Первая бомбардировка берлина в 1941 году. Задача повышенной сложности

Согласно сообщениям германского радио «в ночь с 7 на 8 августа 1941 г. английская авиация пыталась совершить налет на Берлин, при этом большая группа самолетов была рассеяна на подступах к столице, однако несколько десятков самолетов все-таки прорвались, шесть из них сбиты и упали в городской черте». Английское радио тут же выступило с опровержением, заявив, что минувшей ночью из-за плохих метеоусловий над Британскими островами английские самолеты на Берлин не летали. Вскоре выяснилось, что неприятный сюрприз жителям Берлина преподнесла не английская, а «полностью уничтоженная» советская авиация. Внезапное появление советских бомбардировщиков над Берлином стало не только хорошей отрезвляющей оплеухой противовоздушной обороне рейха, но и наглядно показало всему миру лживость геббельсовской пропаганды.

После захвата Белоруссии германскими войсками в июле 1941 г. Москва стала одной из главных целей для соединений люфтваффе. В ночь на 22 июля 1941 г. был совершен первый массированный налет вражеской авиации на Москву. Около двухсот самолетов заходили на город четырьмя волнами. Этот первый налет продолжался пять часов. 22 бомбардировщика было сбито зенитным огнем и ночными истребителями. Примерно половине вражеских машин удалось прорваться к столице и сбросить 104 тонны фугасных и более 46 тыс. зажигательных бомб (в официальных сообщениях речь идет лишь об отдельных прорвавшихся самолетах, что явно не вяжется с количеством сброшенных на Москву бомб). В результате 130 чел. было убито, 662 чел. ранено. В городе возникло 1166 очагов пожаров, было разрушено 37 зданий. В две последующие ночи также произошли налеты, в каждом из которых участвовало от 100 до 125 вражеских самолетов.

Германские бомбардировщики совершали налеты, взлетая со своих передовых баз в районе Минска, Орши, Витебска и Смоленска. При этом обстановка, сложившаяся на фронте, не позволяла советской дальнебомбардировочной авиации наносить ответные удары по столице рейха с аэродромов Западного и Северо-Западного фронтов. Расстояние от линии фронта до Берлина составляло более тысячи километров, что превышало радиус действия советских бомбардировщиков. Однако такая возможность имелась у морской авиации, которой командовал генерал-лейтенант С. Ф. Жаворонков. На сегодняшний день именно он считается автором идеи совершать систематические налеты на Берлин силами минно-торпедной авиации Черноморского и Балтийского флотов с аэродромов Краснознаменного Балтийского флота, расположенных на островах Моонзундского архипелага. Отсюда до Берлина расстояние составляло по прямой всего 900 км, что позволяло, хотя и на пределе возможностей, использовать дальние бомбардировщики ДБ-3. Расчеты показывали, что запаса горючего должно хватить, но при условии, что бомбовая нагрузка самолета не превысит 750 кг. Продолжительность полета в оба конца при этом составит около семи часов. В двадцатых числах июля 1941 г. генерал-лейтенант авиации С. Ф. Жаворонков доложил свои соображения Народному комиссару Военно-Морского Флота адмиралу Н. Г. Кузнецову.

Из воспоминаний наркома ВМФ СССР Н. Г. Кузнецова:

Нужно было хорошенько все взвесить. Да и после этого требовалось еще разрешение Ставки. Дело было весьма серьезное, оно выходило за рамки прав наркома Военно-Морского Флота.
В затруднительном положении оказался и командующий ВВС ВМФ С. Ф. Жаворонков. С одной стороны, по его же данным, получалось, что такую операцию провести можно. С большим риском, на пределе, но можно. С другой – какая огромная ответственность ложилась на него, если полет оказался бы неудачным! Ведь это грозило потерей всех самолетов...
– Буду докладывать Ставке, – сказал я ему.

26 июля 1941 г. Н. Г. Кузнецов обратился к И. В. Сталину с предложением в качестве ответной меры вражеским налетам на Москву осуществить удар по Берлину. На следующий день Ставка дала добро на нанесение удара по Берлину силами двух эскадрилий Балтийского флота. Авиацию Черноморского флота решено было не задействовать ввиду сложной обстановки на юге. Первоначально ставилась задача на один удар , поскольку в условиях непрерывно ухудшающейся общей обстановки спрогнозировать возможность последующих налетов на Берлин было чрезвычайно трудно.

Операция «Берлин», к проведению которой решено было привлечь 1-й минно-торпедный авиационный полк 8-й бомбардировочной авиационной бригады ВВС КБФ, готовилась в обстановке строгой секретности. 27 июля 1941 г. полк получил приказ Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина произвести в ответ на начавшиеся с 22 июля бомбардировки Москвы бомбовый удар по Берлину и его военно-промышленным объектам.

28 июля командующий авиацией ВМФ генерал-лейтенант С. Ф. Жаворонков, на которого было возложено общее руководство операцией, прилетел в пос. Беззаботное под Ленинградом, где базировался 1-й минно-торпедный авиаполк. Для непосредственного выполнения задания были отобраны двадцать лучших экипажей полка, налетавших 1500-3000 часов, имевших опыт боевых действий в Зимней войне и совершивших не менее 15 боевых вылетов в войне нынешней. Все экипажи имели опыт высотных и ночных полетов. Возглавили Особую ударную группу в составе четырех звеньев бомбардировщиков и звена управления командир 1-го мтап полковник Е. Н. Преображенский, военком полка батальонный комиссар Г. З. Оганезов и флагманский штурман капитан П. И. Хохлов. Из некоторых источников следует, что комиссаром Особой авиагруппы был назначен старший политрук Н. Ф. Поляков, однако его назначение произошло лишь в конце августа, когда Оганезов отбыл с острова на материк.

Кроме них в состав группы вошли все командиры и штурманы эскадрилий и звеньев полка. Командирами звеньев группы стали командир 1-й авиаэскадрильи (АЭ) полка капитан А. Я. Ефремов, командир 2-й АЭ капитан В. А. Гречишников, командир 4-й АЭ капитан Г. К. Беляев и помощник командира 4-й АЭ старший лейтенант А. И. Фокин; звено управления возглавил командир 3-й Краснознаменной авиаэскадрильи капитан М. Н. Плоткин.

В лесу в трех километрах от аэродрома Беззаботное были разбиты палатки, где разместилась группа. Здесь же была устроена отдельная столовая с буфетом и классы для проработки заданий. Все это диктовалось требованиями соблюдения строжайшей секретности.

С 28 июля по 1 августа полковник Е. Н. Преображенский проводил с экипажами занятия на тему «Как вести себя в полете на больших высотах и в самых сложных метеоусловиях», поскольку во избежание потерь от аэростатов и зенитного огня летчикам предстояло совершить длительный полет над Германией почти на максимальной высоте. При этом необходимо было учесть целый ряд неожиданностей, которые могли возникнуть в полете. Например, отсутствие герметизации кабины требовало в условиях жаркого лета достичь хотя бы частичной адаптации людей к зимнему обмундированию, ведь во время полета температура за бортом могла понижаться до минус 45 градусов. Работать на высоте пять-семь тысяч метров можно было только в кислородных масках. Поскольку капилляры могли не выдержать перепадов давления, нужно было морально подготовить экипажи к появлению сочащейся крови из-под ногтей, из ушей, носа. Эти и другие проблемы требовали решения. Серьезные психологические трудности создавал сам факт необходимости многочасового беспосадочного полета над контролируемой немцами Балтикой и территорией Германии. Почти весь полет должен проходить в условиях полного радиомолчания — сигналы командиру разрешалось подавать только аэронавигационными огнями. К тому же лететь предстояло без воздушного прикрытия (вследствие малого радиуса действия истребители могли обеспечить сопровождение лишь в начале пути). Единственной защитой бомбардировщиков от вражеской ПВО была только высота и скрытность полета.

Флаг-штурман Особой группы П. И. Хохлов (при участии главного штурмана ВВС ВМФ полковника М. Н. Маросанова) занимался навигационной подготовкой со штурманами группы. Особенно тщательно прорабатывался маршрут полета. Каждый летчик-штурман должен был в любое время полета на память знать, на траверзе какого характерного ориентира центральной или южной части Балтийского моря он находится. Важную роль в ориентировании играли морские светомаяки на восточном побережье Швеции, экипажи должны были безошибочно знать характер и время работы каждого. Большое значение придавалось точности инструментальной прокладки пути и изучению района Берлина. От экипажей требовалось хорошо ориентироваться в расположении определенных для них объектов бомбардировки в городе. Кроме Берлина изучались запасные цели: Штеттин, Кенигсберг, Данциг.

Исходный пункт полета — о. Эзель (Сааремаа), самый крупный из островов Моонзундского архипелага на Балтике. Общая протяженность маршрута — 1720-1760 км (готовилось три варианта). Весь полет до Штеттина и обратно пролегал над морем, суммарно равняясь 1200-1400 км (в зависимости от варианта маршрута). Очень тщательно изучался район нахождения своего аэродрома (в радиусе 150 км) с таким рассчетом, чтобы при отклонении от него летчик или штурман, не глядя на карту, мог определить свое место, взять курс на аэродром посадки и в уме решить время прибытия. Экипажам следовало твердо помнить, что в случае попадания хотя бы одного осколка зенитного снаряда в любой из бензобаков на обратный путь топлива может не хватить. В таком случае допускалась посадка вдали от населенных пунктов. При этом ставилось жесткое условие: самолет сжечь, а экипажу пробиваться через линию фронта.

1 августа 1941 г. Особая авиационная группа получила распоряжение перебазироваться с аэродрома Беззаботное на аэродром Когула (о. Эзель) для действий по Берлину. Полковник Е. Н. Преображенский отдал приказ, согласно которому 2 августа 1941 г. летно-технический состав Особой группы считался выбывшим к новому месту дислокации. За командира 1-го минно-торпедного авиаполка остался его заместитель капитан К. И. Федоров.

Аэродром Когула на о. Эзель находился в 18 км северо-западнее местечка Куресааре. Он был построен накануне войны для истребителей и представлял собой круг неправильной формы, границы которого почти со всех сторон были покрыты мелким кустарником. Здесь базировалась 12-я отдельная Краснознаменная истребительная авиационная эскадрилья майора Кудрявцева, которая обеспечивала воздушное прикрытие аэродрома. Грунтовая взлетно-посадочная полоса имела длину всего 1300 метров, что было неприемлемо для бомбардировщиков. С запада и северо-запада на расстояние 600-1000 м к аэродрому подступал небольшой лес. С юга и севера к границам взлетной полосы примыкали хутора. Все это делало аэродром Когула была чрезвычайно сложным для взлета и посадки.

Для определения погоды по маршруту в помощь Особой авиагруппе были выделены две летающие лодки МДР-6 (Че-2) под командованием капитана Ф. А. Усачева. Их разместили на морском аэродроме Кихельконна. Экипажам лодок помимо прочего вменялось в обязанность оказание помощи экипажам самолетов, совершившим вынужденную посадку на воду. В юго-западной части у края летного поля располагался подземный командный пункт истребительной авиации. Теперь здесь разместился также штаб оперативной группы во главе с С. Ф. Жаворонковым.

Первым прилетел на остров Эзель сам Е. Н. Преображенский, к вечеру 2 августа прибыли еще девять экипажей, на следующий день — остальные десять. Двое суток понадобилось на размещение и маскировку самолетов. Самолеты ставили вплотную к хозяйственным постройкам хуторов по одному или по два (в зависимости от количества построек и густоты окружающей растительности) и укрывали маскировочными сетями. Машины находились на расстоянии 300-600 м друг от друга. Для отдельных бомбардировщиков были сделаны земляные укрытия. Вокруг аэродрома усилиями личного состава были проделаны рулежные дорожки для рассредоточения самолетов. Для охраны самолетов на стоянках в хозяйственных постройках разместили механиков и техников, вооруженных винтовками и гранатами. Принятые меры маскировки позволили Особой группе избежать потерь от налетов вражеской авиации фактически на протяжении всего времени пребывания на Эзеле (за исключением 6 сентября).

Серьезные опасения вызывала близость вражеских аэродромов, поскольку противовоздушная оборона аэродрома Когула была откровенно слабой: две 76 мм зенитные батареи и 14 истребителей И-153 «Чайка». К тому же посты ВНОС находились на морском побережье слишком близко от аэродрома и не могли своевременно оповестить о приближении самолетов противника. Отсутствовали наземные средства радионавигации: не было ни радиостанции, ни радиомаяка.

На рассвете 3 августа вышедшие накануне из Кронштадта и двух еще не занятых немцами эстонских портов тральщики и самоходные баржи доставили на о. Эзель запас бомб и авиационного топлива, а также стальные пластины для удлинения взлетно-посадочной полосы, два трактора, бульдозер, трамбовочный асфальтовый каток, камбузное хозяйство и койки для летного и технического состава Особой ударной группы. На протяжении всего периода ощущался недостаток горючего и авиабомб вследствие сложности их доставки. Морские караваны, доставлявшие грузы на Эзель, несли потери от минных полей и атак вражеской авиации. Этим объясняется невозможность проведения ежедневных рейдов на Берлин.

С погодой тоже не заладилось. Дату первого вылета на Берлин пришлось переносить несколько раз по причине неблагоприятных метеоусловий в период 3-6 августа, когда стояла низкая облачность и темные безлунные ночи. В эти дни самолеты группы вылетали на выполнение других боевых задач. Был, к примеру, нанесен удар по Свинемюнде. Данный полет имел прежде всего разведывательный характер.

В ночь на 5 августа тройка бомбардировщиков (капитаны М. Н. Плоткин, В. А. Гречишников, лейтенант Н. М. Леонов) совершила пробный разведывательный полет в направлении Берлина. Самолеты Плоткина и Гречишникова дошли до Данцига и сбросили на город по шесть ФАБ-100, после чего легли на обратный курс. Экипаж лейтенанта Леонова дошел только до Виндавы, при возвращении потерял ориентировку и решил садиться на хорошо знакомый аэродром Котлы под Ленинградом. Но летчиков там не ждали, аэродром не был освещен. При заходе на посадку самолет врезался в землю. Лейтенант Н. М Леонов и штурман майор М. И. Котельников (начальник штаба 1-го мтап) погибли сразу, стрелок-радист сержант П. И. Рыбалко умер через три дня. Это была первая, но далеко не последняя потеря Особой авиагруппы.

Днем 5 августа едва не случилась еще одна трагедия. Был получен приказ командующего КБФ нанести бомбовый удар по наблюдательному пункту противника в районе Пярну. Полковник Е. Н. Преображенский решил лично вести на задание тройку бомбардировщиков. Под фюзеляжем каждый самолет нес три авиабомбы ФАБ-500. Вылет был назначен на 13.00. Пока ожидали и выруливали на старт, из-за жаркой погоды перегрелись моторы. Едва самолет оторвался от земли, резко упала тяга правого двигателя. Е. Е. Преображенскому ничего не оставалось, как сажать машину «перед собой» на каменистую поверхность. Самолет снес забор и, задев крылом домик лесника, развернулся на 180 градусов. Каким-то чудом бомбы на наружной подвеске не сдетонировали.

Я открыл нижний люк своей кабины и без трапа прыгнул вниз. Поскользнулся, упал на спину. Над моей головой еще раскачивались на держателях три мощные бомбы.
Самолет не скапотировал при посадке лишь по счастливой случайности. Он наскочил на большой валун, возвышавшийся над землей на 80 сантиметров, прошел по нему днищем, разрушив нижнюю часть фюзеляжа до самого хвостового оперения. Камень вдавил вверх входной люк стрелка-радиста. Но бомбы? Ни одна из них не коснулась камня.

Из-за плохого прогноза в ночь на 6 августа бомбардировщики Особой группы бомбили не Берлин, а Виндаву. По причине плохих метеоусловий в ночь на 7 августа вылет вообще не состоялся. Однако к вечеру 7 августа погода улучшилась. Летавший на МДР-6 на разведку капитан Ф. А. Усачев доложил: облачность шесть баллов с нижней кромкой 1300 метров. Видимость хорошая. Южнее этой параллели облачность становится плотнее, доходит до девяти баллов. Видимость пять километров. За пятьдесят километров до южной береговой черты моря начинается сплошная облачность, местами мелкий дождь. В общем, погода сложная, но лететь можно. Получив эту информацию, генерал С. Ф. Жаворонков назначил время вылета на Берлин на 21.00. К предстоящему полету были готовы двенадцать экипажей.

Из воспоминаний П. И. Хохлова:

Стрелки часов приближались к цифре 9. Я открыл астролюк и с ракетницей в руке поднялся над своей кабиной. Е. Н. Преображенский кивнул мне головой, что означало – давай сигнал. Зеленая ракета прочертила воздух в предвечерних сумерках. Начался запуск моторов. Все вокруг зашумело, загудело, замелькало.
Флагманский корабль, тяжело двигаясь по рулежной дорожке, вышел на простор аэродрома и подрулил к старту. Здесь с двумя флажками в руках стоял генерал Жаворонков. Помахав нам рукой, он протянул белый флажок вдоль взлетной полосы, это – разрешение на взлет. И я занес в бортовой журнал первую запись: «Взлет – в 21 час».

Сначала взлетела первая четверка, которую возглавлял полковник Е. Н. Преображенский (он же ведущий группы). Вместе с ним в воздух поднялись машины капитана М. Н. Плоткина, старшего лейтенанта П. Н. Трычкова и лейтенанта Н. Ф. Дашковского. Самолеты выстроились ромбом и легли на курс. Через пятнадцать минут стартовала четверка капитана В. А. Гречишникова, еще через пятнадцать — старшего лейтенанта А. Я. Ефремова. Вместе с ними на выполнение задания отправились экипажи капитанов Е. Е. Есина и Г. К. Беляева, старших лейтенантов А. И. Фокина и И. П. Финягина, лейтенантов К. А. Мильгунова, и А. Ф. Кравченко. Через два с половиной часа полета флагман с моря точно вывел группу на контрольный ориентир, после чего бомардировщики пересекли береговую черту и взяли курс на Штеттин, от которого рукой подать до Берлина. Аэродром Штеттин мигал огнями. Видимо, приближающиеся советские бомбардировщики немцы посчитали своими. На летном поле лучи прожекторов освещали длинную посадочную полосу, приглашая к посадке. В лунном свете хорошо была видна автострада Штеттин – Берлин.

Германская столица от воздушных атак была прикрыта довольно неплохо. В радиусе 100 км вокруг города располагались зенитные батареи. Зона действия зенитной артиллерии простиралась на 160 км от Берлина, вокруг которого было создано три кольца обороны: первое – радиусом 20-30 км, второе – радиусом 10-15 км и третье – непосредственно над городом. Прожекторные батареи обслуживали все зоны Берлина. Их количество возрастало по мере приближения к городу. Широко применялись аэростаты заграждения, заставлявшие бомбардировщики производить бомбометание с высоты не ниже 4000 метров. Однако Берлин, как и Штеттин, совершенно не ожидал налета.

Вскоре впереди по курсу показались пятна света. Берлин был, как на ладони. Окна домов не светились, но улицы и площади были освещены. Четко выделялись квадраты кварталов и линии электрических фонарей. Навигационными огнями Преображенский подал команду рассредоточиться и выходить на цели самостоятельно. Флагманский самолет устремился к Штеттинскому железнодорожному вокзалу. Всего добраться до Берлина сумели пять экипажей, сбросившие 30 бомб. Удары были нанесены по военным объектам на берегу озера Тегелер, правительственным учреждениям на окраине Тиргартена, складам, заводам и нефтехранилищам на окраине города. Остальные самолеты группы отбомбились по запасным целям. Лишь после того, как на столицу рейха упали первые бомбы и внизу запылали пожары, была объявлена воздушная тревога. Город погрузился во тьму, открыла огонь зенитная артиллерия, в небе появились ночные истребители. Но дело было сделано. Советские самолеты, освободившись от бомб, уходили на север, к морю.

Из воспоминаний П. И. Хохлова:

Мы уходили от Берлина, целиком погруженного во мрак ночи. И я невольно подумал: где же твоя надменная самоуверенность, Берлин – цитадель кровавого фашизма? Где твои ярко освещенные штрассе, блеск их витрин? Мы, балтийские летчики, вмиг погрузили тебя во мрак ночи, оставив вместо сияющих огней костры пожарищ. Получай же то, что ты принес нашим, советским городам.
Тридцать минут полета до Штеттина оказались для нас нелегкими. Фашистские истребители неистовствовали в воздухе, пытались во что бы то ни стало перехватить советские бомбардировщики. И, наверно, поэтому стрелок-радист флагмана Кротенко спешно передал на свой аэродром радиограмму с заранее условленным текстом: «Мое место Берлин. Задачу выполнил. Возвращаюсь». Она должна бы быть передана с нашим выходом в море. Но Кротенко рассудил так: а вдруг собьют самолет, и думай-гадай потом, были мы над Берлином или нет, сбили нас над целью или на подходе к ней?
Поступил он, конечно, правильно.

8 августа 1941 г. в 8.50 командующий Краснознаменным Балтийским Флотом (КБФ) адмирал В. Ф. Трибуц отправил Главнокомандующему Северо-Западным направлением Маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову следующую радиограмму: «В ночь с 7 на 8 августа спецгруппа 1-го авиационного полка выполнила задание. Возвратились все». Спустя два с половиной часа коменданту Береговой обороны Балтийского района (БОБР) полковнику Е. Н. Преображенскому также была отправлена радиограмма: «Военный совет КБФ поздравляет личный состав первого авиационного полка с успешным выполнением особого боевого задания. Уверены, что летчики-балтийцы выполнят любую задачу, поставленную партией и правительством».

В целом первый налет на Берлин прошел успешно. Все экипажи вернулись на аэродром Когула без потерь. С этого момента авиаудары по Берлину советские летчики стали наносить регулярно. Всего в течение августа-сентября 1941 г. столица Германии подверглась десяти налетам, выполненным флотской минно-торпедной и армейской дальнебомбардировочной авиацией (ДБА). При этом организация каждого налета выглядела так. Генерал-лейтенант авиации С. Ф. Жаворонков, осуществлявший общее руководство операцией, лично ставил задачу, инструктировал и давал разрешение на вылет каждому командиру экипажа. Непосредственной же повседневной подготовкой и организацией вылетов руководил полковник Е. Н. Преображенский со своим штабом. По каждой бомбардировке он принимал предварительное решение (как правило утром), которое определяло количество самолетов и бомбовую загрузку в зависимости от состояния аэродрома и степени готовности экипажей, после чего начиналась подготовка к выполнению боевого задания. После изучения последних данных о погоде за час-полтора до вылета в предварительное решение вносились необходимые коррективы, и Е. Н. Преображенский принимал окончательное решение на полет. Прежде всего, назначалось время вылета первого звена и устанавливался временной интервал, с которым вслед за первым взлетали остальные звенья. Чтобы минимизировать риск при взлете, звенья стартовали засветло. Последний самолет группы поднимался в воздух уже в сумерках не позднее 22.30.

Для полета выбирался кратчайший маршрут, сводящий к минимуму возможность потери ориентировки (у большинства самолетов отсутствовали радиополукомпасы) и обеспечивающий надежный выход на цель, а также скрытность от вражеских постов ВНОС. Маршрут прокладывался с наименьшим колическвом изломов. Первый час машины летели на высоте 200-500 м, затем поднимались до 4000 м. За 100 км от берега набирали высоту до 5000 м. Над территорией Германии (от Свинемюнде до Берлина и обратно) полет проходил на максимальной высоте 6000-7000 м, главными ориентирами при этом служили озера. Бортовые огни самолетов были выключены, что чрезвычайно усложняло задачу ведомым экипажам — в темноте удержать место в строю можно было, ориентируясь лишь по слабо заметному (не далее 30 м) пламени выхлопных патрубков. Поэтому нередко удары наносились одиночными самолетами.

На протяжении более половины пути к цели самолеты шли обычно строем звена. Однако с наступлением темноты экипажи уже не могли выдерживать строй и шли к цели самостоятельно. Бомбометание производилось с различных высот. Обычно первое звено наносило удар с высоты 5500 м, высота же сброса бомб для других звеньев увеличивалась, достигая 7000 м. В зоне действия ПВО летчики, активно маневрируя, теряли даже ведущего строя, в результате чего нередко самолетам приходилось возвращаться поодиночке. Уход от цели осуществлялся с небольшим снижением на максимальной скорости. При возвращении летчики старались держаться береговой черты, что практически исключало потерю ориентировки. Обратный полет над морем проходил на высоте 3000-4000 м. Примерно за час до посадки самолеты снижались до 1000-2000 м. На удалении 15 км от аэродрома посадки был размещен зенитный прожектор, вертикальный луч которого, включавшийся на 30 секунд с такими же интервалами, был виден за 30-40 км.

Для затруднения работы германских средств ПВО в каждом полете менялось направление захода на цель. Всего было разработано три варианта маршрута: кратчайший — с расстоянием до цели 840 км, а также с подходом к цели с запада (910 км) и северо-востока (860 км). На практике установленного маршрута придерживались далеко не всегда, главной причиной были, как правило, погодные условия и изношенность моторов. Фактически в каждом полете более половины экипажей нарушали заданный маршрут. Но именно такая тактика предоставления каждому экипажу права принятия самостоятельных решений в районе цели и при возвращении домой позволила свести к минимуму прямые боевые потери летного состава и материальной части в Особой авиагруппе полковника Е. Н. Преображенского. За все время бомбардировок Берлина Особая группа потеряла от средств ПВО противника лишь один экипаж (и тот над целью в условиях плотного зенитного огня).

За осуществление первого налета на Берлин Указом ПВС СССР от 13 августа 1941 г. звание Героя Советского Союза было присвоено полковнику Е. Н. Преображенскому, капитанам В. А. Гречишникову, А. Я. Ефремову, М. Н. Плоткину и П. И. Хохлову. Орденом Ленина было награждено 12 человек, орденом Красного Знамени — 21 человек, орденом Красной Звезды — 20 человек, медалью «За боевые заслуги» — 14 человек.

Второй налет авиации Балтфлота на Берлин состоялся в ночь с 8 на 9 августа силами 12 машин 1-го минно-торпедного авиаполка. Уже над Штеттином появились германские истребители. Тем не менее, большинство экипажей пробились к Берлину. Бомбардировка длилась с 0.55 до 1.25. На столицу рейха помимо 72 бомб (в основном это были зажигательные ЗАБ-100) были сброшены листовки с речью И. В. Сталина от 3 июля 1941 г. На этот раз берлинская ПВО встретила советские бомбардировщики сильным зенитным огнем. Из этого полета не вернулся сбитый над целью экипаж командира звена старшего лейтенанта И. П. Финягина (штурман лейтенант А. Н. Дикий, стрелок-радист (начальник связи эскадрильи) мл. лейтенант В. И. Марокин и воздушный стрелок краснофлотец Н. П. Шуев). Помимо этого при посадке в крайне сложных метеоусловиях несколько самолетов выкатились за пределы аэродрома и повредили шасси, а самолет ст. лейтенанта А. И. Фокина, неудачно севший почти в конце полосы, был разбит. Большинство машин вернулось с многочисленными пробоинами.

Третий налет на Берлин был совершен в ночь на 10 августа. Этот налет выпадает из общего ряда, поскольку был совершен не группой Е. Н. Преображенского, а летчиками армейской ДБА, причем не с о. Эзель, а с аэродрома в Пушкине под Ленинградом. Об этом эпизоде необходимо рассказать более подробно.

Еще в июне 1941 г. в научно-испытательном институте ВВС из добровольцев стали формировать несколько авиационных полков. Два полка истребителей МиГ-3, бомбардировочный полк Пе-2 и полк штурмовиков Ил-2 вскоре улетели на фронт. Помимо этого были сформированы четыре дальнебомбардировочных полка особого назначения, предназначенные для выполнения специальных задач и оснащенные бомбардировщиками ТБ-7 (Пе-8) — 412-й и 413-й полки и Ер-2 — 420-й и 421-й полки. Вскоре они вошли в состав формируемой 81-й авиадивизии Героя Советского Союза комбрига М. В. Водопьянова. Фактически в июле 1941 г. была предпринята попытка создания советской стратегической авиации.

ПРИКАЗ
О СФОРМИРОВАНИИ 81-й АВИАЦИОННОЙ ДИВИЗИИ ДАЛЬНЕГО ДЕЙСТВИЯ

Во исполнение решения Государственного Комитета Обороны СССР от 14 июля 1941 г. приказываю:

1. Сформировать 81-ю авиационную дивизию дальнего действия на самолетах ТБ-7 в составе:
управление 81-й авиационной дивизии по штату № 015/140,
432-й авиационный полк ТБ-7 по штату № 015/141,
433-й авиационный полк ТБ-7 по штату № 015/141.
2. В составе каждого полка иметь по пяти эскадрилий ТБ-7 в составе трех кораблей каждая, одну эскадрилью истребителей охраны типа Як-1 или ЛаГГ-3 в составе 10 самолетов и батальон аэродромного обслуживания.
3. Формирование управления 81-й авиационной дивизии и 432-го авиационного полка закончить к 20 июля 1941 года. На формирование обратить личный состав и материальную часть 412-го авиационного тяжелобомбардировочного полка ТБ-7.
Формирование 433-го авиационного полка закончить по мере поступления самолетов от промышленности.
4. Назначить командиром 81-й авиационной дивизии комбрига т. Водопьянова.
5. Командующему ВВС Красной Армии генерал-лейтенанту авиации т. Жигареву укомплектование личным составом 81-й авиационной дивизии произвести за счет летно-технического состава НИИ ВВС КА, выделяемого из состава Севморпути и НКАП, и наиболее квалифицированного состава ВВС Красной Армии.
6. Установить для командира 81-й авиационной дивизии оклад содержания 5000 рублей. Всему летно-техническому составу 81-й авиационной дивизии сохранять получаемый ими ранее оклад содержания, но не ниже окладов, установленных для авиационных полков дальнего действия.
7. Начальнику Управления политической пропаганды Красной Армии и начальнику Управления кадров Красной Армии обеспечить проводимые мероприятия начсоставом общевойсковых категорий.
8. Главному интенданту Красной Армии и центральным управлениям НКО обеспечить проводимые мероприятия всеми положенными видами довольствия.

Заместитель Народного комиссара обороны СССР и начальник Генерального штаба Красной Армии
генерал армии ЖУКОВ

С самого момента формирования соединение имело особый статус. Хотя дивизия напрямую подчинялась командующему ВВС П. Ф. Жигареву, первое время задачи ей ставил лично И. В. Сталин. Наиболее боеспособными считались 412-й (позднее 432-й) авиаполк полковника В. И. Лебедева и 420-й авиаполк полковника Н. И. Новодранова, сформированный по штату № 015/131.

Из воспоминаний П. М. Стефановского:

Но вскоре поступил приказ перегонять все корабли на один из авиационных заводов для замены установленных моторов дизелями М-40 с турбокомпрессорами. В принципе это было разумное решение: дизельное топливо менее восприимчиво к огню, чем бензин. К тому же каждый новый двигатель имел по два турбокомпрессора, что повышало его высотность, а следовательно, улучшало и летные данные всего корабля. Но вот беда: начавшаяся война помешала испытать авиадизели в полете; они ведь совсем недавно были запущены в производство, и все необходимые доводки на них еще не успели закончить.
Лебедеву пришлось наскоро без положенных испытаний устанавливать на самолеты новые силовые установки. А летать предстояло в глубокие тылы противника.
Перестановка моторов отняла месяц. Одновременно шло переучивание экипажей на новую материальную часть.

Хотя авиация Балтфлота осуществила успешный налет на столицу Германии, причиненный врагу ущерб был крайне незначителен. Поэтому Ставка решила нанести по Берлину мощный удар новейшими бомбардировщиками ТБ-7 и Ер-2, способными нести серьезную бомбовую нагрузку. Проведенные расчеты показали, что ТБ-7 с дизелями М-40Ф (именно на эти машины возлагались надежды) способен с бомбовой нагрузкой 4000 кг (из них 2000 кг на внешней подвеске) совершить полет до Берлина и, отбомбившись по цели, благополучно вернуться на базу. Ер-2 в свою очередь мог на дальние расстояния нести бомбовую нагрузку более тонны.

Однако существовала серьезная опасность. Дизели на ТБ-7 работали крайне нестабильно. Особенно часто это проявлялось в полетах на больших высотах — моторы нередко давали сбои и глохли.

Большие нарекания вызывали и серийные Ер-2, прежде всего из-за их высокой пожароопасности вследствие конструктивных ошибок. Другой серьезной неприятностью стали дефекты в системе уборки шасси — произошло несколько аварий по причине складывания опор шасси при пробеге. Практически все машины нуждались в заводской доработке. Однако война не оставляла времени на устранение выявленных дефектов.

В Центральном архиве министерства обороны хранится записка, продиктованная И. В. Сталиным Г. М. Маленкову на заседании ГКО в ночь на 9 августа 1941 г.

Обязать 81-ю авиационную дивизию во главе с командиром дивизии т. Водопьяновым с 9.8 на 10.8 или в один из следующих дней, в зависимости от условий погоды, произвести налет на Берлин. При налете, кроме фугасных бомб, обязательно сбросить на Берлин также зажигательные бомбы малого и большого калибра. В случае, если моторы начнут сдавать по пути в Берлин, иметь в качестве запасной цели для бомбежки г. Кенигсберг. И. Сталин. 8.8.41

Примерно тогда же был подписан приказ о материальном вознаграждении летчиков-балтийцев, совершивших первый налет на Берлин. Обращает на себя внимание содержание последних двух пунктов приказа. Вероятно, И. В. Сталин, возлагая большие надежды на 81-ю авиационную дивизию, но при этом лишив М. В. Водопьянова времени даже на минимальную проработку операциии и подготовку экипажей, таким образом пытался хоть как-то простимулировать летный состав.

ПРИКАЗ
О ПООЩРЕНИИ УЧАСТНИКОВ БОМБАРДИРОВКИ г. БЕРЛИНА

В ночь с 7 на 8 августа группа самолетов Балтийского флота произвела разведывательный полет в Германию и бомбила город Берлин.
5 самолетов сбросили бомбы над центром Берлина, а остальные на предместья города.
Объявляю благодарность личному составу самолетов, участвовавших в полете.
Вхожу с ходатайством в Президиум Верховного Совета СССР о награждении отличившихся.
Выдать каждому члену экипажа, участвовавшему в полете, по 2 тысячи рублей.
Впредь установить, что каждому члену экипажа, сбросившему бомбы на Берлин, выдавать по 2 тысячи рублей.
Приказ объявить экипажам самолетов, участвовавших в первой бомбежке Берлина, и всему личному составу 81-й авиадивизии дальнего действия.

Народный комиссар обороны
И. СТАЛИН

10 августа группа М. В. Водопьянова в составе 18 ТБ-7 и 16 Ер-2 перелетела на аэродром подскока Пушкин под Ленинградом. Сюда же прибыл командующий ВВС генерал-лейтенант П. Ф. Жигарев. После приземления уставшим пилотам и штурманам времени для отдыха не предоставили.

Из донесения М. А. Брусницына:

При прилете в Пушкин личный состав был собран для дачи указания разгрузить самолеты и подвесить бомбы по 7 ФАБ-100. Командиры звеньев и штурманы были собраны для проработки задания. В 15.00 был получен боевой приказ вылететь по цели Берлин... Порядок полета был установлен следующий. Первое звено взлетает ТБ-7, за ним в 20.30 звено Ер-2 под командой капитана Степанова, за ним в 20.45 звено ТБ-7 и в 21.00 - звено Ер-2 под командой капитана Брусницына, за этим звеном следующее звено ТБ-7. За звеном ТБ-7 взлетает пара Ер-2 под командой младшего лейтенанта Молодчий...

Из воспоминаний А. П. Штепенко:

Нас собрали в штабе. К большой классной доске флаг-штурман прикалывает карту. Жирная черная линия тянется через материк, море, снова материк и упирается концом в Берлин. От Берлина черная линия уходит в море, делает несколько изгибов и возвращается к исходному пункту. Все стало ясно – полёт намечен на Берлин.
Флагманский штурман подробно знакомит с планом полета, курсом, высотой, временем и скоростью. Кто-то из летчиков задал одному из присутствующих генералов вопрос: как быть с орденами и документами, оставить их здесь или можно брать с собой? Генерал ответил:
– Зачем оставлять? Завтра утром вы все будете здесь.

Однако завтра утром здесь были далеко не все. В предстоящем налете решено было использовать 12 ТБ-7 и 8 Ер-2. Дальнейшие события развивались стремительно, но совсем не так, как это планировал командующий ВВС генерал-лейтенант авиации П. Ф. Жигарев, который лично ставил задачу на вылет. Предположительно именно он распорядился, чтобы ТБ-7 взлетали с бетонной полосы, а Ер-2 — с грунтовой. Как выяснилось, мощности двигателей М-105 не хватало для нормального взлета перегруженных Ер-2 со столь короткой полосы. Много неприятностей доставили и дизельные моторы М-40Ф, установленные на ТБ-7.

Звенья ТБ-7 и Ер-2 должны были взлетать поочередно. Вылет был задержан примерно на полчаса. В 20.50 стартовала пара Курбан – Перегудов, сразу за ней в 21.05 — пара Водопьянов – Тягунин. В 21.10 в воздух поднялось звено Ер-2 (Степанов, Кубышко, Малинин). Следующие ТБ-7 почему-то не взлетели (возможно, из-за отказа моторов на машине капитана М. В. Родных), поэтому стали взлетать Ер-2. Капитан М. А. Брусницын взлетел благополучно и в ожидании ведомых стал кружить над аэродромом. На взлет пошел Ер-2 младшего лейтенанта А. И. Молодчего. Однако оторвать тяжело груженую машину от земли летчик не сумел и, угодив за пределами полосы в дренажную канаву, снес шасси.

Из воспоминаний А. И. Молодчего:

Когда под самолетом мелькнул край аэродрома, мне ничего не оставалось, как взять штурвал на себя, хотя скорость для отрыва была еще мала. Движение штурвала заставило самолет нехотя поднять нос. Основные колеса повисли в воздухе, а хвостовое продолжало катиться по земле. Самолет не летел, он висел на моторах, ему еще немного не хватало скорости. Преждевременно увеличенный взлетный угол ухудшил его аэродинамику, и он вновь опустился на землю основными колесами.
Может, и обошлось бы все, но за пределами аэродрома была канава дренажной системы. Туда и попали колеса. Последовал резкий, огромной силы удар. На некоторое время все – и небо, и земля – смешалось с пылью. В сознании было одно: сейчас, последует взрыв, и мы взлетим на воздух. Но не на крыльях самолета, а от наших же бомб.

Каким-то чудом самолет не только не взорвался, но даже не загорелся. Однако вылеты оставшихся Ер-2 были отменены. Лишь уже взлетевшему М. А. Брусницыну поступила с земли команда ждать, и он продолжал летать над аэродромом. Тем временем в 22.00 начали взлет звено в составе ТБ-7 майоров К. П. Егорова и М. М. Угрюмова, лейтенантов В. Д. Бидного и А. И. Панфилова.

Корабль № 42046 майора Егорова взлетел в 21.58, при наборе высоты 30-40 метров резко развернулся вправо в землю с углом, в результате чего самолет полностью разрушен. Из состава экипажа убито 6 человек, тяжело ранено 6 человек. Из них умерло в госпитале 2 человека.

Как выяснилось впоследствии, у самолета Егорова отказали оба правых двигателя. Сразу после этого взлет оставшихся на земле машин был прекращен. Успевшие подняться в воздух ТБ-7 взяли курс на Берлин, капитан М. А. Брусницын получил команду на приземление. Но и здесь не обошлось без неприятностей. У загруженного под завязку Ер-2 длина пробега оказалась слишком большой. Чтобы не врезаться в стоящие в конце полосы машины, летчику пришлось тормозить, в результате чего подломилась правая стойка шасси. Но все обошлось. Таким образом на выполнение задания ушли семь ТБ-7 и три Ер-2. Однако цепь трагических случайностей на этом не кончилась.

Дело в том, что в условиях режима особой секретности о появлении под Ленинградом новейших, никому до сей поры неизвестных тяжелых бомбардировщиков, не было предупреждено даже командование фронта. Никто не подумал, что советская ПВО может принять обнаруженные в небе незнакомые машины за вражеские. Несогласованность, небрежность и спешка имели трагические последствия. События в небе разворачивались следующим образом.

Взлетевшие первыми ТБ-7 № 42016 подполковника А. А. Курбана и № 42025 старшего лейтенанта А. А. Перегудова около часа шли в паре. В районе озера Лубенское самолет Перегудова был атакован нашим истребителем И-153, а чуть позже обстрелян нашей зенитной артиллерией. В 21.30 после отказа одного из моторов, экипаж получил по радио команду вернуться. Сбросив бомбы в море, в 0.30 А. А. Перегудов произвел аварийную посадку в Пушкине. При этом он был тяжело ранен. В самолете насчитали две осколочных и одиннадцать пулевых пробоин.

Подполковник А. А. Курбан, оставшись один в районе о. Даго, продолжил выполнение задачи. В 1.30 штурман майор Г. П. Молчанов с высоты 7500 м сбросил на Берлин три ФАБ-500 и две РРАБ-3 (в каждая кассета была снаряжена 116 зажигательными бомбами по 2,5 ккг). Одна ФАБ-500 не сошла с держателей и не была сброшена. На обратном маршруте загорелся мотор, пришлось идти на трех. В районе Лужской губы попали под огонь нашей береговой и корабельной зенитной артиллерии. В 35 км восточнее Пушкина отказал еще один мотор, по причине этого А. А. Курбан совершил вынужденную посадку близ д. Малое Заболотье. Машина получила повреждения, но экипаж, к счастью, остался невредим.

ТБ-7 № 42045 капитана А. Н. Тягунина, шедший в паре с ТБ-7 № 42036 командира дивизии комбрига М. В. Водопьянова, уже в 21.15 у северной оконечности восточного мыса Лужской губы был дважды атакован нашими истребителями, после чего подвергнут обстрелу нашей зенитной артиллерии. Снаряды попали в левую плоскость и мотор, самолет загорелся и стал разрушаться. Штурман сбросил бомбы в море, после чего командир, развернувшись к берегу, приказал экипажу прыгать. Спускавшиеся на парашютах члены экипажа обстреливались истребителями и с земли. В результате четверо погибли, один пропал без вести.

Командир дивизии М. В. Водопьянов сумел уйти от атаки И-16, после чего, несмотря на периодический отказ одного из моторов, достиг Берлина, сбросив на цель восемь ФАБ-250 и две РРАБ-3. Однако при уходе от цели зенитным огнем были повреждены топливные баки. Из-за нехватки горючего пришлось совершать вынужденную посадку прямо на лес на занятой противником территории Эстонии в районе Йыхви. Благодаря мастерству М. В. Водопьянова экипаж не пострадал. Самолет сожгли и двое суток пробирались на восток. Благополучному исходу немало поспособствовало знание эстонского языка членом командирского экипажа майором Э. К. Пусэпом.

Удалось отбомбиться по Берлину и ТБ-7 № 42055 майора М. М. Угрюмова. Лучи прожекторов низкую облачность пробить не могли и проблем не создали, зенитная артиллерия вела огонь наугад. Было сброшено две РРАБ-3 и четыре ФАБ-250 из восьми — остальные зависли и не сошли с направляющих. На высоте 7400 м кормовой стрелок обстрелял звено ночных истребителей, после чего ТБ-7 ушел в облака. На обратном пути удалось освободиться от двух бомб. При сбрасывании листовок над территорией Германии от недостатка кислорода погиб помощник борттехника воентехник 1 ранга А. Г. Смирнов, случайно оборвавший шланг кислородного прибора. Вследствие потери ориентировки, израсходовав горючее в почти десятичасовом полете, М. М. Угрюмов совершил вынужденную посадку в районе Торжка. Экипаж и самолет не пострадали.

Экипажу лейтенанта В. Д. Бидного на машине № 42035 повезло меньше — их атаковали немецкие истребители и обстреляли зенитки, после чего командир смог увести самолет с поврежденным мотором в облака. Однако вскоре начали терять высоту. Не долетев до цели всего 370 км, В. Д. Бидный принял решение сбросить тридцать стокилограммовых фугасных бомб на ст. Лауенберг. На обратном пути отказал еще один мотор. Уже в районе Ленинграда на высоте 1000-1500 м поврежденный ТБ-7 был обстрелян нашей зенитной артиллерией, после чего в 7.45 посажен нашими истребителями на площадку в Обухово.

Трагически сложилась судьба экипажа ТБ-7 № 42026 лейтенанта А. И. Панфилова. В донесении об этом говорится скупо.

Из боевого донесения № 1 штаба 432 авиаполка от 19.08.1941 г., 20.00:

Корабль № 42026 т. Панфилова произвел взлет в 22.00. Имея бомбовую зарядку ФАБ-250 – 8 шт., ЗАБ-50 – 16 шт., после взлета о корабле сведений не поступало.

Долгое время судьба экипажа оставалась неизвестной. Лишь много позднее выяснились некоторые подробности трагедии, разыгравшейся в балтийском небе. Вскоре после взлета самолет попал под огонь нашей зенитной артиллерии. Почти сразу были убиты командир корабля лейтенант А. И. Панфилов и штурман старший лейтенант Г. С. Балабошко. Моторы сильно искрили, масло вытекало из поврежденной системы охлаждения, но, несмотря на угрозу пожара, экипаж пытался выдерживать маршрут. Видимо, вскоре пришлось освободиться от бомб, сбросив их в море, хотя существует вероятность, что летчикам все же удалось нанести удар по одной из запасных целей. На обратном пути два мотора уже не искрили, а горели. К тому же сказалось отсутствие штурмана — по ошибке вместо аэродрома Пушкин взяли курс на Хельсинки. Когда спохватились и стали разворачивать горящую машину, было слишком поздно, самолет падал в лес в районе Лапиньярви. При падении погибли бортинженер воентехник 1 ранга А. Г. Гайнутдинов, бортмеханик воентехник 1 ранга В. Е. Тюшкин, носовой стрелок лейтенант И. В. Шатров и стрелок-радист старший сержант В. И. Станевский. Уцелели второй пилот старший лейтенант М. И. Антипов и четверо стрелков: лейтенант С. И. Кизилов, сержант К. Г. Шарлыков и младшие сержанты Г. А. Кириллов и М. И. Крысин. При попытке пробраться к своим наткнулись на финнов. В 1944 г. из финского плена вернулись лишь М. И. Антипов, М. И. Крысин и С. И. Кизилов.

Не меньше испытаний выпало и на долю экипажей Ер-2 из группы 420 дальнебомбардировочного полка. В полет на Берлин ушла тройка, ведомая заместителем командира полка капитаном А. Г. Степановым. Каждый самолет нес на себе семь стокилограммовых фугасных бомб ФАБ-100. Вскоре после взлета тройка Степанова была атакована советскими истребителями И-16 и И-153 и обстреляна собственной зенитной артиллерией. Несмотря на то, что экипажи Ер-2 подавали условные сигналы (зеленые ракеты), истребители атак не прекращали. Дошло до того, что стрелкам бомбардировщиков пришлось открыть по нашим истребителям ответный огонь.

Вскоре после того, как удалось выйти из зоны обстрела, появилась многослойная облачность, группа распалась. Здесь, над морем, примерно в 150 км от места вылета ведомые в последний раз видели самолет А. Г. Степанова. Судя по полученной радиограмме, ему удалось прорваться к Берлину и благополучно отбомбиться. Однако с задания экипаж не вернулся, обстоятельства и место его гибели неизвестны.

Самолет командира звена лейтенанта Б. А. Кубышко произвел бомбометание в 2.05 с высоты 6000 м с тридцатисекундным интервалом. Примерно через три минуты открыла огонь зенитная артиллерия, однако стрельба велась намного ниже самолета. При возвращении домой попали под зенитный огонь в районе Штеттина, затем в районе Таллина. А всего в 30 км от аэродрома посадки на высоте 600 м самолет Б. А. Кубышко был по ошибке атакован и подожжен звеном советских истребителей. При этом получил ранение стрелок-радист. К счастью, всему экипажу удалось спастись на парашютах и вернуться в полк.

Заместитель командира эскадрильи лейтенант В. М. Малинин, подойдя к цели на высоте 6000 м, снизился до 900 м и сбросил бомбы на пригород Берлина. После этого резко ушел в облака и с набором высоты лег на обратный курс. Экипаж В. М. Малинина оказался единственным, кому удалось благополучно приземлиться утром на своем аэродроме.

Результаты рейда были удручающими. 432-й полк из взлетавших восьми ТБ-7 безвозвратно потерял ровно половину машин, оставшиеся получили различные повреждения. Потери в личном составе — 13 человек убито, 5 ранено, 13 пропало без вести. В 420-м полку безвозвратно потеряны два Ер-2, еще две машины получили повреждения. С задания не вернулся один экипаж.

ПРИКАЗ
О РЕЗУЛЬТАТАХ И НЕДОСТАТКАХ В ОРГАНИЗАЦИИ НАЛЕТА 81-й АВИАДИВИЗИИ НА РАЙОН БЕРЛИНА

Первый удар 81-й авиадивизии по району Берлина прошел успешно. Семь тяжелых кораблей бомбардировали военные объекты противника и сбросили листовки.
Однако, в процессе подготовки и полета выявлен ряд существенных недостатков, требующих немедленных исправлений.
Командование дивизии организацией полета руководило недостаточно, а начальник штаба дивизии полковник Лышенко от руководства самоустранился. В результате плохой увязки маршрута имел место обстрел летевших самолетов на задание своими истребителями, ЗА береговой обороны и кораблей.
Летно-технический состав, несмотря на длительную подготовку к полету, в полной мере материальной части мотора и вооружения не освоил и плохо знал ее эксплуатацию.
Работа мотора на кораблях ТБ-7 оказалась неудовлетворительной и послужила причиной нескольких вынужденных посадок.

Приказываю:

1. Военному совету ВВС КА уделить особое внимание подготовке и состоянию 81-й авиадивизии, пополнив ее полки кораблями ТБ-7 с моторами АМ-35 и АМ-35А, самолетами Ер-2 с моторами АМ-37 и самолетами ДБ-3 с дополнительными баками, имея в виду использование дивизии для систематических ударов по военным объектам глубокого тыла противника.
2. За личное участие в бомбардировочном полете на район Берлина объявляю благодарность комбригу т. Водопьянову, командирам кораблей: т. Курбану А. А., т. Угрюмову М. М., т. Панфилову А. И., т. Бидный В. Д., т. Кубышко В. А. и всему личному составу экипажей.
3. Выдать единовременное вознаграждение участникам полета на район Берлина, а лучших из них представить для правительственной награды.
4. Учитывая личные боевые качества т. Водопьянова, как летчика-командира корабля, но в то же время не имеющего достаточных командных навыков и опыта в организаторской работе, необходимой в командовании соединениями, освободить т. Водопьянова от командования 81-й авиадивизией.
5. Назначить командиром 81-й авиадивизии подполковника т. Голованова и присвоить ему военное звание полковник.
6. Снять с должности начальника штаба 81-й авиадивизии полковника Лышенко, как не справившегося с работой.
7. Назначить начальником штаба 81-й авиадивизии подполковника т. Ильина Н. И.

Верховный Главнокомандующий Народный комиссар обороны СССР
И. СТАЛИН

В приказе имелись некоторые неточности. Удар по Берлину наносили не семь тяжелых машин — вряд ли три двухмоторных Ер-2 можно отнести к классу тяжелых кораблей. Из четырех долетевших до цели тяжелых четырехмоторных ТБ-7 по Берлину отработали лишь три — экипаж Бидного вынужден был бомбить ст. Лауэнберг, расположенную более, чем в трехстах километрах от столицы рейха. Всего в этом налете летчики группы Водопьянова сбросили на Берлин почти девять тонн бомб. Наградили их весьма скупо.

Комбриг М. В. Водопьянов, хотя и получил личную благодарность Верховного Главнокомандующего, от командования дивизией был отстранен, однако вскоре ему было присвоено звание генерал-майор. Он провоевал в 746-м (бывшем 432-м) авиационном полку дальнего действия до 1944 г. Пожалуй, это был единственный генерал, воевавший в должности обычного командира корабля.

После столь очевидного провала советское командование отказалось от использования тяжелых бомбардировщиков для нанесения ударов по Берлину. Отныне все налеты должны были производиться только с острова Эзель. Было принято решение усилить эзельскую группу самолетами армейской авиации, для чего привлекалась сводная группа, состоящая из самолетов 40-й авиадивизии дальнебомбардировочной авиации под командованием заместителя командира 200-го полка майора В. И. Щелкунова и 81-й авиадивизии под командованием командира эскадрильи капитана В. Г. Тихонова. Однако общее руководство операцией оставалось за С. Ф. Жаворонковым и Е. Н. Преображенским.

На эту авиагруппу, состоящую из двадцати самолетов, командование возлагало очень большие надежды, ведь в ее составе были бомбардировщики ДБ-Зф (Ил-4). Эти машины были оснащены более мощными форсированными двигателями, и, следовательно, бомбовая нагрузка у них была больше. Поскольку такое количество самолетов на аэродроме Когула разместить не представлялось возможным, к приему армейской авиагруппы стали срочно готовить аэродром Астэ, расположенный в 20 км северо-восточнее Когула. Сводная авиагруппа начала прибывать в Астэ 10 августа. Размещение и маскировку самолетов на аэродроме Астэ производили так же, как и на аэродроме Когула. Однако вместо обещанных двадцати ДБ-Зф было выделено лишь пятнадцать — восемь в группе Щелкунова и семь в группе Тихонова. На Эзель прилетело вообще только двенадцать бомбардировщиков — два самолета ожидали замену двигателей, еще один при перелете был сбит над Финским заливом. К тому же из прилетевших двенадцати машин две требовали ремонта. Фактически в наличии было лишь десять боеготовых экипажей. И это при том, что большую нагрузку, чем брали ДБ-3 Преображенского, ДБ-3ф Щелкунова и Тихонова взять не могли ввиду сильной изношенности моторов.

12 августа состоялся четвертый налет на Берлин, в котором участвовали четыре самолета 1-го минно-торпедного авиаполка и девять самолетов армейской авиагруппы, для которых этот вылет являлся первым. Из тринадцати самолетов, взлетевших с о. Эзель, до Берлина дошли восемь. На город было сброшено 80 фугасных авиабомб ФАБ-250, ФАБ-100, ФАБ-50, на которых красной краской были сделаны надписи «Гитлеру», «Герингу», «Геббельсу», «Гиммлеру» и более 100 тыс. листовок. Ввиду того, что полет проходил в сложных метеорологических условиях, пять самолетов сбросили бомбы на запасные цели — Либаву (Лиепаю) и Кольберг (ныне Колобжег). Всего на них было сброшено 3 ФАБ-250, 20 ФАБ-100 и 12 зажигательных ЗАБ-50. В документах, хранящихся в Центральном Военно-морском архиве в Петербурге и освещающих историю 1-го гвардейского минно-торпедного авиационного полка, красочно описаны некоторые детали этого полета (для летчиков полка этот полет был третьим по счету).

Из истории 1-го гв. мтап:

Третий полет был наиболее трудным по выполнению. Облачность, дождь, местами сильный град, встречный ветер, вражеский обстрел зениток и длительность полета не могли не сказаться на самочувствии летчиков. Выходя из кабины, они уже не искали, как обычно, пробоины в самолетах, не сливали горючее, а, выбрав приятную траву, падали на нее, словно замертво. Все тяжело дышали и кашляли. Им трудно было о чем-либо говорить. Андрей Ефремов, крепкий летчик, не мог дойти и до лужайки – заскрежетал зубами и, цепляясь за стойку рамы, упал возле резиновых колес. У Михаила Плоткина пошла из носа кровь. Он потерял сознание. У всех были бледные лица, впалые глаза. [...]
Полковник Преображенский лежал, положив голову на серый камень. Штурман Хохлов спал сидя, рукой придерживая шлем. [...] Здесь же стояли врачи и тихо шептались.

В целом Ставкой ВГК действия авиагруппы В. И. Щелкунова, впервые участвовавшей в налете на Берлин, были признаны успешными, что позднее нашло свое отражение в Указе ПВС СССР от 16 сентября 1941 г., согласно которому пяти летчикам группы было присвоено звание Героя Советского Союза.

12 августа произошло еще одно событие: германская авиация впервые нанесла удар по аэродрому Когула. Во время бомбежки активно действовали гитлеровские агентурные группы из состава эстонского батальона «Эрна II», которые осуществляли целеуказание с помощью сигнальных ракет. В результате было сожжено два ДБ-3. В этот же день были внесены дополнения в директиву № 34 за подписью начальника штаба верховного главнокомандования вермахта В. Кейтеля, в которых содержались следующие указания: «...следует совместными усилиями соединений сухопутных войск, авиации и военно-морского флота ликвидировать военно-морские и военно-воздушные базы на островах Эзель и Даго. При этом особенно важно уничтожить вражеские аэродромы, с которых осуществляются налеты на Берлин. Координация проведения подготовительных мероприятий поручается командованию сухопутных войск».

16 августа в пятом налете участвовали 17 самолетов. Пятнадцать из них долетели до Берлина и с 0.50 до 2.40 сбросили на центральную, северо-восточную и северо-западную части города 5 бомб ФАБ-250, 56 ФАБ-100, 62 ЗАБ-50, 600 ЗАБ-1, а также несколько десятков тысяч листовок. Один самолет сбросил бомбы на Штеттин, другой — на Нойбранденбург. Полет был трудным, садиться снова пришлось при нулевой видимости, прожектор и посадочные огни включали лишь перед выравниванием и гасили, как только самолет касался полосы. В этих тяжелейших условиях при посадке столкнулся с землей и взорвался ДБ-3 лейтенанта В. Г. Александрова. Вместе с командиром погибли штурман (он же начальник минно-торпедной службы эскадрильи) капитан И. М. Буланов и стрелок-радист краснофлотец В. К. Диков, воздушный стрелок сержант И. М. Русаков получил тяжелые ранения. А вскоре такая же участь постигла еще один экипаж. Командир звена лейтенант А. Ф. Кравченко из последних сил тянул свой изувеченный бомбардировщик на одном моторе, работавшем с перебоями. Когда остановился и он, самолет рухнул, совсем немного не долетев до полосы. Помимо Кравченко погибли штурман звена ст. лейтенант Н. Г. Сергеев, стрелок-радист краснофлотец В. П. Рачковский и воздушный стрелок старшина Е. Е. Титов.

19 августа в шестой по счету налет на Берлин ушла группа из шести самолетов. С 2.56 до 3.12 на город было сброшено 8 бомб ФАБ-250, 6 ФАБ-100 и 10 ЗАБ-50. Экипажи над целью наблюдали одиночные пожары. Один бомбардировщик до Берлина не дошел и нанес удар по Свинемюнде.

Мысль о необходимости увеличения бомбовой нагрузки возникла уже после второго налета на Берлин. В Ставке ВГК обсуждался вопрос: могут ли бомбардировщики ДБ-3 для нанесения ударов по вражеской столице нести на внешней подвеске одну бомбу весом 1000 кг или две весом 500 кг. В качестве эксперта был привлечен В. К. Коккинаки, который испытывал эту машину и прекрасно знал все ее свойства. В. К. Коккинаки уверенно подтвердил, что такое вполне осуществимо. Нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов был против, приводя резонные доводы о том, что самолеты стартуют с неприспособленных для этого грунтовых аэродромов и совершают полет на полный радиус действия, при этом внешняя подвеска крупнокалиберных бомб вызовет дополнительное сопротивление воздуха и, значит, повышенный расход горючего. Кроме того, изношенные моторы машин просто-напросто не смогут развить необходимой мощности. Однако все его возражения были отвергнуты. По личному приказу И. В. Сталина В. К. Коккинаки вылетел на Эзель, где началась подготовка к проведению опасного эксперимента с увеличенной бомбовой нагрузкой. После тщательной проверки флотской и армейской авиагрупп были выбраны две машины, которые с условной гарантией могли взять на внешнюю подвеску либо по одной ФАБ-1000, либо по две ФАБ-500. Это были самолеты капитана В. А. Гречишникова (аэродром Когула) и старшего лейтенанта Г. Е. Богачева (аэродром Астэ). Под самолет Гречишникова подвесили бомбу ФАБ-1000, а под самолет Богачева — две бомбы ФАБ-500.

Из воспоминаний П. И. Хохлова:

На Когула первым выруливает на старт самолет капитана Гречишникова. Опытнейший пилот В. А. Гречишников подрулил к самой крайней черте стартовой полосы, чтобы иметь максимальное расстояние для разбега. Опробовал моторы и начал взлет. Всем нам было видно, как самолет пробежал большую половину взлетной полосы, а от земли не отрывается. Бежит и бежит. Прекращать взлет поздно. Ситуация, грозящая опасностью. Лишь у самой границы аэродрома удается оторвать самолет от земли, но у него нет достаточной скорости. Готовый каждую секунду упасть, самолет перевалил через изгородь и кустарник, снова коснулся земли, снес шасси, развернулся вправо и загорелся.

По невероятной случайности бомба не сдетонировала, и экипаж самолета остался невредим (согласно одной из версий штурман успел сбросить бомбу, как только самолет начал падать). Однако вскоре поступил приказ: старт с аэродрома Когула прекратить. Возможно, именно этим объясняется столь малое количество экипажей 1-го мтап, участвовавших в этом вылете. А на аэродроме Астэ все до поры до времени шло своим чередом. Самолеты один за другим поднимались в воздух и ложились на курс. Вырулил на старт и начал разбег и самолет старшего лейтенанта Г. Е. Богачева с двумя бомбами ФАБ-500.

Из воспоминаний П. И. Хохлова:

Пробежав всю длину взлетной полосы, он так и не оторвался от земли. Уже за чертой аэродрома ударился в препятствие и мгновенно взорвался. Весь экипаж погиб. Штурманом в нем был старший лейтенант А. К. Шевченко из нашего полка, прикомандированный к группе дальней авиации.
Так трагично закончился рискованный эксперимент с крупнокалиберными бомбами, против которого были все – от аэродромных специалистов и до наркома. С. Ф. Жаворонков донес наркому ВМФ о случившемся на аэродромах Когула и Астэ и просил дальнейших указаний.

Здесь следует сделать небольшое уточнение. В своих мемуарах П. И. Хохлов ошибочно полагает, что командиром экипажа был старший лейтенант Павлов. Однако из документов ЦАМО следует, что погибший экипаж возглавлял командир звена 53-го дальнебомбардировочного авиационного полка 40-й авиационной дивизии Г. Е. Богачев — он впервые летел на Берлин на своем ДБ-3ф. Всего эта катастрофа на аэродроме Астэ унесла жизни шести человек.

После этого В. К. Коккинаки в подавленном состоянии улетел в Москву, оставив о себе на Эзеле недобрую память.

Из воспоминаний Н. Г. Кузнецова:

В Ставку были вызваны командующий ВВС ВМФ С. Ф. Жаворонков, до тех пор неотлучно руководивший полетами на месте, и командующий ВВС Красной Армии П. Ф. Жигарев. И. В. Сталин нередко поступал так по отношению к какому-либо наркому. Этим он как бы говорил: «Вот я сейчас вас проверю. Вот сейчас послушаем, что скажут практические работники».
Когда Жигарев, Жаворонков и я вошли, Сталин сердито посмотрел на нас. О его плохом настроении свидетельствовало и то, что он не сидел и не стоял возле стола, как обычно, а быстрыми шагами ходил от стены к стене. Едва мы вошли, он приступил прямо к делу.
Больше всех досталось П. Ф. Жигареву, который направил для пополнения авиации КБФ самолеты с изрядно поношенными моторами. Что же касается нас, моряков, то И. В. Сталин хотя и не признал наши доводы правильными, но теперь уже не приказывал брать для бомбардировки Берлина бомбы весом по тонне.

21 августа в седьмой рейд на Берлин отправились семь экипажей. До цели дошли лишь три из них. С высоты 6000–7300 м сквозь облака с 0.50 до 3.30 они сбросили на город пятнадцать бомб ФАБ-500, ФАБ-100 и ЗАБ-50. Остальные четыре машины из-за резкого ухудшения погоды (туман, сплошная облачность, обледенение) были вынуждены сбросить бомбы на Данциг, а также в районах Свинемюнде и Лиепаи. Все машины вернулись на свой аэродром, однако для экипажа Героя Советского Союза капитана М. Н. Плоткина этот полет едва не стал последним. Вылетев с высокой температурой, Плоткин после сброса бомб от перенапряжения потерял сознание. Лишь на высоте 3000 м удалось остановить падение лишившегося управления бомбардировщика.

Очередной удар по столице Германии в ночь с 23 на 24 августа не состоялся. Поднявшаяся в воздух четверка бомбардировщиков командира эскадрильи Героя Советского Союза капитана А. Я. Ефремова, ст. лейтенанта П. Н. Трычкова, лейтенантов Н. Ф. Дашковского и К. А. Мильгунова из-за перегрева изношенных моторов до Берлина дойти не смогла, сбросив бомбы на запасную цель.

После этого налеты на Берлин временно прекратились — был израсходован весь запас авиабомб основного калибра – ФАБ-250, ФАБ-100 и ЗАБ-50, оставалось лишь несколько ФАБ-500 и большое количество ФАБ-1000, которые ввиду изношенности самолетного парка использовать было нельзя. Попытки завоза нужных калибров на любом самолете, прибывающем на Эзель, проблемы не решали. Доставка же боеприпасов по морю, и без того являвшаяся нелегкой задачей, теперь вследствие ухудшения общей обстановки на фронте предельно усложнилась и была связана со смертельным риском.

В ночь на 24 августа была предпринята попытка доставить на Эзель груз авиабомб. Караван из трех базовых тральщиков Т-209 «Кнехт», Т-214 «Бугель» и Т-206 «Верп» в охранении двух малых охотников вышел из Кронштадта. Однако на переходе между мысом Юминда и островом Кэри тральщики «Кнехт» и «Бугель» подорвались на минах и затонули, после чего оставшийся «Верп» и оба катера МО по приказу штаба КБФ возвратились на базу.

Следующей ночью попытку повторили — тральщики Т-203 «Патрон» и Т-298, груженые авиабомбами, в сопровождении малого охотника № 208 взяли курс на Эзель. После того, как миновали о. Лавенсаари, караван подвергся жесточайшему налету авиации противника. Только на «Патрон» было сброшено около трехсот авиабомб. Несмотря на непрерывные атаки вражеских самолетов и потери в личном составе, кораблям 26 августа удалось прорваться к острову Эзель и разгрузиться.

К этому времени многие самолеты на аэродромах Астэ и Когула были настолько повреждены и изношены, что нести бомбовую нагрузку уже не могли, такие машины стали использовать для разведки. Кроме того, группу вновь начали привлекать для решения оперативно-тактических задач. Кольцо вокруг Эзеля сжималось, но боевая работа продолжалась. Все это происходило в условиях постоянных налетов вражеской авиации. Группа Преображенского несла потери. 27 августа при нанесении удара по конвою в Рижском заливе истребителями противника был сбит потопивший немецкий транспорт ДБ-3 капитана Е. Е. Есина (штурман ст. лейтенант Г. Х. Хабибулин, воздушный стрелок ст. лейтенант Е. Н. Левашов, стрелок-радист краснофлотец И. А. Нянькин).

В конце августа С. Ф. Жаворонков был вызван в Москву для доклада Верховному Главнокомандующему о ходе полетов на Берлин. Улетал он на самолете Ил-4. Для прикрытия командующий ВВС КБФ генерал-майор авиации М. И. Самохин прислал на аэродром Когула истребитель, пилотируемый уже тогда известным балтийским асом Героем Советского Союза капитаном П. А. Бринько. Вернуться на остров Сааремаа командующему ВВС уже не удалось, поскольку обстановка на фронте резко ухудшилась. Еще 28 августа, когда гитлеровские войска заняли Таллин и Палдиски, авиагруппа полковника Е. Н. Преображенского оказалась оторванной от баз снабжения горючим и боеприпасами более, чем на 400 км. После того, как главная база КБФ была из Таллина передислоцирована в Кронштадт, снабжение авиационной группы на Эзеле горючим и боеприпасами было окончательно прекращено. Кроме того, сказывалась слабая противовоздушная оборона островов Моонзундского архипелага, не позволявшая надежно прикрывать советские аэродромы на о. Эзель в период начавшейся битвы за Моонзундские острова. Так, 6 сентября 1941 г. аэродром Когула дважды подвергся налету 28 самолетов противника. Шесть бомбардировщиков из двенадцати, находившихся в тот момент на аэродроме, были уничтожены. Также были уничтожены Ил-2 и Миг-3 из группы ПВО.

Тем не менее 31 августа удары по Берлину возобновились. К этому времени армейских летчиков на острове уже не было — накануне последние три машины из группы майора В. И. Щелкунова улетели на материк. В восьмом налете участвовало шесть самолетов, из-за тяжелых метеорологических условий цели достигли лишь два экипажа. Они сбросили на город 2 ФАБ-500, 12 ЗАБ-50 и две тысячи листовок. Остальные отбомбились по Виндаве и предположительно по Данцигу и Либаве. В каждом пункте было сброшено по одной ФАБ-500, по шесть ЗАБ-50 и по тысяче листовок. Возвращаясь с боевого задания, в 20 км от аэродрома Когула потерял скорость и при заходе на посадку упал с малой высоты самолет командира звена лейтенанта Н. Ф. Дашковского. Вместе с ним погибли штурман звена ст. лейтенант И. Е. Николаев и стрелок-радист сержант С. А. Элькин.

Из истории 1-го гв. мтап:

Лишь один самолет не дотянул до аэродрома всего каких-то ста метров. [...] Обгоревший комбинезон; правая рука Дашковского лежала на груди. Глаза – открыты. Застывшая улыбка. Дашковский как будто говорил: «Товарищ комиссар, все что могли, все сделали». Лицо у летчика бледное, постаревшее. Николаев лежал рядом с Дашковским с зажатым в руке кожаным шлемом. Темноволосый Николаев возвратился седым. Элькин как будто уснул...

Вторым погибшим экипажем был экипаж, в который входили командир звена лейтенант М. П. Русаков, штурман звена лейтенант В. Ф. Шилов, стрелок-радист краснофлотец В. С. Саранча.

На девятую бомбардировку Берлина 2 сентября смогли вылететь только два самолета. Один достиг цели, сбросив бомбы на центр города. Другой до Берлина не дошел и сбросил бомбы на Либаву.

4 сентября был совершен последний, десятый налет на Берлин силами четырех бомбардировщиков. Три из них сбросили на немецкую столицу 32 бомбы ФАБ-500, ФАБ-100 и ЗАБ-50, один сбросил бомбы в районе Свинемюгде. Предположительно это был самолет лейтенанта К. А. Мильгунова (штурман лейтенант П. Я. Чубатенко, стрелок-радист мл. сержант Г. М. Кулешов), который с задания не вернулся

Полковник Е. Н. Преображенский запросил разрешения перебазировать оставшиеся в его распоряжении самолеты в Ленинград (в строю оставалось лишь три машины). По решению командования дальнейшие налеты на Берлин с Эзеля прекратились, 5 сентября 1941 г. был отдан приказ на эвакуацию. Бомбардировщики, до отказа забитые людьми, ушли на аэродром Беззаботное, где летчики, влившиеся в состав своего полка, вскоре приняли участие в обороне Ленинграда. Вопреки устоявшейся версии личный состав группы полковника Е. Н. Преображенского был эвакуирован полностью, за исключением экипажа лейтенанта Н. И. Юрина, самолет которого накануне получил сильные повреждения при аварийной посадке на фюзеляж. Машину на следующую ночь все же удалось отремонтировать, причем винты выпрямляли кувалдой на глаз. Тем не менее летчик сумел поднять бомбардировщик в воздух и взял курс на аэродром Низино под Ленинградом. Садились без посадочных огней, используя только бортовые самолетные фары. На этом аэродроме уже не было нашей авиации, так как к нему подошли немцы. Экипаж Юрина провел на летном поле ночь, а с рассветом перелетел на аэродром своего полка.

А вот для перевозки наземного состава двух постоянно дислоцировавшихся здесь подразделений ВВС КБФ — 12-й Краснознаменной отдельной авиационной эскадрилии 10-й авиационной бригады и 15-й отдельной авиационной эскадрилии 15-го морского разведывательного авиационного полка, а так же личного состава авиабазы и мастерских ВВС КБФ транспорта не оказалось. Все они поступили в распоряжение коменданта Эзеля и в дальнейшем приняли активное участие в обороне. 17 сентября немцы форсировали пролив и зацепились за восточный берег острова. Противник наступал на Эзеле в трех направлениях: на северном побережье, угрожая нашим береговым батареям и одновременно отрезая защитников Эзеля от острова Хийумаа; в центре — по шоссе на главный город острова Куресааре; третья группа наступала вдоль южного побережья. Остатки разрозненных подразделений защитников отступали в сторону Куресааре. К исходу 20 сентября наши оставили город. Часть защитников погибла в тяжелых неравных боях, остальные попали в плен, многие были расстреляны гитлеровцами. Только на маяке Сырве из последних сил еще держались небольшие группы защитников Эзеля. 16 октября 1941 г. начальник генерального штаба сухопутных сил Германии генерал-полковник Гальдер записал в своем служебном дневнике: «Остров Эзель занят нашими войсками».

Согласно архивным данным в ходе операции «Берлин», длившейся с 8 августа по 4 сентября 1941 г., наша авиация совершила 78 самолето-вылетов, при этом дойти до Берлина и отбомбиться сумели 33 самолета. Некоторые советские официальные источники приводят несколько иные данные — 81 самолето-вылет и 55 отбомбившихся самолетов. На столицу Германии было сброшено согласно данным из различных источников 635 фугасных (от 50 до 250 кг) и зажигательных (от 1 до 50 кг) бомб общей массой 34,5 т и сотни тысяч листовок (34 так называемые «агитбомбы»). В результате ударов советских бомбардировщиков в Берлине было зарегистрировано до 32 пожаров. При этом важно учитывать, что бомбардировки Берлина проходили в чрезвычайно сложных условиях в период обороны Таллина и перебазирования Балтийского флота из Таллина в Кронштадт.

Помимо Берлина (согласно архивным данным) удары наносились по городам Кейслинг (вероятно, германизированное название Хельсинки), Штольп, Мемель (Клайпеда), Виндава (Вентспилс), Пернов (Пярну) и по иным целям: станции Ристи, береговым батареям и кораблям противника в Балтийском море.

К сожалению, главную задачу удавалось выполнить далеко не всегда. 37 самолетов, не сумев достичь основной цели (главным образом по метеорологическим и навигационным причинам), нанесли бомбовые удары по другим городам: Штеттину, Нойбрандербургу, Кольбергу, Данцигу, Либаве. Кроме того, 16 самолетов из-за отказа матчасти и плохих метеорологических условий вынуждены были возвратиться на свой аэродром.

О потерях, понесенных нашими бомбардировщиками за время проведения операции, сведения также противоречивые. Гарантировано подтверждается гибель четырех ТБ-7 и двух Ер-2 из группы Водопьянова, а также десяти ДБ-3 из группы Преображенского — всего 16 машин. По мнению исследователя К. Б. Стрельбицкого безвозвратные потери группы Преображенского составили 21 самолет, из которых 14 машин было потеряно на Эзеле в результате катастроф и налетов вражеской авиации, две машины были сбиты над территорией Германии, две — над Балтийским морем, одна потеряна на советской территории, еще два самолета пропали без вести. По данным же Л. А. Наливкина, которые он приводит в своей диссертации, «потери авиационной группы, осуществившей операцию «Берлин», составили, в соответствии с архивными данными, 10 машин (шесть из них было уничтожено при штурмовых налетах авиации противника, одна потеряна в воздушном бою с истребительной авиацией противника, три не возвратились по неизвестным причинам) и 4 экипажа (один полный, три неполных, без воздушного стрелка)». Есть и другие источники, оперирующие иными цифрами потерь. Поэтому получить исчерпывающий ответ на вопрос о потерях можно будет только после скрупулезного исследования архивных документов.

Не подлежит сомнению, что бомбардировки Берлина советской авиацией в августе-сентябре 1941 г. имели не столько военно-практическое, сколько огромное политическое значение. С этой точки зрения весьма интересно свидетельство очевидца, который изначально, как сейчас принято говорить, «был в теме»:

Вскоре после полуночи в Берлине воздушная тревога. Истинные причины этой воздушной тревоги сначала были весьма загадочными. Тревога была объявлена только тогда, когда несколько бомб уже сброшены в пригородах. Самолеты проскользнули в столицу совершенно бесшумно и незаметно. Сначала можно было предполагать, что это были новые английские бомбардировщики, которые отличаются чрезвычайной высотой полета. Но вскоре было неопровержимо установлено (прежде всего по сброшенным листовкам, которые содержали обращение Сталина к советскому народу), что здесь могли быть только советские самолеты. Как предполагают, они прилетели с острова Эзель и произвели неожиданный налет на столицу, причинив при этом некоторый вред. Материальный ущерб не так велик, как, вероятно, ущерб моральный.

Вся пикантность в том, что эту запись оставил в своем дневнике не кто иной, как гауляйтер Берлина и по совместительству рейхсминистр пропаганды Й. Геббельс, чье ведомство из кожи вон лезло в попытках скрыть от населения Германии принадлежность самолетов, нанесших в ночь на 8 августа 1941 г. внезапный бомбовый удар по столице рейха! Чуял паршивец, сколько вреда могла нанести правда о налете.

В немалой степени советские бомбардировки германской столицы повлияли на налаживание союзнических отношений между СССР, Великобританией и США. Не секрет, что поначалу Черчилль не питал иллюзий в отношении возможности Советского Союза сдержать натиск Германии, хотя был не против всячески поощрять борьбу против Гитлера. Он не хотел направлять в СССР слишком много помощи, опасаясь, что она не пойдет впрок и будет захвачена немцами. В свою очередь Рузвельт также склонялся к тому, что летом 1941 г. Германия одержит победу над СССР. И Рузвельт, и Черчилль изменили свое мнение после того, как стали свидетелями непоколебимого советского сопротивления, чему изрядно способствовали налеты советской авиации на Берлин. Не случайно уже в конце сентября 1941 г. в Москве состоялась трехсторонняя конференция, результатом которой стало подписание подробного соглашения о поставках помощии Советскому Союзу Великобританией и США.

О том, какое значение придавало операции «Берлин» Советское правительство, можно судить даже по указам о награждении участников. Десять Героев Советского Союза и несколько десятков награжденных высшей правительственной наградой — орденом Ленина — и это в 1941-м году! Уже один этот факт говорит о многом.

Уместно также добавить, что уже с июля 1942 г. налеты советской авиации на Берлин возобновились (в основном самолетами Ил-4). Массированные удары авиация дальнего действия (АДД) наносила по Данцигу, Кенигсбергу, нефтяным промыслам Плоешти, Будапешту и Бухаресту. Естественно, западные историки об этом стараются вообще не вспоминать.

После войны аэродром Когула был восстановлен. Взлетно-посадочную полосу выложили металлическими перфорированными пластинами, следы от которых хорошо видны и сейчас. Вплоть до осени 1955 г. здесь базировались истребители Миг-15. В настоящее время от аэродрома почти ничего не сохранилось. Металлическое покрытие со взлетной полосы было содрано. От построек остался лишь остов одноэтажного здания, в котором когда-то размешался командный пункт. По рассказам местных жителей на крыше имелась застекленная башня кругового обзора. Сейчас аэродром Когула выглядит так.

В двух километрах от взлетно-посадочной полосы находится поселок Кярла. На местном кладбище создан небольшой мемориал в память о советских воинах, павших при обороне и освобождении острова Эзель. Среди скромных надгробий — небольшая стела, на которой высечены фамилии одиннадцати летчиков 1-го минно-торпедного авиационного полка ВВС КБФ из экипажей В. Г. Александрова, А. Ф. Кравченко и Н. Ф. Дашковского, участвовавших в первых налетах на Берлин и погибших на острове в 1941 г. при возвращении с боевого задания.

Рассказывают, что 9 мая 1945 г. первый советский комендант поверженного Берлина генерал-полковник Н. Э. Берзарин прислал летчикам Балтики телеграмму следующего содержания: «Вы первые начали штурм логова фашизма с воздуха. Мы его закончили на земле и водрузили Знамя Победы над рейхстагом. Поздравляю вас, балтийские летчики, с праздником Победы и окончания войны!»

Спустя двадцать два года, 9 мая 1967 г., в поселке Когула на здании местной Падласской средней школы, где в августе 1941 г. размещались летчики 1-го минно-торпедного полка, была установлена и торжественно открыта мемориальная доска, текст которой гласил: «В этом здании жили летчики Краснознаменного Балтийского флота, первыми штурмовавшие с воздуха столицу фашистской Германии — Берлин в 1941 году с 7 августа по 5 сентября под командованием Героев Советского Союза полковника Преображенского Евгения Николаевича и капитана Хохлова Петра Ильича». На протяжении многих лет сюда приезжали ветераны полка. Сейчас же все изменилось. Эстония превратилась в чужую территорию, доску сняли, здание школы пришло в запустение.

А в семидесятые годы на 18-м километре шоссе Куресааре – Кихельконна, справа от дороги, там, где начинался аэродром Когула, был открыт еще один памятник героям-летчикам. На бетонном обелиске на эстонском и русском языках издалека были видны строгие чеканные строки: «Отсюда, с аэродрома Когула, поднялись в воздух в 1941 г. летчики Краснознаменного Балтийского флота, первыми бомбившие Берлин».

Вскоре после развала Советского Союза в бывших братских республиках (в том числе и России) начался разгул оголтелой антисоветчины. Настал звездный час национал-патриотической швали всех цветов и оттенков. Неудивительно, что советский памятник летчикам-балтийцам был разрушен «до основанья, а затем»... Затем у «независимой» Эстонии появились совсем другие герои. Бессмертный подвиг воинов Красной Армии оплевали, смешали с грязью, забыли... Впрочем, черт с ней, со всей этой неонацисткой мразью. Главное, чтобы об этом не забывали мы. И, как эстафету, передали светлую память о героическом прошлом предков своим детям и внукам. Хочется верить, что они отнесутся к ней бережнее, чем мы.

Использованные источники:

• Алябьев А. Хроника воздушной войны. Стратегия и тактика. 1939–1945 гг. – М.: Центрполиграф, 2006.
• Виноградов Ю. А. Операция «Б». – М.: Патриот, 1992.
• Герасимов В. Л. Состояние авиации военно-морского флота накануне войны – Известия Саратовского университета. Вып. 1, 2013
• Документальный фильм «Крылья над Балтикой». – РТР, 2002.
• Кабановв С. И. На дальних подступах. – М.: Воениздат, 1971.
• Кузнецов Н. Г. Курсом к победе. – М.: Голос, 2000. –
• Львов М. Л. Пароль – Балтика. – Калининград: Кн. изд-во, 1984.
• Материалы ОБД Мемориал .
• Материалы ОБД Память народа .
• Молодчий А. И. Самолет уходит в ночь: Повесть. - 2-е изд., перераб. и доп. – М: ДОСААФ, 1986.
• Мороз С. Крылатый крейсер империи. – Авиационное обозрение, вып. 6, 1997.
• Морозов М. Э. Торпедоносцы Великой Отечественной. Их звали «смертниками». – М: Яуза, Эксмо, 2011.
• Муштаев В. П. Вижу Берлин! Повесть-хроника. – М: Молодая гвардия, 1979.
• Наливкин Л. А. Авиация Краснознаменного Балтийского флота в летне-осенней кампании 1941 года. (Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук). – СПб: СПГУ, 2007.
• Ригмант В. Летающая крепость Красной Армии. – Авиация и космонавтика, 5-6 – 2002.
• Робертс Дж. Черчилль, Рузвельт и Сталин: роль личностного фактора в успехах и неудачах великого альянса. – Мир истории, 1 – 2015.
• Русский архив. Великая Отечественная: Т. 13 (2-2). Приказы народного комиссара обороны СССР. 22 июня 1941 г. – 1942 г. – М.: Терра, 1997.
• Смирнов П. Боевые операции люфтваффе: взлет и падение гитлеровской авиации. – М.: Яуза-пресс, 2008.
• Сокерин В. Н. Мы бомбили Берлин в 1941 году .
• Стефановский П. М. Триста неизвестных. – М., Воениздат, 1968.
• Ушаков С. Ф. В интересах всех фронтов. – М.: Воениздат, 1982.
• Хазанов Д. Б. 1941. Война в воздухе. Горькие уроки. – М.: М.: Яуза, Эксмо, 2006.
• Харук А. И. Артиллерия вермахта. – М.: Эксмо, 2010. – с. 42.
• Хейстингс М. Вторая мировая война 1939-1945. Ад на земле. – М.: АНФ, 2015.
• Хохлов П. И. Над тремя морями. – Л.: Лениздат, 1988.
• Цыкин А. Д. От «Ильи Муромца» до ракетоносца. Краткий очерк истории Дальней Авиации. – М.:Воениздат, 1975.
• Чернов Ю. М. Война погасила маяки. – М.: Молодая гвардия, 1985.
• Штепенко А. П. На дальнем бомбардировщике. – М.: Воениздат, 1945.

Мало кому известно, что налётов на Берлин было не один, и не два

(По данным Военно-исторического отчёта о боевых действиях ВВС БФ, 1946 .г.)

Одной из самых трудных и замечательных, по организации и выполнению, операций первого периода войны явилась операция по нанесению бомбардировочных ударов по столице фашистской Германии – г. Берлин.

В ответ на начавшиеся налёты авиации противника на Москву и на заявления немецкой пропаганды о том, что «советская авиация полностью уничтожена», Верховным Главнокомандованием перед ВВС КБФ была поставлена задача: «Нанести ряд бомбовых ударов по политическому центру фашистской Германии – г. Берлин».

Эта операция преследовала крупные политические цели.

Вследствие продвижения немецкой армии, линия фронта к концу июля месяца отстояла от Москвы на 450 километров, а от Берлина более чем на 1000 километров.

22 июля 1941 года немцы начали массовые налёты на Москву и объявили на весь мир об уничтожении советской авиации и о том, что ни одна русская бомба не упадёт на города Германии.

Требовалось доказать всему миру и населению Берлина лживость фашистской пропаганды. Оперативная обстановка, сложившаяся на фронте, исключала возможность нанесения ударов с аэродромов как Западного, так и Северо - Западного фронтов, из – за нехватки радиуса действия имевшихся на вооружении дальних бомбардировщиков ДБ – 3.

Обстановка на Балтийском театре была несколько иная. В это время наши войска продолжали удерживать северную часть Эстонии и острова Даго и Эзель.
Наикратчайшее расстояние до Берлина, позволявшее использование самолётов ДБ – 3, было с аэродромов о. Эзель.

1.08.1941 года из наиболее подготовленных экипажей 1-го минно – торпедного авиационного полка ВВС КБФ была создана особая группа и перебазирована на аэродром Кагул (о. Эзель).

Первоначально группа имела 10 самолётов ДБ – 3, затем была дополнена из состава ВВС Красной Армии до 33 самолётов. Организацией подготовки и выполнением операции операции руководил Начальник ВВС ВМФ, генерал – лейтенант Жаворонков С. Ф.

Группа состояла из лётного состава, имевшего большой опыт лётной работы и летавшего в любых условиях днём и ночью. Командиром группы был назначен командир 1-го МТАП полковник Преображенский Е.Н.

В целях детального уточнения условий полётов, в ночь с 4 на 5 августа был организован пробный, разведывательный полёт на Берлин группой из пяти самолётов ДБ- 3.

Советский дальний бомбардировщик ДБ-3Б «борт 2-красный» в полете. Перед кабиной пилота установлен радиополукомпас РПК-2 (рамочная антенна в обтекателе) (фото http://waralbum.ru)

Технический анализ полёта дал гарантийную возможность производить вылеты с бомбовой нагрузкой 750 – 1000 кг. и заправкой горючего – 3000кг., при этом оставалось 20 % запаса топлива. Сложными и трудными вопросами оказались техника слепого полёта и ориентировка.

Разведывательный полёт в ночь с 4 на 5 августа дал основные представления об обстановке в районе цели и условиях полёта, необходимых для организации дальнейшей работы.

Первый налёт на Берлин был произведён в ночь с 7 на 8 августа. В первом налёте участвовало 15 самолётов в трёх группах, во главе с т.т. Преображенским, Гречишниковым и Ефремовым.

Полёт проходил в исключительно трудных условиях. Три четверти пути проходили над водной поверхностью Балтийского моря, вне видимости берега, часть маршрута пришлось лететь в облаках и за облаками. Слабое пилотажно – навигационное оборудование самолётов, в сочетании с трудными условиями полёта, при общей продолжительности 7 – 8 часов, требовали от экипажей исключительно высокого физического и морального напряжения сил, безукоризненной техники пилотирования и самолётовождения. На всём протяжении маршрута от береговой черты и до цели самолёты подвергались обстрелу зенитной артиллерией (ЗА) и освещению прожекторами.

Эскадрилья советских бомбардировщиков ДБ-3А готовится к вылету (фото http://waralbum.ru)

Удар был нанесён с высоты 5500 метров. В результате удара было отмечено несколько очагов пожара в районах стадиона, нового индустриального квартала, вокзала и телеграфа.

Выполнив задание, все самолёты возвратились на свой аэродром.

Всего в течение месяца было произведено 86 самолёто – вылетов ДБ – 3, из них только 33 дошли до Берлина, 37 самолётов по различным причинам, главным образом метеорологическим, бомбардировали запасные цели: Штеттин, Кольберг, Данциг, Мемель, Либава и др. 18 самолётов, из – за отказов материальной части и по метеоусловиям, возвратились на аэродром с боезапасом.

Всего за время операции группа потеряла 18 самолётов, при чём следует отметить, что, несмотря на интенсивный огонь ЗА и противодействие ночных истребителей, над целью группа потеряла только один самолёт (предположительно, сбит ЗА). Остальные потери связаны с трудностями полётов с ограниченного аэродрома, при плохих осенних метеоусловиях и при совершенном отсутствии запасных аэродромов. При выполнении взлёта разбились 2 самолёта, при выполнении посадок – 5 машин, 2 ДБ – 3 были потеряны из – за отказов материальной части на маршруте, ещё один – по неизвестной причине.

28 августа немцы заняли Таллин и Палдиски, в результате чего группа на о. Эзель была оторвана от баз более чем на 400 километров. Доставка боезапаса, горючего и запчастей представляла исключительную трудность. Ко всему этому, противник 6.09.1941г. произвёл штурмовку аэродрома, которая продолжалась более 30 минут. Несмотря на отличную маскировку, из 9 ДБ – 3, стоявших на аэродроме, 7 было уничтожено. Решением Командования, операция, вследствие вышеуказанных причин, была прекращена и личный состав группы был эвакуирован с острова.

Все члены экипажей группы были награждены орденами и медалями, а ведущие групп: Е.Н. Преображенский, В.А. Гречишников, А.Я Ефремов, М.Н. Плоткин и штурман полка П.И. Хохлов удостоены звания Героя Советского Союза.

Более подробно об ударах по Берлину можно узнать из воспоминаний П.И. Хохлова, изложенных в четвёртой главе книги « Морская авиация Балтийского флота», подготовку и издание которой мне удалось осуществить в конце 2003 года, после трёх лет работы над ней.

Аннотация. В статье раскрыты события, связанные с подготовкой, организацией и ходом первого воздушного налёта советской дальнебомбардировочной авиации на столицу фашистской Германии в августе 1941 года.

Summary . The article describes the events associated with preparation, organisation and running of the first air raid of Soviet long-range bombers on the capital of Nazi Germany in August 1941.

ВЕЛИКАЯ ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1941-1945 гг.

ЛАШКОВ Алексей Юрьевич - старший научный сотрудник Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба Вооружённых сил Российской Федерации, полковник запаса, кандидат исторических наук, доцент

«ОБЯЗАТЬ 81-ю АВИАДИВИЗИЮ… ПРОИЗВЕСТИ НАЛЁТ НА БЕРЛИН»

Первый воздушный налёт дальнебомбардировочной авиации на Берлин в ночь с 10 на 11 августа 1941 года

После успешного воздушного налёта в начале августа 1941 года советской морской авиации на столицу фашистской Германии - Берлин, своё слово сказала дальнебомбардировочная авиация (ДБА) ВВС Красной армии. Ставка была сделана на 81-ю авиационную дивизию дальнего действия (аддд)1. Соединение было сформировано в соответствии с приказом Наркома обороны СССР № 0052 от 15 июля 1941 года (основание - решение Государственного Комитета Обороны СССР от 14 июля 1941 г.)2. Его командиром стал один из первых Героев Советского Союза комбриг М.В. Водопьянов3. Дивизия включала в свой состав: управление, 432-й и 433-й авиационные полки. В составе каждого полка предполагалось иметь по 5 эскадрилий тяжёлых бомбардировщиков ТБ-7 (Пе-8) в составе трёх кораблей каждая, одну эскадрилью истребителей охраны типа Як-1или ЛаГГ-3в составе 10 самолётов и батальон аэродромного обслуживания.

На формирование управления 81-й авиационной дивизии и 432-го авиационного полка были обращены личный состав и материальная часть недавно сформированного 412-го тяжёлобомбардировочного авиационного полка (тбап) ТБ-74. Командиром полка был назначен один из опытнейших пилотов дальней авиации полковник В.И. Лебедев5. Формирование 433-го авиаполка (на основе 420-го ап) предполагалось закончить по мере поступления самолётов от промышленности. По имеющимся сведениям в состав дивизии также были включены 413-й (на ТБ-7) и 421-й (на Ер-2) авиационные полки особого назначения (ОСНАЗ).

К августу 1941 года на вооружении 432-го ап имелось 12 бомбардировщиков ТБ-7 (8 самолётов с дизельными моторами М-40, один с дизельными моторами М-30 и три самолёта с бензиновыми моторами М-35 и М-35А), производство которых осуществлялось в г. Казань (завод № 124).

Самолётный парк 420-го (позднее - 433-го) авиаполка составляли бомбардировщики дальнего действия Ер-2 (ДБ-240), созданные на базе 12-местного скоростного пассажирского самолёта «Сталь-7». Дальность действия Ер-2 с бомбовой нагрузкой (до 1000 кг) составляла до 4100 км. Максимальная скорость Ер-2с мотором АМ-37 на высоте 4 км достигала 437 км/час6. Командиром полка являлся полковник Н.И. Новодранов7.

81-я авиационная дивизия дальнего действия непосредственно подчинялась командующему ВВС Красной армии (КА) генерал-лейтенанту авиации П.Ф. Жигареву8. Вопросы её боевого применения также находились в компетенции Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина. По его распоряжению, в качестве ответной меры на массированные налёты Люфтваффе на Москву, дальняя авиация (вслед за 1-м минно-торпедным авиационным полком 8-й авиабригады Краснознамённого Балтийского флота) должна была подвергнуть бомбардировке военные объекты столицы Третьего рейха.

В первой декаде августа 1941 года командование ВВС доложило в Ставку Верховного Главнокомандующего (ВГК) о полной готовности дивизии к боевой работе по Берлину. По личному указанию И.В. Сталина в ночь с 8 на 9 августа было подготовлено специальное распоряжение Государственного Комитета Обороны (ГКО), которым предписывалось: «Т-щу Водопьянову. Обязать 81-ю авиадивизию во главе с командиром дивизии т. Водопьяновым с 9.VIII на 10.VIII или в один из следующих дней, в зависимости от условий погоды, произвести налёт на Берлин. При налёте кроме фугасных бомб обязательно сбросить на Берлин также зажигательные бомбы малого и большого калибра. В случае если моторы начнут сдавать по пути на Берлин, иметь в качестве запасной цели для бомбёжки г. Кёнигсберг. И. Сталин 8.8.41»9.

На основании этого документа командующий ВВС КА генерал-лейтенант авиации П.Ф. Жигарев издал соответствующий приказ10. Одновременно штабом ВВС совместно с 5-м управлением Главного управления ВВС (дальнебомбардировочной авиации) были разработаны боевые задания 81-й аддд по обеспечению пролёта и возвращения бомбардировщиков через линию фронта. Удар по столице нацистской Германии вслед за ВВС КБФ, должны были наносить экипажи 432-го (на ТБ-7) и 433-го (на Ер-2) дальнебомбардировочных полков (дбап) 81-й авиадивизии.

Для выполнения боевой задачи первоначально были задействованы 12 ТБ-7 и 28 Ер-2. 10 августа самолеты перелетели на военный аэродром «подскока» г. Пушкин (28 км южнее Ленинграда). После очередной технической ревизии состояния машин количество отобранных бомбардировщиков уменьшилось до 10 ТБ-7 (выбор пал только на дизельные машины) и 16 Ер-2, составившие основу 1-й и 2-й эскадрилий 432-го дальнебомбардировочного полка (приказ командующего ВВС КА № 0010 от 9 августа 1941 г.). Примерно 8 «еров» были включены в состав «оперативной группы» того же авиаполка под командованием заместителя командира полка капитана А.Г. Степанова.

Многие экипажи 432-го дбап не имели необходимых навыков взлёта на полностью загруженных машинах. Проведённые расчёты показали, что ТБ-7 с дизелями М-40Ф с бомбовой нагрузкой 4 тонны, из них 2 т на внешней подвеске, могли обеспечить полёт на дальность со сбросом бомб в середине маршрута и благополучно вернуться на базу. Общая протяжённость маршрута (с аэродрома Пушкин до г. Берлина) составляла 2700 км (против 3200 км при вылете с московских аэродромов). Большая часть пути при этом пролегала над Балтикой в обход районов с сильной ПВО противника. Последние 500 км проходили над территорией Германии. К цели (район г. Берлин) советские самолёты должны были следовать рассредоточено, выходя на боевой курс с заданными интервалами по времени, чтобы избежать столкновений. Каждому экипажу предстояло отыскивать цель самостоятельно. Шедшие следом экипажи рассчитывали на подсветку её огнём пожаров от ударов головных машин (несколько ТБ-7, взлетавших первыми, были оборудованы системой слепого самолётовождения «Ночь-1», позволявшей ориентироваться по сигналам радиомаяков). Сама бомбардировка, таким образом, растягивалась и лишалась внезапности. Но другой тактики налёта в ночных условиях на тот момент просто не существовало.

Общее руководство организацией первого налёта дальнебомбардировочной авиации на Берлин было возложено на командующего ВВС КА генерал-лейтенанта авиации П.Ф. Жигарева, непосредственное командование авиагруппой бомбардировщиков - на командира дивизии комбрига М.В. Водопьянова.

В 18.00 10 августа экипажи эскадрилий были собраны для постановки задачи (аэродром г. Пушкин). Генерал-лейтенант авиации П.Ф. Жигарев зачитал обращение Верховного Главнокомандующего к личному составу дивизии, было приказано иметь на каждом воздушном корабле максимальный боекомплект и полную заправку топливных баков.

Основу боеприпасов составляли фугасные авиационные бомбы (ФАБ-100, -250, -500, -1000), зажигательная авиационная бомба (ЗАБ-50) и ротационно-рассеивающая авиабомба (РРАБ-3).

Порядок полёта определялся следующий (из донесения командира эскадрильи капитана М.А. Брусницына начальнику штаба 81-й аддд 11 августа 1941 г.): «Первое звено взлетает ТБ-7, за ним в 20.30 звено Ер-2 под командой капитана Степанова, за ним в 20.45 звено ТБ-7 и в 21.00 - звено Ер-2 под командой капитана Брусницына, за этим звеном следующее звено ТБ-7. За звеном ТБ-7 взлетает пара Ер-2 под командой младшего лейтенанта Молодчего»11.

Недостаток времени на подготовку и строжайшая секретность планируемого мероприятия исключили возможность своевременного доведения до руководства Северной зоны ПВО12 и противовоздушной обороны Краснознамённого Балтфлота сведений о предстоящем полёте наших самолётов. Это обстоятельство сыграло с участниками налёта на Берлин злую шутку. Кроме того, подавляющее большинство личного состава подразделений зенитной артиллерии и экипажей истребительной авиации не были знакомы с силуэтами ТБ-7и Ер-2, что позволяло принимать их за вражеские бомбардировщики.

Возникли трудности и с техническим состоянием наших воздушных кораблей. При взлёте бомбардировщик Ер-2 младшего лейтенанта А.И. Молодчего13, вследствие большого перегруза машины, пробежав всю грунтовую полосу, не сумел оторваться от земли и снёс шасси о дренаж на краю аэродрома. Лишь чудом самолёт не взорвался на собственных бомбах14.

На ТБ-7 (№ 42046) командира корабля майора К. Егорова отказали два правых дизеля М-40Ф сразу после отрыва самолёта от земли. Самолёт потерпел катастрофу15. Машина полностью разрушена. Из состава экипажа «убито 6 человек, тяжело ранено 6 человек. Из них умерло в госпитале 2 человека»16.

Командующий ВВС КА срочно потребовал остановить начало операции. Взлетевший ранее Ер-2 капитана М.А. Брусницына целый час кружил над аэродромом в ожидании ведомых самолётов. Получив команду на посадку, бомбардировщик в условиях плохой видимости (темнота) неудачно приземлился, сломав стойку шасси17.

В результате на Берлин ушло лишь 9 бомбардировщиков (6 ТБ-7 и 3 Ер-2)18. Но неудачи продолжали преследовать советских лётчиков уже в воздухе. На самолёте ТБ-7 (№ 42035) лейтенанта В.Д. Видного (в отдельных документах - В.Д. Бидного) над оккупированной территорией загорелся левый внешний двигатель. Экипаж своими силами смог ликвидировать пожар, но самолёт понемногу стал терять высоту. Сбросив бомбы над ст. Лауэнбург (370 км северо-восточнее г. Берлина), корабль лёг на обратный курс. От атаки неприятельских истребителей спасла густая облачность. В районе Ленинграда, на высоте 1-1,5 км, корабль был обстрелян огнём нашей зенитной артиллерии и посажен истребителями в 7.45 на площадку Обухово19.

Жертвой советской противовоздушной обороны стал бомбардировщик ТБ-7 (№ 42045) капитана А.Н. Тягунина. У северной оконечности восточного мыса Лужская губа самолёт был двукратно атакован нашими истребителями, затем попал под обстрел зенитной артиллерии с нашего побережья и кораблей КБФ. Попадание снарядов в левую плоскость и мотор вызвало пожар, корабль начал разрушаться, командир приказал бомбы сбросить в море, развернуться к берегу и всем членам экипажа покинуть самолёт. Спасавшийся на парашютах личный состав обстреливался огнём истребителей и с земли. Погибли четыре человека, один пропал без вести20. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http : www . elibrary . ru

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Кожевников М.Н. Командование и штаб ВВС Советской Армии в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. М.: Наука, 1978. С. 57.

2 Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 4. Оп 11. Д. 62. Л. 226, 227.

3 Водопьянов Михаил Васильевич - советский военный, полярный лётчик, один из первых Героев Советского Союза (1934), генерал-майор авиации (1943). В Красной армии с 1919 г. Окончил Военную авиационную школу летчиков (1929). В марте-апреле 1934 г. участвовал в спасении членов экспедиции и экипажа парохода «Челюскин», за что был удостоен звания Героя Советского Союза. Участвовал в освоении полярных районов страны. Впервые в мире совершил посадку на Северном полюсе. Участник Советско-финляндской войны (1939-1940): командир тяжёлого бомбардировщика ТБ-3. В годы Великой Отечественной войны командир 81-й дальнебомбардировочной авиационной дивизии при Ставке ВГК (июнь-август 1941 г.). За большие потери был смещён с должности командира дивизии, но продолжал совершать боевые вылеты как рядовой лётчик. В дальнейшем в составе дальнебомбардировочной авиации (с февраля 1942 г. - АДД, с декабря 1944 г. - 18-й воздушной армии). С 1946 г. - в отставке.

4 Приказ НКО СССР № 0052 от 15 июля 1941 г. «О сформировании 81-й авиационной дивизии дальнего действия» (п. 3).

5 Лебедев Викторин Иванович (1903-1972) - советский военачальник, генерал-майор авиации (1943). Перед войной проходил службу лётчиком-испытателем в НИИ ВВС КА. В годы Великой Отечественной войны: командир 412-го (с августа 1941 г. - 432-го, затем - 746-го) авиаполка дальней авиации (июнь 1941 - май 1942), 45-й авиадивизии дальнего действия (май 1942-1945).

6 Дальний бомбардировщик Ер-2 // Авиамастер. 1999. № 2. С. 52.

7 Новодранов Николай Иванович (1906 - 30 августа 1942) - советский военачальник, генерал-майор авиации. В годы Великой Отечественной войны: командир 420-го (позднее - 433-го) дальнебомбардировочного авиаполка (июль-декабрь 1941), 748-го авиаполка дальнего действия (декабрь 1941 - март 1942), 3-й авиационной дивизии дальнего действия (март-август 1942). Трагически погиб в авиационной катастрофе (30 августа 1942).

8 Жигарев Павел Фёдорович (6(19) ноября 1900 - 2 октября 1963) - советский военачальник, главный маршал авиации (1955). В Красной армии с 1919 г. Окончил 4-ю Тверскую кавалерийскую школу (1922), Ленинградскую военную школу лётчиков-наблюдателей (1927), Военно-воздушную академию РККА имени профессора Н.Е. Жуковского (1933). Участник японо-китайской войны (1937-1945). С апреля 1941 г. начальник Главного управления ВВС РККА. В годы Великой Отечественной войны: командующий ВВС (июнь 1941 - март 1942), командующий ВВС Дальневосточного фронта (апрель 1942 - июнь 1945). В послевоенный период: командующий 10-й воздушной армией (июнь 1945 - апрель 1946), 1-й заместитель командующего (с сентября 1946 г. - главнокомандующего) ВВС (апрель 1946 -1948), командующий Дальней авиацией (1948 - сентября 1949), главнокомандующий ВВС (сентябрь 1949 - декабрь 1956), начальник Главного управления ГВФ (январь 1957 - октябрь 1959), начальник Военной командной академии ПВО (ноябрь 1957 -1963).

10 Голованов А. Дальняя бомбардировочная. М.: Дельта НБ, 2004. С. 71.

11 Дальний бомбардировщик Ер-2… С. 18.

12 Северная зона ПВО - оперативное объединение войск ПВО Красной армии накануне и в начале Великой Отечественной войны, осуществлявшее оборону войск и важных административно-политических и промышленных центров, расположенных в границах одного военного округа (в начале войны - Северного, позднее: Ленинградского и Карельского фронтов). Создана в феврале 1941 г., расформирована 20 ноября того же года. Включала в свой состав 2-й корпус ПВО и пять бригадных районов ПВО.

13 Молодчий Александр Игнатьевич (27 июня 1920 - 9 июня 2002) - советский военачальник, генерал-лейтенант авиации (1962), дважды Герой Советского Союза (1941, 1942). В Красной армии с 1937 г. Окончил Ворошиловградскую военно-авиационную школу пилотов (1938), Высшую офицерскую лётно-тактическую школу командиров частей дальней авиации (1948), Военную академию Генштаба (1959). В годы Великой Отечественной войны: заместитель командира эскадрильи 420-го (позднее - 748-го) авиаполка дальнего действия, заместитель командира и командир эскадрильи 2-го гвардейского авиаполка (1941-1944); инспектор-лётчик авиадивизии дальнего действия (1944-1945). Совершил 311 боевых вылетов на бомбардировку вражеских объектов, из них 287 ночью. После войны на ответственных командных должностях в Военно-воздушных силах. С марта 1965 г. в запасе.

14 Дальний бомбардировщик Ер-2… С. 18.

15 Стефановский П.М. Триста неизвестных. М.: Воениздат, 1968. С. 201.

17 Дальний бомбардировщик Ер-2… С. 18.

Семьдесят пять лет назад, в августе 1941 года, когда в самом разгаре были битвы за Ленинград и Одессу, когда шли ожесточенные бои за Киев и Смоленск, а немецкая авиация совершила несколько массированных налетов на Москву, командованием ВМФ и авиации Балтийского флота была спланирована и проведена одна из самых резонансных воздушных операций за все четыре военных года — планомерные налеты на столицу фашистской Германии.
Среди тех, кто трижды раскрывал бомболюки своего самолета над Берлином, был Герой Советского Союза генерал-майор авиации Александр Иванович Шапошников. Впрочем, Героем и генералом он стал позже. А в конце лета сорок первого года дальний бомбардировщик с островного аэродрома поднимал в ночное фронтовое небо молодой пилот, которому не исполнилось и тридцати…

Однажды заболевший небом

Империалистическая и Гражданская оставили Сашку Шапошникова полным сиротой. Поэтому, как только позволили обстоятельства, паренек отправился из своего родного села Лысково в губернский центр — Нижний Новгород. Там он определился учеником токаря на одно из городских предприятий, там же закончил школу рабочей молодежи. В 1932 году, на пятнадцатую годовщину пролетарской революции, парня за ударный труд премировали… полетом на самолете. Тогда-то, поднявшись в воздух в качестве пассажира в задней кабине учебного биплана и впервые увидев землю с высоты птичьего полета, он навсегда заболел небом.

Через два года Александра призвали в армию и направили на учебу в авиационную школу. После ее окончания военлет Шапошников оказался на Дальнем Востоке — самом неспокойном месте в те времена. И хотя поучаствовать в боях с японцами тогда не довелось, служба в суровом крае закалила характер и позволила приобрести богатый практический опыт.

Все это пригодилось в тридцать девятом, когда Александр, ставший уже заместителем командира бомбардировочной эскадрильи, оказался на финском фронте. После той непродолжительной войны на его гимнастерке засверкала новенькая медаль «За отвагу».

22 июня 1941 года экипажи дальнебомбардировочного полка были подняты по тревоге. На построении командир коротко довел обстановку: война, о которой столько говорили, к которой так напряженно готовились и в которую не хотели верить, началась. Правда, началась не так, как планировалось. Враг уже на нашей земле, атакует гарнизоны и укрепрайоны, бомбит города и порты. Полку поставлена задача нанести бомбовый удар по скоплению живой силы и техники… в районе Кенигсберга! Первую группу самолетов ведет замкомэска Шапошников.

Так, по воле судьбы и приказа Александру Ивановичу пришлось уже в первый день войны вести своих летчиков на бомбардировку вражеской территории. Около 10 часов четверка ДБ-3 Ф (Ил-4) оторвалась от земли и взяла курс на запад. Шли на предельной высоте, без прикрытия истребителей. Может быть, поэтому да еще из-за того, что никто из фашистов не мог предположить такой дерзости со стороны советских ВВС, этот первый налет на вражескую территорию прошел как по маслу: ни обстрелов с земли, ни атак истребителей.

Ад в небесах

Полноценный ад в воздухе экипажу Шапошникова пришлось испытать только на следующий, второй день войны, когда Александр Иванович привел шестерку бомбардировщиков для атаки складов горючего под Кенизитом. Снизу — разрывы зенитных снарядов, сверху и с боков — пулеметные очереди «мессершмиттов».

Стрелку-радисту Константину Ефимову удалось поджечь одного, в запале боя неосторожно подставившего борта и «брюхо». Но после очередной атаки истребителей в наушниках Шапошникова прозвучало: «Ранен… ноги перебили… все, командир…». К этому моменту правый мотор Ила уже пылал, левый работал с перебоями. Как только перетянули через границу, Александр приказал штурману и воздушному стрелку покинуть объятую пламенем машину. Сам выбрасывался последним, до крови кусая губы от досады, что ничем уже не может помочь тяжело раненному (не приведи, господи) или погибшему (уж лучше так!) радисту.

Двенадцать суток он шел по немецким тылам, догоняя фронт, откатывающийся на восток. К своим Шапошникову удалось выйти лишь под Полоцком. Объяснения с комендантом города и чекистами были недолгими: документы капитан сохранил, на запрос, отправленный в полк, ответ пришел быстро. И уже 7 июля Александра обнимали сослуживцы, не чаявшие увидеть его живым…

На протяжении четырех лет войны Шапошникова сбивали еще дважды. Тогда же, в июле сорок первого, уже через два дня после возвращения он включился в боевую работу полка. Дальние бомбардировщики Ил-4, способные висеть в небе по шесть-семь часов, теперь успевали за сутки три-четыре раза подняться в воздух: фронт был близко…

Особое задание

В начале августа в полк поступила неожиданная команда: боевые вылеты прекратить, перелететь на остров Эзель (Саарема) — самый большой среди Моодзундских островов в Балтийском море — и ждать дальнейших распоряжений.

Вопросов было много. Почему прекратить удары с воздуха по остервенело рвущимся на восток танковым клиньям немецких армий? Зачем лететь на какой-то затерянный в море остров, когда фронт проходил уже на 300-400 километров западнее? Но приказы не обсуждаются…

А между тем «на самом верху» происходило вот что. 22 июля 1941 года немецкая авиация провела первый массированный авианалет на Москву, который был отражен. 24 июля немцы повторили бомбардировку, на этот раз им удалось сбросить на столицу 300 тонн фугасных и зажигательных бомб. 26 июля нарком Военно-морского флота адмирал Н. Г. Кузнецов на встрече у Сталина предложил ему провести ответные бомбардировки Берлина силами военно-морской авиации Балтийского флота с аэродрома Кагул на острове Эзель в Моодзунском архипелаге. Сталин план одобрил, и на следующий день командир авиационного полка 8-й авиабригады ВВС Балтийского флота полковник Е. Н. Преображенский получил приказ: произвести бомбовый удар по Берлину и его военно-промышленным объектам. Непосредственное командование операцией было поручено командующему авиацией ВМФ генерал-лейтенанту С. Ф. Жаворонкову.

Для нанесения удара планировалось использовать дальние бомбардировщики ДБ-3, ДБ-ЗФ (Ил-4), а также новые ТБ-7 и Ер-2 ВВС и ВВС ВМФ, которые с учетом предельного радиуса действия могли достать до Берлина и вернуться обратно. Поскольку дальность до цели составляла около 900 км в одну сторону, 1765 км в обе стороны, из них над морем 1400 км, успех операции зависел от выполнения нескольких условий. А именно: полет необходимо было выполнить на большой высоте, иметь на борту лишь 500 килограммов бомбовой нагрузки и возвращаться назад строго по прямой.

28 июля генерал Жаворонков прилетел в поселок Беззаботное под Ленинградом, где базировался авиационный полк Преображенского. Операция готовилась в режиме повышенной секретности, в курс дела были посвящены лишь командующий Балтийским флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц и командующий ВВС Балтийского флота генерал-майор авиации М. И. Самохин. Для нанесения удара по Берлину были отобраны 15 экипажей полка. Командиром особой ударной группы назначили командира полка полковника Преображенского, флаг-штурманом — капитана Хохлова.

2 августа из Кронштадта в условиях повышенной секретности и под сильной охраной вышел морской караван, состоящий из тральщиков и самоходных барж. На нем располагался запас бомб и авиационного топлива, стальных пластин для удлинения взлётно-посадочной полосы, два трактора, бульдозер, трамбовочный каток и все тыловое хозяйство для летного и технического состава особой ударной группы. Пройдя через заминированный Финский залив и зайдя в уже осажденный немцами Таллин, утром 3 августа караван подошел к причалам острова Эзель и начал разгрузку.

Предыдущей ночью с аэродрома Кагул был выполнен пробный полет: несколько экипажей, имея запас горючего до Берлина, слетали на разведку погоды и сбросили бомбы на Свинемюнде.

4 августа на остров перелетела особая ударная группа и начала готовиться к выполнению особого задания. На следующий день экипажи получили полетные карты. На них были четко обозначены ориентиры (они же — запасные цели) предстоявших полетов: Кенигсберг, Данциг, Штеттин. И главная цель- Берлин! Нанести удар по столице рейха, когда имперский министр пропаганды доктор Геббельс раструбил на весь мир, что советской авиации больше не существует, а рейхсмаршал Геринг поклялся фюреру, что ни один дом в городах Германии не содрогнется от взрывов бомб…

В ночь на 6 августа пять экипажей отправились в разведывательный полет на Берлин. Было установлено, что зенитная оборона расположена кольцом вокруг города в радиусе 100 км и имеет много прожекторов, способных действовать на высоту до 6000 метров. Вечером 6 августа экипажи первой группы бомбардировщиков получили боевую задачу…

Возмездие

Первый налет советской авиации на Берлин состоялся в ночь с 7 на 8 августа 1941 года. В 21.00 с аэродрома поднялась особая ударная группа из 15 бомбардировщиков ДБ-3, которую вели командир полка полковник Преображенский и флаг-штурман Хохлов. Звеньями командовали капитаны Гречишников и Ефремов. Держа строй, вел свою машину и капитан Александр Шапошников.

Полет проходил над морем на высоте 7000 м по маршруту остров Эзель (Саарема) - Свинемюнде - Штеттин - Берлин. Температура за бортом достигала минус 35-40 °C, из-за чего стекла кабин и очки шлемофонов обмерзали. Кроме того, пилотам пришлось все эти часы работать в кислородных масках и в полной тишине: на всем протяжении маршрута выход в эфир был запрещен категорически.

Через три часа самолеты вышли к северной границе Германии. При полете над ее территорией наши бомбардировщики неоднократно были обнаружены с немецких наблюдательных постов. Но их принимали за свои, и немецкая ПВО огня не открывала. Над Штеттином немцы с помощью прожекторов, посчитав что это асы люфтваффе возвращаются с бомбардировки Британских островов, даже предложили экипажам советских самолетов сесть на ближайший аэродром…

Столицу Третьего рейха, светящуюся всеми огнями, первая пятерка увидела за полчаса до подлета. Очевидно, все еще не до конца осознавая реальность происходящего, Преображенский провел группу над всем Берлином с севера на юг. Тишина! Выполнили разворот, сориентировались, нашли цели — военные заводы на северо-восточной окраине города. Встали на боевой курс. Через минуту прозвучала команда: «Сброс!».

Далеко внизу засверкали вспышки разрывов, заплясали языки пламени начавшихся пожаров. Открыли беспорядочный огонь зенитки, погрузились в темноту улицы и площади. Война пришла в столицу государства, ее развязавшего. Возмездие свершилось!

В полной мере проконтролировать результаты бомбового удара летчикам не позволила немецкая ПВО: ее активность так возросла за считанные секунды, что радист командирского экипажа Василий Кротенко, прервав с разрешения Преображенского режим радиомолчания, сообщил в эфир: «Мое место — Берлин! Задачу выполнили. Возвращаемся на базу!».

Менее чем через минуту после первых взрывов в небе над Берлином носились десятки истребителей, прошаривали лучами сотни прожекторов. Поэтому второе и третье звенья отбомбились по берлинскому предместью — Штеттину. И вслед за ведущей группой легли на обратный курс.

В 4 утра 8 августа, после семичасового полета, все машины особой группы без потерь возвратились на аэродром. Обессилевшие от нервного и физического напряжения летчики в изнеможении опускались на землю прямо под плоскостями бомбардировщиков. Их сгребали в объятия ликующие техники, подбрасывали вверх, тыкали пальцем в грудь, показывая, где надо «сверлить дырочку» для наград. Но у пилотов и штурманов было лишь одно желание — спать!

…Несмотря на то, что первый бомбовый удар по Берлину не нанес существенного урона, он имел огромный психологический эффект и резонанс во всем мире.
Утром 8 августа берлинское радио передало сообщение: «Прошлой ночью крупные силы английской авиации в количестве 150 самолетов пытались бомбить нашу столицу. Из прорвавшихся к городу 15 самолетов 9 сбито».

Буквально через час последовал ответ недоумевающей Би-Би-Си: «Германское сообщение о бомбежке Берлина интересно и загадочно, так как ни 7, ни 8 августа английская авиация над Берлином не летала».

До полудня Москва выдерживала паузу. И ровно в 12 часов Совинформбюро передало сообщение Советского правительства, что по столице фашистской Германии успешно отбомбилась наша авиация, в результате бомбежки в городе наблюдались взрывы и возникли пожары, а все самолеты вернулись на свои базы. В тот же день текст этого сообщения опубликовали «Известия».

Говорят, что фюрер был в бешенстве. Досталось и рейхсмаршалу Герингу, уверявшему, что «ни одна бомба не упадет на столицу рейха», и министру пропаганды доктору Геббельсу, поспешившему в своих заявлениях похоронить советскую авиацию. А бывший военно-авиационный атташе Германии, который за несколько предвоенных лет работы в Союзе не смог добыть достоверной информации о наличии у «Советов» бомбардировщиков подобного класса, был расстрелян.

Второй блин комом

Успех первого налета на вражескую столицу и кажущаяся легкость, с которой он был выполнен, вызвали эйфорию у советского руководства. Тут же было отдано распоряжение сделать бомбардировки Берлина регулярными и массовыми.

8 августа командир авиадивизии Герой Советского Союза генерал-майор М. В. Водопьянов (обладатель Золотой Звезды № 6 за спасение челюскинцев) получил лично от Сталина приказ следующего содержания: «Т-щу Водопьянову. Обязать 81-ю авиадивизию во главе с командиром дивизии т. Водопьяновым с 9.08 на 10.08 или в один из следующих дней, в зависимости от условий погоды, произвести налет на Берлин. При налете кроме фугасных бомб обязательно сбросить на Берлин также зажигательные бомбы малого и большого калибра. В случае, если моторы начнут сдавать по пути на Берлин, иметь в качестве запасной цели для бомбежки г. Кенигсберг. И. Сталин. 8.08.41»

Водопьянов совместно с начальником ВВС РККА генералом П. Ф. Жигаревым начал готовить дивизию к выполнению задачи. Проведенные расчеты показали, что бомбардировщики ТБ-7 и Ер-2 с бомбовой нагрузкой 4000 кг (из них 2000 кг на внешней подвеске) могли с аэродрома Пушкино совершить полет до Берлина и вернуться обратно. После тщательной проверки генералы отобрали 16 Ер-2 и 10 ТБ-7, один из которых должен был вести лично Водопьянов.
Вечером 10 августа заправленные и загруженные под завязку бомберы по одному стали отрываться от земли и брать курс на Берлин. И тут Ер-2 капитана Молодчего сломал шасси, не успев оторваться от взлетной полосы и въехав в дренажную канаву на краю аэродрома. На взлетавшем вслед за ним ТБ-7 майора Егорова сразу после отрыва от земли отказали два правых двигателя, и самолёт, рухнув на землю, превратился в громадный костер. После этого генерал Жигарев остановил вылет остальных бомбардировщиков. В результате на Берлин ушли всего семь ТБ-7 и три Ер-2. Отбомбиться по цели смогли лишь шесть машин. Назад в Пушкино вернулось только две…

Судьба экипажа генерала Водопьянова сложилась следующим образом. Еще при наборе высоты его ТБ-7 был атакован истребителями, получил пробоины, но дошел до цели и отбомбился по Берлину. После этого попал под зенитный огонь, был поврежден и совершил вынужденную посадку на оккупированной немцами территории Эстонии. Лишь через два дня числившийся пропавшим без вести экипаж благополучно вышел к своим.
После этого генерал Водопьянов, несмотря на все предыдущие заслуги, был снят с должности командира дивизии, а на его место назначен полковник А. Е. Голованов — будущий главный маршал авиации и командующий советской авиацией дальнего действия.

«Мы летали под Богом, возле самого рая…»

И все же налеты на Берлин стали регулярными. И сделать это удалось все той же особой группе полковника Преображенского, усиленной еще четырнадцатью самолетами ДБ-3 Ф (Ил-4). В следующий раз его летчики нанесли удар по столице Германии в ночь на 11 августа, потом — в ночь на 13. И далее — через ночь вплоть до 5 сентября, пока не начались бомбардировки немцами обнаруженного аэродрома Кагул. 17 сентября фашисты захватили плацдарм на южном побережье острова Эзель и начали быстро наращивать силы для его полного захвата. Особая группа Преображенского получила команду перелететь на один из подмосковных аэродромов…

Уже после войны дотошные историки подсчитали, что за весь 1941 год английские летчики сбросили на столицу Германии 35,5 тонны бомб. А одна лишь особая авиагруппа Е. Н. Преображенского всего за месяц «разгрузила» над Берлином почти 22 тонны!

В целом же статистика советских налетов на Берлин такова. Было выполнено 86 вылетов. 33 машины прорвались к городу, 37 не смогли выйти к столице Германии и нанесли удары по другим городам. В общей сложности было израсходовано 311 фугасных и зажигательных бомб общим весом 36050 кг. Кроме них были сброшены 34 агитбомбы с листовками. 16 самолетов по различным причинам прервали полет и вернулись на аэродром. Во время налетов было потеряно 17 бомбардировщиков и 7 экипажей, причем 2 самолета и 1 экипаж погибли на аэродроме, когда пытались взлететь с 1000-килограммовой и двумя 500-килограммовыми бомбами на внешних подвесках.

13 августа 1941 года летчикам, участвовавшим в первом налете на Берлин, — полковнику Преображенскому, капитанам Гречишникову, Плоткину, Ефремову и Хохлову — было присвоено звание Героя Советского Союза. В сентябре Героями стали еще пять летчиков особой группы. В конце лета — начале осени сорок первого 13 пилотов были удостоены ордена Ленина, 55 человек — орденов Красного Знамени и Красной Звезды.

В августе 1941 года капитан Шапошников еще дважды видел Берлин под крылом своего бомбардировщика. Во время одного из вылетов летчик был ранен, лечился в госпитале. Может быть, поэтому звание Героя Советского Союза ему было присвоено чуть позже других однополчан — 29 марта 1942 года.
За годы войны Александру Ивановичу довелось поднимать в воздух свой бомбардировщик над Москвой и Сталинградом, над Курской дугой и белорусскими лесами, над Карпатами и многими городами европейских стран.

Весной сорок пятого самолеты гвардейского дальнебомбардировочного полка, которым командовал подполковник Шапошников, вновь одними из первых нанесли удар по Берлину. В последний день войны Александр Иванович совершил свой 318-й боевой вылет.

Но на этом не завершилась его небесная служба. Даже закончив в ноябре 1955 года Академию Генерального штаба и приняв под командование авиационную дивизию, он продолжал летать много и самозабвенно. В его летной книжке записано, что генерал Шапошников освоил 15 типов боевых самолетов, на которых совершил 5406 вылетов, проведя в воздухе в общей сложности 3958 часов. К и без того солидному иконостасу военных наград прославленного летчика за годы мирной службы добавились ордена Красной Звезды и Трудового Красного Знамени.

В 1967 году Александра Ивановича не стало. Сегодня имя Героя носят улицы в Приокском районе Нижнего Новгорода и его родном городе Лысково.

СССР 17 (18) самолётов, 8 экипажей

Бомбардировки Берлина в 1941 году - серия авианалётов на столицу нацистской Германии Берлин , совершённых с 7 августа по 5 сентября советской авиацией во время Великой Отечественной войны .

Предыстория

Через месяц после начала боевых действий 22 июля 1941 года немецкая авиация впервые осуществила массированный авианалёт на Москву , который, впрочем, был успешно отражён. 24 июля немцы повторили бомбардировку, на этот раз им удалось сбросить 300 тонн фугасных и зажигательных бомб . На фоне больших потерь военно-воздушных сил Красной Армии Министр пропаганды Германии Йозеф Геббельс объявил, что советская авиация разгромлена, главнокомандующий люфтваффе Герман Геринг заявил: «Ни одна бомба никогда не упадёт на столицу рейха! ».

Планирование и подготовка

Дорогой мой Эрнст! Война с Россией уже стоит нам многих сотен тысяч убитых. Мрачные мысли не оставляют меня. Последнее время ночью к нам прилетают бомбардировщики. Всем говорят, что бомбили англичане, но нам точно известно, что в эту ночь нас бомбили русские. Они мстят за Москву. Берлин от разрывов бомб сотрясается… И вообще скажу тебе: с тех пор как появились над нашими головами русские, ты не можешь представить, как нам стало скверно. Родные Вилли Фюрстенберга служили на артиллерийском заводе. Завода больше не существует! Родные Вилли погибли под развалинами. Ах, Эрнст, когда русские бомбы падали на заводы Симменса, мне казалось, всё проваливается сквозь землю. Зачем вы связались с русскими?

В дальнейшем боевые вылеты были менее успешными.

Вылет 10 августа

Следующий полёт был запланирован на 10 августа . Было принято решение привлечь к участию в вылетах ВВС РККА под командованием Жигарева П. Ф. Полёт планировалось осуществить силами 81-й бомбардировочной авиационной дивизии с аэродрома города Пушкина на более современных самолётах ТБ-7 (412-й тяжелый бомбардировочный авиационный полк , переименованный в 432-й тяжелый бомбардировочный авиационный полк) и Ер-2 (420-й тяжелый бомбардировочный авиационный полк , переименованный в 433-й тяжелый бомбардировочный авиационный полк).

В приказе Сталина «О порядке награждения лётного состава ВВС за хорошую боевую работу» от 19 августа 1941 года было специально установлено: «При действиях по политическому центру (столице) противника за каждую бомбардировку каждое лицо экипажа получает денежную награду в размере 2000 рублей » (за обычную успешную бомбардировку лётчики ДБ получали 500 рублей ).

Всего в августе-сентябре Орденами Ленина были награждены 13 человек, Красного Знамени и Красной Звезды - 55 человек. В сентябре Героями Советского Союза стали ещё 5 человек, многие получили ордена и медали.

См. также

• Бомбардировка Берлина во Второй мировой войне (англ. )
• Стратегические бомбардировки в период Второй мировой войны

Примечания

Литература

• Бондаренко И. М. Роман-дилогия «Такая долгая жизнь», кн. 2, часть 2, глава 12. М.: Советский писатель, 1990.
• Виноградов Ю. А. «Под крыльями - Берлин» - М.: Терра-книжный клуб, 2005.

– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.

Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.
Государь ушел, и после этого большая часть народа стала расходиться.
– Вот я говорил, что еще подождать – так и вышло, – с разных сторон радостно говорили в народе.
Как ни счастлив был Петя, но ему все таки грустно было идти домой и знать, что все наслаждение этого дня кончилось. Из Кремля Петя пошел не домой, а к своему товарищу Оболенскому, которому было пятнадцать лет и который тоже поступал в полк. Вернувшись домой, он решительно и твердо объявил, что ежели его не пустят, то он убежит. И на другой день, хотя и не совсем еще сдавшись, но граф Илья Андреич поехал узнавать, как бы пристроить Петю куда нибудь побезопаснее.

15 го числа утром, на третий день после этого, у Слободского дворца стояло бесчисленное количество экипажей.
Залы были полны. В первой были дворяне в мундирах, во второй купцы с медалями, в бородах и синих кафтанах. По зале Дворянского собрания шел гул и движение. У одного большого стола, под портретом государя, сидели на стульях с высокими спинками важнейшие вельможи; но большинство дворян ходило по зале.
Все дворяне, те самые, которых каждый день видал Пьер то в клубе, то в их домах, – все были в мундирах, кто в екатерининских, кто в павловских, кто в новых александровских, кто в общем дворянском, и этот общий характер мундира придавал что то странное и фантастическое этим старым и молодым, самым разнообразным и знакомым лицам. Особенно поразительны были старики, подслеповатые, беззубые, плешивые, оплывшие желтым жиром или сморщенные, худые. Они большей частью сидели на местах и молчали, и ежели ходили и говорили, то пристроивались к кому нибудь помоложе. Так же как на лицах толпы, которую на площади видел Петя, на всех этих лицах была поразительна черта противоположности: общего ожидания чего то торжественного и обыкновенного, вчерашнего – бостонной партии, Петрушки повара, здоровья Зинаиды Дмитриевны и т. п.
Пьер, с раннего утра стянутый в неловком, сделавшемся ему узким дворянском мундире, был в залах. Он был в волнении: необыкновенное собрание не только дворянства, но и купечества – сословий, etats generaux – вызвало в нем целый ряд давно оставленных, но глубоко врезавшихся в его душе мыслей о Contrat social [Общественный договор] и французской революции. Замеченные им в воззвании слова, что государь прибудет в столицу для совещания с своим народом, утверждали его в этом взгляде. И он, полагая, что в этом смысле приближается что то важное, то, чего он ждал давно, ходил, присматривался, прислушивался к говору, но нигде не находил выражения тех мыслей, которые занимали его.
Был прочтен манифест государя, вызвавший восторг, и потом все разбрелись, разговаривая. Кроме обычных интересов, Пьер слышал толки о том, где стоять предводителям в то время, как войдет государь, когда дать бал государю, разделиться ли по уездам или всей губернией… и т. д.; но как скоро дело касалось войны и того, для чего было собрано дворянство, толки были нерешительны и неопределенны. Все больше желали слушать, чем говорить.
Один мужчина средних лет, мужественный, красивый, в отставном морском мундире, говорил в одной из зал, и около него столпились. Пьер подошел к образовавшемуся кружку около говоруна и стал прислушиваться. Граф Илья Андреич в своем екатерининском, воеводском кафтане, ходивший с приятной улыбкой между толпой, со всеми знакомый, подошел тоже к этой группе и стал слушать с своей доброй улыбкой, как он всегда слушал, в знак согласия с говорившим одобрительно кивая головой. Отставной моряк говорил очень смело; это видно было по выражению лиц, его слушавших, и по тому, что известные Пьеру за самых покорных и тихих людей неодобрительно отходили от него или противоречили. Пьер протолкался в середину кружка, прислушался и убедился, что говоривший действительно был либерал, но совсем в другом смысле, чем думал Пьер. Моряк говорил тем особенно звучным, певучим, дворянским баритоном, с приятным грассированием и сокращением согласных, тем голосом, которым покрикивают: «Чеаек, трубку!», и тому подобное. Он говорил с привычкой разгула и власти в голосе.
– Что ж, что смоляне предложили ополченцев госуаю. Разве нам смоляне указ? Ежели буародное дворянство Московской губернии найдет нужным, оно может выказать свою преданность государю импературу другими средствами. Разве мы забыли ополченье в седьмом году! Только что нажились кутейники да воры грабители…
Граф Илья Андреич, сладко улыбаясь, одобрительно кивал головой.
– И что же, разве наши ополченцы составили пользу для государства? Никакой! только разорили наши хозяйства. Лучше еще набор… а то вернется к вам ни солдат, ни мужик, и только один разврат. Дворяне не жалеют своего живота, мы сами поголовно пойдем, возьмем еще рекрут, и всем нам только клич кликни гусай (он так выговаривал государь), мы все умрем за него, – прибавил оратор одушевляясь.
Илья Андреич проглатывал слюни от удовольствия и толкал Пьера, но Пьеру захотелось также говорить. Он выдвинулся вперед, чувствуя себя одушевленным, сам не зная еще чем и сам не зная еще, что он скажет. Он только что открыл рот, чтобы говорить, как один сенатор, совершенно без зубов, с умным и сердитым лицом, стоявший близко от оратора, перебил Пьера. С видимой привычкой вести прения и держать вопросы, он заговорил тихо, но слышно:
– Я полагаю, милостивый государь, – шамкая беззубым ртом, сказал сенатор, – что мы призваны сюда не для того, чтобы обсуждать, что удобнее для государства в настоящую минуту – набор или ополчение. Мы призваны для того, чтобы отвечать на то воззвание, которым нас удостоил государь император. А судить о том, что удобнее – набор или ополчение, мы предоставим судить высшей власти…
Пьер вдруг нашел исход своему одушевлению. Он ожесточился против сенатора, вносящего эту правильность и узкость воззрений в предстоящие занятия дворянства. Пьер выступил вперед и остановил его. Он сам не знал, что он будет говорить, но начал оживленно, изредка прорываясь французскими словами и книжно выражаясь по русски.
– Извините меня, ваше превосходительство, – начал он (Пьер был хорошо знаком с этим сенатором, но считал здесь необходимым обращаться к нему официально), – хотя я не согласен с господином… (Пьер запнулся. Ему хотелось сказать mon tres honorable preopinant), [мой многоуважаемый оппонент,] – с господином… que je n"ai pas L"honneur de connaitre; [которого я не имею чести знать] но я полагаю, что сословие дворянства, кроме выражения своего сочувствия и восторга, призвано также для того, чтобы и обсудить те меры, которыми мы можем помочь отечеству. Я полагаю, – говорил он, воодушевляясь, – что государь был бы сам недоволен, ежели бы он нашел в нас только владельцев мужиков, которых мы отдаем ему, и… chair a canon [мясо для пушек], которую мы из себя делаем, но не нашел бы в нас со… со… совета.