Творческая жизнь ахматовой. Творчество Анны Ахматовой
1. Первые шаги........................................................................................ ..3
2. Романность в лирике Ахматовой........................................................ ..4
3. Загадка популярности любовной лирики Ахматовой....................... ..9
4. "Великая земная любовь" в лирике у Ахматовой.............................. 11
5. Роль деталей в стихах о любви у Ахматовой..................................... 14
6. Пушкин и Ахматова............................................................................. 17
7. Больная и неспокойная любовь........................................................... 20
8. Любовная лирика у Ахматовой в 20-е и 30-е годы............................ 23
9. Заключение........................................................................................... 34
10. Литература………………………………………………………….35
Первые шаги
На рубеже прошлого и нынешнего столетий, хотя и не буквально хронологически, накануне революции, в эпоху, потрясенную двумя мировыми войнами, в России возникла и сложилась, может быть, самая значительная во всей мировой литературе нового времени "женская" поэзия - поэзия Анны Ахматовой. Ближайшей аналогией, которая возникла уже у первых ее критиков, оказалась древнегреческая певица любви Сапфо: русской Сапфо часто называли молодую Ахматову.
Анна Андреевна Горенко родилась 11 (23) июня 1889 года под Одессой. Годовалым ребенком она была перевезена в Царское Село, где прожила до шестнадцати лет. Первые воспоминания Ахматовой были царско-сельскими: "...зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал..." Училась Анна в Царско-сельской женской гимназии. Пишет об этом так: "Училась я сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно". В 1907 году Ахматова оканчивает Фундуклеевскую гимназию в Киеве, потом поступает на юридический факультет Высших женских курсов. Начало же 10ых годов было отмечено в судьбе Ахматовой важными событиями: она вышла замуж за Николая Гумилева, обрела дружбу с художником
Амадео Модильяни, а весной 1912 года вышел ее первый сборник стихов "Вечер", принесший Ахматовой мгновенную славу. Сразу же она была дружно поставлена критиками в ряд самых больших русских поэтов. Ее книги стали литературным событием. Чуковский писал, что Ахматову встретили "необыкновенные, неожиданно шумные триумфы". Ее стихи были не только услышаны, их затверживали, цитировали в разговорах, переписывали в альбомы, ими даже объяснялись влюбленные. "Вся Россия, - отмечал Чуковский, - запомнила ту перчатку, о которой говорит у Ахматовой отвергнутая женщина, уходя от того, кто оттолкнул ее".
Романность в лирике Ахматовой
Лирика Ахматовой периода ее первых книг ("Вечер", "Четки", "Белая стая")- почти исключительно лирика любви. Ее новаторство как художника проявилось первоначально именно в этой традиционно вечной, многократно и, казалось бы до конца разыгранной теме.
Новизна любовной лирики Ахматовой бросилась в глаза современникам чуть ли не с первых ее стихов, опубликованных еще в "Аполлоне", но, к сожалению, тяжелое знамя акмеизма, под которое встала молодая поэтесса, долгое время как бы драпировало в глазах многих ее истинный, оригинальный облик и заставляло постоянно соотносить ее стихи то с акмеизмом, то с символизмом, то с теми или иными почему-либо выходившими на первый план лингвистическими или литературоведческими теориями.
Выступавший на вечере Ахматовой (в Москве в 1924 году), Леонид Гроссман остроумно и справедливо говорил: "Сделалось почему - то модным проверять новые теории языковедения и новейшие направления стихологии на "Четках" и "Белой стае". Вопросы всевозможных сложных и трудных дисциплин начали разрешаться специалистами на хрупком и тонком материале этих замечательных образцов любовной элегии. К поэтессе можно было применить горестный стих Блока: ее лирика стала "достоянием доцента". Это, конечно, почетно и для всякого поэта совершенно неизбежно, но это менее всего захватывает то не повторяемое выражение поэтического лица, которое дорого бесчисленным читательским поколениям".
И действительно, две вышедшие в 20-х годах книги об Ахматовой, одна из которых принадлежала В.Виноградову, а другая Б.Эйхенбауму, почти не раскрывали читателю ахматовскую поэзию как явление искусства, то есть воплотившегося в слове человеческого содержания. Книга Эйхенбаума, по сравнению с работой Виноградова, конечно, давала несравненно больше возможностей составить себе представление об Ахматовой - художнике и человеке.
Важнейшей и, может быть, наиболее интересной мыслью Эйхенбаума было его соображение о "романности" ахматовской лирики, о том, что каждая книга ее стихов представляет собой как бы лирический роман, имеющий к тому же в своем генеалогическом древе русскую реалистическую прозу. Доказывая эту мысль, он писал в одной из своих рецензий: "Поэзия Ахматовой - сложный лирический роман. Мы можем проследить разработку образующих его повествовательных линий, можем говорить об его композиции, вплоть до соотношения отдельных персонажей. При переходе от одного сборника к другому мы испытывали характерное чувство интереса к сюжету - к тому, как разовьется этот роман".
О "романности" лирики Ахматовой интересно писал и Василий Гиппиус (1918 г.). Он видел разгадку успеха и влияния Ахматовой (а в поэзии уже появились ее подголоски) и вместе с тем объективное значение ее любовной лирики в том, что эта лирика пришла на смену умершей или задремавшей в то время форме романа. И действительно, рядовой читатель может недооценить звукового и ритмического богатства таких, например, строк: "и столетие мы лелеем еле слышный шорох шагов", - но он не может не плениться своеобразием этих повестей - миниатюр, где в немногих строках рассказана драма. Такие миниатюры - рассказ о сероглазой девочке и убитом короле и рассказ о прощании у ворот (стихотворение "Сжала руки под темной вуалью..."), напечатанный в первый же год литературной известности Ахматовой.
Потребность в романе - потребность, очевидно, насущная. Роман стал необходимым элементом жизни, как лучший сок, извлекаемый, говоря словами Лермонтова, из каждой ее радости. В нем увековечивались сердца с неприходящими особенностями, и круговорот идей, и неуловимый фон милого быта. Ясно, что роман помогает жить. Но роман в прежних формах, роман, как плавная и многоводная река, стал встречаться все реже, стал меняться сначала стремительными ручейками("новелла"),а там и мгновенными "гейзерами". Примеры можно найти, пожалуй, у всех поэтов: так, особенно близок ахматовской современности лермонтовский "роман" - "Ребенку", с его загадками, намеками и недомолвками. В этом роде искусства, в лирическом романе - миниатюре, в поэзии "гейзеров" Анна Ахматова достигла большого мастерства. Вот один из таких романов:
" Как велит простая учтивость,
Подошел ко мне, улыбнулся.
Полулаского, полулениво
Поцелуем руки коснулся.
И загадочных древних ликов
На меня посмотрели очи.
Десять лет замираний и криков.
Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его напрасно.
Отошел ты. И стало снова
На душе и пусто и ясно".
Роман кончен. Трагедия десяти лет рассказана в одном кратком событии, одном жесте, взгляде, слове. Нередко миниатюры Ахматовой были, в соответствии с ее излюбленной манерой, принципиально не завершены и подходили не столько на маленький роман в его, так сказать, традиционной форме, сколько на случайно вырванную страничку из романа или даже часть страницы, не имеющей ни начала, ни конца и заставляющей читателя додумывать то, что происходило между героями прежде.
" Хочешь знать, как все это было? –
Три в столовой пробило,
И прощаясь, держась за перила,
Она словно с трудом говорила:
"Это все... Ах, нет, я забыла,
Я люблю вас, я вас любила
Еще тогда!" "Да".
Хочешь знать, как все это было?
Возможно, именно такие стихи наблюдательный Василий Гиппиус и называл "гейзерами", поскольку в подобных стихах - фрагментах чувство действительно как бы мгновенно вырывается наружу из некоего тяжкого плена молчания, терпения, безнадежности и отчаяния.
Стихотворение "Хочешь знать, как все это было?.." написано в 1910 году, то есть еще до того, как вышла первая ахматовская книжка "Вечер" (1912 г.), но одна из самых характерных черт поэтической манеры Ахматовой в нем уже выразилась в очевидной и последовательной форме. Ахматова всегда предпочитала "фрагмент" связному, последовательному и повествовательному рассказу, так как он давал прекрасную возможность насытить стихотворение острым и интенсивным психологизмом; кроме того, как ни странно, фрагмент придавал изображаемому своего рода документальность: ведь перед нами и впрямь как бы не то отрывок из нечаянно подслушанного разговора, не то оброненная записка, не предназначавшаяся для чужих глаз. Мы, таким образом, заглядываем в чужую драму как бы ненароком, словно вопреки намерениям автора, не предполагавшего нашей невольной нескромности.
Нередко стихи Ахматовой походят на беглую и как бы даже не "обработанную" запись в дневнике:
" Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки. Не любил,
когда плачут дети, Не любил чая с
малиной И женской истерики.
А я была его женой". Он любил...
Иногда такие любовные "дневниковые" записи были более распространенными, включали в себя не двух, как обычно, а трех или даже четырех лиц, а также какие-то черты интерьера или пейзажа, но внутренняя фрагментарность, похожесть на "романную страницу" неизменно сохранялась и в таких миниатюрах:
" Там тень моя осталась и тоскует,
Все в той же синей комнате живет,
Гостей из города за полночь ждет
И образок эмалевый целует. И в
доме не совсем благополучно:
Огонь зажгут, а все-таки темно...
Не оттого ль хозяйке новой скучно,
Не оттого ль хозяин пьет вино
И слышит, как за тонкою стеною
Пришедший гость беседует со мною".
Там тень моя осталась и тоскует...
В этом стихотворении чувствуется скорее обрывок внутреннего монолога, та текучесть и непреднамеренность душевной жизни, которую так любил в своей психологической прозе Толстой.
Особенно интересны стихи о любви, где Ахматова - что, кстати, редко у нее - переходит к "третьему лицу", то есть, казалось бы, использует чисто повествовательный жанр, предполагающий и последовательность, и даже описательность, но и в таких стихах она все же предпочитает лирическую фрагментарность, размытость и недоговоренность. Вот одно из таких стихотворений, написанное от лица мужчины:
" Подошла. Я волненья не выдал,
Равнодушно глядя в окно.
Села словно фарфоровый идол,
В позе, выбранной ею давно.
Быть веселой - привычное дело,
Быть внимательной - это трудней...
Или томная лень одолела
После мартовских пряных ночей?
Томительный гул разговоров,
Желтой люстры безжизненный зной
И мельканье искусных проборов
Над приподнятой легкой рукой.
Улыбнулся опять собеседник
И с надеждой глядит на нее...
Мой счастливый богатый наследник,
Ты прочти завещанье мое".
Подошла. Я волненья не выдал...
Загадка популярности любовной лирики Ахматовой
Едва ли не сразу после появления первой книги, а после "Четок" и "Белой стаи" в особенности, стали говорить о "загадке Ахматовой". Сам талант был очевидным, но непривычна, а значит, и неясна была его суть, не говоря уже о некоторых действительно загадочных, хотя и побочных свойствах. "Романность", подмеченная критиками, далеко не все объясняла. Как объяснить, например, пленительное сочетание женственности и хрупкости с той твердостью и отчетливостью рисунка, что свидетельствуют о властности и незаурядной, почти жесткой воле? Сначала хотели эту волю не замечать, она достаточно противоречила "эталону женственности". Вызывало недоуменное восхищение и странное немногословие ее любовной лирики, в которой страсть походила на тишину предгрозья и выражала себя обычно лишь двумя - тремя словами, похожими на зарницы, вспыхивающие за грозно потемневшим горизонтом.
Но если страдание любящей души так неимоверно - до молчания, до потери речи - замкнуто и обуглено, то почему так огромен, так прекрасен и пленительно достоверен весь окружающий мир? Дело, очевидно, в том, что, как у любого крупного поэта, ее любовный роман, развертывавшийся в стихах предреволюционных лет, был шире и многозначнее своих конкретных ситуаций. В сложной музыке ахматовской лирики, в ее едва мерцающей глубине, все убегающей от глаз мгле, в подпочве, в подсознании постоянно жила и давала о себе знать особая, пугающая дисгармония, смущавшая саму Ахматову. Она писала впоследствии в "Поэме без героя", что постоянно слышала непонятный гул, как бы некое подземное клокотание, сдвиги и трение тех первоначальных твердых пород, на которых извечно и надежно зиждилась жизнь, но которые стали терять устойчивость и равновесие.
Самым первым предвестием такого тревожного ощущения было стихотворение "Первое возвращение" с его образами смертельного сна, савана и погребального звона и с общим ощущением резкой и бесповоротной перемены, происшедшей в самом воздухе времени. В любовный роман Ахматовой входила эпоха - она по-своему озвучивала и переиначивала стихи, вносила в них ноту тревоги и печали, имевших более широкое значение, чем собственная судьба.
Именно по этой причине любовная лирика Ахматовой с течением времени, в предреволюционные, а затем и в первые послереволюционные годы, завоевывала все новые и новые читательские круги и поколения и, не переставая быть объектом восхищенного внимания тонких ценителей, явно выходила из, казалось бы, предназначенного ей узкого круга читателей. Эта "хрупкая" и "камерная", как ее обычно называли, лирика женской любви начала вскоре, и ко всеобщему удивлению, не менее пленительно звучать также и для первых советских читателей - комиссаров гражданской войны и работниц в красных косынках. На первых порах столь странное обстоятельство вызывало немалое смущение - прежде всего среди пролетарских читателей.
Надо сказать, что советская поэзия первых лет Октября и гражданской войны, занятая грандиозными задачами ниспровержения старого мира, любившая образы и мотивы, как правило, вселенского, космического масштаба, предпочитавшая говорить не столько о человеке, сколько о человечестве или, во всяком случае, о массе, была первоначально недостаточно внимательной к микромиру интимных чувств, относя их в порыве революционного пуританизма к разряду социально небезопасных буржуазных предрассудков. Из всех возможных музыкальных инструментов она в те годы отдавала предпочтение ударным.
На этом грохочущем фоне, не признававшем полутонов и оттенков, в соседстве с громоподобными маршами и "железными" стихами первых пролетарских поэтов, любовная лирика Ахматовой, сыгранная на засурденных скрипках, должна была бы, по всем законам логики, затеряться и бесследно исчезнуть... Но этого не произошло. Молодые читатели новой, пролетарской, встававшей на социалистический путь Советской России, работницы и рабфаковцы, красноармейки и красноармейцы - все эти люди, такие далекие и враждебные самому миру, оплаканному в ахматовских стихах, тем не менее, заметили и прочли маленькие, белые, изящно изданные томики ее стихов, продолжавшие невозмутимо выходить все эти огненные годы.
"Великая земная любовь" в лирике Ахматовой
Ахматова, действительно, самая характерная героиня своего времени, явленная в бесконечном разнообразии женских судеб: любовницы и жены, вдовы и матери, изменявшей и оставляемой. По выражению А. Коллонтай, Ахматова дала "целую книгу женской души". Ахматова "вылила в искусстве" сложную историю женского характера переломной эпохи, его истоков, ломки, нового становления.
Герой ахматовской лирики (не героиня) сложен и многолик. Собственно, его даже трудно определить в том смысле, как определяют, скажем, героя лирики Лермонтова. Это он - любовник, брат, друг, представший в бесконечном разнообразии ситуаций: коварный и великодушный, убивающий и воскрешающий, первый и последний.
Но всегда, при всем многообразии жизненных коллизий и житейских казусов, при всей необычности, даже экзотичности характеров героиня или героини Ахматовой несут нечто главное, исконно женское, и к нему то пробивается стих в рассказе о какой-нибудь канатной плясунье, например, идя сквозь привычные определения и заученные положения ("Меня покинул в новолунье Мой друг любимый. Ну, так что ж!") к тому, что "сердце знает, сердце знает": глубокую тоску оставленной женщины. Вот эта способность выйти к тому, что "сердце знает", - главное в стихах Ахматовой. "Я вижу все, Я все запоминаю". Но это "все" освещено в ее поэзии одним источником света.
Есть центр, который как бы сводит к себе весь остальной мир ее поэзии, оказывается ее основным нервом, ее идеей и принципом. Это любовь. Стихия женской души неизбежно должна была начать с такого заявления себя в любви. Герцен сказал однажды как о великой несправедливости в истории человечества о том, что женщина "загнана в любовь". В известном смысле вся лирика (особенно ранняя) Анны Ахматовой "загнана в любовь". Но здесь же, прежде всего и открывалась возможность выхода. Именно здесь рождались подлинно поэтические открытия, такой взгляд на мир, что позволяет говорить о поэзии Ахматовой как о новом явлении в развитии русской лирики двадцатого века. В ее поэзии есть и "божество", и "вдохновение". Сохраняя высокое значение идеи любви, связанное с символизмом, Ахматова возвращает ей живой и реальный, отнюдь не отвлеченный характер. Душа оживает "Не для страсти, не для забавы, Для великой земной любви".
" Эта встреча никем не воспета,
И без песен печаль улеглась.
Наступило прохладное лето,
Словно новая жизнь началась.
Сводом каменным кажется небо,
Уязвленное желтым огнем,
И нужнее насущного хлеба
Мне единое слово о нем.
Ты, росой окропляющий травы,
Вестью душу мою оживи, -
Не для страсти, не для забавы,
Для великой земной любви".
"Великая земная любовь" - вот движущее начало всей лирики Ахматовой. Именно она заставила по-иному - уже не символистски и не акмеистски, а, если воспользоваться привычным определением, реалистически - увидеть мир.
" То пятое время года,
Только его славословь.
Дыши последней свободой,
Оттого, что это - любовь.
Высоко небо взлетело,
Легки очертанья вещей,
И уже не празднует тело
Годовщину грусти своей".
В этом стихотворении Ахматова назвала любовь "пятым временем года". Из этого-то необычного, пятого, времени увидены ею остальные четыре, обычные. В состоянии любви мир видится заново. Обострены и напряжены все чувства. И открывается необычность обычного. Человек начинает воспринимать мир с удесятеренной силой, действительно достигая в ощущении жизни вершин. Мир открывается в дополнительной реальности: "Ведь звезды были крупнее, Ведь пахли иначе травы". Поэтому стих Ахматовой так предметен: он возвращает вещам первозданный смысл, он останавливает внимание на том, мимо чего мы в обычном состоянии способны пройти равнодушно, не оценить, не почувствовать. "Над засохшей повиликою Мягко плавает пчела" - это увидено впервые.
Потому же открывается возможность ощутить мир по-детски свежо. Такие стихи, как "Мурка, не ходи, там сыч", не тематически заданные стихи для детей, но в них есть ощущение совершенно детской непосредственности.
И еще одна связанная с тем же особенность. В любовных стихах Ахматовой много эпитетов, которые когда-то знаменитый русский филолог А.Н. Веселовский назвал синкретическими и которые рождаются из целостного, нераздельного, слитного восприятия мира, когда глаз видит мир неотрывно от того, что слышит в нем ухо; когда чувства материализуются, опредмечиваются, а предметы одухотворяются. "В страсти раскаленной добела" - скажет Ахматова. И она же видит небо, "уязвленное желтым огнем" - солнцем, и "люстры безжизненный зной".
Роль деталей в стихах о любви
У Ахматовой встречаются стихи, которые "сделаны" буквально из обихода, из житейского немудреного быта - вплоть до позеленевшего рукомойника, на котором играет бледный вечерний луч. Невольно вспоминаются слова, сказанные Ахматовой в старости, о том, что стихи "растут из сора", что предметом поэтического воодушевления и изображения может стать даже пятно плесени на сырой стене, и лопухи, и крапива, и сырой забор, и одуванчик. Самое важное в ее ремесле - жизненность и реалистичность, способность увидеть поэзию в обычной жизни - уже было заложено в ее таланте самой природой.
И как, кстати, характерна для всей ее последующей лирики эта ранняя строка:
Сегодня я с утра молчу,
А сердце - пополам...
Недаром, говоря об Ахматовой, о ее любовной лирике, критики впоследствии замечали, что ее любовные драмы, развертывающиеся в стихах, происходят как бы в молчании: ничто не разъясняется, не комментируется, слов так мало, что каждое из них несет огромную психологическую нагрузку. Предполагается, что читатель или должен догадаться, или же, что, скорее всего, постарается обратиться к собственному опыту, и тогда окажется, что стихотворение очень широко по своему смыслу: его тайная драма, его скрытый сюжет относится ко многим и многим людям.
Так и в этом раннем стихотворении. Так ли нам уж важно, что именно произошло в жизни героини? Ведь самое главное - боль, растерянность и желание успокоиться хотя бы при взгляде на солнечный луч, - все это нам ясно, понятно и едва ли не каждому знакомо. Конкретная расшифровка лишь повредила бы силе стихотворения, так как мгновенно сузила бы, локализовала его сюжет, лишив всеобщности и глубины. Мудрость ахматовской миниатюры, чем-то отдаленно похожей на японскую хоку, заключается в том, что она говорит о целительной для души силе природы. Солнечный луч, "такой невинный и простой", с равной лаской освещающий и зелень рукомойника, и человеческую душу, поистине является смысловым центром, фокусом и итогом всего этого удивительного ахматовского стихотворения.
Ее любовный стих, в том числе и самый ранний, печатавшийся на страницах "Аполлона" и "Гиперборея", стих еще несовершенный ("первые робкие попытки", - сказала Ахматова впоследствии), иногда почти отроческий по интонации, все же произрастал из непосредственных жизненных впечатлений, хотя эти впечатления и ограничивались заботами и интересами "своего круга". Поэтическое слово молодой Ахматовой, автора вышедшей в 1912 году первой книги стихов "Вечер", было очень зорким и внимательным по отношению ко всему, что попадало в поле ее зрения. Конкретная, вещная плоть мира, его четкие материальные контуры, цвета, запахи, штрихи, обыденно обрывочная речь – все это не только бережно переносилось в стихи, но и составляло их собственное существование, давало им дыхание и жизненную силу. При всей не распространенности первых впечатлений, послуживших основой сборника "Вечер", то, что в нем запечатлелось, было выражено и зримо, и точно, и лаконично. Уже современники Ахматовой заметили, какую необычно большую роль играла в стихах юной поэтессы строгая, обдуманно локализованная житейская деталь. Она была у нее не только точной. Не довольствуясь одним определением какой-либо стороны предмета, ситуации или душевного движения, она подчас осуществляла весь замысел стиха, так что, подобно замку, держала на себе всю постройку произведения.
" Не любишь, не хочешь смотреть?
О, как ты красив, проклятый!
И я не могу взлететь,
А с детства была крылатой.
Мне очи застит туман,
Сливаются вещи и лица,
И только красный тюльпан,
Тюльпан у тебя в петлице".
Смятение
Не правда ли, стоит этот тюльпан, как из петлицы, вынуть из стихотворения, и оно немедленно померкнет!.. Почему? Не потому ли, что весь этот молчаливый взрыв страсти, отчаяния, ревности и поистине смертной обиды - одним словом, все, что составляет в эту минуту для этой женщины смысл ее жизни, все сосредоточилось, как в красном гаршинском цветке зла, именно в тюльпане: ослепительный и надменный, маячащий на самом уровне ее глаз, он один высокомерно торжествует в пустынном и застланном пеленою слез, безнадежно обесцветившемся мире. Ситуация стихотворения такова, что не только героине, но и нам, читателям, кажется, что тюльпан не "деталь" и уж, конечно, не "штрих", а что он - живое существо, истинный, полноправный и даже агрессивный герой произведения, внушающий нам некий невольный страх, перемешанный с полутайным восторгом и раздражением.
У иного поэта цветок в петлице так и остался бы более или менее живописной подробностью внешнего облика персонажа, но Ахматова не только вобрала в себя изощренную культуру многосмысленных значений, развитую ее предшественниками - символистами, в частности их умение придавать жизненным реалиям безгранично расширяющийся смысл, но и, судя по всему, не осталась чуждой и великолепной школе русской психологической прозы, в особенности романа (Гоголь, Достоевский, Толстой). Ее так называемые вещные детали, скупо поданные, но отчетливые бытовые интерьеры, смело введенные прозаизмы, а главное, та внутренняя связь, какая всегда просвечивает у нее между внешней средой и потаенно бурной жизнью сердца, - все живо напоминает русскую классику, не только романную, но и новеллистическую, не только прозаическую, но и стихотворную (Пушкин, Лермонтов, Тютчев, позднее - Некрасов).
Пушкин и Ахматова
Говоря о любовной лирике Ахматовой, нельзя не сказать несколько слов о чувствах самой поэтессы, о ее кумирах, о предметах ее восхищения.
И одним из неоскудевающим источником творческой радости и вдохновения для Ахматовой был Пушкин. Она пронесла эту любовь через всю свою жизнь, не побоявшись даже темных дебрей литературоведения, куда входила не однажды, чтобы прибавить к биографии любимого поэта несколько новых штрихов. (А. Ахматовой принадлежат статьи: "Последняя сказка Пушкина (о "Золотом петушке")", "Адольф" Бенжамена Констана в творчестве Пушкина", "О "Каменном госте" Пушкина", а также работы: "Гибель Пушкина", "Пушкин и Невское взморье", "Пушкин в 1828 году" и др.)
В "Вечере" Пушкину посвящено стихотворение из двух строф, очень четких по рисунку и трепетно-нежных по интонации.
Любовь к Пушкину усугублялась еще и тем, что по стечению обстоятельств Анна Ахматова - царскоселка, ее отроческие, гимназические годы прошли в Царском Селе, теперешнем Пушкине, где и сейчас каждый невольно ощущает неисчезающий пушкинский дух, словно навсегда поселившийся на этой вечно священной земле русской Поэзии. Те же Лицей и небо и так же грустит девушка над разбитым кувшином, шелестит парк, мерцают пруды и, по-видимому, так же (или - иначе?) является Муза бесчисленным паломничающим поэтам...
Для Ахматовой Муза всегда - "смуглая". Словно она возникла перед ней в "садах Лицея" сразу в отроческом облике Пушкина, курчавого лицеиста - подростка, не однажды мелькавшего в "священном сумраке" Екатерининского парка, - он был тогда ее ровесник, ее божественный товарищ, и она чуть ли не искала с ним встреч. Во всяком случае ее стихи, посвященные Царскому Селу и Пушкину, проникнуты той особенной краской чувства, которую лучше всего назвать влюбленностью, - не той, однако, несколько отвлеченной, хотя и экзальтированной влюбленностью, что в почтительном отдалении сопровождает посмертную славу знаменитостей, а очень живой, непосредственной, в которой бывают и страх, и досада, и обида, и даже ревность... Да, даже ревность! Например, к той красавице с кувшином, которою он любовался, воспел и навек прославил... и которая теперь так весело грустит, эта нарядно обнаженная притворщица, эта счастливица, поселившаяся в бессмертном пушкинском стихе!
" Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила. Дева печально сидит, праздный держа черепок.
Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой; Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит".
Ахматова с женской пристрастностью вглядывается и в знаменитое изваяние, пленившее когда-то поэта, и в пушкинский стих. Ее собственное стихотворение, озаглавленное (не без тайного укола!), как и у Пушкина, "Царско-сельская статуя", дышит чувством уязвленности и досады:
" И как могла я ей простить
Восторг твоей хвалы влюбленной...
Смотри, ей весело грустить,
Такой нарядно обнаженной".
Надо сказать, что небольшое ахматовское стихотворение, безусловно, одно из лучших в уже необозримой сейчас поэтической пушкиниане, насчитывающей, по-видимому, многие сотни взволнованных обращений к великому гению русской литературы. Но Ахматова обратилась к нему так, как только она одна и могла обратиться, - как влюбленная женщина, вдруг ощутившая мгновенный укол нежданной ревности. В сущности, она не без мстительности доказывает Пушкину своим стихотворением, что он ошибся, увидев в этой ослепительной стройной красавице с обнаженными плечами некую вечно печальную деву. Вечная грусть ее давно прошла, и вот уже около столетия она втайне радуется и веселится своей поистине редкостной, избраннической, завидной и безмерно счастливой женской судьбе, дарованной ей пушкинским словом и именем...
Как бы то ни было, но любовь к Пушкину, а вместе с ним и к другим многообразным и с годами все расширявшимся культурным традициям в большой степени определяла для Ахматовой реалистический путь развития. В этом отношении она была и осталась традиционалистской. В обстановке бурного развития различных послесимволистских течений и групп, отмеченных теми или иными явлениями буржуазного модернизма, поэзия Ахматовой 10-х годов могла бы даже выглядеть архаичной, если бы ее любовная лирика, казалось бы, такая интимная и узкая, предназначенная ЕЙ и ЕМУ, не приобрела в лучших своих образцах того общезначимого звучания, какое свойственно только истинному искусству.
Больная и беспокойная любовь
Надо сказать, что стихи о любви у Ахматовой - не фрагментарные зарисовки, не разорванные психологические этюды: острота взгляда сопровождена остротой мысли. Велика их обобщающая сила. Стихотворение может начаться как непритязательная песенка:
Я на солнечном восходе
Про любовь пою,
На коленях в огороде
Лебеду полю.
А заканчивается оно библейски:
" Будет камень вместо хлеба
Мне наградой злой.
Личное ("голос твой") восходит к общему, сливаясь с ним: здесь к всечеловеческой притче и от нее - выше, выше - к небу. И так всегда в стихах Ахматовой. Тематически всего лишь как будто бы грусть об ушедшем (стихотворение "Сад") предстает как картина померкнувшего в этом состоянии мира. А вот какой романной силы психологический сгусток начинает стихотворение:
" Столько просьб у любимой всегда!
У разлюбленной просьб не бывает".
Не подобно ли открывается "Анна Каренина": "Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему..."? О. Мандельштам имел основания еще в 20-ые годы написать: "... Ахматова принесла в русскую лирику всю огромную сложность и психологическое богатство русского романа девятнадцатого века. Не было бы Ахматовой, не будь Толстого и "Анны Карениной", Тургенева с "Дворянским гнездом", всего Достоевского и отчасти даже Лескова. Генезис Ахматовой весь лежит в русской прозе, а не поэзии. Свою поэтическую форму, острую и своеобразную, она развивала с оглядкой на психологическую прозу".
Но любовь в стихах Ахматовой отнюдь не только любовь - счастье, тем более благополучие. Часто, слишком часто, это страдание, своеобразная антилюбовь и пытка, мучительный, вплоть до распада, до прострации, излом души, болезненный, "декадентский". И лишь неизменное ощущение ценностных начал кладет грань между такими и особенно декадентскими стихами. Образ такой "больной" любви у ранней Ахматовой был и образом больного предреволюционного времени 10-х годов и образом больного старого мира. Недаром поздняя Ахматова в стихах и особенно в "Поэме без героя" будет вершить над ним суровый самосуд, нравственный и исторический. Еще в 1923 году Эйхенбаум, анализируя поэтику Ахматовой, отметил, что уже в "Четках" "начинает складываться парадоксальный своей двойственностью образ героини - не то "блудницы" с бурными страстями, не то нищей монахини, которая может вымолить у Бога прощенье".
Любовь у Ахматовой почти никогда не предстает в спокойном пребывании.
То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует,
То в инее ярком блеснет,
Почудится в дреме левкоя...
Но верно и тайно ведет
От счастья и от покоя.
Чувство, само по себе острое и необычайное, получает дополнительную остроту и необычность, проявляясь в предельном кризисном выражении – взлета или падения, первой пробуждающей встречи или совершившегося разрыва, смертельной опасности или смертной тоски. Потому же Ахматова тяготеет к лирической новелле с неожиданным, часто прихотливо капризным концом психологического сюжета и к необычностям лирической баллады, жутковатой и таинственной.
Обычно ее стихи - начало драмы, или только ее кульминация, или еще чаще финал и окончание. И здесь опиралась она на богатый опыт русской уже не только поэзии, но и прозы. "Этот прием, - писала Ахматова, - в русской литературе великолепно и неотразимо развил Достоевский в своих романах - трагедиях; в сущности, читателю - зрителю предлагается присутствовать только при развязке". Стихи самой Ахматовой, подобно многим произведениям Достоевского, являют свод пятых актов трагедий. Поэт все время стремится занять позицию, которая бы позволяла предельно раскрыть чувство, до конца обострить коллизию, найти последнюю правду. Вот почему у Ахматовой появляются стихи, как бы произнесенные даже из-за смертной черты. Но никаких загробных, мистических тайн они не несут. И намека нет на что-то потустороннее. Наоборот, до конца обнажается ситуация, возникающая по эту сторону. Без учета того очень легко встать на путь самых разнообразных обвинений подобных стихов, например, в пессимизме. В свое время, еще в 20-е годы, один из критиков подсчитывал, сколько раз в стихах Ахматовой употребляется, скажем, слово "тоска", и делал соответствующие выводы. А ведь слово живет в контексте. И кстати, именно слово "тоска", может быть, сильнее прочих в контексте ахматовских стихов говорит о жизненной силе их. Эта тоска как особое состояние, в котором совершается приятие мира, сродни тютчевской тоске: "Час тоски невыразимой: все во мне и я во всем". Но это и та грусть - тоска, которой часто проникнута народная песня.
Стихи Ахматовой, и правда, часто грустны: они несут особую стихию любви, жалости. Есть в народном русском языке, в русской народной песне синоним слова "любить" - слово "жалеть"; "люблю" - "жалею". Вот это сочувствие, сопереживание, сострадание в любви - жалости делает многие стихи Ахматовой подлинно народными, эпичными, роднит их со столь близкими ей и любимыми ею некрасовскими стихами. И открывается выход из мира камерной, замкнутой, эгоистической любви - страсти, любви - забавы к подлинно "великой земной любви" и больше - вселюбви, для людей и к людям. Любовь здесь не бесконечное варьирование собственно любовных переживаний. Любовь у Ахматовой в самой себе несет возможность саморазвития, обогащения и расширения беспредельного, глобального, чуть ли не космического.
Любовная лирика Ахматовой в 20-е и 30-е годы
Заметно меняется в 20-30-е годы по сравнению с ранними книгами тональность того романа любви, который до революции временами охватывал почти все содержание лирики Ахматовой и о котором многие писали как о главном открытии достижении поэтессы.
Оттого что лирика Ахматовой на протяжении всего послереволюционного двадцатилетия постоянно расширялась, вбирая в себя все новые и новые, раньше не свойственные ей области, любовный роман, не перестав быть главенствующим, все же занял теперь в ней лишь одну из поэтических территорий. Однако инерция читательского восприятия была настолько велика, что Ахматова и в эти годы, ознаменованные обращением ее к гражданской, философской и публицистической лирике, все же представлялась глазам большинства, как только и исключительно художник любовного чувства. Мы понимаем, что это было далеко не так.
Разумеется, расширение диапазона поэзии, явившееся следствием перемен в миропонимании и мироощущении поэтессы, не могло, в свою очередь, не повлиять на тональность и характер собственно любовной лирики. Правда, некоторые характерные ее особенности остались прежними. Любовный эпизод, например, как и раньше, выступает перед нами в своеобразном ахматовском обличье: он, в частности, никогда последовательно не развернут, в нем обычно нет ни конца, ни начала; любовное признание, отчаяние или мольба, составляющие стихотворение, всегда кажутся читателю как бы обрывком случайно подслушанного разговора, который начался не при нас и завершения которого мы тоже не услышим:
" А, ты думал - я тоже такая,
Что можно забыть меня.
И что брошусь, моля и рыдая,
Под копыта гнедого коня.
Или стану просить у знахарок
В наговорной воде корешок
И пришлю тебе страшный подарок
Мой заветный душистый платок.
Будь же проклят.
Ни стоном, ни взглядом
Окаянной души не коснусь,
Но клянусь тебе ангельским садом,
Чудотворной иконой клянусь
И ночей наших пламенным чадом
Я к тебе никогда не вернусь".
Эта особенность ахматовской любовной лирики, полной недоговоренностей, намеков, уходящей в далекую, хочется сказать, хемингуэевскую, глубину подтекста, придает ей истинную своеобразность. Героиня ахматовских стихов, чаще всего говорящая как бы сама с собой в состоянии порыва, полубреда или экстаза, не считает, естественно, нужным, да и не может дополнительно разъяснять и растолковывать нам все происходящее. Передаются лишь основные сигналы чувств, без расшифровки, без комментариев, наспех - по торопливой азбуке любви. Подразумевается, что степень душевной близости чудодейственно поможет нам понять как недостающие звенья, так и общий смысл только что происшедшей драмы. Отсюда - впечатление крайней интимности, предельной откровенности и сердечной открытости этой лирики, что кажется неожиданным и парадоксальным, если вспомнить ее одновременную закодированность и субъективность.
"Кое-как удалось разлучиться
И постылый потушить.
Враг мой вечный, пора научиться
Вам кого-нибудь вправду любить.
Я-то вольная. Все мне забава,
Ночью Муза слетит утешать,
А на утро притащится слава
Погремушкой над ухом трещать.
Обо мне и молиться не стоит
И, уйдя, оглянуться назад...
Черный ветер меня успокоит.
Веселит золотой листопад.
Как подарок, приму я разлуку
И забвение, как благодать.
Но, скажи мне, на крестную муку
Ты другую посмеешь послать?"
Цветаева как-то писала, что настоящие стихи быт обычно "перемалывают", подобно тому, как цветок, радующий нас красотой и изяществом, гармонией и чистотой, тоже "перемолол" черную землю. Она горячо протестовала против попыток иных критиков или литературоведов, а равно и читателей обязательно докопаться до земли, до того перегноя жизни, что послужил "пищей" для возникновения красоты цветка. С этой точки зрения она страстно протестовала против обязательного и буквалистского комментирования. В известной мере она, конечно, права. Так ли нам уж важно, что послужило житейской первопричиной для возникновения стихотворения "Кое-как удалось разлучиться..."? Может быть, Ахматова имела в виду разрыв отношений со своим вторым мужем В. Шилейко, поэтом, переводчиком и ученым-ассирологом, за которого она вышла замуж после своего развода с Н. Гумилевым? А может быть, она имела в виду свой роман с известным композитором Артуром Лурье?.. Могли быть и другие конкретные поводы, знание которых, конечно, может удовлетворить наше любопытство. Ахматова, как видим, не дает нам ни малейшей возможности догадаться и судить о конкретной жизненной ситуации, продиктовавшей ей это стихотворение. Но, возможно, как раз по этой причине - по своей как бы зашифрованности и непроясненности – оно приобретает смысл, разом приложимый ко многим другим судьбам исходным, а иногда и совсем несходным ситуациям. Главное в стихотворении, что нас захватывает, это страстная напряженность чувства, его ураганность, а также и та беспрекословность решений, которая вырисовывает перед нашими глазами личность незаурядную и сильную.
О том же и почти так же говорит и другое стихотворение, относящееся к тому же году, что и только что процитированное:
Как первая весенняя гроза;
Из-за плеча твоей невесты глянут
Мои полузакрытые глаза.
Прощай, прощай, будь счастлив, друг прекрасный,
Верну тебе твой радостный обет,
Но берегись твоей подруге страстной
Поведет мой неповторимый бред, -
Затем, что он пронижет жгучим ядом
Ваш благостный, ваш радостный союз...
А я иду владеть чудесным садом,
Где шелест трав и восклицанья муз.
А. Блок в своих "Записных книжках" приводит высказывание Дж. Рескина, которое отчасти проливает свет на эту особенность лирики Ахматовой. "Благотворное действие искусства, - писал Дж. Рескин, - обусловлено (также, кроме дидактичности) его особым даром сокрытия неведомой истины, до которой вы доберетесь только путем терпеливого откапывания; истина эта запрятана и заперта нарочно для того, чтобы вы не могли достать ее, пока не скуете, предварительно, подходящий ключ в своем горниле".
Ахматова не боится быть откровенной в своих интимных признаниях и мольбах, так как уверена, что ее поймут лишь те, кто обладает тем же шифром любви. Поэтому она не считает нужным что-либо объяснять и дополнительно описывать. Форма случайно и мгновенно вырвавшейся речи, которую может подслушать каждый проходящий мимо или стоящий поблизости, но не каждый может понять, позволяет ей быть лапидарной, нераспространенной и многозначительной.
Эта особенность, как видим, полностью сохраняется и в лирике 20-30-х годов. Сохраняется и предельная концентрированность содержания самого эпизода, лежащего в основе стихотворения. У Ахматовой никогда не было вялых, аморфных или описательных любовных стихов. Они всегда драматичны и предельно напряженны, смятенны. У нее редкие стихи, описывающие радость установившейся, безбурной и безоблачной любви; Муза приходит к ней лишь в самые кульминационные моменты, переживаемые чувством, когда оно или предано, или иссякает:
Тебе я милой не была,
Ты мне постыл. А пытка длилась,
И как преступница томилась
Любовь, исполненная зла.
То словно брат. Молчишь, сердит.
Но если встретимся глазами
Тебе клянусь я небесами,
В огне расплавится гранит.
Словом, мы всегда присутствуем как бы при яркой, молнийной вспышке, при самосгорании и обугливании патетически огромной, испепеляющей страсти, пронзающей все существо человека и эхом отдающейся по великим безмолвным пространствам, с библейской, торжественной молчаливостью окружающим его в этот священный вневременной час.
Сама Ахматова не однажды ассоциировала волнения своей любви с великой и нетленной "Песнью Песней" из Библии.
А в Библии красный кленовый лист
Заложен на Песне Песней...
Стихи Ахматовой о любви - все! - патетичны. Но стихи ранней Ахматовой - в "Вечере" и в "Четках" - менее духовны, в них больше мятущейся чувственности, суетных обид, слабости; чувствуется, что они выходят из обыденной сферы, из привычек среды, из навыков воспитания, из унаследованных представлений... Вспоминали в связи с этим слова А. Блока, будто бы сказанные по поводу некоторых ахматовских стихов, что она пишет перед мужчиной, а надо бы перед Богом...
Начиная уже с "Белой стаи", но особенно в "Подорожнике", "Anno Domini" и в позднейших циклах любовное чувство приобретает у нее более широкий и более духовный характер. От этого оно не сделалось менее сильным. Наоборот, стихи 20-х и 30-х годов, посвященные любви идут по самым вершинам человеческого духа. Они не подчиняют себе всей жизни, всего существования, как это было прежде, но зато все существование, вся жизнь вносят в любовные переживания всю массу присущих им оттенков. Наполнившись этим огромным содержанием, любовь стала не только несравненно более богатой и многоцветной, но - и по-настоящему трагедийной. Библейская, торжественная приподнятость ахматовских любовных стихов этого периода объясняется подлинной высотой, торжественностью и патетичностью заключенного в них чувства. Вот хотя бы одно из подобных стихотворений:
Небывалая осень построила купол высокий,
Был приказ облакам этот купол собой не темнить.
И дивилися люди: проходят сентябрьские сроки,
А куда провалились студеные, влажные дни?
Изумрудною стала вода замутненных каналов,
И крапива запахла, как розы, но только сильней.
Было душно от зорь, нестерпимых, бесовских и алых,
Их запомнили все мы до конца наших дней.
Было солнце таким, как вошедший в столицу мятежник,
И весенняя осень так жадно ласкалась к нему,
Что казалось - сейчас забелеет прозрачный подснежник…
Вот когда подошел ты, спокойный, к крыльцу моему.
Трудно назвать в мировой поэзии более триумфальное и патетическое изображение того, как приближается возлюбленный. Это поистине явление Любви глазам восторженного Мира!
Любовная лирика Ахматовой неизбежно приводит всякого к воспоминаниям о Тютчеве. Бурное столкновение страстей, тютчевский "поединок роковой" – все это в наше время воскресло именно у Ахматовой. Сходство еще более усиливается, если вспомнить, что она, как и Тютчев, импровизатор - и в своем чувстве, и в своем стихе. Много раз говорит Ахматова, например, о первостепенном значении для нее чистого вдохновения, о том, что она не представляет, как можно писать по заранее обдуманному плану, что ей кажется, будто временами за плечами у нее стоит Муза...
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.
Она не раз повторяла эту мысль. Так, еще в стихотворении "Муза" (1924 г.), вошедшем в цикл "Тайны ремесла", Ахматова писала:
Когда я ночью жду ее прихода,
Жизнь, кажется, висит на волоске.
Что почести, что юность, что свобода
Пред милой гостьей с дудочкой в руке.
И вот вошла. Откинув покрывало,
Внимательно взглянула на меня.
Ей говорю: "Ты ль Данту диктовала
Страницы Ада?" Отвечает: "Я".
О том же и в стихотворении 1956 года "Сон":
Чем отплачу за царственный подарок?
Куда идти и с кем торжествовать?
И вот пишу как прежде, без помарок,
Мои стихи в сожженную тетрадь.
Это не означает, что она не переделывала стихов. Много раз, например, дополнялась и перерабатывалась "Поэма без героя", десятилетиями совершенствовалась "Мелхола"; иногда менялись, хотя и редко, строфы и строчки в старых стихах. Будучи мастером, знающим "тайны ремесла", Ахматова точна и скрупулезна в выборе слов и в их расположении. Но чисто импульсивное, импровизаторское начало в ней, действительно, очень сильно. Все ее любовные стихи, по своему первичному толчку, по своему произвольному течению, возникающему так же внезапно, как и внезапно исчезающему, по своей обрывочности и бесфабульности, - тоже есть чистейшая импровизация. Да, в сущности, здесь и не могло быть иначе: "роковой" тютчевский поединок, составляющий их содержание, представляет собой мгновенную вспышку страстей, смертельное единоборство двух одинаково сильных противников, из которых один должен или сдаться, или погибнуть, а другой - победить.
Не тайны и не печали,
Не мудрой воли судьбы
Эти встречи всегда оставляли
Впечатление борьбы.
Я, с утра угадав минуту,
Когда ты ко мне войдешь,
Ощущала в руках согнутых
Слабо колющую дрожь...
Марина Цветаева в одном из стихотворений, посвященных Анне Ахматовой, писала, что ее "смертелен гнев и смертельна - милость". И действительно, какой-либо срединности, слаженности конфликта, временной договоренности двух враждующих сторон с постепенным переходом к плавности отношений тут чаще всего даже и не предполагается. "И как преступница томилась любовь, исполненная зла". Ее любовные стихи, где неожиданные мольбы перемешаны с проклятиями, где все резко контрастно и безысходно, где победительная власть над сердцем сменяется ощущением опустошенности, а нежность соседствует с яростью, где тихий шепот признания перебивается грубым языком ультиматумов и приказов, - в этих бурно пламенных выкриках и пророчествах чувствуется подспудная, невысказанная и тоже тютчевская мысль об игралищах мрачных страстей, произвольно вздымающих человеческую судьбу на своих крутых темных волнах, о шевелящемся под нами первозданном Хаосе. "О, как убийственно мы любим" - Ахматова, конечно же, не прошла мимо этой стороны тютчевского миропонимания. Характерно, что нередко любовь, ее победительная властная сила оказывается в ее стихах, к ужасу и смятению героини, обращенной против самой же... любви!
Я гибель накликала милым,
И гибли один за другим.
О, горе мне! Эти могилы
Предсказаны словом моим.
Как вороны кружатся, чуя
Горячую, свежую кровь,
Так дикие песни, ликуя,
Моя посылала любовь.
С тобою мне сладко и знойно.
Ты близок, как сердце в груди.
Дай руку мне, слушай спокойно.
Тебя заклинаю: уйди.
И пусть не узнаю я, где ты,
О Муза, его не зови,
Да будет живым, не воспетым
Моей не узнавший любви.
Критика 30-ых годов иногда писала, имея в виду толкование Ахматовой некоторых пушкинских текстов, об элементах фрейдизма в ее литературоведческом методе. Это сомнительно. Но напряженный, противоречивый и драматичный психологизм ее любовной лирики, нередко ужасающейся темных и неизведанных глубин человеческого чувства, свидетельствует о возможной близости ее к отдельным идеям Фрейда, вторично легшим на опыт, усвоенный от Гоголя, Достоевского, Тютчева и Аннинского. Во всяком случае, значение, например, художественной интуиции как формы "бессознательного" творчества, вдохновения и экстаза подчеркнуто ею неоднократно.
Однако в художественно-гносеологическом плане здесь, в истоках, не столько, конечно, Фрейд, сколько уходящее к Тютчеву и романтикам дуалистическое разделение мира на две враждующие стихии - область Дня и область Ночи, столкновение которых рождает непримиримые и глубоко болезненные противоречия в человеческой душе. Лирика Ахматовой, не только любовная, рождается на самом стыке этих противоречий из соприкосновения Дня с Ночью и Бодрствования со Сном:
Когда бессонный мрак вокруг клокочет,
Тот солнечный, тот ландышевый клин
Врывается во тьму декабрьской ночи.
Интересно, что эпитеты "дневной" и "ночной", внешне совершенно обычные, кажутся в ее стихе, если не знать их особого значения, странными, даже неуместными:
Уверенно в дверь постучится
И, прежний, веселый, дневной,
Войдет он и скажет: "Довольно,
Ты видишь, я тоже простыл"...
Характерно, что слово "дневной" синонимично здесь словам "веселый" и "уверенный".
Так же, вслед за Тютчевым, могла бы она повторить знаменитые его слова:
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами...
Сны занимают в поэзии
Ахматовой большое место.
Но - так или иначе - любовная лирика Ахматовой 20-30-х годов в несравненно большей степени, чем прежде, обращена к внутренней, потаенно-духовной жизни. Ведь и сны, являющиеся у нее одним из излюбленных художественных средств постижения тайной, сокрытой, интимной жизни души, свидетельствуют об этой устремленности художника внутрь, в себя, в тайное тайных вечно загадочного человеческого чувства. Стихи этого периода в общем более психологичны. Если в "Вечере" и "Четках" любовное чувство изображалось, как правило, с помощью крайне немногих вещных деталей (вспомним образ красного тюльпана), то сейчас, ни в малейшей степени не отказываясь от использования выразительного предметного штриха, Анна Ахматова, при всей своей экспрессивности, все же более пластична в непосредственном изображении психологического содержания. Надо только помнить, что пластичность ахматовского любовного стихотворения ни в малейшей мере не предполагает описательности, медленной текучести или повествовательности. Перед нами по-прежнему - взрыв, катастрофа, момент неимоверного напряжения двух противоборствующих сил, сошедшихся в роковом поединке, но зато теперь это затмившее все горизонты грозовое облако, мечущее громы и молнии, возникает перед нашими глазами во всей своей устрашающей красоте и могуществе, в неистовом клублении темных форм и ослепительной игре небесного света: Но если встретимся глазами
Тебе клянусь я небесами,
В огне расплавится гранит.
Недаром в одном из посвященных ей стихотворении Н. Гумилева Ахматова изображена с молниями в руке:
Она светла в часы томлений
И держит молнии в руке,
И четки сны ее, как тени
На райском огненном песке.
Заключение
Если расположить любовные стихи Ахматовой в определенном порядке, можно построить целую повесть со множеством мизансцен, перипетий, действующих лиц, случайных и неслучайных происшествий. Встречи и разлуки, нежность, чувство вины, разочарование, ревность, ожесточение, истома, поющая в сердце радость, несбывшиеся ожидания, самоотверженность, гордыня, грусть – в каких только гранях и изломах мы не видим любовь на страницах ахматовских книг.
В лирической героине стихов Ахматовой, в душе самой поэтессы постоянно жила жгучая, требовательная мечта о любви истинно высокой, ничем не искаженной. Любовь у Ахматовой - грозное, повелительное, нравственно чистое, всепоглощающее чувство, заставляющее вспомнить библейскую строку: "Сильна, как смерть, любовь - и стрелы.
Литература
1. Жирмунский В. М. Творчество Анны Ахматовой. Л., 1973.
2. Найман А. Рассказы об Анне Ахматовой. М., 1989.
3. Хейт А. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. 1991.
4. Чуковская Л. К. Записки об Анне Ахматовой. М., 1997. Т. 1-3.
Реферат на тему: Творчество Анны Ахматовой Содержание 1. Первые шаги.....................................................Ахматова, Анна Андреевна (настоящая фамилия Горенко) родилась 11 (23) июня 1889 года под Одессой в семье потомственного дворянина, отставного инженера-механика флота А.А. Горенко. Со стороны матери И.Э. Стоговой. А. Ахматова состояла в отдаленном родстве с Анной Буниной – первой русской поэтессой. Своим предком по материнской линии Ахматова считала легендарного ордынского хана Ахмата, от имени которого и образовала свой псевдоним.
Годовалым ребенком Анна была перевезена в Царское Село, где прожила до шестнадцати лет. Ее первые воспоминания — царскосельские: " Зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал". Каждое лето проводила под Севастополем, на берегу Стрелецкой бухты. Читать училась по азбуке Льва Толстого . В пять лет, слушая, как учительница занималась со старшими детьми, она тоже начала говорить по-французски. Первое стихотворение Ахматова написала, когда ей было одиннадцать лет. Училась Анна в Царскосельской женской гимназии, сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно.
В 1905 году Инна Эразмовна развелась с мужем и переехала с дочерью сначала в Евпаторию, а затем в Киев. Здесь Анна закончила Фундуклеевскую гимназию и поступила на юридический факультет Высших женских курсов, отдавая все же предпочтение истории и литературе.
Со своим будущим мужем поэтом Николаем Гумилевым Аня Горенко познакомилась еще четырнадцатилетней девочкой. Позже между ними возникла переписка, а в 1909 году Анна приняла официальное предложение Гумилева стать его женой. 25 апреля 1910 года они обвенчались в Николаевской церкви села Никольская слобода под Киевом. После венчания молодые отправились в свадебное путешествие, пробыв в Париже всю весну. В 1912 году родила от Гумилева сына Льва Николаевича.
В 1911 Анна приехала в Санкт-Петербург, где продолжила свое образование на Высших женских курсах. В этот период состоялось ее знакомство с Блоком, и появилась первая публикация под псевдонимом Анна Ахматова. Известность пришла к Ахматовой после выхода в свет поэтического сборника "Вечер" в 1912, после которого в 1914 вышел следующий сборник "Четки", а в 1917 "Белая стая", достойное место в этих сборниках занимает любовная лирика Анны Ахматовой .
После ухода в 1914 Н. Гумилева на фронт Ахматова отошла от «салонной жизни» и много времени проводила в Тверской губернии в имении Гумилевых Слепнево. В 1918, разведясь с Гумилевым, Ахматова вышла замуж за ассириолога и поэта В. К. Шилейко.
Гумилев был расстрелян в 1921 г. по сфабрикованному обвинению в причастности к контрреволюционному заговору. Со вторым же она рассталась в 1922, после чего у Ахматовой завязались отношения с Н. Пуниным. Вообще многих близких людей поэтессы постигла печальная участь. Так Пунин трижды находился под арестом, а сын Лев более 10 лет пробыл в заключении.
Вышедшие в апреле и в октябре 1921 года, два сборника стихов Ахматовой («Подорожник» и пятая книга «Anno Domini MCMXXI» («В лето господне 1921»), стали по существу последними перед длительной полосой строгого цензурного надзора за поэзией Ахматовой.
В середине 20-х гг. начинается ее травля в критике, ее перестают печатать, объявляя салонной поэтессой, идеологически чуждой молодой пролетарской литературе. Имя Ахматовой исчезает со страниц книг и журналов, она живет в нищете.
Когда Ахматова писала "Реквием" (1935-1940), это был реквием по "моему народу", участь которого разделили ее близкие. Она вспоминала о страшной очереди у ленинградской тюрьмы Кресты: ей пришлось там стоять часами, сжимая в окоченевших пальцах узелок с передачей — сначала для мужа, потом для сына. Трагическая судьба объединила Ахматову с сотнями тысяч русских женщин. "Реквием" — плач, но плач гордый — стал самым знаменитым произведением Анны Ахматовой.
1939 год – И.В. Сталин в разговоре случайно положительно отзывается об Анне Ахматовой. Тут же несколько издательств предлагают ей сотрудничество. Впрочем, стихи поэтессы подвергаются жесткой цензуре.
Отечественная война застала ее в Ленинграде и заставила ее уехать в Москву, затем эвакуироваться в Ташкент, где она жила до 1944. Выступала с чтением стихов в госпиталях перед ранеными. Много и тяжело болела. В ее стихотворениях, созданных в годы войны ("Избранное", 1943), звучала глубокая патриотическая тема ("Клятва", 1941, "Мужество", 1942, "Щели в саду вырыты…", 1942). В июне 1944 Ахматова вернулась в Ленинград, встречу с которым ("страшным призраком") описала в прозаическом очерке "Три сирени".
1946 год стал памятным для Ахматовой и для всей советской литературы: именно тогда было принято печально известное постановление ЦК ВКП(б) "О журналах “Звезда” и “Ленинград”", в котором А. Ахматова и М. Зощенко были подвергнуты резкой и несправедливой критике. Последовало исключение из Союза писателей. Это означает, что больше ни один журнал и ни одно издательство не возьмется публиковать их произведения. Причиной опалы становится гнев Сталина, узнавшего о том, что к Ахматовой приезжал английский историк И. Берлин.
В последующее десятилетие поэтесса занималась преимущественно переводами. Сын, Л.Н. Гумилев, отбывал наказание как политический преступник в исправительно-трудовых лагерях, в 1949 году он был арестован в третий раз.
Чтобы вызволить сына из сталинского застенка, Ахматова написала цикл восхваляющих Сталина стихов Слава миру (1950). Подобные панегирики были в чести и искренне создавались многими, в том числе и талантливыми поэтами – К. Симоновым, А. Твардовским, О. Берггольц. Ахматовой же пришлось переступить через себя. Жертву Ахматовой Сталин не принял: Лев Гумилев вышел на свободу только в 1956.
В последнее десятилетие жизни Ахматовой ее стихи постепенно, преодолевая сопротивление партийных бюрократов, боязливость редакторов, приходят к новому поколению читателей. В 1965 издан итоговый сборник "Бег времени". На закате дней Ахматовой было позволено принять итальянскую литературную премию Этна-Таормина (1964) и звание почетного доктора Оксфордского университета (1965).
Осень 1965 года – Анна Ахматова переносит четвертый инфаркт. В этот же период, перед самой смертью, составляет свою единственную короткую автобиографию. 5 марта 1965 года – Анна Андреевна Ахматова умирает в кардиологическом санатории в Подмосковье. Похоронена на Комаровском кладбище под Ленинградом.
«Творчество» Анна Ахматова
Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо…
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, —
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.
Анализ стихотворения Ахматовой «Творчество»
В своих автобиографических воспоминаниях Анна Ахматова неоднократно упоминала о том, что с детства мечтала быть поэтом. Более того, она утверждала, что ее судьба была предопределена заранее, и кто-то свыше постоянно посылал будущей поэтессе знаки, недвусмысленно указывающие на ее принадлежность к миру литературы.
Свое первые стихи Ахматова написала довольно рано, и в 22 года уже издала первый поэтический сборник под названием «Вечер», который стал настоящей сенсацией в литературных кругах. Тем не менее, автор никогда не затрагивала тему своего отношения к поэзии, считая, что этот вопрос весьма деликатен. Среди многочисленных произведений Ахматовой есть лишь одно, в котором она попыталась рассказать, как рождаются на свет ее поэтические экспромты. Стихотворение «Творчество» было написано в 1936 году, но многие отнеслись к нему с недоверием. Ведь поэтесса представила сам литературный процесс в виде некоего мистического действия, глубокого катарсиса, который происходит под воздействием высших сил . Естественно, что с такой трактовкой творчества в СССР не могли согласиться, поэтому восприняли его, как очередное чудачество 47-летней поэтессы, не заслуживающего особого внимания.
Между тем, это одно из немногих литературных произведений, в котором автор так точно и искренне описывает литературный процесс. Ее стихи рождаются из некоего хаоса, и в этом напоминают Вселенную. «Мне чудятся и жалобы, и стоны, сужается какой-то тайный круг», — пишет Ахматова, признаваясь, что в моменты творчества словно бы находится в некоем эпицентре катаклизма. Складывается впечатление, что еще немного, и водоворот событий и впечатлений буквально захлестнет автора, чтобы перенести в иную реальность.
Но сквозь хаос постепенно начинают проступать черты будущего стихотворения, что доставляет Ахматовой ощущение настоящего счастья и дает власть над другими людьми. «В этой бездне шепотов и звонов встает один, все победивший звук», — отмечает поэтесса. Именно это она чувствует в тот момент, когда находит новую тему для своих произведений, улавливает их настроение и понимает, что еще немного, и настанет тот удивительный момент, когда звуки начнут складываться в слова. Будущее стихотворение ассоциируется у Ахматовой со звуком, который обладает удивительной силой . И на его фоне все другие шумы попросту исчезают, открывая простор для творчества. В такие моменты поэтесса слышит, «как в лесу растет трава, как по земле идет с котомкой лихо». Именно в эти моменты на свет рождаются первые слова будущего стихотворения, обладающие особой красотой и восхитительной мягкостью. Вместе с ними приходят и «легких рифм сигнальные звоночки»: поэтесса словно бы пробует на вкус каждое выражение, меняет его эмоциональную и смысловую окраску, подбирая более точный вариант, который в этот момент наиболее полно отвечает ее внутренним ощущениям.
Потом наступает момент, когда автору удается ухватить всю суть произведения целиком, почувствовать его гармонию и изысканность. «Тогда я начинаю понимать, и просто продиктованные строчки ложатся в белоснежную тетрадь», — отмечает поэтесса, все еще не до конца веря в то, что новое произведение уже появилось на свет. Этот ритуал общения с миром собственных фантазий Ахматова считает мистическим и видит в нем высшую волю. Она не приукрашивает собственные таланты и достижения, считая, что кто-то невидимый вкладывает ей определенные мысли и желания, а потом диктует поэтические строки, которые превращаются в удивительно романтичные, яркие и наполненные удивительной силой стихи.
Слишком сладко земное питье,
Слишком плотны любовные сети.
Пусть когда-нибудь имя мое
Прочитают в учебнике дети,
А. Ахматова, 1913
Будущая поэтесса родилась 23 июня 1889 в пригороде Одессы Большой Фонтан в семье отставного инженер-капитана 2-го ранга Андрея Антоновича Горенко и Инны Эразмовны. В семье было шестеро детей. Прабабушка Анны по материнской линии вела род от татарского хана Ахмата; поэтому юная писательница впоследствие берет себе фамилию прабабки в качестве псевдонима. По материнской линии, очевидно, перешел и литературный дар: теткой маминого отца была известная поэтесса Анна Бунина (1794-1829).
Через год после рождения Анны семья переезжает в Царское Село, где она росла до шестнадцати лет, каждое лето проводя под Севастополем. Детские летние воспоминания стали основой для ее первой поэмы «У самого моря» в 1914 году, а мотивы Царского села и Пушкина были творческой основой, а зачастую и опорой на протяжении всей жизни.
Первое стихотворение Ахматова написала, когда ей было одиннадцать лет, и всего в девические годы создала их около двухсот. Училась она в Царскосельской Мариинской женской гимназии: «Училась я сначала плохо, потом гораздо лучше, но всегда неохотно». В Царском Селе в сочельник 1903 года Аня Горенко познакомилась с гимназистом Николаем Гумилевым, и стала постоянным адресатом его стихотворений.
После развода родителей в 1905 Ахматова вместе с матерью переезжает в Евпаторию, а позже в Киев. Гимназический курс она проходила на дому, так как ей грозил туберкулез, но последний класс окончила в Фундуклеевской гимназии в Киеве, после чего поступила на юридическое отделение Киевских высших женских курсов.
В это время она переписывалась с уехавшим в Париж Гумилевым. В 1907 году в Париже, в издававшемся Гумилевым журнале «Сириус» поэтесса опубликовала первое стихотворение «На руке его много блестящих колец» под инициалами «А. Г.». Сама Ахматова вспоминала об этом так: «Мне потому пришло на ум взять себе псевдоним, что папа, узнав о моих стихах, сказал: «Не срами мое имя».- «И не надо мне твоего имени!»- сказала я...»
Весной 1910 года после нескольких отказов Ахматова согласилась стать женой Н.С.Гумилева. Супруги обвенчались 25 апреля в церкви села Никольская слободка под Киевом. Медовый месяц прошел в Париже, где поэтесса познакомилась с художником Амадео Модильяни, запечатлевшим ее облик в карандашном портрете. Уезжая из Парижа, Ахматова бросала в окно его мастерской прощальные красные цветы.
Осенью 1910 Ахматова делает попытку напечататься самостоятельно и посылает стихи в «Русскую мысль» В. Я. Брюсову, спрашивая, стоит ли ей заниматься поэзией. Получив отрицательный отзыв, юная поэтесса отдает стихи в журналы «Gaudeamus», «Всеобщий журнал», «Аполлон», которые их публикуют. В это время она и становится Ахматовой, публикуя под этим псевдонимом стихотворение «Старый портрет». В том же году состоялось ее первое выступление со своими стихами и она впервые получила от мужа одобрение своего творчества. На следующий год Ахматова поступила на петербургские Женские историко-литературные курсы.
Вышедший весной 1912 года первый сборник стихов «Вечер», несмотря на скромный тираж в триста экземпляров, принес Ахматовой мгновенную славу. Сборник был выпущен «Цехом поэтов» – объединением поэтов-акмеистов, секретарем которого избрали Ахматову.
Первого октября 1912 года у четы рождается сын Лев, будущий историк и географ, автор этнологической теории. В том же году Ахматова знакомится с Маяковским. Поэт, которого принято считать самым «громкоголосым» в российской поэзии, восторженно отзывался о личностной лирике поэтессы: «Стихи Ахматовой монолитны и выдержат давление любого голоса, не дав трещины».
В 1913 году на Высших женских Бестужевских курсах Ахматова читает свои стихи перед многолюдной аудиторией сразу после выступления Блока, уже пользовавшегося славой известного поэта: «К нам подошла курсистка со списком и сказала, что мое выступление после блоковского. Я взмолилась: «Александр Александрович, я не могу читать после вас». Он – с упреком – в ответ: «Анна Андреевна, мы не тенора»». Выступление было блестящим. Популярность Ахматовой становится головокружительной. С нее рисовали портреты, а стихотворные посвящения ей А. Блока, Н. Гумилева, О. Мандельштама, М. Лозинского, В. Шилейко, Н. Недоброво, В. Пяста, Б. Садовского и других составили в 1925 году антологию «Образ Ахматовой».
Несмотря на популярность, Ахматова все еще не может поверить, что ее талант признан. Семнадцатого июля 1914 года она пишет мужу: «С недобрым чувством жду июльскую «Русскую мысль». Вероятнее всего, там свершит надо мною страшную казнь Валерий» (имелся в виду Валерий Брюсов). Но сборник «Четки» 1914 года приносит Ахматовой всероссийскую славу и утверждает в литературе понятие «ахматовской строки».
Постепенно сходят на нет ее отношения с мужем. Ахматова все еще живет у него в Царском селе, на лето выезжая в имение Гумилевых Слепнево в Тверской губернии (позже «тверская скудная земля» получит отражение в ее творчестве). Осенью 1914 года Николай Гумилев уходит на фронт добровольцем. Анна Андреевна в это время лечится от туберкулеза в Финляндии, позже в Севастополе. После развода с Гумилевым в 1918 году Ахматова выходит замуж за ассириолога и поэта В. К. Шилейко.
Во время болезни на первый план выходит интерес поэтессы к русской классике. Одним из источников творческой радости и вдохновения для Ахматовой стал Пушкин. Ей принадлежат литературоведческие статьи – анализ его произведений, а также исследования его биографии. Через два десятилетия, в годы замалчивания ее творчества, Пушкин снова станет духовной и материальной опорой для Ахматовой. В сентябре 1917 года выходит сборник «Белая стая». По словам критика Б. М. Эйхенбаума, он пронизан «ощущением личной жизни как жизни национальной, исторической», что хорошо передавало настроение эпохи и отношение поэтессы к современности: она не покинула родины, чувствуя ответственность за ее судьбу.
1921 год прошел тяжелой поступью по жизни поэтессы. Еще в феврале она председательствует на вечере памяти Пушкина, где выступает Блок с речью «О назначении поэта» и на котором присутствует Н.С.Гумилев. В ночь с третьего на четвертое августа Гумилева арестовывают, тремя днями позже умирает Блок, еще через две недели Гумилева расстреливают. Тогда же Ахматова расстается с Шилейко. В противовес трагедии личной жизни, которую она потом еще оплачет в «Реквиеме», в этом году поэтесса выпускает два сборника, «Подорожник» (в апреле, еще до трагических событий) и «Anno Domini» – в октябре; в октябре же она возвращается к активной деятельности, участвует в литературных вечерах, в работе писательских организаций, публикуется в периодике. В январе 1922 Ахматова знакомится с Пастернаком, чуть позже – с Булгаковым.
В двадцатых годах выходят две книги об Ахматовой, за авторством В. Виноградова и Б. Эйхенбаума. Второй книге было суждено сыграть роковую роль в судьбе поэтессы. Литературная энциклопедия этих лет дала описание Ахматовой вырванными из контекста ее собственными строками: «не то монахиня, не то блудница», – взятыми вместе с искаженным анализом из книги Эйхенбаума. В 1924 новые стихи Ахматовой публикуются в последний раз перед пятнадцатилетним перерывом. Ее исключают из Союза писателей. Новая вспышка туберкулеза привела ее в санаторий Царского Села, где она лечится вместе с женой Мандельштама.
В конце 1922 на полтора десятилетия Ахматова соединяет свою судьбу с искусствоведом Н. Н. Пуниным. Переселившись в 1926 году в садовый флигель Шереметьевского дворца – Фонтанного Дома, она продолжает бывать в Мраморном дворце у Шилейко, заботясь о нем и о его собаке. В той же квартире Фонтанного Дома вместе с Пуниным продолжали жить и его первая жена Анна Аренс с их маленькой дочкой Ирой. Когда Аренс уходила на работу, Ахматова присматривала за ребенком. Атмосфера в доме была напряженной. Эти годы Ахматова помогала Пунину в его работе в Академии художеств, переводя вслух научные труды с французского, английского и итальянского. Благодаря ему Ахматовой удается добиться того, чтобы Льву, сыну расстрелянного «врага народа», позволили продолжить образование в гимназии, а затем в университете.
Не имея возможности печатать свои стихи, Ахматова лишалась средств к существованию. Перевод писем Рубенса, изданный в 1937 году, принес ей первый за много лет заработок. При крайней бедности удивительным образом сохранялась главная черта Ахматовского облика: царственность, лишённая высокомерия, но полная достоинства. Л.К. Чуковская вспоминала: «Пришла – в старом пальто, в вылинявшей расплющенной шляпе, в грубых чулках. Статная, прекрасная, как всегда». Сохранялся и характер, и желание помочь людям. Так, в конце тридцатых годов по соседству с Ахматовой жила молодая женщина с двумя маленькими мальчиками. Днем, когда она была на работе, Ахматова присматривала за детьми.
В 1935 были арестованы сын Ахматовой Лев Гумилев и Пунин, а незадолго до этого – ее хороший друг поэт Мандельштам. После письменного обращения Ахматовой к Сталину сына и Пунина освободили, но в 1938 году Льва снова арестовали и приговорили к казни. Только последующее репрессирование самих палачей спасло его от исполнения приговора. Переживания этих мучительных лет составили цикл «Реквием», который Ахматова два десятилетия не решалась записать. Стихи запоминали отрывками друзья и близкие. Чуковская вспоминает, как Ахматова в Фонтанном доме, молча указав глазами на потолок и стены и громко говоря о пустяках, писала ей на листках новые стихи из «Реквиема» и сразу сжигала их над пепельницей.
В 1939 после полузаинтересованной реплики Сталина решаются издать ее сборник «Из шести книг», включавший наряду с прошедшими цензурный отбор старыми стихами и новые сочинения. Пастернак писал Ахматовой, в очередной раз лежавшей в больнице, что очереди за ее книгой растягивались на две улицы. Вскоре книга попала под запрет и была изъята из библиотек.
В первые месяцы Великой Отечественной войны Ахматова пишет плакатные стихотворения. По распоряжению властей ее эвакуируют из Ленинграда до первой блокадной зимы, два с половиной года она проводит в Ташкенте. Пишет много стихов, работает над «Поэмой без героя», эпосом о Петербурге начала века.
В первые послевоенные годы Ахматова навлекает на себя гнев Сталина, узнавшего о визите к ней английского историка И. Берлина. Постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» за 1946 было направлено против Ахматовой и Зощенко. Снова возник запрет на публикации. Исключение было сделано в 1950 году, когда Ахматова написала стихи к юбилею Сталина в отчаянной попытке помочь сыну, арестованному в очередной раз.
В последнее десятилетие жизни Ахматовой ее стихи постепенно пришли к новому читателю. В 1965 издан итоговый сборник «Бег времени». На закате дней Ахматовой было позволено принять итальянскую литературную премию Этна-Таормина в 1964 и звание почетного доктора Оксфордского университета в 1965. 5 марта 1966 года в Домодедово Анна Андреевна Ахматова скончалась. Ее отпевали в Морском соборе.
Сложная, доходящая до жажды сумасшествия, чтобы не чувствовать боли, жизнь. И, тем не менее, итог всех страданий и суть всего существования Ахматова выразила одной строчкой автобиографии: «Я не переставала писать стихи». «Для меня в них - связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных».
Жизнь Анны Ахматовой не менее интересна и насыщенна, чем ее творчество. Женщина пережила революцию, гражданскую войну, политические преследования и репрессии. Она же стояла у истоков модернизма в России, став представительницей новаторского течения «акмеизм». Именно поэтому история этой поэтессы так важна для понимания ее стихов.
Родилась будущая поэтесса в Одессе в 1889 году. Настоящая фамилия Анны Андреевны – Горенко, и уже впоследствии, после первого брака, она изменила её. Мать Анны Ахматовой — Инна Стогова, была потомственной дворянкой и имела большое состояние. Именно от матери Анна унаследовала своевольный и сильный характер. Ахматова получила первое образование в Мариинской женской гимназии в Царском Селе. Затем будущая поэтесса обучалась в Киевской гимназии и окончила Киевские высшие учебные курсы.
Родители Ахматовой были интеллигентными людьми, но не без предрассудков. Известно, что отец поэтессы запретил ей подписывать стихи своей фамилией. Он считал, что ее увлечение навлечет позор на их род. Разрыв между поколениями был очень ощутим, ведь в Россию пришли новые веяния из-за границы, где в искусстве, культуре, межличностных отношениях началась эпоха реформации. Поэтому Анна полагала, что писать стихи – это нормально, а семья Ахматовой категорически не принимала занятие дочери.
История успеха
Анна Ахматова прожила долгую и нелёгкую жизнь, прошла тернистый творческий путь. Многие окружающие её близкие и родные люди стали жертвами советского режима, а из-за этого, безусловно, страдала и сам поэтесса. В разное время ее сочинения были запрещены для печати, что не могло не отражаться на состоянии автора. Годы ее творчества пришлись на период, когда произошло разделение поэтов на несколько течений. Ей подошло направление «акмеизм» (). Своеобразие этого течения заключалось том, что поэтический мир Ахматовой был устроен просто и понятно, без отвлеченных и абстрактных образов-символов, присущих символизму. Она не насыщала свои стихи философией и мистикой, в них не было место помпезности и зауми. Благодаря этому ее понимали и любили читатели, уставшие ломать голову над содержанием стихотворений. Она писала о чувствах, событиях и людях по-женски мягко и эмоционально, открыто и веско.
Судьба Ахматовой привела ее в кружок акмеистов, где она встретила первого мужа – Н. С. Гумилева. Он был родоначальником нового течения, человеком знатным и авторитетным. Его творчество вдохновило поэтессу на создание акмеизма на женском наречии. Именно в рамках петербуржского кружка «Вечера Случевского» состоялись ее дебюты, и публика, прохладно отнесшаяся к творчеству Гумилева, восторженно приняла его даму сердца. Она была «стихийно талантлива», как писали критики тех лет.
Анна Андреевна входила в «Цех поэтов», поэтическую мастерскую Н. С. Гумилева. Там она познакомилась с самыми известными представителями литературной элиты и вошла в ее состав.
Творчество
В творчестве Анны Ахматовой можно выделить два периода, границей между которыми стала Великая Отечественная война. Так, в любовном стихотворении «Небывалая осень» (1913 год) она пишет о покое и о нежности встречи с любимым человеком. Данное произведение отражает веху спокойствия и мудрости в поэзии Ахматовой. В 1935-1940 гг. она работала над поэмой, состоящей из 14 стихотворений — «Реквием». Данный цикл стал своеобразной реакцией поэтессы на семейные потрясения – уход из дома мужа и любимого сына. Уже во второй половине творчества, в начале Великой Отечественной войны, были написаны такие сильные гражданские стихотворения как «Мужество» и «Клятва». Особенности ахматовского лиризма заключаются в том, что поэтесса в своих стихотворениях рассказывает историю, в них всегда можно заметить некое повествование.
Темы и мотивы лирики Ахматовой также разнятся. Начиная творческий путь, автор говорит о любви, теме поэта и поэзии, признании в обществе, межличностных отношениях между полами и поколениями. Она тонко чувствует природу и мир вещей, в ее описаниях каждый предмет или явление обретает индивидуальные черты. Позже Анна Андреевна сталкивается с небывалыми трудностями: революция сметает все на своем пути. В ее стихах появляются новые образы: времени, революции, новой власти, войны. Она расстается с мужем, впоследствии его осудили на расстрел, а их общий сын всю жизнь мотается по тюрьмам из-за своего происхождения. Тогда автор начинает писать о материнском и женском горе. В преддверии Великой Отечественной войны поэзия Ахматовой приобретает гражданственность и патриотический накал.
Сама лирическая героиня не меняется с годами. Конечно, горе и потери оставили рубцы на ее душе, женщина со временем пишет еще более пронзительно и жестко. Первые чувства и впечатления сменяются зрелыми размышлениями о судьбах отечества в непростые для него времена.
Первые стихи
Как и многие великие поэты, Анна Ахматова написала своё первое стихотворение в 11 лет. Со временем у поэтессы появился свой неповторимый поэтический стиль. Одна из самых известных ахматовских деталей, появляющаяся в стихотворении «Песня последней встречи» — правая и левая рука и перепутанная перчатка. Данное стихотворение Ахматова написала в 1911 году, в возрасте 22 лет. В данном стихотворении чётко видна работа деталей.
Ранняя лирика Ахматовой является частью золотого фонда русской классики, посвященной отношениям мужчины и женщины. Особенно ценно, что читатель наконец-то увидел женский взгляд на любовь, до конца 19 века в России не было поэтесс. Впервые поднимаются конфликты женского призвания и ее социальной роли в семье и браке.
Сборники стихов и циклы
В 1912 году вышел первый сборник стихов Ахматовой «Вечер». Почти все стихи, вошедшие в этот сборник, были написаны автором в двадцатилетнем возрасте. Затем издаются книги «Четки», «Белая стая», «Подорожник», «ANNO DOMINI», каждая из которых имеют определенную общую направленность, главную тему и композиционную связь. После событий 1917 года она уже не может так свободно издавать свои работы, революция и гражданская война приводят к образованию диктатуры пролетариата, где потомственная дворянка подвергается нападкам критиков и полному забвению в печати. Последние книги «Тростник» и «Седьмая книга» не были напечатаны отдельно.
Книги Ахматовой не издаются вплоть до перестройки. Во многом это произошло из-за поэмы «Реквием», которая просочилась в зарубежные СМИ и была опубликована за границей. Поэтесса висела на волоске от ареста, и ее спасло лишь признание, что она ничего не знала о публикации работы. Разумеется, ее стихотворения после этого скандала еще долго не могли выйти в свет.
Личная жизнь
Семья
Анна Ахматова была замужем трижды. В браке с Николаем Гумилёвым, первым мужем, она родила своего единственного ребёнка – Льва. Вместе супруги совершили две поездки в Париж, а также путешествовали по Италии. Отношения с первым мужем не были лёгкими, и супруги приняли решение расстаться. Однако, несмотря на это, уже после расставания, когда Н. Гумилёв ушел на войну, Ахматова посвятила ему несколько строк в своих стихотворениях. Между ними продолжала существовать духовная связь.
Сын Ахматовой часто был в разлуке с матерью. В детстве он жил с бабушкой по отцовской линии, мать видел очень редко, и в конфликте между родителями прочно занял позицию отца. Мать он не уважал, говорил с ней отрывисто и резко. Во взрослом возрасте из-за его происхождения он считался неблагонадежным гражданином в новой стране. Он 4 раза получал тюремные сроки и всегда не заслуженно. Поэтому его отношения с матерью нельзя было назвать близкими. Кроме того, она выходила замуж повторно, и сын тяжело воспринимал эту перемену.
Другие романы
Ахматова была также замужем за Владимиром Шилейко и Николаем Пуниным. С В. Шилейко Анна Ахматова пробыла в браке 5 лет, однако они продолжали общаться письмами до самой смерти Владимира.
Третий муж, Николай Пунин, был представителем реакционной интеллигенции, в связи с чем был несколько раз арестован. Благодаря усилиям Ахматовой, Пунин был выпущен после второго ареста. Спустя несколько лет Николай и Анна расстались.
Характеристика Ахматовой
Ещё при жизни Ахматову называли «Дамской декаденствующей поэтессой». То есть, её лирика характеризовалась крайним индивидуализмом. Говоря о личных качествах, стоит сказать, что Анна Андреевна обладала едким, неженским юмором. Например, при встрече с Цветаевой, поклонницей ее творчества, она очень холодно и желчно беседовала с впечатлительной Мариной Ивановной, чем очень обидела собеседницу. С мужчинами Анна Андреевна тоже с трудом находила взаимопонимание, да и с сыном ее отношения не сложились. Еще женщина была очень подозрительной, везде видела подвох. Ей казалось, что ее невестка – посланный агент властей, который призван следить за ней.
Несмотря на то, что годы жизни Ахматовой пришлись на такие страшные события как Революция 1917 года, Первая и Вторая мировые войны, она не покинула Родину. Лишь во время Великой Отечественной войны поэтесса находилась в эвакуации в Ташкенте. Ахматова негативно и гневно относилась к эмиграции. Она совершенно ясно демонстрировала свою гражданскую позицию, заявляя, что никогда не будет жить и работать за границей. Поэтесса считала, то её место там, где её народ. Свою любовь к Родине она выразила в стихотворениях, которые вошли в сборник «Белая стая». Таким образом, личность Ахматовой была многогранна и богата, как хорошими, так и сомнительными качествами.
- Анна Андреевна не подписывала свои стихи девичьей фамилией Горенко, так как ей запретил отец. Он боялся, что вольнолюбивые сочинения дочери навлекут на семью гнев властей. Именно поэтому она взяла фамилию своей прабабушки.
- Интересно также, что Ахматова профессионально изучала творчество Шекспира и Данте и всегда восхищалась их талантами, выполняя переводы иностранной литературы. Именно они и стали ее единственным доходом в СССР.
- В 1946 году с резкой критикой творчества Ахматовой выступил партийный деятель Жданов на съезде писателей. Особенности лирики автора были обозначены, как «поэзия взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной».
- Мать и сын не понимали друг друга. Анна Андреевна сама каялась, что была «плохой матерью». Все детство ее единственный сын провел у бабушки, а мать видел лишь изредка, ведь та не баловала его своим вниманием. Она не хотела отвлекаться от творчества и ненавидела быт. Интересная жизнь в столице захватила ее полностью.
- Нужно вспомнить, что Н. С. Гумилев взял даму сердца измором, так как из-за ее многочисленных отказов совершил попытку самоубийства и фактически вынудил ее согласиться пойти с ним под венец. Но после заключения брака выяснилось, что супруги не подходят друг к другу. И муж, и жена начали изменять, ревновать и ссориться, забыв обо всех обетах. Их отношения были полны взаимных упреков и обид.
- Сын Ахматовой ненавидел произведение «Реквием», так как считал, что он, выживший во всех испытаниях, не должен получать от матери погребальные строки в свой адрес.
- Ахматова умерла в одиночестве, за пять лет до своей кончины она порвала все связи с сыном и его семьей.
Жизнь в СССР
В 1946 году вышло постановление ВКП (б) о журналах «Звезда» и «Ленинград». Данное постановление, прежде всего, было направлено против Михаила Зощенко и Анны Ахматовой. Она более не могла печататься, а также с ней было опасно общаться. Даже родной сын винил поэтессу в своих арестах.
Ахматова зарабатывала переводами и случайными подработками в журналах. В СССР ее творчество было признанно «далеким от народа», а, следовательно, не нужным. Зато вокруг ее литературной фигуры собирались новые таланты, двери ее дома были открыты для них. Например, известно об ее близкой дружбе с И. Бродским, который с теплом и благодарностью вспоминал их общение в эмиграции.
Смерть
Умерла Анна Ахматова в 1966 году в санатории недалеко от Москвы. Причина смерти поэтессы — серьёзные проблемы с сердцем. Она прожила долгую жизнь, в которой, тем не менее, не нашлось места для крепкой семьи. Она покинула этот мир в одиночестве, и после ее кончины наследство, оставленное сыну, было распродано в пользу государства. Ему, ссыльному, ничего по советским законам не полагалось.
Из ее записок выяснилось, что при жизни она была глубоко несчастным, затравленным человеком. Чтобы убедиться, что ее рукописи никто не читает, она оставляла в них волосок, который всегда находила сдвинутым. Репрессивный режим медленно и верно сводил ее с ума.
Места Анны Ахматовой
Похоронена Ахматова недалеко от Санкт-Петербурга. Тогда, в 1966 году, советские власти боялись роста диссидентского движения, и тело поэтессы быстро переправили из Москвы в Ленинград. На могиле матери Л.Н. Гумилёв установил каменную стену, которая стала символом неразрывной связи сына и матери, особенно в период нахождения Л. Гумилёва в тюрьме. Несмотря на то, что стена недопонимания разделяла их всю жизнь, сын раскаялся с том, что способствовал ее воздвижению, и похоронил ее вместе с матерью.
Музеи А. А. Ахматовой:
- Санкт-Петербург . Мемориальная квартира Анны Ахматовой находится в Фонтанном Доме, в квартире ее третьего супруга, Николая Пунина, где она прожила почти 30 лет.
- Москва. В доме антикварной книги «В Никитском», где поэтесса часто останавливалась, приезжая в Москву, не так давно открыли музей, посвященный Анне Ахматовой. Именно здесь она, например, написала «Поэму без героя».
Интересно? Сохрани у себя на стенке!