Зверства белогвардейцев в орловской губернии. Почему красные победили белых
Выписки из писем времен Гражданской войны, сделанные исследователями военной цензуры И. Давидян и В. Козловым. (Давидян И., Козлов В. Частные письма эпохи гражданской войны, По материалам военной цензуры // Неизвестная Россия).
«Надо во что бы то ни стало победить белогвардейцев, потому как они жестоки. Надо освободить население от ига их, они мирное население очень мучают, а за сочувствие к Советской власти сразу расстреливают, даже женщин и детей, были слухи, что детей били об угол головой. Коммунистов расстреливают и вешают на видном месте с надписью «коммунист» (12-я рота 1-го советского стрелкового полка, 22 июня 1919 г.).
«От зверств белых надо избавиться. По поступающим сведениям от пленных, зверство белых ужасно всему населению, а в особенности молодым девушкам. Коммунистов расстреливают» (12-я рота 1-го советского стрелкового полка, 24 июня 1919 г.).
«Белые творят зверства, местных крестьян гоняют в окопы, раздевают пленных, коммунистов вешают на первом попавшемся сучке» (35-й стрелковый полк, 16 августа 1919 г.)
«В нашем полку 200 перебежчиков от Колчака, они рассказывают, что их за вопросы, за что они идут воевать, больше половины расстреляли, и офицеры за каждую провинность бьют плетями» (1-я рота 444-го Вологодского полка, 1 августа 1919 г.).
«Вот теперь я окончательно узнал, что творят белые; это действительно мародеры и злодеи трудового народа» (Команда связи 11-го полка, 24 июня 1919 г.).
«Все население поголовно бежало с белыми, побросали дома, скот, имущество и бежали куда глаза глядят. Белогвардейцы запугивали население, что красные режут всех и все, но вышло наоборот: они за 2-месячное пребывание выкололи в Воткинске 2000 женщин и детей, даже женщин закапывали за то, что они жены красноармейцев. Разве они не изверги-душегубы. А большинство казанского населения желают испытать такого же счастья. Так вот как красиво поступают цивилизованные круги. Теперь жители возвращаются с другими убеждениями и уважением к советской власти, потому что она гуманна даже со своими врагами» (Вятская губерния, Воткинск, 25 июля 1919 г.).
«Я теперь нагляделся, что делают белые в Вятской губернии, в 30 домах оставили одну лошадь, а то все забирали. Рабочих расстреливали, а трупы жгли на костре. Крестьяне там платят большие налоги, с бедняков берут 1000 руб. Белые закололи более 300 человек., не считаясь с женщинами и детьми, у кого служит сын, все семейство вырезают. Где были схоронены красные, то вырывали, обливали керосином и жгли» (Вятская губерния, Ижевка, 14 июля 1919 г.).
«В плену Деникин творит страшные зверства. В деникинском войске началась страшная паника, потому что в деревнях начинают организовываться крестьянские партизанские войска. В Караче расстреляно много красноармейцев и служащих» (Курская губерния, Курск, 28 июля 1919 г.).
«Белогвардейцы очень обижают население, особенно матерей красноармейцев хлестали розгами, а жен и детей рабочих нагрузили две баржи, отправили вглубь и сожгли, когда стали отступать. Жители были очень рады, что пришли их спасители красные» (Нижний Новгород, 2 июля 1919 г.).
«Негодяи бросили у ворот бомбу, и в результате зверства оказалось 8 человек убитых, и это дело культурных людей -
освободителей, в конце концов, они вызовут массовый террор с нашей стороны, и все заложники с их стороны будут в крайнем случае уничтожены за их зверства» (Петроградская губерния, Ораниенбаум, 4 июля 1919 г.).
«Все плохо, а хуже нет казацкой плети. Она никого не щадит - ни старого, ни малого. Казаки не дали нам никакого продовольствия, а отнимали одежду, мало того, что грабили, но приходилось самому отнести без одной копейки оплаты, если не отнесешь, то к полевому суду. Много расстреляно мирных жителей, не только мужчин, но и женщин, а также ребятишек, Отрезали ноги, руки, выкалывали глаза» , (Самарская губерния, Новоузенский уезд, 20 июля 1919 г.).
«Легионеры с народом обращаются плохо, требуют всего, чего им только захочется... Грабят и плеткой стегают по всем правилам и угрожают пожаром и всеми карами... забирают все... Когда легионеры приезжают в село, то все прячутся, а молодежь убегает, они догоняют и стреляют... Из дома кого вытащат, тоже уложат, не смотрят, старый или малый, все равно» (Минская губерния, Слуцк, 28 июня 1919 г.).
«Белогвардейские банды сделали наступление и заняли Жалыбек на несколько дней. Зажгли вокзал, мельницу, амбары, хлебные поезда, пакгауз, ограбили жителей догола, разграбили все учреждения, взяли с нашего исполкома полтора миллиона денег и удрали. Были жертвы» (Астраханская губерния, Астрахань, 9 августа 1919 г.).
«От нас недалеко стояли казаки и в Баланде расставили тысяч 18 солдат, почти насильно по избам. Крестьяне все ужасно недовольны их озорством, они забираются в сады, огороды и т. д.» (Саратовская губерния, Баланда, 10 июля 1919 г.).
«Казаки, как только занимают нашу местность, так самых лучших лошадей отбирают» (Воронеж, 26 июля 1919 г.).
«К нам приходили белые, многих по-зверски избили и расстреляли. Белые все разгромили и скотину всю увели. Белые мобилизовали до 35 лет. В Уче расстреляли 60 красноармейцев, попавших в плен; у пленных отнимают все что есть и отбирают деньги» (Вятская губерния, Вятская Поляна, 18 июля 1919 г.).
«Весной была у нас белая армия, и вот тогда приехали наши богачи. Начали делать обыски, арестовали, потом начали стегать плетью, так что которому попало штук по 200 ударов» (Вятская губерния, Ка-ракулуп, 18 июля 1919 г.).
«Белые у нас весь овес вывезли, не успели посеять, а также вывезли у нас вещи и одежду» (Вятская губерния, Люк, 13 августа 1919 г.).
«Встретили бежавших от казаков целыми селениями на волах и лошадях, ведя за собой целые табуны скота из Донской области» , (Саратовская губерния, Аткарский уезд, село Юнгеровка, 28 июля 1919 г.).
«Ты спрашиваешь про белых, и как они с нами обращались. У нас были одни чеченцы, очень бесчинствовали, лезли в сундуки, требовали денег, грозя кинжалом и говоря: «Секим башка» (Орловская губерния, Соломатино, 7 ноября 1919 г.).
«Белые у нас были 2 недели, очень никому не понравились, такие грубые сибирские хохлы, а начальство не допускает ни слова, бьют плетями и отбирают хлеб и скот без копейки. У нас до белых мужики говорили, что красные нас грабят; нет, вот сибирские приезжали, награбили у нас в уезде добра; взяли 3 красноармейцев, раздели донага и очень били и в Криченах их расстреляли...» (Казанская губерния, Кричены, 16 июня 1919 г.).
«Пришли белые банды, и мы очутились в плену у Колчака. Не дай Бог очутиться в руках этой сволочи, лучше взять в атаку и погибнуть на поле брани. Ужас, что пришлось видеть и слышать. Дня не проходило, чтобы кого-нибудь не пороли плетью. Меня спас мой листок об освобождении по болезни при Николае Кровавом; я служил ему, так у меня не было обыска» (Ижевск, 2 июля 1919 г.).
«В Сибири в настоящее время царский старый режим. Все буржуи, капиталисты, помещики, генералы и адмиралы сели опять на шею крестьян и рабочих. Крестьян душат податями, такие налоги наложили на крестьян, что невозможно никак уплатить. Хлеб дорогой, пуд ржаной муки 60 руб». (Вятская губерния, Проскица Александровская, 26 июля 1919 г.).
«При мне собразовалась учредиловка, которая
водила в контрразведку, сажала в тюрьмы и расстреливала рабочих. Колчак торговал в городах водкой, только на николаевские деньги, рубль полведра» (Уфа, 21 июля 1919 г.).
«Ну что наделали белые, это прямо волосы дыбом становятся. Сколько всего сожгли, сколько всего забрали, остались у людей поля не обсеяны. И как они поступали, это невыносимо» (Вятская губерния, Уржум, 27 августа 1919 г.).
«Колчак здесь находился 5 месяцев, отобрал все керенки, многих перестрелял, порол плетью бедняков, ограбил их, месть была страшная, много было невинных жертв» (Пермская губерния, Кунгур, 8 августа 1919 г.).
«Перебежчиков от Колчака полон город, и все говорят, что у него скверно. Отбирают лошадей, коров и угоняют табунами. Берут за землю громадные налоги, вся Сибирь недовольна» (Уфа, 28 июля 1919 г.).
«Опишу тебе про зверства белых. Они обижали крестьян, выменивали деньги на сибирские знаки, которые выпустили на 1 год. ...Отобрали лошадей, телеги и все, что нужно для них, бездельников. Секли нагайками за каждый проступок, расстреляли очень много, сажали в тюрьмы» (Пермская губерния, Мотовилиха, 19 июля 1919 г.).
«Белые у крестьян отняли все керенки, деньги эти в ход не идут, массу крестьян расстреляли. Все идут добровольно в Красную Армию. В Сибири рабочие и крестьяне против Колчака. Он вывез весь хлеб и не дал засеять поля. Крестьяне добровольно везут хлеб на ссыпные пункты для Петрограда» (Уфимская губерния, Бирск, 22 июля 1919 г.).
«Мы дожидались Колчака, как Христова дня, а дождались, как самого хищного зверя. У нас здесь пороли всех сряду, правого и виноватого. Если не застегивают, то расстреляют или прикалывают штыком. Не дай Бог этого лютого Колчака. Прославилась Красная Армия, что не допустила до нас этого тирана» (Пермская губерния, Нижнетуранский Завод, 15 ноября 1919 г.).
«По дороге наслушался от очевидцев о зверствах белых, вернее казаков, так один рассказывал, что из их полка 38 человек решили перейти на сторону белых, им это удалось, потом скоро казаков прогнали и нашли этих людей зарезанных и исколотых штыками. Война здесь беспощадная. Многие деревни восстают поголовно против казаков за их зверства, настолько они возмутительны» (Тамбовская губерния, станция Грязи, 15 августа 1919 г.).
«У нас занял Деникин Камышин. Приезжают из отпуска, говорят, жизнь некрасива. Татары, черкесы, корейцы, вся эта банда здорово обижает крестьян. Все расстраивает» (Астраханская губерния, Плесецкое, 17 августа 1919 г.).
«Как белые наступали, скот весь перерезали и никому слова нельзя сказать, сапоги хорошие с ног снимали и одежду всю отбирали, а красные нас так не обижали, скот не резали, что надо все покупали» (Волынская губерния, Дедовыни, 15 августа 1919 г.).
«Белые нас очень обидели, все отобрали, что только было: корову, телегу и деньги до копейки. Деньги не отдавала, как стали бить, я и отдала все. Сапоги тоже утащили и все твои рубахи, брюки, пиджак и фуражку» (Вятская губерния, Залазинский Завод, 13 августа 1919 г.).
«Деникинские банды страшно зверствуют над оставшимися в тылу жителями, а в особенности над рабочими и крестьянами. Сначала избивают шомполами или отрезают части тела у человека, как-то: ухо, нос, выкалывают глаза или же на спине или груди вырезывают крест» (Курск, 14 августа 1919 г.).
«Какие ужасы творили белые, когда заняли Ямбург. Массу перевешали. Где был памятник Карлу Марксу, была устроена виселица. С коммунистами не стали разговаривать, за пустяки вешали» (Петроград, 26 августа 1919 г.).
«Белые не очень важно вели себя. Утром идешь, видишь висят от 3-4 человек, и так каждое утро. На Сенном рынке была виселица, там стали вешать» (Псков, 28 августа 1919 г.).
«Никогда не представляла, чтобы армия Деникина занималась грабежами. Грабили не только солдаты, но и офицеры. Если бы я могла себе представить, как ведут себя белые победители, то несомненно спрятала бы белье и одежду, а то ничего не осталось» (Орел, 17 ноября 1919 г.).
«У нас была белая армия. Хороши были плети и крепки, много людей
хлестали плетями, многих и перестреляли» (Пермская губерния, Надеждинский Завод, 26 ноября 1919 г.).
«Побывала в стане белых. В Вильно обилие всего, все дешево. Магазины, как и раньше, до войны. Но все это не прельщает. Не могла перенести польского режима, слишком уж поляки стали притеснять православное население и давать привилегии полякам. Безработных масса, и хотя все дешево, но покупать нечего, не имея заработка. Ходят только николаевские деньги. Как ни соблазнительны были белые булки, но почему-то решила уехать в Валдай и есть сколько бы ни дали черного хлеба» (Витебская губерния, Полоцк, 3 сентября 1919 г.).
«Все было у белых, но под нагайкой. Будь она проклята эта белая армия. Теперь мы дождались своих товарищей и живем все-таки на свободе» (Вятская губерния, Верещагино, 8 августа 1919 г.).
Зверства белых палачей
Страшную, почти невероятную картину беснования озверелых белогвардейцев рисует нам Семен Ларинцев. «23 октября были арестованы белогвардейцами 22 человека крестьян Банниковых из дер, Болгур Июльской волости и посажены при ижевском военном отделе, где уже находилось 450 человек арестованных раньше.
Чем провинились эти Банниковы) перед белыми палачами - не известно, но только их выстроили на глазах у всех арестованных в один ряд, продели сквозь связанные руки веревку, чтобы они не падали и начали сечь кнутами, сплетенными из 8 ремней, на концах которых была вплетена картечь. Потрясающая картина ужасных страданий несчастных, их нечеловеческие крики и мольба о том, чтобы их скорее прикололи, леденила кровь невольных зрителей. Взрывы негодования раздавались среди нас заключенных, но безумные озверелые палачи не прекратили свое дьявольское истязание. Семь человек пали к их ногам мертвыми. Их свезли и бросили неизвестно куда. Остальных, без живого места на их теле с окровавленными неузнаваемыми от истязания лицами, увели в темные камеры и там продолжали свое отвратительное дело. А чтобы несчастные не падали, чтобы кровожадные инстинкты палачей были удовлетворены вполне, около каждого истязуемого с трех сторон ставили часовых, с направленными на них штыками и экзекуция продолжалась. Стоило лишь страдальцу повалиться от боли, или уклониться от ударов в сторону, как он подхватывался на штык и корчился в ужасных мучениях.
По окончании кровавой экзекуции, приходили полюбоваться на дело рук своих палачей „главари“- Яковлев и Сорочинский. Отдавали приказания выбросить как падаль, замученных насмерть, а оставшихся в живых „сволочей“, как они выражались, оставить в темной до утра. Но не дождались утра - все они умерли в эту кровавую ночь ужасной смертью».
Если так зверски расправлялись с беспартийными виновными в том только, что они кому-то однофамильцы, то можно себе представить, какие дьявольские пытки должны были испытывать коммунисты, а особенно руководитель большевистской организации и председатель Исполнительного Комитета Иван Пастухов. Попав в руки белых, он долгое время сидел в одиночной арестного помещения по 7 улице. Потом его перевели в помещение быв. фабрики Березина и там замучили ). Есть сведения, что его пытали, стараясь узнать от него где находятся 11 миллионов рублей, взятых им из казначейства при отступлении из Ижевска. Хотя белогвардейцы и старались скрыть от рабочих о ночных расправах, сведения о них в массы проникали и среди них росло недовольство зверским режимом. Была даже попытка призвать всех рабочих к открытому протесту против пьяного разгула палачей. Эта попытка была сделана беспартийным слесарем, рабочим механической мастерской - Павлом, пытавшимся распространить воззвание к рабочим. Но он был выдан машинистом Григорием Ивановичем Алексеевым ) и поплатился своею жизнью.
Между тем положение на белогвардейском фронте с каждым днем ухудшалось. В сентябре Красной армией была взята Казань. Железная дивизия под командой Азина теснила белых все ближе и ближе к Ижевску. Грохот орудий для жителей Ижевска стал обычным явлением. Все взрослые рабочие были сняты с работ и отправлены на фронт. На заводе оставались почти только старики и женщины. Белогвардейская печать в целях агитации распространяла всевозможную ложь о мнимых успехах «народной армии». В тех же целях устраивались различные инсценировки. Например, когда гор. Казань была уже в руках красных, ижевские белогвардейцы устроили на вокзале встречу «делегации от города Казани», якобы приехавшей в Ижевск для связи. Или одно время местная газета писала, о будто бы прибывшем в Ижевск значительном отряде казаков для подкрепления фронта. Вскоре по улицам города стали разъезжать для показа белогвардейцы, переодетые в казацкую форму. На самом же деле никаких казаков в Ижевск не приезжало. Много трубили о скором прибытии вооруженной помощи со стороны Японии. Но так и не пришлось увидеть ижевцам обещанных японцев. Даже в день отступления, белыми по заборам была расклеена оперативная сводка, извещающая о крупных победах «народной армии», о занятии сибирскими войсками гор. Перми и скором прибытии подкрепления. Но это конечно не могло изменить положения. Красная армия успешно вела наступление. В день первой годовщины Октябрьской революции фронт приблизился к городу настолько, что ясно был слышен треск пулеметов.
Началось паническое бегство белогвардейцев. Местная буржуазия, побросав свое имущество, бежала целыми семьями. Бежала и интеллигенция, в страхе перед «зверствами большевиков», о которых так много распространялось всевозможных легенд.
Часов в 6 вечера батарея Красной армии уже била по городу, вслед убегающим белогвардейцам. Часов в 8 вечера все стихло. Улицы опустели. Город, похожий до этого на военный лагерь, теперь притих и в темной осенней ночи казался мертвым. Заречную часть города заняли отряды железной дивизии т. Азина. Нагорная же часть еще оставалась нейтральной. И в этой нейтральной части, в стенах белогвардейских тюрем, сотни коммунистов и беспартийных рабочих переживали последнюю самую кошмарную ночь.
Еще днем (7 ноября), когда белогвардейский штаб почувствовал неизбежность отступления, во всех арестных помещениях арестованным был прочитан приказ. Предлагалось сидеть по камерам спокойно, не допускать никаких не разрешенных действий и молиться богу! (ВС), чтобы он не допустил прихода красных в Ижевск. Дальше в этом приказе говорилось, что если красные приблизятся к Ижевску на расстоянии 3-х верст, то они - белогвардейцы, забросают арестованных гранатами.
После этого приказа, среди арестованных создалось мнение, что предстоящая ночь, будет последней ночью их пребывания в застенках. В эту ночь должно решиться или все они будут свободны или белогвардейцы их всех расстреляют или приколят штыками. Такое настроение среди арестованных подкреплялось еще тем, что под вечер 7 ноября к арестным помещениям часто стали подъезжать белогвардейские вестовые. Караул держал себя необычно. Видно было, что белогвардейцы к чему то готовятся. И действительно, белые готовились перед отступлением покончить со всеми арестованными. Осуществлять этот зверский план начали они с арестного помещения при военном отделе. Здесь в 4-х «одиночных» камерах сидели более чем по 10 человек и в общей камере более 300 человек. Белогвардейские палачи, явившись сюда, вывели на двор 7 человек и прикололи их штыками. Вторую партию вывести для казни им не удалось, - палачи встретили сопротивление. Товарищ Клячин, сидевший в «одиночной» камере вместе с другими товарищами, в своих воспоминаниях, пишет следующее: «Мы только что пообедали, как раздался тревожный гудок. Нас это обрадовало. Послышались разрывы снарядов около военного отдела. Вскоре в коридоре раздались револьверные выстрелы. Мы решили, что нас начнут расстреливать, и стали готовиться вступить в открытую борьбу. Накануне была выдана соль. Я набрал этой соли в карман. Потом у нас оказалось одно полено и одна бутылка из-под молока. Вот с этим „оружием“ мы приготовились к бою. Выстрелы были слышны уже в соседней камере. Всего у нас было 4 камеры. В 3-х камерах в дверях были прорезаны окна, для наблюдения за арестованными, а дверь нашей камеры была глухая. Поэтому, чтобы нас расстрелять белогвардейцам нужно было открыть дверь нашей камеры. Учтя это, мы встали по сторонам двери и уговорились, кому что делать, когда ее откроют. Я должен был бросить в глаза входящему соли. Тов. Петров сел на пол у двери, чтобы поймать его за ноги и свалить на пол. Остальным брать на „ypa“ и отбирать оружие.
Шаги у нашей двери. Вот уже поднимается доска, которой была приперта дверь и которая другим концом упиралась в противоположную стену. Все стихло. Только слышен был храп и стоны раненых в соседней камере. Дверь открывается. Перед нами палач-„косой “ . Я бросил ему в глаза соли. Он выстрелил в меня. Но тов. Петров хватает его за ноги и валит на пол. Остальные товарищи рвутся к двери с криком „ура“. Выбегаем в коридор. Началась схватка. Мне откуда то попала в руки шашка и я стал рубить палачей. Получив удар по голове прикладом, я упал, но скоро пришел в чувство и увидел винтовку. Я с радостью схватил ее и спрятался за косяк двери. Остальные товарищи тоже оказались вооруженными кто чем. В это время в коридор вбегает комендант с бомбой и револьвером в руках. Я выстрелил в него. Он упал, как подкошенный на пол. Потом вбегает палач Бекенеев. Я и в него выстрелил, но промахнулся. После этого в коридор никто не забегал. Мы решили, во чтобы то ни стало, пробраться в общую камеру к нашим товарищам. У входа в нее стоял караул, но сопротивления он нам никакого не оказал. В камеру мы вбежали с криком: товарищи спасайтесь, нас расстреливают! Арестованные, с криками „ура“, стали бить стекла и ломать решетки в окнах камеры. По нас раздался залп. Потом все стихло. Одного арестованного т. Антонова Василия ранили в шею. Мы стали обсуждать вопрос о побеге. Время было уже позднее. Товарищи решили сделать вылазку. Я был ранен и бежать не мог. Начал искать убежище. Один товарищ сказал мне, что можно поднять доску и залезть под пол. Я так и сделал. Через некоторое время слышу голос: „где арестованные, которые прибежали сюда?“ Им отвечают, что они убежали. Но палачи этим ответом по видимому не удовлетворились и долго ходили искали меня и товарищей. Потом все успокоилось Скоро я почувствовал боль в руке и сильный холод, потому что лежал почти в воде. Пополз искать сухое место, но не нашел. Так лежал до утра. К утру слышу шум и стук. Скоро опять стало тихо. Полежав еще час, я сделал разведку. Долго пришлось лазить под полом. Наконец головой удалось поднять доску. В камере никого из товарищей не было. Остались только их вещи. Хотел вылезть, но побоялся, что могу попасть на караул и меня приколят. Снова спрятал голову. Но, услышав, что кто то идет, я опять выглянул. Вижу женщину (это оказалась жена Антонова, раненого в эту ночь). Спросил ее, где товарищи. Она сказала, что они ушли и уже около собора на Базарной улице. Я от радости выскочил в окно… Иду… Встречаю освобожденных товарищей. Пошли вместе на Казанский вокзал, для получения обмундирования и оружия. Но рана, полученная мною, давала себя чувствовать. Скоро идти дальше я оказался не в состоянии и меня отправили на квартиру».
Всего за последнюю ночь белогвардейцы расстреляли около 20 чел.
В других помещениях расправиться с арестованными белогвардейцы не успели. Утром 8 ноября отрядами Красной армии, занявшими Ижевск, все они были освобождены. Партию арестованных в 150 человек белогвардейцы при отступлении захватили с собой. Но, по дороге на Воткинск, всем им удалось бежать.
Господству учредиловцев пришел конец. В Ижевске был организован Ревком в составе т.т. Зорина, Шапошникова и Мих. Пастухова. Работа советских учреждений была восстановлена. Завод начал работать обычным порядком.
«Народная армия», с отступлением из Ижевска, была совершенно парализована. Значительная часть рабочих и крестьян, входивших в ее состав, разбежались по домам. Те же рабочие и крестьяне, которые вынуждены были отступать вместе с белогвардейцами, воевать не хотели и, при первой возможности, из армии уходили. Переворот, произведенный Колчаком в Сибири, окончательно поставил этих рабочих против контрреволюции. Только заядлые контрреволюционеры, из числа Ижевской буржуазии - мелких торговцев, старых чиновников и интеллигенции, перешли на сторону Колчака и, образовав известную в колчаковской армии «Ижевскую дивизию», продолжали борьбу против Советской власти. В апреле 1919 г. армия Колчака заняла Ижевск. Опять пошли аресты, расстрелы и истязания. Колчаковская власть также памятна для Ижевска своими зверствами и произволом, которые она здесь проводила. Например, приказом Колчака заставили население сдать бумажные деньги (керенки), обещая заменить их новыми денежными знаками. Понесли доверчивые обыватели в кассу свои «керенки». Сдали. Взамен же ничего не получили.
В июне месяце армия Колчака, под натиском красных отрядов ушла из Ижевска с тем, чтобы больше никогда не вернуться.
В практике борьбы 1917 и 18 годов рабочие Ижевска научились распознавать своих врагов, оценивать каждую, из существовавших тогда политических партий, по ее делам. Каждый рабочий видел, как в 1918 году «левая» политика ижевских эсеров-максималистов усилила влияние меньшевиков и правых эсеров в Совете, как предательская политика меньшевиков и эсеров расчистила путь к восстанию контрреволюционного офицерства, как активная борьба меньшевиков и эсеров против советской системы, привела их в лагерь контрреволюции, под владычество царского адмирала Колчака, куда они втянули и многих, доверявших им, рабочих и крестьян. Рабочие в массе своей, поняли, что всякая мелкобуржуазная партия, прикрывается ли она левыми фразами или открыто ведет соглашательскую политику, неизбежно попадает на повод к крупной буржуазии.
Рабочие Ижевска на практике убедились, что только революционная партия пролетариата, партия большевиков-ленинцев, проводила и проводит единственно правильную политику. Только под руководством коммунистической партии, партии созданной великим вождем трудящихся тов. Лениным, рабочие и крестьяне одержали победу в бою с контрреволюцией. Только под руководством ленинской партии рабочие и крестьяне победили хозяйственную разруху, голод и холод и успешно продолжают строить социалистическое хозяйство. 10 лет борьбы и строительства доказали, что путь к победе трудящихся, указанный тов. Лениным, есть единственно верный и правильный путь.
Из книги Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 1 автора Велидов (редактор) Алексей Сергеевич Из книги Кухня дьявола автора Моримура СэйитиЗВЕРСТВА БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ В ЯРОСЛАВЛЕ (по рассказам бежавших из плена) Непосредственно после захвата центра города белогвардейцы усиленно стали разыскивать членов губернского и городского исполнительных комитетов и выдающихся советских работников, причем арестовали
Из книги Дерзкие побеги автора Нестерова Дарья ВладимировнаУбийцы в белых халатах Предлагаемая читателям книга известного японского прозаика и публициста Сэйити Моримуры "Кухня дьявола" рассказывает об одном из самых изуверских преступлений периода второй мировой войны - создании военщиной Японии бактериологического оружия и
Из книги Как спасти заложника, или 25 знаменитых освобождений автора Черницкий Александр Михайлович Из книги Кухня дьявола автора Моримура СэйитиЛЮДИ В БЕЛЫХ РОБАХ В аэропорте под Лодом Моше Даян с тревогой вглядывался в ясное небо из комнаты, расположенной в нижней части башни контроля за полетами. Помимо министра обороны, здесь уже собрались начальник генштаба Давид Элазар, министр транспорта Шимон Перес и
Из книги Интерпол автора Бреслер ФентонУбийцы в белых халатах Предлагаемая читателям книга известного японского прозаика и публициста Сэйити Моримуры «Кухня дьявола» рассказывает об одном из самых изуверских преступлений периода второй мировой войны - создании военщиной Японии бактериологического
Из книги Зверства немцев над пленными красноармейцами автора Гаврилин И. Г.Глава 20 Преступность в «белых воротничках» и компьютерные преступления Ранним утром, когда солнце еще только вставало над Средиземноморьем, группа вооруженных полицейских бесшумно окружила роскошную, излучающую розовый свет виллу, ценой не менее шести с половиной
Из книги Крупнейшие аферы и аферисты мирового масштаба автора Соловьев АлександрВОЗМУТИТЕЛЬНЫЕ ЗВЕРСТВА НЕМЦЕВ НАД ПЛЕННЫМИ Бой затихал. Младший командир был ранен в ногу. Превозмогая адскую боль, он полз по заснеженной лощине к своим. На белом покрове земли оставался кровяной пунктир его следа. Внезапно из лесочка выскочила группа немецких солдат.
Из книги Черная Книга автора Антокольский Павел ГригорьевичЭкспроприаторы в белых воротничках Управляющие-воры Я думаю, жадность – это нормально. Вы можете быть жадным и чувствовать себя превосходно. Айван Боески «Все вокруг колхозное, все вокруг мое…» Не колхозное, а корпоративное, но суть дела от этого не меняется. И вот,
Из книги Ближнее море автора Андреева ЮлияНЕМЕЦКО-РУМЫНСКИЕ ЗВЕРСТВА В КИШИНЕВЕ (МОЛДАВИЯ). Автор Л.
Из книги Тайны спецслужб III Рейха. «Информация к размышлению» автора Гладков Теодор КирилловичБелых роз букет Эдита Станиславовна Пьеха сломала ногу. Состояние удручающее: крах тщательно выверенных планов, депрессия…Навестить певицу отправился поэт Юрий Баладжаров.А как обычно принято навещать прекрасных женщин – неважно, двадцать им, сорок или семьдесят два?
Из книги Двенадцать войн за Украину автора Савченко Виктор АнатольевичГлава 6 Гангстер в белых перчатках – Вальтер Шелленберг Ярким интеллектуалом, которого Гейдрих привлек на службу в свое любимое детище – СД, был Вальтер Шелленберг.Несколько выше среднего роста, привлекательной внешности, всегда с доброжелательной улыбкой на лице,
Из книги Неизвестная «Черная книга» автора Альтман ИльяТотальное отступление белых В середине октября 1919 года произошла битва под Орлом, которая положила конец пятимесячным успехам белогвардейцев. Крах общего наступления армии Деникина на Москву привел не только К тотальному отступлению белых, но и к перелому во всей
Из книги Принимаем огонь на себя! автора Ивакин Алексей ГеннадьевичГитлеровские зверства в белорусском местечке Чериков В местечко Чериков Могилевской области БССР гитлеровцы пришли 16 июля 1941 года. Начав с одиночных расстрелов мирных жителей, нем цы затем перешли к массовым убийствам и расстрелам. В октябре 1941 года гитлеровцы объявили
Из книги автораПоджог палаточного городка на Куликовом поле. Нападение, поджог и зверства в Доме профсоюзов Крыльцо у Дома профсоюзов Рассказывает Леонид: «У некоторых из нас были щиты. У меня тоже. Мне его выдали. Мы остались на крыльце у входа в здания, решили там держать оборону. В
К. В. Сахаров (1881–1941), генерал, участник мировой и гражданской войн, эмигрировал в Германию, автор нескольких работ, в том числе «Белая Сибирь» (Мюнхен, 1923). Полагал - что белое движение в России являлось прообразом германского фашизма. Он писал: «Белое движение в самой сущности своей являлось первым проявлением фашизма… Белое движение было даже не предтечей фашизма, а чистым проявлением его». Сахаров К. В. Белая Сибирь. С. 314. Судя по приказам самого Сахарова в 1919 г., его роднили с фашизмом беспощадность к людям, презрение к «недочеловекам» по его мнению.
"... И ХРУСТ ФРАНЦУЗСКОЙ БУЛКИ"
«Год тому назад, - население видело в нас избавителей от тяжкого комиссарского плена, а ныне оно нас ненавидит так же, как ненавидело комиссаров, если не больше; и, что еще хуже ненависти, оно нам уже не верит, от нас не ждет ничего доброго… Мальчики думают, - продолжал он, - что если они убили и замучили несколько сотен и тысяч большевиков и замордовали некоторое количество комиссаров, то сделали этим великое дело, нанесли большевизму решительный удар и приблизили восстановление старого порядка вещей… Мальчики не понимают, что если они без разбора и удержа насильничают, порют, грабят, мучают и убивают, то этим они насаждают такую ненависть к представляемой ими власти, что большевики могут только радоваться наличию столь старательных, ценных и благодетельных для них сотрудников»
Из дневника Будберга, 4 августа 1919 г.
Лариса Рейснер, участница боев с народоармейцами, оставила описание о налете офицеров Каппеля на станцию Шихраны под Казанью. «Защищавший Шихраны малочисленный заслон был поголовно вырезан. Мало того, переловили и уничтожили все живое, населявшее полустанок. Мне пришлось видеть Шихраны через несколько часов после набега. Все носило черты того совершенно бессмысленного, погромного насилия, которым отмечены все победы этих господ. Во дворе валялась зверски убитая (именно убитая, а не зарезанная) корова, курятник был полон нелепо перебитых кур. С колодцем, небольшим огородом, водокачкой и жилыми помещениями было поступлено так, как если бы это были пойманные люди, и притом большевики. Из всего были выпущены кишки. Животные валялись выпотрошенные, безобразно мертвые. Рядом с этой исковерканностью всего, что было раньше человеческим поселком, неописуемая, непроизносимая смерть нескольких застигнутых врасплох железнодорожных служащих и красноармейцев казалась совершенно естественной. Только у Гойи в его иллюстрациях испанского похода и Герильи можно найти подобную гармонию деревьев, согнутых на сторону темным ветром и тяжестью повешенных, придорожной пыли, крови и камней». Рейснер Л. Свияжск (август - сентябрь 1918 г.) // Пролетарская революция. 1923. № 6–7. С. 183–184.
«При нападении на караулы и порчи ж. д. производить круговые аресты всего мужского населения в возрасте от 17 лет. При задержке в выдаче злоумышленников расстреливать всех без пощады как сообщников-укрывателей… Немедленно открыть огонь из всех орудий и уничтожить барачную часть селения как возмездие за нападение в ночь на 2 июля на караул неизвестных лиц, скрывшихся в барачной части».
Командир ижевской дивизии генерал В. М. Молчанов
Беспощадное отношение карателей Колчака к рабочим и крестьянам спровоцировало массовые восстания. Как отмечает про режим Колчака А. Л. Литвин, «трудно говорить о поддержке его политики в Сибири и на Урале, если из примерно 400 тыс. красных партизан того времени 150 тыс. действовали против него, а среди них 4-5 % было зажиточных крестьян, или, как их тогда называли, кулаков»
О белом терроре говорил во время слушаний комиссии американского сенатора Овермэна 22 февраля 1919 г. сочувствующий большевикам журналист Альберт Рис Вильямс: «Белый террор - это тот, который существует в местах, где советская власть свергнута. Вспомните рассказ м-ра Аккермана в „Нью-Йорк таймсе“. В одной из своих корреспонденции он приводит эпизод, когда поезд, отошедший с Урала с 2100 пленными большевиками, прибыл в Николаевск с 1300. Он спросил, что стало с остальными, и узнал, что в поезде отсутствовали какие бы то ни было гигиенические условия, а также продовольствие, и эти люди либо умерли от голода, либо покончили с собою, либо были убиты при попытке к бегству. Он сообщил, что пленные умирали на руках работников американского Красного Креста, когда последние снимали их с поезда. Это преступление, как и многие другие, лежит на совести врагов советской власти. Тот же корреспондент Аккерман рассказывал, что Калмыкову было разрешено идти впереди наступающих союзников, причем он действовал с такой беспощадной жестокостью, что люди не осмеливались даже убирать трупы расстрелянных им жертв. Трупы оставались лежать на улицах, покинутые на съедение собакам. В Хабаровске 16 советских учителей, которые преподавали детям по новому методу… были скошены пулеметами, и кровь учителей обагрила цветочные грядки, которые они сделали со своими учениками… Я знаю, что мы живем в очень неспокойное время. Но призовите на суд истории с одной стороны большевиков, обвиняемых в красном терроре, а с другой стороны - белогвардейцев и черносотенцев, обвиняемых в белом терроре, и предложите им поднять руки, мозолистые и загрубелые от работы руки крестьян и рабочих будут сиять белизной по сравнению с обагренными кровью руками этих привилегированных леди и джентльменов». Октябрьская революция перед судом американских сенаторов. M. -Л., 1927. С. 111–112. Калмыков И. М. (? -1920), в 1919 г. - начальник Уссурийской отдельной бригады.
М. Г. Александров, комиссар красногвардейского отряда в Томске. Был арестован колчаковцами, заключен в томскую тюрьму. В середине июня 1919 г., вспоминал он, из камеры ночью увели 11 рабочих. Никто не спал. «Тишину нарушали слабые стоны, которые доносились со двора тюрьмы, слышны были мольбы и проклятья… но через некоторое время все стихло. Утром уголовные нам передали, что выведенных заключенных казаки рубили шашками и кололи штыками на заднем прогулочном дворе, а потом нагрузили подводы и куда-то увезли». Александров сообщил, что затем был отправлен в Александровский централ под Иркутском и из более тысячи там заключенных красноармейцы в январе 1920 г. освободили только 368 человек. В 1921–1923 гг. Александров работал в уездной ЧК Томской области. РГАСПИ, ф. 71, оп. 15, д. 71, л. 83-102.
Американский генерал В. Грэвс вспоминал: «Солдаты Семенова и Калмыкова, находясь под защитой японских войск, наводняли страну подобно диким животным, убивали и грабили народ, тогда как японцы при желании могли бы в любой момент прекратить эти убийства. Если в то время спрашивали, к чему были все эти жестокие убийства, то обычно получали в ответ, что убитые были большевиками, и такое объяснение, очевидно, всех удовлетворяло. События в Восточной Сибири обычно представлялись в самых мрачных красках и жизнь человеческая там не стоила ни гроша.
В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось сто человек, убитых антибольшевистскими элементами
». Грэвс сомневался в том, чтобы можно было указать за последнее пятидесятилетие какую-либо страну в мире, где убийство могло бы совершаться с такой легкостью и с наименьшей боязнью ответственности, как в Сибири во время правления адмирала Колчака. Заключая свои воспоминания, Грэвс отмечал, что интервенты и белогвардейцы были обречены на поражение, так как «количество большевиков в Сибири ко времени Колчака увеличилось во много раз в сравнении с количеством их к моменту нашего прихода»
«Прокурор: Какие конкретные меры вы принимали против населения?
Семенов: Меры принудительного характера.
Прокурор: Расстрелы применялись?
Семенов: Применялись.
Прокурор: Вешали?
Семенов: Расстреливали.
Прокурор: Много расстреливали?
Семенов: Я не могу сейчас сказать, какое количество было расстреляно, так как непосредственно не всегда присутствовал при казнях.
Прокурор: Много или мало?
Семенов: Да, много.
Прокурор: А другие формы репрессий вы применяли?
Семенов: Сжигали деревни, если население оказывало нам сопротивление».
Из протоколов допроса атамана Семенова.
ПО ТРУПАМ
Просматривая фотографии периода Гражданской я наткнулся на жуткий снимок повешенного рабочего в Ростове и охотно позирующего около него белогвардейца. Снимок датируется 1919 годом и пояснительная записка к нему сообщает, что это казнь произошла по указанию генерала Кутепова. Подобные снимки есть и в коллекции фотоматериалов Центра документации новейшей истории Ростовской области (бывший архив обкома КПСС), как молчаливые свидетели массового террора в Ростове в отношении сторонников большевиков, во время пребывания Добровольческой армии в городе.
Путь Добровольческой армии был густо отмечен виселицами и грудами расстрелянных. А.И. Деникин писал позднее в «Очерках русской смуты»: «В Первом (Кубанском - Д.Г.)
Роман Гуль, участник Ледового похода корниловцев, рассказал о бое под станицей Лежанка на Дону, о том, как отнеслись офицеры к пленным красноармейцам: "Из-за хат ведут человек 50–60 пестро одетых людей, многие в защитном, без шапок, без поясов, головы и руки у всех опущены. Пленные. Их обгоняет подполковник Нешенцев, скачет к нам, остановился - под ним танцует мышиного цвета кобыла.
- Желающие на расправу! - кричит он.
- Что такое? - думаю я. - Расстрел? Неужели?
Да, я понял: расстрел вот этих 50–60 человек с опущенными головами и руками. Я оглянулся на своих офицеров. Вдруг никто не пойдет, пронеслось у меня. Нет, выходят из рядов. Некоторые смущенно улыбаясь, некоторые с ожесточенными лицами. Вышли человек пятнадцать. Идут к стоящим кучкой незнакомым людям и щелкают затворами. Прошла минута. Долетело: пли!.. Сухой треск выстрелов, крики, стоны… Люди падали друг на друга, а шагов с десяти, плотно вжавшись в винтовку и расставив ноги, по ним стреляли, торопливо щелкая затворами. Упали все. Смолкли стоны. Смолкли выстрелы. Некоторые расстреливавшие отходили. Некоторые добивали прикладами и штыками еще живых. Вот она, гражданская война: то, что мы шли цепью по полю, веселые и радостные чему-то, - это не война… Вот она, подлинная гражданская война… "
Один офицер, показывая Р. Гулю нагайку с запёкшейся кровью, со смехом хвастался, как порол пленных: «Здорово, прямо руки отнялись, кричат, сволочи». Молодым красноармейцам дали по 50 плетей, а затем всё равно расстреляли.
Добровольцы в 1918 году зачастую убивали всех, включая раненых и женщин-санитаров. Женщины подвергались насилию. Даже среди офицеров процветало мародёрство. В Белой Глине полковник Михаил Дроздовский приказал расстрелять много пленных красноармейцев, из мести за жуткую расправу над пленными белогвардейцами. Тогда красные, захватив пленных и раненых, долго издевались над ними, отрезая им конечности и коля штыками. Даже известный своими высокими нравственными качествами А.И. Деникин приказывал поджигать дома большевиков, казнивших пленных раненых белогвардейцев, со скарбом, и расстреливать активистов.
ВИСЕЛИЦЫ НА Б. САДОВОЙ
Исследователь А. Локерман сообщает, что после освобождения города от Красной армии в 1918-1919 годах на улицах города появилась масса белогвардейцев в вызывающе яркой, опереточной форме, принявшихся с невиданной яростью зверски расправляться с заподозренными в большевизме. Кроме белогвардейцев в расправах участвовали и казачьи отряды, сформированные из людей, лично пострадавших от рук большевиков.
«И теперь они свирепствовали не с меньшей дикостью, чем большевики. Людей схватывали и расстреливали, некоторых предварительно жестоко пороли. Каждый день за городом, преимущественно в районе Балабановских рощ, находили трупы расстрелянных. Как и в дни большевизма, среди расстрелянных было много случайных, ни в чем не повинных лиц. Захваченных рабочих огульно зачисляли в красногвардейцы, выстраивали в ряд и скашивали пулеметным огнем», - свидетельствует Локерман.
Очевидец со стороны большевиков М. Жаков подтверждает эти факты: «В Балабановской роще оказалось еще 52 расстрелянных белыми».
Во время нахождения белой армии в Ростове–на-Дону епископ Арсений (Смоленец) просил убрать с центральных улиц города трупы повешенных на столбах большевиков, мотивируя это скорым празднованием Рождества Христова. Для этого он лично звонил коменданту города по телефону. По некоторым данным в качестве виселиц использовались столбы на Большой Садовой, густо увешанные рабочими.
Одна очевидица рассказывала о казни рабочего в районе вокзала. Добровольцы, перекинув веревку через ветвь дерева, медленно тянули её к себе, а рабочий медленно умирал, болтая в воздухе связанными руками и ногами. Вдоволь потешившись, добровольцы пошли ловить новую жертву. Кто был автором приказа о массовых казнях в Ростове-на-Дону: Кутепов или Дроздовский, мне пока выяснить не удалось.
Известно также, что епископ Арсений (Смоленец) отказался отпевать М.Г. Дроздовского (уже в чине генерала он умер в госпитале в Ростове-на-Дону 1 января 1919 года от гангрены, полученной вследствие пулевого ранения) за массовые казни сторонников большевиков в Ростове и Области Войска Донского. В ряде мемуаров также есть упоминания о виселицах в Ростове. Об этом совершенно уверенно говорит известный историк С.П. Мельгунов в работе «Красный террор в России».
Расправы белых над большевиками были многочисленны и повсеместны. А. Локерман описал, как казаки и иногородние соревновались в жестокости: «захватывая в плен крестьянина, казаки «наделяли его землей»: набивали пленнику в горло комья сухой земли до тех пор, пока несчастный не задыхался и не умирал в нестерпимых муках. Со своей стороны, крестьяне «метили» захваченных в плен казаков: на ногах вырезали «лампасы», то есть широкие полосы кожи от пояса до ступни, на плечах вырезали эполеты».
В Таганроге, по воспоминаниям большевика Г.В. Шаблиевского, юнкера растерзали двенадцать рабочих, оказывающих им упорное сопротивление: «Отрезали уши, нос, половые органы, выкололи глаза и полуживыми закопали, положив сверху убитую собаку».
Наводившие порядок в Ростове военные патрули расстреливали людей по малейшему подозрению. Так, по воспоминанию Деникина, один 17-летний «доброволец» при задержании правонарушителей на улице Ростова, сразу же выстрелил одному из них из винтовки в упор в глаз. Это жестокое убийство стало впоследствии предметом его гордости.
" ... Помню, один офицер из отряда Шкуро, из так называемой «волчьей сотни», отличавшийся чудовищной свирепостью, сообщая мне подробности победы над бандами Махно, захватившими, кажется, Мариуполь, даже поперхнулся, когда назвал цифру расстрелянных безоружных уже противников:
- Четыре тысячи!"
Г. Я. Виллиам
Генерал В. М. Краснов называл результаты боевых действий белых: «В Святокрестовском уезде безнаказанно буйствовала „дикая дивизия“, способствуя превращению лояльных до того времени крестьян в „зеленых камышанников“… Во главе уезда стоял полковник Л., признававшийся начальнику особого агитационного отряда, что он не сторонник судебного преследования преступников и предпочитает вместо этой „волокиты“ просто „ликвидировать“ преступника на месте». Краснов В. М. Из воспоминаний о 1917–1920 гг. // Архив русской революции. Берлин, 1923. Т. 8. С. 133.
«С пленными наши войска расправлялись с большой жестокостью». Из воспоминаний генерала А. Лукомского. // Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 6. С. 109.
Приказом № 7 от 14 (27) августа 1918 г. Деникин распорядился «всех лиц, обвиняемых в способствовании или благоприятствовании войскам или властям советской республики в их военных или в иных враждебных действиях против Добровольческой армии, а равно за умышленное убийство, изнасилование, разбои, грабежи, умышленное зажигательство или потопление чужого имущества» предавать «военно-полевым судам войсковой части Добровольческой армии, распоряжением военного губернатора». Данный приказ, как правило, передавал дела на представителей советской власти и пленных судам тех воинских частей, с которыми они сражались - что рассчитывать на снисхождения по отношению к виновным не позволяло.
«Трудно было власти… Миловать не приходилось… Каждое распоряжение - если не наказание, то предупреждение о нем… Лиц, уличенных в сотрудничестве с большевиками, надо было без всякого милосердия истреблять. Временно надо было исповедовать правило: „Лучше наказать десять невиновных, нежели оправдать одного виноватого“. Только твердость и жестокость могли дать необходимые и скорые результаты»
генерал С. В. Денисов
23 июля 1919 г. Особым совещанием при главнокомандующем Вооруженными силами Юга России Деникине, был утвержден «Закон в отношении участников установления в Российском государстве советской власти, а равно сознательно содействовавших её распространению и упрочению», разработанный под руководством ученого-правоведа, председателя Московской судебной палаты В. Н. Челищева. Согласно этому закону (с поправками от 15 ноября 1919 г.) все, кто был виновен «в подготовлении захвата государственной власти Советом народных комиссаров, во вступлении в состав означенного Совета, в подготовлении захвата власти на местах советами солдатских и рабочих депутатов и иными подобного рода организациями (комбедами, ревкомами и др. - В.Ц), в сознательном осуществлении в своей деятельности основных задач советской власти», а также те, кто участвовал «в сообществе, именующимся партией коммунистов (большевиков), или ином обществе, установившем власть советов», подвергались смертной казни с конфискацией имущества.
Данных мер казалось мало для наказания «преступных деяний» большевиков и советской власти. 15 ноября 1919 года, Особое совещание № 112 рассмотрела закон от 23 июля, усилив репрессии. В категорию «участников установления советской власти» были включены члены «сообщества, именующегося партией коммунистов (большевиков) или иного сообщества, установившего власть советов», или «иных подобных организаций». Наказуемыми действиями стали: «Лишение жизни, покушение на оное, причинение истязаний или тяжких телесных повреждений, или изнасилование». Санкция была оставлена без изменений - смертная казнь с конфискацией.
Пункт «Опасение возможного принуждения» было исключено Деникиным из раздела «освобождения от ответственности», поскольку, согласно его резолюции, он «трудноуловим для суда».
«Был ли вообще суд? Если вешались по суду, то почему трупы висели по всему городу?.. Творились ли зверства в Добр. армии? Конечно, да. Трудно, почти невозможно облагородить и регулярную войну, и так называемые правила войны редко соблюдаются. Тем труднее облагородить гражданско-партизанскую, худшую из войн».
Князь П. Д. Долгоруков
«Все плохо, а хуже нет казацкой плети. Она никого не щадит - ни старого, ни малого. Казаки не дали нам никакого продовольствия, а отнимали одежду, мало того, что грабили, но приходилось самому отнести без одной копейки (оплаты), если не отнесешь, то к полевому суду. Много расстреляно мирных жителей, не только мужчин, но и женщин, а также ребятишек. Отрезали ноги, руки, выкалывали глаза»
Из письма отправленного из Новоузенского уезда Самарской губернии 20 июля 1919 г.
Генерал Слащов написал в своих воспоминаниях: «На смертную казнь я смотрю, как на устрашение живых, чтобы не мешали работе». Он обвинял контрразведку в беззаконии, грабежах и убийствах, о себе же говорил, что ни одного тайного приговора к смертной казни никогда своей подписью не утверждал. Может быть. Но подписывал приказы о расстрелах сплошь и рядом. Д. Фурманов, помогавший Слащову писать воспоминания и редактировавший их, в предисловии отмечал, как по распоряжениям генерала в Вознесенске было расстреляно 18, а в Николаеве - 61 человек. В Севастополе 22 марта 1920 г. слушалось в суде дело «десяти» «о предполагаемом восстании». Военно-полевой суд оправдал пятерых. Узнав об этом, Слащов примчался в город, ночью взял с собой оправданных и расстрелял их в Джанкое. Отвечая на запрос об этом, сообщил: «Десять прохвостов расстреляны по приговору военно-полевого суда… Я только что вернулся с фронта и считаю, что только потому в России у нас остался один Крым, что я мало расстреливаю подлецов, о которых идет речь».
В бывшем партийном архиве Крымского OK КПСС хранится множество документов - свидетельств зверств и террора белогвардейцев. Вот некоторые из них: в ночь на 17 марта 1919 г. в Симферополе расстреляны 25 политзаключенных; 2 апреля 1919 г. в Севастополе ежедневно контрразведка уничтожала 10–15 человек; в апреле 1920 г. только в одной симферопольской тюрьме было около 500 заключенных, и т. д.
«Нужно вешать направо и налево»
атаман А. М. Каледин.
Только на Украине в 1918–1920 гг. было убито 200 тысяч евреев и еще около миллиона избито и ограблено. Погромы охватили 1300 местечек и городов Украины и около 200 Белоруссии. Француз Бернал Лекаш был одним из защитников ремесленника Шварцбарда, убившего в 1926 г. в Париже С. Петлюру из мести за многочисленные еврейские погромы на Украине в 1918–1920 гг. С целью собрать свидетельства пострадавших Лекаш в августе - октябре 1926 г. объехал ряд городов и местечек Украины и по возвращении опубликовал книгу, вышедшую с предисловием Р. Роллана. По подсчетам Лекаша, в годы гражданской войны на Украине было совершено 1295 еврейских погромов, а все они (приплюсуем погромы в Белоруссии и России, совершенные и белыми, и красными) вылились в 306 тыс. погибших.
Лекаш не объяснял причин случившегося. Он приводил показания свидетелей, фотографии погибших, похорон, документы. В Умани бандиты, сменявшие друг друга в марте, апреле и мае 1919 г., грабили, насиловали, убивали. «Погром 13 и 15 мая принимает невиданный размах, - писал он со слов очевидцев. - Расстреливают беспрерывно, в домах и на улицах. У Фуреров одиннадцать человек семьи: сперва убивают стариков; женщин бросили на землю и камнями раздробили головы, у детей и мужчин отрубили половые органы. Из одиннадцати человек - девять убитых. На другой день ловят и отводят в комендатуру 28 евреев и евреек. Там их избивают и отводят на площадь, покрытую уже трупами и залитую кровью. В свою очередь, их расстреливают не без того, чтобы отказать себе при этом в удовольствии „сыграть в мяч“ их головами. После, при розыске и разборке трупов, их можно опознать только по одежде».
В мае 1919 г. в Пскове появились отряды генерала С. Н. Булак-Балаховича (1883–1940), и тут же в городе стали вешать людей всенародно, и не только большевиков. В. Горн, очевидец, писал: «Вешали людей во все время управления „белых“ псковским краем. Долгое время этой процедурой распоряжался сам Балахович, доходя в издевательстве над обреченной жертвой почти до садизма. Казнимого он заставлял самого себе делать петлю и самому вешаться, а когда человек начинал сильно мучиться в петле и болтать ногами, приказывал солдатам тянуть его за ноги вниз». Горн сообщал, что подобные жуткие нравы были в Ямбурге и других местах пребывания войск Юденича.
Не менее жесток был и генерал Миллер. Это он подписал 26 июня 1919 г. приказ о большевиках-заложниках, которые расстреливались за покушение на офицерскую жизнь, заведомо зная, что среди нескольких сот арестованных большевиков не так уж и много. Это он ввел сверхурочные работы на предприятиях, жестоко карая за «саботаж». По приказу генерала с 30 августа 1919 г. аресту подвергались не только большевистские пропагандисты, но и члены их семей, конфисковывалось имущество и земельные наделы. По распоряжению Миллера в непригодной для человеческого жилья Иоханге была создана каторжная тюрьма для политических преступников. Вскоре из 1200 арестантов 23 были расстреляны за непослушание, 310 умерли от цинги и тифа, через восемь месяцев там осталось здоровых не более ста заключенных.
Генерал В. В. Марушевский, одно время командовавший армией Северной области, вспоминал, как однажды в декабре 1918 г. солдаты заявили о нежелании идти на фронт. Он писал: «Мне сообщили, что зачинщики в числе 13 человек выданы и находятся под охраной караула. Я отдал приказ зачинщиков расстрелять, взяв для этого первую полуроту первой роты, а ротам, назначенным в поход, выступить в таковой немедленно… Других средств в борьбе, которую я взял на свои плечи, я не мог применить, а потому совесть моя была спокойна». Когда об этом узнал Чайковский, то вскрикнул: «Как, без суда?» Марушевский ответил, что действовал по уставу и потому правительство признало его действия правильными и отвечающими обстановке. Марушевский В. В. Год на Севере (август 1918 - август 1919 г.)
«НАС ОТПЕВАЛИ НЕ В ЦЕРКВИ»
Встречались случаи, когда донские священники отказывались совершать службу над покойными большевиками в силу церковных постановлений. Ростовский священник Коваленко написал отношение архиерею о разрешении вопроса о погребении большевиков от 2 августа 1918 года: «Почтеннейше прошу доложить его Высокопреосвященству, что, по мнению консистории, священники могут совершать христианское погребение только над теми умершими или убитыми большевиками, которые при жизни всегда бывали на исповеди и святом причастии и вообще были искренними православными христианами».
В итоге тела убитых либо закапывались наскоро в братские могилы, либо вообще не предавались земле.
Моральный облик Белой армии также был не на высоком уровне. Слишком многие представители белого движения были заражены ядом материализма, безверия и циничного равнодушия к религиозной жизни. М. Жаков приводит данные перехваченной секретной сводки о состоянии белогвардейских войск на Дону в 1918 году:
«Женщин насилуют, командный состав не борется с бандитизмом, а иногда и сам принимает участие в нем. Офицеры вообще разлагаются, спекулируют, играют в карты на громадные суммы, занимаются грабежом. В большинстве полков отмечается дикое пьянство. Например, в Донском конном полку, из которого дезертировали луганцы, офицеры устроили праздник, отправившись в дом священника, где учинили такой дебош с диким ревом, с взвизгиванием, оглушительным стуком и т.д., что хозяин дома, священник, принужден был стоять всю ночь у забора своего дома, боясь войти в него».
ВСЕ РАВНО С КЕМ ГРАБИТЬ
А.И. Деникин в книге «Поход на Москву» откровенно описал нелицеприятные поступки бойцов-добровольцев Белой армии: «И совсем уж похоронным звоном прозвучала вызвавшая на Дону ликование телеграмма генерала Мамонтова, возвращающегося из Тамбовского рейда: «Посылаю привет. Везем родным и друзьям богатые подарки, Донской казне 60 миллионов рублей на украшение церквей – дорогие иконы и церковную утварь». Здесь речь явно идет о грабеже белогвардейцами церквей и храмов за пределами Донского края.
А.И. Деникин в «Очерках русской смуты» писал о Добровольческой армии: «Четыре года войны и кошмар революции не прошли бесследно. Они обнажили людей от внешних культурных покровов и довели до высокого напряжения все их низменные стороны».
Роман Гуль в «Ледяном походе» вторит Деникину в том, что среди добровольцев было много таких: «что ему совершенно все равно, где служить: у «белых» ли, «красных» ли, - грабить и убивать везде было можно».
Из письма отправленного из Вятской губернии, 13 августа 1919 г.: «Белые нас очень обидели, все отобрали, что только было: корову, телегу и деньги до копейки. Деньги не отдавала, как стали бить, я и отдала все. Сапоги тоже утащили и все твои рубахи, брюки, пиджаки и фуражку».
Барон А. Будберг в своем «Дневнике» 24 сентября 1919 года записал: «Я имел случай беседовать с несколькими старшими священниками фронта, и они в один голос жалуются на пошатнувшиеся нравственные основы офицерства. Из восьми случаев насилия над населением семь приходится на долю офицеров».
Все армии Деникина не избежали активного участия в грабежах населения, участия в еврейских погромах, казнях без суда и следствия. Ярким свидетельством этого является дневник участника деникинской эпопеи А. А. фон Лампе. 20 июля 1919 г. он записал, что белые из Добровольческой армии насиловали крестьянских девушек, грабили крестьян. 13 ноября 1919 г.: «…Ликвидировано несколько большевистских гнезд, найдены запасы оружия, пойманы и ликвидированы 150 коммунистов по приговору военно-полевого суда». 15 декабря Лампе сообщал о приказе командующего киевской группой белых войск, который публично отказался благодарить «терцов, находившихся в сентябре в районе Белой Церкви - Фастов, покрывших себя несмываемым позором своими погромами, грабежами, насилиями и показавшими себя подлыми трусами… 2) Волганскому отряду… опозорившему себя нарушением торжественно данного мне слова прекратить систематические грабежи и насилия над мирными жителями… 3) Осетинскому полку, обратившемуся в банду одиночных разбойников…». О подобном же - в частных письмах: «Деникинские банды страшно зверствуют над оставшимися в тылу жителями, а в особенности над рабочими и крестьянами. Сначала избивают шомполами или отрезают части тела у человека, как то: ухо, нос, выкалывают глаза или же на спине или груди вырезают крест» (Курск, 14 августа 1919 г.). «Никогда не представляла, чтобы армия Деникина занималась грабежами. Грабили не только солдаты, но и офицеры. Если бы я могла себе представить, как ведут себя белые победители, то несомненно спрятала бы белье и одежду, а то ничего не осталось» (Орел, 17 ноября 1919 г.)
М. Жаков приводит факты злодеяний вешенских и хоперских казаков: «Грабеж идет повальный. Казаки верхних округов, занятых теперь красными, говорят: «Грабят нас там, грабить мы будем здесь».
Деникин вспоминал, что вслед за войсками шла контрразведка. Отделы контрразведки создавали не только воинские части, но и губернаторы. Контрразведки, по его признанию, были «очагами провокации и организованного грабежа». Он сообщал об огромной роли пропаганды - Осведомительного агентства (Освага), созданного в конце 1918 года. Его основными деятелями были кадеты H. Е. Парамонов, К. Н. Соколов и др. Осваг ставил задачей «постоянное искоренение злых семян, посеянных большевистскими учениями в незрелых умах широких масс» и разгром «цитадели, построенной большевиками в мозгах населения».
Осваг выпускал газеты и журналы, к осени 1919 г. в его составе было более 10 тыс. штатных сотрудников и сотни местных отделений. Работники отдела пропаганды также вели слежку за «всеми», вплоть до Деникина, составляли секретные досье на лиц и партии.
Характерными документами являются отчеты Освага. Призванные прославлять белое воинство, сотрудники отдела должны были не забывать и реалии. 8 мая 1919 г., в период успехов Деникина, Осваг докладывал, что «к будущему государственному строительству массы относятся совершенно безразлично, стремясь лишь к прекращению гражданской войны и к уравнению всех слоев населения в отношении их прав». В сводке отмечалось, что взаимоотношения жителей и воинских частей «напряженно-враждебные». Солдаты отбирают лошадей, скот, повозки, пьянствуют и бесчинствуют. 10 мая: «Успеху нашей агитации во многом вредит плохое поведение воинских чинов», которые грабят и жестоко расправляются с населением. Предполагалось оповещать о следствии за незаконными действиями, выплачивать компенсации ограбленным и т. д. 20 мая: грабеж приводит к тому, что крестьяне районов, где была Добровольческая армия, «совершенно не сочувствующие „коммуне“, все же ждут большевиков как меньшее зло, в сравнении с добровольцами „казаками“»
А. А. Валентинов, очевидец и участник крымской эпопеи Врангеля, опубликовал в 1922 г. дневник. Он записал 2 июня 1920 г., что из-за грабежей население называло Добрармию - «грабьармией». Запись 24 августа: «После обеда узнал любопытные подробности из биографии кн. М. - адъютанта ген. Д. Знаменит тем, что в прошлом году ухитрился повесить в течение двух часов 168 евреев. Мстит за своих родных, которые все были вырезаны или расстреляны по приказанию какого-то еврея-комиссара. Яркий образец для рассуждения на тему о необходимости гражданской войны». Бывший председатель Таврической губернской земской управы В. Оболенский пришел к выводу о том, что при Врангеле «по-прежнему производились массовые аресты не только виновных, но и невиновных, по-прежнему над виновными и невиновными совершало свою расправу упрощенное военное правосудие». Он сообщил, что приглашенный Кривошеевым бывший полицейский генерал Е. К. Климович был полон злобы, ненависти и личной мстительности, и для Оболенского не было сомнений в том, что в полицейской работе в Крыму «все останется по-старому». В его рассказе возмущение жестокостями той поры. «Однажды утром, - вспоминал он, - дети, идущие в школы и гимназии, увидели висящих на фонарях Симферополя страшных мертвецов с высунутыми языками… Этого Симферополь еще не видывал за все время гражданской войны. Даже большевики творили свои кровавые дела без такого доказательства. Выяснилось, что это генерал Кутепов распорядился таким способом терроризировать симферопольских большевиков»
ЭПИЛОГ
С той поры уже минуло почти сто лет, но, к большому сожалению, наше общество до сих пор делится на красных и белых, своих и чужих. Всем тем, кто пытается ввергнуть Россию в новые революции и братоубийственную войну, посвящаются эти строки.
Артюшенко Олег Григорьевич
Зверства белогвардейцев на Алтае. 1918 г.
(расправа над безоружными ранеными и санитарками на территории Солонешенского района.)
Краевед из Солонешенского района В.Н. Шевцов:
«Раненые и санитарки были согнаны во двор Мелентия Колупаева и окружены кольцом казаков. Когда от сельского управления подъехало 8 подвод, суховцев, не переставая хлестать нагайками, заставили сесть на телеги. В 5 км от последних домов села, в устье Четвертого ключа, раненые были расстреляны.
Санитарок под конвоем привели к сборне. В памяти жителей сохранились их имена: Анна Дерябина, Дуся Федянина, Евгения Обухова, Мария Красилова, Нина Костина (или Костикова). Одна из них была беременна, и ее оставили в живых. Она еще два месяца жила в селе у стариков Печенкиных. Но сегодня на скромном памятнике, стоящем на безлесой горке в центре села, значатся все пять фамилий, и еще - А.К. Березовская. У дома Березовских была обнаружена бочка с порохом, и за это рядом с медсестрами была расстреляна Авдотья Кирилловна Березовская, мать четверых детей.
С 6 по 7 августа 1918 г. в Тележихе было убито 35 человек. По неполным данным, всего в селе были расстреляны 59 красногвардейцев. Не знавшие местности, отставшие от отряда, бойцы заходили в село за продуктами, но их выслеживали и расстреливали. В этом селе полегли почти все красные мадьяры, занимавшие позицию на горе Заануйской. Путь отряда Сухова по Солонешенскому уезду - это цепь братских могил. Заблудившись в дождливую ночь, суховцы выходили к большому селу Топольное. Есть сведения, что одни местные жители выдавали красногвардейцев, а другие спасали. Так, Антон Филиппов на своей пасеке накормил бойца, дал ему в дорогу продуктов.
Уже в 1930-е гг. при раскулачивании Антон Логинович написл ему письмо и был возвращен из ссылки. У с. Колбино (ныне с. Искра) похоронены 2 красногвардейца, у Сибирячихи - 10, на Черном Ануе - 20, в Елиново - 23, в Рыбном - 1, в Усть-Кане - 21, в Солонешном - 23. в Топольном - 32. В Солонешное были пригнаны красногвардейцы отряда Сухова и жители с. Малый Бащелак, предоставившие лошадей и сопровождавшие подводы до Тележихи. Жители с. Солонешное были собраны на площади для присутствия на расстреле.
Свидетели этого трагического события рассказывали, что расстреливали поодиночке. В первый день были расстреляны 13 человек: Шабунин Алексей, Панин Андрей, Ермаков, Зябликов Алексей, Анисимов Андрей, Гофонов Родион, Соснин Никита, Синельников Иван, Ковонцев Фома, Муравин Григорий, Солонцев, Солонцева Клавдия (из отряда П. Ф. Сухова была расстреляна последней), неизвестный. На следующий день были расстреляны еще 2 красногвардейца-суховца, это были венгры.
В последующий день у кладбища были расстреляны еще 7 бойцов отряда Сухова. Жителя с. Солонешное Лукьяна Огнева обвинили в помощи красногвардейцам и отрубили ему шашкой голову, не доведя до кладбища. На месте захоронения погибших в 1988 г. на средства, собраные пионерами района, установлен памятный знак».
У деникинских карательных отрядов было правило-расстрелять или повесить кого-нибудь в каждой деревне. Если не находилось виновного,они убивали попавшегося под руку крестьянина или еврея. Об’являлось,что повешен такой-то бывший комиссар. Вообще, у деникицев была какаято комиссаромания: все арестованные обвинялись в бывшем комиссарстве и многим из этих несчастных пришлось за мнимое комиссарство заплатить жизнью.
Такой невинной жертвой деникинского террора в Бобринце сделались сыновья Л. Виноградова-оба беспартийные. Деникинцы искали в Бобринце Льва Виноградова, активного работника Бобринецкой организации. Но Лев из Бобринца во время скрылся. Не осталось также и других видных коммунистов: часть из них скрылась, а часть была арестована ранее и препровождена в тюрьму.
Но удовлетвориться таким положением было не в нравах деникинцев.
Расходившееся чувство мести требовало жертв. Если нет действительных виновников,-то можно кого-то сделать таковыми. Если Льва Виноградова коммуниста нет, то легко сойдут за коммунистов его братья. Ниже помещаем статью отца двух убитых деникинцами Виноградовых. Помещаем еепочти полностью, она ярко характеризует нравы белогвардейщины и методы борьбы деникинщины за „укрепление» своего господства. Случай, рассказанный А. Виноградовым в его статье, один из многих характерных эпизодов, говорящих о том, что деникинцы очень часто не разбирались в том - кого они убивают, важно было одно-навести как можно больший террор на население.
Зверства белых.
Мне пришлось присутствовать при раскопке трупов расстреляных белогвардейцами во время господства их в Елисаветграде. Трупы кое как зарыты в районе крепостных валов. Ужасом веяло от виданного. Казалось, это кошмарный сон, а не действительность. Ужасную картину представляли собой эти растерзанные, разлагающиеся трупы мучеников революции.
В первой откопанной могиле было несколько десятков трупов. Яма узкая, не глубокая, длиной в 2,5 аршина; в ней тесно уложены трупы, таким образом, что голова одного из них приходится к ногам другого; все полураздетые, замерзшие. Раскопки производились комиссией по отысканию жертв контр-революции во главе с председателем комиссии тов. Ралиным и врачем Любельским.
Трудно описать картину виденного. Лица, за малым исключением, представляли собой бесформенную окровавленную массу. Некоторые даже были об’едены собаками; так паховая часть и ноги одного были совсем уничтожены и представляли собой клочья мяса.
Откапываемые трупы складывались на подводу и увозились в мертвецкую городской больницы, где происходила экспертиза врачей и с’емка фотографий. Внутренности вследствие огнестрельных ранений вывалились, а распухшие тела были покрытысине-багровыми пятнами. Меня неотступно преследует образ одного из несчастных, человека средних лет высокого роста, с проседью, прекрасного телосложения. Правая часть лица его раздроблена и покрыта кровью.
Пуля войдя в правый бок залила все тело кровью, его последние минуты были кошмарны, это видно по гримасе застывшей на половине уцелевшого лица, бедняга наверно хотел защитить лицо или это было сделано инстинктивно, но правая рука прикрывает лицо и застыла в таком положении. О звании некоторых можно судить по остаткам белья крестьянского полотна, с вышивкой ворота и манжет, и по лаптям.
Ноги некоторых были окутаны мешком и завязаны. По тому несмертельному ранению которое было ими получено, видно, что несчастные погребены живыми. Некоторые откопанные ямы были полны белой массы, испускающей страшное зловоние. Это были разложившиеся до нельзя трупы расстреляных в первый период власти белых зверей.
Найдено еще несколько могил, где по словам обывателей есть около 300 трупов, к раскопкам которых уже приступили.
О МОРАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ СОСТОЯНИИ ВОЙСК АТАМАНОВ Б.В. АННЕНКОВА И А.И. ДУТОВА НАКАНУНЕ ИХ РАЗГРОМА (СЕНТЯБРЬ 1919 - ЯНВАРЬ 1920 гг.)
В.А. Бармин. Барнаульский государственный педагогический университет
Великая трагедия Гражданской войны в России до сих пор хранит в своей истории большое количество белых страниц. В то же время приходится с сожалением констатировать, что жесткие рамки идеологических приоритетов, определявших возможности исследовательской деятельности специалистов, привели к многочисленным искажениям реальных событий в уже опубликованных работах. Только в последние 10-15 лет ситуация в этом отношении начала меняться к лучшему. Появившийся доступ к ранее закрытым архивным материалам, исчезновение цензурных тисков сделали возможным восстановление исторического полотна событий в сравнительно цельном и полном виде.
К числу эпизодов, остававшихся за рамкам активной поисковой работы историков, можно с полным правом отнести события связанные с последними месяцами существования и деятельности белогвардейских частей адмирала Колчака, воевавших на территории сегодняшнего Казахстана. Отходившая в направлении границы с Китаем, распадавшаяся под ударами Красной армии, обескровленная и деморализованная эта часть Белой гвардии вписала отдельную горькую страницу в историю русской Вандеи.
К зиме 1919 г. армия адмирала Колчака, потерпев целый ряд крупных поражений, стала быстро откатываться по всей линии фронта на Восток. В войсковых частях начался стремительный рост числа дезертирств, офицерский состав, потеряв веру в успех дела, в значительной своей части был озабочен вопросами своего будущего устройства. В связи с этим не только среди солдат, но и в офицерской среде участились случаи казнокрадства, мародерства и преступлений на бытовой почве.
Особенно быстро разложение шло в тех частях и подразделениях, которые и в период воинских успехов проявляли себя с самой худшей стороны. В районе Семиречья к их числу можно было с полным правом отнести печально прославившую себя дикими преступлениями против мирного населения «партизанскую дивизию» атамана Анненкова.
Отмечая причины нараставшего враждебного отношения населения к белогвардейцам, начальник Главного военного цензурного контрольного бюро в сентябре 1919 г. отмечал, что:
«Крестьяне среднего достатка под влиянием реквизиций и пр. резко изменили свое отношение к армии. Неудачи они объясняют царящими у нас непорядками» 1.
В частях дивизии Анненкова уже с лета 1919 г. степень разложения достигла такого уровня, что атаман вынужден был говорить об этом открыто и даже издавать приказы, направленные на борьбу с разложением и преступностью в частях. Особенно повальным явлением среди офицерского состава к этому периоду стала чуть не поголовная наркомания. Ярким примером попыток борьбы командования с этим явлением является «Приказ по партизанской дивизии атамана Анненкова», подписанный им 12 мая 1919 г. В приказе, в частности, говорилось:
«Большевики, желая подорвать авторитет командного состава нашей армии, подсылают своих агентов с большим запасом наркотических средств, продаваемых офицерам.
В армии, по отзывам всех начальников, действительно замечается ослабление служебных качеств офицерского состава, благодаря кокаину, опиуму и другим ядам. Большевики делают свое дело.
Приказываю всем командирам частей установить самое строгое наблюдение за подчиненными и о каждом случае доносить мне.
Двумя месяцами позже, 4 июля 1919 г., по дивизии был оглашен приговор военно-полевого суда. Этим приговором к разным видам наказания, в том числе и к смертной казни, были приговорены несколько офицеров, обвиненные в принадлежности к тайной преступной организации и в стремлении к разложению дивизии при помощи вовлечения чинов в разные пороки, например, нюхание кокаина, принятие опиума и т.п.» Однако, дисциплина в частях продолжала падать.
Вопиющие преступления совершаемые «добровольцами» анненковских частей снискали им недобрую славу даже среди самих белогвардейцев. Отмечая этот факт, начальник Особой канцелярии штаба 2-го Отдельного Степного корпуса подчеркивал в своем докладе от 21 сентября 1921 г. писал:
«Среди кадровых частей замечается нежелание служить в частях дивизии атамана Анненкова, так как они думают, что большевики сочтут их за добровольцев и обязательно убьют» 4.
Ситуацию усугубляло то, что в дивизию Анненкова входили подразделения, сформированные на территории китайской провинции Синьцзян из китайцев и уйгур. Солдаты этих частей, вставшие под ружье исключительно в целях грабежа и наживы, отличались особой жестокостью в обращении с мирным населением. На последнем этапе войны, в условиях общего падения дисциплины, грабеж стал их основным занятием. В том же докладе начальника Особой канцелярии особо отмечалось, что:
«китайцы атамана Анненкова наводят на жителей страх и заставляют жителей покидать свои дома».
В контексте описываемых событий весьма интересно звучит оценка состояния дисциплины данная, в приказе от 10 октября 1918 г. командующим Оренбургским военным округом, атаманом Оренбургского казачьего войска полковником Дутовым. Атаман отмечал:
«При посещении мной кинематографа и цирка, замечено, что воинские чины гарнизона теряют всякий воинский облик. Мало того, что форма одежды нарушается на каждом шагу, - позволяют себе ходить с расстегнутыми шинелями, грызть семечки на улице и в общественных местах, что свидетельствует о полной разболтанности. Совершенное отсутствие военной выправки и такта, что к общему стыду замечаю иногда и среди офицеров».
Вряд ли Дутов мог представить, что менее чем через год его беспокойство о «расстегнутых шинелях» солдат и офицеров покажется нелепым на фоне того, как армия стремительно превращается в банду грабителей и мародеров.
Нельзя сказать, что командование белой армии не принимало мер к наведению порядка. Справедливости ради следует отметить, что командующий Оренбургской армией А.И. Дутов всеми доступными мерами пытался сохранить в своих войсках дисциплину и порядок. Тот же Анненков, стараясь удержать ситуацию в руках, объявил в ноябре 1919 г. о введении смертной казни для военнослужащих, уличенных в казнокрадстве, грабежах и других преступлениях. Удивительно то, что приказ, посвященный этому, был написан более чем «высоким штилем». Будучи сам психически неуравновешенным человеком, с очевидными садистскими наклонностями, атаман, тем не менее, взывал в этом документе к чувству патриотизма у своих подчиненных.
В приказе говорилось:
«В момент, когда Родина переживает величайшие в истории человечества страдания и испытания, когда лучшие сыны ее свою любовь к ней, свое стремление к возрождению ее, запечатлели в борьбе с анархией и неслыханным надругательством всего дорогого и святого в ней жертвенными подвигами, когда эти лучшие сыны нашей Родины безкорыстно, безропотно и самоотверженно проливают свою кровь и отдают высшее благо - свою жизнь на алтарь возрождения ее, находятся люди, которым чужды понятия о долге, не только воина, но и вообще человека к своим собратьям» 7.
Однако «патриот» Анненков, взывая к долгу и патриотизму у своих подчиненных, в то же время сам категорически отказывался выполнить приказ командования о переброски его дивизии на Западный фронт. Он находил этому массу оправданий: китайские граждане, служившие в его дивизии, якобы, отказывались уходить от российско-китайской границы, семиреченские казаки не желали покидать на разорение свои дома и пр. На самом деле, действительная причина была банально проста. Приближалась катастрофа, и Анненков, осознавая это лучше многих других, предпочитал держать свои войска у границы с тем, чтобы в случае необходимости немедленно уйти на сопредельную китайскую территорию.
Надо отметить, что позицию Анненкова хорошо понимали и его начальники. Об этом свидетельствует приказ, запрещавший передавать Анненкову новое оружие. Генерал-майор Бутурлин в специальном приказе по этому поводу писал:
«Вооружение частям полковника Анненкова не давать до особого распоряжения ставки, имея в виду, что они будут снабжены и вооружены после перехода их на Западный театр военных действий» 8.
Однако на Западный театр военных действий дивизия Анненкова в силу его отказа выполнить приказ командования так и не попала. Его части как, впрочем, армия Дутова и целый ряд других подразделений белогвардейцев, продолжали отходить к китайской границе. Надо отдать должное тому, что руководящий аппарат военной машины армии Колчака, продолжал действовать даже в условиях всеобщей агонии.
В адрес высшего командования поступали рапорты не только о состоянии дел на театре военных действий, но и аналитические записки и доклады о моральном состоянии частей и подразделений, о положении с преступностью среди рядового и офицерского состава. Именно эти документы позволяют нам сегодня составить относительно полную картину морально-психологического состояния белогвардейских войск Колчака накануне их разгрома.
Все попытки удержать ситуацию в своих руках и переломить ход событий оказались для руководителей белогвардейского движения безуспешными. Разложившиеся, потерявшие само понятие о военной дисциплине остатки Оренбургской и Семиреченской армий атаманы А.И. Дутов и Б.В. Анненков увели весной 1920 г. на территорию Синьцзяна. В тот период народы России выбрали для себя иную дорогу. И как с горечью писал один из белых офицеров:
«Родина отторгла нас, как инородное тело.»
Недовольство диктатурой Колчака назрело уже и в его войсках. 28 ноября командующий войсками Енисейской губернии, отправил Колчаку «Открытое письмо»:
«Я, генерал-майор Зиневич, как честный солдат, чуждый интриг, шел за вами, пока верил, что провозглашаемые вами лозунги будут действительно проведены в жизнь. Я вижу, что лозунги, во имя которых мы объединились вокруг вас, были только громкими фразами, обманувшими народ и армию. Гражданская война пожаром охватила всю Сибирь, власть бездействует. Я призываю вас, как гражданина, любящего свою родину, найти в себе достаточно сил и мужества, отказаться от власти».
Колчак прочел письмо Зиневича и отдал распоряжение адъютанту:
«…подготовьте телеграмму Каппелю. Если он располагает надежными частями, которые можно снять с фронта, пусть займется Зиневичем».
Он знал какому садисту поручает «заняться» Зиневичем. Генерал Зиневич был повешен Каппелем.
Следственными комиссиями о зверствах белых и их очевидцами - местными жителями были отмечены массовые вскрытия могил захоронений павших на поле боя красноармейцев. Белые, «благородные», выкапывали останки и глумились над трупами, в отрезанные головы втыкались колья и ставились горизонтально. Тела бойцов выбрасывали на свалки и на съедение собакам и свиньям. Покойникам выкалывались глаза, их рубили на части…. Даже ужасы средневековой инквизиции меркнут перед ужасами, творимыми русскими воспитанными, образованными нелюдями. Ведь назвать их людьми язык не поворачивается.
Продолжение следует....
Как колчаковцы без суда и следствия расстреляли депутатов Учредительного собрания
В последнее время в российском обществе зафиксировано необычайное возбуждение вокруг фигуры одного из вождей Белого движения адмирала Александра Колчака, в честь которого в Санкт-Петербурге установили памятную доску, а в Иркутске и Омске - даже памятники. Примечательно, что почитатели фигуры адмирала поминают его исключительно как бесстрашного полярного исследователя, а особо экзальтированные поклонники ставят ему чуть ли не в заслугу тот террор, который Колчак проводил против красных в Сибири. При этом поклонники Колчака зачастую упрекают красных в том, что те, дескать, «разогнали Учредительное собрание» в январе 1918 г. Но если большевики просто разогнали Собрание, то белогвардейцы вслед за этим расстреляли целый ряд его членов, которые не имели никакого отношения к большевикам.
Восстание в Омске
В ночь с 22 на 23 декабря 1918 года в контролируемом колчаковцами Омске произошло большевистское восстание. Это может показаться невероятным, но его осуществили в сердце белой Сибири, набитом белогвардейцами и войсками «союзников» (прежде всего, чехословацких, сербских и британских). Восставшие планировали одновременным ударом захватить ключевые объекты в Омске, склады с оружием, тюрьму и лагеря военнопленных. После этого они рассчитывали нарушить железнодорожное сообщение, от которого критически зависело снабжение белогвардейских войск на фронте. Этими успехами должно было воспользоваться командование 5-й Красной Армии, которое находилось в тесной координации с подпольем в Омске, и перейти в контрнаступление. Однако буквально накануне мятежа белой контрразведке удалось арестовать руководство одного из чётырех городских штабов, руководивших восстанием. Лидеры большевиков, посчитав, что белые уже знают все их планы, поспешили отменить распоряжение о выступлении.
Известить об этом удалось лишь два из четырёх штабов восстания. Так, гонец с отменой приказа о выступлении прибыл в тот самый момент, когда красные бойцы подошли к лагерю, где томились 11 тысяч пленных венгров, состоявших в заговоре с повстанцами - после своего освобождения они должны были составить ударную силу большевистского восстания. Несмотря на ожидаемый успех, подчиняясь жёсткой партийной дисциплине, восставшие в самый последний момент повернули назад.
Но остальные два района предупредить не успели. Боевые дружины, состоявшие из рабочих и грузчиков, вместе с распропагандированными солдатами омского гарнизона и охраны железной дороги без проблем захватили окраину Омска - Куломзино, где была разоружена сибирская казачья сотня и батальон чехословацких войск. Затем восставшие взяли стратегически важный железнодорожный мост через Иртыш. Также успешно действовали большевики в другом омском районе. Восставшие там две роты солдат овладели несколькими объектами, в том числе городской тюрьмой. Там кроме большевиков находились и арестованные ранее представители комитета Учредительного собрания, которые входили в антисоветское правительство КОМУЧ, боровшееся против большевиков на Волге летом - осенью 1918 года. В основном это были меньшевики и эсеры. Впрочем, отношения у них не сложились и с союзниками по борьбе. И в ноябре - декабре 1918 года представители комитета Учредительного собрания, невзирая на своё лояльное отношение к власти адмирала Колчака, были без предъявления каких-либо обвинений арестованы и перевезены в омскую тюрьму.
Захватившие тюрьму 22 - 23 декабря омские большевики вывели членов Учредительного собрания из камер. Те не хотели выходить из тюрьмы, видимо, опасаясь провокации, но их оттуда выгнали силой.
Там, где проходили войска Верховного правителя России, всегда оставались горы трупов
Расстрел без приговора
23 декабря 1918 года по приказу начальника омского гарнизона генерал-майора В.В. Бржезовского по городу были расклеены призывы к выпущенным большевиками заключённым городской тюрьмы, чтобы те вернулись в камеры. Невозвращенцам угрожал военно-полевой суд, а значит - неминуемый расстрел.
В результате практически все меньшевики и эсеры, включая членов Учредительного собрания, вернулись в тюрьму добровольно и… были казнены.
Так, в своём рапорте № 1722 от 30 декабря 1918 г. прокурор Омской судебной палаты А.А. Коршунов сообщает министру юстиции колчаковского правительства С.С. Старынкевичу: «26 декабря на противоположном берегу от города реки Иртыша обнаружено несколько трупов расстрелянных, в числе которых опознаются взятые из тюрьмы для представления в военно-полевой суд - Фомин (Нил Валерианович, видный представитель эсеров, один из самых известных на тот момент политиков левого толка, член Учредительного собрания. - Ред.), Брудерер и Барсов (также члены Учредительного собрания. - Ред.)».
По данным анатомической экспертизы, этих людей перед расстрелом избивали и пытали. Так, например, на теле одного лишь Фомина было обнаружено 13 ранений, в том числе сабельные и штыковые. По их характеру медики заключили, что убийцы пытались отрубить ему пальцы и руки. Согласно дальнейшему расследованию «из числа уведённых по требованию военных властей из тюрьмы лиц Брудерер, Барсов, Девятов, Кириенко и Маевский были доставлены комендантом г. Омска, а Саров был доставлен милицией 5-го участка г. Омска». Далее он продолжает: «Согласно данным А.А. Коршунова, документы на выдачу арестантов из тюрьмы выдал генерал-майор В.Д. Иванов, председатель военно-полевого суда, откуда они уже не вернулись. По информации Коршунова, «отношение это было доставлено дежурным адъютантом коменданта Черченко и поручиком отряда Красильникова Барташевским».
Первая группа взятых из тюрьмы лиц - Бачурин (бывший матрос и командир одного из отрядов. - Ред.), Винтер (начальник омской тюрьмы при большевиках. - Ред.), Е. Маевский (Майский, он же Гутовский, известный тогда в России меньшевик, редактор челябинской газеты «Власть народа». - Ред.), Руденко, Фатеев и Жаров (местные большевистские деятели. - Ред.) - были доставлены в военно-полевой суд… Из всех арестантов в военно-полевом суде судились лишь арестанты первой группы за исключением Руденко, который туда не был доставлен (его застрелил конвой при попытке бежать по дороге) и уже на суде был заменён Марковым, также бежавшим из тюрьмы. Из числа этих арестантов Бачурин, Жаров и Фатеев были приговорены к смертной казни, Маевский - к бессрочной каторге, а в отношении Винтера и Маркова военно-полевой суд обратил дело к производству дальнейшего следствия… Однако же все подсудимые, кроме Винтера, были расстреляны. Таким образом, из этой группы трое были расстреляны согласно приговору, а двое - Майский и Марков - вопреки ему».
По словам прокурора А.А. Коршунова, основные подозрения в случае с убийством Маевского падали на поручика Черченко (адъютант коменданта Лобова), который «хорошо знал Маевского, так как принимал его после ареста в Челябинске. Кроме того, тот же Черченко арестовал Маевского утром 22 декабря после освобождения последнего большевиками и доставил его в комендантское управление. По показанию Черченко, он знал также и то, что Маевский был редактором газеты, возбуждавшей читателей против офицеров, и что во время мятежа некоторые офицеры… могли не считаться с приговором суда и расстрелять Маевского и Локтева как большевиков». Последняя группа взятых из тюрьмы лиц: Фомин, Брудерер, Марковский, Барсов, Саров, Локтев, Лиссау (все члены Учредительного собрания. - Ред.) и фон Мекк (Марк Николаевич, бывший офицер Дикой Туземной дивизии, якобы попавший в тюрьму «по ошибке») была доставлена в помещение военно-полевого суда, когда суд уже закрыл заседание».
Дальше случилось следующее: доставивший арестованных поручик Барташевский приказал вывести осуждённых из помещения суда, чтобы возвратить их в тюрьму. Арестованные, несмотря на запрет начальника конвоя, продолжали общаться между собой. «Поручик Барташевский, - следует из документа, - опасаясь, как бы арестованные не сговорились учинить побег, а также и ввиду малочисленности конвоя, решил привести в исполнение приговор суда, выведя арестованных на реку Иртыш… Причём при возникшей среди конвоируемых панике были расстреляны не только приговорённые к смертной казни, но и остальные арестованные».
Этот эпизод наглядно характеризует боевой дух колчаковских военных, которые испугались безоружных людей, многие из которых при этом были пожилыми и при всем желании не могли противостоять им физически.
В ходе дальнейшего следствия прокурору Омской судебной палаты А.А. Коршунову удалось выяснить, что, «по нормальному порядку производства дел в военно-полевом суде, по его окончании председатель суда должен был приказать конвою отвести осуждённых обратно в тюрьму. Из показаний же его делопроизводителя поручика Ведерникова можно заключить, что такого приказания председатель никому не давал».
Стоит особо рассказать о процедуре самого военно-полевого суда. Коршунов указывает, что «в отношении суда над вышеупомянутыми шестью арестантами нужно отметить ещё следующее обстоятельство: в производстве военно-полевого суда, прежде всего, нет показаний суду; затем в том же производстве имеются акты дознания лишь об одном Маркове, относительно же других судимых с ним пяти человек в производстве суда нет никакого материала». Так что совершенно непонятно, в силу какого распоряжения суд приступил к слушанию дела, в чём именно обвинялись подсудимые и на чём основано это обвинение, которое записано в приговоре.
Как пишет прокурор Коршунов, «по словам же Ведерникова, штаб-офицер для поручений при штабе начальника гарнизона подполковник Соколов сообщил ему, что он, Ведерников, назначен делопроизводителем военно-полевого суда, сказав: «Вам будут приводить арестованных, а вы их будете судить. Когда же Ведерников возразил, что нельзя судить без приказа о предании суду, то Соколов уже строго повторил: «Вам сказано, что Вам будут приводить арестованных для суда».
Сам Колчак в своём приказе № 81, 22 декабря 1918 г. (на самом деле - 23 декабря) благодарил участников подавления выступления и объявлял об их награде и, между прочим, говорил: «Всех, принимавших участие в беспорядках или причастных к ним - предать военно-полевому суду…» Иными словами, Верховный правитель фактически санкционировал расправу над всеми неугодными белогвардейцам лицами. Эта директива позволяла насильно выгнанных большевиками из тюрьмы лиц считать причастными к беспорядкам, расправиться с ними и заодно прикрыться от дальнейшего преследования приказом самого Колчака. Кстати, белогвардейские источники указывают, что в те дни Колчак болел воспалением лёгких и был прикован к постели. Что не помешало ему отдать приказ о расстрелах.
Позднее, в четыре часа утра в тюрьму прибыл капитан Рубцов (начальник унтер-офицерской школы) с командой в 30 человек и потребовал словесно выдачи арестантов Девят(р)ова (известный тогда в России эсер, член Учредительного собрания. - Ред.) и Кириенко (крупный деятель меньшевиков, уральский областной комиссар, подчинявшийся Уральскому антисоветскому правительству. - Ред.).
Своё требование Рубцов основывал на личном приказании Верховного правителя.
В это время к тюрьме из военного контроля (контрразведка) под караулом прибыла партия арестованных в 44 человека. По распоряжению Рубцова эта партия была уведена. Он оставался в тюрьме до тех пор, пока ему не было доложено офицером, что «распоряжение его исполнено».
Далее, по данным Коршунова, «арестанты Кириенко и Девятов были взяты начальником унтер-офицерской школы Рубцовым при следующих обстоятельствах: он приказал своим подчинённым - поручику Ядрышникову, подпоручику Кононову и прапорщику Бобыкину взять 30 солдат и идти в тюрьму, где они должны принять 44 большевика, членов «совдепа», задержанных накануне ночью, и расстрелять их.
Следствием установлено, что упомянутые 44 члена большевистской организации были в ночь на 23 декабря посланы в тюрьму начальником военного контроля при Штабе Верховного главнокомандующего (ВГК) полковником Злобиным как лица, подлежащие военно-полевому суду (который опять-таки реально не состоялся. - Ред.). Посланы они были при пакете, заключавшем в себе препроводительную бумагу Военного контроля при Штабе ВГК (предназначавшегося начальнику тюрьмы. - Ред.)… В ответ на это Рубцов, назвавшись начальником тюрьмы, принял пакет (то есть совершив преступление - фактический подлог)… Через несколько времени после увода из тюрьмы 44 арестантов вместе с Кириенко и Девятовым, подчинённые Рубцову офицеры вернулись и доложили, что они исполнили его приказание».
Как подставили Колчака
Нескоординированное восстание к концу 23 декабря 1918 года было подавлено. Особенно кровавые события произошли в районе Куломзино. Продержавшись под артиллерийским и пулемётным огнём почти день, вечером 23 декабря остатки повстанцев, вооружённых лёгким стрелковым оружием, попали в плен. Ещё раньше было подавлено восстание в самом Омске. Огромную роль в этом сыграли войска «союзников» - чехословаки и англичане. Так, британский полковник Джон Уорд, услышав стрельбу в городе, вывел свой батальон на улицу и лично взял под охрану резиденцию Колчака, не доверив это дело караулившим его сербам. Это во многом и вынудило колеблющихся солдат омского гарнизона воздержаться от выступления. Только по официальным данным тогда военно-полевые суды приговорили к смертной казни 170 человек, хотя, по словам британского полковника Уорда, жертв были «тысячи». Вот в такой обстановке и были «под шумок» убиты видные российские политики, самым известным из которых был эсер Нил Фомин.
Верховный правитель Колчак понял подоплёку произошедшего: «…это был акт, направленный против меня, совершенный такими кругами, которые меня начали обвинять в том, что я вхожу в соглашение с социалистическими группами. Я считал, что это было сделано для дискредитирования моей власти перед иностранцами и перед теми кругами, которые мне незадолго до этого выражали поддержку и обещали помощь».
Для расследования этой истории была создана специальная Чрезвычайная следственная комиссия во главе с сенатором А.К. Висковатым, членам которой удалось разыскать и допросить практически всех рядовых исполнителей. Однако реально они так и не смогли получить показания ни одного из высших командиров. Сам же Колчак отнёс неспособность гражданских юристов справиться с вооружёнными преступниками в погонах, к тому же наделённых властью, к недостаткам российской судебной системы. Однако никакого наказания для исполнителей бессудных расстрелов не последовало. Несмотря на то что все нити организации массовых убийств вели к командующему Сибирской армией П.П. Иванову-Ринову, о чём открыто говорили колчаковские министры юстиции С.С. Старынкевич и продовольствия И.И. Серебренников, тот отделался лишь переводом из Омска на пост командующего Приамурским военным округом. По их версии генерал Иванов-Ринов будучи недовольным появлением в Сибири Колчака, оттеснившего его на вторые роли, мог воспользоваться ситуацией для одновременного уничтожения неугодных ему лиц и очернения самого адмирала.
Как бы там ни было, Колчак недолго держал его в опале, и уже через полгода, в мае 1919 года, Иванов-Ринов снова появился в Омске, где позднее приступил к ответственной работе - подготовке контрнаступления против красных войск и формированию Сибирского казачьего корпуса. Впоследствии во время январских допросов Колчака Следственной комиссией Политцентра адмирал снял с себя ответственность за произошедшее, сославшись на «незнание». Но когда ему задали вопрос об исполнителях убийств (Барташевский, Рубцов и Черченко), Колчак был вынужден признать, что производивший следствие полковник Кузнецов докладывал ему о том, что они действовали от его имени. Как бы там ни было, никакой ответственности за столь вопиющее превышение полномочий они не понесли. Например, Рубцов длительное время продолжал оставаться в должности начальника Омской унтер-офицерской школы и расстреливать неугодных и опасных колчаковскому режиму лиц. Среди них в марте - апреле 1919 года оказались и организаторы декабрьского восстания в Омске А.Е. Нейбут, А.А. Масленников и П.А. Вавилов.
Впрочем, практически всех офицеров, имевших отношение к омским казням, постигла расплата. Одним из первых поплатился генерал-майор В.В. Бржезовский: в сентябре 1919 г. он был убит в Семипалатинске взбунтовавшимися солдатами.
7 февраля 1920-го был расстрелян Колчак. А генерал Иванов-Ринов спустя 10 лет после омских событий вернулся из эмиграции в СССР, а затем, по некоторым данным, сам попал под репрессии.
Расправа над членами Учредительного собрания (то есть легитимного выборного органа, который в начале 1918 года должен был определить дальнейшее будущее страны) с точки зрения самих «союзников» сделала почти невозможным дальнейшее политическое признание ими колчаковского правительства. В их представлении Колчак оказался по локоть замаранным кровью парламентариев и не мог уже претендовать на роль объединителя сил, которые бы пользовались авторитетом, уважением и доверием «союзников». Именно после этого между Белым движением и «союзниками» и окончательно прошёл тот жёсткий «водораздел», на который впоследствии жаловались как на «предательство» сами белогвардейцы и историки Белого движения.
поделиться: