Изменение характера сострадания. С физической материей и энергией противоположности отталкиваются, а похожее привлекается

Они провели в Киото всего день, когда Цузуки впервые почувствовал запах. Едва уловимый, перемешанный с запахом пионов, он щекотал ноздри и будто что-то под сердцем, приятно и тревожно. Цузуки повел носом, пытаясь определить, откуда пахнет, и наткнулся взглядом на Тацуми. Тот как раз выключил планшет и собирался расплатиться за чай.

Что случилось?

Цузуки смущенно улыбнулся.

Ничего. Ну что, есть еще жертвы?

Все тихо, - Тацуми нахмурился, поправил очки. - И это настораживает. Мы сорвались, бросили все дела в столице, и вот. Теперь сидим здесь. Я надеюсь, ты не против, что меня отправили вместо Хисоки?

Конечно, нет! - воскликнул Цузуки и смутился еще больше. - Слушай, я не буду тебе надоедать.

Не говори ерунды, - Тацуми потер переносицу, задумчиво разглядывая страницы меню.

Информация поступила вчера, две жертвы с промежутком в день. Нас отправили разобраться с ними и убийцей. Но мы ничего не нашли.

Что-то тут не так, - кивнул Цузуки. - Должны быть еще убийства, а их нет.

Тацуми расслабил узел галстука.

Идем тогда.

В гостиницу?

Как хочешь.

Сколько раз в прошлом они гуляли по улицам Киото? Цузуки и пересчитать бы не смог. Когда цвела сакура, и когда опадал сливовый цвет, и по красным листьям в октябре. Цузуки немного жалел, что они больше не напарники. Он шагал по узкой мостовой вдоль берега речки и чувствовал, что рука Тацуми совсем рядом с его рукой. Никогда раньше он не ощущал его близость так остро, да еще и запах. Легкое покалывание в груди сменилось восторгом, который трудно было сдержать, а приятная тревога - напряжением в паху. Цузуки смутился, когда Тацуми поймал его взгляд.

Смотри, утки! - он показал на серо-коричневых птиц, косолапо ковылявших у воды.

Тацуми только задумчиво потер переносицу, отчего очки снова съехали на кончик носа. Несколько минут они шли молча, но долго Цузуки молчать не любил, и потому снова заговорил, а Тацуми снова сделал вид, что слушает.

Когда они вернулись, в номер заглянула хозяйка и пригласила их помыться. Отель был традиционный, старый, и все тут было устроено согласно обычаям, в том числе и процесс купания. Большая бочка, скамейка, вода в деревянных тазиках. И конечно, гости мылись первыми, а только потом хозяева.

Иди ты, я после тебя, - решил Цузуки, наблюдая за тем, как Тацуми переодевается. Тот повесил рубашку и пиджак в шкаф, сложил брюки по стрелкам и остановился посреди комнаты в одном белье, оглядываясь в поисках юкаты. Цузуки сглотнул. Чем дольше он смотрел на широкие плечи Тацуми, на его грудь и крепкие бедра, на внушительную выпуклость под белой полоской ткани, тем тяжелее становилось дышать. Странное напряжение усиливалось, стекая горячими волнами по спине к ложбинке между ягодицами, и Цузуки поерзал, пытаясь унять дрожь.

Он с трудом перевел взгляд на седзи.

«Подумай о том, что на них нарисовано… Горы, туман…»

Сердце продолжало колотиться так, что заболела голова, и Цузуки снова украдкой взглянул на Тацуми. Тот уже подвязал пояс, и Цузуки заметил белый комок белья в кресле. В голове против воли сразу появилась картинка - прохладные яички и горячий член Тацуми под тканью юкаты.

Цузуки-сан, все в порядке?

Цузуки улыбнулся так широко, что заболели щеки. Тацуми нахмурился, оглядел его, как будто с подозрением, и в конце концов вышел, плотно задвинув за собой седзи.

Оставшись один, Цузуки с облегчением выдохнул и принялся расстегивать брюки. Он понятия не имел, что на него сегодня нашло, потому что никогда не хотел ничего подобного. Физическая близость всегда казалась чем-то абстрактным, далеким, другое дело дружба, долгие разговоры обо всем на свете. Цузуки готов был слушать Тацуми бесконечно. Но чтобы хотеть его до зуда, до боли в паху - может, это какая-то новая болезнь?

Он скинул брюки и тут снова уловил запах, тот же, что и у реки, сладкий, манящий. А через секунду очнулся и понял, что стоит у шкафа и прижимается лицом к пиджаку Тацуми.

«Вот же бред», - сказал себе Цузуки, но почему-то принялся обнюхивать воротник, рукава пиджака, потом потянулся к рубашке. Мягкая ткань касалась губ, ласкала кожу, и от каждого прикосновения зуд между ягодиц усиливался. Запах переворачивал все внутри, взрывал тело тяжелым непреодолимым возбуждением. Цузуки не помнил, чтобы вообще когда-то испытывал что-то подобное. Может, когда еще был человеком, а может, никогда, и сейчас его плоть была против него. Болезненное желание растекалось от паха по бедрам и животу, горло перехватило, и казалось, он вот-вот задохнется. Стиснув пальцами одной руки ткань рубашки, вторую он сунул в трусы. Белье промокло насквозь, и от прикосновения к головке между ягодиц заныло. Цузуки застонал, провел пальцами по мокрому белью, сунул руку под ткань и надавил на вход. По спине прошла волна жара, член дернулся, а на пальцы вылилось немного вязкой скользкой жидкости. Цузуки зажмурился. Ему надо было подумать о том, что с ним происходит. Но он не мог удержать в голове ни одной мысли. Ему хотелось глубже засунуть пальцы, насадиться на них, сунуть всю кисть и при этом потереться членом хоть обо что-нибудь. Он сдернул рубашку с вешалки и прижал к паху. Двинул бедрами, судорожно выдохнул. Выдох этот больше походил на скулеж, но Цузуки было все равно.

Цузуки-сан, ванная сейчас освободится.

Голос хозяйки из-за перегородки привел его в чувства. С трудом взяв себя в руки, Цузуки попытался повесить рубашку в шкаф, но заметил на рукаве влажное пятно и решительно затолкал ее в свою сумку, а потом кинулся к сложенной на циновках юкате. Возбуждение, достигшее предела, теперь отдавало болью в промежности, лицо горело, и оставалось надеяться на то, что Тацуми не станет рассматривать его слишком пристально.

Тацуми вошел в комнату и принес с собой новую волну запахов. Цузуки с трудом удержался от того, чтобы не стиснуть бедра посильнее.

Теперь твоя очередь, - улыбнулся Тацуми, приглаживая влажные волосы, и Цузуки едва не подавился слюной - с прядей упала капля и скользнула по шее от уха до воротника юкаты.

Отлично, - выдохнул Цузуки. На этот раз сил на улыбку у него не осталось. Он выскочил из номера и поспешил за хозяйкой, с раздражением думая, что та будет присутствовать при купании. Так принято. Но ему хотелось, чтобы его оставили одного.

Хозяйка проводила его до ванной и остановилась у дверей, глядя на то, как он раздевается. Это было совершенно невыносимо, и Цузуки в конце концов не сдержался. К черту вежливость.

Не могли бы вы оставить меня одного? Пожалуйста.

Хозяйка заулыбалась еще шире и поклонилась.

Опасайтесь демонов, - проговорила она почти весело и вышла, оставив Цузуки в полном недоумении. Демонов? Что она имела в виду? Он посмотрел на бочку, полную горячей воды, тихо застонал и скинул наконец белье. Трусы промокли насквозь, и Цузуки, краснея, завернул их в юкату. Окунув руку в воду, он провел между ягодиц - скользкая вязкая субстанция осталась на пальцах. Страх неприятно заворочался в груди. Что это такое? Опасайтесь демонов? А может…

Цузуки ополоснул пальцы водой из деревянного таза. Что бы с ним не происходило, он должен рассказать об этом Тацуми. Но как?

Цузуки поморщился, снова потрогал вход, каждое прикосновение отдавалось болью и жаром в паху.

Надо рассказать. Но не сейчас, потом, попозже, когда подвернется подходящий случай. Цузуки попытался затолкать страх поглубже и принялся мыться.

Когда вода в тазу закончилась, Цузуки забрался в бочку. Возбуждение, не ослабевавшее ни на минуту, мешало думать, а подумать было над чем. Он снова потянулся к члену, чтобы как-то разобраться с проблемой, а уже в следующую секунду быстро двигал кулаком, толкаясь пальцами в открытый и скользкий вход.

Цузуки был девственником, совершенно и абсолютно невинным, и даже такие обычные для других ласки были для него внове. Обычно его мысли крутились либо вокруг работы, либо вокруг прошлого. Он был занят борьбой с воспоминаниями, с внутренними демонами.

Цузуки застонал и разжал пальцы. Ничего не выходило. Он только сильнее завелся, но кончить не смог. Цузуки скрестил ноги. «Представляю, что скажет мне Тацуми, когда я расскажу ему… что?» Цузуки понятия не имел, как описать свое состояние. Он вылез из бочки, долго растирал себя полотенцем. Потом накинул юкату. Белье тоже пришлось надеть, иначе возбуждение становилось слишком явным. Как в таком виде показаться на глаза Тацуми? Почему-то при мысли о нем становилось только хуже. Цузуки представил себе лицо Тацуми, представил, как тот поправляет очки, как оглядывает его, собираясь отчитать. Удушающий жар прихлынул к лицу.

Когда Цузуки вернулся в номер, Тацуми сидел за компьютером. Цузуки едва не закашлялся, запах, наполнявший комнату, стал в сто крат сильнее. Густой, сладкий, терпкий, он пробирался в ноздри, кажется, просачивался даже через поры, и Цузуки шумно сглотнул, пытаясь пропихнуть его в горло.

Ну… есть новости? - пробормотал он, проходя к еще скатанному футону. Тацуми молчал.

Да, - отозвался тот наконец. Цузуки казалось, что его взгляд жжет спину, прожигает до костей поясницу. Цузуки быстро раскатал футон, забрался под одеяло и прижал колени к животу. Судорога прошла от лопаток до промежности, и он с трудом сдержал стон.

Цузуки-сан, тебе плохо?

Цузуки зажмурился и выдохнул.

Нет, просто устал. Извини, Тацуми, я спать буду.

А новости?

Но ведь нет новостей… Кстати, хозяйка попросила меня остерегаться демонов. Наверное, это что-то значит, - торопливо пробормотал он и стиснул зубы, чтобы не закричать, когда вторая волна снова прошла по телу. Глаза защипало - горький ком подкатил к горлу, но плакать Цузуки не собирался. Только не перед Тацуми.

Тацуми молчал очень долго. А когда заговорил, голос его звучал необыкновенно низко и хрипло.

Ладно. Все равно пока ничего не происходит. Завтра продолжим расследование.

Они вынуждены были выжидать, действовать осторожно, чтобы не вспугнуть того, кто убивал женщин.

Когда свет в комнате погас, Цузуки мог больше не сдерживаться. Он сжал ладони между коленями и тут же почувствовал, что юката промокла.

Тацуми в темноте раскатывал футон, Цузуки слышал, как шуршат простыни, как Тацуми поправляет подушку и ложится. Слишком близко. Цузуки снова зажмурился. Надо уснуть, чего бы это не стоило. Он и правда очень устал. Странное возбуждение растекалось по телу, Цузуки старался дышать потише и не стучать зубами. Запах окутывал его с головы до ног, пробирался под кожу, заставляя сильнее сжимать бедра и тереть головку напряженного члена через ткань юкаты. Сколько он так пролежал, Цузуки и сам точно не знал, но от попыток расслабиться устал еще больше и не заметил, как задремал. Погружался все глубже и глубже в закрученные петли вихря, расплавляясь, растворяясь в нем. Тацуми прижимает его колени к животу и входит, двигается внутри быстро и резко, отчего плавится тело. Еще, еще! Хочется, чтобы это не прекращалось никогда. Цузуки дернулся и проснулся от собственного стона.

Цузуки-сан, - позвал Тацуми, и тут только Цузуки открыл глаза и с ужасом понял, что лежит не на своем футоне. - Проснись.

Цузуки с трудом разлепил сухие губы и осторожно разомкнул стиснутые на шее Тацуми руки.

В бледном свете луны лицо Тацуми казалось напряженным, хмурым. Он тяжело дышал и не сразу отпустил Цузуки, когда тот попытался отстраниться.

Извини, - Цузуки даже не хотел спрашивать, что делал во сне. А Тацуми не сказал ему больше ни слова, только кивнул раздраженно и лег под одеяло, повернувшись к нему спиной. Цузуки прижал пальцы к глазам. Может быть, дело в этом месте? В демонах? Это они виноваты, что он теперь отвратителен Тацуми.

«Я не хочу, чтобы мы с тобой вот так…».

Слезы щипали глаза. Цузуки зажмурился, накрылся одеялом с головой. Ну почему все происходит так по-дурацки и именно с ним? Ему всегда нравился Тацуми. Тепло в груди, улыбки, правильные слова, много всего еще было между ними большого и важного, гораздо больше и важнее, чем физическое влечение. Когда Тацуми гладил его по спине, утешал и баюкал, Цузуки надеялся, что может быть, не сейчас, а когда-нибудь, Тацуми заметит его чувства.

Цузуки прикусил кулак до боли - теперь все, никакой надежды больше нет. После его выходки Тацуми будет от него шарахаться. Цузуки обхватил себя за колени и уставился в темноту. Спать больше нельзя - это он понял точно.

Цузуки провел ночь между сном и явью, выдергивая себя из дремы, не давая забыться, и почти впал в то состояние, которое когда-то так поражало врачей. Очнулся он, когда первые лучи солнца начали просачиваться в комнату через приоткрытые перегородки, которые вели во внутренний садик. Цузуки поднялся, тихонько прокрался к шкафу, достал чистую юкату, которых там была целая стопка, и вышел из номера.

В ванной никого не было, но тазы с теплой водой уже наполнили. Цузуки разделся и взял с полки новый кусок мыла. Отмываясь, он намыливал член и налитые яички, поглаживал себя - это хоть ненадолго снимало напряжение и ослабляло боль. Было еще слишком рано, хозяйка не встала, а слуг он в гостинице еще ни разу не видел, так что никто не мог его потревожить. Цузуки присел на скамейку, шире расставил ноги и, все еще стесняясь не пойми кого, кажется - само себя, сунул пальцы между ягодиц. Сначала осторожно, а потом немного глубже. И еще. Приподнялся, вздергивая бедра, развел колени. Скамеечка выскальзывала из-под него, и, плюнув на все, Цузуки опустился на влажный пол и лег на спину. Еще немного. Он сжал член в кулаке и принялся двигать рукой, одновременно насаживаясь на пальцы. Мучительное напряжение и боль переплавлялись в резкое, неконтролируемое наслаждение. Он на секунду отвлекся, протянул руку, схватил полотенце и сунул себе в рот. Чтобы не перебудить постояльцев своими стонами. Хотя постояльцев, как и слуг, он тоже пока не встречал.

Напряжение все росло, и наслаждение удавалось получать, только заталкивая пальцы до самого упора, иначе возбуждение работало вхолостую. Там, внутри, было горячо и мокро, но Цузуки уже не думал, почему так происходит. Он мычал в полотенце, мотал головой по влажному полу.

Что-то коснулось его губ, Цузуки распахнул глаза - сверху на него падали, словно снег, белые перья. По телу прошел озноб, и напряжение взорвалось внутри. Цузуки не сдержался, вскрикнул. Несколько секунд ему казалось, что он умирает - так кружилась голова, но постепенно морок прошел, Цузуки проморгался, откашлялся и сел. Вокруг все было чисто - бочка, пол, скамейка. Ни одного перышка. Цузуки потер лоб и медленно поднялся с пола. Странно. Значит, ему просто показалось. И все-таки тревога царапала под сердцем. Зато напряжение спало, надолго ли, Цузуки не знал. Быстро сполоснулся, оделся и вернулся в номер.

Тацуми не спал, скатал футон и уже сидел перед компьютером. Цузуки не стал рассказывать ему о перьях. Он окунулся в терпкий запах плоти, как только переступил порог комнаты, и отступившее было возбуждение снова разгорелось внутри. Между ягодиц снова стало скользко и липко. А Тацуми даже не взглянул на него, щелкая мышкой с файла на файл.

Тацуми, я думаю, мы сначала должны осмотреть место, где погибли девушки, а потом следовать нашему плану, - Цузуки старался отвлечься на дело, и у него даже получилось. Он опустился на пятки, поерзал, хотя так стало только хуже.

Когда мы анализировали систему, согласно которой были совершены убийства, мы пришли к выводу, что убийца выбирал места без определенной логики. Храм шести дорог, излучина реки, мост и чайный домик. Никакой системы, никакой схемы, такое чувство, что он просто находил углы, в которых тела найдут достаточно быстро. Если моя идея верна, и он пытался привлечь наше внимание к своим преступлениям, то следующее место тоже должно быть достаточно людным. Хотя вычислить его мы не сможем, но ты прав, надо с чего-то начинать, - ответил Тацуми, поправил очки и отчего-то покраснел. Цузуки с трудом отвел взгляд.

Первое убийство было совершено под вишневым мостом.

Да, это недалеко от Кокакуро.

Точно. Не знаю, есть ли тут связь.

Цузуки улыбнулся, но натолкнувшись на взгляд исподлобья, нахмурился тоже.

Может и не быть, а может… Сегодня в ванной мне привиделись белые перья.

Привиделись?

Цузуки неловко пожал плечами.

Я не уверен, что они и правда были, не нашел ни одного.

Неважно. Заглянем к Ории Мибу. Одевайся.

Цузуки поспешно вскочил и бросился к шкафу. Доставая костюм, он невольно вспомнил, что вчера творил с рубашкой Тацуми, и едва не поперхнулся. Хорошо, что тот привез с собой еще пару чистых.

Узкая улица тянулась до Моста вишен, мимо чайного дома Мибу Ории. Цузуки предложил расспросить того, вдруг ему что-то известно. За то время, что они сидели в кафе или прохлаждались в номере, дожидаясь информации из Мэйфу, они не сделали ровным счетом ничего полезного, и этот разговор мог бы что-то прояснить. Но когда они постучали в двери, им открыла темноволосая служанка и, вежливо кланяясь, объяснила, что хозяин уехал.

Передать ему что-нибудь?

Нет, - покачал головой Тацуми.

Она улыбнулась и быстро закрыла перед ними дверь, но Цузуки вдруг понял, почувствовал - Ория здесь, просто не хочет с ними говорить по каким-то причинам.

Он дома. Я уверен, - сказал Цузуки, когда они отошли подальше.

С чего ты взял?

Тацуми не поверил - сразу видно.

Просто я знаю и все.

Тацуми поднял брови.

Просто знаешь и все? Ладно, не станем же мы вламываться к нему. Если даже ты и прав, нам придется оставить его в покое и идти по своим делам.

Они двинулись по улице к Вишневому мосту, вдоль реки, мимо голых деревьев сакуры.

Как она погибла, первая девушка, напомни, - попросил Цузуки. Тацуми вздохнул, снял очки и принялся протирать их.

Ее утопили в реке, но сначала выжгли глаза и сняли скальп.

Правда? Интересно.

Мост приближался. Старый, частью каменный, частью деревянный, таких мест в Киото было много - мест, куда приходят, чтобы полюбоваться издали, потому что, если подойти совсем близко, мост уже не выглядел так живописно. Древние камни покрывал мох, пахло плесенью и гнилью, вода в этом месте застоялась, ей не давали свободно течь частично обрушившиеся опоры моста. Деревья сакуры, из-за которых мост назвали вишневым, корнями сползли по насыпи, бледно-голубой мох забрался по ним до самых веток. Кажется, сами деревья так же прогнили, как и доски. Цвели ли они вообще последние сто лет?

Тацуми хотел пройти вперед, но Цузуки ухватил его за руку. Пальцы Тацуми обожгли ладонь, сердце заколотилось с немыслимой силой, и Цузуки чуть не застонал и едва удержался, чтобы не скрестить ноги. Но думать надо было о другом.

Не надо. Не ходи.

Тацуми секунду смотрел на него, будто не понимал, что он говорил, а потом высвободил руку.

Почему, Цузуки-сан? Это опять догадки или предчувствия?

Цузуки смотрел на него и не знал, как объяснить свою уверенность. Да и откуда она вдруг взялась?

Я не знаю. Просто не ходи.

Но тогда как иначе мы поймем, что тут случилось?

Тацуми…

Тацуми покачал головой.

Я не понимаю, почему ты боишься. Мы и должны подвергать себя опасности, чтобы понять.

С этими словами Тацуми ступил на мост. Доски протяжно скрипнули, откликаясь на каждый шаг. Тацуми уходил все дальше, и Цузуки с тревогой смотрел ему в спину. Ладони вспотели, Цузуки вытер лицо рукавом. В воду с тихим всплеском посыпались мелкие камни. Тацуми дошел уже до середины моста.

И тут из воздуха как будто вихрь налетел. Цузуки даже не понял сразу, как это случилось, но белая густая дымка скрутилась спиралью и упала прямо в лицо Тацуми. Тот едва успел закрыться рукой.

Цузуки вытащил фуду, выставил вперед руку и начал читать заклинание.

Спиралей вокруг становилось все больше, они вились, толкали и резали воздух, подбираясь к Тацуми.

Цузуки стиснул пальцы в кулак, и несколько спиралей рассыпались облаками серебристого песка.

Берегись!

Он не сразу понял, что Тацуми кричит ему, но когда понял, реагировать было уже поздно. Что-то с чудовищной силой ударило его в спину, и Цузуки не удержался, упал с берега в гнилую воду. Жижа хлынула в нос и в рот, залепила глаза. Цузуки попытался вынырнуть, но не смог - его спеленало по рукам и ногам. Небо уходило все выше, он сделал последнюю попытку вырваться и захлебнулся. В голове стало темно.

«Ну я и вляпался», - пронеслось где-то далеко. И тут вдруг его резко потянуло обратно.

Цузуки не мог дышать, он хватал ртом воздух и кашлял, корчась под Тацуми. Тот выволок его на берег и теперь давил на грудь, чтобы выбить воду и тину. Перед глазами мелькали золотые мушки, горло раздирало болью, Цузуки согнулся и выплюнул наконец все, что мешало вздохнуть.

Все, все, отпусти, - вытирая губы, прохрипел Цузуки, но Тацуми как будто не слышал. Обнял за плечи, провел ладонью по волосам, а потом поцеловал, сначала в висок, потом в ухо и в щеку. Цузуки задрожал. Он с огромным трудом подавил желание поддаться странному возбуждению, снова попытался оттолкнуть Тацуми, чтобы не выдать себя. Но тот не отпускал. Словно одержимый, прижимал теснее, целовал лицо, шею. Цузуки застонал.

Нет, Тацуми, не надо!

В душном мареве Цузуки поймал только одну мысль - а что если с Тацуми, как и с ним самим, творится что-то странное. Может, их обоих прокляли?

Тацуми выдернул из брюк мокрую рубашку Цузуки, прижал ладони к спине. Цузуки выгнулся и, собрав последние силы, все же вывернулся из его рук и вскочил на ноги. По бедрам текло, в паху мучительно ныло, хуже, чем ночью. Он закашлялся, а потом прохрипел, пытаясь прикрыться промокшим пиджаком.

Идем отсюда. Вернемся в отель. Это не мы… это я не знаю что…

Тацуми тяжело дышал, но, кажется, немного пришел в себя.

Если ты про то, что мы делали друг с другом, я догадываюсь, что это… И у меня будет разговор кое с кем, когда вернусь. А сейчас - нам и правда лучше вернуться, пока песчаные спирали не вернулись.

Он поднялся с земли и отжал мокрые полы пиджака.

Нам надо волноваться о них, а не о… нас.

Цузуки неуверенно кивнул. С одной стороны он почувствовал облегчение. Раз Тацуми знал, что с ними происходит, то волноваться было не о чем, но с другой стороны - кажется, Цузуки как обычно узнает обо всем последним.

Он смутно помнил, как добирался до отеля. Цузуки едва передвигал ноги, при каждом движении сдерживая стоны. Хозяйка, дожидавшаяся их у дверей, улыбалась так, словно не заметила, что они все в тине и в земле. Не обмолвившись ни словом, она оставила в комнате чистые полотенца и удалилась, задвинув за собой перегородку.

Цузуки и Тацуми остались одни.

Они стояли друг против друга, не зная, что говорить и что делать. Животное возбуждение, окутывавшее их у моста, сейчас немного отступило, и Цузуки удавалось держаться, не вдыхать усилившийся запах Тацуми, не двигаться, просто смотреть.

Цузуки, я не знаю, как так вышло… - Тацуми тоже замер, каждое слово давалось ему с трудом. - Мы не должны поддаваться этому, потому что, возможно, ты не хочешь, ты сам, не твое тело.

Дьявол, - Цузуки сморгнул слезы. Держать себя в руках становилось очень трудно, он опустился на циновки, с трудом стряхнул с плеч пиджак и принялся медленно расстегивать рубашку.

Да, конечно, ты не должен, Тацуми. Я знаю - это демон. Наверное, тут в этом месте мы попались в чью-то ловушку. Давай просто переждем.

Тацуми не ответил, а когда Цузуки поднял голову, тот стоял на коленях рядом с ним.

Это не демоны, это было в тебе, дремало, потому что некому было разбудить, но рядом оказался я… А вот что со мной, и почему я узнал об этом только сейчас, это еще надо выяснить, - прошептал Тацуми, помогая ему снять рубашку. Она неприятно липла к коже и шлепнулась рядом мокрым комком. Цузуки не мог остановить Тацуми. Просто не мог. Потому что в голове не осталось ни одного слова, ни одной мысли, когда Тацуми положил руки ему на плечи.

Скажи, я хоть немного нравлюсь тебе? Потому что если нет, если это все только случайное стечение обстоятельств, то я не буду…

Как ты еще можешь говорить так много, - промямлил Цузуки. Он передернул плечами, когда Тацуми провел по ним ладонями. Соски напряглись и торчали.

Отвечай быстро, пока я еще могу себя сдерживать.

Я… ну… Просто я и не надеялся… - признаться в том, что он на самом деле чувствовал, было еще страшнее, чем просто поддаться.

Тацуми взял его лицо в ладони.

Прости, если потом ты будешь жалеть…

И поцеловал в губы. Цузуки подался вперед. В голове поднялся вихрь, отключая все рефлексы кроме одного - немедленно прижаться, раскрыться. Он обхватил Тацуми за шею, грозя задушить, уселся верхом, прижимаясь, ерзая на его коленях. Брюки мешали, но Цузуки не мог остановиться и снять их, только стонал, когда налившийся член терся о ткань. Тацуми с трудом расцепил его пальцы, уложил на циновки и сам принялся расстегивать брюки. Цузуки отмечал на грани сознания, как тот оглаживает его живот и бедра, целует между ними, трогает губами напряженную головку. Цузуки не знал, стонет он или плачет, а может, кричит. Не мог дождаться, когда это мучение прекратится, и Тацуми просто возьмет его. Не надо никакой ласки, не надо ничего.

У тебя это первый раз?

Цузуки попытался сосредоточиться, надо было ответить на вопрос. Разлепил губы и прошептал:

Тацуми что-то пробормотал, прижимаясь к нему всем телом, член скользнул между ягодиц, задевая раскрывшийся вход, и Цузуки протяжно застонал. Тацуми стиснул его волосы, потянул, закрывая рот губами. Цузуки захлебнулся, задрожал, выкручиваясь, пытаясь сжать бедрами его член, направить в себя.

Вдруг поток ледяной воды окатил его с ног до головы, мешаясь с вихрем белых перьев. Цузуки захлебнулся и закричал от разочарования и боли. Он услышал, как Тацуми выругался и вскочил на ноги. Цузуки с трудом сел, сгребая в кучу мокрые вещи, раскиданные рядом.

В дверях стояла хозяйка. А на столе звенел компьютер, оповещая о том, что совершено новое преступление. Звук разрывал перепонки, но странным образом прочищал голову, и Цузуки постепенно пришел в себя.

Выйдите! - закричал он на хозяйку.

Хозяйка молчала.

Что вам нужно?

Хозяин ждет вас, - проговорила она и улыбнулась.

Хозяин? - боль разрывала голову на куски, но Цузуки заставил себя подняться на ноги. - Мураки.

Никаких перьев в комнате не было, Цузуки понимал - они были только в его голове. Тацуми с удивлением взглянул на него, потом перевел взгляд на хозяйку. Тень у его ног изменила форму. Хозяйка улыбнулась немного шире. Тень дернулась в ее сторону, но хозяйка сделала шаг назад и растворилась в воздухе.

Тацуми уже накинул рубашку и развернулся к компьютеру. Тень снова приняла обычные очертания и смирно лежала у его ног. Цузуки не стал ждать, пока Тацуми прочитает сообщение, вскочил на ноги и принялся одеваться. Теперь-то он понял. В гостинице не было ни слуг, ни постояльцев. Только они и хозяйка. Да и та оказалась куклой. Он уже натягивал брюки, когда Тацуми прочитал вслух:

Храм шести дорог.

Тацуми вскочил на ноги и направился к двери. Цузуки поспешил за ним, путаясь в рукавах пиджака.

Гостиница замерла, остался только звук шагов в коридорах и скрип старых деревянных полов.

Я почти уверен - тут нет никого кроме нас, - задыхаясь, проговорил Цузуки, когда они выбежали за дверь и побежали вниз по каменной дорожке.

Согласен. Вопрос - гостиница ли это, - Тацуми поправил очки, не замедляя ход ни на минуту. Цузуки пытался думать о Мураки и забыть о напряжении, от которого гудело все тело. Он старался не обращать внимания на озноб, который окатывал его от бедер до самой макушки. Сейчас у них были дела поважнее.

Почему именно сейчас?

Цузуки взглянул на Тацуми. Тот поднял брови:

Почему новое нападение случилось именно сейчас, именно когда ты и я…

Тацуми поправил очки. Они все время соскальзывали на самый кончик носа, грозя свалиться на камни. Улица закончилась, и Цузуки с Тацуми свернули в узкий проулок. Тут пахло сыростью и гниением, и было так тихо, казалось, что камни высоких заборов глушили все звуки.

Не знаю, - наконец отозвался Цузуки. Он старался думать, но мысли походили на горячий слипшийся ком, который так и норовил разорвать череп, и разобрать их, отлепить одну от другой было нереально.

Цузуки… - Тацуми остановился, схватил его за плечи. - Дело в тебе и в том, что с тобой происходит. Кому это надо и зачем - понятия не имею.

Это надо Мураки.

Тацуми поднял брови.

Опять ты о нем?

Я уверен, что это он. Я видел белые перья, в ванной, и потом, когда мы… И это не просто глюки или сны, возможно, я начинаю видеть то, чего другие не видят, когда…

Цузуки почувствовал, как горит лицо, и махнул рукой.

Ладно, бежим. Разберемся на месте.

И они бросились дальше по узкому проходу между домами и через несколько секунд выскочили к полуразрушенному храму. Выгнутая крыша съехала на бок, гравий на дорожках давно не выравнивали, чаши для воды стояли пустые, тории у входа разрушились, остались только столбы, а верхние балки лежали на земле. Стоило Цузуки и Тацуми пройти через ворота и войти в главный двор, в ноздри ударил запах гари. Цузуки почесал нос и едва не закашлялся - воздух сгущался вокруг них, оседал крупицами пепла на коже.

Сражаться внутри нежелательно, - тихо проговорил Тацуми. Цузуки кивнул.

Да, но у нас нет выбора, надо войти.

Кончики пальцев покалывало, и тяжесть внизу живота становилась почти нестерпимой. Что-то происходило с ним. Его как будто тянуло в храм. Возбуждение усиливалось. Чем ближе они подходили, тем труднее становилось держать себя в руках. Желание впивалось в позвоночник огромной раскаленной иглой, и Цузуки уже казалось - он сам горит изнутри.

Что с тобой?

Цузуки пошатнулся, вытер мокрое лицо ладонью.

Три ступеньки храма показались ему невероятно высокими. У самых дверей он все же запнулся и чуть не упал.

Не могу больше. Тут стало еще хуже.

Тацуми помог ему сесть. Цузуки согнулся пополам, сунул руки между ног.

Я войду один, если что - подай мне знак.

Цузуки покивал, потом прижался лбом к коленям. Ему надо было идти дальше. «Посижу секунду и пойду».

Он с трудом разогнулся и встал на четвереньки, заглянул в храм через приоткрытую дверь. Он видел, как Тацуми идет к статуе божества, установленной на возвышении над алтарем. У божка была круглая голова большого белого червя и толстое складчатое тело с множеством ножек. Он будто стоял на хвосте, глядя сверху пустыми глазами. А вокруг чадили высокие черные свечи.

Тацуми, ну что? - окликнул Цузуки.

Тут тело.

Цузуки поднялся, опираясь на дверь.

Да, но оно сильно обгорело. Дьявол, дышать нечем.

Тацуми закашлялся.

Я иду, сейчас, - хватаясь за дверь, Цузуки протиснулся внутрь. Стоило ему войти, как пустые глаза божка загорелись красным, а двери за спиной захлопнулись.

Спасибо, что пришли. Чуть не опоздал, какая оплошность с моей стороны.

Да-да, все правильно. Как давно мы не виделись. Я даже начал скучать.

Похоже на то, - Мураки рассмеялся. Цузуки разглядел его белый плащ в клубах дыма, видел, как Мураки спускается из-под купола прямо к ним. Он оглянулся на Тацуми. Тот стоял рядом с телом и молчал. Цузуки надеялся, что у него есть план, потому что сам едва стоял на ногах.

Если ты не возражаешь, я заберу тебя с собой и познакомлю с одним очень капризным божеством, - продолжал Мураки. Он уже коснулся пола и теперь медленно шел к Цузуки. Цузуки отступил. В его пальцах появилось заклинание.

Не подходи.

Вы чуть все не испортили. Я и не знал, что Тацуми окажется альфой. Досадное недоразумение.

Цузуки бросил взгляд на Тацуми. Тот мрачно кивнул. Мураки тем временем спустился к ним и разгонял дым рукой.

О! Да ты ничего не знаешь.

Он тихо рассмеялся и сделал шаг к Цузуки.

Все существа в нашем мире делятся на альф, омег и бет. К сожалению, омег гораздо меньше, а именно они способны выносить и родить ребенка. Я узнал, кто ты, из записок моего деда. Грустная история, с одной стороны, а с другой - просто отличная, если вспомнить, что за все твои девяносто с лишним лет никто не успел тебя, скажем так, присвоить.

Что ты несешь? Омеги, альфы, бред какой-то! - Цузуки упал на колени, белье и брюки промокли насквозь, внутри все сжималось сладко и мучительно. - Или это ты со мной сделал?

Конечно, нет! - Мураки подошел уже совсем близко. - Но я выманил тебя сюда, потому что ему, - он показал на божка, - нужна была девственная омега, чтобы возродиться и прийти в наш мир. А других девственных омег такой силы, как ты, я не знаю. Должен покаяться, я чуть сам все не испортил, не убрал свои ловушки у моста. Какая оплошность. Но теперь все хорошо.

Цузуки бросил взгляд на Тацуми. Тот двинул пальцами, и тени у его ног начали вытягиваться.

А тебе что с этого? - крикнул Цузуки, ерзая на пятках. Еще немного, Тацуми что-нибудь придумает.

Мы заключили договор. Дело в том, что я еще не до конца жив, все это время я жил у Ории… Вы, кстати, явились к нему очень не вовремя. Не удивительно, что он вам не открыл.

Цузуки застонал, облизнул пересохшие губы. Еще секунда, две. Он не знал, сколько продержится.

Однажды я, гуляя по Киото, нашел этот храм. Так мы и познакомились.

Тени поднялись у Тацуми из-под ног и ринулись на Мураки. Свечи разрезало пополам, словно ножами. Цузуки задержал дыхание.

Но когда дым развеялся, Мураки все еще стоял на прежнем месте, совершенно целый.

Не выйдет. Божество шестой дороги подавляет силу альфы. Кстати, это было весьма неприятно, когда я выяснил, что они отправили с тобой альфу. Я думал, твой напарник Куросаки Хисока. Он тоже омега, как и ты.

Тацуми стиснул кулаки, Цузуки чувствовал его ярость, так словно она была его собственной.

Оставь нас и убирайся!

Мураки развел руками.

Не могу. Мне нужна девственная омега, а самая сильная из них - Цузуки. Как я уже говорил.

Тацуми махнул рукой. Тени окутали Мураки сетью и сдавили.

Мураки прищелкнул языком.

Я и забыл, какой ты сильный. Даже жаль.

Тацуми сильнее сжал кулак. Сзади раздалось шипение.

Цузуки не успел обернуться, как его окатило с ног до головы густым огнем. Ему показалось, что теперь он точно сгорит. Он растянулся на полу, извиваясь в бесконечном мареве боли и наслаждения, и сквозь туман видел, как божок поднимается над алтарем и опускается на него, тянет к нему свои ножки-щупальцы. В голове мутилось, внутри черепа собирались горячие огненные шары. Цузуки застонал. Он пытался думать, пытался не закрывать глаза, но горячее безумие овладело его телом.

«Возьми меня».

Он еще видел, как черные псы Мураки мчатся к Тацуми и как тот разрезает их тенями. А потом перед глазами остались только всполохи красного и на периферии зрения - он сам, как будто со стороны. Как будто его сознание отделилось от тела.

Божество почти распласталось на нем, щупальца разорвали ремень на брюках, елозили под рубашкой, сжигая ткань и задевая соски. Тацуми пытался остановить его, но атаки рассеивались, даже не достигая цели. И когда Тацуми упал, Цузуки вдруг взорвался. Крылья прорвали спину, он превратился в сгусток огня.

Цузуки видел со стороны, как сам разрывает божество на куски, как отшвыривает Мураки, и тот падает в расплавленное густое месиво, в которое превратился его божок. Цузуки смотрел сверху и думал: «Я наверное защищаю Тацуми». Мураки попытался подняться, но Цузуки схватил божество, сплавляясь с ним в горящий ком, и взлетел, а потом обрушился на Мураки. Успел ли тот исчезнуть или нет - Цузуки уже не понял.

Камни падали сверху, стены рушились, каменные плиты горели. Цузуки подхватил Тацуми и вынес из храма на гравий у лестницы, а потом упал рядом и отключился.

Под веками жгло, все тело ныло. Цузуки с трудом сглотнул - горло пересохло, язык едва помещался во рту. Он разлепил тяжелые веки и увидел над собой Тацуми.

Что… что случилось? - прохрипел, цепляясь взглядом за его лицо, чтобы снова не вырубиться.

Храма больше нет.

Мураки…

Возможно, он опять сбежал, но сейчас это не важно.

Цузуки снова сглотнул, попытался пошевелиться и застонал от боли. Только сейчас он понял, что из одежды на нем одни лохмотья. Сердце пульсировало в груди и в паху, и каждая клетка тела стонала от прикосновений Тацуми.

Тацуми, пожалуйста, отнеси меня домой, - простонал Цузуки. У него не было сил на то, чтобы встать.

Конечно, - Тацуми провел ладонью по его лбу, убирая челку, а потом наклонился и коснулся губ.

Цузуки закрыл глаза.

Он чувствовал, как Тацуми поднимает его на руки, как они взлетают. Цузуки закрыл глаза и отключился, а снова пришел в себя, только когда они приземлились.

Я сам пойду, - Цузуки открыл глаза и высвободился из объятий Тацуми. Они стояли у входа в гостиницу. Казалось, за то время, что их не было, она обветшала. До того яркие краски поблекли, перегородки кое-где прорвались.

Вернемся в Мэйфу завтра, - проговорил Тацуми. - Идем, переночуем здесь.

Цузуки кивнул, вцепился в локоть Тацуми.

Ему надо было задать тысячу вопросов - почему он омега? Что такое омега? И кто такие альфы? И что такого в том, что альфа - Тацуми. И почему они не знали, кто они. Но все это потом.

В коридорах было пусто и пыльно, до комнаты Тацуми довел его, не говоря ни слова, и когда истончившиеся перегородки закрылись за ними, Цузуки потянул Тацуми к себе.

Его дыхание обожгло шею, Цузуки задышал тяжело, с трудом удерживая стон.

Тацуми, - прошептал он, сам не зная, что хочет сказать дальше. Не надо делать ничего через силу? Это похоже на принуждение, и мне такого не надо? Я хотел, чтобы у нас все получилось совсем не так? Но ничего не сказал.

Потому что Тацуми поцеловал его крепко и глубоко, подхватил под ягодицы и уложил прямо на татами. От брюк почти ничего не осталось, Тацуми сорвал обгоревшие лоскуты и отшвырнул в сторону. Цузуки приподнял бедра, широко развел колени и подтянул к груди.

Сейчас, - услышал он сквозь гул в ушах. Тацуми торопливо расстегнул брюки и спустил их вместе с бельем. Цузуки, не отрываясь, следил за движениями его пальцев, и едва не задохнулся, когда увидел крупный, набухший у основания, член с большой алой головкой.

Тацуми приподнял его и вошел резко, одним движением. Цузуки показалось, что его тело действует само по себе. Его кружило и выворачивало. Тацуми лизал и прикусывал его соски, дергал на себя его бедра, а Цузуки видел только его лицо, и для него не было ничего, кроме этого лица и иссушающего вожделения, которое заставляло его кричать. Ему не надо было даже касаться себя, он чувствовал, что все произойдет само собой, чувствовал всем телом, самым нутром. А потом Цузуки раскрылся изнутри и принял Тацуми до конца.

Вход сжался, Цузуки как будто дернуло ниже живота, он выгнулся и закричал. Тацуми прижал его, стиснул, так что заболели ребра, и они рухнули на татами. Цузуки раз за разом встряхивало и выгибало, он наверное царапал Тацуми спину и даже кусался. А когда все закончилось, обмяк на футоне, не в силах пошевелиться.

Цузуки по-прежнему лежал под Тацуми, тот уже вышел из него, но не отпускал. Сперма и смазка щипали между ягодиц, и Цузуки неловко пошевелился.

Тацуми, - позвал он. Тот взглянул ему в лицо и улыбнулся.

Ну все, - сказал он, ложась рядом. - Теперь божествам ты не интересен.

Это хорошо, - Цузуки поморщился и сел. - Тебе-то я интересен по-прежнему?

Тацуми развел руками.

Мы теперь с тобой связаны, возможно, навсегда. Так что похоже, что да.

Он замолчал, задумчиво потирая переносицу.

Зато кое с кем у меня будет серьезный разговор, когда мы вернемся.

В Мэйфу Тацуми сразу отвел Цузуки в госпиталь, а сам отправился разговаривать с Коноэ. А когда вернулся, сел рядом с Цузуки на край кровати и долго и подробно рассказывал об особом указании начальства, про то, что всем альфам в Мэйфу дают составы в чае, чтобы подавить гон, и что Тацуми специально отправили с Цузуки, зная, что они оба пробудятся, один без успокоительных, другой рядом с альфой. Как обычно, провели эксперимент, собирались испытать новое оружие. А еще про то, что только рядом с альфой омега может обрести свою полную силу.

Дослушав, Цузуки вздохнул.

Забери меня домой.

Тацуми улыбнулся.

Конечно. Я думаю, нам с тобой дадут отпуск дней на семь, на время течки.

Цузуки кивнул.

Да уж. А что там Мураки болтал про способность омеги рожать детей?

Тацуми взял его за руку и прижал пальцы к губам.

Давай об этом поговорим потом.

Отыскивая пределы возможностей телескопа Хаббл, международная команда астрономов побила рекорд космической дистанции наблюдений, измерив свойства самой далекой галактики из ранее наблюдавшихся во Вселенной. Эта неожиданно яркая зарождающаяся галактика, названная GN-z11, видна такой, какой она была 13,4 миллиарда лет назад, всего лишь через 400 миллионов лет после Большого взрыва. Галактика GN-z11 расположена в созвездии Большой медведицы.

«Мы сделали наибольший шаг назад во времени, за пределы того, что мы считали возможным сделать с помощью телескопа Хаббл. Мы видим галактику GN-z11 в то время, когда возраст Вселенной составлял всего три процента от нынешнего». — пояснил главный исследователь Паскаль Оеш из Йельского университета.

Астрономы приблизились к первым галактикам, сформировавшимся во Вселенной. Новые наблюдения Хаббла приводят исследователей в ту область, которая, как считалось ранее, может быть достигнута только с помощью космического телескопа Джеймса Уэбба (его запуск запланирован на 2018 год).

Измерения дают убедительные доказательства, что некоторые необычные и неожиданно яркие галактики, ранее обнаруженные на изображениях Хаббла, на самом деле находятся на запредельных расстояниях. Ранее команда ученых оценила расстояние до GN-z11, определив ее цвет с помощью Хаббла и космического телескопа Спитцера. Теперь, впервые для галактики на такой экстремальной дистанции, команда использовала хаббловскую Широкоугольную камеру-3. Для точного измерения расстояния до GN-z11 свет был спектроскопически разделен на составляющие цвета.

Астрономы измеряют большие дистанции, определяя «красное смещение» галактики. Это явление — результат расширения Вселенной. Каждый далекий объект во Вселенной кажется удаляющимся от нас, потому что его свет растягивается в более длинные и более красные световые волны, проходя через расширяющееся пространство, чтобы достигнуть наших телескопов. Чем больше красное смещение, тем дальше галактика.

«Наши спектроскопические наблюдения показывают, что галактика дальше, чем мы первоначально думали, прямо на пределе расстояния, на котором Хаббл может наблюдать», — говорит Габриэль Браммер, соавтор исследования из Института космического телескопа.

До того, как астрономы измерили расстояние до галактики GN-z11, наибольшим расстоянием, измеренным спектроскопически, было красное смещение 8,68 (13,2 миллирада лет в прошлое). Теперь команда подтвердила для GN-z11 красное смещение 11,1, примерно на 200 миллионов лет ближе к Большому взрыву. «Это выдающееся достижение для Хаббла. Ему удалось побить все предыдущие рекорды расстояния, годами удерживавшиеся более крупными наземными телескопами», — говорит исследователь Питер ван Доккум из Йельского университета. — «Этот новый рекорд, скорее всего, устоит до запуска космического телескопа Джейма Уэбба».

Галактика GN-z11 в 25 раз меньше Млечного Пути, и в своих звездах содержит только один процент массы нашей галактики. Тем не менее, новорожденная GN-z11 быстро растет, формируя новые звезды примерно в 20 раз быстрее, чем наша галактика сегодня. Это делает экстремально далекую галактику достаточно яркой для астрономов, чтобы можно было провести детальные исследования с помощью телескопов Хаббла и Спитцера.

Результаты исследований дают удивительные ключи к разгадке природы ранней Вселенной. «Потрясающе, что такая массивная галактика существует всего лишь через 200 или 300 миллионов лет с момента начала формирования самых первых звёзд. Это требует очень быстрого роста, производства звезд с чудовищной скоростью, чтобы так быстро сформировалась галактика в миллиард солнечных масс», — поясняет Гарт Иллинворт, исследователь из Калифорнийского университета.

Эти открытия — увлекательный анонс к исследованиям, которыми займется космический телескоп Джеймс Уэбб после своего запуска в космос в 2018 году. «Это новое открытие показывает, что телескоп Уэбб наверняка обнаружит много таких молодых галактик, заглянув туда, где формируются первые галактики», — говорит Иллингворт.

В команду исследователей входят ученые из Йельского университета, Научного института космического телескопа и Калифорнийского университета.

На этом видео показано расположение галактики GN-z11 на видимом небосводе.

Своеобразный голубой пузырь, окружающий звезду WR 31a — это туманность Вольфа-Райе, межзвездное облако пыли, водорода, гелия и других газов. Такие туманности обычно имеют сферическую или кольцевую форму. Они возникают при взаимодействии быстрого звёздного ветра с внешними слоями водорода, выброшенного звездами Вольфа-Райе. Этот пузырь, сформировавшийся примерно 20 000 лет назад, расширяется со скоростью около 220 000 километров в час!

К сожалению, жизненный цикл звезды Вольфа-Райе продолжается всего лишь несколько сотен тысяч лет — мгновение в космических масштабах. Начиная свою жизнь с массой минимум в 20 раз больше солнечной, звезда Вольфа-Райе теряет половину своей массы менее чем за 100 000 лет.

И звезда WR 31a в этом случае — не исключение. В конце концов она закончит свою жизнь впечатляющей вспышкой , а выброшенное взрывом звёздное вещество станет основой для следующего поколения звёзд и планет.

В предыдущем цикле жизни сострадание или любовь (желание объять) было непреодолимым притяжением работников света к тем, кто представлял собой иллюзию или неразвитый свет. Они хотели помочь, спасти, облегчить страдания, где боль побуждала других измениться.

Было немыслимо бросить тех, кто был на беговой дорожке иллюзии и сопровождающих ее боли и хаоса. Было требованием, что чем больше света у нас было, тем большей оказывалась наша ответственность достичь других, потерявших свой путь, включить их в нашу жизнь, помогать им.

Дисфункциональные люди также имели непреодолимое притяжение к нам. Фактически они приходили к нам в огромном количестве, настолько, что нам приходилось задаваться вопросом: не забрели ли мы в сумасшедший дом по ошибке? Нам не приходилось искать их, это они выискивали нас, побуждаемые внутренним знанием, что у нас было что-то, чего они хотели - чего-то давно забытого. Было ли это целостностью, или покоем ума, или силой, сопровождавшей восприятие?

Все, что они находили привлекательным в нас, изменилось, когда закончился предыдущий цикл, потому что старые законы привлечения поменялись. В физическом и энергетическом аспектах противоположности больше не привлекают, они отталкивают друг друга. Поэтому, если мы упорно цепляемся за желание физически удерживать в нашей жизни тех, кто блокирует свет, их враждебность к нам усилится. Они должны отвергнуть нас. Однако они не брошены. Фактически, большая помощь потечет в их жизни, когда мы изучаем себя в зеркалах одинаковости. Вот как это работает:

1. С физической материей и энергией противоположности отталкиваются, а похожее привлекается.

В физическом измерении, работники света теперь отказываются привносить дисфункциональность в свое окружающее пространство. По мере того, как они охватывают себе подобных, их взаимная поддержка увеличивает их радость, мир, свет и любовь.

Блокирующие свет больше не могут кормиться энергией работников света и должны расти в своей сами по себе. Они объединяются с теми, кто такой же нечестный, недобросовестный и дурной, как и они. Это увеличивает их дискомфорт, по мере того, как им приходится видеть себя в зеркалах других, имеющих такие же качества.

2. В измерении света и частоты (любви) противоположности привлекают друг друга, а похожие отталкивают.

Это значит, что чем больше мы увеличиваем наши свет и любовь, находя радость о процессе привлечения в свое окружение новой семьи света, тем больше любви получат те, кто находится во тьме.

Работники света часто говорили о том, чтобы «послать свет кому-то», но если он обитал во мраке, это не работало. Теперь это будет работать. И нам не нужно ничего «посылать», это передается автоматически. Так как мы просто создаем счастливую жизнь, радость спешит в место наименьшей радости, успокоить плачущего ребенка или кого-то, кто потерялся в пути.

3. Есть другая форма энергии, названная «энергией сердца», которая была активизирована Матерью в новом творении. Энергия сердца всегда немного превосходит коэффициент света и частоты существа. Она сделала это для того, чтобы ее свойства привлечения похожих энергий и отталкивания противоположных были более преобладающими.

Наша главная ответственность теперь - убедиться в том, что мы живем путем сердца, который удовлетворяет и поддерживает нас. Таким образом, мы осуществляем высочайшее служение всей жизни.

Изменение характера сострадания

MUDROST ALMINE

14.10.2014

В предыдущем цикле жизни сострадание или любовь (желание объять) было непреодолимым притяжением работников света к тем, кто представлял собой иллюзию или неразвитый свет. Они хотели помочь, спасти, облегчить страдания, где боль побуждала других измениться.

Было немыслимо бросить тех, кто был на беговой дорожке иллюзии и сопровождающих ее боли и хаоса. Было требованием, что чем больше света у нас было, тем большей оказывалась наша ответственность достичь других, потерявших свой путь, включить их в нашу жизнь, помогать им.

Дисфункциональные люди также имели непреодолимое притяжение к нам. Фактически они приходили к нам в огромном количестве, настолько, что нам приходилось задаваться вопросом: не забрели ли мы в сумасшедший дом по ошибке?

Нам не приходилось искать их, это они выискивали нас, побуждаемые внутренним знанием, что у нас было что-то, чего они хотели - чего-то давно забытого. Было ли это целостностью, или покоем ума, или силой, сопровождавшей восприятие?

Все, что они находили привлекательным в нас, изменилось, когда закончился предыдущий цикл, потому что старые законы привлечения поменялись.

В физическом и энергетическом аспектах противоположности больше не привлекают, они отталкивают друг друга.

Поэтому, если мы упорно цепляемся за желание физически удерживать в нашей жизни тех, кто блокирует свет, их враждебность к нам усилится. Они должны отвергнуть нас. Однако они не брошены. Фактически, большая помощь потечет в их жизни, когда мы изучаем себя в зеркалах одинаковости. Вот как это работает:

С физической материей и энергией противоположности отталкиваются, а похожее привлекается.

В физическом измерении, работники света теперь отказываются привносить дисфункциональность в свое окружающее пространство. По мере того, как они охватывают себе подобных, их взаимная поддержка увеличивает их радость, мир, свет и любовь.

Блокирующие свет больше не могут кормиться энергией работников света и должны расти в своей сами по себе. Они объединяются с теми, кто такой же нечестный, недобросовестный и дурной, как и они.

Это увеличивает их дискомфорт, по мере того, как им приходится видеть себя в зеркалах других, имеющих такие же качества.

2. В измерении света и частоты (любви) противоположности привлекают друг друга, а похожие отталкивают.

Это значит, что чем больше мы увеличиваем наши свет и любовь, находя радость о процессе привлечения в свое окружение новой семьи света, тем больше любви получат те, кто находится во тьме.

Работники света часто говорили о том, чтобы «послать свет кому-то», но если он обитал во мраке, это не работало. Теперь это будет работать. И нам не нужно ничего «посылать», это передается автоматически.

Так как мы просто создаем счастливую жизнь, радость спешит в место наименьшей радости, успокоить плачущего ребенка или кого-то, кто потерялся в пути.

3. Есть другая форма энергии, названная «энергией сердца», которая была активизирована Матерью в новом творении. Энергия сердца всегда немного превосходит коэффициент света и частоты существа.

Она сделала это для того, чтобы ее свойства привлечения похожих энергий и отталкивания противоположных были более преобладающими.

Событие, достаточно мощное, чтоб создать черную дыру, должно быть видимо во Вселенной.

И недавно мы могли бы в прямом смысле быть его свидетелями. В Австралии работала группа ученых, под руководством профессора Брайана Бойля. Они исследовали один из видов излучения – гамма лучи. Наблюдая ночное небо в гамма лучах, мы увидим фейерверк.

Десятилетиями мы наблюдали интенсивные всплески гамма излучений. Но могли только догадываться, что было их причиной? Вероятно, какое-то грандиозное событие, но какое? Проблема в том, что всплеск гамма-излучения длится всего несколько секунд. Его можно обнаружить только из космоса. Но космические детекторы не могут фотографировать. Они сообщат, что был всплеск гамма-излучения, но мы не сможем увидеть, что произошло?
Мы понятия не имели, что являлось их причиной. До недавнего времени.

Космические детекторы засекли вспышку огромной энергии. И впервые команда Брайана Бойля имела возможность навести на нее земные телескопы до ее исчезновения. Информация была передана на Землю и мы с помощью оптического телескопа попытались засечь откуда происходит вспышка энергии.

Мы обнаружили то, чего не ожидали – это был свет от суперновой. Они наблюдали взрыв звезды. Взрыв был мощнее, чем наблюдались до сих пор.

А в центре этого катаклизма произошло нечто поразительное и ужасное. Умерла звезда – родился монстр. Мы являлись свидетелями рождения черной дыры.