ОБЪЕКТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ - понятие, выражающее взгляд на структуру действительности как на систему взаимосвязей всевозможных вещей и явлений, существующих независимо от человеческих представлений. Реализуя различные формы своей практической деятельности, люди испытывают множество воздействий со стороны как природной, так и социальной среды. Какая-то часть подобных воздействий осознается, в результате чего в человеческом сознании формируется представление о существовании классов объектов, на которые направлены практические действия людей. Мир в целом воспринимается в виде множества таких классов объектов, каждый из которых может характеризоваться особым типом отношений между составляющими его элементами. Кроме того, сами эти классы различным образом взаимодействуют между собой, благодаря чему их внутренние характеристики проявляются вовне и могут быть зафиксированы наблюдателем. В рамках научного познания исследователи стараются представить изучаемые объекты как нечто, существующее независимо от человеческого внимания к ним. Поэтому описание вещей и явлений, входящих в область исследовательского интереса, строится с помощью выделения различных типов конкретных отношений между ними, в которых проявляется, как считают ученые, специфическая сущность каждого из таких объектов. Сам исследователь в этом случае выступает в роли внешнего, стороннего наблюдателя, лишь фиксирующего всевозможные связи, обнаруживаемые им в окружающем мире. Такая методологическая установка оформилась в познании на стадии классической науки и господствовала на протяжении долгого времени. Естествоиспытатели видели свою задачу в том, чтобы описать мир «как он есть сам по себе». Постепенно, однако, стало ясно, что абсолютно игнорировать участие людей в познавательных процессах - значит, слишком упрощенно представлять себе реальный характер познавательной деятельности. Ведь человек может получать какую-то информацию об интересующих его вещах и явлениях, только вступая в определенные взаимодействия с ними. В тех случаях, когда отсутствует любая форма контакта с неким фрагментом действительности, само утверждение о его существовании имеет проблематичный характер. Следовательно, стараясь максимально отобразить объективно существующие связи и отношения действительности, исследователь должен рассматривать и себя в качестве одного из ее объектов, вступающих во взаимодействие с другими объектами. Тогда человеческие знания оказываются результатом определенного типа отношений, реализованных в некоторой области мира. Собственно говоря, таков один из аспектов «антропного принципа» - понятия, широко используемого в практике современного научного познания. Поэтому описание мира «самого по себе» сегодня оценивается как одно из абстрактно-теоретических средств, используемых учеными при реализации некоторых исследовательских подходов. В этом случае выделяются различные уровни О. о. Один из таких уровней ориентирован на выделение «внутренних отношений», существующих между элементами, составляющими структуру конкретной системы. Он характеризует специфическую природу этой системы, взятой в ее качественном своеобразии, отличающем ее от любой другой. Второй уровень - это «внешние отношения». Здесь выделяются связи, возникающие при взаимодействии разных систем между собой. Данный тип отношений, хотя и в более опосредствованной форме, также позволяет выявить специфику каждой из этих систем, а потому исследователи стараются описывать интересующие их объекты, обращая внимание на оба эти уровня. Кроме того, сами О. о. тоже разбиваются на всевозможные классы (пространственные, временные, причинно-следственные, структурно и функционально аналоговые и проч.). В результате описание какой-то предметной области как совокупности О. о. существенным образом определяется выбором как вида ее структурных элементов, так и типа соответствующих взаимосвязей, определяющих специфику данной области. С.С. Гусев

Теория объектных отношений получила дальнейшее развитие в работах Fairbairn"а (1952, 1994) и WinnicoU^ (1958, 1971). Fairbairn четко порывает с биологическим подходом, основываясь, прежде всего, на отношениях, а не на драйвах: «объект моей привязанности может превратить цвет моего лица из белого в розово-красный (как поется в песне) скорее, чем направление инстинкта как определяется в биологической метапсихологии» (цит. по Greenberg, Mitchell,1983).

Fairbairn подверг критике положение Freud"a о том, что фундаментальной мотивацией жизни является удовольствие, и пришел к заключению, что либидо направлено не на поиск удовольствия, а на поиск объекта. Основой мотивации не являются гратификация и редукция напряжения с использованием других людей как средства достижения этой цели. Конечная цель состоит в установлении связи с другими людьми.

Для Fairbairn"a и других представителей Британской школы психоанализа именно объект и отношения с ним являются первичной мотивацией человека.

Таким образом, первичной мотивацией является необходимость вступить в определенные отношения с объектом. Человек с самого рождения ищет объект и настраивается на отношения с ним. Личность развивается и структурируется вокруг интернализации объектных отношений. Поэтому задачей анализа является исследование отношений индивидуума с его объектом. Личность в процессе развития устанавливает отношения с внешними объектами, которые входят в её внутреннюю структуру. Следовательно, одним из основных условий понимания личности является исследование мира ее внутренних объектных отношений. Необходим анализ характера отношений человека с объектами и способов их вхождения в структуру его внутреннего мира.

Удовольствие, по Fairbairn" у, возникает как форма связи с другими людьми. Контактируя с родителями, ребенок получает удовольствие от связи и взаимодействия с ними. Он ищет, прежде всего, установления и повторения такой связи, которая обусловливает получение удовольствия. Что происходит в том случае, если родители не устанавливают с ребенком доставляющих ему удовольствие отношений, если контакт с родителями болезненен для ребенка? С точки зрения принципа поиска удовольствия, ребенок в такой ситуации будет избегать контакта с родителями, и пытаться найти другие объекты, которые могут быть более обещающими в этом плане.

Тем не менее, в реальности все происходит по-другому. Работая с детьми, подвергавшимися насилию со стороны родителей, Fairbairn был поражен лояльностью и привязанностью этих детей к родителям. Дети оказались зависимыми от контактов, связанных с переживаниями эмоциональной боли, что продолжало влиять на характер их значимых отношений с людьми во взрослом периоде. Будучи взрослыми, они проявляли четкое влечение к людям, напоминающим их родителей по поведению и отношению к ним.

Fairbairn, в отличие от Klein, акцентуировал внимание не на детском фантазировании на тему о «хороших» и «плохих» интернализованных объектах, а на адекватном или неадекватном поведении родителей по отношению к ребенку. Адекватное выполнение родительской функции обеспечивает развитие у ребенка умения контактировать с людьми, обмениваться информацией, приобретать опыт. Неадекватное «парентирование» (родительствование) приводит к развитию у ребенка отчужденности, избеганию общения и формированию в качестве компенсации фантастического мира, в котором интернализованные внутренние объекты заменяют реальных людей и реальные ситуации. Недосягаемые психологически родители интернализуются ребенком и на тему этих, ставших частью психики ребенка родителей, возникают фантастические содержания.

Классический психоанализ в теории мотивации исходит из концепции драйва и принципа получения удовольствия. Согласно этой гедонистической теории, люди ищут удовольствия и избегают боли. Это основное положение классического психоанализа вызывает определенное возражение, связанное с тем, что клинические наблюдения свидетельствуют о навязчивой повторяемости действий, во время которых человек повторяет какие-то поступки, связанные с неприятными переживаниями, например, с различными болезненными эмоциональными состояниями. Остается непонятным, почему люди часто сознательно и/или бессознательно делают себя несчастными, если каждый из них ищет удовольствия и избегает боли? Fairbairn отвечает на этот вопрос, используя понятие адгезивность (прилипчивость) либидо.

Адгезивность противоречит принципу удовольствия. Либидо болезненно прилипает к каким-то фрустрированным стремлениям, недостижимым объектам, искаженным желаниям и т. д. Примером, подтверждающим это положение, является Эдипальный комплекс. Freud предпринимал неоднократные попытки к решению этой проблемы. Автор испытывал большие трудности при анализе кошмарных сновидений. Он рассматривал сновидения как скрытое исполнение желаний. Но как в таком случае интерпретировать кошмары и сексуальный мазохизм, если понимать сексуальность только как получение удовольствия? Как понимать различные переживания, связанные с психическими травмами, когда психотравмирующие события постоянно восстанавливаются в памяти по желанию? Freud пытался найти причину происходящего в активизации аутодеструктивного драйва, что не могло в полной мере прояснить ситуацию.

В классическом психоанализе младенец действует как индивидуальный организм. Окружающие важны для него только как объекты, способные удовлетворить его потребности. Fairbairn, в отличие от Freud"a, рассматривает ребенка только во взаимодействии со средой. В его концепции преобладает положение о том, что либидо ищет объект для связи. С этой точки зрения становится понятной адгезивность либидо. Либидо адгезивно, т. к. в его природе лежит не пластичность, а прилипчивость.

Ребенок вступает в контакт с родителями, используя при этом самые разнообразные и всевозможные варианты взаимосвязи. Эти формы контакта становятся паттернами связи и с другими людьми. Связи и «примыкание» к другим лицам для него очень важны. Ребенок, воспитывающийся в дисфункциональной семье, испытывает в объектных отношениях ряд отрицательных эмоций. Классические психоаналитики считают, что такой ребенок должен избегать боли и пытаться найти объекты, которые доставляли бы ему большее удовольствие. На самом деле в реальности дети ищут привычную боль как форму связи и не предпочитают её никакой другой.

Во взрослой жизни они часто связываются с людьми, которые доставляют им много неприятностей. Они вступают во взаимоотношения с этими людьми по механизму, согласно которому отношения с ними чем-то похожи на ранние объектные отношения с родителями. Они стремятся к повторению этих отношений, хотя они для них не очень приятны.

Например, пациентка, которая воспитывалась депрессивной матерью, выбирает во взрослой жизни знакомых, которые несут на себе отпечаток тоски, печали, грусти и депрессии. Она чувствует себя комфортно только в отношениях с людьми, которые имеют сниженный фон настроения. Она считает других людей искусственными, неискренними и просто плохими.

В результате анализа подобных семейных сценариев возникает вопрос: «Почему определенные поведенческие подходы повторяются, хотя по идее печальный опыт должен бы научить этих людей тому, что так поступать не следует?». Понимание необходимости выхода из «порочного круга» есть, а реальных действий нет. Причина подобной ригидности заключается в актуализации механизма прилипания к семейному сценарию. Дети ищут неблагоприятной болевой ситуации как более предпочтительной, по сравнению с другими формы связи, поскольку они уже зафиксированы на ней. И во взрослой жизни они повторяют в той или иной степени эти модели поведения. Люди настолько привязаны к первым детским связям, что строят свою дальнейшую жизнь на взаимодействиях, напоминающих те, что имели место в раннем возрасте.

Объектные отношения подразделяются на два вида. Один из них - это настоящие, реальные объектные отношения, которые интернализуются; второй-это фантазии. Какие-то отношения придумываются и также присутствуют в бессознательном. Они основаны на контактах со средой и имеют разные содержания. Содержания могут подвергаться психическому преобразованию. Так, например, интернализуются плохие объектные отношения, которые в результате фантазирования трансформируются в хорошие. Механизм и причины такой трансформации пока не ясны. Причиной может быть не только адгезивность. Дело в том, что ребенок интернализует плохое объектное отношение и подавляет его. Одновременно с этим у него возникает реакция на это плохое отношение в виде фантазии. Он вылавливает из плохих отношений отдельные крупицы хороших отношений, преувеличивает их, создает у себя фантастический мир отношений и начинает приписывать плохому объекту хорошие качества. Этот процесс является для него руководством к действию. Встретившись в дальнейшей жизни с плохими объектными отношениями, он репродуцирует фантазии, которые имели противоположный по содержанию характер.

В этом процессе объективно может происходить расщепление egо. Fairbairn придает большое значение наблюдавшемуся им феномену «расщепления ego» у ребенка. Феномен является результатом отрицательного влияния на ребенка нарцисстически ориентированных, депрессивных, эмоционально отстраненных родителей. Self-объектные отношения ребенка в подобных ситуациях формируются таким образом, что он поглощает, интроецирует черты родителей. Это происходит бессознательно ради сохранения связи с родителями. Например, ребенок абсорбирует депрессию родителей, становясь депрессивным, и в этом состоянии находится с ними на одной эмоциональной волне, что было бы невозможно, если бы он был в другом состоянии: игривом, веселом и т.д.

Согласно Fairbairn" у, ребенок становится подобным тем или иным родительским особенностям, интернализируя их. В результате происходит расщепление ego. Одна его часть остается связанной с реальным миром и взаимодействует с ним, другая-функционирует в связи с интернализированными характеристиками родителей. В определенном смысле эта-вторая часть ego, с нашей точки зрения, выполняет ролевую функцию, являясь, по сути, реактивным образованием, возникшим в связи с необходимостью «встроиться» в систему отношений с родителями посредством имитации их эмоционального состоянии.

Fairbairn приходит к заключению, что расщепление ego этим не ограничивается: расщепляется и вторая часть ego, интернализовавшая свойства родителей.

Наличие сектора, который отражает плохие качества объекта, иногда приводит к тому, что попытки ребенка преодолеть в себе эту отрицательную часть приводят к потере связи с родителями, с которыми он идентифицируется. Если ребенок начинает чувствовать себя более счастливым, у него может возникнуть ощущение тревоги, связанной с тем, что он дистанцируется от родительской части, уходит от нее потому, что абсорбция ребенком патологических черт характера объекта посредством его интернализации позволяет ему ощущать связь с родителями. Думать и вести себя по-другому он не умеет. Иной ход событий возможен только в фантазиях. Интернализация создает расщепление в egо. Таким образом, одна часть Я направлена на реально существующих родителей, а другая - на иллюзорных родителей, образы которых созданы в воображении ребенка.

Расщепление происходит между фрустрирующими, напрямую расстраивающими, разочаровывающими чертами интернализованных родителей, которые Fairbairn называет «отбрасывающим объектом, и соблазняющими, обещающими частями, определяемыми как «возбуждающий объект». Эмоциональный голод ребенка очерчен возбуждающим объектом, неизбежное дистанцирование -отбрасывающим.

Интернализованные родительские отношения содержат в себе положительный возбуждающий объект и фрустрирующий разочаровывающий объект. Одна часть Я связана с приятными, возбуждающими фантастическими чувствами, а другая - с противоположными по содержанию.

Часть еgo, которая связана с надеждой и устремлениями, Fairbairn называл либидинальным еgo, а часть, связанную с плохими качествами -антилибидинальным еgо. Либидинальное ego переживает тоску по любви, чувство надежды; антилибидинальное -чувства ненависти, злости, ярости, враждебности. Антилибидинальное egо может быть враждебным по отношению к либидинальному egо. Таков механизм амбивалентных чувств, которые могут обостряться в условиях патологии. Некоторые патологические состояния характеризуются тем, что по отношению к одному и тому же объекту или явлению у человека возникает одновременно чувство любви и ненависти. Причина этого заключается в детских Self-объектных отношениях и расщеплении egо, которое в таких случаях происходит.

К сожалению, подавление и интернализация не освобождают человека от плохих отношений. Оставаясь невидимыми, они присутствуют в бессознательном. В бессознательной попытке освободить себя от этих объектных отношений человек проецирует их на внешний мир. Этот процесс, вслед за Klein, Fairbairn называет «проективной идентификацией». Кому-то приписывается роль отвергающей матери, кому-то - недосягаемого отца, критикующего родственника, унижающего старшего брата и т. д. «Сначала они были интернализованы и репрессированы, а затем-бессознательно, чтобы быть уверенным-спроецированы снова во внешний мир» (Jones,1991:15).

Проективная идентификация не обязательно касается родителей. Она происходит и в отношениях с другими людьми. Некоторые из них могут вызывать антипатию в связи с тем, что на них проецируется что-то, связанное с плохими объектами. Человек может чем-то напоминать интернализованный образ, хотя в действительности он не является тем, кого напоминает. Речь идет о какой-либо черте характера, какой-то личностной особенности и пр. Субъект, осуществляющий проективную идентификацию, захвачен этим процессом, его «несет» и он уже не контролирует ситуацию. Он видит в ком-то кого-то другого, развивает в отношении него мысли и фантазии, что приводит к развитию совершенно неадекватной egо оценки, над которой давлеет то, что было когда- то, но не в том месте и не с тем человеком.

Важно иметь в виду, что в этом процессе воссоздается не просто плохой объект, а эмоциональная окраска отношений с ним. Человек, который осуществляет проективную идентификацию, может оказаться в ситуации борьбы с дистантным объектом прошлого, хотя могут проецироваться и хорошие объекты.

Таким образом, следует тщательно анализировать внутреннее содержание переносов, которые происходят в жизни. Целью аналитического процесса является не разрядка либидо и агрессии (Freud), а воссоздание повтора объектных отношений, при котором плохие объекты проецируются на аналитика. Важно, чтобы этот процесс вышел на уровень осознания, а не остался в бессознательном. Проективная идентификация является важным моментом в переносе. В процессе контакта с аналитиком пациент переносит на него определенный образ или часть образа из своего прошлого. Он предпринимает попытку «разгрузиться» от плохих объектов. Пациент видит в аналитике большое количество («ассамблею») плохих объектных отношений. Содержание внутреннего мира, в котором были интернализированы и подавлены плохие объекты, в ходе проективной идентификации высвобождается и проигрывается снова, но уже во внешнем мире, на новом уровне, в другое время и на другом интеллектуальном, мнестическом и др. фоне.

Иногда пациенты очень привязаны к «содержимому» своей психики, испытывают необходимость повторений, связанную со своеобразной ностальгией. Без осознания этот процесс может носить насильственный неконтролируемый характер. Иногда повторное проигрывание приводит к разрыву отношений потому, что проецируется негативный материал, и дальнейший межличностный контакт с объектом переноса оказывается невозможным.

Отличие в интерпретации переноса между классическим и современным психоанализом заключается в том, что в первом случае перенос интерпретируется как проекция подавленных драйвов, а во втором, как вновь проигрываемые плохие объекты.

В рамках теории объектных отношений Fairbairn исследовал феномен репрессии. По мнению автора, репрессируются, прежде всего, не желания, воспоминания или импульсы, а - отношения, такие связи с родителями, которые не интегрируются в другую систему связей. Воспоминания, желания и др. репрессируются не первично в связи с их травмирующим или запретным содержанием, а потому, что они являются компонентом опасных или унижающих объектных отношений.

Fairbairn (1943:64) пишет: «невозможно кому-либо пройти через детство, не имея плохих объектов, которые интернализованы и репрессированы», «психопатология, можно сказать, оказывается связанной в большей степени с исследованием отношений ego с интернализованными им объектами» (Fairbairn, 1993). Но даже в подавленном состоянии эти объекты не перестают оказывать своего влияния. Следовательно, знание психологии человека требует анализа объектных отношений, а изучение психопатологии невозможно без выявления отношений egо с его интернализованными объектами.

Репрессируются первично «не непереносимые импульсы вины или непереносимые неприятные воспоминания, а непереносимые плохие интернализованные объекты" (Fairbairn, 1943). В связи с этим следует пояснить, что речь идет не о статических объектах, а об объектных отношениях.

Под плохими объектами понимаются психические материалы, в формировании которых принимали участие родители, или те, кто заботился о ребенке в раннем периоде его жизни. В них включены интернализованные фрагменты каких-то эмоций и действий людей, которые плохо относились к ребенку, пренебрегали им, отбрасывали и преследовали его, проявляли ненужную в данный момент помощь и неприятные для ребенка реакции. Будучи интернализованными, они не утрачивают своих болезненных и неприятных качеств. Происходит не только интернализация, но и репрессия этих материалов. Следовательно, объектные отношения являются ключом к новому пониманию репрессии и мотивации личности, поскольку то, что первично подавлено, представляет собой не импульсы вины и невыносимые, неприятные воспоминания, а непереносимо плохие интернализованные объекты.

Fairbairn, в отличие от Freud"a, считал, что репрессия является результатом нарушенных объектных отношений, а не нарушенные отношения являются результатом репрессии. Из этого следует, что проблема при аналитической терапии не исчерпывается «снятием» репрессии для осознания репрессированного материала. Плохие объектные отношения должны быть заменены новыми, более благоприятными. Создание таких отношений в процессе работы с аналитиком является целью психоанализа.

Процесс интернализации рассматривается Fairbairn" ом как первичная защита. Поскольку объекты переживаний болезненны, человек «интернализует их в попытке контролировать» (Fairbairn, 1943). Однако, такой контроль не всегда «срабатывает». Предпринимаемая защита способна превратиться в троянского коня. Принятые внутрь себя объекты надолго, а, возможно, и навсегда остаются с человеком, «сохраняя свою силу... во внутреннем мире». Они пребывают в психике как «внутренние саботажники», иногда принимая форму чувств вины, тревоги, осуждения, а в других более патологических вариантах могут превращаться в осуждающие внутренние голоса.

Иногда эти интернализованные объекты метафорически называют конфликтующими, тревожными, осуждающими, вызывающими страх, уничижение и чувство вины внутренними голосами. Этот факт имеет большое значение потому, что в условиях развития психического заболевания они оживают в виде слуховых галлюцинаций, содержание которых соответствует плохим объектам, которые включены в психику.

Целью интернализации является защита от психологической боли. Интернализация плохих объектов приводит к тому, что в психике каждого человека содержится стержень психопатологии, на основе которого при наличии определенных условий может развиться то или иное нарушение. Очевидно, в этом заключается психологический механизм формирования псевдогаллюцинаторных и галлюцинаторных феноменов.

Дальнейшее развитие теория объектных отношений получила в работах Winnicott"a (1960, 1965, 1971). На основании наблюдений детей и их матерей, вначале в качестве педиатра, а затем психоаналитика, Winnicott внес новые идеи в психоаналитическое мышление, касающееся отношений между ребенком и матерью, а в дальнейшем между пациентом и аналитиком.

Winnicott придавал особое значение наполненности жизни чувством личностного значения, выделяя пациентов, которые не чувствовали себя личностью. Для характеристики таких пациентов Winnicott использовал термин «расстройство ложного Self"a», характеризующееся нарушением самого чувства субъективности, индивидуальности.

В исследованиях настоящего и ложного. Я обращается внимание на значение качества субъективных переживаний. Анализируется то, как человек чувствует свою внутреннюю реальность, насколько его жизнь насыщена чувством личного значения, каковы его представления о себе, что представляет собой его, отличный от других, творческий центр собственных переживаний, каким образом осуществляется четкая дифференциация себя от других людей и мира в целом.

Практика показывает наличие возрастающего количества пациентов, предъявляющих жалобы не на конфликт, не на симптомы, признаки нарушения, чувство вины, депрессию, тревогу и пр. Этих людей беспокоит то, что они не чувствуют себя личностью. Musil (1971) описывает такого человека в книге «Человек без свойств». Ее герой идентифицирует себя с кем-то другим, кто играет роль, соответствующую ситуации и ожиданиям окружающих. Играя чужую роль, он теряет себя. Речь идет о формировании ложного Self"a.

Winnicott описывал нарушения, связанные с формированием ложного Self"a. Он считал, что это «ядерное» расстройство, которое уходит глубоко внутрь. Оно невидимо снаружи. Обычно наличие у себя подобного нарушения даже не осознается, но человек находится в состоянии хронического психологического дискомфорта, в котором преобладает чувство пустоты. Он очень боится одиночества, боится оставаться наедине с собой, т. к. такое состояние особенно тяжело переносится. Возникает чувство, что что-то должно произойти. Беспокоят скука, пустота и ощущение хаоса. Развивается экзистенциальная тревога и стремление любой ценой избавиться от нее. В связи с этим могут совершаться неадекватные поступки.

Человек способен жить в оболочке ложного Я в течение более или менее длительного промежутка времени. Особенно, если у него хватает энергии и сил быть постоянно задействованным в какой-либо активности. В случае невозможности реaлизации активных действий или нехватки внутренней энергии на их осуществление, возникает трудно переносимое состояние.

Winnicott соотносил начало расстройства с доэдипальным периодом, связывая его развитие с недостаточностью в отношениях матери к ребенку. Winnicott подчеркивал, что речь идет не о выраженной эмоциональной депривации или насилии, а о несовпадении материнской реактивности с характеристиками переживаний младенца, недостаточности их подкрепления в нужные моменты. Причиной несовпадения ритмов матери и ребенка является слабая интуитивность матери. Интуитивная мать относительно быстро чувствует желания ребенка, адекватно и спонтанно реагирует на них, создавая обстановку комфортного «дрейфа» в потоке неинтегрированных переживаний. У него спонтанно появляются и исчезают всевозможные дискретные желания, потребности, нужды, которые часто не удовлетворяются.

В то же время автор считал, что «ложный Self» способствует социальной адаптации и выполняет протективную (защитную) функцию. Беспомощный ребенок может рассчитывать на «награду» только в случае конформности, подчинения требованиям людей, от которых он зависит, прежде всего, родителей. Ребенок боится, что его искреннее самовыражение будет наказано лишением любви и покиданием.

В связи с вышеизложенным, следует обратить внимание на то, что Winnicott (1963) высказывался об «истинном Self^)) как об «инкогнито»; Khan (1963) говорит о «приватности Selfa», а Enid Balint (1991) считает, что некоторые наиболее глубокие формы психических переживаний, свойственных истинному Self у, невозможно «организовать в языке». Mitchell (1993) обращает внимание на парадокс, заключающийся в том, что «когда мы чувствуем себя наиболее приватно, наиболее глубоко «внутри», мы в каком-то смысле наиболее глубоко связаны с другими, от которых мы научились стать Self ом». Сама способность быть одним впервые развивается в присутствии невмешивающегося другого (Winnicott, 1958).

Нарушения в системе Self накладывают субтильный отпечаток на интеракции между матерью и младенцем с самого начала его жизни. Основное значение в этих коммуникациях Winnicott придавал не насилию над ребенком, не депривации, а тому, как мать реагирует на ребенка, как справляется с его нуждами, каково качество её эмоциональной реакции на ребенка. Речь идет не просто о приеме пищи, а об эмоциях любви, о создании эмоционального моста между матерью и ребенком.

В тех случаях, когда мать не обеспечивает достаточно хорошей среды для ребенка, консолидация его здорового Self"a нарушается и психологическое развитие какого-то важного центрального сегмента психики задерживается. Остальные сегменты продолжают развиваться, но внутри остается пустота отсутствующей сердцевины.

Winnicott видел в лице матери своего рода зеркало, в котором ребенок наблюдает отражение своих собственных чувств и посредством этого распознавания приобретает чувство себя. Этот процесс нарушается, если мать находится во власти отрицательных эмоций, если она, например, угнетена или депрессивна, рассержена, злобна. Очевидно, таким образом формируется недостаточность Self"a, нарушение идентичности, лежащее в основе пограничного личностного расстройства.

В то же время Winnicott подчеркивал, что мать в интересах ребенка не должна постоянно быть «совершенной», т.е. всегда соответствовать его потребностям, так как это будет скорее подавлять, чем стимулировать его формирование как автономного и независимого существа. Матери (на отцах Winnicott не акцентировал внимание) должны быть «достаточно хорошими», но не «совершенными». Winnicott усматривал опасность в том, что родители, находясь под влиянием собственных бессознательных потребностей, могут навязывать ребенку свою волю, подавляя формирование сепаратного Selfa.

Winnicott, также как и Balint, подчеркивал значение эмпатии. Ребенок воспринимает информацию из внешнего мира на телесном, протопатическом уровне, на уровне ощущений, сигналов и т.д. Это - нюансы эмоций, которые необходимы для формирования Self. У лиц с нарушениями Self во взрослой жизни эмпатия обычно усилена. Учет специалистом повышенной эмпатии пациента особенно важен, т.к. это накладывает особый отпечаток на отношение этих людей к психотерапии. Эмпатически схватывая неискренность, они будут обращать внимание не на слова, а на то, что стоит за словами аналитика. Если они почувствуют отсутствие искренней заинтересованности в себе, это приведёт к нарушению коммуникации, потере интереса к терапии.

Winnicott описывает сверхзанятость матери ребенком как состояние психики женщины, которое позволяет ей быть хорошей матерью и создавать необходимую для развития ребенка средовую ситуацию. Эта сверхзанятость требует от женщины отказа от многих субъективных желаний и интересов и фиксации на витальных потребностях ребенка. Разрыв, который происходит между внутриутробным и внеутробным периодами жизни ребенка, должен быть смягчен, поскольку его последствия имеют большое значение для дальнейшего развития ребенка.

Сразу же после рождения у ребенка возникает необходимое для него субъективное чувство сверхвласти и сверхвозможностей. Это кратковременный, но необходимый для него период. Смысл его заключается в немедленном удовлетворении желаний ребенка. Если он голоден, он получает грудь, если ему холодно и дискомфортно его укрывают и согревают. Посредством удовлетворения желаний он как бы контролирует ситуацию и создает необходимую для себя среду. Начало мышления по желанию (захотел и тут же получил) закладывается именно в этом периоде. В результате такого отношения у ребенка создаются иллюзия и вера в то, что его желание создает объект желания. Мать должна понимать необходимость пребывания рядом с ребенком, когда в ней нуждаются, и наоборот, отсутствовать, когда она не нужна. Эту ситуацию Winnicott называет поддерживающей средой - психическим пространством, внутри которого ребенок чувствует себе комфортно, не осознавая на уровне интеллекта, что он защищен.

Период сверхзанятости ребенком должен быть кратковременным, в противном случае это приведет к отрицательным результатам. Сверхзанятость матери автор определяет как своего рода временное сумасшествие, которое делает возможным подавить свою субъективность для того, чтобы стать посредником в развитии субъективного иллюзорного чувства ребенка. При оптимальном раскладе мать постепенно уходит от этой деятельности и прекращает её, поскольку она не должна быть длительной. Матери следует проявлять повышенный интерес к собственному комфорту, своим проблемам, своей личности, сводя тем самым сверхзанятость на нет. Она делает сначала одну, потом другую и последующие паузы в удовлетворении желаний ребенка, который постепенно избавляется от иллюзии обязательного удовлетворения его желаний. Таким образом он уходит от иллюзорного ощущения субъективного всемогущества.

Расставание ребенка с иллюзиями помогает ему постепенно осознать, что мир не состоит из одной субъективности, и что удовлетворение желания требует не только выражения этого желания, но и взаимодействия с другими людьми, имеющими собственные желания и потребности. Таким образом к переживанию субъективного всемогущества добавляется переживание объективной реальности, которое не замещает первое, а скорее существует наряду с ним или в каком -то отношении к нему.

Winnicott не рассматривает это развитие как линейную последовательность, в которой одна стадия заменяет другую, предшествующую ей. Они наслаиваются друг на друга и сочетаются друг с другом. Человек, живущий только объективной внешней реальностью, выражает свой ложный Self без субъективного центра. Он субмиссивен, т.к. полностью ориентирован на ожидания других как на стимулы, идущие из внешней среды.

Для того, чтобы быть личностью с постоянно развивающимся Selfом и ощущением личностного смысла, необходимо периодическое переживание субъективного всемогущества. Речь идет о глубоко личном, никогда полностью нераскрываемом ядре переживаний. Временное переживание субъективного всемогущества обеспечивает младенцу мать путем поддержания постоянного ценностного ресурса, который должен в какой-то степени сохраняться. Ранние переживания ребенка позволяют ему по мере роста продолжать чувствовать свои спонтанно возникающие желания как что-то очень важное и имеющее смысл. Хотя уже в этот период ребенок должен интегрировать различные виды взаимодействия с другими людьми.

Между этими двумя формами переживаний (иллюзорное всемогущество и объективная реальность) находится третья форма, которую Winnicott называет переходным переживанием.

Winnicott использует понятие «переходные феномены» (transitional phenomena), которые появляются во время переживания ребенком контакта с матерью. Вначале ребенок фиксируется на материнском теле, и, прежде всего, на ее груди. В дальнейшем происходит фиксация на «переходных объектах».

При субъективном всемогуществе ребенок чувствует, что он создает желаемый объект, например, материнскую грудь и верит, что он обладает полным контролем над этим объектом. При переживаниях объективной реальности ребенок чувствует, что он должен найти желаемый объект. Он осознает свою сепаратность от него и понимает, что не контролирует этот объект.

Переходный (транзиторный) объект воспринимается по-другому. Он переживается не как субъективно созданный и контролируемый, и не как отдельный, найденный и открытый, а как что-то промежуточное между первым и вторым. Таким образом, статус переходного объекта по своему определению двойственен и парадоксален. Важно, чтобы родители не разрушали двойственность переходного объекта.

К переходным объектам относятся одежда, игрушки, одеяла и другие предметы, которые в какой-то степени ассоциируются с переживанием определенных материнских качеств и приобретают новое значение в периоды временного отсутствия матери.

Переходный объект, например, игрушка, выступает как заменитель родителей или матери. Она имеет символический смысл, осуществляя переход от симбиотического смешивания, от зависимости к матери к процессам отделения от неё. Игрушка воспринимается ребенком как объект, на который можно проецировать фантазии, связанные, например, с матерью во время её отсутствия. Наличие такого объекта позволяет ребенку привыкать к отсутствию человека, осуществляющего заботу о нем на всё более длительные периоды времени.

Важен не сам переход ребенка от зависимости к независимости, а создание моста между двумя разными типами переживаний, двумя позициями Self а по отношению к другим.

Важность игрушки не в том, что она заменяет ребенку мать, а в том, что обеспечивает расширение границ его Я на полпути между зависимостью от матери к независимости. Это продолжение ребенок создает субъективным чувством всемогущества. В то же время объект функционирует самостоятельно. Значение переходных объектов заключается в поддержке ребенка, которого жизнь перемещает из мира иллюзорного всемогущества в мир, где он должен приспосабливаться, сотрудничать с другими.

Переходные объекты смягчают переход от зависимости к матери к относительной самостоятельности. Они «переходны» в том смысле, что находятся между идеальным объектом фантазии и реальным объектом внешней реальности. Winnicott относил к переходным феноменам способность к игровой деятельности, которую Meissner (1984:170) определил, как «способность смешивать иллюзию и реальность». Способность к игре является «упражнением в творчестве» (Meissner, 1984). Она использует символы и поэтому продуцирует искусство, литературу, живопись, культуру.

Переходные переживания имеют большое значение для сохранения психического здоровья и креативности. Они становятся особой зоной защиты творческого Я, внутри которой оно оперирует и разыгрывает различные ситуации. Человек, живущий в состоянии субъективного всемогущества и не имеющий мостика к объективной реальности, поглощен собой, аутистичен, изолирован.

Примером служит шизотипическое личностное расстройство, носителей которого отличает изолированность, странность, необычность, неприспособленность к окружающей обстановке.

Если же человек живет только в объективной реальности и не имеет корней в раннем младенческом чувстве субъективного всемогущества, он приспособлен и адаптирован к среде очень поверхностно. У него отсутствуют оригинальность, страстность, способность к самозабвению и пр.

Двойственность переходной зоны, с одной стороны, позволяет сохранить корневые исходные переживания как глубокий и спонтанный источник себя, а, с другой, -адекватно взаимодействовать с окружающим миром, понимать и учитывать наличие иных точек зрения, взглядов и ценностных ориентаций.

Исследуя место, которое занимает агрессия в переходе между субъективным всемогуществом и объективной реальностью, Winnicott предложил концепцию «использования объекта». При субъективном всемогуществе ребенок пользуется объектом «безжалостно». Он создает его своим желанием, эксплуатирует для собственного удовольствия и может разрушить. Такое переживание требует полного подчинения и эксплуатации находящейся рядом матери. Постепенно ребенок начинает осознавать наличие рядом другого человека, который может быть разрушен. Это циклический процесс всемогущего творчества, деструкции и выживания.

С появлением чувства внешнего мира и чувства другого человека, который имеет свои права, ребенок начинает понимать, что люди существуют вне его всемогущего контроля. Появляется осознание того, что его желания могут быть опасными.

Переходный объект наделяется эмоциями, свойственными живому человеку и позволяет отыгрывать на нем различные ситуации. Этот объект называется переходным потому, что через какое-то время его актуальность теряется. Он может заменяться другим переходным объектом, группой объектов, или этот этап переживаний уходит в прошлое. Повторная встреча взрослого человека со старым переходным объектом, которого он случайно «находит где-то в сундуке», может вызвать у него кратковременные ностальгические чувства, всплеск эмоций и переживаний. Дети, лишенные эмоциональной поддержки со стороны родителей, часто находят выход в фиксации чувств на переходном объекте. Чрезмерная фиксация на объекте приводит к преобладанию иллюзорного чувства субъективного всемогущества. Вокруг такого объекта появляется большое количество фантастических событий различного содержания, которые отражают мышление по желанию. Такой ребенок оказывается плохо адаптированным к будущей жизни.

Для того, чтобы понять сущность фантастических содержаний, ориентации только на подходы классического психоанализа недостаточно, т. к. эти содержания подчинены коллективным и глубинно бессознательным алгоритмам. Алгоритмы представлены матрицами, преформами, архетипами, которые строятся по определенным узорам. Так рождаются заменяющие реальность мифы, легенды и эпосы, чему способствуют средовые влияния, в том числе и не имеющие непосредственной связи с родителями. Это могут быть сказки, прочитанные или увиденные в кино отрывки каких-то событий, которые помогают ребенку создавать различные фабулы, защищающие его от неприглядной реальной обстановки окружающего мира.

Создаются мифы о Спасителе, Герое, которые решают за ребенка его проблемы. Память каждого человека хранит содержания любимых фабул, созданных в детстве и получивших дальнейшее развитие во взрослой жизни. Такие фабулы оказывают серьезное воздействие на всю жизнь. Встречаются люди, у которых второе звено переходного объекта - объективная реальность представлена недостаточно. Это сопровождается возникновением позиции ожидания, в которой отражается первое звено переходного объекта - субъективное всемогущество. На этой основе начинают выстраиваться контакты с людьми, дальнейшее развитие которых обречено на неудачу, т. к. на людей проецируется сказочный образ, которому реальный человек не соответствует. Возникает разочарование, появляется психическая травматизация.

Winnicott считает, что ложный Self развивается как результат преждевременной насильственной необходимости вступления в контакты с внешним миром. Создание ложного Self необходимо. Особое значение в этом процессе придается соотношению и сосуществованию ложного Self с настоящим. Если ложный Self поглощает настоящий, возникает потеря себя. Человек может потерять себя на разных этапах жизни, но предпосылки возможной потери закладываются в раннем возрасте. Многие системы воспитания часто направлены на то, чтобы ребенок по мере своего развития становился все более конвергентным, использовал все меньшее количество собственных ресурсов, отбрасывая все, что выходит за заданные пределы. Ребенку свойственны игра воображения, яркость восприятия, эмпатия, любознательность, интерес.

Система воспитания, которая отсекает ряд интересов и фиксирует ребенка на узкой направленности интересов, редуцирует их и приводит к конвергентности ребенка. Причиной конвергентности являются навязанные ему особенности поведения, мыслей и чувств. Например, ребенку не позволяют эмоционально выражать себя, исходя из предпосылки необходимости сглаживания и подавления эмоциональных проявлений, умения контролировать проявление эмоций и спонтанности в поведении. Интересы к определенным видам активности подавляются, в связи с тем, что это не принято, не соответствует имиджу, престижу, не дает, с точки зрения родителей, достаточных дивидендов. Таким образом стимулируется образование ложного Self а, а настоящий Self уходит в тень. Иногда у детей при этом возникает чувство раздвоенности между ложным и настоящим Self ом, которое принимает необычные формы. Например, ребенок семи лет настораживает родителей тем, что часто говорит о себе в третьем лице, выражая свой настоящий Self. «Он хочет пить, он будет спать», - говорит мальчик о себе, подчеркивая тем самым, что он - это его настоящий Self, который действительно хочет именно этого. Другие желания идут не от него, а от «них», от других частей его Я. Таким образом, ребенок четко дифференцирует свое настоящее состояние от того, что навязывает ему внешняя среда, в данном случае родители. Это расщепление фиксируется родителями и вызывает их настороженность.

Интересной особенностью людей, у которых не сформирован настоящий Self, является страх молчания во время контакта с другими людьми. Такой человек считает, что пауза во время разговора вызывает у собеседника отрицательное чувство. Он оценивает молчание как состояние, которое приближает человека к обостренному ощущению пустоты. Поэтому он стремится заполнить пространство молчания насколько это возможно. Будучи далеким от понимания важности и продуктивности молчания, ему трудно усвоить истину, что молчание может быть содержательным и творческим.

Для человека с ложным Self ом важна оценка его другими, а поскольку у него возникает страх отрицательной оценки, он начинает отвлекать последних разговором на какую угодно тему. Эта тактика приносит определенные плоды, но не избавляет человека от ощущения неудовлетворенности.

С точки зрения Kohut"a (1971), человек может «избавиться» от плохих Self-объектных отношений, «вводя» в свою психику новые Self-объектные отношения, которые начнут доминировать над старой системой взаимодействий. КоЫД считал, что практически все формы психических расстройств обусловлены нарушением Self-объектных отношений детского периода. Эти детские отношения были настолько отрицательно окрашенными, что они не могут быть интернализованы и поэтому мешают развитию спаянного чувства Self. В результате у ребенка не развивается необходимая внутренняя структура личности, и его психика остается фиксированной на архаических Self -объектах. Следствием этого является то, что в течение всей жизни психика испытывает на себе иррациональное влияние определенных объектов и человек никак не может освободиться от необычной зависимости и от привязанности к ним, испытывая при их отсутствии ностальгию. Эти объекты заменяют часть его психических структур. Отношения между ними и психикой приводят к развитию различного рода внезапно возникающих у взрослого человека эмоциональных состояний, происхождение которых для него непонятно.

Характеризуя людей со слабым Я, Kohut фиксирует внимание на неразвитости их Self а в плане спаянности его структуры. У людей со слабым Я отсутствует смысл жизни и основная направленность действий, у них фактически не развита идентичность и поэтому легко возникают различные формы дезадаптации к окружающей обстановке.

Kohut обращает внимание на наличие у ребенка эмпатической недостаточности-дефицита интуиции, эмпатии, которые блокируют развитие идентичности. В случае успешной работы по дальнейшему развитию эмпатии, процесс саморазвития может восстановиться в любом возрасте, но по мере взросления способность развития эмпатии снижается. Kohut считал, что эта возможность должна быть использована в процессе психотерапии пациентов с различными нарушениями.

Правильная психотерапия дает развитию эмпатии второй шанс, который был упущен в детском возрасте. В процессе психоанализа необходимо предоставить пациенту возможность формирования новых Self-объектных отношений, способствующих росту новых психических структур. Этот процесс включает в себя техники, направленные на доразвитие и дальнейшее совершенствование эмпатии.

Положение Kohut"a о слабости эмпатии у лиц с нарушением идентичности не нашло подтверждения в проведенных нами наблюдениях пациентов с пограничным личностным расстройством, у которых обнаруживалась обостренная эмпатия по отношению к эмоционально значимым для них лицам.

M. Balint (1968) в предложенной им концепции «основной недостаточности» также придает особое значение раннему периоду развития ребенка. Автор ставит нормальное развитие ребенка в зависимость от материнско-младенческого «гармоничного интерпенетративного смешивания». В случаях неадекватного родительствования (дистантность, пренебрежение, агрессия) у ребенка происходит формирование основной недостаточности, нарушается развитие идентичности. Balint подчеркивает, что основная недостаточность формируется в доэдипальном, невербальном периоде жизни. С этим связаны трудности психотерапии таких пациентов, поскольку последняя в классическом психоанализе основывается на вербальном общении, а слова для пациента с основной недостаточностью лишены эмоционального смысла и поэтому не полностью воспринимаются им. Для эффективного воздействия необходимы не чисто интерпретативные подходы, а неформальное эмпатическое общение, трактуемое современными специалистами (Langs,1996) как бессознательная коммуникация.

Терапевтический успех может быть достигнут только в случае выхода на уровень основной недостаточности.
Психоналитическая трактовка психических нарушений психотического уровня содержится в работах Bion"a (1955, 1965). Wilfred Bion акцентуировал внимание на дальнейшей разработке теоретических положений Melanie Klein в аспекте применения объектных отношений к шизофреническим проявлениям. Анализируя особенности мышления и языка у лиц, страдающих шизофренией, Bion пытался объяснить природу и динамику происходящих у них фрагментации и утраты смыслового значения. Автор обнаружил функционирование дополнительных ассоциаций между шизофреническими расщеплениями, атаками зависти и ярости, описанными Klein, по отношению к «плохому» объекту-материнской груди.

В случаях шизофренической психопатологии атака направлена не только на внешний объект, но и на часть своей собственной психики, связанной с объектом/объектами и реальностью в целом. «Ребенок воспринимает связь с объектом как чрезвычайно болезненную и поэтому атакует не только грудь, но и свои собственные психические способности, которые соединяют его с грудью» (Mitchell,Black, 1995). Это -атака на восприятие и мыслительный процесс. Она приводит к разрушению способности воспринимать и понимать реальность, устанавливать содержательный контакт с окружающими людьми. По выражению Mitchell и Black, зависть (в понимании Klein) становится нарушением «аутоиммунного» характера, при котором психика атакует сама себя.

Bion пытался разобраться в «способах», которые используются при атаке психики своих собственных психических процессов, и пришел к заключению, что фокусом атаки являются связи. В результате расщепляются ассоциации между мыслями, чувствами и объектами.

Bion, вслед за Klein, продолжил развитие концепции проективной идентификации. Klein, как известно, определяла проективную идентификацию как фантазию, в процессе которой какая-то часть Selfa переживается как помещенная в другом человеке, с которым Self идентифицирует себя и который пытается контролировать. Bion интересовался влиянием проективной идентификации на человека, на которого эта идентификация произошла. В процессе анализа пациентов с выраженными психическими отклонениями Bion обнаружил, что у него возникают неприятные эмоциональные состояния, приближающиеся к эмоциональным переживаниям пациентов. На основании такого рода наблюдений автор пришел к заключению, что аналитик в ходе проведения анализа на каком-то из его этапов становится «контейнером» психического содержания, изначально принадлежащего пациенту и спроецированного на аналитика.

Таким образом, Bion расширил концепцию проективной идентификации, превратив ее в обоюдный процесс, включающий пациента и аналитика.

Возбуждение и тревога пациента по механизму контагиозности эмоции вызывают тревогу аналитика, депрессивное состояние пациента провоцирует угнетение аналитика. Корни этого явления прослеживаются в наиболее ранних периодах жизни. Младенец «наполнен» беспокоящими его ощущениями, которые он не в состоянии каким-то образом организовать и контролировать. В связи с этим он проецирует эти переживания на мать, которая реагирует на ситуацию и «в каком-то смысле организует переживания для младенца, который интроецирует их уже в переносимой форме». Если мать не настроена на восприятие состояния младенца, он остается поглощенным неорганизованными, фрагментарными и ужасающими переживаниями. Наличие эмоционального резонанса с ребенком, очевидно, необходимо для развития интимности, сопереживания, эмпатии.

В аналитической ситуации, по представлениям Bion"a, «работает» та же модель. Эта же модель лежит в основе понимания роли проективной идентификации. Межу аналитиком и пациентом происходят сложные взаимодействия, обусловленные диадным характером контакта, интерперсонализацией проективной идентификации.

Концепция интерперсональной проективной идентификации в отношениях, складывающихся при проведении психоаналитической терапии, представлена в работах Racker"a по трансференсу и контртрансференсу (Racker, 1953, 1968). Автор придавал большое значение идентификации аналитика с проекциями пациента, с теми сегментами Selfa пациента, которые переживаются аналитиком.

Racker (1953) говорит о том, что «аналитик выполняет две роли:
1) интерпретатора бессознательных процессов;
2) является объектом тех же самых процессов.

Последствия: контртрансференс может вмешиваться и интерферировать, так как аналитик, во-первых, является интерпретатором и, во-вторых, - объектом импульсов... Восприятие может быть правильным, но воспринимаемое может провоцировать невротические реакции, которые повреждают его интерпретационнную способность». Аналитик в роли интерпретатора способен помочь или помешать восприятию бессознательных процессов. Аналитик в качестве объекта изменяет свое поведение, что, в свою очередь, влияет на восприятие его пациентом. Форма интерпретаций, звучание голоса, невербальная коммуникация по отношению к пациенту воспринимаются последним, приводят к личностной трансформации и изменению объектных отношений.

Влияние пациента на аналитика может, например, выражаться в том, что аналитик верит пациенту, если последний атрибутирует на него различные негативные характеристики, то есть аналитик начинает считать себя «плохим» в соответствии с интроецированными плохими объектами, которые пациент спроецировал на него. Это происходит еще и потому, что «союзником» пациента оказывается внутренний элемент личности аналитика-его собственные плохие объекты, которые он в себе ненавидит.

Этот механизм приводит к возможному возникновению у аналитика чувства ненависти к пациенту, что, в свою очередь, активизирует superego аналитика и грозит соответствующими последствиями.

Racker (1968) выступал против характерного для классического психоанализа «мифа аналитической ситуации», характеризующего анализ как взаимодействие между больным и здоровым человеком». Автор изучал объектные отношения в аналитической динамике: «Истина заключается в том, что это - интеграция между двумя личностями, ego которых находится под давлением из id, superego и внешнего мира; каждая личность имеет свои внутренние и внешние зависимости, тревоги и патологические защиты; каждый является также ребенком с его внутренними родителями; и каждый из этих целостных личностей-анализируемого и аналитика - отвечает на каждое событие аналитической ситуации».

Какие бывают уровни отношений? Согласно Ведам, существует восемь различных уровней отношений, на которых люди могут быть совместимы друг с другом.

В этой статье вы найдете восемь уровней отношений между мужчиной и женщиной, описанных в Ведах¹. Так же узнаете, как их сделать долгими и крепкими.

УРОВНИ ОТНОШЕНИЙ

1 уровень отношений — «телесный»

Этот уровень еще называют «дискотечная» любовь. Это самый низкий уровень, за который отвечает Марс, отношения здесь строятся на низших центрах (телесных).

Гармония в таких отношениях будет присутствовать примерно месяцев 6, но спустя максимум 2−3 года такие отношения изживут себя.

Как правило, партнеры находят друг друга на увеселительных мероприятиях, - например, дискотеках. Счастье для них существует лишь на физическом уровне. Брак, в котором присутствует только эта совместимость, обречён на разрыв.

2 уровень отношений — уровень Венеры

Люди, которые совместимы на этом уровне, как правило, находят совместное счастье в совместных увлечениях, хобби, путешествиях, турпоходах, песнях под гитару, занятиях спортом и т.д.

3 уровень отношений — уровень Солнца

Совместимость на этом уровне даёт людям ощущение гармонии, покоя и комфорта. Женское проявление счастья выражается в радости быть рядом с любимым мужчиной, как правило, уважаемым в обществе и с достатком, а мужское проявление счастья - в состоянии умиротворения и покоя быть рядом с такой женщиной.

4 уровень отношений — уровень Луны

Счастье для людей на этом уровне - в беседе. Они находят друг друга по своим хорошим качествам характера.

Таких людей может объединять совместный труд на благо людей. Отношения начинаются с дружбы, женщину в таких отношениях хочется защищать и оберегать. Это лучший вид гармонии, так как Луна - это символ крепости отношений².

5 уровень отношений — уровень Меркурия

Счастье для людей, совместимых на этом уровне отношений, заключается в тонком восприятии мира. Им часто знакомо ощущение трепещущего счастья.

6 уровень отношений — уровень Сатурна

Отношения мужчины и женщины на этом уровне способствуют совместному глубокому пониманию мира.

7 уровень отношений — уровень Юпитера

Люди, которые стремятся найти своего избранника на этом уровне, постоянно занимаются самосовершенствованием. Девушка ищет мужа как наставника, с которым она сможет совместно заниматься духовной практикой. Когда они находят друг друга, то не сразу понимают необходимость быть вместе всю жизнь.

8 уровень — высший уровень, уровень божественного

Люди на этом уровне гармонии уходят от брака в духовный мир.

Чем выше уровень, на котором люди начинают строить отношения друг с другом, тем легче им в последующем будет развить все уровни, расположенные ниже; тем крепче и гармоничнее будет такой союз.

Для долгих отношений желательна совместимость как минимум на трех уровнях из восьми перечисленных.

Примечания и тематические статьи для более глубокого понимания материала

¹ Веды - сборник самых древних священных писаний индуизма на санскрите (

1. Теория объектных отношений и классический психоанализ.

2. Концепции объектных отношений У.Р.Д. Фэйрберна,

3. Переходные объекты и переходные феномены личностного роста по Д.У. Винникоту

4. Концепции «регрессировавшего Эго» Д. Гантрипа

5. Психотерапия объектных отношений по О. Кернбергу

Список литературы

Список литературы к теме

1. Балинт М. Базисный дефект. М.: Когито-Центр, 2002. 256 с.

2. Бержере Ж. Психоаналитическая патопсихология. М.: МГУ, 2001.

3. Бессер Р. Жизнь и творчество Анны Фрейд // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 3. М.: Когито-Центр, 2002. С. 1-54.

4. Кернберг О. Тяжелые личностные расстройства: Стратегии психотерапии. М.: Класс, 2000. 464 с.

5. Кляйн М., Айзекс С., Райвери Дж., Хайманн П., Развитие в психоанализе. М.: Академический проект, 2001.

6. Кохут Х. Анализ самости. Системный подход к лечению нарциссических нарушений личности. М.: Когито-Центр. 2003. 368 с.

7. МакВильямс Н. Психоаналитическая диагностика. М., 1998. 480 с.

8. Ризенберг Р. Творчество Мелани Кляйн психоанализ // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 3. М.: Когито-Центр, 2002. С. 84-124.

9. Томэ Х. Кэхеле Х. Современный психоанализ. В 2 т. Т. 2. М.: Прогресс, 1996. 776 с.

10. Фрейд А. Эго и механизмы защиты // Теория и практика детского психоанализа. Пер. с англ. И нем. / М.: ООО Апрель Пресс, ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс, 1999. С. 115-244.

11. Шмидбауэр В. Вытеснение и другие защитные механизмы // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 1. М.: ЗАО МГ Менеджмент, 1998. С. 289-295.

12. Штоцка Г. Остроумие и юмор // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 1. М.: ЗАО МГ Менеджмент, 1998. С. 304-343.

Значимый вклад в развитие психоаналитической школы объектных отношений внесли многие исследователи, в том числе Маргарет Малер, Гарри Стек Салливан, Мелани Кляйн и Михаэль Балинт . Однако, согласно нашим наблюдениям, наибольшее внимание и интерес привлекли работы У. Р. Д. Фэйрберна, который является представителем британской школы объектных отношений. Считается, что Фэйрберн представил «наиболее систематическое и всеобъемлющее описание теории объектных отношений» (Eagle & Wolitzky, 1992, p. 127); кроме того, Фэйрберна называют «создателем системы» (Greenberg & Mitchell, 1983), поскольку он разработал и собственную теорию. По этим соображениям основное внимание в данной главе будет уделено его теории. Упоминания заслуживают и два других представителя британской школы - Д. У. Винникот и Гарри Гантрип. Винникот предложил такие термины, как «достаточно хорошее материнство» (Good Enough Mothering ) и «фасилитирующее окружение» (Facilitating Environment ); некоторые его работы считались «подлинно революционными… хотя и выполненными в рамках психоанализа» (Guntrip, 1973, р. 122). Гантрип, который проходил психоанализ у Фэйрберна и Винникота (см. Guntrip, 1975), дал прекрасное описание шизоидных проявлений и дополнил теорию Фэйрберна; принято считать, что он продвинул теорию объектных отношений «в весьма специфическом направлении, в соответствии с собственным уникальным видением человеческих переживаний и страданий» (Greenberg & Mitchell, 1983, p. 210). Однако Гантрип и Винникот, в отличие от Фэйрберна, не создали собственных систем; они преимущественно занимались развитием чужих теорией. По этим причинам о них будет сказано коротко. Таким образом, данная глава будет посвящена вкладу трех исследователей. Более подробное и всестороннее описание их теорий, а также работ других теоретиков объектных отношений можно найти в великолепной книге Гринберга и Митчелла (Greenberg and Mitchell, 1983).

Теория объектных отношений - это «психоаналитическая теория, в которой центральное место отводится потребности субъекта быть так или иначе связанным с объектами, в отличие от теории инстинкта, которая сосредоточена на потребности субъекта ослабить инстинктивное напряжение» (Rycroft, 1973, р. 101). Чтобы еще четче разграничить эту теорию с теорией Фрейда, Гантрип (Guntrip, 1973) писал: «Теория объектных отношений… это результат освобождения свойственного Фрейду психодинамического личностного мышления от… связи с… [его] естественнонаучным, обезличенным, интеллектуальным наследием» . Таким образом, теория объектных отношений характеризуется заметным смещением акцента - от поиска удовольствия к поиску объекта (Butler & Strupp, 1991). Следовательно, «первоочередной задачей теоретиков объектных отношений является выяснение той роли, которую играют человеческие взаимоотношения в развитии личности». Если пик развития теории объектных отношений в американском психоанализе пришелся на последние 20-25 лет, важно иметь в виду, что три главных ее основателя - Фэйрберн, Винникот и Гантрип - писали про объектные отношения задолго до этого. Целый ряд публикаций Фэйрберна и Винникота появился в 1940-1950 гг., а работы Гантрипа выходили преимущественно в 1950-1960-х гг. Хотя большая часть этих работ была написана почти полвека назад, потребовалось некоторое время, чтобы высказанные идеи были осознаны и органично влились в американскую психологию.

Объект. «В психоаналитической литературе объекты - это почти всегда люди, части людей или символы того или другого. Эта терминология часто ставит в тупик читателя, привыкшего к пониманию "объекта" как "вещи", то есть чего-то неодушевленного» (Rycroft, 1973). Объекты могут быть внутренними или внешними, хорошими или плохими. «Внешний объект представляет собой [действительно существующего]… человека, место или вещь, наделяемые эмоциональной энергией [например, то, что мы видим или может потрогать]. Внутренним объектом является идея, фантазия или воспоминание, относящиеся к человеку, месту или вещи» (Hamilton, 1988). Репрезентация объекта. «Мысленное представление объекта» (Rycroft, 1973). «Я»– «Сознательные и бессознательные мысленные репрезентации, относящиеся к собственной персоне. …Внутренний образ» (Hamilton, 1988, р. 12). Я-репрезентация. Поскольку ««Я» определяется как "мысленная репрезентация", определение Я-репрезентации такое же, а именно, это мысленное представление себя».

Я-объект. «В чем состоит различие между «Я» и объектом… неясно, поэтому все это называется Я-объектом» (Hamilton, 1988). Здесь речь идет об отсутствии границ, когда смешиваются понятия собственного «Я» и объекта. Примером тому может служить сплавление, объединение переживаний. Частичный объект. «Объект, являющийся частью человека, например пенис или грудь. Различия между целостным [определение дано ниже] и частичным объектом заключаются… [соответственно] в том, что целостный объект воспринимается как человек, чувства и потребности которого не менее важны, чем собственные чувства и потребности индивида, в то время как частичный объект воспринимается исключительно как нечто, служащее для удовлетворения собственных потребностей индивида» (Rycroft, 1973). Целостный объект. «Объект, который признается субъектом как имеющий с ним сходные права, чувства, потребности и т. д. . Это означает способность реагировать на окружающих, как на чувствующих, дышащих людей со своими надеждами, опасениями, сильными и слабыми сторонами. Осознание частичного объекта, однако, даже не приближается к этому уровню. Наконец, объектные отношения, в которых речь идет о «структурных и динамических взаимоотношениях между Я-репрезентациями и репрезентациями объекта …». Эти «репрезентации» представляют собой «сложные когнитивные схемы, устойчивую организацию психических элементов».. Следующая цитата проясняет важность этих вопросов. «Функция внутренних объектных отношений является своеобразным шаблоном , который определяет чувства, убеждения, ожидания, страхи, желания и эмоции индивида по поводу важных межличностных взаимоотношений. Важно помнить о том, что эти интрапсихические образы не являются точными копиями раннего опыта, а сконструированы маленьким ребенком с его ограниченными познавательными возможностями и примитивными механизмами мышления. Таким образом, внутренний мир представляет собой сплав реального опыта и восприятия с мысленными репрезентациями, которые эволюционируют с ранних лет в соответствии с развитием когнитивных способностей ребенка и его актуальными переживаниями.» (Horner, 1991). Хотелось бы отметить, что упоминание о схемах и утверждение, что образы «сконструированы маленьким ребенком с его ограниченными познавательными возможностями и примитивными механизмами мышления» весьма напоминают взгляды Адлера (Sperry, 1992).

Постоянство объекта. «Способность поддерживать устойчивые взаимоотношения со специфическим, единичным объектом; или, наоборот, склонность отвергать замещения знакомого объекта, например, ребенок, проявляющий постоянство объекта, отвергает материнские ухаживания всех, кроме собственной матери, тоскует в ее отсутствие». Маргарет Малер, внесшая заметный вклад в наше понимание развития объектных отношений, рассматривала постоянство объекта таким образом: «способность распознавать и выдерживать любовные и враждебные чувства в отношении одного и того же объекта; способность концентрировать чувства на конкретном объекте; способность ценить объект за те его качества, которые не связаны с его функцией удовлетворения потребностей» (Mahler, Pine, & Bergman, 1975). Если процесс развития объектных отношений идет в нужном направлении, достигается постоянство объекта; кроме того, наблюдается укрепление идентичности.

Выводы. Вот некоторые базисные концепции, характерные для теории объектных отношений в целом, и для работ Фэйрберна, Винникота и Гантрипа, в частности. Таким образом, мы видим, что под термином Объект Подразумевается мысленная репрезентация человека или части человека (например, материнской груди), что объекты могут быть целостными или частичными, что они могут представляться в «хорошем» или «плохом» качестве (хорошее равносильно дающему удовлетворение, а плохое - не дающему удовлетворения), и что объектные отношения есть наши представления о своем «Я» и объектных схемах, а также о взаимодействиях между ними. Теоретики объектных отношений проявляли особый интерес к ранним годам жизни, поскольку наши «образы «Я» и образы объекта строятся из бесчисленных повседневных аффективных переживаний, которые сопровождают индивида с первого дня жизни или даже с более раннего периода» (Blanck & Blanck, 1986). Кроме того, много внимания уделяется отношениям младенца с человеком, осуществляющим за ним основной уход, обычно матерью. «Независимо от генетических особенностей младенца способность или неспособность матери налаживать отношения с ним является необходимым условиям психического здоровья ребенка. Хороший родитель, находящийся рядом с ребенком с первых дней жизни, является залогом психического здоровья» (Guntrip, 1975). В литературе описан ряд примеров гармоничных и негармоничных пар мать-ребенок, причем взаимодействие каждой из них влияет на типы объектных отношений, которые со временем разовьются у ребенка.

Сексуальные отношения [Секс и семья с точки зрения теории объектных отношений] Шарфф Дэвид Э.

Приложение 1. Теория объектных отношений и семья

Мой опыт показывает, что для клинического понимания сексуальности и жизни супружеских пар наиболее полезна теория, развиваемая британской школой объектных отношений. Она объединяет точки зрения таких независимых мыслителей, как Майкл Балинт, Гарри Гантрип, Дональд Винникотт и Рональд Фэйрберн, который является одним из главных теоретиков данного направления. Их взгляды развивались на основе фрейдистских принципов, и, кроме того, нельзя не признать, что клинические работы Мелани Кляйн и ее последователей из английской школы оказали на них сильное влияние, хотя они и не принадлежат к кляйнианской теоретической системе.

В приложении 1 кратко обобщаются вклады в теорию, сделанные Фэйрберном и Кляйн, после чего дается краткий обзор применения теории объектных отношений в работе с семьями и очерчивается «групповой аналитический» подход в варианте, предложенном Генри Диксом и Робином Скиннером.

1. Теория объектных отношений В. Р. Д. Фэйрберна

Согласно модели Фэйрберна, психика новорожденного ребенка состоит из единого, или первоначального, недифференцированного Эго, слившегося в беспомощных и зависимых отношениях с объектом его привязанности – матерью. Поскольку мать не может быть идеальным объектом зависимости, возникает неизбежная фрустрация, перед лицом которой ребенок беспомощен. Чтобы справиться с тревогой, генерируемой этой угрожающей ситуацией, Эго защищает себя посредством «расщепления» и подавления двух аспектов матери – части, возбуждающей потребность, и части, потребность отрицающей, которые называются, соответственно, либидинальным и антилибидинальным объектами . Они подавляются вместе с инвестированной в них частью самого Эго , а именно вместе с либидинальной и антилибидинальной его частями , и аффектами , в каждом случае характеризующими отношения между частью Эго и его объектом. Психический аппарат теперь состоит из либидинального Эго и его возбуждающего (либидинального) объекта – системы, для которой характерны возбуждение и страсть, а также антилибидинального Эго и его отвергающего (антилибидинального) объекта, отношения которых характеризуются фрустрацией и агрессией. Эти структуры отщепляются от осознанного опыта за счет подавления. Остается сознательная часть психики новорожденного, представленная «центральным Эго», и надежная, заботливая, не слишком фрустрирующая или возбуждающая часть матери, в переживаниях беспомощного ребенка представленная тем, что называется «идеальным объектом». Фэйрберн связывает центральное Эго с более сознательными функциями. В результате действия механизма подавления «отщепленные» (или подавленные) интроецированные объекты, как правило, практически не изменяются со временем. Они сохраняют свои инфантильные примитивные качества вне зависимости от более позднего опыта индивида. Существование этих отщепленных систем приводит к тому, что вследствие возбуждения или фрустрации, возникающих в близких отношениях, сильно изменяется эмоциональное восприятие себя и других – несмотря на актуальный опыт с «реальным» другим, взаимодействие с которым отличается от интернализованных ранних объектных отношений.

Аналогичным образом, благодаря подавлению, либидинальная и антилибидинальная системы становятся главными факторами, воздействующими на трансферентные явления в дальнейшей жизни. На соответствующей диаграмме (схема А.1) показано, как они непрерывно давят на центральное Эго, истощая его в экономическом смысле.

Еще один фактор, описанный Фэйрберном, представляет для нас интерес. Из-за привязанности к отвергающему объекту антилибидинальное Эго усиливает подавление либидинального Эго центральным (см. схему А.1).

Схема А.1 Модель организации психики Фэйрберна

Чтобы это стало понятнее, я должен пояснить, что антилибидинальным называется фрустрирующий «плохой объект», на который падает гнев за лишения, переносимые индивидом. С другой стороны, либидинальный объект не является по-настоящему «хорошим объектом», поскольку антилибидинальный объект репрезентирует полезный, устанавливающий границы аспект родительской депривации. В нем объединены действительно фрустрирующие и выдуманные свойства матери. Либидинальное, или возбуждающее, Эго есть интернализация потребностей, оставшихся от чувства безответной любви и невыносимой страсти. Либидинальный объект в фантазиях возбуждает неудовлетворимую потребность и компенсирует страсть не приносящим удовлетворения попустительством. Либидинальное Эго стимулирует такое поведение.

Возвращаясь к взаимодействию либидинальных и антилибидинальных структур, мы можем утверждать, что гнев, порождаемый фрустрацией, усиливает иррациональность либидинального Эго и объекта. Переживание ограничений заставляет ребенка рационализировать ситуацию, почувствовать свое право на обладание возбуждающим объектом и одновременно сильнее защищаться от боли осознания неудовлетворенной потребности. В результате либидинальная система может оказаться скрытой и труднодоступной для анализа – вот почему, например, жажда любви в супружеской паре часто прикрыта ненавистью и отрицанием.

Именно эти две структуры и переживание индивидом войны с самим собой создают трансферентные явления в психоаналитической терапии. Пациенты относятся к терапевтам как к разумным, стремящимся быть полезными помощникам, и в то же время воспринимают их как родителей, возбуждающих неприятные желания, или фрустрирующую, не понимающую их часть родителей, которую они ненавидят. Эти трансферентные элементы также представляют собой мощную силу, воздействующую на семейную жизнь и развитие по мере того, как внутренний мир растущего ребенка влияет на его актуальную внешнюю действительность и сам претерпевает изменения под действием нового опыта.

2. Работа Мелани Кляйн

Фэйрберн изначально находился под сильным влиянием ранних работ Мелани Кляйн, посвященных внутренним объектам. Исследования, выполненные ею и ее сотрудниками, и по сей день представляют большой интерес для теоретиков семейной психологии. Кляйнианцы утверждают, что в первые полгода жизни младенец организует свой опыт с помощью неинтегрированных ментальных операций, потому что он способен только на примитивные процессы, основанные на проекции, интроекции и расщеплении.

Ребенок неизбежно сталкивается с ранней фрустрацией и с тревогой инстинкта смерти, неотъемлемо присущими параноидно-шизоидной позиции , находясь на которой он проецирует собственную примитивную агрессию на образ матери. (Инстинкт смерти можно также интерпретировать как собственную деструктивность ребенка, направленную на объект его удовлетворения. Хотя Кляйн понимала этот инстинкт иначе, такой подход может быть полезен для тех, кто усматривает недостатки в самой его идее.) Для параноидно-шизоидной позиции характерна параноидная тревога и расщепление Эго и объекта. Слово «позиция» было выбрано для того, чтобы подчеркнуть структуру объектных отношений, страхов и защит против них, возникающих в течение первых трех-четырех месяцев жизни индивида и остающихся на всю жизнь. Первая позиция никогда полностью не замещается второй и продолжает свое существование как потенциальная возможность функционирования.

В первые месяцы ребенок не может воспринимать всю мать целиком, поскольку его способность к переработке информации еще не полностью сформирована. Чтобы сохранить позитивные переживания, связанные с ней, он проецирует свой гнев на образ груди и других частей тела, в том числе пениса. Эти образы впоследствии повторно интроецируются ребенком, так зарождается его внутренний мир. Фрустрирующая или отсутствующая грудь переживается как «плохой », или «наказывающий объект », потому что ребенок спроецировал на нее свой гнев и теперь воспринимает ее как нападающую на него. Так формируется прототип плохого объекта, а поскольку на этой стадии ребенок способен воспринимать мать лишь фрагментарно, применяется термин «частичный объект ». В то же время существует и другой образ груди и прочих частей материнского тела, воспринимаемый ребенком как любящий и дающий ему пищу и комфорт. На эту часть матери проецируются собственные хорошие чувства младенца (отчасти для того, чтобы защитить их от гнева и фрустрации), и в результате их повторного интроецирования формируется «идеальный объект ». Смысл, вкладываемый в понятие «идеального объекта» Кляйн, отличается от понимания его Фэйрберном. По мнению Кляйн, в идеальный объект инвестируется либидинальное влечение, а в плохой объект – инстинкт смерти. Таким образом, изначальный объект разделяется на две основных составляющих: идеальную и наказывающую. По Фэйрберну, существуют три объекта: Идеальный (объект центрального Эго), Возбуждающий (либидинальная система) и Отвергающий (антилибидинальная система). До сих пор не было предпринято попытки объединить эти две точки зрения. Просто следует помнить, что в этом разделе термин «идеальный объект» употребляется в кляйнианском смысле и обозначает частичный объект. По мнению Кляйн, настоящий «хороший объект» – это весь объект целиком, возникающий в результате объединяющего развития на депрессивной позиции.

В первые месяцы жизни идеальный и плохой частичные объекты воспринимаются ребенком как отдельные сущности, его внутренний мир характеризуется фрагментарностью. Считается, однако, что ребенок также активно «отщепляет» идеальный объект от плохого, чтобы сохранить хороший внутренний опыт (удовлетворение, любовь). Такие механизмы, как расщепление и проекция, в дальнейшем становятся основой для психического разделения и установления границ отдельного от матери Я, однако в то же время они порождают тенденцию относиться к себе и к другим как к полностью хорошим (идеальным) или полностью плохим. Даже когда ребенок начинает воспринимать мать как целостную личность, она все равно остается для него двойственной: это крестная-фея («идеальный объект»), когда она рядом и удовлетворяет его потребности, и злая колдунья («плохой объект»), когда ее нет или она фрустрирует ребенка. Поскольку он приписывает все хорошее идеальному объекту, он хочет и сам стать его частью, чтобы никогда с ним не расставаться. Страстно желая обладать и идентифицироваться с идеалом, он завистливо нападает на него. Эта ранняя агрессия против источников жизни и блага связана с деструктивной завистью.

Подводя итог вышесказанному, повторим, что для первых месяцев параноидно-шизоидной позиции характерны психические процессы расщепления, проекции и интроекции, отношения с частичными объектами и размытое переживание дезинтеграции.

Во втором полугодии своей жизни ребенок переходит на депрессивную позицию . Это значит, что он начинает воспринимать мать как целостный объект и испытывать в отношении нее амбивалентность, уже не расщепляя ее на частичные объекты. Теперь он нападает на мать, вызывающую у него двойственные чувства, и теряет ее как внешний и внутренний объект. Любящая и дающая мать и части ее тела представляют собой хороший объект, однако он не может быть «идеальным», поскольку содержит в себе и плохие части, которые ребенку приходится терпеть. Он чувствует, что хороший объект может пострадать от его атак, от этого возникает чувство вины, переживание утраты, подавленность, составляющие депрессивную тревогу. Однако эти чувства также учат ребенка переносить горе, тосковать по хорошему объекту и восстанавливать его. Когда ребенок на депрессивной позиции чувствует, что из-за собственной деструктивности лишился хорошего объекта, он испытывает отчаяние. Хотя он может регрессировать к параноидным защитным механизмам, при благоприятном исходе у него постепенно разовьется способность переносить депрессию и чувство вины и пытаться восстановить поврежденный любимый объект. Если подлинное восстановление предполагает компенсацию поврежденному объекту, чтобы вернуть счастье и гармонию во внутренний мир, то использование «маниакальных защит» сводит этот процесс к «торжеству, контролю и неповиновению» в объектных отношениях. В этом проявляется всемогущественное отрицание депрессивной тревоги.

Необходимо также осветить точку зрения Кляйн на роль отца и родительской пары как единого образования. Ребенку приписывается страсть к пенису отца, возникающая вскоре после того, как он начинает воспринимать грудь. Прежде чем начать полностью разделять отца и мать, он создает воображаемую фигуру, состоящую из обоих родителей, слившихся в половом акте. Таким образом, пенис отца воспринимается им как часть тела матери. Кляйн предполагает существование ранней, догенитальной, формы эдипова комплекса (соперничества с одним родителем за обладание другим) уже с начала депрессивной позиции. Под влиянием ранних фантазий о родительском единении ребенок чувствует острую ревность и зависть, поскольку ему кажется, что они удовлетворяют друг друга в этом слиянии, из которого он исключен.

Многие идеи кляйнианской группы довольно противоречивы, особенно те, что касаются инстинкта смерти как источника агрессии, а также раннее датирование возникновения сложных психических явлений и отведение чрезмерно важной роли самодетерминации ребенком своего развития без учета родителей и внешнего мира, разделяемое, фактически, только данной школой. Тем не менее, их открытия несут нам много полезной информации о психическом функционировании в дальнейшей жизни. Например, для теории супружеской жизни наиболее важны понятия интроективной и проективной идентификации.

Интроективная идентификация есть «результат интроекции объекта внутрь Эго, которое затем идентифицируется с частью или со всеми его свойствами». Проективная идентификация , напротив, представляет собой «результат проекции частей Я на объект. Это может привести к тому, что объект будет восприниматься как носитель характеристик спроецированной части Эго, или же Эго может идентифицироваться с объектом своей проекции». Патологической проективной идентификацией называется «результат временной дезинтеграции Я или частей Я, которые затем проецируются на объект и разъединяются». Проективная идентификация может быть направлена на то, чтобы избежать расставания с идеальным объектом; обрести контроль над источником опасности в плохом объекте; избавиться от плохих частей Я, перенеся их на объект и затем напав на него; вынести вовне хорошее Я, чтобы защитить его от плохой части Эго; или «улучшить внешний объект посредством примитивного проективного восстановления».

В то время как идеи Кляйн углубляют наше понимание роли интроективных и проективных процессов, зависти, вины, маниакальных защит и восстановления, они оказываются малополезны при осмыслении роли родителей или матери в начале жизни ребенка. Но благодаря концепции Фэйрберна, который не считал, что фантазии ребенка развиваются в изоляции, у нас есть возможность рассмотреть вклад как актуального опыта отношений ребенка с матерью, так и влияния самого ребенка на окружающий его мир, осуществляемого посредством его интерпретаций, категоризации и взаимодействия с ним. Объединение этих двух позиций может помочь создать полезный инструмент для понимания взаимовлияющих процессов.

3. Развитие семьи с позиции теории объектных отношений

Семья представляет собой образование, которое должно пройти определенные стадии развития. Ее основная задача состоит в том, чтобы обеспечивать стабильные фигуры привязанности для каждого из ее членов и в то же время способствовать их индивидуальному развитию. В свою очередь, каждый индивид, входящий в состав семьи, изменяет ее в соответствии со своими особенностями – как свойственными его уникальной личности, так и общими для той стадии развития, на которой он пребывает.

Существуют определенные характеристики, общие для супружеских пар без детей и отличающие их от семей с младенцами, в то время как семьи с детьми-подростками образуют отдельную группу. Для каждой из этих категорий мы могли бы перечислить некоторые общие проблемы и задачи, возникающие перед членами семьи благодаря сочетанию стадий развития, на которых они находятся. Например, грудной ребенок предъявляет к матери определенные требования, которые могут быть сопряжены с проблемами для нее, особенно если она по какой-то причине пребывает в подавленном состоянии или испытывает страх. Но даже если она готова отвечать его требованиям, взаимодействие с ребенком вызывает в ней изменения. Это благодаря ему она становится матерью. Ребенок в некотором смысле дает ей жизнь в материнском качестве. В свою очередь, изменяются и ее отношения с мужем: они приспосабливаются к появлению еще одного человека, и вся семейная структура существенно переформируется. Пользуясь терминами исследований детско-материнских отношений, можно сказать, что вместо одной реципрокной связи мать теперь приспосабливается к двум cue-affect-behavior synchronies : одна – с ребенком, другая – с партнером. Отец делает то же самое, хотя и в меньшей степени. Таким образом, стадия развития родителей одновременно находится под воздействием развития ребенка и оказывает влияние на него.

В этих взаимопереплетающихся аспектах семейного развития ребенок на каждой стадии вбирает в себя свои переживания, связанные с родителями, как данные об «интернализованном объекте» и «Эго» или части его самого, соответствующей его восприятию конкретного объекта в конкретный момент развития. Поскольку подавляемые либидинальная и антилибидинальная системы остаются относительно неизменными во времени, они продолжают входить в состав Я, не подвергаясь процессу созревания. Между тем, на уровне центрального Эго , то есть в основном русле развития, родитель и ребенок продолжают эволюционировать, и их отношения репрезентируют «подлинное» взаимодействие. Однако образ родителя, включенный в вытесненную систему внутренних объектов, не изменяется, и ребенок отчасти ведет себя так, как будто бы реальный родитель остался или должен был остаться «внутренним объектом» из его прошлого опыта. Некоторые элементы поведения родителя действительно сохраняются, и такая стабильность в течение продолжительного периода подкрепляет структуру внутреннего опыта. В зависимости от того, насколько неизменно ведет себя родитель, модель, интроецированная ребенком, закрепляется и становится все более ригидной. Опыт, усвоенный в начале жизни, преобразуется в очень устойчивые модели – как потому, что внешний и внутренний миры становятся ближе, так и потому, что зачастую они поддерживаются постоянством родительского поведения. Внутренняя модель опыта до определенного предела подвластна изменениям, но им противостоит сила инерции. Психотерапия обычно занимает так много времени именно потому, что устоявшиеся старые модели могут изменяться лишь очень медленно и каждая внутренняя перемена сопряжена с потерей части знакомого внутреннего мира, которую нужно оплакать, прежде чем ее место займет новая модель.

Таким образом, у растущего ребенка наблюдается тенденция частично использовать родителя в трансферентном смысле, ощущая при этом иллюзорную уверенность, что ни он сам, ни его родитель не изменились со времени более раннего опыта. Несмотря на эту иллюзию, ребенок посылает также сигналы о том, что ему нужен родитель, соответствующий актуальному уровню его развития. Родитель часто чувствует эту несогласованность, поскольку он тоже стремится отвечать меняющимся потребностям растущего ребенка, однако встречается с отношением , которое можно ожидать от детей более младшего возраста. Разумеется, нередко родителя вынуждают быть таким, как раньше, или, напротив, он сам может избегать роли, уместной исходя из уровня развития ребенка, из-за актуализации собственных старых конфликтов.

Окончательные отношения между родителем и ребенком разворачиваются не только на уровне центральных Эго и реальных внешних объектов. Они также имеют форму «разговора» между подавленными бессознательными частями психики того и другого. Например, либидинальное Эго ребенка, взаимодействуя с родителем, может бессознательно искать в нем соответствие с возбуждающим объектом ребенка. Если же родитель не реагирует, ребенок может увидеть в этом проявление антилибидинального объекта. Эта ситуация представлена на схеме А.2.

Схема А.2 Выше представлен механизм взаимодействия проективной и интроективной идентификаций ребенка с родителем в ситуации, когда он сталкивается с фрустрацией, неутолимой тоской или травмой. На диаграмме показан ребенок, стремящийся удовлетворить свои потребности и идентифицирующийся с аналогичными тенденциями в родителе посредством проективной идентификации. Если в ответ он встречает отвержение, он отождествляется с фрустрацией антилибидинальной системы родителя через интроективную идентификацию. Его либидинальная система с новой силой продолжает подавляться антилибидинальной системой.

Теперь он воспринимает родителя как отвергающий объект, активизирующий антилибидинальную систему. Родитель также нередко стремится обнаружить в ребенке утраченный либидинальный объект и вместо этого встречает объект злой и фрустрирующий, который напоминает ему о его собственных антилибидинальных родителях. Подобная ситуация, несущая в себе фрустрацию для обеих сторон, характерна для отношений между родителями и подростками. Она также нередко возникает в супружеской паре под влиянием сексуальной дисфункции, все больше навязывающей партнерам антилибидинальное взаимодействие.

В схеме А.3 обобщается разобранный выше пример отношений между ребенком, выражающим ранние трансферентные потребности, и фрустрированным родителем, или между двумя партнерами, каждый из которых ищет либидинальный объект и чувствует, что находит только антилибидинальный.

Схема A3. Бессознательные уровни взаимодействия родителя и ребенка в обоюдно фрустрирующей ситуации.

В каждом случае основную цель, заключающуюся в установлении и поддержании любящих отношений, можно считать достигнутой в той степени, в какой взаимодействие между участниками этих отношений удовлетворяет их «центральные Эго». В безопасном пространстве этой взаимной зависимости центральные Эго могут осмелиться на проявление подавленных либидинальных и антилибидинальных систем, не опасаясь разрушить привязанность. Эти отношения черпают свою силу в неослабевающей потребности всю жизнь быть привязанным к кому-то, свойственной всем людям, несмотря на то, что объекты привязанности и способы ее выражения должны меняться по ходу развития.

Таким образом, каждый из нас вырастает, сохраняя набор интернализованных объектов, которые несут в себе схему ранних отношений с отцом, матерью и сиблингами. В нас также есть разнообразные частицы, соответствующие этим внутренним объектам. Так создается «внутренняя семья», остающаяся с нами на протяжении всей жизни. Внутренние объекты «заглядывают нам через плечо» и влияют на наши актуальные отношения. А мы, в свою очередь, даем материал для формирования внутренней семьи наших детей.

4. Семья с позиции группового анализа

Согласно психоаналитической концепции групповой жизни, разработанной Уилфредом Бионом (Wilfred Bion), в пределах каждой группы одновременно присутствуют два вида групповой ментальности: «рабочая группа» и «группа базового допущения». В группе, сложившейся для выполнения какой-либо задачи, «рабочая группа» воплощает эффективное и ориентированное на выполнение задания функционирование, а «базовые допущения» характеризуют склонность группы действовать на основе разделяемых всеми ее членами бессознательных предпосылок, соответствующих их неосознаваемым потребностям. Бион выделяет три типа базовых допущений: зависимость, нападение или бегство и объединение в пары. Пьер Турке добавил к этому перечню «слияние». Мы можем проследить соответствие этих базовых предпосылок стадиям психосоциального развития ребенка, начиная с ранней фазы слияния, за которой следуют оральная (зависимость), агрессивная (нападение или бегство) и генитальная (объединение в пары). Неявная группа по «базовой предпосылке» может участвовать в выполнении задания (например, зависимая группа может быть эффективна как аудитория докладчика) или подрывать его. (Аналогичная зависимая группа не справится с задачей, требующей внутренней мотивации.)

Циннер (Zinner) и Шапиро (Shapiro) распространили эту идею на семейную группу, несколько изменив центральное понятие, чтобы применять его к общесемейным бессознательным предпосылкам. Другие исследователи для обозначения разделяемого всеми членами семьи набора допущений, поддерживающего одни функции и блокирующего другие, используют термин «семейный миф» или «общая бессознательная фантазия». Семья отличается от прочих групп, потому что она существует в относительно неизменном виде продолжительный период времени, между ее членами действуют длительные отношения, проходящие через многочисленные фазы развития, а кроме того, есть также уровень интенсивных и тесных отношений между внутренними объектами.

Таким образом, семья представляет собой особую группу, для которой характерно глубокое взаимопроникновение. Отношения между ее членами создают для каждого из них контекст повседневной жизни. Общесемейные предпосылки, как осознанные, так и бессознательные, отчасти формируются подлинными потребностями в привязанности (а также потребностью в отделенности в пределах привязанности), а отчасти – страхами, сопутствующими этим чувствам, например, страхом реальной или воображаемой потери. Если базовые семейные предпосылки функционируют должным образом, они, как правило, оказывают укрепляющее воздействие, создавая безопасную основу идентичности, разделяемую членами семьи и препятствующую внезапным изменениям, однако достаточно гибкую для того, чтобы эволюционировать на разных фазах жизни семьи. Общие бессознательные предпосылки могут также выражать страхи, с которыми члены семьи не могут совладать и которые подавляют рост и развитие.

В этом общем контексте «семейной группы как единой психической сущности» осуществляется проективная идентификация, индивидам передаются характеристики всей группы посредством проекции и интроекции, а взаимопереплетения объектной жизни обретают смыслы. Например, один член семьи может принять на себя роль выразителя общих разочарований, а другой будет выражать оптимистическое настроение; один станет носителем силы, другой – слабости.

Концептуализация семьи в терминах мифов, общих взаимопереплетающихся предрассудков и решения задач получает дальнейшее развитие в работах Куклина (Cooklin) и Скиннера (Skynner). Члены семьи рассматриваются как носители «центрального группового предрассудка», который Куклин связывает с «общим избеганием подлинной интернализации и сепарации». С этой точки зрения, семья сосредоточена на разделяемых всеми ее членами защитах и проблемах, наиболее важная часть которых находится в бессознательном. На самом деле, общие части подавляемых либидинальных и антилибидинальных систем искажаются, и семья старается избежать осознания общего семейного предрассудка и скрыть привязанность и сепарацию, поскольку они представляют собой уязвимые места семьи. Каждый член семьи наделяется неким конкретным аспектом общей уязвимости, что снижает его способность к функционированию, хотя некоторые неосознаваемые роли приводят к обратному эффекту. Семейный предрассудок как целостность может быть понят только при условии знания его частей.

Наиболее ярким примером применения группового анализа в практической работе с семьями может служить подход, разработанный Фоуксом (Foulkes). Он рассматривает терапевтическую группу как носителя единой жизни. Компоненты всей группы помещаются в отдельных индивидах, и интерпретативное понимание сосредоточивается как на целом, так и на частях. Изменения в группе по необходимости меняют индивида, и наоборот.

В семейно-интерпретативном подходе, разработанном на основе этого метода, семья рассматривается как носитель конструктивного потенциала для понимания и поддержки развития членов группы. Несмотря на то, что терапевт в этом отношении занимает ведущую позицию, вклад каждого из членов семьи является чрезвычайно важным позитивным фактором, без которого не может осуществляться терапевтическая работа. Книга Генри Дикса «Супружеские проблемы» (1967) заложила основу для применения аналитического подхода в работе с супружескими парами. Его подход, дополненный работами Скиннера по приложению идей группового анализа, позволяет работать с семьями. Недавно он был обобщен Шапиро применительно к семьям с детьми-подростками.