А.н. веселовский

В этой статье мы рассмотрим такое литературное понятие, как параллелизм психологический. Часто этот термин вызывает некоторые проблемы с интерпретацией его значения и функций. В этой статье мы постараемся как можно доступнее объяснить, что это за понятие, как его применять в художественном анализе текста и на что стоит при этом обращать особое внимание.

Определение

Психологический параллелизм в литературе - это один из стилистических приемов. Суть его заключается в том, что сюжет произведения строится на последовательном сопоставлении мотивов, картин природы, отношений, ситуаций, поступков. Обычно используется в поэтических народных текстах.

Как правило, состоит из 2 частей. В первой изображается картина природы, условная и метафоричная, создающая эмоционально-психологический фон. А во второй уже появляется образ героя, состояние которого сопоставляется с природным. Например: сокол - молодец, лебедушка - невеста, кукушка - тоскующая женщина или вдова.

История

Однако необходимо немного углубиться в прошлое, чтобы до конца понять, что такое психологический параллелизм. Определение в литературе, кстати, обычно и начинается с небольшой исторической справки.

Итак, если этот прием пришел в литературу из фольклора, значит он имеет довольно глубокие корни. Почему же людям пришло в голову сравнивать самих себя с животными, растениями или явлениями природы? В основе этого явления лежат наивные синкретические представления о том, что окружающий мир имеет свою волю. Подтверждением этому являются языческие верования, наделявшие все жизненные явления сознанием. Например, солнце - глаз, то есть солнце предстает деятельным живым существом.

Такие параллели складывались из:

• Комплексного сходства характерных признаков с жизнью или действием.
• Соотношения этих признаков с нашим пониманием действительности, законов окружающего мира.
• Смежности различных объектов, которые могли бы быть похожи по выявленным признакам.
• Жизненной ценности и полноты описываемого объекта или явления по отношению к человечеству.

То есть изначально психологический параллелизм строился на субъективном представлении человека о мире.

Виды

Продолжаем изучать психологический параллелизм. Определение мы уже дали, теперь поговорим о его видах. Существует несколько различных подходов к изучению данного стилистического явления и, соответственно, несколько классификаций. Мы приведем здесь самую популярную из них - авторства А. Н. Веселовского. Согласно ей, психологический параллелизм бывает:

• двухчленный;
• формальный;
• многочленный;
• одночленный;
• отрицательный.

Параллелизм двучленный

Он характеризуется следующим способом построения. Вначале идет изображение картины природы, затем описание схожего эпизода из жизни человека. Эти два эпизода словно вторят друг другу, хотя и различаются по объектному содержанию. Понять, что в них есть нечто общее, можно по определенным созвучиям, мотивам. Эта черта является отличительным признаком психологических параллелей от простых повторений.

Например: «Когда хотят сорвать розы, надо подождать до весны, когда хотят любить девушек, надо, чтобы им стало шестнадцать лет» (народная испанская песня).

Стоит однако отметить, что фольклорный параллелизм, который чаще всего и бывает двучленным, строится в основном на категории действия. Если же ее убрать, то все остальные элементы стилистической фигуры утратят свое значение. Устойчивость такой конструкции обеспечивается 2 факторами:

• К основному сходству добавляются яркие сходные детали категории действия, которые ему не перечат.
• Сравнение понравилось носителям языка, вошло в обиход культа и надолго в нем осталось.

Если оба этих момента будут соблюдены, то параллелизм превратится в символ и приобретет нарицательность. Однако такая участь ожидает далеко не все двучленные параллелизмы, даже построенные по всем правилам.

Формальный параллелизм

Бывают случаи, когда параллелизм психологический сразу не понятен и для его осмысления необходимо услышать весь текст. Например: одна из народных песен начинается такой строкой «Течет речка, не всколыхнется», затем идет описание невесты, к которой на свадьбу пришло много гостей, но никто не может ее благословить, так как она сирота; таким образом, прослеживается сходство - речка не всколыхнется, а невеста сидит невеселая, молчаливая.

Здесь можно говорить об умолчании, а не об отсутствии сходства. Стилистический прием усложняется, затрудняется понимание самого произведения, зато структура приобретает большую красоту и поэтичность.

Многочленный параллелизм

Понятие «психологический параллелизм», несмотря на кажущуюся сложность, довольно простое. Другое дело, когда мы говорим о разновидностях этого стилистического приема. Хотя что касается именно многочленного параллелизма, то обычно с его обнаружением проблем не возникает.

Этот подвид характеризуется односторонним накоплением нескольких параллелей, которые исходят одновременно из нескольких объектов. То есть берется один персонаж и сравнивается сразу с рядом образов. Например: «Не ластися, голубь, со голубкой, не свивайся, трава, со былинкой, не свыкайся, молодец, с девицей». То есть перед читателем уже три объекта для сравнения.

Подобное одностороннее увеличение образов говорит о том, что параллелизм постепенно эволюционировал, что дало поэту большую свободу сочинительства и возможность проявить свои аналитические способности.

Именно поэтому многочленный параллелизм называют относительно поздним явлением народной поэтической стилистики.

Одночленный параллелизм

Одночленный параллелизм психологический направлен на развитие образности и усилении ее роли в произведении. Выглядит этот прием следующим образом. Представьте себе обычную двучленную конструкцию, где в первой части говорится о звездах и месяце, а во второй они сравниваются с невестой и женихом. Теперь уберем вторую часть, оставив только образы звезд и месяца. По содержанию произведения читатель догадается, что речь идет о девушке и юноше, но в самом тексте их упоминания не будет.

Такое умалчивание похоже на формальный параллелизм, но в отличие от него здесь не будет упоминаться о персонажах-людях, которые имеются в виду. Поэтому здесь мы можем говорить о появлении символа. За века в фольклоре появились устоявшие аллегорические образы, которые отождествляются только с одним значением. Такие-то образы и используются в одночленном параллелизме.

Например, сокол отождествляется с юношей, женихом. И часто в произведениях описывается, как сокол сражается с другой птицей, как его похищают, как он ведет под венец соколицу. Здесь нет никаких упоминаний о людях, но нам понятно, что речь идет о человеческих отношениях между юношей и девушкой.

Параллелизм отрицательный

Приступим к описанию последнего вида, которым может выступать психологический параллелизм (примеры приведены в статье). Отрицательные конструкции нашего стилистического приема обычно используются для создания загадок. Например: «Ревет, а не бык, крепок, а не скала».

Строится такая конструкция следующим образом. Сначала создается обычный двучленный или многочленный параллелизм, а затем из него убирается характеризуемый образ и добавляется отрицание. Например, вместо «ревет как бык» - «ревет, а не бык».

В славянском фольклоре этот прием пользовался особой популярностью и любовью. Поэтому его можно встретить не только в загадках, но и в песнях, сказках и пр. Позднее он перекочевал и в авторскую литературу, используясь главным образом в сказках и стилистических попытках воссоздать народную поэзию.

С понятийной точки зрения отрицательный параллелизм как бы искажает саму формулу параллелизма, который создавался для сближения образов, а не для их разделения.

Из фольклора в авторскую литературу

Когда же параллелизм психологический из народной поэзии перекочевал в классическую литературу?

Произошло это во времена вагантов, бродячих музыкантов. В отличие от своих предшественников, они оканчивали классическую музыкальную и поэтическую школы, поэтому усвоили основные литературные приемы изображение человека, которые характеризовались большой абстрактностью. В них было мало конкретики и связи с реальностью. В то же время, как все бродячие музыканты, они довольно хорошо были знакомы с фольклором. Поэтому стали привносить его элементы в свою поэзию. Появились сравнения с природными явлениями характера персонажа, например зима и осень - с грустью, а лето и весна - с весельем. Конечно, их опыты были довольно примитивны и далеки от совершенства, но зато они положили начало новой стилистике, которая позднее перекочевала в средневековую литературу.

Так, в 12-м веке постепенно начали сплетаться народно-песенные приемы с классической традицией.

Какова функция сравнений, эпитетов и метафор психологического параллелизма?

Для начала стоит сказать, что без метафор и эпитетов не было бы и самого параллелизма, так как этот прием полностью на них опирается.

Оба этих тропа служат для того, чтобы переносить признак одного предмета на другой. Собственно, уже в этой их функции видно, что без них невозможно сравнение природы с человеком. Метафорический язык - главный инструмент писателя при создании параллелизмов. И если мы говорим о функции этих тропов, то она как раз и состоит в переносе признаков.

Основные понятия (психологический параллелизм) связаны с описаниями, поэтому не удивительно, что главное место среди них занимают метафоры и эпитеты. Например, возьмем эпитет «солнце закатилось» и сделаем из него параллелизм. У нас получится: как солнце закатилось, так и закатилась жизнь ясна сокола. То есть угасание солнца сравнивается с угасанием жизни юноши.

Психологический параллелизм в «Слове о полку Игореве»

Прекрасным примером народных стилистических приемов может служить «Слово», так как оно само по себе является частью фольклора. Для примера возьмем главную героиню Ярославну, так как ее образ связан с природой и часто с ней сравнивается. Возьмем эпизод плача героини. В один из дней она «на заре одинокой чечеткою кличет» - параллелизм между Ярославной и птицей.

Затем можно вспомнить образ самого рассказчика. Его персты, легшие на струны, сравниваются с десятью соколами, напустившимися на голубей.

И еще один пример: отступление галичей к Дону описывается как «не буря соколы занесе через поля широкие». Здесь мы видим образец отрицательного параллелизма.

влюбленных, и мы сами подсказываем, обновляя его, древнее представление, что и деревья продолжают, по симпатии, чувствовать и любить, как покоющиеся под ними. Так в лужицкой песне влюбленные завещают: «Похороните нас обоих там под липой, посадите две виноградных лозы. Лозы выросли, принесли много ягод; они любили друг друга, сплелись вместе». В литовских причитаниях идея тождества сохранилась свежее, не без колебаний: «Дочка моя, невеста велей; какими листьями ты зазеленеешь, какими цветами зацветешь? Увы, на твоей могиле я посадила землянику!» Или: «О, если б ты вырос, посажен был деревом!» Напомним обычай, указанный в вавилонском Талмуде: сажать при рождении сына кедровое, при рождении дочери - сосновое дерево.

Легенда об Абеляре и Элоизе 13 уже обходится без этой символики: когда опустили тело Элоизы к телу Абеляра, ранее ее умершего, его остов принял ее в свои объятия, чтобы соединиться с нею навсегда. Образ сплетающихся деревьев - цветов исчез. Ему и другим подобным предстояло стереться или побледнеть с ослаблением идеи параллелизма, тождества, с развитием человеческого самосознания, с обособлением человека из той космической связи, в которой сам он исчезал как часть необъятного, неизведанного целого. Чем больше он познавал себя, тем более выяснялась грань между ним и окружающей природой, и идея тождества уступала место идее особности. Древний синкретизм удалялся перед расчленяющими подвигами знания: уравнение молния - птица, человек - дерево сменились сравнениями: молния, как птица, человек, что дерево, и т. п.; mors, mare и т. п., как дробящие, уничтожающие и т. п., выражали сходное действие, как anima <лат. - душа> - ἄ ve μ o ς <гр. - ветер> и т. п., но по мере того, как в понимание объектов входили новые признаки, не лежавшие в их первичном звуковом определении, слова дифференцировались и обобщались, направляясь постепенно к той стадии развития, когда они становились чем-то вроде алгебраических знаков, образный элемент которых давно заслонился для нас новым содержанием, которое мы им подсказываем.

Дальнейшее развитие образности совершилось на других путях.

Обособление личности, сознание ее духовной сущности (в связи с культом предков) должно было повести к тому, что и жизненные силы природы обособились в фантазии как нечто отдельное, жизнеподобное, личное; это они действуют, желают, влияют в водах, лесах и явлениях неба; при каждом дереве явилась своя гамадриада 14 , ее жизнь с ним связана, она ощущает боль, когда дерево рубят, она с ним и умирает. Так у греков; <...> то же представление <...> существует в Индии, Аннаме и т. д.

В центре каждого комплекса параллелей, давших содержание древнему мифу, стала особая сила, божество: на него и переносится понятие жизни,

к нему притянулись черты мифа, одни характеризуют его деятельность, другие становятся его символами. Выйдя из непосредственного тождества с природой, человек считается с божеством, развивая его содержание в уровень со своим нравственным и эстетическим ростом: религия овладевает им, задерживая это развитие в устойчивых условиях культа. Но и задерживающие моменты культа и антропоморфическое понимание божества недостаточно емки, либо слишком определенны, чтобы ответить на прогресс мысли и запросы нарастающего самонаблюдения, жаждущего созвучий в тайнах макрокосма 15 , и не одних только научных откровений, но и симпатий. И созвучия являются, потому что в природе всегда найдутся ответы на наши требования суггестивности. Эти требования присущи нашему сознанию, оно живет в сфере сближений и параллелей, образно усваивая себе явления окружающего мира, вливая в них свое содержание и снова их воспринимая очеловеченными. Язык поэзии продолжает психологический процесс, начавшийся на доисторических путях: он уже пользуется образами языка и мифа, их метафорами и символами, но создает по их подобию и новые. Связь мифа, языка и поэзии 16 не столько в единстве предания, сколько в единстве психологического приема, в arte renovata forma dicendi <искусстве обновленной формы высказывания (<Квинтилиан 17 >, IX,

Параллелизм (от греч. παράλληλος - рядом идущий) - употребление одинаковых или сходных элементов, сопоставляемых по их близости или по контрасту: звуков, значений, ритма сюжетных линий. Чаще, однако, параллелизм рассматривается как фигура поэтической речи, один из видов повтора. Для уподобления явлений создаются однотипные высказывания о них - синтаксически однородные, лексически или ритмически сближенные или противопоставленные.

Поэтическая фигура может состоять как из двух, так и из большего количества параллельных образов:

«- Как в двадцать лет Силенки нет, - Не будет, и не жди. - Как в тридцать лет Рассудка нет, - Не будет, так ходи. - Как в сорок лет Зажитка нет, - Так дальше не гляди… (А. Т. Твардовский. «Страна Муравия»)

Синонимический параллелизм встречаем в русских народных песнях, в карельской «Калевале», «Песне о Гайавате» Г. У. Лонгфелло:

Лишь одно узнал он горе, Лишь одну печаль изведал. (Перевод И. А. Бунина)

А вот параллелизм, построенный на противопоставлении:

От других мне хвала - что зола, От тебя и хула - похвала. (А. А. Ахматова)

Обычно параллелизм строится на сопоставлении действий и уже на этой основе - лиц (или предметов) и обстоятельств. Члены параллелизма могут относиться к одной сфере жизни (например, звезды и волны: «В синем небе звезды блещут, / В синем море волны хлещут»), но чаще к различным сферам, как, например, в стихотворении М. Ю. Лермонтова «Волны и люди». В этом случае из разнородных элементов создается единый поэтический образ, причем второй параллельный ряд относится к главному предмету изображения, а первый - к вспомогательному.

В русской песне картина природы служит средством для передачи человеческих переживаний. Изображенное явление природы только как бы припоминается, а невидимые чувства и переживания являются той реальностью, ради воспроизведения которой и создан параллелизм. Сходство между двумя явлениями не столько внешнее, сколько внутреннее: они сближены по тому общему впечатлению, которое вызывают сопоставляемые образы. Известный литературовед А. Н. Веселовский назвал такой параллелизм психологическим и дал его подробное описание в работе «Психологический параллелизм и его формы в отражениях поэтического стиля». В фольклоре этот вид параллелизма встречается чаще всех других художественных средств, за исключением только эпитета.

Устойчивость подобных пар приводит к тому, что первый образ, окруженный постоянным эмоционально-смысловым ореолом, вызывал необходимое представление даже тогда, когда вторая, обозначающая человеческое переживание, часть параллели опускалась.

Образ со временем приобретает ряд новых функций. Зачастую это зачин, эмоциональный ключ к последующей картине, нередко и ко всей песне. Возникает некоторая недоговоренность, создается лирический подтекст, основанный на впечатлении, что сопоставляемые явления находятся между собой в прочной связи. Подчас композиция всей песни может свестись к параллелизму, особенно если эта песня невелика по размеру (русская частушка, польский краковяк, украинская коломийка). В ряде случаев первой части параллелизма как бы возвращается его реальность, но уже не мифологическая, а сюжетно-художественная; она изображает место или время действия, как, например, в украинской песне:

Ой, взойди, взойди ты, зоренька вечерняя. Ой, выйди, выйди, девчоночка моя верная.

Отталкиваясь от фольклорной образности, поэты находят свои оригинальные параллельные ряды. У настоящего поэта самобытно звучит даже параллелизм, в котором использованы традиционные образы. Так, М. В. Исаковский смело сочетает в одном параллелизме образы двух противоположных эмоциональных рядов - веселого и грустного:

Расцветали яблони и груши, Поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша, На высокий берег, на крутой.

Особое место в поэзии многих народов занимает отрицательный параллелизм («антипараллелизм»). Вот начало популярной сербской народной баллады в переводе А. С. Пушкина:

Что белеется на горе зеленой? Снег ли то, али лебеди белы? Был бы снег - он уж бы растаял, Были б лебеди - они б улетели. То не снег и не лебеди белы, А шатер Аги Асан‑аги.

Двухчастная отрицательная конструкция - без первого утверждения - в русском песенном фольклоре с его ярко выраженным монологизмом явно преобладает над трехчастной, прямо или косвенно тяготеющей к диалогу. Именно в этом виде её охотнее всего и воспроизводят русские поэты:

Не ветер бушует над бором. Не с гор побежали ручьи, Мороз-воевода дозором Обходит владенья свои. (Н. А. Некрасов. «Мороз, Красный нос»)

А. Н. Веселовский

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ПАРАЛЛЕЛИЗМ

И ЕГО ФОРМЫ В ОТРАЖЕНИИ ПОЭТИЧЕСКОГО СТИЛЯ

Человек усваивает образы внешнего мира в формах своего самосознания; тем более человек первобытный, не выработав­ший еще привычки отвлеченного, необразного мышления, хотя и последнее не обходится без известной сопровождающей его об­разности. Мы невольно переносим на природу наше самоощуще­ние жизни, выражающееся в движении, в проявлении силы, на­правляемой волей; в тех явлениях или объектах, в которых заме­чалось движение, подозревались когда-то признаки энергии, воли, жизни. Это миросозерцание мы называем анимистическим; в при­ложении к поэтическому стилю, и не к нему одному, вернее будет говорить о параллелизме. Дело идет, не об отождествлении чело­веческой жизни с природною и не о сравнении, предполагающем сознание раздельности сравниваемых предметов, а о сопоставле­нии по признаку действия, движения: дерево хилится, девушка кланяется, - так в малорусской песне.

<...> И так параллелизм покоится на сопоставлении субъек­та и объекта по категории движения, действия, как признака во­левой жизнедеятельности. Объектами, естественно, являлись жи­вотные; они всего более напоминали человека: здесь далекие психологические основы животного аполога; но и растения указывали на такое же сходство: и они рождались и отцветали, зеленели и клонились от силы ветра. Солнце, казалось, также двигалось, восходило, садилось, ветер гнал тучи, молния мчалась, огонь ох­ватывал, пожирал сучья и т. п. Неорганический недвижущийся мир невольно втягивался в эту вереницу параллелизмов: он так­же жил.

Дальнейший шаг в развитии состоял из ряда перенесений, пристроившихся к основному _признаку – движения. Солнце движется и глядит на землю; у индусов солнце, луна-глаз; <...> земля порастает травою, лесом -волосом; <...> когда гонимый ветром Агни (огонь) ширится по лесу, он скашивает волосы зем­ли. <...>

В основе таких определений, отразивших наивное, синкретическое представление природы, закрепощенных языком и верованием, лежит перенесение признака, свойственного одному члену параллели, в другой. Это - метафоры языка; наш словарь ими изобилует, но мы орудуем многими из них уже бессозна­тельно, не ощущая их когда-то свежей образности; когда “солнце садится”, мы не представляем себе раздельно самого акта, несомненно живого в фантазии древнего человека: нам нужно под­новить его, чтобы ощутить рельефно. Язык поэзии достигает это­го определениями, либо частичною характеристикой общего акта, там и здесь в применении к человеку и его психике. <...>

Накопление перенесении в составе параллелей зависит 1) от комплекса и характера сходных признаков, подбиравшихся к основному признаку движения, жизни; 2) от соответствия этих признаков с нашим пониманием жизни, проявляющей волю в действии; 3) от смежности с другими объектами, вызывавшими такую же игру параллелизма; 4) от ценности и жизненной полно­ты явления или объекта по отношению к человеку. Сопоставление, например, солнце-глаз (инд., греч.) предполагает солнце жи­вым, деятельным существом; на этой почве возможно перенесе­ние, основанное на внешнем сходстве солнца и глаза: оба светят, видят. Форма глаза могла дать повод и к другим сопоставлени­ям: <...> у малайцев солнце-глаз дня, источник-глаз воды; у индусов слепой колодезь - колодезь, закрытый растительно­стью. <...>

Когда между объектом, вызвавшим его игру, и живым субъектом аналогия сказывалась особенно рельефно, или устанавливалось их несколько, обусловливая, целый ряд перенесений, параллелизм склонялся к идее уравнения, если не тождества. Птица движется, мчится _по небу, стремглав спускаясь к земле; молния мчится падает, движется, живет: это параллелизм. В по­верьях о похищении небесного огня у индусов, в Австралии, Но­вой Зеландии, у северо-американских дикарей и др.) он уже на­правляется к отождествлению: птица приносит на землю огонь - молнию, молния - птица.

<...> Язык поэзии продолжает психологический процесс, на­чавшийся на доисторических путях: он уже пользуется образами языка и мифа, их метафорами и символами, но создает по их подобию и новые.

<...> Я займусь обозрением некоторых из его поэтических формул.

С. И. Минц, Э. В. Померанцева

Начну с простейшей, народно-поэтической, с 1) параллелизма двучленного. Его общий тип таков: картинка природы, рядом с нею таковая же из человеческой жизни; они вторят друг другу при различии объективного содержания, между ними проходят созвучия, выясняющие то, что в них есть много общего. <...>

<...> Ой, тонкая хмелочка

На тин появилася,

Молодая дiвчинонька

В козака вдалася.

<...> У нашего дома цветет огород, в огороде там трава растет. Нужно траву скосить молодцу, нужен молодец красной девице.

<...> Молодое, стройное персиковое дерево много плодов принесет; молодая жена идет в свою будущую родину, все хорошо устроить в дому и покоях.

<...> Желтый жаворонок садится на болото, чтобы пить прохладную во­ду; красивый молодец ходит по ночам, чтобы целовать красивых девушек.

<...> Перед моею дверью широкая степь,

Не знать князя из-за

От белого зайца и следа нет;

Со мной смеялись и играли мои друзья,

А теперь ни одного нет.

Общая схема психологической параллели нам известна: сопоставлены два мотива, один подсказывает другой, они выясняют друг друга, “причем перевес на стороне того, который наполнен человеческим содержанием. Точно сплетающиеся вариации одной и той же музыкальной темы, взаимно суггестивные. Стоит при­учиться к этой суггестивности - а на это пройдут века - и одна тема будет стоять за другую.

<...> Параллелизм народной песни покоится гласным обра­зом на категории действия, все остальные предметные созвучия держатся лишь в составе формулы и вне ее часто теряют значе­ние. Устойчивость всей параллели достигается лишь в тех случа­ях.

1) когда к основному сходству, по категории действия, под­­бираются более или менее яркие сходные черты, его поддержива­ющие, или ему не перечащие;

2) когда параллель приглянулась,вошла в обиход обычая или культа, определилась и окрепла надолго. Тогда параллель становится символом, самостоятельно являясь и в других сочетаниях, как показатель нарицательного. В пору господства брака через увоз, жених представлялся в чертах насильника, похитителя, добывающего невесту мечом, осадой города, либо охотником, хищной птицей. В латышской народной поэзии жених и невеста являются в парных образах: топора и сосны, соболя и овцы, ветра и розы, охотника и куропатки и т. д. К этому разряду представлений относятся и наши песенные: молодец - козел, девушка – капуста, петрушка, жених стрелец, невеста куни звездаца, соболь, сваты, купцы, ловцы, невеста товар, белая рыбица, либо жених - сокол, невеста голубка, лебедь, утица, перепелочка, сербск. Жених- ловец, невеста - хитар лов и т. д. Таким-то образом отложились путем подбора и под влиянием бытовых отношений, которые трудно уследить, параллели,-символы наших свадебных песен: солнце – отец, месяц - мать, или: месяц - хозяин, солнце – хозяйка, звезды их дети; либо месяц-жених, звезда – невеста; рута, как символ девственности; в западной народной поэзии – роза не снятая со стебля, и т. п.; символы то прочные, то колебющиеся, постепенно проходящие от реального значения, лежавшего в их основе, к бо­лее общему-формуле. В русских свадебных песнях калина - девушка, но основное значение касалось признаков девственнос­ти; определяющим моментом был красный цвет ее ягод.

Калина бережки покрасила,

Александринка всю родню повеселила,

Родня пляшет, матушка плачет.

Да калинка наша Машинька,

Под калинкой гуляла,

Ножкам калину топтала,

Падолом ноженьки вытирала,

Там и на Ивана спадабала.

Красный цвет калины вызывал образ каления: калина горит:

Ни жарка гарить, калина,

Ни жалка плачет Дарычка.

Калина – олицетворенный символ девственности… Далее: калина – девушка, девушку берут. Калину ломает жених, что в духе разобранной выше символики топтанья или ломанья. Так в одном варианте: калина. Так в одном варианте: калина хвалится, что никто ее не сломает без ветру, без бури, без дробного дождя; сломали ее девки; хвалилась Дуничка, что никто не возьмет ее без пива, без меду, без горькой горелки; взял ее Ваничка к еннос и. [и беру;, а^ }