Кем были друзья д’Артаньяна.

Друзья любезные Государь вернулся в Петербург в воскресенье, а Липранди, еще до этого получивший приказание в первую же пятницу по возвращении государя арестовать общество Петрашевского, в понедельник сказался больным. Однако на другой день его сиятельство министр

друг д`Артаньяна

Граф Де ля Фер

Мушкетер, наиболее пострадавший от миледи Винтер

Персонаж романа «Три мушкетера»

Знаменитая роль Смехова

Бывший муж леди Винтер из романа А. Дюма «Три мушкетера»

Модель «Хендэ»

Только с этим, одним из своих друзей, скрестил шпаги Д`Артаньян

Персонаж оперетты Г. А. Портнова «Друзья в переплете»

Отчим виконта де Бражелона

Граф среди мушкетеров

Его слугой был Гримо

Самый загадочный из мушкетеров

Граф де ля Фер как мушкетер

Смехов как мушкетер

Один из «Трех мушкетеров» А. Дюма

Персонаж романа французского писателя А. Дюма «Три мушкетера»

Граф железный

Старший из мушкетеров

Мушкетер, муж миледи

Граф де ла Фер

Первый муж Миледи

Мушкетер графских кровей

Мушкетер

Флегматичный мушкетер

Один из мушкетеров

Угрюмый мушкетер

Мушкетер, отец Рауля

Муж миледи Винтер

Благородный мушкетер

Граф де Ла Фер (лит.)

Мушкетер со слугой Гримо

Портос, Арамис

Мушкетер, пострадавший от Миледи

Друг Портоса и Арамиса

Самый загадочный мушкетер

Мушкетер с лицом Смехова

Мушкетер Смехова

Граф со шпагой

Графмушкетер

Бывший супруг Миледи

Гвардейская роль Смехова

Один из троих мушкетеров

Один из любимцев де Тревиля

Граф в плаще мушкетера

В его парке есть черный пруд

Отец виконта де Бражелона

Мушкетер Вениамина Смехова

Один из трех друзей д`Артаньяна

Титулованный мушкетер

Мушкетер с титулом

Титулованный друг д`Артаньяна

Супруг леди Винтер

Граф из мушкетеров

Друг Портоса

Хмурый мушкетер

Миледи любил, а потом убил

Титулованный друг Портоса

Граф, друг Портоса

Мушкетер из романа Дюма

Один из трех мушкетеров

Оливье де ла Фер

Мушкетер в рифму к Портосу

Кореш Арамиса

Кореш Арамиса и Портоса

Невеселый мушкетер

Мушкетерская роль Смехова

Персонаж романа А.Дюма "Три мушкетера"

Герой произведений А.Дюма

Парижские мостовые отвратительны. За их грязью не видно брусчатки, если она вообще имеется. Что-то разглядеть в этой мерзкой жиже невозможно, но, с некоторых пор, четверка неразлучных друзей стала чаще смотреть себе под ноги. Передвигались они по городу исключительно пешком не по причине отсутствия лошадей, а скорее всего оттого, что с седла если и разглядишь оброненную монету или кошелек, не станешь же спрыгивать на землю ради такой малости! Хотя, если уж совсем откровенным быть, можно и спрыгнуть; главное, чтобы тебя при этом не заметили. Д"Артаньян бы спрыгнул, Портос – тоже. Арамис, предварительно оглянувшись, с достоинством бы спешился и изобразил со всей достоверностью, что кошелек утерян им накануне и дожидался именно его. Если бы кто и проехал мимо – так это Атос. Нет, привести на званый обед всю компанию, включая слуг, мушкетер мог вполне, и даже проделал это четырежды! Но выискивать на земле следы чьей-то небрежности или рассеянности – этого гордый мушкетер позволить себе не мог. Друзья, зная его характер, даже не рассчитывали на его помощь подобным образом. Атос вообще никогда не смотрел себе под ноги: если он шел, то смотрел поверх голов всех встречных или прямо перед собой, а если пребывал в седле, то полагался на своего коня в выборе пути больше, чем на свое зрение, и созерцал небеса. Так что оставим в покое достойного дворянина и проследим за его тремя друзьями.

Вечерело, и д"Артаньян, в сопровождении Планше, скитавшийся по улицам Сен-Жерменского предместья, пришел к печальному выводу: если где-то в этом районе и завалялся чей-то кошелек, то достался он уже тому, кто прошел здесь ранее. Есть хотелось нестерпимо, и бедный юноша поневоле оглядывался на все гостеприимные двери кабачков, которые распахивались, но не для него: оттуда неслись умопомрачительные запахи готовящихся яств. Париж был суров с неудачниками. Правда, д"Артаньян, со свойственным гасконцам оптимизмом, неудачником себя не считал; самое плохое, что он мог предположить: это то, что его Удача заблудилась на кривых парижских улицах, спеша к нему на свидание. Воображение, подстегиваемое вынужденным постом, рисовало ему знатную даму (вроде той, что по слухам, дарила своим вниманием тщеславного Портоса), которую он непременно вызволит из цепких лап ночных бродяг. Красотка не останется равнодушна к красоте и доблести д"Артаньяна и не даст ему умереть с голоду, устроив роскошный обед для четырех храбрецов. Не исключено, что у дамы найдется супруг, который присовокупит к обеду и увесистый кошелек.

Господи, спаси и помилуй, - прервал его грезы дребезжащий голос. - В этом проклятом городе хоть бы живым до дому добраться: большего я и не желаю, – какой-то прохожий взывал к Господу, моля его не отказать в помощи добраться до крыши родного дома.

Взыграло пылкое воображение юноши: что, если этот человек остался на улице в столь поздний час не по доброй воле? И он, военный и храбрый юноша, останется в стороне от чужой беды? Невозможно! А что, если это муж, у которого отняли жену какие-то разбойники и он возвращается в одиночестве, бессильный помочь ей? Фантазия д"Артаньяна разыгралась: он мгновенно нарисовал себе несчастную супружескую пару, попавшую в лапы ночных проходимцев, вопли дамы, которую утаскивают в темный переулок, замотав в плащ, мужа, которому щекочут ножом горло…

Не могу ли я хоть чем-то помочь вам, сударь, - слова вылетели у него раньше, чем он успел сообразить, что перед ним не напуганный буржуа, а бедный священник. Старик при этом подскочил на месте, словно под ним зашаталась твердь земная.

Нет-нет, благодарю, я уже почти добрался, - такой знакомый говор родных мест произвел на д"Артаньяна впечатление благодатного дождя. И он поспешил заверить священника в своих добрых намерениях. Причем, сделал это, не смягчая и своего говора, который так забавлял Атоса.
Может быть, голос, выдавший, что кюре говорит с молодым человеком и с соотечественником, показали старику, что он может говорить с невидимым в потемках встречным, а может, он просто так устал, что перестал сопротивляться своей судьбе, но кюре остановился, тяжело дыша и напряженно вглядываясь в темноту.

Кто вы, незнакомец? - спросил он дрожащим голосом, - и что вам от меня нужно?

Я гасконский дворянин и гвардеец роты господина Дезэссара,- как можно спокойнее и вежливее отвечал юноша.- Мое имя д"Артаньян. Я могу быть вам полезен, сударь?

Что за манера орать под окнами благопристойных горожан по ночам? - ставни над ними с шумом распахнулись, и д"Артаньян увидел при свете, льющемся из окна, что говорит с тщедушным старичком, облаченным в изрядно поношенную сутану. - Катитесь своей дорогой и не мешайте добрым людям! - не унимались в окне.

А вот мы сейчас поднимемся, и объясним вам, что помощь ближнему требует поощрения, а не того, чтобы добрым людям мешали ее оказывать! - и д"Артаньян взялся за шпагу и ухватился за скобу входной двери.

Остановитесь, храбрый юноша! - призвал насмерть напуганный кюре. - Меня не нужно защищать, мне только нужно знать, где я нахожусь.

Это улица Арфы, - д"Артаньян уже отлично разбирался в топографии Парижа. - А вам, сударь, куда надо добраться?

Мне нужна улица Старой Голубятни, - кюре наморщил лоб, пытаясь вспомнить, как же он шел туда при свете дня. - Будьте любезны, объясните, как мне туда добраться.

Я иду в ту же сторону и буду рад вас проводить, святой отец, - обрадовался юный гвардеец. - Со мной вас никто не посмеет тронуть, - добавил он, не без самодовольства покручивая ус.

Сын мой, я надеюсь, это не слишком обременит вас, - старик с улыбкой оглядел молодого человека.

Нисколько не обременит, - заверил его д"Артаньян. - Напротив, я рад повстречать земляка.

Вы из Тарба?- все так же улыбаясь стал расспрашивать гасконца кюре, семеня рядом со своим провожатым. Д"Артаньян заметил, что старик с трудом поспевает за ним и умерил шаг.

Вы угадали. Наш замок все еще стоит на холме, хотя, надо признать, время изрядно потрепало его.

И вы недавно в Париже? - продолжал кюре.

Почему вы так решили? - удивился д"Артаньян.

Потому, что вы еще не утратили своего произношения, - улыбнулся старик. - И потому, что вы еще очень молоды.

Вы правы, господин кюре, я в Париже всего с полгода, но это мне не помешало кое-чего уже достичь, - хвастливо заметил гасконец. - Я пользуюсь расположением капитана королевских мушкетеров г-на де Тревиля, у меня чудесные друзья среди королевских мушкетеров, и я очень надеюсь быть полезным Их величествам.

У вас обширные планы, молодой человек, - не без улыбки согласился гасконский священник, - и, не сомневаюсь, что вы сумеете достичь многого. В наше время связи значат очень много, - старик вздохнул: его пребывание в Париже затянулось, и он так и не сумел ни выбить средства на свой нищий приход, ни удостоиться аудиенции у кого-нибудь из влиятельных сеньеров.

" Этот юноша, едва оперившись, уже сумел быть зачисленным в гвардию, приобрел друзей в рядах мушкетеров, и сумел удостоиться расположения их капитана. Он, конечно, немного хвастунишка, но он сумеет пробиться. К тому же он молод, предприимчив и добр. Надо подружиться с ним: от этого польза будет нам обоим,"- пока кюре размышлял подобным образом, они дошли до дома, где кюре снимал две комнаты. До особняка Тревиля было рукой подать.

Вот мы и пришли, господин д"Артаньян, - молвил кюре, останавливаясь перед своей дверью. - Я бы рискнул вас пригласить, но, боюсь, сейчас несколько позднее время для визитов. Лучше сделаем вот что: я завтра в первой половине дня буду совершенно свободен, и рад был бы видеть вас у себя. Нам стоит продолжить такое неожиданное знакомство: я чувствую к вам искреннюю симпатию и буду счастлив при случае отплатить и вам добром. Может, и я могу вам чем-то сгодиться, мой юный друг. Приходите завтра и мы позавтракаем вместе. Нам будет, о чем поговорить. И прихватите с собой ваших друзей; я буду рад познакомиться и с ними.

Кюре приветливо кивнул в ответ на почтительный поклон юноши и скрылся за тяжелой дверью невзрачного домишки. Д"Артаньян, из почтительности снявший шляпу, снова нахлобучил ее на голову и повернулся к Планше, безмолвной тенью маячившего рядом.

Планше – бегом к Атосу, Портосу и Арамису! Сообщи им, что завтра в девять я жду их всех у себя. И пусть слуг прихватят! Если нам повезет, завтра мы не будем поститься.

Планше отлично запомнил дом, где проживал священник. Поэтому он сумел доходчиво объяснить, куда друзья должны явиться. Решено было, что всей компанией они сразу не ввалятся: зачем пугать доброго кюре! Д"Артаньян должен был прийти с Арамисом, а остальные явятся потом, когда начнется беседа. Это соответствовало положению дел, потому что Атос должен был подойти, сменившись с ночного караула, а Портос – от очередной герцогини. В назначенный час Арамис, сопровождаемый Базеном, был на месте. Молодой человек был несколько бледен, немного рассеян, и на приветствие друга ответил вялым кивком.

Арамис, у вас что-то случилось? - первым делом поинтересовался д"Артаньян, внимательно разглядывая будущего аббата.

Да. То есть – нет, - тут же поправился Арамис, сообразив, что сгоряча сказал что-то лишнее, а настырный д"Артаньян теперь не успокоится, пока не выудит из друга правду. - Я очень голоден, мой друг. Хотя я и привык поститься, но проделывал это в молитвах, а не мотаясь по поручениям.

Поручениям? - сделал вид, что поверил ему, гасконец.

Да, я знаю лавки, где продают тончайшие перчатки из испанской кожи и отличные румяна. Вы понимаете, что не всякая дама может позволить себе посетить такие места, а так как я вхож…

Короче, дамы завалили вас поручениями, но ни одной из них не пришло в голову, что посланца следовало бы укрепить не только духом, но и телом, - рассмеялся д"Артаньян.
- Ну, а я, ваш друг, подумал об этом. Мы с вами идем завтракать!

А наши друзья? Некрасиво было бы нам с вами пировать, оставив их голодными.

Вы плохо обо мне думаете, Арамис, если могли предположить, что я не позаботился об Атосе и Портосе. Они присоединятся к нам уже по ходу трапезы.

А куда мы идем? - спросил Арамис, когда они, в сопровождении Планше и Базена, вышли на улицу Могильщиков.

К одному знакомому священнику, моему соотечественнику, - д"Артаньян с некоторым опозданием сообразил, что так и не узнал имя доброго кюре.- Он живет неподалеку от Тревиля. Атос подойдет после дежурства, а Портос – от своей герцогини.

Если Портос явится от своей дамы, ему ни к чему наш завтрак, - пробормотал Арамис.

А не скажите! - хитро улыбнулся гасконец. - К тому же наш Портос всегда голоден. Но мы уже пришли. Это здесь, - и д"Артаньян остановился у знакомого дома. Ему даже не понадобилось стучать: старик заметил их через окно и спустился, чтобы самолично отворить дверь гостям.

Вид гостей, в особенности Арамиса, кюре порадовал. Несколько напрягло его то, что гости были со слугами, но старик не подал виду: визит королевских мушкетеров стоил кое-каких трат.
Добрый кюре, пропустив своих гостей впереди себя, не заметил легкого разочарования, которое испытали молодые люди, взглянув на сервировку стола. Там красовалась стопка глиняных плошек, горка печенья и несколько симпатичных сдобных булочек.

Разрази меня гром, если я наемся этим, - пробормотал д"Артаньян, но кюре услышал.

Господа, у меня для вас есть сюрприз, - потирая сухонькие ладошки возвестил он. - Прошу за стол.

Откуда-то появилась служанка, такая же сухая и старая, неуловимо похожая на хозяина, и внесла чайник. По комнате распространился незнакомый, но чрезвычайно приятный аромат.

Арамис принюхался: он уже слышал подобный запах: в гостиной у госпожи д"Эгильон. Тогда там подавали чрезвычайно редкое лакомство, привезенное во Францию Анной Австрийской – шоколад. Арамису оно не понравилось: несмотря на приятный аромат, лакомство было горьковатым. Но дамы пили и восхищались. Откуда у нищего священника такое редкое и дорогое угощение? Додумать свою мысль будущий аббат не успел, потому что в комнату вступил Атос. Гримо, как и Планше, и Базен, остался на кухне.

Д"Артаньян бросил быстрый взгляд на друга: Атос, не смотря на достаточно раннее время, уже успел заскочить в какой-то кабачок по дороге. Несомненно, в такой, где он мог еще выпить в долг. Об этом говорил несколько рассеянный взгляд мушкетера, а темные круги вокруг глаз ясно указывали на бессонную ночь в карауле. И после этого удовольствоваться булочкой и чашкой шоколада? Д"Артаньян почувствовал себя ответственным за Атоса. Но кюре начал волноваться: появление нового лица, в котором, не смотря на несколько помятый вид, можно было признать лицо достаточно высокого происхождения, заставило бедного священника забеспокоиться: он понял, что одним шоколадом и булочками он не обойдется. И тут раздался новый стук в дверь. Старик обомлел.

Сколько у вас друзей, господин д"Артаньян? – пролепетал кюре.

Трое, без малейшего смущения, улыбаясь с самым счастливым видом, ответил гвардеец Его величества. – Это Портос.

Портос оказался огромным. И таким же огромным был его аппетит.

****
- Простите, но я не подготовился в должной мере, - пробормотал священник. - Я не думал, что столько великолепных молодых людей связаны с вами такой дружбой. Покорнейше прошу простить меня, но я не уверен, что сумею ответить должным гостеприимством на то внимание, которым вы почтили мой скромный дом и…

Никаких проблем, сударь, не возникнет, - Портос с порога разобрался в обстановке. – К счастью, со мной Мушкетон, а он сумеет на пару с Базеном соорудить завтрак даже из воздуха. Мушкетон, Базен, прогуляйтесь вместе с кухаркой в погреб, если тут имеется таковой, и придумайте нам что-нибудь к завтраку. Да поживее!

Несчастному кюре ничего не оставалось, как кликнуть Мартену и велеть ей выдать все, что запросят господа слуги. Про себя он утешился мыслью, что поест так, как едят господа дворяне.

А на кухне священнодействовал Мушкетон. Очень скоро до собравшихся в комнате стали долетать не только короткие команды славного парня, но и восхитительные запахи, возбуждая и без того проснувшийся аппетит. Пока же кюре, почуяв в Арамисе коллегу, увлек молодого мушкетера беседой на богословские темы. Атос вяло поддакивал спорящим, иногда вставляя латинские или греческие цитаты: выстояв ночь в карауле он больше нуждался в сне, чем в еде, но дома, кроме вина, не было ни крошки, а Гримо поститься было вредно. Д"Артаньян зевал, а Портос не утерпел и спустился на кухню с инспекцией.

Мушкетон превзошел сам себя: он изъял почти двухмесячные припасы бедного кюре, но завтрак обещал быть превосходным. Мушкетон знал толк не только в том, как приготовить: он умел сервировать стол таким образом, что недостаток разнообразия блюд был незаметен за оригинальностью подачи кушанья. Когда, наконец, хозяин, сам ошалевший от зрелища сервированного стола, пригласил гостей занять за ним места, даже Атос проявил интерес к результатам стараний верного слуги. Устоять, и вправду, было трудно, и молодые люди поспешили приступить к еде. Само собой, Мушкетон позаботился и о своих собратьях, и о служанке.

Некоторое время в комнате царила тишина: все были заняты едой. Арамис первый предложил тост за гостеприимного хозяина. Его поддержали, и очень скоро от выставленных припасов вина не осталось ровно ничего. Когда настало время десерта, служанка внесла убранный ранее шоколад. Чарующий запах незнакомого напитка наполнил бедную комнату, сразу воссоздав образ тяжеловесных залов Эскориала. Шоколад показался совсем уж неуместным в этом доме, в особенности в компании молодых рубак, а не придворных дам Анны Австрийской. Госпожа де Молина не делала секрета из рецепта приготовления шоколадного напитка, стараясь по приказу королевы приучить к лакомству Нового Света и французов, но шоколад нравился далеко не всем: его горьковатый вкус не вязался с представлениями о сладостях.

Портос и д"Артаньян так и не приняли, и не поняли его прелести. Даже из вежливости они не смогли допить своей порции, зато Арамис смаковал напиток, наслаждаясь каждым глотком. Не отказался он и от сладких булочек, которые оказались очень подходящим дополнением к шоколаду.
Атос отпил несколько глотков и отставил чашку – ему этот напиток в диковинку не был, зато было интересно, какими путями мог попасть шоколад к старику и откуда ему известно было, как его готовить. Вряд ли кюре водил знакомство с Молина.

Шоколад сварен отменно, - мушкетер улыбнулся. - Ваша служанка делает его не хуже придворной дамы Молина.

Она много путешествовала со мной по Новому Свету. Еще в те времена, когда я не был рукоположен, - чуть смущенно ответил кюре. – Я не сразу пришел к Богу, - добавил он чуть увереннее.

Если можно, расскажите нам, - тут же предложил Портос, устраиваясь на стуле поудобнее.

На лице Атоса появилось, и тут же исчезло странное выражение: он словно хотел удержать старика от своеобразной исповеди, но потом передумал и приготовился слушать, как и его друзья.

Ваш друг д"Артаньян, наверное, не раз рассказывал вам, как прекрасна наша Гасконь. Я родился и рос в По, и горы были неотъемлемой частью моей жизни. Я не представлял себе, что может быть другой мир. Семья наша была довольно зажиточной, у нас был виноградник, на котором работала все: от мала до велика, а вино с него раскупалось тем охотнее, что отец слыл человеком слова и никогда не задерживал выплату ссуд. В наших краях слово чести всегда значило больше, чем вексель. К тому же, отец поставлял вино и в Нерак, ко двору. Гасконцы тщеславны, болтливы, но ценят честь превыше всего.

Мне было 16 лет, - продолжал гостеприимный старик, - когда отец взял меня с собой к морю. Наверное, это была не лучшая его мысль, потому что вид бесконечного водного пространства смутил мою душу и посеял в сердце неуемное желание: я пожелал видеть мир, узнать, что там – за горизонтом. Втайне от отца сговорился я с капитаном шхуны, отправлявшейся в Новый Свет, оставил письмо отцу и семье, и на долгие годы исчез из их жизни.

Я был не первым и не последним мальчишкой, который вздумал пересечь океан. Работа юнги была тяжкой, не раз я сожалел о том, что затеял, но, наконец, мы увидели землю. Это были берега Флориды. Там я впервые увидел свою любовь, в Сен-Огюстене. Там мы надеялись пожениться, но судьбе было угодно не церемониться с нами. Она была гугеноткой, а я – католик, господа. Ее родители не дали нам благословения, а моя возлюбленная не пожелала перейти в католичество. С горя, решил я отправится путешествовать по Новому Свету, в надежде приобрести хотя бы богатство, раз мне не повезло в любви. Я слышал, что многие искатели приключений забираются даже в становища индейцев, в надежде узнать, где они спрятали сокровища. И, пребывая в отчаянии, хоть и питая слабую надежду(я был так молод, мои господа, моложе вас), я набрался смелости и пустился в путь, присоединившись к еще двум искателям приключений. Один из них, полуиспанец-полуацтек, клялся, что он знает, где хранятся неисчислимые сокровища его собратьев: мы поверили, или хотели верить, ему.

Я не буду вас утомлять описанием наших приключений, в которых было мало забавного, но очень много страшного и печального. Скажу вам одно: наш приятель нас обманул. Завел к племенам, обитавшим на юге, нас пленили, пытали, несколько лет мы провели среди аборигенов, пока нам не удалось бежать. Единственное, что мне удалось добыть, это несколько фунтов зерен какао, которое я храню, как зеницу ока. Мне удалось провести их, несмотря на все мытарства, домой, во Францию.

И этот шоколад сделан из них? - спросил Атос, очень внимательно слушавший рассказ.

Вы угадали.

И они не испортились за столько лет? – удивился практичный Портос.

Индейцы научили меня хранить зерна.

И этот шоколад сварен по рецепту аборигенов? – Атос взял отставленную чашку и отпил еще глоток. – Мне приходилось и раньше пробовать его, но вкус напитка был несколько иным.

Д"Артаньян хотел было спросить, где это Атос мог испробовать раньше редкое лакомство, но вовремя вспомнил, что Атос частенько бывает приглашен к господину де Тревилю. А у капитана мушкетеров, на его изысканных обедах, наверняка подают и шоколад на десерт: капитан числился в личных друзьях королевы Анны.

И опять вы угадали, господин Атос, - ответил кюре на вопрос мушкетера. – Я получил эти бобы какао от одной прелестной скво (так индейцы называют своих женщин), а вместе с ними и несколько рецептов приготовления этого напитка.

Ему немного не хватает сладости, - Арамис промокнул свои тонкие усики салфеткой. – Мне кажется, будь он слаще, он бы пользовался большим успехом у дам.

Дамы пьют из принципа его и таким, - улыбнулся Атос. – Главное, что его любит Ее величество.

Сожалею, но мне необходимо покинуть этот гостеприимный дом, - Арамис первым встал, чтобы откланяться, и никто этому не удивился: у будущего аббата всегда находилось какое-то неотложное дело, когда беседа у молодых людей входила в самую увлекательную фазу. К удивлению друзей, к нему присоединился и Атос, сославшись на усталость после дежурства. Портос и д"Артаньян остались пытать кюре, как сложилась его дальнейшая судьба, и как случилось, что он подался к Богу.

Арамис и Атос вышли вместе, и Арамис спросил, не будет ли Атос против, если он немного проводит его. Атос с удовольствием согласился; он любил беседы с умным и деликатным юношей.

Вам не показалось странным, что наш гостеприимный хозяин …- заговорил Арамис.

- … так охотно выложил все свои припасы на стол? - закончил за него Атос. – Показалось, но лишь поначалу. Старик не думал, что нас так много, Арамис. У него ничего другого не оставалось, как пожертвовать всей своей провизией. Бедняга попался.

Вам не кажется, что мы… - снова начал Арамис, и опять Атос с полу фразы уловил его мысль.

- … я позабочусь об этом, не волнуйтесь, друг мой. Через пару дней я рассчитываю получить некую сумму, в ней найдется место и для нашего кюре.

Арамис бросил на друга быстрый взгляд: за время их знакомства не раз уже бывало, что Атос, у которого деньги не задерживались, вдруг оказывался владельцем увесистого кошелька. Друзья никогда не расспрашивали его об источнике этих поступлений, но Атос, обычно, первым долгом раздавал долги, потом заказывал роскошные обеды и, изредка, тратил деньги на какие-то личные нужды. Все остальное он спускал на игру в карты или кости.

Честное слово, я чувствую себя неловко после этого завтрака, Атос. Жаль старика, мы оставили его ни с чем. Я не думаю, что ему так просто будет продать бобы какао, если у него еще осталось что-то. Я поразился, когда увидел, чем собрался нас угощать этот бедняга.

Я было решил, что он связан с контрабандистами, - ответил ему старший товарищ. – Если это действительно так, старик сильно рисковал. Может, оттого он так легко и расстался со своими припасами, решив, что с королевскими мушкетерами лучше не шутить. Ведь и с д"Артаньяном он знаком только поверхностно.

Они – земляки.

Согласитесь, мой друг, что этого недостаточно, чтобы затевать пир, да еще приглашать на него всю нашу компанию со слугами в придачу. Что и говорить – Мушкетон нас всех выручил. Хитрая шельма, но толковый парень и предан Портосу.

Базен мне тоже предан, - обиделся за своего слугу Арамис, - и он тоже пригодился сегодня.

Я ни в коей мере не принижаю достоинства вашего лакея, - тонко улыбнулся мушкетер. - Каждый из наших слуг обладает нешуточными талантами, делающими их бесценными для господ. Конечно, не стоит им говорить об этом, но ни у кого из нас, я уверен, нет не малейшего желания расторгнуть наши союзы. Конечно, существует еще и привычка: я не мыслю себе кого-то другого на месте Гримо.

Скажите, Атос, а ведь Гримо у вас не так давно? Мне показалось… - Арамис замолк, почувствовав, что переступил в своем любопытстве какую-то черту.

Вы правы, - голос Атоса звучал ровно и спокойно. – Гримо служит у меня с самого начала моего приезда в Париж. И это не имеет значения, я привык к нему, и он мне абсолютно подходит. Но мы уже у моего дома. Вы не обидитесь, Арамис, если мы расстанемся сейчас? Я на ногах не стою от усталости.

Я не смею вас задерживать, - смущенный Арамис рад был распрощаться с другом: ему показалось, что своим вопросом он задел непозволительную тему.

Тем временем Портос и д"Артаньян пытали кюре. В ход пошла последняя бутылочка бордо, и у старика развязался язык. То ли кюре доверился своим новым знакомым, то ли считал, что они не могут причинить ему зло после того, как он угощал их в своем доме (о, эта доверчивость Юга!), но откровенность суждений и открытость старика под воздействием винных паров была безгранична. Если бы он владел каким-то важным секретом, он, несомненно, разболтал бы его своим новым друзьям. Потому, как, доброе вино способствует превращению знакомых в приятелей, а приятелей – в закадычных друзей.
Захмелев, старик пустился в пространный рассказ о своих годах в плену у индейцев. Из его рассказа стало ясно, что жизнь его в стойбище не была такой уж страшной: у него даже была жена из женщин местного племени, и, как оказалось, были и дети: сын и дочь. Когда пришло время для побега, именно жена помогла ему: снабдила точным описанием дороги, провизией и даже лодкой-пирогой. Бежать с ним она отказалась наотрез: мудро рассудила, что ей нечего делать в чужих краях: никто не примет ее на равных в чужом мире, а детям ее уготована судьба рабов.

Дорога домой, во Францию, заняла несколько лет: у беглеца было время подумать о своей дальнейшей жизни. И чем ближе была Франция, тем яснее он понимал, что у него не много шансов чего-то достичь на родине. Попав домой, в родную Гасконь, он какое-то время провел в войске короля Наварры, пока не был тяжело ранен. И тогда, умирая на больничной койке, подобно Игнасио Лойолле, дал он обет посвятить себя Богу, если суждено ему будет остаться в живых.

Вот так, в конечном итоге, я и оказался в Париже, - закончил старик свой рассказ, сонно покачнувшись на стуле; Портос подхватил его. – Так и не удалось мне достичь чего-то значительного в жизни. Даже на стезе Божьей не сумел я ничего сделать важного. Вот, сколько торчу в столице, а даже аудиенции у архиепископа не сумел добиться. Придется возвращаться домой. Приход мой заждался меня, а я и денье не выбил на него.

Молодые люди переглянулись с раскаянием и чуть ли не с отчаянием: помочь старику они были не в силах. Видя, что хозяин засыпает прямо на стуле, Портос на руках отнес его на жалкую кровать и, тяжко вздохнув, спустился к д"Артаньяну. Гасконец стоял, с сумрачным видом оглядывая разгром, который они учинили на столе.

Портос, я чувствую себя преступником, - пробормотал он, обращаясь к другу, который с самым угрюмым видом почесал в затылке. – И что нам делать?

Мушкетон, Планше, помогите служанке все прибрать, а потом идите домой, - распорядился Портос. – Ну, а мы, мой дорогой друг, что-нибудь обязательно придумаем для доброго кюре. В конце концов, у нас есть мудрые головы Атоса и Арамиса.

Через два дня к отчаявшемуся кюре пришел Гримо и передал ему увесистый кошелек.

Для вас и вашего прихода, - только и сказал слуга и, безмолвно поклонившись, исчез.

Чье имя прикажете поминать в молитвах? – хотел спросить гасконский священник, но слуги уже и след простыл.

д’Артаньян на постаменте памятника Дюма

В один прекрасный день 1630 года юный гасконец достиг предместий Парижа. Вот вдали показались башни Нотр-Дам, и скоро вся столица открылась перед ним. Путник остановил старого коня неопределенной масти, положил руку на эфес отцовской шпаги и окинул город восхищенным взглядом. Он чувствовал, что начинается новая жизнь. И по этому поводу решил взять фамилию матери - д’Артаньян.

Да, мушкетер д’Артаньян жил на самом деле. А был ли он действительно героем «плаща и шпаги»? В Гаскони, на юге Франции, и сейчас немало людей носят фамилию Бац и Дебац. Простой описки достаточно, чтобы превратить Дебац в дворянское «де Бац». Так и поступил один разбогатевший торговец из Люпиака. А потом, в середине XVI века, Арно де Бац купил к тому же поместье Кастельмор с господским домом, гордо именуемым замком, и прибавил к своей фамилии еще и «де Кастельмор».

Его внук Бертран первым из этого рода женился на истинной дворянке - Франсуазе де Монтескью из дома д’Артаньянов. Что из того, что «замок д’Артаньянов» смахивал на крестьянскую ферму? Зато у жены был дворянский герб, ее родичи были знатными военными и вельможами! У Бертрана и Франсуазы родилось семеро детей - четыре сына и три дочери. Около 1613 года появился на свет наш герой - Шарль де Бац (с прибавлением в особых случаях - де Кастельмор д’Артаньян). Вероятно, Шарль не слишком прилежно учил латынь и катехизис, отдавая предпочтение верховой езде и урокам фехтования. К семнадцати годам «гасконский университет» был окончен, и птенец выпорхнул из родового гнезда.

Предполагаемый портрет д"Артаньяна, написанный ван дер Мюленом

Так поступали тысячи молодых французов из провинций. Дома они не могли найти службу, славу и богатство, поэтому отправлялись завоевывать Париж. Некоторые действительно хватали удачу за хвост и делали карьеру. Другие слонялись без дела по узким парижским улочкам: «грудь колесом, ноги циркулем, плащ через плечо, шляпа до бровей, клинок длиннее голодного дня», - так описал Теофиль Готье этих молодцов, готовых обнажить шпагу за весьма скромную плату. Благодаря рекомендательным письмам, Шарль поначалу определился кадетом в одну из гвардейских рот. Но кто из кадетов не мечтал впоследствии перевестись в роту «мушкетеров королевского военного дома», или, проще говоря, стать мушкетером короля! Мушкеты - тяжелые фитильные ружья - появились у стрелков французской армии еще в предыдущем столетии. О приближении мушкетеров всегда можно было узнать не только по тяжелой поступи, но и по характерному звуку: на кожаной перевязи у них висели патроны с порохом, при ходьбе они ритмично стучали друг об друга. Позднее фитильные мушкеты сменили кремневые, но все равно перезарядка мушкета была долгой и сложной - девять операций! Позднее стрелки-мушкетеры составляли отдельные роты и полки. Но это были, так сказать, «просто» мушкетеры.

Генрих IV /Henry IV King of France./

А в 1600 году король Генрих IV создал для своей личной охраны элитную роту «тех самых» мушкетеров. В ней служили только дворяне, во дворце они несли караульную службу, а в бою сражались верхом, следуя за государем. Их вооружение составляли укороченный нарезной мушкет (его приторачивали к седлу стволом вверх, чтобы пуля не выпала из дула) и, разумеется, шпага. В особых случаях, в зависимости от характера задания, мушкет заменялся парой пистолетов. Но настоящее возвышение королевских мушкетеров началось при Людовике XIII.

Рубенс. Портрет Людовика XIII

В 1634 году государь сам возглавил роту - разумеется, формально. Фактическим командиром мушкетеров был Жан де Пейре, граф де Труавиль - так на самом деле звали капитана де Тревиля из «Трех мушкетеров». Будем и мы именовать его де Тревилем. Людовик XIII высоко ценил мушкетеров, а их командиру мог доверить любое дело. Однажды король, указав на Тревиля, сказал: «Вот человек, который избавит меня от кардинала, как только я этого захочу». Речь шла о всесильном кардинале Ришельё (так правильно звучит его фамилия, к слову, удивительно красноречивая: riche означает «богатый», lieu - «место»). Но будем впредь называть его привычно - Ришелье. В ту пору королевские мушкетеры были, пожалуй, самым элегантным военным подразделением Франции. Они носили голубые накидки с золотой каймой, нашитыми крестами с королевскими лилиями на концах из белого бархата, в обрамлении золотых языков пламени. Высокие отложные воротники были не только модным украшением, но и защищали шею от рубящих ударов шпагой. Кстати, и широкополые шляпы с пышными перьями сберегли немало ушей и носов своих владельцев. Несмотря на элитарность, королевские мушкетеры не были паркетными шаркунами: рота участвовала едва ли не во всех военных кампаниях, и мушкетеры короля заслужили славу отчаянных храбрецов. На место убитых товарищей приходили новобранцы. Так, через два или три года после приезда в Париж в роту королевских мушкетеров был зачислен Шарль де Бац - он записался в мушкетеры под именем

Д’Артаньян.
Портрет д’Артаньяна с фронтисписа «Мемуаров...» Куртиля

Однако «блеск и нищета мушкетеров» были всем известны. Мушкетерского жалованья катастрофически не хватало. Деньги - и немалые - были необходимы и для продвижения по службе. В то время военные и придворные должности во Франции покупались. Чин присваивал король, а соответствующую должность, приносившую реальный доход, кандидат выкупал у предшественника. Ну, точно так же, как сейчас перекупают доходный бизнес. Однако король мог не утвердить кандидата, назначить другого; он мог уплатить требуемую сумму за кандидата из казны; он мог, наконец, даровать чин и должность за особые заслуги. Но в основном чинопроизводство было поставлено, так сказать, на коммерческую основу. Состоятельные кандидаты, выслужившие определенный срок, отличившиеся в нескольких кампаниях, покупали должность - сначала знаменосца, затем лейтенанта и, наконец, капитана. На высшие должности и цены были запредельные. Знатные и состоятельные господа встречались и в роте королевских мушкетеров. Но большая часть мушкетеров были под стать д’Артаньяну. Взять хотя бы Атоса - его полное имя было Арман де Силлег д’Атос. Он приходился троюродным племянником самому капитану де Тревилю и поэтому легко вступил в его роту примерно в 1641 году. Но недолго носил он шпагу - от нее и погиб в 1643 году.

Поскольку тяжелое ранение Атос получил не в походе, а в Париже, ясно, что это была дуэль, или стычка буйных молодцов, либо сведение счетов между противоборствующими кланами. Не богаче был и Портос - Исаак де Порто, выходец из протестантской семьи. Он начинал службу в гвардейской роте дез Эссарта (Дезэссар в «Трех мушкетерах»), воевал, получил ранения и вынужден был выйти в отставку. Вернувшись в Гасконь, он занимал в одной из крепостей должность хранителя боеприпасов, которую обычно поручали инвалидам. Таков был и Арамис, точнее, Анри д’Арамиц, двоюродный брат де Тревиля и дальний родственник Атоса. Он служил в роте мушкетеров в те же годы, затем по неизвестной причине оставил службу и вернулся в родные края, благодаря чему прожил довольно спокойную и долгую (для мушкетера) жизнь: женился, воспитал троих сыновей и мирно скончался в своем поместье около 1674 года, когда ему было немногим за пятьдесят. Эти славные господа были сослуживцами д’Артаньяна, и только. Близким другом ему стал Франсуа де Монлезен, маркиз де Бемо, тоже гасконец. Друзья называли его просто Бемо. Д’Артаньян и Бемо были неразлучны в караулах и в походах, на веселых пирушках и в опасных переделках. Но в 1646 году судьбы двух друзей круто изменились. В 1642 году скончался кардинал Ришелье, первым министром стал его доверенный помощник кардинал Джулио Мазарини. На следующий год почил и король Людовик XIII. Наследник был еще мал, Францией правила королева-регентша Анна Австрийская, во всем полагаясь на Мазарини.

Бушар. Портрет кардинала Мазарини

Оба кардинала предстают в исторических романах как настоящие злодеи. Действительно, пороков и недостатков у них хватало. Но правда и то, что Ришелье с редким упорством создавал единую, сильную Францию и абсолютную монархию, притом в ослабленной, непрерывно воюющей стране при слабом короле. Политическую линию Ришелье в основном продолжил Мазарини, но ему приходилось, пожалуй, еще труднее - продолжалась изнурительная Тридцатилетняя война, королевская власть практически отсутствовала. А ненавидели Мазарини больше, чем предшественника, потому что он был «варягом» и пригрел немало чужаков. Мазарини очень нуждался в смелых и верных помощниках. К этому времени мушкетеры д’Артаньян и Бемо были уже замечены, и не только непосредственным начальством. И однажды Мазарини позвал их на аудиенцию. Проницательный политик сразу заметил, что эти лихие бойцы имеют еще и головы на плечах. И пригласил их к себе на службу для особых поручений. Так д’Артаньян и Бемо, оставаясь мушкетерами, вошли в свиту дворян Его Преосвященства. Их обязанности были весьма разнообразны, но всегда требовали секретности и мужества. Они доставляли тайные депеши, сопровождали неблагонадежных военачальников и сообщали об их действиях, наблюдали за передвижениями противников. Жизнь в постоянных разъездах, почти без отдыха, вскоре превратила их в живые мощи. Вдобавок надежды мушкетеров на щедрую оплату не оправдались - Мазарини оказался скуп до неприличия. Да, они пока не выиграли, но и не проиграли, как другие мушкетеры - по указу короля их рота вскоре была распущена. Формальным предлогом послужило «тяжелое бремя расходов» на содержание элитной части, на самом деле на роспуске настоял Мазарини. Мушкетеры казались ему слишком буйной и неуправляемой частью, от которой неизвестно чего можно было ожидать. Мушкетеров охватило уныние, и никто не предполагал, что через десятилетие рота возродится в еще большем блеске. А пока д’Артаньян и Бемо носились по стране и благодарили судьбу за то, что имеют хоть какой-то заработок.

Известия, которые доставлял д’Артаньян, бывали столь важными, что его имя стало появляться то в «Газете», первом периодическом издании Франции, то в донесениях высших полководцев: «Г-н д’Артаньян, один из дворян Его Преосвященства, прибыл из Фландрии и сообщил…» «Г-н д’Артаньян сообщает, что имеются данные из Брюсселя, о скоплении неприятеля в Генилгау в количестве около трех тысяч человек, которые готовят нападение на наши приграничные крепости…» Первый министр отвечал в государстве за все, при этом охотников разделить ответственность не находилось, а проклятия неслись отовсюду. Иногда кардиналу буквально приходилось затыкать дыру, и он бросал своих доверенных «дворян» в самое пекло. Например, Бемо в 1648 году сам повел в атаку отряд легкой конницы Его Преосвященства, и в этом бою неприятельская пуля раздробила ему челюсть. Тем временем всеобщая ненависть к Мазарини вылилась в протестное движение - Фронду (в переводе - «праща»). Началось восстание в столице, поддержанное в некоторых провинциях. Мазарини вывез из города малолетнего Людовика и начал осаду Парижа. Фронде нужны были вожди, командиры, известные в войсках, и они тотчас явились - вельможи, аристократы, на деле стремившиеся к переделу высших должностей и привилегий. Демократическая Фронда сменилась «Фрондой принцев» (отсюда выражение «фрондировать» - протестовать, но без особого риска). Главным вождем «фрондеров» был принц Конде.

Эгмонт. Портрет принца Конде

В этот период многие сторонники Мазарини переметнулись к его противникам. Но не д’Артаньян. К тому времени в полной мере проявились основные качества его характера - исключительная верность и неизменное благородство. Вскоре королевская семья вернулась в Париж, но кардинал остался в изгнании. Д’Артаньян и теперь не покинул его, только поручения мушкетера стали еще опаснее - он осуществлял связь Мазарини с Парижем, доставлял тайные послания королю и сторонникам, в частности, аббату Базилю Фуке, можно сказать, главе кардинальской администрации. Нетрудно представить, что стало бы с нашим гасконцем, если бы его миссия оказалась раскрыта. Ведь на Новом мосту в Париже был вывешен сатирический листок «Тариф наград для избавителя от Мазарини»: «Камердинеру, который удушит его меж двух перин, - 100 000 экю; брадобрею, который перережет ему бритвой горло, - 75 000 экю; аптекарю, который, ставя ему клистир, отравит наконечник, - 20 000 экю»… Неподходящее время для благодарностей, но именно тогда Мазарини послал письмо одному из верных ему маршалов: «Поскольку королева некогда позволила мне надеяться на присвоение Артаньяну чина капитана гвардии, я уверен, что ее расположение не изменилось». На тот момент вакантных должностей не оказалось, только через год д’Артаньян стал лейтенантом в одном из гвардейских полков. Около года затем он воевал с отрядами Фронды. Силы сопротивления таяли, Мазарини постепенно возвращал себе власть над страной. 2 февраля 1653 года кардинал торжественно вступил в Париж. Его кортеж с трудом прокладывал путь сквозь толпы парижан, с восторгом встречавших Его Преосвященство. Это были те самые французы, которые еще недавно готовы были растерзать его. За спиной Мазарини скромно держался лейтенант д’Артаньян.

Пределом мечтаний всякого дворянина была нехлопотная должность при дворе. А таких должностей хватало. Ну какие обязанности могут быть, к примеру, у «капитан-консьержа королевского вольера» в саду Тюильри? Он занимает маленький замок XVI века в двух шагах от дворца и получает свои десять тысяч ливров в год: поди плохо! Такая вакансия как раз открылась, стоила она шесть тысяч ливров. Вряд ли д’Артаньян сумел скопить такую сумму, но под будущие доходы можно было и занять. Казалось, большие господа должны были побрезговать столь ничтожной должностью, и все-таки конкуренты у лейтенанта нашлись. И какие! Жан Батист Кольбер, левая рука кардинала (правой был Фуке), написал своему патрону: «Если бы Ваше Преосвященство благосклонно предоставили мне эту должность, я был бы бесконечно обязан».

Лефевр. Портрет Кольбера

Отказать Кольберу было непросто, однако Мазарини отвечал: «Я уже ходатайствовал об этой должности для д’Артаньяна, который просил ее у меня». Кольбер, будущий премьер-министр, впервые испытал неприязнь к д’Артаньяну. Между прочим, теплое местечко получил и Бемо - его назначили ни много ни мало комендантом Бастилии. Тоже работа не пыльная, вот только, как учит мать-история, тюремщики подчас меняются местами с теми, кого стерегут. Итак, бедный гасконский дворянин зажил наконец как настоящий сеньор. Но недолго д’Артаньян сторожил свой вольер. В 1654 году юный монарх Людовик XIV короновался в Реймсе, д’Артаньян присутствовал на этой грандиозной церемонии. А вскоре после этого снова в бой: принц Конде перешел на сторону испанцев и возглавил их тридцатитысячную армию. В одной из первых битв этой кампании д’Артаньян с несколькими удальцами, не дожидаясь подхода основных сил, атаковал бастион противника и был легко ранен. Через год он уже командовал отдельной гвардейской ротой, еще не получив капитанского чина. Опять проклятые деньги: чтобы выкупить патент капитана, пришлось продать придворную должность. Да черт с ней! Кстати, д’Артаньян так и выражался, часто не только устно, но и письменно.

Личный секретарь Его Преосвященства сообщал д’Артаньяну: «Я прочитал все Ваши письма кардиналу, впрочем, не целиком, поскольку у Вас постоянно проскакивают фразы вроде «черт побери», однако это неважно, поскольку суть хороша». Наконец, в 1659 году был заключен мир с Испанией. А незадолго до этого Людовик XIV решил возродить роту королевских мушкетеров. Должность лейтенанта была предложена д’Артаньяну. Его радость омрачалась только тем, что начальником, капитан-лейтенантом, назначили племянника кардинала Филиппа Манчини, герцога Неверского - ленивого, избалованного юношу. Оставалось надеяться, что он не станет вмешиваться в дела мушкетеров. И вот д’Артаньяну сорок пять (в XVII веке это уже весьма немолодой человек), он добился прочного положения, пора бы обзавестись семьей. Романтические увлечения и амурные приключения остались позади, зрелые люди старались жениться на дамах знатных и богатых. Чаще всего оба эти достоинства сочетали в себе вдовушки. Избранницей д’Артаньяна стала Анна-Шарлотта-Кристина де Шанлесси, из древнего гасконского рода, владевшая имениями мужа-барона, погибшего на войне, и прикупившая еще несколько поместий. Вдобавок она была хороша собой, хотя «уже носила на лице следы неизбывной печали», как писал человек, видевший ее портрет, впоследствии утраченный. Однако у вдов есть еще одно свойство: они опытны и расчетливы. Вот и Шарлотта ничего не предпринимала, не посоветовавшись с адвокатом. Брачный контракт напоминал длинный трактат по имущественному праву: пункт за пунктом оговаривались условия, которые защитили бы вдову от разорения, в случае если «господин будущий супруг» окажется мотом (как в воду глядела). Но вот формальности улажены, и 5 марта 1659 года в малом зале Лувра, в присутствии важных гостей (из друзей был только старина Бемо) состоялось подписание контракта. Такого рода документы составлялись «от имени всемогущего монарха Людовика Бурбона» и «светлейшего и достойнейшего монсеньора Жюля Мазарини» - их собственноручные подписи скрепляли сей документ. Нечасто доводилось лейтенанту мушкетеров наслаждаться теплом семейного очага. Он продолжал жить в седле - то во главе своих мушкетеров, то выполняя поручения кардинала, а потом и молодого короля. Жена, естественно, ворчала, к тому же д’Артаньян, после долгих лет унижающей бедности, тратил деньги без счета. У супругов вскоре родилось двое сыновей-погодков.

Людовик XIV женился в конце того же года. Этот брак французского короля с испанской инфантой Марией-Терезией обещал долгий и прочный мир. Кардинал Мазарини сделал свое дело и вскоре удалился - в мир иной. Свадебные торжества были грандиозны. Рядом с королем все время находились его мушкетеры во главе с д’Артаньяном. Испанский министр, увидев роту в полном блеске, воскликнул: «Если бы Господь спустился на землю, ему не нужно было бы лучшей гвардии!» Король давно знал д’Артаньяна, верил, что на него можно всецело положиться. Со временем командир мушкетеров занял то место подле короля-сына, которое прежде капитан де Тревиль занимал при его отце. А в это время два политических наследника Мазарини, два члена Королевского совета копали друг под друга. Главный интендант финансов Фуке был могущественнее, но беспечнее. Кольбер оказался опытнее, он победил, потому что атаковал. Он открыл королю глаза на многочисленные злоупотребления Фуке, на его роскошную жизнь, оплаченную из государственной казны.

Эдуард Лакретелле. Портрет Николя Фуке

7 августа 1661 года Фуке устроил в своем дворце и в саду праздник для королевской четы и всего двора. На нескольких сценах одно за другим игрались представления, в том числе труппа Мольера показала новую пьесу «Докучные». Пиршество готовил повар-кудесник Ватель. Фуке явно хотел угодить государю, а вышло наоборот. Людовик оценил искусство, с каким организован праздник, но испытал досаду. Его двор был еще скромен, король остро нуждался в деньгах. Уезжая, он сказал хозяину: «Ждите от меня новостей». Арест Фуке был предрешен. Однако это было очень рискованное предприятие. Фуке обладал огромными связями и влиянием, у него был укрепленный военный лагерь с гарнизоном в постоянной готовности, он командовал всем флотом Франции, он был, наконец, вице-королем Америки! Свержение такого гиганта можно сравнить, пожалуй, с арестом Берии в 1953 году. В таком деле требуется верный и любимый солдатами военачальник. Король без колебаний поручил операцию д’Артаньяну. Операция готовилась в такой тайне, что писцов, написавших приказ, держали взаперти до ее завершения. Чтобы усыпить бдительность Фуке, на день ареста была назначена королевская охота. Он ни о чем не подозревал и даже сказал приближенному: «Кольбер проиграл, и завтрашний день станет одним из счастливейших в моей жизни». 5 сентября 1661 года Фуке вышел с заседания Королевского совета и сел в носилки.

В это время д’Артаньян с пятнадцатью мушкетерами окружил носилки и предъявил Фуке приказ короля. Арестованный воспользовался минутной заминкой, чтобы передать известие о случившемся своим сторонникам. Те решили поджечь дом Фуке, чтобы уничтожить улики. Но их опередили, дом был опечатан и взят под охрану. Затем д’Артаньян доставил Фуке в Венсенский замок, а несколько позже повез в Бастилию. И всюду он лично проверял надежность помещений и охраны, в случае необходимости расставлял там своих мушкетеров. Предосторожности не были излишними, однажды разъяренная толпа окружила карету, и Фуке едва не растерзали, но д’Артаньян вовремя приказал мушкетерам конями оттеснить горожан. Наконец, арестант был сдан в Бастилию на попечение друга Бемо. Д’Артаньян надеялся отойти от этого неприятного дела, но не тут-то было! Король приказал ему и дальше оставаться с узником. Только через три года, после суда и королевского приговора, д’Артаньян доставил осужденного в замок Пиньероль на пожизненное заключение и завершил свою печальную миссию. Надо сказать, что все это время он вел себя с арестованным благороднейшим образом. Например, он присутствовал на всех встречах Фуке с адвокатами, был в курсе всех дел арестанта, но ни одно слово не вышло за стены тюрьмы. Знатная дама из числа друзей поверженного вельможи написала о д’Артаньяне: «Верен королю и человечен в обращении с теми, кого ему приходится держать под стражей». Король был доволен лейтенантом мушкетеров. Даже сторонники Фуке уважали его.

Только новый интендант финансов Кольбер и его окружение затаили злобу: они считали, что д’Артаньян был слишком мягок с узником, и даже подозревали, что он помогал Фуке. Д’Артаньян доказал, что он верный слуга королю, а теперь мог проявить отеческую заботу о своих мушкетерах. За десять лет его правления численность мушкетеров увеличилась со 120 до 330 человек. Рота стала совершенно самостоятельным подразделением со своим казначеем, священником, аптекарем, хирургом, шорником, оружейником, музыкантами. При д’Артаньяне же рота получила собственное знамя и штандарт, на котором был начертан грозный девиз мушкетеров: «Quo ruit et lethum» - «С ним атакует смерть». Во время военных действий рота королевских мушкетеров включалась в состав других войсковых частей, но один отряд всегда оставался при короле, только этот отряд всегда выступал под знаменем роты. Наконец, в 1661 году начали строить большую казарму «Отель Мушкетеров», а до этого мушкетеры жили на съемных квартирах. Д’Артаньян лично ведал набором мушкетеров, хорошо знал каждого, у некоторых крестил детей. К нему приезжали такие же, как он когда-то, юнцы из провинции с рекомендациями от благородных семейств. Порядок, установленный лейтенантом, был строже, чем при де Тревиле. Лейтенант не только отдавал приказы, распределял патенты на низшие должности, ходатайствовал о присвоении дворянства и назначении пенсий; он ввел особые свидетельства о достойном и недостойном поведении, чтобы пресечь случаи неповиновения и провоцирование ссор. Все это и сделало роту королевских мушкетеров не только элитарным, но и образцовым подразделением. Постепенно королевские мушкетеры стали своего рода офицерской академией - лучшие кадеты из дворян проходили здесь первые годы службы, а потом назначались в другие гвардейские полки. Даже в других европейских государствах монархи начали создавать мушкетерские роты для своей охраны и посылали офицеров учиться в «школу д’Артаньяна». Когда у короля блестящая армия, ему так и хочется бросить ее на смерть. В 1665 году началась война между Англией и Нидерландами. Франция была союзницей Голландии и поддержала ее экспедиционным корпусом. Во главе отряда мушкетеров отправился на север и д’Артаньян.

При осаде крепости Локен мушкетеры проявили себя не только храбрецами, но и тружениками войны: таскали на себе тяжелые фашины, засыпая глубокий ров, наполненный водой. Король был в восторге: «Я и не ожидал меньшего рвения от роты старших мушкетеров». В Париже д’Артаньяна никто не встречал. Незадолго до похода г-жа д’Артаньян пригласила нотариуса, забрала все имущество, принадлежащее ей по брачному контракту, и с двумя детьми уехала в родовое имение Сен-Круа. Впоследствии д’Артаньян наезжал туда по необходимости, чтобы уладить кое-какие домашние дела. Надо думать, без всякого удовольствия. С годами практицизм Анны-Шарлотты превратился в скупость, она сделалась сутягой, судилась то с братом покойного мужа, то со своим кузеном… И д’Артаньян с радостью вернулся к своей семье - семье мушкетеров! Сразу после возвращения из похода состоялись трехдневные маневры, на которых королевские мушкетеры снова показали себя в полном блеске. Король был так доволен, что пожаловал д’Артаньяну первую же освободившуюся должность при дворе - «капитана маленьких собачек для охоты на косуль».

Портрет Людовика XIV

Только придворная карьера как-то не задалась, д’Артаньян всего три недели возился с маленькими собачками и подал в отставку. К счастью, король не обиделся, а д’Артаньян даже выиграл. Должность собачьего капитана была упразднена и заменена двумя лейтенантскими. Д’Артаньян продал их в розницу и несколько поправил свои дела после бегства жены. А уже на следующий год Филипп Манчини, герцог Неверский, наконец официально отказался от должности капитан-лейтенанта роты королевских мушкетеров. Кому как не д’Артаньяну было занять это место! Наконец, Д’Артаньян купил себе прекрасный дом на углу Паромной улицы и набережной Лягушачьего болота, почти напротив Лувра. Примерно в это время он стал подписываться «граф д’Артаньян». Подписывая некоторые документы, он прибавлял еще и «кавалер королевских орденов», коими никогда не был награжден. Что поделаешь, неуемная гасконская гордость и страсть к присвоению титулов были его наследственной слабостью. Д’Артаньян надеялся, что король строго не взыщет, а в случае чего и заступится. В эти годы особая комиссия проверяла, насколько законно пользуются титулами некоторые господа. И, между прочим, затребовала документы у некоего г-на де Баца. Так вот, одного заявления д’Артаньяна, что это его родственник, было достаточно, чтобы комиссия отстала. Между тем прекрасный дом капитана мушкетеров чаще всего пустовал, а его служанка совсем обленилась. Ее хозяин редко жил у себя на Лягушачьем болоте. В 1667 году началась новая война. Людовик XIV потребовал у Испании ее обширные владения во Фландрии под тем предлогом, что они-де принадлежат его жене, бывшей испанской инфанте, а ныне королеве Франции.

Такой закон действовал в гражданском праве многих европейских стран, но не распространялся на межгосударственные отношения, поэтому Испания, естественно, отказалась. Но известно, что короли спорят не в суде, а на поле брани. В этой войне капитан д’Артаньян в чине бригадира кавалерии впервые командовал армейским корпусом, состоявшим из собственной роты и еще двух полков. Мушкетеры снова бесстрашно рвались вперед. При осаде Дуэ они под градом картечи захватили равелин и, не останавливаясь, с обнаженными шпагами ворвались внутрь города. Наблюдавший эту картину король, чтобы поберечь своих любимцев, даже послал им приказ «умерить свой пыл». Кульминацией всей кампании стала осада Лилля, самой мощной крепости Фландрии. Атаки «бригадира д’Артаньяна», как гласили сводки, «задавали тон». Но в день штурма только 60 человек из его бригады вошли в передовой отряд, а самому бригадиру было приказано оставаться на командном пункте. К вечеру его терпение лопнуло, он бросился в гущу схватки и дрался, пока не получил легкую контузию. Даже король не осудил его за этот самовольный поступок. Напуганные отчаянным натиском горожане Лилля сами разоружили гарнизон и сдались на милость победителя. По странному стечению обстоятельств, в 1772 году д’Артаньян был назначен губернатором этого города и одновременно получил звание генерал-майора (или бригадного генерала). Мушкетер был польщен, однако новая служба ему не понравилась. Гарнизонные офицеры - это совсем не то, что настоящие воины. Д’Артаньян перессорился с комендантом и инженерами, устал отбиваться от кляуз, отвечал на них запальчиво и бестолково. Он и говорил-то с неистребимым гасконским акцентом, на письме же выходило сплошное «черт побери!». Словом, он вздохнул с облегчением, когда ему нашлась замена и он смог вернуться к своим мушкетерам.

Лучший способ восстановить душевное равновесие для старого солдата - снова понюхать пороху. Так оно и вышло. В 1773 году король во главе войска отправился осаждать голландскую крепость. Штурмовым отрядом, куда входили и королевские мушкетеры, командовал генерал-майор от инфантерии де Монброн. 25 июля мушкетеры выполнили поставленную перед ними задачу - захватили равелин противника. Но Монброну этого показалось мало. Он хотел соорудить дополнительные укрепления, чтобы противник не отбил равелин обратно. Д’Артаньян возражал: «Если сейчас послать людей, то их увидит неприятель. Вы рискуете тем, что множество народу погибнет ни за что». Монброн был старшим по званию, он отдал приказ, и редут был возведен. Но тут же разгорелся бой за равелин. Уставшие французы были опрокинуты и начали отступать. Увидев это, д’Артаньян не стал дожидаться чьего-либо приказа, собрал несколько десятков мушкетеров и гренадеров и бросился на подмогу. Через несколько минут равелин был взят. Но много атакующих полегло. Убитые мушкетеры продолжали сжимать погнутые шпаги, залитые кровью по рукоять. Среди них нашли д’Артаньяна с простреленной головой. Мушкетеры под шквальным огнем вынесли своего капитана из-под обстрела. Вся рота скорбела. Один офицер написал: «Если бы от горя умирали, я был бы уже мертв». Людовик XIV очень горевал о гибели д’Артаньяна. Он велел отслужить по нему заупокойную службу в своей походной часовне и никого не пригласил на нее, молился в скорбном одиночестве. Впоследствии король так вспоминал капитана мушкетеров: «Это был единственный человек, который сумел заставить людей любить себя, не делая для них ничего, что обязывало бы их к этому». Д’Артаньяна похоронили на поле боя, у Маастрихта. Из уст в уста передавались чьи-то слова, произнесенные над его могилой: «Д’Артаньян и слава почили вместе».

Если бы д’Артаньян жил в средневековье, его называли бы «рыцарем без страха и упрека». Возможно, он стал бы героем эпоса, вроде английского Ланселота или французского Роланда. Но он жил в «эпоху Гуттенберга» - печатного станка и зарождающейся профессиональной литературы и поэтому был обречен стать героем романа. Первым это попытался сделать Гасьен Куртиль де Сандр. Этот дворянин начинал военную службу незадолго до гибели д’Артаньяна. Но вскоре был заключен мир, армия распущена, и Куртиль остался без службы и средств к существованию. От нужды или по душевной склонности он сделался литератором. Писал политические памфлеты, недостоверные исторические и биографические книги со скандальным привкусом. В конце концов за какие-то резкие публикации Куртиля арестовали и посадили в Бастилию на целых шесть лет. Комендантом Бастилии все еще оставался старый Бемо, друг д’Артаньяна. Куртиль ненавидел своего главного тюремщика, впоследствии писал о нем довольно зло.

Неудивительно, что с его подачи и Александр Дюма изобразил коменданта Бастилии в истории с «железной маской» глупым и трусливым. В 1699 году Куртиль вышел на свободу, а в следующем году вышла его книга «Мемуары мессира д’Артаньяна, капитан-лейтенанта первой роты мушкетеров короля, содержащие множество вещей личных и секретных, произошедших при правлении Людовика Великого». Историчности в этих придуманных «Мемуарах» содержалось немного, а герой представал перед читателем не воином, а исключительно тайным агентом. Интриги, дуэли, измены, похищения, побеги с переодеванием в женское платье и, конечно, любовные похождения - все это было изложено довольно тяжеловесным слогом. Тем не менее книга имела успех. Затем Куртиль еще раз надолго оказался в тюрьме и умер в 1712 году, через несколько месяцев после освобождения. «Мемуары д’Артаньяна» ненадолго пережили автора и были забыты более чем на столетие. Пока книгу не обнаружил Александр Дюма. В предисловии к «Трем мушкетерам» Дюма писал: «Примерно год тому назад, занимаясь в Королевской библиотеке… я случайно напал на «Воспоминания г-на д’Артаньяна»...» Но далее он переходит на множественное число: «С тех пор мы не знали покоя, стараясь отыскать в сочинениях того времени хоть какой-нибудь след этих необыкновенных имен…» Это не ошибка Дюма, а невольная оговорка. За ней скрывался соавтор Дюма - Огюст Маке, историк-самоучка и посредственный литератор, который поставлял патрону сюжеты, сценарии и черновые тексты некоторых романов и пьес. Среди соавторов Дюма (только установленных имен насчитывается около дюжины) Маке был самым способным. Кроме «Трех мушкетеров», он участвовал в создании других шедевров Дюма, среди которых «Двадцать лет спустя», «Виконт де Бражелон», «Королева Марго» и «Граф Монте-Кристо».

Именно Маке принес Дюма рыхлое и скучное сочинение о д’Артаньяне и рассказал про старинную книгу Куртиля де Сандра. Дюма загорелся этой темой и захотел сам прочитать «Мемуары д’Артаньяна». В библиотечном формуляре есть отметка о выдаче ему этой ценнейшей книги, но нет отметки о ее возвращении. Классик ее попросту «заиграл». История «Трех мушкетеров» - сама по себе роман. В 1858 году, через 14 лет после первой публикации романа, Маке подал на Дюма в суд, утверждая, что он является автором, а не соавтором «Трех мушкетеров». Поступок трудно объяснимый, потому что между Дюма и Маке был заключен договор, автор неплохо платил соавтору, Дюма даже разрешил Маке выпустить под собственным именем инсценировку «Трех мушкетеров». Судебный процесс наделал много шуму, всплыли и более ранние обвинения Дюма в эксплуатации «литературных негров». (Кстати, это выражение возникло именно применительно к соавторам Дюма, потому что он и сам был внуком рабыни-негритянки.)

Наконец, Маке представил в суд свою версию главы «Казнь», но это «доказательство» стало для него роковым. Судьи убедились, что текст Маке не идет ни в какое сравнение с блестящей прозой Дюма.

Памятник генералу д"Артаньяну в Маастрихте.

Атосу, самому старшему, умудренному опытом и таинственному из четверых героев романа, дал имя человек, проживший всего 28 лет и погибший, как истинный мушкетер, со шпагой в руке. Прототипом Атоса является мушкетёр Арман де Силлег д’Атос д’Отевьель (Дотюбьель), родившийся в коммуне Атос-Аспис близ испанской границы. По иронии судьбы, родителями прототипа высокородного графа де ля Фер – Атоса не были потомственные дворяне. Его отец происходил из купеческого рода, получившего дворянство, а мать, хоть и приходилась двоюродной сестрой капитан-лейтенанту королевских мушкетеров гасконцу де Тревилю, была дочерью буржуа – уважаемого торговца и выборного присяжного заседателя. Подлинный Атос смолоду служил в армии, однако счастье улыбнулось ему только в 1641 г., когда он смог пробиться в ряды элиты королевской гвардии – стал рядовым роты мушкетеров. Вероятно, не последнюю роль здесь сыграли родственные связи: де Тревиль, как-никак, был троюродным дядей реального Атоса. Впрочем, кого попало в личную охрану короля не брали даже при наличии «мохнатой гасконской лапы»: молодой человек слыл храбрецом, хорошим солдатом и носил мушкетерский плащ вполне заслуженно.
22 декабря 1643 г. близ парижского рынка Прэ-о-Клер произошла роковая для Атоса схватка между королевскими мушкетерами и гвардейцами кардинала, или вернее, мушкетерами гвардейской роты кардинала, созданной по образу и подобию королевской. Парижан подобными историями было не удивить: молодые дворяне, служившие в гвардейских частях, считали чем-то вроде правил хорошего тона отстаивать престиж своего полка в спонтанных лихих потасовках. «Рапиры королевских солдат покидали ножны по любому поводу. Каждый год некоторая часть воинственной молодежи, подхватив болезнь «долга чести», погибала во цвете лет после такого рода встреч», - пишет французский историк Жан-Кристиан Птифис, автор книги «Истинный д’Артаньян». Главный министр Франции кардинал Ришелье, имевший в те годы почти неограниченную полноту власти, попытался решительными мерами запретить дуэли. Однако на деле это сделало «поединки чести» только более ожесточенными: секунданты, следившие за соблюдением дуэльного кодекса, отныне превращались в нежелательных свидетелей и отпали за ненадобностью. Кроме того, между некоторыми родами оружия, как, например, между ближними телохранителями соперничавших за главенство в государстве короля Людовика XIII и кардинала Ришелье, легла настоящая ненависть, взошедшая на крови многочисленных жертв с обеих сторон. Результатом становились новые и новые стычки, по характеру напоминавшие, скорее, драки в салунах Дикого Запада или более знакомые отечественному читателю «криминальные разборки». Впрочем, даже в подобного рода столкновениях существовали своего рода правила, во всяком случае нечто подобное описывает в своих мемуарах видный военный деятель эпохи Людовика XIII Франсуа де Бассомпьер. Так, например, считалось неблагородным добивать прекратившего сопротивление раненого противника, первым применять огнестрельное оружие, нападать группой на одиночного противника (на двоих – уже можно!), в случае «стрелки» с заранее условленным числом участников приводить дополнительных бойцов и т.д. Как и все правила, установленные, чтобы предать взаимному убийству людей «благородный» характер, они регулярно нарушались обеими сторонами.
Стычка у Прэ-о-Клер носила именно такой безжалостный и бесчестный характер. На сей раз «не по понятиям» повели себя гвардейцы Ришелье, всемером подкараулившие одного из лучших бойцов среди королевских мушкетеров – Шарля д’Артаньяна (того самого!), направлявшегося куда-то по своим делам. Первый биограф д’Артаньяна Гасьен де Куртиль де Сандра полагает, что люди кардинала поступили еще подлее, послав вместо себя наемных убийц. Опытный рубака, д’Артаньян оказал отчаянное сопротивление, однако ему пришлось бы несладко, если бы в это время в одном из питейных заведений поблизости не развлекались Атос и его товарищи. Сакраментальная формулировка: «Пацаны, наших бьют!» существовала и в XVII в., хотя, вероятно, звучала она тогда несколько иначе. Мушкетеры, предупрежденные ночным сторожем, случайным свидетелем потасовки, яростно бросились на помощь. Большинство нападавших были убиты или тяжело ранены на месте, остальные обратились в бегство. В схватке получил смертельную рану и один мушкетер – наш Атос. Он был похоронен на кладбище парижской церкви Сен-Сюльпис, в регистрационных книгах которой сохранилась запись о «препровождении к месту захоронения и погребении преставившегося Армана Атоса Дотюбьеля, мушкетера королевской гвардии». Существует история, согласно которой д’Артаньян когда-то спас жизнь Атосу во время одной из уличных схваток, и Атос сполна вернул ему долг чести, отдав свою за спасение д’Артаньяна.
Считается, что Александр Дюма наделил каждого из своих мушкетеров чертами кого-то из близких ему людей. Так вот, в Атосе – графе де ла Фер из романа современники опознали первого соавтора и наставника Дюма, литератора Адольфа Левена, по происхождению действительно шведского графа. Сдержанный и холодноватый в общении, подобно Атосу, Левен был для Дюма надежным и преданным другом, воспитателем его сына. Добавим, что при этом Левен был известен в кругах парижской богемы как большой любитель выпить – еще одна черта знаменитого мушкетера.
Прототип добродушного обжоры и наивного силача Портоса, старый вояка Исаак де Порто, происходил из рода беарнских дворян-протестантов. Бытует мнение, что его дед Авраам Порто, поставщик птицы ко двору короля Генриха Наваррского, заслуживший придворный титул «офицера кухни», был принявшим протестантизм евреем и бежал в либеральную Наварру из католической Португалии, где на его братьев по вере и по крови происходили жестокие гонения. В частности, такой версии придерживался израильский писатель Даниил Клугер (кстати, выходец из Крыма), посвятивший Портосу приключенческий роман «Мушкетер». Родившийся, вероятно, в 1617 г., в поместье Ланне в долине реки Вер, Исаак де Порто был в семье младшим из троих сыновей. Следовательно, он имел менее всего шансов рассчитывать на наследство. Карьера военного являлась для него самой близкой «дорогой в свет», и он ступил на нее в шестнадцати- или семнадцатилетнем возрасте. В 1642 г. он фигурирует в реестре чинов полка Французской гвардии Военного дома короля как гвардеец роты капитана Александра дез Эссара, той самой, в которой, согласно фабуле «Трех мушкетеров» начинал службу д’Артаньян.
Относительно перевода подлинного Портоса в ряды королевских мушкетеров существуют различные мнения. Жан-Кристиан Птифис, автор книги «Истинный д’Артаньян», считает, что «о его вступлении в мушкетеры ничего не известно, и можно задать себе вопрос, вступал ли он вообще в эту роту». Тем не менее, гвардейцы дез Эссара традиционно поддерживали с мушкетерами приятельские отношения, и это подразделение рассматривалось как источник потенциальных кандидатов в ближние телохранители короля.
Исаак де Порто много и храбро воевал. В частности, он был участником знаменитого сражения при Рокруа 1643 г., в котором принц Конде нанес поражение испанцам. Разумеется, там он дрался в рядах полка Французской гвардии, т.к. мушкетеры в этой кампании не участвовали. Полученные им в сражениях раны давали себя знать, и он вынужден был покинуть активную службу и блестящий Париж. Вернувшись на родину, прототип Портоса после 1650 г. занимал гарнизонную должность хранителя боеприпасов гвардии в крепости Наварранс и продолжал служить Франции. То обстоятельство, что подобные посты обычно занимали проверенные, но утратившие годность к строевой службе по состоянию здоровья офицеры косвенно свидетельствует и о боевых заслугах потомка безвестного португальского еврея, и о тяжелых последствиях полученных им ранений. Впоследствии он также исполнял обязанности секретаря провинциальных штатов (парламента) в Беарне: в отличие от своего литературного прототипа, Исаак де Порто был неплохо образован. Прожив долгую и честную жизнь, реальный Портос скончался в уже начале XVIII в., оставив на своей малой родине скромную память заслуженного ветерана и хорошего человека. Его надгробие в часовне Сен-Сакреман церкви Св.Мартина в южнофранцузском городе По сохранилось по сей день. В образе Портоса Александр Дюма с легкой иронией и подлинным уважением вывел многие черты своего отца, боевого генерала эпохи Наполеоновских войн, прославившегося не только большой физической силой и военными подвигами, но также щепетильным отношением к вопросам чести и веселым нравом.
Утонченный щеголь Арамис, которого равно занимали вопросы богословия и моды, был написан Александром Дюма с реально существовавшего мушкетера Анри д’Арамица. Также уроженец Беарна, он принадлежал к старинному дворянскому роду, поддерживавшему гугенотов. Его дед прославился во время религиозных войн во Франции, отважно сражаясь против короля и католиков, и был произведен в капитаны. Однако отец реального Арамиса, Шарль д’Арамиц, «завязал» с мятежными и протестантскими традициями семьи, приехал в Париж, принял католицизм и поступил на службу в роту королевских мушкетеров. Он дослужился до чина «маршала де лож», звучащего для иностранного читателя очень громко, однако, соответствовавшего всего лишь армейскому сержанту. Так что родившийся около 1620 г. и выросший в семье мушкетера, Анри был, можно сказать, наследственным телохранителем короля. Набожность этого персонажа отнюдь не является вымышленной чертой. Подобно многим новообращенным, отец Арамиса был ревностным католиком и после увольнения из гвардии избрал стезю церковного служения, став светским аббатом (управляющим делами аббатства, не имевшим духовного звания) в беарнском аббатстве Арамиц. Юный Анри был воспитан в католическом духе, и, насколько известно, действительно смолоду увлекался вопросами богословия и религиозной философии. Впрочем, не с меньшим рвением овладевал он фехтованием, верховой ездой и тому подобными рыцарскими искусствами, и к двадцати годам уже считался у себя на малой родине мастером клинка.
В 1640 или 1641 г. капитан-лейтенант мушкетеров де Тревиль, стремившийся укомплектовать свою роту земляками-гасконцами и беарнцами, связанными с ним и друг с другом родственными или соседскими узами, пригласил приходившегося ему кузеном молодого Анри д’Арамица на службу. В гвардии прототип Арамиса прослужил, вероятно, около семи или восьми лет, после чего вернулся на родину, женился на девице Жанне Беарн-Боннас из хорошего дворянского семейства и стал отцом троих детей. После смерти своего отца он вступил в сан светского аббата аббатства Арамиц и занимал его всю оставшуюся жизнь.
Неизвестно, насколько увлекали реального Арамиса вопросы изменчивой моды и изящной словесности, равно как и политика, однако к вопросам чести он относился крайне щепетильно. Известно, что в апреле 1654 г. он вновь отправился в Париж, чтобы «защитить свое доброе имя», вероятно, от придворных клеветников. Тогда, не будучи уверен, что вернется живым, он составил по этому поводу завещание. Однако, по-видимому, удача способствовала ему, и через два года он вернулся в Беарн и вновь предался служению светского аббата и мирным обязанностям мужа и отца. Скончался Анри д’Арамиц в 1674 г. в окружении любящей семьи и многочисленных друзей.
Александр Дюма наделил литературного Арамиса некоторыми чертами своего деда, образованного аристократа, известного модника и женолюба. В отличие от безупречно благородного Атоса и добродушного Портоса, Арамис предстает в цикле романов о «великолепной четверке» весьма противоречивым персонажем, не чуждым интриг и коварства. Возможно, писатель так и не смог простить деду незаконнорожденного статуса своего отца, сына темнокожей красотки-горничной с Гаити.
И, конечно же, отдельного рассказа заслуживает блистательный и отважный д’Артаньян, самый молодой из четверки, сделавший, как и его исторический прототип, головокружительную карьеру на поле чести и при королевском дворе. Жизнь и подвиги реального Шарля Ожье де Бац де Кастельмор (позднее д’Артаньян) известны нам не только по сохранившимся историческим документам, но и по увидевшему свет в 1700 г. биографическому роману «Мемуары д’Артаньяна» французского новеллиста Гасьена де Куртиль де Сандра.
Подлинный д’Артаньян родился в 1611 г. в замке Кастельмор в Гаскони. Происхождение будущего мушкетера было в эпоху верховенства дворянских титулов более чем сомнительным: его дед был мещанином, присвоившим себе дворянство после женитьбы на дворянке. Учитывая, что аристократические титулы во Французском королевстве не передавались по женской линии, можно сказать, что наш герой был самозваным дворянином, или не был дворянином вообще. Именно потому с юных лет он должен был научиться защищать свое место под солнцем со шпагой в руках, компенсируя безрассудной храбростью и гордым нравом недостаток «голубой крови». Около 1630 г. молодой человек отправился покорять Париж, где был принят на службу кадетом (рядовым-дворянином) в полк Французской гвардии, в уже упоминавшуюся выше роту капитана дез Эссара. В память о военных заслугах его отца король Людовик XIII повелел юному гвардейцу именоваться дворянской фамилией его матери д’Артаньян, происходившей из обедневшей ветви старинного графского рода. В 1632 г. отцовские военные заслуги оказали кадету д’Артаньяну еще одну услугу: боевой товарищ отца, капитан-лейтенант мушкетеров де Тревиль, посодействовал его переводу в свою роту. Вся последующая военная карьера д’Артаньяна была так или иначе связана с мушкетерами короля, и именно их он вел в бой много лет спустя, когда у стен Маастрихта его сразила роковая пуля…
Подлинный д’Артаньян, будучи, несомненно, храбрым и исполнительным солдатом, тем не менее, обладал и рядом менее рыцарственных талантов, позволивших его звезде ярко засиять среди современников. В частности, хитрый и практичный гасконец умел ловко выбирать себе покровителей и всегда оказываться на стороне победителя. Несмотря на участие в десятках отчаянных уличных схваток с гвардейцами кардинала, он отнюдь не был безупречно предан королю, а хорошо понимал, на чьей стороне сила. Реальный д’Артаньян был одним из немногих мушкетеров, сумевших снискать покровительство всесильного кардинала Мазарини, главного министра Франции. В результате, когда последний в 1646 г. под столь знакомым отечественному читателю предлогом «сокращения военных расходов» распустил роту королевских мушкетеров, роскошные голубые плащи которых явно мозолили глаза его преосвященству, д’Артаньян отнюдь не попал в опалу. Долгие годы он выполнял при Мазарини обязанности доверенного лица и личного курьера, успешно совмещая с ними службу новому восходящему солнцу Франции – молодому королю Людовику XIV. Преданность смекалистого, готового на все ради исполнения воли своего повелителя и умевшего держать язык за зубами офицера была щедро отмечена чинами, и в 1655 г. он был произведен в капитаны Французской гвардии. Вскоре д’Артаньян стал именовать себя графом, хотя официально этот «самозахват» титула был одобрен королем только после его смерти. Впрочем, дерзкий гасконец мало считался с мнением света и всегда был готов отстаивать свои подлинные или мнимые заслуги на дуэли.
Преданность мушкетерскому братству вновь привела его в роту королевских мушкетеров, воссозданную в 1657 г. (по другим данным – в 1655 г.), где он получил чин лейтенанта, т.е. заместителя фактического командира. Относительно получения д’Артаньяном чина капитан-лейтенанта у историков существуют различные мнения – называют и 1658, и 1667 г. Однако, учитывая, что новый капитан-лейтенант мушкетеров племянник Мазарини герцог Неверский мало внимания уделял делам службы, д’Артаньян был подлинным командиром этой элитной роты. Ее слава и престиж под его надежной рукой засияли еще ярче.
К началу 1660-х гг. произошло значительное увеличение штатов роты - до 250 человек (в военное время ее численность превышала 300 бойцов), были введены и новые офицерские чины: сублейтенант (младший лейтенант) и ансэнь (кандидат-офицер). Для простоты управления подразделением д’Артаньян разделил его на четыре «бригады» (взвода), каждый во главе с бригадиром. Каждую «бригаду», в свою очередь, составляли четыре отделения, каждое под началом суббригадира. Одновременно с ростом штатов рота приобрела новую функцию – военно-учебную. Если ранее в мушкетеры, за редким исключением (например, Арамиц), принимались люди, уже имевшие солидный опыт военной службы, то теперь молодые дворяне из родовитых семей Франции и других европейских стран имели шанс начать свою солдатскую карьеру службой в мушкетерской роте. Постигнув в ней в течение нескольких лет искусство теории и практики военного дела, они имели возможность перевестись в армейские кавалерийские или драгунские полки в чине лейтенантов, а нередко – и капитанов. В то же время костяк мушкетеров, постоянно остававшийся в роте в качестве примера и наставников для молодежи, составляли полсотни испытанных вояк из ее прежнего, еще до роспуска в 1646 г., состава. Они почтительно именовались «стариками», хотя большинству этих «стариков» было меньше сорока лет. Именно из их числа назначались «маршалы-де лож», бригадиры и суббригадиры, в то время, как офицерские должности в основном занимали придворные. Король Людовик XIV даровал роте почетные символы – знамя пехотного образца и кавалерийский штандарт (таким образом, подчеркивалась ее двойное назначение: пешее и конное), а также военную музыку – в разное время она состояла из трубача, флейтиста, 5-6 барабанщиков и 3-4 гобоистов в различных комбинациях. Символом роты, запечатленным на ее флагах, стала пылающая граната, летящая из мортиры на город, и девиз: «Quo ruit et lethum» («Где упадет, там смерть»). Можно предположить, что подобная аллегория была связана с беспримерной отвагой мушкетеров при взятии городов. Мушкетеры обзавелись собственной благоустроенной казармой – так называемым «Отелем мушкетеров» на улице Бак в Сен-Жерменском поместье Парижа. Впрочем, многие чины роты предпочитали продолжать нанимать «вольные» квартиры, а в казармы являлись только на время службы. Обросла рота и разного рода нестроевыми чинами - казначеем, священником, врачом, аптекарем, шорником, оружейником и т.д.
1660 г. стал знаменательным годом в истории королевских мушкетеров. Произошло событие, которое ранее показалось бы каждому из них абсурдом: их непримиримые соперники, гвардейцы кардинала, внезапно превратились в… мушкетеров короля! По случаю бракосочетания Людовика XIV, кардинал Мазарини «подарил» ему мушкетерскую роту своей гвардии, ставшую 2-й ротой мушкетеров Военного дома короля (переформирование по штатам 1-й роты закончено к 1665 г.). Завсегдатаям уличных схваток пришлось забыть о давней вражде, принимая вчерашних недругов как товарищей по оружию. Однако соперничество между обеими ротами продолжалось, приняв несколько другие формы. Мушкетеры 2-й роты, сохранили опеку могущественного Мазарини и, кроме того, пользовались покровительством влиятельного главного королевского интенданта Жана-Батиста Кольбера, брат которого был их капитан-лейтенантом. Они тяготились презрительным прозвищем «малых мушкетеров» (Petites Mousquetaires) в сравнении с «большими», или даже «великими» мушкетерами (Grandes Mousquetaires) 1-й роты. Многие из «малых» принадлежали к богатым дворянским фамилиям старой Франции, и они подчеркивали свое превосходство над «стариками», бедными выходцами из Гаскони и Беарна, роскошным платьем, дорогим оружием и чистокровными верховыми лошадьми. Огромные вороные кони 2-й роты мушкетеров, закупленные для них в 1663 г. очень экономным в остальных случаях Мазарини, составляли ее особую гордость и принесли ей новое прозвище, постепенно ставшее названием – «черные мушкетеры» (Mousquetaires noires). «Войну кружев», в отличие от уличной «войны шпаг», новые мушкетеры выиграли вчистую. Гасконцы пытались отвечать ударом на удар, с присущей им изобретательностью создавая импровизированные туалеты в стиле пресловутой перевязи Портоса. С военной точки зрения «удвоение» мушкетерских рот привело к созданию мушкетерского эскадрона, в который отныне сводились обе роты при действиях в конном строю.
В 1661 г. д’Артаньян получил довольно скандальную известность своей неприглядной ролью в аресте министра финансов Николя Фуке, которого мстительный и капризный монарх приревновал к его роскоши и богатству. Тогда бравый лейтенант мушкетеров с сорока своими вооруженными до зубов подчиненными едва не упустил немолодого штатского человека и сумел схватить его только после отчаянной погони по улицам Нанта. Мушкетеры 1-й роты впервые стали предметом злых шуток и едких насмешек неистощимых на иронию французов… Изменчивая Фортуна не всегда сопутствовала д’Артаньяну и на административном поприще. За заслуги в сражениях против испанцев, у которых Людовик XIV оспаривал южнонидерландские земли, король в 1667 г. назначил новопроизведенного капитан-лейтенанта своих мушкетеров и самопровозглашенного графа д’Артаньян губернатором города Лилль, известного не только своими первоклассными тканями, но и вольнолюбием жителей. Найти общий язык с «заносчивыми простолюдинами» из хорошо сплоченных цехов лилльских ткачей д’Артаньяну-губернатору так и не удалось, а все попытки управлять «железной рукой» встречали единодушное и упрямое сопротивление горожан. Подчиненные офицеры гарнизона, тяготившиеся авторитарным стилем командования д’Артаньяна, отчаянно интриговали, чтобы «свалить» непопулярного губернатора и втихаря смеялись над его гасконским акцентом и солдатской привычкой браниться, прозвав «господин Черт Побери». Незадачливый мушкетер был, наверное, несказанно рад, когда в 1672 г. разразилась Франко-голландская война, и ему было позволено «бросить проклятое губернаторство» (как говаривал иной литературный персонаж – Санчо Панса). Из рук короля он получил свой последний воинский чин – звание «полевого маршала», что примерно соответствовало современному генерал-майору. Вместе со своими бесстрашными мушкетерами, сопровождавшими короля на театре боевых действий, д’Артаньян в последний раз окунулся в заставлявший кипеть охладевшую кровь немолодого воина водоворот походов и сражений… Увы, ненадолго. 25 июня 1673 г. под стенами осажденного Маастрихта по приказу одного из «придворных» полководцев, английского герцога Монмута (по другим данным, молодой герцог был здесь не при чем и честно вел людей в бой, а приказ отдал генерал от инфантерии де Монброн) французские гвардейцы предприняли безрассудный маневр и заняли покинутый голландцами равелин (предпольное укрепление), находившийся прямо между двух ключевых крепостных бастионов. Разумеется, при попытке восстанавливать разрушенные валы французские солдаты были обнаружены, попали под убийственный обстрел с городских укреплений, а защитники Маастрихта большими силами пошли на вылазку. Потеряв множество людей, французы были выбиты из равелина. Д’Артаньян ранее категорически противился этому плану: «Вы рискуете тем, что множество народу погибнет ни за что». Но, увидев отступление своих, старый воин не выдержал позора и бросился вперед, увлекая за собой боевой отряд своей мушкетерской роты и гренадеров Пикардийского полка. Их пример воодушевил дрогнувших гвардейцев, и они вновь устремились на врага. Закипело жестокое сражение, в котором голландцы были отброшены обратно в город, но при этом погибли 27 мушкетеров, а почти все остальные были переранены. Всего этот бой стоил французам более 450 человек убитыми и ранеными. Д’Артаньяна нашли простертым на окровавленной земле среди тел его погибших солдат. Мушкетная пуля, попавшая ему в голову, прервала эту бурную и исполненную приключений жизнь…
Французская армия искренне оплакивала смерть испытанного генерала. Д’Артаньян умел понимать нужды простых солдат, по мере сил заботился о своих подчиненных и был любим ими. Один из его офицеров сказал позднее: «Лучшего француза трудно найти!» Король же проводил своего верного паладина посмертным словом иного рода: «Я потерял д’Артаньяна, которому в высшей степени доверял и который годился для любой службы». Тело старого воина было предано земле на кладбище небольшой церкви Св. Петра и Павла близ городской стены, к которой он так стремился в своем последнем бою. Сейчас там возвышается бронзовый памятник, запечатлевший сурового офицера в боевых доспехах, властным движением взявшегося за эфес тяжелой шпаги – подлинного д’Артаньяна, а не его литературный прототип, обессмертивший это имя.
После д’Артаньяна остались вдова, Анна Шарлотта Кристина урожденная де Шанлеси, знатная шаролезская дворянка, с которой он прожил 14 лет, и два сына, оба носившие имя Луи и сделавшие впоследствии славную карьеру военных.
«Не исключено, что д"Артаньян был знаком с Атосом, Портосом и Арамисом…, - писал биограф этого выдающегося человека Жан-Кристиан Птифис. - Однако в отличие от того, что написано в романе, их совместные приключения длились недолго; возможно, им хватило времени лишь на то, чтобы нанести тут и там пару хороших ударов шпагой да поразвлекаться в веселых компаниях в кабаках «Юдоли плача» и трактирах возле рынка в Сен-Жерменском предместье». Так или иначе, Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян навсегда стали для многих наших соотечественников собирательным образом веселой и отважной Франции, и их запомнят именно так: шагающими плечом к плечу, едущими стремя к стремени или сражающимися спиной к спине. «Один за всех, и все за одного!
__________________________________________________________________________Михаил Кожемякин

Л И Т Е Р А Т У Р А:
1. Ж.-К.Птифис. Истинный д"Артаньян. М., 2004.
2. И.А.Голыженков. Роты мушкетеров Мэзон дю Руа. Библиотека ВИК №30, М., 1989.
3. Е.В.Глаголева. Повседневная жизнь королевских мушкетеров, М., 2008.
4. G. F.Hall. D’Artagnan, the ultimate musketeer. Houghton Mifflin Cie, 1964.
5. J.-C.Petitfils . Louis XIV. Editions Perrin, 2002.
6. K.Maund, P.Nanson. The four musketeers. Editions Tempus, 2005.
7. M. D. Mac Carthy. Soldats du Roi: les armées de l"ancien régime XVIIe et XVIIIe siècles: 1610-1789. Les Collections Historiques du Musée de l"Armée. Tome 4, 1984.
8. Ю. Каштанов. Мушкетеры XVII века.