Офицерская служба как профессия - сэмюэл хантингтон. Что движет американским офицером

В структуре духовных качеств офицера видное место занимает воинский дух. Чтобы стать офицером, недостаточно надеть военный мундир и даже окончить военно-учебное заведение. Надо сродниться с профессией, нужно приобрести тысячи сноровок, необходимых в военном деле. Этого невозможно добиться без высокого воинского духа.

Офицер должен пропитаться чувством дисциплины, то есть сознанием того, что он обязан подчиняться старшим и обязан повелевать младшими, он должен быстро схватывать смысл приказания и научиться сам отдавать приказания твердо, кратко и ясно. Как подчиненный он должен быть почтителен, сдержан, но в то же время обязан мужественно докладывать начальнику и то, что тому может быть неприятно. Как начальник он должен заботиться о подчиненных, быть человечным в общении с ними, но в то же время не допускать заигрывания и панибратства.

Где начинается формирование воинского духа ? Конечно же, в военно-учебном заведении. Но как удержать в армии огромное большинство тех переодетых в офицерские мундиры штатских юношей, пишет М. Меньшиков, что выпускают наши будто бы военные, а на самом деле давно сделавшиеся штатскими училища? Насколько остро стояла проблема формирования воинского духа в военно-учебных заведениях и войсках, можно судить по большому числу статей на эту тему А. Дмитревского.

Воспитание в военном духе, как показывает исторический опыт, надо начинать как можно раньше. «В истинно военном духе надо воспитывать уже с малолетства в корпусах, приучая к простоте жизни, к труду, лишениям, развивая физически путем постоянных занятий спортом, а умственные занятия вывести из теперешней мертвой рутины и поставить на практическую почву».

В этой связи актуальной сегодня является задача воссоздания кадетских корпусов как военно-учебных заведений, осуществляющих более раннюю, чем. обычные военные школы, подготовку военной элиты.

На памятнике спартанцам, погибшим в неравном бою у Фермопил, было написано: «Путник, коли придешь в Спарту, оповести там, что видел ты нас здесь полегшими, как того требует закон». Закон от времен Спарты и до сего дня остался священным для воина-офицера. Его суть прекрасно выражают слова философа Сенеки: «Достойно умереть - это значит избежать опасности недостойно жить».

Честь, лежащая в основе офицерского долга, - важнейшее духовное качество офицера.

Незыблемое правило «служить верно» входило в кодекс чести офицера и имело статус этической ценности, нравственного закона. Этот закон безоговорочно признавался многими поколениями , принадлежавшими к разным кругам общества. Показателен в этом отношении эпизод, запечатленный А.С. Пушкиным в его «Капитанской дочке», когда дворянин Андрей Петрович Гринев дает наставление сыну: «Прощай, Петр. Служи верно, кому присягнешь; слушайся начальников; за их ласкою не гоняйся; на службу не напрашивайся; от службы не отговаривайся; и помни пословицу: береги платье снову, а честь смолоду».

Воспитанное с детства чувство собственного достоинства четко проводило грань между государевой службой и лакейским прислуживанием. Одним из принципов офицерской было убеждение, что высокое положение офицера в обществе обязывает его быть образцом высоких нравственных качеств. Решающая установка в воспитании кадета состояла в том, что его ориентировали не на успех, а на идеал Быть храбрым, честным, образованным ему следовало не для того, чтобы достичь славы, богатства, высокого чина, а потому что он офицер, потому что ему многое дано, потому что он должен быть именно таким, ибо таково было требование офицерской чести.

Честь не дает офицеру никаких привилегий, а напротив, делает его более уязвимым, чем другие. В идеале честь являлась основным законом поведения офицера, безусловно и безоговорочно преобладающим над любыми другими соображениями, будь это выгода, успех, безопасность или просто рассудительность. Готовность рисковать жизнью для того, чтобы не быть обесчещенным, требовала немалой храбрости, а также честности, выработки привычки отвечать за свои слова. Демонстрировать обиду и не предпринимать ничего, чтобы одернуть обидчика или просто выяснить с ним отношения, считалось признаком дурного воспитания и сомнительных нравственных принципов.

Постоянно присутствующая угроза смертельного поединка очень повышала цену слов и, в особенности, «честного слова». Публичное оскорбление неизбежно влекло за собой дуэль. Нарушить данное слово - значит раз и навсегда погубить свою репутацию. Дуэль как способ защиты чести несла еще и особую функцию утверждала некое офицерское равенство, не зависящее от служебной иерархии. Если стимулом всей жизни является честь, совершенно очевидно, что ориентиром в поведении человека становились не результаты, а принципы. Думать об этическом значении поступка, а не о его практических результатах - традиционная установка российского офицерства, отличающая его от западных .

Офицерский долг считают основным «импульсом боевой энергии» (Е. Месснер). Его считают величайшей добродетелью в глазах государства. Признавая важность наличия чувства долга в каждом гражданине, отметим, что только у офицера исполнение долга ведет к самопожертвованию. Оно не может идти вразрез или в обход закона, не допускает ловчения, небрежного исполнения своих обязанностей.

Мотивы исполнения человеком своего долга таковы:

а) страх (боязнь наказания, преследования, санкции, потери обретенного положения, статуса, осуждения общественным мнением и т п.);

б) совесть (сознательность);

в) корысть (обогащение);

г) расчет (карьеризм);

д) крайняя необходимость (ситуация, когда у человека нет иного выбора, как исполнять возложенные на него обязанности).

Для офицерского долга приемлемым является только одно - исполнение долга «не за страх, а за совесть». Недаром настоящего офицера называют «рыцарем без страха и упрека».

Внешними регуляторами служебного поведения выступают:

а) предупреждения, выражаемые советом и наставлением;

б) наказание и возмездие за содеянное;

в) награды и поощрения.

Затрагивая чувство собственного достоинства и самолюбие, они побуждают человека изменить свое отношение к исполнению своего долга.

Исходя из сказанного следует подчеркнуть, что развитие совестливости, чувства собственного достоинства, самолюбия и честолюбия позволяют воспитать в офицере верное чувство долга.

Совесть - это внутренний закон, живущий в человеке и удерживающий его от дурных поступков, зла и соблазнов. Люди с чистой совестью - это те, которые не запятнали ее чем-либо достойным осуждения как личным, так и общественным мнением. Приведем несколько авторитетных суждений по поводу совести:

Не делай того, что осуждает твоя совесть, и не говори того, что не согласуется с правдой. Соблюдай самое важное, и ты выполнишь всю задачу своей жизни (Марк Аврелий, император древнего Рима, воин и философ).

Велико могущество совести: оно дает одинаково чувствовать, отнимая у невиновного всякую боязнь и беспрестанно рисуя воображению виновника все заслуженные им наказания (Цицерон, древнеримский оратор).

Наша совесть - судья непогрешимый, пока мы ее не убили (О. Бальзак, французский писатель).

Совесть постоянно напоминает человеку о его обязанностях и карает постоянными мучениями в случае их невыполнения. По словам И. Маслова, закон обрел верного помощника в совести, контролирующей поведение человека. Насколько это важно для военного дела, говорить не приходится.

Понятие совести, особенно применительно к военному делу и воинскому долгу, издавна было предметом спекуляции, с вполне определенными целями. В частности, под лозунгом «совести» предпринимались попытки подвести «мину замедленного действия» под основы военной дисциплины. Суть проблемы и отношение к вопросу совести воина и офицера выразил Е. Месснер:

«Сейчас, в эпоху всеобщей бессовестности (политической, партийной, общественной, юридической и т.д.) носятся с совестью гражданина-воина, как дурень с писаной торбой. Легализуют дезертирство тех, кто из побуждений совести… отказывается от военной службы; поощряют неповиновение в воинстве разрешением противопоставлять совесть приказу; запугивают воина угрозой счесть его «военным преступником», коль скоро он выполнит воинский приказ, противоречащий его гражданской совести. Со всем этим не может мириться офицерство. Для него должно быть незыблемым правило: совесть воина - в выполнении, приказа, а иная совестливость преступна».

Думается, что и сегодня такая постановка вопроса вполне правомерна. Граница между подчинением приказу и выполнением велений совести проходит по полю закона: «делай, что закон приказывает, а против закона не поступай».

Порядочный военный, по мнению Д. Баланина, немыслим без чувства собственного достоинства и гордости, с этим надо очень считаться и с особым вниманием и деликатностью разбираться в служебных правах .

П. Бобровский, анализируя состояние воспитания в юнкерских училищах, отмечает неразвитость сознания собственного достоинства у юнкеров, недостаток самолюбия, наличие у них таких качеств, как изворотливость, неоткровенность и т.п..

Явление это стало настолько серьезным, что вызвало издание особого приказа Главного начальника военно-учебных заведений от 24 февраля 1901 г. о воспитании у кадет чувства собственного достоинства, который заключал в себе следующие знаменательные строки: «Поддерживая все свои требования с принципиальною строгостью и устраивая над вновь поступающими самый бдительный надзор, закрытое заведение обязано по мере нравственного роста своих воспитанников постепенно поднимать в них сознание их человеческого достоинства и бережно устранять все то, что может унизить или оскорбить это достоинство. Только при этом условии воспитанники старших классов могут стать тем, чем они должны быть, - цветом и гордостью своих заведений, друзьями своих воспитателей и разумными направителями общественного мнения всей массы воспитанников в добрую сторону».

Непременным условием чувства собственного достоинства является умение офицера постоять за себя, не прибегая ни к чьему покровительству (П. Изместьев).

Самолюбие принадлежит к числу духовных качеств, значение которого расценивалось не всегда однозначно. К примеру, Вольтер характеризовал его так: «Самолюбие есть надутый воздухом шар, из которого вырываются бури, когда его прокалывают».

Столь нелестная характеристика самолюбия, конечно же, относится к тому, что мы называем «болезненным самолюбием». Но представить себе человека без самолюбия, т.е. известной доли самоуважения и гордости за себя, свой род, свою профессию и т.п. невозможно. В сочинении генерала И. Маслова «Анализ нравственных сил бойца» автор указывает: «С потерею уважения к себе воин, несмотря на свое безропотное подчинение начальникам, перестает быть способным к бою, так как у него нет доброй воли и необходимой энергии, чтобы отстаивать не только интересы своего государства, но и лично самого себя».

Все изложенное по этому вопросу подводит нас к выводу о необходимости развития самолюбия , руководствуясь при этом и следующими идеями:

«Истинное и благородное самолюбие должно поддерживаться командиром части» (П. Карцев).

«Следует руководить, не задевая самолюбия и не роняя служебного положения подчиненных; тот, кто не щадит самолюбия младшего, вредит собственному достоинству» (И. Маслов).

«Давление на самолюбие есть сильный рычаг для поднятия нравственного уровня молодежи; этим приемом должно широко пользоваться и им можно многое сделать» (Ф. Гершельман).

«Самолюбие - Архимедов рычаг, которым землю с места можно сдвинуть» (И. Тургенев).

Не менее видную роль в военном призвании занимает честолюбие, если только оно происходит от желания выказать свое умение исполнить поручаемое возможно лучше, а не из эгоистического стремления затмить заслуги товарища. Правильное честолюбие (в благородном значении этого слова) не допускает личных расчетов во вред другому:

«Нигде жажда славы и истинное честолюбие, а не тщеславие, так не важны, как в офицерском звании» (И. Маслов).

В «Инструкции ротным командирам» графа С. Воронцова от 17 января 1774 г. говорится: «Если положение военного человека в государстве считается сравнительно с другими людьми беспокойным, трудным и опасным, то в то же время оно отличается от них неоспоримою честью и славою, ибо воин превозмогает труды часто несносные и, не щадя своей жизни, обеспечивает своих сограждан, защищает их от врагов, обороняет отечество и святую церковь от порабощения неверных и этим заслуживает признательность и милость государя, благодарность земляков, благодарность и молитвы чинов духовных;

все это должно возможно чаще повторять и твердить солдатам; следует прилежно стараться вкоренять в них возможно более честолюбия, которое одно может возбуждать к преодолению трудов и опасностей и подвигнуть на всякие славные подвиги. Честолюбивый солдат все делает из амбиции и, следовательно, все делает лучше».

Честолюбие играет видную роль на войне, когда каждый рассчитывает, что поступок его будет замечен, пересказан и подхвачен соотечественниками, жадно следящими за всеми перипетиями войны. Особенность русского честолюбия показана в поговорке, гласящей, что «на людях и смерть красна». Так как поступки, наиболее поражающие воображение, чаще всего имеют место в сражениях, то понятно, что бой является настоящим праздником честолюбия. Оттого-то Шекспир и говорил про «гордые сражения, участвовать в которых считается за доблесть, честолюбие».

Для удовлетворения честолюбия имеется целый арсенал средств, начиная от соревнования и кончая орденами и наградами, которыми все великие полководцы умели разумно пользоваться.

Плутарх, признавая важность развития честолюбия в людях, тем не менее предупреждает об опасностях: «Что до честолюбия, оно, конечно, повыше полетом, чем любостяжание, но на государственную жизнь имеет действие не менее бедственное; притом оно сопряжено с большой дерзостью, ибо укореняется по большей части не в робких и вялых, но решительных и пылких душах, да еще волнение толпы часто распаляет его и подхлестывает похвалами, делая вовсе уж безудержным и необорным».

Платон советует с детства внушать молодым людям, что им не пристало обвешивать себя извне золотом или приобретать его, ибо внутри них есть золото, примешенное к составу их душ. Продолжая далее мысль Платона, Плутарх заключает: «Так мы будем умиротворять и наше честолюбие, внушая себе, что в нас самих заключено золото нетленное и неразрушимое, честь истинная, недоступная и недосягаемая для зависти и хулы, возрастающая от помышлений и воспоминаний о содеянном нами на гражданском поприще».

Славолюбие издавна отмечалось в ряду тех, без которых немыслим истинный военный человек. Говорят, одному спартанцу предлагали на Олимпийских играх большую сумму с условием, чтобы он уступил честь победы. Он не принял ее и после трудной борьбы одолел своего противника. «Что пользы тебе, спартанец, в твоей победе?» - спросили его. «В сражении я пойду с царем впереди войска», - отвечал он, улыбаясь.

Честолюбие побуждало спартанца принять предложение, а славолюбие отвергло его. А. Зыков так проводит грань между этими двумя качествами: «Славолюбие значительно глубже и возвышеннее честолюбия, потому что требует значительно большего. Честолюбец тут же получает награду - почет. Славолюбец не может ее получить, он может в нее лишь верить, так как его награды начинаются только после его смерти. Честолюбец разочаровывается, не получая удовлетворения, славолюбец - никогда от этого. Славолюбие более стойко, а так как стойкость - одна из величайших житейских и военных добродетелей, то славолюбие в военном деле выгоднее честолюбия».

Учитывая особенности нашего национального характера, в воспитании будущих и солдат необходимо проводить мысль о том, что слава - это не счастливый подарок судьбы, не везение, а кропотливый и тяжкий труд, высочайшая самоотдача и преданность делу. Слава не посещает людей нетерпеливых. Она не любит людей поверхностных и неосновательных. Она, как капризная барышня, отворачивается и уходит безвозвратно от гордецов, неблагодарных и заносчивых. Она любит нежданно награждать скромных и незаметных тружеников. Лентяев и мечтателей она обходит стороной.

Чувство реализма составляет также одно из важнейших духовных качеств офицера. Реализм - это ясное понимание действительности и учет ее основных факторов в практической деятельности. Основу реализма составляют следующие факторы.

1) Опыт и уроки истории, изучение которой дает много ценного, избавляет от увлечений, ошибок и тяжелых неудач. Г. Леер говорил:

«Одно только глубокое изучение военной истории может спасти от измышлений и шаблонов в нашем деле и поселить уважение к принципам».

Всю совокупность традиционных норм поведения можно подразделить на две группы: а) боевые и б) нормы мирного времени, бытовые.

Без колебаний идти в бой, не дрогнув перед опасностью и смертью. (Д. Дохтуров с радостью, совершенно больной, несется защищать Смоленск, говоря: «Лучше умирать в поле, чем в постели».)

Воевать достойно и достойно умирать. (Я. Кульневу в сражении под Клястицами ядро оторвало обе ноги; он упал и сорвал с шеи своей крест Св. Георгия, бросил окружившим его, сказав им: «Возьмите! Пусть неприятель, когда найдет труп мой, примет его за труп простого, рядового солдата, и не тщеславится убитием русского генерала».)

Установка на бой и победу в бою; не бежать от врага, а искать его. (Екатерина Великая писала П. Румянцеву на его донесение о превосходстве сил турок: «Римляне никогда не считали врагов, а только спрашивали, - где они?» И результатом этой мысли явилась блестящая Кагульская победа, одержанная 17-ю тысячами русских против полутораста турок.)

Постоянная бдительность. (Владимир Мономах в своем «Поучении» говорит: «На войну выходя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не потворствуйте, ни сну; сторожевую охрану сами наряжайте, и ночью, расставив воинов со всех сторон, ложитесь, а рано вставайте; а оружия снимать с себя не торопитесь, не оглядевшись, из-за лености внезапно ведь человек погибает».)

Необыкновенное благородство, умение подавить в себе честолюбие в минуты опасности для Родины. (В 1813 г., после смерти Кутузова, Главнокомандующим назначается гр. Витгенштейн. Три старших генерала обойдены этим назначением, но беспрекословно, без единого звука неудовольствия подчиняются младшему.)

Частная инициатива, стремление к взаимной поддержке в бою. (Нельзя не упомянуть о выдающемся поступке Дохтурова, который 4 декабря, имея категорическое приказание корпусного командира отступать, сам вернул уже с марша дивизию и, никого не спрашивая, вступил в жестокий бой с двойными силами французов, при одном только известии, что вблизи отряд другого корпуса находится в опасности.)

Верность присяге, отсутствие всякой мысли об измене, плене и т.п. (Примеров тому множество. Один из них касается майора Юрлова, начальника инвалидной команды, которого Пугачев хотел переманить на свою сторону, а за категорический отказ повесил его.)

Отсутствие боязни перед вышестоящим начальником. (Так, например, кн. Голицын, дважды отбитый при штурме Шлиссельбурга, получив категорическое приказание Царя немедленно отступить от стен крепости, иначе голова его завтра же слетит с плеч, не убоялся ответить, что завтра его голова во власти царской, а сегодня она ему еще сослужит службу, и третьим приступом взял крепость».)

Служебные и бытовые традиции

«Бога бояться и Царя чтити, любить ближнего не словом или языком, но делом и истиною, повиноваться наставникам, покоряться властям и быть готовым на всякое доброе дело».

Служить честно Отечеству, а не прислуживать кому бы то ни было. («Когда занемогший офицер подавал установленной формы рапорт: «Заболев сего числа, службу Его Императорского Величества нести не могу», то он действительно ощущал, что его служба есть служба Его Императорского Величества».)

Верность своему слову. («Слово офицера должно быть залогом правды, и потому ложь, хвастовство, неисполнение обязательства - пороки, подрывающие веру в правдивость офицера, вообще бесчестят офицерское звание и не могут быть терпимы».)

Уважение законов государства. («Офицер должен отличаться уважением к законам государства и к личным правам каждого гражданина; ему должны быть известны законные средства для ограждения этих прав, и он же, не вдаваясь в донкихотство, должен быть всегда готов помочь слабому».)

Мужественное преодоление всех трудностей и препятствий в службе и жизни. («Малодушие и трусость должны быть чужды офицеру; при всех случайностях жизни он должен мужественно преодолевать встречающиеся препятствия и твердо держаться раз выработанных убеждений, чтобы всякий видел в нем человека, на которого можно положиться, которому можно довериться и на защиту которого можно рассчитывать».)

Самоотречение. («Повиновение законам и дисциплине должно доходить до самоотречения; в ком нет такого повиновения, тот недостоин не только звания офицера, но и вообще звания военного».)

Разборчивость в выборе друзей, знакомых, определении круга общения. («Офицер должен посещать только такие общества, в которых господствуют добрые нравы; он никогда не должен забывать, особенно в публичных местах, что он не только образованный человек, но что сверх того на нем лежит обязанность поддерживать достоинство своего звания. Поэтому он должен воздерживаться от всяких увлечений и вообще от всех действий, могущих набросить хотя малейшую тень даже не на него лично, а тем более на весь корпус …»)

Преданность военной форме. («Офицеры носили форму на службе, вне службы, дома, в отпуску, и это постоянное пребывание в мундире было непрестанным напоминанием офицеру, что он всегда находится на службе Его Величества. Офицер всегда был при оружии, и это свидетельствовало о том, что он всегда был готов обнажить это оружие для чести и славы Родины».)

Публичная вежливость. («В ресторане, при входе старшего в чине, полагалось просить разрешения продолжать сидеть за столом; в театрах требовалось стоять во время антрактов; в присутствии старшего воспрещалось курить без специального разрешения; при встрече на улице с генералами, начиная от командира корпуса, офицер (пеший или конный) становился во фронт, нарушая движение пешеходов и экипажей».)

Отцовская заботливость о солдате: «Офицеры суть солдатам, яко отцы детем» (Петр I); «Слуга Царю, отец солдатам» (А.С. Пушкин).

Забота о пристойности брака. (Нельзя было жениться, не испросив разрешения командира полка и согласия общества полка. А это разрешение и согласие давалось по рассмотрении вопроса о пристойности брака.)

Офицеры обязаны вести образ жизни, соответствующий их офицерскому достоинству. (Правила, которые всегда соблюдались: офицер не имел права ходить в трактиры и рестораны 2 и 3 классов, занимать места в театрах далее 5 ряда кресел; требовалось, чтобы офицер не скупился на раздачу чаевых; к знакомым офицер обязан был приехать в пролетке, но не идти пешком и т.п..)

Воспитание в духе офицерских традиций требует не цикла лекций для обучаемых в военных школах и частей. Весь уклад жизни военно-учебных заведений и войсковых частей должен строиться с учетом данных традиций. И в этой работе пример остается за старшим начальником, который должен быть сам безупречен в соблюдении офицерских традиций.

Заключение

Духовное наследие Армии России - кладезь благоразумных мыслей и идей, обращенных к потомкам. Вот почему в заключение укажем на некоторые из них, рассчитывая на то, что это своеобразное завещание к разуму российских патриотов будет услышано.

Не будем усыплять себя спокойной внешностью политического горизонта. История показала нам наглядно, как мгновенно возникают современные войны и как тяжко расплачивается та из сторон, которая в мирное время не сумела приготовиться к войне (В. Самонов).

Быть России или не быть - это главным образом зависит от ее армии. Укреплять армию следует с героической поспешностью (М. Меньшиков). Смотрите, как бы, пренебрегая армией, не затронуть основного корня народного существования (М. Меньшиков).

Но пока не восстановлена вера страны в свое могущество, нужно ждать печальных неурядиц. Все низкое, что есть во всяком народе, поднимает голову (М. Меньшиков). Вот почему нет высшей заботы для нации, как возможное развитие нравственных добродетелей в своих членах и затем охранение этих добродетелей от разложения. Обычаи, нравы, правовые положения и сама религия должны идти навстречу этим заботам (И. Маслов).

Все правительства, кроме разве очень глупых, понимают чрезвычайную высоту офицерского долга и стараются поддерживать сознание этой высоты в народе (М. Меньшиков). У всех народов армия признается учреждением государственным, комплектуемым людьми, для которых военное дело, в виде защиты родины, считается либо священной обязанностью, либо делом призвания по преимуществу. Со своей стороны и государство бережно обходится со всеми льготами и преимуществами военного сословия, сознавая невозможность оплачивать все только жалованьем и покупать защитников родины ценою звонкой монеты (М. Грулев).

С чего начать? Прежде всего из армии следует изгнать тот нейтралитет к России, который имеет место. Равнодушная армия умирает как армия (М. Меньшиков). Но мало одного духа солдат и , мало их горячего, святого желания победы, нужны еще твердые, умелые руки вождей, чтобы привести армию к победам (Н. Морозов). Высшему начальнику уже недостаточно только носить генеральский мундир: ему нужно иметь за собой авторитет боевого опыта, командный ценз на всех предыдущих ступенях иерархической лестницы и широкое военное образование (П. Махров).

Следует помнить, что настоящая, истинная сила армии заключается в воспитании такой общей самоотверженной рядовой массы командного состава, которая бы не гонялась за блестящими эффектами, не искала красивых лавров, а смело и твердо шла в бой, гордая своим высоким призванием и крепкая своими понятиями о долге и истинном благородстве (Н. Морозов).

При подготовке офицерского состава на первое место следует поставить подготовку высшего командного состава (Н. Головин). «Пусть выступят вперед честные люди» (М. Меньшиков), ибо горе той армии, где карьеризм и эгоизм безнаказанно царят среди вождей, где большинство генералов думают лишь о своем благополучии, служат из-за наград и отличий, ведут лишь свою линию (Н. Морозов).

Следует помнить, что военное искусство не может и не должно у всех народов выливаться в одни и те же формы, быть всегда и везде одинаковым, вне зависимости от духа и особенностей народа. Спасение наше и возрождение может заключаться только в отрешении от иноземных устоев и возвращении к заветам славных вождей Российской армии (Н. Морозов).

«Прежде всего обратите внимание на офицера». Вот эта мысль, которая неотступно должна преследовать нас при чтении проектов обновления армии. «Смотрите в корень, - хочется сказать авторам, - помните, что сила армии не в солдатах, а в офицере» (Н. Морозов).

Пора отказаться от опасного заблуждения, будто хорошим офицером может быть всякий образованный человек (В. Рычков). Пусть лучше некомплект , чем комплект с такими личностями, как офицеры «Поединка» (А. Дрозд-Бонячевский). Будущее за такой армией, где офицеры верят в высоту своей миссии, а не удерживаются только формами, чинами и орденами (А. Дмитревский).

Офицерство - камень прочный, но при недостаточной заботливости, при презрении к его нуждам и потребностям и его можно превратить в сыпучий песок (В. Максутов).

Выталкивает из армии не физическая, а нравственная сила, как и притягивает - она же. Измените психологические условия офицерской службы - бегство остановится (М. Меньшиков).

Самые благодетельные реформы армии останутся втуне, доколе не будет радикально преобразована вся наша военно-учебная система (В. Рычков).

Система воинского воспитания непременно должна покоиться на идейных началах. Высокая идея офицерского дела, прочно вложенная в душу юнкера, поднимет его собственное достоинство и не позволит ему, выйдя на службу, кое-как относиться к своим обязанностям. Но если наша военная школа не умеет вселить в своих питомцев любовь к своему делу, если впоследствии и армия оказывается бессильной пригреть юную душу молодых , то ясно, что причина переживаемого недуга кроется в самих этих учреждениях - в их, так сказать, постоянном составе, придающем окраску всей их жизнедеятельности, а не в том переменном составе офицерства, которое приливает и отливает из армии. Рекомендовать в подобных случаях прибавку жалованья, как панацею от всех зол, - все равно, что, принимая гостей в холодной руине, надевать для этого случая лишнюю шубу. Да вы лучше протопите ваш дом и сделайте его жилым и уютным…

* * *

Надо отдать должное русским офицерам: они умели относиться бережно к отечественной военной истории. В трудах военных писателей находится масса любопытного и интересного материала по разным сторонам офицерского вопроса-

Достойно представлена история деятельности военно-учебных заведений в работах: П.О. Бобровского «Юнкерские училища. В 3-х т.» (СПб., 1881); Ф. Веселаго «Очерк истории Морского кадетского корпуса с приложением списка воспитанников за 100 лет» (СПб., 1852); П.А. Галенковского «Воспитание юношества в прошлом. Исторический очерк педагогических средств при воспитании в военно-учебных заведениях в период 1700-1856 гг.» (СПб., 1904); Н. Глиноецкого «Исторический очерк Николаевской академии генерального штаба» (СПб., 1882); Ф.В. Грекова «Краткий исторический очерк военно-учебных заведений. 1700-1910» (М., 1910); В.Ф. Де-Ливона «Исторический очерк деятельности Корпуса военных топографов 1855-1880» (СПб., 1880); Н.П. Жервэ и В.Н. Строева «Исторический очерк 2-го кадетского корпуса. 1712-1912 г. В 2-х т.» (СПб., 1912); А. Кедрина «Александровское военное училище. 1863-1901» (СПб., 1901); М.С. Лалаева «Исторический очерк военно-учебных заведений, подведомственных Главному их Управлению. От основания в России военных школ до исхода первого двадцатипятилетия благополучного царствования Государя Императора Александра Николаевича. 1700-1880» (СПб., 1880); М. Максимовского «Исторический очерк развития Главного инженерного училища. 1819-1869» (СПб., 1869); Н. Мельницкого «Сборник сведений о военно-учебных заведениях в России. В 4-х т., 6-ти ч.» (СПб., 1857).

Аналитической работой дореволюционного периода по военной школе России следует считать труд «Столетие Военного министерства. 1802-1902, т. X, ч. I-III. Главное управление военно-учебных заведений. Исторический очерк (составители П.В. Петров и Н.А. Соколов)» (СПб., 1902). Глубокие мысли о реформе военной школы высказал Н.Н. Головин в своей работе «Высшая военная школа» (СПб., 1911). М. Соколовский всесторонне проанализировал деятельность журнала для кадет в своей работе «Кадетский журнал полвека назад. Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, как повременное издание. 1836-1863» (СПб., 1904). Курс законоведения для кадетских корпусов представлен отдельным изданием «Основные понятия о нравственности, праве и общежитии» (СПб., 1889).

В названных работах содержатся интересные исторические документы, в частности: «Высочайший Указ об основании школы математических и навигацких наук» от 14 января 1701 г.; «Письмо Директора Морской Академии Сент-Илера к графу Андрею Артамоновичу Матвееву от 1 марта 1717 года», «План об учреждении при артиллерии шляхетного кадетского корпуса» графа П.И. Шувалова; «Положение для постоянного определения или оценки успехов в науках, Высочайше утвержденное 8 декабря 1834 года»; «Наставление для образования воспитанников военно-учебных заведений» 1848 г., разработанное Я.И. Ростовцевым; инструкции для юнкеров, командного и педагогического состава, учебные программы и т.п.

Большой интерес для изучения истории офицерского вопроса представляют работы: «Записки Андрея Тимофеевича Болотова. 1738-1760» (СПб., 1871); П.О. Бобровского «Обзор военного законодательства о главнейших обязанностях младших в войсках» (СПб., 1881); Н. Вишнякова «Суд общества в русской армии (исторический очерк)» (Военный сборник, 1909, № 12); В. Драгомирова «Подготовка Русской Армии к Великой войне, ч. I. Подготовка командного состава» (Военный сборник, Белград, т. IV, 1923); А.А. Керсновского «История Русской Армии», ч. I-IV (Белград, 1933-1938); А. Мариюшкина «Трагедия русского офицерства» (Новый Сад, 1923); Н.А. Морозова «Прусская армия эпохи Йенского погрома. Ее возрождение. Значение для нас этого поучения» (СПб., 1912); А.З. Мышлаевского «Офицерский вопрос в XVII веке. Очерк из истории военного дела в России» (СПб., 1899); П. Симанского «Перед войной 1812 года. Характеристика французских и русских генералов» (СПб., 1906) и др.

Назовем также ряд трудов, содержащих конструктивные мысли об упрочении офицерского корпуса России. Это работы: А.Н. Апухтина «Командный состав армии» (Общество ревнителей военных знаний, кн. 3, 1907); И.Н. Блотникова «Опыт настольной книги для гг. » (СПб., 1910); А. Деникина «Путь русского офицера» (М., 1990); «Армейские заметки генерала М.И. Драгомирова» (СПб., 1881); П. Изместьева «Искусство командования» (Варшава, 1908); П. Карцева «Командование отдельной частью. Практические заметки из служебного опыта» (СПб., 1883); его же «Командование ротой и эскадроном» (СПб., 1881); Б. Панаева «Офицерская аттестация» (СПб., 1908) и другие.

Практический интерес представляют также работы Н. Бирюкова «Записки по военной педагогике» (Орел, 1909); Д.Н. Трескина «Курс военно-прикладной педагогии. Дух реформы Русского Военного Дела» (Киев, 1909) и И.Г. Энгельмана «Воспитание современного солдата и матроса» (СПб., 1908).

Из числа работ, выполненных после 1917 года по настоящее время, следует назвать труды: Л.Г. Бескровного «Русская армия и флот в XIX в. Военно-экономический потенциал России» (М., 1973); его же «Армия и флот России в начале XX века: Очерки военно-экономического потенциала» (М., 1986); М.Д. Бонч-Бруевича «Конец царской армии» (Военно-исторический журнал, 1989, № 6); А.И. Верховского «Россия на Голгофе (Из походного дневника 1914-1918 гг.» (Пг., 1918);

П. Краснова «На внутреннем фронте» (Л., 1925); С. Е. Рабиновича «Борьба за армию в 1917 г.» (М.-Л., 1930); П.А. Зайончковского «Самодержавие и русская армия на рубеже XIX и XX вв.» (М., 1973); его же «Русский офицерский корпус на рубеже двух столетий (1811-1903)» (Военно-исторический журнал, 1971, № 8); А. Кривицкого «Традиции русского офицерства» (М., 1947); С. В. Волкова «Русский офицерский корпус» (М., 1993); Е. Месснера «Современные офицеры» (Буэнос-Айрес, 1961); Н.А. Машкина «Высшая военная школа Российской империи XIX - начала XX века» (М., 1997); А.Г. Кавтарадзе «Военные специалисты на службе Республики Советов. 1917-1920 гг.» (М., 1988); А.И. Каменева «История подготовки в России». (М., 1990); его же «История подготовки в СССР» (Новосибирск, 1991); его же «Трагедия русского офицерства (уроки истории и современность)» (М., 1999); его же «Военная школа России (уроки истории и стратегия развития)» (М., 1999); «О долге и чести воинской в российской Армии: Собр. материалов, документов и статей /Сост. Ю.А. Галушко, А.А. Колесников; Под ред. В.Н. Лобова» (М., 1990); А.И. Панова «Офицеры в революции 1905-1907 гг.» (М., 1996); В. Рогозы «Офицерский корпус России: история и традиции» (Армейский сборник, 1997, № 9); «Российские офицеры» Е. Месснера, С. Вакара, В. Гранитова, С. Каширина, А. Петрашевича, М. Рожченко, В. Цишке, В. Шайдицкого и И. Эйхенбаума, (Буэнос-Айрес, 1959); В.Б. Станкевича «Воспоминания. 1914-1919 гг.» (Л., 1926); О.Ф. Сувенирова «Трагедия РККА. 1937-1938» (М., 1998); В. Сухомлинова «Воспоминания» (Берлин,-1924); В. Флуга «Высший командный состав» (Вестник общества Русских Ветеранов Великой войны, 1937, № 128-129); Р.П. Эйдемана и В.А. Машкова «Армия в 1917 году» (М.-Л., 1927) и др.

Всем названным и не упомянутым в этом списке авторам следует принести глубочайшую благодарность за труд во благо познания и укрепления офицерского корпуса России. Являясь истинными патриотами, болея за будущее своей Родины, каждый из них старался передать живущим и потомкам свое видение решения офицерского вопроса в нашей стране.

Начиная с перестройки, в СССР, а затем и в России стало модным для углубления аргументации в любой, в том числе военной области, ссылаться на зарубежный опыт.

Много ссылок на иностранный опыт можно встретить и в ходе ведущейся вот уже более десяти лет дискуссии о путях реформирования сначала советской, а затем и российской армии.

Однако даже не очень глубокое знакомство с практикой зарубежного военного строительства показывает, что никто у нас (за исключением, возможно, ГРУ ГШ) серьезно военный опыт других стран не изучал и не изучает. Частые ссылки на этот опыт в спорах о путях военной реформы в России рассчитаны главным образом на невежество оппонентов.

Попробуем проиллюстрировать этот тезис на примере шумного лозунга «Даешь профессиональную армию!», нашедшего свое воплощение в указе Президента Бориса Ельцина № 722 от 16 мая 1996 года «О переходе к комплектованию должностей рядового и сержантского состава Вооруженных Сил и других войск Российской Федерации на профессиональной основе» и активной пропаганды этого лозунга Союзом правых сил сегодня. В качестве образца профессиональной армии чаще приводятся вооруженные силы США. Однако американская профессиональная армия - это миф, причем миф местного, еще советского происхождения. Он возник в конце 80-х - начале 90-х годов и был привнесен в общество политиками и публицистами так называемой «демократической волны» и подхвачен молодыми офицерами-депутатами Верховного Совета СССР, выдвинувшими идею создания советской профессиональной армии (т.н. «проект майора Лопатина»).

Надо сказать, что сама армия была застигнута врасплох подобными лозунгами и проектами (как, впрочем, и последующими событиями, включая развал СССР). Ведь у нее не было ни малейшего представления о том, что такое профессиональная армия. Об уровне ее знаний в этом вопросе можно судить хотя бы по настольной книге советского офицера 70-х-80-х годов - восьмитомной «Советской военной энциклопедии».

В ней желающего узнать, что такое «профессиональная армия », составители энциклопедии отсылали к статье «Теория малых армий». В ней говорится, что это

теория, в основе которой лежала идея достижения победы в войне с помощью немногочисленных технически высокооснащенных профессиональных армий. Возникла в западных капиталистических странах после I мировой войны 1914-1918 гг. Сторонники малых профессиональных армий выполняли социальный заказ империалистов, боявшихся массовых вооруженных сил, укомплектованных рабочими и крестьянами, переоценивали роль оружия и военной техники в войне. ... Теория «малых армий», как не имевшая под собой реальной почвы, не была принята в качестве официальной ни в одной стране, т.к. объективные закономерности развития военного дела требовали создания массовых армий .

Ясно, что при таком уровне знаний о профессиональных армиях советская армия оказалась совершенно не готовой к ведению осмысленной дискуссии о военном профессионализме.

Сторонники создания российской профессиональной армии, ссылающиеся в качестве примера на «профессиональную » армию США, полностью игнорируют тот факт, что по американским взглядам, отнюдь не всякий американец, служащий в армии по контракту, имеет право считать себя или называться профессионалом.

Так, по взглядам наиболее последовательного апологета военного профессионализма Сэмюэла Хантингтона, профессионалом может считаться только офицер, и то далеко не каждый, а только тот, кто, по словам Хантингтона, является экспертом по «управлению насилием». Именно такая черта, по его мнению, отделяет военного профессионала от офицеров других специальностей (инженеров, техников, тыловиков и т.д.). Их мастерство, по Хантингтону, необходимо для достижения задач, поставленных перед вооруженными силами, однако их специальности являются вспомогательным видом занятий, относящимся к компетентности офицера-профессионала так же, как мастерство медсестры, аптекаря, лаборанта или рентгенолога относятся к компетентности врача. Все эти офицеры, которые не являются специалистами по управлению насилием, принадлежат к офицерскому корпусу лишь в его качестве административной организации, но отнюдь не как профессиональной общности.

Хантингтон категорически отрицает профессионализм рядового состава. Вот как он объясняет эту точку зрения в своем ставшем классическим труде «Солдат и государство», впервые вышедшем в 1957 году и с тех пор неоднократно переиздававшемся.

Солдаты и сержанты, подчиняющиеся офицерскому корпусу, являются частью организационной, но не профессиональной бюрократии. Они не обладают ни интеллектуальными знаниями, ни чувством профессиональной ответственности офицера. Они - специалисты по применению насилия, а не по управлению им. Их род занятий представляет собой ремесло, а не профессию. Это фундаментальное различие между офицерами и рядовым и сержантским составом находит свое выражение в четкой разделительной линии, которая существует между теми и другими во всех армиях мира. Если бы этой разделительной черты не было, то тогда стало бы возможным существование единой военной иерархии от рядового до офицера самого высокого ранга. ... Однако имеющиеся различия между офицером и рядовым исключают переход из одного уровня на другой. Отдельным представителям рядового и сержантского состава иногда все же удается дослужиться до офицерского звания, однако это скорее исключение, чем правило. Образование и подготовка, требующиеся для того, чтобы стать офицером, в нормальных условиях несовместимы с длительной службой в качестве рядового или сержанта.

Правда, отдельные военные исследователи признают наличие элементов профессионализма у так называемых «карьерных» сержантов (то есть сержантов, получивших многолетнюю подготовку и служащих на сержантских должностях вплоть до выхода на пенсию) и даже иногда употребляют термин «профессиональный сержант». Однако полноценными профессионалами сержанты признаются далеко не всеми военными экспертами.

Например, известный американский специалист по военному профессионализму Сэм Саркисян пишет:

Понятия военная профессия и военный профессионал относятся прежде всего к офицерскому корпусу. Профессиональные сержанты и уоррент-офицеры играют важную роль, но форма и содержание профессионального этоса, а также отношения между военными и обществом определяются главным образом офицерским корпусом .

Профессионализм рядового состава, независимо от того, комплектуется он на призывной или контрактной основе, отрицают не только американские, но и многие европейские военные эксперты. Так, английский исследователь Гвен Хэррис-Дженкинс пишет:

Концепция военной профессии традиционно ассоциируется с офицерами, а не рядовым составом. Причина этого понятна. Тот специфический набор ценностей и норм поведения, который образует профессиональный этос, является преобладающим среди офицеров, редко встречается среди сержантского состава и, как принято считать, не существует среди рядовых военнослужащих .

Не относят американцы к профессиональным солдатам и офицеров-резервистов. По мнению такого жесткого блюстителя чистоты военного профессионализма как Хантингтон, резервист только временно принимает на себя профессиональную ответственность. Его основные функции и знания находятся вне армии. В результате этого мотивация резервиста, его поведение и система ценностей чаще всего заметно отличаются от стандартов офицера-профессионала.

Еще одна причина, почему американцы не называют, да и не могут называть и считать свою армию профессиональной заключается в том, что значительная часть вооруженных сил США носит милиционный характер. Речь идет о Национальной гвардии, являющейся неотъемлемым компонентом американских сухопутных войск и ВВС.

Вторая поправка к Конституции США гласит: «Так как для безопасности свободного государства необходима хорошо устроенная милиция, то право народа хранить и носить оружие не будет ограничиваться». Национальная гвардия по сути и является несмотря на свое суперсовременное вооружение тем народным ополчением (милицией), необходимость существования которого отцы-основатели Соединенных Штатов считали гарантией сохранения американской демократии. Именно поэтому Национальная гвардия комплектуется по территориальному принципу и находится в двойном подчинении - федерального правительства и местных органов власти (штатов).

Мы надеемся, что этих примеров достаточно для того, чтобы понять, почему американцы так недоумевают, когда узнают, что в России их армию называют профессиональной.

Отличен от российского и метод определения в США уровня профессионализма военнослужащего.

Военный специалист-профессионал - это офицер, в наибольшей степени подготовленный для управления применением насилия в определенных условиях. В рамках самогó военного профессионализма есть специалисты по управлению насилием на море, на суше, в воздухе и космосе, так же, как в медицине есть специалисты по лечению сердечных, желудочных и глазных болезней. Чем более крупными и сложными организациями для осуществления насилия способен управлять офицер, чем шире диапазон ситуаций и условий, в которых он может быть использован, тем выше его профессиональное мастерство.

Профессия офицера - это не ремесло (преимущественно техническое) и не искусство (требующее уникального таланта, который невозможно передать другим). Это необыкновенно сложное интеллектуальное занятие, требующее длительного всестороннего обучения и постоянных тренировок.

До того, как ведение боевых действий приобрело характер чрезвычайно сложного дела, офицером можно было стать и без специальной подготовки, купив, к примеру, офицерский патент. Однако сегодня лишь тот, кто все свое рабочее время посвящает военному делу, может надеяться на достижение мастерства. Профессия офицера - это не ремесло (преимущественно техническое) и не искусство, требующее уникального таланта, который невозможно передать другим. Это сложное интеллектуальное занятие, подразумевающее длительное всестороннее обучение и тренировки.

Американские специалисты считают, что основные черты военного профессионализма универсальны в том смысле, что на его суть не влияют изменения по времени и географическому местоположению. Точно так же, как квалификация хорошего хирурга одинакова и в Цюрихе и в Нью-Йорке, одинаковые критерии военного мастерства применяются и в России, и в Америке, и в XIX, и в ХХ веке. Обладание общими профессиональными знаниями и навыками - это узы, связывающие офицеров поверх государственных границ, несмотря на все иные различия.

Для профессиональной мотивации офицера материальные стимулы не являются решающими. В западном обществе офицерская профессия не принадлежит к высокооплачиваемым. Офицер - это не наемник, который предлагает свои услуги там, где за них больше заплатят. Но одновременно он и не солдат-гражданин, вдохновленный сильным кратковременным патриотическим порывом и долгом, но не имеющий устойчивого и постоянного желания добиваться совершенства в овладении мастерством управления насилием. Главными движущими мотивами офицера являются любовь к своей специальности, а также чувство социальной ответственности за применение этой специальности на пользу обществу. Сочетание этих двух устремлений и образует его профессиональную мотивацию.

При изучении мирового опыта военного строительства важно помнить, что на Западе, и прежде всего в США, термин «профессиональный» используется в ином значении, чем у нас. В русском языке «профессия » - это прежде всего «род трудовой деятельности» , требующий специальных теоретических знаний и практических навыков и являющийся основным источником существования. У нас в словарях указывается, что слово «профессия » происходит от латинского слова «professio », которое переводится как «объявляю своим делом». Американцы тоже изредка употребляют слово «профессиональный» в отношении рода занятий, но только как противопоставление любительству, в основном в спорте («профессиональный футбол»). Латинское «professio » американские словари толкуют совершенно иначе, а именно как «публичное торжественное заявление», «обет».

Американские военные, включая аналитиков Пентагона и военных ученых, искренне изумляются, когда узнают, что в России американскую армию называют профессиональной. На нашу просьбу в Пентагоне дать разъяснение терминов «профессиональные вооруженные силы» и «профессиональный военный» пришел следующий ответ, выдержки из которого приводятся ниже.

Мы провели поиски официального толкования терминов «профессиональная армия» и «профессиональный военный». Результаты нам показались интересными. Выяснилось, что в Комитете Начальников Штабов таких терминов не употребляют. Не пользуются ими и спичрайтеры Министра обороны, хотя они оказали нам помощь в попытках найти ответ. Более того, эти спичрайтеры заинтригованы проблемой применения этих терминов в России, поскольку их использование русскими совершенно не отражает смысла, вкладываемого в них американцами. Тем не менее им пришлось признать, что какого-либо официального определения данных терминов не существует. Спичрайтеры, вероятно, попытаются добиться, чтобы аппарат Министра обороны в будущем сформулировал эти дефиниции.

Что же касается проблем профессионализма вообще и военного профессионализма в частности, то на Западе им посвящено большое количество специальной литературы, совершенно неизвестной у нас. В самом кратком виде взгляды на профессионализм в США сводятся к следующему.

Непременными атрибутами профессионализма считаются компетентность (наличие специальных знаний и академического образования), чувство ответственности и призвания, корпоративность (принадлежность к той или иной корпоративно-бюрократической структуре) и самоуправление. В свою очередь, эти признаки вполне конкретны по содержанию.

Компетентность . Эталоном профессионализма служат так называемые «ученые профессии » («learned professions »). Толковый словарь Уэбстера определяет их следующим образом:

Ученая профессия - это одна из трех профессий - теология, юриспруденция, и медицина, традиционно ассоциирующихся с интенсивной учебой и эрудицией; в широком смысле - всякая профессия, для приобретения которой считается необходимым академическое образование.

Профессиональная компетентность является частью общей культурной традиции общества. Профессионал может успешно применять свои знания, лишь осознавая себя частью этой более широкой традиции. Соответственно, профессиональное образование состоит из двух ступеней: первой, включающей широкую либеральную (общекультурную) подготовку, и второй, предоставляющей специальные знания по профессии. Либеральное образование профессионала обычно приобретается в общеобразовательных учреждениях. Вторая, техническая фаза профессионального образования, предполагает наличие специализированных учебных заведений.

Чтобы представить пропасть между советским (постсоветским) и американским понятием профессионального образования, достаточно вспомнить, какое образование дают наши профессионально-технические училища.

Чувство ответственности и призвания . Профессионал - это специалист-практик, предоставляющий населению услуги, такие, как здравоохранение, образование, правовая или военная защита, которые существенно важны для функционирования всего общества. Химик-исследователь, например, не является профессионалом, поскольку его деятельность хотя и полезна для общества, но не является жизненно необходимой. В то же время, существенно важный для общества характер услуг профессионала и его монополия на них налагают на профессионала обязанность предоставлять услуги по требованию общества. Эта ответственность перед обществом отличает профессионала от других специалистов, чей род занятий связан только с интеллектуальным мастерством. Тот же химик-исследователь по-прежнему остается химиком-исследователем, даже если он решит применить свои знания в антиобщественных целях. В этой связи должно быть ясно, насколько нелепо называть профессионалом, например, чеченского боевика или террориста, как мы это сплошь и рядом делаем.

Именно обязанность служить обществу и преданность своему призванию составляют главную мотивацию профессионала. Финансовая заинтересованность не может быть основной целью профессионала, если он настоящий профессионал.

Корпоративность и самоуправление . Отличительной чертой профессионализма является свойственное членам одной профессии «чувство органичного единения», попросту - коллективизма. Обладающие одной профессией отчетливо сознают себя в качестве группы с собственными критериями эффективности деятельности, отличной от непрофессионалов и членов других профессий. Это коллективное чувство является результатом длительных совместных тренировок и сотрудничества, а также осознания своей уникальной социальной ответственности.

Военная профессия обладает всеми тремя вышеназванными «родовыми» чертами всякой профессии. Однако каждая из них в силу специфики военной службы имеет свои особенности.

Мастерство офицера заключается в управлении вооруженным насилием, но не в применении насилия как такового. Стрельба из пулемета, гранатомета или танка - в основном техническое ремесло. Руководство мотострелковой или танковой ротой - это совершенно иной вид умения. Интеллектуальное содержание военной профессии ставит современного офицера перед необходимостью посвящать от трети до половины своей профессиональной жизни организованному обучению; вероятно, самое высокое соотношение между временем на обучение и на работу.

При этом, чем более крупными и сложными организациями для осуществления вооруженного насилия способен управлять офицер, чем шире диапазон ситуаций и условий, в которых он может быть использован, тем выше его профессиональное мастерство. Офицер, способный руководить лишь мотострелковым взводом, обладает столь низким уровнем профессионального мастерства, что оказывается на грани профессионализма. Офицер, который может управлять действиями воздушно-десантной дивизии или атомной подводной лодки, - высококвалифицированный профессионал. Генерал, который может руководить общевойсковой операцией с участием морских, воздушных и сухопутных сил, находится на высшей ступени своей профессии.

Для овладения военным мастерством требуется широкое гуманитарное образование. Способы организации и применения вооруженного насилия на любом этапе истории очень тесно связаны с культурой общества. Грани военного мастерства, так же, например, как и грани права, пересекаются с историей, политикой, экономикой, социологией и психологией. Кроме того, военные знания связаны c естественными науками, такими, как химия, физика и биология. Для должного понимания своего дела офицер обязан представлять, каким образом оно связано с другими областями знаний, а также как эти области знаний могут быть использованы в его целях. Он по-настоящему не разовьет своих аналитических способностей, интуиции и воображения, если будет тренироваться только в исполнении узкопрофессиональных обязанностей. Так же, как адвокат или врач, офицер постоянно имеет дело с людьми, что требует от него глубокого понимания природы человека, мотивации поведения, а это достигается либеральным образованием. Поэтому, так же как и общегуманитарное, либеральное образование стало предпосылкой овладения профессиями врача и юриста, оно считается необходимым элементом подготовки профессионального офицера.

Возможно, именно в этом заключено главное различие нашего и западного понимании сути военного профессионализма.

Зарождение военного профессионализма и профессионального офицерского корпуса приходится на начало XIX века. Его появление было вызвано тремя основными причинами:

  • ускоренным развитием военных технологий;
  • появлением массовых армий;
  • усилением институтов буржуазной демократии.

Военно-технический прогресс способствовал превращению армий и военно-морских флотов в сложные организационные структуры, включающие в себя сотни различных военных специальностей. Это породило потребность в специалистах по их координации. В то же время возрастающая сложность и комплексность военного дела практически исключала совмещение координационных функций с компетентностью во всех специализированных областях военной деятельности. Становилось все труднее оставаться экспертом по применению вооруженной силы в межгосударственных конфликтах и быть компетентным в сфере использования армии для поддержания внутреннего порядка в государстве и управления последним. Функции офицера начали дистанцироваться от работы полицейского или политика.

Возникновение массовых армий вело к вытеснению военачальника-аристократа, совмещавшего военное дело с занятиями придворного и землевладельца, офицером-специалистом, целиком посвятившим себя военному ремеслу. На смену сравнительно немногочисленным армиям XVIII века, состоявшим из рекрутов с пожизненным сроком службы, пришли солдаты-призывники, возвращавшиеся после нескольких лет военной службы к гражданской жизни. Обучение резко возросшего и постоянно обновляющегося потока новобранцев потребовало офицеров, целиком и полностью посвящающих себя военной службе.

Появление массовых армий изменило отношения офицерского корпуса и рядового состава с остальным обществом. В XVIII веке солдаты-наемники были своего рода прослойкой отверженных, а зачастую и просто отбросов общества, не имевших корней в народе и не пользовавшихся его доверием, а офицеры, напротив, в силу своего аристократического происхождения занимали привилегированное положение. В XIX веке их роли поменялись. Рядовой стал представителем самых широких слоев населения, по сути гражданином в форме, а офицеры превратились в замкнутую профессиональную группу (касту), живущую в своем мире и слабо связанную с жизнью общества.

Третьим фактором, способствовавшим утверждению профессионализма, стало укрепление демократических институтов на Западе. Идеологи буржуазной демократии, естественно, стремились максимально приблизить армию к обществу. Крайние формы этого стремления демократизировать армию - требования выборности офицеров. Так, в годы Американской революции офицеры американской милиционной армии выбирались населением, выборными были офицеры и в первые годы Французской революции.

Разумеется, принцип выборности офицеров так же несовместим с военным профессионализмом, как и их назначение в силу аристократического происхождения. Тем не менее, требование равного представительства населения во всех институтах власти, включая армию, разрушило монополию дворянского сословия на формирование офицерского корпуса. Именно борьба между буржуазией и аристократией за право определять офицерский состав армии, в ходе которой обе стороны были вынуждены идти на компромиссы, позволила офицерскому корпусу дистанцироваться от тех и других и строить армию в соответствии с собственными принципами и интересами.

Прародительницей военного профессионализма считается Пруссия. Некоторые исследователи (например, С. П. Хантингтон) называют даже точную дату его рождения - 6 августа 1808 года. В этот день прусское правительство издало указ о порядке присвоения офицерского звания, который с бескомпромиссной четкостью установил следующие базовые стандарты профессионализма:

Единственным основанием для присвоения офицерского звания отныне будет в мирное время - образование и профессиональные знания, а в военное время - выдающаяся доблесть и способность к постижению того, что требуется делать. Поэтому во всем государстве все лица, обладающие указанными качествами, имеют право на занятие самых высоких воинских должностей. Все существовавшие прежде в армии классовые привилегии и преференции отменяются, и каждый человек, независимо от своего происхождения, обладает равными правами и обязанностями .

Прусские военные реформаторы установили высочайшие для своего времени требования к образовательному уровню кандидатов в офицеры. Основной упор делался ими на обладание знаниями в гуманитарной и естественнонаучной областях и на способность к аналитическому мышлению. Кандидат в офицеры должен был иметь образование не ниже классической гимназии или кадетской школы.

Прусская система военного образования, отдававшая приоритет общеобразовательной подготовке и развитию аналитических способностей офицера перед собственно военными дисциплинами на первом этапе его учебы, была впоследствии заимствована и другими западными странами. Наиболее продвинулись в этом направлении США. И сейчас, при всем усложнении современного военного дела, в элитных американских военных академиях Вест-Пойнта, Аннаполиса и Колорадо-Спрингс собственно военные дисциплины занимают сравнительно скромное место. Зато по общеобразовательному уровню и престижности своих дипломов в обществе выпускники этих академий ни в чем не уступают выпускникам самых лучших и дорогих университетов Америки (Гарвардскому, Стэнфордскому или Йельскому).

Прусские реформаторы не ограничились установлением профессиональных стандартов допуска в офицерский корпус. Их следующим шагом стала разработка норм, регулирующих продвижение офицера по службе: введена строго соблюдаемая система экзаменов (письменных, устных, полевых и т.д.), без сдачи которых ни один офицер не мог получить повышение по службе. В 1810 году была также учреждена знаменитая Военная академия (Kriegsakademie ) для подготовки офицеров генерального штаба, куда мог поступить любой офицер после пяти лет военной службы. Разумеется, при условии сдачи строжайших экзаменов.

Офицер был обязан заниматься самообразованием. В частности, от него требовалось изучение иностранных языков, подготовка переводов или, хотя бы, обзоров иностранной военной литературы. Знаменитый германский генштабист фон Мольтке (старший), впоследствии получивший звание российского фельдмаршала, например, владел шестью иностранными языками (датским, турецким, французским, русским, английским и итальянским). Им был переведен с английского на немецкий 12-томный труд Гиббона «История падения Римской империи» и на основе собственного перевода оригинальных документов написана и издана история русско-турецкой войны 1828-1829 годов. Генштаб в централизованном порядке готовил и рассылал в войска реферативные обзоры иностранных военных газет, журналов и слушаний по военным и политическим вопросам в парламентах других стран. Офицеры, особенно офицеры Генштаба, регулярно посылались за границу для изучения иностранного опыта. Одним словом, прусские офицеры должны были быть в курсе развития военного дела за рубежом.

Пруссия - первая в мире страна, которая ввела воинскую повинность на постоянной основе. По закону от 3 сентября 1814 года все прусские подданные мужского пола были обязаны прослужить пять лет в регулярной армии (три года на активной службе и два года в резерве) и 14 лет в ополчении (ландвере).

Чтобы не отвлекать офицеров на рутинную подготовку и переподготовку призывного контингента, создается на постоянной основе многочисленный и привилегированный унтер-офицерский корпус. После подготовки в специальных школах унтер-офицер был обязан отслужить в этом качестве 12 лет, в течение которых он регулярно подвергался экзаменам и проверкам. После завершения воинской службы унтер-офицер получал специальный сертификат, гарантировавший его трудоустройство в гражданском секторе.

Главным толчком к прусским военным реформам послужило сокрушительное поражение, нанесенное прусским войскам французами под Иеной и Ауэрштадтом в октябре 1806 года Король Фридрих Вильгельм II приказал генерал-адъютанту Герхарду Йоганну фон Шарнхорсту разобраться в причинах поражения и представить план реформирования армии.

Одной из главных составляющих французских побед Шарнхорст назвал призывной характер французской армии, набиравшейся из граждан-патриотов, в то время как прусская армия комплектовалась в основном из маргиналов, в связи с чем общество рассматривало войну как дело короля и государства, а не всего народа.

Однако, наиболее революционным аспектом военной реформы Шарнхорста и его единомышленников был не перевод армии на призывную систему комплектования, а вывод о том, что гениальность в военном деле излишня и даже опасна. По мнению Шарнхорста, в современной войне успех приходит в конечном итоге не к полководцу-гению типа Наполеона с его интуитивным даром подбора талантливых военных самородков, которых он в двадцатилетнем возрасте производил в генералы и маршалы, а к армиям, состоящим из обычных людей, превосходящих противника в образованности, организации и непрерывном совершенствовании своего военного мастерства.

Так возникла классическая прусская военная школа, лишенная эмоциональных порывов, бессмысленного героизма, аморфных и неконкретных с профессиональной точки зрения идеологических догм и партийных пристрастий.

Шаг за шагом прежний аристократический дух прусского офицерского корпуса уступил место духу военной касты. Уже во второй половине XIX века линия раздела между офицерами аристократического и буржуазного происхождения была в основном размыта. Вместо военной аристократии по рождению появилась своего рода офицерская аристократия по образованию и достижениям в службе.

Прусская модель стала образцом для профессионализации офицерского корпуса в Европе и особенно в США. Конец XIX века можно считать периодом, когда военный профессионализм получил более или менее законченное развитие в армиях всех ведущих капиталистических государств мира.

Россия не осталась в стороне от этого триумфального шествия военного профессионализма. Его развитие в России связано прежде всего с именем генерала Д.А.Милютина, назначенного императором Александром II в 1861 году военным министром. Реформы Милютина, как и прусских реформаторов начала века, отталкивались от осознания банкротства существующей военной системы государства.

«Профессиональная» феодальная армия России, принудительно комплектуемая из крепостных крестьян для фактически пожизненной воинской службы и возглавляемая офицерами-дворянами, чье продвижение по службе определялось в первую очередь их местом в аристократической иерархии, оказалась в условиях бурного развития буржуазных государств-наций непригодной как инструмент войны, свидетельством чему стало поражение России в Крыму во время Восточной войны 1853–1856 годов.

За два десятилетия, в течение которых Милютин возглавлял военное ведомство, ему удалось сделать немало для того, чтобы у России появился профессиональный офицерский корпус.

Как и Шарнхорст, Милютин считал, что основой профессионализма является образование. Здесь ему предстояла титаническая работа, ибо в 1825–1855 годов, например, менее 30% российских офицеров получили хоть какое-то формальное военное образование. Милютин не только поставил присвоение офицерского звания в прямую зависимость от военного образования, но и реформировал всю систему последнего.

Старые кадетские корпуса, дававшие начальное и среднее образование и прививавшие автоматическое послушание посредством жесткого дисциплинарного воздействия, были упразднены. Вместо них Милютин создал военные гимназии, укомплектованные гражданскими преподавателями, задачей которых было преподавание прежде всего гуманитарных и естественных наук. Выпускники военных гимназий получали право на поступление во вновь созданные военные училища, где наряду с освоением военных предметов (стратегии, тактики, фортификационного дела и т.д.) они продолжали изучение иностранных языков, литературы и естественных наук. Одновременно открылись так называемые прогимназии с четырехлетним сроком обучения, где готовили для поступления в юнкерские училища, дававшие более упрощенное и менее престижное, чем военные училища, образование.

С 1874 года Милютин разрешил обучение во всех юнкерских и некоторых военных училищах представителей не только дворянского, но и других сословий, включая крестьянское. Целью министра было создание разносторонне образованного, социально ответственного офицерского корпуса, способного возглавить массовую армию с переменным личным составом и представляющего все слои общества. Потребность в такой армии стала особенно очевидной после впечатляющих побед Пруссии над Австрией в 1866 году и Францией в 1871 году. Решающим шагом в этом направлении было принятие по инициативе Милютина 4 января 1874 года Закона о всеобщей воинской повинности.

Реформы Милютина были первой и, к сожалению, последней попыткой построить российский офицерский корпус в соответствии с принципами военного профессионализма, утвердившимися в качестве универсальных к началу XX века во всех ведущих армиях мира.

Консервативный автократ Александр III, вступивший на престол в 1881 году после убийства своего отца-реформатора, сразу же уволил Милютина и подверг жесткой критике и пересмотру его реформы.

Военные гимназии были упразднены, а вместо них воссозданы старые кадетские корпуса уже без гражданских преподавателей. Программы преподавания как в кадетских корпусах, так и в военных училищах сократились за счет гуманитарных и естественнонаучных предметов. Была ужесточена военная дисциплина и вновь введены телесные наказания. Поступление в кадетские корпуса и военные училища опять стало доступным практически только дворянам. Единственный путь к офицерскому званию для представителей других сословий стал возможен через юнкерские училища. Однако путь этот был чрезвычайно затруднен. Выпускникам юнкерских училищ присваивалось звание подпрапорщика (подхорунжего), и для получения первого офицерского звания прапорщика (с 1884 года - подпоручика) или хорунжего они были обязаны прослужить несколько лет в войсках, в сущности, в качестве унтер-офицеров. Юнкерские училища были переведены из ведения главного управления военного образования в ведение военных округов, что также снизило уровень получаемого юнкерами образования.

Резко усугубились различия между офицерами-выпускниками кадетских корпусов и военных училищ, комплектовавшихся почти исключительно дворянскими детьми (в 1895 году 87% учеников кадетских корпусов и 85% курсантов военных училищ были дворянами) и выпускниками юнкерских училищ (доля дворян в которых сократилась с 74% в 1877 году до 53% в 1894 году) .

Так как выпускники военных училищ получали более качественное образование, чем юнкера, были теснее связаны с аристократической военной верхушкой, они имели больше возможностей для службы в элитных гвардейских частях и для поступления в военные академии.

Гвардейские офицеры, в отличие от обычного офицерства, обладали целым рядом преимуществ при продвижении по службе. Так, в гвардии отсутствовали промежуточные ступени между капитаном и полковником, при переводе гвардейского офицера в армейские части он немедленно повышался в чине независимо от имеющейся выслуги лет и т.п. Образ жизни гвардейских офицеров также заметно отличался от армейских. Отсюда лишь слегка замаскированный антагонизм между этими группами офицерства.

Естественно, что это не способствовало развитию таких неотъемлемых качеств профессионализма, как корпоративность и групповая идентификация.

Наличие многочисленных незаслуженных привилегий для части офицерского корпуса мешало развитию другого важного элемента профессионализма - стремлению к самообразованию как средству служебного роста. Есть немало доказательств того, что в 80-е и 90-е годы XIX столетия среди офицеров упал интерес к учебе и чтению специальной литературы. Согласно статистике, в 1894 году только 2% изданных в империи книг по названиям и 0,9% по тиражу имели отношение к военной тематике. Для сравнения: в 1894 году в России насчитывалось 34 тыс. офицеров, вдвое больше, чем докторов. И тем не менее в том же году книги на медицинскую тему составляли 9% названий и 3,7% тиража всех книжных изданий. В 1903–1904 годах было издано, соответственно, всего 165 и 124 книги на военную тему .

С начала 1880-х годов и вплоть до Первой мировой войны шло прогрессирующее падение престижности офицерской карьеры. Реакционный характер контрреформ в армии после отставки Милютина отталкивал либерально и идеалистически мыслящую образованную молодежь, предпочитавшую искать другие способы служения отечеству. Бурный рост торговли и промышленности в России в конце XIX века открывал немало возможностей для хорошего заработка и интересной работы в гражданском секторе.

К тому же, материальное положение основной массы офицеров стало крайне незавидным. Их денежное довольствие в конце XIX - начале XX века было самым низким по сравнению со всеми другими армиями Европы. Поэтому многие офицеры искали возможности перейти на более высокооплачиваемую службу в пограничных войсках, жандармерии и МВД.

В целом, если исходить из критериев профессионализма, следует признать, что своего пика (хотя и на невысоком уровне) военный профессионализм в России достиг в период милютинских реформ, после чего вплоть до настоящего времени происходила его то ускоряющаяся, то временно замедляющаяся деградация.

Возьмем Гражданскую войну. В Красной армии в этот период было еще много кадровых офицеров и генералов царской армии. Из 20 командующих фронтами их было 17. Все начальники штабов фронтов (22 человека) также были военными специалистами. Из 100 командармов раньше служили офицерами русской армии 82 человека, а из 93 начальников штабов армий - 77. Кадровые офицеры русской армии (И.И.Вацетис и С.С.Каменев) занимали пост главкома. Всего во второй половине Гражданской войны в Красной армии находилось от 150 до 180 тыс. человек начальствующего состава, из них 70–75 тыс. - бывших офицеров русской армии, в том числе около 10 тыс. кадровых офицеров и 60–65 тыс. офицеров военного времени .

Из кого же рекрутировался остальной командный состав Красной армии? По свидетельству Льва Троцкого, «лишенных военного образования командиров было к концу гражданской войны свыше 43%, бывших унтер-офицеров - 13%, командиров, прошедших советскую военную школу, - 10%, офицеров царской армии - около 34%» .

Впоследствии подавляющая часть царских офицеров была или изгнана из Красной Армии, или физически истреблена. К началу Великой Отечественной войны их осталось всего несколько сот человек.

Кто же пришел им на смену? За четыре года Гражданской войны подпоручик Михаил Тухачевский стал командующим фронтом, прапорщик Дмитрий Гай - командующим корпусом, подпоручик Иероним Уборевич - главнокомандующим армией Дальневосточной Республики, вообще не служивший в армии Виталий Примаков стал командующим корпусом.

5 августа 1921 года Тухачевский, никогда не учившийся в высшем учебном заведении, становится начальником Военной академии РККА.

Репрессированных полководцев-самоучек времен Гражданской войны сменили бывший унтер-офицер Георгий Жуков, ставший к концу войны командиром эскадрона. К этому же времени Константин Мерецков был помощником начальника штаба дивизии, Родион Малиновский - начальником пулеметной команды, будущий адмирал флота Иван Исаков командовал миноносцем на Каспии.

Очень хорошо описал этот процесс деградации командных кадров российской армии Андрей Кокошин. В 1996 году, будучи еще в должности первого заместителя министра обороны он говорил:

У нас было три категории командиров гражданской войны. Почти все командующие войсками и командармы, не говоря уже о начальниках штабов Красной Армии, были генералами или полковниками царской армии. Была вторая категория - это были поручики и подпоручики, ставшие командармами, комкорами, - Тухачевский, Уборевич. А дальше шли фельдфебели и вахмистры - Буденный, Тимошенко…

Между всеми этими тремя категориями существовала изначально глубокая вражда. В конце 20-х годов поручики, опираясь на фельдфебелей, решили свести счеты с генералами и полковниками. Тухачевский устроил разгром военной школы Свечина, он утверждал, что они «не марксисты». … Я считаю, что величайшей трагедией наших вооруженных сил было то, что такие люди, как Свечин и вся его школа, были уничтожены в 1928–1929 гг. В 1937 году и сами «поручики» были съедены «фельдфебелями». «Фельдфебелей» потом тоже съели. Между прочим, это нам до сих пор аукается. Ведь академии - это кузница кадров. Они должны иметь определенную преемственность, так же как штабы и высшие органы управления. Преемственность - в учебных программах, библиотечных фондах, документах, которые передают такие знания через поколения, от человека к человеку. Когда эту нить обрубают, следующим поколениям военачальников все приходится начинать с нуля. А когда дело доходит до войны, это неизменно означает войну большой кровью. Просто удивительно, что у нас на этой почве вырастали потом крупные военачальники вроде Жукова .

После Гражданской войны качество подготовки офицерского (командного) состава по сравнению с дореволюционным периодом резко снизилось. В военные училища в 20–30-х годах принималась молодежь, имеющая даже неполное среднее образование, а в училища военного времени вообще поступали без всяких конкурсов юноши после семилетки, зачастую сельской. Низкое качество обучения компенсировалось количеством выпускников. К 1938 году в СССР было 75 военных училищ, а в 1940 году их число возросло до 203, в которых обучалось около 240 тыс. курсантов.

В Великую Отечественную войну Красная армия вступила, имея 680 тыс. офицеров, а в течение только первого месяца войны было призвано из запаса еще 680 тысяч. Во всем гитлеровском вермахте (а не только на советско-германском фронте) насчитывалось на 1 декабря 1941 года, когда немцы стояли у ворот Москвы, всего 148 тыс. офицеров, из которых лишь 23 тысячи были кадровыми. Да и в армии Императора Николая II накануне Первой мировой войны было только 41 тыс. офицеров.

Не удивительно, что и потери советского офицерского корпуса в годы Великой Отечественной войны были чудовищными. По данным генерала армии И.Шкадова, за четыре года войны погибло и пропало без вести около миллиона офицеров и генералов . Согласно академику А.Н.Яковлеву, который служил командиром взвода во время войны, только лейтенантов - от младшего до старшего - погибло 924 тысячи .

Послевоенные годы привели к заметному повышению качества советского офицерского корпуса. Значительно возросли сроки обучения офицеров. В частности, были созданы высшие общевойсковые училища с продолжительностью обучения 4–5 лет. Сроки обучения в академии имени Фрунзе, открывавшей путь общевойсковому офицеру к командованию батальоном и полком, достигли трех лет, а в академии Генерального штаба - двух. Однако учеба во всех военных вузах, не считая занятий по марксизму-ленинизму, проводилась почти исключительно по военным и военно-техническим дисциплинам, в основном на основе сильно приукрашенного опыта Великой Отечественной войны. Мировой опыт военного строительства зачастую игнорировался, курсанты и слушатели были лишены возможности изучать иностранную военную литературу вследствие тотальной цензуры. Преподавание иностранных языков велось в крайне ограниченных объемах.

Было бы несправедливо, конечно, не сказать, что и в этих сложных условиях в армии были и есть грамотные, квалифицированные офицеры и генералы, для которых военная служба является призванием. Ведь, помимо формального образования существуют и самообразование, и боевой опыт, с которых, как показывает история становления военного профессионализма, и начиналось формирование профессионального офицерского корпуса. Иначе откуда бы появились такие реформаторы военного дела, как Гнейзенау и Шарнхорст в Пруссии, Милютин в России или Шерман в США.

Советская военная энциклопедия. - М.: Воениздат, 19Т. 5. С. 104.

Huntington S.P. The Soldier and the State: The Theory and Politics of Civil-Military Relations. Belknap/Harvard, Cambridge, 1985. Pp. 17-18.; или За профессиональную армию: Идеи Шарля де Голля и их развитие в ХХ веке. Российский военный сборник. Выпуск 14. - М.: Военный университет, Независимый военно-научный центр «Отечество и воин», ОЛМА-Пресс, 1998. С. 446; или Армия и военная организация государства. Отечественные записки. № 8, 2002. С.60.

Статья “Military professionalism” (Военный профессионализм) из International Military and Defense Encyclopedia (Международная военная и оборонная энциклопедия), под ред. Тревора Н. Дюпуи. Т. 5. С. 2194. Вашингтон, Изд-во Брэсси’с. 1993 г.

Статья “Armed forces and society” (Вооруженные силы и общество), из International Military and Defense Encyclopedia (Международная военная и оборонная энциклопедия), под ред. Тревора Н. Дюпуи. Т. 1. С. 188. Вашингтон, Изд-во Брэсси’с. 1993 г.

Huntington S.P. The Soldier and the State: The Theory and Politics of Civil-Military Relations. Belknap/Harvard, Cambridge, 1985. P. 30.

Всеподданнейший отчет о действиях военного министерства за 1885 г. Отчет о состоянии военно-учебных заведений. СПб., 1897. С. 8-9.

Книжный вестник. 1894. № 9. С. 329; Книжный вестник. 1904. № 12. С. 107-110.

Каватарадзе А.Г. Военные специалисты на службе Республике Советов. 1917-1920. М., 1988. С. 222.

Коммунист. 1991. № 9. С. 56.

Аргументы и факты. 1996. № 25. С. 3.

ГЛАВНАЯ ТЕМА

Начиная с перестройки, в СССР, а затем и в России стало модным для углубления аргументации в любой, в том числе военной, области ссылаться на зарубежный опыт. Однако даже не очень глубокое знакомство с практикой зарубежного военного строительства показывает, что никто у нас cерьезно опыт других стран не изучал и не изучает.

В конце 80-х — начале 90-х годов политиками и публицистами был выдвинут лозунг «Даешь профессиональную армию! », подхваченный молодыми офицерами— депутатами Верховного Совета СССР. Профессиональной при этом называли армию, комплектуемую контрактниками. Характерно название знаменитого указа Б. Ельцина от 16 мая 1996 года «О переходе к комплектованию должностей рядового и сержантского состава Вооруженных сил и других войск Российской Федерации на профессиональной основе».

И сейчас многие военные, политики и журналисты в своих выступлениях и публикациях ставят знак равенства между переводом армии на контрактную основу и созданием профессиональной армии.

В качестве образца профессиональной армии чаще всего приводят Вооруженные силы США. Однако называть американскую армию «профессиональной» по крайней мере некорректно.

Американские военные, включая аналитиков Пентагона и военных ученых, искренне изумляются, когда узнают, что в России американскую армию называют профессиональной. Офицеры же национальной гвардии, являющейся неотъемлемым компонентом Вооруженных сил США, оскорбленно возражают, что они никакие не профессионалы, а граждане в военной форме. В этом их обычно поддерживают и офицеры-резервисты.

На мою просьбу в Пентагоне дать разъяснение терминов «профессиональные вооруженные силы» и «профессиональный военный» пришел ответ, который привожу дословно: «Мы провели поиски официального толкования терминов “профессиональная армия / профессиональные вооруженные силы / профессиональный военный”.

Результаты нам показались интересными.

Выяснилось, что в Комитете начальников штабов таких терминов не употребляют. Не пользуются ими и спичрайтеры министра обороны, хотя они и оказали нам помощь в попытках найти ответ. Более того, эти спичрайтеры заинтригованы проблемой использования этих терминов в России, поскольку их использование русскими совершенно не отражает смысла, вкладываемого в них американцами. Тем не менее им пришлось признать, что какого-либо официального определения данных терминов не существует. Спичрайтеры, вероятно, попытаются добиться, чтобы аппарат министра обороны в будущем сформулировал эти дефиниции».

Причина недоумения американцев по поводу нашего использования термина «профессиональная армия» объясняется тем, что слово «профессиональный» в английском языке имеет совершенно иное значение, чем в русском.

В русском языке профессия — это, прежде всего, род трудовой деятельности, требующий определенной подготовки и являющийся основным источником существования. У нас даже в словарях указывается, что слово «профессия» происходит от латинского «professio», которое переводится как «объявляю своим делом». А между тем для американцев значение слова «профессиональный» другое, в русском языке не употребляемое, а латинское «professio» американские словари толкуют совершенно иначе, а именно как «публичное торжественное заявление», «обет».

Американец, например, никогда не скажет о ком-то, что он, например, «профессиональный политик». И если американец в ответ на вопрос, чем он занимается, вдруг заявит, что он — профессионал, то это означает, что перед вами священник, врач или юрист. Именно эти так называемые «ученые профессии» («learned professions») служат эталонами профессионализма. Толковый словарь Уэбстера определяет их следующим образом: «Ученые профессии — это одна из трех профессий — теология, юриспруденция и медицина, — традиционно ассоциирующихся с интенсивной учебой и эрудицией, в широком смысле — всякая профессия, для приобретения которой считается необходимым академическое образование».

Таким образом, между нашим и американским понятием профессионала лежит бездна. Чтобы вполне оценить ее глубину, достаточно вспомнить, какое образование дают наши профессионально-технические училища. Ни один американский военный не поймет, почему, например, в федеральной программе «Реформирование системы военного образования в Российской Федерации на период до 2010 года» от 27 мая 2002 года говорится о «военных образовательных учреждениях высшего профессионального образования». В его глазах профессиональное образование просто не может быть не высшим.

Это, конечно, вовсе не повод отказываться от принятого в России употребления слова «профессиональный». К тому же и западные европейцы нередко используют термин «профессиональный» в отношении армии в том же смысле, что и мы, т. е. имея в виду армию, укомплектованную по контракту.

Однако американцы используют термин «профессиональный» вовсе не в отношении комплектования армии рядовым и сержантским составом. Поэтому, услышав или прочитав на английском языке слова «профессиональный солдат», «профессиональный военный» (а эти слова, в отличие от выражения «профессиональная армия», в США употребляются весьма часто), не следует делать вывод, что имеются в виду военнослужащие-добровольцы (контрактники) в привычном для нас понимании. Ибо в данном случае речь может идти только об офицерах (реже о сержантах), и то далеко не всех. И только поняв, какой смысл вкладывают американцы в понятие «офицер-профессионал», начинаешь понимать, почему именно уровень развития военного профессионализма является тем критерием, по которому можно судить, насколько современной является та или иная армия.

Военному профессионализму на Западе, и вовсе не только в США, посвящено большое количество специальной литературы, совершенно неизвестной у нас. По всеобщему признанию, наиболее глубокой работой на эту тему является книга Сэмюэля Хантингтона «Солдат и государство», впервые изданная еще в1957году и давно уже признанная классикой.

У нас Хантингтон известен в основном как политолог, и прежде всего как разработчик теории неизбежности столкновения мировых цивилизаций, которая принесла ему всемирную славу и огромное число противников. Но для людей в форме и для военных социологов он прежде всего выдающийся военный теоретик, сформулировавший основные постулаты военного профессионализма и проследивший его развитие от самого зарождения в Пруссии в начале XIX века вплоть до настоящего времени. Не случайно его книга «Солдат и государство» включена в учебные программы ряда высших военно-учебных заведений армии США. Мне самому изучение работ Хантингтона, личные беседы с ним и сотрудниками возглавляемого им Института стратегических исследований в Гарварде помогли понять, что является самым главным в реформе российской армии. Это вовсе не ее комплектование на контрактной основе и даже не подготовка настоящих, т. е. кадровых, сержантов. Главное — это формирование современного профессионального офицерского корпуса. А что такое профессиональный офицер, Хантингтон показывает в публикуемой первой главе из книги «Солдат и государство», названной им «Офицерская служба как профессия». Прочитав ее, читатель сам может сделать вывод, в какой мере российский офицер соответствует хантингтоновским критериям профессионализма и нужно ли нам следовать этим критериям.

Американцы в принципе не отрицают возможности существования профессиональных армий, в том числе и американской, в будущем. Правда, серьезных дискуссий на эту тему в американской военной литературе мне не встретилось. Однако в частных беседах и на научных семинарах они вполне допускают такую возможность как следующую ступень развития военного профессионализма. Известный военный теоретик и бывший начальник штаба сухопутных войск США генерал Карл Вуоно рассматривает создание профессиональной армии как переход на высший уровень трехступенчатого развития современных армий. Первая ступень — это призывная армия, вторая ступень — добровольческая армия (т. е. нынешняя армия США). Третьей ступенью должна стать профессиональная армия.

Насколько я могу судить, сколько-нибудь конкретный образ такой профессиональной армии будущего в США еще не сформировался. Это понятно, учитывая, с какими огромными трудностями сопряжено создание такой армии, исходя из американских взглядов на военный профессионализм. Формирование такой армии, по-видимому, потребовало бы и изменений в Конституции США (отказ от национальной гвардии), и изменения всей системы военного образования (доведения уровня знаний и подготовки рядового и сержантского состава до уровня профессионального офицера, привитие рядовому и сержантскому составу профессиональной этики и т. д.). Ясно, что практически такие задачи американское общество пока перед собой ставить не может, хотя в самой идее создания профессиональной (т. е. укомплектованной по сути дела одними офицерами) армии ничего утопического нет.

Виталий Шлыков

© 1996 - 2013 Журнальный зал в РЖ, "Русский журнал" | Адрес для писем: [email protected]
По всем вопросам обращаться к Сергею Костырко | О проекте





Главной отличительной чертой офицера как такового была и есть, отмечал известный американский ученый С. Хантингтон, то, что он движим в своей деятельности не материальными стимулами и вознаграждением, а любовью к своей профессии, обязывающей его всецело посвящать себя служению обществу и стране, в рамках которой это общество формируется. Но и обществу со своей стороны приходится брать на себя формально или неформально обязательства по поддержанию офицерства в форме, достаточной для исполнения им своих функциональных обязанностей по организованной защите страны и достойного существования после отставки. В этом плане весьма показателен, на мой взгляд, опыт становления и развития офицерского состава в вооруженных силах США и отношения к нему в американском обществе.

В США положение военных и отношение гражданского общества к офицерскому составу определялись и определяются главным образом симбиозом развивающегося либерализма и сохраняющегося в разумной степени консерватизма. Со дня провозглашения независимости в 1776 году и через все критические периоды развития США как государства либерализм и консерватизм являлись и продолжают оставаться константами в американских гражданско-военных отношениях. При этом, независимо от того, какая политическая группировка находилась у власти, к числу приоритетов всегда принадлежали интересы национальной безопасности, необходимость роста военных расходов и всесторонняя поддержка офицерского состава, в том числе в плане повышения его профессионализма.
Тем более что усложнение вооружения и военной техники, военного искусства постоянно требовали от офицеров и особенно генералитета не только специальной подготовки, но и методичного повышения уровня знаний и расширения кругозора. Как следствие, общество воспринимает военных профессионалов не только как «человека с ружьем», но и как относительно прилично образованных людей. Тем не менее в США сохраняется искусственный барьер, возникший еще в эпоху борьбы за независимость и отделяюший военных от гражданских.
Именно в те годы в качестве героя-защитника нации американскому обществу стал навязываться образ не профессионального военнослужащего, а человека гражданского, либерального по своим взглядам, волею судьбы и обстоятельств вынужденного «одеть форму». Этот факт был подмечен известным в свое время американским историком Диксоном Уэктором, который писал: «...все великие национальные герои Америки, пожалуй за исключением Дж. Вашингтона, были либералами, а профессиональный солдат в таком качестве просто не котировался».
Определенной причиной существования барьера служит и беспрецедентный «гражданский контроль» над вооруженными силами в целом и их верхушкой (генералитетом) в частности. Если отцы-основатели США и авторы конституции первоначально даже не задумывались о такой проблеме, как возможность выхода военных из-под опеки гражданского общества при всеобщей одухотворенности населения, силой добившегося независимости, то по мере обособления офицерства в отдельную касту такая проблема начала вырисовываться все более четко. Американские руководители пришли к выводу о необходимости разделения власти в вопросах контроля и управления вооруженными силами. Считалось, что если федеральное правительство монополизирует власть над ВС, то относительная самостоятельность штатов окажется под угрозой; если президент монополизирует управление военной машины страны, он будет представлять серьезную угрозу законодателям, то есть конгрессу. Поэтому контроль над вооруженными силами постепенно был фрагментизирован и в известном смысле «размыт» между всеми властными институтами США.
Наконец существование барьера объясняется, как отмечает Хантингтон, устремленностью военного к достижению искомой цели - эффективности в бою, чему невозможно было найти аналога уже тогда в значительном перечне гражданских профессий. Отсюда отличие исторически сформировавшегося т.н. военного мышления от образа мыслей гражданского человека. Хантингтон подчеркивает, что, несмотря на факт множества образов мышления представителей гражданского общества в силу той или иной специфики их деятельности, уровней и качества образования, среды обитания и т.п., образ мышления военного профессионала универсален, конкретен и постоянен. Это, с одной стороны, сплачивает военных в некую специфическую среду или группу, а с другой - невольно делает их изгоями, отделенными от остального общества.
Такое двоякое отношение к себе не способствует единению военных и гражданских. Кристофер Кокер, профессор международных отношений Лондонской школы экономики, еще более пессиместичен. По его мнению, «в настоящее время военные в отчаянии от того, что все больше отдаляются от гражданского общества, которое должным образом не оценивает их и одновременно контролирует их думы и действия... Они удалены от общества, которое отказывает им в честно завоеванной славе». К.Кокер делает вывод: «Западный военный находится в глубоком кризисе в связи с эрозией в гражданском обществе образа бойца вследствие отбрасывания жертвенности и самоотдачи как примера для подражания». Казалось бы, из этого напрашивается простой вывод: приспосабливание профессиональных военных к ценностям гражданского общества. Но это, по мнению британского ученого, опасный путь решения проблемы, ибо военные должны рассматривать войну как вызов и свое предназначение, а не как работу по принуждению. Другими словами, они должны быть готовы к жертвенности.
Между тем, отмечают западные аналитики, в период «тотальной войны с терроризмом» гражданское общество свыкается с постоянной напряженностью, ожесточается, но одновременно почти с нескрываемым удовольствием возлагает обязанность ее ведения на профессиональных военных. Тем более что в гражданском обществе весьма популярен тезис о том, что «профессиональный военный не может не возжелать войны!» В действительности же, и это весьма четко и логично обосновывают некоторые западные аналитики, главным образом из числа «людей в форме», знаток военного дела, то есть военный профессионал, весьма редко относится к войне как к благу.
Он всегда настаивает на том, что грядущая опасность войны требует увеличения поставок ВВТ в войска, но при этом вряд ли будет выступать за войну, оправдывая возможность ее ведения расширением поставок вооружений. Военный профессионал всегда выступает за тщательную подготовку к войне, но никогда не считает себя полностью готовым к войне. И тем более любой военный высшего уровня руководства вооруженными силами всегда прекрасно осознает, чем он рискует, будь его страна втянута в войну. Победоносная или проигранная, в любом случае война потрясает военные институты государства куда в большей степени, чем гражданские. Видный французский политический мыслитель и историк Алексис де Токвиль в этой связи приводит слова одного из высших офицеров российской императорской армии о том, что тот «ненавидит войну, поскольку она портит армию», и тут же «горькие» слова американского морского офицера о том, что «Гражданская война в США превратила флот в руины». С. Хантингтон категоричен: «Только гражданские философы, публицисты и ученые, но не военные могут романтизировать и прославлять войну!»
Данные обстоятельства, продолжает свою мысль американский ученый, при условии имеющей место подчиненности военных гражданским властям, причем как в демократическом, так и тоталитарном обществах, вынуждают военных профессионалов вопреки разумной логике и расчетам беспрекословно «выполнять свой долг перед отечеством», а другими словами - потакать прихоти гражданских политиков. Наиболее поучительным примером из данной области, полагают западные аналитики, является положение, в котором оказался германский генералитет в 30-е годы прошлого века. Ведь немецкие высшие офицеры наверняка осознавали, что гитлеровская внешняя политика приведет к национальной катастрофе. И тем не менее, следуя канонам военной дисциплины, германские генералы усердно выполняли указания политического руководства страны, а некоторые даже извлекли из этого личную выгоду, заняв высокое положение в нацистской иерархии.
С. Хантингтон отмечает, что в целом в среде американских военных никогда не были популярны идеи экспансионизма. Они считали, что внешнеполитические проблемы должны решаться любым путем и только как крайнее средство - военным, то есть силой. Данный феномен объясняется глубоко укоренившимся в американском обществе идеализмом, склонным превращать т.н. справедливую (по мнению американцев) войну в «крестовый поход», сражение не за специфические цели национальной безопасности, а за «универсальные ценности демократии». Таковой для американских военных была Первая и Вторая мировые войны. Неслучайно верховный главком западных союзников в Европе генерал Дуайт Эйзенхауэр свои воспоминания назвал «Крестовый поход в Европу»! Подобное же отношение, но с известными издержками политического и морального характера в среде американских военных имело место в начальный период (после т.н. мегатерактов в сентябре 2001 года) «тотальной борьбы с терроризмом», приведшей к вторжению сначала в Афганистан, а затем в Ирак. Этого нельзя сказать ни о Корейской, ни о Вьетнамской войнах, пока наиболее крупных после Второй мировой, где к мнению военных мало прислушивались, да и «ореола святости дела», за которое порой приходилось умирать на поле боя, не наблюдалось.
В целом же в американском обществе, где всегда был достаточно развит культ «сильных мужчин», весьма популярны военные герои. Показательно, что почти треть президентов США до середины ХХ века в прошлом имели заслуги в качестве боевых командиров.

(Продолжение в следующем номере.)

В России воинские звания впервые были введены в тридцатые годы семнадцатого века в связи с формированием в Москве первых солдатских (пехотных) полков "нового строя".

Их старший командный состав вначале состоял в значительной мере из иностранных наёмников. Несколько позднее, например во время русско-польской войны 1654-67 годов, упор был сделан на национальные кадры .

В имевшихся к тому времени восьми солдатских, одном рейтарском и одном драгунском полках "нового строя", наиболее боеспособной части армии, более семидесяти процентов командного состава составляли русские дворяне.

Профессия офицера в Российском государстве в восемнадцатых - девятнадцатых веках, считалась одной из самых престижных.

Практически все мужчины царствовавшего более трёхсот лет в России дома Романовых состояли на воинской службе, имели чины и постоянно носили военную форму. Это же характерно и для большинства дворянских родов .

Даже у А. С. Пушкина, сугубо гражданского человека, великого поэта, все сыновья, внуки и многие правнуки стали профессиональными военными, а дочери и почти все многочисленные внучки вышли замуж за офицеров.

Из состоявших в 1897 году на действительной военной службе 43 720 офицеров и генералов 51,9% (22 290 человек) являлись потомственными дворянами, а в 1912 году представители этого высшего сословия России составляли около 70% офицерского корпуса.

Дворянство в России - А. С. Пушкин: Что такое дворянство? Потомственное сословие народа высшее, то есть награждённое большими преимуществами касательно собственности и частной свободы. Слово «дворянин» буквально означает «человек с княжеского двора» или «придворный». Дворяне брались на службу князем для выполнения различных административных, судебных и иных поручений

Во многих семьях профессия военного столетиями передавалась из поколения в поколение. Потомки гордились заслугами и боевыми подвигами своих предков, имена которых были хорошо известны не только в армии, но и в стране, всячески стремились стать достойными их светлой памяти...

В первой половине восемнадцатого века для подготовки офицеров из числа дворянской молодёжи был открыт ряд учебных заведений. Но они не могли в полной мере удовлетворить всё нараставшие потребности армии.

В середине сороковых годов девятнадцатого века проблема подготовка офицерских кадров ощущалась весьма остро.

Разработать её систем поручили начальнику главного штаба Я. И. Ростовцеву. в 1848 году были введены в действие подготовленные Ростовцевым "Наставления для образования воспитанников военно-учебных заведений ".

Но проблема осталась нерешённой: офицеров, окончивших военно-учебные заведения, оказалось в три раза меньше, чем офицеров, получивших чин другим путём.

Поэтому, во время военных реформ 1860-70 годов создаются новые военно-учебные заведения.

Уже в начале семидесятых годов девятнадцатого века они смогли ежегодно готовить до 2000 офицеров, то есть в 3,5 раза больше, чем во время Крымской войны.

Кры́мская война́ 1853-1856 годо́в, или Восто́чная война́ - война между Российской империей, с одной стороны, и коалицией в составе: Британской, Французской, Османской империй и Сардинского королевства, с другой. Наибольшего напряжения боевые действия достигли в Крыму. Русским войскам в ходе этой войны было нанесено несколько поражений, а по ее итогам 18 марта 1856 года был подписан Парижский трактат, по которому, Россия возвращала Турции крепость Карс взамен южной части Севастополя, уступала Молдавскому княжеству устье Дуная и часть Южной Бессарабии. Подтверждалась автономия Сербии и Дунайских княжеств. Чёрное море и проливы Босфор и Дарданеллы объявлялись нейтральными: открытыми для торгового мореплавания и закрытыми для военных судов, как прибрежных, так и всех прочих держав. Турция укрепила свои позиции на черном море.

Основная масса офицеров для заполнения вакансий командиров взводов и полурот поступала из военных училищ, число которых с 1863 года непрерывно возрастало.

К моменту введения в России закона о всеобщей воинской повинности (1874 год) в стране действовало 21 юнкерское училище (16 пехотных. 2 кавалерийских и 3 казачих).

Юнкерские училища предназначались для получения военного образования юнкерами (юнкер - не только учащийся Военного или Юнкерского училища Российской империи, но и чин/звание в Российской имп. армии) и унтер-офицерами из вольноопределяющихся перед производством их в офицеры. В юнкерские училища принимались нижние чины всех сословий и исповеданий (кроме иудейского), при удостаивании их к тому непосредственным начальством. Окончившие курс выпускались в свои полки подпрапорщиками, эстандарт-юнкерами и подхорунжими и производились в офицеры не иначе как по удостаиванию непосредственного начальства.

Курс обучения делился на три класса: общий (младший) и два специальных; летом юнкера выводились в полевые лагеря для тактических занятий и учений на местности.

Учебные программы предусматривали изучение общеобразовательных:

  • закон божий,
  • русский язык,
  • математика,
  • физика,
  • химия и другие

специальных дисциплин:

  • тактика,
  • военная история,
  • топография.
  • фортификация,
  • артиллерия,
  • военная администрация
  • военное законоведение
  • военная география

Во все времена существования России офицеры Русской армии считались образцом порядочности, честности и преданности отечеству. Русский офицер - высокоуважаемый член общества.

* Песня русского офицера из к/ф "Корона Российской Империи" в исполнении Владимира Ивашова.

В настоящее время

Главный долг любого офицера - защита своей родины.

Офицеры воспитывают подчиненных в частях и на кораблях по всему миру, это их основная обязанность. Они несут службу, очень опасную и напряженную, и их обязанность - вернуть солдат матерям.

Капитаны, капитан-лейтенанты, майоры, капитаны третьего ранга, полковники и капитаны первого ранга - те, кто лучше всего знает свою специальность и службу, те, кому начертаны великие задачи по воспитанию будущих поколений воинов.

У Суворова был учитель, у Кутузова был учитель, Колчака, Деникина, Туркула, Жукова, Конева, Рокоссовского - всех учили преподаватели. Что бы они достойно, как мы знаем из истории, защищали нашу страну на жарких передовых.

Знаменитые слова русского генерала:

"Мой символ краток: Любовь к Отечеству, свобода, наука и славянство" - М.Д. СКОБЕЛЕВ

Михаи́л Дми́триевич Ско́белев (17 сентября 1843 - 25 июня 1882) - русский военачальник и стратег, генерал от инфантерии (1881), генерал-адъютант (1878). Участник Среднеазиатских завоеваний Российской империи и Русско-турецкой войны 1877-1878 годов, освободитель Болгарии. В историю вошёл с прозванием «Белый генерал» (тур. Ak-paşa [Ак-Паша]), что всегда ассоциируется в первую очередь именно с ним. В сражениях он участвовал в белом мундире и на белом коне. Болгарский народ считает его национальным героем.