Я лева задов со мной. Задов — Зиньковский Лев Николаевич

Образы многих исторических личностей входят в наше сознание исковерканными, неправдоподобными, такими, как их полагалось изображать по идеологическим причинам.

Между тем собственная судьба таких личностей гораздо интересней и необычней, чем пишется в "романах". Сегодня перед нами предстанет подлинная (по возможности) биография правой руки Нестора Махно, начальника контрразведки махновской армии Левы Задова.

Литературный, а затем и киношный образ Левки Задова известен нам в интерпретации главного враля советской литературы 30-х годов Алексея Толстого.

Вспомним описание начальника контрразведки в романе "Хождение по мукам": "Сейчас же вошел, несколько переваливаясь от полноты, лосняшийся, улыбающийся человек в короткой поддевке, какие в провинции носили опереточные знаменитости и куплетисты... “А ну, подивись на меня, - сказал человек в поддевке, - я Лева Задов, со мной брехать не надо, я тебя буду пытать, ты будешь отвечать...”

В этом описании нет и слова правды. В Гуляйпольском музее мне показывали редчайшие снимки - махновцы на привале. Среди группы лихих парней, опоясанных пулеметными лентами, выделяется высоченная, под два метра, фигура худощавого, но широкого в плечах вояки с "пудовыми" кулаками - это и есть Лева периода гражданской войны.

Ложным является и нарочитый одесский акцент, воспроизведенный Толстым, ведь Лева Задов стал одесситом уже после войны, а до этого он был Львом Зиньковским... , из Донбасса.

В Армии Нестора Махно, как свидетельствует Петр Аршинов, автор "Истории махновского движения", было не мало евреев, но народная память сохранила имя только одного из них - имя Левы Задова, одного из ближайших сподвижников Нестора Ивановича. Имя Левы Задова - Льва Николаевича Зиньковского - обросло таким количеством домыслов и легенд, что не вольно напрашивается вопрос: так кто же в действительности такой, Лева Задов?
Упомянутый выше П. Аршинов дает такую характеристику Л. Зиньковскому (Задову): "Начальник армейской контрразведки, а в последствии - комендант особого кавалерийского полка. Рабочий. До революции пробыл свыше 10 лет на каторге (!?) по политическому делу. Один из активнейших деятелей революционного повстанчества".
Характеристика вроде лестная, но я убежден, что Л. Зиньковский, более известный как Лева Задов, отнюдь не относился к числу лиц, составляющих гордость еврейского народа. Но, как из песни слов не выкинешь, так из махновщины не выкинешь Леву Задова.

Пишут, что у отца Левы было всего лишь две десятины земли и одиннадцать детей. В 1900 году семья переехала в Юзовку, где ее глава занялся извозом. Таким образом, Алексей Толстой, в общем-то, прав, когда писал, что Левка Задов - сын биндюжника, но только не с Пересыпи, а из Юзовки.
Замечу, что дата переезда Задовых в Юзовку представляется сомнительной: брат Л. Задова - Даниил Зотов-Задов - родился в Юзовке в 1898 году. Следовательно, переезд из Веселой в Юзовку состоялся двумя-тремя годами раньше.
Работая над этой книгой, я набрел на любопытнейший документ: подворную перепись еврейской земледельческой колонии Веселая за 1890 год. И выяснилось, что никаких Задовых в Веселой, основанной в 1845 году переселенцами из еврейских местечек Могилевской и Витебской губерний, никогда не было. Зато были Зодовы. Перечислим их, зафиксированных в подворной переписи за три года до рождения Левы Задова.
Зодов Маше Аврумович проживал в доме из одной комнаты, правда, большой. Ни земледельческих орудий, ни скота не имел. На земле не работал, а надел свой отдал зятю, колонисту той же колонии Морозову Эле. Последний половину прибыли отдавал тестю. Три дочери Эли вышли замуж, так что Моше Зодов был, по-видимому, пожилым человеком, раз он имел три замужние внучки.
Другой Зодов, Юдель Гиршевич, в колонии не жил вообще, а свою половину надела отдавал внаем.
Зодов Ицхок Гиршевич (видимо, брат Юделя) в 1890 году имел уже четыре сына (в примечании сказано: "два сына еще малы") и две дочери. Был у него дом в две комнаты и конюшня, крытые соломой. "В порядочном состоянии", фиксирует подворная перепись. Ицхок Гиршевич владел бричкой, катком, парой лошадей, растил двух телят и лошака. Сельскохозяйственных машин не было. Обрабатывал полнадела вдвоем со старшим сыном, наёмных рабочих не держал.
Тут надо напомнить, что переселенцы из Белоруссии и Прибалтики получили наделы по 40 десятин. Правда, в некоторых еврейских колониях выделили только по 30, а остальное шло в общественный фонд, из которого можно было арендовать дополнительную площадь. Таким образом, полнадела Ицхока Гиршевича составляла 15 десятин (другая половина принадлежала, надо полагать, Юделю Гиршевичу). Арендовал он из общественного фонда еще три десятины, то есть всего обрабатывал 18 десятин. В среднем на семью в еврейских колониях приходилось по 14 десятин. Если выяснится, что Ицхок - отец Левы Задова, то заявление последнего, что их семья располагала только двумя десятинами, - обычная в ту эпоху формула "хорошего" происхождения "из бедной крестьянской семьи".
Но в том-то и дело, что затруднительно определить, кто из перечисленных Зодовых - отец героя нашего рассказа. Понятно, что наивно было бы искать в колонии Веселой Николая - таких имен евреи-крестьяне своим детям не давали. Я разработал несколько версий происхождения Левы Задова, но все они неудовлетворительны и не проясняют вопроса. Поэтому не стану утомлять читателя подробностями своих рассуждений и разысканий. Скажу только: русифицировав впоследствии свои имена, выбрав себе православное отчество, один из братьев изменил в своей первородной фамилии - Зодов - гласную и стал Задовым, а другой -согласную и стал Зотовым.
Лева Задов, если принять во внимание его природные способности, вполне мог бы окончить с золотой медалью реальное училище (как придумал А. Толстой), если бы он туда поступил. Но Левку отдали в хедер (начальная еврейская школа), где меламед два года учил его писать и читать. В русской школе, как я понимаю, он вообще не учился. С трудом представляю себе, как мог начальник контрразведки махновского корпуса, а впоследствии полковник госбезопасности НКВД составлять деловые бумаги, а ведь приходилось же писать рапорты, отчеты, докладные записки, протоколы, наконец, приговоры.
Но до этого еще далеко.
Что же касается воспитания, то нетрудно понять, почему Левка не усвоил тонких великосветских манер. Когда я думаю об его отце (он умер в 1910 году), мне почему-то вспоминается фраза Бабеля о том, что отец Бени Крика даже среди биндюжников считался грубияном.
М. Е. Земцов, автор книги "Еврейские крестьяне" (1908), в начале века писал об обитателях еврейских земледельческих колоний Екатеринославской губернии: "Обычные черты городских ремесленников - бледность, худоба и физическая недоразвитость - все еще видны в колониях, но в ряду с этим попадается другой тип - деревенских здоровяков-хлеборобов, с тем особым отпечатком физической силы и неуклюжести, который так свойственен земледельцам".
Лева Задов принадлежал ко второму типу. Знавшие его взрослым вспоминают о нем, как о высоком атлете, обладавшем богатырской силой. Он был совсем еще мальчишкой, когда уже начал подрабатывать на мельнице: таскал тяжелые мешки с зерном, мукой. А потом устроился в доменный цех Юзовского металлургического завода каталем.
На заводе в то время действовала небольшая организация анархистов - человек 5-6. Задов становится анархистом, распространяет нелегальную литературу, организовывает митинги и стачку. Так пишут о нем сегодня. Мне, откровенно говоря, не верится что-то в это. Сам Зиньковский на допросах в НКВД заявил, что он беспартийный, а с 1913 года по 1921 год был анархистом-коммунистом. Но что совершенно вне сомнений: в грабежах он участвовал. Правда, они их называли красивым словом "экспроприации", сокращенно: эксы. Добывали, дескать, средства на партийную революционную действительность. Лева показал себя очень способным экспроприатором: только в одном 1912 году он трижды участвовал в подобных делах. В Рутченково они напали на артельщика местного рудника, на станции Дебальцево - на железнодорожного кассира, а в Карани ("возле Мариуполя", уточнит Лева для энкевэдешного следователя) он ограбил - будем называть вещи своим именами - почтовую контору. В 1913-м - арест, суд, и Лева получает 8 лет каторги.
Следствие длилось два года, которые Лева провел в Юзовской тюрьме, затем сидел в Бахмуте, Луганске, Екатеринославе. Февральская революция освободила его как политзаключенного. Задов снова в Юзовке на металлургическом заводе. Металлурги и шахтеры выбирают его депутатом городского Совета.

Весной 1918 года он записался добровольцем в красногвардейский отряд, вместе с ним отступал из Донбасса в Царицын, участвовал в тяжелых боях, в которых проявил смелость и смекалку, из рядового скоро вырос в командира. Ненадолго. Вот его собственные признания:
"В августе 1918 года к нам в отряд прибыло распоряжение из Царицына о том, что мы становимся регулярной частью Красной Армии. Были и присланы деньги для выплаты зарплаты. Мне, как начальнику штаба, полагалось 750 рублей, а рядовому красноармейцу - 50 рублей. Я, как анархист, с этим положением не согласился. И с согласия командира отряда Черняка выехал в Козлов в штаб Южного фронта, а оттуда был направлен на Украину, в тыл немцам...".
Последнее не совсем точно, не направлен он был, а сам направился. Впоследствии ему напомнили об этом, посчитав дезертиром. Как бы там ни было, но в оккупированной немцами Украине он примкнул к Махно. Было в то время Леве Задову 25 лет.

Он участвовал во всех крупных операциях и походах Махно. В том числе и в штурме Мариуполя. В марте 1919 года. Здесь была создана так называемая инициативная группа, в обязанности которой входило получение от буржуазии наложенной на нее махновцами контрибуции и реквизиция одежды для партизан-повстанцев. Входили в эту комиссию, чуть ли не возглавляли ее братья Лев и Даниил Задовы. Старший из братьев показал потом на следствии, что "работал" он в Мариуполе до середины или конца мая. Эти показания точны.
Кстати, в Мариуполе жила одна из шести сестер Левы Задова (остальные жили в Юзовке). Это сведения на 1937 год.
Не знаю ее фамилии по мужу, неизвестна мне ее судьба: то ли она успела эвакуироваться, то ли легла со своими детьми и близкими в противотанковый ров у Агробазы с тысячами других мариупольских евреев, расстрелянных гитлеровцами в октябре 1941 года.
Но вернемся в годы гражданской войны.
Однажды (дело было летом 1920 года, когда штаб Махно расположился в селе Туркеневка) к батьке подошел Федор Глущенко, сказал, что ему надо сообщить нечто очень важное. У Махно были срочные дела, он отмахнулся: "Доложи моему заместителю Куриленко".
Разыскав Куриленко, Глущенко честно признался, что был захвачен красными, и в Харькове чекисты пытались его завербовать. Чтобы вырваться, он дал согласие убить Махно. С этим его и отпустили в сопровождении Якова Дурного.
Куриленко немедленно разоружил и арестовал "манцевских шпионов", как назвали их по фамилии В. Манцева, возглавлявшего Всеукраинское ЧК. Их расстреляли без долгих разговоров, но в рассказе Глущенко была еще одна деталь: ему дали еще задание "прощупать" Леву Задова и постараться завербовать его. И некоторые члены штаба потребовали, чтобы Лева Задов тоже был расстрелян.
Последний в это время находился в пехотном полку, где исполнял обязанности помощника комполка. Дела эти были ему знакомы: еще в конце восемнадцатого организовал он на Мариупольщине полк, и повстанцы избрали его помощником командира полка.
С этой должности он ушел, когда заболел тифом, а после выздоровления его включили в "инициативную комиссию", о которой мы писали выше.
Смерти Задова требовали очень влиятельные люди: Алексей Марченко, Пузанов, Левка Голик, начальник махновской контрразведки. По тем горячим временам схлопотать бы Левке Задову пулю от своих, то есть от махновцев, и закончилась бы его молодая жизнь в украинском селе Туркеневка. Но его спасла Галина Андреевна Кузьменко, жена Махно. "Мать" Галина вместе с Левой работала в комиссии контрразведки, которая ведала жизнью и смертью "клиентов" (это когда контрразведку лишили карательных функций и она не могла больше убивать без разрешения). Тогда она его и узнала хорошо, прониклась к нему доверием и симпатией. Влиятельная супруга батьки вступилась за него, и это решило дело.
В одном из следственных документов НКВД Л. Н. Зиньковский - Задов фигурирует как близкий личный друг жены Махно - Галины. Не делаю никаких намеков: за что купил, за то и продаю.

Так случилось, что имя Л. Зиньковского - Задова оказались прочно связанным с рассказами о зверствах махновской контрразведки.
Несколько лет назад в мои руки попал 1-й том антологии "Литература русского зарубежья", и там прочитал такие строки: "Случайно застигнутая у моста женщина с девочкой, оказавшаяся женой какого-то неместного профессора, успевшего уйти с добровольцами, была отправлена в махновскую контрразведку, и когда Лева Задов, начальник контрразведки, услышал, что муж ее там, на той стороне, он сразу в упор пальнул из тяжелого нагана. Не зная, как поступить с рыдавшим над трупом матери ребенком, Задов произвел еще один выстрел, и у трупа матери калачиком навеки свернулся минуту назад плакавший ребенок".
Эти строки написал в Берлине 20 июля 1922 года Зиновий Юрьевич Арбатов.
Конечно, в 1938 году Л. Н. Зиньковский - Задов не подлежал суду за махновские деяния, так как еще 2 ноября 1927 года постановлением Президиума ЦИК СССР "Об амнистии" махновцев освободили от ответственности за действия во время гражданской войны.
Но амнистия - не реабилитация. Это отпущение грехов, прощение, но не констатация того, что состава преступления не было.
Преступления были, и еще какие.
Но, чтобы правильно понять события и поступки, которые совершались "на той далекой, на гражданской", мы должны судить о них в контексте времени. Ведь тогда не только Ленин считал, что революцию в белых перчатках не делают. Точно такого же мнения придерживались и махновцы. Да и контрреволюционеры делали свое дело, обходясь без этой детали аристократического туалета.
И вот что интересно: творились эти немыслимо, невыразимо жестокие дела во имя счастья народа, его светлого будущего, полной социальной справедливости и других не менее благородных идей.
Левка Задов тоже был уверен, что "защищает великую идею". Видимо, по этой причине он никогда публично не протестовал против подобных обвинений в свой адрес. А может быть, просто крыть было нечем.
Но вот другое воспоминание - воспоминание об отце сына Л. Н. Зиньковского, полковника в отставке Вадима Львовича Зиньковского:
"...Я в жизни не слышал от отца не только матерщины, но даже грубого слова. На примере отца и матери я не представлял, что в семьях могут быть скандалы. Отец был только "Левушка", мама - "Верунчик" или "Верусик". Он был добр и ласков - такое не забывается никогда, хотя ни силушкой, ни характером твердым судьба его не обидела".
И это тоже о нем - Льве Николаевиче Зиньковском - Задове:
Но проследим его путь до конца.
Как я писал выше, Лева Задов был рядом с батькой Махно на всех извилистых путях его походов и судьбы. Постоянно держа возле себя Даньку, младшего брата, он вместе с махновской армией совершил головокружительный рейд по деникинским тылам и "строил" анархическую "безвластную республику" со столицей в Екатеринославе.

Когда красные, разгромив Деникина при весьма существенной помощи украинских повстанцев, вернулись, они по-прежнему враждебно отнеслись к махновцам. Армия батьки побеждена была сыпным тифом, она больше не существовала. Лева и Даня Задовы были в числе 40-50 человек, которые спасли больного тифом батьку. Когда Нестора Ивановича устроили в надежном безопасном месте, братья двинулись в Юзовку.
Лева прятался у сестры, а Даня - у матери. Недели через две из уголовного розыска пришли два человека и арестовали Даню. Любопытная деталь: не чекисты пришли, а из угрозыска. Даньке не было еще и 22 лет, но жизненного опыта он поднакопил порядочно. По дороге в отделение милиции он пообещал своим "ангелам-хранителям" хорошее вознаграждение. Если они его отпустят, он выроет махновские клады и - век свободы не видать - принесет им. И Даньку отпустили, не доведя до милиции. Он - немедленно к старшему брату. Ранней весной 1920 года они оба снова у Махно.
Осенью того года после примирения батьки с советской властью братья участвовали в разгроме Врангеля. Для операции в Крыму Махно выделил две группы: кавалерийскую и пехотную. Последней командовал Петренко, а Лева Задов был назначен ее комендантом. Что это за должность такая, сказать трудно. Особистом, что ли, был при пехотной группе Лева Задов, или своеобразным комиссаром? Но факт: Сиваш он форсировал, в боях участвовал. Когда же Фрунзе, вероломно нарушив условия договора, начал разоружать махновцев, Лева вместе с группой бойцов (среди них был и Данька) сумел вырваться из Крыма. В чем в чем, а в мужестве и отваге Леве Задову никто не отказывал. Только в декабре 1920 года добрался он со своей группой в махновские места и присоединился к Нестору Ивановичу.
В метаниях Махно по Украине и России после того, как советская власть в третий раз объявила его вне закона, братья Задовы были рядом с батькой, как никогда раньше. Нестор Иванович сам писал, что Зиньковский выносил его, раненного, из огня "почти на руках", что последние сотни километров он находился под неусыпной охраной своего верного соратника.
О роли Левы Задова при переходе Днестра в Румынию 28 августа 1921 года рассказывает в своих воспоминаниях Виктор Белаш. Сам бывший начштаба махновской армии в том эпизоде не участвовал, значит, писал по рассказам очевидцев, возможно, самого Л. Н. Зиньковского, с которым в 20-е годы встречался в Харькове.
"27-го августа к вечеру достигли реки Днестр. Здесь Махно выступил с речью, в которой подвел итог и осветил дальнейшую перспективу повстанческого движении.
Повстанцев, которые не пожелали сложить оружие и уйти за границу, организовали в отряд и поручили (с целью отвлечь от переправы силы красных) завязать бой северней г. Каменки. Леве Задову поручалось изучить и организовать переправу.
Задов с отрядом человек в 20 выехал к реке. Вскоре они под видом красного карательного отряда, преследующего махновцев, сблизились с отрядом пограничников. Дабы усыпить бдительность пограничников, Задов закричал им: "Это вы вызывали нас на помощь? Где махновцы? Пора кончать!". Отряды сблизились, и махновцы без выстрела обезоружили пограничников.
Через границу была переправлена первая пробная группа, которая была нормально принята румынами, и после переговоров с ними был дан сигнал к переходу Днестра остальными повстанцами.
Уже у самой воды Задов снял с пальца золотое кольцо с камнем и отдал его беременной Галине Андреевне (жене Махно), объяснив, что это единственная ценность на весь отряд, и, возможно, румыны не посмеют ее обыскивать, и это хоть как-то, на первых порах, сгладит нужду, которая их ждет на том берегу.
А на том берегу повстанцы были обезоружены и интернированы".
Исключение было сделано только для самого Махно, его жены Галины Андреевны, да еще Л. Задова и его брата, им разрешили жить в Бухаресте.

Жить, однако, было не на что. Задовы добровольно отправились в лагерь для интернированных, затем попали в город Гимеш, где работали на лесопилке. Влачили они там жалкое существование.
А куда же делись, правомерно спросить, те сокровища, которые, по рассказам, награбили руководители махновщины?
А клады были. И немалые. И уж кто-кто, а Лева Задов знал место их захоронения. Однако перед бегством за рубеж махновский отряд подвергался такому беспощадному преследованию, что не в воле батьки было выйти к месту зарытых сокровищ.
В 1924 румынская сигуранца создала террористическую группу для заброски ее в СССР. Л. Н. Зиньковский - Задов согласился эту группу возглавить. Переправившись через Днестр, Задов воскликнул:
- Ребята, ну его к черту, этот террор. Пошли сдаваться.
С братьями Задовым и Зотовым (в Румынии Даня взял себе этот псевдоним) чекисты обошлись более чем любезно. Подержали, правда, немного в тюрьме: потерпите, пока проверим ваши показания. Через каких-нибудь три месяца освободили. Мало того: обеспечили жильем, трудоустроили. На приличные должности с неплохим жалованьем. И где? В ГПУ.
Невероятно!
Но факт.

Дальнейшие события показали, что поступок Левы Задова не был неожиданным. Известный советский чекист Медведев в своих мемуарах рассказывает о "выкупе", который приготовил Левка. По словам Задова, соглашение с румынами с самого начала было фиктивным.

Нестор Махно решил воспользоваться предложением "сигуранцы", чтобы Задов и его товарищи смогли достать клад, зарытый в Дибровском лесу на черный день. Черный день батьки наступил, но Лева решил сдать махновский клад советским властям.

Медведев подробно описывает, как Лева Задов абсолютно точно указал заветное место, участвовал в "раскопках" и самостоятельно извлек из неглубокой ямы многопудовый (!) котел, набитый кольцами, кубками, браслетами и другими награбленными ценностями. Но и это еще не самое удивительное.

Известный поэт 20-30-х годов Эдуард Багрицкий в "Думе про Опанаса" описывал феномен народного махновского движения:

Украина, Украина - золотое жито.
Шли мы раньше в запорожцы,
А теперь в бандиты

Человеку с такой громкой известностью на Украине, какой пользовался Лева Задов, сразу же "за просто так" простили все прегрешения против советской власти?
В этом интригующем месте повествования я должен рассказать о человеке, с которым в 70-е годы, наезжая в Кишинев, я вел знакомство. Этот человек, Алексей Самойлович Яроцкий, попал на Колыму не в классическом, тридцать седьмом, а гораздо раньше, и провел в том благословенном, краю лет двадцать пять, если не больше. Он поражал меня сильным характером, аналитическим умом и энциклопедической, осведомленностью о людях и событиях, на упоминание которых в те времена был наложен строжайший запрет.
Мы подолгу беседовали с Алексеем Самойловичем на различные темы, в том числе и о Махно, которым я уже в те годы интересовался. Однажды Алексей Самойлович сказал мне:
- Знаете ли вы, что Левка Задов купил себе теплое местечко в ГПУ-НКВД, выдав чекистам места, где были захоронены клады батьки Махно? Что Нестор Иванович в бытность свою в Париже пытался "выцарапать" с Украины запрятанные там сокровища - это неопровержимый факт. Что с этой целью посылал он в родные места верных людей - тоже факт доказанный… Так столь уж невероятно предположение, что батько такое же поручение дал и верному Левке Задову?
Поручиться, что версия, которую сообщил мне Алексей Самойлович Яроцкий, не легенда, а факт, я не могу, но представляется более чем вероятным, что великодушие чекистов себе и своему брату Зиньковский - Задов купил, выдав ОГПУ махновские клады [см. примечания. С.Ш.].
Что же было дальше?

Лев Николаевич Зиньковский оказался способным чекистом, в Одессе ведал заграничной разведывательной сетью, раскрыл несколько групп террористов. Не липовых, а всамделишних.
Вот список его поощрений. 1929 год. Благодарность ГПУ УССР и денежная премия за ликвидацию крупного диверсанта. Зиньковский брал его лично и, был при этом ранен в руку. В том же году ему вручили маузер с золотой монограммой: "За боевые заслуги". Через три года Одесский облисполком награждает его именным боевым оружием - за активную и беспощадную борьбу с контрреволюцией. 1934 год. Денежное вознаграждение за ликвидацию группы террористов.

Его арестовали 3 сентября 1937 года. Обвинили в связях с иностранными разведками, прежде всего с румынской. Однако никаких доказательств следствие представить не сумело. Даже такой нецеремонившийся орган, как особое совещание НКВД СССР, не утвердил обвинение и направил дело на доследование. Тогда следователь Я. М. Шаев-Шнайдер применил к Зиньковскому "особые методы", и Лев Зиньковский признал, что он работает на румынскую, английскую и еще какие-то разведки.
Самого Шаева-Шнайдера расстреляли в 1939 году, установив, что тот занимался фальсификацией следственных дел. Но к тому времени Лев Николаевич Зиньковский - Задов уже год лежал, расстрелянный, в земле сырой.
Что стало с семьей Л. Н. Зиньковского - Задова, догадаться не трудно. Для начала его жену с двумя детьми и старушкой-матерью выселили из трехкомнатной квартиры. Потом Веру Матвеенко, уроженку Кременчуга, посадили в тюрьму, но, к счастью, вскоре - через год с лишним - выпустили. Ее и Левы Задова дочь Алла погибла в бою, защищая Севастополь. А сын, Вадим Львович, 1926 года рождения, с января сорок четвертого в Красной Армии, фронтовик, награжден боевыми орденами. В 1977 году Вадим Львович Зиньковский вышел в отставку в звании полковника. Два его сына - внуки Левы Задова - стали офицерами Советской Армии. Подрастают четыре правнука Льва Николаевича Зиньковского - Задова.
Да, ничего не скажешь, с историей нашей не соскучишься, если вчерашние герои оказываются преступниками, а преступники (в кавычках и без) - героями.

Блог

h ttp://www.pseudology.org/evrei/Zadov.htm

Лев Задов был ярким представителем бурной эпохи Гражданской войны. Анархист по убеждениям, он сначала сражался на стороне Красной Армии, затем перешел к повстанцам Махно. После поражения «зеленых» Задову пришлось бежать в Румынию. Уже в мирное время он вернулся на родину, где стал работать на НКВД.

Ранние годы

Родился Лев Николаевич Задов 11 апреля 1893 года. По национальности он был евреем, а его настоящая фамилия писалась как Зодов. Но сподвижник Махно больше всего известен по своему псевдониму Зиньковский. Лев Николаевич Задов появился на свет в небольшой еврейской колонии недалеко от современного Донецка. В то время семитское население жило в компактных поселениях в западных Связано это было с существованием черты оседлости. Евреи не могли селиться в центральной части страны. Зато их было много на Украине и в Польше.

В конце XIX - начале XX в. многие евреи становились членам революционного движения. Не был исключением и Лев Николаевич Задов. Благодаря своему богатырскому телосложению он с самых ранних лет работал на разных предприятиях (на мельнице, заводе и т. д.). В этой среде была особенно активна агитация радикальных политических течений. Поэтому Задов легко стал анархистом. Он распространял нелегальную литературу, участвовал в митингах. Его комплекция была особенно полезна в грабежах или «экспроприациях». Доподлинно известно, что молодой анархист был задействован как минимум в трех таких операциях. Радикалы грабили артельщиков, железнодорожные кассы и почтовые конторы. Полученные деньги шли в кассу революционного движения, а дальше тратились на печать агитматериалов.

На каторге и в Красной Армии

В 1913 году Лев Николаевич Задов за свою сомнительную деятельность был арестован властями. Суд приговорил его к восьми годам заключения на каторге. Именно там из-за неблагозвучности анархист поменял свою фамилию и стал Зиньковским. В феврале 1917 года произошла революция. Царская власть пала, а новое Временное правительство объявило амнистию всем «политическим заключенным». Так, Зиньковский освободился, отсидев половину положенного срока.

Революционер вернулся в родную Юзовку (вскоре переименованную в Донецк), где был избран местным рабочим депутатом. После Зиньковский добровольно оказался в Красной Армии. Его отряду пришлось отступать до самого Царицына. Несмотря на тяжелое положение, в котором оказались участники Гражданской войны, рядовой уже тогда проявил свои яркие способности и вскоре был повышен до начальника бригады. Однако вскоре Задов покинул Красную Армию. Как он сам объяснял на одном из допросов в НКВД, на дезертирство его подтолкнули собственные убеждения. Когда из штаба в часть пришло жалование, Зиньковскому как большому начальнику выплатили 750 рублей. Рядовые получили в десять раз меньше. Это возмутило анархиста, и он уехал на Украину. Позже в ГПУ НКВД припомнили ему то дезертирство в 1918 году.

Правая рука Махно

Новым начальником Задова стал Нестор Махно - анархист и глава освободительного движения на Украине. Лев участвовал во всех крупных операциях «зеленых повстанцев». Весной 1919 года он возглавил группу, которая собирала контрибуцию с буржуазии и капиталистов, проживавших на территории, контролируемой силами батьки Махно.

Повстанческая армия Украины была очень неоднородной по своему составу. Интересы ее членов часто не совпадали. Например, сам Зиньковский пользовался довольно сомнительной репутацией, в основном из-за того, что в свое время бежал из Красной Армии. Некоторые из числа приближенных к Махно требовали его смерти. Это были такие влиятельные люди, как Левка Голик (глава контрразведки) и Слухи о неблагонадежности Зиньковского подпитывались разговорами о том, что советские чекисты пытались его завербовать.

Работа в повстанческой контрразведке

В самый критический момент адъютант Махно был спасен от расправы женой «батьки» Галиной Кузьменко. Она некоторое время до того работала вместе с Зиньковским в контрразведке повстанцев и прониклась к нему доверием. Именно на этом своем посту Задову пришлось браться за самую неоднозначную работу за время своего пребывания в рядах махновцев.

Карательные органы избавлялись от людей, заподозренных в предательстве и неблагонадежности. Лев Николаевич Зиньковский, как например и Ленин, считал, что революцию нельзя делать в белых перчатках и пользуясь аристократическими методами политической борьбы. Все зверства Гражданской войны и белые, и красные, и «зеленые» оправдывали служением великой цели. У одних это был коммунизм, у других - национальная свобода или общественное равенство согласно анархическим идеалам.

Конец Гражданской войны

К 1920 году Красная Армия разбила Деникина и вновь оказалась на Украине. Тогда же Нестор Махно и его сторонники были объявлены врагами народа. Повстанцы потерпели поражение не только из-за военных неудач, но и по вине разразившейся эпидемии тифа. Болезнь беспощадно косила даже самых физически крепких и здоровых мужчин. Зиньковский тоже на некоторое время оказался недееспособным, правда, ему удалось вылечиться. Именно он в числе немногочисленных приближенных спас Махно от смерти, спрятав его в убежище.

После того как лидер разгромленного повстанческого движения оказался в безопасности, Лев вместе со своим братом нелегально вернулся в родной Донбасс. Вскоре советское правительство решило пойти на сделку с махновцами. Партизанам предложили заключить мир с красными и помочь им в борьбе против остатков армии Врангеля, окопавшейся в Крыму. Осенью 1920 года Зиньковский вновь ненадолго стал соратником красных. Он воевал в Крыму и участвовал в окончательном разгроме белого движения на полуострове.

Эмиграция

Летом 1921 года Махно вместе с немногочисленными оставшимися в живых соратниками бежал в Румынию. При переходе через границу Задов руководил рискованной операцией по ликвидации пограничников. Вместе с десятком повстанцев он прикинулся красным, преследуемым махновцами. Так анархисту удалось одурачить пограничников. Когда они, потеряв бдительность, приблизились к отряду Зиньковского, по ним был открыт беспощадный огонь.

Так для Задова начался период эмиграции. Он осел в Румынии. Так как жить было не на что, бывший махновец вместе с братом работали на лесопилке. Их жалкое положение было особенно примечательным, если учесть, что повстанцы знали о существовании украинских захоронений сокровищ, зарытых ими еще во время Гражданской войны. Беда была только в том, что беглецы, торопясь пересечь советскую границу, так и не успели позаботиться о своем будущем благополучии.

Возвращение на родину

Вскоре румынская разведка завербовала бывшего махновца. Зиньковскому предложили работать в диверсионной группе, которую планировали забросить в советскую Украину. Лев ответил согласием. В 1924 году он вновь оказался на родине. Однако сразу же Задов решил сдаться советским властям. Его биографы считают, что он с самого начала дурил румынских разведчиков, чтобы попасть в СССР с козырем в рукаве и агентурными сведениями о вражеской иностранной деятельности.

Группу Зиньковского, как полагается, арестовали. Всех его соратников отпустили, а вот его самого еще долгое время допрашивали. Полгода судьба бывшего махновца висела на волоске. Советский чекист, в ведении которого было его дело, затягивал принятие решения. Наконец в органах сочли нужным взять Задова на нелегальную работу. У него был богатейший и уникальный опыт работы в разведке и контрразведке. Такой послужной список всегда ценился в НКВД. Кроме того, обвинения в участии в повстанческом движении были уже несостоятельны. Зиньковский, как и тысячи других сторонников Махно, был амнистирован в 1922 году согласно решению советского правительства.

Сотруничество с НКВД

Существует версия о том, что Лев Задов смог договориться с чекистами о своем помиловании благодаря тому, что рассказал о местонахождении клада, зарытого повстанцами на Украине во время Гражданской войны. В точности известно, что сам батька Махно, находясь в эмиграции, пытался послать лояльных себе людей в СССР, чтобы раздобыть и вернуть ценные сокровища.

Какими бы путями Задовский ни заработал себе право на второй шанс, он умело воспользовался предоставленной возможностью оправдаться в глазах Советской власти. Местом его работы стала Одесса. Этот важный порт, расположенный совсем недалеко от государственной границы, был центром притяжения самых разных авантюристов и террористов. Сотрудничая с органами, Задов смог раскрыть и ликвидировать несколько нелегальных преступных групп.

Расстрел

Каким бы эффективным и полезным агентом ни был Задов, ему была уготована печальная судьба. Он попал в жернова 30-х годов. Тогда арестовывали и расстреливали по самым разным пустякам вплоть до смелых анекдотов о вожде. А человек, в свое время поменявший Красную Армию на повстанцев Махно и сбежавший в Румынию, на этом фоне был просто обречен.

Задова арестовали в августе 1937 года. Его обвинили в шпионаже в пользу Румынии. Показательно, что у НКВД не было никаких доказательств его вины. Тогда в ход пошли изощренные методы допроса, в том числе и пытки. Процесс шел целый год. Наконец, под этим прессом Зиньковский признался в работе на иностранные спецслужбы. 25 сентября он, как и многие другие расстрелянные в 1938-м, распрощался с жизнью в застенках НКВД без каких-либо шансов на оправдание или честный суд. Долгое время его дело оставалось нетронутым. Даже после наступления о невиновности Зиньковсого не вспоминали. Посмертно реабилитированные появлялись в СССР вплоть до перестройки. Задов был оправдан только в 1990 году.

Посмертный образ

Зиньковский стал одним из персонажей трилогии Алексея Толстого «Хождение по мукам». В интерпретации писателя, а позже и советской экранизации романа, он был жестоким палачом и исполнителем самых кровожадных поручений Нестора Махно. Многие зрители помнят его исключительно по ставшей фольклорной фразе «Я - Лева Задов, со мной шутить не надо».

Конечно, роман Толстого был не единственной попыткой осмыслить биографию яркого и неоднозначного анархиста. Зиньковскому повезло жить в бурную эпоху. Он рисковал и менял свою лояльность точно так же, как и многие другие его современники, которым пришлось понюхать порох во время Гражданской войны.

Семья

Брат революционера Даниил был с ним рядом на протяжении всей Гражданской войны. Вдвоем они бежали в Румынию, и вдвоем же вернулись в Советский Союз. Даниил был расстрелян в том же 1938 году, хотя сам также работал на НКВД в Тирасполе.

Был у Задова и сын - Вадим Львович Зиньковский. Несмотря на совсем юный возраст, он в конце Великой Отечественной войны добровольцем отправился на фронт. Впоследствии стал полковником армии. Вадим Львович написал биографическую книгу о своем отце, в которой попытался оправдать знаменитого анархиста в глазах современников.

Начальник штаба боеучастка бригады Кругляка под Царицыном. (с ),
«Революционная повстанческая армия Украины » помощник командира полка, начальник контрразведки армии, начальник разведки 1 Донецкого корпуса, комендант Крымской группы, член штаба и адъютант Махно.

Лев Никола́евич Зинько́вский (также Лёвка За́дов , настоящая фамилия Зодов ; 11 апреля - 25 сентября ) - начальник контрразведки Революционной повстанческой армии Украины Нестора Махно , позднее советский чекист.

Ранние годы

Махно был первым, кто решил создать коммуну, прообраз светлого коммунистического общества, о котором все мечтали: там все работали, и Махно работал - простым сапожником, а потом заработанное делили поровну. И против социалистической революции Нестор Иванович не был против, он был идейным борцом за освобождение крестьянства...

Неизвестные страницы трагической судьбы анархиста - правой руки батьки Махно, а впоследствии красного чекиста открывает сегодня читателям "НР" сын известной исторической личности Левки Задова Вадим Львович Зиньковский-Задов, искавший правду об отце долгих тридцать четыре года и добившийся, в конце концов, его реабилитации. В гостях у Вадима Львовича, который сегодня живет в городе Геленджике, побывала наш корреспондент.

Все помнят кадры из фильма "Хождение по мукам", где "помятый" сподвижник батьки Махно с издевкой в голосе допрашивает одного из главных героев, Вадима Рощина: "Я - Лева Задов! Со мной шутить не надо. Я тебя буду пытать, и, если ты мне всю правду не скажешь, я с тобой то сделаю, что Содом не делал со свой Гоморрой". Запоминается, конечно, надолго, поэтому и мне поначалу трудно было представить, что анархист Левка Задов мог быть вовсе не тем человеком, художественный образ которого столь ярко выведен во многих книгах и кинофильмах. Честно признаться, до встречи с Вадимом Зиньковским-Задовым я вообще думала, что Лева Задов - исключительно фольклорный персонаж, этакая карикатура на представителя "банды Махно".

Так называемая "банда" насчитывала в своих рядах шестьдесят-восемьдесят тысяч бойцов, - рассказывает Вадим Львович, - в некоторых источниках называется даже количество до ста тысяч человек. Как человек военный, полковник в отставке, я могу сказать, что столь многочисленную группу организованных людей даже армией назвать нельзя, это уже целый фронт получается. Под влиянием Махно находилась обширная территория юга России и Украины, на которой проживало несколько миллионов человек. И все они поддерживали Махно. Когда продналог в стране был заменен продразверсткой и солдаты чрезвычайного отряда особого назначения забирали у крестьян все запасы хлеба подчистую, Нестор Иванович Махно сказал, что на его территории продразверстки не будет. Не дал грабить свой народ, и за это был объявлен "вне закона". Всего же Махно "вне закона" объявлялся трижды.

Махно был первым, кто решил создать коммуну, прообраз светлого коммунистического общества, о котором все мечтали: там все работали, и Махно работал - простым сапожником, а потом заработанное делили поровну. И против социалистической революции Нестор Иванович не был против, он был идейным борцом за освобождение крестьянства. Когда Фрунзе попросил его влиться в Красную Армию, он командовал бригадой, был награжден орденом Красного Знамени за номером 4 за взятие Мариуполя - это исторический факт, пулеметный полк Махно бросали на прорыв фронта. Махно был первым, кто поставил пулемет на легкую рессорную повозку, и это стало прообразом знаменитой буденновской тачанки.

Армия Махно не была регулярной: люди жили в своих домах, пасли скотину и за одну ночь могли собраться в тысячное войско - с вечера разъезжались посыльные, наутро армия была готова.

При советской власти движение анархистов, видимо, надо было показать, как чуждое нашему строю: отсюда и "Махно", который на киноэкране разъезжает пьяным на велосипеде и с карусели расстреливает ни в чем не повинных жителей, а то и вовсе пьет самогон из клизменной кружки. А я, например, когда вижу, как все политбюро, которое еще вчера вело нас в светлое будущее под названием "коммунизм", а сегодня оно же в полном составе ведет нас в светлое будущее под названием "капитализм", думаю, что анархия - это единственная партия, которая была за людей. Не знаю, кому было выгодно рисовать из махновцев сброд пьяной матросни и преступного элемента, я могу вам показать выписку из исторического документа, который хранится в военном архиве. Это...

Приказ № 1 по Революционно-повстанческой армии Украины под командованием батьки Махно, он датирован 5 августа 1919 года:

"1) Среди нас не может быть места лицам, стремящимся к личной наживе, разбою или ограблению мирного населения;

2) За насилие над мирными тружениками - к какой бы национальности они не принадлежали - виновных постигнет позорная смерть...

...5) Пьянство считается преступлением. Еще большим преступлением считается показаться повстанцу революционной армии в нетрезвом виде на улице...

Подпись: батька Махно"...

Досужие выдумки писателей и режиссеров можно опровергнуть одним единственным документом, в котором всем командирам частей армии Махно вменяет в обязанность введение строжайшей дисциплины.

ВРАГ НАРОДА.

Последний раз я видел отца, когда мне было одиннадцать лет, - вспоминает Вадим Зиньковский-Задов, - 26 августа 1937 года к 10 часам утра он ушел на работу и уже никогда не вернулся. Вечером того же дня к нам пришли с обыском: сотрудники НКВД, дворники, понятые. Все было в точности, как в старых кинофильмах про революционеров: по квартире летали пух и перья из разодранных подушек, чьи-то сапоги безжалостно топтали разбросанные по полу книги, из шкафов выбрасывалось белье... Обыск продолжался долго, когда незнакомые люди уходили, то забрали с собой наградной маузер с золотой монограммой "За боевые заслуги" от Украинского НКВД, фотоаппарат, который родители подарили мне на десятилетие, на столе отца - мне врезалось в память - лежала книга "Нестор Махно", ее тоже забрали.

Конечно, тогда я не знал, что во время гражданской войны отец воевал у Махно и настоящая его фамилия была Задов, а не Зиньковский. Этот псевдоним он взял, будучи на каторге. В то время, когда Россию захлестнуло революционное движение, многие парни из рабочего класса потянулись к анархистам, обещавшим полную свободу и безвластие. В 1913 году за участие в "экспроприациях" - налетах для пополнения партийной кассы - суд приговорил 20-летнего анархиста Леву Задова к восьми годам каторжных работ. Через четыре года февральская революция освободила его как политзаключенного. Под фамилией Зиньковский отец с 1918 по 1921 годы был у Махно, под этой фамилией с 1921 по 1924 годы пробыл в эмиграции, и Зиньковским с 1924 по 1937 годы работал в ГПУ и НКВД. Хотя некоторые исследователи пишут, что отец взял фамилию Зиньковский, вернувшись из Румынии, с целью проникнуть в органы для ведения подрывной работы. Трудно сказать, почему Задов решил стать Зиньковским... А почему Ульянов стал Лениным, Джугашвили - Сталиным, а Бронштейн - Троцким? Мода, наверное, тогда такая была у политзаключенных. Нестор Иванович Махно в своих воспоминаниях называет моего отца Левой Зиньковским.

Накануне своего ареста, 25 августа 1937 года, отец был в командировкие в Каменец-Подольске - в то время он работал в иностранном отделе Одесского областного НКВД, занимался разведкой и контрразведкой. Со слов матери я знаю, что до возвращения в Одессу отец еще заехал в Москву - хотел обсудить один вопрос со Сталиным, но попал к Ежову. В то время у нас было очень много провалов на границе: к примеру, разведка переправляла нашего человека через Днестр, а на другое утро с той стороны на плотике возвращался труп и к нему записочка: "Со следующим будет то же самое". Не успел отец вернуться домой, его арестовали. Ему инкриминировали шпионаж в пользу румынской, польской, немецкой, английской и французской разведок, но после того, как все версии отпали, осталось одно обвинение: служба в армии Махно.

25 сентября 1938 года отца и его брата Даниила Николаевича, дядю Даню, который служил у Махно вместе с отцом, судила так называемая "тройка" и приговорила к высшей мере наказания - расстрелу. В тот же день приговор был приведен в исполнение... А ровно через шестьдесят лет, осенью 1998 года, я был приглашен в Гуляйполе на юбилейные торжества, связанные со 110-летием со дня рождения первого председателя Гуляйпольского Совета крестьян и рабочих, командующего Повстанческой армией Нестора Ивановича Махно. Закладывал капсулу на месте будущего памятника Махно.

АНАРХИСТ И ЧЕКИСТ.

Мой отец родился в большой и очень бедной еврейской семье, он был седьмым ребенком у Хавы и Николая Задовых, а всего у них детей было двенадцать душ, - продолжает рассказ Вадим Львович. - Подростком Лева Задов трудился на мельнице, где наравне со взрослыми таскал здоровые чувалы с зерном и мукой. Отец был, в отличие от батьки Махно, очень высоким - под два метра ростом и обладал недюжинной физической силой. Одно из самых ярких моих воспоминаний детства: отец держит зубами двухпудовую гирю - за полотенце, просунутое через "ушко", кто-то бьет по этой гире, и она раскачивается, а отец держит - шея раздулась, вся красная... В детстве я очень ревновал отца к моей сестре Аллочке, которая была старше на два года. И только после того, как в июне 1942 года нам пришла похоронка о том, что краснофлотец Зиньковская Алла Львовна погибла смертью храбрых при защите города Севастополя, мама рассказала мне, что и Алла, и мой старший брат Владислав - он тоже погиб в январе 1943 года под городом Ростов-на-Дону - были моему отцу неродными детьми... А мне все время казалось, что отец Алку любит больше, чем меня.

После ареста отца нас сначала попросили освободить одну комнату в большой квартире на улице Жуковского, следом и вторую, а потом вообще сказали: убирайтесь! Так мы оказались впятером - мама, бабушка и трое детей - в одной комнате в какой-то коммуналке на двенадцать хозяев. Мать уволили с работы, она была завспецчастью Одесской чаеразвесочной фабрики - часть была секретной, туда поступал чай из Индии, Китая... Мать арестовали в январе 1938 года. Рано утром, очень буднично, пришли и сказали: "Собирайтесь". И не плакал никто, и не кричал. Бабка моя по матери была из дворянской семьи, но вышла замуж за машиниста-железнодорожника, а когда родилась моя матушка, они разошлись. По рассказам, у моей бабки был любовник - кременчугский банкир, и на его деньги моя мать получила образование в институте благородных девиц. Когда оставила своего первого мужа и вышла за бедняка Левку Задова, в семье были большие скандалы, вплоть до отречения. Мои родители очень сильно любили друг друга. Я не помню, чтобы в нашем доме ссорились или произносили бранные слова. После отца мама больше ни с кем не связала свою жизнь, так и прожила свои 73 года в одиночестве, разводила в аквариуме рыбок, в киоске "Союзпечать" покупала газету "Юманите" на французском языке.

В 1938 году матери предъявили обвинение по статье 58 пункт 10 - "знала и не донесла". Просидела она в Одесской тюрьме больше года, и только раза три-четыре всего ее вызывали на дорос. Потом пришло "потепление", Ежова сменил Берия, и мать освободили, строго наказав никому не говорить, где она все это время была и что делала. Идите, сказали, и языком не болтайте! В то время я уже начал работать: в двенадцать лет кирпичи на стройке таскал.

"Махновский" период был у моего отца еще до встречи с матерью. После тюрьмы, в декабре 1917 года, он вступил в партизанский отряд, именуемый тогда Красной гвардией. В августе 1918 года в отряд прибыло распоряжение из Царицына о том, чтобы именоваться Красной Армией, и были присланы деньги для выплаты зарплаты, где отцу как начальнику штаба полагалось 750 рублей, а красноармейцу-рядовому - 50 рублей. Отец с этим не согласился, он ведь был анархистом, а у них все поровну - это было первой "стычкой" с командованием Красной Армией. И он был направлен на Украину в тыл к немца для ведения подпольной работы. Там отец связался с атаманом Махно, у которого и остался до 1921 года - последними его должностями были: член штаба армии и личный адъютант батьки Махно. Отец занимался разведкой и контрразведкой, это он придумал принцип, по которому работала махновская разведка: на подводе, запряженной одной лошадью, сидели женщина, старик и подросток. Подвода ехала по всем весям, и в радиусе сто километров о белых и красных было известно все: где стоят, какое оружие.

Когда закончилась гражданская война, Фрунзе издал приказ о разоружении всех формирований, не причастных к Красной Армии. Батька Махно в очередной раз был объявлен вне закона, на уничтожение махновцев бросили Первую конную армию - Нестор Иванович нашел в себе силы распустить своих людей по домам, а сам с отрядом из 77 человек переправился через Днестр и сдался румынским властям. Когда они переходили границу, отец снял со своей руки перстень и отдал супруге Махно: "Галина, ты женщина, возможно, тебя не будут обыскивать. В случае чего будет первое время на что жить"... Это к слову о несметных богатствах, якобы награбленных и вывезенных за границу батькой Махно.

В 1921 году советская власть предъявила ультиматум Румынии: выдать Махно, и ему устроили переход в Польшу. В Польше его арестовали и посадили в тюрьму. В тюрьме Галина Андреевна родила Нестору Ивановичу дочку Елену. Международный суд признал Махно невиновным, из Польши они уехали сначала в Германию, потом во Францию. В Париже Нестор Махно устроился плотником на кинофабрику, а жена его работала горничной в пансионе. В 1934 году у Махно вскрылись старые раны - он был ранен двенадцать раз, туберкулез перешел на кости, Нестор Иванович умер. Он похоронен на самом известном кладбище Пер-Лашез в Париже. Его жена и дочь в годы второй мировой войны попали в оккупацию - всю войну вкалывали на заводе в Германии. Потом их привезли в Москву и судили: Галину Андреевну приговорили к десяти годам, дочку, которая в тюрьме родилась, - к пяти. Дочь после тюрьмы работала посудомойщицей. Чтобы выйти замуж, изменила фамилию на Михненко. Детей у нее не было, она умерла в 1997 году. А Галина Андреевна умерла в конце 60-х, всего один раз побывала в Гуляйполе, но ни с кем не общалась, никаких интервью не давала. Внучатому племяннику Махно, Виктору Яланскому, только сказала: "У Левы сын есть - Вадим. Постарайся его найти". Но получилось, что я сам его нашел. Он живет в Гуляйполе, простой рабочий на заводе, недавно издал книгу фотографий - "Нестор и Галина".

ПРОСТО МОЙ ОТЕЦ.

У меня тоже недавно вышла книга: "Правда о Зиньковском-Задове Льве Николаевиче - анархисте, чекисте", - продолжает рассказ Вадим Львович, - она, если честно, раскупается очень плохо, и у вас в Новороссийске она продается. Но если бы я ставил целью заработать побольше денег на памяти своего отца, то, наверное, начал бы с обложки книги, где была бы нарисована красная тачанка, а на ней голая женщина. А что вы улыбаетесь? Вот, посмотрите: книга Виталия Оппокова "Лев Задов. Смерть от бескорыстия". Очень хорошая, серьезная книга, с массой документов, а на обложке: женщина с обнаженным бюстом - условие издателя.

Отец вернулся в Россию летом 1924 года. Румыны решили создать диверсионную группу из бывших махновцев: переправлять их на советскую территорию, чтобы они грабили жителей приграничных районов, воровали лошадей... Мать рассказывала, что отец согласился на это, вынашивая единственную цель: вернуться на родину. Подобрал группу из преданных ему людей, один из них впоследствии давал показания против отца и назвал Алексею Толстому его настоящую фамилию - так в романе "Хождение по мукам" и появился анархист Левка Задов. Переправившись через границу, отец объявил группе из пяти человек свое решение: явиться с повинной и сдать оружие. После допросов всех, кроме Льва Николаевича Зиньковского-Задова, освободили из-под стражи. Отца продолжали допрашивать и проверять - полгода он сидел в оборудованной под камеру ванной комнате. После шести месяцев заключения судьба отца решилась в его пользу: как это ни парадоксально, органы решили использовать его богатый опыт в разведке и контрразведке, а также большой авторитет среди махновцев и привлечь к нелегальной работе в ГПУ. Весной 1925 года отца направили в Одессу уже на легальную работу оперуполномоченным иностранного отдела ГПУ.

После освобождения из-под стражи отца определили на квартиру, где он должен был жить, а точнее, под негласный надзор секретного работника ГПУ Константина Пузвича. Органы не доверяли активному махновцу, прошедшему весь путь с Повстанческой армией. Получив назначение в Одессу, Лев Зиньковский-Задов увез с собой жену Пузвича Веру Ивановну с годовалой дочкой Аллочкой, позже забрали в свою семью и старшего сына Веры Ивановны - Владислава. Аллочка стала Зиньковской, а Владислав носил фамилию своего отца.

О том, что я - Задов, узнал, уже будучи офицером, лейтенантом танковых войск. Был ярым комсомольцем, анархистов считал бандюгами, батьку Махно и всех его сподвижников - врагами народа. Об отце, полковнике, знал только то, что он был сотрудником НКВД, получившим десять лет без права переписки... Всех моих друзей принимали в партию, а меня - нет. Я начал писать в вышестоящие органы, и однажды получил ответ, что Лев Николаевич Зиньковский-Задов, мой отец, служил у Махно и занимал в его армии такие-то и такие должности. В первый же отпуск я отправился к матери в Майкоп, она мне все и рассказала. Я стал искать правду об отце, собирал все, что было написано о махновском движении хорошего и плохого. За время моих поисков в нашем семейном архиве появилось два свидетельства о смерти отца: в первом записано, что он умер от перитонита в 1942 году, а во втором свидетельстве, выданном после реабилитации в 1990 году, впервые после уничтожения открыта правда: "Зиньковский-Задов Лев Николаевич умер 25 сентября 1938 года в возрасте 45 лет. Причина смерти - РАССТРЕЛ". Мама умерла в 1974 году, так и не узнав правды о своем муже. Я же шел к ней долгих тридцать четыре года... Но в нашем роду есть еще один Левушка: Лев Зиньковский - один из моих внуков, он учится сейчас на третьем курсе "мореходки" во Владивостоке...

Работал на мельнице, где он таскал мешки с зерном и мукой. Благодаря унаследованной от родителей большой физической силе его взяли в 1911 году каталем в доменный цех Юзовского металлургического завода. Так началась жизнь рабочего парня.

Волновали юношеское воображение рассказы о Кропоткине, о первых анархистах, отдавших свои жизни за общее счастье.

Его привлекают к участию в экспроприациях. Первый налет для пополнения партийной кассы, второй, третий, и – арест. В 1913 году суд приговорил двадцатилетнего анархиста Леву Задова к восьми годам каторжных работ. В 1917 году февральская революция освобождает его как политического заключенного. Будучи на каторге, Лева взял себе псевдоним – Зиньковский. Под этой фамилией он с 1918 по 1921 год был у Махно, под этой фамилией с 1921 по 1924 год пробыл в эмиграции, и Зиньковским же с 1924 по 1937 год работал в ГПУ и НКВД.

После освобождения с каторги возвращается на завод. В сентябре 1917 года рабочими доменного цеха Л.Н. Задов был избран в Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, в котором состоял до отступления партизанских отрядов из Украины.

В конце 1918 года, направился в Гуляйполе к Махно, о непримиримой борьбе которого с австро-немецкими оккупантами и гетманской вартой докатился слух до шахтерского края.

По прибытии в отряд занялся созданием типографии и выпуском листовок, а затем его направили для ведения агитационной работы по сбору крестьян в села Гуляйпольского, а затем Юзовского и Мариупольского районов.

После выполнения первого задания Лев Николаевич был включен в состав вновь созданного при его непосредственном участии полка рядовым бойцом. Благодаря личному мужеству и незаурядной военной смекалке повстанцы избрали его помощником командира полка. На этой должности пробыл до середины 1919 года.

Постоянно пополнявшаяся Повстанческая армия к тому времени насчитывала примерно 60 тысяч человек, и возникла необходимость в создании армейской контрразведки, которую и создали после занятия махновцами города Александровска. Начальником контрразведки был назначен Лев Голиков, а его помощником стал Задов. Вскоре контрразведка разделилась на армейскую и корпусную. Начальником контрразведки 1-го Донецкого корпуса стал Лев Николаевич Задов.

В октябре 1920 года Льва Николаевича Задова назначают комендантом Крымской группы в период ликвидации войск Врангеля. После успешного завершения Крымской кампании командующего махновской группировкой Семена Каретника, вызванного в штаб Южного фронта, расстреляли, а махновским частям предложили разоружиться. Естественно, на это не все согласились, пробились из Крыма в Гуляйполе с небольшой группой в количестве 250 человек – все, что осталось от армии после освобождения Крыма.

В начале 1921 года Задова избирают членом штаба армии Махно, в ведении которого были вопросы войсковой разведки, и назначают адъютантом батьки. С этого времени и до ухода остатков армии в августе 1921 года в Румынию Задов беспрестанно находился рядом с Нестором Ивановичем.

Начался период вынужденной эмиграции, продолжавшийся около трех лет. Все чаще его посещала мысль о возвращении на родину. И вот возможность возвращения появилась. Румынская сигуранца вынашивала идею создания диверсионного отряда для заброски на территорию Советской России.

Бывший петлюровский сотник Гулий, с одобрения румынской разведки, предложил Задову возглавить диверсионную группу. Лев Николаевич дал согласие и занялся подбором людей.

В начале июня группа прибыла в город Яссы, а в ночь с 5 на 6 июня 1924 года была переправлена на советскую сторону в районе Рашковской заставы. Отойдя от границы километров на 25-30, Задов объявил группе о своем решении: явиться с повинной и сдать оружие. Никто не противоречил.

Придя в село Баштанка Песчанского района, вся группа зашла к председателю сельсовета и Задов сказал, что они пришли из Румынии и в полном составе сдают оружие. Председатель сельсовета принял оружие, выделил подводу и отправил непрошеных гостей в Песчанку. Из Песчанки группу срочно доставили в Тульчин, а затем в Харьков.

После допросов и уточнений всех, кроме Льва Николаевича Зиньковского-Задова, освободили из-под стражи, запретив выезд из Харькова до полного выяснения обстоятельств, а Задова продолжали допрашивать, проверять и перепроверять.

После шести месяцев допросов судьба решилась в его пользу. Органы решили использовать его богатый опыт работы в разведке и контрразведке, а также большой авторитет среди махновцев и привлечь к нелегальной работе в ГПУ.

Сын Льва Николаевича Зиньковского-Задова Вадим

Позже Л.Н. Задов переехал в Одессу и до 1937 года работал в Одессе на чекистской работе в НКВД. Жил он тогда на улице Жуковского, в доме № 5, квартира 17 (как значилось в анкете арестованного, это было общежитие НКВД). За задержку матерого убийцы в личном деле Задова появилась скупая запись: “За обезвреживание крупного диверсанта объявлена благодарность ГПУ УССР и 200 рублей премия”. В этом же году его наградили “Маузером” с золотой монограммой “За боевые заслуги” от Одесского губотдела ГПУ.

26 августа 1937 года, Зиньковский-Задов Лев Николаевич был арестован и осужден “на 10 лет без права переписки”. В материалах дела в протоколе обыска из наиболее ценных вещей, изъятых при обыске, числились револьвер системы “браунинг” и патроны к нему, малокалиберное ружье, фотоаппарат, бинокль и “один казначейский знак” достоинством в пять долларов, а также 253 видовые карточки и две коробки негодных фотопластинок.

В 1990 году сын Льва Николаевича, долгие годы живший в Одессе, получил официальное уведомление о том, что его отец был незаконно репрессирован и расстрелян 25 сентября 1938 года.

Аркадий Креймер, журналист.
По материалам интервью с сыном Зиньковского-Задова,
подготовленного Еленой Черкесовой