А.И. Солженицын

О русском народе

«Я никогда не сомневался, что правда вернётся к моему народу. Я верю в наше раскаяние, в наше душевное очищение, в национальное возрождение России».

«Народ – это не всё, говорящие на нашем языке, но и не избранцы, отмеченные огненным знаком гения. Но по рождению, не по труду своих рук и не по крыльям своей образованности отбираются люди в народ. А – по душе. Душу же выковывает себе каждый сам, год от году. Надо стараться закалить, отгранить себе такую душу, чтобы стать человеком. И через то – крупицей своего народа. С такою душой человек обычно не преуспевает в жизни, в должностях, в богатстве. И вот почему народ преимущественно располагается не на верхах общества».

«…как же иначе может духовно растерзанная Россия вернуть себе духовные ценности, если не через национальное возрождение? До сих пор вся человеческая история протекла в форме племенных и национальных историй, и любое крупное историческое движение начиналось в национальных рамках, а ни одно – на языке эсперанто».

«Если в нации иссякли духовные силы – никакое наилучшее государственное устройство не спасёт её от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит. Среди всевозможных свобод – на первое место всё равно выйдет свобода бессовесности».

«Клеймо «фашизма», как в своё время «классовый враг», «враг народа», - действует как успешный приём, чтобы сбить, заткнуть оппонента, навлечь на него репрессии. А припечатывать – по обстановке. Так и простая наша попытка защитить своё национальное существование от наплыва нетрудовой стаи из азиатских стран СНГ (какая европейская страна не озабочена подобным?) – фашизм! …А казалось бы: если речь идёт об одичалой, фанатичной жестокости, готовой к насилию (определение, полностью применимое и к ранним большевикам), так и выговаривайте с точностью или придумайте новое слово, - но не оскорбляйте тавром «фашизм» тот народ, который разгромил Гитлера. Если сопоставить, что в эти же годы, при махровом расцвете самых жёстких, непримиримых национализмов в Средней Азии, в Закавказье, на Украине (…), к ним не было применено клеймо «фашизм», - нельзя не увидеть во всей кампании безоглядного рефлекса: под усиленными заляпами «русским фашизмом» не дать ни в малой степени возродиться русскому сознанию».

«Мой дух, моя семья да мой труд - добросовестный, неусыпный, без оглядки на захлёбчивую жадность воровскую, - а как иначе вытягивать? Хоть бы и секира опустилась на воров (нет, не опустится), а без труда всё равно ничего не создастся. Без труда - нет добра. Без труда - и нет независимой личности.
Долог путь, долог. Но если мы опускались едва не целое столетие - то сколько же на подъём? Даже только для осознания всех утрат и всех болезней - нам нужны годы и годы.
Сохранимся ли мы физически-государственно или нет, но в системе дюжины мировых культур русская культура - явление своеобычное, лицом и душой неповторимое. И не пристало нам обречённо отдаваться потере своего лица, ронять дух своей долгой истории: мы больше можем потерять дорогого своего, чем приобрести чужого взамен.
Не нынешнему государству служить, а - Отечеству. Отечество - это то, что произвело всех нас. Оно - повыше, повыше всяческих преходящих конституций. В каком бы надломе ни пребывала сейчас многообразная жизнь России - у нас ещё есть время остояться и быть достойным нашего нестираемого 1100-летнего прошлого. Оно - достояние десятков поколений, прежде нас и после нас.
И - не станем же тем поколением, которое всех их предаст».

О противниках

«Дождалась Россия своего чуда – Сахарова, и этому чуду ничто так не претило, как пробуждение русского самосознания!»

«Особенно задело Сахарова и оскорбило единомыслящих с ним читателей моё выражение в «Письме»: «несравненные страдания, перенесённые русским и украинским народами». Я рад был бы, чтобы это выражение не имело оснований. Однако я хочу напомнить А.Д., что «ужасы Гражданской войны» далеко не «в равной степени» ударили по всем нациям, а именно по русской и украинской главным образом, это в их теле бушевали революция и сознательно-направленный большевицкий террор (…). Под видом уничтожения дворянства, духовенства и купечества уничтожались более всего русские и украинцы. Это их деревни более всего испытали разорение и террор от продотрядов (большей частью инородных по составу). Это на их территории было подавлено более 100 крупных крестьянских восстаний (…). Это они умирали в великие искусственные большевистские голоды 1921 на Волге и 1931-1932 на Украине. Это в основном их загнали толпою в 10-15 миллионов умирать в тайгу под видом «раскулачивания» (Как и сейчас нет деревни беднее русской.) А уж русская культура была подавлена прежде и вернее всех: вся старая интеллигенция перестала существовать, эпидемия переименований катилась при оккупации, в печати позволено было глумиться и над русским фольклором, и над искусством Палеха, и от ленинской «шовинистической великорусской швали» родилась дальше волна беспрепятственных издевательств: «русопятство» считалось литературно-изящным термином, Россия печатно объявлялась призраком, трупом, и ликовали поэты:
Мы расстреляли толстозадую бабу Россию,
Чтоб по телу её прошёл Коммунизм-мессия».

«Нации - это богатство человечества, это – обобщённые личности его, самая малая из них несёт свои особые краски, таит в себе особую грань Божьего замысла», - это было воспринято всеобще-одобрительно: всем приятный общий реверанс. Но едва я сделал вывод, что это относится также и к русскому народу, что также и он имеет право на национальное самосознание, на национальное возрождение после жесточайшей духовной болезни, - это с яростью объявлено великодержавным национализмом. Такова горячность – не лично Сахарова, но широкого слоя в образованном классе, чьим выразителем он невольно стал. За русскими не предполагается возможности любить свой народ, не ненавидя других. Нам, русским, запрещено заикаться не только о национальном возрождении, но даже – о «национальном самосознании», даже оно объявляется опасной гидрой».

«…Так с удивлением замечаем мы, что наш выстраданный плюрализм – в одном, в другом, в третьем признаке, взгляде, оценке, приёме – как сливается со старыми ревдемами, с «неиспорченным» большевизмом. И в охамлении русской истории. И в ненависти к православию. И к самой России. И в пренебрежении к крестьянству. И – «коммунизм ни в чём не виноват». И – «не надо вспоминать прошлое». А вот – и в применении лжи как конструктивного элемента…»

Об образовании

«Достаточно поработав в школах – и городских, и сельских, могу утверждать, что школа наша плохо учит и дурно воспитывает, а лишь разменивает и мельчит юные годы и души. Всё поставлено так, что ученикам не за что уважать свой педсовет. Школа будет истинной тогда, когда в учителя пойдут люди отборные и к тому призванные. Но для этого – сколько средств и усилий надо потратить! – не так оплачивать их труд и не так унизительно держать их». («Письмо вождям Советского Союза»)

«Сегодня в программе нашего съезда стоит вопрос о школе русской национальной. Во всех бывших республиках СССР и во всех автономиях превосходно и давно существуют школы национальные. Создают национальные школы эстонцы, чуваши, татары, узбеки, казахи, ни перед кем не оправдываясь, - и справедливо, и они правы, и очень хорошо. Но если только русский скажет «русская национальная школа» - поднимается страшный шум, опасность чуть ли не фашизма. Почему, почему русский народ, единственный из народов СССР, лишён права и на самоопределение, и на воссоединение, почему? Если всем можно, почему нам нельзя? Это просто глупо и смешно, стыдиться здесь нечего. Надо различать слова «российский» и «русский» и никогда не путать. Российское у нас – государство, многонациональное и многоверное. Российские у нас все органы правительственные, государственные, - это всё российское. Но культура, простите, у нас русская, и никак культуру российской сделать нельзя, это бессмыслица. И не может быть вообще интернациональной культуры, ибо каждый народ растёт во всечеловечество, словами Достоевского, только из своей культуры. Интернациональная – это бессмыслица, потому что «интер» - это «между», между нациями, никакой нации, вообще никакой. И нас забили этим интернационализмом, нам дышать не дают, не дай Бог сказать «русское национальное». Да, должна школа расти из русской культуры, из русской традиции, из русской истории, из родного языка, из краеведения, которое у нас затоптано с ненавистью, - из этого всего может вырасти только русская национальная школа. (…) Напомню, более того, что по пакту ООН о правах человека, цитирую: «Родители имеют право давать детям религиозное воспитание». Отказать в этом – нельзя. И можно ожидать, что в русской национальной школе – ну не повально конечно, вовсе не повально в наш атеистический век, но многие родители захотят, чтобы их дети изучали православие. И оно должно быть внесено в расписание. И вот как тут быть? Именно по атеистичности нашего века, а в некоторых местах, в некоторых регионах по разноплемённости и разноверию, делать обязательным обучение православию нельзя. Но можно сделать факультативным отказ от него. Кто хочет отказаться по каким-то соображениям – откажись».

Об армии

«Армия наша разорена, расстроена, это не секрет, и вместе с тем она осмеяна, покрыта презрением, даже заплёвана какой-то частью общественности и прессы. Это делается в каком безумии? Это делается в расчёте на какое будущее? А ну, придут оккупанты? А почему бы им не прийти, если у нас не будет армии? Отчего бы не прийти? Сегодня мы говорим… мы слышим голоса: «Не дадим сыновей в армию!» Да, в нашу не дадите, но когда придёт оккупационная – то ещё как, безропотно, без демонстраций, дадите – прислужниками, лакеями. В 39-м году Сталин, порвав переговоры с англо-французской военной делегацией и уже намечая переговоры с Гитлером, сказал: «СССР никогда не будет батраком для Запада». История посмеялась. О, ещё каким батраком мы были! А кто же спас Запад? Кто спас Запад и совершенно гибнущую Англию, если не мы? А сегодня мы слышим на Западе голоса, и насмешки, и подсчёты, и исследования, чтоб уменьшить наш вклад, уменьшить нашу роль, и даже вообще говорят: без Советского Союза мы могли бы справиться. Посмотрел бы я, как бы они без нас справились!»

О ГУЛАГе

«Этих людей не брали до 1937 года. И после 1938-го их очень мало брали. Поэтому их называют "набор 37-го года", и так можно было бы, но чтоб это не затемняло общую картину, что даже в месяцы пик сажали не их одних, а всё те же тянулись и мужички, и рабочие, и молодежь, инженеры и техники, агрономы и экономисты, и просто верующие.
"Набор 37-го года", очень говорливый, имеющий доступ к печати и радио, создал "легенду 37-го года", легенду из двух пунктов:
1) если когда при советской власти сажали, то только в 37-м, и только о 37-м надо говорить и возмущаться;
2) сажали в 37-м - только их.
Так и пишут: страшный год, когда сажали преданнейшие коммунистические кадры: секретарей ЦК союзных республик, секретарей обкомов, председателей облисполкомов, всех командующих военными округами, корпусами и дивизиями, маршалов и генералов, областных прокуроров, секретарей райкомов, председателей райисполкомов...
В начале нашей книги мы уже дали объём потоков, лившихся на Архипелаг два десятилетия до 37-го года. Как долго это тянулось! И сколько это было миллионов! Но ни ухом, ни рылом не вёл будущий набор 37-го года, они находили всё это нормальным».

«Так впору было бы им выложить на откосах канала шесть фамилий - главных подручных у Сталина и Ягоды, главных надсмотрщиков Беломора, шестерых наёмных убийц, записав за каждым тысяч по тридцать жизней: Фирин - Берман - Френкель - Коган - Раппопорт - Жук. Да приписать сюда, пожалуй, начальника ВОХРы БелБалтЛага - Бродского. Да куратора канала от ВЦИК - Сольца. Да всех 37 чекистов, которые были на канале. Да 36 писателей, восславивших Беломор. Еще Погодина не забыть. Чтоб проезжающие пароходные экскурсанты читали и – думали».

«Но вот пошла пора писать историю, раздались первые придушенные голоса о лагерной жизни, благомыслящие оглянулись, и стало им обидно: как же так? они, такие передовые, такие сознательные - и не боролись! И даже не знали, что был культ личности Сталина! И не предполагали, что дорогой Лаврентий Павлович - заклятый враг народа!
И спешно понадобилось пустить какую-то мутную версию, что они боролись. Упрекали моего Ивана Денисовича все журнальные шавки, кому только не лень - почему не боролся, сукин сын? "Московская правда" даже укоряла Ивана Денисовича, что коммунисты устраивали в лагерях подпольные собрания, а он на них не ходил, уму-разуму не учился у мыслящих.
(…) Но мало любить начальство! - надо, чтоб и начальство тебя любило. Надо же объяснить начальству, что мы - такие же, вашего теста, уж вы нас пригрейте как-нибудь. Оттого герои Серебряковой, Шелеста, Дьякова, Алдан-Семёнова при каждом случае, надо не надо, удобно-неудобно, при приёме этапа, при проверке по формулярам, заявляют себя коммунистами. Это и есть заявка на теплое местечко.
(…) Алдан-Семёнов в простоте так прямо и пишет: коммунисты-начальники стараются перевести коммунистов-заключённых на более лёгкую работу. Не скрывает и Дьяков: новичок Ром объявил начальнику больницы, что он - старый большевик. И сразу же его оставляют дневальным санчасти - очень завидная должность! Распоряжается и начальник лагеря не страгивать Тодорского с санитаров.
Но самый замечательный случай рассказывает Г. Шелест в "Колымских записях": приехал новый крупный эмведист и в заключённом Заборском узнаёт своего бывшего комкора по Гражданской войне. Прослезились. Ну, полцарства проси! И Заборский: соглашается "особо питаться с кухни и брать хлеба сколько надо" (то есть, объедать работяг, ибо новых норм питания ему никто не выпишет) и просит дать ему только шеститомник Ленина, чтобы читать его вечерами при коптилке! Так всё и устраивается: днем он питается ворованным пайком, вечером читает Ленина! Так откровенно и с удовольствием прославляется подлость!
Еще у Шелеста какое-то мифическое "подпольное политбюро" бригады (многовато для бригады?) в неурочное время раздобывает и буханку хлеба из хлеборезки и миску овсяной каши. Значит - везде свои придурки? И значит, - подворовываем, благомыслящие?
Всё тот же Шелест даёт нам окончательный вывод: "одни выживали силой духа (вот эти ортодоксы, воруя кашу и хлеб. - А. С.), другие - лишней миской овсяной каши (это - Иван Денисович)".
Ну, ин пусть будет так. У Ивана Денисовича знакомых придурков нет. Только скажите: а камушки? камушки кто на стену клал, а? Твердолобые, вы ли?»

О крестьянстве

«Тут пойдёт о малом, в этой главе. О пятнадцати миллионах душ. О пятнадцати миллионах жизней. Конечно, не образованных. Не умевших играть на скрипке. Не узнавших, кто такой Мейерхольд или как интересно заниматься атомной физикой. (…) …о той молчаливой предательской чуме, сглодавшей нам 15 миллионов мужиков, да не подряд, а избранных, а становой хребёт русского народа - о той Чуме нет книг. И трубы не будят нас встрепенуться. И на перекрёстках проселочных дорог, где визжали обозы обречённых, не брошено даже камешков трёх. И лучшие наши гуманисты, так отзывчивые к сегодняшним несправедливостям, в те годы только кивали одобрительно: всё правильно! так им и надо!»

«Земля для человека содержит в себе не только хозяйственное значение, но и нравственное. Об этом убедительно писали у нас Глеб Успенский, Достоевский, да не только они. Ослабление тяги к земле – большая опасность для народного характера. А ныне крестьянское чувство так забито и вытравлено в нашем народе, что, может быть, его уже и не воскресить, опоздано-перепоздано».

«То, что готовится сейчас, - это распродажа с молотка. Не созданы условия приобретения земли подлинными земледельцами, у них нет и средств. Не останется ни фермеров, ни земледельцев – только наёмные работники. И жулики, которые будут владеть землёй. Вообще России не останется».

О власти

«Власть – это не добыча конкуренции партий, это не награда, это не пища для личного честолюбия. Власть – это тяжёлое бремя, это ответственность, обязанность и труд. И труд. И пока это не станет всеобщим сознанием властвующих, Россия не найдёт себе благополучия».

О Ельцине

«Снятие с Ельцина ответственности я считаю позорным. И, наверное, не только Ельцин, но и с ним ещё сотенка-другая тоже должна отвечать перед судом!»

«В результате ельцинской эпохи разгромлены или разворованы все основные направления нашей государственной, культурной и нравственной жизни… Президент Ельцин бросил 25 миллионов соотечественников, без всякой правовой защиты, без всякого внимания к их нуждам. Они ошарашены, они стали иностранцами в своей стране. А он тем временем только обнимался с диктаторами и вручал им российские награды…»

О тюрьме

«Надо вступить в тюрьму, не трепеща за свою оставленную тёплую жизнь. Надо на пороге сказать себе: жизнь окончена, немного рано, но ничего не поделаешь. На свободу я не вернусь никогда. Я обречён на гибель – сейчас или несколько позже, но позже будет даже тяжелей, лучше раньше. Имущества у меня больше нет. Близкие умерли для меня – и я для них умер. Тело моё с сегодняшнего дня – бесполезное, чужое тело. Только дух мой и моя совесть остаются мне дороги и важны. И перед таким арестантом – дрогнет следствие!»

«Пусть будет путевым мешком твоим – твоя память. Запоминай! запоминай! Только эти горькие семена, может быть, когда-нибудь тронутся в рост».

О свободе

«Свобода! – принудительно засорять коммерческим мусором почтовые ящики, глаза, уши, мозги людей, телевизионные передачи, так чтоб ни одну нельзя было посмотреть со связным смыслом. Свобода! – навязывать информацию, не считаясь с правом человека не получать её, с правом человека на душевный покой… …Свобода! – издателей и кинопродюсеров отравлять молодое поколение растлительной мерзостью. Свобода! – подростков 14-18 лет упиваться досугом и наслаждениями вместо усиленных занятий и духовного роста. Свобода! – взрослых молодых людей искать безделья и жить за счёт общества… …Свобода! – оправдательных речей, когда сам адвокат знает о виновности подсудимого. Свобода! – так вознести юридическое право страхования, чтобы даже милосердие могло быть сведено к вымогательству… …Свобода! – сбора сплетен, когда журналист для своих интересов не пожалеет ни отца родного, ни родного Отечества. Свобода! - разглашать оборонные секреты своей страны для личных политических целей. Свобода! – бизнесмена на любую коммерческую сделку, сколько б людей она не обратила в несчастье или предала бы собственную страну… …Свобода! – для террористов уходить от наказания, жалость к ним как смертный приговор всему остальному обществу… … Свобода! – даже не защищать и собственную свободу, пусть рискует жизнью кто-нибудь другой». («Измельчание свободы»)

«Мы так безнадёжно расчеловечились, что за сегодняшнюю скромную кормушку отдадим все принципы, душу свою, все усилия наших предков, все возможности для потомков - только бы не расстроить своего утлого существования».

«И простой шаг простого мужественного человека: не участвовать во лжи, не поддерживать ложных действий! Пусть это приходит в мир и даже царит в мире, - но не через меня. Писателям же и художникам доступно большее: победить ложь! Уж в борьбе-то с ложью искусство всегда побеждало, всегда побеждает! – зримо, неопровержимо для всех! Против многого в мире может выстоять ложь, - но только не против искусства.
И едва развеяна будет ложь, - отвратительно откроется нагота насилия – и насилие дряхлое падёт.
Вот почему я думаю, друзья, что мы способны помочь миру в раскалённый час. Не отнекиваться безоружностью, не отдаваться беспечной жизни, - но выйти на бой!
В русском языке излюблены пословицы о правде. Они настойчиво выражают немалый тяжёлый народный опыт, и иногда поразительно: ОДНО СЛОВО ПРАВДЫ ВЕСЬ МИР ПЕРЕТЯНЕТ.
Вот на таком мнимо-фантастическом нарушении закона сохранения масс и энергии основана и моя собственная деятельность, и мой призыв к писателям всего мира»

«Главный ключ нашего бытия или небытия - в каждом отдельном человеческом сердце, в его предпочтении реального Добра или Зла».

Солженицын А.И. "Сорная трава". Нью-Йорк, 1985.

И где бы ни жил я, и что бы ни делал - пред Родиной в вечном долгу? Следовательно, оттого что я имел несчастье родиться на территории этой страны, я обязан всю жизнь подчинять ей свои интересы, свои убеждения?

Отечество не выбирают? Почему-то этот тезис вызывает лишь смех во всем цивилизованном мире. Где человек, желающий раскрыть свои способности, переезжает в другую страну на службу по контракту с такой же легкостью, как в соседний квартал - выбирая наиболее выгодные условия из предложенных. И лишь в стране, которую я имею несчастье называть местом своего рождения - я лишен права на этот выбор. Что порождает косность, застой, консервацию отжившего.

Цивилизованные народы умеют учиться у лучших и сильнейших. Когда "умная нация завоевывает глупую", это в конечном счете, приводит к благу для последней, несмотря на неизбежные при этом жертвы.
Что стало с Европой, после ее завоевания Наполеоном? А с Индией - когда туда пришли англичане? Но беда русских в том, что они не умеют проигрывать, не умеют подчиняться. И потому, в глазах цивилизации, не имеют ценности, даже как рабы. А ведь наивно ждать, что высшая по развитию нация, подчинив низшую, даст ей равные права! Но русские сражаются, даже там и тогда, где любой европеец сложил бы оружие во избежание бессмысленных жертв. И очень часто они при этом побеждают. Жизненная сила их подобна живучести сорной травы - при такой же бесплодности. Вина русских перед человечеством - в том, что они постоянно портили игру более сильным. И не желали освободить занимаемое место.

Любому, желающему уничтожить русский народ, надо это знать. За всю свою историю, русские были сильны именно своим убеждением, слепым и фанатичным - что Веру, Власть и Родину не выбирают! Незыблемость первого и второго была поколеблена совсем недавно, и все знают, какая смута и шатания, какой удар это нанесло Российской Империи - и сила коммунистов оказалась в том, что они сумели быстро заменить выпавшие блоки столь же монолитными, вместо Веры и Царя, Коммунизм и Сталин. Но если разбить эти опоры на мелкое крошево - русские перестанут быть.

Пусть будет много вер, много идей - красные, желтые, синие, да хоть оранжевые - плюрализм. Пусть будет много Вождей - спорящих, кто главнее - демократия. Пусть будет много Отечеств - республики, края, да хоть уезды - суверинитет! Пусть будет война, в которой умрут три четверти ныне живущих - как Украина семнадцатого века. Зато те, кто выживут, и привыкнут к новым правилам, будут подлинно цивилизованными людьми, могущими безболезненно встроиться в мировой порядок.

А это писал противник в войне, от него никто и не ждал признания права русского народа на независимость и неподчинение. Но точки зрения так похожи... Эрих Кох, гаулейтер "рейхскомиссариата Украина". Ровно:

Рейх интересуют лишь поставки полезного продукта с данной территории. Выживаемость аборигенов для этого необходимым условием не является.

Меня спрашивают, когда же Рейх получит от захваченных русских территорий хоть какую-то хозяйственную пользу? Отвечаю: никогда, пока там живут русские! Все дело в том, что славяне являются диким народом. Я говорю сейчас не об их неразвитости, разгильдяйстве, лени. А о том, что говорят о животных "дикое", или "домашнее". Если последнее может быть приведено к подчинению кнутом - то дикий от природы зверь не станет смирным, когда его побьют. Так же с народами, причем вне зависимости от культуры - африканский негр, или цивилизованный француз, подчинившись силе, будет встраивать себя в новый порядок, смирившись со своей более низкой ступенью. Славяне же не способны оценить даже ту должную заботу о них, какую хороший хозяин оказывает рабочей скотине - стоит вам отвернуться, и вам воткнут нож в спину, просто за то, что вы их господин!

Я говорю о русских - поскольку западный подвид славян, поляки или украинцы, уже значительно облагорожен близостью европейской цивилизации. Так, среди поляков весьма распространено добровольное признание иерархии, в которой они сами себя ставят ниже нас, немцев - но много выше русских и украинцев. То же можно сказать про галичан, бывших в прежние времена под властью не России, а Австро-Венгерской империи. А желто-синее знамя "истинных украинцев", это был в свое время флаг вспомогательных частей войска Карла Шведского, служивших ему верой и правдой., против русского царя

Колонизировать, эксплуатировать русских? Это утопия! Нерентабельно - вы просто разоритесь на необходимости содержать охрану. Следовательно, Рейх ни в коей мере не заинтересован в сохранении этого бесполезного народа. Пусть вымрут, как американские индейцы - или же сохранятся в малом количестве в удаленных лесах, как объект для изучения антропологов.

Право жить нашими рабами тоже надо заслужить - лояльностью, честностью, прилежанием

«Шпигель »: Нужна ли России национальная идея, и как она может выглядеть?

Солженицын : Термин «национальная идея» не имеет четкого научного содержания. Можно согласиться, что это — когда-то популярная идея, представление о желаемом образе жизни в стране, владеющее ее населением. Такое объединительное представление-понятие может оказаться и полезным, но никогда не должно быть искусственно сочинено в верхах власти или внедрено насильственно. В обозримые исторические периоды подобные представления устоялись, например, во Франции (после XVIII века), Великобритании, Соединенных Штатах, Германии, Польше и др. и др.

Когда дискуссия о «национальной идее» довольно поспешно возникла в послекоммунистической России, я пытался охладить ее возражением, что, после всех пережитых нами изнурительных потерь, нам на долгое время достаточно задачи сбережения гибнущего народа.

«Шпигель »: При всем этом Россия нередко чувствует себя одинокой. В последнее время произошло некоторое отрезвление в отношениях России и Запада, в том числе и в отношениях между Россией и Европой. В чем причина? В чем Запад не способен понять современную Россию?

Солженицын : Причин можно назвать несколько, но мне интереснее всего психологические, а именно: расхождение иллюзорных надежд — и в России, и на Западе — с реальностью.

Когда я вернулся в Россию в 1994-м, я застал здесь почти обожествление западного мира и государственного строя разных его стран. Надо признать, что в этом было не столько действительного знания и сознательного выбора, сколько естественного отвращения от большевицкого режима и его антизападной пропаганды. Обстановку сначала поменяли жестокие натовские бомбежки Сербии. Они провели черную, неизгладимую черту — и справедливо будет сказать, что во всех слоях российского общества. Затем положение усугубилось шагами НАТО по втягиванию в свою сферу частей распавшегося СССР, и особенно чувствительно — Украины, столь родственной нам через миллионы живых конкретных семейных связей. Они могут быть в одночасье разрублены новой границей военного блока.

Итак, восприятие Запада как, по преимуществу, Рыцаря Демократии сменилось разочарованной констатацией, что в основе западной политики лежит прежде всего прагматизм, зачастую корыстный, циничный. Многими в России это переживалось тяжело, как крушение идеалов.

В то же время Запад, празднуя конец изнурительной «холодной войны» и наблюдая полтора десятка лет горбачевско-ельцинскую анархию внутри и сдачу всех позиций вовне, очень быстро привык к облегчительной мысли, что Россия теперь — почти страна «третьего мира» и так будет всегда. Когда же Россия вновь начала укрепляться экономически и государственно, это было воспринято Западом, быть может, на подсознательном уровне еще не изжитых страхов — панически.

«Шпигель »: У него возникли ассоциации с прежней супердержавой — Советским Союзом.

Солженицын : Напрасно. Но еще прежде того Запад позволил себе жить в иллюзии (или удобном лукавстве?), что в России — юная демократия, когда ее еще не было вовсе. Разумеется, Россия еще не демократическая страна, она только начинает строить демократию, и ничего нет легче, как предъявить ей длинный список упущений, и нарушений, и заблуждений. Но разве в борьбе, которая началась и идет после 11 сентября, не протянула Россия Западу руку, явно и недвусмысленно?

И только психологической неадекватностью (либо провальной недальновидностью?) можно объяснить иррациональное отталкивание этой руки. США, приняв важнейшую нашу помощь в Афганистане, тут же обернулись к России все только с новыми и новыми требованиями. А претензии к России Европы почти нескрываемо коренятся в ее энергетических страхах, к тому же необоснованных.

Это отталкивание России Западом — не слишком ли большая роскошь, особенно перед лицом новых угроз? В своем последнем интервью на Западе перед возвратом в Россию (в апреле 1994-го журналу «Форбс») я сказал: «Если смотреть далеко в будущее, то можно прозреть в XXI веке и такое время, когда США вместе с Европой еще сильно вознуждаются в России как в союзнице...»

Ваш кирпичик в строительстве Дома Милосердия.
Помните о лепте вдовы и жертвуйте сколько можете. Если не можете пожертвовать сегодня, воздохните, помолитесь об общем деле. Пожертвуете, когда сможете.
Храни вас Господь!

Осенью 1990 года фантастическим тиражом в 27 миллионов экземпляров вышла статья Солженицына "Как нам обустроить Россию". Этот вопрос остро стоит и поныне.

Отдать землю

"Для чего-то же дано земле - чудесное, благословенное свойство плодоносить. И -потеряны те скопления людей, кто не способен взять от нее это свойство", - пишет Солженицын. Он напоминает о том, что земля содержит в себе не только хозяйственное, но и нравственное значение, и ослабление тяги народа к земле - тревожный знак. История России сложилась так, что чувство тяги к земле почти убито, вытравлено из людей. И если допустить еще один неверный ход, его можно уже не воскресить.
Отказать деревне в частной собственности - значит закрыть ее уже навсегда, - считает Солженицын. "Но введение ее должно идти с осторожностью. Уже при Столыпине были строгие ограничения, чтобы земля попадала именно в руки крестьян земледельцев, а не крупных спекулянтов или на подставные имена, через "акционерные общества". И Покупка земли, по Солженицыну, должна производиться со льготами многолетней рассрочки, и в налогах тоже.

Стать правовым государством

Еще Столыпин говорил, что нельзя создать правового государства, не имея прежде независимого гражданина. "Социальный порядок первичней и раньше всяких политических программ". По Солженицыну, независимого гражданина не может быть без частной собственности.
Весь облик западной экономики карикатурно внедряли в мозги людей в советское время - говорит Солженицын. Как результат, для многих людей частная собственность и наемный труд стали чем-то вроде нечистой силы.
"Но обладание умеренной собственностью, не подавляющей других, - пишет Солженицын, - входит в понятие личности, дает ей устояние. А добросовестно выполненный и справедливо оплаченный наемный труд - есть форма взаимопомощи людей и ведет к доброжелательности между ними".
Писатель считает, что нужно дать простор здоровой частной инициативе и поддерживать и защищать все виды мелких предприятий, при этом твердо ограничив законами возможность создания монополий.

Дать воздуху провинциям

Шестьдесят лет провинция была отдана голоду, унижениям и ничтожности, - прямо говорит Солженицын. Давно пора дать ей дышать, потому что то, станет ли Россия цветущей, зависит не от ее столиц, а от ее провинций. Если освободить их от искусственного давления столицы, Россия может и должна обрести вновь естественный баланс.
Солженицын пишет: "Вся провинция, все просторы Российского Союза вдобавок к сильному (и все растущему по весу) самоуправлению должны получить полную свободу хозяйственного и культурного дыхания". Только таким способом может соразмерно развиваться такая огромная страна, как Россия. Особую вину писатель чувствует по отношению к Сибири, "которую мы с первых же пятилеток ослепленно безумно калечили вместо благоденственного развития".
Путь, который предлагает Солженицын, прост - дать "низам" самим развиться, обустроить все области своей жизни и жизни своих районов, а не навязывать им что-то "сверху".

Растить детей

Падение рождаемости, болезненность и высокая смертность детей, плохое состояние родильных домов и детских садов - факты российской жизни. Положение женщины в начале 90-х Солженицын называет многобедственным.
"Нормальная семья - у нас почти перестает существовать. А болезнь семьи - это становая болезнь и для государства. Сегодня семья - основное звено спасения нашего будущего. Женщина должна иметь возможность вернуться в семью для воспитания детей, таков должен быть мужской заработок".
Писатель уверен, что при всех многочисленных заботах об обустройстве России нельзя забывать и об этой, ведь то, что мы заложим в своих детей, определит и судьбу страны.

Образование спасет молодежь

Вопрос о школах и об образовании вообще чрезвычайно важен, ведь полуобразованные люди склонны, например, копировать что-то заимствованное, чуждое себе, не понимать ценностей своего народа. Пора трезво посмотреть туда, где раньше был железный занавес, считает Солженицын: "Исторический Железный Занавес отлично защищал нашу страну ото всего хорошего, что есть на Западе: от гражданской нестесненности, уважения к личности, разнообразия личной деятельности, от всеобщего благосостояния, от благотворительных движений, -- но тот Занавес не доходил до самого-самого низу, и туда подтекала навозная жижа распущенной опустившейся "поп-масс-культуры", вульгарнейших мод и издержек публичности, -- и вот эти отбросы жадно впитывала наша обделенная молодежь: западная -- дурит от сытости, а наша в нищете бездумно перехватывает их забавы. И наше нынешнее телевидение услужливо разносит те нечистые потоки по всей стране".

Осторожнее с революциями

Государственный строй менялся в России так резко и жестко, с такими потерями, что повторять революции значит терять все больше, считает Солженицын. И хотя преобразования в государственном строе необходимы, писатель призывает совершать их постепенно, по очереди и, как и в вопросе с землей, начиная "с низов". Он считает, что изменение государственного строя, обновление конституции - не то, что нужно России прямо сейчас. "Надо оказаться предусмотрительней наших незадачливых дедов-отцов Семнадцатого года, не повторить хаос исторического Февраля, не оказаться снова игрушкой заманных лозунгов и захлебчивых ораторов, не отдаться еще раз добровольно на посрамление. Решительная смена властей требует ответственности и обдуманья".
Российскому государству, по мнению Солженицына, просто необходимо быть плавно преемственным и устойчивым.
"Государственное устройство - второстепеннее самого воздуха человеческих отношений. При людском благородстве допустим любой добропорядочный строй, при людском озлоблении и шкурничестве невыносима и самая разливистая демократия. Если в самих людях нет справедливости и честности - то это проявится при любом строе".

Очищение душ

Самым страшным разрушением за три четверти столетия Солженицын называет разрушение русских душ. Русские люди озлоблены друг на друга - ни за что. Власть имеющие желают и дальше пользоваться крадеными привилегиями. Лгуны - лгать. И так далее.
"Источник силы или бессилия общества - духовный уровень жизни, а уже потом - уровень промышленности. Чистота общественных отношений -- основней, чем уровень изобилия. Если в нации иссякли духовные силы - никакое наилучшее государственное устройство и никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит. Среди всех возможных свобод - на первое место все равно выйдет свобода бессовестности: ее-то не запретишь, не предусмотришь никакими законами".
Солженицын приводит пример Германии: " Западную Германию наполнило облако раскаяния прежде, чем там наступил экономический расцвет. У нас - и не начали раскаиваться. У нас надо всею гласностью нависают гирляндами прежние тяжелые жирные гроздья лжи. А мы их как будто не замечаем". От того, заметим или нет, раскаемся или нет, и зависит, по Солженицыну, пойдет ли развитие России прямо или криво.

Александр Исаевич умер 3 августа 2008-го на 90 году жизни… Как и мечтал – на родине. Солженицын прожил длинную, полную испытаний и поисков жизнь. Власти боялись его как огня, интеллигенция уважала и порою завидовала, близкие беззаветно любили. А сам Солженицын беззаветно любил свою страну, постоянно жил мыслями о родине, даже когда его лишили гражданства и выдворили за границу. В 1994 году после 20-летнего скитания на чужбине, он вернулся в Россию , последние 14 лет он прожил в Москве или на подмосковной даче.

После себя Александр Исаевич оставил богатое литературное наследие, многое из написанного им нам только предстоит осмыслить. Но каждый может почерпнуть для себя такую простую и вместе с тем поражающую истину. Цитировать Солженицына можно бесконечно, мы выбрали для вас 20 самых известных его выражений.

«Раковый корпус»

Когда-нибудь не страшно умереть - страшно умереть вот сейчас.

Любовь к животным мы теперь не ставим в людях ни в грош, а над привязанностью к кошкам даже непременно смеемся. Но разлюбив сперва животных - не неизбежно ли мы потом разлюбливаем и людей?

Если ты не умеешь использовать минуту, ты зря проведешь и час, и день, и всю жизнь

Ведь есть же люди, которым так и выстилает гладенько всю жизнь, а другим - всё перекромсано. И говорят - от человека самого зависит его судьба. Ничего не от него.

Всякий общий праздник тяжёл одинокому человеку. Но невыносим одинокой женщине, у которой годы уходят, - праздник женский!

Есть высокое наслаждение в верности. Может быть - самое высокое. И даже пусть о твоей верности не знают.

Вообще трудно считаться, кому тяжелей. Это ещё трудней, чем соревноваться успехами. Свои беды каждому досадней. Я, например, мог бы заключить, что прожил на редкость неудачную жизнь. Но откуда я знаю: может быть, вам было ещё круче?

Жалость - чувство унижающее: и того унижающее, кто жалеет, и того, кого жалеют.

Если человек при жизни назван деятелем, да ещё заслуженным, то это его конец: слава, которая уже мешает лечить, как слишком пышная одежда мешает двигаться.

«Один день Ивана Денисовича»

Работа – она как палка, конца в ней два: для людей делаешь – качество дай, для начальника делаешь – дай показуху.

Все ж ты есть, Создатель, на небе. Долго терпишь, да больно бьешь.

«В круге первом»

Знаешь, почему лошади живут так долго? Они не выясняют отношения!

Одна большая страсть, занявши раз нашу душу, жестоко измещает все остальное. Двум страстям нет места в нас.

Сытость совсем не зависит от того, сколько мы едим, а от того, как мы едим! Так и счастье, так и счастье, Левушка, оно вовсе не зависит от объема внешних благ, которые мы урвали у жизни. Оно зависит только от нашего отношения к ним!

С кого начинать исправлять мир? С других? Или с себя?..

Говорят: целый народ нельзя подавлять без конца. Ложь! Можно! Мы же видим, как наш народ опустошился, одичал, и снизошло на него равнодушие уже не только к судьбам страны, уже не только к судьбе соседа, но даже к собственной судьбе и судьбе детей. Равнодушие, последняя спасительная реакция организма, стала нашей определяющей чертой. Оттого и популярность водки – невиданная даже по русским масштабам. Это – страшное равнодушие, когда человек видит свою жизнь не надколотой, не с отломанным уголком, а так безнадежно раздробленной, так вдоль и поперек изгаженной, что только ради алкогольного забвения еще стоит оставаться жить. Вот если бы водку запретили – тотчас бы у нас вспыхнула революция.

Что дороже всего в мире? Оказывается: сознавать, что ты не участвуешь в несправедливостях. Они сильней тебя, они были и будут, но пусть - не через тебя.

Не бойся пули, которая свистит, раз ты ее слышишь – значит, она уже не в тебя. Той единственной пули, которая тебя убьет, ты не услышишь

Умного на свете много, мало - хорошего

Спорт - опиум для народа...Спортивными зрелищами, футболом да хоккеем из нас и делают дураков.

«Матренин двор»

У тех людей всегда лица хороши, кто в ладах с совестью своей.

Две загадки в мире есть: как родился - не помню, как умру - не знаю

«Архипелаг Гулаг»

Простая истина, но и ее надо выстрадать: благословенны не победы в войнах, а поражения в них! Победы нужны правительствам, поражения нужны – народу. После побед хочется еще побед, после поражения хочется свободы – и обычно ее добиваются. Поражения нужны народам, как страдания и беды нужны отдельным людям: они заставляют углубить внутреннюю жизнь, возвыситься духовно

У каждого всегда дюжина гладеньких причин, почему он прав, что не жертвует собой."

Никто из людей ничего не знает наперёд. И самая большая беда может постичь человека в наилучшем месте, и самое большое счастье разыщет его - в наидурном.

А я - молился. Когда нам плохо - мы ведь не стыдимся Бога. Мы стыдимся Его, когда нам хорошо.

Ничего в мире нельзя добиваться насилием! Взявши меч, нож, винтовку, мы быстро сравняемся с нашими палачами и насильниками. И не будет конца...

Самоубийца - всегда банкрот, это всегда - человек в тупике, человек, проигравший жизнь и не имеющий воли для ее продолжения.

Ревность - это оскорбленное самолюбие. Настоящая любовь, лишившись ответа, не ревнует, а умирает, окостеневает.

Неограниченная власть в руках ограниченных людей всегда приводит к жестокости.