Шёл тысяча девятьсот сорок первый год. По нашей земле ходили немецкие солдаты, сжигали наши деревни и поселки, угоняли в плен детей и женщин. Сашкин отец ушел на фронт и сказал ему: «Береги маму, Санька!» Мальчик очень хотел к отцу на фронт, но никто серьезно с ним не разговаривал. Казавшийся очень взрослым пятиклассник Вовка, уходя на дежурство в народную дружину, как-то посоветовал ему: «А ты сбеги...» Пошутил рыжий Вовка, а Саньке запало в душу. Но зимой заболела мама, и он все время просидел с ней. Решил: «Вот закончу первый класс и сбегу». Потом прошел еще один военный год. Мама совсем выздоровела и работала на заводе. Отец писал письма с фронта и все повторял: «Вот победим в войне - соберемся втроем, и больше никогда не будем расставаться». Саньке хотелось, чтоб поскорей это сбылось. И весной сорок третьего года, Сашка с другом сбежали со школьных уроков и отправились на войну…..

Им удалось забраться в товарный поезд, но вскоре их поймали и отправили домой. По дороге Сашка убежал от сопровождающих: его уже никто не смог остановить, он ехал бить фашистов… Добравшись почти до самого фронта Саша встретил танкиста Егорова, который после госпиталя возвращался в свой полк. Санька рассказал ему грустную выдуманную историю о том, что отец его тоже танкист и сейчас на фронте, а маму он потерял во время эвакуации и остался совсем один.. Танкист решил привести Сашу к командиру, а тот уже решит, что с ним делать.

Когда Егоров рассказал своему командиру о Сашке, как тот хочет бить фашистов, как он сбегал от патрулей, какой он ловкий, тот спросил: -А сколько лет мальчику? Егоров ответил: -«Двенадцать». Командир сказал: - «Таким маленьким не место в армии. Поэтому мальчика накормить, а завтра отправить его в тыл!» От обиды Сашка чуть не расплакался. Всю ночь он думал как быть, и под утро, когда все спали, выбрался из блиндажа и стал пробираться в лес. Вдруг раздалась команда «ВОЗДУХ». Это немецкие самолеты стали бомбить позиции наших войск. Прямо над головой пролетали фашистские стервятники и сбрасывали бомбы. Сашка успел услышать, как вдалеке сержант Егоров искал его и звал «Сашка! Где ты? Вернись». Кругом взрывались бомбы, а Саша все бежал и бежал. Одна бомба разорвалась совсем близко и его отбросило волной в воронку от разорвавшейся бомбы. Несколько мгновений мальчик лежал без сознания, а когда открыл глаза то увидел в небе, как сбитый фашистский бомбардировщик падает, а от него отделяется парашютист и приземляется прямо на Сашку. Купол парашюта накрыл обоих. Когда фашист увидел мальчика, он стал доставать пистолет. Сашка изловчился и бросил ему в глаза горсть земли. Фашист на какое - то время потерял зрение и стал стрелять в слепую. И тут произошло невероятное. Кто-то перепрыгнул через Сашу и вцепился в немца. Завязалась борьба, а когда немец стал душить нашего солдата, Сашка взял камень и ударил фашиста по голове. Тот тут же свалился без сознания, из под него вылез сержант Егоров. Они связали немца и Егоров принес его к командиру. Когда командир спросил Егорова кто взял «языка» , тот гордо ответил: « САШКА!»

Так в двенадцать лет Сашка был зачислен сыном полка - в 50-й полк 11 - го танкового корпуса. И получил свою первую боевую награду медаль «ЗА ОТВАГУ», которую ему вручил командир перед всеми бойцами….

Солдаты сразу полюбили Сашу за его смелость и решительность, с уважением относились к нему и называли Сан Саныч. Дважды ходил он в разведку во вражеский тыл, причем оба раза с заданием справился. Правда, в первый раз чуть не выдал нашего радиста, которому нес новый комплект электрических батарей для рации. Встреча была назначена на кладбище. Позывной - утиное кряканье. На кладбище он добрался ночью. Картина ужасающая: все могилы разворочены снарядами... Вероятно, больше от страха, чем это было надо мальчик раскрякался так усердно, что не заметил, как сзади подполз наш радист и, зажав Сашке рот ладонью, прошептал: "Сдурел, парень? Где же это видано, чтобы утки ночью крякали?! Спят они по ночам!" Тем не менее, задание было выполнено.

В июне 1944 года 1-й Белорусский фронт начал подготовку к наступлению. Сашу вызвали в разведывательный отдел корпуса и представили летчику-подполковнику. Тот с сомнением смотрел на мальчугана, но начальник разведки заверил, что Сан Санычу вполне можно доверять, он "стреляный воробей". Летчик-подполковник рассказал, что фашисты недалеко от Минска готовят мощный оборонительный заслон. По железной дороге к фронту непрерывно перебрасывают технику. Разгрузку осуществляют где-то в лесу, на замаскированной железнодорожной ветке в 70 километрах от линии фронта. Эту ветку необходимо уничтожить. Но сделать это вовсе не просто. Парашютисты- разведчики с задания не вернулись. Авиационная разведка также не может ничего обнаружить, все замаскировано. Задача - в течение трех дней найти секретную железнодорожную ветку и обозначить место ее расположения, развесив на деревьях старое постельное белье.

Это дело, Саня, - словно издалека звучал голос командира, - мы решили поручить тебе. - И полковник положил свою большую руку ему на плечо.

Ночью группа разведчиков уходила на задание. Когда все было готово, к командиру группы подвели паренька.

Всю дорогу шли молча. Отряд растянулся цепочкой так, что Санька смог заметить лишь пожилого мужчину, да молоденького лейтенанта. Потом ему уже было с ними не по пути, и они расстались. Сан Саныча переодели во все гражданское, дали тюк постельного белья. Получился подросток-беспризорник, меняющий белье на продукты. Пробирался лесом вдоль основной железной дороги. Каждые 300 метров парные фашистские патрули. Изрядно вымотавшись, он днем задремал и чуть не попался. Очнулся от сильного пинка. Два фашистских полицая обыскали его, перетрясли весь тюк белья. Обнаруженные несколько картошин, кусок хлеба и сало тут же отобрали. Захватили и пару наволочек и полотенец с белорусской вышивкой. На прощанье "благословили":

Убирайся, щенок пока мы тебя не пристрелили!

Несколько километров пробирался он вдоль проволоки, пока не вышел к основной железнодорожной магистрали. Повезло: военный эшелон, загруженный танками, медленно свернул с основного пути и скрылся между деревьями. Вот она, загадочная ветка! Гитлеровцы замаскировали ее отменно. Ночью Санька забрался на верхушку дерева, растущего у стыка железнодорожной ветки с основной магистралью и развесил там первую простыню. К рассвету вывесил постельное белье еще в трех местах. Последнюю точку обозначил собственной рубашкой, привязав ее за рукава. Теперь она развевалась на ветру, как флаг. На дереве просидел до утра. Было очень страшно, но больше всего я боялся заснуть и прозевать самолет-разведчик. Самолет появился в срок. Фашисты его не трогали, чтобы не выдать себя. Самолет долго кружил поодаль, затем прошел над Сашкой, развернулся в сторону фронта и помахал крылышками. Это был условный сигнал: "Ветка засечена, уходи - будем бомбить! "

Сашка отвязал рубашку и спустился на землю. Отойдя всего километра два, услышал гул наших бомбардировщиков, и вскоре там, где проходила секретная ветка врага, полыхнули разрывы. Эхо их канонады сопровождало его весь первый день пути к линии фронта. На следующий день вышел к реке и перебравшись через нее, встретил наших разведчиков, с которыми вместе переходили линию фронта. По осунувшимся лицам Саня понял, что разведчики находятся у моста уже не один день, но ничего не могут сделать, чтобы уничтожить переправу. Подошедший эшелон был необычным: вагоны опломбированы, охрана эсэсовская. Не иначе как боеприпасы везут! Состав остановился, пропуская встречный санитарный поезд. Автоматчики из охраны эшелона с боеприпасами дружно перешли на противоположную от нас сторону - взглянуть, нет ли знакомых среди раненых. Сашка выхватил взрывчатку из рук бойца и, не дожидаясь разрешения, бросился к насыпи. Подлез под вагон, чиркнул спичкой... Тут вагонные колеса двинулись с места, с подножки свесился кованый сапог немца. Вылезти из-под вагона невозможно... Как же быть? Он открыл на ходу угольный ящик "собачник" - и залез туда вместе с взрывчаткой. Когда колеса глухо застучали по настилу моста, снова чиркнул спичкой и запалил бикфордов шнур. До взрыва остались считанные секунды. Выпрыгнул из ящика, проскочил между часовыми, и с моста - в воду! Ныряя раз за разом, поплыл по течению. Несколько охранников и часовых стреляли по уплывающему Сашке одновременно. И тут рванула взрывчатка. Вагоны с боеприпасами стали рваться, как по цепочке. Огненный смерч поглотил и мост, и поезд, и охрану.

Как ни старался Сан Саныч отплыть подальше, его догнал фашистский катер. Фашисты били Сашу и от побоев он потерял сознание. Озверевшие немцы затащили Сашу в домик на берегу реки и распяли: руки и ноги прибили гвоздями к стене у входа. Спасли Сан Саныча разведчики. Они увидели, что он попал в руки охраны. Внезапно атаковав домик, красноармейцы отбили Сашу у немцев. Они сняли его со стены, завернули в плащ-палатку и понесли на руках к линии фронта. По пути наткнулись на вражескую засаду. Многие погибли в скоротечной схватке. Раненый сержант подхватил и вынес Сашу из этого пекла. Спрятал его оставив ему свой автомат, пошел за водой, чтобы обработать Сашкины раны, но его убили фашисты…. Через некоторое время умирающего Сашу обнаружили наши солдаты и отправили в госпиталь, в далекий Новосибирск на санитарном поезде. В этом госпитале Сашка лечился пять месяцев. Так и не долечившись, он сбежал с выписывающимися танкистами, уговорив няню-бабушку принести ему старую одежонку, чтобы "погулять по городу".

Сан Саныч, догнал свой полк уже в Польше, под Варшавой. Его определили в танковый экипаж. Однажды, случайно он встретил того самого летчика- подполковника, который направлял его на задание. Тот очень обрадовался: « Я тебя полгода разыскиваю! Слово дал: если живой, обязательно найду!» Танкисты отпустили Сашку в авиаполк на сутки, там он познакомился с летчиками, которые разбомбили ту секретную ветку. Его задарили шоколадом, покатали на самолетах. Потом весь авиаполк построился, и Сан Санычу торжественно вручили орден Славы III степени.

На Зееловских высотах в Германии 16 апреля 1945 года, Саша подбил гитлеровский танк "тигр". На перекрестке два танка сошлись лоб в лоб. Сан Саныч был за наводчика, выстрелил первым и попал "тигру" под башню. Тяжеленный броневой "колпак" отлетел, как легкий мячик. В тот же день фашисты подбили и Сашкин танк. Экипаж, к счастью, уцелел полностью.

29 апреля Сашкин танк снова подбили фашисты. Весь экипаж погиб, в живых остался только Сашка, его израненного доставили в госпиталь. Он очнулся лишь 8 мая. Госпиталь находился в Карлсхорсте напротив здания, где подписывали Акт о капитуляции Германии. Раненые не обращали внимания ни на врачей, ни на собственные раны - прыгали, плясали, обнимали друг друга. Уложив на простынь, Сашку подтащили к окну, чтобы показать, как после подписания капитуляции выходит маршал Жуков. Это была ПОБЕДА!

В Москву Сан Саныч вернулся летом 1945 года. Долго не решался войти в свой дом на Беговой улице... Он не писал маме более двух лет, опасаясь, что она заберет его с фронта. Ничего так не боялся, как этой встречи с ней. Понимал, сколько горя принес он ей!.. Вошел бесшумно, как научили ходить в разведке. Но материнская интуиция оказалась тоньше - она резко обернулась, вскинула голову и долго-долго, не отрываясь, смотрела на Сашку, на его гимнастерку на которой красовались два ордена и пять медалей...

Куришь? - наконец спросила она.

Ага! - соврал Сашка, чтобы скрыть смущение и не расплакаться.

Ты такой маленький, защищал нашу РОДИНУ! Я так тобой горжусь, -сказала мама

Сашка обнял маму и они оба заплакали ……

Александр Александрович Колесников дожил до наших дней, о нем сняли художественный фильм «Это было в разведке». Обязательно посмотрите его.

В марте 1943 года мы с другом сбежали со школьных уроков и отправились на фронт. Нам удалось забраться в товарный поезд, в вагон с прессованным сеном. Казалось, все складывается благополучно, но на одной из станций нас обнаружили и отправили обратно в Москву.

На обратном пути я снова удрал на фронт - к отцу, служившему заместителем командира механизированного корпуса. Где я только не был, сколько дорог пришлось пройти пешком, проехать на попутных машинах: Однажды в Нежине случайно встретил раненого танкиста из части отца. Выяснилось, что батюшка получил от мамы известие о моем "героическом" поступке и пообещал устроить мне при встрече отменную "лупку".

Последнее существенно изменило мои планы. Недолго думая, я пристроился к танкистам, которые направлялись на переформирование в тыл. Рассказал им, что отец у меня тоже танкист, что маму потерял во время эвакуации, что остался совсем один: Мне поверили, приняли в часть сыном полка - в 50-й полк 11-го танкового корпуса. Так в 12 лет я стал солдатом.

Дважды ходил на разведку во вражеский тыл, причем оба раза с заданием справился. Правда, в первый раз чуть не выдал нашего радиста, которому нес новый комплект электрических батарей для рации. Встреча была назначена на кладбище. Позывной - утиное кряканье. Получилось так, что на кладбище я добрался ночью. Картина ужасающая: все могилы разворочены снарядами: Вероятно, больше от страха, чем исходя из реальной ситуации, начал крякать. Раскрякался так усердно, что не заметил, как сзади подполз наш радист и, зажав мне рот ладонью, прошептал: "Сдурел, парень? Где же это видано, чтобы утки ночью крякали?! Спят они по ночам!" Тем не менее, задание было выполнено. После удачных походов по вражеским тылам меня с уважением называли не иначе, как Сан Санычем.

В июне 1944 года 1-й Белорусский фронт начал подготовку к наступлению. Меня вызвали в разведотдел корпуса и представили летчику-подполковнику. Воздушный ас рассмотрел меня с большим сомненьем. Начальник разведки перехватил его взгляд и заверил, что Сан Санычу вполне можно доверять, что я уже давно - "стреляный воробей".

Летчик-подполковник был немногословен. Немцы под Минском готовят мощный оборонительный заслон. По железной дороге к фронту непрерывно перебрасывают технику. Разгрузку осуществляют где-то в лесу, на замаскированной железнодорожной ветке, в 60-70 километрах от линии фронта. Эту ветку необходимо уничтожить. Но сделать это вовсе не просто. Парашютисты-разведчики с задания не вернулись. Авиационная разведка также не может засечь эту ветку: маскировка выполнена безукоризненно. Задача - в течение трех дней найти секретную железнодорожную ветку и обозначить место ее расположения, развесив на деревьях старое постельное белье.

Меня переодели во все гражданское, дали тюк постельного белья. Получился подросток-беспризорник, меняющий белье на продукты. Линию фронта перешел ночью с группой разведчиков. У них было свое задание, и вскоре мы расстались. Пробирался лесом, вдоль основной железной дороги. Каждые 300-400 метров - парные фашистские патрули. Изрядно вымотавшись, днем задремал и чуть не попался. Очнулся от сильного пинка. Два полицая обыскали меня, перетрясли весь тюк белья. Обнаруженные несколько картошин, кусок хлеба и сало тут же отобрали. Захватили и пару наволочек и полотенец с белорусской вышивкой. На прощанье "благословили": - Убирайся, пока не пристрелили!

Тем и отделался. К счастью, полицаи не выворачивали мои карманы наизнанку. Тогда бы была беда: на подкладке кармана моей куртки была напечатана топографическая карта с расположением железнодорожных станций...

На третий день я наткнулся на тела парашютистов, о которых говорил летчик-подполковник.

Вскоре путь мне преградила колючая проволока. Началась запретная зона. Несколько километров пробирался вдоль проволоки, пока не вышел к основной железнодорожной магистрали. Повезло: военный эшелон, загруженный танками, медленно свернул с основного пути и скрылся между деревьями. Вот она, загадочная ветка!

Гитлеровцы замаскировали ее отменно. Более того, эшелон двигался "хвостом" вперед! Паровоз был расположен позади состава. Таким образом создавалось впечатление, что паровоз дымит на основной магистрали.

Ночью я забрался на верхушку дерева, растущего у стыка железнодорожной ветки с основной магистралью и развесил там первую простыню. К рассвету вывесил постельное белье еще в трех местах. Последнюю точку обозначил собственной рубашкой, привязав ее за рукава. Теперь она развевалась на ветру, как флаг.

На дереве просидел до утра. Было очень страшно, но больше всего я боялся заснуть и прозевать самолет-разведчик. "Лавочкин-5" появился в срок. Фашисты его не трогали, чтобы не выдать себя. Самолет долго кружил поодаль, затем прошел надо мной, развернулся в сторону фронта и помахал крылышками. Это был условный сигнал: "Ветка засечена, уходи - будем бомбить!"

Отвязал рубашку и спустился на землю. Отойдя всего километра на два, услышал гул наших бомбардировщиков, и вскоре там, где проходила секретная ветка врага, полыхнули разрывы. Эхо их канонады сопровождало меня весь первый день пути к линии фронта.

На следующий день вышел к реке Случь. Подсобных плавсредств, чтобы переплыть реку, не было. К тому же на противоположной стороне виднелась сторожка вражеской охраны. Примерно в километре, к северу, просматривался старый деревянный мост с единственной железнодорожной колеёй. Решил переехать через него на немецком поезде: прицеплюсь где-нибудь на тормозной площадке. Так я уже делал несколько раз. И на мосту, и вдоль железной дороги стояли часовые. Я решил попытать счастья на разъезде, где поезда останавливаются, пропуская встречных. Полз, прячась за кустами, по пути подкрепляясь земляникой. И вдруг прямо передо мной - сапог! Подумал, что это немец. Стал отползать назад, но тут услышал приглушенный доклад: - Еще один эшелон проходит, товарищ капитан!

От сердца отлегло. Я потянул капитана за сапог, чем не на шутку напугал его. Мы узнали друг друга: вместе переходили линию фронта. По осунувшимся лицам я понял, что разведчики находятся у моста уже не один день, но ничего не могут поделать, чтобы уничтожить эту переправу. Подошедший эшелон был необычным: вагоны опломбированы, охрана эсэсовская. Не иначе как боеприпасы везут! Состав остановился, пропуская встречный санитарный поезд. Автоматчики из охраны эшелона с боеприпасами дружно перешли на противоположную от нас сторону - взглянуть, нет ли знакомых среди раненых.

И тут меня осенило! Выхватил взрывчатку из рук бойца и, не дожидаясь разрешения, бросился к насыпи. Подлез под вагон, чиркнул спичкой: И тут вагонные колеса двинулись с места, с подножки свесился кованый сапог эсэсовца. Вылезти из-под вагона невозможно: Как же быть? Открыл на ходу угольный ящик-"собачник" - и залез туда вместе с взрывчаткой. Когда колеса глухо застучали по настилу моста, снова чиркнул спичкой и запалил бикфордов шнур.

До взрыва остались считанные секунды. Смотрю на горящий запальный шнур и думаю: ведь меня сейчас в куски разорвет! Выпрыгнул из ящика, проскочил между часовыми, и с моста - в воду! Ныряя раз за разом, поплыл по течению. Выстрелы часовых с моста перекликались с автоматными очередями эшелонных эсэсовцев. И тут рванула моя взрывчатка. Вагоны с боеприпасами стали рваться, как по цепочке. Огненный смерч поглотил и мост, и поезд, и охрану.

Как я ни старался отплыть подальше, меня настиг и подобрал катер фашистской охраны. К моменту его причаливания к берегу, невдалеке от сторожки, я уже потерял сознание от побоев. Озверевшие гитлеровцы меня распяли: руки и ноги прибили гвоздями к стене у входа. Спасли меня наши разведчики. Они увидели, что я уцелел от взрыва, но попал в руки охраны. Внезапно атаковав сторожку, красноармейцы отбили меня у немцев. Очнулся под печкой сожженного белорусского села. Узнал, что разведчики сняли меня со стены, завернули в плащ-палатку и понесли на руках к линии фронта. По пути наткнулись на вражескую засаду. Многие погибли в скоротечной схватке. Раненый сержант подхватил меня и вынес из этого пекла. Спрятал меня и, оставив мне свой автомат, пошел за водой, чтобы обработать мои раны. Вернуться ему было не суждено...

Сколько времени я пробыл в своем укрытии, не знаю. Терял сознание, приходил в себя, опять проваливался в небытие. Вдруг слышу: идут танки, по звуку - наши. Закричал, но при таком грохоте гусениц меня, естественно, никто не услышал. От перенапряжения в очередной раз потерял сознание. Когда очнулся, услышал русскую речь. А вдруг полицаи? Лишь убедившись, что это свои, позвал на помощь. Меня вытащили из-под печки и сразу отправили в медсанбат. Потом был фронтовой госпиталь, санитарный поезд и, наконец, госпиталь в далеком Новосибирске. В этом госпитале провалялся почти пять месяцев. Так и не долечившись, сбежал с выписывающимися танкистами, уговорив няню-бабушку принести мне старую одежонку, чтобы "погулять по городу".

Полк свой догнал уже в Польше, под Варшавой. Меня определили в танковый экипаж. Во время переправы через Вислу наш экипаж принял ледяную купель. От попадания снаряда паром крепко качнуло, и Т-34 нырнул на дно. Башенный люк, несмотря на усилия ребят, под давлением воды не открывался. Вода медленно заполняла танк. Вскоре она дошла мне до горла...

Наконец люк удалось открыть. Ребята вытолкнули меня на поверхность первым. Потом они по очереди ныряли в ледяную воду, чтобы зацепить трос за крюки. Затонувшую машину с большим трудом вытащили две сцепленные "тридцатьчетверки". Во время этого приключения на пароме я встретился с летчиком-подполковником, который когда-то отправлял меня на поиск секретной железнодорожной ветки. Как он обрадовался:- Я тебя полгода разыскиваю! Слово дал: если живой, обязательно найду!

Танкисты отпустили меня в авиаполк на сутки. Познакомился с летчиками, которые разбомбили ту секретную ветку. Меня задарили шоколадом, покатали на У-2. Потом весь авиаполк построился, и мне торжественно вручили орден Славы III степени. На Зееловских высотах, 16 апреля 1945 года, мне довелось подбить гитлеровский "тигр". На перекрестке два танка сошлись лоб в лоб. Я был за наводчика, выстрелил первым подкалиберным снарядом и попал "тигру" под башню. Тяжеленный броневой "колпак" отлетел, как легкий мячик.

В тот же день подбили и наш танк. Экипаж, к счастью, уцелел полностью. Мы сменили машину и продолжили участие в боях. Из этого, второго по счету танка, в живых осталось лишь трое:

К 29 апреля я уже был в пятом танке. Из его экипажа спасли лишь меня одного. Фаустпатрон разорвался в моторной части нашей боевой машины. Я находился на месте наводчика. Механик-водитель схватил меня за ноги и выкинул через передний люк. После этого начал выбираться сам. Но ему не хватило буквально нескольких секунд: начали рваться снаряды боеукладки и механик-водитель погиб. Очнулся в госпитале, 8 мая. Госпиталь находился в Карлсхорсте, напротив здания, где подписывали Акт о капитуляции Германии. Этот день не забыть никому из нас. Раненые, не обращали внимания ни на врачей, ни на медсестер, ни на собственные раны - прыгали, плясали, обнимали друг друга. Уложив на простынь, меня подтащили к окну, чтобы показать, как после подписания капитуляции выходит маршал Жуков. Позже вывели Кейтеля с его понурой свитой.

В Москву вернулся летом 1945 года. Долго не решался войти в свой дом на Беговой улице: Я не писал маме более двух лет, опасаясь, что она заберет меня с фронта. Ничего так не боялся, как этой встречи с ней. Понимал, сколько горя я ей принес! Вошел бесшумно, как меня научили ходить в разведке. Но материнская интуиция оказалась тоньше - она резко обернулась, вскинула голову и долго-долго, не отрываясь, смотрела на меня, на мою гимнастерку, награды:

Куришь? - наконец спросила она.

Ага! - соврал я, чтобы скрыть смущение и не выдать слез.

Через много лет я побывал на том месте, где был взорван мост. Разыскал сторожку на берегу. Она вся разрушена - одни развалины. Прошелся вокруг, осмотрел новый мост. Ничто не напоминало о страшной трагедии, разыгравшейся здесь в годы войны. И только мне было очень и очень грустно...

Мы дрались на истребителях

ДВА БЕСТСЕЛЛЕРА ОДНИМ ТОМОМ. Уникальная возможность увидеть Великую Отечественную из кабины истребителя. Откровенные интервью "сталинских соколов" - и тех, кто принял боевое крещение в первые дни войны (их выжили единицы), и тех, кто пришел на смену павшим. Вся правда о грандиозных воздушных сражениях на советско-германском фронте, бесценные подробности боевой работы и фронтового быта наших асов, сломавших хребет Люфтваффе.
Сколько килограммов терял летчик в каждом боевом...

Колесников Александр Иванович (сержант). Воспоминания.

В марте 1943 года мы с другом сбежали со школьных уроков и отправились на фронт. Нам удалось забраться в товарный поезд в вагон с прессованным сеном. Казалось, все складывается благополучно, но на одной из станций нас обнаружили и отправили обратно в Москву.

На обратном пути я снова удрал на фронт - к отцу, служившему заместителем командира механизированного корпуса. Где я только не был, сколько дорог пришлось пройти пешком, проехать на попутных машинах... Однажды в Нежине случайно встретил раненого танкиста из части отца. Выяснилось, что батюшка получил от мамы известие о моем "героическом" поступке и пообещал устроить мне при встрече отменную "лупку".

Последнее существенно изменило мои планы. Недолго думая, я пристроился к танкистам, которые направлялись на переформирование в тыл. Рассказал им, что отец у меня тоже танкист, что маму потерял во время эвакуации, что остался совсем один... Мне поверили, приняли в часть сыном полка - в 50-й полк 11-го танкового корпуса. Так в 12 лет я стал солдатом.

Дважды ходил на разведку во вражеский тыл, причем оба раза с заданием справился. Правда, в первый раз чуть не выдал нашего радиста, которому нес новый комплект электрических батарей для рации. Встреча была назначена на кладбище. Позывной - утиное кряканье. Получилось так, что на кладбище я добрался ночью. Картина ужасающая: все могилы разворочены снарядами... Вероятно, больше от страха, чем исходя из реальной ситуации, начал крякать. Раскрякался так усердно, что не заметил, как сзади подполз наш радист и, зажав мне рот ладонью, прошептал: "Сдурел, парень? Где же это видано, чтобы утки ночью крякали?! Спят они по ночам!" Тем не менее, задание было выполнено. После удачных походов по вражеским тылам меня с уважением называли не иначе, как Сан Санычем.

В июне 1944 года 1-й Белорусский фронт начал подготовку к наступлению. Меня вызвали в разведотдел корпуса и представили летчику-подполковнику. Воздушный ас рассмотрел меня с большим сомненьем. Начальник разведки перехватил его взгляд и заверил, что Сан Санычу вполне можно доверять, что я уже давно -"стреляный воробей".

Летчик-подполковник был немногословен. Немцы под Минском готовят мощный оборонительный заслон. По железной дороге к фронту непрерывно перебрасывают технику. Разгрузку осуществляют где-то в лесу, на замаскированной железнодорожной ветке в 60-70 километрах от линии фронта. Эту ветку необходимо уничтожить. Но сделать это вовсе не просто. Парашютисты-разведчики с задания не вернулись. Авиационная разведка также не может засечь эту ветку: маскировка выполнена безукоризненно. Задача - в течение трех дней найти секретную железнодорожную ветку и обозначить место ее расположения, развесив на деревьях старое постельное белье.

Меня переодели во все гражданское, дали тюк постельного белья. Получился подросток-беспризорник, меняющий белье на продукты. Линию фронта перешел ночью с группой разведчиков. У них было свое задание, и вскоре мы расстались. Пробирался лесом вдоль основной железной дороги. Каждые 300-400 метров -парные фашистские патрули. Изрядно вымотавшись, днем задремал и чуть не попался. Очнулся от сильного пинка. Два полицая обыскали меня, перетрясли весь тюк белья. Обнаруженные несколько картошин, кусок хлеба и сало тут же отобрали. Захватили и пару наволочек и полотенец с белорусской вышивкой. На прощанье "благословили":

Убирайся, пока не пристрелили!

Тем и отделался. К счастью, полицаи не выворачивали мои карманы наизнанку. Тогда бы была беда: на подкладке кармана моей куртки была напечатана топографическая карта с расположением железнодорожных станций...

На третий день я наткнулся на тела парашютистов, о которых говорил летчик-подполковник.

Вскоре путь мне преградила колючая проволока. Началась запретная зона! Несколько километров пробирался вдоль проволоки, пока не вышел к основной железнодорожной магистрали. Повезло: военный эшелон, загруженный танками, медленно свернул с основного пути и скрылся между деревьями. Вот она, загадочная ветка!

Гитлеровцы замаскировали ее отменно. Более того, эшелон двигался "хвостом" вперед! Паровоз был расположен позади состава. Таким образом создавалось впечатление, что паровоз дымит на основной магистрали.

Ночью я забрался на верхушку дерева, растущего у стыка железнодорожной ветки с основной магистралью и развесил там первую простыню. К рассвету вывесил постельное белье еще в трех местах. Последнюю точку обозначил собственной рубашкой, привязав ее за рукава. Теперь она развевалась на ветру, как флаг.

На дереве просидел до утра. Было очень страшно, но больше всего я боялся заснуть и прозевать самолет-разведчик. "Лавочкин-5" появился в срок. Фашисты его не трогали, чтобы не выдать себя. Самолет долго кружил поодаль, затем прошел надо мной, развернулся в сторону фронта и помахал крылышками. Это был условный сигнал: "Ветка засечена, уходи - будем бомбить!"

Отвязал рубашку и спустился на землю. Отойдя всего километра на два, услышал гул наших бомбардировщиков, и вскоре там, где проходила секретная ветка врага, полыхнули разрывы. Эхо их канонады сопровождало меня весь первый день пути к линии фронта.

На следующий день вышел к реке Случь. Подсобных плавсредств, чтобы переплыть реку, не было. К тому же на противоположной стороне виднелась сторожка вражеской охраны. Примерно в километре к северу просматривался старый деревянный мост с единственной железнодорожной колеёй. Решил переехать через него на немецком поезде: прицеплюсь где-нибудь на тормозной площадке. Так я уже делал несколько раз.

И на мосту, и вдоль железной дороги стояли часовые. Я решил попытать счастья на разъезде, где поезда останавливаются, пропуская встречных. Полз, прячась за кустами, по пути подкрепляясь земляникой. И вдруг прямо передо мной - сапог! Подумал, что это немец. Стал отползать назад, но тут услышал приглушенный доклад:

Еще один эшелон проходит, товарищ капитан!

От сердца отлегло. Я потянул капитана за сапог, чем не на шутку напугал его. Мы узнали друг друга: вместе переходили линию фронта. По осунувшимся лицам я понял, что разведчики находятся у моста уже не один день, но ничего не могут поделать, чтобы уничтожить эту переправу.

Подошедший эшелон был необычным: вагоны опломбированы, охрана эсэсовская. Не иначе как боеприпасы везут! Состав остановился, пропуская встречный санитарный поезд. Автоматчики из охраны эшелона с боеприпасами дружно перешли на противоположную от нас сторону - взглянуть, нет ли знакомых среди раненых.

И тут меня осенило! Выхватил взрывчатку из рук бойца и, не дожидаясь разрешения, бросился к насыпи. Подлез под вагон, чиркнул спичкой... И тут вагонные колеса двинулись с места, с подножки свесился кованый сапог эсэсовца. Вылезти из-под вагона невозможно... Как же быть? Открыл на ходу угольный ящик -"собачник" - и залез туда вместе с взрывчаткой. Когда колеса глухо застучали по настилу моста, снова чиркнул спичкой и запалил бикфордов шнур.

До взрыва остались считанные секунды. Смотрю на горящий запальный шнур и думаю: ведь меня сейчас в куски разорвет! Выпрыгнул из ящика, проскочил между часовыми, и с моста - в воду! Ныряя раз за разом, поплыл по течению. Выстрелы часовых с моста перекликались с автоматными очередями эшелонных эсэсовцев. И тут рванула моя взрывчатка. Вагоны с боеприпасами стали рваться, как по цепочке. Огненный смерч поглотил и мост, и поезд, и охрану.

Как я ни старался отплыть подальше, меня настиг и подобрал катер фашистской охраны. К моменту его причаливания к берегу, невдалеке от сторожки, я уже потерял сознание от побоев. Озверевшие гитлеровцы меня распяли: руки и ноги прибили гвоздями к стене у входа.

Спасли меня наши разведчики. Они увидели, что я уцелел от взрыва, но попал в руки охраны. Внезапно атаковав сторожку, красноармейцы отбили меня у немцев. Очнулся под печкой сожженного белорусского села. Узнал, что разведчики сняли меня со стены, завернули в плащ-палатку и понесли на руках к линии фронта. По пути наткнулись на вражескую засаду. Многие погибли в скоротечной схватке. Раненый сержант подхватил меня и вынес из этого пекла. Спрятал меня и, оставив мне свой автомат, пошел за водой, чтобы обработать мои раны. Вернуться ему было не суждено...

Сколько времени я пробыл в своем укрытии, не знаю. Терял сознание, приходил в себя, опять проваливался в небытие. Вдруг слышу: идут танки, по звуку - наши. Закричал, но при таком грохоте гусениц меня, естественно, никто не услышал. От перенапряжения в очередной раз потерял сознание. Когда очнулся, услышал русскую речь. А вдруг полицаи? Лишь убедившись, что это свои, позвал на помощь. Меня вытащили из-под печки и сразу отправили в медсанбат. Потом был фронтовой госпиталь, санитарный поезд и, наконец, госпиталь в далеком Новосибирске. В этом госпитале провалялся почти пять месяцев. Так и не долечившись, сбежал с выписывающимися танкистами, уговорив няню-бабушку принести мне старую одежонку, чтобы "погулять по городу".

Полк свой догнал уже в Польше, под Варшавой. Меня определили в танковый экипаж. Во время переправы через Вислу наш экипаж принял ледяную купель. От попадания снаряда паром крепко качнуло, и Т-34 нырнул на дно. Башенный люк, несмотря на усилия ребят, под давлением воды не открывался. Вода медленно заполняла танк. Вскоре она дошла мне до горла...

Наконец люк удалось открыть. Ребята вытолкнули меня на поверхность первым. Потом они по очереди ныряли в ледяную воду, чтобы зацепить трос за крюки. Затонувшую машину с большим трудом вытащили две сцепленные "тридцатьчетверки".

Во время этого приключения на пароме я встретился с летчиком-подполковником, который когда-то отправлял меня на поиск секретной железнодорожной ветки.

Как он обрадовался:

Я тебя полгода разыскиваю! Слово дал: если живой, обязательно найду!

Танкисты отпустили меня в авиаполк на сутки. Познакомился с летчиками, которые разбомбили ту секретную ветку. Меня задарили шоколадом, покатали на У-2. Потом весь авиаполк построился, и мне торжественно вручили орден Славы III степени.

На Зееловских высотах 16 апреля 1945 года мне довелось подбить гитлеровский "тигр". На перекрестке два танка сошлись лоб в лоб. Я был за наводчика, выстрелил первым подкалиберным снарядом и попал "тигру" под башню. Тяжеленный броневой "колпак" отлетел, как легкий мячик.

В тот же день подбили и наш танк. Экипаж, к счастью, уцелел полностью. Мы сменили машину и продолжили участие в боях. Из этого, второго по счету танка, в живых осталось лишь трое...

К 29 апреля я уже был в пятом танке. Из его экипажа спасли лишь меня одного. Фаустпатрон разорвался в моторной части нашей боевой машины. Я находился на месте наводчика. Механик-водитель схватил меня за ноги и выкинул через передний люк. После этого начал выбираться сам. Но не хватило буквально нескольких секунд: начали рваться снаряды боеукладки, и механик-водитель погиб. Очнулся в госпитале 8 мая. Госпиталь находился в Карлсхор-сте, напротив здания, где подписывали Акт о капитуляции Германии. Этот день не забыть никому из нас. Раненые не обращали внимания ни на врачей, ни на медсестер, ни на собственные раны - прыгали, плясали, обнимали друг друга. Уложив на простынь, меня подтащили к окну, чтобы показать, как после подписания капитуляции выходит маршал Жуков. Позже вывели Кейтеля с его понурой свитой.

В Москву вернулся летом 1945 года. Долго не решался войти в свой дом на Беговой улице... Я не писал маме более двух лет, опасаясь. что она заберет меня с фронта. Ничего так не боялся, как этой встречи с ней. Понимал, сколько горя принес я ей!.. Вошел бесшумно, как научили меня ходить в разведке. Но материнская интуиция оказалась тоньше - она резко обернулась, вскинула голову и долго-долго, не отрываясь, смотрела на меня, на мою гимнастерку, награды...

Куришь? - наконец спросила она.

Ага! - соврал я. чтобы скрыть смущение и не выдать слез. Через много лет я побывал на том месте, где был взорван мост, разыскал сторожку на берегу. Она вся разрушена - одни развалины. Прошелся вокруг, осмотрел новый мост. Ничто не напоминало о страшной трагедии, разыгравшейся здесь в годы войны. И только мне было очень и очень грустно...

Показать источник

Когда выкладываешь пост про Великую Отечественную войну, часто попадаются комментарии по поводу того что они не верят в зверства фашизма, про то что не могло быть так! Вечные слова о том, что все это советская пропаганда и прочее.
Такое впечатление, словно люди забыли, не видели, не читали...
Вот еще один пост, прочтите и подумайте, можно ли такое выдумать в детском возрасте...

В марте 1943 года мы с другом сбежали со школьных уроков и отправились на фронт. Нам удалось забраться в товарный поезд в вагон с прессованным сеном. Казалось, все складывается благополучно, но на одной из станций нас обнаружили и отправили обратно в Москву. На обратном пути я снова удрал на фронт – к отцу, служившему заместителем командира механизированного корпуса. Где я только не был, сколько дорог пришлось пройти пешком, проехать на попутных машинах... Однажды в Нежине случайно встретил раненого танкиста из части отца. Выяснилось, что батюшка получил от мамы известие о моем "героическом" поступке и пообещал устроить мне при встрече отменную "лупку".

Последнее существенно изменило мои планы. Недолго думая, я пристроился к танкистам, которые направлялись на переформирование в тыл. Рассказал им, что отец у меня тоже танкист, что маму потерял во время эвакуации, что остался совсем один... Мне поверили, приняли в часть сыном полка – в 50-й полк 11-го танкового корпуса. Так в 12 лет я стал солдатом.

Дважды ходил на разведку во вражеский тыл, причем оба раза с заданием справился. Правда, в первый раз чуть не выдал нашего радиста, которому нес новый комплект электрических батарей для рации. Встреча была назначена на кладбище. Позывной – утиное кряканье. Получилось так, что на кладбище я добрался ночью. Картина ужасающая: все могилы разворочены снарядами... Вероятно, больше от страха, чем исходя из реальной ситуации, начал крякать. Раскрякался так усердно, что не заметил, как сзади подполз наш радист и, зажав мне рот ладонью, прошептал: "Сдурел, парень? Где же это видано, чтобы утки ночью крякали?! Спят они по ночам!" Тем не менее, задание было выполнено. После удачных походов по вражеским тылам меня с уважением называли не иначе, как Сан Санычем.

В июне 1944 года 1-й Белорусский фронт начал подготовку к наступлению. Меня вызвали в разведотдел корпуса и представили летчику-подполковнику. Воздушный ас рассмотрел меня с большим сомненьем. Начальник разведки перехватил его взгляд и заверил, что Сан Санычу вполне можно доверять, что я уже давно "стреляный воробей". Летчик-подполковник был немногословен. Гитлеровцы под Минском готовят мощный оборонительный заслон. По железной дороге к фронту непрерывно перебрасывают технику. Разгрузку осуществляют где-то в лесу, на замаскированной железнодорожной ветке в 60-70 километрах от линии фронта. Эту ветку необходимо уничтожить. Но сделать это вовсе не просто. Парашютисты разведчики с задания не вернулись. Авиационная разведка также не может засечь эту ветку: маскировка выполнена безукоризненно. Задача – в течение трех дней найти секретную железнодорожную ветку и обозначить место ее расположения, развесив на деревьях старое постельное белье.

Меня переодели во все гражданское, дали тюк постельного белья. Получился подросток-беспризорник, меняющий белье на продукты. Линию фронта перешел ночью с группой разведчиков. У них было свое задание, и вскоре мы расстались. Пробирался лесом вдоль основной железной дороги. Каждые 300-400 метров парные фашистские патрули. Изрядно вымотавшись, днем задремал и чуть не попался. Очнулся от сильного пинка. Два полицая обыскали меня, перетрясли весь тюк белья. Обнаруженные несколько картошин, кусок хлеба и сало тут же отобрали. Захватили и пару наволочек и полотенец с белорусской вышивкой. На прощанье "благословили":
– Убирайся, пока не пристрелили!

Тем и отделался. К счастью, полицаи не выворачивали мои карманы наизнанку. Тогда бы была беда: на подкладке кармана моей куртки была напечатана топографическая карта с расположением железнодорожных станций... На третий день я наткнулся на тела парашютистов, о которых говорил летчик-подполковник. Герои-разведчики погибли в явно неравном бою. Вскоре путь мне преградила колючая проволока. Началась запретная зона! Несколько километров пробирался вдоль проволоки, пока не вышел к основной железнодорожной магистрали. Повезло: военный эшелон, загруженный танками, медленно свернул с основного пути и скрылся между деревьями. Вот она, загадочная ветка!

Гитлеровцы замаскировали ее отменно. Более того, эшелон двигался "хвостом" вперед! Паровоз был расположен позади состава. Таким образом создавалось впечатление, что паровоз дымит на основной магистрали. Ночью я забрался на верхушку дерева, растущего у стыка железнодорожной ветки с основной магистралью и развесил там первую простыню. К рассвету вывесил постельное белье еще в трех местах. Последнюю точку обозначил собственной рубашкой, привязав ее за рукава. Теперь она развевалась на ветру, как флаг. На дереве просидел до утра. Было очень страшно, но больше всего я боялся заснуть и прозевать самолет-разведчик. "Лавочкин-5" появился в срок. Фашисты его не трогали, чтобы не выдать себя. Самолет долго кружил поодаль, затем прошел надо мной, развернулся в сторону фронта и помахал крылышками. Это был условный сигнал: "Ветка засечена, уходи – будем бомбить! "

Отвязал рубашку и спустился на землю. Отойдя всего километра на два, услышал гул наших бомбардировщиков, и вскоре там, где проходила секретная ветка врага, полыхнули разрывы. Эхо их канонады сопровождало меня весь первый день пути к линии фронта. На следующий день вышел к реке Случь. Подсобных плавсредств, чтобы переплыть реку, не было. К тому же на противоположной стороне виднелась сторожка вражеской охраны. Примерно в километре к северу просматривался старый деревянный мост с единственной железнодорожной колеёй. Решил переехать через него на немецком поезде: прицеплюсь где-нибудь на тормозной площадке. Так я уже делал несколько раз. И на мосту, и вдоль железной дороги стояли часовые. Я решил попытать счастья на разъезде, где поезда останавливаются, пропуская встречных. Полз, прячась за кустами, по пути подкрепляясь земляникой. И вдруг прямо передо мной – сапог! Подумал, что это немец. Стал отползать назад, но тут услышал приглушенный доклад:
– Еще один эшелон проходит, товарищ капитан!

От сердца отлегло. Я потянул капитана за сапог, чем не на шутку напугал его. Мы узнали друг друга: вместе переходили линию фронта. По осунувшимся лицам я понял, что разведчики находятся у моста уже не один день, но ничего не могут поделать, чтобы уничтожить эту переправу. Подошедший эшелон был необычным: вагоны опломбированы, охрана эсэсовская. Не иначе как боеприпасы везут! Состав остановился, пропуская встречный санитарный поезд. Автоматчики из охраны эшелона с боеприпасами дружно перешли на противоположную от нас сторону – взглянуть, нет ли знакомых среди раненых.

И тут меня осенило! Выхватил взрывчатку из рук бойца и, не дожидаясь разрешения, бросился к насыпи. Подлез под вагон, чиркнул спичкой... Тут вагонные колеса двинулись с места, с подножки свесился кованый сапог эсэсовца. Вылезти из-под вагона невозможно... Как же быть? Открыл на ходу угольный ящик "собачник" – и залез туда вместе с взрывчаткой. Когда колеса глухо застучали по настилу моста, снова чиркнул спичкой и запалил бикфордов шнур. До взрыва остались считанные секунды. Смотрю на горящий запальный шнур и думаю: ведь меня сейчас в куски разорвет! Выпрыгнул из ящика, проскочил между часовыми, и с моста – в воду! Ныряя раз за разом, поплыл по течению. Выстрелы часовых с моста перекликались с автоматными очередями эшелонных эсэсовцев. И тут рванула моя взрывчатка. Вагоны с боеприпасами стали рваться, как по цепочке. Огненный смерч поглотил и мост, и поезд, и охрану.

Как я ни старался отплыть подальше, меня настиг и подобрал катер фашистской охраны. К тому моменту, когда он причалил к берегу невдалеке от сторожки, я уже потерял сознание от побоев. Озверевшие гитлеровцы меня распяли: руки и ноги прибили гвоздями к стене у входа. Спасли меня наши разведчики. Они увидели, что я уцелел от взрыва, но попал в руки охраны. Внезапно атаковав сторожку, красноармейцы отбили меня у немцев. Очнулся под печкой сожженного белорусского села. Узнал, что разведчики сняли меня со стены, завернули в плащ-палатку и понесли на руках к линии фронта. По пути наткнулись на вражескую засаду. Многие погибли в скоротечной схватке. Раненый сержант подхватил меня и вынес из этого пекла. Спрятал меня и, оставив мне свой автомат, пошел за водой, чтобы обработать мои раны. Вернуться ему было не суждено...

Сколько времени я пробыл в своем укрытии, не знаю. Терял сознание, приходил в себя, опять проваливался в небытие. Вдруг слышу: идут танки, по звуку – наши. Закричал, но при таком грохоте гусениц меня, естественно, никто не услышал. От перенапряжения в очередной раз потерял сознание. Когда очнулся, услышал русскую речь. А вдруг полицаи? Лишь убедившись, что это свои, позвал на помощь. Меня вытащили из-под печки и сразу отправили в медсанбат. Потом был фронтовой госпиталь, санитарный поезд и, наконец, госпиталь в далеком Новосибирске. В этом госпитале провалялся почти пять месяцев. Так и не долечившись, сбежал с выписывающимися танкистами, уговорив няню-бабушку принести мне старую одежонку, чтобы "погулять по городу".

Полк свой догнал уже в Польше, под Варшавой. Меня определили в танковый экипаж. Во время переправы через Вислу наш экипаж принял ледяную купель. От попадания снаряда паром крепко качнуло, и Т-34 нырнул на дно. Башенный люк, несмотря на усилия ребят, под давлением воды не открывался. Вода медленно заполняла танк. Вскоре она дошла мне до горла... Наконец люк удалось открыть. Ребята вытолкнули меня на поверхность первым. Потом они по очереди ныряли в ледяную воду, чтобы зацепить трос за крюки. Затонувшую машину с большим трудом вытащили две сцепленные "тридцатьчетверки".

Во время этого приключения на пароме я встретился с летчиком-подполковником, который когда-то отправлял меня на поиск секретной железнодорожной ветки. Как он обрадовался:
– Я тебя полгода разыскиваю! Слово дал: если живой, обязательно найду! Танкисты отпустили меня в авиаполк на сутки. Познакомился с летчиками, которые разбомбили ту секретную ветку. Меня задарили шоколадом, покатали на У-2. Потом весь авиаполк построился, и мне торжественно вручили орден Славы III степени.

На Зееловских высотах 16 апреля 1945 года мне довелось подбить гитлеровский "тигр". На перекрестке два танка сошлись лоб в лоб. Я был за наводчика, выстрелил первым подкалиберным снарядом и попал "тигру" под башню. Тяжеленный броневой "колпак" отлетел, как легкий мячик. В тот же день подбили и наш танк. Экипаж, к счастью, уцелел полностью. Мы сменили машину и продолжили участие в боях. Из этого, второго по счету танка, в живых осталось лишь трое...

К 29 апреля я уже был в пятом танке. Из его экипажа спасли лишь меня одного. Фаустпатрон разорвался в моторной части нашей боевой машины. Я находился на месте наводчика. Механик-водитель схватил меня за ноги и выкинул через передний люк. После этого начал выбираться сам. Но не хватило буквально не скольких секунд: начали рваться снаряды боеукладки, и механик-водитель погиб. Очнулся в госпитале 8 мая. Госпиталь находился в Карлсхорсте напротив здания, где подписывали Акт о капитуляции Германии. Этот день не забыть никому из нас. Раненые не обращали внимания ни на врачей, ни на медсестер, ни на собственные раны – прыгали, плясали, обнимали друг друга. Уложив на простынь, меня подтащили к окну, чтобы показать, как после подписания капитуляции выходит маршал Жуков. Позже вывели Кейтеля с его понурой свитой.

В Москву вернулся летом 1945 года. Долго не решался войти в свой дом на Беговой улице... Я не писал маме более двух лет, опасаясь, что она заберет меня с фронта. Ничего так не боялся, как этой встречи с ней. Понимал, сколько горя принес я ей!.. Вошел бесшумно, как научили меня ходить в разведке. Но материнская интуиция оказалась тоньше – она резко обернулась, вскинула голову и долго-долго, не отрываясь, смотрела на меня, на мою гимнастерку, награды...
– Куришь? – наконец спросила она.
– Ага! – соврал я, чтобы скрыть смущение и не выдать слез. Через много лет я побывал на том месте, где был взорван мост, разыскал сторожку на берегу. Она вся разрушена – одни развалины. Прошелся вокруг, осмотрел новый мост. Ничто не напоминало о страшной трагедии, разыгравшейся здесь в годы войны.

Когда война кончилась, юный партизан-герой носил на груди два ордена и пять медалей. Осень 1943 года…

До своей части сержант Егоров добирался на попутных машинах. Он возвращался из госпиталя. По дороге он подобрал парнишку лет двенадцати - попутчика. Парнишка убежал из дома на фронт. Сержант думал вначале сдать его патрулям в комендатуру, но парнишка уже сбегал и от патрулей и от коменданта, и Егоров решил взять его с собой - может, приживется у танкистов.

Чем дальше они шли, тем все отчетливее чувствовался фронт. По дорогам двигались грузовики с солдатами, танки, тягачи с артиллерией. Навстречу - санитарные фургоны с ранеными… Вдоль обочин дорог свежие воронки. Пепелища разоренных и сожженных деревень. Санька шагал, стараясь не обращать внимания на орудийный гул. - Дядя сержант! А фронт близко?

Фронт, где надо, - отвечал сержант.
- А на каком вы танке воевали? - спросил Санька. - На «Т-34»?
- На каком надо. Ты песенку про трех танкистов знаешь?
- Три веселых друга?
- Ну да. Это мы, значит: я, командир мой Юра Головин и стрелок наш Петро Коленич. Если ты им приглянешься, твое дело решенное. Понял?
- Чего не понять. Танкистом возьмут?
- Может, и танкистом,- сквозь улыбку проговорил Егоров. - Как себя покажешь…
50-й танковый полк 11-го гвардейского танкового корпуса расположился в лесу.

Когда оказались у танкистов, паренек ничего не разглядел. Было темно. Лил дождь. Замаскированные танки сливались с темнотой леса.
Санька с Егоровым зашли в блиндаж.
Тусклый свет от коптилки падал на спящих в блиндаже бойцов. Они спали в одежде, пристроившись на нарах как попало. Половина нар пустовала.
Сержант осторожно обошел спящих, заглянул в лица. Никто не проснулся.

В дальнем углу блиндажа Егоров заметил танкиста. Он сидел, привалившись спиной к стене, и не мигая, смотрел широко раскрытыми глазами в одну точку, Его глаза были без бровей и ресниц.
- Юрка! - Егоров радостно бросился к танкисту.
- Кто здесь?
- Я, товарищ лейтенант. Не признали?
- Егорушка! Вернулся!

Лейтенант неловко обнял сержанта и шумно вздохнул, сдерживая подкатившийся к горлу комок слез.

Егоров посмотрел на лейтенанта - следы ожогов розовыми пятнами были разбросаны по всему лицу. Егорову стало не по себе.
- Где Петро, товарищ лейтенант? Лейтенант отвел глаза. Сержант снял пилотку и опустился на нары.
- Кто еще?
- Все, кто остался, - здесь…

Егоров молча, окинул взглядом блиндаж.
- Вчера нам дали прикурить, Егорыч… Три наши машины сгорели.

Санька за спиной у сержанта шмыгнул носом…
- Кто это с тобой? - спросил лейтенант.
- Здравствуйте, - сказал Санька тихо и выглянул из-за спины.
- Кто это? Не вижу. Темно больно.
- Да пацан один. В одном эшелоне ехали. Шустрый малый…
- Что?
- Ну, паренек… пристал в дороге. Родителей нету. Потерял, говорит… И на фронт подался…
- Сколько лет?
- Двенадцать, - ответил за Егорова Санька, - с половиной.
- В общем-то, ему все четырнадцать можно дать…- сказал Егоров.- Крепкий парнишка.
- Ты серьезно?
- Юра, послушай!.. Его на моих глазах патрули ловили. Он от них сбегал. Он и в другой раз сбежит, и в третий…
- Слушай, сержант! - резко сказал лейтенант. - Сейчас же забирай мальчишку и топай назад. Ты меня понял, сержант?
- Понял, товарищ лейтенант…
- Стой! Ну, куда пойдешь? - посмотрев на мальчика, сказал лейтенант. - Твой Санька еле на ногах держится… Да и сам ты… Корми его и спать. Утром отведу. Все равно мне в санбат приказано…

На рассвете Санька осторожно выбрался из блиндажа. Оглянулся - никого.
Кругом стояла тишина. Солнце пробивалось сквозь деревья, и легкий туман окутывал сосны.
Вдали от блиндажа, шагов за сто, двигался часовой. Он, то исчезал за деревьями, то вновь появлялся, как привидение.

Из блиндажа выскочил сержант Егоров и, оглядываясь по сторонам, стал кричать:
- Санька! Санек! Са-нек! Эй, часовой! Мальчика не видел тут?..
- Воздух! - вдруг разнесся по лесу сигнал тревоги. - Воздух!

Приближался надрывный ноющий гул немецких самолетов.
Санька торопливо бежал по лесу все дальше и дальше от блиндажа, временами поглядывая вверх, в небо.
Гул самолетов словно подгонял его. Загрохотали зенитки.
Лес наполнился воем пикирующих бомбардировщиков.
Один за другим раздавались взрывы бомб то впереди, то позади…
Санька все бежал. Ему казалось, что самолеты прилетели разбомбить только его, Саньку.

Грохнуло где-то рядом.
Саньку подхватило волной и бросило на дно глубокой воронки.
Очнулся он от режущего звука снижающегося самолета. Немецкий бомбардировщик падал вниз, оставляя за собой черный шлейф дыма. Над лесом повис белый купол парашюта.
Немец упал в воронку, где, скорчившись, лежал Санька. Купол парашюта накрыл обоих.
Летчик, увидев на дне воронки мальчишку, стал торопливо расстегивать кобуру пистолета.
Санька, набрав в руки песку, швырнул немцу в глаза и бросился прочь из воронки. Ослепленный немец дико заорал и стал стрелять наугад.
В этот момент кто-то, перескочив через Саньку, прыгнул на летчика сверху, сшиб его с ног.

Санька едва увертывался от сапожищ дерущихся. Выбрав удачный момент, Санька ударил немца камнем по голове. Немец дернулся и притих. Из-под него выбрался Егоров. Сел на землю и сердито посмотрел на Саньку.
- Живой? - озабоченно спросил сержант.
- Живой…
- Побегай у меня еще…
- Больше не буду, - сказал Санька.
- Это ты его? Чем?
- Во, камнем, - показал Санька на свое оружие.
- А кто тебя просил? - сердито сказал Егоров. - Кто тебя просил? Его живого надо было взять!.. А ты? Может, думаешь, что я с ним не сладил бы? А?
- Нет, - ответил Санька. Немец застонал, заворочался.
- Живой! - радостно крикнул Санька.
- Сам вижу. У тебя портки без ремня держатся?
- Нет.
- Все равно. Давай сюда ремень! Они связали летчику руки за спину и, выбравшись из воронки, двинулись по лесу. Впереди понуро брел немец, позади него Егоров и Санька.

В землянку немецкий летчик вошел под конвоем мальчика.
- Здравствуйте, - сказал Санька, обращаясь к капитану, который сидел за столом и сворачивал с руки старый бинт.

В землянке было еще человек десять бойцов.
Капитан посмотрел на Саньку, на немца и, удивленный, проговорил.
- Интересные пироги с котятами! Здравствуй, малыш! Ты откуда?
- Сейчас придет дядя, - растерянно продолжал Санька, - он все скажет.

В землянку влетел Егоров.
- Товарищ капитан!..
- Вижу, - сказал капитан.
- А фрица-то он взял, - Егоров кивнул на мальчика.

Капитан снова посмотрел на Саньку. Тот обеими руками поддерживал штаны.
- Тебя как зовут, герой?
- Александр Колесников, - с готовностью ответил Санька, уже освоившись с обстановкой.
- А батьку как?
- Александр Колесников.
- Сан Саныч, значит?.. Так вот Сан Саныч, ты присядь пока, - и капитан поднялся, уступая свое место Саньке. - Садись, садись. Бинт крутить умеешь?
- Умею.

Капитан передал Саньке бинт, подошел к пленному и развязал ему руки.
Санька накручивал бинт, а сам все время поглядывал на капитана. Прогонит или не прогонит? Ну что они все не понимают, что ему, Саньке, очень необходимо быть на фронте… А может, не прогонит? Все-таки «языка» привели…

Капитан приказал пленному выложить содержимое карманов.
Летчик, трусливо озираясь по сторонам, поспешил выполнить приказание офицера.
На столе появились кожаный бумажник, зажигалка, пачка сигарет, мятая плитка шоколада…

Бойцы подошли к столу поближе. Один из них взял шоколад, сорвал обертку. Перехватив Санькин взгляд, протянул ему шоколад.
- Спасибо… - кивнул Санька и набросился на шоколад.

И тут же откуда-то появился котелок с кашей, куски черного хлеба, сахар, кружка с кипятком…
- Ешь, ешь, Сан Саныч. У разведчиков еды вдоволь…

Санька ел, не стеснялся. И как только он отрывался от еды и поднимал голову, на него смотрели добрые, подбадривающие глаза бойцов.

На другой день вечером у разведчиков была баня. Мылись основательно.
Санька, спрятавшись за бочку, брызгал оттуда холодной водой.
- Эй, Санька! - кричали ему. - Не балуй!..

Двое бойцов поймали Саньку и, разложив его на деревянных полатях, начали отдраивать мочалкой.
- Ой, мамочки, ой, щекотно! Ой, не могу! - кричал паренек и пытался вывернуться из крепких рук мойщиков.
- Ничего, терпи казак,- приговаривал Егоров. - Сейчас окатим тебя холодненькой. Будешь знать, как обливаться.

Когда распаренные, осоловевшие от жары разведчики выкатились в предбанник, Санька растерялся:
- А где моя одежда? - спросил он. Кругом на лавках лежала только военная форма…

Из бани вышли гурьбой. Санька шагал впереди разведчиков. Он был в новенькой с иголочки и аккуратно подогнанной по росту форме.

Егоров озорно скомандовал:
- Смирно! Равнение на Саньку!
- Гляди, ребята, кадровый военный.

…Однажды в перерыве между боями бойцы построились на лесной поляне.
Перед строем был выставлен столик, накрытый плащ-палаткой.
Командир полка майор Величко вызывал бойцов из строя и вручал им награды. Четким строевым шагом подходили они к столику, получали награды, и, как эхо, разносились по лесу слова:
- Служу Советскому Союзу!

Перед тем как вызвать очередного бойца, командир полка сделал паузу и, сдержав улыбку, с подъемом прочитал:
- Воспитанник Колесников!

Санька стоял в левом фланге среди разведчиков. Он не сразу понял, что это его.
- Воспитанник Колесников! - повторил майор.

Саньку подтолкнули из строя.
- Сан Саныч, топай!
- Я?..

Санька переборол волнение и, стараясь идти четко, зашагал к столику.
Строй затих и натянулся, как струна.
- Колесников Александр Александрович награждается медалью «За отвагу»!..

У Саньки не хватило дыхания ответить, как полагается в таких случаях.
Майор достал из коробки медаль и приколол ее Саньке на грудь. Потом подхватил мальчика и поставил на пенек рядом с собой.

Санька глядел на стоящих в строю бойцов… Как их много, новых товарищей, как улыбаются и подбадривают их глаза.
- Товарищи бойцы и командиры! Мы обратились к командованию за разрешением усыновить нашим полком Сашу Колесникова. Сегодня такое разрешение получено. Отныне Саша поставлен на все виды довольствия и приписан к нашему полку!..

Так Саша Колесников стал воспитанником 50-го полка.

Первое время, когда полк вышел на передний край, и началось наступление, Саню старались уберечь от опасности. Его-то отправляли «проследить» за ремонтом танков на базу, то посылали с поручением в штаб корпуса. Но Сан Саныч, как его любовно называли теперь все бойцы и командиры, пользовался любым случаем, чтобы попасть в боевые порядки танкистов.

Особенно он подружился с разведчиками и не раз просился взять его на задание. Но капитан Серов, с которым Санька встретился в землянке, и слушать ничего не хотел.

Тогда Санька решил действовать сам.

Однажды разведчики отправились на очередное задание.

Капитан объяснил обстановку.

На задание шли трое. Надо было срочно передать радистке, заброшенной в тыл к немцам, батарейки для рации - кончилось питание, и прекратилась связь.

Санька вертелся около разведчиков, пытаясь найти подходящий момент, чтобы напроситься на задание. Капитан Серов заметил его и тут же сообразил, что Санька может удрать с разведчиками.

Воспитанник Колесников! - позвал капитан.

Здесь! - откликнулся обрадованный Санька.
- Вот что, Сан Саныч! - сказал капитан.- Отнесешь срочное донесение в штаб полка. Лично майору Величко. В случае чего - уничтожить!

Капитан вырвал из блокнота листок. Примостившись на пеньке, что-то быстро написал, вложил в конверт и заклеил его.
- На! Мигом!

Санька пулей полетел по направлению к штабу, прячась ото всех, кто попадался ему на пути.
В штабе майор принял донесение, прочитал. Потом он вызвал вестового и, передав ему записку, приказал: «Распорядитесь там…»
- Пойдем, воин, - вестовой взял Саньку за руку, как маленького. - Компоту хочешь?

Он привел мальчика к себе в землянку, поставил перед ним кружку с компотом.
Санька сел за стол и вдруг увидел на столе записку, оставленную вестовым. «Задержите до утра…» - прочел Санька.
Отодвинув кружку с компотом, мальчик посмотрел на вестового. Тот возился с гимнастеркой у своего топчана…

Трое разведчиков - лейтенант Ковальчук, сержант Егоров и рядовой Брагин, оставив позади передовую линию наших окопов, уползали все дальше и дальше на немецкую сторону. Миновав по-пластунски нейтральную зону, они гуськом, друг за другом, приблизились к колючей проволоке.

В одном месте саперы вырезали едва заметный проход. Ковальчук, пропустив вперед Брагина и Егорова» оглянулся. Чуть уловимый шорох послышался в стороне.

Все замерли, Прислушались, Ничего. Показалось …

Вот окопы противника. Послышалась немецкая речь, музыка. Немцы, видимо, в землянке крутили патефон. Разведчики продолжали ползти дальше.

Неожиданно позади них вновь раздался подозрительный шорох. Ковальчук знаком приказал остановиться. Вынув финку, он исчез в темноте… Вернулся, волоча за шиворот, как щенка, мальчишку, который терпеливо молчал. Это был Санька в своей прежней одежонке с котомкой за плечами.

Разведчики переглянулись. Ковальчук уже собирался дать Саньке хорошего подзатыльника… Но в этот момент из темноты прямо на них надвинулась фигура немца в каске…

Брагин одним прыжком подлетел к фашисту, ударил финкой. Немец упал.
- Полундра! - шепотом скомандовал Ковальчук, и все четверо бросились прочь, скатились в овраг и залегли…

К городку, где находилась на конспиративной квартире радистка, добрались под вечер.
На разведку пошел сержант Егоров. Его ждали долго. Вернулся он часа в три ночи и рассказал, что на квартиру не пройти. Немцы арестовывают всех мужчин от 15 лет. Облава за облавой.

Отправили Саньку.
Под видом попрошайки Санька прошел по улицам, разыскал квартиру, передал девушке-радистке батарейки и вернулся к поджидавшим его в условленном месте разведчикам.

Задание было выполнено.
И хотя Сан Санычу попало от капитана Серова за самовольство, командование наградило его второй медалью «За отвагу».
Однажды Сан Саныча вызвали в штаб полка. Здесь, кроме майора Величко и капитана Серова, был незнакомый мальчику подполковник авиации.

Пока Саша докладывал о своем прибытии, все молчали и смотрели на него.

Потом подполковник подошел к Саньке.

Будем знакомь! Подполковник Чувилов.

Здравствуйте, - растерянно сказал Санька.

Капитан Серов подбадривающе подмигнул ему: «Ничего, мол, не дрейфь…»

Есть у нас к вам одно дело, товарищ воспитанник…- сказал подполковник и замолчал.

Капитан Серов отвернулся.

Взрослые словно не знали, как начать важный разговор с этим маленьким солдатом. А Санька стоял навытяжку и ждал.

Командир полка отошел к окну, стал закуривать. Он очень волновался… Наконец подполковник Чувилов объяснил задание…

Летом 1944 года наша армия била фашистов на всех направлениях.

Перед летним наступлением войск 1-го Белорусского фронта командование поручило полковым разведчикам особое задание…

В тылу у немцев к фронту тянулась железная дорога. По донесениям разведки стало известно, что где-то от этой дороги отходит в лес небольшая ветка, построенная военнопленными.

На эту ветку сворачивали эшелоны с танками и боеприпасами. Обнаружить ее с воздуха наши самолеты-разведчики никак не могли. Она пролегала в лесу и была тщательно замаскирована сверху и усиленно охранялась с земли.

А в конце ветки - видимо, в глубине леса - находились разгрузочные платформы. Там немцы сосредоточили технику и склады боеприпасов.

Все это надо было уничтожить перед наступлением наших войск. Но летчики до сих пор не знали, где начиналась и где кончалась эта таинственная ветка…

Санька подполз к шоссе, выбрался на него и как ни в чем небывало зашагал к разъезду. Из-за поворота показались немецкий бронетранспортер и пеленгатор. Поравнявшись с мальчиком, машины остановились, и из люка бронетранспортера вылез офицер.
- Эй, мальшик! - крикнул он. - Ком, ком.

Санька спокойно подошел к машинам. В старенькой своей одежде, в стоптанных, перевязанных веревками ботинках, с котомкой в руках, он ничем не отличался от мальчишек-беженцев, нищенствующих по дорогам оккупированных немцами районов.
- Вас махт ду? Что делаль здесь? Ты!
Санька, молча, развязал узелок, показал на корки хлеба, огрызки яблок…
Офицер брезгливо поморщился…
- Иди на хауз! Ты! Домой! - крикнул офицер Саньке. - Иди! А то пу-пу!

Бронетранспортер медленно двинулся вдоль шоссе.
Санька повернулся спиной к машинам и пошел, как ни в чем не бывало по шоссе…
Неожиданно он остановился, обернулся- никого! Крякнул по-утиному. И сразу же бесшумно, как призраки, разведчики в маскхалатах пересекли шоссе и скрылись в лесу.

С группой разведчиков Санька расстался у реки и двинулся к железнодорожной линии самостоятельно. Он переплыл две реки и, пробираясь лесом, наткнулся на заграждения из колючей проволоки.

Где-то здесь от разъезда отходила ветка, которую искали разведчики…

Тщательно скрываясь от охраны, он прошел вдоль колючей проволоки километра два и обнаружил конечную станцию железнодорожной ветки: платформы, танки, склады боеприпасов.

Санька должен был в разных местах вокруг этого участка взобраться на деревья и привязать на их верхушках наволочки - опознавательные знаки для наших самолетов. Они будут пролетать рано утром и, если заметят знаки, то покачают крыльями.
Когда стемнело, он взобрался на деревья и развесил наволочки.
До рассвета Санька остался на дереве, недалеко от железнодорожной ветки. Чтобы не свалиться, он привязал себя к стволу и заснул.

Маленький солдат спал крепко.
А сны, впервые за все это время, наплывали один за другим и уносили его в сторону детства, словно не было войны, воздушных тревог, бомбежек…

Санька плыл над Москвой, по ее улицам, мимо своей школы, мимо ипподрома на Беговой улице, куда он бегал с мальчишками со двора смотреть на лошадей… Вот и дом, в котором он жил. В окне он увидел маму… Она что-то ему говорила, звала, а он не слышал и все плыл и плыл…

И все вдруг исчезло. Санька протер глаза, осмотрелся: кругом шумели верхушки деревьев, перекатывались волнами от ветра, а над всем этим морем зелени светлело утреннее небо.
Санька прислушался и в тишине утра услышал далекий гул самолета. Гул приближался. Санька вспомнил, что сейчас, верно, время лететь нашему разведчику.
В рассветном небе скользил ястребок. Он прошелся в стороне от леса, потом, снижаясь, пролетел над Санькой, закачал крыльями.
«Ясно! Понял! - пронеслось в сознании мальчика. - Задание выполнено!..»

Затявкали где-то в стороне немецкие зенитки, но ястребок уже набрал высоту.
Саньке нужно было уходить немедленно и как можно дальше от этого места. С минуту на минуту должны были прилететь наши бомбардировщики, и тогда…
Санька хотел слезть с дерева, но вдруг совсем рядом раздалась немецкая речь.

Под деревом расположились солдаты. Отставив карабины и сняв сапоги, они отдыхали, о чем-то переговариваясь.
Один из них лег на спину, закинул руки под голову и смотрел в небо… Вдруг он вскочил.
Оба прислушались. Отдаленный мощный гул самолетов наполнял тишину утра. Немцы бросились бежать…
Санька соскользнул с дерева и кинулся в другую сторону.
Лес загудел от взрывов.

Бомбардировщики с ревом проносились над лесом, освобождаясь от своего груза. В огне метались охваченные паникой немцы.

Санька добрался до железнодорожной линии и пополз вдоль нее, временами скатываясь в свежие воронки, спасаясь от разрывов бомб.
А разведчики находились километрах в двадцати от места бомбежки в засаде у железнодорожного моста. Они ничего не знали о задании, которое получил Санька, и готовились выполнить свое - взорвать мост…

Они лежали в кустах вторые сутки, наблюдая за охраной моста. И вдруг…
- Сан Саныч! - сдерживая крик, ахнул Егоров.- Откуда?
- С того света. Здравствуйте! - улыбнулся Санька. Он только что выполз из кустов.
- Чертенок,- проговорил радостно Егоров. - Я так и знал, что он нас найдет.
- Это что? - паренек пододвинул к себе брезентовую сумку.
- Не тронь! Взрывчатка!
- Она-то мне и нужна. Бывайте здоровы …
- Стой!

Но Санька подхватил сумку и побежал к разъезду перед мостом, у которого остановились два состава. Один был товарником. Другой, со стороны фронта вез раненых. Охрана товарняка на несколько минут отвлеклась, разглядывая раненых…

Разведчики видели, как Санька подполз к насыпи, вскарабкался под товарняк и забрался в ящик под вагоном.
В ту же секунду состав дернулся и, набирая скорость, пошел в сторону моста… Ушел с разъезда и состав с ранеными.
Товарняк миновал линию заграждений… Паровоз приближался к мосту…

Положив сумку на дно ящика, Санька достал бикфордов шнур и стал его поджигать. Это никак не удавалось сразу: в ящике было неудобно, да к тому же на стыках рельсов вагон трясло, и спички, то и дело ломались.

Расстояние до моста сокращалось.
«Неужели не успею?» - спрашивал себя Санька.
Он зубами откусил половину шнура, чтоб было короче. Наконец, зажег его. Шнур зашипел…
Паровоз въехал на мост и потянул за собой состав.
Санька глянул вниз - замелькали над водой шпалы…
С моста в воду упала маленькая фигурка, и тут же раздались выстрелы охраны. Вслед за ними мощный взрыв заглушил все - стали рваться вагоны со снарядами, налетая друг на друга, сваливаясь в воду…
Когда дым от взрывов рассеялся, разведчики увидели - моста как не бывало.

На разъезде началась паника.
Охранники видели, как в воду упал человек. И сейчас же к реке кинулась группа солдат.
Разведчики встали во весь рост и открыли огонь по бегущим немцам…

С противоположного берега реки двинулся катер, скрылся за излучиной, и там немецкие солдаты подобрали и втянули на борт катера Саньку. Он был без сознания.
- Это невозможно, - сказал фашистский офицер, глядя то на мальчика, то на разрушенный мост, где все еще продолжали рваться снаряды в обрушившихся в воду вагонах.

Разведчики, перейдя реку, осторожно подползли к небольшому дому, залегли. Они видели, как причалил к берегу катер, как немцы внесли мальчика в дом, выставили охрану.
Лейтенант Заварзин тихо скомандовал:
- Оставить автоматы. Взять только ножи. Двое со мной, остальные прикрывают.

Без звука сняв охрану дома, разведчики осторожно подошли к дверям.
Первым ворвался в сторожку Егоров. То, что он увидел, заставило закричать его от ужаса и ненависти: на стене был распят Санька, и фашист колотил молотком по пальцам мальчика.

Палачи оторопели от появления советских разведчиков. Не успели они опомниться, как уже валялись на полу мертвыми.
Не скрывая слез, друг от друга, Заварзин, Егоров и Брагин сняли Саньку со стены, завернули в плащ-палатку и стали уходить.
Саша Колесников был без сознания. Он изредка стонал и все просил чуть слышно:
- Пить! Пить!

У речушки, через которую надо было переправиться, разведчики нарвались на засаду.
Завязалась перестрелка. Спасая мальчика, почти все погибли в этом бою. Погиб и Егоров.
Пока группа отбивалась, двое разведчиков уходили вглубь леса, унося на плащ-палатке Саньку.

Саньку долго лечили в госпитале, в Новосибирске. А когда он окреп, встал на ноги, то снова вернулся в свою часть.
Наши войска уже били немцев в Польше, Венгрии, Чехословакии, освободив полностью советскую землю от фашистских захватчиков.
Много еще прошагал по военным дорогам воспитанник 50-го полка Саша Колесников. Стрелком-радистом в танке дрался он под Берлином. Был тяжело ранен. Снова попал в госпиталь.