Пока одни пытаются доказать, что завоевания Чингисхана не было, а Батый - это переодетый Александр Невский, другие пишут исследования об этом, исходя из исторических источников.

Вот, например, текст, описывающий поход Батыя в Венгрию.
Вторжение армий Батыя в Венгрию началось в марте 1241 года. Татары легко преодолели так называемые Русские ворота - Верецкий перевал в Карпатах, разделявший Венгрию и Русь. «У них было сорок тысяч воинов, вооружённых секирами, которые шли впереди войска, валя лес, прокладывая дороги и устраняя с пути все препятствия, - рассказывает архидиакон Фома Сплитский. - Поэтому они преодолели завалы, сооружённые по приказу короля, с такой лёгкостью, как если бы они были возведены не из груды мощных елей и дубов, а сложены из тонких соломинок; в короткое время они были раскиданы и сожжены, так что пройти их не представляло никакого труда. Когда же они встретились с первыми жителями страны, то поначалу не выказали всей своей свирепой жестокости и, разъезжая по деревням и забирая добычу, не устраивали больших избиений».

Но то было лишь начало. Татарские войска наступали на Венгрию с нескольких направлений. Сын Угедея Кадан (особо проявивший себя в ходе этой кампании) и внук Чагадая Бури двигались из Галиции, южнее основных сил Батыя. Пройдя в течение трёх дней лесами «между Русью и Куманией», они захватили королевскую резиденцию Родну, населённую главным образом немцами-рудокопами, добывавшими здесь серебро, причём 600 немцев во главе с графом Аристальдом, «более искусные, нежели другие воины», присоединились к их войску (впоследствии они будут переселены Бури в город Талас [См. поправку в комментариях по поводу названия города], ныне Джамбул, в Казахстане). Двигаясь дальше через ущелья и стремнины, татары неожиданно подступили к крупному епископскому городу Вараду (ныне Орадя, в Румынии). Диаконом здесь служил итальянец Рогерий, впоследствии епископ Сплитский и Салонский, автор «Жалобной песни» о разорении Венгерской земли - одного из основных наших источников по истории венгерской войны. «Татары… быстро овладев городом и спалив большую его часть, в конце концов ничего не оставили вне стен крепости и, захватив добычу, убивали молодых и старых мужчин и женщин на площадях, в домах и в полях, - писал Рогерий (сам он тогда спрятался от татар в лесу, но впоследствии всё-таки попал к ним в плен). - …Совершив всё это, татары неожиданно отошли, забрав с собой всю добычу». Другой монгольский полководец, Бахату, переправился через реку Серет ещё южнее, в Молдавии; «одолев людей, собравшихся для битвы, татары начали полностью занимать эту землю». Что же касается самого Батыя, то он, как уже было сказано, действовал на центральном направлении. «Главный господин Бату, после того как он перешёл ворота (Верецкий перевал. - А. К.), начал сжигать деревни, и меч его не щадил ни пола, ни возраста».

Как всегда, в составе татарских армий действовали отряды из покорённых ранее земель. Современники, с ужасом описывая происходящее, называли прежде всего куманов - половцев, а также другие соседние народы. Татары, «объединившись с кровожадным народом команов, со страшной жестокостью разорили страну», - сообщал автор Кёльнской хроники; «бóльшая часть этого гнусного народа с войском, состоящим из всех, к нему примкнувших, опустошают Венгрию с неслыханной жестокостью», - писал своему тестю, герцогу Брабантскому, граф Генрих Тюрингский. Особой свирепостью отличались отряды мордвы, действовавшие (как и в Польше) в авангарде монгольских войск. «Впереди них идут некие племена, именуемые морданами, и они уничтожают всех людей без разбора, - доносил некий венгерский епископ парижскому епископу Вильгельму (Гильому) III. - Ни один из них не осмеливается надеть обувь на ноги свои, пока не убьёт человека… Без колебания они разорили все земли и разрушили всё, что ни попадалось…» «…Численность их день ото дня возрастает, - сообщал о татарах некий брат-францисканец из Кёльна, - …мирных людей, которых побеждают и подчиняют себе как союзников, а именно великое множество язычников, еретиков и лжехристиан, [они] превращают в своих воинов». Под «еретиками» и «лжехристианами» латинские авторы-монахи могли иметь в виду и христиан греческого обряда, то есть православных, прежде всего, вероятно, алан и русских. Впрочем, об участии русских отрядов в войне в Венгрии мы можем говорить вполне определённо. Собственно, и Галицко-Волынская летопись недвусмысленно даёт понять, что поход в эту страну состоялся не без участия русских воевод (вспомним киевского тысяцкого Дмитра). «Рутенов» (русских) упоминает в составе монгольского войска и хорватский хронист Фома Сплитский, современник и очевидец нашествия татар: один из этих «рутенов» перебежал к венграм накануне решающей битвы.

Уже в начале апреля силы монголов были готовы соединиться. Их передовые отряды, как это случалось во всех кампаниях, действовали против главных сил противника, сосредоточенных в то время у города Пешта (части нынешнего Будапешта, столицы Венгрии). Татары «выслали вперёд конный отряд, который, приблизившись к лагерю венгров и дразня их частыми вылазками, подстрекал к бою, желая испытать, хватит ли у венгров духа драться с ними», - писал Фома Сплитский. Король Бела, считая, что численно его войска превосходят врага, отдал приказ выдвинуться вперёд. Как и следовало ожидать, татары немедленно отступили; венгры начали преследование и вскоре достигли реки Шайо (или Соло; русские летописцы называли её рекой Солоной), правого притока Тисы, где встретились с основными силами татар. Те расположились на противоположном берегу реки, но так, что «венграм они были видны не полностью, а только частью». Венгры всё же сильно опасались их. «Видя, что вражеские отряды ушли за реку, - продолжает Фома, - [они] встали лагерем перед рекой… Король распорядился поставить палатки не далеко друг от друга, но как можно теснее. Расставив таким образом повозки и щиты по кругу наподобие лагерных укреплений, все они разместились словно в очень тесном загоне, как бы прикрывая себя со всех сторон повозками и щитами. И палатки оказались нагромождены, а их верёвки были настолько переплетены и перевиты, что совершенно опутали всю дорогу, так что передвигаться по лагерю стало невозможно, и все они были как будто связаны. Венгры полагали, что находятся в укреплённом месте, однако оно явилось главной причиной их поражения».

Здесь, на берегу Шайо, у местечка Мохи, и произошла битва, решившая судьбу Венгрии. Состоялась она 11 апреля 1241 года - всего через два дня после столь же судьбоносной битвы при Легнице, в которой были разбиты силы польского князя Генриха. Согласованность действий отдельных монгольских отрядов поражает! Всего за три дня они разбили армии сильнейших правителей Центральной Европы и покорили два могучих и прежде процветавших государства!

Битва при Шайо отличалась крайней ожесточённостью, и успех отнюдь не сразу пришёл на сторону монголов. В битве принимали участие все главные предводители монгольского войска, находившиеся тогда в Венгрии, - сам Батый, его первые полководцы Субедей и Буралдай, царевичи Кадан, Шибан и другие. Для нас же сражение при Шайо представляет особый интерес, поскольку именно тогда - единственный раз за время всего Западного похода! - в источниках нашли отражение и личное участие Батыя в военных действиях, и его роль в достижении победы. Исследователям, восстанавливающим ход сражения, вообще повезло. Подробный рассказ о нём сохранился в различных и совершенно не связанных между собой источниках - как западных, латинских, так и восточных - персидских и китайских. Рассказы эти хорошо дополняют друг друга, позволяя увидеть ключевые моменты битвы глазами как самих венгров, так и их противников татар. (Это тоже единственный в своём роде случай в истории Западного похода.) Причём в описании многих деталей источники единодушны: все они сходятся в том, что первоначально перевес сил оказался на стороне короля Белы; что ключевым моментом битвы стало сражение за мост через реку; что, наконец, личное вмешательство в события Батыя существенно повлияло на их ход. Однако общая картина происходившего восстанавливается с трудом - и только благодаря скрупулёзному сличению источников, их «наложению» друг на друга. Особенно трудно поддаются истолкованию действия Батыя. Поговорим о них более подробно, тем более что возможность взглянуть на него непосредственно в боевой обстановке предоставляется нам в первый и последний раз.

По свидетельству архидиакона Фомы Сплитского, накануне сражения Батый, «старший предводитель татарского войска», «взобравшись на холм, внимательно осмотрел расположение войска венгров». Эта рекогносцировка и предопределила исход сражения. Вернувшись к войску, Батый произнёс вдохновлённую речь, причём коснулся в ней численного превосходства венгров, очевидно, смущавшего его воинов.

Друзья мои, - так передаёт речь Батыя сплитский хронист, - мы не должны терять бодрости духа: пусть этих людей великое множество, но они не смогут вырваться из наших рук, поскольку ими управляют беспечно и бестолково. Я ведь видел, что они, как стадо без пастыря, заперты словно в тесном загоне.

Сказав это, Батый «приказал всем своим отрядам, построенным в их обычном порядке, в ту же ночь атаковать мост, соединявший берега реки и находившийся недалеко от лагеря венгров».

Насколько достоверно это свидетельство? Отвечая на данный вопрос, надо учесть, что тема «беспечности» и «бестолковости» правителей Венгерской земли - ключевая в сочинении архидиакона Фомы, не устающего обличать в бездеятельности и разобщённости венгерских баронов и самого короля Белу. А потому и речь, вложенная им в уста предводителю татарского войска, очевидно, принадлежит самому сплитскому хронисту; во всяком случае, её содержание полностью соответствует его взгляду на происходящее. Однако о речи Батыя перед сражением (или даже во время сражения) сообщает и другой современник событий - монах-францисканец Джиованни дель Плано Карпини. Последний полагал, что если бы венгры не дрогнули в решающий момент и «мужественно воспротивились» татарам, те «вышли бы из их пределов, так как татары возымели такой страх, что все пытались сбежать». Остановил их Бату, который, «обнажив меч пред лицом их, воспротивился им». Речь Бату Плано Карпини передаёт в таких весьма выспренних и не вполне ясных выражениях:

Не бегите, так как если вы побежите, то никто не ускользнёт, и если мы должны умереть, то лучше умрём все, так как сбудется то, что предсказал Чингисхан, что мы должны быть убиты; и если теперь пришло время для этого, то лучше потерпим.

«И таким образом они воодушевились, остались и разорили Венгрию».

Других подробностей битвы Плано Карпини не приводит. А вот его спутник, участник того же посольства Бенедикт Поляк, напротив, сообщает о сражении при Шайо много любопытного, причём такого, что находит соответствие в источниках, происходящих из лагеря самих татар. Ссылаясь на их рассказы, Бенедикт тоже пишет, что Бату, уже после того как татары побежали от венгров, «обнажил меч и принудил их вернуться к битве». Правда, ни о какой речи Батыя здесь нет ни слова.

Версия Плано Карпини вызывает ещё большее недоумение, нежели расссказ Фомы Сплитского. Слова, приписанные им Батыю, кажутся совершенно немыслимыми. В самом деле, говорить о неизбежной гибели монголов (и сильно надеяться на это!) могли европейцы, но никак не предводитель монгольского войска. Упомянутое мнимое предсказание Чингисхана, суть которого Плано Карпини раскрывает чуть выше («…они (монголы. - А. К.) должны подчинить себе всю землю… пока не настанет время их умерщвления: именно, они сражались сорок два года и предварительно должны царствовать восемнадцать лет. После этого, как говорят, они должны быть побеждены другим народом, каким, однако, не знают, как им было предсказано»), основано на расчётах предполагаемого времени царствования Антихриста и тех апокалиптических народов, чьё нашествие должно предвещать его появление; расчёты же эти извлекались христианскими писателями из трудов Отцов Церкви - как подлинных, так и апокрифических, написанных от их имени позднее. Ясно, что основанные на подобных расчётах мифические предсказания гибели монгольского царства у самих монголов возникнуть никак не могли. Да и вообще, вся эта сцена, выписанная в традициях рыцарской саги, с пламенными речами (отечественный читатель наверняка вспомнил знаменитое: «Мёртвые сраму не имут…» русского князя Святослава), совершенно не вяжется с обычаями монголов, для которых отступление - военный приём, заслуживающий одобрения, а отнюдь не порицания. Полное непонимание противника, логики его действий заставляло европейских хронистов зачастую описывать то, чего не было на самом деле. Так и здесь: действия Батыя получили истолкование, совершенно не соответствующее реальности. Но что-то всё-таки стояло за его «речами», обращёнными к воинам? И на самом ли деле в какой-то момент исход сражения мог показаться неясным и у монголов возникла мысль об отступлении или даже бегстве?

Картину отчасти проясняют персидские авторы, состоявшие на службе у монголов, в частности Джувейни и Рашид ад-Дин. Они сообщают следующее. Вознамерившись истребить «келаров и башгирдов», то есть венгров-христиан, Бату собрал значительное войско. Но и войско противника было чрезвычайно велико (Джувейни, а вслед за ним и другие авторы называют совершенно фантастические цифры в 400 или даже 450 тысяч всадников). В авангарде своего войска, «для разведки и дозора», Бату отправил младшего брата Шибана (по версии Джувейни, с 10-тысячным отрядом). Спустя неделю Шибан возвратился и сообщил брату о том, что врагов вдвое больше, чем монголов, «и все народ храбрый и воинственный». Вот тогда-то, вероятно, и произошла сцена, описанная, но не понятая европейскими хронистами. После того как «войска близко подошли друг к другу», продолжает Джувейни, Бату «взобрался на холм и целые сутки ни с кем не говорил ни слова, а горячо молился и громко плакал. Мусульманам (напомню, что это пишет мусульманский автор. - А. К.) он также приказал всем собраться и помолиться. На другой день приготовились к битве. Между ними находилась большая река…» Рашид ад-Дин, повторивший рассказ Джувейни, добавляет, что Бату поступал так «по обычаю Чингисхана». Несколько расцвечивает картину младший современник Рашид ад-Дина Вассаф, но ничего нового по существу он не сообщает; более того, в его изложении язычник Бату выглядит чуть ли не правоверным мусульманином: «взошедши на вершину холма», он «смиренно и немощно молился Всевышнему, единственному подателю благ, бодрствовал всю ночь с сердцем, пламеневшим, как светильник, и с душою, веявшею, как утренняя прохлада, провёл ночь до наступления дня».

Итак, дело было не в разработке плана предстоящего сражения и даже не в банальном подбадривании своих воинов накануне или во время схватки. Действия Бату носили отчётливо выраженный ритуальный характер. Но и мусульманские авторы не вполне верно истолковали их. Очевидно, священнодействуя на вершине холма, Бату стремился добиться благосклонности небесных сил - того самого «Вечного Неба», силою и благословением которого монголы объясняли все свои победы. При этом надо учесть, что Бату возносил свои молитвы в одну из особо тёмных ночей, почти в новолуние (в тот месяц оно пришлось на следующую ночь, 12 апреля), - а это время особо отмечалось монголами. Важные дела «они начинают в начале луны или в полнолуние», писал Плано Карпини, а потому они «именуют [луну] великим императором, преклоняют перед ней колена и молятся».

Как известно, Чингисхан и его потомки по мужской линии вели своё происхождение непосредственно от самого Неба (ибо один из предков Чингисхана, Бодончар, был рождён матерью, Алан-Гоа, когда та была безмужней, - по её собственным словам, от некоего небесного света, проникшего в её лоно; история эта была канонизирована монголами и включена в их священную хронику - «Сокровенное сказание») (2). Как и правители других кочевых сообществ, Чингисиды воспринимали себя посредниками между божественным Небом и собственными подданными, верили в свою способность обеспечивать небесное покровительство и благоденствие народу (современные исследователи переводят средневековый монгольский термин «suu jali», которым обозначали такую сверхъестественную способность, словом «харизма»). Эти качества Батый, очевидно, и демонстрировал в ночь перед битвой, вдохновляя воинов на победу. При этом он следовал обычаю своего деда Чингисхана, который нередко накануне важных битв поступал так же, - свидетельство на сей счёт Рашид ад-Дина представляется ключевым для понимания сути происходящего. Уместно отметить, что эпизод при Шайо - кажется, единственное описание подобного ритуала в истории монгольских завоеваний. И то, что он связан именно с Бату, наверное, не случайно. Предводитель Западного похода сумел проявить себя не просто как полководец, но как носитель сакральных свойств, той самой харизмы власти, которая способна была обеспечить победу его войску. А это качество, в глазах самих монголов, было куда более значимым, нежели простое умение верно руководить войсками, тем более что в талантливых и энергичных военачальниках Бату не испытывал недостатка. Современные исследователи полагают даже, что обладание подобными сакральными качествами, подобной харизмой изначально способствовало выдвижению Бату из числа прочих царевичей, и в частности его первенству среди Джучидов.

Любопытно, что ещё один современник, западноевропейский писатель середины XIII века монах-доминиканец Винсент из Бове, автор «Исторического зерцала», также сообщал о каких-то молитвенных действиях Батыя во время его вторжения в Венгрию, но истолковывал их, естественно, в совершенно ином, эсхатологическом ключе. Батый, по его словам, «принёс жертву демонам, спрашивая их о том, хватит ли у него смелости пройти по этой земле. И демон, живущий внутри идола, дал такой ответ: “Иди беззаботно, ибо посылаю трёх духов впереди деяний твоих, благодаря действиям которых противники твои противостоять тебе будут не в силах”, - что и произошло. Духи же эти суть: дух раздора, дух недоверия и дух страха - это три нечистых духа, подобных жабам, о которых сказано в Апокалипсисе». (Ср. в описании «последних времён» в Откровении Иоанна Богослова: «И видел я выходящих из уст дракона и из уст зверя и из уст лжепророка трёх духов нечистых, подобных жабам: это - бесовские духи, творящие знамения; они выходят к царям земли всей вселенной, чтобы собрать их на брань в оный великий день Бога Вседержителя»; Откр. 16: 13-14.)

Но это лишь одна сторона дела. Роль Батыя нельзя сводить только к ритуальным действиям накануне битвы. Судя по свидетельствам источников, он непосредственно руководил (или по крайней мере пытался руководить) своими войсками - и это, повторюсь ещё раз, единственный случай такого рода во всей его биографии, как она представлена в дошедших до нас письменных источниках. Но вот действия Батыя как полководца получили в источниках далеко не однозначную оценку. Как выясняется, именно в них кроятся причины тех неудач, которые едва не привели к поражению монголов в битве при Шайо.

По сообщению Фомы Сплитского, о планах татар венгров предупредил некий перебежчик из русских. Узнав о предстоящем нападении, брат короля Белы Коломан и епископ Калочский Хугрин со своими отрядами подступили к мосту через Шайо. Оказалось, что часть татар уже начала переправу через реку; завязалась схватка. Венгры стремительным ударом опрокинули противника, «очень многих положили, а других, прорывавшихся назад к мосту, сбросили в реку». Важную подробность сообщает монах-францисканец Бенедикт Поляк: Коломан «в первой же схватке собственноручно сбросил главного вождя тартар с моста над этой рекой вместе с лошадью и оружием в бездну смерти». Факт этот подтверждается восточными источниками, из которых мы узнаём имя погибшего монгольского вождя, - им был воевода Батыя Бахату, возглавлявший одну из колонн монгольского войска при вторжении в Венгрию (подробнее об обстоятельствах его гибели речь пойдёт далее). Коломан «выдержал их второй и третий натиск, - продолжает Бенедикт, - и сражался до тех пор, пока тартары не обратились в бегство».

Успех на первом этапе сражения остался за венграми - это подтверждают все источники. Но что же случилось дальше? Фома Сплитский даёт такую версию событий. После того, как отряд Коломана и Хугрина отошёл от моста, татары подтянули сюда семь осадных орудий и, бросая огромные камни и пуская стрелы, отогнали оставленную венграми стражу. Так им удалось беспрепятственно переправиться через реку, после чего они устремились к лагерю венгров, которые не ожидали нападения и в большинстве своём вели себя весьма беспечно (это, напомню, излюбленная тема сплитского хрониста). Иначе излагает дело поляк Бенедикт: по его сведениям, исход сражения решил обходной манёвр, который предпринял Батый. Предводитель монголов «послал войско через реку в верхнем её течении на расстояние одного или двух дней пути, чтобы они неожиданно с тыла напали на сражающихся на мосту противников… Вследствие этого исход дела принял неожиданный оборот. И после того как венгры пренебрегли предупреждением короля Коломана, тартары перешли через мост». Об обходном манёвре монгольских войск сообщают и источники восточного происхождения; правда, не вполне ясно, ниже или выше по течению реки он имел место.

В дальнейшем сражение развернулось у самого лагеря венгров. Это имело для них роковые последствия. «Многочисленное татарское полчище словно в хороводе окружило весь лагерь венгров, - рассказывает Фома Сплитский. - Одни, натянув луки, стали со всех сторон пускать стрелы, другие спешили поджечь лагерь по кругу. А венгры, видя, что они отовсюду окружены вражескими отрядами, лишились рассудка и благоразумия и уже совершенно не понимали ни как развернуть свои порядки, ни как поднять всех на сражение, но, оглушённые столь великим несчастьем, метались по кругу, как овцы в загоне, ищущие спасения от волчьих зубов». Объятые ужасом, они устремились к бегству - но тут натолкнулись «на другое зло, ими же устроенное и близко им знакомое. Так как подступы к лагерю из-за перепутавшихся верёвок и нагромождённых палаток оказались весьма рискованно перекрыты, то при поспешном бегстве одни напирали на других, и потери от давки, устроенной своими же руками, казалось, были не меньше тех, которые учинили враги своими стрелами». В этой ситуации татары прибегли к ещё одному приёму, который часто использовали: они «как бы открыли им некий проход и позволили выйти. Но не нападали на них, а следовали за ними с обеих сторон, не давая сворачивать ни туда, ни сюда». И когда татары увидели, что отступающие в беспорядке венгры «уже измучены трудной дорогой, их руки не могут держать оружия, а их ослабевшие ноги не в состоянии бежать дальше, тогда они начали со всех сторон поражать их копьями, рубить мечами, не щадя никого, но зверски уничтожая всех…» Жалкие остатки венгерского войска были прижаты к какому-то болоту, и те, кто избежал меча татар, утонули в трясине. В этом страшном побоище погибли епископы Хугрин Калочский, Матвей Эстергомский, Григорий Дьёрский, многие другие магнаты и без числа простых воинов. Отважный брат короля Коломан, тяжело раненый ещё в начале сражения, бежал к Пешту, а затем ушёл за реку Драву, в Хорватию (спустя немного времени он умер от полученных ран). Что же касается короля Белы IV, то он, с трудом избежав гибели или плена, нашёл убежище во владениях австрийского герцога Фридриха II Бабенберга, но тот попросту ограбил его, выманив сумму в 10 тысяч марок, а затем, в залог этой суммы, отняв у него области на западе Венгрии. Из австрийских владений король перебрался в Загреб, где оставался в течение всего лета и осени, а к зиме, опасаясь татар, бежал с семьёй на побережье Далмации и укрылся на одном из островов Адриатического моря.

Взгляд на происходящее с другой стороны представляют Джувейни и Рашид ад-Дин. По их версии, решающую роль в победе монголов сыграли, во-первых, настойчивость и решительность действовавших в авангарде отрядов Шибана и Буралдая, а во-вторых, всё тот же обходной манёвр Батыя, о котором мы уже говорили.

Той же ночью Бату «отправил одну часть войска в обход, - рассказывает Джувейни, - а войско самого Бату с этой стороны переправилось через реку. Шибакан, брат Бату, лично двинулся в самую середину боя и произвёл несколько атак сряду. Неприятельские войска, будучи сильными, не трогались с места, но то войско (отправленное в обход) обошло их сзади. Тогда Шибакан со всем своим войском разом ударил на них, бросился на ограды царских палаток, и они мечами разрубили канаты палаток (деталь, известная нам из рассказа Фомы Сплитского. - А. К.) (3). Когда они опрокинули ограды царских шатров, войско келаров (венгров. - А. К.) смутилось и обратилось в бегство; из этого войска никто не спасся… Это было одно из множества великих дел и ужасных побоищ». Рашид ад-Дин добавляет, что Бату вместе с эмиром Буралдаем (имя которого Джувейни не упоминает) сам переправился ночью через реку; Буралдай же предпринял «нападение всеми войсками сразу». Монголы «устремились на шатёр келара (короля. - А. К.), который был их царём, и мечами перерубили верёвки. Вследствие падения шатра войско их (венгров. - А. К.) пало духом и обратилось в бегство. Как отважный лев, который кидается на добычу, монголы гнались за ними, нападали и убивали, так что уничтожили бóльшую часть того войска». (Впоследствии богато украшенный шатёр венгерского короля служил самому Батыю.) Ещё одна подробность, впрочем едва ли достоверная, содержится в «Книге побед» персидского писателя XV века Шереф ад-Дина Али Йезди. Последний сообщает, что Бату «лично вступил в самое сражение и произвёл несколько нападений сряду». Однако едва ли Йезди обладал какими-то уникальными источниками по истории венгерской войны, откуда мог извлечь эти сведения. Он пользовался сочинениями известных нам авторов (прежде всего, «Сборником летописей» Рашид ад-Дина), а известие о личном участии Бату в схватке скорее всего домыслено им.

Что ж, картина получается впечатляющей и, на первый взгляд, вполне объективной. Мы могли бы ограничиться ею - если бы в нашем распоряжении не оказался ещё один источник, проливающий свет на сокрытые от посторонних глаз обстоятельства разгрома венгров. Оказывается, между главными полководцами монголов произошёл некий спор, даже конфликт, а действия Бату едва не привели к катастрофе. К счастью для монголов и к несчастью для их противников, в битве, наряду с Батыем, участвовал полководец, обладавший исключительным пониманием ситуации и подлинным военным гением.

О том, что осталось вне ведения латинских хронистов и персидских историков, рассказывается в «Жизнеописании Субедея», которое читается в китайской хронике «Юань-ши». По сведениям этого источника, Субедей находился в авангарде армии, воевавшей в Венгрии, «вместе с чжуванами (здесь: членами «Золотого рода». - А. К.) Бату, Хулагу (имя которого в связи с Западным походом в других источниках не упоминается. - А. К.), Шибаном и Каданом». Все эти полководцы продвигались «по отдельным пяти дорогам». Столкновение с основными силами короля Белы действительно вызвало замешательство среди предводителей монголов. «Войско короля исполнено силы, не сможем легко продвигаться», - говорили они. Тогда Субедей «выдвинул отличный план», суть которого сводилась к тому, чтобы заманить венгерское войско к реке (её название передано в китайском источнике как Хо-нин, но по смыслу речь, несомненно, идёт о реке Шайо). Именно Субедею, а не Бату, принадлежала идея обходного манёвра; он и командовал войсками, которые были двинуты в тыл противника. «Войска всех князей находились в верхнем течении, где мелководье и лошади могут перейти вброд, кроме того посередине имелся мост, - разъясняет замысел Субедея автор его биографии в «Юань-ши». - В нижнем течении вода глубокая. Субедей хотел связать плоты для скрытной, подводной (? - А. К.) переправы, выводящей в обхват врага сзади». Непременным условием успеха, как всегда у монголов, должна была стать синхронность действий отдельных монгольских отрядов - и того, который наступал в лоб оборонявшим мост венгерским частям, и того, который заходил сзади и должен был переправляться через реку ниже по течению, там, где его меньше всего ожидали венгры. Однако на этот раз согласованных действий не получилось. Бату поспешил - может быть, переоценив собственные силы, а может, не желая делить лавры победителя со своим престарелым, но по-прежнему не знающим поражений наставником. Китайский источник прямо винит «чжувана» Бату в поспешных и непродуманных действиях, приведших к чрезмерным потерям среди наступавших, причём не только среди «покорённых народов», но и среди собственно монголов: «Не дождавшись переправы, чжуван первым перешёл вброд реку для сражения. Войско Бату стало бороться за мост, но вместо того, чтобы воспользоваться им, утонул каждый тридцатый из числа воинов; вместе с ними погиб его подчинённый полководец Бахату. Сразу после переправы чжуван, ввиду увеличивающегося войска врага, захотел потребовать возвращения Субедея, с запозданием рассчитывая на него. Субедей сказал так: “Ван желает вернуться - пусть сам возвращается. Пока я не дойду до города Пешт на реке Дунай (оба названия приведены в транскрипции, соответствующей венгерскому оригиналу. - А. К.) - не вернусь!” и помчался к городу. (Здесь китайский источник несколько опережает события: город Пешт был взят монголами уже после разгрома венгерских сил при Шайо. - А. К.) Все князья тоже пошли к городу, вследствие чего вместе атаковали, захватили его и вернулись назад». Когда победа была наконец одержана и отряды соединились, Бату предъявил претензии Субедею:

Во время сражения у реки Хо-нин Субедей опоздал помочь, был убит мой Бахату.

Но Субедей отвёл выдвинутые против него обвинения, по существу уличив Бату в непонимании азбучных истин военной тактики монголов:

Чжуван хотя знал, что в верхнем течении мелководье, всё равно завладел мостом, чтобы переправиться и сразиться, не узнав, что я в нижнем течении ещё не завершил связывание плотов. А сегодня знай себе говорит - я опоздал, и думает, что именно в этом причина.

Надо отдать должное Батыю: он сумел признать собственную неправоту. («Тогда Бату тоже уяснил, как было дело», - сообщает источник.) Позднее, на традиционном сборе царевичей и эмиров, когда все «пили кобылье молоко и виноградное вино», Батый подтвердил это: «Говоря про события во время похода на короля, Бату сказал так: “Всё, что захватили в то время, - это заслуга Субедея!”».

Стоит отметить, что впоследствии Батый всегда отдавал должное как самому Субедею, так и его сыну Урянхатаю, - и, в свою очередь, мог рассчитывать на их поддержку, в том числе и в весьма важных для себя деликатных делах, касавшихся его взаимоотношений с родственниками. Если он и отличался злопамятностью, то в той же степени обладал и способностью ценить людей за истинные заслуги. Эта черта характера - присущая только по-настоящему выдающимся политикам - неизменно приносила ему дивиденды.

Примечания

1. Статья представляет собой сокращённый фрагмент из книги: Карпов А. Ю. Батый. М., 2011 (серия «ЖЗЛ»). Там же можно найти сноски на источники и литературу.

2. Эта история со слов самих татар была известна и в других странах; см. рассказы Рашид ад-Дина и армянского историка, современника событий Киракоса Гандзакеци.

3. По всей вероятности, именно об этом сражении сохранилась память в хивинских преданиях, записанных в XVII веке хивинским ханом и историком Абу-л-Гази, потомком Шибана. В этих преданиях тоже рассказывалось о том, как брат Бату перерубал железные цепи и деревянные телеги, которыми был оцеплен неприятельский стан; правда, местом битвы названа столица России Москва (явный анахронизм). Персидский автор начала XIV века Вассаф, следующий в основном за Джувейни, называет вместо Шибана - явно по ошибке - сына Бату Сартака: последний «с одним туманом ринулся навстречу врагу; этот отряд спустился по склону горы в точности как горный поток. Подобно обрушивающейся на людей предопределённой судьбою беде, которую никто не в состоянии отразить, они устремились на лагерь врага и мечами разрубили канаты шатровых оград…».

Под названием Западный поход монголов в мировой истории известен поход войск Монгольской империи по территориям Центральной и Восточной Европы, который состоялся с 1236 по 1242 год. Руководил им хан Батый, а непосредственным военачальником был Субэдэй. В этой статье мы расскажем о предпосылках, основных событиях и итогах этого важного исторического события.

Предпосылки

Впервые о Западном походе монголов задумался еще Чингиз-хан, который ставил в 1221 году перед Субэдэем задачу покорить половцев и дойти до Киева. Однако после успеха в сражении на реке Калке монголы отказались идти дальше, а на обратном пути еще и были разбиты волжскими булгарами.

Батый получил от своего деда завет бороться за расширение земель. По мнению большинства современных историков, в Западном походе монголов принимали участие от 120 до 140 тысяч воинов.

Начало военных действий

Батый начал проявлять агрессию в 1236 году на нижней и средней Волге. Достоверных источников не хватает, поэтому первые годы Западного похода монголов можно реконструировать только приблизительно. В результате неожиданной атаки агрессорам удалось разбить половцев. Часть из них отправилась на запад просить помощи у венгров, а остальные примкнули к армии Батыя. С мордвой и башкирами монголам удалось договориться.

В результате Булгария осталась без союзников и не смогла оказать достойное сопротивление противнику. Поняв это, правящие круги начали пытаться заключить соглашение с завоевателями, те поначалу пошли им на уступки, но затем все же сожгли несколько крупных городов. К лету 1237 года разгром и покорение Булгарии можно было считать завершенными.

Нападение на Северо-Восточную Русь

Завоевательный поход монголов продолжился в направлении Руси. К нему изначально готовилось 3/4 войска. В декабре 1237 года войска Рязанского княжества потерпели поражение, город был сдан захватчикам. В начале 1238 года пала Коломна. После этого по арьергарду ударил Евпатий Коловрат, оперативно вернувшийся из Чернигова.

Самое упорное сопротивление захватчику в Западном походе монголов оказала Москва. Но все же 20 января была взята и она. После этого последовал черед Владимира, Твери, Торжка, Переславль-Залесского, Козельска. В марте 1238 года, воспользовавшись фактором внезапности, корпус монголов во главе с Бурундаем уничтожил соединенное русское войско, которое находилось на стоянке, был убит

После захвата Торжка перед монголами оказался открыт путь на крупнейший город в северной части Волжского торгового пути - Великий Новгород. Но они на него не пошли. Вместо этого отправились на Чернигов и Смоленск. Весной 1238 года они отошли в южнорусские степи, чтобы перегруппироваться.

Третья фаза

Поход татаро-монгол возобновился летом 1238 года. Был взят Крым, захвачены в плен несколько половецких военачальников. Осенью напали на черкесов. Зимой 1238-1239 годов был организован так называемый поход в Волго-Окский регион. Его целью стали земли эрзи, которые отказались два года назад покоряться захватчикам. Помимо этого, они разграбили соседние русские земли, в частности Нижний Новгород, Городец, Гороховец и Муром. В марте 1239-го в результате удачного штурма был захвачен Переяславль-Южный.

Четвертая фаза

Четвертая фаза первого похода монголов после очередной передышки началась в конце 1239 года. Она началась с наступления на город Минкас. Его захватили за несколько дней, а после полностью уничтожили, около 270 тысяч жителей были убиты. В тот же период монголы ударили по Черниговскому княжеству. После осады город сдался 18 октября.

Поход в Центральную Европу

Из южных областей Руси крестовый поход монголов двинулся в Центральную Европу. На этом пути весной 1240 года целью захватчиков стали русские земли на правом берегу Днепра. На тот момент они были поделены между сыновьями - Василькой и Даниилом. Даниил, поняв, что не сможет дать монголам должный отпор, отправился в Венгрию, пытаясь уговорить короля Белу IV помочь, но безуспешно. В результате вместе с братом он оказался в Польше.

Следующим пунктом на пути Батыя оказался Киев. Покорение этих земель монголы начали с захвата Поросья - территории, зависимой от киевских князей, а затем осадили и сам город. Разные источники противоречат о продолжительности и сроках осады Киева. Предположительно она продолжалась около двух с половиной месяцев. В результате Киев пал, после чего в правящих кругах Волыни и Галича началась настоящая паника. Многие князья бежали в Польшу, другие как правители Болоховской земли покорились завоевателям. Взяв небольшой отдых, монголы решили ударить по Венгрии.

Нападение на Польшу и Моравию

Западный поход монголов на Европу продолжился попыткой покорить Польшу. Эту часть армии возглавили Орду и Байдар. Они вошли на территорию Польши через Берестейские земли. В начале 1241 года были захвачены Завихост и Люблин, вскоре после этого пал Сандомир. Монголам удалось разгромить мощное польское ополчение под Турском.

Польским воеводам не удалось закрыть дорогу на Краков. 22 марта был занят и этот город. Разгромное поражение в битве под Легницей потерпело объединенное польско-немецкое войско, которым руководил Генрих Благочестивый. После этого Байдару был доставлен приказ Батыя о том, чтобы как можно быстрее перемещаться на юг, чтобы соединиться в Венгрии с основными силами. В результате монголы развернулись у границ Германской империи, отправившись в Моравию, по пути разгромив города в Чехии и Словакии.

Вторжение в Венгрию

В 1241 году монголы вторглись в Венгрию. Планы покорить эту страну у Батыя были изначально. Еще в 1236 году он предлагал Беле IV покориться, но тот игнорировал все предложения. Субэдэй предлагал напасть с нескольких направлений, чтобы заставить противника максимально разделиться и затем разбить венгерскую армию по частям. Основные силы монголов разбили половцев у реки Сирет, а затем через восточные Карпаты вошли в Венгрию.

Конфликт Белы IV с баронами помешал ему оперативно собрать объединенное войско. В результате имевшаяся армия была разбита Батыем. Уже к 15 марта передовые монгольские отряды оказались возле Пешта. Разбив лагерь в 20 километрах от остатков королевского войска, Батый держал венгров в напряжении, дожидаясь подкрепления для решающего удара.

Среди венгров возникли разногласия. Король высказывался за выжидательную тактику, а другие во главе с епископом Хугриным призывали к активным действиям. В итоге решающую роль сыграло численное преимущество (венгров было в два раза больше) и наличие в корпусе Батыя ненадежного для монголов русского контингента. Бела IV согласился наступать, не дожидаясь воссоединения монгольской армии.

Батый впервые за этот поход уклонился от сражения и ушел от Пешта. Только соединившись с отрядами Субэдэя, захватчики почувствовали в себе силы, чтобы принять генеральное сражение. Оно состоялось 11 апреля у реки Шайо, завершившись сокрушительным поражением венгров. Под властью захватчиков оказалась задунайская часть королевства, сам Бела IV бежал под защиту к Фридриху II. На новых территориях монголы начали формировать временные администрации, разделяя земли на округа.

Против монголов собирались выступить немцы, но сначала они перенесли дату, а затем и вовсе отказались от активных действий. Равновесие сохранялось до конца 1241 года. Во второй половине января 1242-го монголы направились в Хорватию, стремясь нейтрализовать венгерского короля. В то время был разрушен Загреб. Оттуда они двинулись в Болгарию и Сербию.

Итоги похода

Подводя итоги Западного похода монголов кратко, можно отметить, что в марте 1242 года он фактически завершился. Движение монголов началось в обратном направлении через Сербию, Боснию и Болгарию. Последнее государство, не вступая в открытый конфликт, согласилось выплачивать монголам дань. Почему завершился этот поход, доподлинно не известно, у исследователей есть четыре основные версии.

Согласно одной из них в декабре 1241 года умер хан Угэдэй, поэтому часть исследователей считают, что Батыю пришлось вернуться на восток, чтобы участвовать в выборах нового хана. По другой версии, они изначально не желали выступать за пределы степного региона, который всегда их обеспечивал кормом для коней.

Также существует мнение, что монгольские войска в результате были фактически обескровлены затяжным походом, чувствовали, что дальнейшее продвижение на запад закончится фатальными последствиями. Наконец, есть еще одна версия, согласно которой перед монголами была поставлена задача осуществить разведывательный поход, а на окончательное завоевание предполагали решиться значительно позднее.

С тех пор, как в конце XII века султан Саладин отнял у крестоносцев Иерусалим, лучшие рыцари Европы пытались вернуть утраченную святыню. Однако все их старания были бесплодны. На пути к Святому граду погиб германский король Фридрих Барбаросса. Не добился победы и английский король Ричард Львиное Сердце. Казалось, дело крестоносцев потерпело полную неудачу. Все благоволило магометанам. Как вдруг разнесся слух, что из неведомой дали Востока на помощь европейцам идут монгольские полки. Говорили, что они – христиане, спешащие разбить ненавистных магометан.

Но в Европе радовались напрасно. К ней двигались «дьяволы, вырвавшиеся из преисподней». С того времени европейцы прозвали незваных гостей «сынами ада». Первым повел «тартарское» войско на запад грозный полководец Чингисхан. Если история завоевания Киевской Руси нам известна, то другие европейские походы монголов, например, разгром Венгрии и Польши, остались в тени пожаров Рязани и Киева.

В день Вербного воскресенья 1241 года у стен польского города Кракова объявился Дьявол. Горожане уже готовились праздновать Пасху, как вдруг заныла труба. Смысл ее зова был понятен любому. На город надвигалось бедствие. Монголы! Сигнал разом оборвался – из горла трубача торчала стрела… Страшную память оставили по себе монголы, подобно смерчу ворвавшиеся в город в тот праздничный день. Они и потом не оставляли Краков в покое. Еще трижды, в 1242,1259 и 1287 годах, они выжигали его.

Поражало не только их внезапное появление, но и их облик, их странный язык. Их слава опережала бег их конницы. Их считали непобедимыми. Всякое сопротивление им было бессмысленно. Они казались демонами, выбравшимися из преисподней. Само их имя – а их часто звали «татарами» по названию монгольского племени, населявшего Центральную Сибирь – подсказывало их происхождение. Средневековые хронисты переиначили их имя в «тартары». Так им мнилось вернее, ведь древние греки именовали царство мертвых – Тартар. Вот откуда пришла эта непобедимая рать!

Впрочем, не только суеверия и страх мешали европейцам оказывать сопротивление монголам. В то время монгольское войско было, пожалуй, самым боеспособным в мире. В XIII веке европейские армии были составлены из конных рыцарей, облаченных в тяжелые доспехи, а также пеших пехотинцев – простых горожан и крестьян. Рыцари были людьми знатными; лук они считали оружием простолюдинов и сражались мечами. Поэтому в Европе любая битва распадалась на множество поединков. Рыцари обеих армий, разбившись на пары, сражались друг с другом.

В битве с монголами – «стенка на стенку» – смешно было говорить о тактике, о военном искусстве. Пусть подобный принцип ведения войны был разумен в Европе, при встрече с монгольской армией он оказывался бессмысленным. Навстречу рыцарям спешила не разрозненная рать азиатов – нет, на них катилась машина, все части которой были ладно пригнаны друг к другу. Монгольская орда сметала фигурки рыцарей, как лава вулкана – отдельные деревца. Они бились о накатившую на них махину – и падали замертво. Часто они не успевали даже сразиться с кем-то из монголов один на один – они умирали под градом стрел или пытались бежать, стрелами настигаемые.

Этот «презренный лук», отвергнутый рыцарями, играл важнейшую роль в тактике монголов. Большая часть их конников даже не носила доспехов, кроме шлема. Эти воины не думали о ратных единоборствах. Не сближаясь с противником, они расстреливали его из луков, и меткость их стрельбы на полном скаку была поразительной. В бою они использовали стрелы разного типа. Для рыцарей они готовили стрелы с гибкими стальными наконечниками, которые пробивали любую броню. Часть стрел была просверлена, поэтому в полете они испускали такой громкий свист, что часто не выдерживали нервы не только у вражеских коней, но и у противника. Копье, аркан, меч дополняли вооружение монголов, но применялись они лишь в том случае, когда перевес над противником был явно ощутим и победа неизбежна.

Обычно монголы во весь опор мчались на противника, осыпая его градом стрел. Когда противник оказывался слишком близко, они внезапно имитировали отступление, причем, повернувшись вполоборота, так же метко стреляли, не давая врагам двинуться с места. Потом, дав коням отдохнуть, они снова бросались в атаку. И опять сыпались стрелы. Практически это была «артподготовка», после которой мог дрогнуть даже самый стойкий противник. Как только последний обращался в бегство, в бой по команде шла тяжелая кавалерия. Конники в кожаных доспехах добивали пиками смятенных солдат врага, мчавшихся уже наобум.

Перед изощренной тактикой монголов была бессильна любая толпа рыцарей, не терпевшая строгого управления. Вдобавок монголы были не только блестящими бойцами, но и отменно вели психологическую войну. Их жестокость стала притчей во языцех, но она была вовсе не самоцелью. Вырезав население одного города, решившего дать бой, монголы могли надеяться, что впредь десятки городов им покорятся без боя. С таких городов, по словам Л.Н. Гумилева, монголы «взимали умеренную контрибуцию лошадьми для ремонта кавалерии и съестными припасами для ратников». Своих гарнизонов монголы нигде не оставляли, поэтому «подчинение» носило чисто символический характер; после ухода монгольского войска жители возвращались домой и все шло по-старому.

Завоевав Китай, Хорезм и Причерноморье, к 1227 году монгольский правитель Чингисхан стал подлинным «властителем мира»: никогда еще в истории не существовало такой протяженной империи, как его. Тем не менее Чингисхан крепко держал власть в своих руках. Если бы так же цепко он держал поводья! Он упал с лошади и разбился насмерть. Его честолюбивым планам был положен конец.

Чтобы избежать смуты в стране, которая могла разразиться после его смерти, Чингисхан заранее позаботился о будущем устройстве своей державы. Он поделил ее на четыре ханства, которыми должны были править наследники. Самым важным, со стратегической точки зрения, было западное ханство, раскинувшееся на половецких землях. Им стал править внук Чингисхана – хан Батый (Бату). Впоследствии оно получило название «Золотая Орда».

Именно отсюда, из поволжских степей, монголы стали грозить Европе. Поначалу на их появление мало кто обратил внимание, их не считали достойным противником. Тем временем монгольские лазутчики тщательно выведывали все о Европе и Руси. Их интересовала политика отдельных княжеств и государств, их экономика, условия жизни в этих странах. Готовясь к войне, вожди монголов досконально разузнали все о своих противниках, которые их не ждали…

С 1234 года в течение двух лет планировался поход на запад. Новый великий хан Угэдэй направил туда стопятидесятитысячную армию (по другим данным, монгольская армия насчитывала 30–40 тысяч человек, самое большее 50 тысяч). Во главе ее стоял Батый, но на самом деле ей командовал один из лучших военачальников Монгольской державы, Субэдэй. Еще недавно, в 1232-1234 годах, он одерживал победу за победой в Китае. Теперь так же тщательно готовился разгромить череду слабых, недружных княжеств – осколки могучей Киевской Руси.

Первой жертвой монголов стала Волжская Булгария, расположенная на перекрестье торговых путей, что связывали Среднюю Азию, Восточную Европу и Скандинавию. Отсюда, с берегов Волги, монголы готовились покорять русские города, надеясь найти там богатую добычу.

Шел тридцать седьмой год XIII века. За четырнадцать лет до этого монголы уже сразились на степной реке Калка с русскими и половецкими войсками и разбили их наголову. Тогда монголы вернулись на родину. Русь получила передышку. Но теперь они уходить не собирались.

В канун новой войны на Руси проживало около пяти миллионов человек. По оценке российского историка С. Смирнова, страна могла выставить около ста тысяч профессиональных воинов и около полумиллиона ополченцев, что было в несколько раз больше монгольской армии. Однако постоянные междоусобицы мешали собрать единую армию. Так и случилось, что каждое из княжеств воевало и гибло в одиночку.

Поражение на Калке не объединило русских князей и даже не насторожило их. Привыкшие побивать кочевников – что печенегов, что половцев, – они не интересовались неведомыми монголами, не пытались разузнать их планы, понять образ их мыслей. Только этим можно объяснить, например, гибель Рязанского княжества.

Батый знал, что рязанские князья не воевали на Калке, и не собирался с ними сражаться. Подойдя к Рязани, он известил князей, что намерен получить пищу и лошадей для дальнейшего похода. Впоследствии так и было: города Северо-Восточной Руси избегали штурма, снабжая монголов провиантом. Однако рязанские князья, как отмечал Л. Гумилев, «не удосужившись узнать, с кем имеют дело», гордо ответили: «Убьете нас – все будет ваше».

На что же рассчитывали русские князья в ожидании войны? На мощные стены городов, которые не одолеть кочевникам? Или на Волгу – этот огромный естественный ров, заполненный водой, который не одолеть кочевникам. Знали бы они, что монголы, вооруженные китайскими штурмовыми орудиями, брали любые крепости! Они обстреливали вражеский город из баллист и катапульт, закидывали его горящими стрелами, вызывая многочисленные пожары, строили осадные башни и пробивали в стенах бреши. Гарнизоны непокорных крепостей и их мирное население всегда поголовно истреблялись. Упорство непокорных горожан было безнадежным и обрекало всех на смерть.

А Волга… в декабре 1237 года она замерзла. И по льду застучали копыта конницы. То клацала сама смерть. 21 декабря пала Рязань, хотя у ее стен полегло немало монгольских воинов. Затем, в течение зимы, пали Суздаль, Ростов, Ярославль, Москва. На осаду русских городов монголы тратили в среднем от трех дней до недели. Зимняя кампания 1237-1238 годов завершилась 4 марта сражением на речке Сить, где армия великого князя владимирского Юрия Всеволодовича была разгромлена, а сам он погиб.

Монголы поспешили на север. Торжок, стоящий у них на пути, продержался две недели и был взят только 23 марта. Дальше, за лесами и болотами, их ждал «Господин Великий Новгород» – один из самых богатых городов Руси и один из европейских центров торговли того времени. Новгород был членом Ганзейского союза, объединявшего портовые города на побережье Балтийского и Северного морей.

Но тут карты монголов спутала погода, а точнее, непогода. Они не успели до весны подойти к Новгороду, а вскоре началась распутица. Только она и спасла купеческую столицу. По лесной, заболоченной Руси монголы могли передвигаться лишь зимой – по замерзшим рекам. Теперь же их лошади тонули в растаявших болотах. Дороги не было. Оттуда Батый двинулся дальше, но, не дойдя до Новгорода, повернул на юг и пошел на Козельск. Поворот от Новгорода принято объяснять весенними паводками, но существует и другое объяснение – вероятно, поход не укладывался в запланированные сроки.

Повернув войска назад, Батый был задержан на семь недель под Козельском, жители которого оказали захватчикам сильное сопротивление. После захвата Козельск был прозван татарами «злым» городом, а его оборона стала символом сопротивления монголо-татарскому нашествию.

К лету 1238 года монголы вернулись на Нижнюю Волгу. Здесь, на степных просторах, их армия отдохнула от тягот зимней кампании.

В следующие два года монголы разорили Южную Русь, разрушили и сожгли Киев, взяли Чернигов, завоевали Галицкую Русь. Война велась опять же зимой, поэтому великие украинские реки не мешали быстрой переброске войск.

Все эти годы, пока неведомая пришлая армия планомерно расправлялась с самым крупным европейским государством, в другой части Европы – на западе – царило удивительное благодушие. Там тоже рассчитывали на мощные стены городов, верили в легкую победу над нехристями. А пока папа римский враждовал с императором германским, никто из королей не заключал военного союза, не готовился к войне с монголами.

Когда в Польше перебили монгольских послов, в страну молниеносно ворвалась монгольская армия. Почти мгновенно польские войска были сметены. Во всей Польше поднялась невиданная паника. Волны беженцев в ужасе катились на запад. Город за городом захватывался, разорялся, сжигался. Впереди монгольских колонн летела молва, твердившая о «сотнях тысяч врагов», идущих на Европу. Воистину: у страха глаза велики. Вот только воевать с монголами было и впрямь страшно. Рыцарей ждали неудачи.

Навстречу неприятелю собралась армия из немецких и польских рыцарей числом до сорока тысяч. Она ждала монголов близ города Легницы. Туда же из Богемии шло еще одно войско. Его вел король Венцеслав, и с ним было 50 000 солдат. Им оставалось пробыть в пути всего два дня. Но тут, обогнав их, передовой монгольский отряд, – а в нем было около 20 000 человек, – вышел к Легнице.

9 апреля 1241 года начался бой. Наступая, монголы кричали на польском языке: «Спасайся! Спасайся!» Эта знакомая команда привела в замешательство «международные силы быстрого реагирования» XIII века. Европейцы растерялись и были разбиты наголову. Уцелевшие бежали на запад. Монголы не стали их преследовать. У них имелись другие планы.

Их главной целью были венгерские степи. Большая часть монгольских сил – три отдельные армии – наступали на Венгрию. Они шли с разных сторон: через Трансильванию, долину Дуная, Центральные Карпаты. Под стенами столицы Венгрии, Буды, они должны были встретиться. Отряд, лютовавший в Польше, обязан был всего лишь «обезопасить тылы» и защитить будущие владения монголов в Венгрии от неожиданного нападения с севера.

В ожидании монголов венгерский король Бела IV собрал почти стотысячную армию. Когда же передовые отряды врага появились, венгры перешли в наступление. И поначалу монголы, видимо, дрогнули. После нескольких дней осторожного преследования Бела IV настиг их у реки Шайо. Пока ему по-прежнему везло. Он без труда отбил у монголов мост через реку и даже начал переправлять войска на другой ее берег, готовясь продолжать поход. На ночь он устроил укрепленный лагерь на том берегу реки, опасаясь случайных вылазок струсивших монголов.

Но и эта ночь прошла спокойно. А вот когда первые лучи солнца должны были воссиять и озарить день полной победы над врагами, раздался гром, страшнее которого никто не слышал, и все небо залилось огнем, а сверху на людей стали падать камни. Многие гибли, ничего не поняв; другие в ужасе бежали. Так хитрые монголы использовали баллисты, катапульты и китайские шутихи, чтобы ошеломить противника.

Под этот грохот основные части монголов форсировали реку Шайо и окружили лагерь, где оставались основные венгерские силы. Началось их истребление. Камни, стрелы и горящая нефть сыпались на венгров со всех сторон. Они отчаянно пытались выбраться из окружения, и когда в рядах монголов вдруг образовалась брешь, метнулись в нее. Спеша убежать с поля боя, они бросали доспехи и оружие. Наверное, им казалось, что самое страшное уже позади.

Но тут со всех сторон появилась монгольская конница и стала рубить беглецов. В течение нескольких часов погибло около 70 000 венгров. Королевство осталось без армии.

Продолжая разорять Венгрию, монголы дошли до Адриатического моря. Уже они готовились надолго осесть в венгерских степях; уже чеканили свою монету; уже мечтали о покорении соседних стран – Италии, Австрии, как в дело вмешалось, – любят говорить некоторые историки, – Божественное Провидение. Событие, случившееся за десять тысяч километров от Венгрии, переменило ход мировой истории.

Умер великий хан Угэдэй. Его наследником мог стать его сын Гуюк, давний враг Батыя. Несколько лет назад тот едва не оттаскал Батыя за волосы после ссоры. Теперь ничто не сдерживало взаимную ненависть двух братьев.

Удивительно, но военная кампания кончилась. От стен Венеции и Вены монгольская армия двинулась назад, на восток. Она прекратила завоевания и стала готовиться к гражданской войне. Лишь ценой долгих переговоров удалось сохранить мир в державе.

Четыре года в монгольской столице, Каракоруме, длился курултай – народное собрание, на котором выбирали нового великого хана. Все это время монголы не вели войн с соседями. В конце концов великим ханом был избран в январе 1246 года Гуюк, ну а Батый получил во владение земли в Восточной Европе, им же и завоеванные.

Последний показал себя искусным государственным деятелем. После избрания Гуюка великим ханом судьба Батыя, казалось, была предрешена. Понимая безвыходность своего положения, он попытался заручиться поддержкой… на разоренной им Руси. Его политика последних лет облегчила ему выбор. Он давно отказался от новых нападений на русские города; он не стал оставлять в городах монгольские гарнизоны, а лишь держал при дворах князей своих слуг – баскаков, собиравших дань. Русские князья сохранили власть над своими землями и лишь обязаны были приезжать в столицу Батыя, чтобы присягать ему на верность. Вопреки популярным заблуждениям, Русь в 1241-1380 годах вовсе не была колонией монгольских ханов в полном смысле этого слова. Она уплачивала монгольскому хану определенные денежные суммы.

Батый заключил союз с Александром Невским, лучшим полководцем Руси и великим князем в Новгороде. Сын Батыя, Сартак, принял христианство. Дипломатические усилия Батыя, его хитрость и решительность, помогли ему в итоге выиграть безнадежную схватку со своим родственником.

Через два года, когда армии Батыя и Гуюка уже готовились к войне друг с другом, великий хан Гуюк умер. Вероятно, его отравили сторонники Батыя. И теперь тот мог спокойно царить в своих владениях.

В те времена на берегу Волги, неподалеку от современной Астрахани, раскинулся город Сарай-Бату, столица государства Батыя – Золотой Орды. Его держава объединила Волжскую Булгарию, половецкие степи, Крым и Западную Сибирь. Власть Батыя простиралась на всей территории от нижнего Дуная до нижней Оби, от Иртыша до Невы, от Черного и Каспийского морей до Белого моря.

После смерти Батыя в 1255 году к власти перешел его брат, Берке. Он подтвердил все права Александра Невского, предвидя, что скоро другие наследники Чингисхана перессорятся между собой и русская помощь будет ему очень нужна. Кроме того, Берке перенес столицу на север, к современному Волгограду, в город Сарай-Берке. И вскоре тот стал центром караванной торговли. Сарай-Берке быстро разросся, превратившись в крупнейший город Европы, в котором проживало более полумиллиона человек. В средние века с ним мог сравниться лишь Константинополь. Даже в знаменитой Флоренции в эпоху Данте и Петрарки проживало чуть более ста тысяч человек.

Теперь на всех границах Золотой Орды воцарилось спокойствие. Наступил Pax Mongolica, «монгольский мир», распространившийся на всю Восточно-Европейскую равнину, Западную Сибирь, а вскоре и на Китай. После веков междоусобиц на территории, лежавшей вдоль Великого Шелкового пути, возникла единая держава – можно назвать ее «Азией без границ» – от Карпат до Кореи.

Это событие решительно повлияло на развитие Европы. Теперь ее купцы могли без опаски торговать с самыми отдаленными районами Евразийского континента. Вплоть до Пекина путь для них был открыт. Особенно преуспели в этой торговле венецианцы. Оживление торговли привело к быстрому экономическому подъему в странах Европы. Из азиатских государств к ним постоянно притекали товары и новая информация.

Поначалу сведения о том, как живут люди в странах Востока, казались европейцам «пустыми россказнями», «сказками». Самый яркий пример тому – история купца Марко Поло, которому сперва не поверили после его возвращения из Китая.

После нескольких десятилетий «монгольского мира» Европа переживает настоящее экономическое и культурное Возрождение. Особенно выигрывает от Pax Mongolica Италия – страна крупных портовых городов, наперебой спешивших торговать с Востоком. На побережье Крыма появляются колонии итальянских купцов – перевалочные пункты международной торговли того времени. Между Генуей и Венецией, а также Константинополем, оправившимся от разгрома его крестоносцами, даже разгорается настоящая торговая война.

Но именно эта неоглядная мирная даль и погубила Золотую Орду. По тем же дорогам, где недавно двигались караваны купцов, теперь спешила «черная смерть». Незримая гостья с косой втихомолку прибивалась то к одной группе купцов, то к другой. Ночевала на постоялых дворах. Осматривалась на многолюдных базарах. И всюду сеяла семена заразы, а в следующие дни собирала свой урожай – скашивала одну за другой человеческие жизни.

По всем дорогам Золотой Орды в сторону Европы веяло чумой. Идиллический мир «Азии без границ» был погублен не войной, а невиданным прежде мором. Известно, что в Европе всего за пять лет, с 1347 по 1352 год, вымерло около трети населения, в том числе большая часть жителей Южной Италии и три четверти населения Германии.

Значительно сократилось и население Золотой Орды, хотя точных цифр мы не знаем. Зато известно, что после «Великой чумы» в Золотой Орде наступило смутное время. Она практически распадалась на отдельные области. С 1357 по 1380 год на престоле Орды перебывало более 25 ханов. От нее отделились Хорезм, Приднепровье, Астрахань. В Малой Азии и на Балканском полуострове стали хозяйничать турки-османы, перекрывшие путь через черноморские проливы и значительно осложнившие мировую торговлю.

Очередной узурпатор, Мамай, даже не принадлежавший к роду Чингизидов, был разгромлен в Куликовской битве.

Последовавшее исчезновение Золотой Орды было стремительным. В 1395 году правитель Самарканда Тимур (Тамерлан) разбил монгольского хана Тохтамыша, вторгся в Поволжье и разрушил ордынские города, в том числе и столицу Сарай-Берке. К этому времени монголы были уже изгнаны и из Китая, где к власти пришла национальная династия Мин.

Так исчезала с земли монгольская сверхдержава. Золотая Орда распалась на множество мелких ханств, большая часть которых была поочередно завоевана великими князьями и царями Москвы в XV–XVI веках. С падением Казанского и Астраханского ханств при Иване Грозном европейская часть истории монголов фактически прекратилась. С того времени судьба Монголии – это судьба небольшой страны, лежащей в степных и пустынных районах к югу от озера Байкал, никогда больше не игравшей сколько-нибудь заметной роли в мировой истории.

Курушин М.Ю.

Почему татаро-монголы, завоевав огромные просторы Евразии (от Китая до Руси), неожиданно прекратили свой поход «к последнему морю» и пощадили Западную Европу? Одной из важнейших загадок мировой истории пока нет однозначного объяснения. Недавно ученые, опираясь на летописные источники и «архивы» самой природы (древесные кольца), воссоздали микроклимат Восточной Европы и указали на решающую роль природных факторов монгольской стратегии. Холодная и дождливая весна 1242 года, заболачивание Среднедунайской равнины вкупе с разграблением региона затрудняло снабжение армии, и в итоге монголы предпочли не рисковать, вернувшись в южнорусские степи. О взаимосвязи климата, политики и военного дела в XIII веке историки размышляли на страницах журнала Scientific Reports.

Гог и Магог атакуют

Задачу покорить половцев и дойти до Киева поставил еще Чингис-хан (в 1221 году), однако приступили к реализации этих планов монголы лишь при его сыне Угэдэе , после курултая (съезда ханов) 1235 года. На запад двинулось войско под командованием Бату (Батыя), внука Чингис-хана и опытного военачальника Субэдэя - численностью около 70 тысяч человек. Подробности похода на северо-восточную и южную Русь хорошо известны всем еще со школьной скамьи. После сожжения Киева Батый захватил города южной и западной Руси, до Галича и Перемышля, где и расположился на зиму 1240/1241 года.

Следующая цель монголов очевидна - Венгрия, расположенная на Среднедунайской равнине , крайней западной части великого пояса евразийских степей. Кроме того, именно туда, к королю Беле IV , откочевали разгромленные половцы, давние враги татаро-монголов. Но войско разделилось: 30-тысячная армия победоносно прошла польские земли, разгромив польско-немецкое войско в битве при Легнице (9 апреля). Однако на Германию монголы не двинулись, повернули на юг и через Моравию оказались в Венгрии - куда еще раньше вторглись основные силы кочевников.

Изображение: Nature

Корпус Бату двигался через Верецкий перевал в Карпатах, корпус Кадана - через Молдавию и Трансильванию, отряд Бучека - южным путем, через Валахию. Такое построение было спланировано Субэдеем - чтобы заставить венгров раздробить свои силы и разбить их по частям. Главные же силы Субэдея шли медленнее, выступая в роли резерва. После взятия многих городов и сложных маневров, 11 апреля монголы наголову разбили венгерско-хорватское войско на реке Шайо и приступили к административной перестройке покоренной части Венгрии.

Отдохнув несколько месяцев, зимой 1242 года армия Бату пересекла замерзший Дунай и приступила к осаде городов, а корпус Кадана направился разорять Хорватию, где скрылся венгерский король. Однако далматская крепость Клис монголам не покорилась. Весной 1242 года, по неустановленной до сих пор причине, Батый и Субэдэй повернули назад и через Боснию, Сербию и Болгарию вернулись в южнорусские степи.

Загадка отступления

Что же заставило монголов прекратить свое победоносное вторжение вглубь Европы и даже оставить завоеванную Венгрию, где они уже назначили баскаков (сборщиков дани) и чеканили монету? Чаще всего отступление Бату объясняют скоропостижной кончиной хана Угэдэя в декабре 1241 года - чингизид хотел как можно скорее прибыть на курултай в Монголию, чтобы участвовать в выборах великого хана. Однако против этой гипотезы свидетельствует тот факт, что Бату так и не добрался до курултая, а остался на территории своего улуса (будущей Золотой Орды).

Есть мнение, что татаро-монголы и не собирались завоевывать Европу, а хотели лишь покарать своих врагов-половцев, уже разбитых при реке Калке. Кыпчаков укрыл венгерский король, игнорировавший требования монголов их выдать. В пользу этой версии говорит целенаправленная охота Бату на Белу IV, для преследования которого зимой 1242 года был выделен целый корпус. Однако эта версия не объясняет, зачем монголы начали включать Венгрию в состав своего государства и почему потом оставили этот проект.

Более обоснованы объяснения военного характера: сложность взятия крепостей в задунайской части Венгрии, большие потери в живой силе и бедность Паннонской равнины, не способной кормить войска, заставили монголов повернуть назад. Впрочем, авар и венгров три-четыре века назад все это не остановило.

Грязь, слякоть и неурожай

Авторы нового исследования справедливо указывают на слишком общий характер всех этих объяснений. Чтобы понять логику Бату и Субэдэя, нужно как минимум четко представлять себе географию, климат и погоду 1240-1242 годов на театре военных действий. Монгольские военачальники крайне внимательно следили за природными условиями (об этом известно по письму хана Хулагу французскому королю) - и ученые допускают, что быстрые климатические сдвиги повлияли как на успешное завоевание Венгрии, так и на решение оставить ее год спустя.

Изображение: Széchényi National Library, Budapest

Итак, весной-осенью 1241 года монголы быстро перемещаются по венгерским землям, захватывая одну крепость за другой. Организованное сопротивление захватчикам никто не оказывал, и они свободно грабили, убивали и брали в плен местное население. Лето было ранним (хронист упоминает о жаре во время битвы на реке Шайо - 11 апреля) и теплым. В летописи сказано, что монголы не сжигали злаки на полях, берегли фруктовые деревья и не убивали крестьян, собирающих урожай. То есть они не превращали сельскохозяйственные земли в пастбища потому, что их кони не испытывали недостатка в корме.

Зато холодная и снежная зима 1242 года наступила рано. Сначала она помогла монголам: Дунай замерз, кочевники пересекли реку и приступили к осаде крепостей Белы IV (обычно зимой монголы не начинали кампании). Но удача от них отвернулась: из-за ранней оттепели они не смогли взять Секешфехервар. «Снег и лед растаяли, и болотистая местность вокруг города стала неприступной», - пишет венгерский хронист. Из-за той же непролазной грязи отправленный в Далмацию корпус Кадана был вынужден отступить от города Трогир.

Почвоведам известно, что низины Венгрии очень легко затапливаются. Если зима снежная, а весна дождливая, то обширные равнины быстро превращаются в болото. Кстати, «высушились» венгерские степи только в XIX веке, благодаря дренажным проектам Габсбургов - до этого весенние разливы многочисленных рек образовывали многокилометровые болота. Топь и грязь сводили на нет эффективность осадных орудий и снижали мобильность конницы.

Изображение: Nature

Холодная дождливая весна, позднее появление травы и заболачивание равнин резко сократило площадь пастбищ - монгольским лошадям, и так ослабленным тяжелой зимой, не хватало корма. Монголы поняли, что большого урожая в 1242 году ждать не приходится. Так и вышло: осенью в Венгрии разразился страшный голод.

Так что решение монголов отступить выглядит вполне разумным. Погодные условия повлияли и на выбор маршрута для возвращения в южнорусские степи - через Сербию и Болгарию. Заболоченным равнинам армия Бату предпочла более сухие и высокогорные районы вдоль предгорья Карпат.

Историей движут климатические аномалии?

«На мой взгляд, достаточно опрометчиво объяснять остановку монгольского продвижения в Европу двухлетней погодной аномалией. Монголы в течение десятилетий вели завоевательные войны в крайне неблагоприятных климатических условиях, их войска оперировали в районах, плохо пригодных или совершенно непригодных для действий конницы (Южный Китай, Афганистан, Бирма, Кашмир), и даже организовывали морские экспедиции (неудавшееся вторжение на Яву).

Историк Алексей Куприянов специально для «Ленты.ру»: При этом стоит отметить, что победы в этих кампаниях монголы одерживали при помощи местных союзников и вспомогательных отрядов, набранных из местных уроженцев, используя завоеванные территории как базу для дальнейших экспедиций. При вторжении в Европу монголам опереться было не на кого: за ними лежали разоренные южнорусские степи и сожженные города (одним из немногих исключений стала Болоховская земля, князья которой заключили с монголами союз в обмен на поставки фуража), армия была истощена долгим походом, в то время как перед ними находилась густо насыщенная укрепленными городами и замками Западная Европа с воинственным населением. В это же время в Монгольской империи началась борьба за власть, и в этих условиях Бату-хан, естественно, предпочел вернуться на берега Волги и начать обустройство своего улуса. Поэтому, с моей точки зрения, отказываться от традиционной теории в пользу "климатической" гипотезы пока рано».

При воссоздании «погодной истории» западного похода авторы статьи не ограничились случайными фактами из средневековых хроник. Данные по кольцам деревьев северной Скандинавии, Центральных Восточных Альп , румынских Карпат и русского Алтая помогли определить летнюю температуру в Европе за 1230-1250 годы. Судя по ближайшим к Венгрии горам, в 1238-1241 годах лето было долгим и жарким - это, в частности, могло привлечь туда монголов. Однако 1242-1244 годы отличаются более холодным летом. Более того, в 1242 году на территории Чехии, южной Польши, западной Словакии, северо-западной Венгрии и восточной Австрии - и только там, на территории конфликта - выпало аномальное количество осадков.

Ученые подчеркивают, что влияние климата на историю носит не тотальный и статический, а случайный и динамический характер. Так, мимолетная аномалия 1242 года (холодная весна плюс много осадков) сыграла достаточно серьезную роль, чтобы монголы - которые всегда отличались гибкостью своих целей и задач - решили не идти напролом, а отступить, сберегая людей и лошадей. Аналогично, дважды разметавшие монгольский флот у побережья Японии тайфуны («камикадзе», божественный ветер), уберегли эту страну от завоевания в конце XIII века.

Так или иначе, татаро-монголы ограничились на Западе южнорусскими степями. Ученые осторожно отмечают: окончательно установить, отступили кочевники из-за политических факторов (смерть Угэдэя) или решив, что венгерские земли, слишком уязвимые к погодным колебаниям, не подходят им в качестве плацдарма (и тыловой базы), пока невозможно. Стоит более тщательно изучить среду XIII века: например, раскопать осажденные монголами крепости (и грязь у их стен), разобраться с состоянием рек и болот Паннонской равнины - да и других регионов Евразии, по которым прошлись монголы (в том числе Руси).

Западный поход

Для русского историка биография Бату по существу начинается с весны 1235 года, когда на курултае, созванном великим ханом Угедеем, было объявлено о начале Западного похода. «Когда каан во второй раз устроил большой курултай и назначил совещание относительно уничтожения и истребления остальных непокорных, то состоялось решение завладеть странами Булгара, асов и Руси, которые находились по соседству становища Бату, не были ещё окончательно покорены и гордились своей многочисленностью, - читаем в «Истории завоевателя мира» персидского историка Ала ад-Дина Ата-Мелика Джувейни, жившего в середине XIII века и находившегося на службе у правителя монгольского Ирана Хулагу-хана. - Поэтому в помощь и подкрепление Бату он (Угедей) назначил царевичей: Менгу-хана и брата его Бучека, из своих сыновей Гуюк-хана и Кадагана и других царевичей: Кулькана, Бури, Байдара, братьев Бату - Хорду и Тангута, и нескольких других царевичей, а из знатных эмиров был Субатай-бахадур. Царевичи для устройства своих войск и ратей отправились каждый в своё становище и местопребывание, а весной выступили из своих местопребываний и поспешили опередить друг друга» 1 .

Бату вместе с братьями отправился в свой удел - Дешт-и-Кипчак. Но ещё до этого, исполняя монгольский обычай, он устроил пир и угощение для своих родичей и будущих соратников по Западному походу. «Бату-хан в продолжение сорока суток угощал всё это собрание, - рассказывает Абу-л-Гази, - во все эти сорок суток ни на одну минуту не были они свободны от утех и удовольствий. После сего Бату разослал по областям знаменщиков для набора войска; на этот раз собралось войска так много, что ему не было счёта». Войско Бату и оснащено было лучше других: по сведениям китайских источников, его воины получали в походе на двоих такой же паёк, какой в остальных частях армии давался на десятерых человек 2 . Они первыми вторгнутся в пределы Волжской Болгарии, и уже здесь осенью 1236 года Бату встретится с остальными царевичами, назначенными для участия в походе.

Названные царевичи принадлежали к следующему поколению Чингисидов, поколению внуков (а отчасти даже правнуков) Чингисхана. Они представляли все четыре ветви, идущие от четырёх старших сыновей «покорителя Вселенной», имевших право наследовать власть в Монгольской империи. Из сыновей Тулуя (скончавшегося ещё до начала похода, в сентябре-октябре 1232 года) Джувейни называет старшего, будущего великого хана Менгу (Мунке), и седьмого, Бучека (или Буджака); Гуюк, также впоследствии ставший великим ханом, был старшим сыном Угедея, а Кадан (Кадаган) - шестым сыном; линия Чагатая была представлена его старшим внуком Бури, вторым сыном первенца и любимца Чагатая Мутугэна (считавшегося любимцем также Чингисхана и погибшего ещё при жизни деда и на его глазах при осаде крепости Бамиан в Афганистане), и шестым сыном Байдаром; рядом с Бату были его старший брат Орда и младшие Берке (третий сын Джучи), Шибан (пятый сын) и Тангут (шестой). Наконец, среди участников похода назван и один из младших сыновей Чингисхана Кулкан (Кулькан); он родился от второй жены «покорителя Вселенной» Кулан-хатун (из меркитского племени) и хотя в отличие от четырёх старших братьев не имел права наследовать отцу, ещё при жизни отца был в остальном приравнен к ним. Как видим, всё это были не просто представители четырёх старших родов Чингисидов, но старшие представители этих родов - старшие сыновья или лица, их заменявшие.

На этот счёт имелось особое предписание великого хана. «В отношении всех посылаемых в настоящий поход, - читаем в «Сокровенном сказании», - было поведено: “Старшего сына обязаны послать на войну как те великие князья-царевичи, которые управляют уделами, так и те, которые таковых в своём ведении не имеют. Нойоны-темники, тысячники, сотники и десятники, а также и люди всех состояний обязаны точно так же выслать на войну старшего из своих сыновей. Равным образом старших сыновей отправят на войну и царевны и зятья… По отправке в поход старших сыновей получится изрядное войско. Когда же войско будет многочисленно, все воспрянут и будут ходить с высоко поднятой головой. Вражеских же стран там много, и народ там свирепый. Это - такие люди, которые в ярости принимают смерть, бросаясь на собственные мечи (едва ли не отголосок рассказов мусульманских писателей о древних руссах и франках. - А. К). Мечи же у них, сказывают, остры. Вот почему я, Угедей-хан, повсеместно оповещаю о том, чтобы нам, со всей ревностию к слову нашего старшего брата Чаадая, неукоснительно выслать на войну старших сыновей. И вот на основании чего отправляются в поход царевичи Бату, Бури, Гуюк, Мунке и все прочие”» 3 . Поход на запад становился общим делом всех наследников Чингисхана, в полном смысле слова исполнением священной воли основателя Монгольской империи.

Особая роль в походе отводилась старшему сыну Угедея Гуюку и внуку Чагатая Бури. На первого было возложено «начальствование над выступившими в поход частями из Центрального улуса»; Бури же был поставлен «над всеми царевичами, отправленными в поход», - то есть фактически встал во главе почти всего монгольского войска, за исключением собственных сил Бату. Это делало Бури, человека молодого, но весьма амбициозного, едва ли не центральной фигурой всего предприятия. Родившийся от некой простолюдинки, жены домашнего слуги его отца, Бури был смел до дерзости. К тому же он ненавидел Бату, унаследовав ненависть к сыну Джучи от отца и деда, и это не могло не привести к их столкновению. Не менее амбициозен был Гуюк, также питавший откровенную неприязнь к Бату При этом Гуюк успел проявить себя в ходе предшествующих войн, в частности в китайской кампании; летописи не раз называют его имя (как и имя Менгу), рассказывая о взятии отдельных китайских городов. Бату ничем подобным похвастаться не мог. И хотя его имя называлось первым среди имён участвовавших в походе царевичей, хотя основной целью похода было расширение его удела - Улуса Джучи, ему ещё только предстояло завоевать первенство не на словах, а на деле, стать подлинным предводителем монгольского войска. Забегая вперёд скажу, что Бату удастся добиться этого - но не столько военными, сколько политическими методами, используя такие свои качества, как хладнокровие, выдержка, а также умение использовать промахи и невоздержанность соперников.

Из всех старших царевичей, участвовавших в походе, лишь с одним у Бату с самого начала установились более или менее доверительные отношения. Это был Менгу, старший сын Тулуя. И дело не только в том, что Джучи при своей жизни не враждовал с Тулуем, как враждовал он с Чагатаем и Угедеем. Отношения внутри «Золотого рода» наследников Чингисхана были весьма сложными. Мать Менгу, ханша Соркуктани-беги, ставшая после смерти мужа главой его многочисленного семейства и весьма влиятельная в Монгольской империи, нуждалась в некоторой опоре вне своего клана и нашла эту опору в Бату, главе клана Джучи. Известно о трениях, возникших между Соркуктани-беги и великим ханом Угедеем. Так, последний вознамерился сделать Соркуктани женой своего сына Гуюка, но ханша нашла в себе силы воспротивиться этому брачному проекту 4 . Кроме того, Угедей самовольно передал второму своему сыну Кудэну часть того войска (две тысячи воинов), которое принадлежало Тулую и его сыновьям. Естественно, что Менгу видел в Гуюке - своём несостоявшемся отчиме! - прямого соперника, а в Бату - соответственно, союзника. И расчёты Менгу оправдались: именно поддержка Бату впоследствии обеспечит ему ханский престол.

Рашид ад-Дин рассказывает, что первоначально Угедей намеревался и сам выступить в поход против кипчаков. Великий хан был известен любовью к роскоши и удовольствиям. По словам персидского историка, большую часть времени он «был поглощён различными наслаждениями с красивыми жёнами и луноликими пленительницами сердец»; кроме того, он «очень любил вино и постоянно находился в опьянении и допускал в этом отношении излишества» - Угедей и сам признавался в этом своём пороке. Тем не менее заботы об устроении державы тоже увлекали великого хана. После того как он собрал курултай и «целый месяц беспрерывно родственники в согласии пировали с раннего утра до звезды», хан «обратился к устроению важных дел государства и войска. Так как некоторые окраины государства ещё не были полностью покорены, а в других областях действовали шайки бунтовщиков, он занялся исправлением этих дел. Каждого из родственников он назначил в какую-нибудь страну, а сам лично намеревался направиться в Кипчакскую степь». Это, однако, пришлось не по вкусу его младшим родственникам. Общее мнение выразил Менгу, который, «хотя и был ещё в расцвете молодости», тем не менее, по словам Рашид ад-Дина, обладал и разумностью, и опытностью. «Мы все, сыновья и братья, стоим в ожидании приказа, чтобы беспрекословно и самоотверженно совершить всё, на что последует указание, дабы каану заняться удовольствиями и развлечениями, а не переносить тяготы и трудности походов, - так передаёт его слова персидский историк. - Если не в этом, то в чём же ином может быть польза родственников и эмиров несметного войска?» Речь Менгу была одобрена всеми родичами; тогда-то, рассказывает Рашид ад-Дин, «благословенный взгляд каана остановился на том, чтобы царевичи Бату, Менгу-каан и Гуюк-хан вместе с другими царевичами и многочисленным войском отправились в области кипчаков, русских, булар, маджар, башкирд, асов, в Судак и в те края и все их завоевали; и они занялись приготовлениями к этому походу» 5 .

Трудно сказать, насколько этот рассказ достоверен в деталях. Но он может свидетельствовать о том, что между старшими и младшими Чингисидами наметились серьёзные расхождения. Менгу, представитель младшего поколения наследников Чингисхана, открыто указывал великому хану, чем ему надлежит заниматься, а во что не стоит вмешиваться. Опираясь, в частности, на это свидетельство, исследователи полагают, что выступление в поход столь значительного числа царевичей, и особенно старших сыновей тех «великих князей-царевичей», «которые управляли уделами», может отчасти объясняться желанием Угедей-хана обезопасить свою власть и избавиться на время от присутствия в центральном улусе молодых, но уже слишком влиятельных и амбициозных племянников 6 .

Ко времени подготовки к походу относится несколько важнейших мероприятий центральной власти. Во-первых, с целью сбора средств для похода были установлены налоги: копчур - налог со скота, определяемый как одна голова скота с каждых ста голов, и налог с зерна: один тагар (мера) пшеницы с каждых десяти тагаров «для расходования на бедных». Во-вторых, «для того, чтобы происходило беспрерывное прибытие гонцов как от царевичей, так и от его величества каана в интересах важных дел», во всех странах, завоёванных монголами, были поставлены особые почтовые станы со сменами лошадей, вьючных животных и людей - так называемые ямы (по-монгольски «джам», от китайского «чжань» - «станция»). Для выполнения этого указа и учреждения ямов были отправлены гонцы и назначены четыре особых чиновника, по одному от каждого из четырёх старших представителей рода - самого великого хана, его старшего брата Чагатая, Бату и вдовы Тулуя Соркуктани-беги. (Бату представлял некий Суку-Мулчитай, имя которого в источниках более не упоминается.) «При настоящих способах передвижения наших послов, - объяснял это своё распоряжение Угедей, - и послы едут медленно, и народ терпит немалое обременение». А посему был установлен следующий непременный порядок: «повсюду от тысяч выделяются смотрители почтовых станций - ямчины и верховые почтари - улаачины; в определённых местах устанавливаются станции - ямы, и послы впредь обязуются, за исключением чрезвычайных обстоятельств, следовать непременно по станциям, а не разъезжать по улусу». Указ Угедея определял нормы содержания ямов и грозил жестокими карами за их нарушение: «… На каждом яме должно быть по двадцати человек улаачинов. Отныне впредь нами устанавливается для каждого яма определённое число улаачинов, лошадей, баранов для продовольствия проезжающим, дойных кобыл, упряжных волов и повозок. И если впредь у кого окажется в недочёте хоть коротенькая верёвочка против установленного комплекта, тот поплатится одной губой, а у кого недостанет хоть спицы колёсной, тот поплатится половиною носа» 7 .

Учреждение ямов сыграло огромную роль в истории не одной только Монгольской империи. Пройдёт время, и ямская служба, столь необходимая на громадных пространствах Евразии, будет унаследована Московским царством, а затем и Российской империей. Значение ямов понимали и сам Угедей, ставивший себе это в особую заслугу, и его брат Чагатай. «Из доложенных мне мероприятий я считаю самым правильным учреждение ямов», - сообщал он великому хану И добавлял, упоминая выступившего в Западный поход Бату: «Я тоже озабочусь учреждением ямов, поведя их отсюда навстречу вашим. Кроме того, попрошу Батыя провести ямы от него навстречу моим». Так, практически одновременно, создавались становой хребет и кровеносная система великой Евразийской империи.

Б?льшая часть монгольского войска двигалась весьма неспешно. Оказавшийся в Монгольских степях как раз перед началом Западного похода, в 1235–1236 годах, китайский посол Сюй Тин встретил многочисленное монгольское войско, двигавшееся мимо него безостановочно в течение нескольких дней. Китайского посла особенно удивило то, что большинство в этом войске составляли юноши, даже подростки, в возрасте тринадцати-четырнадцати лет. Когда он спросил, чем это объяснить, ему ответили, что войско послано «воевать мусульманские государства, куда три года пути. Тем, кому сейчас 13–14 лет, будет 17–18 лет, когда достигнут тех мест, и все они уже будут превосходными воинами» 8 . Название «мусульманские государства» было для китайцев синонимом далёких западных земель. Кто знает, возможно, именно встреченные Сюй Тином юнцы и были теми, кто спустя несколько лет обрушит свой удар не только на мусульманские земли Волжской Болгарии, Ирана или Малой Азии, но и на христианскую Русь?!

Так начинался завоевательный поход монголов в Европу. Впрочем, завоевательным он называется нами сегодня; таковым он стал для народов, разорённых, уничтоженных и завоёванных монголами. Сами же монголы несколько иначе смотрели на происходящее. Для них это было не столько завоевание чужого, сколько утверждение своей власти на те страны и народы, которые принадлежали им по праву - праву силы и праву установлений «покорителя Вселенной» Чингисхана.

В этом смысле наследников Чингисхана можно назвать и наследниками великого «золотого царя» - «алтан-хана» - китайского императора, империя которого была завоёвана ими. Само её название - «Поднебесная», или «Срединное царство», - точно определяло её положение в мире как единственной империи, власть которой распространяется на всё земное пространство, осеняемое небом. Ещё и в XVII–XVIII веках (не говоря о более ранних временах), и даже позднее китайские богдыханы смотрели на приезжавших в их страну чужеземцев - купцов и послов иностранных держав - исключительно как на своих подданных и принимали посольские дары и подношения как изъявление покорности, как дань, привозимую с отдалённых краёв «Поднебесной» империи. Для китайцев окружающие их народы были «варварами», и они отгораживались от них Великой стеной, но когда «варвары» заняли императорский трон, ситуация изменилась только отчасти. Монголы с таким же презрением относились к китайцам, как и к другим покорённым народам (хотя многому научились у них). Но представление о том, что их империя - единственная, что мир принадлежит им, было присуще им в не меньшей степени. («Силою Бога все земли, начиная от тех, где восходит солнце, и кончая теми, где заходит, пожалованы нам» - так утверждал в своём послании римскому папе великий хан Гуюк в ноябре 1246 года 9 .) Монголы считали своими любые земли, «куда доходили кони их полчищ» (по выражению арабского учёного-энциклопедиста первой трети XIV века ан-Нувейри). А потому земли кипчаков, русских, болгар и других народов и представлялись им той «некоторой окраиной» их государства, которая «ещё не была полностью покорена» ими. При этом, в отличие от китайцев, монголы были кочевниками, а значит, изначально привычны к набегу, к поиску новых мест для кочевий, к овладению ими в кровопролитных войнах с другими племенами. Китайцы настолько презирали окружающих их «варваров», что считали войны с ними, завоевание их земель делом абсолютно бессмысленным. Монголы же были рождены для войны, и война надолго стала главным и единственным способом их существования.

Вся держава Чингисхана была построена как один военный лагерь. Она делилась на «центр» и «правое» и «левое» «крылья». Последние, в свою очередь, были поделены на «тьмы», или «тумены» (способные выставить 10 тысяч воинов), а те - на тысячи, сотни и десятки, так что ни один монгол в возрасте от пятнадцати до семидесяти лет не мог находиться вне своего подразделения. Во главе каждого из этих подразделений стояли, соответственно, темники, тысячники, сотники и десятники. При этом был установлен весьма жестокий порядок: если во время военных действий из десяти человек бежали один или двое, то казнили весь десяток. Так же поступали и в том случае, если один или двое смело вступали в бой, а остальные не следовали за ними; если кто-то из десятка попадал в плен и не был освобождён своими товарищами, то последних также могла ждать смерть. Военачальники монголов, как правило, непосредственно не участвовали в битвах - что было отличительной чертой монгольского войска и позволяло умело руководить им на любом этапе сражения. Но при этом соблюдалось правило: если темник или тысячник погибал в бою, то его дети или внуки наследовали его ранг, а если он умирал своей смертью, от болезни, «тогда его дети или внуки опускались на один ранг ниже». Точно так же если сотник умирал от старости или же темник перемещал его на другую должность, «то обе эти должности не подлежали наследованию» 10 . Подобные установления скрепляли монгольское войско невиданной для иных племён и народов дисциплиной. Монголы очень редко сдавались в плен, были неустрашимы и неудержимы в бою.

Превосходили они своих врагов и технической оснащённостью и тактической выучкой. Монголы, можно сказать, рождались всадниками. Их с младенчества накрепко привязывали к спине коня, и в таком положении они повсюду следовали за матерью. «В три года их привязывают верёвками к луке седла, так что рукам есть за что держаться», и пускают коней «нестись во весь опор, - доносил своему правительству в 1233 году китайский посол к «чёрным татарам» (монголам) Пэн Да-я. - В четыре-пять лет им дают маленький лук и короткие стрелы, вместе с которыми они и растут. Круглый год они занимаются охотой в поле. Все они стремительно носятся на лошадях, при этом они стоят на носках в стременах, а не сидят, поэтому основная сила у них находится в икрах… Они быстры, как идущий смерч, и могучи, как давящая гора. Поскольку в седле они поворачиваются налево и переворачиваются направо с такой скоростью, как будто крылья ветряной мельницы, то могут, повернувшись налево, стрелять направо, причём не только туда - целятся ещё и назад. Что касается их стрельбы в пешем положении, то они становятся, широко раздвинув ноги, делают широкий шаг и изгибаются в пояснице, наполовину согнув ноги. Поэтому они обладают способностью пробивать панцирь своей стрельбой из лука» 11 . Это же отмечали и современники-европейцы: «Стреляют они дальше, чем умеют другие народы»; «Они отличные лучники»; «…более искусные… чем венгерские и команские (половецкие. - А. К.), и луки у них более мощные» 12 . Для устрашения врагов монголы применяли особые «свистящие», или «гремучие», стрелы - с просверленными наконечниками, издававшими при полёте ужасающий свист. Их копья были снабжены специальными крючьями, при помощи которых они стаскивали вражеских всадников с коней. Панцири у монголов были изготовлены из кожаных ремней, сплетённых в несколько слоёв (на Руси такие панцири называли «ярицами») и в отдельных случаях снабжённых металлическими пластинами. Лёгкие и удобные, они были неуязвимы для стрел противника на том расстоянии, на котором сами монголы пробивали вражеские доспехи насквозь. Для эпохи Средневековья подобное преимущество сопоставимо с тем, какое уже в Новое время, после изобретения огнестрельного оружия, получат европейцы над «варварами» и дикарями, не знающими «огненного боя». Но мало того что монголы обладали врождёнными качествами воинов-наездников. Они многому научились у завоёванных ими тангутов, китайцев и мусульман-хорезмийцев, переняли их опыт, их способы ведения боевых действий, овладели передовой по тем временам военной техникой - камнемётными машинами, мощными самострелами, передвижными башнями, таранами, катапультами, а от китайцев научились использовать при осаде порох, которого в Европе ещё не знали. Огненные стрелы монголов и зажигательные и разрывные снаряды на основе нефти и пороха сеяли панику среди врагов. В войске монголов находились инженеры из числа китайцев и тангутов; они и руководили осадными работами при взятии среднеазиатских и европейских городов.

Выносливость монголов не знала пределов. Они были привычны и к жестокому зною, и к лютой стуже (ибо и то и другое не редкость для Монголии), могли проводить в походе по несколько дней без отдыха, не возили за собой обозов и провианта. Обычной их пищей служила баранина, реже конина; пили они также кобылье и овечье молоко, но вообще могли питаться всем, что находили, не делая никаких различий между «чистой» и «нечистой» пищей и не брезгуя даже внутренностями убитых ими животных, выдавливая кал руками и съедая всё остальное. Во время стремительного похода они могли вообще обходиться без еды, в крайнем случае для поддержания сил пили свежую конскую кровь - а она была всегда, что называется, под рукой. «Их пищу составляет всё, что можно разжевать, именно они едят собак, волков, лисиц и лошадей, а в случае нужды вкушают и человеческое мясо, - писал о монголах монах-францисканец Джиованни дель Плано Карпини, отправившийся с посольством в их землю. - …Хлеба у них нет, равно как зелени и овощей и ничего другого, кроме мяса; да и его они едят так мало, что другие народы могут с трудом жить на это». Монах-итальянец знал, о чем писал, поскольку почти полтора года провёл среди монголов, довольствуясь выдаваемым ему скудным пайком, недостаточным даже для него, привыкшего к посту и воздержанию. Не кажутся фантастическими и его слова о вынужденном каннибализме монголов. Рашид ад-Дин, автор официальной истории Чингисхана и его ближайших преемников, рассказывает об одном эпизоде китайской кампании: когда войска сына Чингисхана Тулуя находились в пути, «у них не осталось провианта, и дошло до того, что они ели трупы умерших людей, павших животных и сено». И тем не менее поход продолжился и увенчался очередной победой над войсками китайского императора. Другую историю (вероятно, уже расцвеченную легендой) приводит Плано Карпини: во время осады главного китайского города монголам «не хватило вовсе съестных припасов», и тогда Чингисхан приказал своим воинам, «чтобы они отдавали для еды одного человека из десяти»! 13 Подобные истории, передаваемые из уст в уста, внушали противникам монголов ещё больший ужас, нежели многочисленные истории о зверствах монголов по отношению к врагам.

Нечто необыкновенное представляли собой и монгольские лошади - главная движущая сила любых завоевательных походов того времени. Низкорослые, но невероятно выносливые, они могли добывать себе пропитание сами - даже там, где другие лошади умирали от голода, например, в заснеженной степи, разгребая копытами снег. Эти лошади «очень крепкие, имеют спокойный покладистый нрав и без норова, способны переносить ветер и мороз долгое время, - писали побывавшие в Монгольских степях китайские дипломаты, большие знатоки лошадей. - …Во всех случаях быстрой скачки у татар нельзя досыта кормить лошадей, их всегда (после скачки) освобождают от сёдел, непременно связывают так, чтобы морда была задрана вверх, и ждут, пока их ци (жизненная сила. - А. К.) придёт в равновесие, дыхание успокоится и ноги охладятся». Каждому монгольскому воину полагалось иметь не одну, а нескольких лошадей: обычно двух-трёх, а для начальников - по шести-семи и больше. Уставшую лошадь никогда не осёдлывали вновь, но давали ей отдохнуть. Ещё и поэтому монгольское войско было значительно мобильнее любого другого. В бою лошадь также была защищена кожаным панцирем - «личиной» (прикрывающей морду) и «коярами» (прикрывающими грудь и бока). Это не стесняло движений лошади, но хорошо защищало её от стрел и копий. Монголы и их лошади умели переправляться через самые широкие и глубокие реки. Для этой цели каждый монгол имел особый кожаный мешок, накрепко завязывающийся и наполняемый воздухом; туда складывали всё необходимое для войны, а иногда помещались и сами воины (такие импровизированные судна из бычьей или воловьей кожи могли служить для нескольких человек). Эти мешки привязывали к хвостам лошадей и заставляли их плыть вперёд наравне с теми лошадьми, которыми управляли люди. Причём лошади плыли в строго определённом порядке, позволявшем сразу же по завершении переправы вступить в сражение.

Огромное внимание монголы уделяли разведке, тщательному изучению противника и местности, в которой предстояло воевать. Прирождённые степняки, они обладали поистине орлиным зрением, исключительным глазомером, легко находили ориентиры в любой, даже совершенно незнакомой им местности. «Их движущееся войско всё время опасается внезапного удара из засады», сообщают китайские дипломаты, а потому «даже с флангов… в обязательном порядке прежде всего высылаются во все стороны» конные дозоры. «Они внезапно нападают и захватывают тех, кто или живёт, или проходит там, чтобы выведать истинное положение дел, как то: какие дороги лучшие и можно ли продвинуться по ним; какие есть города, на которые можно напасть; какие земли можно воевать; в каких местах можно стать лагерем; в каком направлении имеются вражеские войска; в каких местностях есть провиант и трава». В зависимости от полученных сведений монголы и действовали, применяя различные хитрости и уловки - то охватывая противника с флангов, то заманивая его в заранее подготовленную ловушку. Как правило, они опережали противника на несколько ходов. Начиная войну, они уже всё знали о своих врагах, в то время как их собственные намерения оставались неизвестными. Словом, это были идеальные воины, обладавшие какими-то непостижимыми, сверхъестественными способностями к войне, к уничтожению себе подобных. Не знающие ни жалости, ни сострадания, превосходящие силой, свирепостью и скоростью передвижений все известные тогда племена и народы, они казались выходцами из какого-то совсем иного мира - да они и были представителями иного, неведомого европейцам мира, иной, неведомой им цивилизации. Сегодня их, наверное, назвали бы сверхлюдьми . В категориях же Средневековья нашлось другое выражение, более ёмкое и определённое. Современники увидели в неведомых пришельцах посланцев преисподней, выходцев из ада - «тартара», предвестников приближающегося - и уже вплотную приблизившегося! - конца света.

Но, пожалуй, главной особенностью войн, которые вели монголы, было использование ими покорённых народов в качестве авангарда своих войск, живого щита или тарана. «Во всех завоёванных странах они без промедления убивают князей и вельмож, которые внушают опасения, что когда-нибудь могут оказать какое-либо сопротивление. Годных для битвы воинов и поселян они, вооруживши, посылают против воли в бой впереди себя, - сообщал накануне вторжения монголов на Русь венгерский монах-миссионер Юлиан. - …Воинам… которых гонят в бой, если даже они хорошо сражаются и побеждают, благодарность невелика; если погибают в бою, о них нет никакой заботы, но если в бою отступают, то безжалостно умерщвляются татарами. Поэтому, сражаясь, они предпочитают умереть в бою, чем под мечами татар, и сражаются храбрее…» 15 Именно эти многотысячные массы людей и посылались прежде всего на штурм крепостей, в том числе и тех, которые принадлежали их собственным правителям; естественно, что они первыми и гибли от стрел и камней осаждённых. «Всякий раз при наступлении на большие города они сперва нападают на маленькие города, захватывают в плен население, угоняют его и используют на осадных работах, - писал в 1221 году побывавший у монголов посол южнокитайского Сунского государства Чжао Хун. - Тогда они отдают приказ о том, чтобы каждый конный воин непременно захватил десять человек. Когда людей захвачено достаточно, то каждый человек обязан набрать сколько-то травы или дров, земли или камней. [Татары] гонят их день и ночь; если люди отстают, то их убивают. Когда люди пригнаны, они заваливают крепостные рвы вокруг городских стен тем, что они принесли, и немедленно заравнивают рвы; некоторых используют для обслуживания колесниц… катапультных установок и других работ. При этом [татары] не щадят даже десятки тысяч человек. Поэтому при штурме городов и крепостей они все без исключения бывают взяты. Когда городские стены проломлены, [татары] убивают всех, не разбирая старых и малых, красивых и безобразных, бедных и богатых, сопротивляющихся и покорных, как правило, без всякой пощады» 16 . Чудовищная жестокость, парализующая всякую волю к сопротивлению, - вот ещё одна страшная черта монгольских войн. При взятии вражеских городов действовало жёсткое правило, откровенно сформулированное знаменитым китайским министром первых монгольских ханов Елюй Чуцаем: «Как только враг, отклонив приказ о сдаче, выпускал хотя бы одну стрелу или метательный камень по осаждающим войскам, в соответствии с существовавшей государственной системой все убивались без пощады во всех случаях». Так, накануне падения китайской столицы Кайфын командовавший войсками Субедей прислал к великому хану донесение: «Этот город долго сопротивлялся нам, убито и ранено много воинов, поэтому [я] хочу вырезать его весь» 17 .

Так было при завоевании Китая; так будет и при завоевании Волжской Болгарии, Руси, Венгрии… Войска покорённых стран («погибших государств», по терминологии китайских историографов) составляли значительную часть и собственно монгольского войска. Это повелось ещё с тех пор, когда воины Чингисхана воевали с соседними, родственными им племенами - найманами, татарами, меркитами, кереитами и прочими, вошедшими в состав их армии; это продолжилось и в ходе последующих завоевательных походов. А потому по мере продвижения на запад монгольское войско не ослабевало, как это обыкновенно бывает во время длительных военных кампаний, особенно на чужой, вражеской территории, а, наоборот, усиливалось, становилось многолюднее. Впрочем, мы ещё поговорим об этом подробнее, когда речь пойдёт об участии кипчаков-половцев, асов-аланов, «морданов», да и русских в завоевательных походах Батыя и его полководцев.

Упомянутый выше венгерский монах Юлиан привёл ещё одно любопытное свидетельство на сей счёт: всех тех людей, которых монголы заставляют служить себе, они «обязывают… впредь именоваться татарами». Таково одно из объяснений названия, под которым монголы выступают почти во всех средневековых источниках - не только русских, но и китайских, арабских, персидских, западноевропейских и т. д. В действительности монголы сами себя татарами никогда не называли и с татарами издавна враждовали: так, именно татарами некогда был убит отец Чингисхана Есугай-Баатур; впоследствии Чингисхан жестоко отомстил за смерть отца и в кровопролитной войне истребил почти всех татар. И тем не менее их имя прочно соединилось с именем его собственного народа. И дело здесь не в желании самих монголов называть этим именем поверженных врагов, как полагал Юлиан; и даже не в том, что оставшиеся в живых татары будто бы составляли авангард их армии и потому повсюду «распространилось их имя, так как везде кричали: “Вот идут татары!”», как ошибочно думал побывавший у монголов монах-францисканец Гильом Рубрук 18 . Современные исследователи акцентируют внимание на том, что татарские племена были историческими предшественниками монголов и последние со временем заняли их место. Монголоязычные татары жили в Восточной Монголии; их коренной юрт располагался у озера Буир-Нур, вблизи кочевий собственно монголов. Во времена, предшествовавшие рождению Чингисхана, татары господствовали во всём этом регионе, так что «из-за их чрезвычайного величия и почётного положения другие тюркские роды… стали известны под их именем и все назывались татарами», - замечает в своём экскурсе в историю монголов Рашид ад-Дин. Ещё в XI веке обширные пространства между Северным Китаем и Восточным Туркестаном именовались по их имени «Татарской степью» (подобно тому как «Кипчакской степью» - Дешт-и-Кипчак - именовали пространства между Западным Туркестаном и Нижним Подунавьем). И когда полтора столетия спустя монголы заняли эти громадные территории, подчинили их своей власти, в тюркской и мусульманской среде они и сами стали именоваться татарами. От половцев это название стало известно на Руси и в Венгрии, а затем и во всей латинской Европе 19 . Оно и закрепилось в исторической традиции за монголами и всем разноэтническим населением их империи. Так что к современным татарам это название имеет весьма отдалённое отношение. Земли же, завоёванные монголами, - огромные пространства Восточной Европы и Центральной Евразии, включая Русь - будущее Московское государство, - на долгие столетия стали обозначаться на европейских картах зловещим словом «Тартария», в котором легко можно расслышать не только имя самих татар - то есть монголов, но всё то же название преисподней - чудовищного «тартара» - обиталища демонов и прочей тёмной силы…

Но вернёмся к событиям, непосредственно предшествовавшим великому Западному походу. Войска центральных улусов Монгольской империи «все сообща» пришли в движение в феврале - марте 1236 года. Б?льшую часть весны и летние месяцы они провели в пути, сообщает Рашид ад-Дин, «а осенью в пределах Булгара соединились с родом Джучи: Бату, Ордой, Шибаном и Тангутом, которые также были назначены в те края». «От множества войска земля стонала и гудела, а от многочисленности и шума полчищ столбенели дикие звери и хищные животные» - так описывает начало похода Джувейни.

Незадолго до вторжения монголов в Волжскую Болгарию, 3 августа 1236 года, случилось солнечное затмение, наблюдавшееся по всей Восточной Европе и отмеченное летописцами. Тьма накрыла солнце сначала с запада, оставив лишь узкий серп («словно месяц четырёх дней»), а затем ушла на восток 20 . В этом небесном знамении многие увидели предвестие будущих грозных событий: «…И были страх и трепет на всех видящих и слышащих сие…» Первый удар монгольского войска пришёлся по Волжской Болгарии - сильнейшему мусульманскому государству Восточной Европы. Напомню, что ещё в 1223 году болгары нанесли поражение отряду Джебе и Субедея, возвращавшемуся домой после первого похода на запад. Тогда болгары применили излюбленную тактику самих монголов, сумев заманить их в заранее подготовленную ловушку. И позднее болгарам приходилось постоянно сталкиваться с монгольскими отрядами, нападавшими на их земли. Так было в 1229 году, когда монголы захватили Саксин и разбили болгарские заставы на Яике; так было и три года спустя, в 1232 году, когда монголы вновь появились в их пределах и «зимовали, не доходя до Великого города Болгарского». Ещё в 1230 году, вскоре после поражения на Яике, болгары заключили мир с владимиро-суздальским князем Юрием Всеволодовичем, сильнейшим из русских князей того времени, и тем обезопасили свои западные рубежи. До времени казалось, что им удаётся сдерживать натиск грозного врага. Но то были лишь передовые, разведывательные отряды. Когда монголы всей своей мощью обрушились на болгар, участь их была решена.

Лето 1236 года войска Бату и его братьев провели у самых границ Болгарской земли. Именно в это время здесь оказался венгерский монах-доминиканец Юлиан, направлявшийся с миссионерскими целями к венграм-язычникам (уграм), жившим в Приуралье. Помимо миссионерских Юлиан преследовал и иные, секретные цели; во всяком случае, он и тогда, и позднее действовал очень умело, добывая важные сведения о передвижениях и намерениях монголов 21 . Юлиану удалось отыскать своих давно потерянных сородичей, но здесь же он нашёл и «посла татарского вождя» - едва ли не посла самого Бату, который вёл с уграми какие-то переговоры. От этого посла Юлиан узнал, что монгольское войско находилось по соседству, на расстоянии пяти дневных переходов; оно намеревалось «идти против Алемании» (Германии) и только дожидалось «другого, которое послали для разгрома персов» 22 . Упоминание о персах, равно как и об Алемании как о главной цели Западного похода монголов, не вполне верно (не исключено, что это результат целенаправленной дезинформации монгольского посла). Но вот то, что «другое войско» должно было соединиться с первым, - факт несомненный. И мы знаем, что во главе этого «другого» войска, шедшего из глубин Азии, были старшие царевичи Монгольской империи, а вёл войско лучший полководец империи Субедей-Баатур, прекрасно знавший и местность, в которой монголам предстояло воевать, и все повадки и уловки противника.

Происходивший из монгольского племени урянхаев, Субедей, «отважный храбрец, отличный наездник и стрелок», очень рано перешёл на службу Чингисхану 23 . Он начинал карьеру в качестве «сына-заложника», потом был десятником, сотником и так прошёл все ступени воинской службы, в конце концов породнившись с Чингисидами через брак с принцессой из их рода Тумегань. «Опорой и поддержкой в кровавых битвах» называл его Чингисхан, а враги именовали «псом», «откормленным человеческим мясом» и готовым на всё ради достижения поставленной цели. У них «…железные сердца, сабли вместо плёток. Они питаются росой, ездят верхом на ветре. В дни битв они едят человеческое мясо, в дни схваток им пищей служит человечина» - такими казались недругам монголов полководцы Чингисхана, и первый из них - Субедей-Баатур 24 . «Им молвишь: “ Вперёд, на врага!” / И кремень они сокрушат. / Назад ли прикажешь подать - / Хоть скалы раздвинут они, / Бел-камень с налёту пробьют, / Трясины и топи пройдут» - а это уже слова самого Чингисхана о людях, подобных его верному «цепному псу» 25 . 61-летний Субедей (он родился в 1175 году) фактически возглавил Западный поход, как возглавлял он прежние походы и во времена Чингисхана, и при Угедей-хане. Остальные царевичи могли чувствовать себя спокойно «под его крылышком», как выразится позднее сам Угедей, подводя итоги военной кампании Бату на Руси и в других странах Запада. Впрочем, свой отличный полководец имелся и у Бату - вместе с ним (а отчасти вместо него) его войсками в Западном походе предводительствовал Буралдай (или Бурундай, как будут называть его русские летописи), сородич и преемник знаменитого Боорчи-нойона, первого сподвижника и эмира Чингисхана и предводителя «правого крыла» всего монгольского войска.

Объединившись, войска приступили к решительным действиям. «Бату с Шибаном, Буралдаем и с войском выступил в поход против буларов (здесь: болгар. - А. К.) и башгирдов (башкир; здесь, вероятно: уральских венгров. - А. К.)… и в короткое время, без больших усилий, овладел ими и произвёл там избиение и грабёж», - сообщает Рашид ад-Дин 26 и далее добавляет: «Они (монголы. - А. К.) дошли до Великого города и до других областей его, разбили тамошнее войско и заставили их покориться». Правда, приложить усилия монголам, конечно, пришлось. У болгар было сильное войско, в стране имелось множество крепостей, некоторые из них, по словам современника, могли выставить до 50 тысяч воинов. Особенно укреплена была столица страны - Великий город, как одинаково называли его русские летописцы и восточные хронисты. Город располагался на реке Малый Черемшан, на месте Билярского городища (в нынешнем Алексеевском районе Татарстана), примерно в 40 километрах южнее Камы 27 . К началу XIII века он входил в число крупнейших городов Европы. Город был окружён несколькими валами и рвами, в центре располагалась цитадель, защищённая мощной, до 10 метров толщиной, деревянной стеной. Имелись и колодцы с хорошей питьевой водой, так что город казался прекрасно приспособленным и к отражению вражеского штурма, и к длительной осаде. Увы, именно в этих колодцах археологи и находят трагические свидетельства последних минут жизни защитников города: людей сбрасывали сюда ещё живыми, обрекая на мучительную смерть… «Сначала они (царевичи) силою и штурмом взяли город Булгар, который известен был в мире недоступностью местности и большою населённостью, - сообщает современник событий Джувейни. - Для примера подобным им жителей (частью) убили, а частью пленили». О том же писал и русский летописец: «Той же осенью пришли от восточной страны в Болгарскую землю безбожные татары, и взяли славный Великий город Болгарский, и перебили оружием от старца и до юного и до сущего младенца, и взяли товара множество, а город их пожгли огнём и всю землю их полонили» 28 . Как свидетельствуют археологи, столица Великой Болгарии так и не возродилась: новое поселение возникнет здесь по соседству со старым, превратившимся в пепелище 29 .

Та же участь будет ждать и другие города, оказавшиеся на пути монгольского войска. Завоеватели щадили лишь тех, кто сразу и безоговорочно признавал их власть, да и то не всегда. Любые же попытки сопротивления, как мы знаем, подавлялись безжалостно. Когда осенью 1237 года уже известный нам монах Юлиан вторично направится для проповеди к язычникам-венграм, он, достигнув пограничья Русской и Болгарской земель, с ужасом узнает, что ему некуда дальше идти и некому проповедовать: «О, горестное зрелище, внушающее ужас всякому! Венгры-язычники, и булгары, и множество царств совершенно разгромлены татарами».

Впрочем, полное истребление жителей не входило в планы завоевателей. В этом случае некому было бы работать на них, выплачивать дань, обеспечивать их всем необходимым. Бату и другие царевичи с готовностью приняли тех болгарских князей, которые изъявили им покорность. Таковых оказалось двое - некие Баян и Джику: «они были щедро одарены» и «вернулись обратно», то есть возвратили себе власть, ограниченную, правда, признанием власти монгольских ханов. Точно так же будут вести себя монгольские завоеватели и на Руси, и в других захваченных ими странах. Беспощадное разорение страны, чудовищная жестокость, насилие - и в то же время признание за князьями, выразившими свою покорность новым властителям, всех ранее принадлежавших им земель, вполне милостивое обращение с ними, включение их в существующие в Монгольской империи структуры власти.

Покорение Болгарии оказалось, однако, далеко не окончательным. Когда монголы покинут пределы страны и обрушатся на русские земли, болгарские князья - очевидно, те же Баян и Джику - восстанут против завоевателей. Понадобятся новый поход в их земли самого Субедея, новые кровавые расправы. В конечном же счёте Великая Болгария на Волге прекратит своё существование как самостоятельное государство, а её земли войдут в собственный улус Бату и его потомков.

Разгромив Болгарию, монгольское войско разделилось. Сам Бату, его братья, а также царевичи Кадан и Кулкан двинулись в земли соседних с Болгарией поволжских народов - мокши и эрзи (мордвы), а также буртасов (этническая принадлежность которых точно не определена) - и, как сообщает Рашид ад-Дин, «в короткое время завладели ими». Воинственные мордовские племена в то время враждовали друг с другом; один из мордовских князей, Пуреш, правитель мокшан, был союзником владимиро-суздальского князя Юрия Всеволодовича; его противник Пургас (правитель эрзян) делал ставку на волжских болгар и жестоко враждовал с Русью. Разные пути выбрали они и в отношении вторгшихся в их страну монголов. «Там было два князя, - сообщал о «царстве морданов» (мордвы) венгр Юлиан. - Один князь со всем народом и семьёй покорился владыке татар (по-видимому, Пуреш. - А. К.), но другой с немногими людьми направился в весьма укреплённые места, чтобы защищаться, если хватит сил». Этим вторым князем, по всей вероятности, был Пургас; войну с ним монголы возобновят позднее, уже после разорения Северо-Восточной Руси. Что же касается Пуреша, то возглавляемые им мокшане примут самое активное участие в последующих войнах Бату в Венгрии и Польше. Юлиан свидетельствует о том, что «в течение одного года или немного большего срока», то есть за 1236–1237 годы, монголы «завладели пятью величайшими языческими царствами», в число которых он включал Волжскую Болгарию, земли уральских венгров-язычников, «царство морданов», а также какие-то другие государственные образования - Сасцию, или Фасхию (в которой видят либо Саксин в низовьях Волги, завоёванный монголами ещё в 1229 году, либо земли башкир), Меровию (вероятно, марийцев - черемисов русских летописей) и совершенно неопределяемые Ведин и Пойдовию. Они «взяли также 60 весьма укреплённых замков, столь людных, что из одного могло выйти 50 тысяч вооружённых воинов», - добавляет венгерский монах.

Другая часть монгольского войска во главе с царевичами Гуюком и Менгу и эмиром Субедеем обрушилась на половецкие кочевья, оттесняя половцев к Каспийскому побережью.

8 ЗАПАДНЫЙ ТАНТРИЗМ Нельзя забывать, что МакГрегор Мэтерс дважды появлялся на судебных заседаниях, чтобы дать свидетельские показания против Кроули. Как в первом случае, когда он безуспешно пытался добиться судебного запрета на публикацию третьего номера

Северо-западный фронт Ночью на разбитой станции нас выгрузили из эшелона, и дальше, к фронту шли пешком. Голубая зимняя дорога, отвалы снега по бокам, ледяная луна в стылом зимнем небе, она светила нам с вышины и двигалась вместе с нами. Скрип-звон, скрип-звон сотен сапог по

Западный цикл Бусинка шестьдесят седьмая – Первая ласточка Прожив более 60-ти лет в Союзе, Мария Иосифовна ждала этого часа и наконец-таки, вырвалась из ужасного советского ада. Поселившись в Калифорнии, в силиконовой долине, она наслаждалась райским климатом

Западный экспресс Это был поезд из моего сна, из детской мечты, из тайных одиноких игр, когда, преодолевая скуку жаркого летнего дня и длину обязательного надоевшего пути по лесной тропе, сам был и паровозом, пыхтящим устало, и машинистом, неутомимым и суровым, и

Западный поход Для русского историка биография Бату по существу начинается с весны 1235 года, когда на курултае, созванном великим ханом Угедеем, было объявлено о начале Западного похода. «Когда каан во второй раз устроил большой курултай и назначил совещание относительно

Глава двадцать первая. ЗАПАДНЫЙ И СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ФРОНТЫ В августе 1942 года Конева назначили командующим войсками Западного фронта. Жуков в должности заместителя Верховного главнокомандующего отбыл в Сталинград.Центр тяжести боёв, основные свои усилия на Восточном

Западный маршрут - Нам предстоит тяжелый западный маршрут, - сказал Рыбалко, когда мы построились на товарной платформе станции Москва-Сортировочная. - Подробности узнаете в пути, а сейчас - по коням!Рыбалко указал нам на два классных вагона, сиротливо стоявших у

Западный гость Двумя основными версиями происхождения Ли Бо паритетно считаются «сычуаньская» и «западная» - город Суйе на территории современной Киргизии близ города Токмок на реке Чу. До последнего времени большинство современных исследователей склонялись к

СЕВЕРО-ЗАПАДНЫЙ ПРОХОД В пятнадцать лет в руки Амундсена случайно попала книга английского полярного исследователя Джона Франклина, в которой он рассказывал об экспедиции, обследовавшей побережье Северной Америки между Гудзоновым заливом и рекой Маккензи. Книга Дж.

Часть вторая. Первый Кубанский поход ("Ледяной поход") ...Мы уходим в степи. Можем вернуться только, если будет милость Божья. Но нужно зажечь светоч, чтобы была хоть одна светлая точка среди охватившей Россию тьмы. Из письма М. В. Алексеева

ЗАПАДНЫЙ ВАЛ И БИТВА В АРДЕННАХ Спор о том, кому командовать сухопутными операциями, который упорно вел Монтгомери, по существу был беспредметным. Не столь уж важно, если не считать престижных соображений, докладывал Брэдли непосредственно Эйзенхауэру или же через