Люди доброй воли роман. «Люди доброй воли»

Жюль Ромэн

Шестое октября

Первая часть тетралогии "Люди доброй воли"

ЯСНЫМ УТРОМ ПАРИЖ ВЫХОДИТ НА РАБОТУ

Октябрь месяц 1908 года остался памятен метеорологам своей небывало прекрасной погодой. У государственных деятелей память короче. Иначе они вспоминали бы дружелюбно этот же месяц октябрь, потому что он им чуть было не принес с собою, за шесть лет до срока, мировую войну со всеми волнениями, возбуждениями и всевозможными поводами отличиться, которые такая война щедро дарит людям их ремесла.

Уже конец сентября был восхитителен. 29-го числа градусник показывал среднюю для разгара лета температуру. С тех пор держались все время теплые юго-восточные ветры. Небо оставалось безоблачным, солнце - жарким. Барометр стоял на уровне 770.

Шестого октября, поутру, те парижане, что встают спозаранок, подходили к окнам, любопытствуя знать, продолжает ли ставить рекорды эта невероятная осень. Чувствовалось, что день несколько позже настал, но был он так же бодр и приветлив, как вчерашний. В небе царила дымчатость самого погожего летнего утра. Дворы домов, с трепещущими стенами и стеклами, звучали светом. Обычный шум города был от этого словно яснее и радостней. В темных квартирах первого этажа казалось, что живешь в приморском городе, где от залитого солнцем побережья гул распространяется и проникает в самые тесные переулки.

Брившимся перед окнами мужчинам хотелось петь, насвистывать. Девушки, причесываясь и пудрясь, наслаждались музыкой романсов, звеневшей в их душе.

Улицы были полны пешеходов. «В такую погоду я не езжу в метро». Даже автобусы имели вид опустелых клеток.

Все же было прохладней, чем накануне. Проходя мимо аптек, еще закрытых, люди смотрели на большие эмалированные термометры. Только одиннадцать градусов. На три меньше, чем в этот же час вчера. Почти никто не надел пальто. Рабочие вышли без шерстяных жилетов под блузами.

Несколько обеспокоенные прохожие искали в небе признаков более резкой перемены, данных о скором окончании этой любезной придачи к лету.

Но небо сохраняло непостижимую ясность. Впрочем, парижане не умели его вопрошать. Не замечали даже, что за ночь направление дыма немного изменилось и что ветер с востока - юго-востока явно повернул на север.

Мириады людей стекались к центру. Множество экипажей устремлялось туда же. Но другие, почти в таком же числе, - подводы, наемные кареты, тележки, - направлялись к периферии, катили по предместьям, по пригородам.

Тротуары, уже не омываемые дождем, покрыты были тонкой, как пепел, пылью. Между булыжниками набилось много сухого навоза, соломинок. При каждом дуновении сор взлетал на воздух. Дурными испарениями тянуло от реки, в которой низко стояла вода, и от сточных канав.

Люди на ходу читали газеты. И как раз в то мгновение, когда заносили ногу над лужей и обоняли истомно тошнотворный запах, на глаза им попадалась заметка, озаглавленная: «Парижские нечистоты».

«Стоячие черные воды Сены - это просто поля орошения. Улиц не поливают, почти не метут; из подвалов несутся неописуемые ароматы, и канализация, эта остроумная система, испортившись и расстроившись, работает так плохо, что стимулирует всеобщую заразу, эпидемии, а также, произнести ли это страшное слово? - холеру…»

Да, произнести ли его? Вот уже несколько недель холера свирепствует в Петербурге. Правда, в газетах только что сообщались новости, более или менее успокоительные: число новых заболеваний сократилось до 141, смертность упала до 72. И говорят, что границы строго охраняются. Но как таможенной страже бороться с микробами? Эта скромная цифра петербургской смертности образует неприятное сочетание с запахом парижских сточных вод.

А к тому же гораздо ближе, в Рабате, началась, как пишут, загадочная эпидемия, - не то чума, не то желтая лихорадка. Положительно, не оберешься неприятностей с Марокко. Какой-нибудь солдат, отправившись в отпуск, наверное, ухитрится завезти сюда чуму, а она тут сразу же привьется из-за этого поистине африканского октября. Надо бы непременно прекратить отпуска в Марокко и повсюду. Три дня назад дело с немецкими дезертирами в Касабланке приняло скверный оборот, а вот сегодня утром пишут, что Болгария провозгласила свою независимость вчера, 5 октября, и Австрия поговаривает о присоединении Боснии-Герцеговины. «Исторический день» - печатают газеты в заголовке. Таким образом, вчера, 5 октября, мы прошли через исторический день. Правда, стороной. На этот раз мы были где-то совсем на краю истории. Но злому року, наверное, захочется рано или поздно толкнуть нас в самую гущу Но как же так? Болгария не была, стало быть, независима? Чему же нас в школе учили? Отдаленные воспоминания.

Париж мягко раскинулся на холмах, по обе стороны реки. Он морщится. Толпа стекается к центру. Ранним утром она струится главным образом с западных склонов и высот: куртки, рабочие блузы, плисовые штаны и пиджаки, картузы поголовно. Старики читают важно статью Жореса. Сегодня утром Жорес умерен, осмотрителен, миролюбив. Турок он защищает. Сожалеет о беззастенчивости болгар и австрийцев. Опасается, как бы их примеру не последовали греки, сербы и итальянцы. Призывает их к благоразумию. Товарищи среднего возраста интересуются отчетом о первом заседании Всеобщей Конфедерации Труда в Марселе. В давке, стараясь не наткнуться на ларек, фонарь или широкую спину бабы, торгующей овощами, они смеются про себя бутадам гражданина Пато. Опять господа буржуа наберутся страху.

А молодые рабочие, подмастерья, мальчики на побегушках («Ищут мальчика-рассыльного с рекомендацией родителей»), увлечены подвигами авиаторов, особенно Райта.

Читал? «Врийт» поднял с собой молодца весом 108 кило и сделал два круга?

За четыре дня до того, в пятницу, 2 октября, Райт поставил рекорд расстояния. Он пролетел 60,6 километра и продержался в воздухе 1 ч. 31 м. 25 сек., кружась вокруг двух столбов. Фарман поставил рекорд скорости. Он достиг 52,704 километра в час, кружась таким же образом. На другой день, 3 октября, Райту удалось продержаться в воздухе около часа с пассажиром; и пассажир, Франц Решель, поместил в «Фигаро» описание своих впечатлений, которое перепечатали почти все газеты, даже воинствующие органы крайней левой. Но и вправду впечатления г-на Решеля были захватывающе интересны. Он описывал странное, дивное головокружение, постигшее его, когда он почувствовал, как скользит на высоте больше 10 метров над землею. Он с удивлением констатировал, что, несмотря на скорость 60 километров в час, ему не приходилось жмуриться. К концу испытания г-н Решель не совладал со своим волнением. Сердце у него затрепетало, брызнули слезы из глаз.

Подмастерья, молодые товарищи находили, что сердце у г-на Решеля слабое. Но были, конечно, того мнения, что будущее авиации неограничено, что прогресс ее будет ошеломителен. Все как раз жаловались, что Париж стал безобразно тесен. Строительные работы метрополитена, понемногу везде раскинувшие своего рода фортификации из досок и земли, с артиллерией кранов, окончательно загромоздили улицы, загородили перекрестки. И в то же время эта прокладка туннелей подрывала почву во всех направлениях, грозила провалами Парижу. (Того же 3 октября часть двора в казармах Сите обвалилась на строящуюся галерею метро Шателэ - Орлеанские ворота, и лошадь одного муниципального гвардейца неожиданно исчезла в пропасти.) Так вот, несколькими месяцами или несколькими неделями раньше, в марте или даже в июле 1908 года, еще можно было понять, что инженеры хлопочут и подвергают таким опасностям людей из-за кротовин метрополитена; но право же, 6 октября, в эту осень, когда авиация созревала как чудесный плод, нельзя было не задаться вопросом, стоило ли еще хоронить в подземных каналах столько миллионов и даже лошадей муниципальных гвардейцев, тогда как очевидно было, что в 1918 году, не позже, добрая половина парижского уличного движения будет совершаться в аэропланах на высоте 10 или 20 метров.

В утренние часы происходило как бы вращение в этом огромном притоке от периферии к центру. Начиная с восьми утра главная масса шла уже не с восточной, а с северо-восточной стороны города, скорее даже с северной. Затем вращение продолжалось с севера к северо-западу. Начало движения как бы перемещалось, точно нимб, увлекаемый ветром, от Монмартра к Батиньолям, от Батиньолей к Тернам. То же наблюдалось симметрично на юге, где главный приток, сперва направлявшийся от Жавеля и Вожирара, стремился затем спуститься по улице Ренн и бульвару Сен-Мишель.

В то же время изменялся вид толпы и ее интересы. Конторские служащие, чиновники появлялись в пиджачных парах. Пиджаки носили тогда с узкими и слегка закругленными лацканами. На трех пуговицах. Жилет, очень высокий, мог быть пестрым, особенно в эту прекрасную осень. Воротник - крахмальный, двойной, очень высокий. Галстуки с готовым узлом были тогда еще очень распространены. Такой галстук всегда казался сорвавшимся и случайно повисшим на запонке. Много было также галстуков-бантиков и немало пластронов. Продольная складка на брюках часто отсутствовала. Запас внизу, симулирующий отвороты, считался несколько легкомысленным франтовством или модой для молодых людей. Котелок был, по-видимому, неотделим от изящного костюма. Фетровые шляпы, с опущенными полями и бантом на затылке, или очень мягкие, а ля Клемансо, с очень узкой лентой, а также различных фасонов широкополые, пользовались симпатиями у господ с более свободными повадками. Но многие донашивали свои соломенные шляпы, канотье или панамы.

Популярная концепция свободы воли базируется на двух утверждениях:

1. Каждый из нас может вести себя иначе, чём вёл себя в прошлом.
2. Мы являемся сознательным источником большей части наших мыслей и действий в настоящем.

Неосознаваемые источники воли

Мы осознаём только маленькую часть информации, которую наш мозг обрабатывает. Хотя мы постоянно отмечаем изменения в нашем опыте - в мыслях, настроении, поведении и так далее - мы совершенно не осведомлены о нейрофизиологических событиях, которые создают их. Фактически, мы являемся плохими свидетелями наших переживаний. Посмотрев на ваше лицо или прислушавшись к интонациям голоса, другие часто могут узнать о состоянии вашего ума и ваших мотивах больше, чем вы сами.

Всегда будет некоторое запаздывание между первоначальными нейрофизиологическими событиями, которые вызовут следующую сознательную мысль, и самой мыслью. Каким будет состояние моего ума через минуту? Я не знаю - это просто происходит. Где в этом свобода?

Представьте эксперимент: контрольная группа экспериментаторов просматривает запись ментальных процессов, происходящих в вашем мозге, вместе с видеозаписями связанного с ними поведения. В итоге экспериментаторы знают, что вы подумаете и сделаете ещё до того, как вы это осуществите. Вы и дальше будете чувствовать свободу в каждый текущий момент, но факт того, что кто-то может предвидеть ваши мысли и поступки, превращает ваше чувство свободы воли в иллюзию.

Автор признаёт, что аргументы, которые он собирает против свободы воли, не связаны с философским материализмом - допущением, что реальность в своей основе является чисто физической. Нет сомнений в том, что основные, если не все, процессы, происходящие в вашем сознании, - результат физических событий. Мозг - физическая система, полностью зависящая от законов природы, и уже это позволяет считать, что изменения в его функциональном состоянии и материальной структуре определяют наши мысли и действия. Но даже если в основе человеческого ума лежит душа, в аргументах автора ничего не изменится. Неосознанные действия души дарят вам не больше свободы, чем неосознанная физиология вашего мозга.

Наше чувство свободы неправильно оценено: мы не знаем, что намерены делать, пока намерение не возникнет. Чтобы понять это, нужно осознать, что мы не авторы наших мыслей и действий в том смысле, в котором люди обычно предполагают.

Идея свободы воли исходит из чувственного опыта. Однако очень легко утратить видение этой психологической истины, когда мы начинаем говорить о философии. В философской литературе можно найти три главных подхода к проблеме: детерминизм, либертарианизм и компатибилизм. Детерминизм и либертарианизм основаны на том, что свобода воли - иллюзия, если основные причины нашего поведения полностью определены.

Единственный на сегодня приемлемый философский подход, подтверждающий существование свободы воли - компатибилизм, но мы знаем, что детерминизм в отношении человеческого поведения верен. Неосознанные события в нервной системе определяют наши мысли и действия, и они сами по себе определены предшествующими событиями, о которых мы субъективно не имеем сведений. Однако, «свобода воли» компатибилистов - не та, которую осознаёт большинство людей.

У людей есть много противоречащих друг другу желаний. Вы стремитесь бросить курить, но вы также страстно желаете следующей сигареты. Вы боретесь за то, чтобы сэкономить деньги, но вас также прельщает идея купить новый компьютер. Где свобода в том, когда одно из этих противоположных друг другу желаний необъяснимо одерживает верх над другим?

Каким образом мы можем быть «свободны», как сознательный действующие субъекты, если всё, что мы осознанно делаем, является следствием событий, происходящих в нашем мозге, которые мы не в состоянии планировать и о которых мы полностью не осведомлены?

Причина и следствие

С точки зрения общепринятых взглядов на возможность человеческого влияния и существующую мораль, кажется, что наши действия не могут быть продуктами нашей биологии, состояния, в котором мы находимся, или чего-то ещё, что может позволить другим предсказать наши действия.

В результате некоторые учёные и философы надеются, что случайность или квантовая неопределённость могут сделать свободу воли возможной.

Выбор, усилия, намерения

Если вы обратите внимание на вашу внутреннюю жизнь, вы увидите, что возникновение выборов, усилий и намерений - процесс загадочный. Да, вы можете делать, что хотите, но не можете не считаться с тем фактом, что ваши желания оказываются эффективными в одном случае и неэффективными в другом, и уж точно не можете угадать заранее какие из ваших желаний окажутся реализованными.

Годами вы хотите похудеть, но приметесь за это лишь в некий определённый момент. При этом не вы определили, по какому из путей вам следовать - сесть на диету или нет, и в какой из дней сделать это. Вы не управляете собственным разумом, потому что вы, как сознающий себя субъект, только часть разума, живущая по милости других частей. Вы можете осуществлять свои решения, но у вас не получится предугадать, что именно вы решите сделать.

Автор не хочет сказать, что сила воли вообще не важна или её всегда сломает лежащая в основе вашего обычного поведения биология. Сила воли сама является биологическим феноменом. Поразмышляв на эту тему, большинство людей приходят к выводу, что наша свобода заключается в действиях, и это часто означает предпочтение долгосрочных целей краткосрочным желаниям. Определённо это та способность, которой люди обладают в большей или меньшей степени и которая не присуща животным, но тем не менее корни этой способности - в бессознательном. Что я буду делать дальше и почему, остаётся загадкой, которая полностью предопределяется предыдущим состоянием Вселенной и законами природы, включая вклад случайностей.

Одна из самых свежих идей пришла из экзистенциализма - возможно, она единственно полезная из всего этого направления. Идея заключается в том, что мы свободны интерпретировать значение наших жизней. Вы можете считать ваш первый брак, который закончился разводом, «поражением» или смотреть на него как на обстоятельство, которое способствовало вашему росту и было необходимо для вашего будущего счастья. Различные отношения к проблеме будут приводить к разным следствиям. Некоторые мысли приводят к депрессии и разочарованию, другие вдохновляют нас.

Задумаемся на минуту о контексте, в котором наши решения возникают. Вы не выбираете ваших родителей, время и место вашего рождения. Вы не выбираете ваш пол и большинство вашего жизненного опыта. Вы не имеете абсолютно никакого контроля над вашим геномом или развитием вашего мозга. И теперь ваш мозг делает выборы на основе предпочтений и убеждений, которые были вбиты в него на протяжении жизни вашими генами, вашим физическим развитием с момента зачатия, и взаимодействиями, которые у вас были с другими людьми, событиями и идеями. Есть ли в этом свобода воли? Да, вы свободны делать то, что хотите, даже сейчас. Но откуда приходят ваши желания?

Может ли правда оказаться горькой?

Знание (или выделение) определённых истин о человеческом разуме может повлечь за собой плохие психологические и/или культурные последствия. Однако автор не думает, что публикация этой книги вызовет падение морали у читателей.

Становясь более чувствительным к предпосылкам причин своих мыслей и ощущений, человек, как ни парадоксально, оказывается способен к большему творческому контролю над своей жизнью.

Моральная ответственность

Верховный Суд США называет свободу воли «всеобщим и неизменным» основанием для нашей системы права, отличным от детерменистского взгляда на человеческое поведение, который несовместим с устоями, лежащими в основе нашей криминальной судебной системы. Любое интеллектуальное развитие, которое угрожает свободе воли, поставит этичность практики наказания людей за их плохое поведение под вопрос.

Кажется очевидным, что желание возмездия основано на идее, что каждый человек - свободный автор своих мыслей и действий. Эта идея основывается на когнитивной и эмоциональной иллюзии, и такое желание увековечено моралью.

Рекордов, установленных книгами, немало. Известно о самых толстых и о самых длинных книгах, о книгах с рекордно-большим тиражом и самых больших книгах в мире. Некоторые из них изначально издаются с целью стать самой-самой.

Самые длинные книги

Говоря о самых длинных книгах, можно подразумевать длину книги по продолжительности, а можно иметь ввиду фактическую (физическую) её длину.

Надо отметить, что сложно себе представить человека, который посвятил бы годы своей жизни созданию фактически длинной книги. Обычно писатели стремятся глубиной слова и мысли передать смысл своего произведения, даже самого длинного из всех.

«Люди доброй воли»

На протяжении четырнадцати лет, начиная с 1932-го года, Жюль Ромен писал роман, получивший название «Люди доброй воли». В нём не менее двух миллионов слов. Роман издан в двадцати семи томах. Он признан самым длинным в мире. Весьма неоднозначную реакцию вызывает оглавление, занимающее целых пятьдесят страниц.

В романе можно найти духовность, уголовщину, бедность, богатство, культуру и политику. В двадцати семи томах автор описал жизнь четырёхсот героев, затрагивая события с 1908-го по 1933-ий год. К сожалению, литературный мир принял это произведение не совсем так, как того желал автор. После публикации романа, он был подвергнут жестокой критике. Высказывалась мысль о том, что автор исказил события того времени, неверно понимая историю.

«Фантастично»

Длина книги с названием «Фантастично» - один километр восемьсот пятьдесят шесть метров. Это самая длинная (физически) книга в мире. Её создали четыреста человек из учебного города Кастелло. В этом «эксперименте» участвовали так же преподаватели центра и даже семьи всех участников.

Книгу изготовили из папируса и намотали на шест. Рекорд зарегистрировал один из нотариусов города Кастелло. В неё вошли одиннадцать сказок, главная мысль которых – бедность и богатство.

Самые толстые книги

Существует несколько рекордно-толстых книг. Одна из них – «WIKIPEDIA», представляющая собой статьи из Интернета, собранные в одном печатном издании. Есть предположение, что этот сборник статей был издан только для того, чтобы книга объёмом пять тысяч страниц попала в Книгу рекордов Гиннесса. Сомнительно, что такую толстую книгу можно читать – пользоваться ею совершенно непрактично.

Другая книга-рекордсмен – самое толстое в мире издание о мисс Марпл, напечатанное в виде полного собрания сочинений. Произведения Агаты Кристи , собранные в одной книге, поместились на четырёх тысячах тридцати двух страницах. Ширина корешка этого издания – триста двадцать два миллиметра, а вес – восемь килограмм. Несмотря на то, что для чтения такая гигантская книга, скорее всего, непригодна, её издали в количестве пятисот экземпляров.

Книги с самым большим тиражом

Недаром Библию называют книгой-книг. Она множество раз переиздавалась во всех странах нашей планеты. Её популярность не только не падает, но продолжает повышаться. На сегодняшний день количество изданных экземпляров этой книги равно примерно шести миллиардам.

Ещё одной книгой, тираж которой можно смело назвать одним из самых больших, является цитатник Мао Цзэдуна. Его тираж – миллиард экземпляров. Обычно эта книга издаётся с красной обложкой, за что в странах Запада цитатник нередко именуют «Красной книжечкой».

Значительно отстаёт по размеру тиража находящаяся на третьем месте книга Джона Толкина , написанная в жанре фэнтези, «Властелин Колец». Её тираж – сто миллионов экземпляров. Примерно такой же тираж у книги с названием «Американский справочник по правописанию» и у «Книги рекордов Гиннесса», которые находятся на четвёртом и пятом месте рейтинга книг с самым большим тиражом.

Шестое место в рейтинге занимает «Всемирный ежегодник» с тиражом, равным восьмидесяти миллионам экземпляров, а седьмое место - «Антология детского чтения Макгаффи». Тираж этой книги – шестьдесят миллионов экземпляров. Тиражом пятьдесят миллионов экземпляров вышла книга «Основы ухода за ребёнком». «Код да Винчи» занял девятую строчку рейтинга с тиражом сорок три миллиона, а на десятом почётном месте произведение Элберта Хаббарда с тиражом сорок миллионов. Его название – «Послание к Гарсиа».

Самая большая книга в мире

Согласно данным Книги рекордов Гиннесса, самой большой в мире печатной книгой является «Гигантская визуальная одиссея по королевству Бутан». Размеры её страниц – сто пятьдесят два на двести тринадцать сантиметров. Общий вес этой книги, состоящей из ста двенадцати страниц, равен без малого шестидесяти килограммам. Сегодня создано всего одиннадцать её экземпляров.

Чтобы напечатать одну книгу, надо потратить рулон бумаги, длина которого сопоставима с длиной футбольного поля. Технология распечатывания этой книги придумана и разработана Майклом Хоули, исследователем Массачусетского института. Книгу может заказать любой желающий, оплатив тридцать тысяч долларов.

Есть и другие удивительные книги. Например, самым дорогим томиком стихом стало издание книги Эдгара По «Тамерлан и другие стихотворения». .
Подпишитесь на наш канал в Яндекс.Дзен

Жюль Ромэн.

Шестое октября

Жюль Ромэн

Шестое октября

Перевод И. Мандельштама

Ромэн Жюль. Собрание сочинений: В 4 т.

Т. 4. Кн. 1: Люди доброй воли: Шестое октября. Преступление Кинэта: Романы /

Перевод с французского И. Мандельштама, М. Левберг. – М.: ТЕРРА. 1994

Мандельштам Исай Бенедиктович

ЯСНЫМ УТРОМ ПАРИЖ ВЫХОДИТ НА РАБОТУ

Октябрь месяц 1908 года остался памятен метеорологам своей небывало прекрасной погодой. У государственных деятелей память короче. Иначе они вспоминали бы дружелюбно этот же месяц октябрь, потому что он им чуть было не принес с собою, за шесть лет до срока, мировую войну со всеми волнениями, возбуждениями и всевозможными поводами отличиться, которые такая война щедро дарит людям их ремесла.

Уже конец сентября был восхитителен. 29-го числа градусник показывал среднюю для разгара лета температуру. С тех пор держались все время теплые юго-восточные ветры. Небо оставалось безоблачным, солнце – жарким. Барометр стоял на уровне 770.

Шестого октября, поутру, те парижане, что встают спозаранок, подходили к окнам, любопытствуя знать, продолжает ли ставить рекорды эта невероятная осень. Чувствовалось, что день несколько позже настал, но был он так же бодр и приветлив, как вчерашний. В небе царила дымчатость самого погожего летнего утра. Дворы домов, с трепещущими стенами и стеклами, звучали светом. Обычный шум города был от этого словно яснее и радостней. В темных квартирах первого этажа казалось, что живешь в приморском городе, где от залитого солнцем побережья гул распространяется и проникает в самые тесные переулки.

Брившимся перед окнами мужчинам хотелось петь, насвистывать. Девушки, причесываясь и пудрясь, наслаждались музыкой романсов, звеневшей в их душе.

Улицы были полны пешеходов. "В такую погоду я не езжу в метро". Даже автобусы имели вид опустелых клеток.

Все же было прохладней, чем накануне. Проходя мимо аптек, еще закрытых, люди смотрели на большие эмалированные термометры. Только одиннадцать градусов. На три меньше, чем в этот же час вчера. Почти никто не надел пальто. Рабочие вышли без шерстяных жилетов под блузами.

Несколько обеспокоенные прохожие искали в небе признаков более резкой перемены, данных о скором окончании этой любезной придачи к лету.

Но небо сохраняло непостижимую ясность. Впрочем, парижане не умели его вопрошать. Не замечали даже, что за ночь направление дыма немного изменилось и что ветер с востока – юго-востока явно повернул на север.

Мириады людей стекались к центру. Множество экипажей устремлялось туда же. Но другие, почти в таком же числе, – подводы, наемные кареты, тележки, – направлялись к периферии, катили по предместьям, по пригородам.

Тротуары, уже не омываемые дождем, покрыты были тонкой, как пепел, пылью. Между булыжниками набилось много сухого навоза, соломинок. При каждом дуновении сор взлетал на воздух. Дурными испарениями тянуло от реки, в которой низко стояла вода, и от сточных канав.

Люди на ходу читали газеты. И как раз в то мгновение, когда заносили ногу над лужей и обоняли истомно тошнотворный запах, на глаза им попадалась заметка, озаглавленная: "Парижские нечистоты".

"Стоячие черные воды Сены – это просто поля орошения. Улиц не поливают, почти не метут; из подвалов несутся неописуемые ароматы, и канализация, эта остроумная система, испортившись и расстроившись, работает так плохо, что стимулирует всеобщую заразу, эпидемии, а также, произнести ли это страшное слово? – холеру…"

Да, произнести ли его? Вот уже несколько недель холера свирепствует в Петербурге. Правда, в газетах только что сообщались новости, более или менее успокоительные: число новых заболеваний сократилось до 141, смертность упала до 72. И говорят, что границы строго охраняются. Но как таможенной страже бороться с микробами? Эта скромная цифра петербургской смертности образует неприятное сочетание с запахом парижских сточных вод.

А к тому же гораздо ближе, в Рабате, началась, как пишут, загадочная эпидемия, – не то чума, не то желтая лихорадка. Положительно, не оберешься неприятностей с Марокко. Какой-нибудь солдат, отправившись в отпуск, наверное, ухитрится завезти сюда чуму, а она тут сразу же привьется из-за этого поистине африканского октября. Надо бы непременно прекратить отпуска в Марокко и повсюду. Три дня назад дело с немецкими дезертирами в Касабланке приняло скверный оборот, а вот сегодня утром пишут, что Болгария провозгласила свою независимость вчера, 5 октября, и Австрия поговаривает о присоединении Боснии-Герцеговины. "Исторический день" – печатают газеты в заголовке. Таким образом, вчера, 5 октября, мы прошли через исторический день. Правда, стороной. На этот раз мы были где-то совсем на краю истории. Но злому року, наверное, захочется рано или поздно толкнуть нас в самую гущу Но как же так? Болгария не была, стало быть, независима? Чему же нас в школе учили? Отдаленные воспоминания.

Париж мягко раскинулся на холмах, по обе стороны реки. Он морщится. Толпа стекается к центру. Ранним утром она струится главным образом с западных склонов и высот: куртки, рабочие блузы, плисовые штаны и пиджаки, картузы поголовно. Старики читают важно статью Жореса. Сегодня утром Жорес умерен, осмотрителен, миролюбив. Турок он защищает. Сожалеет о беззастенчивости болгар и австрийцев. Опасается, как бы их примеру не последовали греки, сербы и итальянцы. Призывает их к благоразумию. Товарищи среднего возраста интересуются отчетом о первом заседании Всеобщей Конфедерации Труда в Марселе. В давке, стараясь не наткнуться на ларек, фонарь или широкую спину бабы, торгующей овощами, они смеются про себя бутадам гражданина Пато. Опять господа буржуа наберутся страху.

А молодые рабочие, подмастерья, мальчики на побегушках ("Ищут мальчика-рассыльного с рекомендацией родителей"), увлечены подвигами авиаторов, особенно Райта.

– Читал? "Врийт" {Райт – Wright} поднял с собой молодца весом 108 кило и сделал два круга?

За четыре дня до того, в пятницу, 2 октября, Райт поставил рекорд расстояния. Он пролетел 60,6 километра и продержался в воздухе 1 ч. 31 м. 25 сек., кружась вокруг двух столбов. Фарман поставил рекорд скорости. Он достиг 52,704 километра в час, кружась таким же образом. На другой день, 3 октября, Райту удалось продержаться в воздухе около часа с пассажиром; и пассажир, Франц Решель, поместил в "Фигаро" описание своих впечатлений, которое перепечатали почти все газеты, даже воинствующие органы крайней левой. Но и вправду впечатления г-на Решеля были захватывающе интересны. Он описывал странное, дивное головокружение, постигшее его, когда он почувствовал, как скользит на высоте больше 10 метров над землею. Он с удивлением констатировал, что, несмотря на скорость 60 километров в час, ему не приходилось жмуриться. К концу испытания г-н Решель не совладал со своим волнением. Сердце у него затрепетало, брызнули слезы из глаз.

Подмастерья, молодые товарищи находили, что сердце у г-на Решеля слабое. Но были, конечно, того мнения, что будущее авиации неограничено, что прогресс ее будет ошеломителен. Все как раз жаловались, что Париж стал безобразно тесен. Строительные работы метрополитена, понемногу везде раскинувшие своего рода фортификации из досок и земли, с артиллерией кранов, окончательно загромоздили улицы, загородили перекрестки. И в то же время эта прокладка туннелей подрывала почву во всех направлениях, грозила провалами Парижу. (Того же 3 октября часть двора в казармах Сите обвалилась на строящуюся галерею метро Шателэ – Орлеанские ворота, и лошадь одного муниципального гвардейца неожиданно исчезла в пропасти.) Так вот, несколькими месяцами или несколькими неделями раньше, в марте или даже в июле 1908 года, еще можно было понять, что инженеры хлопочут и подвергают таким опасностям людей из-за кротовин метрополитена; но право же, 6 октября, в эту осень, когда авиация созревала как чудесный плод, нельзя было не задаться вопросом, стоило ли еще хоронить в подземных каналах столько миллионов и даже лошадей муниципальных гвардейцев, тогда как очевидно было, что в 1918 году, не позже, добрая половина парижского уличного движения будет совершаться в аэропланах на высоте 10 или 20 метров.

В утренние часы происходило как бы вращение в этом огромном притоке от периферии к центру. Начиная с восьми утра главная масса шла уже не с восточной, а с северо-восточной стороны города, скорее даже с северной. Затем вращение продолжалось с севера к северо-западу. Начало движения как бы

Жюль Ромэн

Шестое октября

Первая часть тетралогии "Люди доброй воли"

ЯСНЫМ УТРОМ ПАРИЖ ВЫХОДИТ НА РАБОТУ

Октябрь месяц 1908 года остался памятен метеорологам своей небывало прекрасной погодой. У государственных деятелей память короче. Иначе они вспоминали бы дружелюбно этот же месяц октябрь, потому что он им чуть было не принес с собою, за шесть лет до срока, мировую войну со всеми волнениями, возбуждениями и всевозможными поводами отличиться, которые такая война щедро дарит людям их ремесла.

Уже конец сентября был восхитителен. 29-го числа градусник показывал среднюю для разгара лета температуру. С тех пор держались все время теплые юго-восточные ветры. Небо оставалось безоблачным, солнце - жарким. Барометр стоял на уровне 770.

Шестого октября, поутру, те парижане, что встают спозаранок, подходили к окнам, любопытствуя знать, продолжает ли ставить рекорды эта невероятная осень. Чувствовалось, что день несколько позже настал, но был он так же бодр и приветлив, как вчерашний. В небе царила дымчатость самого погожего летнего утра. Дворы домов, с трепещущими стенами и стеклами, звучали светом. Обычный шум города был от этого словно яснее и радостней. В темных квартирах первого этажа казалось, что живешь в приморском городе, где от залитого солнцем побережья гул распространяется и проникает в самые тесные переулки.

Брившимся перед окнами мужчинам хотелось петь, насвистывать. Девушки, причесываясь и пудрясь, наслаждались музыкой романсов, звеневшей в их душе.

Улицы были полны пешеходов. «В такую погоду я не езжу в метро». Даже автобусы имели вид опустелых клеток.

Все же было прохладней, чем накануне. Проходя мимо аптек, еще закрытых, люди смотрели на большие эмалированные термометры. Только одиннадцать градусов. На три меньше, чем в этот же час вчера. Почти никто не надел пальто. Рабочие вышли без шерстяных жилетов под блузами.

Несколько обеспокоенные прохожие искали в небе признаков более резкой перемены, данных о скором окончании этой любезной придачи к лету.

Но небо сохраняло непостижимую ясность. Впрочем, парижане не умели его вопрошать. Не замечали даже, что за ночь направление дыма немного изменилось и что ветер с востока - юго-востока явно повернул на север.

Мириады людей стекались к центру. Множество экипажей устремлялось туда же. Но другие, почти в таком же числе, - подводы, наемные кареты, тележки, - направлялись к периферии, катили по предместьям, по пригородам.

Тротуары, уже не омываемые дождем, покрыты были тонкой, как пепел, пылью. Между булыжниками набилось много сухого навоза, соломинок. При каждом дуновении сор взлетал на воздух. Дурными испарениями тянуло от реки, в которой низко стояла вода, и от сточных канав.

Люди на ходу читали газеты. И как раз в то мгновение, когда заносили ногу над лужей и обоняли истомно тошнотворный запах, на глаза им попадалась заметка, озаглавленная: «Парижские нечистоты».

«Стоячие черные воды Сены - это просто поля орошения. Улиц не поливают, почти не метут; из подвалов несутся неописуемые ароматы, и канализация, эта остроумная система, испортившись и расстроившись, работает так плохо, что стимулирует всеобщую заразу, эпидемии, а также, произнести ли это страшное слово? - холеру…»

Да, произнести ли его? Вот уже несколько недель холера свирепствует в Петербурге. Правда, в газетах только что сообщались новости, более или менее успокоительные: число новых заболеваний сократилось до 141, смертность упала до 72. И говорят, что границы строго охраняются. Но как таможенной страже бороться с микробами? Эта скромная цифра петербургской смертности образует неприятное сочетание с запахом парижских сточных вод.

А к тому же гораздо ближе, в Рабате, началась, как пишут, загадочная эпидемия, - не то чума, не то желтая лихорадка. Положительно, не оберешься неприятностей с Марокко. Какой-нибудь солдат, отправившись в отпуск, наверное, ухитрится завезти сюда чуму, а она тут сразу же привьется из-за этого поистине африканского октября. Надо бы непременно прекратить отпуска в Марокко и повсюду. Три дня назад дело с немецкими дезертирами в Касабланке приняло скверный оборот, а вот сегодня утром пишут, что Болгария провозгласила свою независимость вчера, 5 октября, и Австрия поговаривает о присоединении Боснии-Герцеговины. «Исторический день» - печатают газеты в заголовке. Таким образом, вчера, 5 октября, мы прошли через исторический день. Правда, стороной. На этот раз мы были где-то совсем на краю истории. Но злому року, наверное, захочется рано или поздно толкнуть нас в самую гущу Но как же так? Болгария не была, стало быть, независима? Чему же нас в школе учили? Отдаленные воспоминания.

Париж мягко раскинулся на холмах, по обе стороны реки. Он морщится. Толпа стекается к центру. Ранним утром она струится главным образом с западных склонов и высот: куртки, рабочие блузы, плисовые штаны и пиджаки, картузы поголовно. Старики читают важно статью Жореса. Сегодня утром Жорес умерен, осмотрителен, миролюбив. Турок он защищает. Сожалеет о беззастенчивости болгар и австрийцев. Опасается, как бы их примеру не последовали греки, сербы и итальянцы. Призывает их к благоразумию. Товарищи среднего возраста интересуются отчетом о первом заседании Всеобщей Конфедерации Труда в Марселе. В давке, стараясь не наткнуться на ларек, фонарь или широкую спину бабы, торгующей овощами, они смеются про себя бутадам гражданина Пато. Опять господа буржуа наберутся страху.

А молодые рабочие, подмастерья, мальчики на побегушках («Ищут мальчика-рассыльного с рекомендацией родителей»), увлечены подвигами авиаторов, особенно Райта.

Читал? «Врийт» поднял с собой молодца весом 108 кило и сделал два круга?

За четыре дня до того, в пятницу, 2 октября, Райт поставил рекорд расстояния. Он пролетел 60,6 километра и продержался в воздухе 1 ч. 31 м. 25 сек., кружась вокруг двух столбов. Фарман поставил рекорд скорости. Он достиг 52,704 километра в час, кружась таким же образом. На другой день, 3 октября, Райту удалось продержаться в воздухе около часа с пассажиром; и пассажир, Франц Решель, поместил в «Фигаро» описание своих впечатлений, которое перепечатали почти все газеты, даже воинствующие органы крайней левой. Но и вправду впечатления г-на Решеля были захватывающе интересны. Он описывал странное, дивное головокружение, постигшее его, когда он почувствовал, как скользит на высоте больше 10 метров над землею. Он с удивлением констатировал, что, несмотря на скорость 60 километров в час, ему не приходилось жмуриться. К концу испытания г-н Решель не совладал со своим волнением. Сердце у него затрепетало, брызнули слезы из глаз.