Михаил дзюбенко. Падает снег, каждая снежинка на своем месте
Основные положения этой статьи были впервые высказаны на конференции «Поэтическая функция» (Ленинград, февраль 1989 года). Статья была впервые напечатана на английском языке в издании: «Poetics journal», № 8, 1989, Berkley.
История
филологии XX века показывает необходимость тесного взаимодействия творцов
художественной и научной культур. Достаточно вспомнить о воздействии футуризма
- сначала на русский формализм, а через него - на мировой структурализм.
Дело не только в том, что поэзия развивается, заставляя филологов пересматривать
устаревающие методы анализа; дело в создании единого творческого поля,
насыщенного новыми моделями и концепциями.
К реалиям сегодняшней поэзии и - шире - сегодняшнего искусства ученые
должны отнестись как к реальности, а не как к очередному материалу для
разбора. Бесполезно обсуждать, что составляет суть современной новой поэзии:
метафора, метаморфоза или метабола, - ибо при предельной размытости каждого
из этих терминов их употребление не только лишает «новую поэзию» ее новизны,
но и уводит взгляд исследователя назад, вырабатывая филологическое косоглазие.
Старыми терминами не опишешь новых явлений. Проблема в том, насколько
сам ученый обладает новым взглядом, т.е. смотрит ли он на данное явление
уже изнутри или по-прежнему снаружи. Самое важное сейчас - не критический
анализ «новой поэзии», для которого еще нет соответствующей научной почвы.
Самое важное - реализация в филологии того задела, который создан поэзией
нового взгляда. На этих путях поэзия и филология откроют свое высшее родство.
У Ивана Жданова есть стихотворение «Стол»:
Домашний зверь, которым шорох стал
и ход лесной, - вот этот стол уютный.
В твоей глуби он дикий быт смешал
с возней корней, таинственной и мутной.
И иногда с поверхности его
под шум ветвей, замешенный на скрипе,
как скатерть рук, сползает торжество
медвежьих глаз, остановивших липы,
их мягкий мед, скользящий по стволам,
сквозь лапки пчел, сквозь леденящий запах.
И в этот миг живут по всем стволам
немые лица на медвежьих лапах.
Отвлечемся
от эстетического значения этого стихотворения. Для нас существенно сейчас
то, что здесь явно присутствует модель компрессии, т.е. сжатия временной
координаты данной материи с переводом ее в пространственную. Этот кусок
дерева в данный момент - стол, но в тоже время «в своей глуби» он - все,
чем был и что его касалось. Налицо снятие оппозиции «синхрония/диахрония»,
приводящее к компрессивному переходу.
Аналогичная модель существует и в филологии, в частности - в лингвистике
измененных состояний сознания (ЛИСС). Ее создатель отечественный ученый
Д.Л. Спивак опытным путем обосновал филогенетическую гипотезу о том, что
на глубинных уровнях сознания сохраняются древние языковые структуры,
«сформировавшиеся на давно пройденных этапах его развития и согласующиеся
с основными этапами естественного освоения языка при развитии каждого
человека (1, 37). Здесь сходятся не только психология измененных состояний
сознания, сравнительно-историческое и типологическое языкознание. Положения
ЛИСС существенны и для эстетики. Можно вспомнить «возвратные движения
по продольному срезу языка» (2, 107) у футуристов, в частности у Д. Бурлюка,
Хлебникова и Маяковского, причем это связано не столько со стилизацией
(у последнего она отсутствует вовсе), сколько с исходной творческой установкой
на воспроизведение «прахудожественных смысловых образований» (2, 107).
У Жданова компрессия переходит из области поэтического языка в область
поэтических идей.
Но в синхронии существует множество языков, причем многие из них находятся
в свернутом состоянии, будучи еще не реализованными. В частности, М. Бахтин
писал о языковом кругозоре романа: «Это - конкретный социально-языковой
кругозор, обособляющий себя в переделах абстрактно-единого языка. Этот
языковой кругозор часто не поддается строгому лингвистическому определению,
но он чреват возможностями дальнейшего диалектологического обособления;
это - потенциальный диалект, еще не оформившийся эмбрион его. Язык в его
исторической жизни, в его разноречивом становлении наполнен такими потенциальными
диалектами: они многообразно скрещиваются между собой, недоразвиваются
и умирают, но некоторые расцветают в подлинные языки. Повторяем: исторически
реален язык как разноречивое становление, кишащее будущими и бывшими языками»
(5, 158). Это описание удивительно напоминает современные физические описания
вакуума, кишащего виртуальными частицами. Среди них есть и фридмоны, заключающие
в себе целые вселенные; однако попасть в них можно, лишь проникнув внутрь
этой частицы. Но разве не того же требует знакомство с новыми языками
и культурами?
Так мы приходим к проблеме характерного для «новой поэзии» полистилизма.
С семиотической точки зрения это означает, что в рамках одной семиотической
системы задействованы разные культурные коды.
В статье
«Драма, поэма, роман» Ролан Барт писал: «…Можно сказать, что дискурс не
просто использует язык, но совершает работу по его компенсации: дискурс
как бы одаривает язык, восполняет его лакуны. …Писатель - одинокий, обособленный,
противостоящий всем остальным говорящим и пишущим людям - это тот, кто
не допускает, чтобы предписания его родного языка заговорили вместо него,
это тот, кто знает и чувствует пробелы этого языка и создает утопический
образ другого языка, тотального, - языка, в котором нет ничего предписанного;
вырабатывая свой дискурс, писатель, сам того не ведая, то заимствует из
греческого языка средний залог - в тех, например, случаях, когда он обращает
свое письмо на самого себя, а не передоверяет его некоему священному своему
образу (подобно индоевропейцу, берущему нож из рук жреца, чтобы совершить
над собой обряд жертвоприношения): то перенимает из языка нутка диковинную
структуру слова, где информация о субъекте играет самую ничтожную роль
и появляется в последний момент в форме второстепенного суффикса, эмфатически
присоединенного к корню; то берет из древнееврейского такую (диаграмматическую)
фигуру, согласно которой показатель лица либо предшествует, либо следует
за глаголом в зависимости от того, куда - в прошлое или в будущее - это
лицо обращено: то заимствует из языка чинук неведомый нам способ членения
временного континуума (система прошедших времен: неопределенное, недавнее,
мифологическое) и т.п.: все эти способы языкового выражения, как бы сливаясь
в единый обширный образ языка, в то же время свидетельствуют о возможности
установить связь между субъектом и его высказыванием путем центрации или
децентрации этого субъекта невиданными для нас и для нашего родного языка
средствами. Такой тотальный язык, составленный из элементов других языков,
но им внеположный, - это отнюдь не lingua adamica (совершенный, первородный,
безгрешный язык); напротив, он образован пустотами всех существующих на
свете языков, но запечатлевает их уже не в грамматике, а в самом дискурсе»
(6, 147-148).
Это гениальное предположение, явно недооцененное самим автором и вынесенное
им в примечание, требует развития. Если, с одной стороны, каждый человек
является носителем своего языка во всем историческом развитии, а с другой,
возможно грамматическое перетекание языков на эстетическом уровне, в процессе
творчества, то не логично ли предположить, что в принципе человек является
носителем всех языков во всем объеме их развития? В нем, на глубинных
уровнях сознания (приобретающих первостепенное значение в процессе творчества),
заложена способность проникать в логику других языков, т.е. художественное
творчество есть прорыв в другой язык - с использованием свойств и лакун
данного.
Данная гипотеза сразу же требует уточнения сферы своего применения. Барт
представляет прорывы в другой язык на морфологическом и синтаксическом
уровнях; результаты опытов Спивака также касаются морфологических и синтаксических
структур. Возникает вопрос: затрагивает ли выдвинутое предположение уровень
фонетики, и каким образом?
В этой связи целесообразно сослаться на два исследования.
Первая группа исследований, ведущаяся тбилисским психологом А.Г.Баиндурашвили
и его коллегами, посвящена проблеме связи наименования и словотворчества
с пониманием бессмысленных звукокомплексов. Эксперименты в этом направлении
были начаты еще Д.Н. Узнадзе. Благодаря им «выяснилось, что степень совпадения
подобранных из списка бессмысленных звуковых комплексов названий для подлежащего
наименованию содержания столь высока, что не может быть обусловлена случайностью.
Как оказалось, бессмысленные звуковые комплексы переживались испытуемыми
в качестве носителей функции определенного названия; при этом для взаимосвязывания
звукового комплекса и значения оказалось необходимым переживание наименовывающим
звукового комплекса как носителя функции названия, соответствующего наименовываемому
содержанию. Причем переживание бессмысленного звукового комплекса как
носителя функции определенного названия характеризуется значительной интер-
и интраиндивидуальной устойчивостью, что находит свое выражение как в
совпадении сделанного различными испытуемыми выбора, так и в высокой степени
совпадения результатов, полученных на одних и тех же испытуемых в разное
время» (7, 187).
Для всех случаев специфичны и в научном отношении важны три момента:
1) «…звуковой комплекс возникает в сознании испытуемых внезапно. Когда
испытуемый создает мотивированное слово, то процесс его подбора протекает
в плане сознания, в то время как процесс формирования звукового комплекса
большей частью не подчиняется контролю сознания. …Доступным сознанию оказывается
лишь результат этого процесса - сформированный звуковой комплекс» (7,
188);
2) «с точки зрения соответствия наименовывающему содержанию, звуковой
комплекс переживается как обладающий дифференцированной структурой, в
которой несколько звуков центрированы, выдвинуты на передний план, а остальные
составляют фон. Центрированные звуки по сравнению со звуками, образующими
фон, имеют некоторое преимущество, однако степень соответствия в конечном
итоге все же определяется звуковым комплексом как целым» (7, 189);
3) «… согласно показаниям испытуемых, у них возникает чувство, будто не
они производят выбор названия из списка бессмысленных слов, а будто их
выбор направляет сам звуковой комплекс» (7, 190).
Наконец, исключительный интерес представляют данные о том, что «в многочисленных
экспериментах, проведенных известным методом Ш. Тсуру и Х. Фриса, испытуемым
удавалось правильно опознать пары антонимных слов совершенно незнакомого
им языка в количестве, которое превышает возможное число случайных совпадений.
За исключением 3 - 5% случаев, испытуемые были уверены, что правильно
подобрали значения к словам незнакомого языка, причем в 70 - 80% случаев
степень уверенности была довольно высокой, а степень уверенности испытуемых
в правильности выбора оказалась в высокой положительной корреляции с фактической
правильностью опознавания» (7, 192 - 193).
Итак, фонетика связана с наименованием, причем языковая принадлежность
не играет здесь определяющей роли. Семиотический подход к данной проблеме
продемонстрирован в работе В.Н. Съедина (8).
Вводя категорию ноумена как «продукта рассудка семиотически отражающего
организма, формирующего структуру пространства, и вместе с тем средства
структурирования пространства» (8, 238) и показывая образование звуковой
шкалы пространственной полярности, исследователь пишет: «Непосредственно
обусловливающие друг друга пространственные элементы суть ОТ и ДО, аккумулирующиеся
в русской речи, в частности, в звуке У. Разворачивающийся по обе стороны
от аккумулирующего центра «у» импульсирующий звуковой поток выглядит так:
ОТ центр ДО
Э/А/О/У/В/Ф/Б/П/М
Одни звуки
этого потока проявляют свою значимость количественно-пространственных
категорий в составе речевых агрегатов, другие - в роли так называемых
приставок и предлогов. <…>
Взгляд на указанный звуковой поток с точки зрения принципов звуковой артикуляции
и акустики обнаруживает в нем закономерности: в направлении спецификации
момента ОТ постепенно убывает артикуляционно-акустическая характеристика
«лабиальность» и нарастает характеристика «гласность»; наоборот, в направлении
спецификации момента ДО убывает характеристика «гласность» и последовательно
нарастают характеристики «согласность» и «лабиальность». Эти закономерности
отражают порядок градуирования пространственной полярности и, соответственно,
порядок наделения звуков значимостью» (8, 284 - 285).
Далее приводятся примеры «некоторых ноуменов разных вариантов речи, выражения
одного концепта, цельность которого обеспечивается одним тоном, …акустико-артикуляторное
определение которого - «лабиальность»» (8, 286). Все примеры, взятые из
разных языков, обладают значениями «вращение», «виток», «версия», «волна»,
«круг», «менять» и т.д., то есть (добавим от себя) позволяют описывать
спиральные структуры со сменой внутренней и внешней координат.
На основе изложенных данных рассматривается дальнейшая спецификация количественно-пространственных
категорий. Предлагается членение семиотики как науки «на ноуменологию,
рассматривающую процесс формирования суждений, и текстологию, определяющую
правила идентификации объектной области через использование ноуменов»
(8, 289).
Таким образом, на фонетическом уровне связь между языками осуществляется
в наименовании и структурировании мира. В связи с этим нужно обратить
внимание на «присущие глубинным слоям цепочки номинативных предложений»
(9, 81, примечание). Не исключено, что аспект наименования также должен
входить в предмет ЛИСС. Это позволит дать новый ответ на старый вопрос
о психологической значимости дифференциальных признаков фонем.
Приведенные
материалы показывают, что на фонетическом уровне понятие прорыва в иной
язык не имеет смысла, если иметь в виду не наименование, но более высокие
уровни творчества. Однако в принципе значимость реферированных работ при
традиционном подходе к языкам как к изолированным системам представляется
чисто периферийной. Чтобы эвристическая ценность данных фактов стала очевидной,
необходимо принять иную точку зрения, чем та, на которой зиждется современная
лингвистика.
Необходимо понять, что существует единый лингвистический универсум, объединяющий
все языки мира во всем объеме их исторического развития и функциональных
приложений. Этот универсум не есть научная абстракция. Он проявляется
конкретно: на низшем, фонетическом уровне - в наименовании, причем здесь
языковые различия не играют определяющей роли; на высшем, грамматико-синтаксическом
уровне - в творчестве, которое только и возможно благодаря существованию
разных языков и само есть неосознанное или, реже, осознанное заимствование
иноязычных структур. Можно было бы сказать, что существуют две формы энергии
языка: действительная и потенциальная; последняя и есть форма существования
лингвистического универсума. Связь между языками осуществляется на всем
спектре состояний сознания, и традиционными методами лингвистического
анализа этой связи обнаружить нельзя.
Если вслед за Ж. Лаканом принять в качестве наглядной модели языка ленту
Мёбиуса, то центр лингвистического универсума, являющего собой органическое
сопряжение целой системы таких лент, есть нечто вроде точки сингулярности,
точки Большого Взрыва. Творческая мысль движется со сверхсветовой скоростью,
упреждая будущее. Филология поэтому не должна базироваться на изучении
готовых, уже сформированных структур. Во всем необходим исполнительский
подход, блестящий образец которого применительно к литературе дал Мандельштам
в «Разговоре о Данте»:
«Мы описываем как раз то, чего нельзя описать, то есть остановленный текст
природы, и разучились описывать то единственное, что по структуре своей
поддается поэтическому изображению, то есть порывы, намеренья и амплитудные
колебания» (11, 48). Это относится и к филологам; но чтобы выполнить это
требование, надо быть Поэтом.
Знание одного языка есть знание всех языков, но знание потенциальное.
В принципе возможно и актуальное знание всех языков: человеческий мозг
способен вместить при рациональном хранении всю выработанную на сегодняшний
день информацию (см.: 12, 150). Видимо, таков в перспективе облик лингвиста,
гуманитария вообще. Но на сегодняшний день индивидуальные возможности
скромнее; и для научного прорыва необходимо объединение нейрофизиологов,
психологов, филологов, искусствоведов - обладающих новым взглядом и готовых
двигать науку на новых основаниях. Открываются грандиозные перспективы.
Нейрофизиология в сотрудничестве с физикой стоит перед необходимостью
создать новую модель работы мозга с учетом синэргетического характера
происходящих в нем процессов (13). Это влечет за собой изменения в представлении
о связи «мозг - язык». Психология и лингвистика измененных состояний сознания
будут заниматься изучением связи различных языковых пластов и языков различных
типов с разными состояниями сознания. Несомненна также связь измененных
состояний с различными типами культур и эстетическими программами (см.:
9, 82 - 83). Лингвистике предстоит преодолеть раздельное видение языков
и в связи с этим особое внимание уделить аспекту наименования, а также
потенциальным возможностям сопряжения языков. Литературоведы же имеют
дело уже с конкретными фактами языковых сопряжений, т.е. с произведениями
искусства. Плодотворным было бы сотрудничество лингвистов и литературоведов
в изучении иноязычных структур. Например, нет сомнения, что специалисты
по персидскому языку могли бы внести немалый вклад в изучение творчества
В. Хлебникова.
Библиография
1. Д.Л.
Спивак. Лингвистика измененных состояний сознания. Л., 1986.
2. И.П. Смирнов. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М.,
1977.
3. О.Л. Свиблова. Генезис нового знания и перспективы совершенствования
искусственного интеллекта // Психологические проблемы создания и использования
ЭВМ. М., 1985.
4. Вяч. Вс. Иванов. Лингвистика и исследование афазии // Структурно-типологические
исследования. М., 1962.
5. М.М. Бахтин. Слово в романе // Вопросы литературы и эстетики: Исследования
разных лет. М., 1975.
6. Р. Барт. Драма, поэма, роман // Называть вещи своими именами: Программные
выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. М., 1986.
7. А.Г. Баиндурашвили. Некоторые характерные особенности речевого знака
в аспекте проблемы реальности бессознательного психического // Бессознательное:
Природа. Функции. Методы исследования. Том III. Тб., 1978.
8. В.Н. Съедин. Структура количественно-пространственных категорий - исток
и основа ноуменопорождения // Материалы научного семинара «Семиотика средств
массовой коммуникации». В 2-х частях. Часть II: Лингво-семиотические исследования.
М., 1973.
9. Д.Л. Спивак. Лингвистика измененных состояний сознания: проблема текста//
Вопросы языкознания. 1987, № 2.
10. Б.В. Сухотин. Основные проблемы грамматики и семантики в тензорном
изложении // Проблемы структурной лингвистики - 1976. М., 1978.
11. О. Мандельштам. Разговор о Данте. М., 1967.
12. Вяч. Вс. Иванов. Чет и нечет: Асимметрия мозга и знаковых систем.
М., 1978.
13. А.С. Михайлов. Физики задумываются над механизмом работы мозга //
Природа. 1987, № 3.
Апрель 1987
Михаил Александрович Дзюбенко – литературовед и критик, филолог, историк.
Родился в 1966 году в Москве в семье гуманитариев. Отец – редактор и литературный критик, мать – редактор. Это повлияло и на интересы Михаила Дзюбенко, который уже в 1982-1983 был внештатным корреспондентом газеты «Московский литератор» (специализировался на проблемах художественного перевода и русской классической литературы).
Во второй половине 80-х, после знакомства с К.А. Кедровым, стал заниматься поэтикой современной литературы. Первая публикация по этой теме – статья «“Новая поэзия” и перспективы филологии», напечатанная вначале по-английски и лишь спустя 15 лет по-русски.
Был организатором одной из первых в Советском Союзе официальных конференций по авангарду с участием академических учёных и деятелей авангарда («Новые языки в искусстве»; МГУ, 1–5 февраля 1988 г., около 50 докладов + круглый стол). Писал о творчестве Елены Кацюбы, Константина Кедрова и Евгения Даенина. Выдвинул концепцию палиндрома как фундаментальной стиховой структуры.
В 1992 году окончил отделение русского языка и литературы филологического факультета МГУ. После чего работал учителем русского языка и литературы в ряде государственных и частных школ.
В 1994-1996 годах работал в составе редакции первых номеров журнала по русской и теоретической филологии «Philologica» (под редакцией М.И. Шапира и И.А. Пильщикова). Также в 1995 году сотрудничал в редакции «Художественного журнала» (подготовка к изданию книги «Визуальная антропология»).
В 1995-1997 годах работал преподавателем церковнославянского языка и риторики в ряде воскресных школ приходов РПЦ.
С 1997 по 2000 гг. – внештатный редактор издательства РГГУ (выпущено пять книг, среди них сборники Мандельштамовского общества).
В 1998-2002 гг. работал преподавателем истории старообрядчества и смежных спецкурсов в Свято-Филаретовском институте – одном из высших учебных заведений РПЦ.
В 2000-2003 учился в аспирантуре историко-филологического факультета РГГУ.
С 2000 по 2010 гг. – научный сотрудник Отдела рукописных фондов Государственного Литературного музея.
В 2008 выступил внештатным редактором издательства НЛО (подготовил к печати книгу Е. Калашниковой «С любовью по-русски: Интервью с переводчиками»).
В 2008-2011 гг. преподавал старообрядческую литературу (создатель авторского курса) в Старообрядческом духовном училище в Москве.
В 2012 году стал экскурсоводом проекта Департамента культуры г. Москвы «Выход в город».
Выступал на конференциях и круглых столах по проблемам современной литературы. Консультировал издателей. Выполнял переводы с английского языка по проблемам гуманитарного знания.
Кроме того с 1989 года по настоящее время ведет частную преподавательскую деятельность. Подготовлено к поступлению в вузы несколько сотен человек, из которых впоследствии вышли философы, филологи, переводчики, журналисты, специалисты по рекламе.
15 марта 1917 года (по новому стилю) произошло одно из ключевых событий Февральской революции 1917 года и истории России XX века в целом: русский Император и верховный главнокомандующий Николай II вынужден был подписать отречение от престола . Свой комментарий на это событие дал старообрядческий историк и филолог Михаил Александрович Дзюбенко .
Старообрядческий историк и филолог Михаил Александрович Дзюбенко
Часто можно услышать, что старообрядцы поддерживали революционеров материально, «спонсировали революцию». А как в старообрядческих кругах отнеслись к событиям 1917 г.?
Начнем с того, что я не уполномочен говорить от имени старообрядцев. Что же касается утверждения «Часто можно услышать, что старообрядцы спонсировали революцию », то каждое из этих слов нуждается в расшифровке. Имеются в виду старообрядцы как Церковь?
Нет, как люди.
А люди отвечают за свои поступки сами. Скажем, человек пошел и украл. Разве об этом можно сказать: «старообрядцы украли»? Теперь о том, что «часто можно услышать ». Идея о том, что революцию в значительной степени сделали старообрядцы, появилась совсем недавно, в 1990-х гг., когда страну покинула большая часть тех, кого псевдопатриотические круги до этого традиционно считали виновными в революции, то есть евреи. Потребовалось найти новых виновных. А поскольку ни русский народ в основной своей массе, ни господствующая церковь виновными в революционных событиях признавать себя не хотят, то появилась идея назначить виновными староверов . Эту идею в нескольких статьях обозначил экономист О. Л. Шахназаров. А затем ее стал развивать некто А. В. Пыжиков, историк, бывший чиновник и несостоявшийся депутат, судя по сочинениям — поклонник Андропова. За последние три года он выпустил уже вторую книгу о старообрядцах. Это как раз его идея, что старообрядцы не просто спонсировали революцию, а сформировали костяк новой власти.
Известные начетчики начала XX века: М. И. Бриллиантов, Н. Д. Зенин, П. Г. Брехов, Ф. Е. Мельников, С. Д. Шиглов. «Старообрядческая мысль», 1914 г.
Если внимательно прочитать его книги, то видно, что они не имеют ничего общего с научной литературой. Там не определен предмет исследования, не обозначена методология, содержится огромное количество фактических ошибок и умолчаний. Перед нами псевдонаучный манипулятивный монтаж в востребованном ныне стиле. Относиться к этим работам и содержащимся в них заявлениям серьезно не стоит.
Павел Павлович Рябушинский (1871-1924)
Например, говорится о «революции ». Но какая из них имеется в виду? В начале XX века у нас было три революции, и все разные. К февралю 1917 года старообрядцы относились положительно, потому что думали, что из этого что-то получится. Потом, уже в августе, на Государственном совещании в Большом театре Павел Павлович Рябушинский заявил, что все разваливается и надо с этим что-то делать. В ноябре, когда были выборы в Учредительное собрание, у старообрядцев был свой отдельный избирательный список, который в отдельных губерниях получил какие-то ничтожные проценты. И в целом, конечно, старообрядцы были настроены отрицательно по отношению к тем, кто захватил власть в октябре.
Правда, есть один сложный момент: когда говорят «старообрядцы », не различают поповцев и беспоповцев. В беспоповцах было много людей достатка ниже среднего (мало кто знает, например, что бурлаки тоже были староверами — не все, но в значительной степени). Этим людям терять было нечего. А традиционные старообрядцы-поповцы были люди зажиточные, на которых держалась чуть ли не половина хозяйства страны. И они к 1918 г. потеряли все. Им не нужна была революция, им нужна была эволюция.
Распространенное представление о том, что старообрядцы только старого держались и ничего нового не делали, — это тоже неправда. Возьмем Первую мировую войну, которая, на мой взгляд, ничего хорошего России не принесла. Но кто у нас налаживал производство вооружений? — Военно-промышленный комитет. А кто его возглавлял? — Павел Павлович Рябушинский , виднейший деятель старообрядчества, строитель храмов, меценат. Таким образом, кто начал в ХХ веке создавать современный российский ВПК? — Старообрядцы. Кто начал строить завод АМО, который потом стал ЗИЛом? — Тоже старообрядцы. Там и танки планировали собирать.
Владимир Павлович Рябушинский (1873-1955)
Есть двухтомный сборник статей по военным и общественным вопросам 1910 года, который называется «Великая Россия» , его редактировали братья Рябушинские — Павел Павлович и Владимир Павлович (кстати, в эмиграции он основал знаменитое общество «Икона» ). Это ответ Столыпину . Так вот, в предисловии Владимир Павлович пишет, что для того, чтобы создавать великую Россию, не нужно оглядываться на XVII век. Да, мы знаем, что на деньги Саввы Морозова революционерами в 1905 году покупалось оружие, но он не спонсировал этих покупок. Это произошло потому, что он дал вексель людям, которым доверял. А потом представитель этих людей, Красин , его убил. Я уж не говорю о том, что Савва Морозов был очень светским человеком. Дело в том, что монолитность старообрядчества к тому времени была нарушена.
Тут надо понимать, что в какие-то моменты оно было чисто религиозным движением, в какие-то — больше культурным и хозяйственным. И в том, что происходило в те годы, в значительной степени решения каждый принимал сам. Еще иногда говорят, что якобы беспоповцы построили советскую власть. Это совершенно бездоказательное утверждение. Старообрядцы — кулаки. Крупская даже говорила: "Борьба со старообрядчеством есть борьба с кулачеством" .
Да, действительно, сначала старообрядцы думали, что им дадут жить, как они хотят . Хотя надо сказать, что уже в 1918 г. в одном из последних номеров журнала «Голос Церкви» было напечатано воззвание архиепископа Московского Мелетия (Картушина) к борьбе с безбожниками. Несколько епископов и видных деятелей старообрядческой церкви вынуждены были бежать уже тогда. Однако планомерные закрытия старообрядческих храмов начались с конца 1920-х годов, и это связано с Декларацией митрополита Сергия (Страгородского), который был непримиримым противником старообрядчества. В 1927 г. состоялся последний ежегодный собор Старообрядческой Церкви, который разрешила провести власть. Из 27 епископов, служивших в этом году, к 1941 г. оставалось всего двое (из них один на свободе), то есть меньше 10 процентов . Остальные или погибли, или бежали.
«Переезд выселенной семьи», 1918 г. Художник-очевидец И.А. Владимиров
Перед революцией только в Москве старообрядцами было построено около 20 храмов. Но когда я пришел в Церковь, в Москве был только один поповский храм на Рогожском кладбище и один беспоповский — на Преображенском. Все остальное или снесли, или отдали под общежития, или продали, поскольку формально они не считались памятниками, хотя там есть изумительные постройки эпохи модерна. И так было по всей стране. Кроме того, до революции значительная часть старообрядческих богослужений совершалась в домашних молельнях. Купеческие молельни были открыты для всех. Но когда не стало купцов, не стало и этих молелен...
Хотел бы также напомнить, что весь комплекс антирелигиозных мер советской власти был заимствован ею у Синода, занимавшегося как раз борьбой с «раскольниками» . Об этом мне уже приходилось подробно говорить и писать. В совокупности по всей стране до революции примерно 10-15% русского населения были старообрядцами, у них было около 1000 храмов. Старообрядчество было очень влиятельной конфессией, оно имело огромное количество школ, печатных изданий. Сейчас нас в 10 раз меньше — примерно 1,5% населения. И это невосстановимо.
Если вернуться к моему вопросу об отношении к событиям 1917 года: известно, что некоторые священнослужители Русской Православной Церкви восприняли происходившие события как суд Божий, как кару в том числе за их грехи, за то, что они делали или, наоборот, не успели сделать. Было ли такое сознание среди старообрядческого духовенства?
Да, сохранились письма некоторых старообрядческих священников о том, что не следовало поддерживать отречение царя от престола. Однако надо четко понимать: старообрядчество лишь в последние десять лет существования Российской империи было ограниченно допущено к общественной жизни и, в отдельных случаях, к государственной жизни. Повлиять на общий ход событий оно, может быть, и хотело, но не могло, поскольку весь уклад российского государства противоречил ценностям древлеправославия. Так что, безусловно, главную ответственность за произошедшее в 1917 г. несут те, у кого были власть и численное преимущество, и переложить эту ответственность на других не получится.
«Сжигание орлов и царских портретов», 1917 г. Художник-очевидец И.А. Владимиров
Имеются в виду слова Столыпина , сказанные им в 1907 г. во время выступления во II (отличавшейся крайним либерализмом) Государственной думе: «Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от исторического прошлого России, освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения — нам нужна великая Россия» . Впоследствии последняя фраза была высечена на памятнике, стоявшем на могиле Столыпина в Киево-Печерской лавре и снесенном 16 (29) марта 1917 г., через две недели после Февральской революции.
На рубеже веков русское старообрядчество переживало возрождение. Указ о веротерпимости 17 апреля 1905 г. и последовавшее за ним распечатывание алтарей позволили ему выйти на поверхность социальной и политической жизни России. Этот выход подготовлен был также внутренними процессами, происходившими в старообрядчестве в течение ХIХ в.: укреплением позиций в деревне благодаря высокой трудовой морали и социальной сплоченности, что привело к процветанию старообрядческого крестьянства, и накоплением капитала, помещением его в быстрорастущие предприятия (заводы, фабрики, железные дороги и проч.), создавшим мощную экономическую базу старообрядчества. До 1917 г. старообрядцы издавали самую разнообразную литературу по вопросам церкви и культуры, несколько периодических изданий, среди них — журнал «Церковь» , газеты «Голос старообрядца» , «Народная газета» . В то же время Указ не давал старообрядцам даже тех прав, которыми уже пользовались в России еще до этого акта инославные и даже иноверные (магометанское, иудейское и языческое) исповедания. А в декабре 1907 г. последовало синодальное определение «О законопроектах, касающихся осуществления свободы совести» . Вот выдержки из него: "Старообрядцы и другие исповедания не пользуются никакими правами распространять свое вероучение; губернаторы и полиция пресекают все подобные деяния: подвергают аресту и суду старообрядческих и иных проповедников, содействуют господствующему духовенству в миссионерском деле... Постройка старообрядческих храмов и молитвенных домов, совершение крестных ходов и т. п. разрешается с дозволения епархиального начальства господствующей церкви" .
В 1938 г. единственным старообрядческим архиереем, оставшимся на свободе, был престарелый епископ Калужско-Смоленский Сава (Симеон Ананьев), хиротонисанный в 1922 г. Ожидая каждый день ареста и казни, в 1939 г. владыка Сава единолично рукоположил епископа Паисия (Петрова) своим преемником на Калужско-Смоленскую епархию. К счастью, ареста не последовало, и в 1941 г. владыка Сава по ходатайству рогожских старообрядцев возвел вернувшегося из заключения епископа
Дзюбенко Михаил Владиленович
(Москва)
Стихи не пишу. Иногда они рождаются сами. Примерно уже лет 5-6. Этот малопонятный мне процесс помогает жить и приносит большое удовлетворение. Он похож на кошку, которая сейчас шебуршится в углу комнаты за занавеской: там теплая батарея и кошка вылезает она из-за нее только, когда припрёт. Припирает в крайнее время все чаще.
Иногда пытаюсь делать серьезное лицо. Но никто мне не верит. Ну, и, слава богу.
_________________________________________________________________________________________
***
И вот воскресенье. Белёсое утро и небо тяжёлое
каплями плачет о том что не будет сегодня заката
пронзительно яркого в городе буден.
Ворона в окно на меня посмотрела и камнем свалилась
в низкое небо — по вечным делам своим побежала —
ведь падаль высоко совсем не летает.
На улице слякоть и соль на ботинках доела дневную
порцайку резины, теперь отдыхает в плену коридора,
на кухню её домовой не пускает.
В столовой ворчливо гремят сковородки, сегодня им масла
подлили поменьше, не знают они что душистое сало
парадом командовать будет в обеде.
И радостно рядом жужжит холодильник, он нам заморозил
бутылочку водки и тихо поёт в предвкушенье подарка
который достанется нам непременно.
В углу замигала гирляндами ёлка — её до сих пор
в антресоль не убрали, и помнит она что до марта уж точно
ловить будет часто довольные взгляды.
А мы не торопимся, ведь воскресенье и небо в квартире
ни очень-то низко, глядит на нас сверху с довольным
прищуром — на улице места сегодня поменьше.
А в комнате дальней плюхнулась книжка,
с книжного шкафа — игра домового. Ему настроение
тоже вернули — получит сегодня он водки рюмашку
И будет в ночи громыхать в коридоре, кидая игрушки свои,
с верхней тучи на небе, которое мы здесь подняли.
СКИФИЯ: АНТОЛОГИЯ СЕТЕВОЙ ПОЭЗИИ
ТОМ 1: СЕРЕБРЯНЫЕ СТИХИ ВИРТУАЛЬНОГО ВЕКА
Издательство "Скифия"
Санкт-Петербург, 2009
ISBN: 978-5-903463-27-5
твердый переплет
формат: 70*108/32
384 стр.
тираж: 1000 экз.