Произведения Ивана Крылова
Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург. Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.
– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m"aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c"est l"estomac… dites que c"est l"estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал. Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини. Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны. Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок. Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо. Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели. Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга. Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах. ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г"афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
Иван Андреевич Крылов - это русский писатель, баснописец, драматург. Биография Крылова будет описана в этой статье. Мы расскажем не только о жизни писателя, но и о его творчестве. Вы узнаете, что Крылов Иван Андреевич является не только создателем басен. Им были написаны и другие произведения. Подробнее об этом читайте ниже. Детские годы будущего писателяБиография Крылова начинается следующим образом. Будущий писатель появился на свет в Москве. Конечно, читателям было бы интересно узнать также о времени рождения такого человека, как Иван Крылов. "Когда родился он?" - спросите вы. Отвечаем: Иван Андреевич появился на свет в 1769 году, 2 (13) февраля. Учился будущий писатель бессистемно и мало. Когда умер Андрей Прохорович, его отец, служивший в Твери мелким чиновником, Ивану Андреевичу шел десятый год. Родитель Ивана "наукам не учился", однако читать очень любил и привил сыну свою любовь. Отец мальчика сам выучил его письму и чтению, а также оставил сундук книг в наследство сыну. Портрет Крылова Ивана Андреевича смотрите ниже. Жизнь у Львова Николая АлександровичаКрылов получил дальнейшее образование при покровительстве Львова Николая Александровича, писателя, который познакомился со стихами юного поэта. В детские годы интересующий нас автор много времени проводил в доме Львова, расположенном в том же городе, где родился Иван Андреевич Крылов (то есть в Москве). Он вместе с детьми этого человека учился, а также слушал разговоры художников и литераторов, посещавших Николая Александровича. Впоследствии сказались недостатки такого отрывочного образования. Крылов, например, был всегда слаб в орфографии, однако приобрел с годами довольно широкий кругозор и прочные знания, научился говорить по-итальянски и играть на скрипке. Служба Ивана АндреевичаИван Андреевич был записан в нижний земский суд на службу, хотя это была лишь формальность. Крылов никогда или почти никогда не ходил в присутствие, не получал и денег. В возрасте 14 лет произошел переезд в Петербург, где жил Крылов Иван Андреевич некоторое время после того, как туда отправилась его мать хлопотать о назначении пенсии. Будущий писатель перевелся в Петербургскую казенную палату на службу. Но не очень интересовали его служебные дела. Первые пьесы КрыловаСреди увлечений Ивана Андреевича на первом месте находились литературные занятия, а также посещение театра. Не изменились эти пристрастия и после того, как он лишился матери в 17 лет и вынужден был заботиться о младшем брате. Крылов писал много для театра в 80-е годы. Им были созданы либретто таких комических опер, как "Бешеная семья" и "Кофейница", а также трагедии "Филомела" и "Клеопатра", комедия под названием "Сочинитель в прихожей". Произведения эти ни известности, ни денег молодому автору не принесли, однако помогли войти в круг литераторов Петербурга. Покровительствовал Крылову Я. Б. Княжнин, известный драматург, но самолюбивый юноша, решив, что над ним насмехаются в доме "мэтра", порвал со своим другом. Он написал комедию под названием "Проказники" - произведение, в котором главные герои, Таратор и Рифмокрад, сильно напоминали Княжнина и его супругу. Это было уже более зрелое творение, чем предшествующие пьесы, однако постановка данной комедии была запрещена. У Ивана Андреевича испортились отношения с театральной дирекцией, которая решала судьбу драматических сочинений. Деятельность Ивана Андреевича в сфере журналистикиОсновная деятельность с конца 80-х годов разворачивалась у этого автора в сфере журналистики. В течение 8 месяцев в 1789 году Иван Андреевич издавал журнал под названием "Почта духов". Проявившаяся уже в раннем творчестве сатирическая направленность здесь сохранилась, но несколько трансформировалась. Крыловым была написана карикатурная картина, изображающая современное общество. Свой рассказ он облек в форму переписки между волшебником Маликульмульком и гномами. Это издание было закрыто, поскольку у журнала было очень мало подписчиков - всего 80. Судя по тому, что в 1802 году "Почту духов" переиздали, появление ее для читающей публики не осталось незамеченным. Журнал "Зритель"В 1790 году биография Крылова отмечена тем, что Иван Андреевич вышел в отставку, приняв решение сосредоточиться на литературной деятельности. Писатель приобрел в январе 1792 года типографию и вместе с Клушиным, своим другом, также литератором, принялся издавать журнал под названием "Зритель", который пользовался уже некоторой популярностью. "Зрителю" наибольший успех принесли написанные самим Крыловым произведения "Каиб", "Мысли философа о моде", "Речь, говоренная повесою в собрании дураков", "Похвальная речь в память моему дедушке". Росло число подписчиков. "Меркурий"Журнал в 1793 году переименовали в "Меркурий". Его издатели к тому времени сосредоточились на иронических нападках в адрес Карамзина и его сторонников. "Меркурию" реформаторское творчество этого писателя было чуждо, казалось излишне подверженным влияниям Запада, искусственным. Одной из излюбленных тем творчества Крылова в молодые годы, а также объектом изображения во множестве комедий, написанных им, является преклонение перед Западом. Карамзинисты, кроме того, отталкивали Ивана Андреевича пренебрежением к классицистической традиции стихосложения, этого писателя возмущал "простонародный", излишне незамысловатый слог Карамзина. Издание "Меркурия" прекратилось в 1793 году, и Крылов уехал из Петербурга на несколько лет. Жизнь и творчество писателя в период с 1795 по 1801 годЗа период 1795-1801 гг. сохранились лишь отрывочные сведения о его жизни. Биография Крылова того времени представлена весьма кратко. Известно, что он путешествовал по провинции, гостил в поместьях своих товарищей. В 1797 году писатель отправляется к С. Ф. Голицыну и живет у него в качестве учителя детей и секретаря. Пьеса под названием "Трумф, или Подщипа" была написана в 1799-1800 годах для домашнего спектакля Голицына. В злом, заносчивом, тупом вояке Трумфе угадывался царь Павел I. Ирония была настолько язвительной, что в России впервые опубликовали данную пьесу лишь в 1871 году. Первые басниКнязь Голицын после смерти этого царя был назначен генерал-губернатором в Риге, и Крылов Иван Андреевич находился 2 года здесь в качестве его секретаря. Он опять вышел в отставку в 1803 году и путешествовал по стране, играл в карты. Именно в это время, о котором известно немного, и начал создавать Иван Андреевич Крылов басни. В 1805 году писатель показал в Москве И. И. Дмитриеву, известному баснописцу и поэту, свой перевод двух басен Лафонтена - "Разборчивая невеста" и "Дуб и трость". Дмитриев высоко оценил проделанную Крыловым работу и отметил первым, что автор наконец нашел свое призвание. Иван Андреевич, однако, сам понял это не сразу. В 1806 году он издал лишь 3 басни, а затем вернулся опять к драматургии. Три знаменитые пьесы в 1807 годуПисатель выпустил в 1807 году три пьесы, которые стали очень популярными и с успехом были поставлены на сцене. Это "Илья Богатырь", "Урок дочкам" и "Модная лавка". Наибольшим успехом пользовались последние две, высмеивавшие пристрастие представителей дворянства к французскому языку, нравам, моде и т. д. "Модная лавка" была поставлена даже при дворе. Крылов Иван Андреевич, несмотря на долгожданный успех в театральной сфере, решил все-таки пойти по другому пути. Этот драматург прекратил создавать пьесы. Решил писать Иван Андреевич Крылов басни, созданию которых он уделял все больше внимания с каждым годом. Крылов продолжает создавать басниВ 1809 году был выпущен первый сборник, который сразу же сделал по-настоящему знаменитым Крылова. Всего им было написано более 200 различных басен, объединенных в 9 книг. Творил Иван Андреевич до последних своих дней: знакомые и друзья писателя получили его последнее прижизненное издание в 1844 году вместе с сообщением о смерти писателя. В творчестве Крылова сначала преобладали переложения и переводы басен Лафонтена ("Волк и Ягненок", "Стрекоза и Муравей"), после чего постепенно этот автор стал находить самостоятельные сюжеты, связанные со злободневными событиями действительности. Например, реакцией на политические события являются басни "Волк на псарне", "Лебедь, Щука и Рак", "Квартет". В основу "Пустынника и медведя", "Любопытного" и других легли более отвлеченные сюжеты. Но созданные "на злобу дня" басни стали очень скоро восприниматься как обобщенные. В свое время смеявшийся над стилем Карамзина за пристрастие к простонародным выражениям, Иван Крылов начал сам создавать понятные всем произведения. Он превратился в подлинно народного писателя. Популярность Ивана Андреевича КрыловаКраткая биография Крылова была бы неполной без упоминания о том, что этот автор уже при жизни стал классиком. В 1835 году в статье под названием "Литературные мечтания" в русской литературе Виссарион Григорьевич Белинский нашел лишь четырех классиков, включая Крылова, которого он поставил в один ряд с Грибоедовым, Пушкиным и Державиным. В 1838 году празднование 50-летнего юбилея творчества этого баснописца стало всенародным торжеством. С тех пор за прошедшие почти два века ни одно поколение в нашей стране не обошло стороной басни Крылова. На них и по сей день воспитывается молодежь. Одним из атрибутов огромной популярности этого автора явилось множество полулегендарных рассказов о его якобы обжорстве, неряшливости, лени. Иван Андреевич жил долго и ни в чем не изменял своим привычкам. Поговаривали о том, что он полностью погрузился в гурманство и лень. Этот умный и не вполне добрый человек сжился в конце концов с ролью чудака, добродушного, нелепого обжоры. Пришелся ко двору придуманный им образ, и на склоне лет он мог позволить своей душе все что угодно. Иван Андреевич не стеснялся быть лентяем, неряхой и обжорой. Все считали, что умер этот писатель от заворота кишок вследствие переедания, хотя на самом деле он скончался от воспаления легких. Смерть Ивана АндреевичаИван Крылов умер в Санкт-Петербурге в 1844 году. Похороны Ивана Андреевича были пышными. Второй человек в русском государстве, граф Орлов, отстранил студента, несшего гроб, и сам понес его до дрог. Современники Крылова полагали, что Саша, дочь его кухарки, была рождена от него. Подтверждается это тем, что писатель отдал девочку в пансион, а после смерти кухарки воспитывал как дочь, кроме того, дал за нее богатое приданое. Все свое имущество, а также все права на сочинения перед своей кончиной Иван Андреевич завещал мужу Саши. Так заканчивается в нашем изложении краткая биография Крылова. Теперь вы знаете, что этот человек создавал не только басни. Кроме того, вам может быть неизвестно о том, что А. Г. Рубинштейном положены на музыку такие его басни, как "Квартет", "Стрекоза и Муравей", "Осел и Соловей", "Кукушка и Орел". А Касьяник Ю. М. создал также вокальный цикл для фортепьяно и баса "Басни Крылова", который включает в себя произведения "Ворона и Лисица", "Осел и Соловей", "Прохожие и Собаки", "Троеженец". Все эти творения весьма интересны.
Мы высоко ценим людей, добившихся выдающихся результатов в той или иной области. В деле написания басен непревзойдённый мастер – Иван Андреевич Крылов.
Появился будущий знаменитый баснописец на свет 2 февраля 1768 года. Детские годы маленького Вани были далеко не радужными. Его отец, Андрей Прохорович Крылов, был бедным армейским офицером, по долгу службы вынужденный часто менять место своего пребывания.
Вскоре после рождения сына, в самый разгар Пугачёвского бунта он получил распоряжение отправиться в город Оренбург. Вскоре туда прибыла и его супруга, Мария Алексеевна вместе с сыном Ваней.
При защите Яицкой крепости от Пугачева, отец Крылова проявил лучшие свои качества, а после окончания военных операций перешёл на гражданскую службу. Его новое рабочее место – председатель губернского магистрата. Заниматься сыном ему было некогда, и все заботы о маленьком Ване легли на мать, Марию Алексеевну. Желая дать сыну хорошее образование, она договорилась с богатым помещиком Львовым, и Ваня начал посещать уроки учителя-француза вместе с барскими детьми. Однако учеба с иностранным учителем шла туго.
Но даже её пришлось бросить на одиннадцатом году жизни мальчика. Мария Алексеевна овдовела, и семья осталась без средств к существованию. Мать Крылова вынуждена была устроить сына на работу, подканцеляристом в суд, а в 12 лет мальчик был переведён на должность канцеляриста в тверской магистрат.
Свободного времени у юного Крылова оставалось по-прежнему много, и он любил проводить его на улицах и площадях города, среди простого народа. Его чуткое ухо улавливало остроты и шутки, он проявлял интерес к простонародным рассказам, прислушивался к говору обычных людей. Именно эти впечатления детства, простые русские лукавинки, прибаутки, услышанные в народе, навсегда запали в душу будущего литератора.
Воспитанием и образованием сына продолжала заниматься мать. Дальнейшему развитию юного Крылова помогали и книги, оставшиеся после отца. С усердием и интересом мальчик прочитывал всё подряд, не выбирая особо тематику. Иван Андреевич и сам решил попробовать себя на литературном поприще; и на пятнадцатом году жизни из-под его пера выходит комическая опера «Кофейница», созданная по образу и подобию тогдашних модных вещиц.
А между тем средств к существованию в семье по-прежнему катастрофически не хватало, и Мария Алексеевна принимает решение ехать в Петербург, в надежде выхлопотать себе пенсию и удачно пристроить сына.
Двадцать пять рублей в месяц – новое жалованье будущего поэта, получаемое им в казённой палате в Петербурге, куда он прибыл вместе с Марией Алексеевной в 1783 году. Денег немного, и приходилось на всём экономить.
Но это было ничто по сравнению со смертью матери, которой Крылов лишился в 1788 году. Для него это был большой удар. О матери, с большой сердечностью Иван Андреевич вспоминал до конца своих дней.
Написанная Крыловым «Кофейница» «не давала ему покоя» и он решил обратиться к владельцу типографии Брейткопфу с просьбой купить его произведение. Брейткопф заинтересовался и предложил плату за труд – шестьдесят рублей ассигнациями. Но сочинитель денег не взял, на всю сумму он решил набрать книг. Он предпочёл выбрать Расина, Мольера и Буало. Мольер и Буало стали впоследствии его учителями в плане изучения сатирических начал, а благодаря Расину Крылов проявил интерес к героям Греции и Рима.
Находясь под влиянием книг, а также посещения театральных спектаклей, Иван Андреевич выдаёт новое произведение – трагедию «Клеопатра». Эта вещь – подобие французским трагедиям. Судьба у пьесы осталась незавидной, её в пух и прах раскритиковал знаменитый актёр Дмитревский, к которому обратился Крылов за отзывом. Но, выслушивая критику актёра, Крылов одновременно получил и первые уроки словесности, которые пригодились ему в дальнейшем.
Детские и юношеские годы Крылова были непростыми. Но так, как сложились обстоятельства его жизни, именно они способствовали появлению того оригинального отпечатка, который в дальнейшем и определил характерную особенность басен Крылова.
Но до написания первой басни было ещё далеко. Лишь в 1806 году, в Москве, Крылов случайно знакомится с Иваном Ивановичем Дмитриевым, которому показывает две свои басни «Дуб и трость» и «Разборчивую невесту» (перевод из Лафонтена). Дмитриев сразу разглядел оригинальность бесенных произведений Крылова, всячески нахвалил начинающего баснописца и уговорил его не покидать этот род литературы.
Годы жизни Крылова и биография в ряде статей имеют пробелы, когда неизвестно, чем занимался драматург, журналист, баснописец. Он сам при жизни отказался редактировать свою биографию в весьма резкой форме: «Прочел; ни поправлять, ни выправлять ни времени, ни охоты нет». Не потому ли при всей своей публичности и сам баснописец, и годы жизни Крылова отчасти загадочны. Раннее детствоВ семье скромного поручика Крылова в начале февраля 1769 года в Москве родился сын Иван. Во время Пугачевского бунта четырехлетний Ванюша жил с матушкой в осажденном Оренбурге, а отец в это время защищал Яицкий городок и тревожился о семье. Пугачев пообещал уничтожить не только капитана, но и его семью. В эти годы жизни Крылова, совсем еще малыша, был и огонь пожаров, и тревожные набаты. Когда пошла на убыль, отважная Мария Алексеевна отправилась с сынишкой в Яик, к любимому мужу. Годы жизни Крылова в Яицкой крепости проходили в катании зимой на салазках, наблюдении за тем, как взрослые казаки занимаются подводным ловом осетров и стерлядей. По вечерам отец, у которого был сундучок с книгами, читал своей семье занимательные романы и поучительные истории. В ТвериВ 1775 году отец Ивана Крылова вышел в отставку и уехал с семьей к своей матери. Не имея денег, Крылов сам обучал сына грамоте, а тот много и охотно читал. Мальчик много гулял по городу, наблюдая за жизнью горожан и бывая на диспутах в семинарии. Там он впервые познакомился с представлениями, которые на сцене устраивали семинаристы. В этих сценках высмеивалось взяточничество, волокитство, крючкотворство. Здесь впервые воочию увидел Иван, На улицах он самостоятельно научился немного говорить по-итальянски (много иностранцев было в Твери) и играть на скрипке. А в доме помещика Львова ему разрешили заниматься с учителями. И он стал изучать арифметику, геометрию и французский язык. Так бежали годы жизни Крылова. А отец сильно болел, денег почти не было. К тому же родился еще один сынок - Левушка. Крылов-отец не поднимался и вскоре умер, оставив семью почти в нищете. Санкт-ПетербургМатери с двумя сыновьями пришлось ехать в столицу хлопотать о пенсии. В 1783 году подросток начал служить по казенной части. А в 16 лет впервые проявилось его литературное дарование: он написал либретто оперы «Кофейница». Спустя год появилась драма «Клеопатра», а позже - трагедия «Филомела». В это же время пишет комическую оперу «Бешеная семья» и комедию «Сочинитель в прихожей» Иван Крылов, годы жизни которого можно охарактеризовать как плодовитые. Но молодой человек ищет себя. 90-е годы жизни Крылова и личная жизнь отмечены печальным событием - умирает его мать, и на попечении Ивана Андреевича остается младший брат Левушка. Они с нежностью относятся друг к другу. Сатирический журналЕго изданию предшествовала комедия «Проказники», в которой ведущий в то время драматург страны Я. Б. Княжнин узнал себя и свою семью. не отличавшаяся благодушием, сильно рассердила Якова Борисовича и театральную дирекцию. Однако Крылов не падает духом, а начинает издавать журнал «Почта духов». Здесь проявляется постепенно талант, отмеченный острым глазом сатирика. Но журнал приходится закрыть - слишком мало подписчиков. Неудачливый женихВ 1791 году после расправы над Радищевым Крылова угнетал Петербург, и когда один из знакомых предложил ему поехать в он с радостью согласился. Там, бывая в различных имениях, молодой 22-летний столичный поэт встретил юную девушку Анну Алексеевну Константинову. Он серьезно увлекся, просто-напросто влюбился и сделал предложение, но получил отказ, так как был слишком низко рожден и беден. Издатель и журналистТогда он вернулся домой и с головой погрузился в издательское дело, которое открыл на паях вместе с Клушиным и Плавильщиковым. Статьи Крылова, который стал более требовательным к своему стилю, в журнале «Зритель» искрились остроумием. Он написал восточную сказку «Каиб», которая вся пронизана сатирой. Под восточными одеяниями визирей угадываются вельможи и сановники России. Петербургская сказка «Ночь» также сильно задела придворных аристократов, крепостников и одописцев. «Зритель» посмеивался над повальным увлечением западными романами, сентиментализмом. За журналом установилось строгое наблюдение, и Крылов до поры до времени отошел от литературы и журналистики. Добровольная ссылкаБездеятельностью и наступающим безденежьем молодой и ранее жизнерадостный писатель стал тяготиться. Но однажды в его руки легла колода карт. С игорного стола он встал с отягощенными карманами. Азартная игра увлекла его, но за игорным столом он наблюдал иную, не знакомую ему жизнь. Пошла смена мест: Ярославль, Тверь, Тамбов, Тула. Нижний Новгород… Будучи в возрасте, Крылов вспоминал, что его увлекали не выигрыши, а сильные ощущения. А память накапливала сюжеты, образы, эпитеты, сравнения. Так шли годы жизни Крылова Ивана Андреевича. Он задумывался над собой и теми, кто его окружал - людьми, убивавшими время и силы на пустяки и чепуху. Возвращение в ПетербургОно состоялось после смерти ненавистной Крылову Екатерины II, которая в последние годы своего правления душила всякую живую мысль. Случайно на улице Крылов столкнулся с Павлом I, который принял его за кого-то другого и пригласил заходить, не стесняясь. Крылов воспользовался приглашением, и его приняла императрица. Остроумный и живой, в меру почтительный, он понравился Марии Федоровне. Но из удушливой столицы Крылов снова уехал в провинцию. Изредка он публиковал свои статьи и переводы с итальянского, французского и немецкого, который он к этому времени серьезно изучил. БаснописецК 1805 году в жизни Крылова произошло множество изменений. Он был учителем детей князя Голицына, служил, писал комедии и в Москве показал переводы басен Лафонтена. Наконец 36-летний литератор нашел себя. И все-таки он продолжает писать пьесы. Они имели успех, и он стал известным драматургом, но басен не оставлял. Так проходили годы жизни Крылова-баснописца. Он обласкан властью и не обижен материально. Правительство платит ему высокие пенсии, постоянно их повышая. За литературные заслуги он уже при Николае I был утвержден академиком. Если в начале творчества он опирался на сюжеты Лафонтена, Эзопа, то теперь автор начинает находить злободневные острые русские сюжеты, такие как «Лебедь, рак и щука», например. И постепенно он становится народным писателем, которого все цитируют. Популярность его велика. Молодой Белинский поставил его в тот же ряд, что и Пушкина, Грибоедова и Лермонтова. Биография и годы жизни Крылова Ивана Андреевича заключены в довольно длинный промежуток времени - 75 лет. Мы ценим этого человека за ум, в котором смешаны лукавство и насмешка, за его живой и ясный русский слог. Умел тонко, остро и зло высмеять недостатки Крылов. Годы жизни и смерти (1769 - 1844) - время то застоя в обществе, то энтузиазма, то вновь давления правительства на мыслящего человека. Биография для детейИван Андреевич Крылов прошел долгий жизненный путь. Он родился в бедной семье. Его отец служил тридцать лет, чтобы получить дворянство и передать его детям. Ни гувернеров, ни школ Иван Андреевич не видел. Первые знания он получил от отца, а дальше годы жизни Крылова Ивана Андреевича - для детей пример постоянного самообразования. Он очень много читал и стал одной из самых разносторонних личностей своего времени. Он самостоятельно выучил в детстве итальянский язык, а во взрослом возрасте - немецкий. Французский он тоже знал, так как это был принятый разговорный язык общества того времени. Крылов писал с каждым годом все лучше и лучше, повышая к себе требовательность. Иван Андреевич жил в период правления трех императоров, которые относились к нему и с недоверием, и с уважением. Его заслуги перед русской литературой необычайно высоки - недаром строки из его басен знает каждый образованный русский человек. Последние тридцать лет своей жизни он служил в Публичной библиотеке, одновременно занимаясь литературной работой. Его похороны в 1844 году были торжественными. Второй значимости человек в государстве - граф Орлов - нес его гроб. Похоронен И. А. Крылов в Петербурге.
|