялись к «несчастному случаю», хотя и указывали на то, что следствие проведено московской комиссией В. Шуйского крайне недобросовестно. Н.И.Костомаров, К.Н. Бестужев-Рюмин, И.С.Беляев и другие весьма уважаемые историки XIX века придерживались версии о возможной «подмене» царевича двойником и последующем его появлении в качестве Лжедмитрия I.

Сохранившиеся документы «угличского дела» оставляют немало сомнений в случайном самоубийстве царевича, но в то же время они не дают никаких оснований для обвинения Б.Годунова в преднамеренном убийстве.

Именно поэтому дискуссия о событиях в Угличе продолжалась и продолжается до сих пор. Возникают новые версии, у каждой из которых немало приверженцев и противников.

Предыстория «угличской драмы»

В 1584 году умер Иван VI Грозный. На престол взошёл его сын Фёдор Иоаннович. Подозревая, что недалёкий и слабый здоровьем царевич не сможет править самостоятельно, Грозный учредил при нём нечто вроде регентского совета, куда вошли дядя Фёдора Никита Юрьевич Романов, бояре Богдан Бельский (Вельский), Иван Мстиславский, Иван Шуйский и шурин царя, брат царицы Ирины – Борис Годунов.

«Опекуны» очень быстро перессорились между собой. Годунов, устранив всех своих конкурентов, полностью подчинил себе безвольного монарха и фактически стал первым лицом в государстве.

Между тем, в стране назревал династический кризис. Фёдор Иоаннович не имел наследника. Его единственная дочь (царевна Феодосия) умерла в раннем детстве.

Последний сын Ивана Грозного – царевич Дмитрий – был рождён от седьмого, непризнанного церковью брака Ивана IV с худородной боярыней Марией Фёдоровной Нагой, а потому не мог считаться законным претендентом на престол. Царевичу выделили в удел Углич - город, часто находившийся в собственности удельных князей Московского дома. Однако ни Дмитрий, ни его семья не стали в действительности удельными владыками. Отправка в Углич была фактически ссылкой опасных конкурентов в борьбе за власть. Удельные права князя ограничивались получением части доходов уезда. Административная власть принадлежала присланным из Москвы служилым людям, и в первую очередь дьяку Михаилу Битяговскому. Воспитывали молодого царевича мать, многочисленная родня - Нагие и обширный придворный штат.

В случае смерти Фёдора Иоанновича, у Дмитрия (пусть незаконнорожденного, но царского сына) было больше шансов занять русский престол, чем у бояр Годунова, Шуйского или кого-либо из Романовых. Это понимали все. Но в 1591 году царь Фёдор был ещё жив, и никто не мог поручиться, что наследника у него точно не будет.

Угличские события: три версии

15 мая 1591 года царевич вместе с матерью возвратился из церкви. Мария Нагая отпустила Дмитрия поиграть во дворе с четырьмя мальчиками. За ними наблюдали нянька, кормилица и постельница. Во время игры царевич упал на землю с ножевой раной в горле и тут же умер. Во двор Угличского кремля сбежались горожане. Мать царевича и её родственники обвинили в убийстве присланных из Москвы людей, которые были в тот же день растерзаны толпой.

19 мая из Москвы прибыла комиссия в составе митрополита Сарского и Подонского Геласия, боярина князя Василия Ивановича Шуйского, окольничего Андрея Петровича Клешнина и дьяка Елизария Даниловича Вылузгина. Комиссия провела следствие и пришла к выводу, что царевич, страдавший эпилепсией, играл ножом и в припадке сам на него накололся.

В 1605 году в Москве восцарился некий молодой человек, который утверждал, что он - Дмитрий, спасшийся от убийц благодаря подмене. Ставший царем после его свержения Василий Шуйский, главный деятель угличской комиссии, заявил, что Дмитрий был убит в Угличе по приказу Бориса Годунова. Именно тогда появилась гробница царевича Дмитрия в Архангельском соборе, а сам Дмитрий был объявлен святым.

От тех далёких дней нам остались три взаимоисключающие версии произошедшего:

царевич погиб в результате несчастного случая;

царевич был убит по приказу Бориса Годунова;

царевича хотели убить, но он спасся.

Несчастный случай?

Основа этой версии - следственное дело, составленное комиссией в Угличе. Вот как вырисовывается из этого документа то, что произошло.

Мамка Василиса Волохова заявила следствию, что царевич страдал эпилепсией, «чёрной немочью». 15 мая царица ходила с сыном к обедне, а потом отпустила гулять во внутренний дворик дворца. С царевичем были мамка Василиса Волохова, кормилица Арина Тучкова, постельница Марья Колобова и четверо сверстников, в том числе сыновья кормилицы и постельницы. Дети играли в «тычки» - втыкали броском нож в землю, стараясь попасть как можно дальше. Во время игры у царевича начался припадок. По словам няньки, «и бросило его на землю и тут царевич сам себя ножом поколол в горло, и било его долго, да туто его и не стало».

Убийство царевича Дмитрия, гравюра Б. Чорикова, XIX в.

Михаил Федорович Нагой, брат царицы: «Царевича зарезали Осип Волохов, да Микита Качалов, да Данило Битяговской».

Григорий Федорович Нагой, другой брат царицы: «И побежали на двор, ажно царевич Дмитрий лежит, набрушился сам ножем в падучей болезни».

Товарищи Дмитрия по играм: «Пришла на него болезнь, падучий недуг, и набросился на нож».

Кормилица Арина Тучкова: «И она того не уберегла, как пришла на царевича болезнь черная, а у него в те поры был нож в руках, и он ножем покололся, и она царевича взяла к себе на руки, и у нее царевича на руках и не стало».

Андрей Александрович Нагой: «Прибежал туто ж к царице, а царевич лежит у кормилицы на руках мертв, а сказывают, что его зарезали».

Дмитрий погиб, как бы сейчас сказали «в обеденный перерыв», когда практически весь угличский «двор» разошёлся трапезничать по своим подворьям. Ушли братья царицы, уехал из дьячей избы глава угличской администрации Михаил Битяговский. Вслед за ним разошлись и его подчинённые – писаря и подьячие. Готовились к обеду и во дворце царевича, когда сын постельничей Петруша Колобов прибежал с известием о гибели Дмитрия.

Царица Мария Нагая выскочила во двор, схватила полено и начала бить им няньку Волохову. Тогда-то и были впервые названы имена предполагаемых убийц царевича: царица «почала ей, Василисе, приговаривать, что будто се сын ее, Василисин, Осип с Михайловым сыном Битяговского да Микита Качалов царевича Дмитрея убили».

Ударили в набат. К дворцу сбежалось всё население города. Прискакал на коне уже успевший захмелеть Михайло Нагой. Явились Андрей и Григорий Нагие.

Когда пришёл дьяк Михаил Битяговский с помощниками, науськиваемая братьями Нагими толпа набросилась на них. Они пытались укрыться в стоявшей посреди двора «брусяной избе», но угличане выбили двери и окна, вытащили спрятавшихся чиновников и убили. Затем убили Осипа Волохова и Данилу Битяговского. Хотели убить жену и дочерей Битяговского, но их спасло вмешательство священников.

Вскоре наступило отрезвление. Было ясно, что вот-вот из Москвы нагрянет следственная комиссия. Нужно было срочно найти доказательства вины убитых. За дело взялся Михайло Нагой. По его приказу на тела Битяговских, Качалова, Волохова и других убитых (а всего погибло 14 человек) положили оружие, измазанное куриной кровью.

Вечером 19 мая в Углич приехала следственная комиссия. Формально её возглавлял митрополит Геласий, но фактически руководил следствием боярин Василий Иванович Шуйский – будущий царь, отпрыск одной из самых знатных фамилий Русского государства.

Среди сторонников версии «несчастного случая» долго бытовало мнение, будто Годунов намеренно послал в Углич Шуйского – своего врага и конкурента в борьбе за престол. Тем самым он как бы хотел подчеркнуть свою непричастность к смерти царевича Дмитрия. Такой точки зрения придерживались С.Ф.Платонов, Р.Г.Скрынников, В.К.Клейн, советский историк И.С. Полосин. Позднейшие исследования доказали, что на самом деле, легенда о «плохих» отношениях В.И. Шуйского и Годунова была изобретена самим Шуйским после его восшествия на престол. Новый царь хотел отмежеваться от своего непопулярного предшественника и как-то примазаться к военной славе репрессированного при Фёдоре Иоанновиче своего родственника – Ивана Шуйского, весьма популярного военачальника и героя Ливонской войны.

Шуйские и Годуновы принимали самое активное участие в опричнине. Они являлись «свойственниками» - брат В.И. Шуйского Дмитрий был женат на родной сестре жены Бориса Годунова. В 1591 году Шуйский старался со «свояком» и всесильным правителем Годуновым не ссориться, и не упустил бы случая ему угодить.

Именно из-за поведения В.И. Шуйского историки никогда всерьёз не воспринимали документы следственного дела. В качестве главы следственной комиссии он подтвердил: царевич закололся в эпилептическом припадке. Тогда именно так было нужно Годунову. При вступлении на престол Лжедмитрия I Шуйский сначала не признал нового царя, но потом заявил, что не видел в Угличе тела убитого царевича. Овладев царским троном, тот же Шуйский объявил торжественно: царевич Дмитрий «заклан бысть» от «лукавого раба Бориса Годунова», и установил почитание нового святого мученика.

Н.И. Костомаров писал: «Следственное дело для нас имеет значение не более, как одного из трех показаний Шуйского, и притом такого показания, которого сила была уничтожена дважды им же самим» .

Подозрения в фальсификации увеличивались при анализе самого дела: листы перепутаны, нет записей допросов многих важных свидетелей. Возможно, еще члены комиссии Шуйского вырезали из него одни показания и вклеили другие? Однако тщательное исследование, проведённое в начале XX века опытным архивистом К. Клейном, отвергло такого рода подозрения: просто за многие века часть листов оказалась испорченной и утраченной, а часть - перепутанной.

В деле нет показаний матери погибшего царевича Марии Нагой и одного из её старших братьев – Афанасия Фёдоровича Нагого. Согласно известной версии, Афанасий Нагой во время следствия находился в Ярославле и не мог быть опрошен. Но точно неизвестно, где именно он был во время происшествия 15 мая, и никто из фигурантов дела его не упоминает ни словом. Допрашивать же царицу не имели права ни бояре, ни даже патриарх. Но только она одна могла рассказать, почему сразу назвала убийцами Данилу Битяговского, Никиту Качалова и Осипа Волохова.

2 июня 1591 года «Освященный собор» и боярская дума решили: «Царевичу Дмитрию смерть учинилась божим судом», и в смерти последнего Рюриковича никто не виноват.

Убит по приказу Годунова?

Эта версия всплывала трижды, и при совершенно разных обстоятельствах.

15 мая 1591 года Нагие обвинили в смерти царевича Бориса Годунова, назвав непосредственными исполнителями преступления его «агентов» в Угличе – Битяговских и Волоховых. В умысле (хотя и неудачном) на убийство Дмитрия обвинял Годунова Лжедмитрий I. 17 мая 1606 года Лжедмитрия I свергли с престола и через два дня царём «выкликнули» Василия Шуйского, который торжественно объявил, что царевич Дмитрий был убит по приказу Годунова.

Вскоре появились новые самозванцы, утверждавшие: да, убитый в Москве царь был и впрямь «вор и еретик Гришка Отрепьев», а вот он - подлинный Дмитрий. Чтобы доказать самозванство любого возможного претендента на роль Дмитрия, «убиенного» в Угличе царевича объявили святым мучеником. «Мог ли рискнуть русский человек XVII века усомниться в том, что говорило «житие» царевича и что он слышал в чине службы новому чудотворцу?» - писал С. Платонов.

Усилиями нескольких поколений исследователей выяснено, как постепенно, от сказания к сказанию, от повести к повести, от года к году обрастала противоречивыми подробностями версия об убийстве царевича по приказу Годунова. Древнейший из этих памятников - так называемая Повесть 1606 года - вышла из кругов, близких к Шуйским, заинтересованных в том, чтобы представить Дмитрия жертвой властолюбия Бориса Годунова. Авторы более поздних «сказаний» были уже связаны в своей концепции житием святого царевича Дмитрия. Отсюда и разногласия. В одном сказании обстоятельства самого убийства вообще не описаны; в другом - убийцы нападают на царевича во дворе, открыто; в третьем - подходят к крыльцу, просят мальчика показать ожерелье и, когда он поднимает голову, колют ножом; в четвертом - злодеи прячутся под лестницей во дворце, и, пока один из них держит царевича за ноги, другой убивает.

Источники, сообщающие об убийстве Дмитрия, противоречивы, основаны на официальной версии, которую нельзя было оспаривать или даже подвергать сомнению, не попав в еретики.

Следственное дело, как мы уже упоминали, не является источником более достоверным, чем сказания, жития и летописи. Кто мешал следователям при неграмотности большинства свидетелей писать что угодно?

Очевидцами смерти царевича были мамка Василиса Волохова, постельница Марья Колобова, кормилица Арина Тучкова и четверо сверстников Дмитрия. Вряд ли эти люди были грамотны и имели возможность проконтролировать, что именно записал за ними дьяк.

Подозрительно ещё одно обстоятельство - навязчивое повторение всеми свидетелями: «покололся ножем сам». На следствии об этом говорят не только непосредственные очевидцы, но и те, кто знает о смерти Дмитрия со слов других людей. Но ведь все горожане тогда верили в насильственную смерть царевича и истребляли его предполагаемых убийц.

Часто утверждают, что Годунов не был заинтересован в смерти царевича, чья гибель принесла ему больше бедствий, чем мог принести живой Дмитрий. Напоминают, что сын от седьмой (или шестой) жены Ивана Грозного официально не имел права на престол, а у царя Федора Ивановича вполне мог родиться наследник и после убийства царевича. Все это внешне логично. Но когда через четырнадцать лет на окраинах Русского государства появился некто, выдававший себя за сына Ивана Грозного, одно имя Дмитрия всколыхнуло огромную страну. Многие встали под его знамена, и никто не вспомнил, от какого по счету брака он родился.

Между тем, Годунов серьёзно опасался царевича и его родни. Даже если бы у царя Федора родился сын, вряд ли сын слабоумного царя правил бы самостоятельно. Борис остался бы опекуном государя и фактическим правителем. Для такого наследника его дядя Дмитрий был бы реальным соперником, ибо в Угличе, как свидетельствуют очевидцы, подрастал ярый враг царского шурина.

Голландец Исаак Масса рассказывает: «Дмитрий нередко спрашивал, что за человек Борис Годунов, говоря при этом: «Я сам хочу ехать в Москву, хочу видеть, как там идут дела, ибо предвижу дурной конец, если будут столь доверять недостойным дворянам».

Немецкий ландскнехт Конрад Буссов сообщает, что Дмитрий вылепил однажды несколько фигур из снега, каждой дал имя одного из бояр и стал затем отсекать им головы, ноги, протыкать насквозь, приговаривая: «С этим я поступлю так-то, когда буду царем, а с этим эдак». Первой в ряду стояла фигура, изображавшая Бориса Годунова.

Вряд ли случайно и Нагие сразу обвинили в смерти царевича именно агентов Годунова. Они ждали и боялись этого часа.

Но значит ли всё это, что Годунов действительно подсылал убийц к царевичу, что Битяговский и Качалов перерезали ему горло? Скорее всего, нет. Осторожный Годунов не стал бы рисковать так глупо. Если бы убийц схватили и допросили с пристрастием, вряд ли они стали бы молчать о «заказчике» преступления.

Российский историк В.Б. Кобрин в ряде своих работ высказывает мнение о том, что непосредственной «исполнительницей» воли Годунова была как раз нянька Василиса Волохова. Если мальчик, действительно, страдал эпилептическими припадками, то ему не следовало позволять играть с острыми предметами. С этой точки зрения поведение воспитательницы может быть расценено не как оплошность, а как преступление. Именно поэтому, считает Кобрин, царица набросилась на няньку Волохову, обвинив её и её сына в убийстве Дмитрия.

Но здесь следует вспомнить нравы тогдашней аристократии. Никто из знатных мужчин XVI века не расставался с оружием ни при каких обстоятельствах. Утрата оружия означала бесчестие. Царевич, помимо ножа, тешился и с сабелькой, и с настоящим кинжалом – куда более опасным оружием, нежели ножичек для детской игры в «тычку». Отобрать у царского сына нож не решилась бы ни одна женщина, даже сама царица.

С точки зрения современной медицины, случайное самоубийство царевича – маловероятно: эпилептические судороги не позволили бы удержать в руке никакой предмет. А самому проткнуть себе горло даже самым острым ножом, который лежит на земле – практически невозможно.

В следственном деле не сохранилось ни описания ножа, ни подробного описания места происшествия, ни упоминания о том, кто из мальчиков находился рядом с царевичем в тот момент, когда у него начался припадок. Следователи не допрашивали всех детей, ограничившись лишь показаниями старшего – Петруши Колобова. Могло случиться так, что нож, на который накололся Дмитрий, находился в руках одного из его товарищей по игре. Например, того же Петруши Колобова или сына кормилицы Тучковой. Если бы этот факт всплыл на следствии, вряд ли ребёнка оставили бы в покое. Возможно, поэтому все очевидцы происшествия старались подчеркнуть в своих показаниях, что царевич «набросился на нож сам».

Самозванец ли?

Версия о спасении царевича путём подмены его двойником довольно редко проникает на страницы современной литературы. Между тем, её нельзя считать просто плодом досужего вымысла. В спасение Дмитрия верили (или хотя бы допускали эту возможность) крупный специалист по генеалогии и истории письменности С.Д. Шереметев, профессор Петербургского университета К.Н. Бестужев-Рюмин, видный историк И. С. Беляев и другие серьёзные историки конца XIX - начала XX вв. Книгу, специально посвященную обоснованию этой версии, выпустил известный журналист А.С.Суворин.

Основными источниками версии являются рассказы самого мнимого Дмитрия, которые зафиксированы в сохранившихся дневниках Марины Мнишек; некоторые намёки, разбросанные в письмах иностранцев (в частности - английского дипломата Джерома Горсея), свидетельства современников о поведении Лжедмитрия I в период его краткого правления.

Дневники Марины Мнишек и свидетельства других поляков дают версию «спасения» царевича, которая в корне отличается от того, что происходило в Угличе 15 мая 1591 года.

По словам М. Мнишек, Дмитрия спас некий иностранный врач Симон. Он подложил на место царевича другого, внешне похожего мальчика. Этого мальчика и задушили в Угличе. Между тем, ни один из русских источников не упоминает никакого врача Симона при дворе Марии Нагой. Дмитрий погиб средь бела дня на глазах семерых свидетелей от ножевой раны. Утверждавший, что он и есть царевич, был не в курсе угличских событий, следовательно – самозванец. С другой стороны, если настоящего царевича подменили гораздо раньше, то о случившемся с его «двойником» он мог и не знать.

Джером Горсей, находившийся в мае 1591 года в Ярославле, оставил небезынтересные свидетельства о действиях бояр Нагих сразу же после смерти царевича. Из них складывается впечатление, что родственники царицы заранее эту «гибель» предвидели и готовили. «Эмиссаром» Нагих в Ярославле и Москве выступил Афанасий Нагой, о котором нет никаких упоминаний в «угличском деле». Уже вечером 15 мая Афанасий сообщил Горсею, что Дмитрий убит агентами Годунова, а царица отравлена. Этот слух приверженцы Нагих постарались распространить в Ярославле, а также и в Москве. В Ярославле ударили в набат, но поднять народ на восстание не удалось. В конце мая 1591 года в Москве случилась серия сильных пожаров. Братья Нагие активно распространяли слухи о том, что Годуновы повинны не только в убийстве царского сына, но и в злодейском поджоге Москвы. Эти слухи распространились по всей России и проникли за рубеж. Царские дипломаты, отправленные в Литву, принуждены были выступить с официальным опровержением известий о том, что Москву «зажгли Годуновых люди». «Поджигателей» потом нашли. Ими оказались холопы бояр Нагих. Материалы о московских и ярославских событиях не вошли в «угличское дело», впоследствии были утрачены, а потому никогда не рассматривались историками в контексте событий, связанных с гибелью царевича.

Р.Г.Скрынников, один из известнейших советских специалистов по эпохе «смуты», писал:

Возможно, в 1591 году для Годунова не было политической необходимости в устранении Дмитрия. А вот для его противников – была. Мнимое убийство царевича могло являться частью плана братьев Нагих, решивших организовать государственный переворот. В случае удачи они бы предъявили «спасённого» племянника и стали бы первыми лицами в государстве.

В пользу версии о подмене царевича говорит и факт намеренного истребления родственниками царицы всех «ненадёжных» лиц, которые могли бы признать в убитом другого мальчика и сказать об этом московской комиссии – Битяговских, Волохова, Качалова, дьяков приказной избы и других «свидетелей», знавших Дмитрия в лицо. По некоторым свидетельствам, царица Мария Нагая приказала также убить и «убогую» девицу, которая ходила во дворец играть с царевичем и могла сболтнуть лишнее. Ведь никто из приезжих москвичей Дмитрия не видел, и поручиться за то, что убит именно он, не мог.

Противники «отрепьевской» версии и по сей день твердят, что Лжедмитрий I был нерусским по происхождению. Одни видят в нём белоруса или украинца, подвергшегося ополячиванию; другие приписывают ему итальянское, французское, немецкое, португальское и даже еврейское происхождение. Однако в конце XIX века исследователь отношений России и папского престола П. Пирлинг разыскал в ватиканском архиве собственноручное письмо Лжедмитрия I на польском языке. К апологетической оценке Пирлингом личности самозванца можно относиться по-разному, но проведённые им графологические и текстологические исследования показали, что Лжедмитрий I не владел польским языком, как родным. Более того - начертания многих латинских букв с головой выдавали в нём человека, привыкшего писать кириллицей.

Современники единодушно отмечают, с какой поразительной, напоминающей петровскую, смелостью молодой царь Дмитрий Иванович нарушал сложившийся при московском дворе этикет. Царю прилично было быть спокойным и неторопливым, истовым и важным. Этот действовал с темпераментом названого отца (без его жестокости). Дмитрий не вышагивал медленно по дворцу, а стремительно переходил из одной комнаты в другую, так что даже его личные телохранители порой не знали, где его найти. Толпы он не боялся, не раз в сопровождении одного-двух человек скакал по московским улицам. Он даже не спал после обеда. Всё это крайне непохоже на расчётливого самозванца. Вспомним, как старательно пытался Пугачёв копировать формы екатерининского двора. Считай Лжедмитрий себя самозванцем, он уж наверняка сумел бы заранее освоить этикет и обычаи московского двора, постарался бы сразу не ссориться с боярами, не вызывать недоумение своими «странными» поступками, да и в плане личной безопасности не был бы столь беспечен. Лжедмитрий I помиловал Василия Шуйского – главного составителя «угличского дела», который должен был первым уличить его в самозванстве. В благодарность Шуйский организовал государственный переворот, и его сторонники мнимого Дмитрия убили.

Сомнительна также эпилепсия царевича. Излечение от этой болезни, даже при современном развитии медицины, совершенно невозможно. За всё время правления (почти год) у Лжедмитрия I не было зафиксировано ни одного припадка. Между тем, версия о «падучей» настоящего сына Ивана Грозного тоже может быть подвергнута сомнению. Она появилась лишь в «угличском деле». Кроме родственников, нянек и игравших с ним детей – лиц заинтересованных – никто припадков Дмитрия никогда не видел. «Эпилепсия» могла быть придумана Нагими, чтобы сбить с толку следствие: «несчастный случай» во время припадка выглядел более правдоподобным.

Лишь в XX веке историками были обнаружены сведения о том, что мать царевича, Мария Нагая, всё-таки делала заупокойные вклады по своему сыну. Один из них был сделан в годовщину гибели Дмитрия – в мае 1592 года, когда страсти вокруг угличских событий уже улеглись. Служить «за упокой» по живому человеку просто для отвода глаз не имело смысла, да и вряд ли в XVI веке кто-либо мог решиться на столь кощунственный поступок…

Несмотря на обилие исторических версий, вопрос о личности первого самозванца, а также о том, кому на самом деле была выгодна смерть царевича Дмитрия, остаётся открытым.

Елена Широкова

По материалам:

Скрынников Р.Г. Борис Годунов. – М., Наука, 1978

Он же. Самозванцы в России в начале XVII века. Григорий Отрепьев. - Новосибирск, Наука, 1990.

Примеряли на себя обличие молодого чудом спасшегося царя.

Маленький наследник большого государства оказался первым в очереди на трон после смерти старшего сводного брата . И он, несомненно, стал бы царем, если бы дожил до этого момента. Федор умер в 1598 г., Дмитрий же погиб в 1591 г. 15 мая 1591 г. колокол церкви ударил в набат, оповещая тем самым весь Углич о смерти маленького наследника. Слух о смерти с огромной скоростью распространился в толпе, с той же скоростью в той же толпе распространилась версия о том, что Дмитрия убили.

Гибель маленького царевича Дмитрия в Угличе

На момент своей кончины Дмитрию было семь лет и почти семь месяцев. Обстоятельства его смерти стоит рассмотреть более внимательно. Ибо до сих пор они вызывают сомнения у многих историков. Расследованием драмы в Угличе занимался , он указал в манифесте, что мальчика погиб. Это в последствие стало основанием для причисления Дмитрия к лику святых.

Гибель маленького Дмитрия в городе Угличе породило две версии произошедшего 15 мая 1591 г.:

1. Борис Годунов послал в Углич убийц. Когда Дмитрий пребывал в саду с кормилицей, один из убийц ударил мальчика ножом по горлу, а его сообщники добили потом. Мария Нагая, мать Дмитрия сразу же прибежала в сад и стала кричать. Но никто ее не услышал, так как было время после обеда. Многие были в своих спальнях. Лишь сторож церкви видел что произошло и ударил в набат. Прибежала толпа, предполагаемых убийц поймали и забили до смерти.
2. Другая версия гласит, что царевич играл в ножечки и случайно напоролся на один из них. Следственная комиссия вынесла вердикт, который подтверждал эту версию.

Сколько бы ни пытались объявить убийцей мальчика, но тогда это было ему не выгодно и не целесообразно. Борис может и желал получить престол, но в тот период не только Дмитрий был препятствием. Федор был жив, его жена Ирина здорова и они ждали прибавления в семействе. Все сообщения о том событии противоречили друг другу, они носили прямо противоположный характер. Не стоит забывать о человеке, от которого в основном поступали эти данные - это .

Дмитрий и его мать были переселены Федором в Углич несколько лет назад. Вместе с ними во дворце прибывала и охрана. Семья чувствовала ее враждебное отношение к ним. Несмотря на свой юный возраст, ощущал это и Дмитрий. Сам мальчик обладал нравом буйным и порой даже жестоким. Есть сведения, что он охотно смотрел на то, как резали баранов и быков. А однажды в один из зимних месяцев попросил слепить несколько человек из снега, он дал им имена приближенных Федора, а потом с криками изрубил. Не забыл тогда Дмитрий и имя Бориса Годунова.

Убийство Дмитрия в Угличе

Убийство Дмитрия в Угличе, если оно имело место быть, вовсе не говорит о виновности именно Годунова. Даже назначение Шуйского главным в расследовании говорит скорее о обратном. Шуйский был из влиятельного рода, который берет свое начало от Александра Невского. И Василий был бы последним человеком, у которого стал бы искать поддержки. Назначение Шуйского на следствие скорее говорит о попытке Бориса сделать следствие как можно более прозрачным.

Итак, Дмитрий до своей кончины стал хворать. В нем обнаружили падучую болезнь. Сейчас считается, что мальчик страдал эпилепсией. После обеда мальчик с мамкой и кормилицей отправился на задний двор, с ним еще были четверо местных ребятишек. По показаниям мамки (а именно ее показания взяты следствием за основу) Дмитрий и дети играли в ножички, так называемые «тычки» - бросали ножи в цель. Опять встает вопрос: Как мальчику, который страдает эпилепсией, доверили играть с ножами? По показаниям свидетелей, когда царевич поранился, на крик мамки прибежала Мария Нагая. Мать по показаниям не кинулась к сыну, а мальчик умер не сразу, вместо этого Мария схватила полено и стала им избивать мамку, потому что та якобы не досмотрела за мальчиком. Кроме этого те люди кто еще прибежал позже и мальчики, игравшие с Дмитрием тоже, почему то не оказывали ему помощь. Весьма странное поведение.

Убийство царевича Дмитрия или случайность

На месте происшествия собралась толпа, прибежали братья царицы Григорий и Михаил. В покушении на убийство (а Дмитрий еще был жив) обвинили Осипа Волохова, а Михаила Битяговского с сыном приписали к сообщникам. На них указал Михаил Нагой. Толпа накинулась на молодых людей. Они были убиты.

Дмитрий Иванович после ранения долго мучился, кормилица держала его у себя на руках. При этом нет никаких сведений или же показаний свидетелей о том, когда мальчик умер. Если изучать протокол следствия, то улики и показания свидетелей там настолько разнообразны и несовместимы с собой, что это напоминает какую то несуразицу. Из следственных действий можно сделать следующие выводы:

• Мальчик убил себя сам случайно;
• Дмитрия убили, возможно, по заказу Бориса Годунова.

Человек, который ударил в набат в церкви, на самом деле ничего не видал. Не видел он, как погиб Дмитрий. Во время происшествия он вообще был дома. А в набат звонить стал по чьему-то приказанию. Но следствие не выяснило имя этого человека.

По совокупности сказанного можно сделать два достоверных вывода:

1. Царевич Дмитрий страдал эпилептическими припадками, это достоверно;
2. 15 мая 1591 г. царевич погиб - это произошло либо по нелепой случайности, либо вследствие преступления.

Было ли убийство царевича Дмитрия или это случайность или же он вовсе не погиб 15 мая не ясно до сих пор.

Окончание следствия о гибели царевича

Странно выглядит при всей этой ситуации поведение матери Дмитрия Марии Нагой. Увидев сына в конвульсиях после ранения, она не пытается помочь ему. Неужели чувство гнева, вылившиеся почему то на мамку Василису Волохову, стало преобладать над материнскими чувствами. Мария предпочитает напасть на мамку вместо того, чтобы помочь сыну. Такое поведение трудно объяснить.

Отсюда могут появиться мысли, что мальчик то вовсе и не умер, что это был вовсе не сын . В 1606 г. тело Дмитрия было извлечено из своего погребения в Угличе. При этом присутствовал некий Исаак Масса. Его показания говорят о том, что ребенок держал платок, а в другой горсточку орехов. Эти предметы в руках мальчика говорят о том, что тело его погребли в том же состоянии как Дмитрий и скончался. Значит ли это, что Дмитрий не играл в «тычку» так как руки были его заняты. Или же это был вовсе не Дмитрий… Наверное точно воссоздать картину гибели Дмитрия уже не удастся никогда.

Гибель царевича Дмитрия видео

Осенью 1580 года, в разгар Ливонской войны, грозный царь Иван Васильевич шумно отпраздновал в Александровской слободе свою восьмую свадьбу. На этот раз его супругой стала Мария, дочь боярина Федора Федоровича Нагого. В храме, где происходило венчание, не было ни митрополита, ни епископов. Литургию служил поп Никита, государев любимец из опричников, поставленный в священники Спасо-Преображенского собора по желанию Ивана Васильевича; он же и повенчал молодых.

Молчаливое попустительство церкви столь вопиющему нарушению ее уставов уже давно стало обычным делом. Когда после внезапной смерти третьей жены Марфы Васильевны Собакиной царь решил учинить дотоле неслыханное на Руси беззаконие, взяв себе четвертую супругу, Анну Алексеевну Колтовскую, он еще озаботился тем, чтобы получить святительское благословение этого брака. На церковном соборе Иван Васильевич жаловался духовенству, что злые люди чародейством извели его первую супругу Анастасию, отравили вторую, черкасскую княжну Марию Темрюковну, погубили третью; что в отчаянии, в горести он хотел посвятить себя житию иноческому, но видя жалкую младость сыновей и государство в бедствиях, дерзнул на четвертый брак, так как жить в мире без жены соблазнительно, и ныне, припадая с умилением, просит святителей о разрешении и благословении. Собор, возглавляемый новгородским архиепископом Леонидом, пошел на откровенную сделку с царем. Ради теплого, умильного покаяния государева решили утвердить брак, наложив на царя епитимью, а чтобы беззаконие царя не было соблазном для народа, пригрозили анафемой всякому, кто подобно государю дерзнет взять четвертую жену. Через год Иван Васильевич сослал надоевшую супругу в монастырь; главного своего пособника в этой женитьбе, архиепископа Леонида, вскоре приказал зашить в медвежью шкуру и затравить собаками, после чего, уже не советуясь с духовенством, разрешил сам себе еще несколько супружеств. Пятая жена Мария Долгорукова не сохранила для царя девственность и была утоплена; шестая и седьмая - Анна Васильчикова и Василиса Мелентьева - исчезли неизвестно куда.

Все на этой свадьбе было так же, как бывало и на предыдущих свадьбах царя, - визжали дудки, гнусаво блеяли рожки, тупо позвякивали бубенцы на бубнах, гости объедались диковинными блюдами - жареными лебедями, сахарными кремлями, мясом во всех видах, выпеченными из теста оленями, утками, единорогами, опивались дорогими винами, развязно шутили, орали пьяные песни. Необычно было лишь распределение свадебных чинов. За один стол с Иваном Васильевичем и Марией Федоровной уселись: посаженный отец царя его младший сын Федор, царский дружка князь Василий Иванович Шуйский, посаженная мать невесты Ирина Федоровна, жена царевича Федора, и царицын дружка - окольничий боярин и кравчий Борис Федорович Годунов, брат Ирины.

В тот день никто из присутствовавших на свадьбе не мог и предположить, что рядом с царской четой сидели те, кому в будущем суждено было, вопреки их происхождению и положению, наследовать московский престол. Судьба уже незаметно связала их судьбы, и с этого неприметного узелка начался отсчет Смутного времени.

Свадьба лишь ненадолго отвлекла царя от черных дум. Иван Васильевич пребывал в оцепенении, вызванном военными успехами поляков и шведов. Ливонская война близилась к своему бесславному концу. Шведский генерал Делагарди взял Нарву, вырезав в ней несколько тысяч жителей, овладел Корелою, берегами Ижоры, городами Ямом и Копорьем. Войска Стефана Батория брали в Ливонии и в самой Росии город за городом; Радзивилл, сын виленского воеводы, совершил набег на берега Волги и дошел до Ржева. Успехи воеводы Ивана Петровича Шуйского, отстоявшего Псков и тревожившего войско Батория смелыми вылазками, не могли вернуть грозному царю былого мужества и веры в непобедимость своего оружия. «Ты довольно почувствовал нашу силу; даст Бог, почувствуешь еще!» - гордо писал ему Баторий и насмехался: «Курица защищает от орла и ястреба своих птенцов, а ты, орел двуглавый, от нас прячешься... Жалеешь ли крови христианской? Назначь время и место; явись на коне и сразись со мной один на один, да правого увенчает Бог победой!» Ему вторил Курбский: «Вот ты потерял Полоцк с епископом, клиром, войском, народом, а сам, собравшись с военными силами, прячешься за лес, хороняка ты и бегун! Еще никто не гонится за тобой, а ты уже трепещещь и исчезаешь. Видно совесть твоя вопиет внутри тебя, обличая за гнусные дела и бессчисленные кровопролития!» Так оно и было. Иван Васильевич страшился измены и боялся посылать войско навстречу врагам; был уверен, что воеводы схватят его самого и выдадут Баторию.

Вскоре после свадьбы в Александровской слободе возобновились оргии, со скоморохами, девками и казнями. Иван Васильевич тяжело наливался вином, стараясь заглушить в себе страх и стыд за свое унижение. Он совсем охладел к своей новой супруге. Красота Марии не могла надолго прельстить пресытившегося царя, похвалявшегося тем, что он за свою жизнь растлил тысячу дев. Сохранилось известие, что он женился на ней лишь для того, чтобы успокоить царевича Ивана и ближних бояр, раздраженных его намерением добиваться руки английской королевы Елизаветы. Старея, Иван Васильевич начинал побаиваться старшего сына и порой ненавидел его, может быть, потому, что видел в нем себя. Участник - поначалу невольный - всех отцовских оргий и казней, царевич Иван платил царю тем же, все чаще заглушая страх перед родителем своеволием и дерзостью.

В ноябре 1581 года противостояние отца и сына разрешилось смертью царевича, умершего при неясных обстоятельствах. Неподвижно сидел царь у тела сына те трое суток, пока шли приготовления к погребению... Родные, духовные, окольничие, подходившие к нему с увещеваниями и утешениями, не могли добиться от него ни слова. В Архангельском соборе, куда из Александровской слободы на руках принесли гроб с телом царевича, царь, в одной черной ризе, приникнув к гробу, прорыдал всю службу и отпевание, и потом, после погребения, с тоскливым звериным воем долго бился о землю...

Возвратившись в Александровскую слободу, Иван Васильевич на некоторое время уединился ото всех. Но вот однажды он появился в боярской думе - истаявший, желтый, щуривший воспаленные глаза. В мертвой тишине торжественно объявил, что слагает с себя Мономахов венец и постригается в монахи, чтобы кончить дни в покаянии и молитве, в надежде на одно милосердие Господне; бояре же должны выбрать промеж себя достойного государя, которому он немедленно вручит державу и сдаст царство.

Нашлись такие, которые были готовы поверить в искренность царя. Однако большинство бояр, благоразумно опасаясь, что в случае их согласия у царя вдруг может исчезнуть влечение к схиме, принялись умолять его не идти в монастырь, по крайней мере до окончания войны. Иван Васильевич с видимым неудовольствием согласился продлить попечение о государстве и людишках, ему Богом врученных. Но в знак своей скорби он отослал в кремлевскую сокровищницу корону, скипетр и пышные царские облачения. Двор вместе с царем оделся в траур и отрастил волосы в знак покаяния. Иван Васильевич ежедневно служил панихиды. Каялся. Слал богатые дары на Восток, патриархам - в Константинополь, Антиохию, Александрию, Иерусалим, - чтобы молились об упокоении души его сына. Усиленно припоминал всех казненных и замученных им людей, вписывал их имена в синодики. О тех, кого не мог вспомнить, писал просто: «Они же тебе, Господи, ведомы!»

Вероятно, под влиянием покаянного настроения он примирился и с Марией. В феврале 1582 года, на втором году своего брака, она почувствовала себя беременной.

С.М.Прокудин-Горский. Покров, шитый Марией Нагой. Фото 1910 года.

Но вскоре Мария окончательно опостылела ему. Иван Васильевич возобновил проекты брачного союза с английским королевским домом. В августе 1582 года он послал в Лондон дворянина Федора Писемского обговорить условия его брака с Мэри Гастингс, племянницей королевы Елизаветы. О Марии Писемскому велено было сказать, что хотя у царя и есть жена, но она не какая-нибудь царица, а простая подданная, не угодна ему и ради королевиной племянницы можно ее и прогнать.

Осенью двор переехал в Москву. Здесь 19 октября, в день памяти святого мученика Уара, Мария родила мальчика, нареченного при крещении Дмитрием. (Возможно, имя для сына было выбрано ею в честь одного из своих предков. Нагие происходили из Дании. Их родоначальник Ольгерд Прега, в крещении Дмитрий, в 1294 году выехал из Дании к великому князю Михаилу Ярославовичу Тверскому, и был у него в боярах.) Восприемником царевича был выбран князь Иван Федорович Мстиславский, потомок древних князей литовских, породнившихся с царствующим домом.

Зимой 1584 года стало ясно, что девятый брак царя не состоится. Писемский писал из Лондона, что племянница королевы больна оспой и притом не хочет переменять веры. У Марии, ежеминутно ожидавшей разлуки с сыном и пострижения в монастырь, отлегло от сердца. Но ее будущее по-прежнему представлялось неясным.

В январе Иван Васильевич заболел: у него распухли половые органы, внутренности гнили, тело царя издавало отвратительный смрад. Два месяца страшной болезни, которую врачи затруднялись определить, хотя усматривали ее причину в прежней развратной жизни и необузданных страстях царя, превратили его в дряхлого старика. Однако никогда еще он так сильно не хотел жить. Отчаявшись в искусстве иноземных врачей, он раздавал щедрые милостыни монастырям, искал спасения в ведовстве знахарей и знахарок, которых по его приказу привозили в Москву с далекого севера...

Возле умирающего царя сцепились Годунов и Бельский. По их наущению Иван Васильевич каждый день составлял и менял завещания. Бельский настраивал его вручить управление государством в руки австрийского эрцгерцога Эрнеста, которого царь некогда хотел сделать польским королем. Кравчий оказался ловчее: добился передачи престола Федору и назначения при нем опекунского совета, куда вошел он сам, Бельский, боярин Никита Романович Захарьин и князья Иван Федорович Мстиславский и Иван Петрович Шуйский. Дмитрию с матерью царь назначил в удел Углич; воспитание царевича вверил Бельскому.

Это последнее завещание было подписано 15 марта. До кончины царя оставалось всего трое суток. За это время Бельский, позабыв про австрийского эрцгерцога, подбил Нагих - отца, братьев и дядей царицы - совместно добиваться престола для Дмитрия. То, что полуторогодовалый царевич по канонам церкви считался незаконнорожденным, не смущало их - все-таки он был природный государь, плоть от плоти грозного царя. Неизвестно, одобряла ли Мария планы заговорщиков; скорее всего ее и не спрашивали о согласии. Не исключено, что Бельский имел более далекие виды на будущее. Возможно, что, используя имя Дмитрия, он надеялся снять Мономахов венец с головы Федора, чтобы потом возложить его на себя, женившись на Марии.

18 марта Иван Васильевич почувствовал себя лучше. Повеселел, возобновил занятия государственными делами. Около трех часов пошел в баню, с удовольствием мылся, тешился любимыми песнями. Освеженный, накинул на себя широкий халат и велел подать шахматы. Принесли доску и два ларца с фигурами. Иван Васильевич опустил руку в свой ларец, вынул первую попавшуюся фигуру. Но клеток на доске вдруг стало слишком много, они плыли, мигали, меняли цвета... Невыносимая боль в груди и мгновенный приступ удушья погрузили все в темноту..

Еще по дворцу сломя голову бегали слуги, посланные кто за водкой, кто за розовой водой, еще врачи растирали бездыханное тело царя своими снадобьями, еще митрополит Дионисий наскоро совершал над ним обряд пострижения, - а Бельский уже приказал верным ему стрельцам закрыть ворота Кремля и принялся убеждать опекунов передать скипетр и державу Дмитрию.

Выезд семьи Ивана Грозного.
Миниатюра из Лицевого свода XVI в .

Тем временем ударили в колокол за исход души. Москвичи бросились в Кремль. Найдя ворота закрытыми, заволновались. Послышались крики, что Бельский извел великого государя и теперь хочет умертвить царевича Федора. Там и тут над головами людей уже колыхались бердыши, мушкеты, дреколье. Всем миром вытребовали из Кремля народного любимца Никиту Романовича и под охраной отвели его домой. Потом откуда-то появились пушки. Их поставили напротив Фроловских (Спасских) ворот и стали стрелять.

Бельский пошел на мировую. Спустя некоторое время стрельцы со стен крикнули, чтобы прекратили огонь. Ворота открылись, Годунов, Мстиславский, Шуйский и дьяки Щелкаловы вышли к народу. Они заверили горожан, что царевич и бояре целы, а Бельский повинился в измене и будет сослан воеводой в Нижний Новгород. Волнение мало-помалу улеглось.

Той же ночью Марию с сыном, ее отца, братьев и дядей выслали в Углич. Для приличия дали прислугу, стольников, стряпчих, детей боярских и почетный конвой - двести стрельцов. Всадники, подводы, телеги, кареты тронулись в темноту. Щелкали кнуты, ржали лошади; факелы бросали багряный отсвет на рыхлый снег, разваливавшийся под полозьями. Передают, будто Федор подошел к карете, в которой сидела Мария с Дмитрием.

Езжай, братец мой с Богом, - прошептал он, склонившись над младенцем. - Вот вырастешь, тогда поступлюсь тебе отцовским престолом, а сам в тихости пребуду...

Угличский царевич

Углич стоит на Волге, на обоих берегах. В XVI веке места здесь были пустынные, дикие. Вокруг - непролазные дебри, топи, заводи в ольхе и тростниках, столетние сосны и ели, валуны, вросшие в мох. Тонким голосом поет невидимый гнус, лоси и вепри с трудом продираются сквозь колтуны еловых ветвей. Для разбоя лучшего места не найти. Для спасения души тоже. Раньше, пока казанцев не усмирили, от татар житья не было. Казаки, поднимавшиеся по Волге на лодках, также своего не упускали, даром, что православные. После присоединения Казани на реке стало спокойно, миряне богатели торговлей, за городом множились тихие обители.

Сами угличане были не прочь потягаться древностью с Ростовом Великим: собственная угличская летопись сохранила предание о жившем здесь некоем Яне, приходившемся княгине Ольге не то братом, не то более дальней родней. По его имени и город долгое время носил название Яново поле, а потом стал называться Угличе поле - якобы от угла, который образует здесь Волга, круто поворачивая с севера на запад.

Углич - город самостоятельный. Все здесь свое - своя летопись, свой святой, свои князья. Последний удельный город в Московском государстве. Угличане привыкли, что ими владеют великие князья, братья московских государей. За своего господина стояли крепко, не щадя живота. Еще не так давно покушались вызволить из неволи Ивана и Дмитрия Андреевичей, племянников Ивана III Васильевича, которых он заточил в монастыре. Тогда государь в гневе рассеял многих угличан по другим городам. С тех пор Углич жил мирно. Последним угличским князем был Юрий Васильевич, брат грозного царя, поэтому опричный разгром и опалы город счастливо миновали.

Нового князя угличане приняли с радостью. Уже издали Мария увидела вышедшую из города навстречу поезду нарядную толпу горожан, духовенство, кресты, хоругви. Священнослужители говорили приветственные речи. Народ ликовал и падал ниц перед царской каретой.

В Преображенском соборе она долго молилась у гроба с мощами святого князя Романа Угличского. Потом поехала во дворец. Бродила по холодным, пустым каменным палатам, подыскивая, в какой комнате остановиться. Наконец выбрала самые дальние покои и уединилась в них с Дмитрием.

С.М.Прокудин-Горский. Дворец в Угличе

Как забыть кремлевские палаты, почет, власть, свою причастность к государственным делам и к тем, кто заправляет ими? Может быть, Нагие и смирились бы с жизнью в Угличе, если бы им ежедневно не напоминали самым унизительным образом о том, что они находятся в ссылке. Правда, с самим Федором высланные остались в прекрасных отношениях: Нагие посылали ему по праздникам пироги, царь одаривал их мехами. Но дворцовым хозяйством и всеми доходами полновластно распоряжался дьяк Михаил Битяговский, приставленный опекунами для присмотра за мятежной семьей. Он не позволял Нагим израсходовать ни одной лишней копейки сверх определенного им содержания. Братья Марии Михаил и Григорий бесились, устраивали страшные перебранки со сварливым дьяком, но лишь понапрасну портили себе кровь.

Конечно, воспоминания о Москве, сожаления об утраченном престоле, злословие о Годунове составляли главную часть бесед во дворце. Дмитрий чутко прислушивался к этим разговорам, впитывая настроения взрослых. В Москве рассказывали, что играя однажды на льду с другими детьми, он велел вылепить из снега дюжину фигур и, дав им имена знатнейших бояр, принялся рубить их своей сабелькой; снеговику, изображавшему Бориса Годунова, он будто бы отсек голову, приговаривая: «Так вам будет, когда я буду царствовать!»

Уверяли также, что царевич любит муки и кровь и охотно смотрит, как режут быков и баранов, а иногда и сам пробирается на кухню, чтобы собственными руками свернуть головы цыплятам. Настоящий сын Грозного! Впрочем многие называли эти россказни клеветой, распускаемой самим Борисом, и, напротив, утверждали, что юный царевич обладает умом и душой истинного христианского государя, благочестивого и справедливого.

По единодушному свидетельству иностранных и русских писателей, кто-то два или три раза пытался отравить Дмитрия. Невозможно сказать, почему эти попытки не удались. Летописцы знают одно объяснение: «Бог не допустил». Возможно, поводом этих слухов послужили приступы рвоты у царевича - из-за недоброкачественной пищи или по какой-нибудь другой причине. Несомненно одно: царица Мария пребывала в постоянном страхе за жизнь сына. Да и могла ли она оставаться беспечной, если к 1590 году в монастырях скончались Мстиславский и Шуйский, при подозрительных обстоятельствах умерла Евдокия, дочь Марии Владимировны, а сама бывшая ливонская королева была пострижена в монахини? Молва приписывала эти смерти властолюбию Бориса, и в угличском дворце безусловно разделяли это мнение. Сам ход событий делал если пока и не самого Дмитрия, то его имя тем знаменем, вокруг которого могли сплотиться все тайные (явных уже не осталось) противники Годунова. Расстановка сил всем казалась очевидной. И не только Нагие, но и многие другие люди на Руси спрашивали себя: решится ли Борис на последний, страшный шаг?

В России сбываются только худшие ожидания. 17 мая 1591 года по Москве молнией распространилась весть: царевича Дмитрия не стало! Передавали разное: младенец оказался жертвой не то несчастного случая, не то злодеев-дьяков, которых угличане растерзали на месте преступления; имя царского шурина не сходило с языков.

Годунов почувствовал, как земля уходит из-под его ног. Неблагоприятные слухи нужно было развеять во что бы то ни стало и как можно скорее.

На следующий день в Углич выехала следственная комиссия. Годунов постарался, насколько мог, придать ей, хотя бы внешне, вид полного беспристрастия. Из четырех ее членов, трое, казалось бы, не имели оснований угождать Борису: князь Василий Иванович Шуйский принадлежал к опальной фамилии; дьяк Елизар Вылузгин исполнял свои прямые обязанности; митрополит крутицкий Геласий представлял своей особой нравственный авторитет церкви. Только один следователь, окольничий Андрей Клешнин, был напрямую связан с Борисом - его жена, княжна Волхонская, была неразлучной подругой царицы Ирины, а сам Клешнин пользовался исключительным доверием Федора и был всей душой предан Годунову.

Можно лишь догадываться, получили ли следователи какие-либо инструкции от Годунова. Во всяком случае их действия показывают, что они отлично представляли, в каком направлении должно двигаться следствие в столь щекотливом для Бориса деле.

Вечером 19 мая следственная комиссия прибыла в Углич и сразу приступила к допросам. Следствие продолжалось почти две недели. Похоронив тело царевича в угличской Спасской церкви, следователи 2 июня возвратились в Москву. Дьяк Василий Щелкалов зачитал материалы дела перед государем и собором во главе с патриархом Иовом. Из показаний опрошенных складывалась довольно ясная картина происшедшего.

Царевич Дмитрий страдал падучей (эпилепсией). Припадки болезни происходили бурно: во время одного из них он покусал руки дочери Андрея Александровича Нагого, дяди царицы Марии, а в другой раз изранил свайкой - длинным, толщиной в палец гвоздем, которым царевич любил играть в тычку, - саму царицу. Чтобы исцелить ребенка, его водили к кирилловским старцам причащаться богородичным хлебом; обращались и к знахарям, но они вместо лечения навели порчу на царевича. За три дня до несчастья у Дмитрия снова был припадок. В субботу 15 мая ему стало лучше, и царица повела его к обедне, а по возвращении во дворец разрешила ему поиграть на заднем дворе, поручив его попечению мамки Василисы Волоховой, кормилицы Арины Ждановой (по мужу Тучковой) и постельницы Марии Колобовой (по мужу Самойловой). К царевичу присоединились еще четверо «жильцов» - дворовых ребят-сверстников: Петрушка Колобов, Баженка Тучков, Ивашка Красенский и Гришка Козловский. Играли опять в тычку, попадая ножиком в железное кольцо, положенное на землю. Вдруг с царевичем случился новый припадок и, падая, он глубоко ранил себя ножем в шею.

«... На царевича пришла опять черная болезнь и бросило его об землю, и тут поколол царевич сам себя в горло и било его долго, да тут его не стало» (показания Василисы Волоховой).

«... набрушился сам на нож в падучей и был еще жив» (показания Григория Федоровича Нагого).

Арина Тучкова подхватила Дмитрия на руки. На крик из дворца выбежала царица. В гневе она принялась колотить поленом мамку, не уберегшую царевича, приговаривая, что сын ее Осип Волохов вместе с сыном Битяговского Данилой и его племянником Никитой Качаловым зарезали Дмитрия; а Волохова стала бить ей челом, чтобы велела царица дать сыск праведный, потому что сын ее Осип и на дворе не бывал.

Максимка Кузнецов, случайно бывший в это время на звоннице Спаской церкви, находившейся рядом со дворцом, заметил неладное и ударил в набат. Пономарь Соборной церкви вдовый поп Федот Афанасьев по прозвищу Огурец, услышав звон, побежал со двора в город; навстречу ему попался дворцовый стряпчий Кормового двора Суббота Протопопов, который, сославшись на приказ царицы, велел звонить в колокол, «да ударил его в шею».

В городе решили, что во дворце начался пожар. Народ повалил на дворцовый двор. Первыми прибежали братья царицы, Михаил и Григорий. Мария, устав избивать Волохову, но еще не утолив своего гнева, передала полено Григорию, который продолжил охаживать нерадивую мамку по бокам. Затем явился дядя царицы Андрей Александрович Нагой. Когда на дворе начала скапливаться толпа, он взял тело царевича, отнес его в церковь Спаса и был при нем «безотступно», «чтобы кто царевичева тела не украл». В это время Мария и Михаил стали возбуждать сбежавшийся народ, крича, что царевича зарезали Битяговские, отец и сын, Осип Волохов, Никита Качалов и дьяк Данила Третьяков. Другой дядя царицы Григорий Александрович Нагой, прибывший во дворец одним из последних, услышал уже, что «царевич, сказывают, зарезан, а того не видал, кто зарезал».

Дьяк Михаил Битяговский в это время обедал у себя дома вместе с попом Богданом, духовным отцом Григория Федоровича Нагого. Когда зазвонили в колокола, дьяк послал людей проведать, не пожар ли. Они вернулись, сказав, что сытник Кирилл Моховиков, назвавшись очевидцем несчастного случая, «подал весть», что царевич зарезался.

Битяговский бросился во дворец. Ворота были закрыты, но Кирилл Моховиков отпер их ему, подтвердив, что царевича не стало. По двору метались посадские люди с рогатинами, топорами, саблями. Битяговский побежал в покои царицы - «чаял того, что царевич наверху», но, не найдя никого, спустился вниз. Здесь его заметили дворовые и посадские люди и окружили. Он спросил их: для чего они с топорами и рогатинами? Вместо ответа они стали гоняться за ним и Данилой Третьяковым, который тоже оказался во дворе. Беглецы думали спастись, запершись в Брусяной избе, но толпа «высекла двери», выволокла дьяков из избы и убила обоих. Убили также человека, который выказал сочувствие к Волоховой.

Авдотья Битяговская показала, что велели убить ее мужа братья царицы, Михаил и Григорий, раздраженные постоянными ссорами с ним: Битяговский бранился с Михаилом Нагим за то, что тот «добывает беспрестанно ведунов и ведуний к царевичу Дмитрию» и что он с братом приютили ведуна Андрюшку Мочалова, который гадает им, сколь долговечны государь и государыня.

После убийства Михаила Битяговского с Данилой Третьяковым разделались с Данилой Битяговским и Никитой Качаловым, которые укрылись в Дьячной избе: они тоже были «выволочены» и «побиты до смерти». Затем начали грабить дворы убитых.

«... А на Михайлов двор Битяговского пошли все люди миром, и Михайлов двор разграбили, и питье из погреба в бочках выпив, и бочки кололи» (показания Данилко Григорьева, дворцового конюха).

Вдову Битяговского сильно избили, а подворье разграбили «без остатку». В Дьячной избе разломали «коробейки» и украли 20 рублей государственных денег. При этом убили еще трех людей Михаила Битяговского и двух - Никиты Качалова; а посадского Савву плотника с шестью товарищами Михаил Нагой приказал лишить жизни за то, что они толковали, будто дьяки убиты «за посмех» (то есть напрасно). Подьячие Третьятко Десятый, Васюк Михайлов, Терешка Ларивонов, писчики Марко Бабкин и Ивашка Ежов, упрекнувшие посадских людей, что зря убили дьяков, услыхали в ответ: «Вам-де от нас то же будет!» - испугались и убежали за город в лес, дожидаться приезда государевых людей. Туда же потянулись многие горожане, опасавшиеся за свои жизни.

Осипа Волохова убили одним из последних. Приехвший по набату в город игумен Алексеевского монастыря Савватий еще застал его в живых около шести часов вечера. Толпа привела Осипа в церковь Спаса, куда зашел Савватий, чтобы повидаться с царицей. Мария стояла у гроба сына; Осип скрывался за одним из столпов храма. Мария указала на него Савватию, как на соучастника убийства царевича. Когда игумен вышел, толпа набросилась на Осипа; его дворовый человек Васька кинулся на тело господина, прикрывая его собой, - так убили и его.

Последней жертвой рассвирепевшей толпы была «женочка юродивая», жившая на дворе у Михаила Битяговского и часто хаживавшая во дворец «для потехи царевичу». Царица приказала ее убить два дня спустя за то, что «та женка царевича портила».

Три дня Углич находился в руках Нагих. Вокруг города на телегах ездили их дворовые люди, по дорогам, ведущим в Москву, были разосланы верховые, чтобы никто не мог подать весть государю об их злодеяниях. Перед приездом следователей Нагие решили скрыть следы своей измены и направить следствие по ложному пути. Городовой приказчик Русин Раков добровольно признался, что был вовлечен в этот заговор Михаилом Нагим, который вечером 18 мая шесть раз вызывал его к себе и, имея за спиной толпу дворни, заставлял его целовать крест: «буде ты наш» - и просил «стоять с нами заодно». Раков волей-неволей согласился. Михаил приказал ему «собрать ножи» и «положить на тех побитых людей», - как доказательство их злых намерений. Раков взял в торговом ряду и у посадских несколько ножей, со двора Битяговского - железную палицу, да свою саблю дал ему Григорий Нагой. Оружие вымазали в куриной крови и положили у трупов Михаила Битяговского, его сына, Никиты Качалова, Осипа Волохова и Данилы Третьякова. Рядом с одним убитым человеком Битяговского положили даже самопал. Несмотря на это разоблачение, Михаил Нагой упорно настаивал, что царевич убит Битяговским с товарищами, а сам он ни в чем не повинен.

Таким образом измена Нагих была очевидна. Убийства государевых людей произошли по их приказу, при помощи их дворни, которая верховодила посадскими. Митрополит Геласий добавил к прочитанному, что царица Марья перед отъездом комиссии в Москву призвала его к себе и говорила с «великим прошением», что дело учинилось грешное, виноватое, и молила, чтобы государь ее братьям в их вине милость показал.

Собор единодушно вынес решение: перед государем царем Федором Михаила и Григория Нагих и угличских посадских людей измена явная, а смерть царевича приключилась Божиим судом; впрочем, дело это земское, в царской руке и казнь, и опала, и милость, собору же должно молить Господа Бога, Пречистую Богородицу, великих русских чудотворцев и всех святых о царе и царице, об их государственном многолетнем здравии и тишине от междоусобной брани.

С.М.Прокудин-Горский. Угличский колокол

Царь приказал боярам разбрать дело и казнить виновных. Годунова в эти дни не было видно ни на соборе, ни в думе - хотел исключить всякое подозрение о каком бы то ни было давлении на их решения с его стороны. Нагих привезли в Москву, пытали крепко и потом сослали в отдаленные города. Царицу Марию насильно постригли в монахини под именем Марфы и отправили в монастырь св. Николая на Выксе, близ Череповца. 200 угличан казнили; другим отрезали языки, многих заточили в темницы, а 60 семейств выслали в Сибирь и населили ими город Пелым. Не пощадили и угличский набатный колокол: по царскому приказу лишили его крестного знамения, отсекли ухо, вырвали язык, били плетьми и вывезли в Тобольск. (Тобольский воевода князь Лобанов-Ростовский приказал сдать колокол без уха в приказную избу, где он и был записан, как «первоссыльный неодушевленный с Углича».) Тела Битяговского и других убитых, брошенные в общую яму, вырыли, отпели и предали земле с честью. Вдовам и мамке Волоховой пожаловали поместья.

На этом заканчивается история Дмитрия, князя Угличского.

Никогда еще не бывало в Московском государстве, чтобы царский родич, хотя бы и именитый боярин, достигал такой высокой чести и такого могущества, как Годунов : он был настоящим властителем государства; Федор Иванович был царем только по имени.

Являлись ли в Москву иноземные послы, решалось ли какое-нибудь важное дело, надо ли было бить челом о великой царской милости – обращались не к царю, а к Борису. Когда он выезжал, народ падал пред ним ниц. Челобитчики, когда Борис обещал им доложить царю об их просьбах, случалось, говорили ему:

– Ты сам, наш государь-милостивец, Борис Федорович, только слово свое скажи – и будет!

Эта дерзкая лесть не только проходила даром, но даже нравилась честолюбивому Борису. Мудрено ли, что у него, стоящего на небывалой еще высоте, закружилась голова и власть очень уж полюбилась ему?.. Его жена, дочь злодея Малюты , была не менее его честолюбива.

Годунова превозносили и свои, и чужие. Неутомимой деятельности его все изумлялись: он вел беспрерывные переговоры с иноземными правительствами, искал союзников, улучшал военное дело, строил крепости, основывал новые города, заселял пустыни, улучшил суд и расправу. Одни хвалили его за скорое решение судебного дела; другие – за оправдание бедняка в тяжбе с богачом, простолюдина с именитым боярином; третьи славили его за постройку без тяготы для жителей городских стен, гостиных дворов... Всюду разносились о нем самые благоприятные слухи. И русские послы, и иноземные, побывавшие в Москве, величали его начальным человеком в России и говорили, что никогда еще такого мудрого правления в ней не бывало. Даже коронованные особы искали дружбы Годунова.

Большей славы и силы правителю из простых смертных нельзя достигнуть; но мысль, что все это величие крайне непрочно, что со смертью больного и бездетного царя оно рухнет, должна была удручать Годунова. В Угличе подрастал царевич Дмитрий. Умри сегодня Федор, а завтра прощай не только власть Годунова, но и свобода, а пожалуй, и самая жизнь... Нагие, царские родичи и злейшие враги его, не преминут раздавить ненавистного им временщика...

Страшились Нагих не менее, чем Годунов, и все его сторонники; да и бояре, не любившие его, но подавшие голос в думе за удаление Дмитрия с матерью его и родичами в Углич, должны были опасаться будущего, понимали, что им всем несдобровать, когда власть попадет в руки Нагих.

Молодой царевич жил с матерью в Угличе, в небольшом мрачном дворце. Ему было уже около девяти лет. Мать и дядья его с нетерпением ожидали его совершеннолетия; носились слухи, что они призывали даже гадальщиц, чтобы узнать, долго ли жить Федору. Рассказывали также, что царевич склонен, подобно отцу, к жестокости, любит смотреть, как убивают домашних животных; говорили, будто бы, играя раз со сверстниками, он слепил из снега несколько человеческих подобий, назвал их именами главных царских бояр и стал палкой отбивать им головы, руки, говоря, что так будет рубить бояр, когда вырастет.

Конечно, все эти россказни могли быть выдуманы досужими людьми, вернее всего, доброхотами Годунова и врагами Нагих.

В Углич, для надзора за земскими делами, а более всего для наблюдения над Нагими, Годунов послал вполне преданных ему людей: дьяка Михайлу Битяговского с сыном Данилом и племянником Качаловым.

15 мая 1591 года в полдень произошло в Угличе потрясающее событие. В соборной церкви ударили в набат. Народ сбежался со всех сторон, думая, что пожар. На дворцовом дворе увидели тело царевича с перерезанным горлом; над убитым вопила в отчаянии мать и кричала, что убийцы подосланы были Борисом, называла Битяговских – отца и сына, Качалова и Волохова. Рассвирепевший народ убил их всех по указанию Нагих, умертвил и еще нескольких человек, заподозренных в согласии со злодеями.

По рассказу летописей, преступление совершилось следующим образом.

Царица вообще зорко смотрела за сыном, не отпускала его от себя, особенно стала беречь его от подозрительных для нее Битяговских с их товарищами, но 15 мая она замешкалась почему-то в хоромах, и мамка Волохова, участница заговора, повела царевича гулять на двор, за ней пошла кормилица. На крыльце убийцы уже поджидали свою жертву. Сын мамки, Осип Волохов, подошел к царевичу.

– Это у тебя, государь, новое ожерельице? – спросил он, взявши его за руку.

– Нет, старое! – отвечал ребенок и поднял голову, чтоб дать лучше рассмотреть ожерелье.

В руках убийцы сверкнул нож, но удар оказался неверен, поранена была лишь шея, а гортань осталась цела. Злодей пустился бежать. Царевич упал. Кормилица прикрыла его собою и стала кричать. Данила Битяговский и Качалов несколькими ударами ошеломили ее, оттащили от нее ребенка и дорезали его. Тут выбежала мать и начала вопить в исступлении. На дворе никого не было, но соборный пономарь видел с колокольни все это и ударил в колокол. Народ сбежался, как сказано, и произвел свою кровавую расправу. Всех убитых и растерзанных народом было 12 человек.

Тело Дмитрия было положено в гроб и вынесено в соборную церковь. К царю немедленно был послан гонец с ужасным известием. Гонца сначала привели к Годунову, тот велел взять у него грамоту, написал другую, где говорилось, что Дмитрий сам зарезался в припадке падучей болезни.

Федор Иванович долго и неутешно плакал по брату. Наряжено было следствие по этому делу. Князь Василий Иванович Шуйский, окольничий Клешнин и крутицкий митрополит Геласий должны были в Угличе на месте расследовать все, как было, и донести царю. Последние двое были сторонники Годунова, а Шуйский был его врагом. Очевидно, Годунов рассчитывал, что осторожный Шуйский не осмелился в чем-либо обвинить его, а между тем у всех недоброхотов правителя назначение Шуйского зажимало рты: никто не мог сказать, что следствие велось только друзьями Годунова.

Следствие ведено было крайне недобросовестно; оно направлено было, казалось, к тому, чтобы скрыть преступление: внимательного осмотра тела не было сделано; показаний с людей, убивших Битяговского и его соумышленников, снято не было; царицу тоже не спрашивали. Больше всего значения было придано показаниям нескольких сомнительных лиц, утверждавших, будто царевич зарезался сам в припадке падучей болезни.

Следственное дело было дано на обсуждение патриарха и духовенства. Патриарх признал следствие верным, и решено было на том, что царевичу Дмитрию смерть учинилась Божиим судом, а Михайло Нагой государевых приказных людей: Битяговских, Качалова и др. велел побить напрасно...

Годунов сослал всех Нагих в отдаленные города в заключение; царица Мария была насильно пострижена под именем Марфы и заключена в монастырь. Угличане подверглись опале. Обвиненных в убийстве Битяговского и товарищей его предали смертной казни. Некоторым за "неподобные речи" отрезали языки; множество народу было сослано в Сибирь; им населили вновь основанный город Пелым. Сложилось в народе предание, что Годунов из Углича сослал в Сибирь даже и тот колокол, в который били в набат в час смерти царевича. В Тобольске до сих пор показывают этот колокол.

Нагие пострадали, но всенародная молва произнесла свой приговор над Годуновым. Убеждение, что он сгубил царевича, окрепло в народе – и тот самый народ, который не озлобился на Грозного за его лютые бесчисленные казни, никогда уже не мог, несмотря на все благодеяния и милости, простить честолюбцу гибели последней отрасли царского дома, мученической смерти невинного ребенка.

Виновен ли Годунов в убийстве Дмитрия, как гласила народная молва, или нет – это дело темное. Ходили слухи, будто убийцы, терзаемые народом, перед смертью повинились, что они подосланы Годуновым; но едва ли он, при его уме и осторожности, мог решиться на такое грубое и опасное преступление. Вернее предположить, что доброхоты Годунова, понимая, какая беда грозит и ему, и им при воцарении Дмитрия, сами додумались до преступления.

Смертию царевича положение Годунова упрочивалось. Едва ли уже тогда он мечтал о царском троне: для него важно было уж и то, что он избавился от страшных для него Нагих. Теперь, со смертью бездетного царя, он мог надеяться, что власть перейдет к царице, а он при ней останется по-прежнему всемогущим правителем.

Вскоре после смерти царевича в Москве вспыхнул сильный пожар, испепеливший значительную часть города. Годунов стал немедля раздавать пособия погорельцам, целые улицы отстраивал на свой счет. Небывалая щедрость, однако, не привлекла к нему народа; ходили даже недобрые слухи, будто Годунов тайно приказал своим людям поджечь Москву, чтобы отвлечь внимание москвичей от убийства царевича и выказать себя народным благодетелем.

В 1592 году у царя Федора Ивановича родилась дочь Феодосия. Велика была радость царя и царицы; радовался или, по крайней мере, показывал вид радости и Годунов. Именем царя он освобождал узников, раздавал щедрую милостыню, но народ не верил искренности его, и когда, несколько месяцев спустя, ребенок скончался, в народе пошли ходить нелепые толки, что Годунов извел маленькую царевну.

Он очевидно становился жертвой беспощадной людской молвы.