Студенческие волнения в париже 1968. Последнее восстание интеллектуалов

ВСЕОБЩАЯ ЗАБАСТОВКА 1968 года ВО ФРАНЦИИ, крупнейший после 2-й мировой войны социально-политический конфликт во Франции. Именуется также французским «красным маем». Причина всеобщей забастовки - нерешённость важных проблем в сфере социального обеспечения, здравоохранения, противодействие властей требованиям демократизации системы образования и других сфер жизни французского общества. Забастовке предшествовали выступления студентов в Париже и других французских городах, проходившие с ноября 1967 года под лозунгами реформы высшей школы, а после вмешательства полиции в конфликт студентов с университетскими властями переросшие в волнения под левацкими и анархистскими лозунгами. На фоне выступлений учащейся молодёжи, прокатившихся в это время по университетским центрам США, ФРГ, Италии, Испании, Японии и других стран, выступления французских студентов отличались особой остротой и массовостью. С 3 мая в Париже начались столкновения молодёжи с полицией и аресты участников студенческих выступлений. Наиболее ожесточённые стычки (свыше 1,5 тысячи раненых с обеих сторон) произошли в Париже 6 мая и в ночь с 10 на 11 мая. Полицейское насилие вызвало протесты во французском обществе. В поддержку студентов высказались ведущие деятели культуры - Ж. П. Сартр, Ф. Саган, Ф. Мориак и многие др. О солидарности с забастовщиками заявили крупнейшие профцентры Франции, а также социалисты, коммунисты и левые радикалы. 13 мая французские профсоюзы объявили 24-часовую всеобщую забастовку в поддержку борьбы учащейся молодёжи. В Париже состоялась 800-тысячная демонстрация солидарности со студентами, массовые демонстрации прошли в Марселе, Тулузе, Бордо, Лионе и других городах. В тот же день бастующие захватили Сорбонну, Страсбурский университет и ряд других вузов и создали в них собственные органы управления. 14 мая рабочие компании «Сюдавиасьон» в Нанте начали забастовку и по примеру студентов заняли предприятие. С этого момента захваты предприятий рабочими стали распространяться по всей Франции. Стачечная волна охватила металлургическую и машиностроительную промышленность, а затем распространилась на другие отрасли. К 16 мая закрылись порты Марселя и Гавра, забастовали работники телеграфа, телефонных компаний, почты, служащие банков, железнодорожники. К 20 мая в стачке участвовало свыше 10 миллионов человек. К рабочим и служащим в отдельных районах присоединились крестьяне. В отличие от студентов рабочие и крестьяне выдвигали экономические требования (повышение заработной платы, сокращение рабочего дня, улучшение социального обеспечения). 22 мая в Париже вновь произошли столкновения молодёжи с полицией, была подожжена Парижская биржа. 24 мая к французам по радио обратился президент Ш. де Голль, пообещавший рассмотреть требования бастующих и провести реформы. 25 мая начались переговоры между профсоюзами, организациями предпринимателей и правительством. Стремясь разрядить обстановку, власти и предприниматели пошли на уступки забастовщикам. В соответствии с подписанными 27 мая так называемыми Гренельскими соглашениями заработная плата во Франции в среднем увеличивалась на 14%, минимальная заработная плата в промышленности - на 35, в сельском хозяйстве - на 56, пособия по безработице - на 15, семейные пособия - на 5, пенсии - на 15-20%. Продолжительность рабочей недели сокращалась с 45 до 40 часов без уменьшения заработной платы; правительство и предприниматели взяли на себя обязательства по улучшению профессионального обучения. После заключения соглашения с профсоюзами забастовочное движение пошло на спад, что позволило правительству перейти в контрнаступление. 30 мая де Голль объявил о роспуске Национального собрания и проведении досрочных парламентских выборов. В Париже прошла 500-тысячная демонстрация в поддержку правительства. 12 июня были запрещены все левацкие организации, с 14 июня полиция начала вытеснять студентов из захваченных ими вузов, а также рабочих с предприятий, не прекративших забастовку. Парламентские выборы, проводившиеся в 2 тура - 23 и 30 июня, принесли победу голлистам, как партии порядка, противостоящей хаосу и анархии.

забастовка 1968 года во Франции" title="Всеобщая забастовка 1968 года во Франции" width="700" height="310" />

Всеобщая забастовка заставила правящие круги Франции удовлетворить экономические требования профсоюзов и демократизировать высшую и среднюю школы. Она имела далеко идущие экономические и политические последствия. Выполнение условий соглашений, достигнутых с профсоюзами, вызвало во Франции в ноябре 1968 года острый финансовый кризис. Для его преодоления голлистскому правительству пришлось прибегнуть к непопулярным мерам (контроль над заработной платой и ценами, повышение налогов и так далее), что подорвало доверие к нему со стороны населения и отчасти предопределило отставку де Голля с поста президента в апреле 1969 года.

Лит.: Посконин В. С. Французская публицистика и историография «красного мая» 1968 г. М., 1982; Joffrin L. Mai 1968: histoire des evenéments. Р., 1988; Exploration du Mai français. Р., 1992. Vol. 1-2.

Социально-политический кризис во Франции в мае-июне 1968 г.

Стал одним из наиболее масштабных народных движений в развитых капиталистических странах в 60-е гг., символом «бурных шестидесятых». Воспринимались частью современников как революция. Эту оценку разделяет и часть историков.

События 1968 г. во Франции начались в обстановке экономического роста. Режим ограниченной демократии во главе с основателем V Республики генералом Ш. де Голлем , казалось, гарантировал политическую стабильность. Но во Франции нарастало недовольство ряда социальных групп. Рабочие были недовольны ростом интенсивности труда, которая не компенсировалась ростом зарплат. Интеллигенция была недовольна засильем бюрократии. Жизнь студентов была излишне регламентирована. В то же время часть студентов была увлечена радикальными левыми идеями. 22 марта 1968 г. после очередного разгона антиамериканской манифестации солидарности с Вьетнамом студенты-леваки (“гошисты”) захватили несколько университетских помещений. Зачинщиков, включая лидера - студента-анархиста из Германии Д. Кон-Бендита - вызвали в университетский суд на 2 мая. Однако радикалы создали “Движение 22 марта” и продолжили агитацию - в том числе и против университетской административной системы. Активные студенты раскололись на правых и левых. Назревали столкновения, и ректор 2 мая закрыл университет, полиция оцепила Латинский квартал - место близ университета Сорбонны.

3 мая студенты вышли на демонстрацию протеста, которая была организована Национальным союзом студентов Франции (лидер - Ж. Саважо), где сильные позиции занимали леваки из Федерации революционных студентов. Студенты попытались пройти в Латинский квартал. Начались столкновения с Ротами республиканской безопасности (ЦРС) - специальными силами полиции. Были избитые и арестованные. Университетская общественность была возмущена. Преподаватели объявили забастовку. 5 мая к забастовке университетов присоединились лицеи. 6 мая Латинский квартал заполнили десятки тысяч студентов и преподавателей, развернулись столкновения с полицией, которая атаковала манифестантов. Отбиваясь от полицейских, студенты стали строить баррикады - символ революции. Выступление студентов широко освещалось СМИ. Лидер студенческого протеста Д. Кон-Бендит призывал студентов “создать брешь” - условия, когда в движение против режима и капиталистической системы начнут вливаться все более широкие массы.

10 мая в центре столицы студентами и сочувствующими было возведено более 60 мощных баррикад. Полицейские машины врезались в ряды демонстрантов. В полицейских летели камни. 13 мая по призыву профсоюзов на улицы городов в знак солидарности со студентами вышли сотни тысяч людей. С этого момента улицы были заполнены демонстрантами почти каждый день. По приказу премьер-министра Ж. Помпиду полиция оставила Сорбонну. Первоначально профсоюзные вожди планировали суточную забастовку солидарности со студентами, но она переросла во всефранцузскую забастовку, продолжавшуюся больше месяца.

От политических лозунгов “Де Голль - в отставку!”, “Десять лет - достаточно!” демонстранты переходили к “странным идеям” - “Вся власть - воображению!”, “Запрещено запрещать!”, “Рабочие всех стран - наслаждайтесь!”. Эти лозунги были вызовом современной индустриальной цивилизации, основанной на четком разделении труда, строгой регламентации и иерархичности, стандартизации и управляемости. На баррикадах вывешивались красные и черные знамена, портреты Ленина, Че Гевары, Бакунина , Мао Цзэдуна и др. левых идеологов. Студенты заняли Сорбонну и близлежащий театр Одеон. Здесь развернулось круглосуточное обсуждение политических и философских вопросов, был установлен режим самоуправления.

Студенческие выступления стали детонатором более широкого революционного процесса. Начались забастовки и захваты предприятий рабочими. Всеобщую забастовку поддержала Французская демократическая конфедерация труда, в которой большим влиянием пользовалась неортодоксальная Объединенная социалистическая партия во главе с М. Рокаром, выдвинувшая синдикалистский лозунг “профсоюзной власти”. Затем забастовку поддержали прокоммунистические профсоюзы из Всеобщей конфедерации труда. Крестьяне перекрыли дороги своей техникой. К 20-21 мая бастовало более 10 миллионов человек. Франция остановилась. Повсеместно создавались комитеты действия - органы революционного самоуправления.

24 мая президент выступил с обращением к нации и объявил о референдуме по поводу форм “участия” трудящихся в управлении производством. Это была важная уступка, но уже недостаточная. Самым популярным словом был “социализм”, под которым понимали некое устройство жизни, основанное на самоуправлении. При этом ни коммунисты, ни традиционные соцпартии не смогли и не хотели возглавить революционное движение. Радикализм студентов и революционно настроенных рабочих был чужд не только социалистам, но и ФКП, которая к тому же учитывала дружественные отношения советского руководства и де Голля.

25 мая силы порядка попытались взять инициативу в свои руки, это привело к кровавым столкновениям в Париже - 1500 человек было ранено, 800 арестовано, погибли один студент и один полицейский. Страна встала на край гражданской войны. В этих условиях представители профсоюзов и правительства встретились на улице Гренелль и договорились об условиях прекращения стачки. Профлидерам удалось добиться всего, за что они выступали раньше - повышения зарплат на 15 %, 40-часового рабочего дня. Но в Гренелльском протоколе ничего не было сказано о социальных преобразованиях, о самоуправлении. И радикальные рабочие отказались поддержать такой компромисс. Забастовка продолжалась.

29 мая де Голль покинул страну и вылетел в германскую группу французских войск. Он договорился о совместных действиях с ее командующим Ж. Массю, после чего вернулся в Париж 30 мая, заявил, что стране угрожает коммунистическая диктатура, отменил референдум и распустил парламент, назначив всеобщие выборы. На улицы вышла объединенная демонстрация правых - их было не меньше, чем левых. Комитетам защиты республики раздавалось оружие.

Забастовщики соглашались на материальные уступки и выходили из стачки. Студенты, обсудив все мировые проблемы, были вытеснены в июне из Сорбонны. 12 июня демонстрации были запрещены, 11 наиболее активных левацких организаций распущены, и это не вызвало новой волны возмущения. В сентябре студенты вернулись к занятиям. Это было самое бескровное завершение столкновений на баррикадах в истории Франции. Выборы 23-30 июня привели к поражению левых. 27 апреля 1969 г. де Голль провел все-таки референдум о социальной реформе, потерпел поражение и ушел в отставку.

Но, несмотря на спокойное завершение «Красного мая», значение этих событий для развития современной цивилизации велико: принципы организации индустриальной цивилизации были подвергнуты сомнению, возник социальный запрос на новые, более демократичные отношения в обществе. «Красный май» стал частью общего кризиса развитого капиталистического общества, примером для молодежных движений США, Западной Европы и Японии.

Ровно полвека назад Франция пережила масштабные потрясения, которые вошли в историю как «Май 1968 года» или «Красный май». Студенческие волнения в Париже переросли в первую во французской истории стихийную всеобщую забастовку, а затем в политический кризис, роспуск парламента и досрочные выборы. Хронология событий и саундтрек революционных событий - в материале RFI.

Затишье перед бурей: «Когда Франция скучает»

События весны-начала лета 1968 года во Франции сравнивают с революцией, которая хоть и не привела к обрушению государства, но оказала решающее влияние на трансформацию власти и общества, дала импульс к серьезным политическим, социальным и культурным изменениям.

В начале 1968-го приближение взрыва, впрочем, никто не ожидал. Символом затишья перед бурей для историков стала колонка, опубликованная в газете Le Monde 15 марта. Статья Пьера Вианссона-Понте с названием «Когда Франция скучает» (Quand la France s"ennuie…) начиналась словами: «Если что и характеризует сейчас нашу общественную жизнь, так это скука, французы тоскуют». Франция, «ни подлинно несчастная, ни поистине процветающая», живет вдали от мировых потрясений, как будто под «анестезией», писал журналист о французах, беспечно наслаждавшихся той весной новым меланхоличным хитом Клода Франсуа «Comme d"habitude» («Kак обычно»).

Май начинается в марте

Французский мятежный Май 68-го начался в марте месяце в университетском городке в Нантере, под Парижем. Там родилось «Движение 22 марта», которое объединило студентов, недовольных условиями обучения, консерватизмом образования и нравов, авторитарной моделью власти и общества. 22 марта студенты захватили административное здание факультета Нантера и расположились в зале университетского совета.

Даниэль Кон-Бендит и участники «Движения 22 марта» на факультете Нантера 10 мая 1968. AFP

Поводом для решительных действий стал арест шести студентов, активистов Комитета защиты Вьетнама: в ходе парижской антивоенной акции они были задержаны за погром офиса American Express. О «захвате» факультета однокурсникам объявил студент-социолог Даниэль Кон-Бендит, ставший одним из лидеров «Движения 22 марта».

«Красный Дани»

Даниэль Кон-Бендит, будущий франко-немецкий политик и депутат Европарламента, родился во французском Монтобане в семье беженцев из нацистской Германии. Во Францию он вернулся, чтобы получить высшее образование на факультете социологии в Нантере, где оказался в эпицентре студенческого бунта. «Движение 22 марта» настаивало на прямой демократии и отрицало понятие лидерства.

«Я Дани Кон-Бендит, студент факультета социологии Нантера. Мои родители были беженцами из Германии, но для меня национальность ничего не значит. Мне абсолютно наплевать, француз я или немец, китаец или русский. Мне все равно. Я активист-революционер - и все тут. Пресса, кажется, попыталась сделать из меня лидера, главу, номер один «Движения 22 марта» Нантера. Я активист этого движения, в котором каждый участник отвечает за «Движение 22 марта». В этом смысле я тоже за него отвечаю. Мне кажется, стоит развеять само понятие «лидера». «Движение 22 марта» отрицает какое-либо лидерство, хотя и сознает, что иногда ему необходимы представители, которые оказываются на виду больше, чем все остальные. Но все это меняется. И очевидно, что теперь кто-то другой окажется на виду - в свою очередь».

Волнения студентов Нантера продолжались в конце марта-апреле, вовлекая все больше студентов в акции прямого действия. Сторонники разных идеологических течений - ситуационисты, марксисты-ленинисты, троцкисты, маоисты, анархисты - вели бесконечные споры, требуя права на открытое выражение политических взглядов.

Отцы и дети

Студенческие протесты набирали силу по целой совокупности причин, не только политических. Радикальные левые идеи наложились на общее недовольство консерватизмом университетской системы, авторитарной моделью отношений между профессорами и студентами. Конфликт отцов и детей обострился и из-за переполненности университетов: система попросту не справлялась с наплывом студентов послевоенного поколения бэби-бума.

«Студенческая среда - на грани взрыва, студентов стало столько, что общество неспособно направить этот поток в какое-то русло, а самосознание студентов растет очень быстро. В университетах возникла кризисная ситуация» , - отмечал весной 68-го Даниэль Кон-Бендит .

Хронология событий «недели баррикад» в Париже 6-13 мая 1968

На заре сексуальной революции поколение «детей» отторгало консервативную мораль «отцов», их «традиционные ценности» и взгляды на взаимоотношения полов. Мятежная молодежь требовала изменений в стране, где аборты были запрещены и уголовно наказуемы, где большинство школ были раздельными (для мальчиков и для девочек), а для министра развод означал отставку. В студенческих городках общежития оставались раздельными, юношам было запрещено посещать комнаты однокурсниц. Требование отменить эти правила вошло в историю показательным курьезом студенческого бунта 68-го.

История сохранила и показательный диалог со студентами Нантера министра по делам спорта и молодежи Франсуа Миссофля. В январе министр приехал на открытие университетского бассейна. 22-летний Дани Кон-Бендит обратился к министру с вопросом, почему в 600-страничном томе основных направлений молодежной политики нет ни слова о «сексуальных проблемах молодых». Миссофль решил отшутиться, посоветовав будущему лидеру протеста «окунуться в бассейн», чтобы охладиться. Ответ в стиле президента де Голля, который якобы призвал мятежных студентов «выпить брому», чтобы меньше думать об отношениях полов.

Отцы-руководители предпочитали не замечать новую моду, музыку и постепенное раскрепощение молодежи, вспоминал один из лидеров студенческого Мая. «В жизни рождалась свобода, а рядом продолжала существовать застывшая система» , - отмечал Жак Соважо , бывший замглавы Национального союза студентов Франции UNEF.

«Классовая борьба»

На недовольство студентов Нантера власти ответили призывом к спокойствию. Тогдашний министр образования Франции назвал бунтующих студентов словечком enragés (бешеные, взбесившиеся). «Что я собираюсь делать? Сказать да - конструктивному диалогу, и нет - насилию. Нужно, прежде всего, прекратить эскалацию насилия, утихомирить страсти, восстановить спокойствие и хладнокровие» , - заявил министр Ален Перфит . 2 мая декан принял решение закрыть факультет в Нантере после проведенного студентами дня протеста против империализма.

3 мая волнения охватили Париж, а разрозненные акции переросли в национальный кризис. Лидер мятежного студенчества назвал протест политическим, заговорив о «классовой борьбе».

«Мы заявляем, что государство является участником классового противостояния, что государство представляет один класс - буржуазию, которая стремится удержать часть студенчества, будущий руководящий костяк нашего общества. В руках государства - радио, телевидение и парламент. Поэтому мы будем выражать наше мнение прямо на улице и перейдем к прямой демократии».

Историческое здание Сорбонны заняли четыре сотни манифестантов. Ректор университета - без предупреждения и переговоров - вызвал полицию, которая не церемонясь выдворила протестующих из здания. Протест выплеснулся на улицу, где начались столкновения с полицией. Свидетелями первых уличных битв парижского Мая в прямом эфире стали журналисты Жиль Шнейдер и Фернан Шуазель.

Первые уличные баталии

К вечеру 3 мая полицейским с большим трудом удалось оттеснить бунтующих студентов от Люксембургского сада и здания Сената. В силовиков летели камни, манифестанты изматывали полицейских в коротких, но интенсивных стычках. Силы правопорядка отвечали слезоточивым газом и водометами.

Печальный итог парижских уличных баталий - почти 500 раненых и более 550 задержанных. Среди попавших под стражу - лидеры протеста Даниэль Кон-Бендит и Жак Соважо.

Даниэль Кон-Бендит объявляет о захвате Сорбонны протестующими студентами

6 мая восьмерых студентов факультета Нантера, в том числе лидеров протеста Кон-Бендита и Рене Ризеля, вызвали на заседание дисциплинарной комиссии университета. Поддержать мятежников на заседание пришли знаменитые профессора и философы Анри Лефевр и Поль Рикёр. А в Латинском квартале возобновились столкновения с полицией.

Накал страстей

6 мая при разгоне новой манифестации более 300 полицейских получили ранения. Более 400 студентов оказались под стражей. Акции в поддержку парижских манифестаций прошли в Страсбурге и Бресте. Студенческий протест подержал профсоюз преподавателей высшей школы SNEsup и его лидер Ален Гизмар. Компартия Франции и крупнейший профсоюз, левая Всеобщая конфедерация труда (ВКТ/CGT), хранили молчание: для них революция должна была быть делом рабочего класса, а не «буржуазного студенчества».

Студентов поддержали видные интеллектуалы Жан-Поль Сартр, Симона де Бовуар, Натали Саррот, Франсуаза Саган, Франсуа Мориак, а также французские Нобелевские лауреаты.

Жан-Поль Сартр перед студентами Сорбонны 22 мая 1968. GettyImages/Keystone-France/Contributeur

Между тем уличное противостояние в Париже между полицией и молодежью продолжалось. Одним из ярких свидетельств накала страстей стало прямое включение репортера Жан-Клода Бурре с бульвара Сен-Мишель. О столкновениях журналист рассказывал с упоением спортивного комментатора, постоянно повторяя слово «экстраординарно».

Лозунги французского Мая

Горячие дни мая 68-го стали временем расцвета уличного протестного творчества. Агитплакаты и лозунги рождались каждый день: «Запрещается запрещать!» (Il est interdit d’interdire!), «Будьте реалистами, требуйте невозможного!» (Soyez réalistes, demandez l’impossible!), «Ни бога, ни господина!» (Ni dieu ni maître!).

На жесткие действия полиции участники выступлений ответили радикальным рифмованным лозунгом, сравнив французский ОМОН (Республиканские роты безопасности Compagnies Républicaines de Sécurité, в аббревиатуре - CRS) с нацистами из СС.

«Ночь баррикад» в Латинском квартале

Кульминацией молодежного бунта стала «ночь баррикад» с 10 на 11 мая. Накануне днем в Латинском квартале прошло массовое шествие, а ночью возобновились столкновения. Как и все предыдущие дни, радиостанции вели прямую трансляцию с мест событий.

Баррикады 10 мая 1968 в Латинском квартале

Улицы в центре Парижа превратились в место настоящих боев: более сотни автомобилей были разбиты, десятки сожжены, бульвар Сен-Мишель лишился брусчатки. Более 6000 полицейских до двух ночи брали штурмом студенческие баррикады, задержав 470 человек. Ранения получили 250 стражей порядка.

11 мая, вернувшись из поездки в Афганистан, премьер-министр Франции Жорж Помпиду пошел на уступки студентам. В телевизионном обращении он объявил об открытии университетов с понедельника, 13 мая, а также о начале рассмотрения в Апелляционном суде ходатайств об освобождении арестованных участников манифестаций.

Баррикады из автомобилей на улице Гей-Люссак в Латинском квартале Парижа 11 мая 1968 Bettmann/Getty Images

Уступки премьера не привели к спаду протестных настроений. 13 мая в Париже прошла самая массовая манифестация послевоенного времени. На улицы, по разным данным, вышло от 230 до 800 тысяч человек. К вечеру с площади Данфер-Рошро манифестанты двинулись по бульвару Распай с криками «На Елисейский дворец».

В шествии 13 мая в одних колоннах со студентами оказались профсоюзы, впервые с начала майских волнений. Бок о бок во главе манифестантов прошли Даниэль Кон-Бендит и глава ВКТ Жорж Сеги, который всего несколько дней назад называл «авантюрой» попытку студентов вовлечь рабочих в общее движение протеста. Теперь в Париже молодежь скандировала: «Студенты солидарны с рабочими!».

Всеобщая забастовка без профсоюзов

Символическая забастовка, объявленная профсоюзами лишь на один день 13 мая, продолжилась. На следующий день встал авиационный завод в Нанте, затем стачка постепенно охватила заводы «Рено». Менее чем за неделю забастовка во Франции приобрела характер всеобщей. 20 мая выпуск новостей на французском радио начался с объявления о прекращении работы в стране заправочных станций, банков, забастовке такси и даже Банка Франции.

Впервые во французской истории всеобщая забастовка началась стихийно, без всякого призыва профсоюзов. 22 мая в стране насчитывалось 10 миллионов бастующих (до этого самая крупная стачка 1936 года объединила всего два миллиона человек - только работников частного сектора).

Завод «Рено» в Бийанкуре, под Парижем, 17 мая 1968 – голосование о продолжении стачки Archives personnelles d"Aimé Halbeher

15 мая митингующие заняли здание театра «Одеон», по соседству с Сорбонной, где-по-прежнему оставались бунтующие студенты. В театре было объявлено о создании Комитета революционного действия, а на фасаде были вывешены красный и черный флаги. Бастующие рабочие «Рено» благодарили студентов за солидарность, но призывали вести борьбу организованно, избегая анархии.

Де Голль и Помпиду против «бешеных»

Власти безуспешно пытались перехватить инициативу, пытаясь представить движение протеста делом рук незначительного числа радикалов. 16 мая премьер-министр обратился с новым призывом к спокойствию.

«Группы бешеных стремятся к тому, чтобы беспорядок стал всеобщим, имея явную цель уничтожить нацию и сами основы нашего свободного общества» , - заявил Жорж Помпиду , призвав студентов не следовать за «провокаторами» и пообещав прислушаться ко «всем их законным требованиям».

Президент Шарль де Голль отвечает журналисту Le Figaro Мишелю Друа в ходе телеинтервью 7 июня 1968. UPI/AFP

24 мая президент Шарль де Голль выступил с телеобращением, предложив французам референдум по вопросу «университетского, социального и экономического обновления». Генерал пообещал уйти в отставку, если французы скажут «нет» в ходе всенародного голосования. Ответом де Голлю стала новая «ночь баррикад» в Париже.

«Гренельские соглашения»

25 и 26 мая между правительством, союзом предпринимателей и профсоюзами прошли интенсивные переговоры в здании министерства труда на улице Гренель. 27 мая они завершились подписанием соглашений, получивших название «Гренельских». Они предполагали увеличение на 35% минимального размера оплаты труда, общий 10-процентный рост зарплат, 50-процентную оплату дней забастовки, расширение прав профсоюзов на предприятиях.

Социальные уступки власти и бизнеса были невиданными с 1936 года, когда «Матиньонские соглашения» установили во Франции 40-часовую рабочую неделю и двухнедельные оплачиваемые отпуска. Но значительная часть бастующих отвергла компромисс, заключенный профсоюзными лидерами.

Потерявшийся президент

В ситуации полного тупика, на фоне не стихающих протестов и всеобщей стачки Компартия Франции потребовала создания «народного правительства». 29 мая президент де Голль неожиданно покинул Елисейский дворец и уехал в неизвестном направлении. Позже историки выяснят, что он побывал в немецком Баден-Бадене на встрече со своим боевым товарищем генералом Массю. Неделю спустя де Голль признается, что в этот день всерьез подумывал об отставке.

«Вы знаете, уже, наверное, тридцать лет, как я имею дело с историей. Несколько раз я задавался вопросом, не должен ли я ее оставить и отойти в сторону. 29 мая я тоже об этом думал, но воля и чаяния французов укрепили мою решимость».

Роспуск парламента

30 мая Шарль де Голль тожественно обратился к французам. Он объявил о роспуске парламента и досрочных выборах, но отказался уходить с поста президента.

«Француженки и французы, обладая полнотой национальной и республиканской легитимной власти, в последние сутки я рассматривал все - без исключения - возможные средства для ее защиты. Я принял свое решение. В сложивших обстоятельствах я не уйду в отставку. У меня есть мандат народа, и я его исполню. Я не буду менять премьер-министра, чьи качества, твердость и способности заслуживают всеобщей похвалы. Он представит мне изменения в составе правительства, которые сочтет нужными».

30 мая по Елисейским полям прошли сотни тысяч сторонников де Голля. Возглавили манифестацию в поддержку президента его бывший премьер-министр Мишель Дебре и писатель, министр культуры Андре Мальро.

Миттеран о «диктатуре»

Один из лидеров французских левых Франсуа Миттеран стал одним из тех, кто счел поступок де Голля - отказ уходить в отставку и роспуск парламента - переходом к диктатуре. Слова, сказанные 30 мая будущим президентом Франции, вошли в историю.

«Голос, который мы только что услышали, донесся до нас из глубин нашей истории. Это голос 18-го брюмера, 2 декабря и 13 мая. Этот голос объявляет поход надменной власти меньшинства против народа. Это голос диктатуры. Народ заставит этот голос замолчать и добьется свободы. Республиканцы, объединяйтесь. Да здравствует Республика!»

Конец революции?

В июне и протестное движение, и забастовки постепенно сходили на нет. После третьей «ночи баррикад» в Париже 11-12 июня власти объявили о роспуске десятка ультралевых организаций. В середине месяца полиция освободила от митингующих здания Сорбонны и театра «Одеон», а также методично ликвидировала очаги протеста на заводах страны. На парламентских выборах 23 и 30 июня французские правые, сторонники де Голля, одержали историческую победу, получив абсолютное большинство в Национальном собрании.

Возвращение Франции к статусу кво, впрочем, было лишь внешним. Шарль де Голль перестал восприниматься как безальтерантивный лидер страны: если не он, то кто? Год спустя президент вновь объявил референдум: формально - о децентрализации власти и реформе Сената, фактически - о доверии самому себе. Большинство проголосовало против предложений де Голля, который - как и обещал - ушел в отставку. Франция вступила в постиндустриальную эпоху и период модернизации. Общество менялось, а левые идеи надолго стали интеллектуальным мейнстримом. Французские левые пришли к власти в 1981 году после победы на президентских выборах Франсуа Миттерана. Глава Соцпартии пришел к власти под вполне себе «майским» лозунгом 1968 года: «Изменим жизнь здесь и сейчас».

К 16 мая закрылись порты Марселя и Гавра, прервал свой маршрут Трансъевропейский экспресс. Газеты все еще выходили, но печатники осуществляли частичный контроль над тем, что печатается. Многие общественные службы функционировали только с разрешения бастующих. В центре департамента - Нанте, Центральный забастовочный комитет взял на себя осуществление контроля за движением транспорта на въездах и выездах из города. На блок-постах, сооруженных транспортными рабочими, дежурили школьники. Желание людей самим установить порядок было столь сильным, что городским властям и полиции пришлось отступить. Работницы заводов и фабрик взяли под контроль снабжение местных магазинов продовольствием и организацию торговых точек в школах. Рабочие и студенты организовали выезд на фермы с целью помочь крестьянам сажать картофель.

Изгнав из сферы сбыта посредников (комиссионеров), революционные власти снизили розничные цены: литр молока стоил теперь 50 сантимов вместо 80, а килограмм картофеля - 12 вместо 70. Чтобы поддержать нуждающиеся семьи, профсоюзы распределили среди них продовольственные купоны. Учителя организовывали детские сады и ясли для детей бастующих. Энергетики взялись обеспечить бесперебойное снабжение молочных ферм электроэнергией, организовали регулярную доставку кормов и горючего в крестьянские хозяйства. Крестьяне, в свою очередь, приезжали в города для участия в демонстрациях. Больницы переходили на самоуправление, в них избирались и действовали комитеты врачей, пациентов, практикантов, медсестер и санитаров.

Де Голль в это время не делал никаких заявлений. Более того, он отправился в запланированный официальный визит в Румынию, как будто ничего не случилось, но 18 мая прервал его и вернулся в страну. 20 мая число бастующих достигло 10 миллионов, на заводах возникли «комитеты самоуправления» и «комитеты действия», неконтролируемые профсоюзами, в провинции рабочие комитеты начали бесплатное распределение товаров и продуктов нуждающимся. В стране сложилось двоевластие – с одной стороны деморализованная государственная машина, с другой стороны самодеятельные органы рабочего, крестьянского и студенческого самоуправления.

21–22 мая в Национальном Собрании обсуждался вопрос о недоверии правительству. Для вотума недоверия не хватило 1 голоса! 22 мая власти пытаются выслать из страны Даниэля Кон-Бендита как иностранца. В ответ студенты устраивают в Латинском квартале «ночь гнева», устраивая баррикады. Кто-то поджигает здание Парижской биржи.

Наконец, 24 мая де Голль выступил по радио с речью, в которой «признал», что доля участия французского народа в управлении обществом ничтожна. Он предложил провести референдум о «формах участия» простых людей в управлении предприятиями (позже он от этого обещания откажется). На настроение общества это выступление влияния не оказало.

25 мая начались трехсторонние переговоры между правительством, профсоюзами и Национальным советом французских предпринимателей. Выработанные ими соглашения предусматривали существенное увеличение зарплаты, однако ВКТ была не удовлетворена этими уступками и призвала к продолжению забастовки. Социалисты во главе с Франсуа Миттераном собирают на стадионе грандиозный митинг, где осуждают профсоюзы и де Голля и требуют создания Временного правительства. В ответ на это власти во многих городах применяют силу, и ночь 25 мая получила название «кровавая пятница».

29 числа, в день чрезвычайного заседания кабинета министров, стало известно, что бесследно исчез президент де Голль. Страна в шоке. Лидеры «Красного Мая» призывают к захвату власти, поскольку она «валяется на улице».

30 мая де Голль появляется и выступает с крайне жесткой речью. Он отказывается от референдума, объявляет о роспуске Национального Собрания и проведении досрочных парламентских выборов . В тот же день голлисты проводят 500-тысячную демонстрацию на Елисейских полях. Они скандируют «Верните наши заводы!» и «Де Голль, ты не один!». Происходит перелом в ходе событий. Многие предприятия еще будут бастовать недели две. В начале июня профсоюзы проведут новые переговоры и добьются новых экономических уступок, после чего волна забастовок спадет. Предприятия, захваченные рабочими, начинают «очищаться» силами полиции (например, заводы «Рено»).

Ю. Дубинин пишет об этом моменте: «30 мая де Голль выступил с речью, демонстрируя твердость и решимость навести порядок. Он объявил о роспуске Национального собрания. За этим последовала внушительная демонстрация сторонников де Голля... Де Голль провел глубокую реорганизацию правительства Помпиду, заменив девять министров. Правительство, профсоюзы и предприниматели провели упорные переговоры и к 6 июня сумели достигнуть нелегкого согласия, которым, однако, были удовлетворены все. Жизнь во Франции начала входить в нормальную колею”.

12 июня власть перешла в наступление. Были запрещены основные левацкие группировки, Кон-Бендит был выслан в ФРГ. 14 июня полиция очистила от студентов «Одеон», 16-го – захватила Сорбонну, 17 июня возобновили работу конвейеры «Рено».

23 и 30 июня прошли (в два тура) парламентские выборы. Организовав кампанию шантажа угрозой коммунистического заговора, голлисты получили большинство мест – испуганный призраком революции средний класс дружно проголосовал за де Голля.

7 июля в телевизионном обращении де Голль дал разумную, хотя и поверхностную квалификацию произошедшим событиям: «Этот взрыв был вызван определенными группами лиц, бунтующими против современного общества, общества потребления, механического общества – как восточного, так и западного – капиталистического типа. Людьми, не знающими, чем бы они хотели заменить прежние общества, и обожествляющими негативность, разрушение, насилие, анархию; выступающими под черными знаменами».

Одним из итогов «красного мая» было удовлетворение ряда социальных требований трудящихся (увеличение пособий по безработице и т.д.). Студенческие протесты побудили к демократизации высшей и средней школы, была улучшена координация высшей школы с потребностями народного хозяйства в специалистах. Но майские события на прошли бесследно для французской экономики. Инфляция, вызванная увеличением заработной платы и ростом цен, привела к сильному сокращению золотого запаса страны. Финансовый кризис, разразившийся в ноябре 1968, угрожал подорвать экономику. Чтобы спасти финансовую систему, де Голль пошел на крайне непопулярные меры стабилизации, включая строгий контроль над заработной платой и ценами, контроль за денежным обращением и повышение налогов. 28 апреля 1969 де Голль ушел в отставку после того, как были отклонены его предложения по конституционной реформе.

Революция 1968 г. и внешние силы . То, что мятежный импульс, захвативший очень значительную часть населения Франции, иссяк всего за один месяц, во многом определяется и отсутствием поддержки извне. Революционные события мая 1968 г. во Франции не поддержали и не пожелали использовать обе сверхдержавы – СССР и США. Более того, власти Франции имели и время и поле для маневра потому, что в критический момент, даже если бы произошел раскол в их государственном аппарате и силовых структурах, они могли рассчитывать на вооруженную помощь НАТО.

Ю.Дубинин пишет: «28 мая мой хороший знакомый – член руководства правящей деголлевской партии Лео Амон (позже он войдет в состав правительства) срочно пригласил меня на завтрак. До 27 мая, сказал он, обстановка была сложной, тяжелой для правительства, однако не угрожавшей самому деголлевскому режиму и де Голлю лично. На волне широкого забастовочного движения ВКТ (за которой, по убеждению Амона, стояла компартия) предъявила правительству очень высокие требования, но в то же время ВКТ вступила в переговоры с правительством и вела их жестко, но конструктивно. Это давало основания считать, что ВКТ и ФКП стремятся к достижению своих целей без свержения де Голля. Однако после 27 мая положение радикально изменилось. Бастующие рабочие отвергли договоренность, достигнутую между профсоюзами и правительством. Каков может быть поворот дел? Далее собеседник говорит, чеканя слова:

– Нынешняя ситуация в какой-то степени напоминает ту, которая существовала в России в предоктябрьский период 1917 года. Однако сейчас международная обстановка иная: существует НАТО».

Ю.Дубинин продолжает: «В договоре о создании Североатлантического пакта действительно имеется статья, предусматривающая вмешательство альянса в случае дестабилизации внутриполитического положения в одном из государств-участников… Слова Амона – показатель серьезности обстановки в стране, того, как ее оценивает руководство Франции».

Это, кстати, объясняет, почему применение через три месяца после этих событий вооруженных сил СССР и Варшавского договора для наведения порядка в Чехословакии не вызвало серьезных демаршей со стороны государств Запада. Им пришлось мобилизовать для скандала свои же левые силы и советских диссидентов.

Что же касается СССР и французской компартии, то их позиция была разумной и ответственной. С самого начала массовых выступлений Французская коммунистическая партия (ФКП) осудила «бунтарей», заявив о том, что «леваки, анархисты и псевдореволюционеры» мешают студентам сдавать экзамены! И только 11 мая ФКП призвала рабочих к однодневной забастовке солидарности со студентами, стараясь в то же время не допустить выхода протеста за рамки традиционной забастовки. Генеральный секретарь ВКТ Жорж Сеги предупреждал рабочих «Рено»: «Любой призыв к восстанию может изменить характер вашей забастовки!»

Разрешению кризиса во многом помогла деятельность советского посольства, через которое происходил обмен информацией между коммунистами и властью. По словам Ю.Дубинина, генеральный секретарь Французской компартии Вальдек Роше сказал ему: “Мы прошли через очень трудные дни. Был момент, когда казалось, власть испарилась. Можно было беспрепятственно войти и в Елисейский дворец, и в телецентр. Но мы хорошо понимали, что это было бы авантюрой, и никто из руководства ФКП даже не помышлял о таком шаге”.

Уроки студенческой революции . Какие же выводы можно сделать из событий Красного мая?

Май 1968 года – исключительно важное явление, плохо изученное и объясненное. Социальные психологи и культурологи как будто боятся его тронуть. Это симптом глубокого кризиса современного промышленного общества, основанного на принципах Просвещения – первая массированная атака постмодерна. Рациональное сознание, высокое достижение европейской культуры, дало сбой. Николай Заболоцкий, как будто предвидя май 1968 г., писал:элитарная социальная группа (студенты университета Сорбонны!) начинает мятеж, не ставящий перед собой никакой цели и никакого предела. Речь идет именно о беспределе разрушения, об иррациональности оснований для бунта. «Запрещается запрещать!», «Дважды два уже не четыре!»

Действия, которые предпринимали бунтующие студенты – учреждение каких-то ассамблей, чтение самодеятельных лекций, регулирование уличного движения или раздача бесплатных продуктов бедным – все это было отчаянной попыткой схватиться за какие-то соломинки воображаемого порядка, за что-то разумное. В этом не было и следов связного проекта, это были жесты-заклинания, бессознательная защита от хаоса. Если бы советские люди смогли тогда внимательно изучить этот опыт, они бы устояли против перестройки Горбачева.

Но в этой книге мы не можем углубляться в общую проблему кризиса Просвещения и наступления того иррационализма, который уже обосновался и оформился в узаконенных рамках в так называемых «развитых странах». Джинн 68-го года загнан Западом в бутылку и верно служит своему хозяину прямо из этой бутылки. Здесь наша тема ограничена технической стороной «Красного мая». Уже эта сторона очень обширна и дает много пищи для размышлений.

Прежде всего, фундаментальное значение имеет сам факт, что в студенческой среде при некоторых условиях может без веских причин возникнуть такое состояние коллективного сознания, при котором возникает самоубийственно целеустремленная и тоталитарно мыслящая толпа, способная разрушить жизнеустройство всей страны. Это новое явление культуры большого города, в котором возникает высокая концентрация молодежи, отделенной от мира физического труда и традиционных межпоколенческих и социальных связей.

Студенчество конца ХХ века оказалось новым, ранее неизвестным социальным типом – элитарным и в то же время маргинальным, со своими особыми типом мышления, шкалой ценностей, системой коммуникаций. Постепенно этот тип приобретал вненациональные космополитические черты и становился влиятельной, хотя и манипулируемой политической силой. В 1968 г. в Париже политическая радикализация студенчества произошла внезапно и стихийно. Но внимательное изучение этого случая давало возможность и искусственно создавать нужные для такой радикализации условия, чтобы затем «канализировать» энергию возбужденных студентов на нужные объекты. Так уже в 80-е годы студенчество стало одним из главных контингентов, привлекаемых для выполнения «бархатных революций».

Второй факт, который наглядно выявили события 1968 г. во Франции, состоит в том, что при современной системе связи (даже без Интернета и мобильных телефонов) самоорганизация возбужденного студенчества может исключительно быстро распространиться в национальном и даже международном масштабе. При этом свойства студенчества как социальной системы таковы, что она мобилизует очень большой творческий потенциал – и в создании новых организационных форм, и в применении интеллектуальных и художественных средств.

Эти черты студенческого бунта очаровывают общество и быстро мобилизуют в его поддержку близкие по духу влиятельные социальные слои, прежде всего интеллигенцию и молодежь. В совокупности эти силы способны очень быстро подорвать культурную гегемонию правящего режима в городском обществе, что резко затрудняет для власти использование традиционных (например, полицейских) средств подавления волнений. Это создает неопределенность: отказ от применения силы при уличных беспорядках ускоряет самоорганизацию мятежной оппозиции, но в то же время насилие полиции чревато риском быстрой радикализации конфликта.

Третий урок «революции 68-го» состоит в том, что энергия городского бунта, который не опирается на связный проект (выработанный самими «революционерами» или навязанный им извне), иссякает достаточно быстро. Для властей важно не подпитывать эту энергию неосторожными действиями, перебором в применении «как кнута, так и пряника». Власти Парижа проявили выдержку, не создав необратимости в действиях студентов, не спровоцировав их на то, чтобы выйти за рамки в общем ненасильственных действий. Де Голль дал «выгореть» энергии студентов.

Опыт майских событий показал, что комбинация переговоров с применением умеренного насилия истощает силы мятежной оппозиции, если она не выдвигает социального проекта, на базе которого нарастает массовая поддержка. Поняв это, правительство де Голля сосредоточило усилия на том, чтобы отсечь от студентов рабочих - ту втянутую в волнения часть общества, которая имела ясно осознаваемые социальные цели и, вследствие этого, обладала потенциалом для эскалации противостояния (с ней, впрочем, было и гораздо легче вести рациональные переговоры). Ведущую роль в майском мятеже 1968 г. играли студенты и школьники. Рабочие лишь поддержали их бунтарский порыв, не помышляя о смене общественного строя. С ними компромисс был вполне возможен.

Наконец, май 1968 г. показал удивительную способность студенческого протеста к мимикрии (вероятно, это общее свойство интеллигентского мышления, не связанного традиционными догмами и запретами). Формулируя основания для своих действий против государства и общества (в данном случае против буржуазного государства и общества, но это было несущественно уже тогда), революционеры 1968 г. выбирали объекты отрицания ситуативно . Это отрицание не было диалектически связано с позитивными идеалами. Такая особенность сознания открывает неограниченные возможности для манипуляции – если ценностью становится сам протест и отрицание не связано с реальными сущностями, то устраняется сама проблема истинности или ложности твоих установок. Коллектив становится толпой, которую при известной интеллектуальной ловкости можно натравить на любой образ зла .

События 1968 г. в Париже начались с протестов против войны во Вьетнаме. Но было ли сочувствие Вьетнаму фундаментальным, был ли важен вообще Вьетнам для этого протеста? Вот французский философ Андре Глюксманн. В 1968 г. он был ультралевым вождем того студенческого движения, а в Москве в конце 1999 г., очарованный перестройкой и последовавшей за нею «демократизацие» мира, заявил, что теперь не смог бы подписаться под лозунгами протеста против войны США во Вьетнаме. Ничего он за эти тридцать лет не узнал нового ни о Вьетнаме, ни о США, ни о напалме. Ситуация другая, в моде ненависть к СССР – и никакого протеста образ войны США против Вьетнама у него в душе не возникает. Проблемы истины для него нет!

В тот момент последнее поколение старых французских коммунистов понимало эту особенность вышедшей на политическую арену интеллигенции и ее молодежной базы, студентов. Их не очаровали лозунги бунтарей из Сорбонны, им было не по пути с Глюксманном. Коммунисты не дали себя вовлечь в разрушительную авантюру, хотя она, казалось, овладевает Францией. И эта позиция была вызвана вовсе не соглашательством, не иллюзиями родства с генералом де Голлем и не предательством Вьетнама. Разница еще была мировоззренческой. Потом она стерлась во Франции, а потом стала исчезать в Москве и Киеве.

МАЮ сыграла позже важнейшую роль в «Красном Мае», создав «параллельные курсы», на которых в пику официальным профессорам с их официальной «наукой» читали курсы лекций приглашенные студентами выдающиеся специалисты из неуниверситетской (и даже неакадемической) среды, а иногда – и сами студенты, хорошо знавшие предмет (многие из них вскоре прославились как философы, социологи и т.п.).

Дубинин Ю. Как уцелел режим пятой республики. Вспоминая кризис во Франции. – www.comsomol.ru/ist22.htm.

Позже стало известно, что де Голль тайно летал в Баден-Баден, где располагался штаб французского военного контингента в ФРГ, и вел переговоры с военными. Затем он провел такие же переговоры в Страсбурге.

Майские события 1968, или просто Май 1968 фр. le Mai 1968 - социальный кризис во Франции, вылившийся в демонстрации, массовые беспорядки и всеобщую забастовку. Привёл в конечном счёте к смене правительства, отставке президента Шарля де Голля, и, в более широком смысле, к огромным изменениям во французском обществе.

Де Голль предъявил США к обмену на золото 750 миллионов долларов. И США были вынуждены произвести этот обмен по твердому курсу, поскольку все необходимые формальности были соблюдены.
Конечно, такие масштабы «интервенции» не могли «повалить доллар», но удар был нанесен в самое уязвимое место — «ахиллесову пяту» доллара. Генерал де Голль создал опаснейший для США прецедент. Достаточно сказать, что только с 1965 по 1967 год США были вынуждены обменять свои доллары на 3000 тонн чистого золота. Вслед за Францией к обмену на золото предъявила доллары Германия.

В мае 1968 года произошло интереснейшее и до сих пор плохо понятое событие — в Париже . Это исключительно важное явление, до сих плохо проанализированное и объяснённое. Специалисты в области социальной психологии и культурологи как будто боятся начать его изучать. Вспомним лозунги того времени во Франции. «Красный Май». «Культурная революция». «Золотое колесо истории» переворачивает очередную страницу. «На смену олигархии должен прийти народ». В те времена французская молодёжь уже собралась вешать «бюрократов на кишках буржуев». Причем имелись в виду не только французские бюрократы. Письмо о своих намерениях французская молодежь отправила и в СССР. Советская/российская историческая наука почему-то не акцентировала внимания на тех уже далеких исторических событиях, произошедших в 1968 году во Франции. До советского народа почему-то не сочли нужным донести французские события. Например, я до 2005 года так и не знал, что же точно произошло тогда во Франции. Сегодня мне бы хотелось ещё раз остановиться на этих событиях и посмотреть на них другими глазами, глазами человека, который видел череду оранжевых революций. Я попытаюсь представить альтернативное объяснение тех событий.

Напомню очень кратко, что же произошло в мае 1968 года во Франции. 22 марта в Нантере несколько студенческих групп захватили здание административного корпуса, требуя освобождения 6 своих товарищей, членов Национального комитета в защиту Вьетнама, которые, протестуя против Вьетнамской войны, напали 20 марта на парижское представительство «Америкэн Экспресс» и были за это арестованы. В тот же день было сформировано анархистское «Движение 22 марта, которое быстро радикализовало обстановку в Нантерре и вовлекло в революционную деятельность огромную массу студентов.

29 марта студенты захватили один из залов в Сорбоннском университете в Париже и провели в нем митинг с участием членов «Движения 22 марта», а также представителей бунтующих студентов из Италии, ФРГ, Бельгии, Западного Берлина и Испании. Тогда же было создано «Движение университетских действий» (МАЮ). Позже МАЮ сыграло важнейшую роль в «Красном Мае», создав «параллельные курсы», на которых в пику официальным профессорам с их официальной «наукой» читали курсы лекций приглашенные студентами выдающиеся специалисты из неуниверситетской (и даже неакадемической) среды, а иногда — и сами студенты, хорошо знавшие предмет.

В Нантер были посланы полицейские агенты, но студенты ухитрились (во, професионалы!!!) их сфотографировать и устроили в университете выставку фотографий. Полиция попыталась закрыть выставку, начались столкновения, в ходе которых студенты вытеснили полицейских из университета.

30 апреля администрация обвинила восьмерых лидеров студенческих беспорядков в «подстрекательстве к насилию» и прекратила занятия в университете.

В ответ 1 мая сто тысяч человек вышли на улицы Парижа. Молодежь скандировала: «Работу молодежи!» Провозглашались требования 40-часовой рабочей недели, профсоюзных прав и отмены последнего постановления о резком сокращении программы социального обеспечения. После этого демонстрации не прекращались.

2 мая было объявлено о прекращении занятий «на неопределенное время». Это стало искрой, начавшей пожар «Красного Мая». Национальный студенческий Союз Франции (ЮНЕФ) совместно с Национальным Профсоюзом работников высшего Образования призвали студентов к забастовке. Начались столкновения с полицией, в знак протеста митинги и демонстрации прошли практически во всех университетских городах Франции.

3 мая студенты Сорбонны провели демонстрацию в поддержку своих нантерских товарищей. Ее организовало МАЮ. В этот же день с угрозой забастовки выступили типографские рабочие, провели забастовку против увеличения рабочего дня, водители парижских автобусов. Ректор Сорбонны объявил об отмене занятий и вызвал полицию, которая атаковала студентов, применив дубинки и гранаты со слезоточивым газом. Студенты взялись за булыжники. Столкновения распространились практически на весь Латинский квартал Парижа. В них участвовали 2 тысячи полицейских и 2 тысячи студентов, несколько сот человек было ранено, 596 студентов арестовано.

5 мая 13 студентов были осуждены парижским судом. В ответ студенты создали «комитет защиты против репрессий». Младшие преподаватели, многие из которых сочувствовали студентам, призвали ко всеобщей забастовке в университетах. Небольшие стихийные демонстрации в Латинском квартале разгонялись полицией. МАЮ призвало студентов создавать «комитеты действия» — низовые (на уровне групп и курсов) структуры самоуправления и сопротивления. ЮНЕФ призвал студентов и лицеистов всей страны к бессрочной забастовке.

6 мая 20 тысяч человек вышли на демонстрацию протеста, требуя освобождения осужденных, открытия университета, отставки министра образования и ректора Сорбонны, прекращения полицейского насилия. Студенты беспрепятственно прошли по Парижу, население встречало их аплодисментами. В голове колонны несли плакат «Мы — маленькая кучка экстремистов» (так власти накануне назвали участников студенческих волнений). Когда колонна вернулась в Латинский квартал, ее внезапно атаковали 6 тысяч полицейских. В рядах демонстрантов были не только студенты, но и преподаватели, лицеисты, школьники. Латинский квартал начал покрываться баррикадами и скоро весь левый берег Сены превратился в арену ожесточенных столкновений. Со всего Парижа на подмогу студентам подходила молодежь, и к ночи число уличных бойцов достигло 30 тысяч. Лишь к 2 часам ночи полиция рассеяла студентов. 600 человек (с обеих сторон) было ранено, 421 — арестован. В знак солидарности по всей стране вспыхнули забастовки и демонстрации студентов, рабочих и служащих самых разных отраслей и профессий.

7 мая бастовали уже все высшие учебные заведения и большинство лицеев Парижа. В Париже на демонстрацию вышли 50 тысяч студентов, требовавших освобождения своих товарищей, вывода полиции с территории Сорбонны и демократизации высшей школы. В ответ власти объявили об отчислении из Сорбонны всех участников беспорядков. Поздно вечером у Латинского квартала студенческую колонну вновь атаковали силы полиции.

Вечер 7 мая был началом перелома в общественном мнении. Студентов поддержали почти все профсоюзы преподавателей, учителей и научных работников и даже глубоко буржуазная Французская лига прав человека. Профсоюз работников телевидения выступил с заявлением протеста в связи с полным отсутствием объективности при освещении студенческих волнений в СМИ. На следующий день профсоюзы полицейских (!) обсуждали требования и предлагали провести акцию 1 июня. Грозили забастовкой авиадиспетчеры. Бастующие уже месяц металлурги Гортени блокировали в течение часа одну из общенациональных автомагистралей.

8 мая президент де Голль заявил: «Я не уступлю насилию», а в ответ группа известнейших французских журналистов создала «Комитет против репрессий». Крупнейшие представители французской интеллигенции — Жан-Поль Сартр, Симона де Бовуар, Натали Саррот, Франсуаза Саган, Андре Горц, Франсуа Мориак и другие — выступили в поддержку студентов. Французы — лауреаты Нобелевской премии выступили с аналогичным заявлением. Студентов поддержали крупнейшие профцентры Франции, а затем и партии коммунистов, социалистов и левых радикалов. В этот день большие демонстрации опять прошли в целом ряде городов, а в Париже на улицу вышло столько народа, что полиция вынуждена была стоять в сторонке. Появился лозунг: «Студенты, рабочие и учителя — объединяйтесь!» Повсюду были видны красные флаги и раздавалось пение Интернационала.

10 мая 20-тысячная демонстрация студентов, пытавшаяся пройти на Правый берег Сены к зданиям Управления телевидения и Министерства юстиции, была остановлена на мостах полицией. Демонстранты повернули назад, но на бульваре Сен-Мишель они вновь столкнулись с силами порядка. Студенты соорудили 60 баррикад, некоторые из них достигали 2 метров в высоту. Бульвар Сен-Мишель (а он не маленький!) полностью лишился брусчатки, которую студенты использовали в качестве оружия против полицейских. До 6 часов утра студентам, окруженным в Латинском квартале, удавалось сопротивляться полиции. Итог: 367 человек ранено (в том числе 32 тяжело), 460 арестовано. Разгон демонстрации привел к общеполитическому кризису.

В ночь с 10 на 11 мая 1968 года никто в Париже не спал — заснуть было просто невозможно. По улицам, оглашая ночь сиренами, носились машины «скорой помощи», пожарные, полиция. Со стороны Латинского квартала слышались разрывы гранат со слезоточивым газом. Целыми семьями парижане сидели у радиоприемников: корреспонденты передавали репортажи с места событий прямо в эфир. К 3 часам ночи над Латинским кварталом занялось зарево: отступавшие под натиском спецподразделений по борьбе с беспорядками (аналог российского ОМОНа) студенты поджигали автомашины, из которых были сооружены баррикады…. Весь город знал, что с начала мая в Сорбонне происходят студенческие беспорядки, но мало кто ожидал, что дело примет столь серьезный оборот. Утром 11 мая газеты вышли с аршинными заголовками: «Ночь баррикад».

11 мая оппозиционные партии потребовали срочного созыва Национального Собрания, а премьер Жорж Помпиду выступил по телевидению и радио и пообещал, что Сорбонна откроется 13 мая, локаут будет отменен, а дела осужденных студентов пересмотрены. Но было уже поздно, политический кризис набирал силу.

13 мая профсоюзы призвали рабочих поддержать студентов, и Франция была парализована всеобщей 24-часовой забастовкой, в которой участвовало практически все трудоспособное население — 10 миллионов человек. В Париже прошла грандиозная 800-тысячная демонстрация, в первом ряду которой шли руководитель Всеобщей конфедерации труда (ВКТ) коммунист Жорж Сеги и анархист Кон-Бендит.

Сразу после демонстрации студенты захватили Сорбонну. Они создали «Генеральные ассамблеи» — одновременно дискуссионные клубы, законодательные и исполнительные органы. Генеральная ассамблея Сорбонны объявила Парижский университет «автономным народным университетом, постоянно и круглосуточно открытым для всех трудящихся». Одновременно студенты захватили Страсбургский университет. В крупных провинциальных городах прошли многотысячные демонстрации солидарности (например, в Марселе — 50 тысяч, Тулузе — 40 тысяч, Бордо — 50 тысяч, Лионе — 60 тысяч.

14 мая рабочие компании «Сюд-Авиасьон» в Нанте начали забастовку и по примеру студентов захватили предприятие. С этого момента захваты предприятий рабочими стали распространяться по всей Франции. Стачечная волна охватила металлургическую и машиностроительную промышленность, а затем распространилась на другие отрасли. Над воротами многих заводов и фабрик были надписи «Занято персоналом», над крышами красные флаги.

15 мая студенты захватили парижский театр «Одеон» и превратили его в открытый дискуссионный клуб, подняв над ним два флага: красный и черный. Основным лозунгом было: «Фабрики — рабочим, университеты — студентам!» Группа литераторов захватила штаб-квартиру Общества писателей. Общее собрание новорожденного профсоюза писателей поставило на повестку дня вопрос «о статусе писателя в социалистическом обществе». Кинематографисты выработали программу обновления кинопромышленности в русле плановой социалистической экономики. Художники наполняли свои работы социальным смыслом и выставляли их в огромных галереях — цехах авто- и авиазаводов. В этот день забастовки и занятия рабочими предприятий охватили автозаводы «Рено», судоверфи, больницы. Повсюду висели красные флаги. Соблюдалась строжайшая дисциплина.

16 мая Сорбонна, «Одеон» и половина Латинского квартала оказались заклеены плакатами и листовками, расписаны лозунгами самого фантастического содержания. Иностранные журналисты, раскрыв рты, табунами ходили и записывали эти лозунги: «Запрещается запрещать!», «Будьте реалистами — требуйте невозможного! (Че Гевара)», «Секс — это прекрасно! (Мао Цзэ-дун)», «Воображение у власти!», «Всё — и немедленно!», «Забудь всё, чему тебя учили — начни мечтать!», «Анархия — это я», «Реформизм — это современный мазохизм», «Распахните окна ваших сердец!», «Нельзя влюбиться в прирост промышленного производства!», «Границы — это репрессии», «Освобождение человека должно быть тотальным, либо его не будет совсем», «Нет экзаменам!», «Всё хорошо: дважды два уже не четыре», «Революция должна произойти до того, как она станет реальностью», «Вы устарели, профессора!», «Революцию не делают в галстуках», «Старый крот истории наконец вылез — в Сорбонне (телеграмма от доктора Маркса)», «Структуры для людей, а не люди для структур!», «Оргазм — здесь и сейчас!», «Университеты — студентам, заводы — рабочим, радио — журналистам, власть — всем!»

Сорбонной стал управлять Оккупационный комитет из 15 человек. По требованию анархистов, боровшихся с «угрозой бюрократического перерождения», состав комитета каждый день полностью обновлялся, и потому он ничего всерьез сделать не успевал. Тем временем студенты захватывали один университет за другим .

К 16 мая закрылись порты Марселя и Гавра, прервал свой маршрут Трансъевропейский экспресс. Газеты все еще выходили, но печатники осуществляли частичный контроль над тем, что печатается. Многие общественные службы функционировали только с разрешения бастующих. В центре департамента — Нанте, Центральный забастовочный комитет взял на себя осуществление контроля за движением транспорта на въездах и выездах из города. На блок-постах, сооруженных транспортными рабочими, дежурили школьники.

К 17 мая число захваченных рабочими крупных предприятий достигло полусотни. Забастовали телеграф, телефон, почта, общественный транспорт. «Франция остановилась». Но люди не хотели беспорядков. Желание людей самим установить порядок было столь сильным, что городским властям и полиции пришлось отступить. Работницы заводов и фабрик взяли под контроль снабжение местных магазинов продовольствием и организацию торговых точек в школах. Рабочие и студенты организовали выезд на фермы с целью помочь крестьянам сажать картофель.

Изгнав из сферы сбыта посредников (комиссионеров), революционные власти снизили розничные цены: литр молока стоил теперь 50 сантимов вместо 80, а килограмм картофеля — 12 вместо 70. Чтобы поддержать нуждающиеся семьи, профсоюзы распределили среди них продовольственные купоны. Учителя организовывали детские сады и ясли для детей бастующих. Энергетики взялись обеспечить бесперебойное снабжение молочных ферм электроэнергией, организовали регулярную доставку кормов и горючего в крестьянские хозяйства. Крестьяне, в свою очередь, приезжали в города для участия в демонстрациях. Больницы переходили на самоуправление, в них избирались и действовали комитеты врачей, пациентов, практикантов, медсестер и санитаров.

Президент Де Голль в это время не делал никаких заявлений. Более того, он отправился в запланированный официальный визит в Румынию, как будто ничего не случилось, но 18 мая прервал его и вернулся в страну.

20 мая число бастующих достигло 10 миллионов, на заводах возникли «комитеты самоуправления» и «комитеты действия», неконтролируемые профсоюзами, в провинции рабочие комитеты начали бесплатное распределение товаров и продуктов нуждающимся. В стране сложилось двоевластие — с одной стороны деморализованная государственная машина, с другой стороны самодеятельные органы рабочего, крестьянского и студенческого самоуправления.

21-22 мая в Национальном Собрании обсуждался вопрос о недоверии правительству. Для вотума недоверия не хватило 1 голоса!

22 мая власти попытались выслать из страны лидера студентов Даниэля Кон-Бендита как иностранца. В ответ студенты устроили в Латинском квартале «ночь гнева», соорудили баррикады, подожгли здание Парижской биржи.

Наконец, 24 мая де Голль выступил по радио с речью, в которой «признал», что доля участия французского народа в управлении обществом ничтожна. Он предложил провести референдум о «формах участия» простых людей в управлении предприятиями (позже он от этого обещания откажется).

25 мая начались трехсторонние переговоры между правительством, профсоюзами и Национальным советом французских предпринимателей. Выработанные ими соглашения предусматривали существенное увеличение зарплаты, однако ВКТ была не удовлетворена этими уступками и призвала к продолжению забастовки. Социалисты во главе с Франсуа Миттераном собирались на стадионе грандиозный митинг, где осудили профсоюзы и де Голля и потребовали создания Временного правительства. В ответ на это власти во многих городах применили силу, и ночь 25 мая получила название «кровавая пятница».

29 числа, в день чрезвычайного заседания кабинета министров, стало известно, что бесследно исчез президент де Голль . Страна в шоке. Лидеры «Красного Мая» призвали к захвату власти, поскольку она «валяется на улице».

30 мая де Голль объявился и выступил с крайне жесткой речью, демонстрируя твердость и решимость навести порядок. Он заявил, что отказывается от референдума, объявляет о роспуске Национального Собрания и о проведении досрочных парламентских выборов. Затем де Голль провел глубокую реорганизацию правительства Помпиду, заменив девять министров .

В тот же день голлисты провели 500-тысячную демонстрацию на Елисейских полях. Они скандировали «Верните наши заводы!» и «Де Голль, ты не один!». Происходит перелом в ходе событий. Многие предприятия еще будут бастовать недели две.

В начале июня профсоюзы провели новые переговоры и добились новых экономических уступок, после чего волна забастовок спала. Предприятия, захваченные рабочими, «очищались» силами полиции (например, заводы «Рено»). Правительство, профсоюзы и предприниматели провели упорные переговоры и к 6 июня сумели достигнуть нелегкого согласия, которым вроде бы были удовлетворены все. Жизнь во Франции начала входить в нормальную колею .

Но 12 июня власть перешла в наступление. Были запрещены основные левацкие группировки, Кон-Бендит был выслан в ФРГ.

14 июня полиция очистила от студентов «Одеон», 16-го — захватила Сорбонну, 17 июня возобновили работу конвейеры «Рено».

23 и 30 июня прошли (в два тура) парламентские выборы. Организовав кампанию шантажа угрозой коммунистического заговора, голлисты получили большинство мест — испуганный призраком революции средний класс дружно проголосовал за де Голля.

Одним из итогов «красного мая» было удовлетворение ряда социальных требований трудящихся (увеличение пособий по безработице и т.д.). Студенческие протесты побудили к демократизации высшей и средней школы, что, в конечном итоге, привело сейчас к резкой деградации образования во Франции.

Майские события на прошли бесследно и для французской экономики. Инфляция, вызванная увеличением заработной платы и ростом цен, привела к сильному сокращению золотого запаса страны (то есть часть денег ушла в Америку, на же крупнейший финансовый центр). Финансовый кризис, разразившийся в ноябре 1968, угрожал подорвать экономику. Чтобы спасти финансовую систему, де Голль пошел на крайне непопулярные меры стабилизации, включая строгий контроль над заработной платой и ценами, контроль за денежным обращением и повышение налогов. Вот вроде бы и всё.

ПОЧЕМУ, ОТЧЕГО, Я НЕ ЗНАЮ САМ?

Почему же все-таки произошел Красный Май? Почему вдруг в благополучной сытой стране, в условиях быстрого экономического подъема и научно-технического развития элитарная социальная группа (студенты университета Сорбонны!) начинает мятеж, не ставящий перед собой никакой цели. Речь идет именно об иррациональности оснований для бунта. «Запрещается запрещать!», «Дважды два уже не четыре!» Внимательное изучение этого случая не исключает возможность того, были искусственно созданы нужные для такой радикализации условия, чтобы затем «канализировать» энергию возбужденных студентов на нужные объекты. Оказалось, что при современной системе связи самоорганизация возбужденного (кем-то?) студенчества может исключительно быстро распространиться в национальном и даже международном масштабе. При этом свойства студенчества как социальной системы таковы, что она мобилизует очень большой творческий потенциал — и в создании новых организационных форм, и в применении интеллектуальных и художественных средств. Это резко затрудняет для власти использование традиционных (например, полицейских) средств подавления волнений.

Это создает для властей неопределенность: отказ от применения силы при уличных беспорядках ускоряет самоорганизацию мятежной оппозиции, но в то же время насилие полиции чревато риском быстрой радикализации конфликта. Ведущую роль в майском мятеже 1968 г. играли студенты и школьники. Рабочие лишь поддержали их бунтарский порыв. После этих событий студенчество стало одним из главных таранов, привлекаемых для выполнения «оранжевых революций». В большинстве современных революций основной силой, раскачивающей государственную машину являются студенты. Самое интересное, что все новое есть очень хорошо забытое старое — именно студенты были основным дестабилизатором системы государственной власти царской России.

Оказалось, что, если лидеры бунта не берут власть, то энергия городского бунта иссякает достаточно быстро. Далее комбинация переговоров с применением умеренного насилия истощает силы мятежников. Итак, казалось бы, власти Парижа проявили выдержку, не создав необратимости в действиях студентов, не спровоцировав их на то, чтобы выйти за рамки в общем ненасильственных действий. Де Голль дал «выгореть» энергии студентов.

Казалось бы, события 1968 г. в Париже начались с протестов против войны во Вьетнаме. Но было ли сочувствие Вьетнаму фундаментальным, был ли важен вообще Вьетнам для этого протеста? Почему вообще происходит поворот человека к революционной деятельности, коренному переустройству общества? Если уж человека не устраивает старая жизнь и он твёрдо решил её изменить, то вопрос, как он это сделает — через попытку повышения статуса в действующей системе или через перестройку системы. Чем ниже вероятность первого сценария, тем выше вероятность второго. С другой стороны, что ему угрожает в случае неудачи революционного проекта — пожизненная каторга или Нобелевская премия и почётная ссылка? Ведь от того, какое наказание грозит за революционную деятельность, сильно зависит и революционный выбор бунтаря. Но ведь у студентов не было ни первой ни второй мотивации.

Чего же хотела французская молодёжь? Выдержек можно надёргать множество, но в несколько слов это будет звучать так: «свобода, творчество, университеты — студентам, заводы — рабочим, радио — журналистам, власть — всем!». Революция была подавлена и 7 июля в телевизионном обращении Де Голль дал ей оценку, ярлык, с которым она живёт и поныне: «Этот взрыв был вызван определенными группами лиц, бунтующими против современного общества, общества потребления, механического общества — как восточного, так и западного — капиталистического типа. Людьми, не знающими, чем бы они хотели заменить прежние общества, и обожествляющими негативность, разрушение, насилие, анархию; выступающими под черными знаменами». Словом ничего не не понял, наш Де Голль, а, может, замаскировал истинную причину?.

«Ведь лукавит (цитирую Интернет) господин Де Голль — знамёна были красные (хотя и без чёрных не обошлось). И почему это эти группы не знали, чем бы они хотели заменить общество потребления? Очень даже знали — обществом творцов, тружеников, учёных и поэтов. Так и хочется назвать его Советским обществом — таким, каким они хотели и могли видеть его в малодоступном Советском Союзе — но на свой французский лад — освобождённом от его пороков и слабостей. И потому вывод авторов звучит совершенно невероятно: «джинн 68-го года загнан Западом в бутылку и верно служит своему хозяину прямо из этой бутылки». Да, джинн действительно подавлен, да, методы революции 68-го года верно служат Западу».

Компартия Франции отказалась взять власть в мае 1968 года, хотя коммунисты уже ее фактически имели. Вроде бы коммунисты не дали себя вовлечь в авантюру, хотя она, казалось, овладевает Францией. И эта позиция была вызвана вовсе не соглашательством, не иллюзиями родства с генералом де Голлем и не предательством Вьетнама. Мол, бунт ради бунта коммунистов не устраивал. Мол, поддержка бунтовщиков привела бы только к дальнейшей дестабилизации в стране с плохо прогнозируемыми, но обязательно негативными последствиями. А в чем же тогда дело? Не кажутся ли вам все эти рассуждения странными?

ТАМ БУНТ ИДЕТ, ТАМ ПОСТМОДЕРНОМ ПАХНЕТ

Если принять гипотезу о спонтанном характере студенческого бунта, то для понимания причин этого события следует обратить внимание на следующие вопросы. «Какие (цитирую Интенет) книги в этот момент читали студенты? Какие фильмы шли по телевиденью и кинотеатрах? Какие песни игрались по радио? В каких модных клубах «тусовались» студенты Сорбонны? К сожалению, но ответы на эти вопросы, скорее всего, лежат под грифом совершенно секретно в хранилищах французской службы безопасности. Тем не менее, эта информация может многое прояснить. Например, можно выяснить репертуар французских кинотеатров за 1965 — 1968 годы, эта информация наверняка открыта». Дело в том, что кино обладает значительной силой воздействия на разум и стиль мышления молодых людей. Я хорошо помню, что после просмотра фильма «Фантомас» очень многие уголовные преступления в СССР, стали совершаться под маской из женских нейлоновых чулок и даже с характерным «киношным» антуражем. Недавно на российском телевидении был показан документальный фильм о деятельности в Ростове-на-Дону. банды, наряжавшейся в фантомасов.

Например, широкое распространение произведения Толкиена «Властелин колец» привело к созданю странных клубы любителей произведений Толкиена, в которых молодые люди, совершенно добровольно играют в мир Средиземья. А фильм «Звёздные войны» породил реальный орден джедаев, который тоже больше похож на детскую игру. Кто хочет быть похожим на орков или лорда Вейдера? Все хотят стать эльфами или джедаями!

Вспомните историю перестройки. Вначале были зарубежные голоса: радио «Свобода», «Голос Америки», «ВВС», затем появились диссиденты, «самиздат», затем «кассетная культура», когда началась перестройка в период с 1988 г по 1991 год, вся страна была усеяна видеосалонами в которых крутили видеофильмы в основном американского производства. Этих фильмов было много. Тысячи!

Не надо забывать и демографические проблемы. Концепция профессора Гейнзона сводится к тому, что молодежь ответственна за глобальный терроризм. По его мнению, демографический приоритет разочарованных молодых мужчин ответственен за большинство проблем, с которыми столкнулся современный мир. Идеологии насилия привлекают сторонников в результате давления как демографического, так и социально-политического, включающего программы велфэра, неограниченный прирост рождаемости, иммиграцию. Гейнзон убежден, что сами идеологии не создавали террор и насилие, а наоборот, реакция на крушение надежд и неудовлетворенность существующим положением породили их и распространили. Определение этого явления подтверждается элементарным математическим расчетом — сравнением количества мужчин в возрасте 40 — 44 лет с мальчиками в возрасте от 0 до 4 лет. Демографический сбой происходит тогда, когда на каждых 100 мужчин в возрасте 40 — 44 лет приходится меньше, чем 80 мальчиков в возрасте от 0 до 4 лет. В нынешней Германии это соотношение равно 100/50, а в секторе Газы — 100/464. Поэтому там идут молодежные бунты. В 1968 году во Франции в университетах как раз обучались дети, появившиеся во времена кратковременного послевоенного демографического бума.

Наконец, не следут сбрасывать со счета и возможность спонтанно возникающей в обществе нестабильности. Она как раз недавно проявилась во Франции, когда в пригородах горели автомашины. Д. Ронфельдт в свое время предложил типологию нестабильности, которая включает три типа: 1) спорадическая нестабильность, когда беспорядки возникают в ответ на текущие события, но остаются относительно изолированными и не составляют опасности для политической системы; 2) системная нестабильность, когда беспорядки распространяются, расшатывая основы правящих институтов, что может приводить к коллапсу, конституционному кризису, воинскому путчу; 3) эволюционная нестабильность, когда общество не может перейти к новой системе, т.к. фиксируется на существующем состоянии, застряв на процессе перехода.

В начале учебного 1967/68 года проявилось давно копившееся недовольство студентов — недовольство жестким дисциплинарным уставом в студенческих городках, переполненностью аудиторий, бесправием студентов перед администрацией и профессорами, отказом властей допустить студентов до участия в управлении делами в высшей школе. Надо, правда, предупредить, что дошедшие до нас мнения участников протестов о жёстком дисциплинарном уставе в студгородках и полном бесправии студентов нельзя понимать буквально. Так, один из мини-бунтов — репетиций майского мятежа — был вызван тем, что постояльцы мужских студенческих общежитий имели право приводить к себе на ночь знакомых девушек, а постояльцам женских общежитий аналогичного права не предоставлялось (по крайней мере, формально).

По Франции прокатилась серия студенческих митингов с требованиями выделения дополнительных финансовых средств, введения студенческого самоуправления, смены приоритетов в системе высшего образования. Студентам казалось, что им навязывают ненужные предметы, используют устаревшие методики, что преподают им слишком старые («выжившие из ума») профессора. В то же время высшая школа закрыта от важнейших проблем современности — начиная от равноправия полов и кончая войной во Вьетнаме. «Мы долбим бездарные труды всяких лефоров, мюненов и таво, единственное «научное достижение» которых — то, что они стали к 60 годам профессорами, но нам не разрешают изучать Маркса, Сартра и Мерло-Понти, титанов мировой философии!» — с возмущением писали в резолюции митинга студенты из Орсэ.

Лидер студентов Кон-Бендит родился как раз после войны, в 1945 году. Немец из ФРГ, он изучал социологию в Сорбонне. Он завоевал популярность среди студентов своими выступлениями, в которых говорил о необходимости разрушить буржуазное общество, совершить революцию «здесь и сейчас». Он отвергал какой-либо конкретный общественный идеал и ратовал за перманентную революцию. Кон-Бендит и его сторонники заявляли, что их главная цель в данный момент — опрокинуть режим. Они строили баррикады, ввязывались в драки с полицией, разбрасывали листовки, в которых призывали к немедленным выступлениям против существующей системы.

«Движение 22 марта» ориентировалось на идеи т.н. Ситуационистского Интернационала и его вождя Ги Дебора, автора хрестоматийной книги «Общество спектакля» (1967). Ситуационисты считали, что которые Запад уже достиг товарного изобилия, достаточного для коммунизма, — и пора устраивать революцию, в первую очередь «революцию повседневной жизни». Это означало отказываться от работы, подчинения государству, уплаты налогов, выполнения требований законов и общественной морали. Все должны заняться свободным творчеством — тогда произойдет революция и наступит «царство свободы».

Французский бунт студентов возник как бы «из ничего» — поводы для недовольства студентов были смехотворны и несоизмеримы с теми разрушениями, которые они готовы были нанести французскому капитализму. Поэтому многие до сих под считают, что это был симптом глубокого кризиса современного промышленного общества, основанного на принципах манипуляции сознанием обывателя., что элита современного буржуазного общества оказалась не способной правильно отреагировать на спонтанные выступления молодежи. Мол, рациональное сознание, высокое достижение европейской культуры, дало сбой. Мол, без веских причин в студенческой среде при некоторых условиях может возникнуть такое состояние коллективного сознания, при котором возникает самоубийственно целеустремленная и тоталитарно мыслящая толпа, способная разрушить жизнеустройство всей страны. Мол, это новое явление культуры большого города, в котором возникает высокая концентрация молодежи, отделенной от мира физического труда и традиционных межпоколенческих и социальных связей. Мол, действия, которые предпринимали бунтующие студенты — учреждение каких-то ассамблей, чтение самодеятельных лекций, регулирование уличного движения или раздача бесплатных продуктов бедным — все это было отчаянной попыткой схватиться за какие-то соломинки воображаемого порядка, за что-то разумное.

Все эти обстоятельства, возможно, и играли свою роль, но не более, чем условия при главной причине. Но мы-то теперь знаем, что революции без иностранного вмешательства не бывают. Как говорят французы, ищите женщину. Я же слегка перефразирую — ищите спонсора революции.

УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОГО

Как пишет С.Г.Кара-Мурза с соавторами , ««Бархатные» революции в качестве одного из главных своих этапов имеют уличное действие невооруженной толпы, как правило в столице государства. Это — большой политический спектакль, поставленный с применением специальных технических и художественных средств. Он оказывает сильнейшее воздействие на сознание как вовлеченных в толпу людей, так и на зрителей — жителей города и значительной части населения страны, наблюдающих спектакль по телевидению. Практически всегда эти революции становятся общемировым спектаклем, к трансляции которого привлекаются мировые СМИ.» Итак, это всегда спектакль, а спектакль требует режиссера. Но почему это правило никто не попробовал применить это знание для объяснения Красного Мая? То, что мятежный импульс, захвативший очень значительную часть населения Франции, иссяк всего за один месяц, во многом можно объяснить и отсутствием поддержки извне. Почему-то считается, что революционные события мая 1968 г. во Франции не поддержали и не пожелали использовать обе сверхдержавы — СССР и США. Может руководство СССР очень обиделось на студентов за их «бюрократов на кишках буржуев»?

Очень важно вспомнить, что было перед маем 1968 года. А было вот что. в 1967 году де Голль решил заменить американские доллары на золото и вывез несколько десятков тонн золота из США. И вот на тебе, по странному совпадению уже в мае 1968 года случилась стихийная студенческая « ».

Давайте подумаем, а как бы мы должны были наказать строптивого генерала? Условия наказания должны были включать массовые беспорядки, которые бы вынудили бы его уйти, но при этом не должно было случиться ситуации, при которой могла бы свершиться революция, то есть передача власти коммунистам. Во время Красного мая Французская компартия могла взять власть и никто бы не пикнул. Угрозы интервенции со стороны НАТО были бы перекрыты высокой боевой мощью СССР. Да! Власти Франции могли рассчитывать на вооруженную помощь НАТО. Действительно, в договоре о создании Североатлантического пакта действительно имеется статья, предусматривающая вмешательство альянса в случае дестабилизации внутриполитического положения в одном из государств-участников… Хотя возможность такого вмешательства была, но кто бы решился на вторжение, если бы другая сверхдержава возражала. Это ведь прямой путь в мировой войне.

В книге мы представили в качестве объяснения мотив иррациональности поведения студентов. Но все ли так просто хочется мне спросить теперь? Действительно, поведение студентов, затем интеллектуалов, затем компартии Франции, затем СССР трудно обьяснимо. Есть только один не афишируемый сегодня участник событий, действия которого хорошо объяснимы. Это США. Странно, но пока в литературе практически отсуствуют сведения о деятельности американского посольства во Франции в те годы.

Власть лежит, а СССР не рекомендует французским коммунистам ее поднять, хотя лидеры СССР провозглашают лозунги победы коммунизма во всеобщем масштабе. 1. Либо Брежнев испугался возможной войны. 2. Либо то, что говорилось в программах компартий уже давно никого не интересовало и всем хотелось сытой жизни. 3. Либо был организован грандиозный спектакль, в котором участвовали и обе сверхдержавы. Не забудем, что в то время Чехословакии уже быстро нарастали симптомы Перестройки. К власти пришел Дубчек и под лозунгами построения соцуализма с человеческим лицом он начал готовить реставрацию капитализма. Почему к власти пришел Дубчек, кто ему позволил? Неужели трагическая ошибка?

Советское посольство кстати активно способствовало тому, чобы кризис не перерос в революцию. По словам Ю.Дубинина, генеральный секретарь Французской компартии Вальдек Роше сказал ему: «Мы прошли через очень трудные дни. Был момент, когда казалось, власть испарилась. Можно было беспрепятственно войти и в Елисейский дворец, и в телецентр. Но мы хорошо понимали, что это было бы авантюрой, и никто из руководства ФКП даже не помышлял о таком шаге». По словам работавшего тогда во Франции Ю. Дубинина , генеральный секретарь Французской компартии Вальдек Роше сказал ему: «Мы прошли через очень трудные дни. Был момент, когда казалось, власть испарилась. Можно было беспрепятственно войти и в Елисейский дворец, и в телецентр. Но мы хорошо понимали, что это было бы авантюрой, и никто из руководства ФКП даже не помышлял о таком шаге». С самого начала массовых выступлений Французская коммунистическая партия (ФКП) осудила «бунтарей», заявив о том, что «леваки, анархисты и псевдореволюционеры» мешают студентам сдавать экзамены! И только 11 мая ФКП призвала рабочих к однодневной забастовке солидарности со студентами, стараясь в то же время не допустить выхода протеста за рамки традиционной забастовки.

Компартия Франции потом поддержала вторжение СССР и некоторых других стран СЭВ в Чехословакию в августе 1968 года. Эта гипотеза, кстати, объясняет, почему применение через три месяца после этих событий вооруженных сил СССР и Варшавского договора для наведения порядка в Чехословакии не вызвало серьезных демаршей со стороны государств Запада. Им пришлось мобилизовать для скандала свои же левые силы и советских диссидентов.

Итак, все условия спектакля, которые молги бы только пожелать заокеанские режиссеры, оказались выполненными. В конце концов, 28 апреля 1969 Де Голль ушел в отставку после того, как были отклонены его предложения по конституционной реформе. Что и требовалось бы американцам, если бы они хотели наказать строптивого генерала.

Многие говорят, что очень часто во время «оранжевых революций» вопрос о ВЛАСТИ не решается никак. Власть потом подхватывают или так и не берут, хотя она уже в руках. Нет, все дело в командах режиссера. Хлопок — взяли власть, ещё хлопок и снова ее бросили.

Давайте представим себе кардинала Ришелье из знаменитого советского фильма про трех мушкетеров, который готовит «Красный Май». Он вызывает к себе Миледи (то бишь американских разведчиков) и взывает к провидению, которое бы помогло Америке наказать строптивого генерала. Провидению заказываются выше указанные условия и для страховки запускается отвлекающий спектакль под названием социализм с человеческим лицом в Чехословакии. Чтобы, не дай бог, Брежнев не «кинул» вызванное провидение. Американцы могли уверены, что СССР не допустит захвата власти коммунистами. Как руководить толпой, американцы хорошо знают, тут шепнул, там булыжничек кинул. Какому-то интеллектуалу рекомендуется возвысить свой глас в защиту студентов. Студентам намекают имена полицейских агентов и вдруг всех их непрофессионалы-студенты расшифровывают (надо же какие умные). Де Голль в конце мая с кем–то согласовывал свои действия. С кем? Итак, и генерала наказали и новую технологию разжигания революции проверили. Красота.

Какая из гипотез верна — судите сами.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. При подготовке статьи использованы собранные мною (под псевдонимом С. Александров) в Интернете тексты для книги Кара-Мурза С., Телегин С. Александров А., Мурашкин М., 2005. Экспорт революции. Саакашвили, Ющенко… М. Алгоритм. 528 стр. http://lib.aldebaran.ru/author/karamurza_sergei/karamurza_sergei_yeksport_revolyucii_yushenko_saakashvili/

2. Дубинин Ю. Как уцелел режим пятой республики. Вспоминая кризис во Франции. М. www.comsomol.ru/ist22.htm

3. Позже стало известно, что де Голль тайно летал в Баден-Баден, где располагался штаб французского военного контингента в ФРГ, и вел переговоры с военными. Затем он провел такие же переговоры в Страсбурге.

6. Гейнзон Г. 2003. «Сыновья и мировое господство: роль террора в подъеме и падении наций» http://www.bratstvo.info/bratstvo-text-9271.html

7. Ronfeldt D. a. o. Rethinking Mexico’s stability and transformability // Ronfeldt D. a. o. The Zapatista social netwar in Mexico. — Santa Monica, 1998 / RAND

Миронин С.

Лозунги мая 1968 года:

Бо́льшая часть граффити была насыщена духом бунтарства и хилиазма, приправленного остроумием бастующих. Граффити, призывающие к отмене всякой работы, отражают влияние ситуационистского движения.

L’ennui est contre-révolutionnaire.
Скука контрреволюционна.

Soyez réalistes, demandez l’impossible.
Будьте реалистами, требуйте невозможного!

Nous ne voulons pas d’un monde où la certitude de ne pas mourir de faim s’échange contre le risque de mourir d’ennui.
Мы не хотим жить в мире, где за уверенность в том, что не помрёшь с голоду, платят риском помереть со скуки.

Ceux qui font les révolutions à moitié ne font que se creuser un tombeau.
Те, кто делают революцию наполовину, роют себе могилу. (Сен-Жюст)

On ne revendiquera rien, on ne demandera rien. On prendra, on occupera.
Мы не будем ничего требовать и просить: мы возьмём и захватим.

Plebiscite: qu’on dise oui qu’on dise non il fait de nous des cons.
Как ни проголосуешь на плебисците, «да» или «нет», из тебя всё равно сделают козла!

Depuis 1936 j’ai lutté pour les augmentations de salaire. Mon père avant moi a lutté pour les augmentations de salaire. Maintenant j’ai une télé, un frigo, une VW. Et cependant j’ai vécu toujours la vie d’un con. Ne négociez pas avec les patrons. Abolissez-les.
С 1936 года я боролся за повышение зарплаты. Раньше за это же боролся мой отец. Теперь у меня есть телевизор, холодильник и «фольксваген», и всё же я прожил жизнь, как козёл. Не торгуйтесь с боссами! Упраздните их!

Le patron a besoin de toi, tu n’as pas besoin de lui.
Ты нужен шефу, а он тебе - нет.

Travailleur: Tu as 25 ans mais ton syndicat est de l’autre siècle.
Рабочий! Тебе 25 лет, но твой профсоюз из прошлого века!

On achète ton bonheur. Vole-le.
Твоё счастье купили. Укради его!

Sous les pavés, la plage !
Под булыжниками мостовой - пляж!

Ni Dieu ni maître !
Ни Бога, ни господина!

Soyons cruels !
Будем жестокими!

Vivre sans temps mort, jouir sans entraves
Живи, не тратя время (на работу), радуйся без препятствий!

Il est interdit d’interdire.
Запрещать запрещено.

Dans une société qui a aboli toute aventure, la seule aventure qui reste est celle d‘abolir la société.
В обществе, отменившем все авантюры, единственная авантюра - отменить общество!

L‘émancipation de l‘homme sera totale ou ne sera pas.
Освобождение человечества будет всеобщим, либо его не будет.

La révolution est incroyable parce que vraie.
Революция невероятна, потому что она настоящая.

Je suis venu. J‘ai vu. J‘ai cru.
Пришёл. Увидел. Поверил.

Cours, camarade, le vieux monde est derrière toi !
Беги, товарищ, за тобой старый мир!

Il est douloureux de subir les chefs, il est encore plus bête de les choisir.
Тяжело подчиняться начальникам, но ещё глупее их выбирать.

Un seul week-end non révolutionnaire est infiniment plus sanglant qu‘un mois de révolution permanente.
Один уик-энд без революции гораздо более кровав, чем месяц перманентной революции.

Le bonheur est une idée neuve.
Счастье - это новая идея.

La culture est l‘inversion de la vie.
Культура - это жизнь наоборот.

La poésie est dans la rue.
Поэзия на улицах!

L‘art est mort, ne consommez pas son cadavre.
Искусство умерло, не пожирайте его труп.

L‘alcool tue. Prenez du L.S.D.
Алкоголь убивает. Принимайте ЛСД.

Debout les damnés de l‘Université.
Вставай, проклятьем заклеймлённый университет!

SEXE: C‘est bien, a dit Mao, mais pas trop souvent.
СЕКС: Это хорошо,- изрек Мао,- но не слишком часто. (Пародия на популярные среди левых Цитаты Мао Цзэдуна)

Je t‘aime! Oh! dites-le avec des pavés!
Я тебя люблю! О, скажи мне это с булыжником в руке!

Camarades, l‘amour se fait aussi en Sc. Po, pas seulement aux champs.
Товарищи! Любовью можно заниматься и в Школе Политических наук, а не только на лужайке.

Mort aux vaches!
Смерть ментам! (букв. коровам)

Travailleurs de tous les pays, amusez-vous!
Пролетарии всех стран, развлекайтесь!

L’imagination au pouvoir
Вся власть воображению!

Le réveil sonne: Première humiliation de la journée !
Звонит будильник. Первое унижение за день.

Imagine: c’est la guerre et personne n’y va !
Представь себе: война, а на неё никто не пошёл!

Статьи на тему:

• 
  История отношений между Россией и Ротшильдами началась еще в конце 18 века. Русская императрица Екатерина II отказала английскому королю Георгу III в посылке карательного экспедиционного корпуса (20 т...
• 
  Возможно, самой интересной частью 174-страничного доклада Всемирного банка о будущем мировой валюты, является, по иронии судьбы, часть, где говорится о прошлом. В ходе обсуждения того, почему «...
• 
  Вот уже почти 80 лет как в США перестали использовать золотые монеты в качестве законной валюты, и почти 40 лет как мир отказался от золотого стандарта, однако драгоценный металл снова может начать...
• 
  ООН заявляет, что эпидемия СПИДа в Украине является наиболее угрожающей в Европе, и призывает правительство увеличить финансирование на борьбу с болезнью. Об этом идет речь в сообщении Объединенной...