Кто побывал в клинической смерти. Ъбзбдпюоще й нйуфйюеулйе йуфптйй чуфтеюб у боземпн-итбойфемен

Что может быть загадочней, чем смерть
Никто не знает, что таится там, за пределами жизни. Однако время от времени появляются свидетельства людей, побывавших в состоянии клинической смерти и рассказывающих о необыкновенных видениях: тоннелях, ярком свете, встречах с ангелами, умершими родственниками и т.д.

Свидетельство очевидцев

Показать скрытый текст

Я много читала о клинической смерти, и даже однажды смотрела передачу, где выступали люди, пережившие её. Каждый из них рассказывал очень убедительные истории, как явился в загробный мир, что там происходило и всё такое... Лично я верю в клиническую смерть, она действительно существует, и ученые с научной точки зрения это подтверждают. Они обьясняют это явление тем, что человек полностью погружается в своё подсознание и видит вещи, которые порой очень хочет увидеть, или переносится в то время, которое ему очень запомнилось. То есть человек действительно находится в том состоянии, когда все органы тела отказывают, но мозг находится в рабочем состоянии и перед глазами человка предстаёт картина реальных событий. Но, через некоторое время, эта картина исчезает постепенно, и органы вновь возобновляют свою работу, а мозг в течении некоторого времени находится в состоянии торможения, это может длиться несколько минут, несколько часов, дней, а иногда человек вообще никогда не приходит в себя после клинической смерти... Но при этом, память человека полностью сохраняется! А есть еще и такое утверждение, что состояние комы - это тоже своего рода клиническая смерть..

Что видят люди в момент клинической смерти
Известны разные видения: свет, тоннель, лица умерших родственников... Как это объяснить?

Помните, в фильме «Коматозники» с Джулией Робертс студенты-медики решили испытать на себе состояние клинической смерти. Один за другим молодые врачи отправлялись в непредсказуемое путешествие по ту сторону жизни. Результаты оказались ошеломляющими: «коматозники» встретили ТАМ людей, которых они когда-то обидели...

Вернуться с того света можно. Но не позже, чем через 6 минут.

Что же происходит за те 5 - 6 минут, когда реаниматоры возвращают умирающего из небытия?

Действительно ли за тонкой гранью жизни находится загробный мир или это «фокусничает» мозг? Серьезные исследования ученые начали в 1970-х годах - именно тогда вышла в свет нашумевшая книга известного американского психолога Раймонда Моуди «Жизнь после жизни». За прошедшие десятилетия им удалось сделать много интересных открытий. На конференции «Клиническая смерть: современные исследования», прошедшей недавно в Мельбурне, медики, философы, психологи и религиоведы подводили итоги изучения этого феномена.
Раймонд Моуди считал, что для процесса «ощущения внетелесного существования» характерны

следующие стадии:
- остановка всех физиологических функций организма (причем умирающий еще успевает услышать слова врача, констатирующего летальный исход);

- нарастающие неприятные шумы;
- умирающий «выходит из тела» и с большой скоростью несется по тоннелю, в конце которого виден свет;
- перед ним проходит вся его жизнь;
- он встречает умерших родственников и друзей.

Те, кто «возвращается с того света», отмечают странную раздвоенность сознания: они знают обо всем, что происходит вокруг них в момент «смерти», но при этом не могут вступить в контакт с живыми - теми, кто находится рядом. Самое удивительное, что даже слепые от рождения люди в состоянии клинической смерти часто видят яркий свет. Это доказал опрос более 200 незрячих женщин и мужчин, который провел доктор Кеннетт Ринг из США.
Когда мы умираем, мозг «вспоминает» наше рождение!

Почему так происходит? Ученые, похоже, нашли объяснения загадочным видениям, которые посещают человека в последние секунды жизни.

1. Объяснение фантастическое. Психолог Пайэлл Уотсон считает, что он разгадал загадку. По его мнению, когда мы умираем, то вспоминаем свое рождение! Впервые мы знакомимся со смертью в момент страшного путешествия, которое совершает каждый из нас, преодолевая десятисантиметровый родовой путь, считает он.

Мы никогда, наверное, точно не узнаем, что происходит в этот момент в сознании ребенка, - говорит Уотсон, - но, вероятно, его ощущения напоминают разные стадии умирания. Не являются ли в таком случае предсмертные видения трансформированным переживанием родовой травмы, естественно, с наложением накопленного житейского и мистического опыта?

2. Объяснение утилитарное . Российский врач-реаниматолог Николай Губин объясняет появление туннеля проявлением токсического психоза.

Это в чем-то схоже со сном, а в чем-то с галлюцинацией (например, когда человек вдруг начинает видеть себя со стороны). Дело в том, что в момент умирания части зрительной доли коры больших полушарий мозга уже страдают от кислородного голодания, а полюса обеих затылочных долей, имеющие двойное кровоснабжение, продолжают еще функционировать. В результате поле зрения резко сужается, и остается лишь узкая полоса, обеспечивающая центральное, «трубное» зрение.ИЗ АРХИВА «КП»
Даже мигрени дают эффект «раздвоения»

Увидеть себя, любимого, со стороны можно и при других обстоятельствах. Психиатр Патрик Дбаврин, считает, что люди могут испытывать симптомы внетелесной жизни даже при простой стоматологической анестезии. Раздвоение личности, которое обычно длится не больше нескольких секунд, можно пережить и при некоторых формах мигрени, и при занятиях йогой. Оно же нередко наблюдается у альпинистов, когда они находятся высоко в горах и испытывают кислородное голодание, и у летчиков и космонавтов во время полетов.
Почему перед глазами некоторых умирающих проносятся картины всей прожитой жизни? И на этот вопрос есть ответ. Процесс умирания начинается с более новых структур мозга, а заканчивается более старыми. Восстановление этих функций при оживлении протекает в обратном порядке: сначала оживают более «древние» участки коры головного мозга, а затем уже - новые. Поэтому в процессе возвращения к жизни человека в его памяти в первую очередь всплывают наиболее стойко запечатлевшиеся «картинки».
Как описывают писатели ощущения во время смерти?

Случай, произошедший с Арсением Тарковским, описан в одном из его рассказов. Это было в январе 1944 года после ампутации ноги, когда писатель погибал от гангрены во фронтовом госпитале. Он лежал в маленькой тесной палате с очень низким потолком. Лампочка, висевшая над кроватью, выключателя не имела, и приходилось вывинчивать ее рукой. Однажды, выкручивая ее, Тарковский почувствовал, что его душа спиралеобразно вывинтилась из тела, подобно лампочке из патрона. Удивленный, он взглянул вниз и увидел свое тело. Оно было совершенно недвижимо, как у человека, спящего мертвецким сном. Затем ему почему-то захотелось посмотреть, что делается в соседней палате.

Он стал медленно «просачиваться» сквозь стену и в какой-то момент почувствовал, что еще немного - и он уже никогда не сможет вернуться в свое тело. Это его испугало. Он снова завис над кроватью и каким-то странным усилием скользнул в свое тело, как в лодку.

В произведении Льва Толстого «Смерть Ивана Ильича» писатель потрясающе описал феномен клинической смерти: «Вдруг какая-то сила толкнула его в грудь, в бок, еще сильнее сдавило ему дыхание, он провалился в дыру, и там, в конце дыры, засветилось что-то. С ним сделалось то, что бывало с ним в вагоне железной дороги, когда думаешь, что едешь вперед, а едешь назад, и вдруг узнаешь настоящее направление... В это самое время Иван Ильич провалился, увидал свет, и ему открылось, что жизнь его была не то, что надо, но что это еще можно поправить... Жалко их (родных. - Ред.), надо сделать, чтобы им не больно было. Избавить их и самому избавиться от их страданий. «Как хорошо и как просто», - подумал он... Он искал своего привычного страха смерти и не находил его... Вместо смерти был свет».

Заведующий отделением реанимации московской больницы № 29 Рант Багдасаров, уже 30 лет возвращающий людей с того света, утверждает: за все время его практики ни один из его пациентов во время клинической смерти не видел ни тоннеля, ни света.

Психиатр Королевского Эдинбургского госпиталя Крис Фримен считает, что нет доказательств того, что описанные больными видения возникали, когда мозг не работал. «Картинки» иного мира люди видели при жизни: перед остановкой сердца или сразу после того, как сердечный ритм удалось восстановить.

Исследование, проведенное Национальным институтом неврологии, в котором принимали участие 9 крупных клиник, показало: из более 500 «возвращенцев» всего лишь 1 процент могли ясно припомнить, что они видели. По мнению ученых, 30 - 40 процентов больных, живописующих свои путешествия по загробному миру, - это люди с неустойчивой психикой.

Тайна ада и рая

Удивительно, но описания побывавших на том свете людей – пусть даже считанные минуты – совпадают даже в деталях.

– Ад? Это змеи, гады, невыносимый смрад и бесы! – рассказывала корреспонденту «Жизни» монахиня Антония. Она пережила клиническую смерть во время операции в молодости, тогда еще неверующей в Бога женщиной. Впечатление об адских мучениях, пережитых ее душой считанные минуты, было столь мощным, что, покаявшись, она ушла в монастырь замаливать грехи.

– Рай? Свет, легкость, полет и благоухание, – описывал свои впечатления после клинической смерти журналисту «Жизни» бывший ведущий инженер ОКБ «Импульс» Владимир Ефремов. Он изложил свой посмертный опыт в научном журнале Санкт-Петербургского политехнического университета.

– В раю душа знает все обо всем, – поделился наблюдением Ефремов. – Я вспомнил свой старенький телевизор и тут же узнал не только какая лампа у него неисправна, но и то, какой монтажник ее ставил, даже всю его биографию, вплоть до скандалов с тещей. А когда вспомнил оборонный проект, над которым работало наше КБ, то тут же пришло решение сложнейшей проблемы, за которую Госпремию потом коллектив получил.

Опыт

Медики и священнослужители, беседовавшие с реанимированными пациентами, отмечают общую особенность человеческих душ. Побывавшие на небесах вернулись в тела земных обладателей спокойными и просветленными, а те, что заглянули в преисподнюю, так и не смогли отойти от увиденного ужаса. Общее впечатление людей, переживших клиническую смерть, таково – рай находится вверху, ад – внизу. Точно так же говорит о строении загробного мира и Библия. Те, кто видел состояние ада, описывали приближение к нему как спуск. А кто уходил к небесам, те взлетали.

В некоторых случаях, когда человек отсутствовал на земле очень долго, он видел по ту сторону границы те же самые картины ада и рая, которые рисует нам Священное Писание. Грешники страдают от своих земных желаний. Например, доктор Георг Ритчи видел убийц, которые были прикованы к своим жертвам. А россиянка Валентина Хрусталева – гомосексуалистов и лесбиянок, сросшихся друг с другом в позорных позах.

Один из самых ярких рассказов об ужасах преисподней принадлежит американцу Томасу Уэлчу – он выжил после аварии на лесопилке. «На берегу огненной бездны я увидел несколько знакомых лиц, которые умерли раньше меня. Я стал жалеть, что раньше мало заботился о своем спасении. И если бы знал, что ждет в аду, жил бы совсем иначе. В этот момент я заметил кого-то, идущего вдали. Лицо незнакомца излучало великую силу и доброту. Сразу понял, что это Господь и что только Он может спасти душу, обреченную на муки. Вдруг Господь повернул свое лицо и взглянул на меня. Лишь один взгляд Господа – и в одно мгновение я оказался в своем теле и ожил».

Часто, побывав на том свете, люди так же, как и монахиня Антония, принимают церковный сан, не стесняясь признаваться, что видели ад.

Пастор Кеннет Хейгин перенес клиническую смерть в апреле 1933 года, когда жил в штате Техас. Его сердце остановилось. «Моя душа вышла из тела, – рассказывает он. – Достигнув дна пропасти, я почувствовал около себя присутствие какого-то духа, который начал вести меня. В это время над адской тьмой прозвучал властный голос. Я не понял, что он сказал, но почувствовал, что это глас Бога. От силы этого голоса затрепетало все подземное царство – так трепещут листья на осеннем дереве при дуновении ветра. Тотчас дух выпустил меня, и вихрь понес обратно наверх. Постепенно опять стал светить земной свет. Я оказался снова в моей комнате и впрыгнул в свое тело, как человек впрыгивает в свои брюки. Тут я увидел бабушку, которая начала говорить мне: «Сыночек, а я думала, что ты умер». Кеннет стал пастором одной из протестантских церквей и посвятил свою жизнь Богу.

Как-то заглянуть в ад удалось одному из афонских старцев. Он давно жил в монастыре, а его друг остался в городе, предаваясь всем радостям жизни. Вскоре друг умер, и монах стал просить Бога, чтобы Он дал знать, что стряслось с товарищем. И однажды во сне ему явился умерший друг и стал рассказывать о своих невыносимых мучениях, о том, как неусыпающий червь гложет его. Сказав это, он приподнял свою одежду до колена и показал свою ногу, которая вся была покрыта страшным червем, пожиравшим ее. От ран на ноге исходил такой ужасный смрад, что монах тотчас проснулся. Он выскочил из кельи, оставив дверь открытой, а зловоние из нее разлилось по всему монастырю. Со временем запах не уменьшался, и всем обитателям монастыря пришлось переселиться в другое место. А монах во всю свою жизнь так и не смог избавиться от прилепившегося к нему ужасного запаха.

Небеса

Описания рая всегда противоположны рассказам об аде. Известно свидетельство одного из ученых, который, будучи пятилетним мальчиком, утонул в бассейне. Ребенка нашли уже бездыханным и отвезли в больницу, где доктор объявил родным, что мальчик скончался. Но неожиданно для всех ребенок ожил.

– Когда я оказался под водой, – рассказывал потом ученый, – почувствовал, что лечу сквозь длинный туннель. На том конце туннеля я увидел свет, который был настолько ярким, что можно было осязать его. Там я увидел Бога на троне и внизу людей, вероятно, ангелов, окружавших престол. Когда я приблизился к Богу, Он сказал мне, что мое время еще не пришло. Я хотел было остаться, но внезапно очутился в своем теле.

Американка Бетти Мальц

в своей книге «Я видела вечность» описывает, как сразу после смерти она оказалась на чудесном зеленом холме.

Ее удивило, что, имея три операционные раны, она стоит и ходит свободно, без боли. Над ней было яркое синее небо. Солнца не было, но свет распространялся повсюду. Трава под ее босыми ногами была такого яркого цвета, какого на земле она не видела – каждая травинка как живая. Холм был крутой, но ноги двигались легко, без усилия. Вокруг Бетти видела яркие цветы, кусты, деревья. А потом заметила слева от себя мужскую фигуру в мантии. Бетти подумала, что это ангел. Они шли, не разговаривая, но она поняла, что он не знал ее. Бетти чувствовала себя молодой, здоровой и счастливой. «Я понимала, что я имею все, чего когда-либо желала, была всем, чем когда-либо хотела быть, шла туда, где я всегда мечтала быть, - говорила она, вернувшись. – Потом перед моим взором прошла вся моя жизнь. Я поняла, что была эгоисткой, мне стало стыдно, но я по-прежнему чувствовала вокруг себя заботу и любовь. Мы со спутником подошли к чудесному серебряному дворцу. Я слышала слово «Иисус». Передо мной открылись ворота из жемчуга, а за ними я увидела улицу в золотом свете. Я хотела войти во дворец, но вспомнила отца и вернулась в тело».

Пилипчук
Удивительно, но про сияющие ворота и дворец из золота и серебра в раю рассказывал и наш современник – милиционер Борис Пилипчук, переживший клиническую смерть: «За огненными воротами я увидел сияющий золотом куб. Он был огромным». Потрясение от блаженства, испытанного в раю, было столь великим, что после воскрешения Борис Пилипчук полностью переменил свою жизнь. Он бросил пить, курить, стал жить по заповедям Христа. Его жена не узнавала в нем прежнего супруга: «Тот часто бывал грубым, а теперь Борис всегда нежен и ласков. Я поверила в то, что это он, только после того, как он рассказал мне о случаях, про которые знали только мы вдвоем. Но поначалу спать с человеком, вернувшимся с того света, было страшно, словно с покойником. Лед растаял только после того, как случилось чудо – он назвал точную дату рождения нашего будущего ребенка, день и час. Я родила именно в названное им время. Спросила мужа: «Откуда ты мог знать это?» А он ответил: «От Бога. Ведь всех детей посылает нам Господь».

Света
Когда врачи вывели Светочку Молоткову из комы, она попросила бумагу и карандаши - и нарисовала все, что увидела в потустороннем мире. ...Шестилетняя Света Молоткова была в коме уже три дня. Врачи безуспешно пытались вернуть ее мозг из небытия. Девочка не реагировала ни на что. У ее мамы разрывалось от боли сердце - дочка лежала неподвижно, словно труп… И вдруг на исходе третьих суток Светочка судорожно сжала ладошки, словно пытаясь за что-то ухватиться. - Я здесь, дочка! - закричала мама. Света сжала кулачки еще сильнее. Маме показалось, что дочка наконец-то смогла уцепиться за жизнь, за порогом которой провела трое суток. Едва придя в себя, девочка попросила у медиков карандаши и бумагу: - Мне надо нарисовать то, что я увидела на том свете…

Алан Риклер,17 лет.
Умер от лейкимии.
"Я видел как в палату входят врачи,с ними моя бабушка-в таком же халате и шапочке,как у всех.Сперва я обрадовался,что она пришла меня навестить,а потом вспомнил, что она уже умерла.И мне стало страшно.Затем зашла какая то странная фигура в чёрном...я заплакал...бабушка сказала-"не бойся еще не время"и ту я очнулся."

Александр Постремков,40 лет.
Умер от разрыва почки.
"Почти ничего не помню,только музыку.Очень громкую,похожую на марш какой то из старого кино.Я даже удивился,что,вроде, серьёзная операция идет,а тут магнитофон на полную орёт.Потом понял что музыка становиться какая-то странная.Хорошая,но странная.Внеземная какая то.Такой точно я не слышал никогда...обьяснить невозможно толком.Звуки совершенно не человеческие."

Анд рей Загубин,52года
Умер от инфаркта.
"Я видел себя сверху и сбоку.Как будто меня подняло вверх и прижало к потолку.При чем я довольно долго наблюдал как врачи и сестры стараются меня оживить.Мне было смешно:"Вот,-думаю,-как я ловко от всех тут спрятался!"А потом меня словно в водоворот засосало и "всосало" обратно в тело."

В се воспоминания людей умерших клинической смертью документируются врачами по всему Миру.

Д обрый день, дорогие посетители православного островка «Семья и Вера»!

Ж ил на земле такой человек, который перевернул своей жизнью, а вернее смертью, многие атеиистические умы, и очень многих возвратил на спасительный жизненный путь Христов!

Его звали Константин Икскуль.

После своего чудесноо возвращения к жизни, он написал очень интересный рассказ, состоящий из 32 глав, который мы ниже и публикуем.

Вступление

…Врачи, наблюдавшие за К. Икскулем, сообщили, что все клинические признаки смерти были налицо и состояние смерти продолжалось 36 часов…

Эта действительно поражающая по своему содержанию книга, открывает нам тайны загробной жизни, тайны вечного бытия вне своего тела. Автор книги К. Искуль повествует о своем личном посмертном опыте. Он рассказывает о том, как во время тяжкой болезни его душа отделилась от тела и перешла в мир иной. Что же увидел автор книги в том духовном мире? Об этом Вы можете прочитать в данной книге с таким же интригующим, как и само содержание названием «Невероятное для многих, но истинное происшествие». К.Искуль приводит объективные доказательства того, что все, что написано в этой книге, он не выдумал, но в действительности это пережил. Мы думаю, что эта книга, может быть интересна всем, кто хоть раз задумывался, о том, что его ждет после смерти.

Константин Икскуль

НЕВЕРОЯТНОЕ ДЛЯ МНОГИХ, НО ИСТИННОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ

Глава 1

М ногие наш век (разумею XIX, ибо ХХ так еще юн, что было бы много для него чести считаться с ним и давать ему определения, как веку) называют «веком отрицания» и объясняют такую характерную особенность его духом времени.

Не знаю, возможны ли тут вообще такие подобия эпидемий, поветрий, но, несомненно, что, кроме этих, так сказать, эпидемических отрицаний, не мало есть у нас и таких, которые всецело выросли на почве нашего легкомыслия. Мы зачастую отрицаем то, чего совсем не знаем, а то, о чем слышали, то не продумано у нас и тоже отрицается, — и этого непродуманного накопляются целые вороха, и в голове получается невообразимый хаос; какие-то обрывки разных, иногда совсем противоречивых учений, теорий, и ничего последовательного, цельного, и все поверхностное, неясное и туманное для нас самих; до полной невозможности разобраться в чем-нибудь. Кто мы, что мы, во что веруем, какой носим в душе идеал, и есть ли он у нас — все это для многих из нас такие же неведомые вещи, как миросозерцание какого-нибудь патагонца или бушмена. И удивительная странность здесь: кажется, никогда люди не любили так много рассуждать, как в наш «просвещенный» век, и рядом с этим самих себя не хотят осмыслить. Говорю это и по наблюдению над другими, и по личному сознанию.

Не буду вдаваться здесь в общую характеристику моей личности, так как это не к делу, и постараюсь представить себя читателю только в моих отношениях в религиозной области.

Как выросший в православной и довольно набожной семье и затем учившийся в таком заведении, где неверие не почиталось признаком гениальности ученика, из меня не вышел ярый, завзятый отрицатель, какими были большинство молодых людей моего времени. Получилось из меня, в сущности, что-то весьма неопределенное: я не был атеистом и никак не мог считать себя сколько-нибудь религиозным человеком, а так как и то и другое являлось не следствием моих убеждений, но сложилось лишь в силу известной обстановки, то и прошу читателя самого подыскать должное определение моей личности в сем отношении.

Официально я носил звание христианина, но, несомненно, никогда не задумывался над тем, имею ли я, действительно, право на такое звание; никогда мне даже и в голову не приходило проверить — чего требует оно от меня и удовлетворяю ли я его требованиям?

Я всегда говорил, что я верую в Бога, но если бы меня спросили, как я верую, как учит веровать в Него Православная Церковь, к которой я принадлежал, я, несомненно, стал бы в тупик. Если бы меня последовательно и обстоятельно спросили, верую ли я, например, в спасительность для нас воплощения и страданий Сына Божия, в Его второе пришествие, как Судьи, как отношусь я к Церкви, верую ли в необходимость ее учения, в святость и спасительность для нас ее таинств и проч., — я воображаю только, каких нелепостей наболтал бы я в ответ.

Вот образчик: Однажды бабушка моя, которая всегда строго соблюдала пост, сделала мне замечание, что я не исполняю этого.

— Ты еще силен и здоров, аппетит у тебя прекрасный, стало быть, отлично можешь кушать постное. Как же не исполнять даже и таких установлений Церкви, которые для нас и не трудны?

— Но это, бабушка, совсем бессмысленное установление, — возразил я. — Ведь и вы кушаете только так, машинально, по привычке, а осмысленно никто такому учреждению подчиняться не станет.

— Почему же бессмысленное?

— Да не все ли равно Богу, что я буду есть: ветчину или балык?

Неправда ли, какая глубина понятий образованного человека о сущности поста!

— Как же это ты так выражаешься? — продолжала между тем бабушка. — Разве можно говорить, бессмысленное установление, когда сам Господь постился?

Я был удивлен таким сообщением, и только при помощи бабушки вспомнил евангельское повествование об этом обстоятельстве. Но то, что я совсем забыл о нем, как видите, нисколько не мешало мне пуститься в возражения. да еще довольно высокомерного тона.

И не подумайте, читатель, чтоб я был пустоголовее, легкомысленнее других молодых людей моего круга.

Вот вам еще один образец.

Одного из моих сослуживцев, слывшего за человека начитанного и серьезного, спросили: верует ли он во Христа как в Богочеловека? Он отвечал, что верует, но сейчас же из дальнейшего разговора выяснилось, что Воскресение Христа он отрицает.

— Позвольте, да вы же говорите что-то очень странное, — возразила одна пожилая дама. Что же, по вашему, далее последовало со Христом? Если вы веруете в Него, как в Бога, как же вместе с этим вы допускаете, что он мог совсем умереть, то есть прекратить Свое бытие?

Мы ждем какого-нибудь хитроумного ответа от нашего умника, каких-нибудь тонкостей в понимании смерти или нового толкования означенного события. Ничуть не бывало. Отвечает просто:

— Ах, этого я не сообразил! Сказал, как чувствовал.

Глава 2

Вот совершенно подобная несообразность засела и, по недосмотру, свила себе прочное гнездо и в моей голове.

Я веровал в Бога, как будто так, как и следовало, то есть понимал Его, как Существо личное, всемогущее, вечное; признавал человека Его творением, но в загробную жизнь не верил.

Недурной иллюстрацией к легкомыслию наших отношений и к религии, и к своему внутреннему устроению может служить то, что я и не знал в себе этого неверия, пока так же, как и вышеупомянутого моего сослуживца, его не обнаружил случай.

Судьба столкнула меня в знакомстве с одним серьезным и очень образованным человеком; он был при этом и чрезвычайно симпатичен и одинок, и я время от времени охотно посещал его.

Придя однажды к нему, я застал его за чтением катехизиса.

— Что это вы, Прохор Александрович (так звали моего знакомого) , или в педагоги собираетесь? — удивленно спросил я, указывая на книжку.

— Какое, батенька мой, в педагоги! Хоть бы в школьники порядочные попасть. Где уж других учить! Самому надо к экзамену готовиться. Ведь седина то, видите, чуть не с каждым днем увеличивается; того и гляди вызовут, — со своею обычною добродушною улыбкою проговорил он.

Я не принял его слов в подлинном значении, подумав, что ему, как человеку всегда много читающему, просто понадобилась какая-нибудь справка в катехизисе. А он, желая, очевидно, объяснить странное для меня чтение, сказал:

— Но неужели же вы верите этому?

— То есть как же в это не верить? Куда же я денусь, позвольте узнать? Неужели так-таки и рассыплюсь в прах? А если не рассыплюсь, так уж тут и вопроса не может быть о том, что к ответу потребуют. Я не пень, я с волей и разумом, я сознательно жил и … грешил…

— Не знаю, Прохор Александрович, как и из чего могла сложиться у нас вера в загробную жизнь. Думается, умер человек — и всему тут конец. Видишь его бездыханным, все это гниет, разлагается, о какой же жизни может явиться тут представление? — проговорил я, тоже высказывая, что чувствовал и как, стало быть, сложилось у меня понятие.

— Позвольте, а куда же Лазаря Вифанского прикажете мне девать? Ведь это факт. И он ведь такой же человек, из этой же глины слеплен, что и я.

Я с нескрываемым удивлением смотрел на моего собеседника. Неужели же этот образованный человек верит таким невероятностям?

А Прохор Александрович, в свою очередь, посмотрел на меня пристально с минуту и затем, понизив голос, спросил:

— Или вы не верите?

— Нет, почему же? Я верую в Бога, — ответил я.

— А богооткровенному учению не верите? Впрочем, нынче и Бога стали различно понимать, и богооткровенную истину стал чуть не каждый по своему усмотрению переделывать, какие-то классификации тут позавели: в это, мол, должно верить, а в это можно и не верить, а в это и совсем не надо верить! Как будто истин несколько, а не одна. И не понимают, что они уже веруют в продукты собственного ума и воображения, и что если так, тогда уж для веры в Бога тут нет места

— Но нельзя же всему верить. Иногда встречаются такие странные вещи.

— То есть непонятные? Заставьте понять себя. Не удастся — знайте, что вина здесь в вас, и покоритесь. Начните простолюдину толковать о квадратуре круга, или еще о какой-нибудь премудрости высшей математики, он тоже ничего не поймет, но из этого не следует, что и самую эту науку следует отрицать. Конечно, отрицать легче; но не всегда… лепо.

Вдумайтесь, какую, в сущности, несообразность вы говорите. Вы говорите, что в Бога веруете, а в загробную жизнь нет. Но Бог не есть же Бог мертвых, но живых. Иначе какой же это Бог? О жизни за гробом говорил Сам Христос, неужели же он говорил неправду? Но в этом не могли Его обличить даже злейшие враги. И зачем тогда приходил и страдал Он, если нам предстоит лишь рассыпаться в прах?

Нет, так нельзя, это нужно непременно, непременно, — вдруг горячо заговорил он, — исправить. Ведь, поймите, как это важно. Такая вера должна ведь совсем иначе осветить вашу жизнь, дать ей иной смысл, направить иначе всю вашу деятельность. Это целый нравственный переворот. В этой вере для вас и узда, и в то же время утешение, и опора для борьбы с неизбежными для всякого человека житейскими невзгодами.

Глава 3

Я понимаю всю логичность слов почтенного Прохора Александровича, но, конечно, несколько минут беседы не могли поселить во мне веры в то, во что я привык не верить, и разговор с ним, в сущности, послужил лишь к обнаружению моего взгляда на известное обстоятельство, — взгляда, которого я сам дотоле хорошо не знал, потому что высказывать его не приходилось, а раздумывать о нем и подавно.

А Прохора Александровича, по-видимому, серьезно взволновало мое неверие; он несколько раз в течение вечера возвращался к этой теме, и когда я собирался уходить от него, он наскоро выбрал несколько книг в своей обширной библиотеке и, подавая их мне, сказал:

— Прочтите их, непременно прочтите, потому что так этого оставить нельзя. Я уверен, что рассудочно вы скоро поймете и убедитесь в полной неосновательности вашего неверия, но надобно это убеждение провести из ума в сердце, надо, чтобы сердце поняло, а иначе оно продолжится у вас час, день — и опять разлетится, потому что ум — это решето, через которое только проходят разные помышления, а кладовая для них не там.

Я прочел книжки, не помню уж, все ли, но оказалось, что привычка была сильнее моего разума. Я признавал, что все написанное в этих книжках было убедительно, доказательно, (по скудости моих познаний в религиозной области я и не мог возразить чего-нибудь мало-мальски серьезного на имевшиеся в них доводы), а веры у меня все-таки не явилось.

Я сознавал, что это не логично, верил, что все, написанное в книгах — правда, но чувства веры у меня не было, и смерть так и оставалась в моем представлении абсолютным финалом человеческого бытия, за которым следовало лишь разрушение.

К моему несчастью, случилось так, что вскоре после означенного разговора с Прохором Александровичем я выехал из этого городка, где он жил, и мы больше с ним не встречались. Не знаю, быть может, ему, как человеку, располагавшему обаянием горячо убежденного человека, удалось бы хотя сколько-нибудь углубить мои взгляды и отношения к жизни и вещам вообще, и через это внести и некоторое изменение в мои понятия о смерти.

Но, предоставленный самому себе и не будучи вовсе по характеру особенно вдумчивым и серьезным молодым человеком, я нисколько не интересовался такими отвлеченными вопросами и по своему легкомыслию даже на первое время ни капельки не задумался над словами Прохора Александровича о важности недостатка в моей вере и необходимости избавиться от него.

А затем время, перемена мест, встречи с новыми людьми не только выветрили из моей памяти и этот вопрос, и беседу с Прохором Александровичем, но даже и самый образ его и мое кратковременное знакомство с ним.

Глава 4

Прошло немало лет. К стыду моему должен сказать, что я мало изменился за истекшие годы нравственно. Хотя я уже находился в предположении дней моих, то есть был уже человеком средних лет, но в моих отношениях к жизни и себе немного прибыло серьезности. Я не осмыслил жизни, какое -то мудреное познание самого себя оставалось для меня такою же «химерическою» выдумкой, как рассуждения метафизика в известной басне того же имени, я и жил, водясь теми же грубоватыми, пустыми интересами, тем же лживым и довольно- таки низменным пониманием смысла жизни, какими живет большинство светских людей моей среды и образования.

На той же точке стояло и мое отношение к религии, то есть я по-прежнему не был ни атеистом, ни сколько-нибудь осмысленно набожным человеком. Я, как и прежде, ходил по привычке изредка в церковь, по привычке говел раз в год, по привычке крестился, когда полагалось — и этим ограничивалось все. Никакими вопросами религии я не интересовался, кроме, конечно, самых элементарных, азбучных понятий; я ничего не знал здесь, но мне казалось, что я отлично знаю и понимаю все, и что все тут так просто, «не хитро», что «образованному» человеку не над чем и голову трудить. Наивность уморительная, но, к сожалению, очень свойственная «образованным» людям нашего века.

Само собой разумеется, что при наличности таких данных, ни о каком прогрессировании моего религиозного чувства, ни о расширении круга моих познаний в этой области не могло быть и речи.

Глава 5

И вот в эту пору случилось мне попасть по делам службы в К. и заболеть серьезно.

Так как ни родных, ни даже прислуги в К. у меня не было, то и пришлось лечь в больницу. Доктора определили у меня воспаление легких.

В первое время я чувствовал себя настолько порядочно, что не раз уже думал, что из-за такого пустяка не стоило и ложиться в больницу, но по мере того, как болезнь развивалась и температура стала быстро подниматься, я понял, что с таким «пустяком» вовсе было не интересно валяться одному-одинешеньку в номере гостиницы.

В особенности донимали меня в больнице длинные зимние ночи; жар совсем не давал спать, иногда даже и лежать было нельзя, а сидеть на койке неловко, и утомительно; встать и походить по палате то не хочется, то не можется; и так вертишься, вертишься в кровати, то ляжешь, то сядешь, то спустишь ноги, то сейчас же их опять подберешь и все прислушиваешься: да когда же эти часы будут бить! Ждешь, ждешь, а они, словно назло, пробьют два или три, стало быть, до рассвета оставалась еще целая вечность. И как удручающе действует на больного этот общий сон и ночная тишина! Словно живой попал на кладбище в общество мертвецов.

По мере того как дело подвигалось к кризису, мне, конечно, становилось все хуже и труднее, по временам начало так прихватывать, что уж было ни до чего, и я не замечал томительности бесконечных ночей. Но не знаю, чему следовало приписать это: тому ли, что я всегда был и считал себя человеком очень крепким и здоровым, или это происходило оттого, что до этого времени я ни разу не болел серьезно и голове моей чужды были те печальные мысли, какие навевают иногда тяжелые болезни, только, как ни скверно бывало мое самочувствие, как ни круты бывали в иные минуты приступы моей болезни, мысль о смерти ни разу не пришла мне в голову.

Я с уверенностью ожидал, что не сегодня-завтра должен наступить поворот к лучшему и нетерпеливо спрашивал всякий раз, когда у меня вынимали градусник из-под руки, какова у меня температура.

Но, достигнув известной высоты, она словно замерла на одной точке, и на мой вопрос я постоянно слышал в ответ: «сорок и девять десятых», «сорок один», «сорок и восемь десятых».

— Ах, какая же это длинная канитель! — с досадой говорил я, и затем спрашивал у доктора — Неужели же и мое поправление будет идти таким черепашьим шагом?

Видя мое нетерпение, доктор утешал меня и говорил, что в мои годы и с моим здоровьем нечего бояться, что выздоровление не затянется, что при таких выгодных условиях после всякой болезни можно оправиться чуть ли не в несколько дней.

Я вполне верил этому и подкреплял свое терпение мыслью, что остается только как-нибудь дождаться кризиса, а там все сразу как рукой снимет.

Глава 6

В одну ночь мне было особенно плохо; я метался от жара, и дыхание было крайне затруднено, но к утру мне вдруг сделалось легче настолько, что я мог даже заснуть. Проснувшись, первою моей мыслью при воспоминании о ночных страданиях, было: «Вот это, вероятно, и был перелом. Авось теперь конец и этим удушьям, и этому несносному жару».

И, увидав входившего в соседнюю палату молоденького фельдшера, я позвал его и попросил поставить мне градусник.

— Ну, барин, теперь дело на поправку пошло, — весело проговорил он, вынимая через положенное время градусник, — температура у вас нормальная.

— Неужели? — радостно спросил я.

— Вот, извольте посмотреть: тридцать семь и одна десятая. Да и кашель вас, кажется, не так беспокоил.

В девять часов пришел доктор. Я сообщил ему, что ночью мне было нехорошо, и высказал предположение, что, вероятно, это был кризис, но что теперь я чувствую себя недурно и перед утром мог даже заснуть несколько часов.

— Вот это и отлично, — проговорил он и подошел к столу просмотреть лежавшие на нем какие-то таблички или списки.

— Градусник прикажете ставить? — спросил у него в это время фельдшер. — Температура у них нормальная.

— Как нормальная? — быстро подняв голову от стола и с недоумением глядя на фельдшера, спросил доктор.

— Так точно, я сейчас смотрел.

Доктор велел вновь поставить градусник и даже сам посмотрел, правильно ли он поставлен.

Но на этот раз градусник не дотянул и до тридцати семи: оказалось тридцать семь без двух десятых.

Доктор достал из бокового кармана сюртука свой градусник, встряхнул, повертел его в руках, очевидно удостоверяясь в его исправности, и поставил мне.

Второй показал то же, что и первый.

К моему удивлению, доктор не выразил не малейшей радости по поводу этого обстоятельства, не сделав даже, ну, хоть бы приличия ради, сколько-нибудь веселой мины, и, повертевшись как-то суетливо и бестолково у стола, вышел из палаты, а через минуту я услыхал, что в комнате зазвенел телефон.

Глава 7

Вскоре явился старший врач; они вдвоем выслушали, осмотрели меня и велели чуть не всю мою спину облепить мушками; затем, прописав микстуру, они не сдали мой рецепт с прочими, но послали отдельно с ним фельдшера в аптеку, очевидно, с приказанием приготовить его не в очередь.

— Послушайте, чего это вы вздумали теперь-то, когда я чувствую себя совсем неплохо, жечь меня мушками? — спросил я у старшего доктора.

Мне показалось, будто доктора смутил или раздосадовал мой вопрос, и он нетерпеливо ответил:

— Ах, Боже мой! Да нельзя же вас сразу бросить без всякой помощи на произвол болезни, потому что вы чувствуете себя несколько лучше! Надо же повытянуть из вас всю эту дрянь, что накопилась там за это время.

Часа через три младший доктор вновь заглянул ко мне; он посмотрел, в каком состоянии были поставленные мне мушки, спросил, сколько ложек микстуры успел я принять. Я сказал — три.

— Кашляли вы?

— Нет, — отвечал я.

— Ни разу?

— Ни разу.

— Скажите, пожалуйста, — обратился я по уходе врача к вертевшемуся почти неотлучно в моей палате фельдшеру, — какая мерзость наболтана в этой микстуре? Меня тошнит от нее.

— Тут разные отхаркивающие средства, немножко и ипекакуаны есть, — пояснил он.

Я в данном случае поступил как раз так, как зачастую поступают нынешние отрицатели в вопросах религии, то есть, ровно ничего не понимая из происходящего, я мысленно осудил и укорил в непонимании дела докторов: дали, мол, отхаркивающее, когда мне и выхаркивать нечего.

Глава 8

Между тем, спустя часа полтора или два после последнего посещения докторов, ко мне в палату снова явилось их целых три: два наших и третий, какой-то важный и осанистый, чужой.

Долго они выстукивали и выслушивали меня; появился и мешок с кислородом. Последнее несколько удивило меня.

— Теперь-то к чему же это? — спросил я.

— Да надо же профильтровать немножко ваши легкие. Ведь они, небось, чуть не испеклись у вас, — проговорил чужой доктор.

— А скажите, доктор, чем это так пленила вас моя спина, что вы так хлопочите над нею? Вот уже третий раз за утро выстукиваете ее, мухами всю расписали.

Я чувствовал себя настолько лучше, сравнительно с предыдущими днями, и поэтому так далек был мыслью от всего печального, что никакие аксессуары, должно быть, не способны были навести меня на догадки о моем действительном положении; даже появление важного чужого доктора я объяснил себе как ревизию или что-нибудь в этом роде, никак не подозревая, что он вызван был специально для меня, чтобы мое положение требовало консилиума. Последний вопрос я задал таким непринужденным и веселым тоном, что, вероятно, ни у кого из моих врачей не хватило духу, хотя намеком, дать понять мне надвигавшуюся катастрофу. Да и правда, как сказать человеку, полному радостных надежд, что ему, быть может, остается всего несколько часов жить!

— Теперь-то и надо похлопотать около вас, — неопределенно ответил мне доктор.

Но я и этот ответ принял в желаемом смысле, то есть, что теперь, когда наступил перелом, когда сила недуга ослабевает, вероятно, и должно, и удобнее приложить все средства, чтоб окончательно выдворить болезнь и помочь восстановиться всему, что было поражено ею.

Глава 9

Помню, часов около четырех я почувствовал как бы легкий озноб и, желая согреться, плотно увернулся в одеяло и лег было в постель, но мне вдруг сделалось очень дурно.

Я позвал фельдшера; он подошел, поднял меня с подушки и подал мешок с кислородом. Где-то прозвенел звонок, и через несколько минут в мою палату торопливо вошел старший фельдшер, а затем, один за другим, и оба наши врача.

В другое время такое необычайное сборище всего медицинского персонала и быстрота, с какой собрался он, несомненно, удивили и смутили бы меня, но теперь я отнесся к этому совершенно равнодушно, словно оно и не касалось меня.

Странная перемена произошла вдруг в моем настроении! За минуту перед тем жизнерадостный, я теперь, хотя и видел, и отлично понимал все, что происходило вокруг меня, но ко всему этому у меня вдруг явилась такая непостижимая безучастность, такая отчужденность, какая, думается, совсем даже и не свойственна живому существу.

Все мое внимание сосредоточилось на мне же самом, но и здесь была удивительно своеобразная особенность, какая-то раздвоенность: я вполне ясно и определенно чувствовал и осознавал себя, и в то же время относился к себе настолько безучастно, что, казалось, будто утерял способность физических ощущений.

Я видел, например, как доктор протягивал руку и брал меня за пульс, и понимал, что он делал, но прикосновения его не чувствовал. Я видел и понимал, что доктора, приподняв меня, все что-то делали и хлопотали над моей спиной, с которой, вероятно, начался у меня отек, но что делали они — я не чувствовал, и не потому, чтобы в самом деле лишился способности ощущать, но потому, что меня нисколько не интересовало это, потому что, уйдя куда-то далеко вглубь себя, я не прислушивался и не следил за тем, что делали они со мной.

Во мне как бы вдруг обнаружились два существа: одно — крывшееся где-то глубоко и главнейшее; другое — внешнее и, очевидно, менее значительное; и вот теперь словно связывавший их состав выгорел или расплавился, и они распались, и сильнейшее чувствовалось мною ярко, определенно, а слабейшее стало безразличным. Это слабейшее было мое тело.

Могу представить себе, как, быть может, всего несколько дней тому назад, был бы поражен я откровением в себе этого неведомого мною дотоле, внутреннего моего существа и сознанием его превосходства над той, другой моей половиной, которая, по моим понятиям, и составляла всего человека, но которой теперь я почти и не замечал.

Удивительно было это состояние: жить, видеть, слышать, понимать все, и, в то же время, как бы и не видеть, и не понимать ничего, такую чувствовать ко всему отчужденность.

Глава 10

Вот доктор задал мне вопрос; я слышу и понимаю, что он спрашивает, но ответа не даю, не даю потому, что мне незачем говорить с ним. А ведь он хлопочет и беспокоится обо мне же, но о той половине моего я, которая утратила теперь всякое значение для меня, до которой мне нет никакого дела.

Но вдруг она заявила о себе, и как резко и необычайно заявила!

Я вдруг почувствовал, что меня с неудержимой силой потянуло куда-то вниз. В первые минуты это ощущение было похоже на то, будто ко всем членам моим подвесили тяжелые многопудовые гири, но вскоре такое сравнение не могло уже выразить моего ощущения: представление такой тяги оказывалось уже ничтожным.

Нет, тут действовал какой-то ужасающей силы закон притяжения.

Мне казалось, что не только всего меня, но каждый мой член, каждый волосок, тончайшую жилку, каждую клеточку моего тела в отдельности тянет куда-то с такой-же неотразимостью, как сильнодействующий магнит притягивает к себе куски металла.

И, однако, как не сильно было это ощущение, оно не препятствовало мне думать и сознавать действительность, то есть, что я лежу на койке, что палата моя во втором этаже, что подо мной такая же комната, но, в то же время, по силе ощущения я был уверен, что, будь подо мною не одна, а десять нагроможденных одна на другую комнат, все это мгновенно расступится предо мною, чтобы пропустить меня… куда?

Да, именно в землю, и мне захотелось лечь на пол; я сделал усилие и заметался.

Глава 11

Агония, — услышал я произнесенное надо мною доктором слово.

Так как я не говорил, и взгляд мой, как сосредоточенного в самом себе человека, должно быть, выражал полную к окружающему безучастность, то доктора, вероятно порешили, что я нахожусь в бессознательном состоянии и говорили обо мне надо мною, уже не стесняясь. А между тем, я не только отлично понимал все, но не мог не мыслить и в известной сфере не наблюдать.

«Агония! смерть!» — подумал я, услыхав слова доктора. » Да неужели же я умираю?» — обращаясь к самому себе, громко проговорил я; но как? почему? объяснить этого не могу.

Мне вдруг вспомнилось когда-то давно прочитанное мной рассуждение ученых о том, болезненна ли смерть, и, закрыв глаза, я прислушался к себе, к тому, что происходило во мне.

Нет, физических болей я не чувствовал никаких, но я, несомненно, страдал, мне было тяжко, томно. Отчего же это? Я знал, от какой болезни я умираю; что же, душил ли меня отек, или он стеснил деятельность сердца, и оно томило меня? Не знаю, быть может, таково было определение наступавшей смерти по понятиям тех людей, того мира, который был теперь так чужд и далек для меня; я же чувствовал только непреодолимое стремление куда-то, тяготение к чему-то, о котором говорил выше.

И я чувствовал, что тяготение это с каждым мгновением усиливается, что я уже вот-вот совсем близко подхожу, почти касаюсь того влекущего меня магнита, прикоснувшись к которому я всем моим естеством припаяюсь, срастусь с ним так, что уж никакая сила не в состоянии будет отделить меня от него. И чем сильнее чувствовал я близость этого момента, тем страшнее и тяжелее становилось мне, потому что вместе с этим ярче обнаруживался во мне протест, яснее чувствовал, что весь я не могу слиться, что что-то должно отделиться во мне, и это что-то рвалось от неведомого предмета притяжения с такою же силой, с какой что-то другое во мне стремилось к нему. Эта борьба и причиняла мне истому, страдания.

Глава 12

Значение услышанного мною слова «агония» было вполне понятно для меня, но все во мне как-то перевернулось теперь от моих отношений, чувств и до понятий включительно.

Несомненно, если бы я услышал это слово хотя тогда, когда трое докторов выслушивали меня, я был бы невыразимо испуган им. Несомненно также, что, не случись со мною такого странного переворота, оставайся я в обычном состоянии больного человека, я и в данную минуту, зная, что наступает смерть, понимал бы и объяснял все происходящее со мной иначе; но теперь слова доктора удивили меня, не вызывая того страха, какой вообще присущ людям при мысли о смерти, и дали совсем неожиданное в сопоставлении с моими прежними понятиями толкование тому состоянию, какое испытывал я.

«Так вот оно что! Это она, земля, так тянет меня», — вдруг ясно выплыло в моей голове. «То есть не меня, а то свое, что на время дала мне. И она ли тянет или оно стремится к ней?»

И то, что прежде казалось мне столь естественным и достоверным, то есть, что весь я по смерти рассыплюсь в прах, теперь явилось для меня противоестественным и невозможным.

«Нет, весь я не уйду, не могу», — чуть ли не громко вскрикнул я, и, сделав усилие освободиться, вырваться от той силы, что влекла меня, вдруг почувствовал, что мне стало легко.

Я открыл глаза, и в моей памяти с совершенной ясностью, до малейших подробностей, запечатлелось все, что увидел я в ту минуту.

Я увидел, что стою один посреди комнаты; вправо от меня, обступив что-то полукругом, столпился весь медицинский персонал; заложив руки за спину и пристально глядя на что-то, чего мне за их фигурами не было видно, стоял старший врач; подле него, слегка наклонившись вперед — младший; старик-фельдшер, держа в руках мешок с кислородом, нерешительно переминался с ноги на ногу, по-видимому, не зная, что делать ему теперь со своей ношей, отнести ли ее, или она может еще понадобиться; а молодой, нагнувшись, поддерживал что-то, мне из-за его плеча виден был только угол подушки.

Меня удивила эта группа; на том месте, где стояла она, была койка. Что же теперь привлекало внимание этих людей, на что смотрели они, когда меня уж там не было, когда я стоял посреди комнаты?

Я подвинулся и глянул туда, куда глядели все они…

Там на койке лежал я.

Глава 13

Не помню, чтобы я испытал что-нибудь похожее на страх при виде своего двойника; меня охватило только недоумение: «Как же это? Я чувствую себя здесь, между тем и там тоже я?»

Я оглянулся на себя, стоящего посреди комнаты. Да, это, несомненно, был я, точно такой же, каким я знал себя.

Я захотел осязать себя, взять правою рукой за левую: моя рука прошла насквозь; попробовал охватить себя за талию — рука снова прошла через мой корпус, как по пустому пространству.

Пораженный таким странным явлением, я хотел, чтобы мне со стороны помогли разобраться в нем, и, сделав несколько шагов, протянул руку, желая дотронуться до плеча доктора, но почувствовал: иду я как-то странно, не ощущая прикосновения к полу, рука моя, как ни стараюсь я, все никак не может достигнуть фигуры доктора, всего, может быть, какой-нибудь вершок-два остается пространства, а дотронуться до него не могу.

Я сделал усилие твердо встать на пол, но, хотя корпус мой повиновался моим усилиям и опускался вниз, а, достигнув пола, так же, как фигуры доктора, мне оказалось невозможным, Тут тоже оставалось ничтожное пространство, но преодолеть его я никак не мог.

И мне живо вспомнилось, как несколько дней тому назад сиделка нашей палаты, желая предохранить мою микстуру от порчи, опустила пузырь с нею в кувшин с холодной водой, но воды в кувшине было много, и она сейчас же вынесла легкий пузырь наверх, а старушка, не понимая в чем дело, настойчиво и раз, и другой, и третий опускала его на дно и даже придерживала его пальцем, в надежде, что он устоится, но едва поднимала палец, как пузырь снова выворачивался на поверхность.

Так, очевидно, и для меня, теперешнего меня, окружавший воздух был уже слишком плотен.

Глава 14

Что же сделалось со мной?

Я позвал доктора, но атмосфера, в которой я находился, оказывалась совсем непригодной для меня; она не воспринимала и не передавала звуков моего голоса, и я понял свою полную разобщенность со всем окружающим, свое странное одиночество, и панический страх охватил меня. Было действительно что-то невыразимо ужасное в этом необычайном одиночестве. Заблудился ли человек в лесу, тонет ли он в пучине морской, горит ли в огне, сидит ли в одиночном заключении, — он никогда не теряет надежды, что его поймут, лишь бы донесся куда-нибудь его зов, его крик о помощи; он понимает, что его одиночество продолжится только до той минуты, пока он не увидит живое существо, что войдет сторож в его каземат, и он может сейчас же заговорить с ним, высказать ему, что желает, и тот поймет его.

Но видеть вокруг себя людей, слышать и понимать их речь, и в то же время знать, что ты, что бы ни случилось с тобой, не имеешь никакой возможности заявить им о себе, ждать от них, в случае нужды, помощи, — от такого одиночества волосы на голове становились дыбом, ум цепенел. Оно было хуже пребывания на необитаемом острове, потому что там хоть природа воспринимала бы проявление нашей личности, а здесь, в одном этом лишении возможности сообщаться с окружающим миром, как явлении неестественном для человека, было столько мертвящего страха, такое страшное сознание беспомощности, какого нельзя испытать ни в каком другом положении и передать словами.

Я, конечно, сдался не сразу; я всячески пробовал и старался заявить о себе, но попытки эти приводили меня лишь в полное отчаяние. «Неужели же они не видят меня?» — с отчаянием думал я и, снова и снова, приближался к стоящей над моей койкой группе лиц, но никто из них не оглядывался, не обращал на меня внимания, и я с недоумением осматривал себя, не понимая, как могут они не видеть меня, когда я такой же, как был. Но делал попытку осязать себя, и рука моя снова рассекала лишь воздух.

«Но ведь я же не призрак, я чувствую и сознаю себя, и тело мое есть действительное тело, а не какой-нибудь обманчивый мираж», — думал я и снова пристально осматривал себя и убеждался, что тело мое, несомненно, было тело, ибо я мог всячески рассматривать его и совершенно ясно видеть малейшую черточку, точку на нем. Внешний вид его оставался таким же, как был и прежде, но изменилось, очевидно, свойство его: оно стало недоступно для осязания, и окружающий воздух стал настолько плотен для него, что не допускал его полного соприкосновения с предметами.

«Астральное тело. Кажется, это так называется?» — мелькнуло в моей голове. «Но почему же, что сталось со мной?» — задавал я себе вопрос, стараясь припомнить, не слышал ли я когда-нибудь рассказов о таких состояниях, странных трансфигурациях в болезнях.

Глава 15

Нет, ничего тут не поделаешь! Все кончено, — безнадежно махнув рукой, проговорил в это время младший доктор и отошел от койки, на которой лежал я.

Мне стало невыразимо досадно, что они все толкуют и хлопочут над тем моим «я», которого я совершенно не чувствовал, которое совсем не существовало для меня и оставляют без внимания другого, настоящего меня, который все сознает и, мучаясь страхом неизвестности, ищет, требует их помощи.

«Неужели они не спохватятся меня, неужели не понимают, что там меня нет», — с досадой думал я и, подойдя к койке, глянул на того себя, который в ущерб моему настоящему «я» привлекал внимание находившихся в палате людей.

Я глянул, и тут только впервые у меня явилась мысль: «Да не случилось ли со мною того, что на нашем языке, на языке живых людей, определяется словом «смерть»?»

Это пришло мне в голову потому, что мое лежавшее на койке тело имело совершенно вид мертвеца: без движения, бездыханное, с покрытым какой-то особенной бледностью лицом, с плотно сжатыми, слегка посинелыми губами, оно живо напомнило мне всех виденных мною покойников. Сразу может показаться странным, что только при виде моего бездыханного тела я сообразил, что именно случилось со мною, но, вникнув и проследив, что чувствовал и испытывал я, такое странное по первому взгляду недоумение станет понятным.

В наших понятиях со словом «смерть» неразлучно связано представление о каком-то уничтожении, прекращении жизни, как же мог я думать, что умер, когда я ни на одну минуту не терял самосознания, когда я чувствовал себя таким же живым, все слышащим, видящим, сознающим, способным двигаться, думать, говорить? Даже слова доктора о том, что «все кончено», не остановили на себе моего внимания и не вызвали догадки о случившемся — настолько разнствовало то, что произошло со мною, с нашими представлениями о смерти!

Разобщение со всем окружающим, раздвоение моей личности скорее всего могло бы дать мне понять случившееся, если бы я верил в существование души, был человеком религиозным; но этого не было, и я водился лишь тем, что чувствовал, а ощущение жизни было настолько ясно, что я только недоумевал над странными явлениями, будучи совершенно не в состоянии связывать моих ощущений с традиционными понятиями о смерти, то есть, чувствуя и сознавая себя, думать, что я не существую.

Впоследствии мне неоднократно приходилось слышать от людей религиозных, то есть не отрицавших существования души и загробной жизни, такое мнение или предположение, что душа человека, едва только сбросит он с себя бренную плоть, сейчас же становится каким-то всеведущим существом, что для нее ничего нет непонятного и удивительного в новых сферах, в новой форме ее бытия, что она не только мгновенно входит в новые законы открывшегося ей нового мира и своего измененного существования, но что все это так сродни ей, что тот переход есть для нее как бы возвращение в настоящее отечество, возвращение к естественному ее состоянию. Такое предположение основывалось главным образом на том, что душа есть дух, а для духа не может существовать тех ограничений, какие существуют для плотского человека.

Глава 16

Предположение такое, конечно, совершенно неверно.

Из вышеописанного читатель видит, что я явился в этот новый мир совершенно таким же, каким ушел из старого, то есть почти с теми же способностями, понятиями и познаниями, какие имел, живя на земле.

Так, желая как-нибудь заявить о себе, я прибегал к таким же приемам, какие обыкновенно употребляются для этого всеми живыми людьми, то есть я, старался дотронуться, толкнуть кого-нибудь; заметив новое свойство своего тела, я находил это странным; следовательно, понятия у меня оставались прежние; иначе это не было бы для меня странным, и, желая убедиться в существовании моего тела, я опять- таки прибегал к обычному мне, как человеку, для этого способу.

Даже поняв, что я умер, я не постиг какими-нибудь новыми способами происшедшей во мне перемены, и, недоумевая, то называл мое тело «астральным», то у меня проносилась мысль, что не с таким ли телом был создан первый человек, и что полученные им после падения кожаные ризы, о которых упоминается в Библии, не есть ли то бренное тело, которое лежит на койке и через несколько времени превратиться в прах; одним словом, желая понять случившееся, я подводил такие ему объяснения, какие ведомы и доступны были мне по моим земным познаниям.

И это естественно. Душа, понятно, есть дух, но дух, созданный для жизни с телом; поэтому, каким же образом тело может явиться для нее чем-то вроде тюрьмы, какими-то узами, приковывающими ее к несродному будто бы ей существованию?

Нет, тело есть законное, предоставленное ей жилище и поэтому явится в новый мир в той степени своего развития и зрелости, каких достигла в совместной жизни с телом, в положенной ей нормальной форме бытия. Конечно, если человек был при жизни духовно развит, настроен, его душе много будет более сродно и оттого понятнее в этом новом мире, чем душе того, кто жил, никогда не думая о нем, и, тогда как первая в состоянии будет, так сказать, сразу читать там, хотя и не бегло, а с запинками, второй, подобно моей, нужно начинать с азбуки, нужно время, чтобы уразуметь и тот факт, о котором она никогда не помышляла, и ту страну, в какую она попала, в которой никогда и мысленно не бывала.

Вспоминая и продумывая впоследствии свое тогдашнее состояние, я заметил только, что мои умственные способности действовали и тогда с такой удивительной энергией и быстротой, что, казалось, не оставалось ни малейшей черты времени для того, чтобы с моей стороны сделать усилие сообразить, сопоставить, вспомнить что-нибудь; едва что-либо вставало предо мною, как память моя, мгновенно пронизывая прошлое, выкапывала все завалявшиеся там и заглохшие крохи знания по данному предмету, и то, что в другое время, несомненно, вызывало бы мое недоумение, теперь представлялось мне как бы известным. Иногда я даже каким-то наитием предугадывал и неведомое мне, но все-таки не раньше, чем оно представлялось моим глазам. В этом только и заключалась особенность моих способностей, кроме тех, которые являлись следствием моего измененного естества.

Глава 17

Перехожу к повествованию о дальнейших обстоятельствах моего невероятного происшествия.

Невероятно! Но если оно до сих пор казалось невероятным, то эти дальнейшие обстоятельства явятся в глазах моих образованных читателей такими «наивными» небылицами, что о них и повествовать бы не стоило; но, может быть, для тех, кто пожелает взглянуть на мой рассказ иначе, самая наивность и скудость послужат удостоверением его истинности, ибо если бы я сочинял, выдумывал, то здесь для фантазии открывается широкое поле и, конечно, я бы выдумал что-нибудь помудренее, поэффектнее.

Итак, что же дальше было со мною? Доктора вышли из палаты, оба фельдшера стояли и толковали о перипетиях моей болезни и смерти, а старушка няня (сиделка), повернувшись к иконе, перекрестилась и громко высказала обычное в таких случаях пожелание мне:

— Ну, Царство ему Небесное, вечный покой…

И едва она произнесла эти слова, как подле меня явились два Ангела; в одном из них я почему-то узнал моего Ангела-Хранителя, а другой был мне неизвестен.

Взяв меня под руки, Ангелы вынесли меня прямо через стену из палаты на улицу.

Глава 18

Смерклось уже, шел большой, тихий снежок. Я видел это, но холода и вообще перемены между комнатною температурой и надворною не ощутил. Очевидно, подобные вещи утратили для моего измененного тела свое значение. Мы стали быстро подыматься вверх. И по мере того, как подымались мы, взору моему открывалось все большее и большее пространство, и, наконец, оно приняло такие ужасающие размеры, что меня охватил страх от сознания моего ничтожества перед этой бесконечной пустыней. В этом, конечно, сказывались некоторые особенности моего зрения. Во-первых, было темно, а я видел все ясно; следовательно, зрение мое получило способность видеть в темноте; во-вторых, я охватывал взором такое пространство, какого, несомненно, не мог охватить моим обыкновенным зрением. Но этих особенностей я, кажется, не сознавал тогда, а что я вижу не все, что для моего зрения, как ни широк его кругозор, все-таки существует предел, — это я отлично понимал и ужасался. Да, насколько, стало быть, свойственно человеку ценить во что-то свою личность: я сознавал себя таким ничтожным, ничего не значащим атомом, появление или исчезновение которого, понятно, должно было оставаться совсем незамеченным в этом беспредельном пространстве, но вместо того, чтобы находить для себя в этом некоторое успокоение, своего рода безопасность, я страшился… что затеряюсь, что эта необъятность поглотит меня, как жалкую пылинку. Удивительный отпор ничтожной точки всеобщему (как мнят некоторые) закону разрушения, и знаменательное проявление сознания человеком его бессмертия, его вечного личного бытия!

Глава 19

Идея времени погасла в моем уме, и я не знаю, сколько мы еще подымались вверх, как вдруг послышался сначала какой-то неясный шум, а затем, выплыв откуда-то, к нам с криком и гоготом стала быстро приближаться толпа каких-то безобразных существ.

«Бесы!» — с необычайной быстротой сообразил я и оцепенел от какого-то особенного, неведомого мне дотоле ужаса. Бесы! О, сколько иронии, сколько самого искреннего смеха вызвало бы во мне всего несколько дней, даже часов тому назад чье-нибудь сообщение, не только о том, что он видел своими глазами бесов, но что он допускает существование их, как тварей известного рода! Как и подобало «образованному» человеку конца девятнадцатого века, я под этим названием разумел дурные склонности, страсти в человеке, почему и самое слово это имело у меня значение не имени, а термина, определявшего известное понятие. И вдруг это «известное отвлеченное понятие» предстало мне живым олицетворением! Не могу и до сих пор сказать, как и почему я тогда без малейшего недоумения признал в этом безобразном видении бесов. Несомненно лишь, что такое определение совсем выходило из порядка вещей и логики, ибо, предстань мне подобное зрелище в другое время, сказал бы, что это какая-то небылица в лицах, уродливый каприз фантазии, — одним словом, все что угодно, но уж, конечно, никак не назвал бы его тем именем, под которым понимал нечто такое, чего и видеть нельзя. Но тогда это определение вылилось с такой быстротой, как-будто тут и думать было незачем, как-будто я увидел что-то давно и хорошо мне известное, и так как мои умственные способности работали в то время, как говорил я, с какой-то непостижимой энергией, то я почти так же быстро сообразил, что безобразный вид этих тварей не был их настоящей внешностью, что это был какой-то мерзкий маскарад, придуманный, вероятно, с целью больше устрашить меня, и на мгновение что-то похожее на гордость шевельнулось во мне. Мне стало стыдно за себя, за человека вообще, что для того, чтобы испугать его, столь много мнящего о себе, другие твари прибегают к таким приемам, какие нами практикуются по отношению к малым детям.

Окружив нас со всех сторон, бесы с криком и гамом требовали, чтобы меня отдали им, они старались как-нибудь схватить меня и вырвать из рук Ангелов, но, очевидно, не смели этого сделать. Среди их невообразимого и столь же отвратительного для слуха, как сами они были для зрения, воя и гама я улавливал иногда слова и целые фразы.

— Он наш: он от Бога отрекся, — вдруг чуть не в один голос завопили они, и при этом уж с такой наглостью кинулись на нас, что от страха у меня на мгновение застыла всякая мысль.

«Это ложь! Это неправда!» — опомнившись, хотел крикнуть я, но услужливая память связала мне язык. Каким-то непонятным образом мне вдруг вспомнилось такое маленькое, ничтожное событие, к тому же и относившееся еще к давно минувшей эпохе моей юности, о котором, кажется, я и вспомнить никак не мог.

Глава 20

Мне вспомнилось, как еще во времена моего учения, собравшись однажды у товарища, мы, потолковав о своих школьных делах, перешли затем на разговор о разных отвлеченных и высоких предметах, — разговоры, какие велись нами зачастую.

— Я вообще не люблю отвлеченностей, — говорил один из моих товарищей, — а здесь уж совершенная невозможность. Я могу верить в какую-нибудь, пусть и не исследованную наукой, силу природы, то есть я могу допустить ее существование, и не видя ее явных, определенных проявлений, потому что она может быть ничтожной или сливающейся в своих действиях с другими силами, и оттого ее трудно и уловить; но веровать в Бога, как в Существо личное и всемогущее, верить — когда я не вижу нигде ясных проявлений этой Личности — это уже абсурд. Мне говорят: веруй. Но почему должен я веровать, когда я одинаково могу верить и тому, что Бога нет. Ведь правда же? И может быть, Его и нет? — уже в упор ко мне отнесся товарищ.

— Может быть и нет, — проговорил я.

Фраза эта была в полном смысле «праздным глаголом»: во мне не могла вызвать сомнений в бытии Бога бестолковая речь приятеля, я даже не особенно следил за разговором, — и вот теперь оказалось, что этот праздный глагол не пропал бесследно в воздухе, мне надлежало оправдываться, защищаться от возводимого на меня обвинения, и таким образом удостоверялось евангельское сказание, что, если и не по воле ведующего тайная сердца человеческого Бога, то по злобе врага нашего спасения, нам действительно предстоит дать ответ и во всяком праздном слове.

Обвинение это, по-видимому, являлось самым сильным аргументом моей погибели для бесов, они как бы почерпнули новую силу для смелости своих нападений на меня и уж с неистовым ревом завертелись вокруг нас, преграждая нам дальнейший путь.

Я вспомнил о молитве и стал молиться, призывая на помощь тех Святых, которых знал и чьи имена пришли мне на ум. Но это не устрашало моих врагов. Жалкий невежда, христианин лишь по имени, я чуть ли не впервые вспомнил о Той, Которая именуется Заступницей рода христианского.

Но, вероятно, горяч был мой порыв к Ней, вероятно, так была преисполнена ужаса душа моя, что едва я, вспомнив, произнес Ее имя, как вокруг нас вдруг появился какой-то белый туман, который и стал быстро заволакивать безобразное сонмище бесов. Он скрыл его от моих глаз, прежде чем оно успело отделиться от нас. Рев и гогот их слышался еще долго, но по тому, как он постепенно ослабевал и становился глуше, я мог понять, что страшная погоня отставала от нас.

Глава 21

Испытанное мной чувство страха так захватило меня всего, что я не сознавал даже, продолжали ли мы во время этой ужасной встречи наш полет, или она остановила нас на время; я понял, что мы движемся, что мы продолжаем подниматься вверх, лишь когда предо мною снова разостлалось бесконечное воздушное пространство.

Пройдя некоторое его расстояние, я увидел над собой яркий свет; он походил, как казалось мне, на наш солнечный, но был гораздо сильнее его. Там, вероятно, какое-то царство света.

«Да, именно царство, полное владычество света, — предугадывая каким-то особым чувством еще не виданное мною, думал я, — потому что при этом свете нет теней». «Но как же может быть свет без тени?» — сейчас же выступили с недоумением мои земные понятия.

И вдруг мы быстро внеслись в сферу этого света, и он, буквально,ослепил меня. Я закрыл глаза, поднес руки к лицу, но это не помогло, так как руки мои не давали тени. Да и что значила здесь подобная защита!

«Боже мой, да что же это такое, что это за свет такой? Для меня ведь та же тьма. Я не могу смотреть и, как во тьме, не вижу ничего» — взмолился я, сопоставляя мое земное зрение и забыв, или, быть может, даже и не осознавая, что теперь такое сравнение не годилось, что теперь я могу видеть и во тьме.

Эта невозможность видеть, смотреть, увеличивала для меня страх неизвестности, естественный при нахождении в неведомом мне мире, и я с тревогой размышлял: «Что же будет дальше? Скоро ли минем мы эту сферу света и есть ли ей предел, конец?»

Но случилось иное. Величественно, без гнева, но властно и непоколебимо, сверху раздались слова: — Не готов!

И затем… затем мгновенная остановка в нашем стремительном полете вверх — и мы быстро стали опускаться вниз.

Но прежде чем покинули мы эти сферы, мне дано было узнать одно дивное явление.

Едва сверху раздались означенные слова, как все в этом мире, казалось, каждая пылинка, каждый самомалейший атом отозвались на них своим изволением. Словно многомилионное эхо повторило их на неуловимом для слуха, но ощутимом и понятном для сердца и ума языке, выражая свое полное согласие с последовавшим определением. И в этом единстве воли была такая дивная гармония, и в этой гармонии столько невыразимой, восторженной радости, пред которой жалким бессолнечным днем являлись все наши земные очарования и восторги. Неподражаемым музыкальным аккордом прозвучало это многомиллионное эхо, и душа вся заговорила, вся беззаботно отозвалась на него пламенным порывом слиться с этой общей дивной гармонией.

Глава 22

Я не понял настоящего смысла относившихся ко мне слов, то есть не понял, что должен вернуться на землю и снова жить так же, как раньше жил; я думал, что меня несут в какие-либо иные страны, и чувство робкого протеста зашевелилось во мне, когда предо мной сначала смутно, как в утреннем тумане, обозначились очертания города, а затем и ясно показались знакомые улицы.

Вот и памятное мне здание больницы. Так же, как прежде, через стены здания и закрытые двери был внесен я в какую-то совершенно неизвестную мне комнату: в комнате этой стояло в ряд несколько окрашенных темной краской столов, и на одном из них, покрытом чем-то белым, я увидел лежащего себя, или вернее мое мертвое окоченевшее тело.

Неподалеку от моего стола какой-то седенький старичок в коричневом пиджаке, водя согнутой восковой свечкой по строкам крупного шрифта, читал Псалтырь, а по другую сторону, на стоявшей вдоль стены черной лавке сидела, очевидно, уже извещенная о моей смерти и успевшая приехать, моя сестра, и подле нее, нагнувшись и что-то тихо говоря — ее муж.

— Ты слышал Божие определение, — подведя меня к столу, обратился ко мне безмолвствовавший доселе мой Ангел-Хранитель, — и готовься!

И за сим, оба Ангела стали невидимы для меня.

Глава 23

Совершенно ясно помню, что и как произошло после этих слов со мной.

Сначала я почувствовал, что меня как бы стеснило что-то; затем явилось ощущение неприятного холода, и возвращение этой утраченной мной способности чувствовать такие вещи живо воскресило во мне представление прежней жизни, и чувство глубокой грусти как бы о чем-то утраченном охватило меня (замечу здесь, к слову, что чувство это осталось после описываемого мною события навсегда при мне).

Желание вернуться к прежней жизни, хотя до этой поры в ней не было ничего особенно скорбного, ни на минуту не шевельнулось во мне; меня нисколько не тянуло, ничто не влекло к ней.

Приходилось ли вам, читатель, видеть пролежавшую некоторое время в сыром месте фотографию? Рисунок на ней сохранился, но от сырости он выцвел, облинял и, вместо определенного красивого изображения, получилась какая-то сплошная бледно-рыжеватая муть. Так обесцветилась для меня жизнь, превратясь тоже в какую-то сплошную водянистую картинку, и таковою остается она в моих глазах и по ныне.

Как и почему почувствовал я это сразу — не знаю, но только она ничем не влекла меня; испытанный мной ранее ужас от сознания моего разобщения с окружающим миром теперь почему-то утратил для меня свое странное значение; я видел, например, сестру и понимал, что не могу сообщаться с ней, но это нисколько не тяготило меня; я довольствовался тем, что сам вижу ее и знаю все о ней; во мне даже не явилось, как прежде, желания заявить как-нибудь о своем присутствии.

Впрочем и не до того было. Чувство стеснения заставляло меня все больше и больше страдать. Мне казалось, что меня словно жмут какими-то тисками, и ощущение это все усиливалось; я, со своей стороны, не оставался пассивным, делал что-то, боролся ли, стараясь освободиться от него, или делал усилия, не освобождаясь, как-нибудь сладить, одолеть его — определить не могу, помню только, что мне становилось все тесней и тесней, и, наконец, я потерял сознание.

Глава 24

Очнулся я уже лежащим в больничной палате на койке.

Открыв глаза, я увидел себя окруженным чуть не целой толпой любопытствующих, или, выражаясь иначе: с напряженным вниманием наблюдавших меня лиц.

У самого моего изголовья, на придвинутом табурете, стараясь сохранить свое обычное величие, сидел старший врач; его поза и манеры, казалось, говорили, что все это, мол, вещь обыкновенная, и ничего тут нет удивительного, а между тем в его устремленных на меня глазах так и сверкало напряженное внимание и недоумение.

Младший доктор — тот уже безо всякого стеснения буквально впился в меня глазами, словно стараясь просмотреть меня всего насквозь.

У ног моей койки, одетая в траурное платье, с бледным, взволнованным лицом, стояла сестра моя, подле нее — зять, из-за сестры выглядывало более других спокойное лицо больничной сиделки, а еще дальше за ней виднелась уже совсем перепуганная физиономия нашего молодого фельдшера.

Придя окончательно в себя, я прежде всего приветствовал сестру; она быстро подошла ко мне, обняла меня и заплакала.

— Да я отлично помню все, что происходило со мной, — проговорил я.

— Как? Неужели вы не теряли сознания?

— Стало быть — нет.

— Это очень, даже очень странно, — проговорил он, взглянув на старшего доктора. — Странно потому, что вы лежали настоящей кочерыжкой, без малейших признаков жизни, нигде ничего, ни-ни.Как же можно в таком состоянии сохранить сознание?

— Вероятно же — можно, если я и видел, и сознавал все.

— То есть видеть-то вы ничего не могли, а слышать, чувствовать. И неужели вы все — все слышали и понимали? Слышали, как вас обмывали, одевали…

— Нет, этого я ничего не чувствовал. Вообще тело мое было для меня совсем не чувствительно.

— Как же так? Говорите, что помните все, что было с вами, а ничего не чувствовали?

— Я говорю, что не чувствовал только того, что делалось с моим телом, находясь под ярким впечатлением пережитого, — проговорил я, думая, что такого пояснения вполне достаточно, чтобы понять вышесказанное мною.

— Ну-те? — видя, что я остановился на этом, проговорил доктор.

А я даже и запнулся на минуту, не зная, что же еще ему нужно от меня? Мне казалось, что все так понятно, и я снова лишь повторил:

— Я сказал вам, что не чувствовал только своего тела, следовательно всего, что касалось его, но ведь тело мое — не весь же я? Ведь не весь же я лежал кочерыжкой. Ведь прочее-то все жило и продолжало действовать во мне! — проговорил я, думая, что то раздвоение или вернее раздельность в моей личности, которая была теперь яснее Божьего дня для меня, была так же известна и тем людям, к которым я обращал мою речь.

Очевидно, я еще не вернулся вполне в прежнюю жизнь, не перенесся на точку ее понятий, и говоря о том, что знал теперь и перечувствовал, сам не понимал, что слова мои могут казаться чуть не бредом сумасшедшего для не испытавших ничего подобного и отрицавших все подобное людей.

Глава 25

Младший доктор хотел еще что-то возразить или спросить, но старший сделал ему знак, чтобы он оставил меня в покое, — не знаю уж, потому ли, что этот покой был действительно нужен мне, или потому, что из моих слов он вывел заключение, что голова моя еще не в порядке, и поэтому нечего толковать со мной.

Убедившись, что организм мой пришел в более или менее надлежащий вид, меня ослушали: отека в легких не оказалось; затем, дав мне выпить, кажется, чашку бульона, все удалились из палаты, позволив лишь сестре побыть со мной еще некоторое время.

Думая, вероятно, что напоминания о случившемся могут волновать меня, вызывая всякие страшные предположения и гадания, в роде возможности быть погребенным заживо, и т.п., все окружавшие и навещавшие меня избегали заводить со мной об этом разговоры; исключение составлял только младший доктор.

Его, по-видимому, крайне интересовал бывший со мной случай, и он по несколько раз на день прибегал ко мне, то просто лишь взглянуть, что и как, то задать один-другой надуманный вопрос; иногда он приходил один, а иногда приводил даже с собой какого-либо товарища, по большей части студента, посмотреть на побывавшего в мертвецкой человека.

На третий или четвертый день, найдя меня, вероятно, достаточно окрепшим, или, может быть, просто потеряв терпение выжидать дольше, он, придя в мою палату, пустился уже в более продолжительный разговор со мной.

Подержав меня за пульс, он сказал:

— Удивительно: все дни пульс у вас совершенно ровный, без всяких вспышек, отклонений, а если бы вы знали, что с вами творилось! Чудеса, да и только!

Я уже освоился теперь, вошел в колею прежней жизни, и понимал всю необычайность случившегося со мной, понимал и то, что знаю о нем только я, и что те чудеса, о которых говорил доктор, есть какие-нибудь внешние проявления пережитого мной происшествия, какие-нибудь диковины с медицинской точки зрения, и спросил:

— Это когда же чудеса со мной творились? Перед тем, как я вернулся к жизни?

— Да, перед тем, как вы очнулись. Я уж не говорю о себе, я человек малоопытный, а случая летаргии до сих пор и совсем не видал, но кому я ни рассказывал из старых врачей, все удивлены, понимаете, до того, что отказываются верить моим словам.

— Да что ж собственно было со мной столь диковинного?

— Я думаю, вы знаете, — впрочем, тут и знать не надо, оно и так, само собой понятно, — что когда у человека проходит даже простое обморочное состояние, все органы его работают сначала крайне слабо: пульс едва уловить можно, дыхание сосем неприметно, сердца не сыщешь. А у вас произошло что-то невообразимое: легкие сразу запыхтели, как какие-то меха исполинские, сердце застучало, что молот о наковальню. Нет, этого даже передать нельзя: это надо было видеть. Понимаете, это был какой-то вулкан перед извержением, мороз бежит по спине, со стороны становилось страшно; казалось, еще мгновение — и кусков не останется от вас, потому что никакой организм не может выдержать такой работы.

«Гм… не диво же, что я, перед тем как очнуться, потерял сознание» — подумал я.

А до рассказа доктора я все недоумевал и не знал, как объяснить то странное, как казалось мне, обстоятельство, что во время умирания, то есть, когда все замирало во мне, я ни на минуту не потерял сознание, а когда мне надлежало ожить, я впадал в обморочное состояние. Теперь же это стало понятно мне: при смерти я хотя тоже чувствовал стеснение, но в крайний момент оно разрешилось тем, что я сбросил с себя то, что причиняло его, а одна душа, очевидно, не может падать в обмороки; когда же мне следовало вернуться к жизни, я, наоборот, должен был принять на себя то, что подвержено всяким физическим страданиям, до обмороков включительно.

Глава 26

Доктор, между тем, продолжал:

— И вы помните, что это ведь не после какого-нибудь обморока, а после полуторасуточной летаргии! Можете судить о силе этой работы по тому, что вы представляли собой замороженную кочерыжку, а спустя какие-нибудь пятнадцать-двадцать минут, ваши члены получили уже гибкость, а к часу согрелись даже и конечности. Ведь это невероятно, баснословно! И вот, когда я рассказываю, мне отказываются верить.

— А знаете, доктор, почему это случилось так необычайно? — сказал я.

— Почему?

— Вы, по вашим медицинским понятиям, под определение летаргии понимаете нечто сходное с обмороком?

— Да, только в наивысшей степени…

— Ну, тогда, стало быть, со мной была не летаргия.

— А что же?

— Я, стало быть, действительно умирал и вернулся к жизни. Если бы здесь было только ослабление жизнедеятельности в организме, то тогда бы она, конечно, восстановилась без всякой подобной «бульверсии», а так как телу моему надлежало экстренно приготовиться к принятию души, то и работать все члены должны были тоже экстраординарно.

Доктор с секунду слушал меня внимательно, а затем его лицо приняло равнодушное выражение.

— Да вы шутите; а для нас, медиков, это крайне интересный случай.

— Могу вас уверить, что я и не думал шутить. Я сам несомненно верю тому, что говорю, и хотел бы даже, чтобы и вы поверили… ну, хотя бы для того, чтобы серьезно исследовать такое исключительное явление. Вы говорите, что я ничего не мог видеть, а хотите — я вам нарисую всю обстановку мертвецкой, в которой я живым никогда не был, хотите, расскажу, где кто из вас стоял и что делал в момент моей смерти и вслед за тем?

Доктор заинтересовался моими словами, и когда я рассказал и напомнил ему, как все было, он, с видом человека, сбитого с толку, промычал:

— Н-да, странно. Какое-то ясновидение…

— Ну, доктор, это уж совсем что-то не вяжется: состояние замороженного судака — и ясновидение!

Но верх изумления вызвал в нем мой рассказ о том состоянии, в котором я находился в первое время после разъединения моей души с телом, о том, как я видел все, видел, что они хлопочут над моим телом, которое, по его бесчувствию, имело для меня значение сброшенной одежды; как мне хотелось дотронуться, толкнуть кого-нибудь, чтобы привлечь внимание к себе, и как ставший слишком плотным для меня воздух не допускал моего соприкосновения с окружающими меня предметами.

Глава 27

Вероятно, он сообщил об этом и старшему врачу, ибо этот последний, во время визитации на следующий день, осмотрев меня, задержался около моей койки и сказал:

— У вас, кажется, были галлюцинации во время летаргии. Так вы смотрите, постарайтесь отделаться от этого, а то…

— Могу с ума спятить? — подсказал я.

— Нет, это, пожалуй, уж много, а может перейти в манию.

— А разве бывают при летаргии галлюцинации?

— Что ж вы спрашиваете. Вы знаете теперь лучше меня.

— Единственный случай, хотя бы и со мной, для меня не доказательство. Мне хотелось бы знать общий вывод медицинских наблюдений по этому обстоятельству.

— А куда же девать случай с вами? Ведь это же факт!

— Да, но если все случаи подводить под одну рубрику, то не закроем ли мы этим двери для исследования разных явлений, различных симптомов болезней, и не получится ли через подобный прием нежелательная односторонность в медицинских диагнозах?

— Да тут ничего подобного быть не может. Что с вами была летаргия — это вне всякого сомнения, следовательно и должно принять то, что было с вами, за возможное в этом состоянии.

— А скажите, доктор: есть ли какая-нибудь почва для появления летаргии в такой болезни, как воспаление легких?

— Медицина не может указать, какая именно нужна для нее почва, потому что она приключается при всяких болезнях, и даже бывали случаи, что человек впадал в летаргический сон без предшествия какой-либо болезни, будучи по-видимому совершенно здоров.

— А может пройти сам по себе отек легких во время летаргии, то есть в то время, когда сердце его бездействует и, следовательно, увеличение отека не встречает никаких препятствий для себя?

— Раз это случилось с вами — стало быть, это возможно, хотя, верьте, отек прошел, когда вы уже очнулись.

— В несколько минут?

— Ну, уж в несколько минут… Впрочем, хотя бы и так. Такая работа для сердца и легких, какова была в момент вашего пробуждения, может, пожалуй, и лед на Волге взломать, не то что разогнать какой угодно отек в короткое время.

— А могли стесненные, отекшие легкие работать так, как они работали у меня?

— Стало быть.

— Следовательно, ничего удивительного, поразительного в приключившемся со мной нет?

— Нет, почему же! Это, во всяком случае… редко наблюдаемое явление.

— Редко, или в такой обстановке, при таких обстоятельствах — никогда?

— Хм, как же никогда, когда это было с вами?

— Следовательно, и отек может пройти сам по себе, даже когда все органы у человека бездействуют, и стесненное отеком сердце, и отекшие легкие могут, если им вздумается, работать на славу; казалось бы, от отека легких и умирать нечего! А скажите, доктор, может ли человек очнуться от летаргии, приключившейся во время отека легких, то есть может ли он вывернуться зараз от двух таких…неблагоприятных казусов?

На лице доктора появилась ироническая улыбка.

— Вот видите: я предупреждал вас не даром относительно мании-то, — проговорил он. — Вы все хотите подвести бывший с вами случай под что-то другое, а не летаргию, и задаете вопросы с целью…

«С целью убедиться, — подумал я, — кто из нас маньяк: я ли, желающий выводами науки проверить основательность сделанного тобой моему состоянию определения, или ты, подводящий, быть может, вопреки даже возможности, все под одно имеющееся в твоей науке наименование?»

Но громко я сказал следующее:

— Я задаю вопросы с целью показать вам, что не всякий, увидав порхающий снег, способен, вопреки указаниям календаря и цветущим деревьям, во что бы то ни стало утверждать, что стало быть зима, потому лишь, что по науке снег значится принадлежностью зимы; ибо сам я помню, как однажды выпал снег, когда по календарному счислению значилось двенадцатое мая и деревья в саду моего отца были в цвету.

Этот мой ответ, вероятно, убедил доктора, что он опоздал со своим предупреждением, что я уже впал в «манию», и он ничего не возразил мне, а я не стал больше ни о чем спрашивать его.

Глава 28

Я привел этот разговор для того, чтобы читатель не обвинил меня в непростительном легкомыслии, что я по горячим, так сказать, следам не обследовал научно бывшего со мной необычайного случая, тем более что произошел он при такой благоприятной для сего обстановке. Ведь и в самом деле, на лицо были два лечившие меня врача, два врача — очевидца всего случившегося, и целый штат больничных служащих различных категорий!

И вот по приведенному разговору читатель может судить, чем должны были окончиться мои «научные обследования». Что я мог узнать, чего добиться при таком отношении к делу? Мне многое хотелось узнать, хотелось для соображений подробно узнать и понять весь ход моей болезни, хотелось узнать: было ли хотя на йоту вероятности в том, что отек у меня мог всосаться в то время, когда сердце у меня бездействовало и кровообращение, повидимому, окончательно прекратилось, так как я окоченел? Басне, что он прошел у меня в несколько минут, когда я уже очнулся, одинаково мудрено было верить, потому что тогда все равно являлась непонятной такая деятельность стесненных отеком сердца и легких.

Но после подобных вышеприведенных попыток я оставил моих врачей в покое и перестал расспрашивать их, потому что все равно и сам не поверил бы правдивости и безпристрастности их ответов.

Пробовал я и впоследствии «обследовать научно» этот вопрос; но результат получился почти тот же; я встречал такое же апатичное отношение ко всяким самостоятельным «обследованиям», такое же рабство мысли, такой же малодушный страх перешагнуть за черту очерченного наукой круга.

А наука… Ах, какое тут постигло разочарование! Когда я спрашивал: возможно ли человеку, впавшему в летаргию при наступившем после воспаления легких отеке очнуться, или наблюдались ли в медицине и возможны ли по закону природы вообще такие случаи, чтобы во время летаргии больной совершенно выздоравливал от болезни, весь ход которой и финал являлись, по мнению врачей, вполне естественно и правильно наступившей смертью, мне обыкновенно сразу отвечали отрицательно. Но сейчас же, при дальнейших моих вопросах, уверенный тон переходил в гадательный, появлялись разные «впрочем», «знаете», и т.п. О том, что это было со мной, конечно, нечего было и заикаться. Тут уж сразу, без малейшей запинки, выплывало всеподданейшее пред наукой и всеобъемлющее и всеудовлетворяющее ученых: «раз это было с вами…», и проч. И никакого недоумения, удивления, что указывало на полнейшее отсутствие уверенности и обоснованности того, что говорилось за четверть часа перед тем. Меня, как не посвященного в тонкости этой науки, да еще на беду привыкшего рассуждать, ужасно злило это, и я не раз с горячностью спрашивал, ставя вопрос ребром: — Но скажите, пожалуйста, пусть летаргия явление редкое, пусть сама она мало наблюдалась, мало исследована, но неужели же в ваших законоположениях о жизни организма нельзя найти сколько-нибудь определенного ответа на подобные вопросы?

Но тут приходилось убедиться, что это «научное законоположение для жизни организма» имело под собой столько же незыблемой почвы, как и гипотеза о происхождении каналов на Марсе и бываемых там наводнениях. Да и чего уж было в сущность сущностей забираться, когда даже на мой вопрос, бывают ли (я уже не спрашивал — возможны или невозможны, так как тут опять требовалось самостоятельное мышление и умозаключение) при летаргии галлюцинации, я не получил прямого ответа.

И пришлось мне самому браться за собирание тех сведений, какие я хотел найти готовыми в науке, и собирал я их, особенно в первое время, весьма усердно, во-первых, потому, что мне хотелось уяснить самому себе, что должно понимать под словом «летаргия» — глубокий ли сон, обморок, одним словом такое состояние, когда жизнь в человеке как-бы замирает, но не покидает его совсем, или такое представление медицины неверно и в сущности со всяким впавшим по нашему определению в летаргию происходит то же, что было и со мной. А во вторых, я предвидел, конечно, то недоверие (откровенно говоря, совсем бессмысленное и неосновательное, так как научно нельзя ведь доказать невозможности такого явления), какое будет встречать мой рассказ и какое он несомненно вызовет и теперь, и будучи сам горячо убежден в происшедшем со мной, желал найти подтверждение основательности моей убежденности в наблюдениях и возможных исследований данного обстоятельства.

Глава 29

Итак, какой же результат дали мои исследования, что же именно было со мной? Несомненно то, что я и писал, то есть, что душа моя покинула на время тело, и затем, Божьим определением, вернулась в него. Ответ, могущий, конечно, иметь двоякое к себе отношение: безусловно невозможный для одних и вполне вероятный для других, в зависимости от внутреннего устроения, от миросозерцания человека. Для того, кто не признает существования души, недопустим даже вопрос о каком-либо правдоподобии такого определения. Какая душа может отделиться, когда ее и нет вовсе? Желательно только, чтобы такие мясники обратили внимание на то, что в человеке может видеть, слышать, одним словом, жить и действовать тогда, когда тело его лежит окоченелым и совершенно бесчувственным. А кто верит, что в человеке помимо физического состава, физических отправлений, есть и еще какая-то сила, совершенно от сих последних независимая, для того в подобном факте нет ничего невероятного.

А верить этому, думается, и гораздо разумнее и основательнее, ибо если не эта сила одухотворяет, дает жизнь нашему телу, а сама лишь является продуктом деятельности этого последнего, то тогда уж совершенной нелепостью является смерть. Чего ради должен я верить в логичность таких явлений, как старость, разрушение, когда потребный для питания и обновления моего организма обмен веществ в моем теле не прекращается? Когда я обращался с моим рассказом к духовным лицам разных иерархических степеней, а между ними были и люди очень умные, все они единогласно отвечали мне, что в бывшем со мной происшествии нет ничего невероятного, что повествования о подобных случаях имеются и в Библии и в Евангелии, и в житиях святых, и в своих благих и премудрых целях Господь допускает иногда такие предвосхищения души, дает по мере ее способностей — одной созерцать больше, другой меньше из того таинственного мира, в который всем нам предстоит неизбежный путь. Прибавлю здесь от себя, что иногда цель таких откровений бывает сразу ясна и понятна, иногда остается сокрытой и настолько, что откровение кажется как бы беспричинным, ничем не вызванным, а иногда лишь через долгий промежуток времени или какими-нибудь окружными путями обозначается его необходимость.

Так, в перечитанной мной литературе по этому предмету я попал на случай, где только для правнука подобное обстоятельство явилось грозным и столь властно, неотразимо воздействовавшим на него предостережением, что он не колеблясь отказался от самоубийства, от которого дотоле ничего не могло отвратить его. Очевидно, в род этот необходимо было пролить такое знание, но кроме прабабки спасенного этим знанием юноши, вероятно, никто не способен был воспринять его, и оттого и лег такой долгий промежуток времени между откровением и его применением. Такова духовная, религиозная сторона этого обстоятельства. Перейдем к другим. Здесь я встретил много такого, что могло лишь подтвердить мою веру, и ничего такого, что бы ее опровергло.

Глава 30

Прежде всего, из всяких справок и всего перечитанного мной по этому предмету я узнал, что галлюцинаций в летаргии по существу быть не может, что впавший в летаргический сон или ничего не слышит и не чувствует, или чувствует и слышит лишь то, что в действительности происходит вокруг него, и медицинское наименование такого состояния «сном» совершенно неправильно. Это скорей какое-то оцепенение, парализация, или, как еще подходяще выражается наш простой народ, «обмирание», которое в зависимости от степени его силы иногда распространяется на все мельчайшие отправления, на всю тончайшую работу организма, и в таком случае, само собой разумеется, ни о каких сновидениях и галлюцинациях речи быть не может, так как всякая деятельность мозга бывает так же парализована, как и прочих органов. При более же слабой степени оцепенения больной чувствует и сознает все вполне правильно, мозг его находится в совершенно трезвом состоянии, как у бодрствующего и совершенно трезвого человека, и, следовательно, этому страшному недугу совсем несвойственно, даже и в малой мере, на подобие хотя бы сна или легкого забытья, омрачать сознание.

Далее несомненно веским, хотя быть может и не для людей «положительных» наук, но для людей просто со здравым смыслом и трезвым отношением к вещам, доказательством того, что бывающие в подобных приключившимся со мной обстоятельствах видения не суть бред, галлюцинация, а действительно ими пережитое, служит их сила и реальность. Думаю, каждый из нас знаком с какими-нибудь яркими сновидениями, бредом, кошмаром и тому подобными явлениями, и каждый по себе может проверить, насколько продолжительны обыкновенно оставляемые ими впечатления. Обыкновенно они бледнеют и рассеиваются вслед за пробуждением, если дело идет о сновидении или кошмаре, или при наступившем переломе к выздоровлению, в случае бреда, галлюцинаций. Достаточно человеку прийти в себя, как он сейчас же отделывается от их власти и сознает, что это был бред или кошмар. Так я знал одного горячечного, который, спустя час после кризиса, со смехом рассказывал о пережитых им страхах в бреду; несмотря на очень сильную еще слабость, он уже смотрел на едва минувшее глазами здорового человека, сознавал, что это был бред, и воспоминания о нем не вызывали уже в нем страха. Совсем иное то состояние, о котором я веду речь. Я никогда ни на одно мгновение не усомнился в том, что все виденное и испытанное мной в те часы, которые протекли, выражаясь языком докторов, от моей «агонии» и до «пробуждения» в мертвецкой, были не грезы, но столь же реальная быль, как и моя теперешняя жизнь и окружающая обстановка. Меня всячески старались сбить с этой уверенности, оспаривали подчас даже и до смешного, но можно ли заставить усомнится человека в том. что для него так же действительно и памятно, как прожитый вчерашний день. Попробуйте уверить его, что он вчера спал весь день и видел сны, когда он отлично знает, что пил чай, обедал, ходил на службу и видел известных людей.

И заметьте, что я здесь не представляю исключения. Перечитайте или прослушайте повествования о таких случаях, и вы увидете, что подобные откровения загробного мира имели иногда, очевидно, чисто личную цель, и в таких случаях лицу, получившему их, запрещалось рассказывать о виденном (в известной части) другим, и хотя бы это лицо проживало после того десятки лет, какой бы это ни был легкомысленный, слабохарактерный человек, ни ради чего, ни даже самым близким и дорогим ему людям он не открывал тайны. Из этого ясно, насколько свято было для него полученное приказание, и что оно во всю жизнь, стало быть, сохраняло характер несомненной действительности, а не продукт его расстроенного воображения. Известно также, что после подобных случаев отъявленные атеисты становились и оставались во всю последующую жизнь глубоко верующими людьми.

Что же это за странность, что за исключительность такая? Каким образом вполне здоровый человек, каким, например, я знаю себя, может, вопреки общему закону для подобных вещей, во всю жизнь оставаться под воздействием какого-то кошмара, галлюцинаций, и даже больше того: как что-либо подобное может изменить его самого, его миросозерцание, когда и житейский опыт, и самые ошеломительные катастрофы в этой нашей действительной жизни сплошь да рядом являются бессильными произвести подобную перемену в человеке?

Очевидно, тут дело не в летаргии и галлюцинациях, а в действительно пережитом и испытанном. И принимая во внимание общую склонность людей к забвению, вследствие чего сложилась и фраза: «время исцеляет все», всякие потери, пережитые катастрофы, сердечные раны, не доказывает ли такая необычайная, исключительная памятливость, что переживший подобное происшествие человек действительно переступил через ту грозную для нас и величайшего значения грань, за которой времени и забвения уже не будет, и которую мы называем смертью?

Глава 31

Нужно ли здесь повторять и все другие необычайности бывшего со мной происшествия? Куда, в самом деле, девался мой отек — и отек, как должно думать, очень значительный, если у меня сразу так понизилась температура и он так залил мои легкие, что я ничего не мог выхаркать, несмотря на все способствующие тому средства, хотя и грудь моя была переполнена мокротой? Как разошелся, во что всосался он, когда и кровь моя застыла? Каким образом могли так правильно и сильно заработать мои отекшие легкие и сердце, если отек оставался у меня до пробуждения? Очень мудрено при наличности таких условий верить, чтобы я мог очнуться и остаться живым, не чудом, а естественным путем.

Не очень-то часто выпутывается больной из отека легких, даже и при более благоприятной обстановке. А тут, нечего сказать, хороша обстановка: медицинская помощь оставлена, самого обмыли, нарядили, и вынесли в нетопленую мертвецкую! И потом, что же это за непостижимое явление? Я видел и слышал не какие-нибудь создания моей фантазии, а что в действительности происходило в палате, и отлично понимал все это, стало быть, я не бредил и вообще был в полном сознании, и в то же время, имея умственные способности в порядке, я вижу, чувствую и сознаю себя раздвоившимся, — вижу лежащее на койке свое бездыханное тело, и вижу и сознаю, помимо этого тела, другого себя, и сознаю странность этого обстоятельства, и понимаю все особенности новой формы моего бытия. Потом я вдруг перестаю видеть, что происходит в палате. Почему же? Потому ли, что умственная деятельность моя погружается в настоящую нирвану, что я окончательно теряю сознание? Нет, я продолжаю видеть и сознавать окружающее меня и не вижу происходящего в больничной палате только потому, что я отсутствую, а как возвращусь, я снова по-прежнему буду видеть и слышать все, но уже не в палате, а в мертвецкой, в которой я при жизни никогда не был. Но кто же это мог отсутствовать, если в человеке нет, как самостоятельного существа, души? Как могла отделиться совершенно душа от тела, если здесь не произошло того, что на нашем языке называется смертью? Да и какая охота была мне, в наш век неверия и отрицания всего сверхчувственного, говорить о таком невероятном факте и доказывать его истинность, если бы все не произошло и не было для меня так явственно, осязательно и несомненно? Это потребность человека, не верующего только, но уверенного, — уверенного в истинности православного учения о смерти, исповедь человека, чудесным образом излеченного от бессмысленного, грозного и слишком распространенного в наше лукавое время недуга неверия в загробную жизнь.

Жизнь после смерти есть. И тому существуют тысячи свидетельств. До сих пор фундаментальная наука от подобных рассказов отмахивалась. Однако, как говорила Наталья Бехтерева, знаменитый учёный, всю жизнь изучавшая деятельность мозга, наше сознание - такая материя, что, кажется, уже подобраны ключи к тайной двери. Но за ней обнаруживается ещё десять… Что же все-таки находится за дверью жизни?

«Она всё видит насквозь…»

Галина Лагода возвращалась с мужем на «жигулях» из загородной поездки. Пытаясь разойтись на узком шоссе со встречным грузовиком, муж резко вырулил вправо… Автомобиль смяло о стоявшее у дороги дерево.

Внутривидение

Галину привезли в калининградскую областную больницу с тяжелейшими повреждениями мозга, разрывами почек, лёгких, селезёнки и печени, множеством переломов. Сердце остановилось, давление было на нуле. - Пролетев чёрный космос, я оказалась в сияющем, залитом светом пространстве, - рассказывает мне Галина Семёновна спустя двадцать лет. - Передо мной стоял огромный мужчина в ослепительно-белой одежде. Его лица я не разглядела из-за направленного на меня светового потока. «Зачем ты сюда пришла?» - сурово спросил он. «Я очень устала, позвольте мне немного отдохнуть». - «Отдохни и возвращайся - у тебя ещё много дел». Придя в сознание после двух недель, в течение которых она балансировала между жизнью и смертью, больная рассказала завотделением реаниматологии Евгению Затовке, как проходили операции, кто из врачей где стоял и что делал, какое привозили оборудование, из каких шкафов что доставали. После очередной операции на раздробленной руке Галина во время утреннего врачебного обхода спросила врача-ортопеда: «Ну как ваш желудок?» От изумления он не знал, что ответить - действительно, врача мучили боли в животе. Сейчас Галина Семёновна живёт в ладу с собой, верит в Бога и совершенно не боится смерти.

«Летал, как облако»

Юрий Бурков, майор запаса, не любит вспоминать о прошлом. Его историю рассказала жена Людмила: - Юра упал с большой высоты, сломал позвоночник и получил черепно-мозговую травму, потерял сознание. После остановки сердца он долго лежал в коме. Я пребывала в ужасном стрессе. Во время одного из посещений больницы потеряла ключи. А муж, придя наконец в сознание, первым делом спросил: «Ты нашла ключи?» Я испуганно замотала головой. «Они лежат под лестницей», - сказал он. Лишь много лет спустя он признался мне: пока был в коме, видел каждый мой шаг и слышал каждое слово - причём как бы далеко от него я ни находилась. Он летал в виде облачка, в том числе и туда, где живут его умершие родители и брат. Мать уговаривала сына вернуться, а брат объяснил, что все они живы, только больше не имеют тел. Спустя годы, сидя у постели тяжело болевшего сына, он успокаивал супругу: «Людочка, не плачь, я точно знаю, что сейчас он не уйдёт. Ещё год побудет с нами». А через год на поминках умершего сына вразумлял жену: «Он не умер, а только раньше нас с тобой переселился в другой мир. Поверь мне, ведь я там был».

Савелий КАШНИЦКИЙ,Калининград - Москва.

Роды под потолком

«Пока врачи пытались меня откачать, я наблюдала интересную вещь: яркий белый свет (такого на Земле-то и нет!) и длинный коридор. И вот я как будто жду, чтобы в этот коридор войти. Но тут врачи реанимировали меня. За это время почувствовала, что ТАМ очень здорово. Даже уходить не хотелось!» Это воспоминания 19-летней Анны Р., пережившей клиническую смерть. Такие истории в изобилии можно найти на интернет-форумах, где обсуждается тема «жизнь после смерти».

Свет в тоннеле

Свет в конце тоннеля, проносящиеся перед глазами картины жизни, чувство любви и покоя, встречи с умершими родственниками и неким светящимся существом - об этом рассказывают вернувшиеся с того света пациенты. Правда, не все, а лишь 10-15% из них. Остальные не видели и не помнили вообще ничего. Умирающему мозгу не хватает кислорода, вот его и «глючит» - утверждают скептики. Разногласия в среде учёных дошли до того, что недавно было объявлено о начале нового эксперимента. В течение трёх лет американские и британские врачи будут изучать показания пациентов, у которых останавливалось сердце или отключался мозг. В числе прочего исследователи собираются разложить на полках в палатах реанимации различные картинки. Разглядеть их можно, лишь воспарив под самый потолок. Если пациенты, пережившие клиническую смерть, перескажут их содержание, значит, сознание действительно способно покидать тело. Одним из первых, кто пытался разъяснить феномен околосмертного опыта, был академик Владимир Неговский. Он основал первый в мире Институт общей реаниматологии. Неговский полагал (и с тех пор научный взгляд не изменился), что «свет в конце тоннеля» объясняется так называемым трубчатым зрением. Кора затылочных долей мозга отмирает постепенно, поле зрения сужается до узкой полосы, создавая впечатление тоннеля. Аналогичным образом медики объясняют видение картин прошедшей жизни, проносящихся перед взором умирающего. Структуры мозга угасают, а затем восстанавливаются неравномерно. Потому человек успевает вспомнить наиболее яркие события, отложившиеся в памяти. А иллюзия выхода из тела, по мнению врачей, - результат сбоя нервных сигналов. Однако скептики заходят в тупик, когда нужно дать ответ на более каверзные вопросы. Почему слепые от рождения люди в момент клинической смерти видят и затем детально описывают то, что происходит в операционной вокруг них? А такие свидетельства есть.

Выход из тела - защитная реакция

Любопытно, но многие учёные в том, что сознание может покидать тело, не видят ничего мистического. Вопрос лишь, какой из этого делать вывод. Ведущий научный сотрудник Института мозга человека РАН Дмитрий Спивак, входящий в состав Международной ассоциации исследования околосмертельных переживаний, уверяет, что клиническая смерть - лишь один из вариантов изменённого состояния сознания. «Их очень много: это и сны, и наркотический опыт, и стрессовая ситуация, и следствие болезней, - говорит он. - По статистике, до 30% людей хотя бы раз в жизни ощущали выход из тела и наблюдали себя со стороны». Сам Дмитрий Спивак исследовал психическое состояние рожениц и выяснил, что около 9% женщин во время родов переживают «выход из тела»! Вот показания 33-летней С.: «Во время родов у меня была большая кровопотеря. Неожиданно я стала видеть себя из-под потолка. Исчезли болевые ощущения. А примерно через минуту также неожиданно возвратилась на своё место в палате и вновь стала испытывать сильную боль». Получается, что «выход из тела» - это нормальное явление при родах. Какой-то заложенный в психику механизм, программа, срабатывающая в экстремальных ситуациях. Бесспорно, роды - ситуация экстремальная. Но что может быть экстремальнее самой смерти?! Не исключено, что «полёт в тоннеле» - это тоже защитная программа, которая включается в роковой для человека момент. А вот что будет с его сознанием (душой) дальше? «Одну умирающую женщину я попросил: если ТАМ действительно что-то есть, постарайтесь дать мне знак, - вспоминает доктор медицинских наук Андрей Гнездилов, работающий в Санкт-Петербургском хосписе. - И на 40-й день после смерти я увидел её во сне. Женщина произнесла: «Это не смерть». Долгие годы работы в хосписе убедили меня и моих коллег: смерть - это не конец, не разрушение всего. Душа продолжает жить». Дмитрий ПИСАРЕНКО

Чашка и платье в горошек

Эту историю рассказал Андрей Гнездилов, доктор медицинских наук: «Во время операции у пациентки остановилось сердце. Врачи смогли завести его, и, когда женщину перевели в реанимацию, я навестил её. Она посетовала, что её оперировал не тот хирург, который обещал. А ведь видеть врача она не могла, находясь всё время в бессознательном состоянии. Пациентка рассказала, что во время операции какая-то сила вытолкнула её из тела. Она спокойно разглядывала врачей, но тут её охватил ужас: а что если я умру, не успев попрощаться с мамой и дочкой? И её сознание мгновенно переместилось домой. Она увидела, что мама сидит, вяжет, а дочка играет с куклой. Тут зашла соседка, принесла для дочки платье в горошек. Девочка бросилась к ней, но задела чашку - та упала и разбилась. Соседка сказала: «Ну, это к добру. Видно, Юлю скоро выпишут». И тут пациентка вновь оказалась у операционного стола и услышала: «Всё в порядке, она спасена». Сознание вернулось в тело. Я зашёл в гости к родственникам этой женщины. И выяснилось, что во время операции к ним… заглядывала соседка с платьем в горошек для девочки и была разбита чашка». Это не единственный загадочный случай в практике Гнездилова и других работников Санкт-Петербургского хосписа. Их не удивляет, когда врачу снится его больной и благодарит за заботу, за трогательное отношение. А утром, приехав на работу, врач узнаёт: больной-то ночью умер…

Мнение церкви

Священник Владимир Вигилянский, руководитель пресс-службы Московской патриархии: - Православные люди верят в загробную жизнь и бессмертие. В Священном Писании Ветхого и Нового заветов существует множество подтверждений и свидетельств этому. Само понятие смерти мы рассматриваем только в связи с грядущим воскресением, и эта тайна перестаёт быть таковой, если жить со Христом и ради Христа. «Всякий, живущий и верующий в Меня, не умрёт вовек», - говорит Господь (Ин. 11, 26). По преданию, душа усопшего в первые дни ходит по тем местам, в которых творила правду, а в третий день возносится на небо к престолу Божию, где до девятого дня ей показывают обители святых и красоту рая. В девятый день душа опять приходит к Богу, и её отправляют в ад, где пребывают нечестивые грешники и где душа проходит тридцатидневные мытарства (испытания). На сороковой день душа опять приходит к Престолу Божию, где она предстаёт обнажённой перед судом собственной совести: прошла ли она эти испытания или нет? И даже в том случае, когда некоторые испытания обличают душу в её грехах, мы надеемся на милосердие Бога, у которого все дела жертвенной любви и сострадания не останутся втуне.

В какой-то момент жизни, чаще с определенного возраста, когда из жизни уходят родные и друзья человек склонен задаваться вопросами о смерти и о возможной жизни после смерти. Мы уже писали материалы на эту тему, и ответы на некоторые вопросы вы можете прочесть .

Но, кажется, количество вопросов только растет и мы хотим исследовать эту тему чуть глубже.

Жизнь вечна

В данной статье мы не будем приводить аргументы за и против существования жизни после смерти. Мы будем исходить из того, что жизнь после смерти тела существует.

За последние 50–70 лет в медицине и психологии накоплены десятки тысяч письменных свидетельств и результатов исследований, которые позволяют снять завесу с этой тайны.

Стоит отметить, что, с одной стороны, все зафиксированные случаи переживания посмертного опыта или путешествий отличаются друг от друга. Но, с другой стороны, все они совпадают в ключевых моментах.

Таких как

• смерть это просто переход из одной формы жизни в другую;
• когда сознание покидает тело, оно попросту переходит в другие миры и вселенные;
• душа, освобожденная от физических переживаний, испытывает необыкновенную легкость, блаженство и обострение всех чувств;
• ощущение полета;
• духовные миры пропитаны светом и любовью;
• в посмертном мире не существует привычных для человека времени и пространства;
• сознание работает не так, как при жизни в теле, все воспринимается и схватывается практически мгновенно;
• осознается вечность жизни.

Жизнь после смерти: записанные реальные случаи и зафиксированные факты

Количество записанных рассказов очевидцев, переживших опыт жизни вне тела на сегодняшний день настолько велико, что из них могла бы получиться большая энциклопедия. А, возможно, и маленькая библиотека.

Пожалуй, самое большое число описанных случаев о жизни после смерти можно прочесть в книгах Майкла Ньютона, Яна Стивенсона, Раймонда Моуди, Роберта Монро и Эдгара Кейси.

Несколько тысяч застенографированных аудиозаписей сеансов регрессивного гипноза о жизни души между воплощениями можно найти только в книгах Майкла Ньютона.

Майкл Ньютон начал использовать регрессивный гипноз для лечения своих пациентов, особенно тех, кому традиционная медицина и психология уже не могли помочь.

Поначалу он был удивлен, обнаружив, что многие серьезные проблемы в жизни, в том числе со здоровьем пациентов имели свои причины в прошлых жизнях.

После нескольких десятилетий исследований Ньютон не только разработал механизм лечения сложных физических и психологических травм, имеющих начало в прошлых воплощениях, но и собрал самое большое на сегодняшний день количество доказательств существования жизни после смерти.

Первая книга Майкла Ньютона «Путешествия души» была выпущена в 1994 году, после чего последовало еще несколько книг, посвященных жизни в духовных мирах.

В этих книгах описан не только механизм перехода души из одной жизни в другую, но и то, как мы выбираем свое рождение, своих родителей, близких, друзей, испытания и обстоятельства жизни.

В одном из предисловий к своей книге Майкл Ньютон написал: «Нас всех ждет возвращение домой. Туда, где бок о бок существуют только чистая, безусловная любовь, сострадание и гармония. Нужно понять, что в настоящее время вы находитесь в школе, школе Земли, и когда обучение закончится, эта любящая гармония ждет вас. Необходимо помнить, что каждый опыт, который у вас есть во время текущей жизни, способствует личному, духовному росту. Независимо от того, когда и как закончится ваше обучение, вы вернетесь домой к безусловной любви, которая всегда доступна и ждет всех нас».

Но главное не только то, что Ньютон собрал самое большое число подробных свидетельств, он также разработал инструмент, позволяющий любому желающему получить собственный опыт.

Сегодня регрессивный гипноз представлен также и в России, и если вы хотите разрешить свои сомнения о существовании бессмертной души, сейчас у вас есть возможность проверить это самим.

Для этого достаточно найти в интернете контакты специалиста по регрессивному гипнозу. Однако не поленитесь прочесть отзывы, чтобы избежать неприятного разочарования.

Сегодня книги не единственный источник информации о жизни после смерти. На эту тему снимаются фильмы и сериалы.

Один из известнейших фильмов на эту тему, основанный на реальных событиях «Небеса реальны» 2014. Фильм был снят по книге «Небеса реально существуют» Тодда Бэрпо.

Кадр из фильма «Небеса реальны»

Книга об истории 4-летнего мальчика, пережившего клиническую смерть во время операции, попавшего на небеса и вернувшегося обратно, записанная его отцом.

Эта история удивительна своими подробностями. Находясь вне тела, 4-летний малыш Килтон ясно видел, что делали врачи и его родители. Что в точности соответствовало происходящему на самом деле.

Килтон очень подробно описывает небеса и их обитателей, хотя его сердце остановилось всего на несколько минут. Во время своего пребывания на небесах мальчик узнает такие подробности о жизни семьи, которые по уверениям отца, он никак не мог знать, хотя бы в силу своего возраста.

Ребёнок, во время своего внетелесного путешествия, видел умерших родственников, ангелов, Иисуса и даже деву Марию, очевидно, в силу католического воспитания. Мальчик наблюдал прошлое и недалекое будущее.

Описанные в книге события заставили отца Килтона полностью пересмотреть свои взгляды на жизнь, смерть и то, что нас ждет после смерти.

Интересные случаи и доказательства вечной жизни

Интересный случай произошел несколько лет назад с нашим соотечественником Владимиром Ефремовым.

У Владимира Григорьевича случился спонтанный выход из тела, по причине остановки сердца . Одним словом Владимир Григорьевич пережил клиническую смерть в феврале 2014 года, о чем во всех подробностях он рассказал своим близким и коллегам.

И казалось, подумаешь еще один случай, подтверждающий наличие потусторонней жизни. Но дело в том, что Владимир Ефремов непросто обычный человек, не экстрасенс, а ученый с безупречной репутацией в своих кругах.

И по словам самого Владимира Григорьевича, до того как ему довелось пережить клиническую смерть, он считал себя атеистом и истории о загробной жизни воспринимал как дурман религии. Большую часть свое профессиональной жизни он посвятил разработке ракетных систем и космических двигателей.

Поэтому для самого Ефремова опыт соприкосновения с потусторонней жизнью был очень неожиданным, но он во многом изменил его взгляды на природу реальности.

Примечательно, что в его опыте также присутствует свет, безмятежность, необыкновенная ясность восприятие, труба (тоннель) и отсутствует ощущение времени и пространства.

Но, поскольку Владимир Ефремов ученый, конструктор авиа и космических летающих аппаратов, он дает очень интересное описание мира, в котором оказалось его сознание. Он объясняет его физическими и математическими понятиями, которые необычайно далеки от религиозных представлений.

Он отмечает, что человек в загробном мире видит то, что хочет видеть, поэтому в описаниях так много различий. Несмотря на прежний атеизм, Владимир Григорьевич, отметил, что присутствие Бога чувствовалась повсюду.

Не было никакой видимой формы Бога, но его присутствие не вызывало сомнений. В дальнейшем Ефремов даже выступил с докладом на эту тему перед своими коллегами. Послушайте рассказ самого очевидца.

Далай Лама

Одно из самых больших доказательств вечной жизни многим известно, просто мало кто задумывался об этом. Лауреат нобелевской премии мира, духовный лидер Тибета Далай Лама XIV, является 14-м по счету воплощением сознания (души) Далай Ламы I-го.

Но начали традицию перевоплощения главного духовного лидера, для сохранения чистоты знаний еще раньше. В Тибетской линии Кагью самого высокого Ламу перерожденца зовут Кармапа. И сейчас Кармапа переживает свое 17-е воплощение.

По мотивам истории смерти Кармапы 16 и поиску ребенка, в которого он переродится, снят известный фильм «Маленький Будда».

В традициях буддизма и индуизма, в целом очень широко распространена практика повторных воплощений. Но особенно широко она известна в тибетском Буддизме.

Перерождаются не только верховные Ламы, такие как Далай Лама или Кармапа. После смерти практически без перерыва приходят в новое человеческое тело и их ближайшие ученики, задача которых распознать в ребенке душу Ламы.

Существует целый ритуал узнавания, в том числе узнавание среди множества личных вещей из прежнего воплощения. И каждый волен решать сам, верит он или нет в эти истории.

Но в политической жизни мира некоторые склонны рассматривать это всерьез.

Так, новую реинкарнацию Далай Ламы всегда распознает Панча Лама, который в свою очередь тоже перерождается после каждой смерти. Именно Панча Лама окончательно подтверждает, что ребенок является воплощением сознания Далай Ламы.

И так получилось, что нынешний Панча Лама еще ребенок и живет в Китае. Причем он не может покинуть эту страну, т. к. он нужен правительству Китая, для того чтобы без их участия не было возможным определить новое воплощение Далай Ламы.

Поэтому в последние несколько лет духовный лидер Тибета иногда шутит и говорит, что возможно он больше не будет воплощаться или воплотиться в женском теле. Можно конечно возразить, что это буддисты и у них такие верования и это не доказательства. Но создается впечатление, что главы некоторых государств воспринимают это по-другому.

Бали-«Остров Богов»

Еще один интересный факт имеет место в Индонезии, на индуистском острове Бали. В индуизме теория реинкарнации ключевая и жители острова глубоко верят в нее. Верят настолько сильно, что во время кремации тела родственники покойного просят богов позволить душе, если она захочет снова родиться на земле, родиться опять на Бали.

Что вполне понятно, остров оправдывает свое название «Остров Богов». При этом если семья покойного зажиточна, ее просят вернуться в семью.

По достижении ребенком 3-х лет существует традиция отводить его к специальному священнослужителю, который обладает способностью определять, какая душа пришла в это тело. И иногда это оказывается душа прабабушки, или дяди. И бытие всего острова, практически небольшого государства, определяется этими убеждениями.

Взгляд современной науки на жизнь после смерти

Взгляды науки на смерть и жизнь за последние 50–70 лет очень изменились, во многом благодаря развитию квантовой физики и биологии. В последние десятилетия ученые как никогда ранее приблизились к разгадке того, что происходит с сознанием после того, как жизнь оставляет тело.

Если 100 лет назад наука отрицала существование сознания или души, то сегодня это уже общепринятый факт, как и факт того, что сознание экспериментатора влияет на результаты эксперимента.

Так существует ли душа, и бессмертно ли Сознание с научной точки зрения? — Да

Нейроученый Кристоф Кох в апреле 2016 года на встрече ученых с Далай Ламой 14 сказал, что новейшие теории в науке о мозге рассматривают сознание как свойство, которое присуще всему что существует.

Сознание присуще всему и присутствует везде подобно тому, как гравитация действует на все объекты без исключения.

Вторую жизнь в наши дни получила теория «Панпсихизма», - теория о едином вселенском сознании. Эта теория присутствует в буддизме, в греческих философских воззрениях и языческих традициях. Но впервые Панпсихизм поддерживает наука.

Джулио Тонони, автор известной современной теории сознания «Интегрированная Информационная Теория» утверждает следующее: «сознание существует в физических системах в виде разнообразных и многосторонне взаимосвязанных между собой фрагментов информации».

Кристофер Кох и Джулио Тонони сделали поражающее для современной науки заявление:

«Сознание является фундаментальным качеством, присущим реальности».

На основе этой гипотезы Кох и Тонони придумали единицу измерения сознания и назвали ее phi. Ученые уже разработали тест, который позволяет измерить phi в мозгу человека.

В человеческий мозг посылается магнитный импульс и измеряется, как сигнал отражается в нейронах мозга.

Чем более долгая и четкая реверберация мозга в ответ на магнитный стимул, тем больше сознания у человека.

Используя эту методику, можно определить в каком состоянии находится человек, бодрствует, спит или под анестезией.

Этот способ измерения сознания нашел широкое использование в медицине. Уровень phi помогает точно установить, наступила ли фактическая смерть или пациент находится в вегетативном состоянии.

Тест помогает, узнать в какое время начинает развиваться сознание у плода и насколько ясно осознает себя человек в состоянии слабоумия или деменции.

Несколько доказательств существования души и ее бессмертия

Тут мы опять сталкиваемся с тем, что можно считать доказательством существования души. В судебных делах показания свидетелей являются доказательствами в пользу невиновности и виновности подозреваемых лиц.

И для большинства из нас рассказы людей, особенно близких, переживших посмертный опыт или отделение души от тела будут являться доказательствами наличия души. Однако, не факт, что ученые примут эти свидетельства в качестве таковых.

Где та точка, после которой истории и мифы становятся доказанными с научной точки зрения?

Тем более, сегодня мы уже знаем, что многие из изобретений человеческого ума, которыми мы пользуемся сейчас, еще 200–300 лет назад присутствовали исключительно в фантастических произведениях.

Самый простой пример этого-самолет.

Доказательства психиатора Джима Такера

Поэтому давайте рассмотрим в качестве доказательств существования души несколько случаев, описанных психиатром Джимом Б.Такером. Тем более, что может являться большим доказательством бессмертия души, как не реинкарнация или память о своих прошлых воплощениях?

Как и Ян Стивенсон, Джим несколько десятилетий исследовал вопрос реинкарнации на основании воспоминаний детей о прошлых жизнях.

В своей книге «Жизнь до жизни: научное исследование детских воспоминаний о прошлых жизнях» он представил обзор более, чем за 40 лет исследований реинкарнации в Университете Вирджинии.

Исследования основывались на точных воспоминаниях детей о своих прошлых воплощениях.

В книге, в том числе, обсуждаются родимые пятна и врожденные дефекты, которые присутствуют у детей и соотносятся с причиной смерти в предшествующей инкарнации.

Изучением этого вопроса Джим занялся после того как столкнулся с довольно частым обращением родителей, утверждавших что их малыши рассказывают очень последовательные истории о своих прошлых жизнях.

Называют имена, род занятий, место жительства и обстоятельства смерти. Какого же было удивление, когда некоторые из рассказов получили подтверждения: были найдены дома, в которых дети жили в своих предыдущих воплощениях и могилы, где они были похоронены.

Таких случаев было слишком много, чтобы считать это совпадением или мистификацией. Более того, в некоторых случаях маленькие дети в возрасте 2-х 4-х лет уже обладали навыками, которыми по их утверждению они прекрасно владели в прошлых жизнях. Вот несколько таких примеров.

Воплощение малыша Хантера

Хантер, малыш 2-лет говорил родителям, что он был многократным чемпионом по Гольфу. Он жил в соединенных штатах Америки в середине 30-х годов и звали его Бобби Джонс. При этом в свои два года Хантер хорошо играл в гольф.

Настолько хорошо, что ему позволили заниматься в секции, несмотря на существующие ограничения по возрасту от 5-ти лет. Не удивительно, что родители решили проверить своего сына. Они распечатали фотографии нескольких спортсменов гольфистов и попросили мальчика узнать себя.

Хантер без колебаний указал на фотографию Бобби Джонса. К семи годам воспоминания о прошлой жизни стали размываться, однако мальчик до сих пор играет в гольф и уже выиграл несколько соревнований.

Воплощение Джеймса

Еще один пример о мальчике Джеймсе. Ему было около 2,5 лет, когда он заговорил о своей прошлой жизни и о том, как погиб. Сначала ребенку начали сниться кошмары о крушении самолета.

Но однажды Джеймс сказал маме, что был военным летчиком и погиб при крушении самолета во время войны с Японией. Его самолет был подбит около острова Иота. Мальчик в подробностях описывал, как бомба попала в двигатель и самолет начал падать в океан.

Он помнил, что в прошлой жизни его звали Джеймс Хьюстон, он рос в Пенсильвании, а его отец страдал от алкоголизма.

Отец мальчика обратился в военный архив, где выяснилось, что летчик по имени Джеймс Хьюстон действительно существовал. Он принимал участия в воздушной операции у островов Японии во время второй мировой войны. Погиб Хьюстон у острова Иота, в точности так, как описывал ребенок.

Исследователь реинкорнации Ян Стивенс

Книги другого не менее известного исследователя реинкарнации Ян Стивенса, содержат порядка 3 тысяч проверенных и подтвержденных детских воспоминаний о прошлых воплощениях. К сожалению, его книги еще не переведены на русский язык, и пока доступны только на английском языке.

Первая его книга была выпущена в 1997 году и называлась «Реинкарнация и биология Стивенсона: вклад в этиологию родимых пятен и врожденных дефектов».

При работе над этой книгой было исследовано двести случаев врожденных дефектов или родимых пятен у детей, которые не могли быть объяснены с медицинской или генетической точки зрения. При этом сами дети объясняли их происхождения событиями из прошлых жизней.

Например, были случаи детей с неправильными или отсутствующими пальцами. Дети с такими дефектами часто помнили обстоятельства, при которых были получены эти травмы, где и в каком возрасте. Многие из историй были подтверждены найденными позднее свидетельствами о смерти и даже рассказами живых родственников.

Был мальчик с родинками, которые по форме очень напоминали входное и выходное отверстие от пулевого ранения. Сам мальчик утверждал, что умер от выстрела в голову. Он помнил свое имя и дом, в котором жил.

Позже была найдена сестра покойного, подтвердившая имя своего брата и тот факт, что он выстрелил себе в голову.

Все записанные на сегодня тысячи и тысячи подобных случаев являются доказательством не только существования души, но и ее бессмертия. Более того, благодаря многолетним исследованиям Яна Стивенсона, Джима Б.Такера, Майкла Ньютона и других, мы знаем, что иногда между воплощениями души может пройти не более 6 лет.

В целом, согласно исследованиям Майкла Ньютона душа сама выбирает как скоро и для чего она хочет воплотиться вновь.

Еще одно доказательство существования души было получено при открытии атома

Открытие атома и его строения привело к тому, что ученые, в особенности квантовые физики, вынуждены были признать, что на квантовом уровне всё существующие во вселенной, абсолютно всё, едино.

Атом на 90 процентов состоит из пространства (пустоты), а значит все тела живые и неживые, включая человеческое тело, состоят из тоже самого пространства.

Примечательно, что сейчас все больше квантовых физиков практикуют восточные практики медитации, поскольку, по их мнению, они позволяют пережить на опыте этот факт единства.

Джон Хагелин, известный квантовый физик и популяризатор науки в одном из своих интервью сказал, что для всех квантовых физиков наше единство на субатомном уровне доказанный факт.

Но если вы хотите не просто знать это, а пережить на собственном опыте – займитесь медитацией, потому что она поможет вам найти доступ к этому пространству покоя и любви, которое итак уже присутствует внутри каждого, но просто не осознается.

Вы можете называть это Богом, душой или высшим разумом, факт его существования от этого никак не изменится.

Ни к этому ли пространству могут подключаться медиумы, экстрасенсы и многие творческие личности?

Мнение религий о смерти

Мнение всех религий о смерти сходится в одном – со смертью в этом мире рождаешься в другом. А вот описания потусторонних миров в Библии, Коране, Каббале, Ведах и других религиозных книгах отличается в соответствии с культурными особенностями стран, где родилась та или иная религия.

Но принимая во внимание гипотезу о том, что душа после смерти видит те миры, которые она склонна и хочет видеть, можно сделать вывод, что все различия в религиозных воззрениях на жизнь после смерти объясняются именно различиями в вере и убеждениях.

Спиритизм: общение с ушедшими

Кажется, что желание общаться с умершими у человека было всегда. Потому что на протяжении всего существования человеческой культуры, были люди, способные общаться с духами умерших предков.

В средние века этим занималась шаманы, жрецы и колдуны, в наше время людей с такими способностями называют медиумами или экстрасенсами.

Если вы хотя бы иногда смотрите телевизор, вы могли наткнуться на телевизионное шоу, в котором показывают сеансы общения с духами покойных.

Одно из самых известных шоу, в котором общение с ушедшими ключевая тема — «Битва экстрасенсов» на ТНТ.

Сложно сказать, насколько реально то, что зритель видит на экране. Но одно можно сказать наверняка, — сейчас не составляет труда найти человека, который поможет вам связаться с умершим близким человеком.

Но при выборе медиума стоит позаботиться о получении проверенных рекомендаций. В то же время, вы можете попробовать сами настроить эту связь.

Да, не у всех есть экстрасенсорные способности, но многие могут их развить. Нередки случаи, когда общение с умершими происходит само, спонтанно.

Это происходит обычно до 40 дней после смерти, пока душе не пришло время улетать с земного плана. В этот период общение может происходить само, особенно если умершему есть что вам сказать и, вы эмоционально открыты для подобного общения.

«Смерть - это всего лишь переход из одной жизни в другую, переоблачение из старой одежды в новую.»

(Бхагавад-Гита, из эпоса Махабхарата)

Клиническая смерть как переходный период между жизнью и смертью встречается в современном мире все чаще. Это связанно с применением современных методов реанимации, люди стали чаще выживать.

Врачи признают, что клиническая смерть до сих пор является для них загадкой. У специалистов нет единого мнения по вопросу о том, что на самом деле происходит в это время с человеком.

Особо яростные споры возникают вокруг так называемого «посмертного опыта», который переживают некоторые люди в момент клинической смерти. Заговорили об этом феномене в 1976 г. после выхода в свет книги доктора Раймонда Моуди «Жизнь после жизни».

Рассказы о клинической смерти

Алан Риклер, 17 лет
Умер от лейкемии. «Я видел как в палату входят врачи, с ними моя бабушка в таком же халате и шапочке, как у всех. Сперва я обрадовался, что она пришла меня навестить, а потом вспомнил, что она уже умерла. И мне стало страшно. Затем зашла какая то странная фигура в чёрном…я заплакал…бабушка сказала-»не бойся еще не время»и ту я очнулся.»

Игорь Горюнов - 15 лет; учащийся политехнического техникума
- Вечером пристали ребята. Попросили снять сережку с уха. Я не снял ее. Они меня избили. Я потерял сознание. Меня потом нашли. Врачи сказали, что я был мертвый. Помню, как был в темном колодце. Сначала полетел вниз, а потом вверх. Увидел яркий свет. Пустота. Очнулся от боли в груди.

Пенсионер из Новосибирска Алексей Ефремов,
получивший обширные ожоги, перенес несколько операций по пересадке кожи. Во время одной из них у него остановилось сердце. Вывести мужчину из состояния клинической смерти врачам удалось только через 35 минут – случай уникальный, так как известно, что в обычных условиях срок клинической смерти у человека составляет 3-6 минут. Затем следуют необратимые изменения в головном мозге. Однако у Алексея Ефремова таких изменений не произошло. Он мыслит четко и ясно.

Движение по темному туннелю и яркий свет в конце – образы, о которых благодаря книге Моуди, узнал весь мир, тибетские мистики объяснили бы переходом в иную реальность посмертного мира и последующей встречей с «абсолютным вторичным светом». Моуди данный феномен описывает так: «Это происходит сразу после смерти и продолжается до нескольких часов. В это время отмечают наиболее яркие и запоминающиеся видения. Сознание попадает в необычные для него условия». Следуя показаниям Моуди, можно дать им несколько характеристик.

Адриана, 28 лет
«Когда появился свет, он сразу же задал мне вопрос: «Принесла ли ты пользу в этой жизни?» И вдруг замелькали картины. «Что это?» – подумалось мне, потому что все произошло неожиданно. Я очутилась в своем детстве. Потом шла год за годом через всю мою жизнь с раннего детства до настоящего времени. Сцены, которые возникали передо мной, были такими живыми! Будто смотришь на них со стороны, и видишь в трехмерном пространстве и цвете. К тому же картины были подвижными.

Когда я «просматривала» картины, света практически не было видно. Он исчез, как только спросил, что я сделала в жизни. И все же я чувствовала его присутствие, он вел меня в этом «просмотре», иногда отмечая некоторые события. Он старался подчеркнуть что-то в каждой из этих сцен. Особенно важность любви. В моменты, когда это было видно наиболее отчетливо, как, например, в общении с моей сестрой. Он, казалось, проявил интерес к вопросам, связанным со знаниями.

Каждый раз, отмечая события, касающиеся учения, он «говорил», что я должна продолжать учиться и что, когда он придет за мной опять (к этому времени я уже поняла, что вернусь обратно к жизни), у меня должно остаться стремление к знаниям. Он говорил о знании как о постоянном процессе, и у меня сложилось впечатление, что этот процесс будет продолжаться и после смерти».

Мария, 24 года
«Я умерла 22 сентября 2000 года на операционном столе. Врачи задели легкие и я умерла на 2,5 минуты. За эти минуты….. Короче я потом в подробности в реанимации рассказала докторам что происходило в то время пока меня откачивали, все, вплоть до мельчайших подробностей, они пришли в ужас… А я ведь была над ними и все видела… Потом толчок в спину и я полетела по туннелю, хотя из пуповины у меня торчал «канатик»…. Приблизившись к свету, я ощутила неимоверную боль в области грудины и я очнулась. Я смерти не боюсь, абсолютно, там лучше чем здесь это однозначно.»

Голландцы определили признаки клинической смерти и вычислили частоту их проявления.
Итак, больше половины пациентов группы (56 процентов) испытали во время клинической смерти положительные эмоции. В 50 процентах случаев наступает осознание факта собственной смерти.

Встреча с умершими людьми происходит в 32 процентах случаев.

31 процент умиравших рассказывают о перемещении через тоннель;
- 29 процентов наблюдают картины звездного ландшафта;
- видят себя со стороны 24 процента;
- 23 процента опрошенных наблюдают ослепительный свет;
- столько же человек - яркую цветовую гамму;
- мелькающие картины прошедшей жизни видят 13 процентов пациентов;
- 8 процентов из них рассказывают о том, что ясно видели знаменитую границу между миром живых и мертвых.

Никто из контрольной группы не сообщил об ощущениях неприятных или устрашающих.

Впечатляет и то, что о визуальных впечатлениях рассказывают слепые от рождения люди, слово в слово повторяя рассказы зрячих. Каким образом слепые от рождения люди смогли детально описать то, что они видели в операционной в момент своей «кончины». Тем не менее, это факт – опрос более 200 незрячих женщин и мужчин, который провел доктор Кеннетт Ринг из США, это доказывает.

Сегодня многие из ученых склоняются к мысли, что после физической кончины сознание человека сохраняется. Один из ведущих врачей Саутгемптонского госпиталя Сэм Парния говорит так: «Не оставляет сомнений факт, что у некоторых людей в то время, когда мозг уже перестал функционировать, продолжается ясный мыслительный процесс и способность к размышлению и воспоминанию». По мнению доктора Парнии и его коллег, сознание, или душа, продолжает думать и размышлять, «даже если сердце пациента остановилось, он не дышит, и мозг перестал работать».

Возможность вернуться назад в материальный мир

«Душа человека бессмертна. Все ее надежды и стремления перенесены в другой мир» (Платон).

Процесс возвращения в физическое тело разные люди описывали по-разному, и так же по-разному они объясняли, почему это произошло. Многие просто говорили, что не знают, как и почему вернулись, и могут лишь предполагать. Некоторые думали, что решающим фактором было их собственное решение вернуться к земной жизни. Вот как об этом рассказывал один человек:

«Я находился вне моего физического тела и чувствовал, что должен принять решение. Я понимал, что не могу долго оставаться рядом со своим телом – это трудно объяснить другим. Я должен был на что-то решиться, – либо двигаться отсюда прочь, либо вернуться обратно. Сейчас это многим может показаться странным, но отчасти я хотел остаться. Итак, подумал и решил: «нужно вернуться к жизни», и после этого очнулся в своем физическом теле».

Самоубийцы

Вот несколько современных рассказов, иллюстрирующих потустороннее состояние самоубийц. Один мужчина, горячо любивший свою жену, покончил с собой, когда она умерла. Он надеялся так соединиться с ней навсегда. Однако оказалось совсем иначе. Когда врачу удалось его реанимировать, он рассказал: «Я попал совсем не туда, где находилась она. То было какое-то ужасное место. И я сразу понял, что сделал огромную ошибку» (Raymond A. Moody, MD, Life after Life, Bantam Books, NY 1978, стр. 143).

Некоторые возвращенные к жизни самоубийцы описывали, что после смерти они попадали в какую-то темницу и чувствовали, что здесь они останутся на очень долгий срок. Они сознавали, что это им наказание за нарушение установленного закона, согласно которому каждому человеку надлежит претерпеть определенную долю скорбей. Самовольно свергнув с себя возложенное на них бремя, они должны в потустороннем мире нести еще большее.

Однажды в семилетнем возрасте, доведенная своими родителями до отчаяния, девочка бросилась головой вниз и разбила себе голову. Во время клинической смерти ее душа видела знакомых детей, окруживших ее бездыханное тело. Вдруг вокруг засиял яркий свет, из которого неизвестный голос сказал ей: «Ты сделала ошибку. Твоя жизнь не тебе принадлежит, и ты должна вернуться».

Граница между миром мертвых и живых

«У Сократа как-то спросили, откуда он родом. Он не ответил: «Из Афин», а сказал: «Из вселенной» (из Мишель Монтень «Опыты»)

До 8% людей прошедших через клиническую смерть оказывались на границе между миром живых и мертвых. Что же это за граница?

Представление о том, что вода отделяет земной мир от загробного и служит границей, которую преодолевает душа на своем пути к «тому» свету, известно многим народам. Например коренные жители в Вологодской губ. верили, что душа на сороковой день по смерти переправляется через Забыть-реку и забывает все, что с ней было на этом свете. Перешедший границу полностью теряет память.

Очень часто встречается обыкновение класть покойнику деньги (взятка паромщику). В Боснии, Сербии и Черногории умершему тоже давали монету, чтобы ему было чем «заплатить за переправу на остров блаженных». Граница сама по себе – место священное и преисполненное опасности из-за присутствия существ, которые не подчиняются никаким законам и не служат ни «белым», ни «черным».

Что говорит о смерти Библия?

«И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душою живою» (Быт. 2:1). Как можно заметить – человек состоит из праха и божественного дыхания (души).

Самое известное утверждение о том что после смерти люди не исчезают а переносятся в другие миры – это рай и ад. В этих «мирах» душа человека пребывает после физической смерти. Туда обычно попадают по «заслугам» в материальной жизни. «Скажи сынам Израилевым: если мужчина или женщина сделает какой-либо грех против человека, и чрез это сделает преступление против Господа, и виновна будет душа та…» (Числа 5:6).

В момент смерти согласно Библии «выходит дух его, и он возвращается в землю свою» (Псалом 145:4). «И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его» (Екклесиаста 12:7).

Что говорит о смерти Коран?

В Коране 164 раза упоминается о смерти, что говорит о значимости, придаваемой этому вопросу в Исламе. Мы ограничимся приведением лишь некоторых из них:

«Скажи: «Поистине, смерть, от которой вы убегаете, непременно настигнет вас. И затем вы будете воскрешены и возвращены к Всевышнему – ведающему о тайном и явном, и, воистину, на том свете вам сообщат о том, что вы творили на земле, и вы будете отвечать за все свои деяния”» (сура «Аль-Джуму‘а», аят .

«… А жизнь в этом мире – всего лишь обманчивое наслаждение» (сура «Алу ‘Имран», аят 185).

В Коране упоминается о так называемых Ангелах смерти:

«Скажи: «Ваши души отделит ангел смерти, которому поручено забрать ваши души, а после смерти вы будете воскрешены и возвратитесь к своему Господу”» (сура «Ас-Садждa», аят 11).

Процесс выхода из тела

«Когда душа, выходя из тела, подступит к горлу, и те, кто рядом с умирающим, скажут: «Кто сможет спасти его и кто сможет сохранить жизнь ему?!”, тогда прояснится для него, что настало время расставания с этим миром. Тяготы мирской жизни сойдутся с тяготами потусторонней жизни, и в тот день к Господу твоему пригонят его душу» (сура «Аль-Кыйяма», аяты 26–30).

Город света

«Мы чувствуем и знаем, что мы бессмертны.» (Бенедикт Спиноза)

«Страна вечного лета» – место которое описывают некоторые экзорцисты. Это не рай, но чем-то на него похож. Вот рассказ одного «духа» об этом месте:

«Обитатели Земли настойчиво интересовались характером наших жилищ, основами устройства общества, в котором мы живём и работаем.

Областью моих интересов была наука, и я продолжил заниматься ею после смерти, оказавшись здесь в другом мире. Для этого я часто посещаю лабораторию, предоставившую все необходимые условия для проведения моих экспериментов. Я живу в собственном доме, очень комфортабельном, с библиотекой, полной книг не только по истории, науке, медицине, но и по другим областям знаний: для нас книги так же важны. Когда неизъяснимая грусть одолевает меня, я посещаю тех, кого более всего любил на Земле.»

А вот ещё одно описание:
«Очень сложно рассказывать о работе в духовном мире. Она распределяется между всеми в зависимости от прогресса, достигнутого личностью. Если душа приходит напрямую с Земли или из другого материального мира, то она должна осознать свои прошлые заблуждения для того, чтобы достичь совершенства здесь. Музыка – один из величайших двигателей прогресса в загробном мире.

Здесь каждый имеет возможность наслаждаться покоем. Некоторые предпочитают общение с природой. Каждый дом – это оазис. Потусторонний мир это не только живописные пейзажи, но и симпатичные дома, населённые прекрасными, добрыми, красивыми людьми, испытывающими радость и блаженство просто от того, что они живут в таком замечательном месте. Да, это прекрасно! Никакой земной разум не может постичь то чудо, которое дарует нам этот мир. Краски так изысканны, а отношения в обыденной жизни намного теплее.»

Другой рассказ:
«В этом чудесном месте были краски, яркие краски, но не такие как на земле, а совершенно неописуемые. Там были люди, счастливые люди… целые группы людей. Некоторые из них что-то изучали. В отдалении я видела город, в котором были здания. Они ярко сверкали. Счастливые люди, сверкающая вода, фонтаны… мне кажется, это был город света, в котором звучала прекрасная музыка. Но я думаю, что если бы вошла в этот город, то уже никогда бы не вернулась… Мне было сказано, что если я пойду туда, я не смогу вернуться назад… и что решение – за мной».

Описания состояния сознания после клинической смерти

«Душа не является частью одного определённого тела и может находиться то в одном теле, то в другом» (Джордано Бруно)

«Я попал в аварию и с этого времени потерял чувство времени и ощущение физической реальности в отношении своего тела. Моя сущность, или мое Я, как бы вышло из моего тела…это напоминало некий заряд, но ощущалось как нечто реальное. Оно было небольшим по объему и воспринималось как шар с нечеткими границами. Оно выглядело так, как если бы имело оболочку… и ощущалось как очень легкое…

Самым поразительным из всего пережитого мною опыта был момент, когда моя сущность остановилась над моим физическим телом, будто решая – покинуть его или вернуться обратно. Казалось, что течение времени изменилось. В начале аварии и после нее все совершалось необычайно быстро, но в момент самой аварии, когда моя сущность как бы находилась над моим телом и автомобиль летел через насыпь, казалось, что все это происходило довольно долго, прежде чем автомобиль упал на землю. За всем, происходящим, я наблюдал как бы со стороны, не привязывая себя к физическому телу и существовал только в своем сознании».

Описание нашего мира глазами умершего

«Люди спят, когда они умирают, они просыпаются.» (Мухаммад)

Лично для меня показалось интересным описание материального мира (нашего мира) одним из переживших клиническую смерть.

Андрей, 32 года
«Никаких предпосылок, без катастроф, без тяжелых болезней, просто пришло осознание, что через 20 минут я умру. Я тогда служил в армии. Это осознание принесло успокоение и умиротворение, даже приятную радость. Я пошел в душ, привел в порядок свое тело, зная, что это необходимо. Затем привел в прядок свою форму. Нашел уединенное место, лег на кушетку, закрыл глаза. Начался обратный отсчет. Считало сердце, это единственный звук был который звучал. Скорость сердцебиения замедлилась, я стал считать последние удары, И вот он последний удар гонга который был уже очень отдаленным и глухим.

Провал во темноту и полное отсутствие восприятия. Затем вновь просветление, все вроде тоже самое, только вижу сквозь стены и потолок, понимаю, что уже не лежу, оглянулся, так и есть, тело лежит как я его и положил. аккуратно сложены руки, сверху фуражка. Выглядит вполне по мертвецки. Это мое тело, но уже вроде как и ненужное.

Посмотрел вверх, сквозь потолок и крышу вижу небо. (было около 20.00; осень). Небо открылось и я увидел свет. Мне туда. Начал подниматься, без препятствий прошел сквозь окно и далее все выше и выше. Тела нет, веса нет. Сознание настолько открыто, что все воспринимается напрямую, нет логических цепей, прямое восприятие, время отсутствует.

Неудержимая тяга к свету, чем ближе к нему, тем счастливей, здесь уже слов вообще не подобрать, мыслей как таковых в привычном земном понимании нет, есть просто восприятие. Жизнь одним разом помнится вся и без временного контекста.

Навстречу мне движется существо. Не могу сказать кто, мужчина или женщина. Да и не имеет значения. Это свой. Просто глубокое родство и приятие. Меня остановило. Я чувствую тревогу. Что-то с телом. Посмотрел назад, вижу как мой друг идет в сторону того помещения где я оставил тело. Ясная мысль, он помеха. Я вижу как он заходит в комнату. Я пытаюсь докричаться, все тщетно. Его слова звучат (он обращается к телу) как под водой. Я поворачиваюсь к тому, кто встречал,

Один вопрос чувство: ПОЧЕМУ?
Ответ: РАНО.

Меня крутит, все гаснет, сжимается в комок грязи, забивает все, боль в груди, взрыв вдоха. Холодное тесное тело задышало, сознание тусклое, все видно как через мутное стекло, краски блеклые. Холодное мясо бывшего трупа. Тесно как в мокром резиновом скафандре. Бешенная гравитация. Кажется что в аду, глубоко под мокрой землей.

Сердце разгоняется, становится теплей, кровь с каждой волной приносит живое тепло. Мир расширяется, грудная клетка качает мехами. В голове яснеет, но понимаю, что восприятие будет урезано. Шевелю неуклюжим телом, столько усилий, оно все же грузное. Открыл глаза, трандец, капкан, мир нарисованный плоский, все краски блеклые. Хочется сорвать пелену. Тщетно, махнул рукой чтобы сорвать холст, проблема, рука тоже нарисованная.

Возможности сознания после смерти

«Я уверен, что я – тот самый, кто перед вами уже тысячи раз жил и еще буду жить тысячи раз» (Иоганн Вольфганг Гёте)

Попадая в иной мир мы становимся чистым сознанием и многие ограничения материального мира на нас уже не действуют:

1. Обостряются чувства и эмоции.
2. Способность летать и перемещаться за долю секунды на большие расстояния.
3. Можно проходить сквозь стены.
4. Наши мысли играют решающую роль в новом мире. Мысль становится более ясной и быстро реализуемой.
5. Теряется ощущение времени. Возникает чувство полного отсутствия времени.
6. В короткий период времени (если тело не сильно пострадало) вы ещё можете принять решение вернуться назад. Некоторые так и возвращаются.
7. Если вас затягивает в подземные миры – сопротивляйтесь этому. Это в ваших силах. Можно переместиться в другое место например.
8. Возможность полностью видоизменять свое тело.

«Стали возможны вещи, невозможные в физическом мире. И это было приятно. Мое сознание могло воспринимать все явления сразу, и сразу же разрешать возникавшие вопросы, не возвращаясь снова и снова к одному и тому же».

Итак, огромное количество источников утверждает (в том числе и на личном примере) что жизнь после смерти физического тела не только не заканчивается, но и выводит нас на новый уровень миропонимания. Разные и не похожие друг на друга люди говорят примерно об одном и том же, а в религиозных учениях прослеживается общее мнение о загробном мире.